но ответил профессор. -- Сейчас же, согласитесь,
у меня  нет оснований доверять вам сразу  все. Прошу поверить в  искренность
моих слов и намерений. Я не  ищу для себя каких-то  выгод за ваш счет. Но мы
живем в  мире  жестокой  необходимости, где для достижения  даже благородной
цели порой приходится прибегать к неблаговидным методам... Вы не согласны со
мной?
     --  Насчет  методов  --  это  слишком  общеизвестно,  -- пожал  плечами
Притт.--  Но  мне  все-таки  непонятно,  кто  вы,  профессор  Вельзевул?  И,
представьте,  даже  мучает этот  вопрос. Ведь  вы  требуете  доверия с  моей
стороны.
     Профессор выпрямился в кресле и, глядя прямо в глаза собеседнику, гордо
ответил:
     -- Я ученый.  Не бизнесмен,  не политикан.  Наука для  меня -- средство
уменьшить страдания человека.
     Он посмотрел на часы, задумался на мгновение и сказал:
     -- Извините. Через сорок минут у меня встреча. Вы, очевидно, хотите еще
поговорить с мисс Тойнби?
     -- Да.
     -- К сожалению, не более получаса. Надо  еще до  темноты  доставить вас
"на землю". А это связано с немалыми трудностями, с деловым распорядком моих
людей. Поэтому ровно в  18.00 прошу  вас быть в этой  комнате одному.  Иначе
возвращение будет очень  болезненным  как для вас, так и для  собеседницы. А
сейчас идите к ней в лабораторный зал. Хелло!..
     Притт поднялся  и пошел к  двери, нарисованной на голубой стене. Теперь
он даже не вытягивал вперед руки, чтобы отворить эту  фальшивую дверь, а шел
прямо  на  нее.  Уже  вплотную  к  двери машинально зажмурил  глаза,  ожидая
столкновения, но вместо удара  ощутил  яркую белую  вспышку, открыл глаза  и
увидел себя в большом  круглом зале. На стульчике у биотрона  сидела Маргрэт
и, глядя в тетрадку, что-то подсчитывала на вычислительной машинке.
     Он тихо подошел к ней  и, забывшись  от  нахлынувшего чувства, протянул
ладонь, чтобы потрепать ее по щеке, как это он  часто делал раньше, стараясь
отвлечь от  работы.  Пальцы  прошлись по  пустому  месту...  Он вздрогнул  и
брезгливо отдернул руку.
     Маргрэт  повернула  голову.  Ему показалось, что в ее  больших  зеленых
глазах на миг блеснули  слезы. Но она тут же пересилила  себя, улыбнулась  и
предложила   присесть  на  другой  стул,  который  в  этот  момент  появился
откуда-то.
     -- Ты согласился работать с нами?
     -- Да. Он мне поручился,  что  выпустит тебя отсюда. Марго!  Как ты мне
дорога -- это я понял только сегодня.
     -- После моей смерти...
     -- Нет, после воскрешения!  А  после  смерти я также многое передумал о
наших отношениях.
     -- Значит, у нас все впереди? -- она повеселела. -- Ну, вот и хорошо. Я
верила,  что  ты  меня   спасешь,  мой  верный  принц.  Ах,  жаль,  не  могу
отблагодарить тебя поцелуем!..
     Притт залюбовался девушкой и тут же признался сам себе, что еще никогда
не испытывал такого откровенного наслаждения ее видом.
     -- Ну, как тебе тут живется, Марго?
     -- Скучно,  милый.  В  работе  только  и  забываешься.  Ну, еще книжки,
телевизор. Иногда шеф устраивает нам  прогулки на природе. Он даже предлагал
мне верховую  лошадь.  Но  ничего  не приносит  удовольствия,  потому что...
выдумка,  сон.  Понимаешь, Джонни, странная прогулка. Вокруг  тебя -- трава,
деревья, кустарник,  над головой -- небо в белых  барашках... Сорвешь цветок
--  он не пахнет, пока  не вспомнишь его название. А как подумаешь,  что все
вокруг -- сон, плод работы твоих нейронов -- пропадает охота гулять.
     -- А обеды, завтраки -- это у вас бывает?
     --  Ого!  Еще какие!  Видно, профессор  запрограммировал  нам поварскую
книгу  экстра-класса.  Наш обед  состоит из  таких  деликатесов, о которых я
раньше и понятия не имела. А лакомства, и говорить не приходится...
     -- Да, ведь ты -- сладкоежка!
     Они помолчали, разглядывая друг друга.
     -- Послушай, а кто еще тут с тобой? Большая компания?
     Улыбка исчезла с лица Маргрэт. Глаза притухли.
     -- Прости, Джонни, на этот вопрос я не отвечу. Наверное, тебе уже  пора
уходить, --  вздохнула  она. -- Еще  раз прошу:  будь благоразумен. В  конце
концов, мы  -- люди науки. Наше дело --  работа ради  прогресса. А профессор
Вельзевул  -- гений. Не знаю, добрый ли, злой.  Но я преклоняюсь перед ним и
честно скажу: с интересом работаю под его руководством.
     -- Но ты знаешь, что выйдет в результате наших исследований?
     -- Знаю. Тебя беспокоят  люди, которые  станут донорами? Так наука  без
жертв не  движется. А как же  тогда  астронавты, космические  экспедиции,  в
которых люди погибают десятками?
     -- Это не то. Я боюсь за род человеческий. Что, если завтра потребуются
живые мозги в массовом количестве?
     -- Перестань, прошу тебя! О политике -- ни слова, -- взмолилась Маргрэт
и глаза ее испуганно расширились. -- Уходи, тебе пора!
     Притт взглянул на часы. Почти пять минут в запасе. Он поднялся.
     -- Ладно,  Марго.  Я  все для  тебя  сделаю, милая моя  девочка.  Ведь,
оказывается, я и вправду люблю тебя...
     ...В   боксе   зажегся   свет,  и   над   дверью   вспыхнула   надпись:
"Разгерметизировано". Двое мужчин в белых комбинезонах быстро натянули маски
и встали  перед дверью. Низким басом  пророкотала сирена,  и  створки  двери
разошлись в стороны. Двое шагнули внутрь бокса, и половинки вновь сомкнулись
за  ними.  На  небольшом  возвышении,  поблескивая  белым  металлом,  стояла
капсула, похожая на тупоносую торпеду.  Сбоку --  тележка, на  каких  обычно
возят  больных  в операционную. Двое  замерли  и  подняли  руки над головой.
Откуда-то  сверху  выдвинулись  манипуляторы,  несущие  по  паре  прозрачных
перчаток. Они с  мягким шорохом  натянули  перчатки на кисти  поднятых рук и
тотчас убрались на место. Люди опустили руки и согнули их в локтях, держа на
весу. Раздался  легкий треск, и капсула  распалась. Верхняя часть ее, словно
крышка шкатулки, начала приподниматься и откидываться назад.
     Внутри капсулы  покоилось тело  мужчины.  Лица  его не было видно из-за
густой  сети  проводов.  Двое  наклонились к  лежащему  и  начали  осторожно
освобождать его от электродов, присосавшихся к разным участкам головы.
     Затем  отцепили  датчики  с  груди,  ног,  рук  и  принялись  осторожно
массировать  тело,  то и  дело прослушивая  грудь фонендоскопами. Все это  в
полнейшей тишине, молча.  Только взгляд друг на друга  и ответный кивок:  "В
порядке!", "В норме"...
     Закончив свое дело, двое пододвинули тележку вплотную к капсуле и снова
замерли. С  потолка  спустились  четыре тросика  с блестящими крючками. Двое
застропили подстилку, на которой лежало тело, один из них подал знак, и тело
поднялось над своим ложем, проплыло в воздухе и мягко опустилось на тележку.
Один  из  двоих  укрыл  лежащего  мужчину  одеялом,  и  тотчас  дверь  снова
открылась, пропуская  тележку с  Приттом. В  эти  минуты он  возвращался  из
состояния, близкого к анабиозу, в которое вверг его профессор Вельзевул.
     Ранним утром санитарная машина, не привлекая ничьего внимания,  выехала
из ворот. В ее кузове покоился на носилках доктор бионики Джон Джордж Притт.
А если бы он мог выглянуть из зарешеченного окошка кареты, то прочитал бы на
черной  стеклянной  доске  у  ворот  надпись,  сделанную  крупными  золотыми
буквами:
     "ДОКТОР МЕДИЦИНЫ ЭДЛАЙ Б. РИВЕЙРА.
     КЛИНИКА ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ".
     Но  Притт спал крепким  сном  вполне здорового человека и не слышал, не
видел, куда везут его бренное тело, вновь соединившееся с душой...
     Окончательно  проснулся   он  утром  следующего  дня  в  кресле  своего
электромобиля.  Машина стояла  на  опушке леса  в  полсотне  ярдов от шоссе,
ведущего в Теритаун. Со стороны могло показаться, что он специально съехал с
дороги, чтобы поспать.
     Проснувшись,  он  оглядел всего себя,  обшарил свои карманы,  поискал в
машине. Все было как  вчера.  То есть, когда он  помнил  последний  раз себя
перед  тем,  как  провалиться  в преисподнюю...  Он включил  приборы --  все
нормально.  Энергии  хватит  до  дому без  заправки. Он решительно  нажал на
педаль контроллера, машина плавно покатила по траве к автостраде и влилась в
густой  поток  мчащихся  машин.  Тотчас,  как  она  выбралась   на  бетонку,
колыхнулись  и раздвинулись ветви орешника. На  поляну вышли с  роллерами  в
руках трое в белых шлемах. Они  оседлали своих "мустангов"  и тоже, один  за
другим, вырулили на магистраль.
     Вернувшись, он первым делом пригласил к себе Альберта. Этот  несомненно
талантливый молодой человек отличался среди остальных его помощников веселым
нравом  и остроумием.  Нередко ему  приходилось упрекать  парня в  том,  что
своими  разговорчиками  он  отвлекает  других  коллег  от  дела.  Однако  за
последнее время Альберт заметно притих, словно утратил свой веселый нрав. Он
молча копался в схемах или пропадал в препараторной.
     "Когда же произошла перемена с ним?" -- пытался припомнить Притт, но не
успел. В двери появился худощавый юноша в небрежно накинутом халате. Засунув
руки в карманы, он с независимым видом прислонился к дверному косяку.
     -- Закройте дверь и сядьте, -- Притт  указал на ближайший к себе стул и
незаметно включил  интерферентор. Это было  последнее  изобретение Альберта,
основанное  на  принципе  сложения  звуковых волн.  Теоретически  рассчитать
прибор помог Барнет. Интерферентор "гасил" колебания звука  речи, не задевая
волны других частот,  скажем, звуки  шагов, стук в дверь, рабочие  шумы... И
говорящие  не  услышали  бы  друг  друга, если  б они  не  экранировались от
прибора.
     Без  всяких  предисловий  Притт  приступил  к выяснению  мучившего  его
вопроса.
     -- Вас допрашивал профессор Вельзевул?
     Бледное лицо парня залил румянец, в глазах заблестели злые огоньки.
     --  Не знаю  профессора  с  таким  громким  именем.  Но  какой-то  тип,
действительно, беседовал  со  мной  на  позапрошлой  неделе.  Просвещал меня
насчет современных  отношений  в нашем обществе.  И, представьте,  просветил
настолько, что я окончательно убедился, каким был до сих пор круглым идио...
идеалистом.
     -- Не буду оспаривать ваш вывод, -- язвительно заметил Притт, -- но как
же наша тайна? Наш приоритет?! -- сорвался  он и стал почти кричать:  -- Как
могли вы поддаться всяким пустым разговорам! Где ваша честь ученого!..
     Но быстро  утих, почувствовав ломящую боль  в висках.  И  Альберт успел
взять себя в руки. Лицо его приняло обычное свое ироническое выражение.
     -- Не  говорите  мне  о  чести,  доктор.  Если не  хотите  окончательно
потерять мбе уважение. Да, мы  -- ученые. Мы -- рабочие люди, созидатели.  А
не политиканы. Не нам произносить громкие слова -- "честь", "свобода"...
     Студентом я впадал  в бешенство, когда слышал слово "свобода".  Сейчас,
слава богу,  иммунитет выработался!  Для меня что "шлюха",  что "свобода" --
одинаково звучит!* Вы говорите "честь ученого", а сами  превратили человека,
своего друга в подопытного кролика...
     -- Молчите! -- стукнул кулаком Притт,-- Мы вернем  Барнета к нормальной
жизни.
     -- Я молчал. Думал, это во имя науки. И помогал вам, как мог. Но во имя
чего  мы  терзаем  живой мозг, это  совершеннейшее  создание природы?  Чтобы
сделать из него обыкновенную вычислительную машину... Но ведь это чудовищный
регресс! Зачем и кому нужна эта машина? Нашему Боссу? А еще кому?
     -- Прекратите болтать! -- пришел  в себя Притт. -- Почему  вы раньше не
пришли  ко мне с  вашими сомнениями? А теперь, когда  выдали тайну,  предали
наше общее дело, теперь  заняли позу циничного нигилиста! Вам нужен прямой и
ясный  ответ?  Его нет  --  прямого, ясного. Здесь все  очень  сложно...  Вы
слишком молоды. Но хоть это можете понять? Мы обязаны завершить цикл начатых
работ! Это заказ корпорации, которая финансирует нашу работу.
     -- А  честь ученого? Ее ведь никто  не финансирует... Увы,  финансируют
только предательство. А честь покупают за миллион долларов.
     Притт вскочил:
     -- Ах, вот оно что! Ну, слава богу, теперь все ясно. Фирма "Вега" и вам
предложила  ангажемент, -- он  растерянно улыбнулся, потирая лоб. Голова его
все еще  была полна туманом после анабиоза,  и  стоило ему погорячиться, как
туман плотнее охватывал сознание, опускался на глаза...
     --  Да-а-а... Теперь все ясно, -- задумчиво повторил он и сел в кресло.
Посмотрел на Альберта уже другими, просветленными глазами: и туман отступил,
и на сердце повеселело.
     -- Попрошу  вас, -- сказал он  совсем  другим, очень мягким  тоном,  --
позовите сюда  Макса  и возвращайтесь  вместе с ним. Я  чувствовал, что надо
было  бы  и вас  посвятить в  это дело,  но так  и  не сделал  этого. Ладно.
Возвращайтесь  вдвоем.  А  затем  я  хочу  посоветоваться  с вами  по  очень
серьезному делу...

