оспринимали нас, надерзивших, - и презирали! В жизни не чувствовали ничего противнее и тяжелей этого концентрированного презрения: надменного, холодно испускаемого на нас со всех сторон. Мы плыли будто не в воде, а в море презрения... не дай бог еще пережить! - Дан впервые за передачу сорвался с ровного тона. - Я показался себе таким ничтожным, глупым... и вроде уже раскаивался, что осмелился перечить - и кому?! - Со мной происходило похожее, - вступила Ксена, но только с моей, учитываемой Амебами спецификой. Они все вокруг обменивались быстрыми и невероятно сложными мыслями, касавшимися меня и интересными мне. Однако мои бессильные попытки их понять только забавляли Высших Простейших, усиливали их презрение. "Пустяковые организмы, примитивы, - заметило одно ВП слева. - Я бы взялся овеществить в тех же объемах куда более совершенные. Для этого надо..." И в глубине его сумеречного комка возникли упрощенные фигурки Дана и меня, преобразуемые в более совершенный вид. Соседние ВП молчаливо одобряли, только одно помыслило: "Да самку-то незачем и совершенствовать - слить ее с нашей базой-маткой, чего проще!" Другие и это одобрили. Но самое страшное было то, что... - Ксена замолкла на секунду, - что и я это одобрила. Сама вдруг захотела, чтобы меня слили с их базой-маткой, полуживой пассивно-чувственной жидкости! Неодолимо захотела, мечтала: нет для меня большей радостью, чем слиться с нею и служить Высшим... Конечно, и это было наведено. - Мы находились в общем психополе, - заговорил Дан, - и я чувствовал, что с Ксеной неладно. Мне тоже досталось, но ей было вовсе худо... - Мне было не худо, - с невеселой улыбкой возразила та, - мне было очень хорошо, когда на пятнадцатиметровой глубине я принялась расшивать стык гермошлема с костюмом, чтобы слиться. Мне было просто замечательно. - Я увидел, закричал: "Что ты делаешь?!" - подплыл к ней, схватил за руки... - А я сопротивлялась что было сил, кричала: "Пусти! Не хочу жить, не хочу с тобой, противно! Хочу с ними!.." - отбивалась и вырывалась... - Это не ты сопротивлялась, это они заставили тебя раскрываться и отбиваться - для забавы, для удовлетворения мстительного чувства. Чтобы унизить нас. Я понял это, понял, что бороться надо с тобой, с ними. Как? Вспомнил: Амебам очень не по душе пришлись мои знания об огне. И я стал таким огнем! Мыслью и чувствами я был всем сразу: дюзами разгоняющегося звездолета, степным пожаром, тритиевой термоядерной плазмой, Альтаиром во всем его блеске, пылающим вулканом, вспышкой "сверхновой"!.. А сам тащил тебя к поверхности и к берегу. Мимолетно ощутил: подействовало, Амебы ошеломлены, растекаются от нас подальше. И ты перестала сопротивляться, обмякла. Мы выбрались... 14. АМЕБА - "РЕГРЕССИСТКА" Кадры памяти: вращающийся луч маяка ракеты выхватывает из тьмы то полосы дождя, то ряды волн, косо накатывающиеся на берег, то нелепо сросшиеся дома-растения вдали. Потом - Ксена в каюте, полулежит в кресле. Лицо осунулось, глаза большие, углубившиеся; в них обида и тоска. - Я готовил ракету к отлету, рассчитывал на рассвете стартовать, - сказал Дан. - Оставаться далее было рискованно, да и время подпирало. Время в дальнем космосе - это горючее: если затянуть со стартом, то наверстать опоздание можно только удвоенной скоростью, вчетверо большим расходом аннигилята. Потому что на звездолет надо прибыть все равно час в час. А запас топлива один - на все про все... "Да, - кивнул внизу под днищем-экраном Арно. - Час в час - потому что время отлета звездолета тоже задано, рассчитано, спланировано. Продиктовано космической погодой. Путешествие с околосветовой скоростью - не безмятежный полет в "пустоте", а плавание по бурному морю меняющихся полейг и тяготение от окрестных звезд, и магнитных, электростатических, корпускулярных... Та еще "пустота"! Задержка сверх расчетного времени резко увеличивает шансы не вернуться в Солнечную. А пришлось задержаться, перерасходовать горючее на рейс к Одиннадцатой, опускаться на нее - мне в одноместной разведочной. Моя 