Владимир Савченко. Пятое измерение
---------------------------------------------------------------
© Copyright Владимир Иванович Савченко
WWW: http://savchenko.zerkalo.ru/
Изд: "Золотая полка фантастики" ("Флокс", Нижний Новгород)
Владимир Савченко, "Избранные произведения", 1993 год., т.1
Сканировал: Серж ака TroyaNets
Корректура: Александр Еськов (2000г.)
---------------------------------------------------------------
ГЛАВА I. Я НЕ Я...
Даже падая с большой высоты, можно или огорчаться, что сейчас
разобьешься, или любоваться видами и наслаждаться ощущением свободного
полета.
К. Прутков-инженер. Мысль No 55.
1
В этом мире все любят летать. Правда, над оживленными улицами и вблизи
промышленных сооружений это возбраняется мешает и опасно; но порхают,
случается, и там. Особенно много летающих на просторах жилмассивов.
Смотришь: вон с балкона кто-то ринулся, развернул блестящие полупрозрачные
биокрылья, гам с верхней клетки пожарной лестницы, там с крыши
шестнадцатиэтажки. Чаще молодые, но иной раз и граждане вполне почтенные:
супружеская чета в сторону кинотеатра, где демонстрируется интересный фильм,
домохозяйки с сумками в магазин или на рынок.
На окраинах всюду стартовые вышки с лифтами, гиперболоиды вращения для
полетов на природу, в соответствующий сектор. Летают не только на
биокрыльях, но и на педальных микровертолетах, помогая моторчику
велосипедными движениями ног, на дельтапланах парят, используя восходящие
токи воздуха, на аэробаллонах. Кто во что горазд. Нет у людей здесь
привязанности к опоре-тверди лишь для перемещения громоздких грузов.
И в лицах всех, даже детей отсвет больших пространств. Такой обычно
заметен у летчиков, моряков, путешественников у всех, кто преодолевает
просторы мира не по-пассажирски.
("Обычно"... я со своими мерками. Что обычно здесь, что диковинно?)
Выше трехсот метров разрешен пролет над всем городом. Я и лечу,
возвращаясь домой. Гостил у отца. Он пребывает за рекой, в поселке завода
ЭОУ (электронно-оптических устройств), в своем коттедже. Батя давно на
пенсии, но он ветеран завода (а кроме того, ветеран легендарной 25-й
Краснознаменной стрелковой дивизии еще с гражданской!) и с нами жить не
желает. "Я с твоей не сойдусь". К тому же он слесарь-лекальщик высшей
квалификации, у него здесь ученики. Сегодня я имел возможность наблюдать его
триумф. Пришли двое с чертежиком, детальками-заготовками:
"Дядь Женя, подскажи!" Батя торжествующе покосился на меня, а когда
обмерял детали, то у него маленько тряслись руки.
Это, оказывается, наша фамильная черта: у меня тоже дрожат руки перед
началом опыта. Потом каждое движение будет точным, но сначала есть немного
от возбуждения, азарта.
Отцу далеко за семьдесят, но он еще крепок сутуловат, кряжист. Только
зрение никуда, плюс восемь диоптрий. Я помог ему по дому и в садике, потом
мы сочинили холостяцкий обед с выпивкой и разговором... А теперь я лечу
назад, подо мной проплывают кварталы города в плане, 6yprie, черные, серые
крыши зданий одна сторона их освещена низким солнцем, другие в тени; сизые
ущелья улиц, зеленые прямоугольники скверов с яркими кругами клумб и
одуванчиками фонтанов; овалы площадей, золоченые луковицы старых храмов,
игрушечные фигурки людей и машин. Мне отрешенно и грустно.
Никогда я его, наверное, больше не увижу, своего отца.
...А город увижу меняющийся в очертаниях мегаполис. И широкую реку
посреди него, которую вот сейчас пересек. Только мостов через нее будет на
восемь, поменьше. И бугор Ширмы, за который садится солнце, никуда не
денется, и лощина перед ним, заполненная деревьями, памятниками Байкового
кладбища и сизой тенью. Впрочем, и там кое-что окажется иным.
Да и сейчас многое внизу выглядит призрачно, размыто в вечерней дымке:
такое ли оно, иное ли, то ли есть, то ли нет... Немного прибавить отрешенную
собранность, сосредоточиться и внизу замельтешат образы иной реальности.
Но я не хочу отрешаться от этой. Мне в ней хорошо, хоть и чувствую себя
так, будто с галерочным билетом занял кресло в партере (случалось в
студенческие годы): удобно, благоуханно, отлично видно и слышно, но... в
антракте, того и гляди явится кресло-владелец и сгонит.
Наш город расположен на местности, которая была бы хороша и без него:
высокий правый берег с буераками и рощами в плоской степи, вольно петляющая
река с песчаными лесистыми островами, луга и старицы на низменной стороне.
Она могла быть и без города, эта местность, и так же плыли бы над степью,
буераками и рекой плоские, темные с золотыми обводами облака.
2
Я плыву в теплом воздухе, делаю руками и ногами спокойные брассовые
движения. Биокрылья заряжены концентратом мышечной энергии, от меня им
требуются только управляющие усилия. Скольжу в пологих лучах солнца плавно,
свободно, беззвучно.
...Почему мы летаем во снах? Здесь явный прокол в теории, что сны суть
комбинаторное отражение действительности, как может отразиться то, чего не
бывает?
Удастся ли мне проникнуть в мир, где люди, преодолев тяготение, летают
без крыльев?
Подо мной широкая магистраль. Поперек пошла вниз и вверх, с холма на
холм, улица поуже Чапаевская. На подъеме, за магистралью, ее пересекает
вовсе узенькая Предславинская. На углу Чапаевской и Предславинской
пятиэтажное здание простой архитектуры, расположенное глаголем; крыша из
оцинкованного железа, двор заполнен ящиками с приборами, штабелями досок,
обоймами баллонов. Это институт, где я работаю... и, о боже, чем я только
там не занимаюсь. Завтра, в понедельник, я туда пришлепаю пешком.
...А последние дни и недели здесь-сейчас я в своей лаборатории решаю
необычный (даже для нас, молектроников) ребус: исследую "думающее вещество".
Его доставили астронавты с Меркурия.
У тамошних жителей кремнийметаллических разумных черепах, создателей
радиолучевой цивилизации, оно служит мозгом. Но, в отличие от нашего мозга
(да и вообще в отличие от любой био-, электронной или кристаллической
системы), не имеет структуры. Стекловидный комок весом в пару килограммов.
Контакт с меркурианами только устанавливается. Вышло взаимонепонимание.
Лазерная атака с их стороны. Наши отбились и даже захватили труп одной
черепахи. Исследовали: во всем была структура в кремниевых, приобретающих
упругую мощь при нагреве за 400 градусов мышцах, в кровеносной системе,
перегоняющей во все органы сложный расплав металла, в фотоэлементном
панцире... А у "мозга" и его отростков, подобных нашим нервам, никакого
строения не было. Загадка века!
Расшифровать ее поручили мне, "светилу, которое еще не светило", как
завистливо выразился Гера Кепкин, помощник и друг-соперник. Это он, положим,
перехватил: светил уже изобретениями, серьезными разработками. Иначе и не
доверили бы. Но к этому-то делу как подступиться?
По химическому составу и по свойствам вещество это довольно заурядный
аморфный полупроводник. Приборчики, кои мы из него изготовили для пробы,
могли усиливать и выпрямлять ток, чувствовали тепло и свет как и наши диоды,
триоды, фоторезисторы, только при температурах за четыре сотни градусов
Цельсия. То есть как материал это вещество годится для электроники. Но ведь
мозг не материал, а структура, и очень сложная. Мозг обязан быть структурой.
...Словом, хорошо бы не исчезать отсюда, пока не разберусь. Однако
исчезну. Разберутся без меня. Я и не узнаю.
3
Уплывает подо мной назад здание на углу Чапаевской и Предславинской. В
вечер, в ночь, в небытие? Улицы-то эти здесь-сейчас так ли называются? Уж не
говоря о Предславинской, несущей в названии своем что-то церковное,
старорежимное, но другая-то Чапаевская ли? Может, Азинская или Кутяковская?
...Интересный разговор состоялся сегодня у меня с отцом, после того как
я рассмотрел большую фотографию на стене в комнате комсостава его двадцать
пятой; фотография старая, довоенная, я ее знаю с детства, всегда мгновенно
нахожу на ней батю молодцеватого лейтенанта с тремя кубиками в петлицах и
усиками на английский манер с самого края во втором ряду. Но сейчас прочел
надпись и озадачился:
Бать, а почему это двадцать пятая дивизия не Чапаевская, а Кутяковская?
С какой стати!
Как "почему", как "с какой"? Он смотрит на меня из-под седых бровей
недоуменно. Названа в честь ее славного комдива Ивана Семеновича Кутякова,
героя гражданской войны, погибшего в 20-м году на польском фронте, под
Олевском.
А Чапаев Василий Иванович? Он же первый ее командир, самый знаменитый.
Он же ее создал?
Чепаев... Отец поводит бровями. Был такой. Только не первый, Алешка. Он
принял дивизию у товарища Захарова, она тогда называлась первой Самарской. И
он ее не создавал. Красная Армия в Заволжье возникла из партизанских
отрядов, их много было. У Чапая большой был отряд, верно... на основе его и
образовалась Николаевская бригада. Потом, после академии, дивизию нашу ему
дали. Нет, хороший был командир, спору нет, боевой, энергичный. Уфу мы под
его началом взяли, Самару... Отец в раздумье жует губами; над верхней у него
и сейчас английские усики квадратиком, только совсем белые. Профукал он там
свою дивизию. Дал казакам возможность штаб, обезглавить. Сам еле спасся
вплавь через реку Урал, скрывался в камышах раненый, пока мы Лбищенск не
отбили. Это хорошо, что Иван Семенович он 73-й бригадой командовал принял
начальствование на себя,единил раскиданные по степи полки. А то расщелкали
бы нас каждого по отдельности. Ведь пять тысяч наших в одном Лбищенске
казаки положили, казара чертова... пять тысяч!
Батя расстроился, даже потемнел лицом. Для него будто вчера это было,
не полвека назад.
А я молчу, не зная, как отнестись к новой для меня интерпретации
событий. История двадцать пятой Чапаевской дивизии в некотором роде мое
хобби: с нею связана жизнь отца, а тем самым и нашей семьи, которая, как и
все командирские семьи, кочевала со своей частью. Правда, это было до моего
рождения, на мою долю остались фотографии да ветхие письма, но все равно
причастность к истории-легенде всегда как-то воодушевляла меня. Сознание
того, что я сын чапаевца, давало мне дополнительное упорство в житейских
схватках.
Мне известно немало из истории дивизии, выходящее за пределы книги
Фурманова "Чапаев" и одноименного фильма. Поэтому меня не смутило, как батя
произнес знаменитую фамилию: так же ее произносил и писал сам владелец, так
именовали его соратники и земляки, жители Заволжья (есть их письма в батином
архиве), такова она и в прижизненных документах.
Как из Чепаева получился Чапаев, установить теперь невозможно.
Вероятно, так же, как из Маресьева Мересьев, как из Кочубеевой Матрены,
которая путалась с Мазепой, Пушкин сделал Марию. Писатели это могут чтоб
отвлечься от конкретного человека. Либо для благозвучия: ведь через "а" явно
возвышенней... или это мы привыкли?
Не ново для меня и имя Кутякова сначала командира полка имени Стеньки
Разина, затем комбрига-73, правой руки Василия Ивановича (у Фурманова он
выведен под фамилией Сизов... вот тоже) двадцатилетнего тогда парня
отчаянной смелости, большого военного дарования и необузданного волжского
характера; с любимым комдивом они цапались, бывало, вплоть до взаимных угроз
оружием. Верно, после Лбищенской трагедии он принял командование, спас
дивизию от разгрома и нанес изрядный урон белым.
Верно и то, что дальнейший боевой путь двадцать пятой под его началом
был не менее славен, чем при Чапаеве: разгром Уральской белоказачьей армии,
взятие Гурьева, ликвидация Уральского фронта, затем славные дела на
Польском... Правда, погиб он не под Олевском, городком на севере Украины,
там он был только тяжело ранен (в двадцатый, по дивизионной легенде, раз) и
отправлен в тыл; заместитель командующего Приволжским военным округом комкор
И. С. Кутяков, кавалер четырех орденов Красного Знамени, сложил голову в
1938 году.
Но все-таки батина версия слишком своеобразна.
А Фурманов о вас писал? спрашиваю я.
С чего бы это он о нас писал! Отец пожимает плечами. Хотели его с
рабочим отрядом направить к нам, верно, помню. Но переиграли, решили усилить
двадцать восьмую дивизию, она северней нас действовала. Там он и комиссарил,
о легендарном комдиве Азине Владимире Михайловиче такую книгу написал...
читал, небось, "Азина"?
Вот героический человек был, жаль, не довелось хоть глазком на него
поглядеть! А дела какие: освобождение Казани, Ижевска, Кунгура,
Екатеринбурга... и потом еще под Царицыным. И погиб Владимир Михайлович как
герой, в бою. А какой фильм хороший по этой книге сняли братья Васильевы, с
Бабочкиным в роли Азина. Я глядел прослезился.