     <b>* В английском языке оба слова созвучны.</b>


        Глава пятая. ПЛЕННИКИ СЕНСАЦИИ

     -- Разум и корысть
     -- План взятия крепости
     -- Смех-убийца
     -- Завещание Миллса
     -- Лансдейл расставляет капканы
     -- Ночной визит
     -- Подземная экспедиция
     -- Беседа об укреплении кадров
     -- День "икс"

     Когда,  казалось,  трудности  остались  позади,  мозг  без  изъяна  был
извлечен из  черепной коробки и благополучно водворен в  приготовленный  для
него саркофаг,  случилось непредвиденное. Новый пленник отказался вступать в
контакт с экспериментаторами. Он, -- свидетельствовала запись в лабораторном
журнале, --  "не вышел  на связь".  Как ни трудился Притт у своего биотрона,
какие только варианты ни испробовал,  "алтарь  сатаны" оставался бессильным,
ничем не мог ему  помочь. А между тем, все свидетельствовало о том, что мозг
не  погиб. Электрическая  активность его  оставалась  достаточно высокой, не
говоря  уж  о   прочих  физиологических  функциях,   которые  поддерживались
безукоризненно.
     Мозг  принадлежал  тридцатидвухлетнему  специалисту  по  эргономике*  и
поэтому  был  особенно  дорог.  Мистер  Майкл  приложил все  свои недюжинные
способности, чтобы достать, и притом без шума, мозг именно такого профиля. В
будущем ему предназначалась роль управляющего металлургическим комплексом.
     Дабы  ученые  "напрасно  не волновались",  мистер Майкл по специальному
указанию  Босса  объяснил  им,  что  человек  этот  --  убийца  своей  жены,
приговорен к газовой камере,  что перед казнью согласился продать  свой мозг
Корпорации.

     <b>* Инженерная психология, наука об управлении производством.</b>

     И  в  доказательство  директор  Научного центра  показал это  завещание
приговоренного, скрепленное подписью и печатью нотариуса.
     На стол им  подали уже  подготовленное к операции тело  незнакомца  под
глубоким наркозом. А когда они покончили с ним, тело увезли, как им сказали,
в тюрьму, где должны были совершить казнь приговоренного и погребение.
     Мистер Майкл  предупредил Притта, что  сразу же после пробуждения мозга
тот должен, используя  "ГЭМ", разрушить  личность этого человека, не вступая
ни в какие разговоры с осужденным.
     --  По  существу-то  казнили его  мы,  --  заметил  мно-  гозначительно
Альберт, когда все  они  собрались  у кофейного автомата  в  комнате отдыха.
Наступило  тягостное  молчание.  У   Притта  готово  было  сорваться  резкое
возражение,  но оно  застряло где-то  в  горле.  Ему вдруг остро  захотелось
услышать мнение своих соратников, с которыми делил он  всю тяжесть моральной
ответственности за столь ужасные эсперименты.
     Пол  отодвинул  недопитую чашку. Контрастней  обозначилась густая  сеть
морщин на его лбу. Угрюмо, словно шары из-под языка выкатывая, он сказал:
     -- Его все равно бы... умертвили.
     --  Значит,  палачи --  мы?  --  быстро  парировал  Альберт  с какой-то
сатанинской усмешкой.
     -- Как ни парадоксально, но мы и убили его, и спасли от небытия...
     --  Верно,  Макс! --  не выдержал Притт.--  В  тебе говорит  диалектик.
Исследователя всегда обуревают противоречивые чувства. А тем более, когда он
идет  по  лезвию  бритвы:  направо  --  живое,  налево  --  неживое  царство
природы...
     -- Если бы  я  оказался случайным слушателем вашей лекции, я решил  бы,
что  здесь  сидят философы,  а  не бионики,--  съязвил  Альберт.  -- Только,
простите,  не  понимаю, зачем напускать столько  тумана на  совершенно ясное
дело. Чтобы оправдаться перед судом своей совести?
     -- Зачем тогда вы  работаете  с нами?  Или  живые мозги  можно  брать у
мертвецов? --  крикнул Пол,  и чувствовалось, что в возбуждение он  входил с
явным облегчением, ибо лучше сердиться, нежели пребывать в растерянности...
     -- Согласен. Но вы уверены, что завтра кому-то не потребуется ваш мозг,
Пол? Сегодня охотятся за инженером-эргономиком, а завтра решат, что выгоднее
иметь дело с нашими  управляемыми мозгами, чем  с нами, критически мыслящими
личностями...
     -- Перестаньте, Альберт, -- устало  сказал Притт. Ему  стало  нехорошо.
Видно, сказывалось напряжение последних дней, неудача на биотроне, а тут еще
и  эти  разговоры. Макс испуганно  подал  ему  стакан  холодной содовой. Все
приумолкли, заметив меловую бледность на лице своего руководителя  и то, как
дрожит стакан в его руке.
     Отпив  несколько  глотков,  он  медленно  опустил  стакан   на  поднос,
задумчиво покрутил его в пальцах, глубоко вздохнул и сказал:
     -- Зачем  нам ссориться?  Мы -- люди науки. Разве  не вольны мы бросить
немедленно  это дело, если считаем его противным своей совести?.. Альберт  в
чем-то  прав. И  я, пожалуй,  понимаю его. Он  молод, и  моральная  ноша ему
кажется тяжелее всех. Вот он и стонет... Да, согласен,  нашими трудами могут
по-своему воспользоваться  боссы. Только не  надо  так  пугаться. Вспомните,
разве не всегда так было? Величайшие  открытия человеческого  ума пытались в
первую  очередь использовать против человека.  Но всегда разум побеждал. И я
верю: разум снова возобладает над корыстью...
     Мало-помалу  с  лица  его  сходила  бледность,   речь   оживлялась  тем
вдохновением, какое присуще любому подвижнику науки. Притт относился к таким
людям, у которых отними любимое дело -- и завтра человека не станет. Говорил
он  спокойно,  но   за  этим  спокойствием  угадывалась  страстность  борца,
отстаивающего свое кровное. Оттого, может, и появилась в его  речи некоторая
высокопарность -- сестра пафоса.
     --  Мы  стоим  на  пороге  великого  открытия.  Оно  указывает  путь  к
бессмертию человека,  дает ему  еще одно  огромное  преимущество в  извечной
борьбе с природой, в познании бесконечной материи...
     Этому  вдохновению  и  Альберт  внимал  послушно.  Искренность   пафоса
большого  ученого,  возвышенность его  мечты заворожили  молодого бунтаря не
меньше, чем его коллег.
     -- Так разве мы не можем пойти на  известные жертвы?  Какая же наука --
без  жертв?  --  продолжал  Притт,  простирая  к  слушателям   свои  мягкие,
удлиненные ладони с тонкими  нервными пальцами.  -- И  то,  что мы вынуждены
выполнять  прямой, конкретный  заказ наших  хозяев -- в  этом  вижу  я  нашу
моральную жертву  в  пользу  науки.  А  как  же  иначе  мы сможем  работать,
развивать  и доводить до конца свой  эксперимент? Кто  даст  нам средства и,
наконец, защиту от посягательств на наш при- оритет?..
     Он обвел взглядом своих коллег, ища у них подтверждения своим  доводам.
Но, заметив, как встрепенулся Альберт, поспешил опередить его:
     --  Да, мы лишили жизни  этого человека.  Значит ли, что  мы -- убийцы?
Нет. Мы лишь привели в исполнение приговор суда, вынесенный убийце. Конечно,
не наше это дело -- исполнять судебные  приговоры. Тут  Альберт прав. В этом
смысле мы --  палачи.  Может ли  ученый быть палачом? Нет,  нет и  нет!..  Я
принимаю этот позор. Прошу и  вас, коллеги,  принять его также. О, если бы я
знал другой путь!..
     У Пола вырвался вздох облегчения, так что Макс даже покосился на него с
удивлением. Пола  интересовала конечная цель скорее с  материальной стороны.
Поэтому всякое там морализирование могло  только, по  его мнению, отвлечь их
коллектив  от  успешного завершения работы.  Пол согласен был  "принять этот
позор" -- и дело с концом.
     --  Другого  пути, наверное,  нет, -- сказал  он.--  А  если  мы  будем
чересчур щепетильны, то не сможем прославить Соединенные Штаты. Ради величия
моей страны я беру этот грех на свою душу.
     Голос стопроцентного американца удержал Альберта от  высказывания. "Наш
позор состоит не только в том, что мы оказались в роли палачей. А в том, что
из  человека  мы делаем чудовищную машину,  направленную против  людей",  --
хотел сказать он, но вовремя спохватился: "Кому это нужно? Одержимого Притта
теперь  не остановить, с ним и преданный  ему  Макс. Старика  Пола ничем  не
проймешь,  да он еще и пожалуется начальству... А, может, я слишком идеально
смотрю на жизнь?.."
     Встретив вопросительный взгляд Притта, он лишь мрачно отшутился:
     -- Ладно, давайте не говорить больше о веревке...
     В  наступившей  тишине  резко  звякнул  телефон.  Все  вздрогнули  и  с
неприязнью  повернули головы к столику в углу.  Макс  снял трубку.  "Вас, --
сказал он Притту и, прикрыв рукой микрофон, пояснил: -- Лансдейл".
     -- Поздравляю,  доктор! --  голос шефа охранки звучал слишком бодро. --
Можете полюбоваться на плоды своего либерализма. Читайте газеты! Я послал их
вам. Хэлло! -- он положил трубку.
     Ни слова не говоря, Притт  направился к  шкафу  пневматической связи  и
вынул из ящика сверток. С первой полосы "Ридерса" на него глядело с портрета
его  же лицо, а сверху чернели крупные буквы: "Тайна доктора Притта". А ниже
--  "Мертв  ли  профессор  Барнет?".  "Глоб  энд тайм"  кричала  фиолетовыми
литерами:  "Сенсация  века!  Рассказ  очевидца".  "Чикаго   ньюс"  поместила
портреты всех четырех ученых и тоже крупно сообщила: "Они умеют  из человека
делать счетную машину". Только старая респектабельная "Нью-Йорк таймс" осто-
рожничала: "Чудовищные эксперименты. Неужели это правда?.."
     Он  бегло  просмотрел немногословные тексты сообщений. На  разные  лады
подавалась одна  и та же история, как профессор  Барнет,  доставленный после
дорожной катастрофы в  лабораторию  Притта, подвергся  вивисекции. Пользуясь
беспомощным  состоянием пострадавшего,  обманув  его  жену,  злодеи  в белых
халатах извлекли  мозг  у своей жертвы, а тело похоронили.  Над живым мозгом
проделывают   всевозможные   эксперименты,   заставляют  его  работать   как
вычислительную  машину.  В заключение  все авторы газетных  статей призывали
власти "положить конец преступной деятельности..."
     Его  охватил  страх.  И  хотя он  уже  давно был готов к  этому, все же
действительность оказывалась куда более грозной, чем он мог себе представить
мысленно. Опять стало нехорошо, во  рту появилась горечь, похолодели и стали
липкими ладони. Из  этого состояния его вывело  появление Макса,  пришедшего
звать  к  телефону.  Он  сделал  усилие над  собой,  сунул  газеты  Максу  и
направился к аппарату.
     Звонил мистер Майкл.  Он передал указание Босса, никому не выходить  за
пределы лаборатории.
     -- Начинается осадное  положение, -- невесело сказал он.  --  С неделю,
думаю, вам  придется посидеть  взаперти. К вечеру будет оборудована спальная
комната.
     Все,  что надо доставить из дому,  вам принесут,  -- скажете  дежурному
охраннику. Городские телефоны отключаются: так мы  убережем вас, коллега, от
газетных  и телевизионных дьяволов. Для  связи остается только "тет" в вашем
кабинете,  пусть  там  кто-нибудь  находится  постоянно.  Придется, конечно,
позаботиться и о вашем питании. Ну, что еще? Да, ни  в коем случае не давать
никому интервью!  Это  --  приказание Босса,  слышали?  Корпорация принимает
ответные меры. Уверен, все обойдется. Босс заминал  и не такие  дела...  Как
новичок, не  вышел  на связь?..  Это  плохо. Постарайтесь, дорогой  коллега,
порадовать нашего шефа...
     --  Сурен, тебе  придется отправиться в Теритаун, -- сказал, отбрасывая
последнюю прочитанную газету, О'Малей. -- Как видишь, ни одному газетчику не
удалось добраться до наших знакомых. Самого главного, чего ждет нетерпеливая
публика, так и нет. Я имею  в  виду интервью  с  учеными. Вдова отрицает все
начисто -- они  ей хорошо заплатили! -- даже грозится привлечь за клевету...
В общем, шум хотя и большой, а у юстиции нет оснований для возбуждения дела.
     -- А почему бы  и  в самом деле  не произвести эксгумацию,  как требует
"Чикаго сан"?
     --  Ого,  милый  мой!  Для  этого  необходимо  согласие  вдовы  или  же
специальное судебное  решение.  А я же  только что сказал:  у юстиции фактов
маловато.  Вот в чем  дело, дорогой. Потому-то придется ехать  тебе и  прямо
сейчас,   --  О'Малей  начал  излагать   своему  подчиненному  план  "взятия
крепости", который  созрел  у него  в  голове после того,  как,  внимательно
изучая  прессу,   он  убедился,   что   колесо   могучей   газетной   махины
пробуксовывает на месте, и если не  подсыпать сейчас  песочка,  то  и  вовсе
станет.
     -- Осторожно, не возбуждая  ничьего любопытства, ты должен раздобыть  в
мэрии  план  подземных  коммуникаций  города  и переснять его. Особенно  нас
интересуют детальные  данные о коммуникациях  в  районе лаборатории Притта и
прилегающих к ней кварталов. Мы должны найти достаточно  широкий туннель, по
которому любой из нас мог бы проникнуть прямо в здание лаборатории.
     -- Шон, ты -- голова!
     -- Ладно...  Специалисты полагают,  что  излучение  подобного  рода  не
должно проникать под землю глубже, чем на полметра. Понял?
     -- Боже мой, чего тут не понять?
     -- Мы проберемся туда не  одни  -- с нами пойдет любой репортер. И пока
охрана  лаборатории  спохватится, газеты получат такую обильную  пищу,  что,
пожалуй, и в конгрессе заговорят об этом деле...
