Александр Плонский. Алгоритм невозможного -------------------------------------------------------------------- Данное художественное произведение распространяется в электронной форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой основе при условии сохранения целостности и неизменности текста, включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое использование настоящего текста без ведома и прямого согласия владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ. © Copyright Александр Плонский Email: altp2000@mail.kubtelecom.ru -------------------------------------------------------------------- "Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 28.06.2002 17:15 ------------------------------------------------- Вторая книга романа "По ту сторону Вселенной" Часть первая. Гражданин Космополиса 1. Быть свободным! Я гражданин и уроженец Космополиса - один из тех, кому посчастливилось родиться. Избранный еще до зачатия: право на существование даровано не всем. Легко представить, к чему бы привело никем не контролируемое, беспорядочное размножение. К деградации общества, вырождению людей и - в недалекой перспективе - неотвратимому вымиранию. Единственный способ избежать этого - жесткий, если не жесточайший, контроль рождаемости. Каждое новое поколение космополитян должно в точности воспроизводить все качества предшествующих. Никакого совершенствования, ведь лучшее - враг хорошего. Великий Лоор учит, что так называемый прогресс - не благо, а величайшее зло. Именно он привел нашу прародину Гему к гибели! Селекция, селекция и еще раз селекция, лишь она способна обеспечить спасительное постоянство, которое предохраняет от гибели: ведь если Завтра будет точно таким, как Сегодня, то сохранится в своей благословенной неизменности и наше бытие... Неразумные предки не знали этой истины и жестоко поплатились. Наш вождь и учитель говорит еще, что воспроизводство людей нужно оптимизировать не только количественно, к чему понуждает ограниченность жизненного пространства, но и качественно. Права на потомство удостаиваются те, чьи генные спектры, во-первых, сами безукоризненны, а во-вторых, дадут при соитии не менее безукоризненную суперпозицию. Генные спектры моих родителей удовлетворяли четырем главным и всем дополнительным критериям. Главные: преданность идеалам лооризма, лояльность, умение подчиняться не рассуждая, общественное самосознание. Дополнительные: вера в светлое будущее, коллективизм, единомыслие, исторический оптимизм, стойкость в преодолении трудностей и многие другие. Короче, все то, чем славен человек, было наследственным достоянием родителей. Иначе я не мог бы родиться. Хочу надеяться, что унаследовал родительские качества и со временем смогу рассчитывать на продолжение рода. Пожалуй, даже уверен в этом. В моих словах нет хвастовства: я разговариваю с самим собой. Впрочем, то же самое сказал бы и великому Лоору, если бы мне выпала такая счастливая возможность. Слава Лоору! Да здравствует наш великий вождь! - я готов повторять эти искренние, идущие от сердца слова днем и ночью. Ему я обязан своим появлением на свет. Дав возможность родиться, он тем самым оказал мне великую честь и доверие, которые невозможно не оправдать. Я люблю его сыновьей любовью. Он для меня больше, чем отец и мать! Отец и мать... Мои родители... Мысль о них - единственное, что омрачает мое радостное мировосприятие. Умом я понимаю: обобществление детей - акт высшей справедливости. Ведь если одни смогут иметь ребенка, а другие - нет, возникнет вопиющее неравенство. В нашем же идеальном обществе все равны. И родить ребенка - почетная обязанность, а не привилегия. Вот почему тайна рождения охраняется законом. Сказать: "Я твой отец (или мать)", значит совершить преступление. На моей памяти оно было совершено лишь однажды. До сих пор вижу эту жалкую женщину у столба общественного презрения. Она простирала руки и твердила: - Мой сын! Сыночек мой! Не отталкивай меня! Будь ко мне добр. Ведь я твоя родная мать, и ничто не истребит мою любовь к тебе! - Ты опозорила нас обоих! - крикнул в ответ сын. - Я не желаю тебя видеть! Подлая самозванка, которая притворяется моей матерью! - Нет! Не-ет! Неправда! Я родила тебя в муках... Кормила грудью, баюкала. А потом мое дитя отняли, оторвали силой. Год за годом я любовалась тобой издали, словно чужая. Но я не чужая, я твоя мать! Я не могу больше! Сыночек... Любимый... Не уходи... Не покидай меня! И тогда он плюнул ей в лицо. Конечно же, именно так нужно было поступить. Я восхищался этим мужественным поступком. А что сделал бы сам, оказавшись в таком положении? Не знаю... Боюсь, у меня не хватило бы мужества... Скорее всего, я убежал бы, не сказав ни слова... А может быть... Нет, это было бы предательством по отношению к моему истинному родителю - великому Лоору. И все же с тех пор я невольно всматриваюсь в лица женщин, которые по возрасту могли бы оказаться моей матерью, и думаю: "Не ты ли?" А иногда - это удручает меня -- мысленно представляю, как встречная женщина протягивает ко мне руки: "Сыночек мой... Сыночек... Сыночек..." И мне хочется броситься к ней на грудь. Изредка я вижу эту сцену во сне. Просыпаюсь, а подушка мокрая от слез. Потом долго выговариваю себе, подыскивая слова пообиднее. Никому из посторонних я бы не признался в своей постыдной слабости. Исповедуюсь перед самим собой. Ах, если бы излить душу великому Лоору... Я пробовал молиться ему, как Богу. Подолгу стоял перед его монументом на Форумной площади. Исступленно шептал: - Подскажи, как обуздать глупые мысли... Говорят, доброта и жалость - пережитки, мешающие созидать счастливое будущее. Но ведь Будущее это повторение Настоящего, значит, и настоящее должно быть счастливым. А какое может быть счастье без доброты? Видно, я чего-то не понимаю... Просвети меня, Отец! Но Лоор отрешенно смотрел сквозь переборки отсеков и стальную оболочку Космополиса в бесконечность, не удостаивая меня ответом. И я говорил себе: - Кто ты такой, чтобы претендовать на его особое внимание? Неужели мало того внимания, которым он одаряет всех поровну! На нем держится благополучие. Без него не было бы Космополиса и Системы. И ты не знал бы, что такое свобода! По вине предков наша жизнь, жизнь космополитян, неизбежно сопряжена с лишениями и тяготами. Но - слава Лоору! - мы живем. И мы свободны так, как никто не был свободен на изобильной Геме! Любовь к свободе у меня с детства. - Научись подчиняться, и ты никогда не будешь рабом, - внушали мне. Помню, я спросил наставника: - Чем же тогда свободный отличается от раба? Наставник разъяснил: - Свободный человек исполняет свой долг добровольно, а раб по принуждению. - Значит, раба заставляют, а свободный делает сам? - В этом суть. Ведь свобода это осознанная необходимость. осознай ее, и никто не будет тебя заставлять. И я поклялся быть свободным! 2. Я - космолец! Сегодня меня приняли в космол - космическую организацию молодежи! Я давно мечтал об этом дне и задолго начал к нему готовиться: тщательно проработал труды вождя (правда, не все понял), освежил в мозгу важнейшие даты его жизни. Подумать только, когда-то он был обыкновенным человеком, одним из нескольких тысяч обитателей Базы (так называли зародыш нынешнего Космополиса). Талант и трудолюбие выдвинули его в лидеры. Став Главным Архитектором, он создал Космополис, заложил основы Системы. Как ему мешали, с какими мерзкими кознями он столкнулся: ведь старое, отживающее всячески препятствует новому. У него были сильные, не останавливающиеся ни перед чем враги: Корлис и этот... Кей. Напрасно я извлек из недр памяти их имена, они преданы забвению! Лоор все превозмог: сопротивление, злобные нападки, саботаж. И народ избрал его на пост Главы Государства. Он, чего и следовало ожидать, проявил себя непревзойденным государственным деятелем: перестроил, довел до совершенства и навеки сцементировал в прочнейший монолит наше общество, как перед тем Базу, не шедшую ни в какое сравнение с Космополисом. Когда истек срок главенства, космополитяне попросили Лоора дать согласие на повторное избрание, но он, с присущей ему скромностью, отказался: - Среди нас наверняка есть более достойные занять кресло Главы. Я же по-прежнему буду отдавать себя нуждам народа, служить ему на том посту, который мне доверят. Какие проникновенные слова! Сколько в них душевного величия! Вот пример подлинно свободного человека, в равной мере готового и повелевать, и подчиняться... Народ не настаивал на том, чтобы Лоор остался Главой. Космополитяне проявили гражданскую мудрость, упразднив главенство, как изживший себя институт государственного устройства. Великий Лоор был провозглашен Вождем Космополиса. Теоретические труды вождя, проникнутые заботой о нас указания, стали нашей Конституцией. Лооризм воистину великое учение. Оно убедительно доказывает, что в замкнутой системе с воспроизводимыми ресурсами может (и должно!) быть построено общество нового типа, свободное от эксплуатации человека человеком, не зависящее от прихотей природы. В таком обществе каждый получает по потребностям и отдает по способностям. Пожалуй, самое слабое место в моей подготовке - история. Именно в исторических аспектах лооризма я так и не смог разобраться, осознать взаимосвязь событий таким образом, чтобы прошлое естественно предваряло сегодняшний день. Неужели я настолько глуп? У меня все время возникают вопросы, которых в принципе не должно быть! Вот, например, о делении нашей истории на древнюю и новейшую. Хронологическую границу между ними Лоор связывает с катастрофой на Геме. Таким образом, древнюю историю отделяет от наших дней отрезок времени, меньший, чем продолжительность человеческой жизни. Почему же тогда она "древняя"? И почему в трудах вождя подробно проанализировано "межвременье" - период, непосредственно предшествовавший катастрофе, момент самой катастрофы и начало перестройки Базы, а о тысячелетиях подлинно древней истории - ни слова? Я заикнулся об этом наставнику, и зря. Он уставился на меня с каким-то болезненным любопытством, словно на монстра. А потом долго втолковывал, что гемяне фальсифицировали историю, поэтому ничего, кроме искаженного взгляда на действительность, исторические первоисточники не содержат. К тому же они погибли в катастрофе. А все то немногое ценное, что было в них, изложено и гениально интерпретировано вождем. И я вспомнил, как учитель Дель, ведший меня в старшей стадии детства, еще тогда предупреждал: - Есть множество вопросов, Фан, над которыми не следует ломать голову. Если у тебя возникнет вопрос, задай его. Возможно, тебе ответят. Или же нет. В том и другом случаях не переспрашивай. Ты хочешь знать прошлое Гемы? А зачем? Думаешь, история нечто незыблемое? Нет, ее пересоздают задним числом. Умные люди тем самым оберегают тебя и всех нас от разрушительного знания. Запомни это. Надо было слушаться Деля... Легко сказать: "слушаться"... А если меня преследует мысль: имеем ли мы право замалчивать прошлое или, того хуже, переиначивать происходившие события? И все же надо молчать, иначе нарвешься на неприятности. Неудивительно: под боком у нас грозный и коварный враг - Гема, над которой властвуют "призраки", самоорганизующиеся сгустки полей, обладающие огромным энергетическим потенциалом и интеллектом вычислительных машин. Они подчинили себе горстку людей, тех, кто был изгнан с Космополиса, и их потомков. Представляю, какую злобу вызывает у них свободное общество космополитян. Несомненно, "призраки" вынашивают замыслы поработить нас, захватить Космополис. Сердце сжимается, когда мысленно представляешь нашу маленькую, но гордую планетку, средоточие и яркое воплощение могучего человеческого разума, на привязи у Гемы. Ведь она обращается вокруг этого мрачного гиганта, как спутник. Космополис - спутник Гемы. Не кощунственно ли? Как-то я спросил Деля: - До каких пор мы будем привязаны к Геме? Разве мы от нее зависим? Дель усмехнулся и ничего не сказал. Я понял, что вопрос был неуместен. Но до сих пор, пренебрегая советом учителя не переспрашивать, продолжаю задавать его - себе. Ведь огромное преимущество замкнутой системы по сравнению с незамкнутой - абсолютная независимость от всего внешнего. Или я опять-таки в чем-то заблуждаюсь? Есть только один человек, с кем можно поделиться сомнениями, - Асда. Хотя она не только не рассеивает их, а усугубляет. Но это моя подруга, моя любимая, и от нее у меня не может быть тайн... Ей я верю беспредельно. А больше (разумеется, это не