Леонид Резник. Дом в центре


         * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ * 


                             Мой дом везде, где есть небесный свод.

        М.Ю.ЛЕРМОНТОВ



  Почти все люди сильны задним умом. Фразы типа: "Я же говорил..." - одни из
самых популярных. Под любую неожиданно открытую истину с легкостью
подбирается цепочка из событий давнего и недавнего прошлого. А некоторое
время спустя все это осеняется ореолом собственной прозорливости: "Я так и
думал!.. Я давно подозревал..."
  Попытаюсь быть оригинальным. Я никогда не думал ни о чем подобном. Я
никогда ничего не подозревал. Только слепой и глухой мог проходить мимо
очевидных фактов, но я ухитрялся делать это со стопроцентным зрением и
абсолютно здоровым слухом. Возможно, речь надо вести о душевных слепоте и
глухоте, но мне о них ничего не известно.
  Я абсолютно не помню свое раннее детство. Нормально? Да. Но почему, в моей
памяти если что и осталось из тех времен, так это жаркое солнце, теплое
море и горячий белый песок? Странные воспоминания для ребенка, родившегося
и выросшего в Ленинграде, не так ли? Младшие классы, старшие
классы...Детство как детство? В школе - да. А вот дома... Даже непонятно,
с чего начать. С квартиры? С родителей? С домашнего быта? Начну с
родителей. Все-таки, самые близкие люди.
  Отец мой работал патентоведом. Если точнее, так было записано в моем
классном журнале и в разных других школьных документах. Скорее всего, эта
версия школьными бумагами не ограничивалась. Но уж теперь-то я точно могу
сказать, что в этом самом НИИ, где он числился, никто о моем отце не
слышал.
  Из всех слов производственной тематики мне доводилось слышать только одно
- "командировка". Так говорила мать, когда отец исчезал на неделю -
другую. Большую часть остального времени он проводил дома. Ему не надо
было на работу ни к 8 часам, ни к 9, ни даже к 12. Слово "отпуск" в нашей
семье не произносилось.
  Мать "работала" примерно так же, только что не ездила в "командировки" и
числилась художником-оформителем. Правда, она много читала и рисовала,
иллюстрировала прочитанное, но куда шли все эти рисунки, мне было
неизвестно. Если добавить, что отец владел несколькими языками и хранил в
своей библиотеке (закрытой для меня) множество зарубежных книг и журналов,
то можно понять, как в классе четвертом-пятом мне удалось заподозрить в
своих папе и маме иностранных шпионов. Я долго думал, куда бы об этом
сообщить, но потом набедокурил в школе, отца вызвали, он (как это ни
странно) встал на мою защиту и поругался с учительницей, а я,
преисполненный благодарности, обо всем забыл.
  С первых классов школы отец пытался приобщить меня к спорту. То ли виной
тому были мои способности (вернее их отсутствие), то ли патологическая
лень (мнение отца), но нигде я не добивался ни малейшего успеха, а
телосложение мое оставляло желать лучшего. С изучением иностранных языков
(еще одна мания отца) дело обстояло примерно так же. И платные курсы, и
отцовские эксперименты, когда он пытался преподавать сам, были бесполезны.
Английский, французский и экзотический итальянский не затронули моей
памяти точно так же, как если бы я проходил их в школе (школа у меня была
редкая, с испанским языком).
  К десятому классу отец во мне полностью разочаровался. Его не радовали
хорошие оценки, не расстраивали плохие, а мое поступление в политех,
похоже, вообще не тронуло. Начало казаться, что сын-середняк попросту не
устраивал моего отца, и он старался забыть обо мне, как о досадном эпизоде
(вернее, одном из эпизодов) в своей биографии.
  В матери было больше душевной теплоты. Она с интересом выслушивала
рассказы о школьной жизни, сердилась за двойки, ходила на родительские
собрания, интересовалась, какая из одноклассниц, по моему мнению,
симпатичней. Она заботилась о моей одежде, да так, что у меня никогда не
было желания приобрести что-нибудь особо модное, все уже было. Мой призыв
в армию перед окончанием первого курса института мать восприняла с большой
тревогой. Отец же, напротив, оживился и даже был рад.
  Если вспоминать квартиру и быт, то странностей можно обнаружить намного
больше. Я жил в самом центре города, в районе сплошных коммунальных
квартир. Да и наша считалась коммуналкой. Но... Невозможно заставить
ребенка молчать о том, что его окружает. Почти каждый день мои
одноклассники рассказывали о квартирных баталиях, о пьяных дебошах соседей
и тому подобном. В нашей "коммуналке" ничего подобного не было. Огромный
коридор всегда пустовал, а на кухне царило запустение. Чаще чем раз в два
дня встретить кого-либо из соседей не удавалось. В комнатах за стенами
всегда стояла мертвая тишина. Все это было очень странно, но... почему-то
не вызывало даже намека на удивление.
  Что-то не в порядке было у нашей семьи и с питанием. Готовил, как правило,
отец. Вернее, подавал на стол уже готовые блюда. И какие блюда! Только
бригада прекрасных кулинаров могла изготовить что-то подобное. Да и
исходные продукты явно не были приобретены в соседнем гастрономе. (Как я
мог об этом знать, ни разу в жизни не побывав в продуктовом магазине?) Но
вот увидеть отца за жаркой, варкой, потрошением или просто за завариванием
чая мне не удавалось ни разу. Мать - да. Но она готовила только в
отсутствие отца, щедро используя содержимое холодильника. А тот - обычно
пустой - во время отцовских командировок оказывался битком набит
деликатесами.
  Вообще, странностей хватало. Например, случай с приемником. В третьем
классе мой одноклассник Миша Петухов принес в школу малюсенький
транзистор, и все переменки подряд мы развлекались, слушая то "Маяк", то
Ленинградское радио. Как сказал Миша, это был подарок на день рождения.
Приемничек мне очень понравился, и всю дорогу домой я грезил, чтобы
родители подарили мне такой же.
  Дома, на своем учебном столе, я обнаружил то, о чем мечтал. Меня это
ничуть не удивило: родители как-то угадали мое желание. Отец, привлеченный
звуками "Маяка", вел себя довольно странно. Сначала он стал свирепо
выяснять, откуда взялся приемник, потом вдруг согласился, что это он его
мне подарил. Я был так напуган первоначальной атакой, что с радостью
принял "подарок" вместе с самой версией дарения. Но непонятное возбуждение
отца незамеченным не осталось. Он чуть ли не бегал по комнатам и
переспрашивал у матери: "Так ты говоришь, ему десять лет? Десять лет, да?"
Очень странные вопросы, не правда ли?
  И все-таки, дело было не в родителях и квартире, а в другой, большей,
просто огромной странности. Этим большим был наш Дом.
  Он стоял недалеко от Невского и выглядел, как построенный в середине ХIX
века. Высокое серое семиэтажное здание было украшено мастерски
вылепленными собачьими головами. Самым непонятным для посторонних казалось
отсутствие жизни на первом этаже. Его попросту не было: ни окон, ни дверей
- глухие серые стены, словно чрезвычайно высокое продолжение подвала.
Недоумение случайных прохожих проходило быстро, все сваливалось на
загадочный замысел архитектора, скорее всего, иностранца. Соседние дома
были такими же старинными, высокими и серыми, как наш, но пользовались
куда большей популярностью в народе. Около нашего Дома всегда было тихо.
По непонятным причинам окрестным алкашам не приходило в голову
использовать наши подъезды в качестве распивочных и общественных туалетов,
все это выпало на долю домов-соседей. Угрюмый серый исполин, из-за обилия
эркеров, башенок и всевозможных надстроек на крыше напоминавший даже не
дом, а средневековый город, стоял пугающим островом абсолютного
спокойствия в самом центре городского разгула. Документы Дома и жильцов
были в абсолютном порядке, и, не привлекая внимания местных властей, он
сумел без потерь пережить даже богатое доносами время. В годы блокады
рядом с Домом не падали ни бомбы, ни снаряды, как видно, незримая сила
хранила его жильцов не только от людского любопытства.
  Именно в таком вот Доме мне и выпала судьба родиться.


  1. Аппарат фирмы "Поросенок".


  - Обидно сознавать, - сказал папа, устав ругаться, - что двадцать лет
своей жизни я исходил из неверных принципов.
  Такой переход был мне совершенно непонятен. Десять минут доказывать, что я
полное ничтожество, и вдруг - глубокомысленное подведение итогов.
  - Ты никогда не задумывался, почему из детей великих родителей не
вырастает ничего путного?
  - Разве? - я попытался вспомнить хоть факт "за" или "против", но
безуспешно. Интересно, это он - "великий родитель"?
  - Да-да, именно так. Есть исключения, но они лишь подтверждают правило.
Обстановка избранности уничтожает любые, самые прекрасные задатки. Мне
казалось, что наследный принц, выросший среди простых людей, не зная, кто
он, способен на большее, чем такой же принц, росший королевским сыном.
  - Красиво излагаешь, папа, как по писаному, но какая связь между принцами
и твоими неверными принципами? - я давно так не беседовал с отцом, тем
более, это было лучше, чем ругаться.
  - Я полагал, что тебе полезней расти таким же, как все. Закрывал глаза,
что ты не развиваешь свои способности, думал - наверстаешь. Наконец, я
понадеялся на армию, мне казалось, что она вырвет тебя из духовной спячки
как... как шоковая терапия. Но ты уже почти неделю дома, а я даже не знаю,
о чем с тобой говорить!
  - Да говори обо всем, пап. Но при чем здесь наследные принцы? Ты что -
король в изгнании?
  Отец прошелся по комнате такой мощной тигриной походкой, что мать,
сидевшая на диване с журналом в руках, оторвалась от чтения, поежилась и
плотнее поджала под себя ноги.
  - Я - не король, ты - не принц. Но... Отныне и навсегда. Запомни. Любой
принц рядом с тобой - это как детский велосипед рядом с машиной
"Формула-1",
- Так уж, - я попытался пошутить сам. В отцовскую шутку мне было не
врубиться.
  - Да, именно так. Ну, может, не детский, а взрослый велосипед. Но тогда не
с "Формулой - 1", а с космическим кораблем.

  За два года армии я сильно отвык от странностей. А от родителей - тем
более. Вчера вечером меня угораздило встретить одноклассника. Мы вспомнили
детство золотое, после чего я был приглашен на ночной кинопросмотр (кто-то
одолжил моему приятелю на ночь видеомагнитофон и три кассеты). Все
попавшиеся по пути телефоны-автоматы были испорчены, они глотали монеты,
не соединяя. Я истратил весь запас двушек, так и не предупредив
родителей, что не приду ночевать. И вот, вернувшись домой около девяти
часов утра, нарвался на неожиданно крупный скандал. Конечно, родители
всегда волнуются за детей, даже за таких взрослых, как я, но на этот раз
аргументация отца была более чем странной. Во-первых, он почему-то был
уверен, что я провел эту ночь с девицей. Во-вторых, ничего страшного, что
с девицей, но почему где-то, а не дома, где у меня есть прекрасная
отдельная комната? В-третьих, почему я вру (это про видео) и упорствую во
лжи? Ну, а в-четвертых, если уж я говорю правду, то я вообще полное
ничтожество, потому что мужчину в моем возрасте по ночам должны
интересовать женщины, а не дурацкие фильмы, которые не стоят украденного у
сна времени. Такая вот критика.
  Все мои возражения были бесполезны. Я с трудом мог вставить пару слов.
Папе хотелось выговориться, он готовил этот ругательный монолог года два,
на тот случай, если я вернусь из армии таким же олухом, как ушел. И все
можно было бы списать на банальный конфликт типа "Отцы и дети", вот только
два момента... Первый - пренебрежительное сравнение принцев со мной.
Второй - необычная демонстрация отцом физической силы. Ругаясь, он
упомянул мою хлипкость. Я не выдержал и сослался на наследственность:
каким, мол уродился, таким и расту. "Ах, значит я виноват!"?!" - взревел
отец. Невысокий коренастый он стремительно шагнул вперед, правой рукой
крепко сгреб меня за модную "вареную" куртку и легко поднял в воздух. Мать
на диване только взвизгнула. Таких подвигов я от папани не ожидал.
  - Итак, - отец словно подвел черту своим словам про космический корабль и
начал новую тему, - будем работать с тем, что имеем. Ну-ка, вспомни, что
ты смотрел ночью?
  - Названия я подзабыл, все-таки четыре фильма. Но там актер очень
знаменитый играет: Чарльз Бронсон. И везде он всех вырубает. В одном
фильме за дочку с женой мстит, в другом - за каким-то палачом охотится. В
третьем... что-то старинное. Железная дорога, индейцы...
  - Ясно, ясно, - перебил отец, - старье это все. А какой аппарат у твоего
друга?
  - "Панасоник".
  - Как-как? - переспросил отец. - "Поросенок"?
  Я аж взвился. И это мой отец. "Король в изгнании". Человек, владеющий
иностранными языками, читающий зарубежные журналы. Не знать такой
знаменитой фирмы! Самый типичный "совок"...
  - Ну, папа, ты даешь...
  - Ничего я не даю. Уже и пошутить нельзя. Барахло эти ваши "Панасоники",
не люблю я их. Ширпотреб.
  - Ты не любишь? А много тебе их встречать пришлось?
  - Почти все модели. Как только новая появится, я ее обкатываю. Что-то они
изображение слишком зернистое дают. Или это предубеждение?
  У меня начала отвисать челюсть. Ай да папаша! Когда это он их "обкатывает"
и где? А может, у него тихое помешательство? "Болезненное фантазирование"
или что-то вроде.
  - Ну-ка, ребятишки! - отец обратился ко мне с матерью, - давайте-ка,
выйдем из комнаты.
  Не знаю, что думала мать, но я вышел в коридор недоумевая. Отец тоже
вышел, закрыл дверь в комнату и секунд через десять распахнул ее
театральным жестом.
  - Прошу!
  Я вошел. Отец за мной.
  - ... - он сказал что-то совершенно непонятное, но больше всего
напоминающее иностранное ругательство.
  Я оглянулся. На отце, можно сказать, не было лица. Словно по комнате бегал
живой поросенок и даже не в одиночестве. Но ничего ведь не произошло!
Комната как комната.
  - Ты что, пап?
  - Т-ты ничего не делал? - отец задал вопрос с оттенком недоумения, словно
не верил сам себе.
  - Ничего. А что я должен был делать? Ты сказал - я вышел, потом зашел.
Дел-то - в комнату входить.
  - Да-а-а, - отец потер щетину на подбородке, - в добрую старую привычную
комнату. Возможно и такое. Тогда - силен, бродяга, отца родного пересилил,
детка. Не зря я тебя в невинности держал.
  Только я начал обижаться за "невинность" (откуда ему что-то про мою личную
жизнь известно?), как отец продолжил свои аргументы.
  - Стань так вот, - скомандовал он мне, - смотри на входную дверь, так...
минуточку...
  Он отошел, послышался звук открывающейся двери.
  - Пожалуйста! Можешь оглянуться.
  Я оглянулся. Да, на этот раз папаня меня удивил. Он открыл дверь, о
существовании которой я никогда и не подозревал. Фактически, это был кусок
стены..., нет, все-таки потайная дверь, замаскированная обоями.
  - Что стоишь? Проходи.
  Я оглянулся. Мать безмятежно сидела на диване и читала журнал. Словно мне
старый, давно надоевший фокус показывают.
  Потайная дверь, скрывала не маленький закуток и не жалкую кладовку. Я
вошел в огромную светлую комнату, словно скопированную из фильма о
роскошной жизни миллионеров. Какие-то невысокие мягкие диванчики
замысловатых форм, эфемерные столики, картины (в основном абстрактные) на
стенах. Одна из картин меня поразила. Половина человеческого лица на ней
была умело смонтирована с половиной собачьей морды. При этом переход был
настолько плавен...
  - Не туда смотришь, - вмешался отец. - Иди сюда.
  Я подошел к окну. За стеклом вместо щербатой серой стены соседнего дома
открывался вид метров эдак с пятидесяти. Пейзаж включал в себя некоторое
количество очень высоких домов, можно даже сказать - небоскребов, а также
здания поменьше. В любом случае - не родная ленинградская архитектура.
  Избежать удивления мне помогла случайная догадка.
  - Увеличенный слайд с подсветкой? - спросил я.
  - Даже с движущимися людьми и машинами, если окно откроешь, - сказал отец.
  - Насколько я знаю, никакая подсветка в этом не поможет.
  - Что это за город?
  - Город... город, - замешательство отца было искренним. - На какой-то
город я и не ориентировался. Представил себе общую картину...
позаграничней, и чтобы время было дневное. Можно телевизор включить, по
программе как-нибудь догадаемся.
  Взгляд, словно сам по себе, скользнул в угол комнаты. Там стоял
чудо-телевизор с преогромнейшим экраном. Зрение у меня приличное, и даже с
большого расстояния я сумел прочитать столь нелюбимую отцом марку
японского ширпотреба.


