(кстати, буквы в позывных наращивали в порядке русского алфавита). Мы с Леней подружились, и я устроил его на работу к себе в номерной НИИ старшим техником. У нас он сделал "головокружительную" карьеру, - еще не закончив заочно институт, стал начальником лаборатории. Я считался одним из ведущих коротковолновиков. В различных соревнованиях (например, телефонный тест, соревнования "Москва вызывает Дальний восток") занимал первые-вторые места. Но Леонид Михайлович был без преувеличения гениальным радистом. Он раз и навсегда "захватил" первые места во всех соревнованиях, в которых участвовал. Коротковолновиком я пробыл недолго. В чемпионате 1949 года после двух основных туров места распределились так: UA3DM - 1-e место по первой категории (100 Вт, а фактически 1 кВт) и 2-е в общем зачете; UA3CR - 1-е место по второй категории (20 Вт, а фактически 500 Вт) и 1- е место в общем зачете. На нашу беду перед третьим, "утешительным", туром, который уже никак не мог повлиять на результаты чемпионата, мы с Леней поговорили в эфире "на вольную тему". Это дало повод Центральному радиоклубу, с которым областной, увы, конфликтовал ("два медведя в одной берлоге"), добился нашей дисквалификации. В знак протеста я сдал позывной и прекратил заниматься короткими волнами, а Леонид Михайлович, самое малое, еще четыре раза становился чемпионом страны по коротковолновой радиосвязи. Замечу еще, что Леонид был хорошим шахматистом (если не ошибаюсь, имел второй разряд по шахматам). Помню, в нашу лабораторию прислали на стажировку студента - кандидата в мастера по шахматам. Работать в те времена приходилось по 10-12 часов, и к концу рабочего дня мы выматывались (впрочем, иногда, наоборот, - с утра бездельничали, а после обеда впрягались в работу как ломовые лошади). Так вот, во время отдыха Леня со стажером частенько играли в шахматы по памяти, без доски, сосредоточенно разглядывая кривые на экране включенного, приличия ради, осциллографа. Сейчас, по прошествии почти полувека можно признаться и в более серьезных проступках. Мы (в километре от Лубянки, к слову сказать) выбрасывали в окно десятиметровый кусок провода и имитировали dx-ов (радиолюбителей других континентов). "Передатчиком" служил незабвенный лабораторный генератор ГСС-6, а приемником - сохранившийся со времен войны американский гетеродинный волномер. Один из нас брал в руку оголенный кончик провода и периодически касался им одновольтового выхода ГСС, передавая сигнал общего вызова (CQ). А другой в это время прослушивал эфир на гетеродинном волномере. Иллюзия сверхдальной связи с обеих сторон была отменная, тон сигналов характерно замирающий, слышимость на уровне звуковой галлюцинации. Добавлю, что работали мы под вымышленными сверхэкзотическими позывными. Не думайте, что мы были бездельниками. После освежающего "отдыха" вгрызались в работу, и ее результатам могли бы позавидовать наши внуки. Во всяком случае, мы тянулись за Америкой, и если отставали, то на самую малость, (бывало, и опережали). Потом наши пути разошлись. Я перешел на работу в другой НИИ, а в 1956 году вообще уехал из Москвы заведовать кафедрой в сибирском вузе. Но из поля зрения Леонида Михайловича не упускал, благо он все время был на виду. Пару лет назад мой сосед, энтузиаст коротковолновой компьютерной связи Георгий Григорьевич Сокол (UA6CL), в одном из сеансов с Леонидом Михайловичем упомянул о нашем соседстве. Вскоре я получил от Леонида трогательное письмо, начинавшееся словами: "Дорогой мой "крестный", как я рад...". Мы обменялись несколькими письмами и фотографиями, а в дальнейшем регулярно обменивались через Г.Г. Сокола поздравлениями и новостями. В жизни почти каждого человека есть друзья, с которыми можно годами не встречаться и не переписываться, но знать: "На него я всегда могу положиться". Таким был для меня Леонид Михайлович Лабутин. С его кончиной я навсегда утратил часть своего "живого" прошлого, которая перешла в область "всего лишь" воспоминаний. Послесловие к главе. Вы уже догадались, что это некролог. Он появился на скорбном сайте, посвященном Леониду Лабутину, и там его можно найти до сих пор. Думаю, что вправе включить его в книгу, не изменяя ни слова. Добавлю только, что Леня (для меня он навсегда останется Леней) прославился организацией радиосвязи во время полярных экспедиций Шпаро, участием в разработке радиолюбительских спутников (как он горевал, когда последний в его жизни спутник сгорел во время неудачного старта ракеты!), был душой коротковолнового сообщества. Россия потеряла одного из самых бескорыстных, душевно чистых энтузиастов, в которых она так нуждается... ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ЛИЦОМ К ЛИЦУ С СОБОЙ Люди! Кто-нибудь поможет мне? М.А.Булгаков (1891 - 1940) "Я - москвич! Сколь счастлив тот, кто может произнести это слово, вкладывая в него всего себя. Я - москвич!" - с гордостью писал знаменитый "Дядя Гиляй" - Владимир Алексеевич Гиляровский (1853-1935), друг Чехова, Бунина, Куприна и Шаляпина, "человек большого сердца, чистейший образец талантливого нашего народа" (К. Паустовский). Я еще по инерции чувствовал себя москвичом и душою был в столице, хотя тело мое волею судеб и собственной глупости перебралось за Урал. Душа и тело временами требовали воссоединения, и когда становилось невтерпеж, я брал командировку в Москву, благо это не противоречило служебным интересам. Из аэропорта звонил знакомым и, в числе первых, - уже упоминавшемуся добрым словом Владимиру Андреевичу Мезенцеву. Мы не были друзьями - сказывалась разница в возрасте, - но симпатизировали друг другу как нельзя более. Столь интересного человека мне, пожалуй, встречать не приходилось. Мы разговаривали долгими часами, не надоедая один другому. В основном говорил Владимир Андреевич, - жизненный опыт у него был богатейший, да и талант рассказчика незаурядный. Не стану пересказывать поведанные им истории в духе гоголевских "Вечеров на хуторе близ Диканьки", возможно, со временем он сам их опубликует. Впрочем, имя В.А. Мезенцева и без того известно - он кандидат философских наук, автор многих научно-популярных книг, одна из которых (об атомной энергии) переиздана в Японии. В те годы Владимир Андреевич был главным редактором, а я - активным автором журнала "Знание - сила". - Немедленно ко мне! - распорядился главный редактор, услышав в трубке голос своего иногороднего автора. - Позавтракаем, поговорим и поедем в редакцию. Владимир Андреевич жил на Первой Мещанской. В его домашнем кабинете стояло глубокое кожаное кресло. Утонув в нем, я пил черный кофе и наслаждался беседой. - Мы же опаздываем! - вдруг закричал Мезенцев, взглянув на часы. - А ну, помчались! В редакцию быстрее всего можно было попасть следующим образом: на такси до станции метро "Площадь Революции", а затем по горьковско-замоскворецкой линии метрополитена до "Автозаводской". Замечу, что тогда "поймать" такси проблемы не составляло. "Зеленые огоньки" встречались на каждом шагу. И вот мы в редакции. Владимиру Андреевичу не до меня: он что-то подписывает, кого-то наставляет... Я начинаю раздумывать о делах, ради которых, собственно, и приехал в Москву. Тянусь к портфелю - его нет. А в портфеле все мои пожитки и, самое главное, документация, без которой пребывание в столице лишено всякого смысла. И тут я с облегчением припоминаю, что оставил портфель на Мещанской. Вижу самого себя в кресле, портфель на полу справа, Владимир Андреевич кричит: "помчались!" Я вскакиваю, бегу в прихожую одеваться, портфель остается на месте... - Забыл портфель у вас дома, - говорю Мезенцеву. - Дело поправимое! - отвечает тот и снимает трубку. - Рядом с креслом... - подсказываю. - Да нет, - говорит Мезенцев через минуту. - Не нашли портфеля. - Плохо искали. Я же твердо помню: портфель на полу