1Р, вероятно, и сейчас торчит на том островке. И все было наспех, скорей-скорей..." - Но все-таки было досадно улетать так, не поняв друг друга, - продолжал Дан. - Будто бежать... Возможно, если бы Контакт осуществился обычно, через видимые и слышимые сигналы, мы не так прикипели бы душой к этому странному миру. При обычном общении всегда есть дистанция отчуждения, которой не было при здешнем, чувственном. И мы выходили на площадку ракеты, глядели во тьму, вслушивались в шум дождя и прибоя - с чувствами людей, которым не дали дочитать интересную книгу. Неужели все? Неужели встреча которую так искали, закончится на скверном эпизоде? Фиолетовое пятно появилось передо мной так неожиданно, что я отшатнулся. "Нет, не все, улететь рано, - "понял" я. - Надо, пока ночь, вырыть на острове бассейн десять на тридцать метров, глубиной пять, накрыть светозащитной пленкой и наполнить водой. Возможно это?" Это было вполне в наших возможностях - а для Ксены, чтобы прийти в норму после пережитого, даже и полезно. Мы трудились часа четыре. Я управлял универсальным автоматом, она возилась с пленками, насосом. Когда на востоке засерело небо, бассейн за ракетой был наполнен и накрыт. В него фиолетовым призраком метнулась та Амеба; в глубине засветилось ее желтоватое тело. Мы плавали над ней у поверхности. Первое, что мы "поняли-вспомнили", это унылое, подавленное настроение этой Амебы. "Я ведь только и помыслила: все-таки они к нам прилетели, а не мы к ним!.. И сразу - отчуждение, холод. Вам трудно понять, какая это опасность: отчуждение и холод в мире, где каждая мысль, каждый оттенок настроения просматриваются всеми. Возвращение к Единому - процесс не только биологический, касающийся универсализации и упрощения структур; он, к сожалению, возвращает и к единомыслию. Мыслить иначе, чем все, допустим, только в узких пределах, не касаясь основного, в чем все молчаливо согласны, как бы сомнительно и спорно ни было такое согласие. Холод и отчуждение по отношению к помыслившему не так - почти смертный приговор ему. Существа, умеющие наперегонки вычислить тридцатизначные простые числа, могут далеко наперед проницать и в поступки, вытекающие из недозволенных мыслей и настроений. Так что они, вероятно, уже догадываются, что я с вами, и этот мой поступок - последний". - Оказывается, - вступила Ксена, - среди Амеб чуть ли не с первого дня шел интенсивный обмен мнениями о нас. По мере накопления впечатлений мнения ухудшались, а полемический выпад Дана и вовсе настроил Высших Простейших... не то чтобы враждебно (им и унижаться до вражды!), а на нежелание иметь с нами, с людьми вообще, дело. Более всего Амеб пугала и шокировала наша избыточность, чрезмерность; по их меркам мы, люди, слишком активны, суетны, примитивны. "Даже эти двое нарушили мудрую безмятежность нашего бытия. А что будет, когда их появится на планете много? Для утоления своей чудовищной прожорливости они примутся создавать на островах и прибрежьях угодья для производства злаков, водорослей, живности - пищи. А их примитивно громоздкая техника, испепеляющая энергия!.. Нет, от них лучше подальше. Или - еще лучше - чтобы они навсегда оказались подальше. Деятелен - значит, глуп, этим все сказано". Вот тут эта Амеба и помыслила ставшее для нее роковым благожелательное суждение о нас... Далее мы "вспомнили", что сказанное Даном тому ВП об угасании разума на Одиннадцатой хоть и было мало аргументировано и до смехотворности самонадеянно, но глубоко задело всех. Удар попал в больное место. В силу застойного единомыслия никто не рискует об этом отчетливо думать, но факт остается фактом: максимум развития далеко позади, идет спад. "Десять - двенадцать тысячелетий назад это еще осознавали, это беспокоило, - продолжалось наше озарение. - Тогда группа Высших Простейших из Южного полушария решила начать обратное развитие, вернуться к формам и образу жизни деятельных существ, чтобы от него исполнить иной, не ведущий в тупик вариант разумной жизни - более с креном в преобразовании природы, а не