относится к Лоору) - никому. Раз уж суждено соседствовать с врагом, то, по крайней мере, нужно быть бдительным. Лоор говорит, что чем больше наши успехи, тем изощреннее и коварнее тайная война, которую ведут с нами "призраки". Страшно подумать: среди нас замаскировавшиеся агенты Гемы! Они вынюхивают наши секреты, готовят диверсионные акты, покушения на вождя и его ближайших сподвижников! И уж если я скрываю от окружающих свои мысли, то что сказать об этих гнусных предателях?! Они провозглашают наши лозунги, клянутся в верности великому Лоору, а сами... И ведь не заглянешь под маску, не распознаешь врага, пока не услышишь о его разоблачении. Поневоле начинаешь подозревать всех, даже самого себя... Аcда смеется, когда я говорю ей об этом. Впрочем, вернусь к теме космола. Да, я добросовестно подготовился к собранию, понимая, что предстоит экзамен, возможно, самый трудный в жизни. Хотя вне космольской организации у нас остаются лишь считанные юноши и девушки, вступить в нее не так просто: надо доказать свою идейную зрелость, обосновать мировоззренческую позицию, подтвердить верность идеалам лооризма. И ведь не крикнешь: "Я верный, я преданный, я самый-самый". Нет, тебе будут задавать вопросы, а ты должен отвечать на них честь по чести: веско, чинно, уверенно. Хорошо хоть, это не те вопросы, на которые приходится искать ответ в потемках... В космол принимают раз в год, причем в том самом Мемориальном отсеке, где когда-то Лоор работал над проектом Космополиса. Я не бывал прежде на Базе: в обычные дни вход туда закрыт. Здесь резиденция наших руководителей. Дух захватывает при мысли, что в одном из соседних отсеков, совсем рядом, обсуждают государственные дела вождь и его соратники. Шальная мысль приходит в голову: вдруг распахнется герметичная дверь и войдет великий Лоор! "Здравствуй, Фан, - скажет мне отечески. - Знаю, ты настоящий, достойный космолец. А насчет твоих сомнений, то у кого их нет! Каждый человек должен в чем-то сомневаться. Я тоже сомневался, когда создавал Космополис. Важно вовремя преодолеть сомнения, твердо решить: "да" или "нет". Я преодолел. И ты преодолеешь!" Конечно, он на наше собрание не пришел, такое могло произой-ти лишь в моем воображении... Неужели я не увижу его, иначе как на портретах или в бронзе? Космольцев тысячи, это самая массовая, а точнее, единственная молодежная организация. Почему единственная? Да в других нет нужды: все мы единомышленники, все горячо любим Лоора и верны идеалам лооризма. Лучшие космольцы, повзрослев, становятся членами Космической лиги. Лига - авангард нашего народа, его честь и совесть. Мечтаю со временем вступить в ее ряды. Все космольцы не поместились бы в Мемориальный отсек, да в этом и нет необходимости при нашем единомыслии. Пришли руководители ячеек, по уставу исполняющие роль выборщиков. Огромное, залитое синеватым светом помещение. Никакой отделки - ребра металлической арматуры, многоярусная галерея с зигзагом лестниц. Ни намека на эстетику, все пионерски сурово, даже аскетично: несглаженные углы, асимметричные выступы. С одной стороны подобие амфитеатра с уходящими под своды рядами похожих на жердочки сидений - не свалишься, но и не усидишь дольше, чем нужно. Размеры Мемориального отсека меня поразили. Я подумал с недоумением: зачем Главному Архитектору понадобилось столько места для работы, и не сразу вспомнил, что здесь он собирал из модулей макет Космополиса. Пожалуй, единственное, что добавилось с того времени (не считая жердочек-сидений), это информационно-акустическая система, позволяющая общаться, не напрягая слуха и голоса. Итак, будущие космольцы расселись в амфитеатре. Напротив, на просцениуме, расположились выборщики.Они не намного старше нас, а сразу различишь, кто есть кто... Выборщики строги, важны, держатся непринужденно, раскованно. Слышны обрывки фраз, которыми они обмениваются: - Венд был прав, когда... - Вождь и говорит ему... - Не три рекомендации, а пять... Мы же робки и молчаливы. Не поднимаем глаз. Волнуемся. Даже дышится тяжело, хотя вентиляция отменная. Вот встал один из выборщиков. - Урм, младший советник вождя... - скороговоркой зашептали сзади. Урм заговорил. Мы слушали, не спуская с него глаз, и машинально кивали головами, как бы в подтверждение каждой произнесенной им фразы. Он излагал вещи, всем нам известные, я бы на его месте делал то же самое. Не случайно смысл сказанного им воспринимался без малейшего напряжения. Это ли не образец доходчивости! - Вступая в космол, - напутствовал Урм, - вы присягаете на верность лиге и ее вождю, нашему вождю, великому Лоору. Космольцы всегда были в первых рядах строителей замкнутого общества... Чувство сопричастности к общему делу, пробужденное этими простыми, общедоступными словами, охватило меня. Я невольно залюбовался Урмом: он произносил речь наизусть, не под фонограмму, - готов в том поручиться! - и ни разу не сбился, не воспользовался подсказкой минисуфлера! Голос, накаленный пафосом, выверенные энергичные жесты, - вот это трибун! И как его слушают, каким энтузиазмом заряжаются от него! Тут я случайно перехватил взгляд Урма и поразился: он принадлежал совсем другому человеку, и человека этого среди нас не было... Усталый, отсутствующий, слепой взгляд! "Показалось!" - с облегчением подумал я, потому что Урм вдруг обвел нас глазами, будто хотел заглянуть в душу - и заглянул! - каждому по отдельности. - Хочу надеяться, - сказал он, - доверительно приглушив голос, - что сегодня у меня появятся сто новых друзей. Потом мы и выборщики расселись попарно. Начался индивидуальный контакт (тот самый экзамен, к которому я готовился). Как ни настраивал себя, а все равно почувствовал неприятный холодок, странную неловкость, точно раздевался перед посторонним. Моим выборщиком оказался Реут, не знакомый мне прежде рыхлый парень, державшийся подчеркнуто сухо, свысока. Его бледное, казавшееся припудренным лицо выражало брезгливость. И за время беседы ни разу не шелохнулось. Даже губы не шевелились, когда он говорил, - чревовещатель, да и только! Я сразу же понял, что Реут испытывает ко мне неприязнь, и это чувство было взаимным. Буквально все в Реуте выглядело старческим, от старомодного глухого комбинезона до потрепанного блокнота, который он не выпускал из рук, то закрывая, то раскрывая вновь, чтобы поставить галочку или вычеркнуть заданный вопрос. Глаза у него были тусклые, немигающие, без ресниц. Такие я видел на сохранившихся изображениях рыб. Волосы неопределенного цвета, редкие, слипшиеся. Лобик крошечный, а подбородок, напротив, непропорционально крупный, тяжелый. И щеки дряблые, отвисшие, как у старика. Каждую фразу Реут начинал со слова "так", но слышалось "тэ-эк": - Тэ-эк... Что имел в виду великий Лоор, говоря о примате замкнутости? Или: - Тэ-эк... Что бы ты сделал, узнав, что твой наставник тайно слушает передачи с Гемы? А действительно, что бы я сделал? Донес бы куда следует? Ох, не знаю, как бы я поступил... Зато знаю, как надо отвечать на такие вопросы: - Сообщил бы уполномоченному по охране верности. Все во мне было напряжено. Боялся сорваться, ответить Реуту таким же брюзгливым тоном, да еще передразнить его дурацкое "тэ-эк". И оттого отвечал на вопросы, точно отражал летевшие в меня метеориты, - быстро и четко, без единого лишнего слова, стараясь не отвлекаться от сути. Затем наступила тишина. Как-то разом, вдруг, будто по неслышной команде. "Все, конец допросу!?" - подумал я с облегчением и в то же время с некоторым разочарованием, потому что успел войти в азарт, отбивая "метеориты". Урм сделал знак. Сидевший в нижнем ряду слева выборщик встал и произнес: - Достоин. Рядом поднялся другой, тоже сказал: - Достоин. И словно волна зигзагами покатилась по рядам: - Достоин... Достоин... Вот она добежала до нас. Но что это? Реут промолчал... А за нашими спинами, все выше и выше: - Достоин... Достоин... Достоин... Я не мог поднять глаз. Девяносто девять раз прозвучало слово "достоин", и вновь стало тихо, лишь урчание серводвигателей доносилось извне. Мы так к нему привыкли, что обычно не замечали, но сейчас оно казалось оглушительным. И все же я расслышал тихий голос Урма: - Мы ждем, Реут. Тот нехотя встал, причем под глухим комбинезоном обозначился выпуклый животик, и, не разжимая губ, процедил: - Тэ-эк... Достоин. Когда я, отупевший от переживаний, даже не испытывая радости (она пришла позже), возвращался в жилую зону, кто-то положил мне руку на плечо. Это был Урм. - Вот мы и стали друзьями, - сказал младший советник вождя. Обескураженный, я молчал. Он что, шутит? Или смеется надо мной? Кто я и кто он! Говорят, Урм любимец самого Лоора, каждый день видится с вождем. Что же могло его привлечь во мне? - Ну, согласен дружить? Я недоверчиво кивнул. А Урм (он был на полголовы выше меня) склонился к моему уху и вполголоса спросил: - Хотел бы ты увидеть Гему? Я оторопел окончательно: "Испытывает меня... Ловит... Неужели кажусь ему таким дурачком?" Нужно было ответить негодующе: "Логово врага? Нет, нет и нет!" Или: "Я не предатель!" Но... не смог, сам не знаю, почему... - Меня ждет Асда, - буркнул невпопад и ускорил шаг. Урм шел рядом. - Это твоя подружка? - Угу, - промычал я. - Ну, иди... Я побежал, а в конце пролета непроизвольно обернулся. Урм смотрел мне вслед. 3. Асда Асда моложе меня на два года, заканчивает последний цикл обу-жчения. У нее лучистые сиреневые глаза, яркий румянец, что большая редкость для космополитян, зеленоватые, коротко остриженные волосы, хрупкая фигурка, острый ум и насмешливый характер. Последние два качества меня иногда раздражают, но я притерпелся к ним, потому что мы любим друг друга. Любовь... О ней я узнал не от наставников, а из старинных книг, которые разрешено читать. Их немного. На страницах там и сям черные пятна, а некоторых листов вообще нет: нас оберегают от пагубного влияния Гемы. Поразительная вещь: не существует уже великой и порочной цивилизации, доведшей себя до самоуничтожения, а картинки ее жизни, запечатленные на пожелтевших листках бумаги, все так же ярки и впечатляющи. Это Асда пристрастила меня к чтению. Перед катастрофой гемяне уже не читали книг. Их содержание перенесли на мнемокристаллы. Некоторое время и у нас так было. Но мы не захотели быть рабами техники, тем более, что она обвет- шала, и возвратились к книгам. Хотя, по правде, любителей чтения немного. Да, техника ветшает... Помню, в детстве я любил кататься на многоуровневых эскалаторах, перепрыгивать с уровня на уровень, бегать навстречу движущейся дорожке, соревнуясь с ней в скорости. Ну и попадало же мне от взрослых! Уже несколько лет эскалаторы стоят. - Наше развитие обратилось вспять, - утверждает Асда. Я доказываю ей, что так могут рассуждать лишь те, кто не постиг великой целесообразности равновесного замкнутого общества. Между тем, истинная цель и подлинное благо - не стремиться бездумно вперед, а оставаться на некотором оптимальном уровне, не обязательно самом высоком. - Почему бездумно? - возражает она. - Прогресс - продукт разума. - То, что произошло на Геме, тоже продукт разума? - иронизирую я. - Ты прав, - неожиданно соглашается Асда. - Прогресс не всегда бывает разумным. Но я говорю о совсем другом прогрессе! - Как ты не понимаешь, - сержусь я, - что Лоор сумел преодолеть инерцию движения в загоризонтные дали прогресса! - Все это пустые слова! - устало говорит она. Ах, Асда, Асда! Еще в первые дни нашего знакомства она спросила меня: - Ты Лоора любишь? - Конечно, - ответил я. - Как и ты. - Вот уж нет! Поблизости никого не было, но я инстинктивно зажал ей рот ладонью и зашипел: - Ты с ума сошла! Ведь за такое... Твердо и спокойно она отвела мою руку в сторону. - Я знаю, с кем говорю. - А я не желаю это слушать! - Ну что ж, донеси на меня в охрану верности. Я задохнулся от обиды. - Если бы на твоем месте... - То донес бы? - Нет, отколотил! - И на том спасибо, - рассмеялась Асда. Обо всем у нее свое собственное, парадоксальное суждение, зато в теории лооризма я намного сильнее. Помню множество цитат и, естественно, опираюсь на них во время наших споров. Но она лишь морщится: - У тебя что, своих мозгов нет? Я доказываю, что цитаты это не просто выжимки из речей Лоора, а квинтэссенция его мудрости, распространяемая на нас. Можно, конечно, обойтись и своими мозгами, - здесь я выдерживаю язвительную паузу, - но зачем же делать лишнюю работу, зря напрягать мозг, если все уже продумано и заключено в чеканные формулировки? - Ты сам не веришь в то, что