справа от кресла. Владимир Андреевич звонит еще раз, - результат прежний. И здесь я вспоминаю, что, когда мы выходили, портфель был-таки у меня в руке. Я даже ощущаю на ладони упругую неподатливость ребристой ручки, словно сжимал ее минуту назад. Значит, портфель остался в такси. Ну да, так оно и есть! Мы с Мезенцевым расположились на заднем сиденье вполоборота друг к другу, портфель был между нами. Таксист припарковал машину задом, перпендикулярно тротуару, я вышел в одну сторону, Владимир Андреевич - в другую, портфель остался. Мне зримо представилось, как он, сиротинушка, стоит на сиденье... В Москве, если не ошибаюсь, было 17 таксопарков я свыше 10 тысяч такси. (Кстати, удивительное дело: помню толпы "зеленых огоньков" у вокзалов, куда они делись?). В одной из этих 10 тысяч машин остался мой злосчастный портфель. И я начал обзванивать таксомоторные парки. Мне отвечали: рано, позвоните завтра, а еще лучше послезавтра, и вообще не волнуйтесь, потому что все 20 тысяч московских таксистов (по два сменщика на машину) - люди исключительно честные и абсолютно бескорыстные, копейки сверх показаний счетчика не возьмут, не то что какой-то паршивый портфель. Через два дня стало очевидно, что ни один из таксистов потери не обнаружил. А поскольку все они честные и бескорыстные, то, значит, портфель забыт в другом месте. И мне снова пригрезился мой беглец. Теперь я уже не мог ошибиться: метро, полупустой вагон, крайнее сиденье, сидим также вполоборота (удобнее разговаривать), портфель опять между нами, за разговором чуть не проворонили "Автозаводскую" - выскочили под "осторожно, двери закрываются!", конечно же, не вспомнив о портфеле. Теперь оставалось надеяться на хрестоматийную честность шести миллионов москвичей, каждый из которых, исключая грудных младенцев, мог подобрать портфель. Надежда привела меня в бюро находок Московского метрополитена. Там добросовестно и благожелательно исследовали множество забытых портфелей, а заодно чемоданов, баулов и пр., - увы, поиски оказались безрезультатными. Я почувствовал себя одновременно поручиком Лукашом и бравым солдатом Швейком. Помните: - У нас украли чемодан! - ругал Швейка поручик. - Как только у вас язык поворачивается, негодяй, докладывать мне об этом! - Осмелюсь доложить, господин обер-лейтенант, - тихо ответил Швейк, - его взаправду украли... Два года тому назад на Северо-Западном вокзале у одной дамочки украли детскую коляску вместе с девочкой, закутанной в одеяльце, но воры были настолько благородны, что сдали девочку в полицию..." Я больше не верил в благородство, а потому пошел на Центральный телеграф и, сознавая собственный позор, отправил депешу с просьбой срочно выслать дубликаты документов. Через неделю я зашел в редакцию проститься с Владимиром Андреевичем. По дороге попал под дождь. - Повесьте плащ, пусть подсохнет, - сказал Мезенцев, - а халат снимите, это нашей уборщицы... Под халатом я увидел портфель. До чего же причудлива человеческая память! В популярной медицинской энциклопедии сказано: "Память - способность к запечатлению, сохранению и последующему воспроизведению (или узнаванию) того, что мы раньше воспринимали, переживали или делали". Психологи различают двигательную память, связанную с запоминанием движений, образную (зрительную, слуховую, осязатальную), словесно-логическую и эмоциональную. Выделяют также произвольную я непроизвольную память. Если человек задается целью запомнить что-то, он вводит в действие произвольную память. Если же запоминание происходит "между делом" - память непроизвольная. И вот что характерно: человек, обладающий великолепной произвольной памятью, может иметь никуда не годную непроизвольную. А рассеянность... Ох уж, эта пресловутая профессорская рассеянность, сколько анекдотов она породила! Профессор замечает, что начал хромать. - Ничего удивительного, - успокаивает жена, - ты же одной ногой идешь по тротуару, а другой по мостовой! Профессор забивает в стену гвоздь. Гвоздь не забивается. Профессор обнаруживает, что гвоздь обращен шляпкой к стене. - Досадно, - говорит ученый, - гвоздь, оказывается, не от той стены! Человеческая память неразрывна с мышлением. Но взаимоотношения их очень сложны. "Все жалуются на память, - заметил Ларошфуко, - но никто не жалуется на разум". Где она, грань между мудростью и чудачеством, профессионально отточенной памятью и рассеянностью? Наука связывает механизм запоминания и мышления с биоэлектрическими процессами в мозгу и нервах. Но еще никто из ученых даже при помощи электронного микроскопа с увеличением в миллион раз не выявил структурных различий между мозгом гения и мозгом кретина, "нормального" человека и шизофреника. Знать, слишком тонка инфраструктура мозга, чтобы ее можно было препарировать современными средствами. Мать муз, покровительница наук и ремесел богиня памяти Мнемосина из древнегреческой мифологии еще не раскрыла своих тайн. Хорошо известны поэтические строки: "Лицом к лицу Лица не увидать. Большое видится на расстоянье". Вероятно, человек еще не прошел расстояние, необходимое, чтобы увидеть самого себя. Послесловие к главе. Вот уже почти полвека читаю лекции студентам, причем мой "ассортимент" включает шесть различных дисциплин, которые от семестра к семестру тасуются, словно игральные карты. С того памятного дня, когда студенты подшутили над начинающим "профессором", утащив у него из-под носа кафедру, я дал зарок не пользоваться какими-либо шпаргалками. Все только наизусть! Отсюда вывод, что у меня до сих пор приличная произвольная память. А непроизвольная - хуже не бывает - могу заблудиться в трех соснах. И еще один зарок дал я себе: как только почувствую, что произвольная память "пробуксовывает", сложу профессорские регалии... ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ АНАТОМИЯ ИНТЕЛЛЕКТА Могучий ум... всегда равно и неустанно деятелен; зорко различает далекое, словно оно у него перед глазами; охватывает и постигает воображением грандиозное; видит и понимает мизерное; мыслит смело, широко, дельно... и благодаря этому нередко обнаруживает истину, скрытую под таким густым покрывалом, что другим она незрима. Франсуа де Ларошфуко (1613-1680) Последнее время мы все чаще произносим слово "интеллект" и все реже - "ум". Любопытное наблюдение: в дореволюционном энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона об интеллекте сказано предельно кратко: "Интеллектъ - см. Умъ". К сожалению, выполнить это указание невозможно: до ума дело не довели, так как в связи с революцией выпуск словаря прекратился на букве "О". В последнем, третьем издании Большой советской энциклопедии уму уделено всего пять строк, зато интеллекту - почти целая полоса. Между тем, если слово "интеллект" перевести с латинского языка на древнегреческий ("нус"), а с древнегреческого на русский, то получится как раз "ум". Но мы почему-то предпочитаем называть человека (если он, конечно, того заслуживает) интеллектуалом, а не умником. Да и само слово "умник" приобрело в наших устах некий уничижительный оттенок. Создается впечатление, что современный человек стесняется своего ума, зато гордится интеллектом. Причина, возможно, в том, что прогресс точных наук убедительно продемонстрировал большую объективность количественных оценок по сравнению с качественными. Количество информации, содержащейся, допустим, в этой книге, мы можем легко и точно выразить в двоичных единицах - битах. А вот качество той же информации оценить труднее. Один умный человек книгу расхвалит, второй - разругает, третий останется к ней равнодушным. Так вот, ум, по-видимому, был и остается качественной категорией, а интеллект, обособившись, постепенно превращается в количественную. Франсуа де Ларошфуко, давший эпиграф этой главе, в своих "Размышлениях на разные