себя. Тридцать пять тысяч инициаторов (остальные Амебы именовали их "регрессистами" восстановили себе скелет, туловище, конечности, органы универсального (в воде и на суше) дыхания, пищеварения - превратились в высокоорганизованные существа, способные деятельно жить в воде, на суше и в плотной атмосфере. Эти существа, - внушала наша Амеба, - создавшие себя на основе биологического знания, были венцом, потолком возможного в органической жизни. У них, кстати, были и ваша теплокровность и гомеостаз - качества, необходимые для желающих освободиться от гнета среды и изменить ее". Но при перевоплощении в деятельности организм размеры мозга необходимо уменьшались. Пришлось расстаться со значительной долей знаний, телепатических и телекинетических свойств ВП. Это действительно был изрядный регресс. Исповедовавшейся нам Амебе в последний момент стало жаль этих способностей и знаний - и она отошла от "регрессистов". Но самое печальное то, что откат назад погубил и все движение... "Регрессисты", чтобы быть подальше от враждебно настроенных Амеб, переселились на сушу и в замкнутые водоемы. Там они принялись создавать свою технику: летательные аппараты, гальванические энергобатареи, электроннопознающие машины из искусственной нейронной ткани. Конечной их целью было переселение на соседние планеты, поскольку было ясно, что развернуть здесь деятельно-разумный вариант жизни из-за отношения консервативных ВП не удастся. Но не вышло и с переселением: в разгар работ, изысканий, проектов среди "регрессистов" начался мор. Причиной его были выпущенные в атмосферу и воду закрытых бассейнов вирусы, созданные Амебами. Эпидемия вызывала ослабление рассудка и нервно-мышечный паралич. И без того интеллектуально попятившиеся существа не смогли, просто не успели найти способы борьбы с вирусом раньше, чем мор выкосил их. "Вы, мыслящие млекопитающиеся, дерзки и наивны, - продолжала Амеба. - Вы носитесь по Вселенной, полагая, что тысячи пройденных парсеков пустоты приблизят вас к самим себе. В одном важном отношении вы еще в самом деле, не обижайтесь, молокососы: в том, что не понимаете, в какой мере вы - не вы, не сами по себе, а порождение вашей Главной Индивидуальности - мира, в котором развилось и живет человечество. В вашей части галактического потока, в Солнечной системе и особенно на Земле эволюция материи достигла - без участия людей - огромной, экстремальной выразительности. Там у вас все будто более отчетливо наведено на резкость, чем здесь, более четко разделено. Мы до встречи с вами и представить такого не могли! Эта выразительность и пошла у вас с того мезозоя, подавившего рептилий и выделившего теплокровных. Но столь крайняя выразительность, экстремум материального всплеска, на гребне которого мчит ваша цивилизация, стихиям не нужна, долго они ее поддерживать не станут. Мир размытости, болота, смешения все-таки более вероятен - таков наш жизненный опыт, наше историческое знание... Однако (они этого не допускают, а я допускаю) возможен и иной опыт, иное знание: ваши, например, опыт и знание. Опыт дерзкий, опыт активного напора. Развитие этой тенденции поможет вам не только удержаться на гребне космической выразительности, но, и, кто знает, может быть, поднять его еще выше. Ведь и то сказать, все-таки вы к нам прилетели!.. Вы на взлете, люди. Вам кажется, что так будет всегда. Не будет - в той мере, в какой это зависит от природы вещей. А вот в какой мере это зависит от вас?.." И, сделав паузу на этом полувопросе, Высшее Простейшее предложило передать нам свои знания. "Есть немало областей, где вы впереди нас. Но о законах, свойствах и глубинной сути органической жизни вы знаете маловато. Хотя это надо понимать как можно полней, ведь о самих же себе. Правда, наши знания таят и опасность более легкого пути: многое, достигаемое вами посредством сложной техники и больших энергий, можно достичь быстрей, проще. Но это уж сами смотрите в оба, выбирайте. У вас и наш путь теперь перед глазами. Да и... не пропадать же им, этим знаниям, тут!" - закончило