Ас Василием-то Ивановичем как было дальше? Отец спросил:
С Чапаевым?.. вздохнул и продолжил: Ну, отыскали его в камышах
раненого, еле живого. В госпиталь, конечно. С дивизии, само собой, долой.
Хотели под трибунал: такое на войне не спускают, чтоб дал свой штаб, голову
дивизии, уничтожить. Но... замяли с учетом былых заслуг. После
выздоровления, слыхал, поставили на полк. Не в двадцать пятой, конечно. А
дальше я его, по правде сказать, потерял из виду. Говорили, воевал на Дону,
потом в Средней Азии и неплохо. Потом, году в тридцатом, я книжку его видел
"С Кутяковым по уральским степям" про нашу двадцать пятую. Хорошо написал: и
Иван Семеновича хвалит, прославленного героя, и себя не забывает.
Я молчу, соображаю. Вот, пожалуйста, и Фурманов не о них писал. Азии...
Как-то плыл по Волге, попался навстречу пароходик "Герой Азин" старенький,
колесный. А "В. И. Чапаев", на котором я плыл, был четырехпалубным белым
красавцем, дизель-электроход, каюты-люкс, два ресторана. И улицы в каждом
городе его имени, колхозы-совхозы-фабрики, шоколадные конфеты "Чапаев" по
шесть с полтиной коробка, ателье, туалетное мыло... и так вплоть до дурацких
анекдотов и женской прически "Гибель Чапаева": как увидел, так и погиб. А
здесь-сейчас, выходит, все это имущество принадлежит Владимиру Михайловичу
Азину, комдиву-28.
Есть ли анекдоты о нем? Раз наличествует фильм братьев Васильевых (как
бишь в нем: "Василий Иванович, а ты смог бы командовать всеми армиями в
мировом масштабе?" "Нет, Петька, я языками не владею!"), должны быть и они.
Варианты вообще отличаются один от другого на самое необходимое, на
дифференциалы теории Тюрина.
Зря я, значит, пыжился, что сын чапаевца? Во-первых, не чапаевца и даже
не чепаевца (уже не так звучит), а кутяковца, во-вторых, все это тушуется
перед понятием "азинец". Эверест славы вздыбился не там. Что же тогда прочно
в этом мире?
...Наверное, главное: массивы социальных действий людей. Была
гражданская война. Двадцать пятая дивизия сделала то, что сделала, и
двадцать восьмая Азинская, и многие еще части разных номеров и наименований
сделали свое выиграли эту войну. А то, что впоследствии кто-то оказался
сверх меры вознесенным, кто-то забыт, чье-то имя переврано, все это суть
дисперсии, размытости действий, мелкие отклонения от линий развития, "линий
н. в. и н. д. наибольшего вероятия и наименьшего действия" согласно той же
тюринской теории.
4
В древнеиндийской философии есть тезис "Ты не искал бы Меня, если бы не
нашел". Диалектично сказано. Смысл его в том, что человек уже в силу того,
что он человек, разумное существо, интуитивно знает главные истины мира,
чувствует их; а исследуя, действуя, созидая, он лишь стремится дать этому
знанию словесное, вещественное, математическое, музыкальное, художественное,
драматическое и бог знает какое еще выражение. Мир громаден, он выражает
себя просто и прямо: горами и морями, бурями и протуберанцами, звездами и
галактиками, пустотой космоса и вспышками сверхновых.
Мир громаден мы в нем малы и слабы. И что есть слово, сказанное или
написанное? Оно не громче шелеста листьев, не заметнее прожилок в них.
Мир громаден, а мы малы, слабы и жаждем счастья. Как дети быть хорошими
и чтоб было хорошо. И поэтому норовим отрешиться от ненужной, практически
бесполезной для нас громадности Вселенной, выделить в ней свой уголок не
только в смысле пространственном, но и информационном, эмоциональном даже
где все достаточно ясно, взаимосвязано, разделено на "мое" и "чужое", на
"можно" и "нельзя"... И уж бог с ним, что действия в уголке выразят не
знание, а заблуждения всевозрастающие, удалят от истин мира.
Счастье, главное дело, светит. Счастьишко под размер уголка, но зато
свое. Вот-вот... ам!
Морковка счастья, морковка достижимых целей, которую держит впереди на
конце шеста мудрец Судьба, сидя верхом на нас.
Но как бы там ни было, главную истину о своем существовании в мире
более обширном, чем три пространственных измерения плюс время, люди
интуитивно чуют. Ноздрей. Трепетом души. Кто чем... Все мы живем в
многовариантном мире, барахтаемся в океане возможностей, перемещаемся по
ортогональным направлениям h-мерного координатного ежа каждый своим выбором,
колебанием даже.
Прошлое однозначно будущее всегда неопределенно, размыто, размазано по
категориям возможностей; каждая по-своему интересна (привлекательна,
страшна, неприятна), и у каждой своя вероятность.
То ли дождик, то ли свет, то ли будет, то ли нет...
Другое дело, что мы используем эти выборы, ортогональные перемещения
для погони за морковкой счастья чтоб выгадать и не упустить. Но проклятие
такого выбора, что, вцепившись в одну возможность, мы упускаем все
альтернативные, ибо по принципу ортогональности они неизбежно проецируются в
нуль на направление выбранной реальности. Шоры жизненных целей отграничивают
нас от иных измерений.
...И кажется нам, что вот только то, что наметил, выбрал и решил (или
навязали своими решениями и выборами другие люди, обстоятельства, стихия
случая), и существует, вошло в жизнь а альтернативы все сгинули, не
родившись. Но они тоже есть, живут в памяти, к ним привязываешься чувствами
сожаления об упущенном, досады на свою нерасторопность, ненастойчивость или
что не смекнул вовремя (реже чувствами облегчения, что избежал беды,
осознанной напасти); они даже развиваются в подсознании по своей логике,
которая, бывает, проявляет себя в снах.
...И рыдает обобранная мужем-алкашом женщина в пустой квартире: "Ах,
почему я не вышла за Васю! Он так за мной ухаживал..." И смекает при виде
достигшего высот сокурсника замшевший в главке на рядовой должности
инженерик, министерская крыса:
"И я бы тоже мог так вырасти, если бы не отвертелся тогда от
направления в Сибирь!"
Мы живем во всех вариантах и реализованных, и упущенных, но помнимых.
Строго говоря (поскольку сумма вероятностей всех вариантов всегда равна
единице, то есть только эта сумма и достоверна, задана наперед) это и есть
подлинная реальность разумных существ, реальность ноосферы.
А раз так, то важно быть не в вариантах этих, а над ними.
Уплывай назад, знакомая улица, не имеет значения, как ты называешься:
Чапаевская, Азинская, Кутяковская... Такие ли флюктуации мира я знаю! Как
она прежде-то именовалась: 2-я Дворянская? И так же шла с холма на холм.
Впереди, на бугре, черный прямоугольник на фоне заката десятиэтажный
дом, в котором я живу.
ГЛАВА II. ...И ЖЕНА НЕ МОЯ
Выяснение проблемы путь к решению ее.
Выяснение отношений способ их испортить.
К. Прутков-инженер. Мысль No 50
"Ich habe einen Kameraden". Eсть у меня товарищ. Александр Иванович
Стрижевич, он же Сашка Стриж. С самого детства. И настолько мы с ним душа e
душу, что даже девчонки нам нравились одни и те же. Только он пошустрее,
Сашка: пока я млел да заносился в мечтах, он действовал. И опережал, гулял с
девушками, которые нравились мне. Целовал их, а потом рассказывал мне как.
Однако с Люсей он меня не опередил. То ли не разглядел, то ли не успел,
а может, выбирала и решала она?
Моя жена Люся, Людмила Федоровна, красивая, уверенная в себе женщина.
Темноволосая, с блестящими серыми глазами, стройная, но несколько дородная
(все-таки четвертый десяток). Любительница посмеяться и поддразнить, как и
прежде, когда была студенткой-медичкой, а мы с Сашкой заканчивали физтех.
Теперь она детский врач. "Просто она угадала в тебе человека с серьезными
намерениями", сказал в свое время Стриж, подавляя досаду.
Сейчас Люся помогает мне снять биокрылья, сворачивает их в рулон,
надевает и застегивает матерчатый чехол, ставит в прихожей в угол торчком,
как лыжи.
...С той поры и по сей день она так хороша для меня, так желанна, что я
ни разу не потянулся к другой. И мысли не было даже в долгих отлучках. А
тянуло ли ее на сторону? Не знаю. Не хочу знать.
(Не опередил я тогда Сашку, хоть и влюблен был до потери достоинства.
Может, именно поэтому?.. Люся откликнулась на его серьезные намерения.
Только не сладилось у них. Через два года она ушла. Сначала просто от
него. А затем ко мне. Были самолюбивые объяснения Стрижа со мной с хватанием
за грудки.
А может, не просто ушла я способствовал?)
Варианты ветвятся варианты сходятся. Все они позади, зачем
оглядываться?
Разве лишь из боязни снова потерять ее.
Огненная краюха солнца за синим лесом. Последние желто-розовые лучи
освещают балкон, Люсю, просвечивают комнату, гаснут. И все сразу меняется.
Я теперь боюсь подойти к тому рулону в прихожей: может, в самом деле
там зачехленные лыжи с палками? Миг серой размытости, множественной
неопределенности.
Люся колеблется, что-то хочет, но не решается сказать мне. Ну? Говори,
укрепи меня в этой реальности. У нас будет маленький, да? Если родится сын,
назовем Валеркой. Ну же!
Нет, передумала. Отложила на завтра.
Завтра она это скажет не мне.
Бывает, снится, что имеешь много денег... а просыпаешься без гроша. В
следующем подобном сне, помня о финалах предыдущих, стараешься перед
пробуждением покрепче зажать в руке пачку ассигнаций: теперь не исчезнут!
Проснулся и все равно ничего. У снов своя память, свой опыт.
...В одном из снов мы поссорились еще не муж и жена, не возлюбленные,
только сближающиеся. В следующем сне она не пришла на свидание. А еще в
третьем, через месяцы, я искал ее всюду, чтобы объясниться, помириться...
Как же так, неужто все?
И далее не было ничего.
В таких многосерийных снах мысль прорабатывает несвершившиеся варианты
жизни. И незачем гадать: к добру ли, к худу ли? это знание не от древа добра
и зла.
"Ich habe einen Kameraden". Был у меня товарищ... Наши с Сашкой пути
разошлись сразу после окончания физтеха. Я двинулся по электронным схемам,
он по полупроводникам, попал в закрытый институт, такие называют по
почтовому адресу "п/я N..."; "сыграл в ящик" шутили мы при распределении.
Никто не знал, чем для него обернется эта шутка.
Там Стрижевич начал хорошо: сделал изобретение, а на нем диссертацию,
получил лабораторию и квартиру. Он везде начинал хорошо. Первые годы мы
виделись часто: то он с Люсей к нам, то мы с Лидой к ним, и на свадьбах друг
у друга гуляли. Потом все реже:
дружба не может питаться одними воспоминаниями, а общие интересы не
возникали. К тому же Лида ревновала меня к Людмиле Федоровне, а когда родила
Валерку, расплылась, подурнела так и вовсе: сцены, слезы, ссоры. Хотя
оснований не было никаких лишь одни мои сдерживаемые чувства.
...Как-то, вернувшись из командировки, услышал от ребят:
Слушай, разузнай, что произошло в этом п/я N... взрыв какой-то, авария.
Они, как всегда, таятся, сообщили только с прискорбием в городской газете о
гибели при исполнении служебных обязанностей к. т. н. Стрижевича.
У меня потемнело в глазах. Помчал на квартиру к Стрижу, уверяя себя,
что это ошибка, сейчас все выяснится, увижу живого. Что за чепуха, он ведь
занимался технологией полупроводниковых приборов... какие могут быть взрывы
и аварии!
Примчался и застал Люсю в трауре.
Вариант, отличающийся сильными переживаниями, драматизом.
Вариант-доминанта. От таких много вероятностных ветвлений, как брызг после
удара волны о берег.
...Лида моя восприняла все очень своеобразно: и Сашкину гибель, и то,
что я посетил вдову, да и потом уделял ей внимание; так только женщины
могут. Упреки, сцены при Валерке, да еще с участием тещи, неплохой в
общем-то женщины, но уверенной, разумеется, что права ее дочь. К тому же я
жил у них "в приймах", это меня тяготило.
Словом, через год мы развелись. Перебрался на Ширму, к знакомым
частникам Левчунам, в их времянку (все удобства во дворе, дрова свои, за
электричество платить отдельно). Люся приходила ко мне туда, в комнату,
стены которой оклеены оранжевыми обоями с серебристыми аистами на фоне пальм
и заходящих солнц. А еще через полгода я переехал к ней.
Так ли, иначе ли, но мы вместе. Когда сходятся в одно многие варианты,
это прочно. И у меня покой на душе.