  2. Отец всех домов и мать всех лестниц.


  Я всегда считал себя атеистом. И учеником в советской школе был послушным,
почти примерным, хорошо усвоил, что может быть, а чего быть не должно.
Потому-то все рассказанное отцом я воспринял как шутку. Шутливую сказку
если точнее. Нет, все-таки вру. Сказки сказками, но небоскребы за окном,
фирменная электроника и роскошный зал в недрах родной коммуналки
существовали на самом деле. Это была не шутка и не сказка, а невероятная
история типа легенд о Лох-Несском чудовище. С той только разницей, что из
категории скептиков-слушателей я резко перескочил в оч-чень малочисленную
и оч-чень привилегированную категорию случайных очевидцев чуда. Мне все
еще не удавалось воспринимать себя непосредственным участником событий.
  История, рассказанная отцом, имела древние корни, теряющиеся в глубине
веков. Героем этой истории был Дом. Я жил не в обыкновенном здании,
построенном на каком-то конкретном месте раз и... на сто-двести лет. Дом
был стар и испытывал охоту к перемене мест. Когда и где он возник -
неизвестно. Отец (без особой уверенности) помнил такие этапы его
размещения: Вавилон, Иерусалим, Рим, Константинополь, Мадрид, Лондон. Как
правило, Дом находился в самом передовом для своего времени городе
(европейской цивилизации). Лондон был покинут в середине прошлого века, а
основными кандидатами выдвигались многообещающие Берлин, Петербург,
Нью-Йорк. Петербург победил, загадочные жильцы явно опростоволосились с
Октябрьской революцией. Как происходил перенос Дома, было для отца
загадкой. Ну, а с местными властями проблем не возникало ни в Вавилоне, ни
в Константинополе, ни у нас. Штука, кстати, даже более для меня
загадочная, чем способность к перебазированию.
  Кто и как становился жильцами Дома, отец мне не сказал, намекнув лишь, что
фамилия Кононов такая же условность, как и место временного расположения
Дома. То есть, мои корни уходили намного глубже, чем я могу подумать. Об
этом говорит как ссылка на древнее имя Конан, так и на слово "коэн", что
уже четыре тысячи лет назад на иврите означало "жрец". Мне обе аналогии
показались притянутыми за уши, а еврейское происхождение в глазах простого
обитателя Совдепии чуть ли не граничило с преступлением. Но для того,
чтобы возражать отцу надо было знать о Доме намного больше, чем знал я.
Пришлось сделать вид, что все услышанное принимается на веру.
  Как оказалось, пользоваться благами Дома могли только его коренные жильцы
(мать моя таковой не была) и то - разными благами, в зависимости от этажа.
Блага были серьезными. Действительно, и коронованные особы, и сверхбогачи
рядом с жильцами Дома выглядели не такими уж могущественными.
  Во-первых, Дом позволял жильцам попасть в любое место в мире, где
находились хоть какие-то здания. Достаточно было, спускаясь по лестнице,
четко представить картину, ожидающую тебя на выходе из подъезда. Открытки
и фотографии в этом здорово помогали. Они изображали улицы и площади
городов, где жилец Дома никогда не был, но куда хотел попасть. Легко
выполнялось и обратное. Зайдя в любое здание в мире, обитатель Дома мог
подниматься по лестнице и представлять, что следующий пролет - это уже
его лестница, широкая, чистая, с решеткой, украшенной маленькими литыми
собачьими головками. Если не после первого, так после второго поворота
путешественник возвращался домой.
  Отец сообщил, что возвращение - процедура самая трудная для начинающих,
давит отдаленность от родных мест. Ему, в свое время, даже рекомендовали
нечто вроде простейшей молитвы для концентрации внимания: " Отец всех,
домов, Мать всех лестниц, помогите мне!"
Легче всего удавалось менять местонахождение комнаты без выхода из Дома.
Достаточно было представить картинку за окном. Все это отец называл
транспортной функцией Дома. Ею владели все жильцы, но для обитателей
второго этажа она была единственно доступной.
  Во-вторых, (и в последних, для жильцов третьего этажа), у Дома была
производственная функция. Это означало, что любая дверь нашей квартиры
таила за собой бесконечное разнообразие помещений и вещей, в них
находящихся. Все зависело только от фантазии.
  - Помнишь случай с приемником в детстве? - отец был возбужден и резко
жестикулировал. - Ты его представил, и он появился. До этого я очень
боялся, ведь твоя мать не из Дома, ты мог обладать очень слабым даром
власти над ним. А не дай Бог сделать несколько неудачных попыток! От
неверия в свои силы уже не избавиться. Ну, тебе бояться нечего. Я хотел
похвастаться, представить на месте нашей комнаты что-то роскошное. Так
ведь не удалось! Твое привычное представление о комнате пересилило.
Значит, твоя власть над Домом даже больше моей! Но помни, не вздумай
только объяснять свойства Дома с помощью науки. Владей, не задумываясь!
Задумаешься - потеряешь власть. Знаешь ведь про сороконожку, которая
разучилась ходить когда задумалась, в каком порядке переставлять все свои
сорок ног?
  Я знал. К счастью, природная доверчивость, позволявшая мне легко усваивать
все дарованные официальной властью благоглупости: что Бога нет, что наше
общество самое передовое и т.д. и т.п., - так же легко толкала меня в
объятия историй куда более сомнительных. Тот же Бермудский треугольник,
Атлантида, НЛО... Только научного анализа мне не хватает, как же! Буду я
резать курицу, несущую золотые яйца...
  Не покидая своего обжитого уютного мирка, я попадал в Страну Чудес.
Конечно, это было несправедливо, что я, такой средний, ничем не
выделяющийся, могу овладеть чем угодно без малейшей затраты сил, а другие
обязаны трудиться в поте лица. Но разве жизнь не полна подобными
несправедливостями? Разве справедливо, что один рождается в семье
миллиардера, а другой - в семье безработного? Да и у нас... Тут я понял,
что продавцы из пивных ларьков и слесаря автотехобслуживания перестали мне
казаться такими уж круто обеспеченными людьми. Теперь, с высоты третьего
этажа Дама, они были практически не видны. Да и подпольные миллионеры со
своими пачками сторублевок, закатанными в банки и закопанными в землю,
тоже. Но еще не осмыслив до конца все свалившиеся на меня возможности, я
проявил любознательность. Если я, обитатель третьего этажа, настолько
всесилен, то что могут живущие на четвертом - седьмом? Да там еще какие-то
мансарды есть...
  Мой мудрый всезнающий отец (а каким лопухом он мне казался всю жизнь!)
неожиданно спасовал.
  - Кое-что я знаю, - бормотал он, - но не окончательно. Слишком уж
невероятным это кажется. Я никогда не интересовался... Вот недавно
пришлось. Возможно, понадобится твоя помощь... Очень неприятные вещи
получаются.
  Ответ меня не удовлетворил. Что уж невероятнее недавно мною узнанного? И
тон у отца какой-то нехороший. Вообще, какие неприятности могут быть у
жильцов Дома?
  Но отец не дал мне загрустить. Мы приступили к тренировкам. Сначала я
поэкспериментировал с комнатами. Из своей комнаты через дверь в стене,
всегда казавшуюся мне наглухо заделанной, я посетил, для начала, палаты
типа Эрмитажных. Лепка, позолота, рыцарские латы в углах... Ума не
приложу, почему мне рыцари вспомнились. Пройдя сквозь все это великолепие
(главное правило - всегда иметь в созданном помещении несколько дверей), я
решил удивить отца резким контрастом. За дверью нас ждала моя родная
армейская спальня. Кровати в два яруса, тумбочки, ровнейшие одеяла.
Особенно удался запах влажных портянок! Отец нахмурился. Решив, наверное,
что двух раз мне вполне хватит, следующую дверь он открыл сам. Честно
говоря, за ней я обалдел. Не знаю, может быть это армейская тематика
подтолкнула отца, но мы вошли в отлично оборудованный тир. На столике
рядом с входной дверью грудой лежало разнообразное оружие. Отойдя от
столика, отец протянул мне АКМС.
  - Ну-ка покажи, как ты умеешь стрелять.
  Даже пообещав себе ни над чем не задумываться, я мысленно отдал дань
сомнению. Не галюки ли у меня? Как пятидесятиметровый коридор смог
уместиться в Доме, не нарушив планировку бесчисленных чужих покоев?
  Стрелял я, на этот раз, отвратительно. Мою мишень было просто неприлично
показывать рядом с мишенью отца, стрелявшего после меня из какой-то
английской штуковины. Вся "десятка" у него была измочалена в клочья.
  - Плохо же ты служил, - глубокомысленно изрек папаня.
  Я хотел было возразить, причем грубо, но вовремя опомнился. Нет уж, нет
уж, с таким отцом конфликт поколений устраивать ни к чему. Это вам не папа
по системе "диван - газета", а Отец. С большой буквы, как и Дом. Даже
внешне... Кого это он мне весь день напоминает? Господи, да этого самого,
как его? Чарльза Бронсона! Ай да мы! Мой папа - супермен. Выглядит
отлично, движения мягкие, кошачьи, а силища... Как он меня за шкирку
взял!? А мама?.. Я понял, что образ родителей надо пересматривать
полностью. Сколько матери лет? Чуть больше сорока. А как она выглядит?
Фантастика! Это я привык: мама, мама... А была бы мне незнакома, принял бы
за девчонку немногим старше меня. Красивую девчонку! Знакомиться бы
попробовал...
  Отец кончил копаться в куче оружия и прервал мой мысленный панегирик.
  - С помещениями у тебя отлично получается, давай теперь поработаем с
вещами.
  С вещами, так с вещами. В войну играем - тоже согласен. Ну уж сейчас-то я
папаню удивлю. Недаром я в ПВО служил. Почти все пространство соседней
комнаты занимала туша ракеты "земля - воздух", снятой с моего родного
зенитно-ракетного комплекса.
  - Средневысотная, - хладнокровно сказал отец. Похоже, удивить его было
невозможно. - И нечего надуваться от гордости. Думаешь, чем вещь крупнее,
тем ее труднее вызвать? Никак нет. То, что знаешь, как свои пять пальцев
делать легко, независимо от размеров. А вот то, что видел мельком... или
понаслышке знаешь...
  Что я видел мельком? Ч-черт. Я или видел и знаю, или не видел и не знаю.
  - Видик помнишь?
  Я неуверенно кивнул.
  - Вот, давай. Для уюта. Возвращайся в свою привычную комнату, но с
видиком. И с телевизором. Не будешь больше по ночам шататься. И выспись.
Ну, а потом... Не устраивай только оргию потребления. Будь выше этого.
Путешествиями займемся позднее.


  3. Черная магия черных колготок.