     На третий  день  осады хладнокровие  изменило Притту. Возможно, сыграла
свою роль неудача в попытках войти в контакт с мозгом неизвестного инженера.
Противное  чувство  страха  и   неуверенности  в  себе  охватили  его  душу.
Ассистенты вели себя куда спокойнее, и это еще  более раздражало  Притта, он
не  хотел признаться им  в  своей  слабости, только еще  более отчуждался от
коллег, замыкался в себе. Он не  пошел  спать в свой  кабинет и положил  там
Макса,  чтобы  кто-то мог  ответить  на сигнал  "тета". А  сам  устроился  у
биотрона, поближе к Дэви. В эти дни Барнет стал ему самым близким человеком,
с которым он и делился обуревавшими его чувствами.
     Испытывая тягостное волнение за судьбу Дэви, за судьбу своего открытия,
он  начал готовиться к отражению нападения. Тайно  от всех  вооружил Барнета
новым излучателем биоволн. Попавший под его действие разражается неудержимым
хохотом,  рвущим  внутренности,  и,  если  излучение  не прекратится,  через
полторы-две минуты человек гибнет в судорогах.
     Мало того,  испуганный  Притт  установил ежедневный пароль, по которому
Барнет  допускает  к биотрону сотрудников.  Руководитель  предупредил  всех,
чтобы без пароля  никто не входил  в зал --  святая  святых, ибо  это теперь
опасно для жизни.
     --  Я  прошу  понять  меня,  --  сказал  он  им,  чувствуя  потребность
оправдаться. --  Нам ежеминутно  угрожает  банда  газетчиков, полицейских  и
всяких  темных личностей. Хотя мы под защитой излучателя забвения, они могут
подкупить  охрану, могут сделать все, чтобы только выведать нашу тайну. Но я
вас заверяю, что никто живым  не подойдет к биотрону.  Человек Без  Оболочки
будет сам защищать себя. А ему, как известно, терять нечего...
     Альберт  и  Макс  спокойно  восприняли  новый   порядок.   Пол  выразил
недовольство,  проворчав:  "Могущественная  корпорация   сама  найдет   силы
защитить нас. Напрасно мы создаем  трудности  для себя",  однако подчинился,
так как привык подчиняться приказам старших.
     За  эти же дни Альберт стал совсем другим. Он крепче сдружился с Максом
и перед лицом газетной свистопляски ощутил солидарность со своим учителем. В
этой  сенсационной  шумихе  он   улавливал  скрытую  враждебность  науке,  а
ханжеские  выступления  святош  и  "стопроцентных"  американцев, вопивших  о
"чудовищном покушении на христианскую мораль", воспринимал как вызов  темных
сил.
     И  он  с  ожесточением  принял  этот  вызов,  забыв  о  своей  недавней
оппозиции. В  отличие  от Притта,  молодой  ученый  не растерялся.  Вместе с
Максом  они вдохновенно  трудились над разгадкой тайны мозга,  отказавшегося
вступать  с  ними  в  контакт.  Им  помогал  Барнет своим тонким  и  быстрым
математическим анализом.
     Еще в  первый день неудачи Пол  высказал  предположение, что этот  мозг
работает совершенно в другом диапазоне,  нежели настроен их биотрон. Еще  не
успели они вдуматься в смысл этого, как Притт резко возразил.
     --  Ерунда! --  раздраженно сказал он. --  Миллс проводил свои опыты на
десятках, сотнях голов в одном диапазоне -- от альфы до лямбды и не встречал
препятствий.
     Теперь  же Макс  и Альберт ухватились за эту мысль и начали лихорадочно
перечитывать  труды  создателя  биотрона.  Такой  работы  Миллс  никогда  не
выполнял,  на  главные  мозговые  центры  он  не  воздействовал,  а лишь  на
отдельные  рецепторы  --  в  этом  состояла  их  надежда, что Миллс не  мог,
естественно,  утверждать  универсальность  найденной  им полосы  частот.  Но
что-то должен же был сказать он в отношении  расширения диапазона в будущем,
ну, хотя бы высказал какие-то предположения теоретического порядка!..
     Но ничего похожего найти им не удалось. Чувствовалось, что изобретатель
биотрона  нарочно  остерегался раскрывать  тайны своего  творения: он  почти
нигде     не     касался    бионических     характеристик    своей    схемы.
Специалист-электронщик, пожалуй, мог бы построить по этой схеме  биотрон. Но
вряд ли понял бы его назначение и уж тем более -- не мог пустить его в ход.
     Тогда  они подумали, что у Притта  -- любимца Миллса -- могут храниться
особо ценные, не опубликованные записи, которые  профессор  подарил  ему или
которые он приобрел  позже  у наследников. Макс пошел к Притту, и тот достал
из сейфа стопку рабочих тетрадей Миллса.
     -- Честно говоря, я  сам давненько не  заглядывал сюда, --  сказал  он,
передавая  тетради.  --  Но  помнится,  Миллс  что-то  высказывает  здесь  о
положении контуров  генератора. Да, да, да... Ну, в общем,  посмотрите сами.
Только прошу -- не  выпускайте этих тетрадей из рук  и  сразу же  верните их
мне.
     Заверив, что все так и будет, Макс помчался к Альберту.
     -- Знаешь, я все более склоняюсь к  мысли,  что Пол высказал счастливую
догадку,  -- встретил его приятель.  -- Обрати внимание  на группу  крови. У
Барнета --  первая, а  у  этого -- третья.  Значит, атомные решетки белковых
молекул у них разные...
     -- Следовательно, и частоты колебаний, на  которых работают их нейроны,
не могут быть одинаковыми! -- с готовностью подхватил Макс. -- Но посмотрим,
что  скажет нам старина Миллс, -- и он торжественно протянул другу  заветные
тетради.
     Для   них   это  был   кладезь  мудрости   и  откровений.  Читая,   они
удивленно-радостно  восклицали:  "Ну,  как это нам раньше не попалось!.." И,
наконец, вот оно,  чего  так упорно  они  искали,  что  предвидели  в  своих
догадках!..
     "...Заранее не желая отождествлять обычные электро- магнитные колебания
с доселе неизвестными изменениями магнитного поля, которые вызываются особой
пульсацией  биопотенциалов  нейронов, я  ввожу  новую  шкалу  для  измерения
положений  контуров  генератора  и приемника биоизлучений.  Устанавливаю это
чисто  эмпирически  в  надежде  вернуться  позже  к  более  последовательной
разработке   шкалы  (градация,  разбивка  на  диапазоны).  Учитывая  большую
дискретность  во многом  неизвестной мне величины, я в качестве  первых  вех
ставлю на своей шкале буквы греческого алфавита: альфа, бета, гамма, дельта,
эпсилон, фау, дзета, ета, тета, йота, каппа, лямбда. Полагаю, что дальнейшее
проникновение в мыслительные центры потребует расширения  полосы частот и --
в значительной степени..."
     --  Недаром старик оставил нам в  запас еще целых четырнадцать букв, --
весело заметил Альберт, успевший сосчитать в уме от ми до омеги.
     Они тут же  позвали Пола  и от души поздравили  его,  а  затем показали
тетрадь  Миллса.  Потирая ладонью скулу  (признак  большого  волнения),  Пол
отвечал великодушно:
     -- Ну, что  я, ребята, без  вас!.. Вот ведь  отвергли мою гипотезу, я и
отошел. А вы  до конца дело  довели.  Однако радоваться, по-моему, еще рано.
Перестройка контуров у нашего "алтаря" -- дело  нешуточное, а настраивать их
--  ох,  и наплачешься!..  Если  в  месяц  уложимся  -- можем  считать  себя
счастливчиками. Но когда начнем? Такая кутерьма идет, шеф наш не в себе...
     -- О перестройке биотрона и речи быть не может, --  заметил Альберт. --
Не  бросим  же  мы  Барнета, да и Притт  на такое не пойдет.  Новые  контуры
придется изготовлять и пристраивать к биотрону, как приставку...
     Лансдейл  и  его  воины  доблестно  отражали  нашествие  теле-,  кино-,
фоторепортеров и дотошных газетчиков. Некоторые не стеснялись среди бела дня
перелезать  через  ограду  парка.  Тут  их,  бедняг,  забывших,  зачем  они,
собственно, лезли сюда, встречали сердобольные служители и ласково, под руки
выпроваживали за ворота прямо в бар, что напротив. Хозяину этого заведения и
во  сне  не снилось  такое просперити: у него кормились и поились знаменитые
телекомментаторы,  журналисты,  радиообозреватели.  Все   они  ждали  своего
заветного часа,  когда  им  откроется  доступ к  информации,  которую жаждет
получить падкая на сенсации публика. Но час этот все  не наступал, и доллары
продолжали сыпаться  в кассы автоматов и на поднос бармена. Время от времени
пресса  требовала к себе  Лансдейла. Он выходил  на  "пресс-конференцию"  и,
обстреливаемый десятками фотовспышек, вежливо улыбался  и отвечал одно и  то
же: "Нет,  я не получил разрешения", "Извините, я не уполномочен отвечать на
этот вопрос" и все в таком же духе, пока его не отпускали с досадой.
     Но  сегодня  с утра Лансдейл не вышел на зов  прессы. Старший  охранник
сообщил  журналистам,  что  его шеф уехал в офис корпорации. Это всколыхнуло
надежду у заждавшихся людей, однако напрасно. Начальник охраны вез на доклад
Боссу запись подслушанного разговора, которая, по его мнению, должна убедить
хозяина, что в лаборатории Притта зреет заговор и, стало быть, он, Лансдейл,
был трижды прав, когда указывал на подозрительное поведение этого ученого.
     Взять  хотя бы ту  подозрительную  поездку на  конгресс  биоников. Ведь
Притта в зале заседаний не оказалось ни в первый, ни в последующие дни.
     Но когда он  по долгу  службы поинтересовался у самого ученого, где тот
разгуливал, хитрец разыграл сцену оскорбленной невинности: "Вы еще  спрячьте
своих агентов у меня под кроватью..." Какова наглость!.. А докладывать Боссу
уже не имело смысла:  "Почему же вы не проследили за ним, когда он выехал из
дома?" -- обязательно спросит хозяин. Тут мы,  действительно, оплошали, черт
возьми!.. Ну, ничего, мистер Притт. Мы разузнаем о вас и вашей компании все,
что  нас интересует.  Босс слишком щепетилен с этим народом, и зря. Конечно,
прямых улик еще нет, так скоро будут!
     Однажды Лансдейл  просматривал  журнал  регистрации  магнитных записей,
изымаемых  из  подслушивающих  аппаратов,  и обратил внимание  на прочерки в
графе  "содержание". Их  частота  показалась ему  подозрительной.  Вызванный
техник  подтвердил, что вот уже  почти месяц,  как из аппаратов,  висящих  в
помещениях Притта, вынимается чистая пленка.
     --  Вы  внимательно  осматривали   аппараты?  Не  было   ли  там  каких
повреждений?
     -- Нет, сэр.  Прежде, чем  снять  аппарат со  стены, я  сам наговариваю
громко и шепотом несколько фраз. А к тому же все пломбы целы.
     -- Но не могут же они молчать целый день!
     -- Они разговаривают, сэр. Ну, там  спрашивают один другого по каким-то
надобностям, бывает, и ругаются друг с другом, а то смеются. Такие разговоры
мы не заносим в журнал.
     -- Да, конечно, такие записи можно и не  заносить... Вы свободны, -- он
заторопился отпустить техника, так как мысли его  уже  приняли совсем другой
оборот.  "И  как это  мне  в голову  не  приходило! Вешаем  эти  примитивные
магнитофоны, а ведь  имеем  дело  с редкими мудрецами. Они-то потешаются над
нами!.. Пустил себе какое-нибудь излучение на этот дурацкий ящичек и говорит
сколько угодно... Найти!  Наверняка их штуковина стоит где-то  поблизости от
магнитофона..."
     Назавтра уборщиком  помещения лаборатории  был направлен Боб  Дрейк  --
старый  сыщик,   пригретый  в  свое  время   Лансдейлом.   Как  иные   любят
коллекционировать  предметы, так Лансдейл  собирал  в своей охранной команде
разных чудаков.  И,  как  в сказках, эти чудаки  часто выручали  его в самых
неожиданных перипетиях беспокойной службы.
     Но и Боб Дрейк не помог бы ему, если бы не помог случай: один раз Притт
забыл  убрать  в  свой  сейф  интерферентор.  И  Боб  нашел  его.  Он принес
таинственную  коробочку хозяину,  а тот  поспешил с  ней  на консультацию  к
электронщикам. Те, конечно, объяснили, что к чему. Лансдейл  немного подумал
и  спросил,  нельзя ли, не трогая  прибора, лишь парализовать  его действие.
"Между прочим, это интересно,  -- откликнулся  один  инженер,  --  вы подали
интересную мысль". "Если так, -- ответил Лансдейл, -- то прошу придумать это
побыстрее и  чтобы  по  размерам оно не  превосходило  данный аппарат. Заказ
будет оплачен по самой высшей категории".
     Следующим  утром Боб  положил интерферентор на  место, и  -- опять-таки
Лансдейлу повезло: никто  из  ученых среди  дня не  хватился этого прибора и
потому ни  о  чем  не  подозревал.  А  еще через  два дня  в  подслушивающие
магнитофоны  были  вмонтированы  новые  приборы,  нейтрализовавшие  действие
интерферентора. Рыбка теперь сама шла в сети, не подозревая о них...
     --  Ну, что ты скажешь? Соглашаться на предложение Вельзевула? -- таким
вопросом  закончил  Притт  свой  рассказ   Барнету  о   своем  пребывании  в
"преисподней".
     Он лежал  на раскладушке у биотрона и беседовал  с  другом  по закрытой
сети.  В  зале  стоял  полумрак,  светились  только  приборы  на  пульте  да
перемигивались  огоньки  кибернетической  машины,  ведущей  управление  всем
сложным  хозяйством  поддержания  жизни мозга  уже не  только  Барнета, но и
незнакомца.
     --  Я  боюсь, он прав: ты не сможешь  пересадить  меня обратно в чей-то
череп, --  печально  сказал  Барнет.  --  Я много  думал  об этом.  А теперь
прибавляется  еще одна  трудность, которой раньше ты не предвидел:  волновое
несоответствие. Допустим, я преодолею барьер несовместимости, выживу. А тело
откажется мне повиноваться из-за разности диапазонов. Вот так же, как с этим
мозгом ты не  можешь  пока связаться...  Может, действительно, искусственное
тело  позволит  мне двигаться самостоятельно? Ведь  мне теперь большего и не
надо...