...Покой и грусть. Потому что дело к ночи, пора укладываться, отходить
ко сну. Сон отдых тела, расслабление психики тот самый антракт, когда может
явиться "кресловладелец", а мне придется убраться на галерку. (Явится не
кто-нибудь, а я, здешний я во всем прочем такой же, кроме обстоятельств с
Люсей. В этом мы с ним ортогональны.)
Понять это трудно, согласиться еще трудней. Ах, если бы я мог не спать!
Я ласкаю Люсю в эту ночь горячо и долго, как перед разлукой. Засыпаю,
не выпуская ее руки. И во сне долго еще какой-то доминантный пунктик в мозгу
не спит, сторожит, тревожится: держи, сжимай крепче эту теплую руку, как ту
пачку ассигнаций, чтобы и проснуться богатым!
2
Просыпаюсь ночью. Женская рука в моей руке. Только вроде шире запястье.
Сиплый со сна голос (он-то меня и пробудил):
Шевелится, Алеш...
А?.. Что? Где?
Шевелится, говорю. Рука берет мою ладонь, кладет к себе на живот
большой, округлый. Вот... чувствуешь? Наверное, мальчик, беспокойный такой.
Ага...
Голос Лиды. Рука ее же. И все остальное. Вплоть до квартиры. Рассеянный
свет уличных фонарей падает на потолок и стены. Из смежной комнаты доносится
храп тещи, достойной в общем-то женщины... только спит она больно громко.
Значит, перешел. Вернулся. Если и не на галерку, то на третий ярус.
Лидия Вячеславовна и ейный муж я. В девичестве была Стадник, могла стать
Музыка: ухаживал за ней такой техник Толя из соседней лаборатории.
Соперничество с ним меня излишне раззадорило и теперь она Самойленко.
Которого она собирается рожать: Валерку? Или уже второго? Утром разберемся.
Содержательная у меня жизнь, а?
Не люба Лида мне сейчас до тоски.
Слушай, я спать хочу. Тебе хорошо, ты в декрете, а мне утром на работу!
Мне хорошо... вот сказал! Тебе бы так... Она обиженно шепчет что-то
еще, на что я бормочу: "Угу... ага!" и засыпаю.
...и снится мне дверь на балкон без перил. Она бесшумно раздвигается. Я
выхожу, становлюсь на самую кромку белой плиты. Подо мной восходящее солнце,
сизо-зеленый массив лесопарка. Из зелени и тумана искрящимися
пластмассово-алюминиевыми утесами вздымаются здания; в них, я знаю, живут и
исследуют жизнь. .По серым, из крупных ромбов дорожкам шагают первые
прохожие в легких светлых одеждах. Маленькие электрогрузовики без водителей
уступают им дорогу.
Я без крыльев. Но вытягиваю вверх руки, наклоняюсь вперед, чуть
отталкиваюсь ступнями от плиты и лечу.
Почему мы летаем во снах?
3
Оглушительный трезвон возле уха. Меня подбрасывает. Сажусь на
скомканной постели, оглядываюсь. Времянка. Дощатые стены в обоях с аистами,
кои, как известно, приносят счастье. Аист на одной ноге под пальмой на фоне
восходящего солнца. Аист, солнце, -пальма. Аист-солнце-пальма,
аист-солнце-пальма... алюминиевой краской на охряном фоне. Обои местами
отклеились, пузырятся. Не будет от них счастья.
Я один.
Будильник сдвинулся на край тумбочки от старательного трезвона и
показывает шесть часов тридцать минут. Но самое интересное: он то внутри
стеклянной банки, то без нее мерцает банка. Перед отходом ко сну я
колебался: накрыть будильник банкой или нет. Сплю я крепко, если приглушить
трезвон банкой, бывает, что и просыпаю; а не приглушить, так впечатление
оказывается слишком сильным.
...Итак, я в усадьбе Левчуков, благосклонных ко мне домохозяев, в
арендуемой у них времянке (40 в месяц плюс 5 за прописку, все удобства во
дворе... и так далее). Весьма вероятно, что я здесь не один, а со Стрижом:
он поругался с Люсей, будет разводиться, спит у меня на раскладушке.
Тот факт, что восприятием я охватываю оба близких варианта, чего
обычные люди не могут, говорит, что я шире их по соответствующим измерениям;
не так, чтобы слишком, но пошире, надвариантник я. Вариаисследователь.
...Но кто я? Проживание во времянке означает, что я не муж Людмилы
Федоровны (ныне Стрижевич) и не муж Лиды. Даже не обязательно, что от одной
ушел, а на другой еще не женился. Просто я "не то", множественная
альтернатива. А что же "то"? Кто я есть?
...Много вариантов моих связано с этой времянкой. Самый главный среди
них тот, в котором мы (в наибольшей степени Тюрин, в наименьшей я)
протоптали отсюда первую умозрительную тропинку в Нуль.
Был здесь разговор за двумя бутылками вина в нашем бесхитростном
однозначном Настоящем-0. В Нуле.
Вот слушайте: наша оценка себя и других на 99 процентов исходит из
того, чем мы отличаемся от других, чем выделяемся а не в чем схожи со всеми.
Нас с самого детства волнует, кто сильнее, умнее, ловчее, богаче, удачливей,
красивее, кто лучше одет... и так далее вплоть до наград, движения по чинам
и благополучия в семье. Вот по этим различиям...
- Дифференциалам, вставляет Радий Тюрин, он же Кадмий Кадмич. Все
различия суть дифференциалы многомерной функции жизни.
Бутылки почти пусты. Поздний вечер. Стриж, любитель свежего воздуха,
около окна на стуле, повернутом спинкой вперед. Я в глубине комнаты в кресле
(которое сейчас развернуто в кровать). Кадмич сидит, облокотясь о
пиршественный стол с опустошенными консервными банками; он тихоня, обычно не
пьет но сейчас захорошел и склонен выступать.
Ну, ты сразу со своей математикой!.. с неудовольствием взглядывает на
него Сашка. А впрочем, верно, Кадмич, в масть: это действительно
дифференциальное исчисление жизни. Даже с количественной мерой: насколько я
всех других сильнее-здоровей-богаче-и-так-далее?.. По этим
дифференциалам-различиям люди судят, насколько удалась их жизнь, так?
Так, легко соглашаюсь я.
Исследуем, как образуются различия. Отвлечемся от хомо сапиенс,
взглянем, как они получаются в животном мире. Вино было крепкое, бутылки
большие, но Сашка ни в одном глазу, излагает мысли гладко. Среда выдает
новую ситуацию, для которой у тварей нет установившихся рефлексов. Потоп,
например, Тем она побуждает организмы на новые действия-изменения, не
предписывая их! Он поднимает палец. Одни организмы изменяются так, другие
иначе, третьи еще на свой манер... и те, которым удалось угадать в самую
точку, оптимально восстановить равновесие со средой...
Гомеостаз, вставляет снова Тюрин.
Да-да... те выживают, набирают силу, размножаются. А все иные хиреют,
гибнут. Это и есть эволюционный процесс, выделивший из первоначальной
протоплазмы овец и волков, коз и стрекоз, слонов, муравьев все существа.
Способ приобретения различий людьми в принципе такой же: есть критические
ситуации, в которых надо действовать нешаблонно, но как? неясно. Возможны
варианты. Выбрав один вариант поведения, ты закрепляешь в своем жизненном
пути, в биографии, некое отличие и оно было бы иным, выбери ты другой
вариант. Но превосходство человеческого поведения над животным в том, что мы
сознаем обилие вариантов и колеблемся, терзаемся: какой выбрать, чтобы не
прогадать...
А может, и они терзаются, говорю я.
Кто?
Ну, козы, слоны, муравьи... Узнать-то это у них невозможно, общего
языка нет.
Ха! Как говорит наш шеф: вы за других не думайте, вы за себя думайте.
Не будем отвлекаться на коз, своих проблем хватает. Проголосовать "за" или
"против"? Сказать правду, соврать или умолчать? Жениться или уклониться?
Попробовать новую идею или взяться за чужой верняк?.. Самое сакраментальное,
что поступить и так, и иначе нельзя несовместимые события, орлы-решки. Если
выпало одно, нет другого. Вероятность одна вторая. И смотрите: после первого
выбора, например, варианта А, остается непроработанным вариант Б. Жизнь
подкинула новую колебательную ситуацию. По принципу независимости событий ее
надо примерить как к реализованному уже, так и к несвершившимся вариантам и
к А, и к Б... Скажем, первый выбор касался места работы, второй женитьбы.
Умозрительных получается четыре: я работаю здесь и женат, работаю здесь, но
холост, работаю не здесь и женат, работаю не здесь и холост а реализуется-то
только один! Потом третий соблазн и третий выбор...
Ну ясно, говорит Тюрин. После n колебательных ситуаций у тебя
получается 2 в n-ой степени биографий. Например, после десяти колебаний и
выборов человек есть лишь один из 2 в десятой степени... один из 1024
вариантов себя.
Кадмич светлая голова. И снаружи тоже: в тридцать лет он лыс, остался
лишь желтый цыплячий пушок по краям черепа. Глаза у него водянисто-голубые,
детские.
Меня разбирает смех:
Закон "2 в n-ой степени", закон нарастания сложности, с которого
начинается теория информации! Саш, поздравляю с изобретением... нет, с
открытием велосипеда!
Да идите вы все! Дело не в законе и не в том, что варианты множатся,
как микробы в пробирке, а одни лучше, другие хуже, третьи вовсе скверны,
четвертые, напротив, великолепны... Как найти оптимальный вариант себя?
Верней, как прийти к наилучшему себе? Это, брат, не велосипед.
Чепуха, говорю я, подумав. Что есть колебательная ситуация? Вот я
поколебался: какое слово сказать? и от этого зависит житейский успех?
Бывает, что и зависит.
Все равно задача не математическая, никакие вычислительные машины
оптимум не найдут.
О боги! Сашка воздевает руки. При чем здесь машины! Ну при чем здесь
вычислительные машины?! Нет, темный ты все-таки, Кузя, как валенок изнутри.
(Будущее показало, что не такой я и темный: без машин не обошлись).
Закон "2 в n-ой степени", конечно, дешевка... бормочет Кадмий Кадмич,
адресуясь не столько к нам, сколько во влажную тьму за окном. Реальные
варианты сплошь и рядом взаимно компенсируются, а то и просто смыкаются.
Скажем... вот бежит собака! Он поворачивает к нам лицо, в руке стакан с
остатками вина, в водянистых глазах прозрачный блеск. По шоссе. С белыми
столбиками. Собака колеблется: у того столбика ей поднять ногу или потерпеть
до следующего? Что означает эта ситуация математически? Собака раздваивается
на альтернативные составляющие, сумма вероятностей которых равна единице.
Одна поднимает ногу у этого столбика, другая у соседнего. Вариантное
ветвление! Дело сделано, первая полусобака догоняет вторую, обе сливаются в
одну, которая и бежит дальше.
Мы слушаем внимательно.
Мы и не подозреваем, что сейчас закладываются основы Теории.
Почему Тюрин начал с собак, осталось невыясненным, но его построения
сходимости вариантов, главные в вариаисследовании, и сейчас всюду именуют
теорией собаки у столбика.
А если один столбик на этой стороне шоссе, а другой на той?
прищуривается Стриж.
Ну и что?
А то, что одна из альтернативных полусобак, перебегая шоссе, попала под
самосвал. Тогда как?
Так ведь и уцелевшая полусобака когда-то сдохнет, безмятежно улыбается
Кадмич. Тогда варианты и сомкнутся. Секунды или годы для математики
безразлично... Или вот, скажем, компенсация вариантов, взаимное погашение.
Ты колеблешься, какие брюки надеть, подкинул монету, выпали брюки "решка".
Походил измялись. Снимаешь, надеваешь брюки "орел". Если бы сначала выпал
"орел", итог был бы прежний: обе пары надо гладить. Мы множим варианты время
сводит их вместе.
Да ты не о том все, Радий! закричал Сашка. Брюки, собачьи
потребности... Я ведь о существенном толковал, о вариантах судеб
человеческих.
Математика не делит события на существенные и несущественные, произношу
я, пародируя мягкий тенорок Тюрина.
Совершенно точно, без юмора подтверждает тот. Существенное может
складываться из множества мелких событий, решений, выборов. Может
разрушиться ими. Важны количества, массивы колебаний-выборов-решений.
Тенденции, направленности выборов. Черт, интересно!.. Радий даже причмокнул-
Понимаете, получается, что в ситуации колебание-выбор человек как бы
расплывается, разветвляется по нескольким альтернативным направлениям
n-континуума. Не весь, конечно, а в существенной для выбора части когда
большой, когда маленькой. Впрочем, может, наверное, и весь... Потом решил
совершил квантовый перескок по этому... ну, по Пятому измерению. Каждый
поступок дискретен, нельзя совершить полпоступка то есть здесь можно
применить аппарат квантовой механики, включая принцип неопределенности.
Тюрин впал в мыслительный транс, говорил не нам Вечности. Мы как-то
притихли, слушали. Расплылся собрался, расплылся собрался... тик-так,
тик-так. И это вполне материально, ведь колебания ослабляют, на них
распыляется энергия мышления. А решил и воспрял, стоишь на одном без
никаких. Нет, ты, конечно, прав, обратился он к Сашке, будут и существенные
сдвиги судеб, может, даже не одного человека, а коллективов, народов,
возможно, и человечества в целом... по Пятому измерению.