  Неведомые дела позвали отца в одну из его "командировок", и мы с ним так и
не сумели попутешествовать. Не оставалось ничего другого, как предаться
"оргии потребления". Я перемерил десятка два нарядов, забил полку
кассетами и посмотрел несколько фильмов. Потом иноземное мне наскучило, я
"заказал" кипу журналов и погрузился в чтение. При этом провел
эксперимент: к пятому номеру "Юности" (там было начало интересной повести)
"вызвал" шестой и седьмой. Чепуха конечно, если бы на календаре не было
начало июня... "Ничего, - успокоил я себя, - у нас от типографии путь
долгий, где-то на складах эти номера могут лежать." Появилось желание
"заказать" газету из будущей недели с номерами, выигравшими в "Спорлото",
но я вспомнил совет отца: " Не зарывайся." Тем более, зачем мне
выигрывать? Достаточно представить, что в ящике стола лежат деньги, как
они будут там лежать. Тысяча, миллион... Это я проверил в первый же день.
А зачем мне деньги? И так имею все, что ни за какие деньги не купишь.
  Упиваться своим могуществом - дело, безусловно, приятное. Но мало какая
приятность может развеять скуку одиночества. Мне захотелось общения. За
окном кипел солнечный день, по городу носились шумные людские толпы, а я,
хмырь болотный, валялся на диване, наслаждаясь прохладой, и даже словом
перемолвиться было не с кем (Мать тоже исчезла). С трудом нашлась (или я
ее представил?) старая записная книжка. Девчонкам звонить не стоило,
наверняка замуж повыскакивали. Ребята... Кто служит, кто только отслужил и
болтается в подвешенном состоянии, наподобие меня.
  Из книжки выпал календарик двухлетней давности. Некоторые числа на нем
были обведены кружочками. Сегодня - второе июня 1989 года. На календаре
второе обведено и стрелочка отходит к букве Г. Что это? Господи, как все
просто! Дни рождения, а сегодня - у Гришки Рябинина, в школе вместе
учились. Его в армию не взяли то ли из-за сердца, то ли из-за почек. А
может быть, из-за желудка. Бес его знает. Суть в том, что Гришка эти дни
рождения любил, отмечал их пунктуально и с размахом. Ну-ка я его
поздравлю!..
  После некоторого раздумья я отправился на кухню ("кулинарные таланты" отца
больше не были для меня загадкой) и вытащил из холодильника бутылку
"Алазанской долины" с баночкой красной икры. Ну пусть люди подумают, что я
щедрый! Да я отныне и буду щедрым. Тем более, что это мне ничего не стоит.
  Захлопнув за собой дверь квартиры, я спустился вниз. И только перед самым
выходом на улицу сообразил, что опыты с "путешествием" можно начать и без
отца. Гришка жил в двух трамвайных остановках, и его улицу я знал
отлично. Пришлось лишь немного потоптаться в парадном, чтобы настроиться
на нужную картинку.
  Дом "сработал" прекрасно. Невелико достижение - на двести метров
фантастическую технику напрягать, но приятно.
  Раскрытое окно и три вентилятора по углам спасали Гришку и его гостей от
жары. Я был встречен возгласом: "Привет, Серый!" - и наскоро представлен
публике. Подарки Гришку удивили, он явно считал, что я просто заскочил на
дармовщинку повеселиться. Но стихия праздника мгновенно разбросала нас по
разным углам, так и не дав хозяину выразить благодарность.
  Народу было много, парни с девицами в примерно равном количестве. Конечно,
прав отец, после двух лет армейской каторги не пристало мне тратить время
на фильмы, когда такие девочки рядом ходят. Ведь не из-за Гришки, о
котором я и думать забыл, меня сюда занесло?
  А мода в этом году учудила. Или это уже не первый год, а я из-за службы не
знал? Последним криком стали черные колготки. Простые и с узорами.
Человеческая психика (в данном случае - мужская) таит много загадок.
Действие черных колготок на взгляд - одна из них. Вроде бы, взгляд -
субстанция абсолютно нематериальная, но ножки, обтянутые черной или
черно-узорчатой синтетикой, притягивают его так же, как магнит железо.
Попал под эту магию и я. Первое время мой взгляд блуждал по нижней части
комнаты, пока не остановился на самых симпатичных ножках в самых
замысловато исполненных узорах. Тогда я поднял глаза. Обладательницей
ножек была очень приятная девочка, коротко подстриженная. Со скучающим
видом она беседовала с парнем. Тот, между делом, подливал ей... Стоп! Моя
"Алазанская долина"! Что я, для него старался?
  - Гриш! - крикнул я, - ты хоть "Долину" попробовал? Ее же сейчас не
достанешь. А я тебя хотел побаловать.
  Гриша был уже явно не в состоянии отличить один напиток от другого, но
продегустировать согласился. Я перехватил бутылку, мило пообещал девочке
сейчас же вернуться, угостил Гришу и исполнил обещание. Девочка оказалась
Наташей, с собеседником, как я понял, ее ничего не связывало, а "Долина"
ей тоже нравилась. Вскоре парень понял, что ему ничего не светит, и
отошел. А я, словно компенсируя свое затянувшееся одиночество, говорил,
говорил, говорил...
  До сих пор считалось, что язык у меня подвешен хорошо. Наташа уже не
скучала, она смеялась и говорила сама. Публика начала танцевать, мы тоже.
Как водится, все уже забыли, зачем пришли, только самые близкие Гришкины
друзья пытались оживить деньрожденческую тематику. Мы с Наташей таковыми
не были, ее привела подруга подруги, для выравнивания баланса, чтобы
мужики одни не тосковали.
  Часам к одиннадцати мы вдвоем решили покинуть общество. Я настаивал на
визите ко мне, доказывая, что живу рядом и это очень удобно. Наташа
почему-то уперлась и хотела только домой, на Гражданку. Узнав, что она
живет одна в бабушкиной квартире, я смирился. На Гражданку, так на
Гражданку.
  - Поищи с собой чего-нибудь попить, - попросила Наташа, - только не вина.
  - Один момент!
  Я выскочил на лестничную площадку. План у меня был дерзкий. Но получится
должно. Вверх по лестнице... Пролет, поворот, лестница уже шире и чище,
еще пролет, поворот... Вот я и дома! Этаж... Квартира... Кухня...
Холодильник.
  Стараясь не терять ни секунды (мало ли, что Наташе в голову придет, вдруг
какой-нибудь настойчивый ухажер найдется), я вообразил уже готовый
пластиковый мешок с двумя бутылками апельсинового сока и коробкой
пирожных. Внутри меня все пело. Можно даже сказать - играл большой
симфонический оркестр.
  Возвращение было настолько быстрым, что Наташа даже не успела отойти от
зеркала. Заглянув с изумлением в мешок, она перевела вопросительный взгляд
на меня.
  - Места знать надо, - авторитетно сказал я. Роль Человека, Который Может
Все, мне очень нравилась.
  Наслаждаясь теплым вечером, мы пешком дошли до метро. Доехали до
"Гражданского проспекта" и, выйдя на поверхность, сразу же помчались к
приближающемуся автобусу.
  - Не тот, - с огорчением констатировала Наташа, когда за нами уже
захлопнулись двери и автобус поехал. - Ну, ничего. Он не туда
поворачивает, мы угол срежем через лесок. Не торчать же на остановке,
сейчас редко ездят.
  - У вас тут даже леса есть?
  - Да, заповедные. Ты не волнуйся, если тебе от воздуха плохо станет, мы у
дома подходящую машину найдем и тебя под выхлопную трубу засунем.
  Воздух в лесочке, и правда, был знатный, особенно по сравнению с центром.
Я подумал, что жизнь на окраине имеет свои преимущества, но опомнился: Дом
позволял выходить куда угодно, даже в другом городе, а не то что на
какой-то несчастной Гражданке. Вот это преимущество!
  Прогулка на природе оказалась делом настолько приятным, что я забыл и о
преимуществах Дома, и о его возможных недостатках, обо всем. Мы с Наташей
обнялись и целовались чуть ли не у каждого дерева. Романтика, ничего не
поделаешь, в душной квартире это уже будет не то. Я покаялся, каким
образом выбрал Наташу среди других девчонок. Она посмеялась, вышутив книги
с рекомендациями для девушек.
  - А еще пишут, что мужики обращают внимание на интересных собеседниц, на
манеры... А вы...
  - Но это же все писалось до изобретения черных колготок, - защищался я, -
да еще в сочетании с мини-юбками.
  Идиллии примечательны тем, что обрываются на контрасте. Да почти все
фильмы ужасов начинаются с идиллий! Поэтому, чем более счастливыми
выглядят обстоятельства, тем сильнее должна быть готовность к
неприятностям. Я этого не знал, потому и готов не был.
  - Хорошая телка, - сказал грубый голос почти над самым моим ухом, - зачем
ей этот придурок?
  Рядом с нами словно из под земли выросли два парня. Оба были выше меня
чуть ли не на голову. Рукава их грязноватых футболок охватывали мышцы
такой толщины, что появлялась ассоциация скорее не с руками, а с ногами.
  - Слушай, сморчок, - по направлению взгляда второго парня я понял, что это
мне, - дуй отсюда, пока живой. И молчи, тебе же лучше будет.
  До чего глупо! Я сотни раз слышал рассказы о подобных случаях, иногда даже
читал. Это все было банально до тошноты, но это происходило со мной. Я был
не слушателем, я был жертвой, и я ничего не мог сделать. Ну как же так!?
  Я не мог драться потому, что был обречен, но и бежать не мог тоже.
Несмотря на все свои недостатки, таким негодяем я не был. Секунды
растянулись в часы, я должен был что-то делать, но не делал. Как у
умирающих перед смертью проходит в сознании вся жизнь, так и мне
молниеносно вспомнились все попытки отца приобщить меня к спорту. Как он
прав! Я полное ничтожество...
  - Ну? - один из верзил сделал шаг в мою сторону.
  Я "наслаждался" возросшей в триллион раз скоростью мышления, но даже при
этом мое время истекало. Вспомнилось изречение, что безвыходных положений
не бывает, но толку от него... Почему мы не поехали на такси? Ведь у меня
же денег...
  Второй верзила двинулся к Наташе.
  - Мужики! - голос хрипел, и я откашлялся. - У меня бабки есть, может,
договоримся?
  - Бабки? - один из гадов подошел ко мне вплотную. - Зашибись! Давай сюда.
  Я переложил мешок в правую руку, хотя и понимал, что деньги - это
отсрочка. Но тут физиономия, нависшая надо мной, вызвала такое омерзение,
а тяжесть мешка так хорошо легла на руку, что дальнейшее последовало без
участия мысли.
  Пластиковый пакет мгновенно взлетел вверх, и две бутылки апельсинового
сока ударили верзилу прямо по голове. Стукнувшись между собой, бутылки
(или одна из них?) разбились, осколки порвали пакет, поцарапали парню
лицо. Сок залил ему глаза.
  - Беги! - крикнул я Наташе и замахнулся звенящим пакетом на второго. Тот
отскочил.
  Наташа побежала, я через несколько секунд за ней. Стукнутый остался
разбираться со своим лицом, а второй мерзавец погнался за нами. Бегал я
неплохо, наверное лучше, чем эти здоровяки: в армии мы бегали каждый день,
да еще в сапогах. Наташка (недаром я выбрал самые стройные и длинные
ножки!) тоже мчалась прилично, но не совсем. Скоро я ее догнал и сквозь
собственное пыхтение начал прислушиваться к слоноподобному топоту сзади.
Он приближался.
  Мы выскочили из лесопарка, пробежали по лужайке, перепрыгнули какую-то
канаву и пересекли пустынную улицу. Наш преследователь был где-то очень
близко, страшно было тратить секунду, чтобы оглянуться.
  К моему удивлению, Наташа побежала куда-то в сторону. Я схватил ее за руку
и потащил к ближайшей пятиэтажке.
  - Куда? - выдохнула она на бегу. - Ко мне дальше. Люди - гады... не
откроют.
  Боковым зрением я увидел верзилу. Он был уже метрах в пятнадцати. Толкнув
Наташу к зданию, я развернулся и швырнул пакет. Судя по звуку, попасть
удалось. Еще пара секунд выигрыша.
  Ворвавшись вместе с Наташей в подъезд, я взял ее за руку, хоть это и
затрудняло бег по лестнице. Шаги погони были слышны на асфальтовой дорожке
у самого дома. Но я уже успокоился. "Мать всех лестниц" несомненно слышала
мою "молитву". А, "Мать"? И "Отец всех домов"?..
  Обнаружив на решетке лестничных перил собачьи головки, я постарался
восстановить в памяти пейзаж рядом с пятиэтажкой: надо же будет утром
выходить. И, мало ли, Наташке захочется ночью в окно посмотреть...
  Через коридор родной квартиры я постарался пройти в абсолютной темноте, в
комнату зашли так же. Перешагнув порог, я некоторое время обдумывал
интерьер. Пусть все выглядит (за дверью моей комнаты) как стандартная
однокомнатная квартира: низкий потолок, банальная мебель и тому подобное.
Только после тщательного продумывания я включил свет. Наташа прислонилась
к стене и пыталась отдышаться.
  - Где мы? - тихо спросила она.
  - Приятель мой здесь живет. Он в отпуск уехал, а ключи мне оставил.
Повезло.
  И, поймав взгляд, в котором читалось абсолютное неверие, за неимением
лучшего, веско сослался на народную мудрость.
  - Места знать надо.


  4. Добро и зло в тени второго этажа.