ВП совсем откровенно. Наши кристаллоблоки памяти Амеба заполнила за час. Затем потребовала, чтобы мы хорошенько перемешивали воду в бассейне: поглощаемые водой газы и муть со дна служили ей материалом для создания кремне-белковой нейронной ткани, а из нее сфероматриц памяти. В воде один за другим возникали беловатые шары. Каждый шар рос, будто наматывался клубок из тончайших нитей; и в нитях, в каждом сантиметре ее была структурно закодирована информация. Так прошел весь день. "Вот и все, - "услышали-поняли" мы за час до заката Альтаи-ра. - В кристаллоблоках знания, которые люди смогут понять при нынешнем уровне развития. В нейронных сфероматрицах - те, к которым вы сможете подступиться, освоив первые... Теперь вам лучше поскорей покинуть планету". "А как же ты?" - спросила Ксена. "Какое это имеет значение! - беспечно помыслило в ответ ВП. - Я пережила лучшие часы в своей слишком долгой и унылой жизни, отдавая вам полно, без остатка, то, что не теряешь отдавая: знания. Даже самые сокровенные, святая святых Высших Простейших. Теперь я вернусь в море и с удовольствием понаблюдаю за их реакциями!.." "Но ведь тебя ждет смерть?" "Что есть смерть! По-настоящему это знают лишь те, кто знает, что есть жизнь. Вы этого еще не знаете". В мыслях Амебы появился свойственный им всем оттенок высокомерия. - А мне было жаль ее, жаль расставаться и отпускать на погибель, - говорила, появившись на экране, Ксена. - Я даже подумала: нельзя ли и ее поместить в ракету, увезти с собой? "Зачем! - помыслило напоследок ВП. - Я и так с вами - лучшим, что было во мне. Освоив эти знания, вы даже сможете разводить Высших Простейших в земных морях. Только - не советую". Было светло, мы ничего не увидели. Просто почувствовали, что этой Амебы с нами больше нет. В последний раз заговорил Дан: - Мы перенесли кубы в памяти и сфероматрицы Амебы в ракету, подготовили ее к старту. Сгоряча мы хотели немедленно последовать совету Амебы, но одумались; очень уж это выходило не по-людски: после всего пережитого и узнанного здесь покидать планету, будто улепетывая... Сейчас можно только гадать: в какой мере это настроение было наше, а в какой навеяно по-быстрому готовившими свой заговор Высшими "простачками", - но я и сейчас не жалею об этом решении. Мы не сделали ничего худого, ничего не похитили, а Амеба верно ведь мыслила, что знания не теряешь, отдавая. Да и не такая штука первый Контакт, чтобы допустить в нем то, что мы и в обычных отношениях между собой не допускаем: фальшь, передергивания, корыстные ходы... Верность себе всегда окупится, так считаю. И не хотелось нам расставаться наспех с этим миром: красивым, своеобразным, чем-то грустным в своем увядании - и теперь для нас не чужим. К тому же разгорался феерический, ни с чем не сравнимый закат Альтаира. И мы поднялись на биокрыльях - попрощаться, бросить последний взгляд на море, на архипелаг Ксены, на все. - И только с большой высоты, - вступила Ксена, - мы заметили на восточной оконечности нашего острова скалообразный выступ с острыми, как у ножа, гранями. Его не было раньше, он вырос за этот день. Заметили - но не придали значения: если на этих островах сами вырастают дома, почему бы не вырасти и скале! Вероятно, и эта наша беспечность была уже не наша - потому что это выросла та самая "нож-скала"... ЭПИЛОГ 1. АРНО, ЭОЛИ, АСТР Арно досматривал передачу из Биоцентра под аккомпанемент мыслей, начинавшихся с "вот оно что", - и каждая приносила облегчение. Он лежал на холме, глядел на днище "лапуты" - но и без показываемого уже понимал все. ...