Да что это за Пятое такое, о чем ты камлаешь?! не выдержал я.
Что?.. Кадмич посмотрел сквозь меня. Понимаешь, оно может быть даже не
одно. Но ты не прав, он снова глядел на Стрижевича, упущенная возможность не
пропадает. Если она осознана, то существует в нашей памяти как метка... как
точка на оси времени, на направлении существования. А что есть точка? Это
проекция на ось перпендикулярной прямой. А что есть прямая? Проекция на
данную плоскость перпендикулярной к ней. А что есть плоскость? Такая же
проекция гиперплоскости, сиречь пространственного объема... а объем этот
может заключать в себе целый мир.
Ух, черт! Сашка закрутил головой, затопал от удовольствия ногами,
бросился обнимать Тюрина. Вот это да, вот это точка-запятая! Ну, Кадмич,
молодец! А говорят, пить вредно. Пей еще!
И он долил ему стакан.
4
Осматриваю комнату, ожидая и боясь наткнуться взглядом на засаленную
серую стеганку на гвозде возле двери, на брошенные в угол замызганные
брезентовые штаны, расшлепанные ботинки со сбитыми каблуками на свой
"мундир" грузчика-выпивохи с криминальным прошлым.
...Много моих вариантов связано с этой времянкой:
здесь я инженер, живу в ожидании комнаты в общежитии, ибо с жильем в
институте туго; вокруг этой линии н.в. и н.д. мерцает в дисперсиях живой и
неладящий с Люсей Стрижевич то ночует у меня, то мирится, возвращается к
ней; именно от этого варианта пошла вервь к Нулю, к Теории;
но здесь же я обитаю и в иной н. в. линии: освобожден из лагеря после
четырех лет отсидки статья 140 У К "Кража с применением технических
средств"; не инженер вовсе, необразованный урка, решивший завязать. Только и
прорезались изобретательские способности в "технических средствах", будь они
неладны. Сашка в этом варианте мерцает где-то вдали: он "вор в законе", ему
еще три года осталось или в бегах, а я жду от него весточки. Вот и работаю
пока грузчиком в соседнем продмаге, не было ни физтеха, ни Люси;
здесь же я и сам скрываюсь после побега, вру, как могу, хозяйке
Александре Владимировне, что-де вернулся с Севера раньше конца договора,
паспорт и трудовую книжку скоро пришлют; пробавляюсь случайными заработками,
мелкими кражами мне не фартит.
Правда, две последние линии не совсем н. в., не основные: такие
крайности, как и вчерашняя, только другого знака. Через сны я возвращаюсь и
из них, как из кошмара, с невыразимым облегчением.
Но сейчас по закону маятника могло занести и в них. Неужели?.. Ой, не
хочу!
Но нет на стене у двери гвоздя со стеганкой культурная вешалка на три
крюка, на ней на плечиках два плаща: синий мой, кремовый Сашкин. На столе
возле окна стопка книг, логарифмическая линейка лежит... уф! Подхожу, смотрю
книги: "Полупроводниковые материалы и приборы", сборник "Микроэлектроника за
рубежом", курс теории вероятностей. Значит, инженер, работаю в институте.
...Перемещения по вариантам во снах отличаются от таких же наяву
пространственными скачками. Квартира, где я засыпал с Люсей, несостоявшейся
моей женой. На Ширминском бугре, в пяти кварталах отсюда, сейчас там этого
дома нет. Квартира Лиды, Лидии Вячеславовны, другой несостоявшейся моей
супруги, в центре города. А я вот где. При переходах наяву должна
сохраняться пространственно-временная непрерывность сны от нее освобождают:
в пространстве многие километры, а по Пятому измерению рядом
Одеваюсь медленно и небрежно, будто и впрямь непроспавшийся грузчик.
Состояние психического похмелья: был вчера на пиру, на славном пиру
возвышенной жизни, прогулялся вдрызг и вот... аист-солнце-пальма.
Я плохой вариаисследователь. Просто никудышный, дисквалифицировать
такого. (Не дисквалифицируют, нас всего-то два с половиной: я, Кепкин да
"мерцающий" Стриж).
Теоретически все понимаю, могу объяснить другим даже с перлами из
индийской философии про "морковку счастья", все такое. А на деле... как я
вчера страстно цеплялся за ту жизнь, где Люся, отец, биокрылья, моя
лаборатория с "мыслящим веществом" с Меркурия! Как боялся сейчас стеганку
свою на гвозде увидеть. И это чувство тяжелой похмельной досады об упущенной
"морковке счастья".
Прекрасно понимаю, что все варианты просто слагаемые, составные части
Пятимерного Меня, как, скажем, детство, юность, зрелость части моей жизни,
или, еще проще, пальцы, нос, волосы слагаемые моего облика... а все равно.
Нет, слаб, только и хватает отрешенности на сам переброс, да и то не
всегда.
Постой, но где же Сашка? Раскладушка собрана и задвинута за печку, у
окна нет его красно-желтой "Явы". Только плащ. Помирился, что ли? Или?..
Размыто все, неопределенно, пока не сориентируешься как следует.
Выхожу на затуманенный двор, умываюсь по пояс под водопроводным краном.
Вытираюсь, осматриваюсь.
Клубничные грядки уходят в перспективу. Вдали, у забора, над ними
склонились хозяева: Александра Левчун, дородная матрона, величавой осанкой
напоминающая памятник Екатерине II у Ленинградского оперного, и ейный муж
Иван Арефьевич, язвенник и пьяница, афишных дел мастер. Собирают ягоду в
корзину. Они сейчас в самой цене.
Вечером Иван Арефьевич с выручки крепко поддаст (а в варианте, где я
грузчик, так и в компании со мной), начнет дерзить своей супруге,
скандалить, за что будет вышвырнут ею на крыльцо; а там станет барабанить
кулачками в дверь и кричать: "Жизнь ты мою заела, зараза!"
...Вот представил эту сцену и сразу ностальгия по вчерашнему.
Приглядываюсь: калоши темных брюк Ивана Арефьича будто пляшут то
завернуты, то опущены. Видно, колебался человек, не завернуть ли, чтоб не
замочить о росу. Кофта на Александре Владимировне тоже мерцает, меняет фасон
и цвет с синего на желтый.
Это означает, что я все-таки надвариантник. Уж коли стал им, приобщился
к Пятому, от эффекта мерцающего восприятия близких вариантов не избавишься.
Да и не надо.
Не спросить ли у них о Сашке? Нет, могу попасть в неловкое положение.
Может статься, что им это имя ничего не говорит.
Возвращаюсь во времянку, бреюсь, жарю на электроплитке непременную
яичницу. Завтракаю. Несколько минут сижу за столиком, собираюсь" с мыслями.
...В сущности, никаких сверхъестественных качеств это сверхзнание не
дает. И пить-есть надо, и на жизнь зарабатывать.
Правда, при перебросе в камере эмоциотрона наблюдаются шикарные
эффекты: исчезновение из поля зрения наблюдающих или даже прохождение сквозь
стену.
Только все это кажимость. Накладываются друг на друга многие сходные
варианты, вот и кажется, что человек расплывается в пустоту, но если ткнуть
в ту пустоту палкой (Кепкин, зараза, такое разок проделал со мной), будет ой
как больно. А со стеной и вовсе в варианте, в который ты перешел, нет в этом
месте стены, только и всего.
И сегодня для того, чтобы перейти в Нуль (откуда начинаются все
перебросы), мне надо просто идти на работу жить и действовать обыкновенно.
Только с большим пониманием всего.
ГЛАВА III. ВАРИАНТ С ТОЛСТОБРОВОМ
(Первое приближение к Нулю)
Опыт: перевернем включенные приемник и телевизор.
Результат: а) звучание приемника не изменилось; б) изображение в
телевизоре перевернулось.
Обсуждение: опыт обнаруживает разную природу передаваемой этими
приборами информации о мире. В приемнике она не зависит от системы
координат, в телеке же зависит. Становится спорной, сомнительной
объективность существования т. н. "телестудий" ведь если, к примеру,
перевернуть на 180 градусов трубу телескопа, то показываемые им звезды и
созвездия не перекувыркнутся же!
...С этого может начаться новая теория относительности и очередной
"кризис физики".
К. Прутков-инженер. Исследователь, т. 5.
Я шагаю по булыжной улице, узкой и грязноватой, мимо заборов, из-за
которых свешиваются ветви яблонь с капельками осевшего на листьях тумана,
мимо одноэтажных особняков и клубничных гряд. Начинаю путь в институт и к
Нулю. В институт-то просто, час хору пешком или 20 минут в переполненном
автобусе. А в Нуль-вариант попаду ли сегодня?..
Вот дом, в котором живет Ник-Ник, единственный многоэтажный на всю
Ширму. Живет ли? Сейчас определимся.
Поднимаюсь на второй этаж, прохожу по коридору, стучу с замиранием
сердца в дверь: кто откроет? Если незнакомый, извиняюсь: ошибся, мол,
этажом. Открывает Толстобров, бормочет:
Ах, ты... входи!
В комнатке (не больше моей во времянке) мало мебели: диван, стол, стул,
но глухая стена до потолка закрыта стеллажами с книгами. На столе среди
бумаг и журналов электроплитка, на ней в кастрюльке варится кофе.
Ник-Ник, а почему не на кухне?
А, ну их!
Понятно: соседи. Ох, эти соседи!
Ник-Ник это Николай Никитич Толстобров, ведущий инженер. Если быть
точным, он не толстобров, а толстонос, бровей у него нет совсем. Он стар,
разменял шестой десяток. Сейчас у него утренняя неврастения: движения
замедленны, как у игуанодона, сопит, сосет сигарету.
Кофе взбадривает его. Он облачается в костюм из коричневой эланы,
выпускает поверх воротник не очень свежей клетчатой рубахи. Нерешительно
проводит ладонью по серебряной щетине на щеках: "А!.." и берется за сапоги.
Для меня его щетина сразу начинает мерцать.
...Значит, вот я где, в вариантах, близко примыкающих к Нулю, в
джунглях наиболее вероятного. Их много таких, отличающихся не только на
бритость-небритость щек или кто во что одет (это вообще мне не надо
замечать), но и малыми событиями, ведущими к Нулю или уводящими от него, а
также тем, кто из близко знакомых в них есть, а кого нет.
В Нуль-варианте Николая Никитича нет. После провала последней
разработки он, человек самолюбивый и .знающий себе цену, положил на стол
Уралову заявление об уходе: "Тошно глядеть на ваш бардак!" Ах, если бы он
знал, что получится из того провала! И очень бы пригодился в Нуле с его
головой, опытом.
Вообще Нуль-вариант образовался как-то странно, не из лучших
работников. Стриж и тот мерцает: то погиб, то появляется. Принцип отбора
скорее естественного, ч?м разумного видимо, таков: попадают те, кто наиболее
долго живет и работает в этом месте, тем обеспечивая наибольшую свою
повторяемость.
Ник-Ник... Он во многих вариантах не здесь. В одних он в Москве и не
ведущий инженер, а член-корреспондент Академии наук, видный
физик-экспериментатор, автор известного "эффекта Толстоброва" в
полупроводниках, монографий, учебников; у него своя школа физиков. В других
его давно нигде нет.
Вот и сейчас он присутствует предо мной не совсем целым: левая кисть
мерцает то она есть, то ее нет, отчекрыжена выше запястья, а лучевые кости
предплечья разделены хирургическим способом на два громадных багровых
пальца, на клешню.
...В войну капитан-лейтенант Толстобров командовал подразделением
торпедных катеров на Баренцевом море. Однажды все вышло наоборот: немецкая
подлодка торпедировала его катер. Командир покидает корабль последним и
Ник-Нику ничего не осталось, как плыть в ледяной воде, держась за борт
переполненной ранеными моряками шлюпки. Как ни странно, это его и спасло:
все сидевшие в шлюпке замерзли на студеном ветру (не по бытейски замерзли,
когда достаточно попрыгать или выпить, чтобы согреться, а насмерть) .
Ник-Ник тоже потерял сознание, уснул в воде но руки накрепко примерзли к
борту. Шлюпку нашли, его оттерли, оживили, и он еще потом воевал.
А мерцающая для меня кисть-клешня признак колебания врачей: не оттяпать
ли ее, отмороженную? В прифронтовых госпиталях с их перегрузкою ранеными
ампутации вместо долгого лечения часто были неизбежны.
И снова шагаем по улице мимо особняков и заборов, мимо автобусной
остановки с толпящимися на ней людьми. Они ждут автобус, как судьбу. Но
переполненные коробочки маршрута 12 проносятся не останавливаясь, и треск их
скатов замирает вдали. Люди волнуются, смотрят на часы.... А мы себе идем: я
справа, Ник-Ник слева чуть вперевалку и твердо ступая ногами. На работу надо
ходить пешком в этом мы с ним солидарны.
...Самое время определиться.