говоришь, - парирует Асда. И поразительно: мои доводы, только что представлявшиеся мне убедительными, блекнут, начинают казаться наивными. Но ведь так же, как я, рассуждает большинство. А большинство всегда право, таковы азы демократии. Я говорю об этом Асде. Она же заливается смехом, просто захлебывается им до того, что ее чудесные сиреневые глаза наливаются слезами. - Кто сказал такую чушь, твой Лоор? Я выхожу из себя, чувствуя бессилие перед ее упрямством. Хочется бросить в смеющееся лицо Асды что-нибудь обидное, даже оскорбительное. - Когда ты кривляешься, то становишься страшно некрасивой, просто уродкой! Она сразу перестает смеяться. На глазах по-прежнему слезы, но уже совсем другие - слезы боли и отчаяния. Мне становится нестерпимо стыдно. - Прости, я пошутил, - говорю с раскаянием. - Ты самая красивая девушка Космополиса, а я подлец и дурак! - Не дурак. Но живешь по принципу: "как все, так и я". У тебя стадный инстинкт. И еще... ты слишком бережешь свою психику. Ведь куда спокойнее закрывать глаза на ложь, несправедливость, лицемерие, чем бороться с ними! - Как тебе позволили родиться? - поражаюсь я. - Ты все еще веришь в эту чепуху с генными спектрами? - угадывает мою мысль Асда. - Подумай сам, после катастрофы на Базу переправили жалкие крохи богатств Гемы, да и то, если бы не Кей с Корлисом... Я снова начинаю горячиться. - Не смей произносить имена врагов! - Они не враги. Как раз наоборот. Но дело не в них. Ну скажи, откуда Лоор мог взять исходную информацию, чтобы получить генные спектры наших родителей? Ведь нужно проследить наследственную цепь за много поколений! - Этим занимается вовсе не Лоор, а Тис. - Приспешник Лоора, который мечтает оказаться на его месте, самому стать "отцом и учителем"? И что же, он завел генеалогические досье на всех космополитян? Чушь! По привычке я перебираю в памяти цитаты из речей Лоора, но, как нарочно, не нахожу подходящей. А не найдя, мучительно думаю: как же все-таки отбирают будущих родителей, если генетические коды утрачены? Неужели Асда права?! Может быть, те критерии, по которым производят отбор, вообще не имеют отношения к генам? - Ты совсем меня запутала, - говорю ей мрачно. - Нет, это ты сам себя запутал, - не соглашается она. - Но, похоже, начинаешь понемногу распутывать. - Не сдобровать тебе, любимая моя... - вырываются у меня тревожные слова. - Ведь в любой момент... - А что я сказала? - лукавит Асда. - Что ты себя запутал? Разве в моих словах кто-то углядит крамолу? Я часто недоумеваю, откуда у нее этот искаженный взгляд на действительность, упрямое, вызывающее инакомыслие. Боязнь за нее не отпускает меня. Считаю часы и минуты до каждой новой встречи, а она пролетает как мгновение. И мы еще укорачиваем его спорами! Даю себе зарок избегать их, но всякий раз нарушаю. У нас бесклассовое общество, в котором все равны. Асда смеется, когда я об этом упоминаю. А иногда сердится. - О каком равенстве между тобой и Реутом можно говорить? Я отвечаю с достоинством: - Реут пользуется привилегиями потому, что он функционер. Но разве это свидетельствует о нашем неравенстве? Если бы я был функционером или администратором, то такие же привилегии были бы у меня. - Так что же не становишься? - издевательски спрашивает Асда. - А кто будет синтезировать пищу? Разве это не важное дело? - Важное, - подтверждает Асда. - Но почему же тогда ты не имеешь привилегий, и почему администратором может стать лишь член лиги? Она обрушивает на меня рой вопросов. Тех самых, над которыми втайне думаю и я, не находя ответа. - Каждый из нас, достигнув совершеннолетия, может вступить в лигу, - неуверенно сопротивляюсь я. - Почему же тогда в лиге лишь десятая часть взрослого населения? - Ну... это наш авангард... - Добавь еще: ум, честь и совесть. И все же, разве девять десятых принадлежат к другой, низшей касте? Они что, глупее, ленивее? Я затыкаю уши. - Прошу тебя, не надо об этом! Ведь мне и самому не все понятно с привилегиями. Если членство в лиге почетно, то какие еще нужны привилегии? Почва уходит из-под ног. После разговора с Асдой я перестаю верить в то, что наше общество бесклассовое. Классов, как таковых, нет, в этом я убежден по-прежнему. Но что-то вроде классификации все же существует. Сверху вниз: функционеры лиги, администраторы, ученые, инженеры, наставники и прочие. А внутри каждой группы своя классификация. Словом, все мы распределены по разным полочкам - чем выше, тем полочка короче. На вершине этой пирамиды - вождь. Где же я? Наверное, у самого основания... А мечтал стать ученым, исследователем космоса. Не вышло. У нас ведь личное желание ничего не стоит! И правильно. Что если все захотят быть учеными! Кому же тогда регенерировать отходы, поддерживать в норме среду обитания, синтезировать пищу? Закончив последний цикл обучения, я, как положено, был направлен на биржу трудовых ресурсов. Меня распределили на завод синтетических кормов: других вакансий не оказалось. Так мне сказали. Я же подозреваю, что все было предопределено заранее. С момента рождения на каждого заводится досье, куда вносятся оценки психодетекторной экспертизы, результаты всякого рода тестов, короче, все, что характеризует личностные особенности человека. Очевидно, обобщив информацию обо мне, решили, что мое дело - синтезировать пищу. Кто решил? Это для меня останется тайной... За год я привык к своей профессии, как все мы привыкли к вкусу или, вернее, безвкусию синтетической пищи. И до разговора с Асдой не сомневался, что у меня была свобода выбора: ведь я осознал необходимость стать именно тем, кем стал. А сейчас приходится убеждать в этом не только ее, но и себя... 4. Праздник на Форумной площади Нашу космольскую ячейку возглавляет тот самый Реут, который был моим выборщиком и вызвал у меня (как, судя по всему, и я у него) жгучую неприязнь. Впрочем, со всеми, кто ему подчинен, он держится высокомерно - с одними подчеркнуто сухо, с другими просто по-хамски (я бы такого обращения не стерпел!), с третьими, из числа подхалимов, снисходительно. Как-то после собрания, на котором Реут выговаривал нам за общественную пассивность, я спросил его: - Ты ведь закончил цикл обучения тремя или четырьмя годами раньше меня. И куда тебя распределили? Какова твоя специальность? - Я не распределялся на бирже, - с чувством собственного Превосходства ответил он. - Активистов отбирает для политической работы лига. - Значит, руководство ячейкой - твоя работа? Он посмотрел на меня так, словно я сморозил глупость. - Да, пока я работаю в космоле. - Что значит "пока"? - не понял я. - Меня обещают перевести в аппарат лиги. - О-о! У тебя большое будущее! Реут не уловил иронического смысла моих слов. Взглянул благосклонно, впервые с момента нашего знакомства. - Такими, как я, не разбрасываются. - Ты, наверное, и родился активистом? На этот раз насмешка попала в цель. Безбровое, рыхлое, мучнистое лицо Реута, обычно скованное неподвижностью, словно раз и навсегда надетая маска, перекосилось, пошло красными пятнами, напоминающими свежие ожоги. В рыбьих глазах полыхнула ненависть. - Дошутишься, - сказал он с угрозой. - Все может быть, - ответил я. К этому времени мне было уже кое-что известно о другом Реуте, совсем не похожем на того надменного, не признающего чужих мнений руководителя, с которым имели дело мы... На Форумной площади состоялся День космола - наш ежегодный праздник. Я люблю это место за редкий для Космополиса простор, головокружительно высокие своды. Ночами я пробирался сюда, чтобы побродить по металлической брусчатке, вскарабкаться на верхнюю эстакаду и с нее обозреть утопавшие в полумраке эллиптические стены, создающие иллюзию ничем не ограниченного пространства. Мне казалось, что я смотрю в даль Вселенной. Мечталось, что когда-нибудь смогу отправиться туда в поисках новых миров и судеб... Праздничная площадь была неузнаваема. Свисали голубые полотнища. Куда ни глянь, - лозунги. Я знал их наизусть и всей душой поддерживал. Но почему действительность не всегда соответствует благородным словам, сопровождающим меня с самого рождения? На возведенную накануне трибуну поднялись Урм, Реут и другие руководители космола. Заполненная космольцами площадь сдержанно шумела. Но вот к трибуне подкатил энергомобиль. Я не поверил глазам: с трибуны опрометью сбежал Реут, распахнул дверцу и склонился в угодливом поклоне. Из энергомобиля пыхтя вылез полный, одутловатый пожилой человек и, похлопав Реута по плечу, поднялся на трибуну. Реут шел сзади на полусогнутых ногах, поддерживая старика под локоток. По толпе прокатилось: - Тис... Тис... Тис... Я был ошеломлен. Пытался и не мог найти сходство между шумно дышавшей тушей и героем моего детства - молодцеватым, подтянутым Тисом, чьи портреты, наравне с портретами Лоора, смотрели на меня со стен отсеков и шлюзов. Невольно вспомнились возмутительные слова Асды: "Приспешник, который мечтает стать "отцом и учителем". Странное дело: сейчас эти слова вовсе не казались мне возмутительными. Слушая цветистую речь Тиса (точнее, фонограмму, потому что голос был не в ладу с движениями губ), я подумал: "Неужели она права?" А толпа затаила дыхание: не каждый день удается увидеть и услышать великого человека, спасшего Космополис от изменников, которые продались "призракам"! Стоявшие на трибуне также не спускали глаз с оратора. Лишь Урм - не померещилось ли? - водил глазами по рядам, как будто выискивал кого-то. Вот наши взгляды встретились, и он подмигнул мне. А может, просто моргнул? 5. Взгляд на Гему И все же странный человек этот Урм! Такой же функционер, как Реут, даже рангом повыше - младший советник самого Лоора, - а ведет себя просто, не важничает... Но что я знаю о нем? Открытый, обаятельный. Так почему же, если он такой хороший, не откроет глаза Лоору на злоупотребления администраторов? Ведь вождь может просто не знать об этом. На-верняка не знает! Да... все не так просто. Урм умнее Реута, это очевидно. В осталь-ном же между ними вряд ли есть разница! Так я думал об Урме до вчерашнего дня. И как раз вспоминал о нем, когда почувствовал на плече его сильную руку. Разумеется, наша встреча была случайной, только не слишком ли часто стала повторяться случайность? - Торопишься к Асде? - улыбнулся Урм. Надо же, запомнил! - Да нет... Просто прогуливаюсь, - уклончиво сказал я. - Хочешь, пойдем ко мне? Вот это неожиданность! У нас ведь не принято приглашать друг друга в гости. Да и как бы я мог позвать к себе Урма, если сам с трудом втискиваюсь в свою узкую, словно пенал, жилую секцию, а уж вдвоем с Асдой... Я представил себе Урма на месте Асды и невольно рассмеялся: уж больно нелепая картина возникла в воображении! - Что тебя рассмешило? - спросил Урм удивленно. - Да так... Вспомнил кое-что. - Ну, решайся! - Пошли, - кивнул я. Мы поднялись на верхний ярус, пересекли аппарель и по нескольким переходам дошли до Базы. У входа в центральный тамбур стоял сотрудник охраны верности в яркокрасном парадном комбинезоне с боевым излучателем на поясе - "верняк", как говорили мы для краткости, вкладывая в это слово и скрытую насмешку, и боязливое уважение. Служба верности, сокращенно "СВ"... Эти две буквы вызывали у нас дрожь. Могущественная СВ властвовала над нашими жизнями, и это было так же привычно, казалось таким же естественным, как вращение Космополиса вокруг Гемы, а Гемы вокруг Яра. Иногда я задавал себе вопрос, из тех, что остаются без ответа: кто правит нами, лига или СВ? Однажды даже спросил об этом Асду. У нее ведь не бывает безответных вопросов... - Да это одно и то же! - брезгливо сказала она. "Абсурд!" - подумал я, но, вопреки обыкновению, спорить не стал: тема была из самых скользких... Младший советник вождя протянул "верняку" шестигранный жетон. Урм отличался спортивной фигурой и завидным ростом, но рядом с массивным сотрудником СВ выглядел мальчишкой. Казалось, алый комбинезон вот-вот треснет на могучем торсе "вер-няка", вперившего в меня пронизывающий и вместе с тем бес-страстный взгляд. Взгляд робота. - Этот со мной, - небрежно проговорил Урм. "Верняк" топнул два раза, отдавая честь, и вложил жетон в про-резь автомата-опознавателя. Дверь в тамбур открылась. Мы вошли в лабиринт старой Базы. Поблуждав по нему, оказались в ярко освещенном туннеле, по сторонам которого виднелась редкая цепочка пронумерованных дверей. Подойдя к одной из них, Урм прикоснулся жетоном к глазку за-порного устройства и пропустил меня вперед. - Вот это да! - не удержался я от восклицания. Просторное помещение, куда мы