А на экране метались фантасмагорические видения, динамики транслятора несли в ночь торжественно-зловещие хоры. Они переходили то во вьюжный свист и улюлюканье, то в издевательский хохот - раскатистый, с затяжной реверберацией. Видения сплетались знакомыми лицами, фигурами; все они искажались, переходили одно в другое, растекались. Все - и картины, и звуки - доказывало призрачность бытия, отрешало, уводило от привязанностей, от долга, подавляло... Это там, на Одиннадцатой планете. Высшие Простейшие обрабатывали Ксену: подавляли личность, внушали покорность, чувство ничтожества и вины - и это она передавала сейчас, передавала с самого донышка предельно напряженного сознания. "Вот оно что..." Нет на ней вины, на Ксене. Все суждения о долге и нарушении его выработались у людей для психических воздействий и обстоятельств в пределах некоей жизненной нормы. А там она попала под психические влияния, сравнимые по мощи разве что с силой гравитации, - попала в психическое поле; и падение ее, сдача после гибели Дана были так же неизбежны, как и механическое падение тела, лишившегося опоры. Главное, одна, совсем одна... бедная Ксена! "Вот оно что..." Арно смотрел на экран, но видел-вспоминал иное - лицо Ксены, когда, прилетев на Одиннадцатую, нашел ее: измученно-отупелое, постаревшее, худое, с застывшим в глазах и складках у рта отчаянием. Ксена, которую сломили, - бедная Ксена! Не совсем, однако, сломили, не до конца: голову Дана она спасла. Сохранить Дана, хоть его голову, - это, наверно, стало у нее пунктиком, соломинкой для утопающего. И пред этим спасовали все психические атаки Амеб; а ведь как, поди, старались! Сфероматрицы инакомыслящей Амебы она уничтожила; и кристаллоблоки, образцы, снимки, записи - все, где хоть намеком могло обнаружиться существование на планете этих далеко не простых Высших Простейших... А с головой Дана вышла осечка. Или решили не отнимать последнюю игрушку у забытого, но упрямого ребенка: пусть, мол, тешится, что это изменит!.. Недооценили знания и волю людей. Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но такое странное: зловещее, холодно-властное! Это, наверно, тот момент, когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд-гермостат с головой Дана. Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным, выдуманным Амебами... Бедная, бедная Ксена! "Вот оно что..." Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и невменяемость - а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию, что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие свои знания, надругались жестоко и расчетливо - ради стремления к болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя - и хорошо, что удалось восстановить все, вернуть. "Вот оно что..." Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле. Эта "нож-скала", орудие убийства - он ее даже не осмотрел как следует, не заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан "фигурял" и допустил оплошность, подсказалась ему там... Сейчас Арно было неловко видеть на днище-экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с чужим обликом, но все-таки Дана, своего товарища, которого он, получается, опорочил. Планета с психополем - новое в астронавтике! Вот как их всех там обставили: и причины не те, и версии ложны. И приговор ему, выходит, ошибочен. Арно почувствовал, как внутри у него все расслабляется, размякает. Передача кончилась, квадрат на днище " лапуты" погас. Ярче стали видны обильные звезды и огни Космосстроя. Но вот и они расплылись все вдруг. Арно тронул пальцем мокрые глаза, потом лизнул палец: и верно, соленые... "Ничего, - утихомиривал он себя, - раз в жизни можно. Зная слабость, буду потом там еще крепче. Ничего..." И понял он, что жил все эти годы будто со стиснутыми зубами. Понял, как трудно с ним, затаившимся, зажавшим душу в кулак, было Ксене. "Кто кого больше поддержал: я ее или она меня?.." Нет его вины - и будто не было этих трех лет! Арно упруго поднялся. Да теперь дело и не в том, не в мере вины: вон ведь что замаячило в далекой перспективе - такой, как у Амеб, финал спокойной жизни человечества. Нет, подобный финал - не для людей. Теперь астронавты очень даже будут нужны; такими, как он, кидаться накладно. Он пошел будто побежал изящно-стремительной походкой вниз, к берегу, к пристани дисковых катеров. Катер домчал его к сверкающим огням на мысу, к станции общепланетной хордовой подземки. У спуска, возле шеренги сферодатчиков, он замедлил шаг, остановился