Ник-Ник, когда вернется Стрижевич? и с замиранием сердца жду
удивленного взгляда, возгласа: "Так он же погиб!" или ответа типа: "Годика
через три, если будет себя хорошо вести..." (есть такой вариант и без
блатной подоплеки, есть: вернулся мириться к Люське, а та с другим
любезничает; и схлопотал пятерку за серьезные телесные повреждения у двух
потерпевших... ох, Сашка!), а то и вовсе: "Стрижевич?.. Не знаю такого". Мир
зыбок.
Конференция окончилась вчера, подумав, говорит Ник-Ник. Значит, завтра
должен быть.
Ясно! Предполагаемое стало реальностью. Стриж укатил на своей "Яве" в
Таганрог на научную конференцию по микроэлектронике. Значит, и занимаемся мы
именно этим. А следы его мотоцикла у времянки затоптали или смыл дождь. Я
чувствую себя бодрее' я действительно близок к Нулю, возможно, сегодня и
вернусь.
...Из Нуль-варианта мы переходим в иные через камеру эмоцитрона.
Правда, и там психика определяет многое, без стремления не перейдешь, но все
же есть техника, метод, показания приборов. А вернуться обратно целая
проблема.
Есть детская игра типа рулетки: отбитый пластинкой вверх шарик
скатывается по наклонной плоскости, отражается от штырьков, попадает а лунки
или проскакивает мимо. Вот и я сейчас вроде такого шарика. Правда, в отличие
от него я обладаю достаточной сноровкой и волей, чтобы самому выскочить из
"лунки"-варианта Но куда дальше занесет, неясно.
Улица выводит нас на бугор, сворачивает влево вить петли спуска. Мы
идем прямо через свекольное поле с зеленой ботвой. по протоптанной нами
вдоль межи тропинке; так если и не быстрей то короче. Тропинку окаймляют
рыжие кустики сорняков. Справа, за оврагом, аккуратные домики поселка
Монтажников, слева роща молодых липок.
А дальше, внизу, город, та сторона, откуда я вчера летел сюда в дом на
бугре. Он залит утренним туманом, только самые высокие здания да заводские
трубы выступают из него по пояс. Он тот, да не тот. Видна вдали и серая
лента реки, но мостов через нее всего четыре. Больше труб и дыма из них,
меньше высоких белых зданий на окраинах, вместо не построенных еще
жилмассивов сыпь частных домиков и дач среди огородов и садов. И, конечно
же, нет ажурных стартовых вышек; торчит, правда, в центре одна
телевизионная.
Впрочем, согласно Тюрину, все, помнимое мной, наличествует здесь и
сейчас, только гиперплоскости, в которых находятся недостающие вышки, мосты
и дома, повернуты к нашей реальности ребром.
А еще дальше за рекой, за городом, за сизым лесом на горизонте
одинаковое во всех гиперплоскостях реализации восходит солнце. Алые с сизым
облака в этом месте встали торчком, будто их разбросал взрыв. Правее и выше
облаков, сопротивляясь рассвету, блистает Венера.
Природа и в той части, где ее не затронули дела человеческие,
однозначна и надвариантна. Вариантность признак ноосферы.
2
Так! Место и настроение подходит для попытки выскочить из "Лунки".
Нужна еще отрешающая мысль, чтобы подготовить момент абстракции. Ну,
скажем... в ритм шага под горку и с некоторой натугой вот такая:
если взирать на нашу планету со стороны и еще быть, для общности,
существом иной природы (я-надвариантный и есть иной природы, ниточка
сознания, петляющая в многомерном континууме возможностей), то увидится
совсем не то, что видим мы с Ник-Ником, два спешащих на работу инженера: не
облака, не здания, не машины, не люди... иное;
как вслед за перемещением по крутому боку планеты размытой линии
терминатора, оттесняющей тьму, оживляется материя. Все замершее на ночь
начинает шевелиться, колыхаться, сливаться в потоки и растекаться ручьями
действия, пульсировать, закручиваться круговертями динамических связей,
пузыриться. Так-то оно понятно, что пузырение материи суть возводимые
здания, промышленные конструкции, емкости всякие, что потоки состоят из
грузов и стремящихся на работы людей, а пульсируют, к примеру, скопления
пассажиров на платформах и остановках. Но со стороны это имеет иной,
какой-то простой первичный смысл: взошедшее над материками светило разжигает
мощный ноосферный пожар дел и действий. И так ли уж существенны
конкретности: не только в виде машин, людей, зданий но и языки пламени
действий, "разумного пожара"? Разве что самые крупные очаги его города,
вихри космической жизни на поверхности Земли.
Вот он, момент абстракции. Какой простор! Все множественно,
неопределенно, размыто... и я будто не иду, а лечу.
Опомнился. Свекольное поле позади, тропинка ведет мимо ограды Байкового
кладбища. Я на ней один, Ник-Ника нет. Почему? Я не зашел за ним? Он
уволился? Не нашли ту шлюпку в Баренцевом море?..
И это тоже будто все равно.
Тропинка пересекает овраг, ведет в гору и постепенно расширяется в
улицу. Слева на кладбищенской стене из красного кирпича сейчас будет
табличка с названием белые литеры по синей эмали, снизу эмаль отбита,
выступила ржавчина. Ржавчина-то неколебима, а название?.. Приближаюсь,
смотрю: все в порядке "Чапаевская".
...Мне даже смешно: что в порядке? Что я оказался в "лунке" более
своей, более родной, чем другие? Этого-то как раз мне и не нужно.
Поднимаюсь по тропинке, вспоминаю завершение вчерашнего разговора с
батей уже за обеденным столом.
Бать, а Кутяков носил усы?
Не... они у него не росли, молодой слишком был.
А почему его убили?
Почему, почему... война, стреляют, вот и убили. Почему польскую
кампанию профукали, вот ты что спроси!
Ну, почему?
Бестолковщины было много, разнобою между фронтами! Отец снова начинает
горячиться. Наш командующий Егоров Александр Ильич одно, а Тухачевский
другое. А ведь до Львова дошли, до Варшавы!
Егоров, Тухачевский это которых расстреляли? брякаю я, не подумав.
У бати отваливается челюсть. Он смотрит так, что я помимо воли втягиваю
голову в плечи: сейчас стукнет.
Ты... в своем уме?! Кто же бы это их расстрелял. Маршалов Советского
Союза! Кто бы такое допустил?! Ты думаешь, что говоришь?
Ой, бать, извини! спохватываюсь я. Это я о процессе одном вспомнил,
нашумевшем... там валютчики, налетчики. Фамилии у них похожие. Что-то в
голове не так щелкнуло.
Э, Алешка, тебе пить больше нельзя! Отец отодвигает недопитую бутылку.
... В его варианте 1937 год ничем не отличается от других. Да и про
остальное подумать: ведь слава полководца помимо дел и подвигов его всегда
содержит еще два ингредиента: а) геройскую смерть и б) талант описавшего все
литератора (если он вообще наличествовал). Название "Чапаевская" присвоено
двадцать пятой дивизии после гибели Василия Ивановича; а ежели погиб не он,
а Кутяков, ежели Фурманов и вовсе прославил Владимира Михайловича Азина?.. В
сущности, здорово, что людей и дел для легенд всегда гораздо больше, чем
самих легенд. Разве менее легендарной фигурой, чем В. И. Чапаев и И. С.
Кутяков, был их преемник на посту комдива-25 Иван Ефимович Петров герой
обороны Одессы и Севастополя, затем командующий 4-м Украинским и 2-м
Белорусским фронтами? А вот не повезло человеку в литературе, в эпосе да и
войну пережил...
3
Солнце поднялось, Венера стушевалась в его блеске. Улица ведет меня под
гору, в нашем городе они все с холма на холм. В редеющем тумане внизу, как
киты, плавают троллейбусы. Отсюда до института два квартала вниз да один
вверх.
Подхожу к двойным дверям без трех минут восемь. Сотрудник валит валом.
Малиновая вывеска с золотыми буквами "Институт электроники" и
республиканским гербом над ними. Ничего не имею против. В уме сразу
определяется.
работаю б лаборатории ЭПУ (электронных полупроводниковых устройств)
четвертый год, но все еще рядовой инженер не лажу с начальством и разработки
были неудачные; сейчас занимаюсь микроэлектроникой, диодными матрицами;
здание это моложе института, строительство задержалось из-за того, что в
выемке под фундамент обнаружили остатки древних хижин да пещеры времен
палеолита, археологи свою науку двигали, неандертальца искали, а мы первый
год работали по чужим углам, преимущественно в городских библиотеках.
У электрочасов, на которых мы отбиваем время прихода, толчея и обмены
приветствиями.
Привет, Алеша! Ты не в отпуске?
Привет, нет и нескоро буду... Здравствуйте, Танечка! С хорошей погодой.
Здрасьте. Спасибо. И вас...
Здоров, Алеш! Тянет руку Стасик, мой и Сашкин школьный приятель, ныне
сотрудник отдела электронных систем самого важного, на него весь институт
работает. Ну, как там твои матрицы идут?
Здоров... пожимаю руку. Как тебе сказать... чтоб нет, так да, а чтоб
да, так нет.
Давай-давай, ждем их!
Ну вот, пожалуйста: уже "давай-давай"! С порога обдает меня терпкий
аромат институтских дел, проблем, взаимоотношений. Здесь выскочить из
"лунки" потрудней, чем на бугре. Там я хожу здесь работаю. И не просто, а
вкладывая в свои дела и относящиеся к ним проблемы ум и душу.
...При всем том институт зона наибольшей повторяемости меня (как и
Кепкина, Стрижа, Уралова, Тюрина), а тем и зона наиболее вероятных
переходов. Здесь мы бываем чаще всего и взаимодействуем во всех вариантах. В
эту зону входит с радиально убывающей вероятностью окрестность института и
весь город. Но главное место ее, самый центр, три комнаты в конце левого
крыла на четвертом этаже: две исконно лабораторные и третья бывшая "М-00".
(Лаборатория переполнялась людьми и оборудованием, в двух комнатах
стало не повернуться. Стрижевич, предприимчивый человек, обмерял "М"
складным метром, вышел задумчивый. "Тридцать квадратных метров под
естественные надобности, мыслимое ли дело! Можно бегать и на другой этаж..."
Мы надавили на Пал Федоровича, он на директора, и из "М" получилась (в
варианте ЭПУ) технологическая комната. Пригодилось обильное снабжение этого
места водой, сливы. Соорудили вытяжной шкаф, кафельный химстол; оснастились
работаем.
Но я сильно подозреваю, что "М" присуседилась не к электронным и не к
полупроводниковым нашим делам, а к Нулю. К лаборатории вариаисследования.
Именно как место наибольшей повторяемости. Всем местам место.
...Ведь неспроста мой первый постыдный, прямо сказать, переброс
произошел так: когда накатила ПСВ (полоса сходных вариантов), и мне надо
было совершать переходные, приспосабливающиеся к иной ситуации действия, то
они выразились в том, что я подошел к левому, выступающему в бывшую "М",
краю помоста и принялся расстегивать штаны. Злоехидный Кепкин уверят потом,
что я не полностью расплылся в камере, когда присаживался на унитаз... и все
видели, и Алла видела; это он, пожалуй, врет, ведь должна восстанавливаться
и стена между "М" и комнатой с эмоциотроном.
Конечно же, директор колебался: отдать нам "М" под наук} или нет,
объяснил великий теоретик Кадмич. Где-то она и сей час исполняет свое
первоначальное назначение.
Поднимаюсь на свой этаж широкими лестничными маршами шагаю через
ступеньку; лифт у нас хлипкий и всегда забит. Коридор сходится в перспективу
паркетным лоском и вереницами дверей к высокому окну с арочным верхом и
урной около месту наши; перекуров. Последняя дверь направо моя.
Вхожу в комнату в момент, когда Ник-Ник, целый и невредимый
переобувается возле двери в мягкие туфли. Хо! Значит, я всего лишь не зашел
за ним или, зайдя, не застал? (Чему я, собственно, обрадовался? Ближе к Нулю
не он, а Мишуня Полугоршков, ведущий конструктор... но тот мне не
симпатичен. Вот она, раздвоенность!) Толстобров распрямляется с багровым
лицом, ставит сапоги в угол, подходит к щиту, поворачивает пакетные
выключатели. Вспыхивают сигнальные лампочки на осциллографах и термостатах.
Наш техперсонал: моя лаборантка Маша и техник Убыйбатько, подручный
Стрижа, тоже здесь, о чем-то калякают у вытяжного шкафа; при виде старших
замолкают, расходятся по рабочим местам. Маша запускает вентилятор, включает
в вытяжном шкафу электроплитки и дистиллятор над раковиной. Убыйбатько сел
за монтажный стол, включил лампу и паяльник.
Наши с Ник-Ником столы у окна. У нас здесь микроскопы, точные
манипуляторы, чашки Петри с образцами и заготовками пластинками германия; на
моем еще осциллограф ЭО-7 и тестер АВО-2. Сашкин, сейчас пустующий, стол в
правом углу.
Сажусь, достаю из ящика лабораторный журнал, ставлю дату, просматриваю
прежние записи ориентируюсь.