вошли, даже отдаленно не на- поминало мою жилую секцию. Вдоль стен до потолка стояли стел-лажи. На одних виднелись ряды книг, на других - выдвижные ящики с мнемокристаллами, на третьих - предметы, назначение которых явилось для меня загадкой: я столкнулся с ними впервые. Урм явно испытывал неловкость, наблюдая мое замешатель-ство. - Все это необходимо мне для работы, - как бы оправдываясь, сказал он. - В космоле? - При чем здесь космол? - Как при чем? Ты же функционер космола! - Функционер... Терпеть не могу это слово! - поморщилсяУрм, напомнив мне Асду. - Но ведь так оно и есть. - По профессии я историк. - А разве существует такая профессия? - изумился я. - Да кто же сейчас занимается историей? Вот функционер... Реут говорит, это главная из профессий. Урм покачал головой. - Он так считает. Что же касается меня, то я занимаюсь истори-ческой наукой как профессионал. Не веришь? Вот мои труды, смотри... - О чем они? - Разумеется, о Геме. Иной истории нет. Я был потрясен. - А разве можно... об этом... - Смотря кому. Урм говорил буднично, ничуть не рисуясь, но меня вдруг охва-тила злость. - Ну конечно, забыл, кто ты! - Я такой же, как все. - О чем речь! Мы все равны, только почему-то одним можно за-ниматься Гемой, а другим даже думать о ней запрещается. Одни живут вот в таких комфортабельных отсеках, а другие ютятся в кро-шечных секциях. Наверное, у тебя и душ есть, и туалет? - И даже кондиционер. - Странное равенство, ты не находишь? - Когда-нибудь я отвечу на твой вопрос, - помедлив, сказал Урм. - Когда-нибудь? А почему не сейчас? - Еще не время. "И чего к нему привязался? - подумал я, остывая. - Завидно стало? Нет, не завидно... Просто... Просто..." На этом слове я застрял, не в силах примирить два противоречи-вых чувства, владевших мною: поколебленную, но еще не иссякшую веру в справедливость нашего общественного устройства и возмущение при виде столь разительного контраста двух миров, в одном из которых влачили существование обыкновенные космополитяне, а в другом наслаждались жизнью такие, как Урм и Реут. - Ты видел когда-нибудь Гему? - неожиданно спросил Урм. - Как я мог это сделать? Нас же не выпускают в космос. А иллюминаторы отсеков наглухо задраены. - Тогда смотри. Урм подошел к одному из стеллажей. Стеллаж раздвинулся. В образовавшемся проеме обозначился матовый прямоугольник. Спустя несколько мгновений он наполнился прозрачной чернотой, испещренной бегущими наискось золотыми искорками. Вот его пересекло по диагонали большое светящееся пятно, ушло из поля зрения в правом нижнем углу прямоугольника, появилось вновь в левом верхнем и запульсировало широкими мазками. - Это Гема, - пояснил Урм. У меня закружилась голова. По глазам ударила яркая радужная вспышка. - А вот Яр. Подожди, сейчас включу синхронизатор. Когда я раскрыл непроизвольно зажмуренные глаза, передо мной покачивался серебристый диск с нечетко очерченными краями. На его поверхности виднелись бесформенные пятна блеклых, едва угадываемых цветов. "Материки и океаны", - догадался я. Хотел что-то сказать и не мог. Гема... Прародина... Никогда бы не подумал, что при виде ее испытаю столь сильное ностальгическое чувство. Казалось бы, меня ничто с ней не связывает, она проклята и вырвана из сердца навсегда. И родился-то я не там, а на Космополисе. Отчего же тогда эти слезы и тяжесть в груди и ощущение невосполнимой потери? "Будь же мужчиной!" - прикрикнул я на себя мысленно и тут боковым зрением перехватил взгляд Урма. Печальный и нежный, каким, вероятно, смотрят на любимую женщину, которая больше тебе не принадлежит. И взгляд этот был прикован к Геме... - На первый раз довольно, - оторвавшись от созерцания Ге- мы, проговорил Урм. - Ну, что скажешь? - Здорово! - вырвалось у меня. Но тотчас возобладало чувство осторожности. "С какой же все-таки целью он заманил меня к себе? Что если это проверка на благонадежность? А я ему столько наговорил..." - Здорово, - снова сказал я, но уже безразличным тоном.- Вот как, оказывается, выглядит со стороны логово врага! - Логово врага? - повторил мои слова Урм. - Логово... Ах, да, конечно... 6. "Изгнание" Тиса Непостижимо! Тис оказался врагом, агентом "призраков"! Никогда бы не поверил в это, если бы своими ушами не слышал его признания. Суд над Тисом был открытым, ведь у нас демократия, хотя ее принципами зачастую пренебрегают. Судебные заседания транслировали по всесвязи. Асда пришла ко мне, и мы, прижавшись друг к другу, не отрывали глаз от экрана. На Тиса было неприятно смотреть. Он весь обмяк и напоминал уже не глыбу, а бесформенную студенистую массу. Когда на минуту показали крупным планом его лицо, нас поразило покорно-бессмысленное выражение слезящихся подслеповатых глаз. Не раскаяние, не страх были в них, а желание угодить... Тис с готовностью рассказывал о своих преступлениях. На вопро-сы обвинителя отвечал угодливо, многословно, как будто отчиты-вался о проделанной работе. Временами даже увлекался, в тусклом голосе прорезались патетические нотки, но тотчас, вероятно вспомнив, что стоит не на трибуне, а перед судьями, переходил на подобострастный тон. Оказывается, Тис с самого начала был завербован "призраками", верно служил им. Его прославляли за то, что изгнал врагов, тогда как в действительности он помог кучке отщепенцев беспрепятственно покинуть Космополис и тем самым избежать заслуженной кары! - Ты молодец, - шепнул я Асде. - Сумела распознать предателя. Не зря его ненавидела. А я-то хорош, восхищался агентом "призраков"! Асда отстранилась, насколько позволяла теснота моей каморки. - Святая наивность! Тис - агент "призраков"?! И ты веришь в эту чушь? - Он же во всем признался! - И ты бы сделал на его месте то же самое. - Я?! Мне не в чем признаваться! - И ему не в чем, разве лишь, что рыл яму Лоору. А он признался во всех смертных грехах, кроме этого. - Но почему? - Ничего другого не оставалось. - Он же мог защищаться - доказывать, опровергать! - Кому доказывать, "вернякам"? С ними не поспоришь. - Тогда, по крайней мере, не надо наговаривать на себя! А он, как ты утверждаешь, это делает. Зачем?! - Чтобы избежать пыток. - Ничего не понимаю... О чем ты? Какие пытки? - Ты словно вчера родился, - обожгла меня насмешливым взглядом Асда. - Неужели не знаешь? - Но ведь Тис - второй человек после Лоора, историческая лич-ность! Портреты висели в каждом отсеке! - Все как раз и объясняется тем, что второй человек замышлял сделаться первым. И если бы удалось, под судом был бы сейчас не он, а Лоор. Но тот оказался не по зубам Тису, успел его обезвредить. - Не может быть! Лоор выше мести! И потом, они же друзья, разве не знаешь? - Ты и на самом деле ребенок, Фан! - Уже не насмешка, а грусть была во взгляде Асды. - Лоор и дружба, Лоор и порядочность... Это же несовместимые понятия! Когда ты, наконец, повзрослеешь? Тиса приговорили к изгнанию, то есть фактически к смерти. Формально смертной казни у нас не существует. На "изгнанника" надевают одноразовый "погребальный" скафандр с десятиминутным запасом кислорода и катапультируют в космос. Еще недавно "изгнание" казалось мне гуманным актом: пре-ступника непосредственно не убивали, а правосудие вершилось. При этом общество во имя гуманности сознательно шло на жертвы: "погребальный" скафандр невосполнимо утрачивался, вместе с ним - неисчислимое множество атомов, составляющих тело осуж-денного. А ведь в замкнутой системе драгоценен каждый атом: кругооборот веществ должен быть полным и непрерывным! На Космополисе нет кладбищ. "Из праха вышел и вновь обратишься в прах", - это вычитанное мной в старинной книге изречение имеет для нас буквальный смысл. Рождаясь, мы заимствуем у системы атомы, а умирая, возвращаем их. Теперь же я вижу, сколь лицемерны были мои представления о гуманности. Все яснее становится противоречие между высокими идеалами лооризма и действительностью. Неужели Лоор не видит, как извращают и уродуют его учение? Если так, то он просто слеп! А если нет, то почему мирится с этим? Он же всевластен! "Лоор... обезвредил"... Невероятно! Живой Бог, Демиург Космополиса! Тис был его другом, одним из строителей замкнутой системы, они казались не-раздельными, как нераздельны добро и справедливость. И вот вче-рашний сподвижник низвергнут, втоптан в грязь... А вдруг Асда, действительно, права? До сих пор я думал, что в ней говорит дух противоречия, желание поддеть меня. Мне претила ее привычка глумиться над нашими духовными ценностями. Но что если это никакие не ценности?! ..."Изгнание" Тиса непредвиденно осложнилось: ни один из имевшихся на складе "погребальных" скафандров не подходил ему по размеру. Пренебрегая герметичностью, принялись сшивать воедино два скафандра. Получилось нечто бесформенное... Мы видели по всесвязи, как вели Тиса к отсеку катапульты. Вернее, волокли, словно тяжелый мешок, два дюжих "верняка". А из мешка доносился вой... "Верняки" втолкнули мешок в отсек, едва не выломав дверцу. Послышался негромкий хлопок, пол под нашими ногами чуть вздрогнул... Я представил себе беспомощную куклу - Тиса в черноте космо-са, среди чересполосицы звезд и мелькания Гемы, и содрогнулся. Тис вернется на родную планету облачком пепла, сгорев, подобно метеориту, в ее атмосфере. И это облачко будет долго витать над Гемой, а затем рассеется на ее материках и океанах. Жуткая смерть! Но есть в ней и мрачная торжественность, как будто во искупление зла, в знак прощения приняла блудного сына в свое лоно преданная им родина... 7. Прозрение Мы с Урмом и впрямь подружились. Странно... Что он нашел во мне? В глубине души я сознаю свою заурядность. А Урм - личность, умница, каких мало. Дружить с ним лестно и в то же время как-то неуютно. Невольно ждешь, что он скажет: "Поигрались, и довольно!" - Вот заладил: Урм да Урм! Смотри, начну ревновать! - говорит в шутку Асда. Но думается, ей по душе эта дружба. Чувствую, что вырос в ее глазах... Когда мы подходим ко входу в Базу и Урм привычно протягивает "верняку" опознавательный жетон, я всякий раз мысленно вздрагиваю, представив себя на месте Тиса. А под взглядом "верняка" непроизвольно съеживаюсь. Даже его приветственное топанье вызывает у меня дрожь. Так и кажется, что сейчас он ска-жет: "Слава Космополису, ты арестован!" Впрочем, судьба Тиса - еще не самое страшное. Над ним ведь был открытый суд, а значит, существовал, пусть теоретически ("Как ты наивен!" - сказала бы Асда), шанс на оправдательный приговор. Иногда же люди просто исчезают без следа: был человек, и нет человека. Мы вдыхаем атомы, совсем недавно составлявшие их тела, не догадываясь об этом... И я могу исчезнуть бесследно. Особенно, если буду слушать и повторять слова Асды. А я хочу жить. Мечтаю побывать в космосе, но не так, как Тис, а по собственному свободному выбору! В конце концов, если я ей дорог, она не должна подвергать мою жизнь опасности! "Расстанься с ней, пока не поздно!" - нашептывает мне малодушие. Но я знаю, что уже поздно. Я прикипел к Асде и не смогу без нее жить. Хоть бы Урм вооружил мое мятущееся сознание новыми аргументами, которые восстановят веру в Лоора и помогут пере-убедить любимую... Вот, оказывается, почему я сблизился с Урмом! Ищу в нем спасения от Асды! А ведь думал, что дружу бескорыстно... Урм... Теперь я настолько поверил в него, что все чаще начал задавать вопросы из тех, что могут дорого обойтись. Но далеко не всегда получал прямой ответ: видимо, ко мне он все еще относится с настороженностью. Раньше, когда я сам темнил, это не бросалось в глаза, хотя не однажды слышал: "как-нибудь в другой раз", "еще не время", "после поговорим". Сегодня впервые удалось вызвать Урма на откровенность. Я по-сетовал, что не стал исследователем космоса. - Вероятно, в моем досье были низкие баллы, нам же не сооб-щают результаты тестов! - Ерунду говоришь, - отозвался Урм с непонятным раздражением. - Родители у тебя не те, вот в чем дело! - Как не те... - опешил я. - Мне же позволили родиться, зна-чит... - Ровным счетом ничего не значит! Вероятностная выборка, и только! - Вероятностная? А генные спектры? Урм рассмеялся, но смех был грустным. - Славный ты парень, Фан! - Да ну тебя... Как же все-таки насчет родителей... Мы же во-обще не знаем, кто они... - Зато родители знают, кто их дети. Вернее, некоторые родители. - Ну и что? - А то, что от положения родителей зависит карьера детей. - Значит, и Реут... - Не продолжай! Ты и так узнал слишком много. - А как же всеобщее равенство? - с горечью спросил я. - Ты или слишком наивен, дорогой Фан, - усмехнулся