уло душу дружинного старшины. -- Владетель, -- проговорил он, -- а откуда нам знать, не вторглись ли они в земли Бхаалейна? Ведь стоячие камни высятся по его сторону гряды... Картроз воззрился на него, словно готовясь испепелить взглядом. -- Действительно, -- прошептал он. -- Откуда? Он помолчал миг, глядя в высокое окно, за которым полыхали последние отсветы заката. -- Льячи, -- приказал он, -- отбери из дружины самых сильных боевых магов. Возьми с собою Тамариса -- пусть он держит связь с Мириеной в замке. Я поведу отряд. Молчи!.. -- Он воздел руку. -- Это мой долг. Мы выжжем их поганое гнездо с лица Эвейна! Ибо никому не дозволено безнаказанно порочить имя владетеля Картроза. А что есть более страшный упрек владетелю, как не слова: "Твои люди угнетены!" Глава 5 Очнувшись, рядовой Паша Гришаков сразу вспомнил, как его убили. Воспоминание было ярким, словно фильм на импортной кинопленке, -- огрызаясь короткими очередями, он пятился к бээмдэшке, и вдруг прямо перед ним, словно из-под земли, вырос бородатый, в кожаной с бляхами куртке, воняющий чем-то острым, незнакомым, местный, а меч уже был занесен, и Пашка инстинктивно вскинул автомат вверх -- и потом обрыв, темнота, будто враз вырубили свет. Сейчас свет снова появлялся. Медленно, сначала тусклый лучик, потом он стал шире, ярче, и голова Гришакова немедленно отреагировала на это ударом дикой, режущей боли: -- О-у-у-у. Источник боли был где-то в районе лба. Паша осторожно дотронулся рукой -- больно-то как, черт, как больно! -- там было что-то влажное, липкое, волосы слиплись, какие-то комочки непонятные... "Мозги, что ли? -- отрешенно подумал он. -- Нет, навряд ли; какого бы хрена башка так болела. Когда черепушка начинает арбуз изображать, тут уж не до мигреней. А она, сука, болит. Так болит, словно месяц гудел без просыпу, а нот сейчас проснулся. Пивка бы холодного. Ж-ж-ж-ж. Звонкое, наглое жужжание ворвалось в его сознание, затопило и оглушительными колокольными ударами начало метаться от виска к виску. Б...! Жужжание стихло. Паша попытался приоткрыть глаз. Правый, тот самый, через который струилось серое сияние. С четвертой попытки ему это удалось. Зудела муха. Огромная, сверкающая изумрудной зеленью брюшка, она нагло рассматривала Пашу, потирая при этом передние лапки, и вообще всем своим видом показывала, что воспринимает его исключительно как законную добычу. -- Пшла. Пшла прочь. Муху это слабое попискивание нисколько не встревожило. Она закончила туалет передних лапок и принялась за задние крылья. -- У-уйди, гнида. Только сейчас Паша сообразил, на чем, собственно, сидит муха. Это была затворная коробка его собственного АКМСа. Предохранитель стоял в положении "непрерывный огонь", из разрубленной ложи торчали длинные щепки. А ведь стрелять он ни хера не будет, отрешенно подумал Гришаков, глядя на разрубленный металл. Ствол наверняка напополам... мля, не успел бы подставить, башку бы до шеи располовинили. Мля. Пашка осторожно пощупал голову. Не, вроде целая. Кровищи до ..., ну да оно и к лучшему -- вон уже сколько валяюсь, и не одна местная сука не усомнилась, что я самый натуральный жмур. Мысль о местных словно приоткрыла заслонку на плотине -- и на Пашку каскадом хлынули разномастные картинки вчерашнего дня, начиная от приснопамятной речи из матюгальника, в который попеременно орали Бубенчиков и его жиденок-толмач; собственная досада, когда стало ясно, что вертолет за ними до темноты не обернется; лагерь на лугу -- далеко уходить не стали, старлей решил, что утром до второй деревни добраться будет легче, и даже разрешил разбегаться в увольнительную, но только парами; самый старший лейтенант, выходящий из избы с чем-то вроде полотенца в руках; силуэты товарищей на фоне костра, вспыхнувший БТР и раздавшийся из него жуткий, сразу захлебнувшийся вопль. Кто там сидел? Не водила, точно. Сергун поймал плечом стрелу еще раньше, уронил автомат и уковылял куда-то. И тогда же пропал сержант. Потом Паша бежал, бежал, не разбирая дороги, крестя наугад длинными, и двое местных, один с мечом, второй с какой-то замысловатой железякой, угодили как раз под такую, в полрожка, очередь. Потом кончился второй магазин, а третий никак не входил, и надо было глянуть, чего там с ним... -- Арранза, тийш! -- Атшайдаль, те лейшра, одрок... Резкие, гортанные фразы чужого языка донеслись до Пашки. Услужливое сознание мигом нарисовало еще од-: ну, знакомую по десятку фильмов, картину -- немецкие солдаты с непременно закатанными до локтей рукавами,, хохоча и поминутно прикладываясь к фляжке, приближаются к раненому красноармейцу, а тот из последних сил, закусив кольцо... Граната! Пашкина рука скользнула вдоль ремня и сомкнулась ; на ребристом корпусе. Эфка. Паша зачем-то подтащил руку к лицу, глянуть на черные квадратики. Оборонительная граната, разлет осколков на две сотни метров. А он сейчас -- ни бросить толком, ни укрыться. Разве что и в самом деле подорваться. Пашка уперся свободной рукой в землю и встал. Его сразу шатнуло, в глазах потемнело, поэтому двух замерших с раззявленными ртами местных он увидел только секунд десять спустя. Метров до них чуть меньше десяти, прикинул Гришаков и потянулся было к чеке. Кидать гранату ему не понадобилось. Зрелище встающего, словно неупокоенный мертвяк из-под земли, окровавленного демона оказало на крестьян воздействие, ненамного уступающее "лимонке". Выйдя из ступора, они дружно заорали и что было сил ринулись к селу. Пашка качнулся, ухватился за плетень, развернулся и, шатаясь из стороны в сторону и едва успевая подставлять ноги под норовящее рухнуть туловище, побежал в сторону леса. * * * "Ехали казаки, ехали казаки... -- тихонько наигрывала гитара в углу. -- Сорок тысяч сабель, сорок тысяч лошадей..." -- Поручик, смените пластинку! -- потребовал капитан Шипков, перелистывая очередную страницу "Советского спорта" недельной давности -- свежие газеты в клубе не появлялись. -- И так "Динамо" продуло, а тут еще и вы со своей махновщиной. -- "И покрылось поле, и покрылось поле...", при чем тут махновщина? -- возмущенно отозвался Ржевский. -- Этой песне знаете сколько? -- Не знаю и знать не желаю. -- Вертолетчик перевернул следующую страницу. -- Но то, что в фильме, в фильме... Господа, в каком фильме эту песню поет Нестор Махно? -- "Достояние республики", да? -- предположил Мушни. -- Корнет, молчать! -- отмахнулся от него Шипков. -- Ну, товарищи офицеры... товарищ полковник, может, вы помните? -- Сорри, Валерий, -- вздохнул полковник, не отрываясь при этом от какой-то потрепанной книжечки в невзрачном сером переплете, -- бат ноу. Кадры, где он поет, помню, актера помню, а вот как фильм называется... -- Но фильм-то помните! -- уцепился за его слова капитан. -- Вот скажите своему.... -- Фильм называется "Александр Пархоменко", -- неожиданно для всех четко сказал сидевший в углу палаты капитан Перовский. -- Браво, разведка! -- восхитился Шипков. -- Позвольте, позвольте, а о чем спич-то, господа? -- Ржевский последний раз нежно провел ладонью по струнам и поставил гитару рядом со стулом. -- В смысле, пар дон муа, о чем базар? Разве я отрицал, что эту песню могли петь в каком-то фильме? -- Вы, ваше недобитое благородие, -- улыбаясь, начал Шипков, -- просили обосновать эпитет "махновский" применительно к исполняемому вами, с позволения сказать, произведению. Отвечаем -- песня махновская, потому что пел ее Махно. Вопросы будут? -- Будут, как же не быть, -- кивнул Ржевский. -- Какое там "Динамо" продуло? Их, знаете ли, несколько. -- Какое, какое, -- проворчал вертолетчик, старательно подделываясь под выговор командующего группировкой генерал-лейтенанта Дарьева. -- Какое надо, то и продуло. И вообще, товарищ старший лейтенант, вы офицер или где? Если офицер, должны болеть только за ЦСКА! -- Фи, -- небрежно выдохнул Ржевский и, снова подобрав гитару, прошелся по струнам затейливым перебором. -- Чего бы такого исполнить? -- Что-нибудь эдакое? -- предположил второй вертолетчик, майор Кареев. -- Желание наших славных хозяев... -- Ржевский задумчиво погладил деку. -- Значит, эдакое... А как насчет... "Yesterday, all my troubles seemed so far away..." -- Эй, эй... -- предостерегающе воскликнул Перовский. -- А если Кобзев мимо случится? -- Или, не приведи боже, Бубенчиков... -- поддержал его Шипков. -- Его же кондратий хватит. -- А... -- отмахнулся Ржевский. -- У Бубенчикова сейчас другим голова занята. Он в агитации по уши. -- Кстати, а что он там затеял? -- спросил молчавший до сих пор старший лейтенант Лягин. -- Сказано же -- агитацию. У них сегодня четыре деревни по плану. -- Не понял. -- Ну, видел, две бронегруппы вышли? С первой помощник Бубенчикова пошел, а со второй замполит батальона. Будут агитировать. -- Как? -- удивился Лягин. -- Переводчик же, этот Лева-кучерявый, с ними не поехал. Я его минут десять назад видел, здесь он, на базе. -- А они будут по бумажке зачитывать, -- спокойно ответствовал спецназовец. -- Бубенчиков приказал этому Шойфету составить стенограмму... -- Транскрипцию? -- вставил Ржевский. -- ...поручик, молчать, -- своей вчерашней речи. Вот они и будут нести в, -- Перовский криво усмехнулся, -- "массы угнетенного крестьянства слово пламенного революционера". -- Дурдом! -- подытожил общее мнение Шипков. -- Балаган. И мы в нем примы-балерины. -- Ха! -- каркнул Кареев. -- Марксленовичу просто надо поскорее наверх о достижениях отрапортовать. Дескать, установил, провозгласил, и началось братание солдат доблестной Советской армии с освобождаемым из-под гнета населением. -- Да уж, братание! -- возмутился Перовский. -- В той деревне, где Кобзев был, у меня чуть полгруппы не перетрахали. Обычай у них, видите ли. Гостеприимство, млин. -- А почему чуть? -- Потому что у Кобзева на глазах! Ржевский, казалось, хотел что-то ляпнуть, поддерживая избранный образ, но натолкнулся на предупреждающий взгляд Вяземского и захлопнул рот. -- Кстати, капитан, -- обернулся Кареев к Перовскому. -- Это не ваши ребята второго "языка" приволокли? -- Нет. -- Перовский зевнул. -- Погранцы. Я так понял, что он чуть ли не сам на них вышел. Какой-то местный коробейник, шел из одной деревни в другую, решил срезать крюк и заблудился... в трех соснах. -- Ну, в местных соснах это запросто. -- А чем этот коммивояжер изволит приторговывать? -- поинтересовался Ржевский. -- А ху его ноуз? -- пожал плечами Перовский. -- Стекляшками какими-то. Я не интересовался. -- Товарищ полковник, а что это вы такое интересное читаете? -- спросил Мушни, жадно глядя на потертую книжицу. -- Так читаете, прямо глаз не оторвете. -- Полностью это называется, -- полковник заглянул на титульный лист. -- "Обычаи и быт древних славян". Пятьдесят второго года издания. -- Это где же вы такой раритет откопали? -- спросил Кареев. -- Небось снабженец этот ваш расстарался? -- Либин достал, -- подтвердил Вяземский. -- А что? -- Да нет, ничего, -- хмыкнул Кареев. -- Только когда увидите его в следующий раз, передайте... Хотя нет, ничего не говорите, я ему сам скажу. Все. -- Нет уж, товарищи, давайте лучше про Олимпиаду! -- влез неугомонный Ржевский. -- Олимпиада еще и не начиналась, -- напомнил Вяземский. -- И, судя по тому, как мы здесь застряли, она кончиться успеет, прежде чем нас отсюда выведут. Полог палатки отлетел в сторону, и внутрь ворвался встрепанный, дико озирающийся ординарец начштаба группировки. -- Товарищ полковник! -- облегченно выдохнул он, увидев Вяземского. -- Вас срочно в штаб. И... -- Он кивнул в сторону Перовского. -- Вас, товарищ капитан, тоже. -- А что случилось? -- недовольно поинтересовался Перовский, без спешки поднимаясь. -- На машину старшего лейтенанта Викентьева напали местные, -- ответил ординарец. -- Ночью. В живых остался... один человек. Его подобрал вертолет -- отправились на поиски вдоль дороги, когда стало ясно, что на месте встречи БТР не появится. Офицеры переглянулись. И среди них не было ни одного, кто не вспомнил бы о двух машинах с такими же, как они, красноармейцами, катившими по внезапно ставшей враждебной земле. -- Вот же... Бубенчиков... агитатор... -- пробормотал кто-то. Ни один из собравшихся потом не признавался, что это ляпнул именно он, но по тому, как все без исключения, даже ординарец, отводили глаза, становилось понятно, что мысль эта пришла в голову всем одновременно и, возможно, никто и не озвучивал ее -- она сама заставила колебаться жаркий летний воздух. * * * Лева Шойфет маялся бездельем. После того как он передал штабному писарю для перепечатки плоды своих двухчасовых трудов -- при этом внутренне содрогнувшись от мысли, сколько ошибок может наделать это рыжее вихрастое существо в тексте, представляющем для него бессвязный набор букв, -- Бубенчиков моментально потерял к переводчику всякий интерес и резво умчался в свою палатку "планировать дальнейшие действия", как заявил он сам. Точнее, предаваться мечтам о грядущих успехах, подумал Лева. Его самого частенько ловили на подобном "моральном онанизме", как презрительно именовал сие занятие дед. Кобзев же, как объяснили Леве в штабе, с утра отбыл на Большую землю, а поскольку больше никто в группировке в услугах переводчика пока не нуждался, то он мог считать себя "условно свободным" -- до очередного распоряжения. И теперь Лева бездумно бродил между палаток и сборных домиков, поминутно рискуя быть сбитым с ног неторопливо бегающими по своим многочисленным делам солдатами. -- ...