темы" классифицировал типы ума. Наряду с упомянутым в эпиграфе "могучим умом" он выделяет "изящный ум", "ум гибкий, покладистый, вкрадчивый", "здравый ум", "деловой ум", "ум корыстный", "ум веселый, насмешливый", "тонкий ум", "ум пылкий", "ум блестящий", "мягкий ум", "ум систематический" и даже "изрядный ум". Словом, сколько голов, столько и умов. Но какая голова умнее? "Хотя проявления ума бесконечно разнообразны, - пытается найти выход из положения Франсуа де Ларошфуко, их, мне кажется, можно различать по таким признакам: столь прекрасные, что каждый способен понять и почувствовать их красоту; не лишенные красот и вместе с тем нагоняющие скуку; прекрасные и всем нравящиеся, хотя никто не может объяснить, почему; столь тонкие и изысканные, что мало кто способен оценить все их красоты; несовершенные, но заключенные в такую искусную форму, столь последовательно и изящно развитые, что вполне заслуживают восхищения". Итак, проявления ума бесконечно разнообразны, и их оценка отнюдь не объективна, поскольку основывается не на количественных мерах, а на субъективном восприятии ("не лишено красот и вместе с тем нагоняет скуку"; "нравится всем, хотя никто не может объяснить, почему" и т.д.). Лет двадцать назад (то есть в шестидесятые годы - А.П.) довелось мне побывать у художника-абстракциониста. Абстрактная живопись пользовалась тогда скандальной известностью (ну как же, премию на выставке, разумеется, зарубежной, получил "шедевр", созданный... ослом, к хвосту которого привязали кисть!). Впрочем, мой абстракционист был вовсе не осел, а симпатичный человек с искусствоведческим образованием; он работал научным сотрудником в картинной галерее. Не скрою, я шел к нему с предубеждением, и, почувствовав это, он показал мне несколько портретов, выполненных в строго реалистической манере. Портреты свидетельствовали о мастерстве и таланте. - Но это не мое амплуа, - сказал художник. Мы перешли к акварелям. Их было много. Линии извивалась, краски буйствовали. Картины притягивали фантастичностью, непредсказуемостью замысла. Они вызывали в памяти стихи Василия Каменского: "Чаятся чайки. Воронятся вороны. Солнится солнце. Заятся зайки. По воде на солнцепути Веселится душа И разгульнодень Деннится невтерпеж". - Как называется вот это?.. - спросил я. - А какое название дали бы вы? - Ну... "Восход Солнца на Венере", - брякнул я невпопад. - Так оно и есть, - кивнул художник. - Шутите! - Нисколько. Разумеется, кто-то другой даст картине свое название, скажем, "Кипящие страсти" или "Туман над Ориноко". Ну и что? Когда вы слушаете симфонию, то вкладываете в нее свое "я", и музыка звучит для вас иначе, чем для вашего соседа и для самого композитора. У вас свои ассоциации, свой строй мыслей, словом, свой неповторимый ум ... Абстракция дает ему пищу для творчества ... - А как же с объективным отображением реальности? - Воспользуйтесь фотоаппаратом, не доверяйте глазам. Классический пример: когда Ренуар показал одну из своих картин Сислею, тот воскликнул: "Ты с ума сошел! Что за мысль писать деревья синими, а землю лиловой?". Но Ренуар изобразил их такими, какими видел в кажущемся цвете, изменившемся от игры световых лучей. Кстати, сегодня это уже никого не шокирует. Ведь вот как бывает. В семидесятых годах XIX столетия умные люди высмеивали "мазилу-импрессиониста", " неспособного отличить, где верх, а где низ полотен, которые малюет на глазах у публики". А в шестидесятых годах XX столетия столь же умные люди высмеивали "мазилу-абстракциониста", но уже восторженно восхваляли импрессионистов. Знать, не зря тот же Ларошфуко сказал: "ум всегда в дураках у сердца! ". Не лишена оснований и еще одна крылатая фраза: "самые умные люди делают самые большие глупости". Иное дело - интеллект. Энциклопедия дает ему такое определение: "способность мышления, рационального познания, в отличие от таких, например, душевных способностей, как чувство, воля, интуиция, воображение и т.п.". Как видим, не в пример уму, который "всегда в дураках у сердца", интеллект застрахован от "дурных" влияний чувства и воли, не говоря уже об интуиции, воображении и т.п. Интеллект это формализованный ум, начисто исключающий чувственно-интуитивные факторы, а потому поддающийся количественной оценке. Идея такой оценки принадлежит французскому психологу А.Бине (1903), разработавшему систему тестов. Их результаты после статистической обработки позволяют определить показатель интеллекта, или коэффициент интеллектуальности (КИ). Этот термин был предложен австрийским психологом В.Штерном в 1911 году. КИ "среднего человека" равен 100. А знаете ли вы, каков он у вас? Нет? Я тоже. И знать не хочу: вдруг мой КИ меньше ста, например, 98 иди того хуже, 44! Студенты скажут: "ну и ну, доктор наук, а КИ меньше, чем у любого из нас!" И потом будешь всю жизнь доказывать, что твой КИ не 44, а 144, и что единичка потерялась при статистической обработке тестов ... А вот в США желающие поступить в колледж должны предварительно пройти "сколастик аптитюд тест" - тест на способность к наукам. Это тест типа "мультипл чойс" ( выбрать правильный ответ). Он содержит 145 вопросов. Вот, для примера, три из них (журнал "Америка", 1977, сентябрь, Э 250). "ИНСТРУКЦИЯ. В каждом из приведенных ниже предложений имеется один или два пропуска, указывающие на пропущенное слово или несколько слов. Под предложением приведено по пять слов или групп слов, обозначенных буквами А, Б, В, Г, Д. Выберите то слово или те слова, которые лучше всего подходят к сказанному: 1. Возбуждение не ..., а ... его чувства, давая ему возможность лучше воспринимать подробности. (А) - притупляет ... обостряет; (Б) - преодолевает ... сковывает; (В) - замедляет ... отвлекает; (Г) - возвышает ... осложняет; (Д) - предвосхищает ... убыстряет. 2. Философские системы никогда не разрабатываются ... людьми, поскольку философия - это такой предмет, в котором зрелость МЫСЛИ приходит с опытом. (А) - простыми; (Б) - практичными; (В) - неизвестными; (Г) - молодыми; (Д) - многосторонними. 3. Несмотря на ... проводимых мероприятий, будь то экстренных или дальнего прицела, проблема бедности в стране не теряет своей остроты. (А) - несовременность; (Б) - сложность; (В) - односторонность; (Г) - эфемерность; (Д) - обилие". Заполненный бланк с ответами попадает в компьютерную оптико-сканирущую (читающую) машину, которая сравнивает его с бланком матрицы, содержащей правильные ответы. Из общего числа правильных ответов испытуемого вычитается 25 процентов (ведь правильно ответить можно и наугад, вероятность этого и пытаются учесть). Вносятся и другие коррективы. И машина выдает результат ... Вот так интеллект издевается над умом.... Примечание к главе. Тогда, в веке двадцатом, я посмеялся над столь примитивными тестами и возрадовался за наше образование. Сейчас прихожу в смятение. Все идет к тому, чтобы нормальные, апробированные десятилетиями вступительные экзамены в вузы подменялись такими вот "аптитюд тестами", рассчитанными, мягко говоря, на дебилов. Мое смятение относится не только к "собеседованиям" с "коммерческими" абитуриентами и к вступительным экзаменам "одновременно в сто двадцать вузов", но и резкому - по крутой экспоненте - снижению требований к студентам и соответственно к уровню их знаний. Помните, я писал, что в студенческой аудитории испытываю прилив сил, что отношусь к лекции, как к акту творчества. Так вот, все это осталось в прошлом веке. Где вы, горящие глаза, умные вопросы, стремление вникнуть в каждое слово, в каждую мысль преподавателя? Все чаще вместо вдохновения испытываю досаду и чувство вины, потому что это мы, умудренные опытом ХХ века, ответственны за "дебилизацию" и студентов, и самих преподавателей. Недавно я отказался участвовать в заседании Совета по присуждению ученых степеней. Автореферат диссертации изобиловал перлами вроде (да простят меня неспециалисты!): "Экономический самовозбуждающийся автогенератор". Во-первых "несамовозбуждающихся автогенераторов" не бывает, а во-вторых, если есть "экономический" автогенератор, то почему не быть, скажем, "гастроэнтерологическому"? Вас интересуют результаты защиты? 