Урм со-всем как Асда, - или... - Глуп? - Прикидываешься простачком. - Не прикидываюсь! - Тогда пора повзрослеть. - Ты играешь со мной в прятки, - обиделся я. - Думаешь, не вижу? Если я безнадежный дурак, то какого... На что я тебе со своей дремучей наивностью, которую с трибуны ты сам же столько раз объявлял верностью идеалам, твердостью идейной позиции? - У тебя чистая душа, Фан, - прочувственно сказал Урм. - Это сейчас редкость. Прости, если обидел. Знай, я считаю за честь быть твоим другом. Слова Урма меня растрогали. И все же я не удержался от щеко-тливого вопроса: - А своей карьерой ты тоже обязан родителям? Я думал, что Урм будет отрицать это, но ошибся. - Именно так, - подтвердил он. - Я долго не подозревал, в чем причина моего взлета. Тешил самолюбие, мол, оценили мои способ-ности... И знаешь, кто просветил меня? - Ну? - Наш вождь и учитель. - Лоор? - не веря ушам, переспросил я. - Не может быть... - Еще как может! - положил конец моим сомнениям Урм. - А я-то был уверен, что он не подозревает о злоупотреблениях! - Лоор их вдохновитель. - Послушай, Урм, - встревожился я. - Что будет, если "верняки" узнают о нашем разговоре? - Они уже знают. Здесь повсюду подслушивающие устройства. - Тогда мы оба погибли... - Не бойся, - успокоил Урм. - "Верняки" слышат безобид-ную болтовню, которую я записал заранее. И тотчас зазвучал мой собственный голос: "Синтезировать пищу не так просто. Ведь она должна иметь стандартный вкус. Существует около трехсот вкусовых эталонов, и нужно обладать исключительно высокой восприимчивостью, чтобы в процессе дегустации безошибочно установить соответст-вие продукта..." - Достаточно? - спросил Урм. - Но я этого не говорил! - А мог бы сказать? Я задумался. - Да, пожалуй. Но как ты... - Синтезируют не только пищу. Можно синтезировать речь, не-отличимо имитировать живой голос. - Никогда бы не подумал! - Да уж, изрядно фантазии от меня потребовалось, чтобы уго-дить взыскательным вкусам "верняков", - потер руки Урм. -Между прочим, это их излюбленный прием, они часто к нему прибегают, чтобы опорочить неугодных людей. Но им и в головы не придет, что я его позаимствовал. - Кто ты, Урм? Функционер, историк, а может, еще кто-нибудь? Я ведь до сих пор тебя по-настоящему не знаю. Расскажи о себе. Или все еще не доверяешь? - Если бы не доверял... - Тогда в чем же дело? Я вижу: тебе трудно. Хочу помочь, а как это сделать, не представляю. - У нас еще будет принципиальный разговор. Обо мне. О тебе. О нас, - улыбнулся Урм. - долго ждал, пока ты прозреешь. Наберись терпения и ты. - И что затем? - буркнул я недовольно. - Увидишь. Главное, ты прозрел. А я-то искал в Урме защиты от Асды... 8. Ссора и еще раз ссора... Членство в космоле связано с так называемой общественной работой. Совсем недавно я считал ее своей первейшей обязанно-стью, но в первые же месяцы убедился, что пользы от нее нет. Собственно, это не работа, а игра в работу. Мы заседаем по ма-лейшему, чаще всего надуманному, поводу, регулярно отдаем "по-литдолг", иначе говоря, пережевываем труды Лоора... А я и так выучил их наизусть. Лоор и лооризм... Может ли учение отторгнуть своего создателя? Я и теперь убежден, что замкнутое общество теоретически самое справедливое и гуманное. Я и теперь верен идеалам лооризма, но верен ли им Лоор? Нет! Он предал свое учение, по его вине у нас царит произвол! Но об этом на "политдолге" не заикнешься. Считается, что мы активно участвуем в политике, на самом же деле в нас воспитывают аполитичность. Говорят, первые космольцы отдавали "политдолг" с великим энтузиазмом. Давно ли и я был пылким энтузиастом? Со стыдом вспоминаю былую восторженность. Что это, юношеская бравада, проходящая с возрастом, или природная ограниченность? Ведь если бы не Асда и, в особенности, Урм, я бы поныне преклонялся перед "вождем и учителем". Остро ощущаю их правоту: моя наивность не знает предела. Есть ли еще среди нас хоть один "энтузиаст", или я был последним? Увы, не узнаешь: все очень здорово научились притворяться, ли-цемерить. Нужен энтузиазм? Пожалуйста! И вот я дважды нарушил правила игры - пренебрег "политдолгом" ради встреч с Урмом. Реут взбеленился и, конечно же, решил меня проработать. Заба-вная была, вероятно, картина: в кресле, под огромным портретом Лоора, рассерженный старичок молодого возраста, а напротив, словно преступник перед судьей, - я. Не сижу, разумеется, - стою. Ковыряю ногой дырку в полу, слушаю нудные нравоучения, а сам раскаляюсь, как металлическая болванка в электромагнитном поле. И вдруг меня прорвало. - Вспомни, Реут, - крикнул я, - как ты прислуживал Тису, нашему заклятому врагу, агенту "призраков"! Как поддерживал его под локоток, а он похлопывал тебя по плечу! И что за пятно на стене, здесь, кажется, висел портрет Тиса? Даже и подумать не мог, как испугается Реут! Он не побледнел, - бледнее, чем был, стать невозможно! - а посинел и начал хватать губами воздух. - Тэ-эк... тэ-эк... - и вдруг взмолился: - Тише, прошу тебя! Поверь, у меня нет с Тисом ничего общего! Меня осенило: - Разве не Тис посадил тебя в это кресло?! - Откуда ты узнал? - подскочил Реут. - Тебе сказал Урм? Тэ-эк... Это ему дорого обойдется! Не зря я подозревал вас обоих! - Можешь поделиться своей догадкой с "верняками". Но и у меня найдется, что сказать им! Я блефовал. И тем не менее достиг цели: охватившая Реута ярость мгновенно погасла, уступив место паническому страху. - Прости, Фан... - слезы потекли по мучнистому лицу, оставляя серые борозды. - Я сам не знаю, что говорю. Я вовсе не хотел угрожать тебе. Я неудачно пошутил, Фан! Не выдавай меня, ты славный парень! Я всегда симпатизировал тебе, не веришь? Мне стало противно. - Ладно, живи! - сказал я с презрением. - Но если со мной или с Урмом что-нибудь случится, "вернякам" все будет известно. Уразумел? Он мелко и часто закивал, словно голова затряслась, что еще больше подчеркнуло его сходство со стариком. Выполз из кресла и под локоток, как тогда Тиса, проводил меня к выходу. - Тэ-эк... Я могу быть спокоен? - заискивающе спросил на прощание. - Это зависит от тебя, - буркнул я, сдерживая злость, и за-хлопнул за собой дверь отсека. Было так мерзко, будто вывалялся в грязи. В тот вечер я, не без похвальбы, рассказал Асде о ссоре с Реутом: - Проучил его! Будет знать, с кем имеет дело! - Глупо! - к моему изумлению воскликнула Асда. - Зачем ты связался с этим мерзавцем? Считаешь его побежденным? Уверяю тебя, ты ошибаешься. Он лишь временно отступил и теперь ждет случая, чтобы расправиться с тобой. - Не посмеет, - рассмеялся я. Однако Асда оставалась непривычно мрачной, - такой я ее прежде не видел. Даже глаза изменили цвет: были сиреневыми, а стали темносерыми, со свинцовым отливом. - Не думал, что ты такая трусиха, - нарочито беззаботным тоном произнес я. - Мы вроде бы поменялись местами: вспомни, как я упрекал тебя в неосторожности. Пойми, Реута нужно было хорошенько проучить, чтобы не зазнавался, и я это сделал. - Наивный мальчишка! Я рассвирепел. - Вы оба, Урм и ты, точно сговорились. Обвиняете меня в на-ивности! И само слово "наивность" произносите как "недомыс-лие" или даже "идиотизм". Если я такой идиот, то бегите от меня, куда глаза глядят! - Не устраивай истерики, Фан, - сказала Асда дрожащим голосом. - Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Люблю таким, каков ты есть. Может быть, именно за эту твою наивность или за что-то другое, скрывающееся под ее видом. Но я не могу оставаться в стороне, когда чувствую, что тебе грозит беда. А Урм... Он умный и опытный, ты же сам говорил. Расскажи ему обо всем. Тем более, что ты и его невольно подставил под удар! - То-то Урм посмеется, узнав об этой ссоре! - Не думаю. Иди к нему, не теряя времени! Урм даже не улыбнулся, несмотря на то, что я очень смешно ра-зыграл в лицах сцену стычки с Реутом. - Похоже, - сказал он озабоченно. - Из тебя получился бы неплохой комедиант. Жаль, что у нас нет театра. - Ты сердишься? Я поступил глупо? - А сам как думаешь? - Не знаю... - Связываться с Реутом не стоило, но что уж теперь... Хорошо хоть, что не скрыл от меня! - Это Асда посоветовала, - признался я смущенно. - На редкость умная девушка, - похвалил Урм так, словно был знаком с ней не только по моим рассказам. - Ей стало страшно за меня. - А тебе самому не страшно? - Я ничего не боюсь. - И зря, - заметил Урм. - Ничего не бояться - то же самое, что ничего не любить. Бойся, но умей обуздать страх. - Ну, а ты испытывал страх? - Я человек, а не робот. - А любовь? К моему удивлению, Урм смутился. - Не до того было. - "Ничего не бояться..." - передразнил я. - "То же самое, что ничего не любить"? Ошибаешься. Любить можно не только женщину. Моя любовь отдана Геме. "Логову вра-га", - как ты сказал однажды. Я густо покраснел. - Ничего удивительного, - успокоил меня Урм. - В тебе с детства поддерживали ненависть к прародине. А что думаешь о ней сейчас? - Прошлое Гемы вызывает во мне отвращение. Но как там теперь? Засилье тьмы, в котором царят "призраки", а люди всего лишь безвольные рабы? Или это очередной обман? - А ты как думаешь? - Нас могли изолировать от Гемы, чтобы мы не узнали правды. Видимо, сравнение не в нашу пользу. Скажи, это так? - Сомневаешься? - Меня учили: не задавай лишних вопросов, а я их все-таки задаю. Но редко добиваюсь ответа. Помнишь, ты обещал принци-пиальный разговор. Не пора ли исполнить обещание? - Пора, - согласился Урм. - Ты и сам догадался, что я не-навижу Лоора. - Но у тебя репутация человека, к голосу которого он при-слушивается. Почему же ты не пристыдишь его, не пробудишь в нем чувство справедливости? - недоумевал я. - Бесполезно. Этого человека не пристыдить. Да и разве в нем одном корень зла? Цель моей жизни - сокрушить лооризм, лжи-вое, безнравственное учение, спекулирующее на чувствах людей. - Как ты можешь! - возмутился я. - О Лооре говори, что угодно, но лооризм... Это же для меня самое святое... - Потому я и оттягивал разговор с тобой, - сказал Урм ус-тало. - Ты все еще не хочешь понять, что из грязных рук не мо-жет выйти ничего чистого! - По крайней мере, я не лгу и не притворяюсь! - Ты лжешь пассивно, сам того не замечая... А я... Да, мне при-ходится скрывать ненависть и на каждом шагу притворяться, пожимать руки врагам, смотреть им в глаза. Если бы ты знал, как тошно копаться в грязи... Я молчал, впервые испытывая превосходство над Урмом и жа-лость к нему. Но и что-то, напоминавшее брезгливость... Я уже не был тем наивным юнцом, для которого вступление в космол означало праздник. Благодаря Асде и тому же Урму у меня открылись глаза на лицемерие, пропитавшее наше общество. Я признал причастность вождя к преступлениям и сейчас на вопрос Асды: "ты любишь его?" ответил бы решительным "нет!" Лоор оказался низким человеком, а вовсе не живым Богом. Но лооризм... Если для меня еще существуют идеалы, то они питаются только им. А Урм хочет уничтожить эту святыню! - Ты меня осуждаешь... - сказал Урм, пристально посмотрев мне в глаза. - Но пойми, другого шанса победить нет. Я должен играть роль функционера, иначе буду раздавлен. - Куда уж мне тягаться с тобой в искусстве комедии, - перебил я его язвительно. - Ради дела, которому служу, готов быть и комедиантом, - с достоинством ответил Урм. - Так вот для чего я был тебе нужен... Ты ошибся в выборе, со-ветник вождя! - Да, пожалуй, я ошибся в тебе. Ну что ж, донеси на меня "вер-някам"! "Почему бы и нет?!" - промелькнула подлая мыслишка, и я плюнул ей вслед. - Мне нечего делать у "верняков"! Я не доносчик, но и дву-рушником не стану! - А я двурушник, - сдавленным голосом проговорил Урм. - Ты ведь это имел в виду? Уходи, Фан, нам больше не о чем гово-рить... 9. Покушение? Теперь я знаю, как это бывает. Негромкое потрескивание, человека окутывает облако. Края облака загибаются внутрь, словно кто-то затягивает узел. В нем видны контуры человеческого тела. Облако сминает их, спрессовывает в точку. Перед тем, как исчезнуть, точка ярко вспыхивает. И вот уже нет ни облака, ни точки, ни человека. Остается лишь слабый запах озона, да и тот через минуту исчезает... По-научному это называется селективной деструкцией. О ней говорят как о важнейшем технологическом процессе, и только. В замкнутой системе, куда ничто не поступает извне и где ничто не должно теряться, деструкция - единственный способ получить атомы, этот исходный материал для синтеза любой новой структуры. Умерев, я, как и всякий космополитянин, подвергнусь деструкции. Или умру оттого, что буду