  Папа появился внезапно, и вид у него был озабоченный до чрезвычайности. Я
в этот момент валялся на диване, изучая каталог американского магазина,
торгующего оружием по почте.
  - Что нового? - в вопросе отца не чувствовалось особого любопытства.
Скорее, ему самому хотелось выговориться.
  - По мелочам. Вот, транспортную функцию попробовал. Получается.
  - Молодец! Главное, что вовремя. Пришла пора поговорить серьезно.
  Отец поведал о "несчастной" судьбе обитателей третьего этажа, обреченных
на жизнь плейбоев, мотающихся по всему свету в поисках развлечений.
Жильцам второго этажа было сложней. Дом не одаривал их вещами и яствами.
Деньги еще надо было заработать. Как это можно сделать в их положении, не
особенно перетруждаясь? Мне в голову приходила только контрабанда, но отец
прибавил к ней и другие, законные виды коммерческой деятельности. Во
всяком случае, в отличие от нас, третьеэтажников, бескорыстных одиноких
скитальцев, второэтажники были страшными пройдохами, обладавшими отличными
связями по всему миру. Наибольшие опасения мог вызывать тот случай, когда
второэтажник скапливал огромное состояние, ударялся в какую-нибудь идею и
брался претворять эту идею в жизнь. Второэтажники не чувствовали себя
высшими судиями, решающими за человечество, и не терзались сомнениями. А
для простых смертных их возможности были слишком велики.
  Отец невнятно намекнул, что кое-кто из втооэтажников должен отвечать за
введение "сухого закона" в США, за финансирование Муссолини в начале его
деятельности и прочие подобные пакости. Потом он жестом фокусника выдвинул
ящик моего стола и вытащил из него несколько цветных фотографий. Я мог
поклясться, что их там раньше не было. На снимках в разных ракурсах
красовался благообразный пожилой человек, только начинающий лысеть. Глаза
его еще недавно были голубыми, а правильность черт лица полностью
сохранилась.
  - Кто это? - спросил папа. - Попробуй угадать.
  - Актер какой-то. Или... политик. А может - отставной военный. Из
самых-самых головорезов. Уж очень безжалостный у него вид. Хотя... черт
его знает. Говори.
  - Это наш с тобой сосед. Этажом ниже живет. Кликуха - Кардинал, - отец
пытался выглядеть "своим парнем", но это ему не удавалось. - А сейчас его
по-другому должны звать. Аятолла? Или Имам. Хотя, я бы его Ренегатом
окрестил.
  - Какая разница, как его звать?
  - Огромная! Нет, ты прав, никакой разницы. Сейчас поймешь. Начинал
Кардинал в конце 19-го века. И как-то был связан с иезуитами и
католической церковью вообще. А натура у него увлекающаяся. Что-то его в
католичестве затронуло. Долгая история, красивые обряды, иерархия
церковная...
  - А разве он не еврей?
  - С чего ты взял?
  - Сам же говорил про коэнов. И что именно мы...
  - Чушь. Ты не так понял. Да еще начитался антисемитской литературы о
всемирном еврейском заговоре. А Дом кажется тебе центром заговора.
  - Нет, но...
  - Я объясню. То, что знаю сам. А знаю мало. Евреи в доме есть. Но не все,
не большинство и ничем тут не заправляют. Живет здесь множество народов.
Конан, кстати, имя кельтское, если я не ошибаюсь. А Кардинал, насколько я
знаю, - из испанцев. Короче говоря, загорелся он идеей сделать весь мир
одним теократическим католическим государством. Постепенно, конечно. Денег
вбухал уйму. Но время выбрал крайне неподходящее - двадцатые - сороковые
годы. Люди от церкви, как назло, отворачивались. Даже после войны не стали
утешения искать. Но на религиозных идеях Кардинал уже помешался
окончательно. Марксизм, кстати, он четвертой мировой религией считает.
Динамичная, говорит, перспективная, но не проверена временем. А сам
Кардинал ударился в ислам, хоть это и нетипично для испанца. Думает, что
только аллах может навести на Земле порядок.
  - Он поверил в аллаха?
  - Очень-очень сомневаюсь. Но вот в то, что только вера в аллаха, да еще в
его, Кардинала, интерпретации, способна объединить весь мир, он верит.
Интересно было бы узнать его вариант вселенской гармонии. У меня
подозрение, что такое даже никакому аятолле не снилось.
  - Кардинал в чалме? Да-а, смешная картинка. Но я не вижу ничего страшного.
Если ты не напутал с датами, то у деда просто маразм. Хотя и он неплохо
сохранился.
  - Я ничего не напутал. И маразмом здесь не пахнет. Никогда не задумывался,
почему ты не видел своих бабушек и дедушек?
  - Нет. А ведь действительно... Как предохранитель у меня в башке! Никогда
ничему не удивляюсь. Умерли и умерли.
  - Черта с два они умерли. Эгоисты у нас в Доме бабули с дедулями. И пра-и
пра-пра-. На потомков им наплевать. Они ведь живут дискретно.
  - Как это?
  - Да так. Еще одна особенность Дома. Гвоздь программы, можно сказать. Для
любого этажа. Ложишься спать как все, а просыпаешься и выходишь на улицу -
в нужный тебе день через неделю, месяц, год.
  - Машина времени?
  - Какая там машина! Блоха времени, да и та только в одну сторону прыгает.
Но годы жизни экономит. Вот, возьми Кардинала. Уже сколько лет он
появляется только по четвергам. Выходит из дома недалеко от Таврического
сада и гуляет в нем около часа. Ритуал у него такой. Значит, прожил он за
последние годы в семь раз меньше, чем все простые смертные.
  - Чепуху ты несешь с этими прогулками по Таврическому. В остальные дни
Кардинал так же гуляет где-то в Тегеране, Каире, Рабате и каком-нибудь
Исламабаде.
  Отец покосился на меня с подозрением.
  - Ты уже что-то узнал?
  - О чем?
  - Про Исламабад. Вроде бы, Кардинал с пакистанцами сотрудничает насчет
атомной бомбы.
  - Чепуха. То-то их по всему миру ловят то с электроникой, то с плутонием.
Кардинал бы им обеспечил такую доставку, что о-го-го. Никакой Интерпол или
там МАГАТЕ...
  - Не все так просто. И Кардинал не всемогущ, и доверия у них полного нет.
А то, что он не только по четвергам объявляется, ты прав. Но редко, очень
редко. Неужели непонятно? Лет ему за сто, а выглядит - как огурчик. Будто
вот-вот полтинник разменял.
  Никогда до сих пор я не слышал от отца подобных выражений. Словно он к
разговору со мной специально готовился. Где этого словесного добра можно
нахвататься? Обычно - интеллектуал, эрудит...
  - Ты даже не представляешь, как перенаселен наш Дом! - отец, похоже,
зацепился за любимую тему. - В одном и том же объеме, в тех же самых
комнатах, но отделанных в разных стилях - от нас до Вавилона и даже глубже
- время от времени появляются наши старички. Глянут в окно, ужаснутся и
прикидывают, когда бы попоздней проснуться, чтобы мир вернулся в
нормальное состояние. Чтобы все, как порядочные люди, ходили в хламидах.
Или в тогах. Или во фраках. А как силен инстинкт любопытства! Никто не
хочет спокойно помирать. Всем хочется узнать, что будет там, впереди.
  - Но это же твои домыслы? Сам ведь сказал, что предков наших не увидеть. А
что, если они и в самом деле умерли? Добровольно. Заскучали и умерли.
  - Хрен их знает. Я-то не заскучал. Я вот состарюсь чуть-чуть - тоже начну
раз в год объявляться. Вместе с твоей матерью, конечно. Не люблю
одиночества.
  - Прекрасно! И это тот самый серьезный разговор, что ты мне обещал?
  - Вот черт! Не умею серьезно говорить. Итак, коротко. С Кардиналом все
ясно: мерзкий тип с абсолютно неприемлемыми планами. Что хуже всего -
очень хитрый, несмотря на кажущееся прожектерство. Пока он по всему миру
фанатиков воспитывал, я молчал. Мало ли какой дурью человек мается, хоть
это и грязные дела? Да и не так уж много информации у меня было. Но в
последнее время мне что-то не по себе стало. Уж больно Кардинал обнаглел.
  - Только ты забеспокоился или все в Доме?
  - Все?! Ну, ты даешь! Тех, кто над нами, ты в расчет не бери. Они такими
мелочами не занимаются. Второэтажники тоже побоку. Они - деляги. Такие,
как Кардинал, - редкое исключение. Остаются соседи по этажу. Но и тут
глухо. Массовый эгоизм. Это лишь тебе с отцом судьба удружила. Совестливый
я. Даже семью завел. Заметил ведь, что соседи у нас почти все - мужики?
Зачем им семья? Одна подруга в Ленинграде, вторая в Москве, третья в Риге,
четвертая в Лондоне, пятая в Буэнос-Айресе, шестая в Гонконге... Вся жизнь
- одно большое развлечение. Наплодишь по всему миру полк детишек -
выбираешь самого шустрого и пестуешь. Или не выбираешь. Не то что я с
тобой, оболтусом, мучаюсь...
  - Опять тебя, папа, на лирику потянуло. Значит ты, совестливый самый,
решил Кардинала приструнить. А я, оболтус, тебе, вроде как, нужен. Так?
  - Так. Зачем бы я начинал этот разговор?
  - А если я не совестливый? Если мне годков тридцать тоже поразвлекаться
хочется? У меня до сих пор ни одной подружки нет ни в Рио-де-Жанейро, ни в
Гонолулу. И даже в Париже нет.
  - У тебя вряд ли кто и в Ленинграде есть, - усмехнулся отец. - А насчет
совести не ври. Наследственность - штука верная. Не прикидывайся.
  - Хорошо-хорошо. Что ты хочешь?
  - Да пока ничего. Во-первых, будь в курсе, что Кардинал зарвался, а я
пытаюсь что-то предпринять. Во-вторых, развивайся в деле овладения Домом,
но не рискуй. В-третьих, я исчезну. На недельку. Хочу кое-что выяснить и
один вопрос для себя прояснить до конца. Ты матери по хозяйству помогай,
сам понимаешь. А если через неделю меня не будет - ее где-нибудь устрой
побезопасней, а сам начинай искать меня.
  - Пойти к Кардиналу и спросить?
  - Аллах тебя спаси! Этого только не хватало. Никаких прямых действий.
Только косвенно. Ты - новичок, а новичкам везет. Никакой Кардинал не
додумается до тех глупостей, что ты сделаешь.
  - Безжалостный ты человек, папа. Сына выставляешь против целой мафии.
  - Неужели трусить начал? Ты - третьеэтажник. Тебя поймать практически
невозможно, если дураком не будешь. Ну, а дураки и должны погибать.
Естественный отбор. Но мой сын... Не боись! Этим гадам нас не взять. Мы не
придурки с четвертого этажа, которых Кардинал к рукам прибирает. Он у
кого-то там сына взял в заложники, теперь вот хочет развернуться. Я бы на
их месте... как клопа! А они поддались. Вот я на четвертый этаж и
отправляюсь.
  Я подивился новой неожиданной информации и спросил, какова функция
четвертого этажа. Отец долго ходил по комнате, мычал, мурлыкал. Наконец,
вздохнул.
  - Я сам в это дело не верю, - веско сказал он. - И тебе пока не расскажу,
чтобы ты меня потом сочинительством не попрекал. А функция у четвертого
этажа называется вероятностной. Или, как некоторые считают правильней, -
вариативной. Такие вот дела.


  5. В здоровом теле...