     -- Но ведь это опять -- чудовищный эксперимент над тобой!..
     --  Знаешь, дружище,  по  совести скажу:  я так устал,  что  мне на все
наплевать.  Может, единственное, чего я хотел бы  перед  тем, как  исчезнуть
навсегда, это добраться до родного ранчо, где прошло мое детство.
     Хочу взглянуть на Джоан и умереть на родной земле. Бедняжка! Ей  сейчас
так тяжело...
     У Притта защемило сердце, он тяжело вздохнул:
     -- Не надо, Дэви. Ну, зачем так мрачно. Я сделаю, как ты хочешь.
     --  А тогда  другого пути  у нас  нет, как принять пред- ложение твоего
профессора.  Тебе надо бежать от корпорации,  от прессы. Скрыться на время в
"преисподней", если это такое  надежное место...  Только вот не представляю,
как  при  таком  осадном  положении  сюда  тайно  от  всех  можно  доставить
искусственное тело и с ним еще специалистов...
     Да,  кстати,  чуть не  забыл. Поставь, пожалуйста,  фотокамеру. Мало ли
что.  Если  кто  ворвется  сюда чужой, я-то его  встречу. Но хорошо  бы и на
пленке запечатлеть -- всегда пригодится.
     -- Хорошо.  Утром  напомни. Значит, решили: даем согласие.  Они  должны
вот-вот появиться. Еще надо обговорить это с нашими ребятами.
     --  Только тише,  Джонни. Ты ничего  не заметил  подозрительного?.. Мне
кажется, нас подслушивают.
     -- А интерферентор?
     -- Не знаю... Ты  дал  мне  очень  тонкий слух.  Недавно я стал слышать
какое-то гудение, исходящее как будто от магнитофона. Раньше этого  звука не
было.  А  что,  если  они  сменили  начинку,  и теперь  наше  устройство  не
действует?
     -- Возможно. Но как это проверить?..
     Их  беседу прервал звонок внутреннего телефона. Притт  машинально кинул
взгляд на большие часы, висящие над биотроном. Без четверти двенадцать.
     -- Мистер  Притт,  вы  не спите? --  вкрадчиво  спросила трубка, -- Это
дежурный охранник Смит.  Смею  побеспокоить, сэр, тут вас спрашивает человек
от Лансдейла.
     -- Я уже в постели,  -- капризно ответил  Притт. -- Не понимаю,  что за
срочность такая...
     -- Сэр,  он  говорит,  это очень  важно  для вас,  -- горячо  зашептала
трубка. -- Если позволите, я проведу его к вам. Он ненадолго.
     -- Ну,  хорошо! -- Притт с досадой бросил трубку. -- Сейчас сюда придет
человек  от  Лансдейла, -- сказал он  Барнету. -- Дожили!  Уже и ночью покоя
нет...
     Он нехотя поднялся, накинул домашний халат, нащупал в кармане зеркальце
и, достав его, пригладил светлые волосы на лысеющей голове.
     В  дверь постучали,  и на пороге  показался человек  в  голубом костюме
воздушного путешественника, в которых обычно летают с реактивными ранцами за
спиной.  В  руках  он держал снятый шлем. За  его  тщедушной,  почти детской
фигурой  охранник  Смит казался  Голиафом. -- Сэр, --  сказал, подняв ладонь
из-за плеча незнакомца  Смит,  -- через тридцать  минут прошу позвонить мне.
Хелло!..
     Незнакомец осторожно шагнул в зал и, как только дверь закрылась за ним,
приложил палец  к губам, прося о полной тишине. Быстро  достав  блокнот,  он
протянул  открытый  листок  Притту.  "Молчите,  нас  подслушивают!"  -- было
написано во весь лист. Гость перевернул второй листок: "Я от  Вельзевула. Мы
должны срочно поговорить в помещении, где наверняка нет подслушив. апп.".
     Притт  кивнул головой  и начал  вспоминать план своей  лаборатории.  Но
какую  бы  комнату  он ни  представил  себе,  всюду  стоял  или  мог  стоять
магнитофон.  Даже  в операционной и  в пренараторной!  И  тут  он вспомнил о
маленькой  дезинфекционной камере, которой  они никогда не пользовались, ибо
все  необходимое  поступало  к  ним  из  хозяйственного  блока, обработанное
подобающим  образом и  герметично запечатанное.  Прекрасное  место! Вдвоем с
"малышом"  они  вполне  поместятся  в  этой  камере.  Там  наверняка  еще не
догадались поставить подслушивающий аппарат... И он повел  гостя по коридору
в  другой  конец  здания.  С  низким  гудением   массивная  дверь   медленно
отворилась, и в камере зажегся свет. Они уселись рядышком на низкую железную
полку. Гость жестом попросил закрыть дверь.
     -- Невозможно, -- шепотом ответил Притт. -- Управление дверью находится
снаружи. А если она захлопнется -- мы не продержимся и  десяти минут.  Будем
говорить тихо.
     -- Вчера мисс Тойнби доложила, что ее группа завершила работу, -- сразу
перешел к делу посланец Вельзевула. При упоминании Маргрэт у Притта дрогнуло
сердце. -- Готовы ли вы принять искусственное тело для Барнета и согласны ли
эвакуироваться к Вельзевулу?
     -- Да, согласен. Но...
     -- Простите,  -- перебил  его собеседник, -- это главное. Все остальное
сейчас объясню. Тело вам доставят в течение ближайших  трех  дней. В монтаже
будет помогать сама мисс Тойнби.
     Притт  от  удивления  чуть не  привскочил. "Он что,  бредит?! Тут такая
осада, а они, видите ли, вс? доставят сюда, как ни в чем не бывало!"
     -- Вам кажется  смелым этот проект? -- улыбнулся краешком губ человек в
комбинезоне.
     -- Да, признаться, не  кажется осуществимым. Вы же видите, что  я и мои
коллеги  уже  находимся  на  казарменном  положении,  то  есть  -- сами  под
усиленным наблюдением и охраной. Для того, чтобы мне легче было вести с вами
серьезный разговор, я просил бы и вас быть посерьезней.
     Лицо  собеседника словно погасло. Притт только теперь заметил  глубокие
морщины, разлиновавшие его высокий лоб, и множество мелких морщин, лучащихся
от прозрачных льдинок-глаз.  "Швед или норвежец", -- подумал Притт, вспомнив
еще и акцент гостя.
     -- Да, пожалуй, можно и  посерьезней, -- согласился  тот. --  С вами, я
почему-то  уверен,  можно говорить  начистоту. Вы  слышали  о  Международном
Товариществе Ученых?
     -- Это организация красных. Но я политикой не занимаюсь: времени нет.
     --  Не  будем  сейчас спорить.  Поверьте мне:  МТУ  --  это организация
честных людей, занимающихся не политикой,  а наукой. Чтобы выручить, скажем,
вас из беды, нужна организация. А организация --  это связи, средства и, как
говорится, одна  голова --  хорошо, а  две  -- лучше... Если мы хотим спасти
доктора  Притта, то  исключительно потому, что хотим  спасти  его гениальные
открытия для пользы человечества,  а  не во вред, как стараются использовать
их  бесчестные  бизнесмены.  Неужели  вы  не  догадываетесь,  что   вся  эта
сенсационная  шумиха   поднята   конкурентами  "Юнайтед   стил",   по-своему
заинтересованными в вашем открытии, доктор!.. А мы не можем позволить, чтобы
оно попало в руки авантюристов или безумцев...
     Притт молчал. "Боже, еще одна сила ухватилась за меня,  --  с  тревогой
думалось ему. -- Еще одно "мы"..."
     -- Как я понял, вы -- представитель МТУ, -- сказал  он  после некоторой
паузы. --  Спасаете меня от акул империализма, употребляя вашу терминологию.
Но скажите, что вы понимаете под моим спасением? Вывезете меня в Москву?
     -- О! Это  было бы  слишком просто, -- снова  разгладились  морщинки на
лице  гостя.  --  Но  Товарищество  не  занимается  ни импортом  ученых,  ни
экспортом  их.  И  Москва  тут  ни  при  чем.  Эта  всемирная организация не
допускает использования для военных целей или во вред человечеству ни одного
важнейшего научного открытия.* Так мы  и поступим с вами, доктор. Сначала мы
вытащим вас из этого опасного места, создадим условия для нормальной работы.
По окончании эксперимента поможем вам закрепить приоритет на свое открытие в
соответствующих   международных  организациях,  а  вслед   за   этим  широко
проинформируем  научный  мир.  Понимаете,   главное   --   не  дать   никому
преимущества   в   обладании   важным  открытием.   Именно   таким  способом
человечество уже давно спасается от мировой катастрофы.

     <b>* МТУ  поддерживают крупнейшие  ученые мира,  с  ним  сотрудничают  все
прогрессивные  организации.  На  его  счету  собираются  огромные  суммы  от
добровольных пожертвований...</b>

     -- На которые вы покупаете ученых?
     -- Разве мы предлагали  вам сделку в  этом роде?.. Вот видите. Нет, нам
приходится  преодолевать другие  трудности, в том  числе и на пути  к сердцу
ученых,  чтобы,  например,  просто  поговорить  с  ними,  хотя бы и  в такой
дезкамере, -- он беззвучно рассмеялся, и  Притту показалось, что  бесцветные
глаза  его  собеседника залучились приятным  светом. -- Вот,  если хотите, и
ответ  на  вопрос --  как  я сюда  попал и каким образом сюда скоро доставят
необходимые материалы вместе с мисс Тойнби.
     Профессор  Вельзевул  вам  очень доверяет. Надеюсь, вы  сами убедились,
какой это большой  ученый. Он -- активист Товарищества,  и  в Великой Стране
Свободы,   где  деятельность  МТУ,  понятно,  не  поощряется,   он  вынужден
действовать инкогнито.
     Мисс Тойнби появится  у  вас где-то  вечером. Монтаж  вы должны  успеть
закончить к утру, чтобы до рассвета провести эвакуацию. Мисс Тойнби считает,
что  при надлежащей подготовке  этого времени  вам  должно хватить. Как ваши
коллеги, согласны ли они?
     -- Признаться,  еще не говорил с  ними прямо. Но уверен, что пойдут  со
мной. Во всяком случае не предадут.
     --  Смотрите,  вам  виднее.  В  случае  неожиданности  используйте  все
средства,-- жестко выговорил гость  последние слова. -- Отступления быть  не
может!.
     -- Еще один вопрос. Что будет с Барнетом?
     --  Простите,  но  это  вы уж  с профессором  сами решите. А я исчезаю.
Пожалуйста, позвоните в проходную...
     С легким сердцем летел Вартанян в Теритаун: вероятно, за всю его службу
не предстояло ему задания легче и приятней этого.
     К мэру города он прошел запросто, лишь  кивнув по пути секретарше.  Еще
бы! Ведь мэр -- старый друг дома его дядюшки -- управляющего универмагом.
     -- А, Сурен! -- ласково приветствовал его  седой старик-мэр. -- Посиди,
пожалуйста, мы сейчас заканчиваем.
     -- Итак, как  я уже сказал, -- продолжал он, обращаясь к людям, сидящим
перед ним,  --  муниципалитет  не может в этом  году  ассигновать на  ремонт
очистных сооружений  ни цента. Но вы должны продолжать  работы по расширению
тепловой сети --  затраты финансирует  сама компания. Причем мы  рекомендуем
продлить  теплотрассу  в  шестнадцатый  район  и  вести ее  вот так,  --  он
наклонился над картой.
     Сурен  не верил  удаче.  Не надо специально  просить карту,  придумывая
самый нелепый повод. Сегодня же вечерним рейсом он вернется домой!..
     О'Малей было  встревожился из-за его внезапного  появления,  но, увидев
сияющее лицо приятеля, только усмехнулся: "Так быстро?"
     Вскоре они уже склонились над экраном  проектора,  рассматривая пленку,
отснятую Вартаняном в кабинете мэра. Довольно  быстро они разобрались, что в
здание  лаборатории  Притта ведут  два подземных  канала --  канал  связи  и
теплотрасса.  Первый  путь  небезопасен:  он,  скорей  всего,  находится под
наблюдением электронных  сторожей.  А кроме того  выход из  него  наверх,  в
здание, преграждает  коммутационный  щит.  Перелезая через  него,  повредишь
аппаратуру, что поднимет аварийную команду.
     Второй  канал  ведет в  помещение бывшей котельной. Оттуда  можно легко
пробраться в вестибюль. Если даже  все двери окажутся закрытыми наглухо, они
пройдут с помощью бесшумных плазменных резаков. Ближайший колодец, ведущий в
канал  теплотрассы, находится во  дворе  того самого бара,  где пьют  сейчас
журналисты.
     -- Нет, это не подойдет. Мы будем тотчас замечены, как только  поднимем
люк,  --  сказал О'Малей.  -- А где следующий?.. Эх, далеко! Пожалуй, метров
триста отсюда. Сколько лезть придется в три погибели...
     --  Люк  на тротуаре Мари-роуд,  -- пояснил Вартанян. --  Здесь мы рано
утром поставим палатку --  ремонтные работы! -- парни в  спецовках  прикроют
нашу экспедицию.
     -- Я сам ее поведу. Сейчас же вылетаем!
     -- Ночью нет самолета.
     --  Попросим  у Ратта  служебный.  Ну-ка, соедини меня с ним. К утру мы
должны  подобрать  нужных парней  из  газет,  да  так,  чтобы  остальные  не
пронюхали. Не то лопнет вся наша затея...
     Утром Притт  поднялся с таким  чувством, будто поправился после тяжелой
болезни.  От  уныния  и  растерянности  не осталось  ничего.  Снова  он  был
устремлен вперед,  жажда  деятельности завладела  его существом. Мысль,  что
совсем  скоро  он увидит живую,  настоящую  Марго,  постоянно  вспыхивала  в
сознании.  Наконец-то они будут вместе -- и любить и  работать! Работать где
угодно, только с ней. И чтоб рядом были его  замечательные ребята -- "верные
оруженосцы", как он  мысленно называл их в шутку и всерьез, сравнивая самого
себя  с  рыцарем  Печального   Образа,  что  вполне  импонировало  мыслям  и
настроению, возникшим вскоре после известия о гибели Марго. Дух бессмертного
Сервантеса продолжал витать над людьми и в начале совсем не сентиментального
двадцать первого века...