деструктирован. О последней возможности у нас не говорят вслух. А если и обмолвятся, то намеком... Наше жизненное пространство ограничено объемом Космопо-лиса. Оно позволяет существовать всего лишь десяткам тысяч лю-дей (точное число, как и многое другое, держится в секрете). На Геме столько вмещал стадион. Люди собирались туда, чтобы утолить жажду зрелищ, а затем снова рассеивались на необо-зримых пространствах города, страны, планеты... Нам же "рассеиваться" негде. Наша цель - выжить, не покидая "стадиона". И дать выжить грядущим поколениям. Каждое последующее поколение будет слепком с нынешнего. Абсолютная стабильность - один из постулатов лооризма. Он предопределяет неограниченно долгую жизнь нашего общества. Год назад этот постулат был для меня непререкаемой истиной. Я не замечал в нем очевидного противоречия... Мы строим счастливое будущее. Терпим унылое настоящее ради тех, кто придет нам на смену. Мысль о них помогает терпеть лише-ния. Мы говорим себе: "Пусть нам плохо, стиснем зубы, выдержим. Лишь бы потомки были счастливы!" Но о каком счастливом будущем можно мечтать, если оно при-звано воссоздать настоящее? Ведь получается, что наши потомки, в свою очередь, будут страдать ради своих потомков, а те снова повторят нашу участь! И так будет продолжаться, пока существует Космополис... Страшно от этих мыслей. Они исподволь подтачивают мою веру в идеалы лооризма. Но если я разуверюсь в нем, то буду вынужден признать правоту Урма. И что мне останется тогда: душевная пустота, осознание своей неполноценности? А любовь Асды, разве этого мало? Наверное, все-таки мало. Иначе не было бы метаний, мучительных поисков смысла жизни, заведомо обреченных на неудачу. Мне хотелось побыть одному, чтобы навести хотя бы видимость порядка в своих чувствах. Тянуло в потаенные уголки, где ничто не отвлекало от размышлений. Я и раньше любил в одиночестве бродить по немноголюдным переходам. А резервные ответвления, которыми изобилует лаби-ринт Космополиса, заброшенные накопители и окраинные тупики большую часть суток вообще пустынны. Вот и сейчас я решил пробраться туда. Миновал несколько туннелей и шлюзов - они, как обычно, были открыты. Из бокового ответвления донеслись шаги, тяжелые и частые. Видимо, человек спешил. Интересно, куда, зачем? Случайный прохожий, возможно, и слышал мои шаги, но не оглянулся. Скорее всего, был погружен в свои мысли. Я шел следом, не упуская его из вида. Что-то в нем меня привле-кало. "Он же мой двойник! - сообразил я наконец. - Тоже среднего роста, в похожем комбинезоне. Идет вразвалку, чуть косолапя, - Асда передразнивала меня, копируя такую походку..." Сходство показалось мне забавным. Ах, если бы я тогда знал, что произойдет через несколько минут! Вскоре к нашим шагам добавились еще одни - скользящие, крадущиеся, как будто кто-то порхал по металлической палубе, стараясь не производить шума. В проеме мелькнула и тотчас растаяла тень. "Что нужно этому невидимке?" - подумал я в смутной тревоге. И тут раздалось негромкое потрескивание. Сам не знаю, как я его расслышал на фоне привычного гула серводвигателей, не смолкавшего ни на минуту в любом месте Космополиса. Двойника - я был в сотне шагов от него - окутало облако. Ка-залось, он пытается вырваться из полупрозрачного пузыря, но тот сдавливает, ломает, душит... А я стою, парализованный страхом и неожиданностью, с ногой, занесенной для очередного, так и не сделанного, шага... Кричать, звать на помощь было бессмысленно, хотя на моих глазах - я сознавал это - произошло убийство. Что бы я сказал сбежавшимся на крик (сомнительно, нашлись бы такие!)? Что при мне деструктировали человека? Да меня тотчас бы доставили к "вернякам"! И те, как дважды два, вдолбили бы в мою голову, что в замкнутом обществе такого не может быть, а я провокатор, если не агент Гемы, и сознательно пытаюсь дестабилизировать обста-новку, нарушить идейно-политическое единство лиги и народа. Инстинкт заставил меня бежать без оглядки. Волна грохота следовала за мной. Казалось, металлическая палуба кричит мне вслед: "Держи его!" К счастью, никто не повстречался на этом бесславном пути... Я решил не посвящать Асду в свои переживания, но она сразу же догадалась, что произошло неладное. - Какие от меня могут быть тайны?! - настаивала она. Пришлось рассказать обо всем. - Знаешь, что меня больше всего поразило? - признался я на-последок. - Этот несчастный был словно мой двойник, в полутьме ты бы не различила нас. Даже одет, как я! При этих словах Асда вздрогнула. - Ты ничего не понял! Ты так ничего и не понял... - Что я должен был понять? - Его убили по ошибке, вместо тебя! - С чего ты взяла? - Какой ужас... Какой ужас... - шептала она и гладила ме-ня по лицу мокрыми от слез руками. И я понял, что Асда права. Кто же надумал со мной распра-виться? Только два человека могли желать моей смерти: Реут и Урм. Обоим я встал поперек дороги. Так кто же из них? - Это сделал Урм, - сказал я, поразмыслив. - Я пришел к не-му посоветоваться насчет Реута, но, оказалось, он совсем не тот, за кого себя выдавал. Мы крупно поссорились. Я выложил все, что о нем думаю. И вот результат... - Как ты мог такое предположить! - отстранилась Асда. - Урм не способен на убийство из-за угла! Ты так много хорошего о нем рассказывал! - Сама же уверяла, что я наивен и доверчив. Вот и поддался обаянию Урма. - И все же не он пытался уничтожить тебя. Вспомни о Реуте! Убеждена, убийство твоего двойника - его рук дело! - Ха-ха! Реут трус и увалень. А вот Урм силен и ловок. Су-мел выследить меня и... - Да нет же! Поверь моему сердцу! Ты недооцениваешь Реута! Я боюсь за тебя, Фан! - Постараюсь быть осмотрительным, - пообещал я. 10. Эмбриональное человечество Ясное дело, Асда ошиблась. С момента ссоры отношение Реута ко мне резко изменилось. Иногда я задаю себе вопрос: тот ли это Реут? Приветливый, предупредительный. Исчезли брюзгливые нотки в голосе, и, несмотря на преотвратную внешность, он даже стал казаться довольно симпатичным парнем. Вот что значит поставить наглеца на место! До сих пор Реуту все сходило с рук, но я сумел постоять за себя, и какая поразитель-ная метаморфоза! Невольно сравниваю Реута с Урмом. Урм умен, расчетлив, умеет обворожить. В его устах ложь принимает облик правды. Я и не заметил, как подпал под его влияние. И до чего же хитро он уклонялся от прямого, откровенного разговора: мол, всему свое время! Но вот я узнал его истинную цель... Впрочем, истинную ли? Он предстал передо мной в роли идейного борца с лооризмом. А на самом деле? Не кроется ли под этим все та же борьба за власть? Не мечтает ли он, подобно Тису, стать новым "вождем и учителем"? Тис действовал слишком прямолинейно, открыто. Ему не хва-тило ума затаить ненависть к Лоору, чтобы не вызвать подозрений. Урм, безусловно, учел промах Тиса, надежно скрыл свое истин-ное лицо под маской преданного советника, поддакивает Лоору, льстит ему... Тьфу! А вот Реут таков, каков есть на самом деле. Льстец и подха-лим? Но разве это можно поставить ему в вину? Разве я сам не славословил вождя? Делал это искренно, но и Реут по-своему искренен. Не скрывает карьеристских устремлений. Будь поумнее, сказал бы мне тогда: "А сам-то? Аплодировал Тису, зная, что он враг! Говоришь, не знал? Так почему должен был знать я?" И мне нечем было бы крыть. Реут - продут общества, в нем сфокусировались наши пороки. Он - зеркало, в котором я мог бы разглядеть и собственные черты. Но если не нравится отражение, то надо ли разбивать зеркало? А вот убийцей Реута не представляю. Кабинетный юноша, рыхлый толстяк с застывшим лицом, суетливыми движениями коротких ручек и шаркающей походкой, к тому же отъявленный трус. Что общего у него с ловким и быстрым невидимкой? Асда думает, что он подговорил кого-то расправиться со мной. Но, право же, для Реута это было бы слишком рискованно: он попал бы в зависимость от невидимки. Нет, версия о наемном убийце не выдерживает критики! Вот Урм и ловок, и смел, и силен. Я имел возможность убедиться в его молниеносной реакции: как-то, протягивая "верняку" опоз-навательный жетон, он уронил его, но поймал налету. Такому не-зачем обращаться к наемным убийцам... Есть ли ему резон убрать меня? Боюсь, да... Урм не может не опасаться, что я выдам его "вернякам". Оснований для этого пре-достаточно... Будет ли он в такой ситуации полагаться на мое благородство? Конечно же, нет! Вольно или невольно я оказался у него на пути, и самое благоразумное - без лишнего шума устра-нить препятствие. А деструкция идеально подходит для этой цели. Самое тихое из убийств! Словом, плохи твои дела, Фан! Жаль Асду, а так... Надо ли цепляться за жизнь, если она такая мерзкая! Чем хороша деструк-ция? Все происходит почти мгновенно, вероятно, и боль не успева-ешь почувствовать, и гибель не осознаешь... Нет, не буду трястись, оглядываться, прислушиваться к шорохам! Не боюсь тебя, неви-димка, кто бы ты ни был! Удивительно... Вот сейчас я не испытываю страха, а не так давно пугливо затыкал уши, стоило Асде завести крамольные речи. И с каким ужасом представлял себя на месте Тиса, когда его тащили, словно мешок, к люку катапульты. Что же, был трусом, стал героем? Вовсе нет. Страх улетучился, вот и все. Так бывает, когда на смену опасности воображаемой приходит реальная... Впрочем, хватит об этом! На днях меня пригласил к себе Реут. Не вызвал, как бывало прежде, а именно пригласил. - Тэ-эк... Рад тебя видеть, Фан. Хочу сообщить приятную но-вость... - Ну? - На тебя пал выбор. В числе самых достойных космольцев ты будешь представлять нашу ячейку на встрече с великим Лоором. Я был поражен. Насколько помню, Лоор ни с кем, кроме при-ближенных, не общался лицом к лицу. Он вещал с экранов всесвязи, представал перед нами в виде портретов и монументов, но чтобы встречаться с кем-нибудь... Собрания и митинги проводили его сподвижники, "малые вожди", как их называли заглазно. Самого же Лоора окружал ореол недоступности, некоей потусторонности, приличествующей живому Богу. Как я мечтал когда-то увидеть Лоора, припасть к его ногам, поведать мучившие меня мысли, получить отеческое благословение. И вот сейчас, когда ничего этого не нужно, мечте суждено па-радоксальным образом осуществиться... - Кто меня рекомендовал? - Я, - ответил Реут. - Чем я заслужил такую честь? - Тем уважением, которое я к тебе испытываю. Ты отчаянный парень, Фан. Такие в моем вкусе. Хочешь дружить со мной? Я замешкался с ответом. Молчание затянулось. Реут криво ус-мехнулся. - Тэ-эк? Не желаешь? Ну-ну... - Больно уж мы разные. Не сойдемся, пожалуй. - Урму ты этого не говорил. - У меня нет ничего общего с Урмом! - отрезал я. - Тэ-эк... Давно ли? Я почувствовал раздражение. Уж лучше бы он не упоминал об Урме! - А какое тебе, собственно, дело? Реут развел руками. - В общем, никакого. Просто удивлен: такая трогательная была дружба. - И Урм, и ты - слишком важные персоны, чтобы с вами дру-жить простому парню вроде меня! - Тэ-эк... Как знаешь, - сухо проговорил Реут и добавил уже официальным тоном: - Потрудись изучить инструкцию. Вот твой мандат, распишись в получении. Сбор завтра, в десять утра, у главного входа в Базу. Никаких лишних предметов. Ничего не за-писывать. И не вздумай нахвататься тоников! - Не употребляю! - буркнул я с неприязнью. Почему все в Реуте мне претит? Убеждаю себя, что он симпатич-ный парень, даже начинаю верить в это. Но стоит увидеть его са-модовольное неподвижное лицо, услышать напыщенный голос, дурацкое "тэ-эк", и охватывает бешенство. Психологическая не-совместимость? Пожалуй... С Урмом было все иначе, да что толку! "Так не годится, - внушал я себе, расставшись с Реутом. - Что он сделал плохого? Поручился за тебя, как за одного из до-стойных, предложил дружбу. А ты? Стыдись, Фан!" У входа в центральный тамбур стоял знакомый мне "верняк". Сколько раз я проходил мимо него бок о бок с Урмом. Ярко-красный, как всегда, парадный комбинезон скульптурно облегал могу-чее тело "верняка". Не с него ли ваяли монументы Лоора? Огромная пятерня похлопывала по футляру, не деструктора, - отметил я машинально, - а обычного боевого излучателя. "Верняк" перехватил мой взгляд, но не подал вида, что узнает меня. Да и кто я для него? Не человек, не личность, - предмет. Послышался звонок. "Верняк" приложил к уху раковину переговорного устройства, односложно ответил и распахнул дверь в тамбур. Мы проходили по одному, а "верняк" сверлил каждого глаами. Вдобавок нас наверняка скрытно просвечивали, чтобы убедиться в отсутствии "лишних предметов". Дорога в Мемориальный отсек была мне знакома, но на сей раз нас повели не напрямик, а через карантинную камеру, где каждому вкатили дозу ионизирующего облучения. Вскоре мы расселись в амфитеатре Мемориального отсека впе-ремежку с переодетыми "верняками". Хотя ни на одном из них не было формы, все они выглядели уменьшенными копиями их крас-ного собрата. И так же буравили нас глазами. Из боковой двери на трибуну взошли вожди и советники. Все, в том числе и "верняки", вскочили с сидений-жердочек и начали бурно рукоплескать. Послышались крики: - Да здравствует великий Лоор! - Слава лиге! А я искал Лоора... и не находил. Несколько раз скользнул взглядом по сморщенному лицу тщедушного старца, сидевшего в центре, прежде чем сообразил, что это и есть Лоор, великий Лоор, вождь и учитель! Нелегко было уловить сходство между ним и воздвигнутыми в его честь колоссами... Мне стало смешно и горько. Так вот каков на самом деле ку-мир моей юности! Я подавился смешком, и сосед-"верняк" взглянул на меня в упор, то ли с угрозой, то ли с недоумением. Его рука, засунутая, как и у других "верняков", в карман, шевельнулась. Согнав с лица насмешливое выражение, я закричал во весь голос: - Великому Лоору ура! А сам подумал: "Прав был Урм, я снова покривил душой... И это уже не просто пассивная ложь!" Мой крик подхватили, да так, что стены Мемориального отсека начали вибрировать. Встал Той, "малый вождь" по идеологии, занявший этот пост после "изгнания" Тиса (я уже встречался с ним, прежде он курировал питание и пару раз появлялся у нас на заводе синтетической пищи). - Здесь собрался цвет молодых космополитян, начал он напы-щенно, - наша надежда и гордость. Это историческая встреча, она знаменует собой начало новой великой революции, совершае-мой по инициативе и под мудрым водительством нашего вождя и учителя - гениального Лоора. Голос Тоя перешел в пронзительный фальцет, который вот-вот оборвался бы, не выдержав напряжения, если бы не потонул в реве аудитории. Слушая "малого вождя", я продолжал пытливо рассматривать покрытое старческими морщинами лицо человека, которого боль-шую часть жизни почитал за живого Бога. Сейчас на этом измож-денном лице нельзя было прочитать ничего, кроме безразличия и нескрываемой скуки: "До чего же вы все мне надоели!" - казалось, безмолвно ответ-ствовал Лоор на крики верноподданического восторга. Какой же я легковерный дурак! Знать, меня не зря преследуют разочарования. И жесточайшее из них - Урм... Вот он сидит за спиной Лоора, возвышаясь над ним этакой са-модовольной глыбой, и вполслуха внимает Тою. А сам, наверное, думает: "Болтайте, болтайте! Придет мое время, и тогда..." Что тогда? Смена декораций? Новые монументы на прежних местах? И "да здравствует великий Урм!"? Интересно, разглядел меня Урм в имитирующей восторг массе? А если да, то как воспринял мое присутствие? Удивился, испугался? Нет, он не таков. Хотя, конечно же, видеть меня здесь ему непри-ятно... - Было бы непростительной ошибкой считать, - продолжал тем временем Той, - что лооризм, величайшее учение всех времен и народов, исчерпал свои возможности и подвергается ревизии. Неправы те, кто сводит его к набору обветшалых догм... "Ого, - подумал я, - да за такие слова прямая дорога в отсек катапульты!" Очевидно, не мне одному пришла в голову эта мысль, потому что вмиг воцарилась тишина и стали слышны серводвигатели... - Ближе к делу, - перекрыл их гудение скрипучий голос. До меня не сразу дошло, что вмешался Лоор: он говорил, не ше-веля губами (вот кому, оказывается, подражает Реут!). - Хотя в основе лооризма... - продолжал Той, косноязыча от волнения, - неизменная стержневая идея замкнутой системы... единственной... э-э... системы, в которой возможно.... по-строение... идеального стабильного общества, не подверженного кризисам... ее... э-э... надо рассматривать... рассматривать... в ди-намическом контексте... понимая под замкнутостью... не состо-яние, а процесс. И таким образом... э-э... Ожидая подсказки минисуфлера, он вытер взмокший лоб, еще раз выдавил из себя "таким образом" и, окончательно запутав-шись, истошно крикнул: - Слава горячо любимому... великому... мудрому... Жизни не пожалеем... Ура-а! Несколько минут под сводами Мемориального отсека гремела овация. А старец морщился как от боли. У меня шевельнулась мысль: "Неужели ему неприятны изъявления преданности и любви? Или он знает цену их искренности?" Но вот вождь привстал и поднял руку. Овация стихла, затем возобновилась с новой силой. - То, что я скажу, - заговорил Лоор, мгновенно восстановив напряженную тишину, - вызовет шок. Но вы преодолеете его и поможете преодолеть остальным. Потому что верите мне. Потому что преданы Космополису. Потому что хотите приблизить счастливое будущее. Слова Лоора, очень простые, без намека на красивость, произ-носимые буднично, без ораторских приемов, тем не менее, гипно-тизировали нас. Я поймал себя на мысли, что слушаю с возраста-ющим вниманием и даже с надеждой: уж теперь-то все изменится и сама наша жизнь станет чище, правильней. - Космополис обречен. Это говорю вам я, его создатель. Наше жизненное пространство слишком мало, чтобы в его пределах можно было осуществить великий замысел. Теоретически замкну-тая система способна существовать сколь угодно долго. Но реаль-ность не всегда вписывается в рамки теории. Медленно, постепен-но, от поколения к поколению, мы будем неуклонно деградиро-вать. Если только не совершим качественного скачка в развитии. Лоор сделал несколько глотков из стоявшего перед ним стакана, обвел нас тяжелым пристальным взглядом, словно хотел удо-стовериться в эффекте своих слов, и продолжил все так же скрипу-че, без интонаций: - Наше спасение в Геме. Если бы рухнули своды Мемориального отсека, это произвело бы на нас меньшее впечатление. Многократно повторяющееся эхо пронеслось по рядам: - Наше спасение... наше спасение... наше спасение... В Ге-ме... в Геме... в Геме... Я был готов услышать что угодно, только не это. Много лет нам внушали ненависть к прародине, и вдруг такой крутой поворот! Наше спасение в Геме!!! Неужели я ошибся, вслед за Асдой и Урмом обвинив Лоора в тяжких преступлениях?! Или, может быть, он прозрел, и у меня на глазах начинается самоочищение лооризма, его нравственное воз-рождение? Увы, уже следующая фраза вождя разрушила эти пустые иллю-зии... - Мы должны освободить Гему и дать начало новому человечеству! Наша прародина во власти "призраков". И не люди ее населяют, а человекообразные существа, лишенные собственного разума. Они хуже животных, потому что животные подчиняются природным инстинктам, у них есть воля. Гемяне же подчинены так называемому "коллективному разуму". А он не что иное, как ма-шинная программа, навязанная этим полулюдям-полуроботам "призраками"! Полуроботы вредны и опасны. Уничтожим их! В это мгновение лицо Урма вышло из тени. Выражение нескры-ваемой гневной брезгливости было на нем. Помимо воли я испытал острый сочувственный отклик. "Берегись, Урм! - со всей страстью подумал я, словно мог пе-редать ему мысленное предупреждение. - На тебя смотрят "вер-няки". Поспеши же надеть маску!" Я продолжал слушать Лоора уже не с надеждой, а с закипав-шей ненавистью, и проклинал в душе свою неистребимую наивность. - Но нас слишком мало, - скрипел тем временем злобный старец, - чтобы, уничтожив гемян вместе с "призраками", самим стать человечеством. Нам не освоить Гему... Он припал к стакану, запрокинув желтую шейку с острым бе-гающим кадыком, а я подумал со страхом: "Откуда в этом тщедушном теле такая жестокая разрушитель-ная сила?" - Да, нас слишком мало... - с сожалением повторил Лоор. - И тем не менее... Гема... будет покорена. Последние слова он произнес с трудом, явно испытывая усталость, а закончил чуть слышно: - О деталях... расскажет... профессор эмбриогенетики Орт. Невысокий полный мужчина средних лет встал, сдержанно поклонился и заговорил с достоинством: - Я не политик, а ученый. Меня интересует чисто научная сторона проблемы. Разработанная мною теория искусственного этноса нуждается в экспериментальном подтверждении. Для осу-ществления эксперимента в принципе пригодна любая планета, подходящая для существования человечества... На словах "в принципе" и "любая" он сделал едва заметное ударение, словно хотел неназойливо подчеркнуть различие своих сугубо исследовательских планов и целей, которые преследует вождь. - Гема относится к числу таких планет... "Деловое предприятие... Совпадение интересов... - подумал я. - Видать, знает себе цену, раз держится независимо, как равный партнер!" - Коротко о концепции эмбрионального человечества. Колонизация Гемы будет успешной, если численность колонистов в первые же десятилетия достигнет ста миллионов. В противном случае неизбежен возврат к первобытному состоянию. - Откуда же столько... Фантастика... Утопия... - послышались разочарованные возгласы. Все ждали, что скажет Лоор. Но он, казалось, заснул, откинувшись на спинку кресла. А Орт намеренно выдерживал паузу, явно забавляясь всеобщим замешательством. - Да, нас для этой цели смехотворно мало, - наконец заго-ворил он. - Наша численность ограничена возможностями жиз-необеспечения в условиях Космополиса. Как сказал Лоор... гм-м... великий Лоор, - он покосился на спящего, - предел достигнут. Этим, кстати, и вызвано ограничение в праве на потомство. Но... Орт сделал еще одну долгую паузу. Лоор приоткрыл глаза и сказал неожиданно ясным голосом: - Продолжайте же, профессор! - Эмбриогенетика предлагает выход из, казалось бы, безвы-ходного положения. Будет создан банк эмбрионов. При соответ-ствующих условиях они сохраняют жизнеспособность длительное время. Право на потомство получат все. Сегодня тысячи эмбрио-доноров, завтра миллионы эмбрионов! - А как же селекция? Селекция во множестве колен? Целена-правленная селекция, спасающая нас от деградации? - вырва-лось у меня помимо воли. На мне мгновенно скрестилась сотня взглядов. И среди них ра-стерянный взгляд Тоя, встревоженный - Урма, пронизывающий - Лоора. Наступила не предвещавшая ничего хорошего тишина, на меня уже мысленно примеряли "погребальный" скафандр. "Что я наделал! - ударила в голову запоздалая мысль. - Ка-кая идиотская нелепость..." На помощь неожиданно пришел... профессор Орт! - Мой юный друг, - сказал он доброжелательно. - Знание основ лооризма делает вам честь... - Меня сразу же перестали расстреливать взглядами. - Но к теориям, даже великим, нельзя подходить догматически. То, что в стесненных условиях Космопо-лиса было единственно правильным, не оправдает себя на Геме. Ведь нужно в кратчайшие сроки создать популяцию глобального масштаба. И здесь селекция будет осуществляться путем естествен-ного отбора, как это происходит в природе. Вы правы в том, что селекция по генным спектрам предпочтительней. Со временем мы к ней вернемся, но на первых порах она оказалась бы непозволительной роскошью. Вы удовлетворены, пытливый юноша? Я поспешно кивнул. ...