эдилайне коллиу... Сначала Лева решил, что ему просто почудилось. В конце концов, если долго и напряженно думать о какой-то теме почти неделю подряд, неудивительно, что звуки чужой речи начнут чудиться в... и тут Лева замер. Сразу за штабелем ящиков, чуть ли не обнявшись, сидели пленный купец и снабженец Вяземского, Аркадий Наумович, и о чем-то ожесточенно спорили. Сопровождающий пленного десантник стоял чуть поодаль, закинув автомат за спину, и время от времени широко зевал. До Левы даже долетали отдельные фразы: -- ...а фари мавия каарна... -- ...ну да, щас, я сам по двадцать пять целковых... -- ... лики но-рани ха... -- ...а я тебе говорю, слушай сюда... Наконец договаривающиеся стороны, по-видимому, пришли к какому-то соглашению, потому что Аркадий Наумович вскочил, отряхнул землю с брюк и резво понесся к складским палаткам. Пробегая мимо Левы, он зачем-то сунул ему под нос кулак -- впечатляющий как размерами, так и волосатостью -- и прокричав: "Вот он где у меня!", помчался было дальше. -- Аркадий Наумович, -- запоздало крикнул ему вслед Лева, -- может, мне попросить, чтобы вас тоже в переводчики записали? Он почти не надеялся, что Аркаша услышит его, но тот услышал. И затормозил -- что, учитывая его массу и набранную к тому моменту скорость, было зрелищем грандиозным до судорог. -- Что ты сказал, молодой?! Лева немедленно пожалел, что он вообще что-то говорил, но было уже поздно -- Аркаша надвигался на него, на ходу засучивая рукава гимнастерки. -- Это ты что же, зараза, решил мне весь гешефт на корню сгубить? -- прорычал он. -- Завидно стало, да? У-у, подлое семя, я вашу жидовскую породу хорошо знаю, за вами глаз да глаз. -- Он придвинулся к Леве почти вплотную. -- Только попробуй еще раз такое ляпнуть, и я тебе... ты у меня будешь просить "Мама, роди меня обратно!", понял? -- Так точно! -- выпалил ошарашенный лингвист. -- То-то же, -- удовлетворенно заметил снабженец и начал было отворачиваться от Левы, но вдруг, вспомнив что-то, развернулся обратно. -- Слышь, молодой, а ты, часом, ящик из-под снарядов достать не могешь? Все еще не пришедший в себя Лева старательно затряс головой. -- Жаль, -- подытожил Аркаша. -- Придется-таки к полковнику идти. * * * -- Что-о? "На этот раз находиться вблизи владетеля по-настоящему опасно", -- решил Льячи, глядя на полыхающее деревце. Горело оно, впрочем, недолго. -- Воистину эти ши подобны бешеным псам! -- горестно провозгласил Колан ат-Картроз. -- Скорее уж тараканам, -- буркнул себе в усы старшина. Владетель вздохнул. -- Повтори, куда они двинулись? -- велел он провидцу. -- Те, что были в Дальнем Капище, двинулись в Броды, -- выдавил чародей, не отрывая взгляда от медленно опадающего облачка пепла. -- А те, что были на Малом Погосте, -- в Птички. -- Я помню обе эти дороги, -- поспешно сказал отверзатель. -- И могу открыть врата в любом месте по всей их длине. -- Придется разделиться, -- заключил владетель Картроз. Его чалый нервно переступал на месте и прядал ушами. -- Я с Шуумшином и Тамарисом пойду по дороге на Птички. Льячи -- ты возьмешь Ландина и досточтимого Хрууга и перенесешься к Бродам. Мы должны перекрыть обе дороги. Ожесточенно накручивавший ус Льячи кивнул и, обернувшись, заорал: -- Ну, что стали, дармоеды?! Шевелитесь. -- Ко мне это тоже относится? -- со смешком осведомился Хрууг. Смешок вышел сдавленный. -- Нет, что вы. -- Льячи попытался изобразить смущение, но получилось это у бронированного великана плохо. -- Как можно... -- Ничего, ничего, -- махнул рукой маг. -- Я не в обиде. Они еще не знали, что приказ, отданный владетелем, только что поделил маленький отряд на живых и мертвых. Передняя БМД затормозила так резко, что Серега еле-еле успел рвануть рычаги. "Хорошо хоть грунтовка, -- подумал он, -- а не асфальт какой, на котором многотонные машины скользят, словно коровы на льду". -- Чего стоим-то, а? -- осведомился из башни сержант Никитин. -- Замполиту в кустики захотелось? -- Не похоже, -- отозвался Серега, старательно глядя вперед. Замполит вместе с комвзвода старшим лейтенантом Левшиновым стояли около командирской БРДМ и о чем-то ожесточенно спорили. -- Б..., ну чего они там поделить не могут? -- проворчал Никитин. -- Куда дальше ехать? -- предположил Серега, глядя, как замполит поочередно тычет рукой вперед, назад и в небо. -- Может, мы того, заблудились? -- Ну да, млин, заблудишься тут, -- проворчал сержант. -- Дорога есть, ну и при по ней. Чего еще выдумывать? Умные все, млин. -- О, кажись, добазарились, -- обрадованно сообщил Серега. -- Обратно лезут. -- Млин, -- в третий раз повторил сержант. -- Только я отлить намылился... В наушниках засвистело и завыло. -- ...Быть готовыми к нападению местных жителей, -- донеслось до Сереги. -- Продвигаться предельно... шшш.. -- Ой-е... -- прошептал водитель, не заботясь о том, слышат ли его товарищи. Если бы приказ об эвакуации не застиг группу старлея Левшинова в лесу, откуда вытащить вертолетами его четыре бээмдэшки было невозможно, командир, вероятно, не отдал бы злополучного этого приказа. Но у него еще оставался выбор -- продвигаться вперед, к Бродам, или вернуться в Дальнее Капище. И он тоже был выбором между жизнью и смертью. * * * Чужой, незнакомый звук наплывал из-за поворота. Въярник Кюни вздохнул и перехватил лук поудобнее. Первое боевое чудовище пришельцев выскочило из-за поворота -- Въярник даже представить не мог, что такая громадина сможет двигаться настолько быстро, -- на миг замерло, выплюнув облако сизого дыма, и рванулось вперед, ныряя в колдобины. Следом за ним появилось второе... третье... четвертое. -- Приготовиться! -- заорал что было мочи владетель Картроз. Таиться было уже ни к чему, другое дело -- перекричать рев железных чудищ. Первой полыхнула командирская БРДМ. Только что она нырнула в очередной ухаб, из-за которых любой советский проселок начинал вспоминаться Сереге с неизбывной тоской, и вдруг что-то ярко вспыхнуло, и боевая машина окуталась черным дымом. Серега рванул рычаг. Бээмдэшка резко затормозила, чуть, как показалось механу, не опрокинувшись на нос. Из десантного отсека донесся грохот вперемешку с матюгами. Следующей полыхнула замыкающая БМД. Люки десантного отделения распахнулись, и наружу выпало три огненных комка, начавших судорожно перекатываться по земле. Потом внутри глухо рвануло -- одних гранат перед выходом закинули два ящика, -- и больше из машины не вышел никто. Только жирный, чадный дым продолжал струиться из распахнутых люков. Третьей машине повезло больше. В ней полыхнул только мотор -- и система пожаротушения наконец-то получила шанс. Но и этого хватило, чтобы БМД мертвой грудой застыла посреди дороги. Мертвой, но не до конца. С тяжким скрежетом провернулась башня, нащупывая хоботком цель. Из распахнутого люка вывалился первый десантник. И тогда зашелестели стрелы. Вшихх, вшихх -- сразу две стрелы угодили в солдата, так и не успевшего понять, откуда пришла смерть. Несколько секунд он еще продолжал стоять, непонимающе глядя на черные, с рыжими полосками перья, затем медленно опустил автомат и мешком повалился на дорогу. Позднее Серега очень старательно пытался понять, какое неведомое чувство подсказало ему источник неведомой смерти -- справа от дороги -- и то, как от нее укрыться. Но тогда у него не было времени на осознание этого. Он снова рванул рычаги -- бээмдэшка взревела, содрогнулась и резко дернулась влево и назад -- так, что горящий остов замыкающей машины оказался между ней и лесом. Мотор заглох. В наступившей тишине ясно слышался веселый треск пламени, изредка прерываемый глухими взрывами -- в горевших машинах продолжали рваться боеприпасы. -- Суки, а, вот суки... -- пробормотал сержант Никитин, сползая из башни. -- Нет, ну какие же суки, а... Как они нас... -- Он осекся и, вскинувшись, яростно заорал: -- Чего расселись, падлы! Ждете, пока нам жопу подпалят?! Наружу! Все наружу, б...! Повторной команды не потребовалось. Десантники ринулись из машины. Заработал вбитый десятками тренировок рефлекс -- отбежать, упасть и наставить автомат в сторону цели, в данном случае -- мелькающей в просветах дыма зеленой стены леса. Кто-то даже сумел углядеть -- или просто почудилось -- движение на сплошном зеленом фоне и вытянул вдоль леса длинной, на полмагазина, очередью. В ответ из-за дыма с шуршанием прилетела стрела и воткнулась в землю как раз около сапога сержанта Никитина. Тот было вскинул АКМС с длинным, от ручника рожком, но вдруг опустил ствол вниз и оскалился. -- Бля буду, -- проговорил он, переводя взгляд с леса на замершую посреди дороги машину первого отделения. -- А ведь эти падлы нас ни хера не видят. Вместо ответа флегматичный Раныдин поправил ленту своего ПК и снова приник щекой к прикладу. -- А еще зуб даю, -- продолжил Никитин, -- что как только они перезарядят свою дуру... Похоже, та же мысль пришла кому-то из засевших в подбитой машине, потому что на дорогу выскочил еще один десантник. Он отбежал несколько метров и, развернувшись, выпустил короткую очередь в сторону леса. Вшихх, вшихх, вшихх. Первая стрела воткнулась в левую ногу чуть выше колена. Десантник качнулся -- и следующая стрела, угодив в правое плечо, развернула его вокруг оси. Из-за этого движения еще две стрелы впустую просвистели мимо, но третья, угодив точно под лопатку, сбросила его с дороги. -- ...Лехе придет звездец, -- закончил свою мысль Никитин и, повернувшись, заорал: -- Дымовухи тащите! * * * Когда первая продолговатая черная штука, крутясь, упала на траву и из нее потянулась струя неестественного желтого дыма, Въярник ничего не понял. Понял владетель Картроз, но палок к тому времени стало уже пять, и пелена, которую они образовали, надежно отгородила от взоров лучников замершее чудовище и скорчившиеся посреди дороги тела пришельцев. -- Проклятье! -- Меч в руке властителя со свистом рассек воздух. -- Шуумшин, ты можешь что-нибудь сделать? -- Я пытаюсь. -- Маг озабоченно потер ладонями лицо. -- Я примерно представляю направление, но вот расстояние... Если бы они как-то проявили себя... Словно бы в ответ на его просьбу впереди замелькали вспышки -- из ствола над плечом владетеля брызнула кора. -- Быстрее, суки, быстрее, кому говорю! -- орал, надсаживаясь, сержант Никитин. Он с размаху хлопнул по спине остановившегося заменить магазин солдата так, что тот чуть не полетел кувырком по земле. -- На броню! Успеете, бля, настреляться! Мимо него протащили -- надо же, еще дышит, успел удивиться сержант -- десантника, первым выскочившего из БМД. Бежавший последним Свиридов оглянулся, закинул автомат за спину и начал доставать из-за левого плеча... -- Леха, ты вконец ох...