10 : 0 в пользу диссертанта. И я уверен, что "Сциллы и Харибды" Высшей аттестационной комиссии диссертант пройдет с легкостью балерины, порхающей по сцене Большого театра. Я еще напишу, с какими муками добывал кандидатскую и докторскую степени. А сейчас, куда ни плюнь, - попадешь даже не в доктора, - в академика. Сколько у нас развелось "самодеятельных" академий: транспорта, информатизации, телевидения, цирка... ну, подскажите, их ведь больше десятка наберется! Да, мы должны иметь мужество признать, что все более утрачиваем позиции в науке и образовании, которые занимали в ушедшем столетии... По телевидению часто выступает Михаил Задорнов. Он со вкусом и знанием дела издевается над "интеллектом" американцев. Мы давимся со смеху: вот, мол, какие они, и какие мы! Я тоже смеюсь, но в душе обливаюсь слезами. Если американцы таковы, какими их представляет Задорнов, то почему мы стремимся им подражать? ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ ПРЕДАТЕЛЬСТВО Ай, ай, ай! В какую бездну мерзостей, гадостей, пакостей и гнусностей я попал, ступив ногой в деревянное это корыто! Шарль де Костер (1827 - 1879) Все мы в той или иной мере сталкивались с предательством. Вообще-то слово "предательство" имеет массу толкований. Помните пресловутую парткомовскую фразу: "Изменил жене - изменил Родине!". Согласитесь, что, действительно, супружеская измена сродни предательству. Но здесь речь пойдет о предательстве не на бытовом уровне... Есть на свете множество тщательно охраняемых тайн. Одну из них под страхом смерти оберегала КПСС. Как ни странно, ее столь же ревностно оберегают и демократы. А может, нет никакой тайны, одни лишь выдумки? Поэтому в рассказе о ней не назову ни одного имени. Во-первых, я не был ни участником, ни очевидцем тех событий, а знаю о них лишь со слов девушки, которой, впрочем, безмерно доверяю. Во-вторых, сама эта девушка, сейчас, в ХХI веке, пожилая женщина, никогда не произносила их во всеуслышание и в любой момент может от них отказаться. Поэтому расскажу только о том, чему невольно стал свидетелем. В 1944 году мы с этой девушкой недолгое время дружили. Однажды вечером (ох, уж мне это пресловутое "однажды"!) я болтал с ней о всякой всячине в студенческом общежитии, где у нее, как у бывшей партизанки, была "персональная" комнатушка. Раздался стук в дверь. Вошел старший лейтенант. Не поздоровавшись, спросил (не меня, естественно): - Ты знаешь, что мой брат не предатель? - Да, - ответила девушка. - Ты знаешь, кто на самом деле предатель? - Да! - Почему же, выступая по радио, ты не скажешь правду? - Потому что, если бы я это сделала, назавтра меня уже не было бы. Старший лейтенант круто повернулся, посмотрел на нее с презрением и, не попрощавшись, вышел. Я знал, о ком шла речь. Я знал также, что моя подруга люто его ненавидела. Но... он до сих пор остается героем, а не предателем. Любопытно, что дважды, в различные годы, при разных обстоятельствах и от разных людей я слышал отголоски той давней истории, подтверждающие правоту старшего лейтенанта. Кстати, его брат был реабилитирован... посмертно. Говорят, от великого до смешного один шаг. Говорят также, что трагедия может обернуться фарсом. Такой фарс я наблюдал недавно. Есть на телевидении популярная (и, между тем, на мой взгляд, гнусная) передача "Слабое звено". Почему "гнусная"? Да потому, что поощряет предательство. Вспомните, от сильных в этой передаче слабые избавляются именно потому, что те сильны и у них больше шансов завладеть вожделенными деньгами. А ведущая "Слабого звена", вне передачи, вероятно, "дама приятная во всех отношениях", с садистским наслаждением измывается над участниками представления. Впрочем, они того заслужили, коль скоро согласились на роль баранов, предназначенных для заклания, добровольно пожертвовали своим человеческим достоинством. Не случайно я вспомнил "Слабое звено". В одной из передач ведущая предложила назвать "подпольную кличку" того самого "персонажа", простите, героя, которого имел в виду старший лейтенант. Я привел "анонимный" пример предательства. Почему "анонимный"? Из-за отсутствия доказательств, которые наверняка упрятаны в яйцо, проглоченное Змеем Горынычем. Упрятаны по той же причине, по какой десятки городов и улиц продолжают носить имена людей, повинных за преступления Октябрьского переворота, братоубийственной бойни, именуемой "гражданской войной", военного коммунизма, а "вечно живой" продолжает покоиться в усыпальнице, достойной фараонов! Утверждают, что нельзя сидеть одновременно на двух стульях. Но мы-то сидим! Впрочем, это уже политика. А я не политик. Мой дядя Миша воевал за красных, дядя Витя - за белых. Вот и я - белый в красную крапинку. Да, я - не политик. По нынешним меркам я, профессор и доктор наук, где-то на донышке среднего класса. Считал себя интеллектуалом (не путать с интеллигентом!), а позволил лохотронщикам от политики обвести себя вокруг пальца. Меня и вас, большинство моих читателей, обманули, предали с нашего же благосклонного соизволения. Вспомним ваучеры. Честное лицо Чубайса, убеждавшего, что посредством этих самых ваучеров все достояние страны - народное достояние - будет поровну и без остатка поделено между гражданами России, от глубоких старцев до грудных младенцев. А то, что номинал ваучера подозрительно низок, так это из-за несоответствия денежных курсов - старого и нового. Вот, мол, пересчитаем, и рубли превратятся в миллионы. И, что большинство из нас убедило, Чубайсу вторили все наши демократы-экономисты. А ведь и превратились рубли! Побывали мы в миллионерах, но, увы, не стали богаче. Народное состояние было без зазрения совести вторично продано, на сей раз за деньги. Большие? Кое-кому за сущие гроши. И появились олигархи, миллиарды долларов на швейцарских и прочих иноземных счетах, дворцы в Лондоне и виллы на лазурных берегах. Причем все по закону, позволявшему делать доллары из воздуха! Откуда же еще взяться миллиардам, если "народное достояние" уже поделено до крупинки! И, заметьте, тоже по закону! А сытое лицо Чубайса, как ни в чем не бывало, продолжает мелькать на экранах, и никто, по-моему, не услышал от него и ему подобных слов извинения. И если я назову его предателем, меня привлекут к уголовной ответственности. Нет, не предатель Чубайс, а ба-альшой политик! Как ученый, я могу подсказать великолепную тему диссетации: "Технология предательства". Материала для ее написания хоть отбавляй! Могу даже, основываясь на большом опыте руководства аспирантами, подсказать содержание будущей работы. А начать, например, так: 1. Униженная мольба о политической реабилитации; 2. Почему вы любите лапшу Доширак, или как вешать лапшу на уши народу. 