  После беседы с отцом я крепко задумался. Конечно, не давала покоя загадка
верхних этажей. Но вопрос о происхождении Дома стал казаться важнее. Кому
это все надо? Что греха таить, думал я до разговора о себе и о других
жильцах, как о неких "высших" существах, чуть ли не инопланетянах. Мы
всемогущие, значит, самые мудрые. А что получается? Банда прохиндеев на
втором этаже, компания патологических эгоистов - на третьем. А выше кто-то
очень важный, кому на всех нижних наплевать. Да еще дискретные старцы со
времен фараонов. Вот уж дал Бог соседей! И папаша совестливый тоже хорош.
То однажды обмолвился, что пятьдесят миллионов погибших и замученных во
Второй мировой войне - прививка для человечества, даже слушать страшно. То
старичок-мусульманин полоумный - величайшая угроза. А главное - ничего
никогда толком не объяснит. Все ему некогда. Час говорил на общие темы, а
дошли до конкретного - про заложников с четвертого этажа лишь одной фразой
обмолвился. Да про какую-то вариативную функцию упомянул. Под каким хоть
соусам ее едят?
  Чем больше я думал, тем сильнее мысль мелела и оскудевала. В конце концов,
я плюнул на сомнения и решил во всем слушаться отца. Ну кому еще я могу
верить в этом непонятном мире? Только отцу родному. Есть еще мать, но она
- человек со стороны. Ничего не понимает, судя по взгляду, всего
побаивается. Что она мне скажет?
  После стычки с громилами, чудом закончившейся счастливо, я до сих пор не
мог преодолеть жуткий комплекс неполноценности. Мало ли что Наташа
называла меня героем? Уж я то знал цену своему героизму! Еще чуть-чуть, и
все могло закончиться по-другому, намного хуже. Очень плохо. Этот комплекс
сильно давил мне на психику. Что я смогу предпринять в помощь отцу, такой
хилый, немощный, неуклюжий? Черт бы побрал папашу с его предрассудками о
заколдованных принцах! Нет чтобы с раннего детства по два раза в неделю
водить меня в Японию к какому-нибудь сэнсею в школу карате. А за дверью в
стене держать наготове целую комнату тренажеров, чтобы можно было
накачивать мускулатуру. И каждые школьные каникулы выводить меня
куда-нибудь за границу, чтобы я три месяца вынужден был трепаться на
английском и других языках. Ну почему он этого не делал?
  Через пару секунд до меня дошло, что от тренировок у сэнсея я уворачивался
бы под любым предлогом: начиная с головной боли и до колик в животе. К
тренажерам меня бы пришлось гнать палкой. А от легких путешествий за
границу могла развиться жуткая мания величия, неизлечимая уже в любом
возрасте. Вот сейчас...
  Тут я вспонил "блоху времени" и дискретных старцев. Мне пока старость не
грозит. Что если сделать наоборот, получить резерв времени? Пусть "завтра"
будет не днем через неделю или через месяц, а одним и тем же завтрашним
днем. Если сегодня - третье июня 1989 года, то завтра четвертое. А если
сегодня - четвертое, то "завтра" - опять четвертое. И так - хоть месяц,
хоть два. А за это "бесконечное" четвертое число я постараюсь
подготовиться. Что значат в моем возрасте пара лишних месяцев?
  Оцепенение как рукой сняло. Я "заказал" новую кучу каталогов. С их помощью
"заказал" учебные видеокассеты по карате и культуризму, хотя и слышал
когда-то, что одно с другим не очень согласуется. Еще пара часов ушла на
оборудование залов тренажерами. Как выглядит тир, я уже знал после
путешествия с отцом.
  Подобно примерному ученику второго класса, я составил аккуратный
распорядок дня. В него входили общефизическая подготовка, карате,
стрельба. Не забыт был и отдых, совмещенный с просмотром фильмов без
перевода. В сочетании с занятиями по самоучителю я мог рассчитывать на
овладение английским языком.
  Первые дни прошли прекрасно. Утром я выскакивал на улицу, покупал (для
контроля) уже надоевшие "Известия" за четвертое июня, возвращался домой и
работал, работал, работал. Конечно, карате без партнеров - это не совсем
то, что надо, но я со всех сторон окружил себя зеркалами и старался изо
всех сил.
  Скоро покупать газеты надоело, и я перестал. От ударов по макиварам на
руках и ногах появились мозоли, а боль в мышцах, возникшая в первый же
день, то ли прошла, то ли стала привычной. Но энтузиазм иссяк. Хотелось
вернуться к нормальному человеческому существованию. В конце концов, еще
никому не удавалось стать суперменом за два месяца. Разве что в сказке. Ну
а Дом - не сказочное явление?
  Мое трудолюбие немного восстановилось после просмотра фильма с Арнольдом
Шварценеггером. Он играл легендарного Конана, и Конан показался мне ближе
к Кононову, чем загадочные древнееврейские коэны... Что-то в этом есть.
  После лицезрения кинотезки я долго и грустно изучал в зеркале свою
мускулатуру, но особых сдвигов не увидел. Да и рост 172 см был явно не
суперменский. Но однажды в голову пришла дерзкая мысль: а что если
смотреть в зеркало раз в день, каждый раз подходя к нему с готовностью
увидеть себя подросшим на сантиметр. Деления будут пусть хоть на самом
зеркале. Я попробовал, и чудо произошло. За два дня удалось подрасти на
два сантиметра. Да, возможности Дома были невероятны и безграничны.
По-моему, сами жильцы не знали о многих из них.
  Постепенно подрастая (сантиметров до ста восьмидесяти пяти), я сообразил,
что так же можно нарастить и мускулатуру. Конечно, не до уровня
Шварценеггера, но все же... Возник соблазн отказаться от нудной работы на
тренажерах. Я решил проявить честность пополам с осторожностью (выросшие
за счет зеркала мышцы могли оказаться бессильными). Однако добровольная
ссылка, благодаря удачному стечению обстоятельств, был сокращена до месяца.
  Через тридцать дней по моему календарю, но пятого июня по традиционному, я
вышел "в свет". Подросший на тринадцать сантиметров, потяжелевший за счет
мышц на двадцать килограмм, с твердыми, как доски, ладонями. Ноги,
привыкшие к ходьбе босиком, чувствовали себя в кроссовках не очень уютно.
Мир не заметил, что мне удалось растянуть время как самую эластичную
резину. Во всяком случае, в "Известиях" за пятое июня 1989 года об этом
ничего не было.
  Вернувшись домой, я на кухне встретил мать. Она шарахнулась в сторону,
словно увидела привидение.
  - Мама, что с тобой?
  - А с тобой что? Тебя словно раздуло!
  - Да не волнуйся, мам. Я просто чуть-чуть позанимался гантелями и немного
подрос.
  - За одну ночь!? - в глазах матери появились слезы, на удивление обильные.
- Боже мой, боже! Как вы мне надоели со своими фокусами! Отец твой
исчезает, как камень под воду. А в последнее время, еще и прощаться начал,
словно он на фронт отправляется. Ты не успел из армии вернуться - тело
поменял. Да я о таком даже и не слышала! Боже, что ты сделал, сынок?
  - Ну, мама, зачем плакать? Все нормально. Когда я хилый рос, ты не
плакала. Не менял я тело, просто потренировался, а Дом мне немного помог.
  - Чтоб вы провалились со своим Домом!
  - Ну зачем так грубо, мам? Хочешь, я завтрак приготовлю?
  Я "заказал" роскошный завтрак и бутылку хорошего вина к нему. За едой мы
непринужденно побеседовали. Хотя глаза у мамы и оставались "на мокром
месте", она постепенно начала привыкать к моему новому облику.
  Удачно получилось, подумал я, что меня угораздило "накачаться" сразу же
после возвращения со службы. Кроме матери с отцом удивляться некому, а уж
с отцом я разберусь. Больше ведь у меня никого нет?
  Стоп! Вот придурок! За месяц все позабыл. Сегодня же пятое число, Наташка
сдает экзамен по экономике, и в двенадцать мы с ней встречаемся на
"Площади Восстания". Чуть-чуть не забыл! Часы показывали половину
двенадцатого.
  Большую часть оставшегося времени заняли мысли об одежде. Дело отнюдь не в
пижонстве. Хоть я и был горд новым ростом и мышцами, но шокировать Наташу
не хотелось. Для маскировки роста я выбрал мокасины на тончайшей подошве,
а увеличившийся объем спрятал под мешковатой до невозможности пятнистой
курткой "а ля десантура". Может, зря стараюсь, и против женской
наблюдательности любая маскировка бесполезна?
  Как и полагается женщине, Наташа опоздала на десять минут. Еще несколько
минут я ждал, когда она меня обнаружит среди толпы людей, ожидающих
встречи в том же месте. Взгляд Наташи несколько раз равнодушно скользил по
мне, в первый раз, правда, ненадолго задержавшись. Наконец, ожидание
надоело.
  - Натали! Уже забыла, как я выгляжу? И это за два дня?
  - Это еще что за дела? Тоже мне, шутники выискались. Ты - Сережкин брат?
То-то я смотрю физиономия больно знакомая, чуть не подошла.
  - Какой брат? - я растерялся. - Точно, забыла! Это же я, Сергей.
  - Да не ври ты. Может, не родной брат, а двоюродный. Или племянник. Или
приятель, хоть и похожий. Люди же не растут за два дня до двух метром, как
огурцы.
  - Какие огурцы? Ты что, свихнулась? Какие два метра!? Да во мне - метр
восемьдесят пять.
  - Вообще-то похож. Особенно, когда возмущаешься. Но все равно не верю.
  - Хочешь, докажу? Расскажу, что и как у нас было там... тогда... Жаль,
родинок у тебя на теле нет, а то бы вспомнил.
  - Тоже мне, доказатель. Вы же, мужики, хуже баб треплетесь. Рассказал тебе
Сережка все с подробностями, вот ты и доволен. И меня передал, как
эстафетную палочку. Может, вас - пять близнецов и все у вас общее. А
доказательства у всех одни. Кстати, на Мишке Рябинине какого цвета рубашка
была?
  - Во первых, на Гришке. Во-вторых, не рубашка, а футболка. Желтая с
нарисованными мужиками в шлемах. Не помню, то ли они мотогонщики, то ли
игроки в американской футбол.
  - В самом деле. - Наташка подошла и прижалась ко мне, - Господи, да ты
еще и твердый какой-то стал! Ничего не понимаю. Вроде ты, а вроде и не ты.
  - Знаешь, Наташенька, после того случая в лесочке, с насильниками этим
чертовыми, муторно мне как-то на душе стало. Мало ли что еще в жизни может
приключиться, а я и ростом не вышел и сил не так уж много.
  - Ну уж!
  - Да-да. Что греха таить. Вот я и решил культуризмом подзаняться,
порастягиваться на тренажерах...
  - Никогда не слышала, чтобы за два дня люди так вырастали.
  - А тут, понимаешь, - врать так врать, подумал я, - мне удалось препараты
специальные достать. Стероидами называются. Вот они мне и помогли. Что
поделаешь, двадцатый век. "Мы рождены, чтоб сказку сделать былью." Никогда
не поверишь, сколько я за эти два дня мяса съел!
  - Стервоиды, - со странной интонацией сказала Наташа. - Слышала я, что они
вредные. Вроде бы, импотенция от них?
  - А вот это можно проверить, - засмеялся я. - Слушай, и не надоело нам
стоять? Мне опять голодно.
  - Тебе мясо, - сказала Наташа, - а мне витамины нужны. Пойдем на рынок.
  - Предварительно запасшись деньгами, я потряс Наташу своей щедростью.
Нежнейшие персики, гигантские ярко-красные помидоры, умопомрачительно
ранние сливы, черешня - все это я покупал не глядя на цену и в таком
количестве, словно поставил перед нами с Наташей задачу наверняка
объестся. Конечно, Дом мог дать мне и не такое, но сейчас меня больше
интересовал сам акт купли-продажи. Если бы Наташа догадывалась, что деньги
для меня - это цветные бумажки, которых сколько душе угодно лежит в ящике
стола!
  Я познакомил Наташу с мамой (та рисовала), но обедали мы вдвоем у меня в
комнате. Не обошлось без "изготовленных" Домом блюд. Обед прошел отлично,
и дальше было не хуже. Наташины опасения насчет "стервоидов" оказались
абсолютно беспочвенными.
  Вдоволь налюбовавшись моим свежеиспеченным атлетическим сложением, Наташа
заявила, что я совершенно напрасно так рисковал здоровьем. Мол, ситуации,
вроде той, в лесочке, встречаются раз или два в жизни, а в остальных
случаях мускулатура практически бесполезна. Главная преступность сейчас в
руках мафии, а с ней никакой богатырь не справится.
  Я возразил. Наташа начала сердиться.
  - Недаром говорят, что в каждом мужике живет ребенок. А в тебе - сплошное
ребячество. Насмотрелся по видику фильмов, где Шварценеггер какой-нибудь
или Чак Норрис в одиночку целые банды уничтожают, и возомнил себя таким
же. Да ты и с нашей мафией не справишься, даже с такой, что послабей.
  - Справлюсь!
  - Трепло. Надул бицепсы и доволен. Мне показалось, что ты жизнь более или
менее знаешь, даже деньги зарабатывать можешь. А теперь вижу - маменькин
сынок или папенькин.
  - Папенькины сынки в коммуналках не живут.
  - Не знаю, что это за коммуналка такая, где соседей нет. Может, вся эта
квартира ваша?
  Я абсолютно не мог понять, почему Наташа так завелась. Только что была
такая умиротворенная... Далась ей эта мафия! Газет начиталась, точно.
  - Слышь, Натали, тебя обидел кто? Ты только скажи, я их мигом.
  - Эх, герой, герой... Тебя как муху прихлопнут.
  Тут пришла очередь обижаться мне. В гробу я видел все эти доморощенные
мафии! Но когда Наташа рассказала о своей знакомой, я только присвистнул.
  Девчонка, бывшая когда-то и хорошей, и порядочной, и т.д., и т. п.,
влюбилась в нехорошего парня, который втянул ее в занятие самой древней
женской профессией. Обнаружилась великолепно отлаженная система,
действующая с помощью некоторых таксистов, основных поставщиков клиентов.
Большую часть денег забирал бывший возлюбленный. Он же грозил всякими
карами, до смерти включительно, если будет проявлено непослушание.
  - В милицию обращаться бесполезно, - завершила рассказ Наташа, - там все
куплено и схвачено, этот Валера предупредил. А даже если какой лось
здоровый, вроде тебя, вмешается, то выследят и накажут и его, и Ирку.
  "Не люблю сутенеров, - подумал я. - Первый раз слышу о них в реальной
жизни, но уже не люблю. А еще... Какими крутыми не видели бы себя эти
парни, перед более сильной мафией они спасуют. Перед ОЧЕНЬ сильной мафией.
До срока, установленного отцом, у меня имелась еще пара дней. Думаю,
совсем не вредно будет размяться. И развлечься.
  - Поговори со своей Иркой, - сказал я. - У меня есть очень хороший способ.
100% гарантии. У Валерки при виде ее желудок от страха портиться будет.
Даю день на размышление.


  6. Игра с мафией, игра в мафию.