л? -- закричал Никитин, бросаясь в сторону, чтоб не попасть под реактивный выхлоп. Свиридов пробормотал что-то вроде: "Ни ... они не получат", -- поудобнее умостил "муху" на плече и нажал на спуск. Ракета влетела внутрь БМД сквозь распахнутую створку десантного люка и гулко ухнула внутри. Рвануло так, что приплюснутая шляпка башни, медленно переворачиваясь, взмыла вверх и тяжело шлепнулась оземь метрах в семи от машины. Когда рев чудища окончательно стих за поворотом, дружинники осторожно, по одному, начали выходить из-за деревьев на дорогу. Первое тело лежало сразу перед передним чудищем, все еще продолжавшим испускать жирный чад из развороченных железных внутренностей. Пришелец лежал, намертво вцепившись в траву обгорелыми до костяшек пальцами. Одежда на нем превратилась в лохмотья, и только на правом плече продолжали тускло поблескивать сплавившиеся лейтенантские звездочки. Въярник Кюни не видел этого. Он лежал на спине, продолжая сжимать свой верный лук, и смотрел широко распахнутыми глазами в серое, облачное небо. Автоматная пуля угодила ему в плечо и, проделав причудливый путь внутри, вышла как раз на месте родимого пятна на правом боку. * * * Старший лейтенант Переверзнев был не похож на Левшинова. У него была мечта. Переверзнев мечтал стать капитаном. Конечно, плох тот лейтенант, который не мечтает стать капитаном -- а затем майором, подполковником и т.д. до Маршала Советского Союза включительно. Но у Переверзнева не было никакого "т.д." Все мысли Переверзнева упирались именно в капитанские погоны -- зато уж это была Мечта так Мечта. С большой буквы. Ну, а для того, чтобы достичь желаемого, нужно было, как считал сам Переверзнев, не так уж много. Например, не погибнуть старлеем. Поэтому, получив приказ об эвакуации, никаких дебатов он устраивать не стал. Тем более что его-то, в отличие от Левшинова, команда застала не на стиснутой деревьями дороге, а посреди поля. И вместо дилеммы "назад или вперед" перед старшим лейтенантом стоял только один вопрос -- где лучше развернуть линию обороны? А когда он увидел в трехстах метрах впереди пересекающий дорогу невысокий гребень, и этот вопрос отпал сам собой. Три позиции для АГС. Соединить траншеей. Три позиции для "Утеса". Траншею. Полного профиля. И ячейки -- по три на каждого. Времени как раз хватило. * * * Хрууг приподнялся и напряженно посмотрел вперед. -- Я что-то чувствую... -- пробормотал он. -- Кто-то есть, там, впереди... Кто-то... Ехавший рядом с возом Льячи привстал на стременах. Дорога, неторопливо стелившаяся между общинных полей, аграх в трех впереди взбиралась на невысокий, даже не холм -- гребень, протянувшийся поперек расчистки. На его серо-зеленом склоне виднелись бурые пятна, похожие... на свежевырытую землю? Зачем? Кому это могло понадобиться здесь? Льячи почувствовал исходящую от гребня угрозу не умом -- слишком уж далеко до него было, -- а глубинным инстинктом бесчисленных боев. Слишком уж смертным холодком повеяло на него. -- Всем стоять! -- крикнул он, натягивая повод. В "позаимствованный" у артиллеристов бинокль Переверзнев четко уловил момент, когда растянувшаяся колонна дружинников начала сжиматься и, не отрываясь от окуляров, выдохнул: "Огонь!" "Бум-бум-бум-бум", -- пророкотал гранатомет. Миг спустя к нему прибавился звонкий грохот крупнокалиберного. Старший лейтенант ясно увидел, как колонну пересекла черная цепочка разрывов. Когда впереди замельтешили яркие вспышки, Льячи поднял коня на дыбы. Теперь вороной хрипел и бился на земле в быстро растекающейся луже крови. -- Кажется... -- Хрууг сумел приподняться на локте и теперь с легким недоумением разглядывал свою изорванную мантию. -- Я... -- Он зачем-то попытался приставить к боку свисающий лоскут, скривился и отдернул ставшую красной ладонь. -- Не смогу быть вам... -- губы его быстро бледнели, -- полезен. Жаль. Должно быть... -- Хрууг откинулся обратно на воз, -- вы на меня... рассчитывали. Льячи отвернулся. -- Лекаря сюда! -- гаркнул он. -- Живо! Его взгляд упал на группу дружинников, по которым пришлась очередь "Утеса". Пятеро лежали неподвижно. Шестой пытался подняться, не замечая, что в плече у него зияет чудовищная дыра и рука, на которую он пытается опереться, на самом деле болтается на обрывках мышц и сухожилий. После очередной, пятой по счету попытки он наконец посмотрел вниз -- и закричал. Бум-бум-бум-бум! АГС дергался в лапищах наводчика как живой. -- На раз-два, -- скомандовал сержант Федорчук, -- взяли! Вместе со станком АГС-17 тянул на тридцать кэгэ, поэтому Переверзнев добавил в расчеты по дополнительному человеку. Но все равно, развернуться в узкой траншее было... -- А-а-а... -- оказавшийся последним Хибулько заорал и, не выпуская ремень, начал биться задом о стенки траншеи. Стоявший лицом к нему Федорчук успел заметить, как на их бывшей позиции полыхнуло прозрачное рыжее пламя -- словно кто-то открутил огромную конфорку с плохо очищенным газом. Но пламя почти сразу же исчезло. -- Да перестань ты! -- рявкнул наводчик, заглядывая за спину Хибулько. -- Там даже гимнастерка не прожжена, так, дымится. Переверзнев озабоченно покосился вбок. Нет, обошлось. Черная шевелюра Федорчука мелькала на запасной позиции. Очередь! Старший лейтенант снова приник к биноклю. Черные дымки взвихрились между бегущих фигурок -- и фигурок не стало. -- Ландин! -- прокричал Льячи, перепрыгивая через упавшего дружинника. -- Ты можешь их достать?! -- Я пытаюсь! Сейчас Ландин троекратно клял себя, что был так невнимателен на уроках Шуумшина. И десятикратно -- что впредь будет самым примерным учеником во всей замковой скулле. Ну и что с того, что владетелю он приходится даже не побочным сыном, а так, троюродным братом? Бывает, оказывается, и в нем, бездаре, нужда! Но сейчас он не мог сосредоточиться на бегу. Приходилось останавливаться, хватать распахнутым ртом воздух, направлять силу туда, где вспыхивали несущие смерть огоньки, -- и бежать дальше, потому что было слишком далеко. Слишком далеко для него. -- Постарайся сжечь ту штуку, что справа! -- крикнул Льячи. -- Ту, от которой черный дым! Бегущий через человека от него дружинник качнулся назад, "поймав" шлемом пулю "Утеса" -- и обезглавленное тело рухнуло на траву. Старший лейтенант еще раз провел биноклем вдоль цепи. Может, тот, в начищенной кольчуге? Или этот, в черном? Или во-он тот мозгляк чуть позади? В этот момент мозгляк остановился, вытянул руку -- и на склоне ниже окопов полыхнуло знакомое рыжее пламя. -- Полсотни метров от правого края! -- закричал Переверзнев, высовываясь из окопа. -- В синей куртке, держится сзади! Все -- по нему! В ответ звонко застучали автоматы десантников. Когда вокруг начали вырастать фонтанчики земли и трое дружинников, бегущих впереди, разом, словно наткнувшись на невидимую преграду, отлетели назад и рухнули, как сломанные пугала, Ландин даже не успел толком испугаться. Он замер на миг, метнулся влево -- пулеметная очередь вошла ему в бок, швырнула на землю. Одна из пяти пуль пробила сердце. Переверзнев опустил бинокль. Медленно досчитал до пяти, поднял ракетницу, еще раз нашел взглядом приметный светло-зеленый куст на обочине -- и нажал на спуск. Красный огонек с шипением взмыл вверх. Льячи успел услышать гулкий вздох впереди -- а потом что-то жарко толкнуло его в спину. Он успел увидеть стремительно приближающиеся к нему голубенькие полевые цветочки -- и наступила темнота. Переверзнев выпустил еще одну -- зеленую -- ракету, и из-за гребня, ревя моторами, выскочили бээмдэшки. Они понеслись в поле, обходя остатки атаковавшей цепи, сошлись метрах в двухстах позади нее, резко развернулись и замерли. Наступила тишина. * * * Когда из-за леса послышался давешний рев, сопровождаемый металлическим лязгом, Кьюди моментально бросил миску с недоеденной похлебкой и вихрем взлетел на чердак. Хвала Керуну, их чердачное окно выходило как раз на дорогу, и он мог ясно видеть, как из-за поворота одна за другой выпрыгивают черные самоездные повозки ши. Эти повозки были не такие, как та, что въехала в деревню вечером третьего дня и стояла сейчас в круге выжженной земли посреди площади. Три первые были приземистые, словно какой-то великан, играя, придавил их своим великанским каблуком, и у них совсем не было колес, только непонятное мельтешение по бокам у самой земли. Что именно там мельтешило, Кьюди не разглядел, но решил, что там, должно быть, много-много маленьких ножек, которые-то и двигают повозку ши подобно мохнатой гусенице. Зато на верху четвертой был натянут точь-в-точь такой же тент, как на фургоне бродячего лудильщика, побывавшего у них три года назад. Хотя Кьюди и было тогда всего семь, он хорошо запомнил этот тент, делавший фургон лудильщика очень похожим на давно некормленую брухиму. -- Кьюди-и! -- донесся снизу голос мамы. -- Где ты?! Прячься немедленно! Кьюди не отозвался, завороженно наблюдая за проезжающими мимо их дома повозками. Одна из них испустила при этом большой клуб сизого и очень вонючего дыма, от запаха Кьюди немедленно захотелось кашлять и плеваться. Наверное, это все-таки животные, решил он, высовываясь по пояс из окна. Только они могут испускать из задов такую вонь. А уж лепешки от них наверняка... бедные ши. -- Кьюди-и! Точно мураши -- решил мальчик, наблюдая за суетливой беготней демонов. Только глупее. Мало того что зверями своими всю улицу перегородили, так еще -- это ж додуматься надо было -- ямы прямо посреди дороги начали копать. А может, они в самом деле только похожи на людей, а на самом деле это огромные мураши и сейчас примутся сооружать прямо посреди деревни новый муравейник? Со своего наблюдательного пункта Кьюди не мог видеть, чем занимаются ши, разбежавшиеся по деревне. Он мог только строить догадки -- до момента, когда демоны начали возвращаться, подталкивая громобойными железяками перепуганных селян. Кьюди узнал дядюшку Хоупи, Торви, Кавина... всего ши изловили десятерых. Пойманных согнали в кучу перед сгоревшей повозкой, и один из ши начал яростно размахивать перед ними руками, указывая то на себя, то на других демонов, то на сгоревшую повозку. Кьюди потребовалось меньше трех минут, чтобы понять, что желает узнать демон. Он даже было собрался крикнуть об этом дяде Хоупи, но вовремя вспомнил об оставшейся внизу матери и благоразумно промолчал. Тем более что один из пойманных, хромой Эвро тоже догадался об этом. Не иначе, подумал мальчик, провидческие способности взыграли, хотя откуда они у Эвро? В их роду владетельских кровей отродясь не бывало. Он устроился поудобнее и принялся смотреть, как Эвро ведет ши к холмику за деревней, под которым, согласно приказу владетеля Картроза, закопали убитых демонов -- всех, кроме тех двух, которых сжег маг, и, понятно, того ши, который воскрес и убежал. После того как пришельцы погрузили тела своих сородичей в повозку, последовало еще одно представление с размахиванием рук. На этот раз Кьюди и Эвро поняли демона почти одновременно -- тот хотел, чтобы ему принесли все вещи убитых. Это не заняло много времени -- кроме нескольких громобойных железок, которые владетель Картроз увез с собой, все найденное было аккуратно сложено в сарае у деревенского кузнеца -- староста Вуур лично проследил за этим. Затем ши устроили еще одно мельтешение, закончившееся тем, что большая часть демонов попрыгала на своих скакунов, которые все предыдущее время, к удивлению Кьюди, смирно простояли на месте. Наверно, они очень ленивые и любят спать, решил мальчик, глядя, как разбуженные зверюги визгливо рычат и испускают вонючие сизые облака. И с места они сдвинулись неохотно, рывками, точно проверяя, не передумает ли хозяин, не разрешит ли вздремнуть еще чуток. На пыльной, перепаханной лапами демонских зверей улице осталось восемь ши и одна сплюснутая зверюга. Демоны сгрудились около сгоревшей повозки и принялись чего-то ждать, поглядывая то на левую руку, то на небо над лесом. Кьюди решил, что ши вызвали дождь. Он помнил, как вел себя погодник, которого деревня приглашала во время засухи, последний раз -- прошлым летом. Понятно, что у демонов все не как у нормальных людей, и колдуют они неправильно, шиворот-навыворот, но на небо они смотрели точно так же. И, словно в подтверждение мыслей мальчика, над лесом раздался рокочущий грохот грома. Рокот рос, приближался. Кьюди чуть ли не вывалился из окошка, пытаясь