...Стало быть, разрабатываем мы с Толстобровом здесь и сейчас
микроэлектронные матрицы для вычислительных машин. Я, как уже сказано,
диодные, для перекодирования информации; он фотоматрицы для устройств ввода.
Мы изготавливаем их способом Микеланджело, так мы его называем в память о
его девизе: "В каждой глыбе мрамора содержится прекрасная скульптура, надо
только убрать все лишнее". Мы так и делаем: на пластины трехслойного (n-p-n)
германия осаждаем через маски ряды металлических шин с двух сторон, а затем
травителями убираем все лишнее, так что на перекрестиях остаются соединяющие
шины столбики полупроводника с n-p или n-p-n структурой. Они составляют
схему сразу на сотни диодов или фоточувствительных точек. Только наши
"глыбы" германия имеют толщину в доли миллиметра, а размер в сантиметры.
Если же такие матрицы собирать из обычных диодов и фототриодов, то они имели
бы размеры книги. Выигрыш!
Еще недавно все это целиком заполняло мою душу. Сколько идей вложили мы
в эти матрицы и своих и чужих! Сколько отвергли! А некоторые еще ждут своего
часа, ждут не дождутся... Вот последняя в моем журнале просится, аж пищит:
образовывать диоды не искусными сложными травлениями пластинки, а в готовой
микроматрице пробивать электрическим импульсом один из встречных барьеров в
столбике полупроводника. Заманчиво, как и все, сводимое к электричеству.
Нешто попробовать?
...Нет, стоп, не надо. Такие опыты не делаются одной квалификацией
необходимо влезть всей душой, печенками. И готов, застряну в этой "лунке"
надолго. Я надвариантный, мне нельзя. Я только ориентируюсь.
Значит, напрасно я тужился на бугре с великими мыслями: почти не
сдвинулся, перешел в вариант почти такой же только что за Ник-Ником не
зашел. Все по-прежнему. Стрижевич на конференции в Таганроге... то есть в
целом ситуация после провала "мигалки", но еще до катастрофы, в которой он
погиб. И погибнет?!.. Ой, не хочу. Да-да, я понимаю: у надвариантника много
жизней и много смертей, каждая имеет свою вероятность и свою логику я не
хочу, и все. От одной мысли об этом боль и злость. Надо дождаться,
предупредить.
...Мы называем переходы из варианта в вариант "вневременными". Строго
говоря, это не так, на них расходуется время, как и на другие дела. Но
изменения обстановки и предыстории часто несравнимы с временем переброса;
они куда больше как для месяцев, лет, десятилетий. При этом многие варианты
выглядят будто сдвинутыми во времени одни в прошлое, другие в, будущее
относительно исходных. Мы еще не понимаем, почему так получается: вольная,
казалось бы, комбинаторика событий, решений-выборов... и на тебе! но
благодаря этому можно по известным вариантам предвидеть логику развития
сходных с ними.
А по логике этого Сашка доживает свой последний год. И это будет самая
глупая из его смертей глупей даже, чем разбиться на мотоцикле.
4
Комната между тем наполнилась привычными звуками: шипит вытяжка,
сдержанно щелкают реле в термостатах, журчит в раковину струйка теплой воды
из дистиллятора, мягко, как шмель, гу-1ит стабилизатор напряжения.
Травитель, раствор перекиси водорода, закипая в высоком стакане на
электроплите, пенится, как шампанское; раскаленная спираль окрашивает
жидкость в рубиновый цвет. Маша склоняется над стаканом и, наморщив лоб,
опускает в раствор пинцетом серебристо-серые пластинки германия. Хорошо мне
сейчас здесь, уютно. Дома я. ...Между прочим, Маша мне не нужна, в Нуле ее
нет. ...А техник Андруша Убыйбатько ничего, нужен. Во всех вариантах он
паяет схемы, во всех сачкует. Вот и сейчас сидит в картинной позе, чистит
нос. Темный кок навис над лбом. Паяльник, поди, давно нагрелся.
Между прочим, не выдерживаю я, Александр Иванович завтра возвращается.
Техник косит глаз в мою сторону, очищает палец о край стула, бурчи г:
Двухваттные сопротивления кончились.
Вот так материально-ответственный, дожился! Выпиши.
Так и на складе же нет! кричит Андруша.
Хочу посоветовать поискать в ящиках, одолжить в других лабораториях, но
спохватываюсь. До всего-то мне дело!
...Ник-Ник, который мне-надвариантному тоже ни к чему, трудится вовсю.
Набычился над микроманипулятором, смотрит на приборы, слегка касается
острием контакта края шин измеряет характеристики своей матрицы. Солнце,
мимоходом заглянув в комнату, просвечивает его редкую шевелюру, обрисовывает
выпуклости черепа, пускает зайчики от никелированных деталей ему в глаза.
Толстобров морщится, подносит пинцет с образцом к лицу, вставляет в правый
глаз цилиндрик с лупой. Он сейчас похож на Левшу, который блоху подковал. Да
и предмет у него не проще.
Откинул голову, надул щеки, выпустил воздух: не то! Кинул эту матрицу в
коробку с браком, добыл пинцетом из чашки Петри другую, укладывает ее на
столик манипулятора под зажимы.
Я люблю смотреть, как работает Ник-Ник. Его руки не сильные, не очень
красивые, с желтыми от табака подушечками пальцев и ревматически красными
суставами в работе становятся очень изящными, умными какими-то, точными в
каждом движении. Это руки экспериментатора.
Можно выучить формулы, запомнить числа, описывающие свойства веществ,
но в прикладной работе от них будет мало толку, если ваши руки не чувствуют
эти свойства: хрупкость стекла и германия, гибкость медной проволоки,
чистоту протравленной поверхности кристалла, неподатливость дюралюминия,
вязкость нагретой пластмассы и согласованность их в опытной конструкции...
Вот, пожалуйста: Толстобров взял полоску отожженного никеля, приложил
плоскогубцы, примерился раз, раз, раз! три изгиба. И готов никелевый
держатель для матриц, который нечувствителен к травителю и захватывает
образец нежно и плотно.
Покажите, Ник-Ник!
Я неделю придумывал конструкцию держателя с винтами и пружинами,
собирал их и все было не то. А это и для моих матриц годится.
Мелочь? Без таких "мелочей" не было бы ничего: ни колеса, ни ракет.
Руки экспериментатора... Мы почитаем мозоли на ладонях рабочих и
хлеборобов, воспеваем нежные руки женщин, удивляемся изощренной точности
пальцев хирургов и скрипачей-виртуозов. Но вот руки экспериментатора. Их
загрубил тысячеградусный жар муфельных печей, закалил космический холод
жидкого азота; их обжигали перекиси и щелочи, разъедали кислоты, били
электрические токи при всяких напряжениях. Загоревшие под ртутными лампами,
исцарапанные (всегда поцарапаешься, а то и порежешься, пока наладишь
установку) они все умеют, эти руки: варить стекло и скручивать провода,
передвигать многопудовые устройства и делать скальпелем тончайшие срезы под
микроскопом, орудовать молотком и глазным пинцетом, снимать фильм и паять
почти незримые золотые волоски, клеить металлы и поворачивать на малую долю
делений кониусы манипуляторов. В них соединилась сила рабочих рук и чуткость
музыкальных, методичная искусность пальцев кружевницы и точная хватка рук
гимнаста. Все, чем пользуются люди, что есть и что будет в цивилизации,
проходит еще несовершенное, хлипкое через эти руки. Проходит в первый раз.
Потому что повторяться не по нашей части. Наше дело: новое, только
новое.
А ведь предо мной сейчас, можно сказать, ущербный Николай Никитич
Толстобров упустивший из-за войны свое время, растерявший здоровье и силу.
Каков же он в полном блеске своих способностей?
...Обобщающая мысль и сразу побочный эффект надвариантности: замерцала
вперемежку с левой кистью у Ник-Ника та культя-клешня, расщепленная на два
громадных сизо-багровых "пальца". Но главное, и ею он работает: вставил в
щель между "пальцами" хитроумный зажим, держит в нем на весу свою
фотоматрицу а в правой, здоровой, поправляет в ней что-то пинцетом. При
хорошей голове и одна рука не плоха. ; ...Но я знаю и крайний вариант
Толстоброва (смыкающийся и с моим таким же, где я "по фене ботаю, по хавирам
работаю"):
седой побирушка с одутловатым, красным от пьянства а может, и от стыда?
лицом. Промышляет в пригородных поездах. Завернутые рукава гимнастерки
обнажают две культи. К ремню пришпилена консервная банка для мелочи. Я тоже
ему кидал когда медяки, когда серебро.
Огрызок, который, не дожевав, выплюнула война. Без рук и голова не
голова.
Э, к черту, прочь от этих вариантов! Мне надо в другую сторону. Волевое
сосредоточение. Восстановились нормальные кисти Толстоброва с желтоватыми
пальцами, ревматическими суставами, четким рисунком синих вен.
...И повело в другую сторону: руки эти напомнили мне руки моего отца
тоже неплохого вояки и мастера. Только у бати кисти пошире да ногти плоские,
а не скругленные.
Как он вчера горделиво посматривал, когда те двое пришли за советом!
Никогда я не видел ни отца, ни рук его. Судить о них могу только по
своим родичи говорят, что мы похожи. Командир разведроты двадцать пятой
Чапаевской дивизии Е. П. Самойленко погиб при обороне Севастополя в том
самом 42-м году, в котором родился я. Неизвестно даже, где похоронен, в
какой братской могиле. Только и знаю его по той фотографии комсостава
дивизии, где он с краешку, молодой лейтенант.
А в варианте, где он жив, до обороны Севастополя дело не дошло. И
близко там немцев не было.
5
Маша приближается ко мне походкой девушки, которая уверена в красоте
своих ног; несет образцы.
Алексей Евгеньевич, поглядите хватит?
Рассматриваю образцы, сам думаю о другом. Поверхность пластинок
германия серебристо блестит, нигде ни пятнышка, контактные графитовые кубики
притерты проводящей пастой точно посредине и паста не выступает из-под них.
У меня даже улучшается настроение: что значит школа!
Маша пришла к нам после десятилетки, сразу попала ко мне. Она смешлива,
целомудренна, очень усердна но умения, конечно, не было. И немало пережила
огорчений, даже пролила слез от придирок этого зануды (моих то есть),
порывалась уйти в другую лабораторию, пока научилась работать. Зато теперь в
ней можно быть уверенным, не гадать всякий раз при неудаче опыта: кто
подгадил природа или лаборантка?
...Но дело же не в том, соображаю я сейчас, при такой ее дрессировке и
аккуратности здесь и за Сашку можно быть спокойным:
не перепутает Машенька наклейки на ампулах. А раз так, то зачем мне она
и зачем мне быть здесь! Эта возня с образцами и матрицами для меня
бездействие в форме действия. Действие же мое совсем в ином...
Колеблюсь (как не заколебаться, когда решаешься на заведомое свинство!)
и разделяю реальность альтернативными ответами:
Ну, блеск!
Никуда не годится, грязно. Переделай все.
В "варианте числителя" Маша со скрытым достоинством откликается:
Нет, а что же! И щеки ее с двумя тщательно замаскированными прыщиками
краснеют: приятно.
В варианте знаменателя она говорит растерянно:
Алексей Евгеньевич... ну, я уже просто не знаю как! И щеки ее краснеют
от досады и обиды.
Она поворачивается, отходит... все, ее нет. Точнее, меня-надвариантного
нет более там, где похваливший Самойленко-ординарный начинает работать с
этими образцами, ни там, где обиженная вконец Маша исполняет тягомотную
последовательность причин и следствий: подает Уралову заявление об уходе,
объясняется с ним, он вызывает для объяснений меня-не-меня ("Что это на вас,
Алексей... э-э... Евгеньевич, никто угодить не может?!"), затем отдел кадров
и т. д., и т. п.
Эти грани реальности повернулись ко мне ребрами. И перешел я, похоже,
весьма удачно.
...На высоком табурете за химстолом восседает, не доставая ногами до
пола, миниатюрная брюнетка двадцати пяти лет. Белый халат эффектно облегает
ее фигуру. Карие глаза, аккуратный прямой носик, четкий подбородок, округлые
щеки это однозначно, ибо от природы. А все остальное мерцает... боже, как
мерцает: волосы то собраны в тюльпан, то распущены по плечам, то завиты на
концах, то с пегими прядями над выпуклым лбом, то стянуты в жгут, то уложены
на затылке кренделем; брови то широкие, то тонкие, то выщипаны и вовсе и
наведены тушью; веки то с росчерком, то с изгибом, то подсинены, то в
прозелень. А цвета и фасоны кофт, которые выглядывают из-за отворотов
халата! А формы сережек и клипс в маленьких розовых ушках! А декоративные
гребни и фигурные шпильки в волосах! А... Сколько же она времени проводит
утром перед зеркалом в поисках варианта, который окончательно погубит
мужчин? Сейчас она ощетинилась всеми ортогональными прическами, фасонами
клипс и кофт, веками и бровями в n-мерном пространстве, как ежиха.
Во всех ты, душенька, нарядах хороша, золотце наше Аллочка. Крест наш,
выдра чертова Сашка из-за нее погиб!