  Красные "Жигули" располагались на небольшой площадке между домами по
четной стороне Лиговского проспекта. Белая ночь позволяла разглядеть номер
даже на небольшом расстоянии. Я сверил цифры с бумажкой. Сошлось. Несмотря
на позднее время, стояла жара, и я медленно таял в мешковатой десантной
куртке. На этот раз она скрывала не фигуру, а висящий на ремне автомат. В
правом кармане лежал пистолет. По каталогу я выбрал "Смит и Вессон" 38-й
калибр, барабанный с коротким дулом. Даже с навинченным глушителем он
хорошо умещался в кармане.
  В "Жигулях" сидело четверо: двое парней, двое девчонок. Девицы - товар.
Парни их охраняют от нечестных клиентов и собирают деньги. Клиентов должны
были подвозить таксисты. Я подошел к самому началу "смены", а то можно
было и опоздать. Моя подопечная, Ира Казакова, сегодня "отдыхала".
  - Валера? - парень рядом с водителем был очень похож на свой словесный
портрет.
  - Ну, да. А что надо?
  - Скажи телкам, чтобы вышли. Поговорить надо. По серьезному делу.
  - Говори так.
  Решив не тратить время на пререкания, чтобы не выглядеть неавторитетным
человеком, я вытащил из кармана пистолет и выстрелил в переднее колесо,
лопнувшее на удивление тихо. Потом, шагнув назад, поднял дуло выше, так
что оно оказалось прямо на уровне широко раскрытых Валериных глаз.
  - Следующая пуля будет твоей. Понял?
  Валера издал какой-то утвердительный звук.
  - Косая! Ленка! - наконец выдавил он. - Ну-ка быстро.
  - Водила пусть тоже вылезет, - добавил я. - И все трое во-он к той
стеночке. Но не бегом, а то я очень по бегущим люблю стрелять. И почти
всегда попадаю.
  Я слегка распахнул куртку, и Валера, вместе с только что вылезшим
водителем, смогли увидеть направленный на них автомат. Дав людям
полюбоваться, я запахнулся, а пистолет вместе с рукой опустил в карман. Не
дай бог, какой-нибудь бдительный милиционер что-то с Лиговки увидит!
  - В чем дело? - на удивление, Валера начал первым. - Неделю назад я Тимуру
заплатил. Мы краями. Следующий раз в июле. Мы же больше ни разу не
нарушали!
  Рэкет, подумал я. На каждую мафию своя мафия есть. Но мне-то это все до
лампочки.
  - Слушай, - мой голос зазвучал веско, как он должен был звучать у Аль
Капоне или Диллинджера, - я не от Тимура и даже не от Тамерлана (Валера
напрягся, пытаясь вспомнить чье же это второе имя). Я вообще по пустяку.
Одна очень маленькая мелочь. Просто, не хочется потом к этому делу
возвращаться. Учти, если ты меня еще раз увидишь, то больше ты не увидишь
никого. Понял?
  Валера кивнул.
  - Итак, запоминай. Иру Казакову знаешь? Хорошо... Так вот, ты ее больше не
знаешь. Она где-то есть, может быть, даже рядом с тобой стоит, но ты ее не
знаешь. Тебе даже не придет в голову спросить у нее: "Который час?"
Запомнил? Тогда мы с тобой больше не увидимся.
  - Зачем тебе эта соска? - на лице Валеры читалось полное недоумение. -
Таких на каждом углу по десять штук стоит.
  - Не твое дело. И не мое. Кому-то надо. Я просто выполняю заказ, делаю
работу. А все, что я делаю, я делаю хорошо!
  Шум мотора приближающегося такси совпал с моими последними словами. Я
приветливо помахал рукой девицам, словно прилипшим к желтой стене, и
быстро покинул пустырь. Черт с ними, они моей помощи не просили, значит,
довольны своей участью.
  Назавтра вечером Наташа позвонила и предупредила, что идет ко мне в гости,
притом не одна. Ее знакомая, та самая, хочет меня отблагодарить. Мне было
не совсем ясно, как она собирается это сделать, но я согласился. Хотя и
почувствовал в душе, что знакомые у Наташи какие-то "не те".
  Благодарность оказалась на удивление банальной, без всякого оттенка
фривольности. Ира принесла бутылку коньяка. Неожиданная гостья явно не
подходила под Валерину характеристику, выделяясь своей неординарной
внешностью. Отличная фигура, длинные ноги, золотистые волосы, ярко-голубые
глаза... Да ей в кино играть, а не на панели работать! Действительно,
начнешь верить рассуждениям стариков о падении нравов.
  Я засунул в видик кассету с музыкальными номерами, включил телевизор и
вышел на кухню за чем-нибудь съестным. На какую тему мне говорить с
гостьями? Ей богу, до чего же я закомплексован! Достаточно рядом оказаться
даме с сомнительным прошлым, и мне уже не лезет в голову ни один вопрос, к
этому прошлому не относящийся. Прямо наваждение какое-то!
  Девчонки от подобных комплексов не страдали. Пользуясь пультом
дистанционного управления, они уже вовсю гоняли туда-сюда пленку с записью
и обсуждали рок-звезд. Я тоже подключился к разговору, но как дилетант:
два года армии сильно ослабили мою эрудицию в подобных делах.
  Пить я почти не пил, "девочки-ромашки", особенно Ира, лихо справились с
коньяком и при моем чисто символическом участии. Кроме оживления разговора
никакой другой реакции не обнаружилось. Учитывая нарастающее веселье и
желая выглядеть гостеприимным, я вышел на кухню, а вернулся точно с таким
же "Дагестаном". Без сомнения, это мог быть и "Камю", и "Наполеон", знай
я, что как выглядит.
  Вечеринка становилась все громче и громче. Даже у меня начала появляться
"легкость в мыслях необыкновенная", а уж про Наташу с Ирой и говорить
нечего. Ира лезла целоваться, говорила, что я стр-р-рашный человек, что
Валера сегодня в баре при случайной встрече аж позеленел от страха.
Наташа, смеясь, покачивалась в кресле-качалке и дразнила меня "дутышем".
  - Ведь не поверишь, Ир, - говорила она, - он хилый-хилый был. Только что
шустрый очень. А теперь вот как его разнесло. Всего за два дня!
  Поменяв несколько кассет с записями, я тоже начал молоть чепуху. Язык
потерял тормоза. Я казался властелином жизни: к моим услугам были две
симпатичнейшие девчонки, еще сколько угодно, если захочу, любая вещь,
все-все-все. Мне захотелось хоть немного приоткрыть завесу над моим
истинным могуществом, намекнуть этим двум милашкам, ловящим каждое мое
слово, с каким невероятным человеком они встретились...
  Приходить в себя я начал лишь в час дня. Наташа с Ирой еще спали. Так как
никто из нас не работал, никого и не могло волновать, рабочий сегодня день
или выходной. Я даже не помнил число. И только когда напряг память, до
меня дошло, что вчера закончился срок, отпущенный мне отцом на безмятежное
существование. Он не вернулся, значит надо срочно прятать мать и
приступать к его поискам. Куда спрятать? Так-так-так... Конечно, туда,
где много народа, притом случайного. Например, на курорт. Ах, да! Надо
выпроводить двух спящих красавиц.

  - Что я буду делать на курорте? - спросила мама.
  - Что все делают. Отдыхать.
  - Но я же не устала, я всю жизнь отдыхаю.
  - Тогда будешь работать. Рисовать море. Как Айвазовский. Идет?
  Мать недоумевала и долго возражала. Даже сославшись на папино пожелание,
чтобы она обязательно с сегодняшнего дня отправилась на отдых, я не мог
ничего добиться. Как не хотелось мне ее пугать, но все же пришлось
намекнуть, что оставаться в Доме чревато опасностью для жизни. Она сникла,
в глазах опять появились слезы.
  Упоминание об Айвазовском остановило мой выбор на Феодосии. Хоть я никогда
в ней не был, Феодосия показалась мне городом достаточно курортным, но не
таким перенаселенным, как Сочи и Ялта. "Заказав" стандартный рекламный
набор цветных открыток "Феодосия", я выбрал подходящий вид на городскую
улицу, и после недолгих сборов мы с матерью уже стояли на ней. Расспросив
людей, мы добрались до вокзала, а там, не торгуясь, сняли комнату у
приятной пожилой женщины. Я довел мать до ее временного жилья, передал ей
толстенную пачку денег и попрощался. Впереди было самое трудное.
  Остаток дня прошел в размышлениях. Что я мог? Да ничего. Кроме фотографий
Кардинала, отец оставил мне фотографию еще одного старичка, почему-то
названного Атлантом. По словам отца, тот казался неплохим человеком, жил в
соседней квартире, кое-что знал и обязан был помочь. Но как найти этого
Атланта? Интересно, о чем думал папаша, поручив мне миссию подстраховки и
не снабдив никакими инструкциями? И думал ли он вообще? Привык в одиночку
действовать, эгоист чертов. Супермен... Куда его занесло? Неужели попался
исламским фанатикам в лапы?..
  Дурные мысли лезли в голову. Чтобы избежать бессонницы, я решил было
позвонить Наташе и позвать ее в гости, но скоро передумал. Никто не должен
был отвлекать меня, только тогда есть шанс до чего-нибудь додуматься.
Лучше как следует помучаться на тренажерах.
  На следующее утро я был разбужен телефонным звонком. Незнакомый мужчина
позвал Сергея Кононова и сказал, что хотел со мной поговорить по очень
важному делу. Себя он назвал Николаем. Я подумал и согласился. Встречу
назначили у меня через час. Отказаться я не мог. Вдруг это было связано с
отцом?
  Я быстро оделся, позавтракал без особых деликатесов и приготовил свой
"Смит и Вессон" с глушителем. Мало ли что.
  Николай оказался мужиком лет тридцати, одетым в джинсы с огромным
количеством ремешков и карманчиков. Он осмотрел комнату (я полностью
сменил обстановку, сделал ее абсолютно аскетической) и остался в
недоумении. Кажется, Николай даже забыл о чем собирался говорить.
  - До нас дошла кое-какая информация, - начал он. - Люди говорят, что у
тебя какой-то канал есть. Можешь любой товар из-за границы сюда
переправить.
  Приплыли, подумал я. Или Наташка, или Ирка трепанула. Но виноват один я.
Да еще коньяк проклятый. Что я нес, когда хвастался? Вот бы вспомнить. Ой,
трепло!.. Какое трепло! Что же дальше?
  - Нам кажется, что у тебя нет возможностей для отдачи?
  - Чего-чего?
  - Тебе некому продавать. А возможность есть. У нас. Мы можем договориться.
К взаимной выгоде.
  - Кто такие "мы"?
  - Мы? Я, приятели мои. Деловые ребята. У нас всегда все четко.
  - Мафия, значит? - слово выскочило на язык само собой.
  - Да какая это мафия! - Николай засмеялся. - Мы никакой крутизной не
занимаемся. Это сейчас мода такая везде мафию совать. Мясо воруют - мясная
мафия. Спиртным торгуют - алкогольная мафия, вот у тебя в соседнем доме
обитает, со всего города туда люди ездят. Этих мафий - как собак
нерезанных. Ну, пусть и у нас мафия, как тебе нравится.
  Я задумался. Отсутствие отца могло продолжаться сколько угодно. Где-то
бродил мифический Атлант, но толку от него пока даже не предвиделось.
Легче всего послать этих мафиози подальше, хотя могут и разозлиться,
попытаться нагадить. Ну их, не боюсь. А что, если использовать эту шайку?
Попробуем...
  - Может, и договоримся, - сказал я. - Но у меня одно условие.
  Николай был весь внимание.
  - Никаких наркотиков, никакой валюты, никакого оружия.
  - Конечно, конечно, - гость сделал обиженное лицо. - Не надо. Да наркотики
с оружием мы и сами могли бы на экспорт... Не надо нам этого добра. Нас
вещи более простые интересуют. Аппаратура, тряпки, косметика. Уговор
простой: мы заказываем партию, платим за нее половину рыночной цены. Идет?
Я считаю, это очень даже по-божески. Никаких проблем со сбытом, никакого
риска, если с твоей стороны все чисто.
  - Не знаю, что будет дальше, но сейчас я хотел бы рассчитаться по-другому.
Пока у меня нет нужды в деньгах, и я предлагаю плату натурой.
  Глаза у Николая полезли на лоб.
  - Нет-нет. Не то, что ты думаешь. Пусть пара ваших ребят отработает эти
деньги. Проследит за кое-кем... Мне нужны новые лица, чтобы никто из наших
не засек. Подозрение есть, что меня тут маленько обувают.
  Николай посмотрел на меня с уважением и другим непонятным мне чувством.
  - Я за всех не отвечаю, - наконец сказал он, - есть люди покруче меня. Но
я им все передам.
  - Поторопитесь. Сегодня вторник. Ваши ребята нужны мне в четверг рано
утром. Потом будет поздно.
  Предупрежденный в среду по телефону, что мои условия приняты, в четверг я
встречал своих "наемников". Оба они были довольно молодые парни, года на
три старше меня. Один - красавец в "вареных" джинсах и черной майке,
открывающей взгляду неестественно огромные бицепсы, обтянутые загорелой до
шоколадности кожей. Второй выглядел попроще и был одет в рубашку с
коротким рукавом и брюки, полосатые как матрас. И тот, и другой жевали
резинку и пытались выглядеть американскими полицейскими.
  - Расслабиться! - скомандовал я, - а то светитесь за версту. Вот
фотография клиента. Руки у вас пустые? Так и думал. Вот вам "уоки-токи",
засуньте их в эти пластиковые пакеты. Говорить сможете только со мной.
Связь между вами - через меня. Мужик этот, - я кивнул на фото Кардинала, -
войдет в Таврический сад или с Потемкинской, или с Таврической, так что вы
разделитесь. Живет он где-то недалеко от входа, надо выяснить, где,
наблюдайте за ближайшими подъездами. Как появится, сообщите мне. Ну, а
потом смотрите, что он делает, с кем встречается. Когда он выйдет, не
знаю, может, весь день придется ждать. И в саду вряд ли что интересное
будет: гуляет старичок - и все. Но, в любом случае, работа не пыльная.
  Красавчик с дутыми бицепсами вытащил из кармана бумажку.
  - Шеф просил передать. Это заказ.
  Я окинул взглядом список (слава богу, ничего страшного, банальный
ширпотреб) и выпроводил парней "на работу". Сам же включил радиостанцию на
прием и принялся зубрить английский. В голову ничего не лезло. Зачем мне
английский? Раз я пошел против Кардинала, лучше учить арабский. Или урду?
Что я знаю об исламе? Шииты, сунниты... Муллы, аятоллы... Отец, видимо,
проштудировал достаточно, он у меня основательный. А я вот шиитов от
суннитов не отличу. Читал, еще какие-то друзы есть. Или это уже не ислам?
  О том, что Кардинал человек серьезный, я подумал, когда рация ожила в одну
минуту одиннадцатого. По-моему, надо быть сверхсерьезным, чтобы выходить
на прогулки с такой точностью.
  - Говорит "Потемкин", - голос я не узнал, но так мы договаривались
окрестить ребят по дислокации. - Дедуля вышел из подъезда дома номер
одиннадцать. Там еще телефон-автомат рядом, веду его.
  Потемкинская одиннадцать. И автомат рядом. Не знаю, меняет ли Кардинал
маршрут, но если папаша не найдется, через неделю попробую подкараулить
старого придурка. Я переключился на своего второго агента.
  - "Таврида", это шеф. Деда засекли, он идет в садик от Потемкинской, идите
навстречу.
  - Иду, - прохрипела рация.
  Считая, что до конца Кардиналовой прогулки никакой информации не будет, я
с журналом откинулся в кресле. Но отдохнуть не удалось. Уже через пять
минут мой агент вышел на связь. Хрипение не могло скрыть паники в голосе.
  - Эй! Это "Таврида". Очень плохие дела. Сашка мертвый лежит на земле. Я
сматываюсь. Мне кажется, его убили.


  7. Ветер, Ветер, ты могуч...