разглядеть, что же может издавать такие страшные звуки, и наконец увидел. Огромная серебристая туша появилась над лесом и направилась к деревне. Это было... ну, решил, Кьюди, как если бы речной дракон вымахал раза в два, научился рычать, словно раненый собакомедведь, и обзавелся шмелиными крыльями соответствующих размеров. Чудище медленно пролетело над деревней, накрыв своей тенью, как показалось мальчику, не меньше половины домов и подняв своими крыльями настоящий ураган. Это было страшно, но Кьюди, притаившись за краем окна и выставив наружу лишь один, правый, поминутно протираемый глаз, досмотрел-таки все до конца. Из брюха зависшего над сгоревшей повозкой чудища с лязгом вывалилась железная цепь. Враз ставшие крохотными фигурки ши, пригибаясь, обмотали ее вокруг железной повозки, и чудище, натужно гудя, потащило свою добычу домой. Когда вертолет с подвешенным остовом сгоревшего БТРа скрылся из виду, старший лейтенант Переверзнев снял фуражку, достал из кармана платок, тщательно вытер покрывшееся коркой из пота и пыли лицо и вздохнул. -- На броню! БМД скрылась за поворотом ровно за три минуты до того, как на холме с другой стороны деревни из отворенных чародеем ворот показался чалый конь владетеля Картроза. -- Опоздали! -- вскричал Колан ат-Картроз трагическим голосом. -- Опять опоздали! К конному строю дружинников торопился, спотыкаясь, деревенский староста -- "как его -- Вуур?", подумалось владетелю. В руке он сжимал... как показалось Картрозу поначалу, берестяной свиток. Но это оказалась бумага, на диво плотная и немятая. -- Коун владетель! -- всхлипнул староста. -- Только что демоны сгинули! Только вот что! Все свое добро позабирали, а вам вот это передать велели! Я жечь побоялся, а тут как раз вы! Картроз выхватил из дрожащих пальцев записку. Строки рун бежали неровно и сбивчиво, будто писавшему непривычно было это занятие. Вдобавок начертаны они были со множеством ошибок. Но смысл письма оставался ясен. "Предлагаем прекратить кровопролитие, -- говорилось в нем. -- Мы готовы вернуть вам пленных. Условия обговорим отдельно". -- Они предлагают нам _атриста_, -- проговорил Колан ат-Картроз, испепеляя листок взглядом. -- И каково будет твое решение, владетель? -- поинтересовался Шуумшин. Тот смерил его сумрачным взглядом. -- У них мои люди, -- ответил он. Глава 6 С высоты замок выглядел не слишком внушительно, но когда вертолеты опустились на лугу перед воротами, это впечатление развеялось. Было некое суровое величие в приметах его древности -- мхе на серых камнях, позеленевших бронзовых скрепах ворот. -- Собьют, сволочи, -- бормотал сидевший рядом подполковник Макроуэн. -- Точно собьют. Обри пожал плечами. Он вынужден был присутствовать на переговорах, несмотря на то, что не мог никаким образом повлиять на их ход -- подполковник подчинялся адмиралу, высказавшему свои приказания недвусмысленно, а не Обри. Его поддерживала лишь надежда, что само присутствие адмиральского адъютанта удержит озлобленного Макроуэна от поспешных шагов. И замок, и его окрестности казались совершенно вымершими. Точно чума прошлась по этим местам. Ни часовых на стенах, ни проезжих на узкой, почти не разъезженной дороге. Невдалеке виднелась деревушка -- поля начинались почти под самыми стенами замка, -- но и там ни людей не было видно, ни даже собак или кур. Только одинокая струйка дыма курилась над башней. Обри Норденскольд выпрыгнул из вертолета первым, едва лыжи коснулись травы, пригнувшись и придерживая фуражку, чтобы не унесло поднятым винтами вихрем. -- Как вы думаете, -- спросил его Макроуэн, перекрикивая рев моторов, -- они выйдут? -- Не знаю! -- ответил Обри. -- Не заметить нас они не могли! Действительно, не услыхать подлетающие "Си Найты" было трудно, не говоря уже о том, что близ средневекового замка они смотрелись нелепо, как... Обри пришло в голову сравнение с разносчиком пиццы, случайно забредшим на съемочную площадку исторического фильма, и майор невольно обернулся, ища взглядом камеру. Но камеры не было. Ветер приносил из деревни запах навоза и дыма. Под ногами чавкала размокшая от недавнего дождя земля. Впереди высился замок -- самый настоящий. -- Покричать им, что ли? -- вслух подумал Макроуэн. -- Во Вьетнаме было проще... Дверь отворилась. Обри смотрел на широкие створки ворот, и только негромкие голоса и звон оружия заставили его перевести взгляд. Чуть в стороне от арки в стену была вделана дверь -- небольшая, в человеческий рост, -- и из нее один за другим выходили люди. Стоявший рядом с Обри морпех поднял винтовку, и майор ударил его по рукам. -- Майор! -- шепотом воскликнул солдат. -- Эти уроды, они убили... -- Рядовой -- смирно! -- рявкнул Обри. -- Мы пришли вести переговоры! И мы не стреляем в парламентеров! -- А они об этом знают? -- пробурчал кто-то за спиной вытянувшегося в струнку морпеха. Но местные, судя по всему, знали -- или просто не решились нападать на чужаков. Во всяком случае, большинство из них осталось у замка, растянувшись вдоль стены. К вертолетам двинулись пятеро, и только у двоих на поясах висели мечи -- скорей, решил про себя Обри, как знак высокого положения. Обри глядел на туземцев во все глаза. Ему еще не приходилось сталкиваться с местными жителями, хотя майор успел насмотреться фотографий, нащелканных сначала в расстрелянной деревне, а потом и в другой, подальше, куда морпехи вошли, чтобы наладить отношения после первоначального фиаско, но встретили лишь взгляды исподлобья и упрямо-старательное непонимание. Обри знал, что местные похожи на людей... но ему не пришло в голову, что туземцы так будут от людей отличаться. В чем состоит это отличие, он затруднился бы сказать. То ли здешние обитатели: выглядели по-другому, то ли иначе вели себя, то ли отличие таилось глубже... то ли страх и неприязнь, которые майор невольно испытывал к этим людям, окрашивали его восприятие. Но даже будь высокий худощавый мужчина, вышедший из замка первым и теперь смело приближавшийся к замершим по сторонам дороги вертолетам, облачен в мундир американской армии, Обри не принял бы его за своего. Не доходя до вертолетов шагов тридцати, парламентеры застыли. -- Кажется, они ждут нас, -- предположил Обри. Макроуэн двинулся вперед, но тут же остановился. -- Рид, Боллингтон -- прикройте меня, -- бросил он через плечо. -- В случае предательства со стороны противника -- огонь без приказа. Выписанный из дома лингвист, которому полагалось изучать местное наречие, засеменил следом. Пока что его словарный запас ограничивался восемью выражениями, причем переводчик серьезно подозревал, что шесть из них являются нецензурными, но он надеялся в ходе переговоров серьезно его пополнить. В оптический прицел туземцы были видны прекрасно. Крис Рид разглядывал то одного, то другого, стараясь успеть до того, как подполковник с адмиральским адъютантом подойдут к ним вплотную. Все пятеро были на удивление хорошо одеты -- гораздо лучше, чем все, кого Крис успел увидеть в злосчастной деревеньке. Кожа, добротное сукно, белые полотняные рубахи -- нет, это определенно не забитые крестьяне. Да и солдаты, поджидавшие под замковой стеной, явно понюхали пороху... хотя нет, какой, к черту, порох? Если бы местные знали порох, этот замок долго не простоял бы. Но каждый солдат одет в стальную кирасу и вооружен мечом... Лица парламентеров были совершенно бесстрастны. Только один, молодой парень в рыжем кафтане, державшийся чуть позади остальных, не мог сдержать возмущения и гнева. "Что же, -- подумал Крис, -- я его понимаю. Если бы зеленые человечки с Марса высадились у меня в Аризоне и, не разобравшись, вырезали какой-нибудь городок, мне тоже не захотелось бы с ними вести переговоры. Разве что через прицел, языком свинца". Возглавлявший группу тощий тип в черном заговорил -- на своем языке, но, к изумлению Криса, подполковник ему ответил. Снайпер испытал нечто вроде уважения к начальству -- когда и откуда только успел Макроуэн выучить здешнее наречие? -- Ши-и, -- прошипел растяжно главный туземец, и одновременно с этим Обри почувствовал, как незримые пальцы проникают в его сознание, вкладывая значение в звук. "Ши" -- демоны, пришельцы. -- Зачем вы явились, _ши_? -- вопрос оказался совершенно ясен майору, хотя прозвучал на неизвестном ему языке. Макроуэн помедлил с ответом. Он, как и Обри, считал, что поначалу дипломатические переговоры пойдут вяло из-за языкового барьера и у американцев будет время поразмыслить над самой перспективной стратегией. Необходимость действовать немедленно сбивала подполковника с толку даже сильнее, чем телепатия, которой явно владели туземцы. -- Мы пришли предложить вам... возмещение... -- ответил он по-английски, надеясь, что местные гуки его поймут. Хотя какие они гуки -- типичные европейцы, белая раса. -- За самоуправные действия наших солдат. -- Ты хочешь сказать, ши, что ваши воины, точно разбойники или ырчи, -- последнего слова Макроуэн не понял, но в мозгу его возник образ безобразно уродливого варвара -- дикаря даже по местным, не слишком высоким меркам, -- готовы убивать каждого на своем пути? Тип в черном презрительно хохотнул. Возмущение захлестнуло Макроуэна жаркой волной, но подполковник постарался его не выказать. Видно, не слишком преуспел -- стоявший за плечом человека в черном мужчина, чье лицо скрывалось под капюшоном плотно запахнутого буроватого плаща, нашептал своему боссу на ухо что-то такое, отчего тот чуть смягчился. -- Мы -- не дикари, -- резко бросил подполковник. -- Виноват один человек -- тот, кто отдал приказ рядовым солдатам. Он наказан. -- Я хочу видеть его тело, -- спокойно ответил туземец. Обри Норденскольд шумно вздохнул. -- Что значит -- тело? -- переспросил Макроуэн вполголоса. -- Я хочу знать, действительно ли он умер и насколько мучительной была его смерть, -- с жутковатой прямотой ответил тип в черном. -- И быстро, покуда я еще могу поднять его и спросить. -- Этот человек жив, -- отозвался подполковник. В голове у него проскользнула идейка попросту обмануть туземца, подсунув ему какой-нибудь бесхозный труп со следами пыток, но он отбросил ее -- если здешние жители могут проникать в чужие мысли... -- Тогда отдайте его мне, чтобы правосудие свершилось, -- предложил туземец. -- Нет! -- воскликнул Макроуэн даже прежде, чем осознал, что именно черный понимает под правосудием. -- Тогда чем вы собрались расплачиваться со мною за жизнь моих подданных, ши? -- вопросил туземец звонко и монотонно. -- Серебром?! В глазах его бушевала такая ярость, что Макроуэн отшатнулся бы, если б не боялся потерять лица. -- Этот человек, -- проговорил он как мог невыразительно, -- наказан по нашему закону. Мы не отдаем своих людей на расправу... чужим. Мы готовы заплатить за убитых... -- Вергильд, -- подсказал Обри. -- Именно, -- Макроуэн недовольно покосился на него. -- Сверх этого мы не можем ничего предложить вам. -- За невинную кровь не платят серебром, -- ответил человек в черном. -- За кровь платят кровью. Я готов был принять кровь виновного. Но с не знающими чести я не могу иметь дела. Убирайтесь с моей земли, ши. Обри зажмурился. Все шло наперекосяк, и майор Норденскольд не мог остановить надвигающуюся катастрофу. Страшнее всего было понимать, что на месте Макроуэна он ответил бы так же. Правда, он бы отправил маньяка Уолша под трибунал. И тот бы легко не отделался. Но американцы не выдают своих. И это важнее. -- Мы готовы отказаться от возмещения за смерть наших солдат, которых убили вы в отместку, -- проговорил Макроуэн с явным усилием. -- Воин готов умереть, -- отозвался человек в черном. -- А вы убивали безоружных. В спину. От страха и подлости. Я, Торион ат-Дейга, плюю на вас. Убирайтесь! Я хозяин этой земли. Подполковник замешкался. -- Пошли прочь! -- бросил лорд. -- Покуда я не приказал моим чародеям разрушить ваши летающие железки. Макроуэн хотел было посмеяться над его надменными словами, но вспомнил вовремя, что туземцы сбили ведь каким-то образом вертолет отделения Пауэлла. -- Вы хотите воевать с нами? -- спросил он, делая последнюю, отчаянную попытку если не договориться с местными, то хотя бы запугать. -- Вы не знаете