     Итак -- только вместе! Вместе они построят новый биотрон, перед которым
изобретение  Миллса   покажется  забавной  игрушкой.  И  мы  еще  посмотрим,
профессор Вельзевул, нужно ли человеку замороженное тело!..
     -- Доброе утро, доктор! --  прервал его размышления Макс. -- Вас просит
мистер Майкл.
     Притт  пошел к  "тету"  в свой  кабинет. Мистер  Майкл  бодрым  голосом
заверял сотрудников лаборатории,  что  скоро вся  эта  шумиха спадет,  пусть
продолжают работу. Узнав, что  новый  мозг все еще молчит, директор Научного
центра рассердился:
     -- Да вы что, коллега, шутить изволите? Как я объясню шефу?
     Притта вдруг осенило.
     --  А вы  ему  вот  что  объясните,  --  ответил он ледяным  тоном.  --
Расскажите, как  мы целую  неделю  потратили на то, чтобы выяснить, откуда у
нас появился новый, необычайно мощный источник радиопомех.
     Эти  помехи  не дают  нам  выполнить точную  настройку биотрона, путают
показатели многих  приборов. И вообще я  удивляюсь, как  мы в таких условиях
еще не потеряли связи с Барнетом!
     --  Что вы говорите, Притт!  --  испуганно воскликнул мистер Майкл.  --
Откуда такие помехи?
     -- Да вот, только теперь мы поняли, что обязаны этой шуткой бдительному
нашему  стражу  --  Лансдейлу!  Его   находчивость   следовало  бы  отметить
повышением оклада...
     -- Не крутите вола, ради бога! -- взмолился мистер Майкл, --  говорите,
в чем дело!
     --  Дело в новых аппаратах подслушивания, которые испускают  непонятное
излучение.
     Не прошло и десяти минут, как явились техники и поснимали отовсюду "уши
Лансдейла",  --  как окрестил эти аппараты  остроязыкий  Альберт. Сам же он,
узнав от Макса про телефонный разговор, хохотал до слез:
     -- Теперь я окончательно убедился, что док наш -- гений!..
     Веселое  настроение,  охватившее  после этого всех ассистентов  Притта,
разом иссякло, как только они  узнали, зачем их собрали. Конечно, главное --
томила  неизвестность места их эвакуации. Из  объяснений Притта никто не мог
ясно  представить   себе  "преисподнюю  профессора   Вельзевула",  куда   им
предстояло скрыться. Ну, а дальше что?.. Видя нерешительность  своих коллег,
Притт сказал:
     -- Лично у меня другого выхода  нет.  А  разве  вам, Пол, вам, Альберт,
вам, Макс  -- разве вам безразлична судьба первого Человека Без Оболочки?  И
теперь, когда  до  завершения эксперимента  остается  совсем немного,  разве
захотите вы оставить наше великое открытие!.. Продолжать же его здесь больше
невозможно:    мы   рискуем    стать   соучастниками   преступления   против
человечества...  И в  то же время, что  ни говори,  но без  вас я  не  смогу
продолжать. Ибо  принадлежащая  мне  идея стала  теперь  вашей.  Нам  нельзя
расходиться, нет. Но ведь мы же не можем, еще раз говорю, отдать свое детище
в руки маньяков. А там, где нам предлагают убежище и все условия для работы,
мы  спокойно завершим свое  дело и продадим патент правительству Соединенных
Штатов, а не какой-то монополии.
     Первым тишину раздумья нарушил Макс.
     -- Я всегда с вами, доктор. Право, не пойму толком, куда вы предлагаете
эвакуироваться. Но просто верю вам. Рассчитывайте на меня!
     --  Блажен, кто верует! --  усмехнулся Альберт, скрестив руки на груди.
-- Я уважаю вас, доктор,  не меньше, чем мой приятель. Но в отличие от Макса
все же хочу быть твердо уверен, что не сменяю собаку на кота. Чего ради этот
ваш  Вельзевул  станет  держать нас на своей  шее? Тем более, если он  может
контролировать  волю своих  подопечных  и без  того,  чтобы  развешивать  по
лаборатории свои ослиные уши.
     Притт  хотел было  ответить  ему, что финансировать  их  будет  МТУ,  а
Вельзевул лишь  выполняет его задание. Но сам, не питая теплых чувств к этой
таинственной организации, за подозрение  в  сочувствии которой ученых лишали
места, -- сам он  живо представил, как может испортить этим разъяснением все
дело.
     -- Ну, а вы что скажете? -- посмотрел он на Пола.
     -- Если человек, совсем еще молодой, -- поднял тот глаза, -- и холостой
к  тому  же, выражает  опасение  за свою судьбу,  то мне и  подавно  следует
подумать о жене, детях. И все же  я иду с вами, Притт. Я верю в вашу звезду,
-- с волнением закончил он, так что Макс с Альбертом переглянулись и Альберт
удивленно пожал плечами.
     Вдруг из коридора послышался какой-то странный шум, будто топот бегущих
людей.  Ученые замерли от изумления, а  еще через миг они  услышали  громкий
стук: похоже, стучали  в двери. Первым сорвался с места Альберт.  Выскочив в
коридор,  он  увидел  людей,  увешанных  аппаратурой,  которые  толпились  у
закрытых дверей их святая святых  -- зала, где стоит биотрон и живет Барнет.
По  команде высокого  детины  они отошли  в стороны, а  детина подпрыгнул  и
приемом каратэ вышиб двери...
     Альберта удержал Притт. Пол уже звонил в комендатуру.
     -- Спокойно, -- зловещим шепотом сказал Притт. -- Я не знаю, как попали
сюда эти бедные газетчики, но знаю, что им сейчас станет очень весело.
     И тотчас послышался тонкий заливистый смешок: -- Хи-хи-хи-и-и-и!.. -- и
сразу раскатисто: -- Ха-ха-ха!.. -- Хохот мгновенно разрастался, люди уже не
смеялись, а дико орали, заикаясь и давясь...
     Оставшийся  у  дверей детина,  зажав  уши,  помчался прочь  и исчез  на
лестничной площадке.  А  оттуда  уже стучали  крепкими  ботинками  охранники
Лансдейла. Вот они бегут по коридору навстречу дикому реву, и в  руках у них
грозно мелькают электрические дубинки.
     Но  пустить  в ход это старинное оружие против беспорядков не пришлось.
Пятеро "смутьянов" корчились на полу в тяжких муках. Некоторых рвало, и  все
они были  в самом беспомощном состоянии. С  удивлением взирали охранники  на
поверженных репортеров.
     --  Что  здесь  происходит,  сэр? --  отдышавшись,  обратился, наконец,
старший охранник  к Притту, подошедшему  вместе со своими товарищами к месту
побоища.
     -- Как видите, вы прошляпили целую  кучу газетчиков, -- сердито ответил
ученый. -- Мы были вынуждены защищаться своими силами. А теперь  заберите их
отсюда в медпункт,  пусть придут в  себя.  И  пришлите  уборщиков  и мастера
починить дверь...
     --  Молодчина ты, Дэви!  -- благодарно воскликнул Притт,  входя  в зал,
после того,  как  охранники  унесли  несчастных  газетчиков. Он  посмотрел в
бинокуляры  -- в  глаза  своего  друга. Они  мерцали таинственным  огнем, не
перестававшим волновать Притта. Их магическое действие было особенно велико,
когда  Человек  Без   Оболочки   говорил.  "Глаза"   фосфоресцировали,  свет
переливался в глубине оптики, словно сама живая мысль трепетала пред вами...
     И сейчас "глаза" играли: Барнет тихонько смеялся.
     Подошли  Макс  и  Альберт.  Притт обнял  их  за плечи,  и  все  четверо
смеялись, гордые и довольные собой.
     --  Док, -- сказал тихо Альберт, -- Я тоже  с вами.  Беру свои  вопросы
назад.
     -- Спасибо, друг  мой. Вы получите ответ на них немного позже. А где же
Пол?
     --  Ему  позвонили  из  дома,  -- ответил  Макс.  --  Что-то  с  парнем
случилось...
     Разъяренный  Лансдейл  бегал по  своему  кабинету,  машинально  потирая
ушибленную руку. Только что он со злости трахнул кулаком по столу, отчитывая
старшего охранника. Этого еще ему  не хватало!.. Чтоб  какие-то репортеришки
проникли на охраняемый им объект...
     -- Болваны! Бездельники! Поразгоняю всех! -- ругался он по адресу своих
подчиненных.
     К  его удивлению и великой досаде  Босс не  придал  тогда  значение его
пленкам. Прослушав их внимательно, он что-то даже  записал в своем блокноте.
Потом  сказал:  "Ничего интересного. Обычная их болтовня. Но  пока они  дело
делают, я  спокоен. Вы, Лансдейл,  ищете  блох.  А крупная дичь в это  время
может уйти..."
     Как  в воду  смотрел!  Хорошо еще, что Майкл не  доложил  Боссу об этих
помехах. На неделю работу задержал... Узнал бы тот -- не сносить шефу охраны
головы!..
     Размышления  прервал  телефон. Он поморщился, заранее ожидая  очередной
запрос  какой-нибудь  редакции.  Но  звонила   жена  одного   из  работников
лаборатории.
     --  Прошу вас разрешить мне переговорить с  Полом, -- плаксивым голосом
сказала женщина. -- У нас случилось несчастье: сына порезали в драке...
     -- И что, серьезно?
     -- Слава богу, не очень.
     -- Ладно. Позвоните минут через пять в проходную, вас соединят.
     Переговорив с дежурным в проходной, Лансдейл быстро  успокоился, уселся
за стол и стал усиленно вспоминать.  "Странно, --  подумал он,  --  вроде  я
что-то забыл. Ах,  да. Пол...  Кто таков? Человек-загадка. Молчун. На пленке
нет ни одного его высказывания. "А я-то хорош! До сих пор не поинтересовался
этой личностью!.."
     Лансдейл встал, открыл сейф и  достал личное дело. С фотографии на него
смотрело невыразительное, какое-то усталое лицо человека, которому далеко за
сорок. Сын фордовского служащего... Окончил Западный университет... В графах
"Сведения  о  работе", "Награды,  поощрения"  -- ничего примечательного. Под
рубрикой "лояльность" -- политикой не интересуется, голосует  за демократов,
по убеждениям -- либерал,  в коммунистических организациях и находящихся под
их  влиянием  обществах не  состоял, хотя, будучи  студентом,  участвовал  в
беспорядках...
     "Все ясно и ничего непонятно", -- мрачно усмехнулся начальник секретной
службы и  почувствовал большое желание  повидаться с  "молчуном" с глазу  на
глаз. Он разыскал номер его домашнего телефона и позвонил.
     -- Простите,  мэм, -- сказал  он,  услышав знакомый голос,  -- я  хотел
сказать: если вам так нужно, можем ненадолго отпустить вашего мужа домой.
     -- Мой бедный сын и я будем вам очень признательны...
     Всякая  идея  может  осуществиться,  когда задумана  ко времени.  Такой
счастливой идеей, по  всей вероятности, явилась и эта,  родившаяся  сейчас в
голове начальника секретной службы "Юнайтед стил корпорейшн"...
     С  некоторых пор искусный нейрохирург  и  талантливый радиоинженер стал
все  сильнее ощущать  недовольство занимаемым им  "местом под солнцем".  Все
чаще  казалось ему, будто  коллеги  "обходят"  его, а он, давно  разменявший
пятый десяток, задерживается на вторых ролях. "А  все  потому, -- думал Пол,
-- что я слишком нерешителен,  напрасно подавляю свое честолюбие, разыгрывая
этакого благородного подвижника науки..."
     В  самом  деле,  Пол был  высокого мнения  о  своих  способностях. Даже
Притта, чьи  идеи он всего  лишь помогал реализовывать, считал нисколько  не
талантливее себя. А мысль, что Притт на десяток лет моложе, временами будила
в нем глухое чувство  досады на  самого себя,  "сидящего в затишке".  Пол ни
минуты не  сомневался  в  способности  заменить  Притта,  взять  его роль  в
ведущемся  эксперименте.  Свое  действительное  положение  в  научной группе
объяснял лишь  гипертрофированной  скромностью, каким-то, по его  выражению,
"дурацким" стремлением не вырываться вперед. И в то же время назвать все это
просто черной  завистью --  значило бы игнорировать  весь  сложный  комплекс
чувств, терзавших человека недюжинных задатков.
     Вот в  каком отношении можно сказать  о своевременности идеи, осенившей
Лансдейла  -- попытаться приобрести  живого  осведомителя,  который  был  бы
надежнее  всех хитроумнейших  приборов. Человек,  на которого интуитивно пал
его выбор, был  уже морально подготовлен к восприятию  этой идеи. Мало того,
как все люди нерешительные, колеблющиеся,  он, наконец,  решившись,  утратил
обычную осторожность и выложил начальнику  охранки  больше того, что тот мог
ожидать...
     Их  разговор  состоялся после  того,  как  Лансдейл  позвонил Притту  и
сказал, что по просьбе жены Полу разрешено покинуть до вечера лабораторию. А
для большей безопасности он, Лансдейл, сам будет сопровождать его в больницу
к  раненому сыну.  Лансдейл был не настолько глуп, чтобы в качестве платы за
сотрудничество предложить этому человеку просто энную сумму.
     Нет,  он  затронул куда  более чувствительную  струну.  Для  начала  он
постарался расположить к себе "молчуна", а затем удачно выбрал момент беседы
и взял с  него слово  джентльмена  --  держать при себе то, о чем  он сейчас
сообщит.
     --  С  некоторых  пор  по  определенным  мотивам  корпорация  не  может
полностью  доверять доктору  Притту,  -- сказал он тихо, почти  шепотом.  --
Очевидно,   придется   подумать  о   преемнике.  Правда,  научные  кадры  --
прерогатива мистера  Майкла. Но, вы сами понимаете, дирекция Научного центра
не  может  не считаться с политической характеристикой нанимаемых ученых.  А
это уже в нашей  компетенции. Не хочу  скрывать от вас: если запросят -- мое
ведомство готово выдать вам карточку Патриота Соединенных Штатов.
     Когда   начальство  приглашает,   чтобы   побеседовать  об   укреплении
руководящих  кадров, сердце у приглашенного сжимается сладким предчувствием.