  Мой собеседник здорово напоминал американского гангстера из фильма в стиле
ретро про 30-е годы. Очевидно, к такому сходству он и стремился, раз в
жаркий летний день не снял свою широкополую шляпу даже у меня в комнате.
Широкие брюки... Или сейчас мода такая? А двое его спутников даже не
скрывают, что они телохранители. Стоят, как цепные псы, только свистни.
Ну, ничего, у меня пистолет в кармане, и палец на спусковом крючке. А еще
лучше - дверь за спиной. Кто меня поймает в моем Доме?
  - Я понимаю, - сказал "гангстер", и узкие усики над верхней губой капризно
изогнулись, - всякое бывает. У вас свои разборки, у нас свои. Но зачем
наших ребят подставлять? Договорились же на мелочевку!
  - Да кто его подставлял? И кто сказал, что его убили? Ваш второй ведь ни
крови не видел, ни выстрела не слышал. Может, у него сердце прихватило?
  - Какое сердце? Не было у него сердца сроду. Он вообще культурист. -
"Значит, красавчик в майке," - подумал я. - А Сибиряк не подошел, потому
как там такие костоломы суетились... Пульс с умным видом щупали. Он
испугался, что они у него такой же пакет с рацией увидят. Жить-то хочется.
Да тебя за такие дела наказывать надо!
  Я крепче сжал пистолет. Интересно, он виден или не виден?
  - Вот что, - мой гость подошел к оконному стеклу и, глядясь в него как в
зеркало, поправил шляпу. - Мы можем договориться. Заплатишь компенсацию.
Десять тонн. Даем три дня на доставание. Попробуешь слинять - еще накинем.
Не советую.
  Ох, орлы, подумал я. Не знают, с кем дело имеют. Да я ведь могу никогда
больше в жизни через свой подъезд не выходить. А никто из посторонних ни
за что ни одну дверь в Доме без согласия изнутри не откроет. Гарантирую.
Разве что с динамитом. Но зачем мне искать осложнения? С моим-то
материальным положением... Я заставил себя нахально улыбнуться.
  - Не надо мне сроков. Я уже думал на эту тему. Договоримся так: даю вам не
десять тысяч, а двадцать. Но с условием. Вы про меня навсегда забываете.
Телефон вымарываете. Никаких заказов, никаких списков. Не буду я больше
этими мелочами заниматься. Своих дел хватает.
  "Гангстер" так разволновался, что даже снял шляпу. Под полями скрывались
пронзительные серые глаза, а под самой шляпой - коротко стриженные черные
волосы. В глазах читалось жгучее любопытство. Он явно не хотел терять
такой контакт.
  - Я не жадный. За лишним червонцем не гонюсь. Может, десять тысяч, а потом
свяжемся? Когда свои дела закончишь.
  - Не будем торговаться, - я достал из ящика стола две пачки сторублевок.
Конечно, никто их не готовил специально, но Дом не должен был обмануть. -
Бери и с Богом. У вас своя свадьба, у нас своя.
  На этом мы и расстались. Я наблюдал в окно, как троица села в элегантную
голубую "девятку". Следом за "девяткой" тронулись белые замызганные
"Жигули", битком набитые народом. Вот это банда!
  Говорят: "Трус в минуты опасности думает ногами". Первоначальный испуг
уже давно прошел, бежать было не от кого и некуда, но я не мог придумать
ничего другого, кроме метания по комнате подобно дикому зверю в клетке. Ай
да Кардинал! Ай да я, король дураков! Не догадаться, что Кардинала тайно
охраняют! Ну, я дилетант! О преступниках сужу по книгам и фильмам, да и
то... Но этот красавчик, неужели не мог осторожнее, если явные костоломы
рядом бродили?
  Проклятый сентиментальный Кардинал! У человека к услугам все парки мира, а
его гада, в Таврический садик тянет. Видали ностальгию? Я ругал Кардинала,
хотя знал, что виноват сам. Нужно мне было с барахольщиками связываться!?
А если бы не связался, сам бы и погиб? Нет, надо искать Атланта. Где этот
старый пень шатается? Нет, чтобы как все нормальные пенсионеры в
Таврическом гулять...
  С интервалами в час я выстукивал дверь в комнату Атланта (дверь в его
квартиру меня впустила). Безрезультатно. Старик не явился домой даже в
полночь. Дискретностью он не баловался, а то бы отец предупредил. Неужели
нашел себе старушку, где-нибудь на другом континенте? Вот некстати!
  На следующий день моя вахта у дверей Атланта началась в семь часов утра,
но толку не было никакого. К полудню я разнервничался. Мне начало
казаться, что отец уже убит и все мои старания напрасны. Заведенный
донельзя, я сбегал в Феодосию проведать мать. Тоже лопух. Конечно, она
была на пляже, и хозяйка даже на знала, на каком.
  К семи часам вечера я подумал, что сейчас сойду с ума. Книги не читались,
кино не смотрелось, музыка не слушалась. Деликатесы не лезли в рот. Я
вспомнил выражение: "Пережили голод, переживем и изобилие." Да, пытка
изобилием тоже имеет место. Я находился в одиночной камере, откликающейся
на любой мой чих. Но камера был Одиночной. Хорошо хоть, двери не заперты.
  Меня потянуло к людям. К тем, на кого я смотрел свысока. Они питались черт
знает чем, они слыхом не слыхивали о новых фильмах, они считали даже не
каждый рубль - мелочь считали. Еще совсем недавно я представлял, что сам
такой же, как и они. Потом вознесся... А по сути, мы были почти одинаково
беспомощны перед лицом обстоятельств, когда близкие в опасности, а как им
помочь - неизвестно.
  Я вышел на улицу. Просто так. В окрестностях Дома жизнь кипела. У здания
справа, после битвы в очередях за вином, подтягивалась гвардия
спекулянтов. Они обменивались впечатлениями, смаковали подробности
недавних боев. От здания слева доносился звонкий женских смех. Прямо по
курсу формировалась гигантская очередь за черешней.
  Я вдохнул насыщенный выхлопными газами воздух. Внезапно возникшая жажда
чувства локтя постепенно исчезала. Раку-отшельнику захотелось назад в
камеру. Пардон, в раковину.
  Уже поворачиваясь обратно к подъезду, я скользнул взглядом по знакомому
лицу. Вот это номер! Правильно говорят: "На ловца и зверь бежит." Но где
же ты был, зверюга?
  Прогулочным шагом к нашему подъезду шел Атлант. Аккуратненький такой
старичок, божий одуванчик.
  - Извините, - я решил не терять ни минуты, - отец сказал, что вас можно
называть Атлантом. А я - Сергей Кононов.
  - Ах, Сережа! Очень приятно познакомиться. Ваш отец про вас рассказывал, -
голос у старичка был отнюдь не стариковский, бодрый, энергичный.
Что-нибудь случилось?
  - Вроде бы. Отец в назначенный срок не вернулся. Я должен его выручать,
так мы условились. Но я почти ничего не знаю, кроме того, что существует
Кардинал. И еще мне сказано обратиться к вам за советом. А я вас не мог
найти. Дня четыре, или больше.
  - Вот ведь незадача какая. Дела у меня были, мелочь, конечно. Если бы я
знал... Ну, ничего. Давайте-ка поднимемся. К вам, например. Там и
поговорим.
  - Вы хоть знаете, где искать отца?
  - Знаю. Или, точнее, догадываюсь. Плохо, очень плохо, что он в срок не
вернулся. Ваш отец - очень достойный молодой человек. И знаете, большой
перестраховщик. От часто со мной делился своими приключениями, так вот, на
все случаи жизни у него все было предусмотрено. Просто удивительно: в
таком молодом возрасте - такая осторожность.
  - Мне это не показалось. - Разговаривая, мы вошли в подъезд и начали
подниматься по лестнице. - Я думал, что он авантюрист. Почему бы не
рассказать все мне? Нет, сиди, жди, ищи Атланта.
  - О-о! Это и есть перестраховка. Он о вас заботится. Тут ведь очень
деликатная история. Ваш отец вышел на одну даму с четвертого этажа... Нет,
давайте у вас в комнате поговорим.
  Мы уже поднялись на нашу лестничную площадку. Следом за нами на нее вышли
еще двое мужчин. Я даже удивился. Для Дома два человека - уже толпа. А
четыречеловека в одном месте - это...
  Я не успел додумать, что это такое. Один из мужчин выхватил пистолет и
уткнул его дуло мне в спину. Другой приставил нож к горлу Атланта.
  - Заходите, - скомандовал мой конвоир. - Быстро и тихо.
  Кляня все на свете, а сильнее всего свою ненаблюдательность и поганую
реакцию, я прошел в комнату, настроившись на самую убогую обстановку. Да
мне было и не до обстановки. Я пытался понять, кто эти двое. Крепкие
мужики, лет по тридцать с небольшим. От Кардинала? От какой-нибудь мафии?
Что им надо?
  Тип с ножом спрятал его куда-то в рукав, вытащил из кармана прочный тонкий
шнур и привязал меня и Атланта к стульям. Потом оба бандита, не
перемолвившись словом, принялись за обыск. Искать было особенно негде:
письменный стол и какой-то допотопный сервант. Откуда его выкопало мое
воображение? Повинуясь озорному импульсу, я представил себе, что все ящики
и стола, и серванта забиты старыми газетами. Через пару минут весь пол был
завален макулатурой. Обыскивающие начали материться.
  - Где деньги? - наконец расщедрился на вопрос тот, который был с
пистолетом.
  Мы с Атлантом начали было одновременно отвечать, что ничего не знаем, но
налетчик цыкнул на старика.
  - Заткнись, дед. Тебя не спрашивают. Не твоя квартира, - и уже ко мне, -
Недавно у тебя было здесь двадцать тонн. Такие бабки на ровном месте не
растут. Должно быть еще. Ну! Тебе же лучше по доброму рассчитаться.
  Точно. Этот гад в шляпе руку приложил. Но что мне делать? Откупиться?
Запросто. Но если я отдам им деньги, меня могут и того... прикончить.
Чтобы не мстил. Это если дам много. За мало... Не поверят, что больше нет,
будут пытать. Вообразить в стене сейф, сказать, что он открывается моими
отпечатками пальцев, открыть и выхватить оттуда пистолет? Черта с два. С
дулом у спины особенно не повыкаблучиваешься.
  - У меня здесь больше ничего нет. Все в другом месте.
  Мой "опекун" без дальнейших разговоров влепил мне пощечину. Голова
загудела, щека запылала. Стоило качаться, тренироваться... Ч-черт.
Последний раз меня били в армии, да и то в начале первого года. Уже отвык.
Да и не привыкал никогда.
  "Опекун" Атланта выудил из внутреннего кармана паяльник и включил его в
розетку.
  - Сейчас заговорит, падла, - сказал он. - Подогреем маленько, и все дела.
  Плохие дела, мысленно добавил я, не забыв при этом представить, что ни на
одной из розеток нет напряжения. Выручай, "Отец всех домов". Та-ак. А
вторую дверь в комнате пока лучше сделать неоткрывающейся, якобы глухой.
Вовремя. Второй налетчик пошел к ней.
  - Дверь глухая, - спокойно сказал я. - Пережиток прошлого.
  Грабители ходили по комнате, выстукивая мебель, стены, паркет и, между
делом, проверяли паяльник. Меня даже удивила их неразговорчивость.
Профессионалы, время на угрозы не тратят.
  Паяльник, конечно, не нагрелся ни на градус. С тем же результатом его
попробовали еще в двух розетках. Незваные гости обматерили свою пыточную
технику и шепотом посовещались.
  - Тебе не повезло, парень, - обладатель пистолета, наверное, был главным,
- мне говорили, что ожоги хоть и больнее, но заживают лучше порезов.
Придется тебе шкуру попортить.
  - Я же сказал, у меня все в другом месте. Я здесь не живу, неужели не
видно? У меня тут место для деловых встреч. А на сегодня двадцать тысяч
никто не заказывал. Может, договоримся? Я вас отвожу, даю пятьдесят тысяч
- и мы краями. Идет?
  Господи, чтобы между нами оказался только один лестничный пролет, думал я.
Будет вам и пятьдесят тысяч, и сто миллионов. Любого калибра. Изрешечу!
  - Проходи-или! - неожиданно взвыл второй, с ножом. Я вдруг увидел, что
глаза у него как-то ненормально заблестели. - Не ку-упишь. Знаем мы, что
ты здесь живешь. Еще недавно здесь барахла было навалом. Двери не глухие,
врешь. Открой! У тебя не полтинником, у тебя миллионами пахнет.
  Молниеносным движением он вытащил нож и нажал кнопку. Зеркальное лезвие
заблестело перед моими глазами.
  - Отре-езать пальчик? - гад аж стонал от возбуждения. - Мизинчик? А может,
ухо? Или еще что?
  Он пару раз кольнул меня острием в щеку, перешел к Атланту и стал сзади
него, приложив лезвие к горлу.
  - Хороший дедуля? Жалко? Говори скорее, а то кончу. Говори, гад!
  Лицо Атланта цветом стало напоминать свеклу. Старичка явно мог разбить
удар.
  - Ве...р..., - Атлант сказал какое-то слово, весь вытянувшись, в
направлении закрытой двери. Я ничего не сумел понять. Вера? Поверь? Ветер?
Зверь?
  - Ты еще вякаешь! Ну, погоди!
  И больше не говоря ни слова, грабитель без особый усилий провел ножом по
горлу старика. Я закрыл глаза.
  - Смотри! - обладатель финки уже стоял рядом со мной и тряс мою голову за
волосы, - смотри, пес! И с тобой так будет. Хуже будет!
  Я старался не видеть с открытыми глазами. Бедный Атлант. Что же это
делается! Боже, сколько крови. Уж сейчас-то я влип. Зачем старик
заговорил? Что он сказал? "Поверь", "ветер" или "зверь"?
  Как и при стычке в лесопарке, мои мозги вдруг начали работать с
невероятной скоростью. Неважно, что сказано. Мое спасение может явиться
мне только из-за двери. Но во что же мне поверить? Никакого человека там
быть не может, отец предупреждал, что людей Дом не создает. А если не
человек, если зверь? "Поверь в зверя". Как заклинание. Магия звуков.
  Мое правое ухо больно крутили и что-то шептали в него, брызгая слюной. Я
ничего не слышал, хоть и понимал, что ухо сейчас отрежут. Я думал.
"Заказать" зверя? Какого зверя? Льва? Тигра? А если не "зверь", а "вера"
или "ветер"? "Вера" ничего не дает. "Ветер"? Вообразить за дверью ураган,
да такой, что всех сдует?
  Предчувствие близкой опасности заставило разум перенапрячься. Озарение,
яркое как свет молнии, позволило мне решить головоломку. "Звери", "веры" и
"ветры" сложились в единое целое. За дверью был зверь. Атлант хотел
позвать своего ...допустим ... пса. Его кличка - Ветер. Бедный старик...,
не успел.
  - Все скажу! - заорал я.
  Ухо отпустили. Сделав глубокий вдох, я чуть-чуть расслабился и ясно
представил бесконечную череду пронизывающих Дом комнат. А по ним бежит
огромный дог. Настоящее чудовище. Он уже близко!
  - Ветер! - крикнул я. - Ветер!
  Дверь распахнулась, как под ударом урагана. Чудовище из моей мечты
ворвалось в комнату и прыгнуло. Единственное, что успел сделать хозяин
пистолета умирая, - выстрелить куда-то вбок. Челюсти пса сомкнулись на его
шее. Второй налетчик, несмотря на истеричную придурковатость, сообразил
убежать. Дог за ним не гнался.
  Отпустив убийцу Атланта, Ветер подошел ко мне. Я даже похолодел, но
напрасно. Под натиском острых зубов пса шнур, намертво привязавший меня к
стулу, продержался недолго. Свобода пришла, но какой ценой?
  Мертвый Атлант, весь залитый кровью, сидел на стуле. Мертвый налетчик
лежал на полу. Вид у него был куда более пугающий: собачьи челюсти
сработали не так аккуратно, как нож. Меня еще не тошнило, но ждать
оставалось недолго. Я не знал, что делать. Вызвать милицию? Значит,
раскрыть тайну Дома? Последствия непредсказуемы. Хорошо, не вызову, но
куда деть трупы? Множество способов, вычитанных в детективах, ожило в
памяти. Я представил себя расчленяющим, выносящим мертвецов по частям,
сжигающим их, растворяющим в кислоте. Ни за что!
  Был еще вариант. Очень удобный. Я мог представить за окном любой город
мира, открыть окно, выкинуть трупы, закрыть окно и оказаться в родном
городе. А там пусть разбираются. Но я не хотел и этого. Грабителя -
пожалуйста, хоть в помойную яму. Но Атланта... Бедный старик! Встретил
меня на свою беду, спас своими невнятными советами и погиб из-за моей
нерасторопности и несообразительности. О, Боже, Боже! Ведь вместе с его
горлом была перерезана последняя ниточка, связывающая меня с отцом.
  Во время моих размышлений исчадие ада (или исчадие Дома?) по кличке Ветер
стояло рядом. Неожиданно дог потерся о мое бедро, потом аккуратно взял
меня зубами за рукав и потащил к выходу. Мы выбрались в коридор. Что
дальше?
  Дог выпустил рукав, подошел к двери, которую я постарался закрыть
поплотнее, и толкнул ее лапой. Дверь открылась. За ней я увидел пустую,
абсолютно лишенную мебели комнату. В ней не было не только мебели. Ни
покойников, ни крови, ничего.
  Проблема перестала существовать. Не было больше трупов. Есть комната,
владей на здоровье. Опять можно обставлять ее роскошной мебелью,
видеосистемами, прочими вещами. Жизнь прекрасна, а смерть (чужая) вполне
переносима. Есть Дом, есть комната, нет Атланта. А мой отец? Есть он, или
его больше нет, растворился в небытие, как эти два покойника?
  Я понял, что задумался не над тем. Я, человек, не мог догадаться, как
очистить комнату, хоть это и совсем просто. А догадался пес. Животное?
Непонятная флюктуация материи, самозародившаяся в недрах Дома, благодаря
дикой игре моего запуганного воображения. Или я не прав? И Ветер совсем не
простая тварь? Ветер, кто ты?