3. Весь мир насилья (коммунистического) мы разроем до основанья, а затем мы наш, мы новый (там видно будет, какой!) мир построим, кто был ничем, тот станет всем (олигархом). Не думаете, что во мне говорит тоска по прошлому. Тем более что перестройка, а, вернее сказать, мучительная ломка, с которой хорошо знакомы наркоманы, началась еще в моем, ХХ столетии. Это я сначала голосовал на всенародном референдуме за сохранение Советского Союза, а затем хладнокровно взирал, как под покровом ночи упомянутый Союз был в одночасье, келейно взорван - не разобран по кирпичику, а именно взорван. И не просто взирал, а с надеждой: гнойник вскрыт, теперь-то наступит быстрое выздоровление. Это я смотрел в рот младодемократам и верил, что за каких-нибудь 500 дней из обломков кирпичей можно построить современное, благоустроенное здание, в котором будет удобно и богато жить. Это я, боясь повторения "наполеоновской реставрации" голосовал не за Ельцина, а против коммунистов. Значит, в случившемся на перепутье веков виноват я, и пусть бросит в меня камень тот, который в смутное время оказался мудрее. Единственное, что хоть в малой мере оправдывает Бориса Ельцина - Путин. Я связываю с этим человеком те крохи оптимизма, которые еще сохранил. Поражаюсь его работоспособности, неутомимости и... интеллигентности. Он связан по рукам и ногам тем, что натворил его предшественник, и предельным обнищанием общества, и необходимостью накормить несколькими хлебцами миллионы голодных. Хватит ли ему мужества, силы воли, провидческого дара? Ведь он человек, а самому сильному человеку также присущи человеческие слабости. И еще меня страшит, что его могут предать. Бойтесь предательства, Владимир Владимирович! Ведь то "анонимное" предательство, с которого я начал эту главу, мелочь по сравнению с нынешними изощренными предательствами, совершающимися под сенью несовершенных законов! ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ МОИ УЧЕНЫЕ СТЕПЕНИ Вы, голубчик, дегенерат. Знаете, что такое "дегенерат"? Ярослав Гашек (1883 - 1923) Я уже рассказывал о недавнем диссертанте, работа которого была перенасыщена "ляпами". Тогда я трусливо сбежал с заседания Совета, заранее поставив подписи на чистом листе протокола и перепоручив, подобно думским депутатам, проголосовать за меня первому попавшемуся коллеге. Потом я узнал, что за присуждение кандидатской степени проголосовали единогласно. Значит, "за" проголосовал и я. В ХХ веке я этого себе не позволил бы. А теперь... как не вспомнить четверостишье Алексея Константиновича Толстого: Будь настойчив в правом споре, В пустяках уступчив будь, Жилься докрасна в запоре, А поноса вспядь не нудь. Сегодня защита кандидатской диссертации не событие, а именно пустяк. Когда я (уже после защиты) сказал одному из коллег, что Высшая аттестационная комиссия такую позорную диссертацию не пропустит, тот со знанием дела пояснил, что теперь ВАК пропускает все кандидатские диссертации без разбора. Так что моя уступчивость оправдана. Правильно сделал: не жилился и, в то же время, не нудился. К тому же и "девственность" сохранил, и плевать против ветра не пришлось. А теперь вернусь в середину ХХ века и расскажу, как потом и кровью зарабатывал свои ученые степени. Изданная в 1951 году книга, хотя и пользовалась успехом, как никакая из моих последующих книг, наплодила мне кучу врагов: "Выскочка!", "Молоко на губах не высохло, а уже книгу пропихнул!". Примечание для любознательных: я и сам не пойму, как решилось солидное московское издательство заключить договор с недавним студентом, у которого и за душой-то ничего (и, поверьте, никого!) не было... По окончании МАИ я сказал себе: "Аспирантура? Ну, нет, с меня довольно!". А уже через несколько месяцев поступил в аспирантуру Института радиоэлектроники АН СССР. Но... из номерного НИИ, куда был распределен, меня (заметьте, вопреки закону!) не отпустили, а придумали гениальный ход: перевели в свою очную (!) аспирантуру и оставили на полной ставке младшего научного сотрудника. Это отвечало моим интересам, главным образом, по меркантильной причине: плюс к зарплате я стал получать и аспирантскую стипендию. Не буду утомлять читателя подробностями. Скажу только, что меня, как говорится, черт дернул придумать "перпетуум мобиле" - вечный двигатель. Разумеется не в прямом, а в переносном смысле слова. Ведь все, что невозможно, ассоциируется именно с вечным двигателем. Итак, меня угораздило изготовить и положить в основу диссертации прибор, над созданием которого безуспешно трудился целый отдел другого НИИ. У них не получилось. А раз не получилось, то значит - невозможно. Защита моей диссертации происходила в "третьем" НИИ (в нашем диссертационного совета не было). Все шло гладко, пока "конкуренты" не заявили, что мой эксперимент подложен, а созданный мной прибор - фикция. "Этого не может быть, потому что не может быть никогда!" Перед внутренними взорами членов Совета предстали весы: на одной чаше - "кустарь-одиночка" со своим "вечным двигателем", а на другой - творческий коллектив целого отдела, подтвердивший упорным коммунистическим трудом невозможность "перпетуум мобиле". Первым оппонентом у меня был воистину великий ученый - профессор Семен Эммануилович Хайкин, создавший в тридцатые годы в соавторстве с академиком Андроновым и профессором Виттом фундаментальную "Теорию колебаний". Поскольку "бог троицу не любит", Витта расстреляли, и несколько изданий "Теории колебаний" вышли только за двумя подписями. Незадолго до моей защиты Хайкин опубликовал еще один капитальный труд - "Механику". На его (и мою) беду книгу прочитал другой великий ученый - крупнейший специалист и в языкознании, и во всех прочих науках - Иосиф Виссарионович Сталин. Прочитал и вынес вердикт: книга порочная, идеалистическая. К счастью, репрессий не последовало (помните, я писал, что никто из моих коллег не был репрессирован?). Но своим "корешком" "Механика" ударила и по мне... Тогда я не был закаленным бойцом (им стал впоследствии). Вместо того чтобы сказать: "Уважаемые члены Совета! Прервите, пожалуйста, защиту, образуйте комиссию для проверки моих результатов. Если ее решение окажется отрицательным, возобновлять защиту не придется, и в кандидатской степени мне автоматически будет отказано. Если же результаты подтвердятся, то зачтите это в мою пользу..." Я же только бил себя в грудь, клянясь, что результаты правильны... Встал Хайкин и сказал примерно следующее: "Если возникли сомнения в достоверности результатов диссертации, то, получив автореферат, надо было немедленно сообщить о них Совету. А после драки кулаками не машут". На это председатель Совета ответил так: "Профессор Хайкин! Иосиф Виссарионович Сталин дал справедливую оценку вашей порочной идеалистической книжке. Прискорбно, что вы вдобавок выступаете в роли зажимщика критики. Переходим к голосованию". В наступившей тишине раздался треск: - мой научный руководитель, один из пионеров отечественной радиолокации Борис Константинович Шембель сломал удочку для подледного лова рыбы. Он был страстным рыбаком и, будучи уверен в моем успехе, собирался до банкета часок-другой половить рыбку. Эксперименты проводились на глазах Бориса Константиновича, но по тогдашним правилам научный руководитель, выступив в начале, затем не имел права открыть рта. Мой главный свидетель сидел с "завязанным ртом" и мог только в знак протеста и досады переломить о колено бамбуковое удилище. С разницей в один голос я был "провален". Семен Эммануилович Хайкин, сам член ВАК, тут же предложил мне немедленно обжаловать решение Совета: "Ручаюсь, оно будет отменено!". Но на меня напала такая депрессия, что ни о каком обжаловании я не мог и думать. Хайкин этого мне не простил. С тех пор мы не виделись. Через месяц депрессия прошла, а беспристрастная комиссия не только подтвердила мою правоту, но и несколько улучшила результаты. Мне было предоставлено почетное право сделать доклад о своем приборе в конференц-зале Политехнического музея. "Конкуренты" при встрече чуть ли не бросались мне на грудь: "Вы, дорогой, сами виноваты... если бы вовремя ознакомили... привлекли... Мы бы вас горячо поддержали! Время летит, как известно, быстро. Прошли зима, весна. Наступило лето. Повторная защита была назначена на осень (нужно было еще успеть "подновить" диссертацию, отпечатать и разослать автореферат). В июле 1952 года я осуществил право, гарантированное Сталинской конституцией, - уехал отдыхать в Крым. Там меня застал свежий номер "Правды" с постановлением ЦК КПСС и Советского правительства о