И хотя  сидит  он,  потупив  очи -- сама скромность, грудь его в  это  время
распирает гордыня. "Или сейчас, или никогда!" -- вспотели ладони, в сознании
все смешалось  -- и ученого как не  бывало!  В  кресле  сидел  стопроцентный
американец, готовый разоблачить красную опасность...
     И диктофон Лансдейла равнодушно зафиксировал сбивчивый рассказл Пола  о
предстоящем побеге его коллег.
     Директор Научного центра был потрясен. Даже прослушав запись беседы, он
отказался верить своим ушам.
     -- Нет, нет! Это  какая-то мистификация...  А не сошел ли он с ума? Что
ж, в таких условиях вполне возможно! Пусть психиатр даст заключение... Ну, а
сами-то вы верите в эту "преисподнюю", "Вельзевула"?
     --   Верю.   Подпольщики  могут   использовать  любую  терминологию.  А
подпольщики-ученые  --  особые  мастера на  всякие  штуки,  -- Лансдейл  был
серьезен  и  не позволил себе улыбнуться, глядя  на  растерянно бегающего по
кабинету мистера Майкла. -- А МТУ вам ничего не говорит? Вы что, забыли силу
этой организации? Они могут любую дьявольщину устроить.
     --  Дорогой мой, вы, как всегда, преувеличиваете опасность. Повсюду вам
мерещатся красные. Но  я  понимаю  вас  --  такова служба. Убрать  Притта --
значит сорвать эксперимент. Я не могу встать на его место. Усильте охрану, и
никуда они не сбегут...
     -- Успокойтесь, мистер Майкл, прошу вас.  И подумайте  лучше. Я уверен,
коллеги Притта --  прекрасные ученые. Ну,  конечно, он --  автор идеи, он --
блестящий талант  и все  такое. Но ведь товарищи  его в  курсе дела.  А этот
человек, -- он  кивнул в сторону магнитофона, -- даже опытнее Притта, просто
намного скромнее его, потому  и  остается все время в  тени. Он бы, пожалуй,
смог возглавить лабораторию.
     --  Но  вы  понимаете,  Лансдейл, что  я  не  могу сменить руководителя
лаборатории без согласия Босса! А  он  --  вы  сами  знаете --  очень  ценит
Притта. Нужны очень серьезные доказательства...
     -- Прокрутим ему эту пленку. Едва он услышит о побеге, пойдет на все!..
     Лансдейл знал,  что  говорил.  Должен  был знать  по роду своей службы.
Знать и уметь использовать слабые места своего  начальства -- залог успеха и
продвижения по общественной лестнице. Самолюбивый властелин с трудом подавил
вспыхнувшие  чувства,  не желая признать  поражение. Человек проницательный,
Босс ясно различал постоянную мелочную возню нижестоящих, по головам ближних
своих пытающихся вскарабкаться  повыше.  И потому любое  замечание  в  адрес
Притта воспринимал прежде всего как выпад  завистников таланта. Ему и сейчас
не хотелось верить тому, что наговорил Лансдейлу Пол.
     -- Я  хочу  сам говорить  с этим человеком! --  резко  сказал он  после
некоторого раздумья.
     -- Но, сэр, так мы сорвем все дело, -- запротестовал Лансдейл. --  Ваша
встреча с  ним  в такой момент насторожит заговорщиков и, вы сами понимаете,
усложнит мою работу.
     -- Мистер Майкл?
     Директор  Научного  центра был готов к  ответу. Свои кадры  он  знал  в
совершенстве. И прежде, чем идти на этот разговор, он, конечно, встретился с
Полом  единственно  для  того,  чтобы выяснить -- хватит ли у  того смелости
стать на место Притта и насколько  серьезна  будет  такая замена. "У  Притта
тайн  от нас  нет никаких, -- заверил  его Пол. -- Эксперимент мы доведем до
конца при условии, конечно, если Альберт и Макс будут мне также помогать".
     И он попросил директора поговорить с Альбертом, так как, по его мнению,
тот во  многом расходится  с Приттом, часто спорит с ним и может повлиять на
Макса  --  позже,  когда  юноша  узнает про отставку  Притта.  Мистер  Майкл
улыбнулся про себя: он-то хорошо  знал истинные отношения ученых в настоящем
творческом  коллективе и  поэтому не питал  надежды, будто  Альберт  и  Макс
поддержат акцию против своего учителя. Более того -- Альберт тотчас передаст
ему их разговор. Однако  не оставалось ничего другого, как исполнить просьбу
ренегата,  тем  паче, что  это  не грозило его,  Майкла,  благополучию. Ведь
пресечение  заговоров  и  вообще  всякие  политические  дела  --   по  части
Лансдейла.  А  Майклу  не  придется  плакать,  ежели   из-за   красных  весь
эксперимент  полетит в  тартарары... И  все  же ему стало не по себе,  когда
Альберт  довольно  спокойно  согласился принять  руководство Пола.  "Видимо,
Притт здорово не поладил со своими коллегами", -- мелькнуло у Майкла.
     Сейчас же подобная  мысль придала больше твердости его голосу, когда он
ответил на вопрос хозяина:
     -- Этот  ученый, сэр,  который раскрыл  заговор, обладает  достаточными
знаниями и опытом, чтобы довести до  конца работу, начатую доктором Приттом.
Я это говорю на тот случай, если вам угодно будет отстранить  доктора Притта
от руководства лабораторией.
     --  Да,  мне будет  угодно. Он опасен во  всех отношениях! -- взорвался
наконец,  Босс. Человек, которому  он  так долго доверял,  талантом которого
восхищался и оберегал от козней других, и который  так отплатил ему --  этот
человек не  достоин снисхождения.  --  Он  не  только будет отстранен, но  и
вообще исчезнет,  -- зловеще  понизил он голос. -- Никто не должен  знать  о
Человеке Без  Оболочки!..  Вы  поняли  меня,  Лансдейл?..  Мистер  Майкл,  я
принимаю вашу рекомендацию. Вы свободны.
     -- Объявляю  день икс, -- сказал Босс, как  только затворилась дверь за
мистером Майклом.<sup> </sup>-- После утверждения на президентском совете уточним дату.
А пока приготовьтесь к бесшовной операции.
     На  обычном языке  сие  означало: "персона  нон грата"  должна  тихо  и
бесследно исчезнуть навсегда...


        Глава шестая. ПОБЕГ В НИКУДА

     -- Сюрприз в контейнере
     -- Последний заказ
     -- На ловца и зверь бежит!
     -- Второе рождение
     -- Рукопожатие не состоялось
     -- "Домой"!
     -- Ярость и слезы
     -- С волками жить...
     -- Найдешь ли слова утешения?

     Не получая новой пищи, газетные утки о мнимой смерти профессора Барнета
дохли  одна за другой.  А  тут еще в "Нью-Йорк  таймс"  и  некоторых  других
изданиях, не  заинтересованных  в  падении  акций  "Юнайтед стил", появились
снимки, сделанные Барнетом. Толпа газетчиков и телеобозревателей, осаждающих
ворота лаборатории Притта, быстро  растаяла. Глядя  на эти крикливо поданные
фотографии, читатели начинали хохотать: так заразительно смеялись эти парни,
увешанные диктографами, камерами, видеофонами. "Рэмпартс" остроумно объяснил
опубликованный  им  снимок:  "Это  единственные счастливцы,  которым удалось
проникнуть в лабораторию  доктора Притта. И только здесь они увидели, как...
их крупно одурачили..."
     Но, пожалуй,  самое  удивительное  во всей  этой  истории  -- никто  из
"одураченных" не  мог  объяснить  своим  редакторам, по  какой  причине  они
умирали со смеху. В шумной атмосфере  разрядки  нервной напряженности прошло
незамеченным  выступление какого-то профессора,  который  на страницах "Пост
диспетч"  высказал   опасение:   "Не   имеем  ли   мы   перед   собой  новое
психологическое оружие?.."
     Однако, несмотря на то, что толпа репортеров перед воротами лаборатории
рассеялась, Лансдейл не спешил снимать "осадное положение", опасаясь, как бы
Притт не исчез.
     Ученые  за  эти  дни успели  обжить рабочие места и, кажется,  не очень
тяготились своим заточением. Слишком велика была радость сознавать,  что  их
никто не подслушивает, к чему они еще не успели привыкнуть.
     После обеда охранник  Смит,  сопровождавший прислугу, которая приносила
пищу  и  сервировала  стол, незаметно  сунул  Притту  записку  и в ответ  на
удивленный  взгляд  того  молниеносно  приложил  палец к  губам  и  исчез  в
коридоре. У Притта  забилось сердце. Сжимая  в  кулаке бумажку,  он прошел к
раскрытому  окну и сделал несколько  глубоких  вздохов, чтобы  вернуть  себе
равновесие. Затем, войдя в туалет, он рывком развернул записку и прочитал:
     "Сегодня вечером прибудет оборудование и монтажник. Операция "Оболочка"
к  утру  должна  быть  завершена.  Пол  предал  вас  --  нейтрализуйте  его.
Действуйте смело и решительно. Употребите все имеющиеся средства -- только в
этом путь к спасению".
     Он порвал бумажку на мелкие  клочки и спустил воду. "Монтажник"!  Какой
монтажник? -- мелькнула  первая мысль. -- Ведь  это же должна быть Марго..."
--  забеспокоился он  сначала, а потом  удивился самому себе: не  известие о
предательстве Пола взволновало его  прежде всего, а именно такой лексический
пустяк. "Да ведь это, конечно, она, моя девочка -- монтажник!.. Марго -- это
все, ради чего еще стоит бороться".
     Он  вернулся  в свой  кабинет  и  хотел  позвать Макса с  Альбертом, но
раздумал. "Осторожность, друг мой, осторожность! Пол, очевидно, наблюдает за
нами. Поэтому не стоит уединяться с ребятами от  него. Пусть не  подозревает
ни о чем". В это время постучали. Вошел, легок на помине, Пол.
     -- Док,  я хотел бы посоветоваться с вами насчет схемы  новых контуров.
Дело  в том,  что  мы  с  Альбертом разошлись в  подборе  системы  квантовых
генераторов.  Вот,   посмотрите.  Альберт  предлагает...  --  Пол  расстелил
электрокальку.
     "Скотина  какая! -- думал Притт, глядя на его  морщинистый лоб. -- Иуда
тоже спокойно  Христа целовал перед тем, как отдать его  в руки Пилата. А со
стороны  посмотреть  --  такой деловой человек",  -- и  с  трудом  сдерживая
истинные чувства, душившие его в этот миг, Притт  постарался как можно мягче
произнести только:
     -- В  этой технике я целиком полагаюсь на  вас. А впрочем, если хотите,
пришлите ко  мне Альберта. Я выслушаю и  его  соображения.  А  то, боюсь, он
обидится, если я не выясню его мнения, -- и он улыбнулся своей находчивости,
а  не Полу,  который, приняв  улыбку на свой  счет, залучился  в ответ всеми
своими морщинами:
     -- Правильно, док. И я не хочу ссориться с коллегой. Сейчас я пошлю его
к вам.
     Слушая объяснения Альберта, Притт уже не мог, как обычно, анализировать
его рассуждения: собственные мысли уводили его в совсем иной мир.
     -- Альберт, --  начал он, выждав паузу  в  речи своего ученика,  --  вы
знаете, Пол предал нас.
     -- Знаю, шеф.
     -- Как? -- с удивлением откинулся на спинку кресла Притт. -- Откуда?
     --  Мистер Майкл говорил со  мной. Интересовался, готов ли я продолжать
работу здесь без вас, под руководством Пола.
     -- Ну, и что же вы?
     -- А как по-вашему?
     -- Отказались?
     --  Ну, что  вы,  шеф.  Это  значило  бы  погубить  все  наше  дело.  Я
согласился, а сам стал обдумывать, как быть дальше.
     -- А Макс?
     -- Он пока ничего не знает.
     -- Что же вы решили?
     -- Надо  немедленно действовать! Они  что-то замышляют против вас, шеф.
Боюсь,  вам грозит  самое худшее...  Где  ваши друзья, которые  обещали  нас
укрыть?
     --  Только что я  получил  от них  известие.  Сегодня  вечером начинаем
монтировать мозг  Барнета в искусственное тело --  его доставят нам вместе с
мисс Тойнби.  Под ее руководством мы должны будем закончить монтаж к утру. А
утром за нами пришлют какой-то транспорт: Прошу вас, поставьте в известность
Макса, но так, чтобы, сами понимаете...
     -- А что с этим делать? -- Альберт кивнул на  дверь, подразумевая Пола.
-- Может, закрыть в дезкамере?
     --  Детей  его жаль. Усыпим, чтоб не мешал. Причем, сделать это надо до
шести вечера.
     -- Беру на себя. Только не понимаю, как ваши друзья проникнут к нам?
     -- Я  сам могу лишь  догадываться.  Вероятно,  они давно  уже подкупают
охрану и  кого-то еще повыше. Иначе  откуда бы у них такая осведомленность о
наших делах и такая уверенность в действиях?..
     Так уж случилось, что Макс единственный  из  всех до последних часов не
знал  о надвинувшейся  грозе, которая вот-вот  разразится. Увлеченный  идеей
перестройки  биотрона, он  в  эти дни словно отключился от  внешней  среды и
потому, когда Альберт внезапно  вернул его в мир  жестокой действительности,
возвращение  это  оказалось для него болезненным.  И  то, что ему предстояло
бросить новое  увлечение сейчас  же,  и  то, что уже  через несколько  часов
придется покинуть по-домашнему обжитую лабораторию, тревожная  неизвестность
будущего -- все это сразу навалилось на психику молодого человека. "А как же
Кэт? -- растерянно думал Макс. --  Она даже и знать не  будет завтра, куда я
исчез.   И  сообщить   ей   теперь  никак   невозможно.  Бедняжка  умрет  от
переживаний!.."  И тут же сам собой мозг отреагировал на известие о прибытии
к  ним  мисс Тойнби:  "Возлюбленная  доктора Притта будет с  ним,  а  моя --
далеко..."
     Альберт  прервал  затянувшуюся  паузу  --  схватил  Макса за  шиворот и
приподнял со стула, шипя ему в ухо:
     --  Возьми себя  в  руки,  пижон! Раскисать  уже  некогдa. Надо  скорее
браться за Пола... Где наша машинка?
     Он   имел  в  виду  портативный  аппарат  электросна,  который  задумал
подложить незаметно под нос Полу, возившемуся в мастерской, где они собирали
схему новых контуров к биотрону.