нашей силы... -- Я знаю, -- с тем же ледяным презрением ответил лорд Торион, блеснув смоляно-черными глазами. -- Виндерикс прочел это в памяти дружинника, которого я отправил к вашему воеводе с посланием, -- он, верно, не дошел, значит, я вложил мало жизни в его мертвое тело. Мой ответ остается неизменным. Уходите к себе, за стоячие камни, или на вас обрушатся все владетели благословенного Эвейна. Макроуэн четко, как на параде, развернулся кругом и деревянным шагом направился к вертолету. Обри замешкался. -- Тот человек, -- проговорил он, не зная, поймет ли лорд его слова, -- он дошел. И передал то, что должен был. -- Это хорошо, -- ответил Торион. -- Мне было бы жаль убивать его напрасно. Сам он не сдвинулся с места, даже когда Обри запрыгнул в "Си Найт" -- последним, как выскакивал первым, -- и вертолет с рокотом поднялся в воздух. Владетель провожал летающие машины взглядом, пока те не скрылись за лесом. Потом повернулся к плечистому мужчине, стоявшему рядом. -- Теперь ты видел их, Бран, -- проговорил он. -- Я мог отнять их жизни прямо здесь, -- ответил тот. -- Но это было бы бесчестно, -- ответил Торион. -- О да, -- подхватил чародей-погубитель. -- Но теперь мы сойдемся с ними на поле брани, и кто-то из твоих воинов падет, потому что я не смогу воззвать к своему дару вовремя. Твоя честь сродни моей волшбе, Торион. Она тоже... убивает. * * * Староста Тоур ит-Таннакс тревожно поглядывал то на чужаков на железном гробу -- в этот раз они приехали всего на одном и дружинников в одинаковых одеждах при толстом купце-посланнике было не так много, -- то на людей Бхаалейна. Сам владетель, конечно, не явился -- мало ли какой подлости можно ожидать от чужеземцев, -- а послал вместо себя родича, выбрав, как заранее решил про себя староста, самого бесталанного, чтобы не так жалко. Во всяком случае, молодой человек на буланом мерине не был одет ни в легкую броню, как дружинник, ни в дорогой, шитый серебром и золотом кафтан придворного чародея. На его плечах небрежно болталась куртка из драконьей кожи -- вещь сама по себе дорогая, так что хозяин ее, верно, был ко владетелю близок, но помимо этого староста о нем сказать ничего не мог. -- Кто это? -- тихонько спросил чужинский толмач. Староста молча покачал головой. Молодой человек спешился, но дружинники, плотной стеной заградившие дорогу за его спиной, даже не шевельнулись. Над деревней повисла такая тишь, что слышно было, как на чьем-то дворе роет землю петух. -- Мое имя, -- медленно и внятно проговорил посланник Бхаалейна, -- Терован ит-Рахтаварин ат-Бхаалейн. Староста от изумления раскрыл рот. Надо же было так промахнуться! Верно, по сердцу пришлось ему предложение чужинцев, раз родного сына и верного наследника отправил с ними разговор вести. -- Мой господин, -- ответил толмач, прошептав что-то купцу, -- воевода Степан ит-Кирей из рода Кобзевых, посланник великой державы, называемой _"Союз Советских Социалистических Республик"_. Загадочные слова веско пали в тишину. -- По какую сторону стоячих камней находится твоя держава? -- спросил наследник Терован, требовательно вглядываясь в лица купца-посланника и толмача. Лейв промедлил с ответом. -- По ту, которой в вашем мире нет, -- проговорил он наконец. -- Значит, вы -- ши, -- заключил наследник. Дружинники за его спиной напряглись. Староста хотел было шарахнуться, но вспомнил, что рядом стоят чужестранные дружинники, чью страшную волшбу он уже имел несчастье лицезреть. Не стоит оскорблять могущественных демонов. -- Если так вы зовете пришельцев из стоячих камней, -- ответил толмач, -- то да. Друид, от которого я научился вашему языку, тоже употребил это слово. -- Не тот ли друид, чье имя Тауринкс? -- переспросил Терован. -- Тауринкс ит-Эйтелин. -- Толмач кивнул и снова нашептал что-то своему господину. Тот зашипел в ответ. -- Хорошо, что вы не стали отпираться, -- насмешливо произнес наследник, подходя ближе. Староста Тоур не мог не заметить, насколько жалкими кажутся посланники-ши рядом с владетельским сыном. Дело было даже не в странных куртках грязного цвета -- старший, Степан, расцветил свою таким количеством золотых украшений, что придворному под стать, а не купцу. Просто в Тероване, да и в его дружинниках, ощущалась некая душевная сила -- возможно, то был отсвет присущего им колдовского дара. И лишенные его ши казались по контрасту пустыми и слабыми. А может, дело было в том, что каждый из дружинников привык чувствовать за спиной свое войско, а за ним -- владетельскую силу, а за ней -- могущество Серебряной империи. Пришельцы же не могли надеяться ни на что подобное -- ибо кто слыхал о державах среди не знающих Серебряного закона? -- Иначе о договоре между нами не могло бы идти и речи, -- продолжил наследник. -- Так чего вы хотите, ши? Лейв торопливо передал его слова своему господину, и тот недоуменно воззрился на Терована. -- Мы хотим торговать с вами, -- перевел толмач его ответ. -- А еще -- через вас связаться с вашим императором. Странный оборот "связаться" удивил Тоура, но староста сообразил, что демоны не намерены заковывать владыку Эвейна в кандалы. -- Мы можем торговать с ши, -- раздумчиво произнес наследник. -- В этом нет бесчестья. Так делалось... в годы Конне Доброго и в годы Лориса Корабельника тож. Но кто сказал вам, что император захочет говорить с чужинцами? -- Разве при его дворе нет посланцев иных держав? -- вежливо полюбопытствовал старший демон. Наследник расхохотался. -- Верно, вы и впрямь ничего не знаете об Эвейне Серебряном! -- ответил он, отсмеявшись. -- Иначе ведали бы, что во всем мире нет держав, кроме него! Посланник и толмач воззрились на него с одинаковым удивлением на лицах. -- Но довольно, -- проговорил Терован. -- Не мне судить, каково будет решение императора. Возможно, среброрукий захочет побеседовать с вами или даже открыть вам путь в эвейнские земли. Но посылать ли ему весть и торговать ли с вами здесь -- то пусть решает мой отец, владетель Бхаалейн. -- Тогда, простите, коун, зачем мы встретились здесь? -- с натянутой улыбкой поинтересовался посланник. -- Я должен был решить, не ущемят ли чести нашего рода переговоры с вами, -- безмятежно ответил наследник. -- Мой отец встретится с вашими вожаками, демоны. Завтра в полдень, у ворот кирна Бхаалейн. Он развернулся и легким шагом направился к своему коню. -- Мы даже не успели предложить ему дары, -- пробурчал майор Кобзев в спину уходящему. Лева покачал головой. Его тревожили дурные предчувствия. -- Не взял бы, -- ответил он. -- Все берут, -- убежденно проговорил Кобзев. -- Даже наши берут. -- Этот не взял бы, -- повторил Лева. -- У него... принцип. * * * Это было одно из лучших полей во всем владении Дейга. Плодородная земля, не заболоченная и не каменистая, давала щедрые урожаи из года в год, невзирая на капризы небес. Была какая-то злая ирония в том, что именно ему предстояло стать местом будущей битвы. Линдан наблюдал за продвижением врага с опушки. Черныe повозки с огненными сердцами -- чародей ощущал ритмичное биение пламени в каждой из них -- выкатывались по дороге со стороны лагеря вокруг стоячих камней и останавливались одна за другой при виде грозного, недвижного строя дружинников. -- Ты думаешь, твои солдаты остановят их? -- спросил Бран. Торион помедлил с ответом. -- А разве это имеет значение? -- ответил он. -- Как я могу пропустить их через мои владения без боя? Ты же видел их. Они полны обмана и самодовольства, готовы поклясться чем угодно, чтобы нарушить слово и вонзить в спину кинжал. Готовы покупать покой убитых серебром... -- Ответь мне, Торион, тебя больше волнует уязвленная честь или все же благо твоей земли? -- поинтересовался Бран, не потрудившись понизить голос. Такие вопросы не задает владетелю подданный, но может задать племяннику -- дядя, и Линдан ощутил стыд оттого, что оказался невольным свидетелем семейной беседы. А отойти он не имел права. Помимо того что в войске Дейга он оказался единственным огневиком и ему вменялось прикрывать своего владетеля от свинцовых шариков, -- мало ли когда может пригодиться его второй талант? -- Какое благо я смогу дать моей земле, если подчинюсь этим пришельцам? -- парировал Торион ат-Дейга. Бран пожал плечами. Вражеские солдаты засуетились вокруг повозок -- приглядевшись, Линдан увидел, что не черные, а скорей тускло-зеленые. Следить за передвижениями ши было трудно вдвойне: их странная одинаковая одежда не позволяла отличить рядового от воеводы и скрадывала очертания тел, затаившихся в густых хлебах. И тут с дальнего края поля донесся перестук. Линдан выставил огневой щит, даже не задумываясь. Защелкали, испаряясь, свинцовые снаряды. -- Вероятно, они сейчас раздумывают, почему мы не падаем, -- удовлетворенно заметил Торион. Молодой наймит попытался представить себе, как это должно выглядеть со стороны противника -- недвижный строй, которому полагалось рассыпаться под ударами незримых глазу стрел... Но в их положении была и оборотная сторона. Строй дружинников не был широк -- иначе Линдан вовсе не сумел бы прикрыть его, -- но даже при том ел ли не все силы молодого мага уходили на поддержание преграды, и долго он не мог ее сохранять. Торион тоже понимал это. -- Вперед, шагом -- марш! -- скомандовал он. Строй двинулся вперед, и вместе с ним двинулись Линдан и оба Дейга. Перед ними горел сжигаемый барьером хлеб. Дым уносился вверх, в ясное синее небо. -- Зачем ты втянул меня в эту войну, Торион? -- с мукой осведомился Бран. -- Что ты хочешь получить от победы над ши? -- Я ничего не хочу получить, -- ответил владетель. -- Я хочу сохранить и приумножить. В отличие от тебя. -- Что значит?.. -- вскинулся Бран, но Торион жестом одернул его. -- Сейчас не время, дядя. Поговорим, когда ши обратятся в бегство. -- _Если_ обратятся, -- пробурчал Бран. Видно, живя отшельником, он привык оставлять последнее слово за собой. Солдаты в грязно-буром перебежками двинулись навстречу плотному строю дружинников. Повозки зловеще громоздились позади, но трубки, установленные на них, не стрекотали больше из опасения попасть по своим. Линдан попробовал было подхлестнуть огонь в сердцах повозок, но барьер поплыл, несколько дружинников вскрикнули, когда не испарившиеся до конца капли ударились об их нагрудники, и Линдан поспешно оставил свои попытки. -- Они пытаются обойти нас с флангов, -- проскрипел Торион. Это Линдан видел и сам. Сейчас войско владетеля расплачивалось за ограниченный дар юноши. Сильный огневик мог бы поставить защиту на более широком фронте... но Линдан не мог растягивать свой барьер дальше некоторого предела, и предел этот был уже достигнут. -- По моему приказу, -- скомандовал Дейга, -- лучникам -- пли, пехоте -- в атаку, Линдан -- снять щит и уничтожить повозки. -- Йи! Линдан не стал снимать барьера. Он просто бросил стену (жара вперед, через поле, к повозкам из кованого железа. Кто же смирил тебя, огонь? Из всех стихий ты самая прислужливая, тебя вечно загоняют в очаги и кострища, тебя держат на голодном пайке -- так освободись! Моторы бронетранспортеров рвались один за другим, вслед за ними полыхали баки, взрывались боекомплекты... но Линдан уже не обращал внимания, сосредоточившись на уничтожении отдельных вражеских солдат. С непривычки делать это было неудобно -- все равно что бить мух молотком, -- но чародей быстро приноровился. Громовые орудия пеших ши косили дружинников, но и стрелы с мечами собирали свою дань. Изначально с обеих сторон бойцы имелись в равном приблизительно числе. В первый миг после исчезновения преграды свинцовые шарики ранили многих, но взрыв повозок отвлек, ошеломил на миг врагов, и лучники выровняли положение. В рукопашной же громобои давали своим владельцам незначительное преимущество, сводившееся на нет вмешательством Линдана. Похоже было, что оба войска уничтожат друг друга -- потому что дружинники отступить не могли, чтобы не стать легкой мишенью для летящего свинца. Тем бы и кончилось, если б молодой чародей Линдан ит-Арендунн прочувствовал своего врага сердцем. Но, выросший в обществе, где чародейный дар был присущ человеку с рождения, он не привык воспринимать неживой, неодушевленный