Пытаюсь вспомнить взгляд Реута в ту страшную минуту и не могу. Вот взгляд Урма до сих пор вижу - тревожный, даже взвол-нованный. Человек, пытавшийся меня убить, так бы не смотрел... А каким же все-таки был взгляд Реута? Почему не оставил сле-да в памяти?! - Мне так хочется иметь ребенка, - сказала Асда. - Но у нас его не будет... - Орт говорит, что мы можем... - Как ты не понимаешь! Это же унизительно и аморально, Фан! - О какой морали ты говоришь? - изумился я. - Разве она существует? Разве все, что у нас делается, не аморально? - Нет, Фан, не все! - улыбнулась Асда сквозь слезы. - Мы любим друг друга, и в этом высочайшая мораль, ведь правда? - Правда, - согласился я. 11. Записка Возвратившись к себе, я обнаружил на пороге клочок пластика. "Тебе угрожает опасность, - было нацарапано на нем. - Если хочешь узнать подробности, приходи в полночь к шлюзу А03/С31. Если, конечно, не побоишься. Твой доброжелатель". "Что за нелепая шутка, - подумал я в первый момент. - Не-ужели таинственный "доброжелатель" думает, что я ни с того, ни с сего отправлюсь, на ночь глядя, в это гиблое место?" "Ты никуда не пойдешь, потому что труслив..." - тотчас на-смешливо откликнулся внутренний голос. "Но ведь могут заманить в западню и деструктировать!" "А разве нельзя это сделать в другом месте и в другое время? Не запрешься же в клетку, из которой ни шагу! Да если будешь отси-живаться, бояться высунуть нос, то перестанешь себя уважать!" "Дурак, идиот, кретин! - сказал я в завершение этого короткого диалога с самим собой. - Ну и отправляйся к "доброжелателю". Только потом не раскаивайся в своей глупости!" "Жизнь полна опасностей, от них не убережешься. Неизвестно еще, что хуже - быть глупцом или трусом..." И вот я иду по сумрачным опустевшим магистралям, погружа-юсь в затемненные туннели, взбираюсь на пандусы, ныряю в шлюзы. Дорога хорошо знакома: "доброжелатель" выбрал для встречи излюбленный маршрут моих ночных прогулок. Кстати, поблизости расправились с "двойником". Стараюсь шагать тверже. Мои шаги гулко резонируют в волноводе туннеля. Сейчас сверну в промежуточный тамбур, пройду по эстакаде, соскочу на нижний ярус и... Сзади слышен смех. - Тэ-эк... Ты пришел, Фан. Зная тебя, я был в этом уверен. Ты же ничего и никого не боишься. Я оборачиваюсь, не сознавая, что происходит. - Реут? Это ты написал записку? Ты и есть мой "доброжела-тель"? Что тебе нужно от меня? - Что нужно? - мерзко хихикает Реут; лицо его при этом остается неподвижной маской, белеющей в полумраке. - Вот простак! Я вижу направленное на меня жерло деструктора. Как и в тот раз, меня парализует страх; пытаюсь подавить его усилием воли. - Чего же ты ждешь, давай! - сквозь звон в ушах доносится чей-то (мой?!) голос; он спокоен и полон презрения. - Тэ-эк... Не торопись, успеешь, - издевается Реут. - Теперь осечки не будет! Сколько раз я мысленно видел, как ты стоишь передо мной на коленях, беспомощный и покорный, умоляя о пощаде... - Не дождешься! - А может передумаешь? Тогда отпущу! - Ничего, смерть от деструкции легкая! Теперь уже в моем голосе издевательские нотки, оказывается и так бывает... Реут в бешенстве. Похоже, я испортил ему миг торжества! Жерло деструктора поднимается до уровня моего лба. Палец на спуске медленно сгибается. "Вот и все..." - думаю со странным облегчением. Но последняя моя мысль об Асде, ее мне по-настоящему жаль... И вдруг шум за спиной Реута! Из темноты метнулось огромное тело, рухнуло на него, сбило с ног. Деструктор отлетел в сторону. Я не верил глазам. Мой спаситель - красный "верняк"! Не может быть! Но это на самом деле был он, хотя и в непривычном темном одея-нии. Упруго вскочив, "верняк" заломил руку Реуту. - Вставай, подонок! Реут заскулил от боли. - Подними деструктор, - сказал мне "верняк". - Пригодится. Пользоваться умеешь? Нет? Смотри: вот предохранитель, он снят. А это спуск. Ну, действуй. Я пошел. Он исчез в темноте так же внезапно, как и возник. Я вертел в руках деструктор, не зная, что делать. Реут продолжал скулить. - Не убивай меня, Фан... Я хотел тебя попугать... Только по-пугать, честное слово! Ох, как больно! Он сломал мне руку... Ведь ты не убьешь меня, верно? Ничего, кроме гадливости, не испытывал я к этому трясущемуся существу. Именно существу, в котором не было ничего людского. Перед моими глазами стояло облако, и в нем зыбкие контуры чело-века. Его убил Реут. Без колебаний и жалости! А сейчас вымаливает пощаду... Я прицелился. - Не надо! Не надо!!! - взвыл "кабинетный юноша" (какой же я олух!), он же уверенный в безнаказанности "невидимка". "Уничтожь его!" - приказал я себе. Но так и не смог этого сделать. Палец, лежавший на спуске де-структора, не повиновался. Он налился тяжестью, закаменел, и я с трудом разогнул его. Нет, не каждому дано быть палачом! Я сунул деструктор в карман и пошел прочь. Вслед неслись исте-рические всхлипывания моего несостоявшегося убийцы. 12. "Агент" Гемы Как я посмотрю в глаза Урму? Я виноват перед ним. Мои подозрения были беспочвенны и оскорбительны. Он вправе повернуться ко мне спиной... Но не повернулся же! Уверен, что спасительным вмешательством красного "верняка" я обязан ему... Урм встретил меня так, точно между нами ничего не произошло. Мои робкие извинения решительно прервал: - Довольно, Фан! Я тоже вел себя не лучшим образом. Нервы на пределе. Ведь понимал, что не следует спешить! Отказ от идеалов мучителен, знаю по себе: когда-то и я был преданным лоористом. Надо было проявить деликатность, а я пренебрег ею. Хорошо, что мы во всем разобрались. Не будем же вспоминать о глупой ссоре! Мне оставалось только пожать ему руку. - Я слышал о том, что было у тебя с Реутом, - сказал Урм за-тем. - Ты счастливо отделался. Вел себя смело, но неосмотритель-но. Да и зря пощадил его. - Считашь это малодушием? - Скорее, благородством. - Реут получил урок. - Вряд ли, - покачал головой Урм. - Но на некоторое вре-мя он уймется. А тебя больше не тронет, понимая, что в следующий раз живым ему не уйти. - Я его крепко припугнул! Урм расхохотался. - Прости, Фан, чистая ты душа! Мне стало стыдно. - Красный "верняк"? - Вы оба, - великодушно сказал Урм. - Надеюсь, ты спрятал деструктор? - Да. Но вряд ли он мне когда-нибудь понадобится. - Ну-ну... Впрочем, переменим тему. Что ты думаешь об эмбриональной революции? - Бред какой-то! - Ошибаешься, не бред. Лоор умен и вероломен. Дурак или сумасшедший не создал бы Космополис и не опутал своими догмами тебя. Я сделал протестующий жест. - И не только тебя, - уточнил Урм. - Лооризм эксплуати-рует мечту о благополучии, счастье, всеобщем равенстве. Провоз-глашены великие цели, но способы их достижения безнравственны от начала и до конца. Лоор великий экспериментатор. Ему захотелось сыграть роль Бога, и он вознамерился совершить невозможное. Ты никогда не мечтал совершить невозможное, Фан? - Я ? Нет, не мечтал. - А есть люди, для которых смысл существования - найти алгоритм невозможного, и Лоор принадлежит к их числу. Само по себе это неплохо. Да что там, великолепно! Не будь таких людей, человечество топталось бы на месте. Беда в другом: стремясь во что бы то ни стало решить свою сверхзадачу, Лоор не пощадит ни себя, ни нас. - Скажи, Урм... - спросил я, - а разве ты не принадле-жишь к таким людям? - Принадлежу. Но моя сверхзадача не имеет ничего общего с тем, что замышляет Лоор. Я стремлюсь к воссоединению с челове-чеством Гемы, а он намерен уничтожить населяющих ее людей и затем снова заселить людьми. Парадокс? Ничуть. Альтернативное человечество было бы детищем Лоора. Из создателя крошечного Космополиса он превратился бы в Демиурга, который спустя по-коления обретет статус Бога. - А как же постулат о замкнутой системе, с ним покончено? - Вовсе нет, - убежденно произнес Урм. - Лоор никогда не откажется от своей концепции. Будь его воля, он и Гему сделал бы замкнутой системой. И всю Вселенную! Коллективный интеллект гемян ненавистен ему оттого, что не приемлет замкнутости. А ведь разум не знает границ. Если бы у Вселенной были пределы, он прорывался бы сквозь них! Теперь ты представляешь, какую опасность несет в себе лооризм. Это не абстрактное учение, а программа борьбы со свободным разумом! Я понуро опустил голову. - Выходит, мои идеалы... Неужели я такой идиот, Урм? - Лооризм произрастает на почве благородных устремлений, и совсем не просто разглядеть, что это сорняк! - С красивыми цветками и завлекающим ароматом... Крепко же он меня одурманил! - Я рад, что ты это понял, - тепло проговорил Урм. - Так Лоор отводит эмбрионам роль полчища, которое должно захватить Гему? - Замысел его в высшей степени коварен. Лоор знает, что по-бедить гемян невозможно. Вот обратное не составило бы для них труда... - Тогда все не так страшно! - Я не договорил. Нельзя победить в открытом бою, но можно уничтожить вероломным ударом. Мало кто знает, что с прежних времен на Базе сохранился деструктор глобального действия. Перед самой катастрофой он проходил секретные испытания в космосе. Лоор сумел утаить его от Кея и Корлиса. И сейчас это варварское оружие нацелено на Гему. - Профессор Орт? - догадался я. - Он подбивает Лоора? - Его роль в этой авантюре не ясна, - задумчиво сказал Урм. - По-моему, Орт ведет свою собственную игру. Он выдаю- щийся ученый, и банк эмбрионов осуществим. В других обстоятель-ствах идея искусственного этноса была бы прогрессивной, но пока что эмбрионы - десант, которому предстоит высадиться на обезлюдевшую планету! Лоор давно покровительствует Орту, од-нако предан ли тот "вождю и учителю"? - А знают ли об их планах на Геме? - спросил я взволно-ванно. - Знают, - после короткой заминки ответил Урм. - Каким образом? Он пожал плечами. - Ты рискуешь жизнью! - А что делать? - Гемяне готовы к нападению? Урм нахмурился. - Они поразительно беспечны. Уверяют, что опасности для них нет. Они недооценивают Лоора. Но если гемяне не считают нуж-ным обезвредить его, то сделать это должны мы. - Кто "мы"? - Я, ты... и наши друзья. - Значит, разговоры о вражеских происках и агентах Гемы не лишены оснований... - сказал я, скорее себе, чем Урму. - Вот уж не думал, что когда-нибудь стану лазутчиком и диверсантом... - Нет, спасителем людей, отторгнутых от прародины, обманутых и порабощенных! - Свобода есть осознанная необходимость, - процитировал я "вождя и учителя". - Ты прав, Урм. Знаешь, вначале я не замечал порабощения, даже был по-своему счастлив. И только когда стал задумываться... - Увы, знание редко делает человека счастливым. Но что за прок в иллюзорном счастье? Оно всего лишь мираж. А миражи рано или поздно исчезают, Фан. Ну, пошли? - Куда? - К друзьям. Не подозревал, что на Базе есть катакомбы. Возможно, об их су-ществовании не ведает сам Лоор, хотя и был главным архитектором Космоплиса. Впрочем, не своими же руками он его строил. Нашлись люди, знавшие толк в такого рода тайных убежищах. Вслед за Урмом я протискивался между монолитными плитами, которые загадочным образом раздвигались перед нами, спускался в полной темноте по шатким лесенкам, перепрыгивал через зияющие щели, вскарабкивался с уровня на уровень. Когда Урм ввел меня в казавшийся заброшенным отсек, я не-вольно зажмурился от яркого света и, спустя минуту открыв глаза, чуть не вскрикнул от изумления: среди собравшихся здесь были красный "верняк" и... Асда. "Верняк" по-дружески подмигнул мне, а плутовка Асда сделала вид, что ничего особенного не произошло, и, улыбнувшись, сказала: - Садись рядом, Фан. Будем смотреть Гему! И вот я увидел прародину... Не перламутровый диск на экране синхронизатора, - живую планету во всей ее красоте. Я испытал шок - утратил чувство реальности, потерял представление о том, где нахожусь: под низ-кими сводами секретного отсека или на залитой светом Яра городской площади, среди шумной и пестрой толпы. В стройных, светлых, не повторяющих друг друга и в то же время образующих единый ансамбль зданиях не было ничего общего с мрачными небоскребами прежней Гемы, которые я видел на кар-тинках в старых книгах. Истинные произведения искусства, они вызывали эстетическое наслаждение... "И ни одной машины! - отметил я с удивлением. - Ни здесь, на площади, ни на прилегающих к ней пешеходных уровнях!" Но когда в развернувшейся перед моими глазами панораме воз-никли вознесенные в небо прозрачные туннели, по которым плавно и быстро скользили похожие на гусениц поливагоны, я едва не захлопал в ладоши от восхищения. Перед катастрофой Гема достигла колоссального технического могущества. Но, судя по прочитанным книгам, техника навязывала людям образ жизни. Здесь же она не подавляла человека, а служила ему. - Когда гемяне успели? Ведь после катастрофы прошло совсем немного времени! Нет, в это чудо невозможно поверить... - твердил я ошеломленно. - Коллективный разум способен и не на такие чудеса, - мягко проговорил Урм. Я нашел руку Асды и сжал тонкие пальцы. - И ты скрывала от меня... - Я не могла иначе, Фан, - шепнула мне на ухо она. - Ты должен был прийти сюда сам. - Не подозревал, что у тебя могут быть секреты... - упрекнул я ее с обидой. - Был уверен, что мы - одно целое. Наивный дурак, правда? - Никогда не считала тебя дураком. Наивным - да, но только не дураком. А секреты... Больше их нет и никогда не будет. Мы вместе во всем. И навсегда! 13. Встреча с "призраком" Вот это новость! Асду распределили младшим лаборантом к Орту. Не знаю, радоваться или огорчаться. А Урм доволен: ему будет известно все, что там делается. Теперь мы с Асдой видимся реже, хотя вправе зарегистрировать ячейку-семью: оба достигли зрелого возраста, занимаемся обще-полезным трудом - "идейные борцы за построение замкнутого об-щества", как значится в наших характеристиках. Но когда я заговорил о браке, Асда неожиданно отказала: - Зачем нам комедия с регистрацией, Фан? Разве мы и так не принадлежим друг другу? Неужели она ко мне охладела? По-прежнему говорит, что любит меня, но уже не мечтает о ребенке. - Не могу понять, - сказала на днях, - что гонит к нам людей. С раннего утра очеред