  8. Визиты


  Огромный пятнистый дог (серый с черным) удобно устроился в углу, положив
голову на передние лапы. Как Ветер кормился и ходил по нужде, оставалось
для меня загадкой. Все это делалось где-то за дверью, куда он время от
времени выбирался.
  Я тоже лежал, но не на подстилке, как Ветер, а на диване. И мой взгляд был
устремлен не в стенку, а в потолок. На этом отличия кончались. Мы оба
молчали, оба думали о чем-то своем. И интеллект мой в этих размышлениях
был ненамного выше. Единственное, до чего я додумался, так это обнаружил
сходство головы Ветра с собачьими головками на перилах и с лепкой на
фасаде дома. Что из того?
  Мне крайне необходимо было что-то сделать, чтобы стряхнуть с себя путы
оцепенения. Пусть это окажется поступок не совсем умный (в меру, конечно),
но это должно быть ДЕЙСТВИЕ. А в таком состоянии можно проваляться всю
жизнь.
  Я решил повидать Наташу. Неужели это она, зараза, накликала на меня все
беды своим языком? Или Ирка? Попробую узнать.
  Я позвонил. Телефон был занят. Значит, дома. Сессия еще идет, надо
готовиться к экзаменам. Поеду-ка я к ней. Не скоро мне удастся принимать
женщин здесь, в этом комнате, где Атлант...
  Тут мне в голову пришла дерзкая мысль. Не внезапно, кое-что наклевывалось,
когда я обдумывал способности Ветра перемещаться сквозь пространство (или
пространства?) с помощью Дома. Уж в пределах одного города он должен
суметь? Тем более, он не совсем собака, судя по его сообразительности.
Может быть, даже не сверхсобака. Я вспомнил первый из интерьеров,
показанных мне отцом с помощью дома. Там на стене висела картина.
Получеловек-полусобака. Левая часть лица - человек, правая - собака, если
я не перепутал лево и право. Предвидение?
  Я представил в ящике стола фотографию Наташи. Достал ее. Показал Ветру.
Тот глухо уркнул и посмотрел мне в лицо.
  - Ищи! - скомандовал я. - Ищи, Ветер! Ищи!
  Ветер понюхал фото и повернулся мордой к стене. Все ясно, "факир был пьян,
фокус не удался". На всякий случай я пару раз повторил команду. Ветер
повернул морду ко мне, посмотрел на меня грустным-прегрустным взглядом и
поднялся с подстилки. Еще раз понюхал фото и направился к "специальной"
двери. Вот это дела! Интересно, он по нужде пошел или к Наташе? Я же в
домашних тапочках!
  Опасения насчет тапочек оказались напрасны. Ветер вел меня не выходя на
улицу. Все комнаты, сменявшие друг друга в считанные секунды, были мне
неизвестны. Потолки быстро снизились, промелькнули какие-то коридоры.
Кое-где, казалось, только-только были люди, даже слышался за дверью звук
их шагов.
  Такое впечатление, что мы прошли сквозь квартиры половины Ленинграда, от
центра до Гражданки, прежде чем очутились в обычной прихожей однокомнатной
квартиры. За полуоткрытой дверью горела настольная лампа и слышалась
какая-то возня. Ветер с недовольной мордой прилег на пол. Весь его вид
говорил: "Я умываю лапы."
Украдкой я заглянул в комнату. Свет от настольной лампы был направлен с
журнального столика на пол и освещал стоящую у ножки стула пустую бутылку
"Айгешат". На самом журнальном столике стояла еще такая же бутылка, только
начатая, и два бокала. На тахте копошились два человека. Кто-то и...
Наташа. Не совсем понимая зачем, я вошел в комнату. Шум моих шагов
услышали. Мужчина повернулся, увидел меня и вскочил. Парень как парень. В
другой ситуации, я бы даже сказал: "Приятный молодой человек."
  - Убирайся отсюда! - закричала Наташа. - Тебя никто не звал!
  - Заткнись! - я решил не очень-то церемониться. - Я и сам уйду. Теперь-то
ты мне точно не нужна. Только один вопрос.
  Парень стоял, не совсем понимая, что он должен делать, и заправлял рубашку
в джинсы. Наташе заправлять было особенно нечего, на ней оставалась только
юбка. То ли от алкоголя, то ли от злости глаза ее буквально
фосфоресцировали.
  - Это ты натрепала всему городу, что я могу провозить вещи из-за границы?
  - Ничего я не трепала. Сидели в кабаке, я одному парню сказала, что есть
такой дурак, очень ленивый. Мог бы как король жить, но не умеет. Он
заинтересовался. Попросил, чтобы я свела. Тебе, мол, выгодно, и нам
выгодно. Ну и что? Как ты сюда влез, гад?
  - Дура ты, Наташка. Ох дура, дура... - решив не устраивать больше никаких
сцен ревности, я повернулся к выходу.
  Вдогонку из уст моей бывшей подруги понеслось подробное перечисление моих
пороков. Лично для себя я отметил лишь то, что в моем молодом теле жил
старый пень. Наташа явно не могла выдать подобную мысль экспромтом. Это
было похоже на плод длительных размышлений.
  Ветер отвел меня домой. Настроение из плохого стало просто отвратительным.
Конечно, я мыслю уже не как двадцатилетний, тут Наташа права. Но кое в чем
я наивен невероятно. Случайная знакомая, а я в эпизодических мечтах
представлял, что мы будем вместе долго-долго, что мы попутешествуем по
всему свету как отец с матерью... Да ведь это для нее даже не измена!
Норма поведения. Если честно, я что, прошел бы мимо симпатичной девчонки?
Нет. Так почему Наташа должна быть святой?
  Я попил кофе, потом пострелял в тире. Опять попил кофе. Намерения у меня
были вполне определенные, вот только стоит ли? Чувство мести - ни из
благородных.
  К часу ночи я созрел. Засунул компактный "Калашников" в пакет с эмблемой
"ДЛТ", рассовал по карманам запасные магазины. Зачем-то прихватил пару
гранат. И, наконец, сунул Ветру под нос фотографию "гангстера".
  - Ищи, Ветер! Ищи!
  Путь наш оказался намного короче, чем до Наташи. Потолки не снижались,
возможно, даже стали повыше. Я оказался в роскошной квартире, в доме
дореволюционной постройки. Несмотря на позднее время, везде горел свет, со
всех сторон доносились голоса. Мы с Ветром стояли в прихожей. Неожиданно
прямо на нас выскочила девица с кофейником. Увидев Ветра она раскрыла рот,
чтобы завизжать.
  - Тихо! - я вырвал автомат из пакета и направил на нее. - Поставь кофейник
на пол и молчи. Ничего не будет. Ветер! Стереги!
  Я приоткрыл дверь в самую спокойную комнату и угадал. За столом сидело
четверо. Они играли в карты, и "гангстер" был среди них.
  - Руки за голову! - скомандовал я негромко и закрыл за собой дверь. - Всем
встать! Ты сиди, - кивнул я на старого знакомого. - Подойдите к стенке,
обопритесь на нее руками. Так и стойте.
  Я уселся на стул, выбрав позицию, чтобы держать под прицелом и находящихся
в комнате, и дверь.
  - Значит, так ты держишь слово? - спросил я.
  "Гангстер" посмотрел на меня с недоумением.
  - Не прикидывайся. Я отдал тебе двадцать штук, а тебе захотелось больше. И
ты прислал двух громил с паяльником.
  - Клянусь! Клянусь! Я никого не присылал.
  - А кто мог еще знать про двадцать тысяч?
  - Не знаю! Не знаю! Честное слово, это был не я.
  - Чем ты можешь доказать?
  - Ничем. Но это не я. Меня все знают. Я таких дел не делаю. Про
"паяльников" я слышал, они недавно Скорлупу опустили на полтораста тонн.
Но это не наши. Я с ними не связан. Все знают. Ребята, верно?
  " Ребята" молчали. Я задумался. Убить человека просто так, когда у него
пустые руки, - непросто. Тем более, он может и не врать. А как проверить?
В прихожей раздались голоса и пару раз гавкнул Ветер. Да так, что
задребезжали оконные стекла. Если пристрелят Ветра...
  Я прыгнул, схватил "гангстера" за шиворот, уткнул ему в бок автомат и
вместе с ним выбрался в прихожую. Ветер стоял наизготовку. Из дверей
других комнат торчали любопытные. Прикрываясь "гангстером" и угрожая
автоматом, я вышел на лестницу.
  - Честное слово, честное слово, - мой невольный спутник аж зациклился на
"честном слове". - Это не я.
  - А кто?
  - Кто-то из тех парней, которые приезжали со мной. Больше никто ничего не
знал. Даже Николай. Кто-то из них сговорился с "паяльникоми".
  - Слушай, - от всего этого меня начало тошнить, и я решил побыстрее
развязаться, - я тебя оставлю. Но как-нибудь вернусь. Чтобы ты сам
разобрался. Во всем! А мне отчитаешься. Понял?
  Конечно, он понял. Конечно, согласился. Удивительно, какие все
сговорчивые, когда на них в упор смотрит что-то огнестрельное. Я испугался
собственных садистских мыслей. Жаль, что лицо убийцы Атланта будто стерли
из моей памяти. Уж этого бы я убил не задумываясь.
  Раздеваясь перед тем, как лечь спать, я вновь прежил озарение. Оно
заставило меня буквально зависнуть над диваном и миллион раз повторить: "Я
- идиот!" А кто же я еще, если, разыскивая с помощью Ветра всяких потаскух
и мелких хулиганов, я не догадался отыскать родного отца!? Ведь это же так
просто.
  Я оделся. Я заказал кучу оружия. Я увешался им почти так же, как герой
Шварценеггера, отправляющийся на базу террористов, только что решил не
брать радиоуправляемые мины. После такой вот подготовки я показал Ветру
фото отца и отдал приказ искать.
  Ветер понюхал карточку, вытянул передние лапы, положил на них голову и
принялся щуриться. По-моему, так должны были делать кошки, а не собаки.
Мне без разницы, пусть отца найдет.
  Ветер не хотел искать. После неизвестно какого по счету приказа он громко
гавкнул и отрицательно покрутил своей огромной башкой. Внутри у меня все
замерло. Отец мертв? Его больше нету? Ну, Кардинал...
  Через несколько секунд, оставаясь в той же амуниции, я совал дрожащей
рукой в морду Ветру фотопортрет Кардинала.
  Пес презрительно глянул мне в глаза, свернулся калачом и притворился
спящим. Я решил пнуть проклятое животное ногой, но вовремя одумался.
  Вот черт! На кой мне такие озарения? Спал бы нормально, а сейчас разве
уснешь?
  Часов в десять утра меня разбудил звонок в дверь. Так как в последний
месяц ни к кому, кроме меня, гости не наведывались, и эти, скорее всего,
направлялись ко мне. Ветра не было, но я и без него решил не оплошать и
пошел к дверям с автоматом наперевес.
  - Кто там?
  - Мне бы Михаила Канаана ... ой, извините, Кононова, - ск