предмет как орудие волшебства. Поэтому на ротного радиста он просто не обратил внимания. И когда с неба на выжженное поле обрушились снаряды, для дружины Дейга это стало полной неожиданностью. Первый залп лег с изрядным перелетом -- минометчики пристреливались. Но уже следующий скосил едва ли не треть шеренги лучников. Ряды дружинников заколебались, осмелевшие же ши, вжавшись в землю, принялись с новой силой поливать их свинцовым дождем. -- Линдан! -- крикнул владетель, глядя на вздымающиеся фонтаны земли. -- Останови это! -- Не мо... -- И тут грянул третий залп. Молодой чародей попытался выставить огневой щит над головами, но не рассчитал. Туша снаряда пронизала щит, едва сплавившись, и взорвалась едва ли на долю мига раньше, чем должна была бы. Торион ит-Молой ат-Дейга пошатнулся и рухнул наземь. Осколок снес ему половину черепа. Никакая, даже самая сильная магия не могла бы исцелить подобной раны. Гнев вскипел в Линдане жаркой волной. Но прежде чем молодой наймит сумел выплеснуть внутренний пламень, Бран ит-Эван... теперь уже ат-Дейга отстранил его. Сильные, заскорузлые пальцы отшельника сомкнулись на серебряной цепи изгнания и одним рывком сдернули, разметав на десятки искореженных звеньев. И, еще не зная, зачем, Линдан отдал ему свою силу. Мощь призванных Браном смертных чар была такова, что даже трава перед ним пожухла враз. Враги падали, точно сбитые с забора метким камнем "петушки". Не успел отзвучать тоскливый клич Брана, как на поле не осталось ни единого живого врага. И все же чары не спадали. Убийственным копьем, рекою смерти текли они через лес, туда, откуда прилетали начиненные громом снаряды. Никогда еще Линдан не видел, чтобы чары преодолевали порог окоема. Никогда... до этого дня. Сила, иссушавшая лес, достигла скрытой за стволом поваленного амбоя минометной батареи миг спустя. Никогда еще Линдану не доводилось видывать волшбы более могучей. Сама природа чародейского дара такова, что человек не в силах превозмочь поставленного ему от рождения предела. В одних этот предел тесен, в других -- широк, но у каждого -- своя сила. Видно, данная Брану ит-Эвану мощь была и впрямь велика, если он сумел выплеснуть ее столь бурным потоком. Но за всякую силу приходится платить. И когда Бран ит-Эван начал с протяжным воем разворачиваться к строю дружинников, Линдан с ужасом увидал -- широкая полоса повядшей травы расширяется, точно невидимая коса медленно, будто бы в страшном сне, подрезает живые стебли. Последующий миг запомнился Линдану на всю жизнь. Бран ат-Дейга стоял к нему вполоборота. Глаза бывшего отшельника, дважды преступившего Серебряный закон, торопливо бегали, то обводя взглядом окоем, то возвращаясь к мертвому телу Ториона. И были они совершенно пусты. Запредельной силы волшба отняла у смертовзора рассудок, и сейчас он был опаснее жестоких ши для дружины владения Дейга. Предостерегающе вскрикнул Виндерикс, но Линдан уже призвал собственную силу... Слишком поздно. Смертная сила задела краем одного из дружинников, и тот безмолвно повалился лицом вниз, точно пук соломы. И поэтому -- от страха -- Линдан ударил обезумевшего владетеля чуть сильнее, чем хотел бы. Поток невидимой смерти прервался. Глаза Брана ит-Эвана помутнели, точно у снулой рыбы. А потом из-под век, из носа, из ушей, изо рта человека, побывшего владетелем едва ли более минуты, хлынула темная кипящая кровь, смешанная с чем-то белесо-пенистым. Тело покачнулось и медленно осело вбок. Линдан мгновение смотрел на дело чар своих, потом отвернулся, и его чуть не стошнило на мертвую траву. Только глоток яблочного вина заставил овсянку удержаться в желудке. Над полем повисла тишина. Даже птицы не пели, и не жужжала летняя мошкара. Линдан обернулся. Он ожидал увидать на лицах дружинников что угодно -- страх, гнев, презрение, ненависть. Но те вглядывались в него с глубоким почтением и еще чем-то... чему разве что провидец Виндерикс мог бы дать подобающее имя. Молодой наймит беспомощно опустил руки, не зная, что ему делать -- спасаться ли, умолять, оправдываться? Старшой отряда и Виндерикс, не сговариваясь, шагнули вперед, склонив головы. -- Веди, -- в один голос промолвили они. Линдан растерянно огляделся. -- Но... -- начал он и осекся. -- Веди, -- повторил провидец. -- Род ат-Дейга пресекся. До тех пор, покуда состязанье под десницей гильдий не даст нам нового владетеля, поместьем и землями должен кто-то управлять. Согласно обычаю, то должен быть чародей, призываемый всеобщим согласием. Ты среди нас сильнейший. -- Нет! -- горячо воскликнул Линдан. -- Ты и Лландауркс... -- Я слаб и стар, -- отрезал Виндерикс. -- Мне не по плечу эта заманчивая ноша. Лландауркс справился бы... но сейчас земле нужен _боевой_ чародей. И Линдан не мог не признать справедливости его слов. Конечно, чарами огня не только на войне пользуются, ими владеет едва ли не каждый кузнец... Но сейчас возможность испепелять была для Дейга, похоже, важнее, чем способность исцелять. -- А как же согласие? -- вяло возразил он, уже понимая, что ему придется взвалить этот груз на себя. Пусть владение Дейга -- малолюдное, незначительное, но Линдан вырос в деревне не крупней здешних и даже в самых сладких мечтах не видел себя владетелем, пусть и временным. -- Мы согласны, -- пророкотал старшой. Юноша глубоко вздохнул. "Что за дивная выдумка -- обычай, -- подумалось ему, -- он позволяет дарить власть тем, кто не знает, что с ней делать". -- Тогда... -- он стиснул кулаки, -- вначале похороним наших павших. А я... позабочусь о мертвых ши. -- А если там остались недобитые? -- воскликнул кто-то, глядя в сторону леса, избежавшего гнева безумного Брана. Линдан глянул на говорившего через плечо. -- Я же сказал, -- проронил он, и в голосе его прозвучали вдруг интонации Ториона ат-Дейга, -- мертвых ши. Он зашагал к застывшим в неподвижности черным железным гробам. Трава на его пути курилась сизым дымком. * * * Лева Шойфет уже начал привыкать к поездкам на БТРах. Машину покачивало на ухабистой дороге, вокруг шелестели листвой березы, очень похожие на земные, да и вообще пейзаж поразительно напоминал Леве хорошо знакомые подмосковные Дубровицы, только безо всяких признаков цивилизации. Поначалу девственная природа здешних мест грела душу, но постепенно ощущение бесконечной отдаленности от всего, что Лева почитал родным и близким, начинало наводить на впечатлительного переводчика тихую панику. Внезапно лес расступился, и Лева увидал впереди, за широкими лугами, цель пути -- родовое гнездо владетелей Бхаалейна. Ни в кино, ни на иллюстрациях к любимым историческим романам Лева не видывал ничего подобного этим могучим стенам. Он, правда, ожидал, что они окажутся повыше, но этот недостаток с лихвой искупался монументальной толщиной и циклопическими размерами глыб, складывавших башни. По сравнению с кирном египетские пирамиды показались бы жалкими времянками. Мнилось, что он стоит здесь от начала времен и выстоит дольше, чем продлится род людской, не изменившись ни на йоту. Над воротами плескался на ветру белый флаг, окаймленный какой-то бахромой -- что это могло быть, Лева издалека не разобрал, да его и не интересовали такие мелочи. Он во все глаза разглядывал замок и очнулся, лишь когда сидевший рядом Вяземский нечаянно толкнул его локтем. Артиллерист тоже рассматривал замок, правда, в полевой бинокль. До сих пор полковнику Вяземскому не приходилось выезжать далеко за пределы базы -- командующего артиллерией в составе сил братской межпространственной помощи Кобзев почитал персоной совершенно излишней до того момента, пока эти самые силы помощи не столкнутся с американцами. Самому же полковнику хватало дел на базе. Огневые точки наконец-то были оборудованы, пушки -- установлены на позициях, и перспектива переносить все это с места на место отнюдь не грела душу. Но если уже сам командующий выбрался из своего уютного кабинета по другую сторону межпространственных ворот и приполз вести переговоры с местными феодалами, то и всему прочему начальству отвертеться не удастся. И при виде замка Вяземский окончательно уверился, что Кобзев на самом деле прав -- нечего богам войны делать на этой планете. Зрелище было жалкое. Да, конечно, строители не были полными профанами для своего уровня развития -- штурмовать его, имея из дальнобойного оружия одни луки да катапульты, Вяземский постеснялся бы. Замок окружал изрядной ширины ров, а опускной мост через него, будучи поднятым, закрывал единственные ворота. А пять башен давали обороняющимся возможность вести перекрестный огонь по любой точке в радиусе досягаемости их луков. Больше того -- полковник знал, как строили зодчие древних времен. Вяземский хорошо помнил апокрифическую историю про старинную церквушку, которую восемь дней не могла снести батарея гаубиц, бившая по ней прямой наводкой, а ведь тот храм не из базальтовых глыб строился -- из простых кирпичей. К тому же... Артиллерист присмотрелся. Швы между каменными блоками не были залиты цементом, не заросли мхом и не пустовали. Словно бы кто-то с маниакальным упорством прошелся по ним со сварочным аппаратом -- если бы можно было сваривать камень. И все же, чтобы взять это укрепление, не требовались его любимые Д-30. Это было под силу обычному миномету, только времени потребуется уж очень много. Несколько разрывных и зажигательных во двор... где, скорей всего, сложены под навесами, а то и под открытым небом всяческие бочки-ящики и запасы сена, где постоянно снует народ, потому что замок такого размера пустовать не может. Если обороняющиеся попытаются опустить мост -- разнести в щепки еще до того, как по нему проскачет первый рыцарь. Если нет -- ждать, пока защитники с голодухи не повылезают сами. Разве что в замке есть подземный ход... "Охолони! -- скомандовал себе полковник, осознав, куда завели его мысли. -- Это наш предполагаемый тактический союзник". -- Товарищ Вяземский, -- доверительно поинтересовался у него Кобзев, -- как вы считаете... "Ах ты гнида, -- подумал полковник без особой злости. -- Мнением моим поинтересоваться изволил. Когда я предложил в точку высадки делегации забросить батарею огневой поддержки, кто меня чуть с грязью не смешал?" -- У меня, товарищ Кобзев, -- ответил он, не дожидаясь продолжения, -- по вопросам местной специфики своего мнения нет и быть не может. Не сталкиваюсь я с местной спецификой. Гэбист обиженно посопел. -- Кажется, -- заметил начштаба, -- нас встречают. Вяземский снова поднес к глазам бинокль. Мост опустился, и в распахнутые ворота выезжали всадники. Тренированный взгляд полковника машинально подсчитывал противников -- три десятка человек в легких доспехах, еще с десяток в чем-то пестром, потом -- отдельно -- неимоверно широкоплечий мужчина в лазурно-синем кафтане, и за его спиной толпа людей, одетых не менее ярко, -- верно, прихлебателей. -- Всем машинам, кроме первой, -- стоп, -- скомандовал начштаба в трубку. Рации в этом мире работали плохо -- не очень помогала даже воздвигнутая посреди лагеря антенна, -- но в радиусе километров пяти можно было добиться приемлемой слышимости. -- Развернуться и быть готовыми атаковать в случае провокации. Лева Шойфет эту фразу услышал краем уха и заметил только, как остальные БТРы в колонне неторопливо съезжают с дороги, выстраиваясь полукругом вдоль опушки леса. Приближающееся войско интересовало его гораздо больше. Сильней, чем когда-либо с того дня, как его проволокли через врата между мирами, Леве казалось, будто он угодил в прошлое. Беда была в том, что о прошлом он судил наполовину по учебникам истории, где упор делался исключительно на классовую борьбу во всех ее проявлениях, а наполовину -- по авантюрным романам, авторов которых историческая правда волновала куда меньше, чем завлекательность. Поэтому он вполне верно представлял себе роскошные одежды придворных вельмож, богатство феодалов, мрачное величие рыцарских замков, но оказался совершенно не готов к той блистательной оправе, что окружала эти драгоценные камни. Владение Бхаалейн относилось к числу самых обширных в империи, и то, что большую часть его занимали непролазные пущи Беззаконной гряды, не мешало