необходимости ужесточить требования к диссертациям. Сердце мое екнуло. И не зря. По приезде домой я распечатал письмо, в котором меня уведомляли, что назначенная на сентябрь защита состояться не может, поскольку номерные НИИ лишены права принимать открытые диссертации. И началось хождение по мукам, продолжавшееся 4 (четыре!) года. Многие диссертационные Советы были расформированы. Другие боялись подобной участи и потому принимали диссертации только у "своих". Меня все время "отфутболивали": дескать, диссертация не соответствует профилю Совета. А потом... Мне предложили сделку: если я соглашусь (не имея ученой степени!) возглавить кафедру в Новосибирском электротехническом институте связи, то уже через несколько месяцев мне организуют защиту в Московском электротехническом институте связи. Так оно и произошло. Точнее, произошло действо, напоминавшее комедию. Вся защита продолжалась 40 минут. Мне, несмотря на мои мольбы, не задали ни одного вопроса. Потом выступил профессор, заслуженный деятель науки Николай Иосафович Чистяков (впоследствии я удостоился чести быть соавтором двух его книг), сказал буквально несколько слов вроде: "Все мы знаем, при каких обстоятельствах..." А через пару месяцев я уже получил "корочки" кандидата технических наук. Думаете, только мне приходилось "прошибать лбом стену"? Сошлюсь на опыт жены. Здесь надобно пояснение. Моя жена - Тамара Васильевна Плонская - работает профессором кафедры технических средств судовождения. Она мой постоянный соавтор. А тема нашей многолетней совместной работы хотя и специфична, но граничит с фантастикой, и потому расскажу о ней в одной из последующих глав. И еще о жене (простите за откровенность!). Она моложе меня на 20 лет, 33 года живем душа в душу. Была моей студенткой (но не аспиранткой!). Автор десятков научных статей, книг и учебных пособий. Кандидатскую диссертацию защитила ровно двадцать лет назад, в 1982 году. Тема - на стыке радиоэлектроники и вычислительной техники. С одной стороны, это приветствуется, ведь именно на стыке наук делаются самые неожиданные открытия. С другой стороны, специализированный диссертационный Совет имеет право принимать диссертации лишь по определенной, строго "очерченной" специальности. И жена обращалась в диссертационные советы Московского энергетического института, Московского высшего технического училища, Московского станкоинструментального института и Рязанского радиотехнического института. Всюду ее принимали в высшей степени благожелательно, внимательно знакомились с диссертацией, обсуждали на кафедрах, даже давали хвалебные отзывы! Но в первых трех случаях следовал все тот же ответ: "не наша специальность". И лишь Совет Рязанского радиотехнического института был наделен правом принимать защиты как по радиоэлектронике, так и по вычислительной технике! Счастливое совпадение! Но сколько нервных клеток понадобилось, чтобы, наконец, "выпала счастливая карта"! Я вовсе не хочу сказать: вот как надо "посвящать в кандидаты наук"! Требовательность должна быть в разумных пределах, а ими-то в "мое" время зачастую пренебрегали, видимо, по принципу: лучше не пустить в кандидаты (или в доктора) достойного, чем распахнуть двери перед недостойным... Но стоит ли впадать в другую крайность? А теперь расскажу, как стал доктором наук. В научном мире существует поговорка: "кандидатскую диссертацию делает доктор, а докторскую - кандидат". Несмотря на кажущуюся ее нелепость, в ней есть толика здравого смысла. Традиционный путь в кандидаты наук - через аспирантуру. И если научный руководитель аспиранта относится к своим обязанностям неравнодушно, то он опекает своего подопечного - подсказывает идеи, помогает преодолеть "подводные камни", отсекает лишнее, ошибочное. Будущий же доктор наук предоставлен самому себе. Докторская степень в науке - наивысшая. Ранг академика почетнее, но не выше, чем доктора наук - эти понятия относятся к разным категориям. Кандидат наук, претендующий на степень доктора, не нуждается в руководителе. Он должен рассчитывать только на себя, свои знания, интеллект, научную эрудицию. По описанным причинам я стал кандидатом наук поздно - в 31 год. А уже в 35 представил к защите в Совет Киевского политехнического института докторскую диссертацию. Все шло идеально: оппоненты - даже не два, а три доктора наук дали превосходные отзывы. Был разослан автореферат, назначен день защиты. А затем вмешался злой рок... Вынужден нарушить плавный ход повествования и обратиться к предистории. Я еще в Москве. Заведую лабораторией в НИИ. Телефонный звонок. Начальник отдела кадров просит зайти. В кабинете вижу плотного парня с копной пшеничных волос, румяным круглым лицом и подслеповатыми глазами, моложе меня года на два. Представляется: Александр Герасимович Смагин. Не без злого чувства привожу полностью фамилию, имя и отчество. Мне объясняют, что Смагин только что окончил университет, по образованию - физик-ядерщик, но вот беда, не может устроиться по специальности. Не могу ли я взять его к себе в лабораторию младшим научным сотрудником? Штатные места есть, почему бы ни взять! Знал бы я тогда, какую змею привечаю... И опять не хочу утомлять читателя излишними подробностями... Прошел год - мы почти что друзья, хотя называем друг друга по имени-отчеству. Пишу статью, ее принимают в журнал. Застенчиво улыбаясь, говорит: - А меня не возьмете в соавторы? У вас ведь и так ой-ой-ой сколько опубликовано! Иду в редакцию, прошу допечатать фамилию соавтора. Спустя еще несколько дней: - У вас уже написана диссертация, а я только собираюсь. Нельзя сделать так, чтобы я был единственным автором статьи? Разумеется, будет ссылка на ваше участие. Не скрою, меня покоробило. Но, как известно, дураков не сеют, не жнут... Снова иду на поклон в редакцию, как старик из сказки Пушкина к государыне-рыбке. В редакции удивляются, но просьбу мою выполняют. Ах, если бы я тогда мог предвидеть, какую пакость себе делаю! 1961-й год. Я уже доцент, заведующий кафедрой Одесского политехнического института. Смагин все там же - старший научный сотрудник, время от времени мы переписываемся. В начале книги я вскользь упомянул, что не сохраняю писем. А смагинские письма, сам не знаю, почему - сохранил все до единого. И это меня спасло! В одном из последних писем Смагин пожаловался, что никак не может защитить кандидатскую... А у меня уже не то что аспиранты, а "свои" кандидаты есть. По простоте душевной приглашаю Смагина в Одессу, обещаю провести по конкурсу на должность доцента, хоть и нет у него степени. И, представьте, провожу! Вот-вот должен переехать. Сам же в предзащитных хлопотах. Получаю трогательную телеграмму Смагина. Рассыпается в благодарностях... А затем происходит нечто в духе Мастера и Маргариты Булгакова. Видно, Воланд решил подшутить, потому что до сих пор я не нашел иного объяснения случившемуся. Через неделю после телеграммы в Совет Киевского политехнического института пришло заявление Смагина, что Плонский... украл у него кусок диссертации! При этом он ссылался на злосчастную статью, поменявшую авторов по глупости первого из них. К слову, объект статьи, со ссылкой на Смагина, упоминался не в самой диссертации, а в приложении к ней! Заручаюсь кучей бумаг с печатями за подписями директора НИИ, где проводилось исследования, других известных ученых. В один голос опровергают Смагина. А в Совете мне соболезнующее говорят: мы же не Петровка, 38. Подайте на Смагина в суд, будет решение - приходите. А сейчас за результат не ручаемся. Короче, снимаем диссертацию с защиты. В те годы печать, особенно, партийная, действительно была четвертой властью. И кто-то меня надоумил обратиться в "Правду". Через какое-то время корреспондент устраивает нам со Смагиным очную ставку. Мне, как "потерпевшему" - первое