     Видимо, легкая встряска дала  нужный эффект: Макс отцепил руку приятеля
от воротника своего халата и сказал:
     --  Ладно,  ладно. Не умничай!  Машинка в мастерской где-то на полке  с
барахлом. Она не работает. Разве я тебя не просил починить ее?..
     -- Фу, дьявол! А что там?
     -- По-моему, вибратор Малькольма.
     -- И только? Я где-то видел пару новеньких вибраторов...
     Еще  минут  сорок  ушло,  пока  Альберту  удалось  наладить аппарат. Он
щелкнул тумблером и через несколько секунд почувствовал,  будто  ноги и руки
становятся ватными. "Черт возьми, крепко хватает! Пожалуй, не успею убраться
из мастерской и свалюсь рядом с ним...".
     И тут он сообразил заменить  свежий аккумулятор на уже  немного севший,
чтобы можно было спокойно  уйти  из мастерской, не вызвав подозрений у Пола.
Перезарядив аппарат,  он  поставил  его на полку,  где  находилось множество
разных аппаратов и деталей к ним, почти  над самой головой работающего Пола.
Когда посланный им Макс заглянул в мастерскую,  Пол спал, привалив- шись  на
левую  руку, а в правой у него потрескивал не  выключенный лучевой паяльник.
Макс  быстро выдернул вилку из  розетки и выбежал. Затем они  пришли еще раз
сюда с Альбертом,  выключили на  минуту аппарат и уложили коллегу  на  стол,
служивший верстаком. Под  голову спящего положили пару свернутых  халатов  и
снова включили электросон.
     Притт,  когда они постучались к нему,  беседовал  с  Барнетом. Это  был
разговор перед боем двух  близких друзей, которые не знают,  увидятся ли они
утром.  Барнет,  понимавший,  что  у  него  меньше  всего  шансов  встретить
завтрашний день,  все время  вспоминал какое-нибудь неоконченное дело, и тут
же поручал Притту доделать его. А друг его успокаивал и обнадеживал:
     -- Мы с Маргрэт поставим тебя на ноги обязательно! А Макс, Альберт! Это
ж такие парни, ты их знаешь.
     -- Ну, а дальше-то что, Дэви?
     -- Поедешь к себе домой, будешь работать, привыкать к новому состоянию.
А потом, я уверен, вернешься на свою кафедру и будешь читать лекции.
     --  Киборг читает  лекции!  Вот  будет  сенсация,  представляю.  В  наш
университет нахлынут туристы со всего света.
     --  Вначале,  может быть,  да.  Но вскоре к  этому  привыкнут, появятся
другие люди  с искусственным телом. Уверен,  что многие захотят освободиться
от своих больных или немощных телес, особенно интеллектуалы.
     -- Сколько же, по-твоему, может жить один мозг, совсем один?
     --  Полагаю,  очень долго. И  вот почему.  Почти абсолютное большинство
людей умирает от  сердечно-сосудистой недостаточности, от  заболевания крови
--  это  мы  называем  --  "от  старости".  А   болезни  тела!  Всевозможные
токсикации,  возникающие  главным образом в органах  пищеварения и  очистки,
кроме того неумеренный  образ жизни  здорового тела  -- все это отрицательно
сказывается на клетках мозга. Самый страшный бич мозга -- склероз.
     Он порождается нарушениями обмена веществ, а последний зависит от жизни
тела.  Зная  идеальный  рацион  питания  мозга,  его  снабжения  кислородом,
микроэлементами, гормонами  и прочим,  мы  сможем  искусственно создать  ему
такие  благоприятные  условия,  что  причин  для   расстройства  нормального
функционирования или прекращения воспроизводства клеток не будет. Мало того,
можно  вывести  зависимость состава  питающей  жидкости  от  уровня  рабочей
активности мозга и  автоматически  поддерживать нужные  ее качества в каждый
данный момент!..
     Короче  говоря, мы  физиологически побеждаем смерть,  отбирая у нее все
плацдармы для наступления.  Я говорю  -- "мы", а  вижу, как это  делает  сам
Человек Без  Оболочки... Когда  он утвердит себя в  материальном мире. Таким
образом человек вырвется из стихии случайностей. А дальше открывается прямая
дорога в бессмертие...
     Стук в двери прервал размечтавшегося Притта. Вошли Макс и Альберт.
     -- Уложили, -- просто сказал Альберт, словно речь шла о капризном бэби.
Притт посмотрел на часы. Было две минуты седьмого.
     -- У вас все готово?
     -- В каком смысле? -- не понял Альберт.
     -- В смысле предстоящей работы! -- рассердился было Притт, но взял себя
в руки и, словно извиняясь, добавил почти мягко:
     -- С минуты на минуту здесь будет мисс Тойнби.
     -- У нас все  готово, шеф, -- хитро улыбнулся  Альберт, -- кроме букета
алых  роз и  лиловых  тюльпанов  для вашей  очаровательной подруги. Я сейчас
спущусь вниз и нарву цветов.
     -- Браво, Альберт!  -- протрубил Человек Без Оболочки. -- Смотри, Джон,
в оба!..
     -- Ну, что ж, пусть попробует понравиться этой  девчонке, --  задиристо
ответил Притт, снимая трубку телефона, чтобы позвонить в проходную.
     -- А, это вы, доктор! -- откликнулся в трубке знакомый голос. "Странно,
опять Смит",  -- успел подумать Притт, знавший, что охранники меняются через
три дня, а со Смитом он говорил не далее, как вчера.
     --  Я  сам  хотел звонить вам. Принимайте  груз  от директора  Научного
центра. Прибыл контейнер. Я направляю грузовик к лифту.
     -- Какой-то груз от мистера Майкла, -- сказал Притт друзьям, -- Идемте,
Аль. Вы -- за цветами, а я -- принимать контейнер...
     Они вышли  во  двор.  В  сумерках  после  дождя воздух  казался  сенным
настоем, пахнувшим чуть горьковато, как бывает только в  самом начале осени.
Справа по  ярко  освещенной аллее  к  площадке грузового  лифта  медленно  и
бесшумно подавал задом огромный фургон.
     --  Что  тут? --  спросил  он у Смита,  протянувшего ему  бумаги, когда
негр-шофер  тельфером снял с кузова серебристый  контейнер и  поставил его в
подъемную клеть.
     --  Мое  дело  маленькое,  сэр.  Тут  не указано.  Проверьте  пломбы  и
распишитесь, пожалуйста, в получении.
     Действительно,   на   накладной  стоял   штамп:   "Вскрывать  только  в
лаборатории", а  в графе "род груза" написано: "секретный". Притту было не в
диковинку  получать   "посылки"  подобного  рода,  поэтому  он  молча   стал
осматривать  пломбы,  а  Смит  подсвечивал  ему  фонариком.  Удовлетворенный
осмотром,  он поставил  свою  подпись  в  экспедиторской  книжке  шофера и в
контрольно-пропускном журнале.
     --  О'кей!  -- крикнул  негру Смит  и бросил  в кабину его  книжку.  --
Уматывай! -- и, отсалютовав Притту, вскочил на подножку фургона, который тут
же сорвался с места и быстро покатил к воротам.
     Притт  повернулся  и пошел к  лифту,  чтоб отправить его наверх. Только
хотел нажать  кнопку, как створки  контейнера  с  треском распахнулись и  на
пороге показалась ладная  женская фигура в плотно  облегавшем  ее крилоновом
комбинезоне.  Он испуганно отпрянул назад,  но в тот же миг услышал знакомый
голос:
     -- Джонни!..
     И он  все  понял.  В  скупом  свете лифта  ее  волосы  тускло  отливали
благородным  металлом,  на  бледном  лице  крупно  выделялись  такие  родные
глаза...
     Оцепенение длилось какую-то секунду, и Притт бросился навстречу Маргрэт
с мыслью быстрей  закрыть  за собой лифт,  чтобы их не  заметили. Но пока он
держал  любимую в  объятьях,  сзади послышался несмелый  кашель, на грузовой
площадке стоял Альберт с большой охапкой пламенеющих роз.
     --  Прошу прощения. Опоздал немного, -- он протягивал цветы Маргрэт, --
От всего сердца  приветствуем вас, как первую женщину, осмелившуюся посетить
эту печальную обитель холостяков.
     --  Кто этот  прелестный мальчик,  Джон?  --  с  насмешливым удивлением
спросила она не без кокетства, принимая цветы.
     -- Входите быстрей, Альберт, я закрываю! -- крикнул Притт не столько из
чувства тревоги, сколько из чувства  стыда перед своим  учеником, заставшего
их "в таком виде"...
     -- Ах, это вы -- Альберт. Именно таким я и представляла вас по рассказу
доктора Притта, -- сказала Маргрэт уже более серьезно, женским чутьем уловив
причину смущения своего друга.
     --  А   вы,  мисс  Тойнби,  выглядите  много  интересней,  чем  я  себе
представлял по рассказам доктора Притта, -- парировал  молодой человек. -- И
виноват  в  этом, пожалуй, мой шеф,  который так  мало рассказывал о вас, --
добавил он, когда лифт остановился на их этаже.
     -- Джон, какие воспитанные мальчики у тебя работают! -- успела ответить
на  комплимент  Маргрэт,  глядя  на  Альберта  большими  зелеными глазами, в
которых, как показалось ему, на миг вспыхнуло любопытство.
     --  Из  той информации,  которая поступает  от  Притта, наши  заказчики
сделали вывод: им ни за что не успеть воспроизвести этот эксперимент у себя,
-- говорил Джеймс Ратт, один из президентов фирмы "Мосты  в будущее",  своим
лучшим детективам -- О'Малею и Вартаняну. -- Кроме  того, они не располагают
кое-каким  уникальным  оборудованием.  Короче,  они  проиграли  этот  кросс.
"Юнайтед   стил"  вырвалась  далеко  вперед.   Даже  с  помощью   прессы   и
общественного мнения мы  не смогли серьезно помешать их работе.  Ну, тут  не
наша  вина.  -- Ратт  махнул ладонью.  --  Слишком  много влиятельных  людей
оказалось  у них в конгрессе. А редакторы почуяли, куда ветер дует, и быстро
утратили интерес к нашей сенсации.
     Итак, поскольку  мы  хорошо познакомились с этой лабораторией, вошли  в
контакт с учеными, нам, естественно, предложили выполнить и последний заказ:
вывезти  Притта  и  всех  его  сотрудников в  укромное место,  а лабораторию
уничтожить.
     Я хочу посоветоваться с вами, как нам сподручнее взяться за эту работу.
Имейте в виду  -- после  ее выполнения каждый  из  вас станет миллионером. И
тогда, сами понимаете,  вы сможете навсегда оставить свою опасную профессию,
вложив деньги в более спокойное и не менее прибыльное дело...
     Ирландец  поглаживал  пальцами  рыжую  щетину на  подбородке и  молчал.
Вартанян  понимал настроение  друга,  не  любившего мокрых дел, но  сам  был
настроен  по-боевому.  Неудачи,  которые  они потерпели  в  последнее время,
только  раззадорили  его, в  нем  зажегся азарт игрока,  делающего последнюю
ставку.  Да,  ставка  эта  сулила  многое, если  иметь  в виду  его  твердое
намерение  жениться  на  хорошенькой дочери  крупного судовладельца, который
заявил, что  даст в приданое ровно столько, сколько будет на счету у жениха.
Конечно, Сузи любит его и готова обвенчаться хоть  сейчас. Но он-то мужчина!
И никогда не унизится перед тестем...
     -- Как  я  понимаю, --  нарушил он  затянувшееся молчание, -- мы должны
вывезти их всех сразу. То есть попросту напасть и похитить.
     --  Конечно, -- кивнул  Ратт, -- Всю операцию нужно закончить быстро, в
течение одной ночи.
     --  А не выходим ли мы за рамки своих  функций, -- подал голос О'Малей,
-- и не повредит ли такая работа репутации нашей фирмы?
     -- С этим не приходится считаться, когда речь идет  о  больших деньгах,
-- отрезал шеф. -- И давайте больше по существу.
     Ратт только в  одном  не скрыл  правды:  именно  большой  куш  заставил
пошевелиться  владельцев  всемирно  известной  фирмы  "Мосты в будущее". Но,
приняв  заказ,  они на своем  секретном  совещании  договорились и о  мерах,
которые должны  уберечь фирму  от нежелательной огласки в  случае неудачи  и
последующего  затем  разоблачения агентов  Ратта.  Собственно,  меры  эти  в
принципе  не  отличались  ни  новизной,  ни  оригинальностью:  нежелательные
свидетели немедленно уничтожаются. Был бы Ратт честным человеком,  он сказал
бы своим ребятам, на что они идут. Но он меньше всего думал о порядочности в
своих отношениях с подчиненными. Как можно больше выжать  из каждого  -- вот
что  постоянно заботило  и, пожалуй,  усложняло ему  жизнь. Сейчас он боялся
одного -- как бы эти, самые  опытные, агенты не отказались. Ведь  тогда  ему
придется посылать  других, а это, как  он сам считает,  означало  бы  верный
провал всего дела.
     -- Ваше  беспокойство относительно необычности предстоящей операции мне
понятно. Признаться,  я и  сам вначале  был несколько смущен, --  уже другим
тоном проговорил этот старый лис, обращаясь  больше к О'Малею. -- Но потом я
подумал:  кто  мешает нам  сделать  свое дело чисто, тонко,  без  стрельбы и
вообще -- без всякого шума? Тем более, исполнители такие опытные ребята, уже
обжегшиеся, но зато хорошо изучившие систему обороны этой научной  крепости,
--  последнее  звучало одновременно и комплиментом и поддразниванием молодых
честолюбцев. Ратт  был  не  лишен  дара  находить душевные  слабинки у своих
подчиненных и незаметно использовать эти находки в собственных интересах.
     -- И  потом я подумал: "Черт  возьми,  неужели мои  парни спасуют перед
этими гениями? Да ведь они  в своем деле  --  сами гениальны, и у них головы
работают не хуже". Нет, решил я. Отказаться от работы проще всего. Но поймут
ли меня парни, если узнают, какого заработка я лишил их своим  малодушием?..
Вот о чем я подумал, когда мне предложили это. Однако, если я ошибся,  то...
-- Ратт пожал плечами, склонил голову набок и выждал паузу, -- то, очевидно,
придется извиниться перед заказчиком.
     Вартанян вопросительно  и  в  то же время  просительно взглянул в глаза
другу и, получив в ответ молчаливое "да", сказал:
     --  Хорошо,  сэр. Надеемся, в нашем  распоряжении будут все необходимые
средства?..