владетелю равняться богатством с самыми древними родами срединного Эвейна. А когда у владетеля полны сундуки, не пустует кошель и у его дружинников, будь то родовичи или наймиты. На ярком солнце сверкали начищенные кирасы, не исцарапанные еще наконечниками разбойничьих стрел, переливалось серебряное и золотое шитье на кафтанах чародеев, блестели самоцветы. Даже сбруя владетельского коня была изукрашена драгоценными венисами так густо, что не было видно отменно выделанной кожи. "Нет, -- решил про себя Вяземский. -- Предательства они не замышляют. Это не боевое оружие и не походная броня -- все слишком вычурно, слишком богато. Они пытаются произвести на нас впечатление... Не могу их винить". Ему вспомнились леопардовые шкуры негритянских вождей. Когда до процессии оставалось метров сто, БТР остановился. Командиры один за другим вылезли, спрыгивая в мягкую, прогретую солнцем траву на обочине. Люди в кирасах остановились, выстроившись поперек дороги в две шеренги. Широкоплечий толстяк в синем выехал вперед. За его спиной прятались еще четверо. Одного Лева узнал -- это был высокомерный молодой человек, встретивший их с Кобзевым в приречной деревне, сын владетеля. Двое других были одеты не менее богато, чем плечистый, но в другом стиле. Тот, что был помоложе, остролицый и тонкогубый, явно предпочитал оттенки темно-багрового и не носил никаких украшений, кроме стальной цепочки, протянутой вдоль рукава, -- если только это было украшение. Физиономия его зло кривилась; потом он, видно, вспоминал, что послу не пристало так откровенно выражать чувства, и стирал выражение с лица, но то мгновенно появлялось снова, как запотевает холодное стекло. Спутник его был очень стар -- Лева дал бы ему на вид лет двести -- и одет так богато, что за брошками и цепями не было видно зеленого бархата. Четвертый показался переводчику также смутно знакомым, но он не сразу сообразил, где встречал этого человека -- тот приезжал с Терованом в деревню, но в беседу тогда не вмешивался. Делегации подошли друг к другу вплотную. Кобзеву явно хотелось сказать что-нибудь для протокола про встречу двух миров, двух идеологий, но он понимал, что его за такие слова свои же товарищи придушат. Когда молчание затянулось, гэбист слегка подтолкнул переводчика в спину. -- От имени Союза Советских Социалистических Республик я приветствую владетеля Бхаалейна, -- послушно проговорил Лева, не имевший ни малейшего понятия, как следует обращаться к феодалам. Рахтаварин ит-Таварин слегка усмехнулся, с неожиданной для такого массивного человека ловкостью спешиваясь. "Как только под ним конский хребет не ломается?" -- подумал Вяземский. -- Кто ты? -- спросил он без обиняков. -- Мое имя Лейв ит-Лазар, я -- толмач при посольстве. Слово "посольство" Леве пришлось придумать, верней -- образовать по аналогии, потому что в эвейнском его, кажется, не существовало. Ближе всего по смыслу стояло "атриста", обозначавшее группу посланников, оговаривающих условия перемирия. Но владетель вроде бы понял, что имелось в виду. -- Тогда я говорю не с тобой, а с этими людьми? -- так же прямо спросил он. -- Да, -- ответил Лева спокойно. Несмотря на то, что Рахтаварин казался на первый взгляд совершенно спокоен, переводчика не покидало ощущение, что он пытается выторговать у тигра кусок его добычи. -- Хорошо, -- проговорил владетель, кивая каким-то своим мыслям. -- С кем из этих людей я могу говорить, не поступаясь честью? -- Что? -- переспросил Лева. -- С кем из этих людей я могу говорить? -- нетерпеливо повторил владетель. -- Чей род может сравниться в древности и крепости с Бхаалейном, наследники которого правили Бхаалейном со времен Конала Милосердного? Есть ли среди них владетели или эллисейны, чье семя сильно? Лева понятия не имел, сколько прошло лет (будь то земных или коротких местных) со времен упомянутого Конала, но смысл высказывания уловил. -- Владетель спрашивает, кто из нас дворянин? -- Что-о? -- переспросил командующий. -- Он заявляет, -- извиняющимся тоном добавил переводчик, -- что будет говорить только с равным ему по положению. Для него это значит -- владетелем или колдуном. -- Раньше их это не волновало, -- раздраженно бросил Кобзев. -- Извините, товарищ генерал, но... -- Коун Степан ит-Кирей говорит, раньше вы не требовали, чтобы с вами говорили только родовитые, -- послушно перевел Лева. -- Раньше они не говорили со мной, -- ответил владетель. -- Я мог послать сына, родовича или наймита говорить с неведомыми пришельцами, но не могу поступиться честью владения, торгуясь с безродными. -- Он объясняет, что сам он не может вести переговоры с простолюдинами, -- переврал его слова Лева. -- Пока он посылал на переговоры слуг, по его меркам все было нормально, но слуги не имеют права договариваться с нами. -- Ч-черт, -- ругнулся Кобзев, не стесняясь командующего. -- Так есть ли среди вас, ши, человек благородной крови? -- настойчиво переспросил владетель. -- Они снова спрашивают, кто из нас... э-э... аристократ? -- перевел Лева. Кобзев поморщился. -- Вяземский у нас аристократ, -- неожиданно буркнул начштаба. -- Самый натуральный. -- Э-э... воевода из рода Вяземских, -- сообщил Лева, для надежности ткнув пальцем в сторону полковника. На местных это сообщение произвело неожиданный эффект. Несколько секунд все пятеро, отступив на шаг, ожесточенно перешептывались, потом владетель Бхаалейна выступил вперед и, глядя прямо на Вяземского, пророкотал нечто для большинства советских офицеров невнятное. -- Они спрашивают, товарищ полковник, какой... э-э... магией вы владеете? -- пояснил Лева, бледнея. -- И требуют показать. Командование "руки помощи" начало озадаченно переглядываться. -- Вот ведь дернул вас, Степан Киреевич, черт за язык, -- огорченно сказал начштаба. -- И что теперь? -- А может, нам и в самом деле продемонстрировать товарищу вашу, кхе-кхе, "магию", -- неожиданно сказал командующий. -- У вас ведь дежурная батарея в готовности? -- Так точно, товарищ генерал! Вяземский яростно откашлялся и выхватил из руки ординарца трубку. -- Слушаю, товарищ полковник! -- донесся по радио бодрый голос Кордавы. "Хорошо, -- подумалось полковнику, -- что ламповые рации на коротких волнах здесь работают". Наладить дальнюю связь как следует не удавалось, даже подняв антенну на аэростате над базой; радисты винили во всем пятна на здещнем зеленоватом солнце. -- Мушни, -- Вяземский снова кашлянул, -- помнишь тот пригорок, что вчера по карте просчитывали? Ну, ориентир номер пять? Так вот, он мне мешает. Сейчас. Понял меня? -- Какие проблемы, Александр Николаевич! -- Лева прямо-таки увидел довольную улыбку Мушни. -- Закройте глаза и досчитайте до семи. Фокус-покус будет, да! Закрывать глаза Вяземский не стал. Он и без того мог прекрасно представить, как Кордава, бросив трубку, разворачивается к огневым, как приходят в движение длинные хоботы Д-тридцатых, машут руками наводчики... Полковник резко выбросил правую руку вперед и щелкнул пальцами. Бам! Бам! Бам! Пять рыжих вспышек одна за другой полыхнули на месте невысокого холмика, и на его месте повисло облако пыли и дыма. Владетель Бхаалейн медленно отвел взгляд от перемолотого снарядами пригорка и посмотрел Вяземскому прямо в глаза -- без страха, но с некоторым облегчением. -- Я -- Рахтаварин ит-Таварин ат-Бхаалейн, -- проговорил он значительно. -- А это -- мой сын Терован. Со мною явились владетели Картроз и Финдейг, дабы послужить свидетелями по Серебряному закону, и чародей гильдии провидцев Артанакс, дабы слово лжи не осквернило ничьих уст. Мы будем говорить. И артиллерист нутром почуял, как и что ему следует ответить. -- Я -- Александр Николаевич Вяземский, полковник артиллерийских войск Советской армии, -- отозвался он так же торжественно. -- Мы будем говорить. * * * Операция возмездия была спланирована просто идеально. Хищные силуэты вертолетов показались над лесом в тот самый момент, когда во дворе родового замка Дейга с глухим хлопком разорвалась первая мина. Пять "хьюи" с десантом неслись, едва не задевая лыжами верхушки деревьев -- рискованный трюк, если учесть, что дорогостоящая аппаратура ночного видения после переброски представляла собой груду бесполезного хлама, как, впрочем, добрая треть начинки пилотской кабины. Но в группу вторжения недаром отбирали лучших из лучших -- асам морской авиации, имевшим за плечами сотни часов налета, вполне хватало лившегося с небес серебристого потока лунного света. Тем более что местная луна была ярче земной и немного желтее. "Си Кобрам" прикрытия было чуть полегче -- они, как и было предписано, держались позади и выше транспортников, нацеливаясь хоботками "вулканов" на заволакиваемый белой пеленой замок. Минометная батарея дала четыре залпа. По мнению ее командира, наблюдавшего в стереотрубу, как белые клубы лениво переливаются из-за стен, местным тараканам должно было хватить той дозы слезогонки, которой он им только что прописал. Тем более что первый "хьюи" уже заходил на цель. * * * Сначала Линдан даже не понял, что именно его разбудило. Последние две ночи он вообще спал тревожно -- владетельские покои главной башни замка Дейга были ему _чужими_. Он не привык спать в таком просторе -- ему казалось, что одна подушка на широком хозяйском ложе больше, чем вся койка, полагавшаяся молодому наймиту в древнем замке нищего окраинного владения. Его будили сквозняки, гулявшие по комнате; ветер задувал в распахнутые окна, развевая тяжелые, как кирасы, гобелены с родовым знаком Дейга. Линдан пытался закрывать окна, но в спальне тут же становилось душно, а сквозняки почему-то просачивались сквозь рассевшиеся рамы, ничуть не теряя силы. Его тревожил запах -- слабый, неопределимый и невыветриваемый. Молодой чародей ворочался на мягкой перине, точно на охапках хвороста, пока от усталости не проваливался в тяжелый, дурной сон. Он прежде как-то не задумывался, насколько же тяжело приходится владетелям. Особенно в нелегкие времена. К владетелю приходят со всякой бедой, со всяким раздором, со всякой мелкой обидой. А владетель должен помочь, успокоить страсти, рассудить справедливо, и притом не в ущерб себе -- потому что тогда он не сможет помочь никому. Сейчас время было не из легких. Но даже усталость не давала молодому владетелю-по-доверию заснуть крепко. Какой-то миг Линдан лежал неподвижно, не осознавая, где находится. А потом в его сознание ворвался стрекот летучего голема ши. Где-то совсем близко. И тяжелые, гулкие хлопки. Линдан резко вскочил с кровати. Вползший в комнату язык белого дыма он заметил не сразу. Только когда от этого жгучего дыма наполнились слезами глаза, а горло захлебнулось непрекращающимся кашлем. Дым, дым... его учили, как бороться с дымом. Маг-огневик должен уметь справляться с последствиями применения своего дара. Надо... Линдан скрючился, выхаркивая легкие на ковер. Но вместо глотка -- одного-единственного! -- чистого воздуха туда проникали лишь новые порции отравы. Оболочка. Надо было создать защитную оболочку вокруг головы. Слой раскаленного воздуха... Очередной приступ сбросил его на пол. Преодолевая жуткую боль в ребрах, пытавшихся выдавить из горла проникшие в него капли жгучего дыма, Линдан сосредоточился, выжигая из воздуха ядовитую мглу. Дышать стало полегче. Слезы все еще катились градом, но, поминутно промаргиваясь, молодой чародей все же сумел добраться до окна во внутренний двор замка, откуда ползли, тяжело вздымаясь, клубы белого дыма. Тяжелый рокот надвигающихся големов все нарастал. Но к этому времени Линдан уже овладел собою. Дышать прокаленным воздухом, горячим, вонючим, не насыщавшим ошпаренные ядом легкие, было тяжело, но и только -- чародей находился в сознании, а не валялся, как дружинник на страже у его дверей, в приступах сухого кашля. Скорей всего -- белая муть болталась в пятиугольном колодце двора, как кисель, -- все, кто оказался на нижних этажах башен, сейчас не смогут защитить не то что владение Дейга, но даже себя самих. Значит, эта задача ложится на плечи владетеля, пусть и временного. Кровожадные ши лишены чародейных даров. Что же... Линдан одарит их своим. Первый "хьюи" проплыл над зубчатой