слово. - Скажите, - спрашиваю Смагина, - как вы относитесь к моей книге "Пьезокварц в технике связи"? - Низкопробная книжонка, которая даже для ремесленных училищ не годится. И тут я вынимаю письмо Смагина, в котором он превозносит книгу до небес и уверяет, что только благодаря ей стал специалистом в новой для него области. - Нужна экспертиза почерка? - спрашиваю. Смагин молчит. Вопрос-ответ-письмо. Вопрос-ответ-письмо... - Достаточно, - говорит корреспондент. И вот в еженедельнике ЦК КПСС "Экономическая газета" появилась огромная - во всю полосу - статья под названием: "В глупом положении". Как вы думаете, кто в глупом положении? Конечно же, я! Потому что покровительствовал проходимцу и даже протащил (!) его через Совет Одесского института в доценты. Но для меня эта статья была музыкой с небес. Потому что полностью снимала с меня обвинения Смагина. Ну что ж, теперь я мог на белом коне въехать в Совет Киевского политеха. Но не пожелал: оскорбления не забываются! И уже в 1964 году (вот сколько длилось "разбирательство"!) я обратился в Совет Львовского политехнического института (единственный на Украине, кроме Киевского, где принимали докторские по моей специальности). - Ты с ума сошел! - пугали меня. - Это же западноукраинские националисты. Они русских ненавидят! Тебя там просто растерзают! Но я не внял советам. До сих пор с благодарностью вспоминаю профессора Юрия Теофановича Величко. Он и впрямь был националистом - разговаривал на галицийском диалекте украинского языка. Я общался с ним на уровне подсознания. Но как благожелательно он ко мне отнесся! Да и счет 21:1 в мою пользу говорит сам за себя. Думаете, на этом закончились мои злоключения? Увы... Два с половиной года Высшая аттестационная комиссия хранила молчание. Оказывается, все это время она занималась... подметными письмами, инспирированными Смагиным и моими бывшими "конкурентами" (они тоже не забыли "унижения"). А потом меня вызвали на повторную защиту в Президиум ВАК. И я выступал перед светилами науки. Один за другим вышли "судьи", а мне сказали, чтобы пришел за ответом через две недели. До сих пор с дрожью вспоминаю мрачные казематы Высшей аттестационной комиссии, толпу седовласых старцев, терпеливо ожидавших решения своей участи. Нас было двадцать пять человек. Одного за другим приглашали в чиновничий кабинет. Один за другим выходили измученные люди. Многие не скрывали слез. Кое-кто судорожно нащупывал нитроглицирин. Двадцать четыре отказа. Меня вызвали двадцать пятым. - А знаете, мы вас утвердили, - не скрывая удивления, сказал чиновник. В душе - пустота... Примечание к главе. Что лучше - инквизиторские защиты ХХ века или снисходительные ХХI? Вопрос неправомочный. Далеко не все защиты в прошлом столетии напоминали бои гладиаторов. Приведенные мной примеры все же, скорее, исключение, чем правило. И далеко не все защиты столетия нынешнего столь пародийны. Но можно с железной убежденностью утверждать: уровень требовательности к диссертациям если не рухнул, то снизился на порядок. Не располагаю статистикой, но подозреваю, что число "остепенившихся" растет в той же пропорции. Неудивительно, что настолько упал престиж кандидатов и докторов наук. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ ЧЕЛОВЕК И ВСЕВЫШНИЙ Я человек, я слаб, но я готов сразиться с тобой, суровое, призрачное завтра! Герман Мелвилл (1819 - 1891) В конце "моего" века я спросил у студентов, кто верит в бога. Подняли руку два человека из пятидесяти. Один из них сказал: "А теперь спросите, кто не верит". Поднялось... двадцать рук. Какой отсюда следует вывод? Остальные или верят в бога, но "по инерции" "стесняются" в этом признаться, или "на пути к богу". Сегодня, в XXI веке я боюсь повторять этот эксперимент. Пропорция явно изменится в пользу религии. Это показатель состояния умов молодого поколения: образовался вакуум, и, потерпев фиаско в общении со старшим поколением, утратив веру вообще во все обыденное, молодые пытаются обрести ее у бога. Впрочем, о чем я? Старшее поколение и само устремилось в церковь. Одни - потому, что сейчас это модно, другие из чувства безысходности, третьи потому, что "положение обязывает". Со сложным чувством наблюдаю я, благодаря услужливому телевидению, как осеняют себя крестным знамением не просто бывшие члены КПСС, а функционеры высокого ранга, которые четверть века назад третировали верующих. Может быть, они искренне раскаялись в неверии и униженно вымаливают у бога прощение, как в свое время молил братьев по ЦК КПСС о политической реабилитации известный политический деятель? Только мы знаем, сколь он был искренен. Уверен, что с такой же искренностью "перековали мечи на орала" бывшие безбожники. - А вы сами в бога верите? - спросили меня, в свою очередь, студенты. Я, как на духу, ответил, что, хотя тайком от отца-коммуниста был крещен, но в библейского бога никогда не верил, не верю и не поверю в будущем, даже если чудесным образом доживу до двадцать второго века. Саму же Библию (и Коран тоже) рассматриваю как фольклор. Но, допустим, в моем сознании произошел переворот. Так в какого бога мне верить - в святую Троицу, Аллаха, Иегову, Будду? Кому и по каким причинам отдать предпочтение? А если я выберу христианство, то какую его ветвь - православие, католицизм, протестантство (насколько мне известно, они не больно-то ладят между собой: в Великобритании католики "воюют" с протестантами, патриарх "Всея Руси" Алексий ну никак не хочет замириться с Папой). А ведь еще существуют сотни (а может, тысячи?) всевозможных сект. Может, в одну из них податься? В какую, ведь все конфессии, все секты уверяют, что лишь они уполномочены богом нести его слово в человеческие массы. Нет, уж, воздержусь от веры в бога, как воздержался от вступления в КПСС. Но почему? Да потому, что я какой-никакой, а ученый. Ученые же ничего не принимают на веру. Им нужны доказательства. А само слово "доказательство" клерикалы берут в штыки. А теперь хочу ввести некую классификацию: * Вера в бога; * Религия; * Церковь. Конституции всех цивилизованных стран, включая Россию, гарантируют свободу совести. Иными словами, дело совести каждого из нас - верить или не верить в бога. И я с великим уважением отношусь к верующему человеку, если его вера искренна. Верили в бога и многие великие люди, видимо на то у них были основания. Религию человек чаще всего не выбирает. Она обычно связана с национальной принадлежностью. Хотя, как бывало в Чечне с нашими пленными солдатами, иногда православный становится мусульманином. Бывало и наоборот. А вот церковь... Я имею в виду не одноименное здание, а организацию, которая возглавляет ту или иную религию. В новой России, где церковь формально отделена от государства, она пользуется все большим влиянием. Там и сям рядом с государственными деятелями мелькает фигура патриарха Алексия. Все чаще слышна его поучающая речь. Да, мы виноваты перед церковью. Да, в годы "военного коммунизма" священников тысячами расстреливали, гноили в тюрьмах. Храмы взрывали, в церквях устраивали в лучших случаях клубы и кинотеатры, в худших - конюшни. Но сколько преступлений совершила и совершает сама церковь (я имею в виду всемирное значение этого слова). В человеческой истории вечно будет зиять черная дыра - инквизиция. И никакими молитвами, никакими ссылками на волю божью не искупить ее преступлений. А ведь они совершались во имя того самого бога, которому молятся и в наших церквях. А такие ли уж бессребреники, наши священнослужители? Иногда я, атеист, спрашиваю себя, почему Папа предстает перед паствой в простом белом одеянии, а наше православное "политбюро" щеголяет в золоте и серебре, меняя наряды чуть ли не чаще, чем эстрадные "звезды". Почему в бедной (из "цивилизованных", наверное, беднейшей) стране богатая (возможно, богатейшая