в колебании: "Связаться с Ксеной? Надо ли? Хватит ей на сегодня переживаний... Спасибо тебе, Ксена, боль моя!.. А, свяжусь с Луны". Он направился к эскалатору. Не было уже боли, исцелился. Не Ксена нужна была ему, не теплая лирика, душевная благодать - звезды. Через две минуты вагон подземки нес Арнолита - астронавта, командира - к Гималайской катапульте. ::::::::::::::::::::::: Эоли сразу после конца считывания ушел из лаборатории, предоставил помощникам закругляться, приводить все в порядок. Он прогулялся по лесу, вернулся в свой коттедж, взял биокрылья, стартовал с вышки и все поднимался кругами, пока не заломило в ушах от уменьшившегося давления. Сегодня он был на высоте, сегодня он должен держаться на высоте - сегодня его день! Сейчас - он чувствовал это почти осязательно - во всех краях Земли и Солнечной люди обдумывают увиденное, обмениваются впечатлениями, спорят. Летят к чертям сотни концепций, меняются миллионы - да какое! - миллиарды взглядов на свою жизнь, на роль и цели Разума во Вселенной. История Амеб лишь затравка, печка, от которой будут танцевать. ...И ему надо многое обдумать, определить свой личный путь. Пора становиться зрелым и дальновидным. "Не человек, а стихия в форме человека" - прав был Ило и в этом прав. ...А ведь тоже незрелость проявили там, на Одиннадцатой, эти двое - при всех своих отменных людских и астронавтических качествах. Философскую слабину. Чувства их понятны, но человеческая ограниченность - тоже ограниченность. "Эх, меня там не было!" ...А за концепцию "предельной наводки на резкость", за замеченную со стороны выразительность образований и процессов в Солнечной - это им спасибо. Имея, не понимали и не ценили, думали везде так - ан нет. И дальше надо развиваться так, самим нести, если вселенские процессы не потянут, эту выразительность. Разум - тоже вселенский процесс. ...Активный разум. Название надо уточнить: не "гомо сапиенс", а "гомо сапиенс активус". Те тоже были "рептилис сапиенс", а что толку! Для разумной жизни разума мало. ...Распространение - самый простой вид активности. И надо распространяться, не повторяя ни прежних ошибок, ни проблем. Именно так, Ило! Глобальная встряска человечеству - потепление, образование новых материков по Инду, твои идеи Биоколонизации, Трасса от Тризвездия, узнанное сейчас о пути жизни на Одиннадцатой... - все это удары, направляемые с разных сторон на одно: на разрушение человеческой мелкости. Близится время, Ило, когда для подъема на более высокую степень надо будет превзойти и человека, да! Другое дело - как превзойти! Не борьбой одних против других - а свободным сотрудничеством в исполнении замыслов вселенского масштаба. Ибо человек живет не на Земле - во Вселенной. Вот и конец нашему спору, Ило: хороша Земля, да одна - тем и плоха, что одна. Распространение, экспансия - вот решение спора! Распространяться не только по Солнечной, но и на тысячи, десятки тысяч планет у иных звезд. При таком размахе, Ило, поселение на новую планету не может выглядеть ни "битвой с природой", ни "историей"... Смешно! Элементарное дело - в самый раз для двух операторов и пяти комплектов ампул. Конечно же, дураками были и есть (если еще есть) эти семи пядей во лбу Высшие Простейшие, полагая, что в ограниченном мирке, в питательном бульоне своего моря они постигли истину и могут назидать другим. Истина бесконечна и вечна, всемогуща и всевозможна, всеобразна - только распространяясь в бесконечно-вечном мире, реализуя наличные возможности и тем добывая новые, более обширные, можно приближаться к ней. ...