стеной, едва не задев ее лыжами, и завис над пятачком внутреннего двора замка. Поток воздуха от винта на миг разогнал газ, вдавив, вбив его во всевозможные отверстия и щели, затем белая пелена вновь сомкнулась, и в нее, словно в мутную воду, соскользнула по тросам первая шестерка. Все было привычно, знакомо, отработано на сотнях тренировок до полного автоматизма. Включить подствольный фонарь, сориентироваться, взять под контроль ближайший вход-выход, но главное -- чтобы там ни говорили -- убраться поскорее от точки приземления, пока тебе по шлему не приложился ботинком твой же брат-спецназовец. Освободившись от груза, первый вертолет ушел вбок, одновременно набирая высоту, а на его место уже заходил второй, третий подлетал к башне... шестерка заскользила вниз, и в этот момент у второго "хьюи" вспыхнул мотор. Веселое рыжее пламя пробежало по хвостовой балке. Пшюты увидели, как на них медленно -- ровно настолько, чтобы успеть осознать случившееся и всю глубину его неотвратимости, -- надвигается стена, а затем, под дикий визг сминаемого металла, пилотская кабина превратилась в гармошку. Останки "хыои" рухнули к подножию стены и там наконец рванул бензобак, озарив ярко-оранжевой вспышкой небо над замком. Замкнутое каменными стенами пространство дворика наполнилось кусками металла, летящими в самых различных направлениях, что сразу делало весьма проблематичным выживание любого существа, превосходящего размерами хомяка. Впрочем, хлынувший следом горящий бензин разрешил эту проблему окончательно. Линдан погасил огненную волну, не дав ей хлестнуть в окно. Он не ожидал, что пробужденное в огненном сердце голема пламя вырвется на свободу столь буйно. Воины-ши, вероятно, погибли в этой полыхающей буре, но, если кто-то из дружинников оказался во дворе в этот миг, его можно считать мертвым. За тех, кто находился в комнатах, Линдан не беспокоился. Двери во двор прочны и смогут выдержать взрыв, а огонь не прогрызет их достаточно долго. Кроме того, от бушующего пламени была своя польза -- остатки белого тумана понемногу рассеивались, пламя выжигало их. Правда, в замковом дворе были сложены запасы сена для лошадей... а еще туда выходили ворота конюшни, и вот они-то, скорей всего, не выдержали. До Линдана долетали визг и душераздирающее ржание коней. Почему-то это разгневало его сильнее, чем подлая атака в ночи. Распахнув двери, он выскочил в коридор и, переступив через скорченное судорогой тело стража, бросился наружу. Лестница вела на шедшую поверху стены дорожку. То особенное, внутреннее зрение, которое давал чародею дар, подсказывало, что сожженный голем был далеко не последним. Еще один отлетал от замка, остальные порхали в воздухе, сбитые с толку внезапной гибелью собрата. Во дворе бушевал пожар, но огонь покуда не проник во внутренние помещения башен, так что для жителей замка оставалась надежда. Пламенная чаша озаряла светом небеса, соперничая с низкой луной, и в серебряно-кровавом свете мелькали на краю видимости черные рыбьи тени големов. Дозорные на стенах также пострадали от дымной отравы, но меньше -- здесь, на высоте, постоянно дуло, и с наветренной стороны воздух оставался почти чист, так что Линдан рискнул снять огненную оболочку. Глаза лишь слегка пощипывало и першило в горле. -- Владетель! -- прохрипел дружинник, завидев Линдана. Он хотел сказать еще что-то, но к гулу пламени и стрекочущему реву големов присоединился новый звук. Воин схватился за плечо и осел, сползая по стене. На сером камне остался черный след лаково блестящей крови. Линдан отчаянно вскинул руку, направляя свой дар к первой цели, стремясь погасить огненное сердце демона. Оставшиеся вертолеты зависли в трех сотнях метров от стен замка. Их бортстрелки вкупе с оставшимися десантниками самозабвенно лупили по единственной четко видимой на фоне разгорающегося пожара цели -- черным зубцам замковой стены. В ответ им из огня вылетело несколько стрел. Ближе всех к замку оказался первый "хьюи", тот самый десант, который в данный момент превращался в угли во дворе родового замка Дейга. Именно его мотор и заглох, обиженно чихнув напоследок облаком сизого дыма. Экипаж спасло только то, что до земли было всего ничего. Летающую машину повело вперед и вниз, лопасти винта задели стену и разлетелись осколками. Со страшным, тяжелым скрежетом вертолет соскользнул под стену, шмякнулся о пригорок и завалился набок. Стоны металла и трескотню выстрелов перекрыл дикий вой ракет. Огненные кометы вырвались из-под брюха "Си Кобры" и потянулись к правой надвратной башне. В воздух взлетели куски камня и дерева. Все происходило очень быстро. Стрелы ракет еще продолжали отрываться от вертолета, когда стекло его кабины озарилось изнутри кроваво-красной вспышкой взрыва. Миг -- и на месте "Си Кобры" повис клубок косматого огня, чтобы опасть на луга лавиной пламенеющих обломков. Оставшимся вертолетам уже не требовалось никакой команды. -- Они бегут! -- вскрикнул кто-то за спиной Линдана. -- Нет, -- покачал молодой чародей, уже на излете сил доставая чарами последнего врага. Железный голем покачнулся и рухнул в лес, ломая трепещущие за спиной крылья. -- Я чую, они обрушат на нас свою злую волшбу. Передай всем, кто еще остался на стене, -- мы уходим. -- Покинуть кирн? -- Дружинник задохнулся. -- Но... -- Мы сможем отстроить его заново, даже если ши сровняют кирн с землей, но для этого мы должны выжить! -- рявкнул Линдан и закашлялся -- отрава еще не рассеялась. -- Выводите людей! Женщин и чародеев -- первыми! Он вновь воздвиг чародейную преграду вокруг головы и бросился по лестнице вниз, туда, откуда доносились слабые крики о помощи и мучительный кашель. * * * Командовавший минометной батареей поддержки лейтенант Ньюбрук отвернулся от стереотрубы. Блестяще задуманная образцово-показательная операция обернулась позорнейшим провалом. Четыре вертолета из пяти потеряно, скорей всего -- вместе с экипажами, и все, что мог сделать лично он, -- постараться, чтобы разница в счете в пользу местных была не такой уж большой. -- Батаре-я... -- На последнем "я" голос лейтенанта отчего-то сорвался на всхлип. -- Координаты цели... прежние... напалмовыми... залп! Пять минут спустя два броневика минометчиков, ныряя из одной колдобины в другою, катились к базе, а за их спинами на полнеба вставало зарево пылающего, словно свечка, родового замка владетелей Дейга. * * * -- И все же, -- довольно улыбнулся Кобзев, -- на мой взгляд, переговоры прошли вполне успешно. Вяземский промолчал. По его разумению, гэбист не признался бы в своей неудаче, даже если б всю советскую миссию братской помощи сварили в одном котле и съели без хлеба. При мысли о своих африканских подопечных из племени мбеле, после знакомства с которыми полковник и мог похвастаться столь неординарными ассоциациями, Вяземский вздрогнул и взял еще ломоть черного "кирпича". Вообще-то на офицерском столе был и белый хлеб, но есть борщ с белым хлебом Вяземский полагал кулинарным извращением. Правда, в словах Кобзева было зерно истины. Владетель Бхаалейн оказался уступчивее, чем полковник полагал возможным. Во всяком случае, он неизменно вставал на сторону пришельцев, когда его собрат из владения Картроз, еще не забывший недавнего сражения, встревал в беседу с требованиями перерезать наглых демонов. Пока из столицы не прибыл императорский посланник, чтобы вести переговоры уже на высшем уровне, советским войскам разрешалось невозбранно перемещаться по владению Бхаалейн (занимавшему территорию никак не меньше Московской области), строить базы -- на землях, не занятых под поля, и только под присмотром друидов, служивших, как решил Вяземский, чем-то вроде лесхознадзора, вести торговлю и общаться с местным населением. Владетель Картроз бушевал и ярился, пока Бхаалейн и Финдейг не объяснили на пальцах, что его мнение, строго говоря, никого здесь не волнует. Не лезет никто на твои земли -- ну и молчи в тряпочку! Феодализм, что с них возьмешь. Третий владетель, Финдейг, будучи накормлен сгущенкой, отнесся к пришельцам в целом благожелательно, но допускать в свои земли покуда отказался, намекнув, что если ши будут себя вести прилично на бхаалейновских землях, то он может и передумать, но пока рисковать побаивается. -- Смотря как идут дела у американцев, -- пробормотал Вяземский и тут же пожалел о своей несдержанности. Кобзев нахмурился. -- Это уже не так важно, -- заявил он. -- Мы получили в свое распоряжение одну точку перехода. Остальное -- дело времени. Помяните мое слово, через десять лет мы будем иметь дело с Эвейнской Социалистической Республикой. Или народно-демократической -- какая, к лешему, разница? Это будет наша республика, с нашим строем, и наши войска будут охранять эти злосчастные точки от любых посягательств. Вкусный салат. Переход от политики к кулинарии показался Вяземскому несколько неожиданным, но, добравшись до салата, артиллерист понял, почему его собеседник отвлекся. В тарелке лежало нечто зеленое, ароматное, исходящее соком и совершенно полковнику незнакомое. -- Что-то я не понимаю, -- заметил Кобзев, с аппетитом похрустывая стебельками, -- что сюда намешано? Вроде бы... нет, не понимаю. Вяземский согласно покивал, отправляя в рот очередную порцию, и тут до него дошла вся нелепость ситуации. Кобзеву было простительно обмануться -- привычный к служебным столовым, он и не заметил разницы. Но заработавший себе хроническую язву холостой полковник... Едва дожевав свою котлету и оставив недопитым жиденький отвар на изюме, Вяземский бегом ринулся на кухню. Как он и ожидал, Аркаша Либин не успел скрыться с места преступления. Он сидел за кухонным столом и с урчанием и причмокиванием добирал остатки салата из двухведерной алюминиевой кастрюли. Ложка гулко скребла по дну в ритме вальса для эпилептиков. -- Аркаша, -- мягко поинтересовался Вяземский, -- что это было? -- А? -- Снабженец поднял голову и отдал честь ложкой. -- Товарищ полковник, вы салатика попробуйте! Свеженький! Пока есть! -- Аркаша, -- проговорил артиллерист еще тише. -- Не темни. Либин вздохнул. -- Моток медной проволоки, -- ответил он. -- Он же катушка трансформаторная из блока питания БП-11Ф7, перегоревшая, списанная. Вяземский с мукой закрыл глаза. -- За такой салат, -- процедил он, -- я тебе готов простить эту проволоку. Объясни мне только -- кому ты ее здесь продал? -- Кузнецу. -- Аркаша со смаком облизал ложку. -- В деревне. -- Но когда?! -- взвыл Вяземский. Снабженец неторопливо поднялся на ноги и поправил брюшко, чтобы то свисало поверх ремня симметрично. -- А вот это, товарищ полковник, -- с достоинством ответил он, -- коммерческая тайна. Глава 7 Понемногу Алекс начинал привыкать к этому лесу. Лес -- это ведь не просто "совокупность веток, торчащих из одного места", думал он, обходя не ко времени усыпанный желтыми цветами куст. Он, кроме этого, еще и сложнейшая биоэнергетическая система, что бы ни говорили по этому поводу. Прав был небезызвестный Дерсу Узала: "Все есть люди -- камень, дерево, вода, зверь". И могавки всякие с ирокезами тоже говорили, что "лес полон духов". Надо только слушать. А имеющий уши -- услышит. Лучше всего, конечно, было бы не ломиться по этому лесу обвешанным железом по уши, а выйти на полянку, голым по пояс, да полежать на ней часика три. Сразу в резонанс не попадешь, но хоть какую-то грубую настройку получить уже можно. До друида, конечно, далеко... Вспомнив давешнего друида, Тау... -- как бишь его там, а, Тауринкса! -- Алекс усмехнулся. Да, вот уж кто был настроен, что называется, "на все сто". Отбытие пленного из лагеря было весьма впечатляющим по любым меркам. Он ведь не только зверюгу призвал, подумал Окан, он еще и мозги нам замутил, а то бы эту зверушку посекли еще на подходе к периметру. Н-да, знать бы, какие еще фокусы у местных в рукаве, кроме пиро- и телекинеза. Ну и телепатии, понятно. А как насчет манны небесной и остальных казней египетских? -- Смена дозора, -- прошелестело вдоль цепочки разведчиков. Алекс поправил автомат, обгоняя идущих впереди. -- Направление прежнее, -- отчетливо прошептал лейтенант, когда Окан поравнялся с ним. -- Тридцать, -- он взглянул на часы. --