     Из контейнера извлекли "тело", запечатанное  в поролоновый мешок, затем
-- баки с  "эликсиром жизни", который будет течь в жилах  полуискусственного
человека  вместо  крови  и лимфы. В  особых  футлярах  находились хитроумные
аппараты.  Один из них должен  играть  роль сердца  -- гнать  по артериям  и
сосудам  мозга  эликсир, другой  будет  обогащать "кровь"  кислородом не  из
воздуха,  а  из  специального химического  запаса и одновременно удалять все
вредные вещества, накопляющиеся в  процессе  жизнедеятельности клеток. Таким
образом конструкторская мысль человека превзошла достижение природы: функции
легких и почек комплексно выполняет один аппарат.
     И, наконец,  энергетический аппарат. Питаясь от ядерного генератора, он
вырабатывает двигательные импульсы, подобные биотокам. Ведь  каждая клетка в
живом организме имеет свой  энергетический генератор, и  сокращение мышц, их
двигательная  сила  есть,  грубо  говоря,  суммированная  энергия  множества
биопотенциалов, организованная и  направленная нервными центрами. Простейшие
клетки  биополимерных  мышц  синтетического тела Человека  Без Оболочки тоже
будут   иметь   постоянно  поддерживаемый  энергетическим   аппаратом   свой
электропотенциал.  По команде из двигательных  центров мозга соответствующие
группы мыщц используют мгновенно  выделяющуюся энергию электрических зарядов
и преобразуют ее в силовые движения.
     Обо всем этом рассказала им Маргрэт, прежде чем они приступили к сборке
искусственного человека.
     -- Конструкция органов  зрения, слуха и обоняния, --  сказала  она,  --
использована целиком ваша.  Чтобы не  усложнять и без того громоздкую схему,
мы   отказались   от   установки   датчиков   осязания.   Ваш  вибротон   мы
усовершенствовали -- сделали  его  немного миниатюрнее.  Речь Барнета  будет
ближе к человеческой, чем у киберов...
     Но  вот они  вскрыли  мешок,  и  пред ними  предстал  богатырь с  лицом
Барнета.  Только голубоватые глаза-линзы  слишком таращились  и размеры лица
были гораздо крупнее, чем помнил своего друга Притт.
     -- Профессор Вельзевул постарался, --  улыбнулась Маргрэт. -- Он достал
портрет   Барнета  и  специально  потребовал  от  пластификаторов   добиться
сходства.
     Пораженный  увиденным,  Альберт  притих позабыв  свои  шутки и  обычное
зубоскальство.  А Макс -- тот и вовсе, казалось, был подавлен грандиозностью
свершаемого... Маргрэт, между тем, по ходу дела продолжала свои комментарии:
     --  "Барнет" получился несколько больше оригинала. Это -- от недостатка
времени.  Мы  не  успели  продумать,  например, принцип размещения  мозга  в
черепной коробке и решили  поместить  его  туда  прямо  в саркофаге. Поэтому
голову  пришлось  делать вместительнее, крупнее.  Не  удалось  нам подобрать
достаточно прочный  материал для  скелета.  Учитывая, что  он  должен  нести
большой груз на себе -- один ядерный генератор  весит почти  сто фунтов -- и
при  падении  ни в  коем  случае  не ломать  костей,  мы несколько превысили
размеры элементов скелета против натуры. Вот так и родился у нас богатырь...
Ну и силища у него!
     Жим кисти любой рукой достигает двухсот пятидесяти фунтов. Не хотела бы
я  попасть  в  его объятия!  --  засмеялась  она,  и Притт, не отрывавший от
девушки восхищенного взора,  увидел, какой гордостью просияли ее глаза, а на
порозовевшем лице растворились созвездия веснушек...
     Макс  и Альберт  молча  ощупывали  лежавшее  перед ними тело  богатыря.
Вялая,  телесного  цвета кожа легко  скользила по твердым, упругим  бицепсам
атлета. Кто-то из них попробовал согнуть в локте  руку лежащего, но так и не
смог этого сделать, будто перед ними был закоченевший труп.
     -- Не пытайтесь сдвинуть с места эту машину, -- заметив возню,  сказала
Маргрэт. -- Вам не заменить генератора.
     Она развернула схему монтажа, и ученые склонились над  ней, позабыв обо
всем на свете. И уж во всяком случае никто не вспомнил про Пола, усыпленного
в мастерской.  А вспомнить надлежало Альберту,  который  хотел  вернуться  в
мастерскую  через  два  часа, чтобы заменить  старый  аккумулятор в аппарате
электросна...
     Пол,  может, и не проснулся бы  до утра, несмотря на то, что электросон
иссяк. Но с  вечера его, не переставая, точила странная тревога,  которую он
ощущал  даже во сне. Открыв глаза, он  поднес  к ним руку с  часами --  была
половина четвертого. Он сел  и увидел  свое необычное  расположение. "Ничего
себе,  улегся на столе!.." Отодвинутый стол, свернутые вместо подушки халаты
заставили его задуматься. Страшная догадка пронизала  его: "Усыпили! Нарочно
усыпили, чтоб не мешал побегу!.."
     Он весь напрягся, как струна, прислушался.  Нигде ни звука. Прокрался к
двери, потрогал ручку -- не заперта! Зная, сколько ловушек могут понастроить
его ученые коллеги, Пол  тихо, на  цыпочках добрался до лестничной площадки.
Опасаясь лишнего шума, не стал вызывать лифта, а, сняв туфли, пошел вниз. На
последней  площадке  он  сел, трясущимися  от  нетерпения  руками  обулся  и
бросился  в  вестибюль. Но  красный мигающий  свет  остановил его: излучение
включено.  Значит,  и  дверь не  открыть!..  Он нажал  кнопку  переговорного
устройства, и в микрофоне просипел сонный голос:
     -- Дежурный Роджерс слушает.
     -- Говорит... --  назвал он себя.  -- Срочно  пропустите! Я  сбежал  от
доктора Притта, они гонятся за мной, -- дико зашептал он в микрофон.
     -- Одну минуту, сэр, -- испуганно ответил охранник. -- Выходите!
     Красный  свет  исчез,  послышался  щелчок  запора двери.  Пол стремглав
бросился по аллее к проходной, возле которой его ждал удивленный дежурный.
     -- Скорее включите излучение, -- сказал,  задыхаясь от бега, Пол, когда
они вошли в дежурку.  Роджерс протянул руку к табло, горевшему  перед ним, и
повернул рычажок вправо.  Рукоятка,  с  которой  он  убрал пальцы, вспыхнула
изнутри рубиновым огнем.
     -- Ну, вот мы и  в безопасности,--  успокоительно  сказал  охранник. --
Хотите кофе?
     -- Спасибо,  не откажусь, -- ответил Пол, чувствуя, как страх отпускает
его. И  пока Роджерс ковырялся у кофейного автомата,  он уже  сообразил, как
объяснить этому парню свое суматошное бегство.
     -- Понимаете, мы здорово поспорили,  -- начал он, отхлебывая маленькими
глотками горячий ароматный  напиток. -- Так часто бывает,  когда  что-нибудь
свое приходит в голову, а  другому кажется, что только  он изрекает истину в
первой инстанции.
     --  Особенно,  если  этот  другой  --  твое  начальство,  --  подхватил
охранник.
     --  Ну,  да. Вы  же  знаете доктора  Притта.  Знаменитость.  Не  терпит
возражений. Но  я  вспылил  и  сказал  наконец,  что думаю о  нем.  Он  меня
оскорбил, я ответил. Тут его подхалимы  Макс и  Альберт бросились на  меня с
кулаками. Я дал одному...
     -- Апперкот? -- не удержался верзила Роджерс.
     -- Нет, скорее -- хук, -- улыбнулся Пол такому живому восприятию своего
вранья.
     -- Ну, а теперь как быть?
     -- Разрешите, позвоню директору Научного центра.
     -- Что вы, еще четырех нет! Зачем беспокоить высокое начальство...
     -- Нет, нет, нужно. У меня имеется срочное сообщение для него!
     Мистеру  Майклу  до невозможности  осточертела эта  возня с Приттом,  а
теперь  вот  и  ночью  покоя  нет...  Едва  сдержав  досаду  и  неприязнь  к
собеседнику, он мягко проговорил в трубку:
     --  Спасибо,  коллега.  Ваша  преданность  интересам  корпорации  будет
оценена должным образом. Да,  вы еще не говорили об этом Лансдейлу? Нет? Ну,
приезжайте. Мы свяжемся с ним отсюда. Дайте трубку охраннику...
     Пол вышел на улицу и быстро пошел к стоянке служебного транспорта.
     -- Эй,  что  вам здесь нужно? -- окликнул его какой-то человек,  открыв
дверку  машины, в которой  сидел.  Подумав, что  это человек Лансдейла,  Пол
назвал себя и, подойдя к нему, тихо спросил:
     -- А вы из секретной службы?
     --  Угу, -- важно промычал О'Малей, а сам вспомнил поговорку удачи: "на
ловца и зверь бежит". -- Садитесь. Вас куда? К мистеру Майклу? Так рано? Ну,
что ж,  мне  все равно  к нему  пришлось  бы ехать. Служебным  самолетом ему
доставили какой-то чемодан, и мы уж сделаем крюк, заберем его. Чтобы мне еще
раз не мотаться.
     И он погнал машину на  предельной  скорости в  аэропорт,  где его  ждал
специальный самолет.
     -- Только один? -- удивился командир опергруппы.
     -- Отправляйте одного!  -- приказал О'Малей. --  И немедленно вызывайте
второй самолет. Остальных привезем через час.
     Пол не  успел понять, куда  он  попал, как был усажен в кабину. О'Малей
успел лишь шепнуть  ему:  "Молчите и  слушайтесь, если  хотите  уцелеть.  Мы
раскрываем заговор..."
     Проводив  самолет,  ирландец помчался  обратно. С  минуты на  минуту  к
воротам лаборатории должен был подъехать Вартанян с группой боевых парней из
местного отряда минитменов.  Их главарю был обещан хороший куш, а парням  --
разгром  красных  заговорщиков.  План был прост и дерзок: напасть на охрану,
выключить  излучение  и,  проникнув в  лабораторный корпус, схватить ученых,
упаковать  их в  специальные  мешки  и  немедленно отправить к самолету. Вся
операция должна  быть закончена к шести часам  утра,  то  есть до того,  как
рассветет...
     -- Человек родился! -- крикнул вне себя от счастья доктор Притт.
     -- Родился, родился!  --  завопили  Маргрэт, Макс  и  Альберт, им  было
радостно и страшно смотреть, как приподнялся сначала на локтях, а потом сел,
опираясь на  согнутые  пальцы рук, смонтированный  ими богатырь -- Человек в
искусственной оболочке.
     -- Как ты себя чувствуешь, новорожденный?
     -- Спасибо,  Джонни, как  будто  я опять живой,  --  отозвался  Барнет,
удивленно рассматривая себя в новеньком черном костюме,  и Притт отметил про
себя, что голос  его  потерял трубный,  металлической  оттенок, стал  как-то
теплее, человечнее. -- Теперь  я снова ощущаю  верх  и низ, пространство,  в
общем. Не то, что в этом саркофаге, в невесомости.
     --  Потому что у  тебя  теперь есть  вестибулярный  аппарат,  -- сказал
Притт. -- До этого он  тебе не  был нужен: ты все  время  чувствовал бы себя
лежащим или стоящим, то есть в одном каком-то  положении, переменить которое
никак не  мог. А это  только раздражало бы... Ну, старина,  давай слезать со
стола. Ты хоть и новорожденный, но уже взрослый. Так что  становись на ноги.
Может, помочь?
     -- Думаю, за  год лежки в  твоем саркофаге я не разучился ходить, -- он
пошевелил ступнями, согнул  сначала одну, потом другую ногу в колене, провел
рукой  по коленям.  -- Вот только не  чувствую, не  ощущаю своего  тела, как
будто оно не мое...
     --  У  вас,  дорогой профессор,  отсутствует осязательная  система, нет
болевых нервов и вообще...
     -- И вообще, дорогая Маргрэт, я бесчувственный пень, вы хотите сказать,
да? И все же я вам благодарен хотя бы за то, что сейчас встану и пойду!
     Барнет  соскочил на пол, чуть  зашатавшись,  взмахнул руками, удерживая
равновесие, и пошел навстречу к стоявшим у  стены ученым. "Ого, какая точная
реакция мышц на сигналы вестибулярного аппарата", -- невольно подумал каждый
из них,  с  восхищением глядя на  здоровяка,  приближающегося к ним тяжелыми
шагами.  Если бы не восковая неподвижность лица (оживали только скулы, когда
он  говорил),  Барнет  ничем  не  отличался бы  от  простого  смертного.  Он
подходил, дружески протягивая им свои крупные руки.
     -- Профессор,  -- воскликнула Маргрэт, --  вы  еще не знаете силы своих
мышц. Хочу предупредить вас, чтобы от  радости  вы кого-нибудь не придушили.
Вот, --  она выхватила из  кармана халата толстый пластмассовый карандаш, --
вложите его между пальцев, так, а теперь шевельните средним...
     -- Клац! -- и карандаш разлетелся на две половинки.
     -- Здорово,  -- удивился атлет,  -- да я  вовсе еще  не сделал никакого
усилия!
     -- Тебе этими ручищами только подковы разгибать, -- засмеялся  Притт, а
Маргрэт серьезно сказала:
     --  Прошу вас постоянно  помнить, профессор,  что  ваши  мускулы -- это
биомеханическая   машина,   потребляющая  мощность  пять  и  четыре  десятых
киловатта. Иначе  говоря,  пять  лошадиных сил в вашем распоряжении,  имея в
виду почти девяностопроцентный  КПД этой машины... И кроме того, у вас нет в
коже окончаний чувствительных нервов, поэтому  вы  можете незаметно для себя
причинить  боль живому  человеку. Будьте  осторожны в  обращении  с  людьми.
Остерегайтесь и твердых пред- метов. Например, не советую разгибать подковы,
как  думает мой друг, доктор Притт. Делая подобные силовые упражнения, вы не
заметите, как  повредите кожные покровы  и даже мышцы.  Живому  телу  сигнал
опасности  своевременно  подает нервная система. К  сожалению, мы не  успели
создать  вам  эту систему. Задача  очень трудная: прихо