...Не из-за нее, не держи сердца (да и не погиб еще здесь-то) просто
глупость случая. Она за свою оплошность наказана сполна.
Итак, Алла Смирнова, окончила исторический факультет пединститута,
уклонилась от направления в село, предпочла электронику на лаборантском
уровне. Меня она не празднует: во-первых, из-за равенства в образовании,
во-вторых, чувствует мое неравнодушие. У нас многие на нее глаз положили
хороша. Управиться с ней в работе может только Ник-Ник, да и то не всегда.
Вот сейчас она шлифует пластинки германия корундовой пастой с водой и
брови ее (во всех модификациях) страдальчески выгнуты: грязная работа!
Толстобров топчется около:
Алла, пять микрон сошлифовывайте, ровно пять! Прошлый раз вы сняли
больше. Да еще с перекосом.
Ну, Николай Никитич, отвечает та чистым, чуть вибрирующим контральто, я
ведь не электронный микроскоп! Если не получается. Придумали бы что-нибудь
вместо шлифовки!
Пустая все-таки девка. Только и достоинств, что за словом в карман не
лезет. Уж не приспособиться как следует шлифовать! Я знаю, чем это кончится:
придется пластины перешлифовывать самим. "Алла, опять вы забыли обезжирить
образцы в толуоле!" "Ну, Алексей Евгеньевич, я же не запоминающее
устройство!" "Алла, опять вы..." "Ну, Николай Никитич, я ведь не
кибернетическая машина!" Нахваталась.
Прощай, Машенька! Здесь ты в лаборатории оптроники и при встрече будешь
проходить, опустив голову. Для микроэлектроники лучше тебя нет. Но в
Нуль-варианте нужна вот такая. И ведь действительно нужна.
Ничего более не изменилось в лаборатории. Те же матрицы на моем столе и
столе Ник-Ника, так же журчит вода из дистиллятора, шипит вытяжка, светит за
окном солнце. Правда, Андруша Убыйбатько принялся за работу, тычет в схему
дымящимся от канифоля паяльником.
Вариант, как все "околонулевые". Тем не менее у меня в душе сейчас
чувство достижения, победы: я не перескочил наобум из "лунки" в "лунку", а
передвинулся по Пятому измерению хоть и на небольшую дистанцию в намеченную
сторону.
ГЛАВА IV. ИСКУШЕНИЕ ГЕРЫ КЕПКИНА
Прежде чем делать открытие загляни в справочник.
К. Прутков-инженер. Советы начинающему гению.
И мне надо бы заняться делом: здесь от меня ждут продукции, матриц.
Давай-давай. Сижу, как король на именинах. Но... образцы-заготовки, которые
я несправедливо охаял, исчезли вместе с Машей. А те, что подготовит Алла да
когда еще подготовит-то! воодушевления не вызывают.
Так, может, попробовать все-таки эту новую идейку, которая ну прямо
просится, собака, манит своей простотой. Что, действительно, будет, если на
перекрестке матрицы подать мощный разряд пробойный? Кто знает, темное это
дело электрический пробой в полупроводнике; сроду не бывало ничего хорошего
от пробоя... Мне ведь надо не просто сжечь барьерный переход в крохотном
столбике германия, а так, чтобы соседний, находящийся в ста микронах,
сохранился. А эффектно было бы: раз и диод...
...Замечательно, что я вариантоисследователь, умудренный бываньем во
многих вариантах, не знаю, что здесь и как. Ведь вроде и по специальности. В
любом новом здании есть что-то абсолютное.
Постой, одергиваю я себя, стоит ли эта проблемка, чтобы влазить в, нее
всей душой? Ну, решишь, достигнешь, запатентуешь, получишь авторское
свидетельство под шестизначным номером и что? Еще Ильф писал: "Раньше в
фантастических романах главное это было радио. При нем ожидалось счастье
человечества. Но вот радио есть, а счастья нет". С тех пор чего только не
прибавилось: телевидение, кибернетика, ядерная энергия, космоплавание,
лазеры... а вопрос о счастье человечества остается открытым. Если на то
пошло, то исследование Пятого измерения куда больше может дать для понимания
природы "счастья", чем вся микроэлектроника не то что одна эта идейка.
Толстобров, распаренный от общения с Аллой, идет к своему столу.
Ник-Ник, что вы скажете о такой идее? Излагаю. Выслушивает. Опирается о
стол, скребет щетину на подбородке, морщит лоб:
Видишь ли-и... идея, конечно, заманчивая. И простая. Она годится не
только для матриц, но и для изготовления отдельных диодов. Вот это как раз и
настораживает...
Почему?
Видишь ли-и... диоды на кристаллах со встречными барьерами делают
десятки лет. И во всех технологиях один из переходов либо сошлифовывают,
либо проплавляют, либо стравливают... уничтожают как угодно, только не
электрическим пробоем. А это было бы проще, даже дало бы новые возможности:
например, формировать диоды в готовых схемах, в электронной машине, тем
перестраивая ее. Однако так не делают. Не знаю, не знаю!..
Ясненько. Если это действительно так просто, почему этого никто не
сделал до меня? Это была бы сенсация в полупроводниках, мимо не прошло бы.
Видимо, пробовали, да не вышло. Значит, не стоит рыпаться и мне... Чепуха!
Раз этого нет, значит, и быть не может, такой довод применяют к новым идеям
тысячи лет. Надо попробовать, руки просят дела.
На чем бы? Что даст мне мощные импульсы тока?.. Обвожу комнату глазами:
аналитические весы, осциллографы, гальванометр с зеркальной шкалой,
микроскопы, настольный пресс... все не то. Ба! Станок точечно-контактной
сварки приткнулся в углу возле двери белый, в электронном исполнении, тип
ИО. 004. Мы его так давно не используем, что уже и не замечаем. Ах ты
хороший, ждешь?..
Ник-Ник, дайте матрицу из ваших бракованных.
Хочешь все-таки пробовать?
Ага.
Протягивает коробку с браком. О, у него его тоже хватает. Известное
дело, микроэлектроника: одна деталь не удалась изделие насмарку.
Для первой пробы мне достаточно не матрицы, а полоски из нее с десятком
столбиков германия. Вырезаю себе такую, несу на листке фильтровальной бумаги
к станку. Устраиваю полоску на нижнем контакте, медном выступе. Пальцы мои,
индикаторы азарта, немного подрагивают, играют. А что... вот попробую и
получится. Утру нос несостоявшемуся академику.
Да, но работать без нужной оснастки!.. Станок, он для сварки, не для
тонких экспериментов с полупроводниками. Положить на нижний электрод два
куска жести, основательно ногой через систему рычагов придавить их верхним
штырем, дожать до включения тока проходит сварочный импульс. Это пожалуйста.
Но у меня не куски жести.
Некоторое время сижу перед станком, успокаиваю дрожь рук. Мне хотя бы
намек сейчас добыть: есть шанс или нет?.. (Лукавлю перед собой, лукавлю: мне
нужно убедиться, что шанс есть, ради "нет" стоит ли стараться!) Пинцетом
устраиваю полоску, тридцатимикронную шинку со стомикронными столбиками
полупроводника и никелевыми нашлепками на них, под острие верхнего контакта.
Мне сейчас надо сделать фокус, подобный тому, который в старину
исполняли виртуозы парового молота: чтобы со всего разгона коснуться
многопудовым молотом положенных на наковальню часов, не повредив даже
стекла. Надо, с одной стороны, прижать электрод так, чтобы включился ток, а
с другой не пережать, не раздавить германия. И все ногой.
Подвел электрод, дожал... хруп! первого столбика нет. Перемещаю полоску
на миллиметр, подвожу снова... хруп! и второго нет. Хорошо, что это не часы.
2
Привет химикам-алмихикам! Далеко прлостирлаешь ты рлуки свои в дела
человеческие, химия! раздается от двери; мысли мои сразу принимают иное
направление.
Это с великими словами и пошлыми интонациями появился из соседней
комнаты Кепкин, которого жена бьет. Кепкин-здешний, Кепкин-ординарный, не
подозревающий о своей великой роли в вариаисследовании, особенно в создании
Нуля. (Но, может быть, подозревает... да что там знает?! Может, он не больше
здешний, чей я? Вероятность совпадения двух надвариантных состояний в одном
здесь-сейчас практически равна нулю, но все-таки...)
На такое приветствие, конечно, никто не отзывается, но Геру это мало
трогает. Он подходит ко мне, с размаху бьет по плечу:
Слышь, ты! Выключи свою игрушку и слушай.
Хруп! третьего столбика тоже нет. Я в ярости поворачиваюсь:
Слушай, хоть я и не твоя жена!.. Но Кепкин пренебрегает репликой. Его
продолговатое, как огурец, лицо выражает таинственность.
...Поскольку Герка любит пораспространяться о моем первом переходе по
Пятому измерению... на унитаз, не вижу причин замалчивать историю его
переброса. Тоже было на что посмотреть. Но, чтобы стало понятней, начать
надо со статей об "южноамериканском эмоциотроне".
Статьи эти нашел он; их перепечатывал в переводе с испанского
(которого, понятно, никто из нас не знал) один наш академический журнал,
далеко не самый солидный, такой, что грешил и популяризацией, иногда даже
фантастикой. Да и первоисточник был ему под стать: какой-то объединенный
инженерный вестник латиноамериканских республик "Ла вок де текнико" "Голос
техники". Статьи трактовали как об упомянутой машине, так и о результатах
исследования на ней нейропсихических рефлекторных сетей и сложного поведения
многострадальных жертв науки собак.
Сам эмоциотрон находился в институте нейропсихологии в эквадорском
городе с прелестным названием Эсмеральдес, на берегу Тихого океана. Собак
для него, похоже, ловили по всему побережью. для них эта машина была
страшнее атомной бомбы. Идея опытов, впрочем, была передовой и актуальной:
перейти от изучения искусственно изолированных воздействий на организм (ну,
те же павловские опыты, когда у собаки выделяется слюна и желудочный сок
сначала от вида пищи и звонка, затем только от звонка... опыты с двумя-тремя
факторами, которые все переживают и поныне) к комплексам. Чтобы были
воздействия по многим входам сразу: и вид пищи, и свет, и звуки,
предвещающие опасность, соблазнительные запахи самки, жара-холод, дождь,
вибрации словом. как оно и в жизни бывает. Потому что не сводятся
комплексные впечатления к сумме элементарных, это же ясно.
Для подобных опытов требовалась вычислительная машина да не обычная,
быстродействующий электронный идиот, а самообучающаяся, с гибкими связями,
обобщающей памятью, внутренней перестройкой; такие относят к классу
персептрон-гомеостатов. И она у них, похоже, была. Была и камера комплексных
воздействий; в нее помещали исследуемых псов, фиксируя их там ЭСС
(электродной считывающей системой).
Об этой системе стоит подробнее. Тюрин, когда прочитал о ней, зябко
повел плечами:
Ну... до такого только в Южной Америке могли додуматься!.
А по-моему, нет, возразил я. Видишь, среди авторов указан некий Ф.
Мюллер? Не иначе как эсэсовский врач, убежавший от виселицы, его работа. Или
его отпрыск и достойный воспитанник. Неспроста же система зашифрована
довольно прозрачно: "эс-эс".
Возможно, согласился Кадмич. Бр-р!..
Исследователи не применяли ни вживленных электродов, ни укрепленных на
шкуре клемм. По науке это правильно: такие электроды сами по себе изрядные
воздействия. Было почти некасаемое считывание биотоков: каждый электрод
заостренный на иглу электрический контур подводился микрометрическим винтом
к нужному месту (вблизи позвоночника, у головного мозга, около хвоста, носа,
пасти, на животе и т. п.) так, что возникал некий "саркофаг" из острий.
Собака не могла пошевелиться, ее сразу кололо; даже взлаять или взвыть она
не могла для этого же надо раскрыть пасть. "Издаваемые животными звуки, как
и его выделения и движения, не могут быть однозначно истолкованы электронной
машиной, педантично писали авторы: С.-М. Квадригес, тот же Мюллер и Б. Кац.
Картину распределения нервных потенциалов могут поставить только сами эти
потенциалы". Словом, три четверти собак гибли еще до опытов, на стадии
отбора и привыкания к ЭСС, бесились. Уколовшись об один заостренный контур,
псина, естественно, пыталась отдалиться от него, натыкалась на другие,
шарахалась и от них и так со все возрастающей амплитудой, с нарастанием
страха и боли. Таких приканчивали. Остальных, зафиксировав в камере тысячами
игл, экспериментаторы нагружали различными комплексами впечатлений и
воздействий: приятными, неприятными, смешанными с нарастающей силой звуков,
запахов, вибраций... вплоть до мчащей на собаку машины на стереоэкране. Эти
собаки, как правило, тоже не переживали опыт. "Нейрофизиология
предстрессовых состояний, а также стресса, .коллапса и бешенства собак
изучена нами с наибольшей полнотой", не без самодовольства отмечали авторы.
Но наиболее всего нас, инженеров-электронщиков, заинтересовали не эти
результаты, а так называемый "феномен четырех собак" собак под номерами 98,
412, 2750 и 3607 (числа говорят о размахе опытов), которые при некоторой
предельной .нагрузке отрицательными воздействиями... исчезли из камеры. Были
и нет. Электронная машина некоторое время, до минуты, регистрировала их
"присутствие" в виде потенциалов и импульсов, затем и она отмечала нуль.