И пусть у разных звезд развитие людей пойдет по-разному: где больше изменение природы, где приноравливание к ней, без чего тоже нельзя, где бурно, где замедленно - не будет в этом драматического фатума Истории для человечества, идущего многими и разными путями. Эоли летел, парил в теплых воздушных потоках, смотрел на леса, квадратами уходившие к дымке горизонта, на озера, поля, сады, ленты фотодорог, на мосты через реки, вышки, россыпи разноцветных коттеджей в живописных местах... И для него это уже была не Земля; это проплывали внизу пейзажи Сатурна, Нептуна, Урана, Ио, Титании, множества иных планет и их спутников - будущие. Они будут такими! :::::::::::::::::::::::: Человек, который хлопотал вокруг проблемы Дана-Берна, дела Арно и загадки Одиннадцатой более всех других (хотя и принес своими хлопотами пользы меньше других), узнал об отчете Ксены и возродившегося Дана позже всех других - на целый год. Именно столько времени несли эту информацию радиосигналы до того участка Трассы, где он, двигаясь в сторону Тризвездия, проверял, отлаживал порожние роботы-гонщики. И если мы сразу вслед за описанием переживаний Арно и Эоли даем и его реакцию на узнанное, то исключительно потому, что согласно теории относительности все, связанное между собой распространяющимися со скоростью света сигналами, фактически происходит одновременно. Непосредственная реакция Линкастра 69/124, вернее, теперь уж 70/125, была, конечно, эмоциональной. Только излить свои чувства было некому, ближайшие контролеры-наладчики находились далеко впереди и позади по Трассе. А старый астронавт очень, очень хотел бы - даже и не им, а лучше бы тем, с кем общался и спорил по этому делу: Ило (он не знал, что того уже нет), членам Совета Космоцентра - сказать небольшую речь, что-нибудь в духе монолога гоголевского городничего перед купцами: "Что, соколики? Чья взяла, а?.. Не я ли чувствовал, что тут все не гладко! Даже Арно, барбос рыжий, запутался и других запутал. И поделом ему досталось!.. Не я ли пробуждал общее внимание к этой загадке?" Сгоряча Астр едва не послал на Землю по соответствующим адресам язвительную радиограмму. Но вовремя вспомнил, что с момента события на Земле уже минул год, да пока радиограмма долетит, еще один пройдет. По свежему оно было бы уместно, а так... Там все будут морщить лбы, вспоминать, о чем речь. Еще, чего доброго, обеспокоятся, не спятил ли старый Астр и не убрать ли его с Трассы, пока он там не наделал дел. ...Да, вот так: по теории относительности все одновременно - что сигналы туда, что обратно. А все равно выходит два года. Красноречивая иллюстрация другого незыблемого положения той же теории: что время суть пространство. Устранить противоречия между первым и вторым положениями автор охотно предоставляет читателям. Астр удовлетворился тем, что исполнил вокруг робота гонщика пируэт в осмотровой ракете, и махнул рукой. Главное, все выяснилось. И он помог, оказался прав в своем беспокойстве. Совершенно необязательно давать волю мелким чувствам и тяжелому характеру. Тем более, что здесь, на Трассе, он делает главное для идеи распространения и выразительности - обеспечивает человечество космической энергией. Ее теперь понадобится - только давай! 2. ВСЕ ВПЕРЕДИ Мужчина и женщина идут по тропинке на обрывистом берегу. Внизу широкая река - Волга в нижнем течении, места разинской, пугачевской и многих иных вольниц, родные места Дана. Другой берег едва виден за блеском солнца на водной ряби. Веет ветерок. Они идут, думая каждый о своем. "Как хорошо, что все позади, - думает женщина. - Весь ужас, который годами стыл в душе, неверие в себя, в людей, в жизнь... И снова есть Дан. Пусть внешне непохожий, но - настоящий он. Как теперь легко и спокойно!" Она поглядела на мужчину. Пожалуй, только седые волосы и остались у него в память О Берне: изменилось лицо, осанка, все... Она вздохнула полной грудью, улыбнулась ему. - Что? - рассеянно спросил он. - Я подумала: как хорошо, когда все позади. - Позади? - удивленно переспросил он. - Ты говоришь: все позади? Ну и ну!.. - Он вдруг подхватил ее, поднял на вытянутых руках и понес, смеясь, по кромке обрыва; из-под ног осыпалась глина. - Что ты делаешь, сумасшедший, пусти!.. - Позади! Да у нас же все впереди! Мы сейчас и представить не можем, сколько у нас всего впереди! За перевалом следует спуск в долину. Затем подъем к новому перевалу, откуда открываются более обширные виды. Новый спуск и новый подъем... Дорога ведет в бесконечность.