Исчезновение собаки No 3607 удалось заснять на кинопленку.
"В наш век кинотрюков доказательная сила этой съемки, разумеется, равна
нулю, писали добросовестные авторы. Мы отдаем себе отчет и в том, что само
сообщение об этом феномене бросает тень на наше исследование, заставит
кое-кого усомниться в истинности его результатов. Тем не менее мы сообщаем о
нем, потому что это было".
Настырный Кепкин настолько заинтересовался, что добыл в республиканской
библиотеке две подшивки "Ла вок де текнико", обложился ими и словарями
испанского языка, искал: нет ли еще чего-нибудь на эту тему? И нашел.
Заметка в форме письма в редакцию (так научные журналы публикуют
непроверенные сообщения) извещала, что одну из исчезнувших собак, сеттера
темной масти с приметным желтым пятном (No 2750), обнаружили на окраине
Эсмеральдеса изможденную, грязную, в репьях; на хвосте была привязана
консервная банка. Пес побывал в переделке. Авторы (на сей раз только Мюллер
и Кац: Санчес-Мария Квадригес. видный физиолог, вероятно, испугался за свое
реноме) изучили жестянку, надеясь установить, куда ж попал пес из камеры.
Банка была из-под говяжьей тушенки известной бразильской фирмы "Торо".
Но в магазинах города консервов с такой этикеткой (бычья голова на фоне
пальм и моря) не было; продавцы сомневались даже, поступали или они
когда-нибудь в продажу. Запросили фирму "Торо" в Рио: когда выпускали
тушенку в таких банках, где продавали? и получили обескураживающий ответ:
никогда не выпускали. Этикетка была признана малопривлекательной и
забракована, ее не наклеили ни на одну банку тушенки. "Научный факт, каким
бы странным он ни казался, пытались свести концы с концами авторы письма,
подлежит обсуждению. Наше резюме таково: поскольку банок с такими этикетками
не было в прошлом и нет сейчас, то их время, видимо, еще не пришло.
Следовательно, собака No 2750 перешла из камеры эмоциотрона в будущее (три
других, вероятно, тоже), а затем наш мир настиг ее".
Кепкин личность несерьезная, любитель розыгрышей. Он приволок как-то в
лабораторию автомобильное магнето, подвел провода от него к двум ввинченным
снизу в стул шурупам и, когда кто-то садился на стул, крутил ручку; севшего
подбрасывало на полметра. Мы ему платим той же монетой. И когда он рассказал
о письме в редакцию, даже совал журнал: "Ну, прлочитайте сами!" мы его
подняли на "бу-га-га". Этот шельмец желает, чтобы мы убили несколько дней на
перевод с испанского, а потом будет ржать (рлжать), указывать пальцем: чему
поверили! И мы Стриж. Радий и я послали его подальше.
...Так было во всех вариантах кроме одного. Того, в котором теории "2""
и "собака у столбика" не остались пустым трепом за бутылкой вина. Здесь
Кадмич очень логично доказал, что южноамериканские собаки удалялись вовсе не
в светлое будущее, чтобы вернуться оттуда с банкой на хвосте, а по принципу
наименьшего действия в иные измерения.
Но об этом речь пойдет в своем месте. А прежде как сам Герочка-то наш,
знаток испанского, флибустьер и неустрашимый гидальго, переходил по Пятому.
...Кепкин в стартовом кресле, пульс нормальный, костюм обычный (это
входит в программу, чтобы обычный максимум вероятия). Электроды ювелирно
подведены к "акупунктурным точкам" его тела не только через кресло, но и к
голове, лицу, шее, рукам посредством электродных тележек (наш вид
южноамериканской ЭСС применительно к человеку: не такой жестокий, упор
больше на сознательность). Я за пультом "мигалки", Алла Смирнова на
медицинском контроле, Стриж (в том варианте, где он есть) ассистирует. Тюрин
переживает.
Седьмая попытка "божественного" переброса с упором на сверхсознание.
Первые шесть не дали ничего. Кепкину задано внушать себе отрешенность,
покой, ясность воспарить над миром. "Все до лампочки..." доносится к нам с
помоста. "Все до срл..." Алка негодующе хмыкает в углу.
Индикаторы на пульте показывают приближение резонанса с Пятым, полосы
сходных вариантов.
Герка, ...товсь! И я включаю музыкальный сигнал, способствующий
отрешенности и переходу: в нем музыкальные фрагменты из Вагнера,
моцартовского "Реквиема", Шестой и "Фатума" Чайковского все вселенское,
горнее, потустороннее в ревербирующем электронном звучании.
Нажатием других клавиш откатываю электронные тележки чтобы Кепкину было
свободно двигаться, совершать приспосабливающиеся к переходным вариантам
действия. Все затаили дыхание.
И ничего. Резонанс кончился, сигнал затих, стрелки индикатора ушли
вправо, а Гера по-прежнему в кресле на помосте излагает свое "кредо":
Все до лампочки... Все до срл...
Хватит, слазь, говорит ему Саша, потом напускается на Аллу: А ты не
хмыкай под руку. Подумаешь, слово сказал!
Кепкин сконфуженно выбирается из кресла, спускается к нам.
Слушай, у тебя что нет уверенности? сочувственно спрашивает его Тюрин.
Не веришь в возможность переброса''
Он в себя не верит! Я вырубаю питание.
Да нет, я верлю... Гера сам расстроен. Только что-то останавливает...
Предчувствие какое-то.
Да он просто боится, мелодично произносит Алла. Я же по приборам вижу.
Пульс начинает частить, давление падает, выделение пота, дрожь в животе, в
промежности... словом, сердце в пятках.
Кепкин беспомощно смотрит на нее, пытается шутить:
А какими прлиборами ты обнарлуживаешь, что серлдце уже в пятках?
Смирнова ясно смотрит на него и не отвечает. Это тоже ужасно.
Что ж, раз боишься, будем перебрасывать "собачьим" способом, решает
Стриж. По-южноамерикански. Чтобы сердце ушло дальше пяток и тебя утянуло.
Итак, попытка следующая. Когда Герку усадили и зафиксировали
электродами, Сашка показал ему его магнето:
Узнаешь? Сейчас подсоединяю к электродам, кои вблизи самых деликатных
мест, и если задержишься в кресле, крутну, не я буду! Начали.
"Музыка" при приближении ПСВ была теперь не та: рев пикирующих
бомбардировщиков, взрывы, раскаты грома, грохот обвала. И нарастающий жар и
свет в лицо от надвигаемых прожекторов. И замахивание предметами перед
расширившимися глазами. И высказывание Герочке всего, что мы о нем думаем...
Стрелки индикаторов вправо полоса резонанса кончилась. С нас катил пот.
Дрожали руки. А Гера, закаленный трехлетним общением с нами, остался в
кресле, не перешел. Правда, магнето в ход мы, конечно, не пустили. Доказал
Алле, что ничего не боится, голыми руками не возьмешь.
Вот Уралов, ехидно сощурился Кепкин, высвобождаясь, тот бы давно
прлидумал, как перлебрлосить. Наш Пал Федорлыч. А вы!..
Шли первые опыты. Уралов, наш могутный шеф, умотал от них в отпуск. От
греха подальше. Чтоб в случае чего ответственность на нас. И унизить нас
сильнее, чем сопоставив с ним, было невозможно.
Я хоть и не Уралов, но придумал! объявил на следующий день Стриж. Он
позвал Кадмича и Алку мы принялись разрабатывать сценарий.
Попробуем на тебе еще один способ, сказал я Кепкину. Способ неземного
блаженства. С участием Аллочки. Если не перейдешь все, отбракуем.
Давай! Герка глядел на Смирнову с большим интересом. ...Электроды мы
расположили иначе: чтобы Алла могла стоять почти вплотную к Кепкину,
зафиксированному в кресле, гладить его по щекам, голове, касаться рук
(которыми тот, увы, не мог ее обнять), обдавать запахами парфюмерии и своего
тела, и говорить чарующим голоском говорить, говорить:
Ну, Герочка, неужели вы не сумеете сделать то, что удается и Александру
Ивановичу, и даже этому... Самойленко? Я всегда была уверена, что вы
интереснее, содержательнее их, только недостаточно настойчивы. Соберите свою
волю и!..
Зачем же мне перлебрласываться. Аллочка, в иные варианты, возражал
разомлевший Кепкин, когда мне здесь с вами так хорлошо!
А может, в иных. нам будет еще лучше? Смирнова искусительно
приблизилась грудью к лицу Геры. Ведь способ называется неземное блаженство.
Вот и надо стремиться к нему, милый Герочка.
Я за пультом слушал да облизывался.
Тюрин стоял на стреме, выглядывал в приоткрытую дверь. Наконец шепнул
мне: "Есть! Они в коридоре".
Теперь оставалось дождаться ПСВ. Она не замедлилась и все совпало
отлично: индикаторы показали приближение резонанса: я включил музыкальный
сигнал, кивнул Радию; он зажег над дверью в коридоре табло "Не входить! Идет
эксперимент" только на сей раз оно означало приглашение войти; и Стрижевич
ввел в комнату Лену Кепкину, плотно сложенную женщину с широким чистым
лицом, темными бровями и усиками над верхней губой; не знаю, что он говорил
ей, выдерживая в коридоре, только вид у нее был решительный, губы плотно
сжаты.
Все назад! Я нажатием клавиш откатил от Геры электродные тележки.
Смирнова с возгласом: "Ах, боже!.." отскочила, одернула халатик.
Гера увидел восходящую на помост супругу. Лицо его выразило смятение.
Он беспомощно шевельнул руками, жалко улыбнулся, ерзнул в кресле и исчез.
Был и нет.
Конечно, это было жестоко по отношению к Лене. Она едва не грохнулась в
обморок. Дали воды, успокоили, заверили, что вечером Гера вернется домой,
как обычно, ничего страшного не случилось, обычное внепространственное
перемещение и т. п. Так оно, кстати. и было, мы не врали Лене: вернулся
домой после работы во всех вариантах Кепкин-ординарный.
Но главное опыт удался.
Определенно могу сказать, что Лена Кепкина своего Геру не бьет жалеет и
любит. Просто была как-то в коридорном перекуре высказана такая гипотеза.
Кепкин на свою беду завелся: "Что-что?! Меня-а?!." И пошло. У нас это
просто.
Но после такого перехода ему теперь трудно доказать обратное.
...В варианте, где Сашка до Нуля не дожил, все придумал я сам.
А за Леной послали с надлежащей инструкцией техника Убыйбатько.
У Нуль-варианта тоже есть варианты. Тот, который со Стрижевичем,
дельнее, выразительней.
3
Прлисутствовал сегодня прли интерлесном рлазговоре, сообщает Герка,
беря стул и усаживаясь возле сварочного станка. Ехал в служебном автобусе
вместе с дирлектором и Выносовым. Наверлно, их машина испорлтилась. Выносов
меня, конечно, узнал, спрлашивает: "Ну, как там у вас обстановка?" "Ждем
ученого совета", отвечаю. "Скорло будем обсуждать, говорит, только не
поступите прлежде с Павлом Федорловичем, как прлидворные с Екатерлиной..."
Алка, Кепкин поворачивается к лаборантке, что он имел в виду?
Той льстит, когда у нее консультируются по истории. Но сейчас она
отвечает кратко и с превосходством:
При мужчинах нельзя.
Ну и ладно, Гера снова поворачивается ко мне. Потом Выносов говорлит
дирлектору: "Непрлиятная, говорлит, ситуация". А тот ему: "Все из-за
скорлопалительности. Торлопимся заполнять штатное рласписание, берлем кого
ни попадя". А Выносов "Но, Иван Иванович, все-таки Урлалов создал
лаборлаторию!" А дирлектор: "Да, но что создала его лаборлатория?" Вот.
...Нет, конечно, передо мной сейчас Кепкин-здешний, по уши погрязший в
делах и отношениях этой н. в. линии. А где тот, мой коллега, куда его
занесло?
Когда я позавчера переходил из Нуля, его не было уже дней пять.
Вернулся ли?
Я спрашиваю:
Ну а вывод какой?
Вывод? Шатается Пал Федорыч-то. Дирлектор он ведь, так сказать... Гера
смотрит на меня со значением.
Чепуха. Подумаешь, директор сказал... Выкрутится Уралов и на этот раз,
ему все как с гуся вода.
Знаешь, Кепкин оскорбленно встает, когда ты прликидываешься идиотом, у
тебя получается очень похоже. Прлосто один к одному!
Смирнова фыркает за моей спиной.
Я тоже поднимаюсь:
И из-за подслушанной сплетни ты отвлекаешь меня от дела?! Постой... что
это у тебя под глазом? Граждане, у него под глазом синяк.
Опять?! с хорошо сделанным сочувствием произносит Толстобров.
Где? Где?! Гера смотрится в зеркальную шкалу гальванометра. Это
чернила... Он слюнит палец, пытается стереть, но поскольку пальцы в тех же
чернилах, синяк становится