в мире) церковь (конкретизирую: православная церковь). И еще один вопрос. Да, духовность в нашей стране стремительно падает. А религиозность столь же стремительно растет. Как совместить два этих, казалось бы, взаимоисключающих процесса? И кто в ответе за происходящее? Ведь понятие "духовность" все чаще относят на счет церкви. Как не вспомнить старинное выражение: "врач, исцелися сам!" Позвольте на минуту предаться воспоминаниям - перескочить в военное время, в пору моего студенчества. Был среди нас юноша, который чем-то неуловимо отличался от остальных. Может быть, тем, что неизменно носил рубаху-толстовку (излюбленная одежда Льва Николаевича Толстого). Сокурсников сторонился, за единственным исключением. Им был я. В свободное время мы изредка ходили в театры, а иногда и в рестораны. Расплачивался за все он - у меня денег было в обрез. Мне претило подобное "меценатство", и я несколько раз пробовал отказаться, но он меня отговаривал, мол, с деньгами у него нет проблем. Тяга к театру (да и к ресторану тоже) пересилила мою гордость. На мои расспросы о происхождении денег мой приятель (имени его не помню) отмалчивался или отвечал уклончиво: работаю, мол. Где, кем? Да где придется. Каюсь, я сознательно не усердствовал с расспросами: положение меня устраивало. А теперь снова вспомню Сталина. Он умело и успешно играл на патриотических струнках народа: и новые боевые награды учредил - ордена Суворова, Кутузова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Ушакова, Нахимова, и поддержкой церкви заручился. Какое отношение имеет это к моему странному приятелю? А вот какое. Помнится, мы были на четвертом курсе, когда состоялся Поместный собор православной русской церкви - нечто вроде съезда КПСС в церковном эквиваленте. Был снят фильм об этом событии. И мы, студенты, его посмотрели в первый же день показа. А на следующий день приятелю устроили кошачий концерт, и он навсегда исчез с моего горизонта. Как оказалось, именно этот замкнутый, немногословный юноша был "служкой" патриарха, носил за ним церковные принадлежности и сам был в рясе (или ризе, не знаю, как правильно сказать). Из рясы торчал ворот его неизменной толстовки. Так вот откуда у него водились денежки. И немалые, по нашим студенческим, да, наверное, и не только нашим понятиям! И снова скачок во времени. Век все тот же, двадцатый. Середина семидесятых. Члены КПСС обходят церкви, шепча: "чур, меня... чур, меня...". Преподавательница научного атеизма "по долгу службы" поддерживает "творческие связи" с епископом Омским и Тюменским отцом Максимом. А я давно вынашиваю мысль подискутировать о боге с кем-либо из "генералов" церкви. И вот в сопровождении упомянутой преподавательницы и.... уполномоченного по делам религиозных культов мы с женой стоим перед глухим забором, окружающим резиденцию епископа. Нас долго рассматривают через глазок, затем калитка отворяется. Епископ оказался приветливым, полным пятидесятилетним человеком с очень умными и хитрыми глазами. После взаимных приветствий я сразу "взял быка за рога". И получил молниеносный нокаут. - Не по адресу обращаетесь, голубчик, - молвил епископ. - Я ведь кто? Обыкновенный хозяйственник. Мое дело следить, чтобы в епархии уголек был, чтобы храмы запустению не предавались. А о боге вам надо побеседовать с профессорами нашей духовной академии. Ответ исчерпывающий. Можно и раскланиваться. Но нет, епископ делает приглашающий жест, и за распахнутой дверью возникает "словно айсберг в тумане" большой стол, уставленный "чем бог послал" - деликатесной снедью, перемежаемой бутылками коньяка "Гек Гель" (запомнил, потому что во время одного из своих путешествий ночевал на берегу одноименного озера). А потом... как чертик из бутылки появляется небезызвестный майор Пронин (младшему поколению, скорее всего, незнакомо имя этого героя детективных рассказов и многочисленных анекдотов). Ну, для точности, не совсем Пронин, но настоящий, живой майор милиции в форме, правда, без оружия. Оказывается, - племянник епископа. На прощание каждый из гостей (майор не в счет) получает подарок. Я - невинный альбом с репродукциями картин московского художника, преподавательница научного атеизма - последнее издание библии (тогда еще редкость, пришлось выпрашивать, епископ поморщился, но дал), моя жена - свежий церковный календарь с портретами членов Полит..., простите, епископов, и среди них отца Максима. А уполномоченному по культам уже на пороге епископ вручил огромную (прежде таких не видел) коробку "для жены". Уполномоченный, глазом не моргнув, взял - чувствовалось, не впервые. Вот и конец воспоминаниям. И снова о боге. Да, я атеист, даже в квадрате: не верю ни в бога, ни в Дарвина. Больно уж все просто получается! А как насчет некой высшей силы, которая толи в здравом уме, то ли спьяна создала Землю, Вселенную, человека? Здесь я пас. Как известно, сам собой не родится и котенок. Значит, некто или нечто несет ответственность за наше существование. Но вот кто - мы никогда не узнаем. Хотим мы того или не хотим, но должны признать, что человек вовсе не венец природы, и что наш разум, вопреки убежденности счастливых людей - ученых конца XIX столетия, вовсе не всесилен. Человек слаб, а мир, в котором он обитает, хрупок. Завтра вполне может оказаться и суровым, и призрачным. Но мы упорно пытаемся с ним сразиться, - одни силой науки, другие - волей божьей. Послесловие к главе. Хотя эта глава написана уже в XXI веке, ее истоки в конце ХХ. Рухнули устои, какими бы они ни были... Известно, что природа не терпит пустоты. Вот и заполняет эту пустоту религия. Вера в бога дает надежду, которой так мало в повседневной жизни. Надежду на жизнь после смерти, на вечное блаженство... Не так уж ошибались коммунисты, утверждая, что "религия - опиум для народа". Но стоит добавить, что опиум применяют и в лечебных целях. А мерилом ценности, увы, стал чистоган. С чувством брезгливости смотрю (хотя кто меня заставляет это делать!) телевизионные передачи, в которых на кон ставятся десятки, сотни тысяч рублей, их по случайности "выигрывают" те или иные люди, тогда как за нормальный труд не только профессора, но и академики получают сущие гроши. С недоумением слушаю астрологические прогнозы, которые сейчас передает даже Центральное телевидение. А между тем в словаре Брокгауза и Эфрона (конец XIX века) сказано: "Астрология - мнимая наука...", а в "Вестнике Европы" (1901 год, ЭЭ 10-11) опубликована статья об астрологии, названная красноречиво: "Умершая наука". Насколько же прогрессивнее мыслили люди сто лет назад! Сейчас же готовы верить в заряженную воду, порчу, сглаз и прочие благоглупости... ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ МИРЫ? До нас дошло по любопытной случайности, что вы стоите на пороге вашего самого значительного открытия. Синклер Льюис (1885 - 1951) В 1973 году издательство "Советская Россия" опубликовало мою научно-художественную книгу "Неисчерпаемое в привычном". В ней я убеждал читателя, что самые обычные, примелькавшиеся вещи таят в себе неисчерпаемую глубину знания. Среди читательских откликов было письмо Николая Ивановича Коровякова, крупного оружейника, создателя знаменитого ружья ТОЗ-34, эксклюзивный экземпляр которого вручили Леониду Ильичу Брежневу. Добавлю, что Коровяков - дважды лауреат Мосинской премии, учрежденной в память о создателе русской трехлинейной винтовки конца XXI века, которая верно служила России даже в Великую отечественную войну и по своей популярности могла сравниться разве лишь с автоматом Калашникова. Впрочем, Н.И.Коровяков написал мне отнюдь не в связи со своей профессией, в которой он достиг выдающихся результатов... Здесь надобно отступление. Как автор, да и как редактор, я получал немало любопытнейших писем - об одном из них ("письме сумасшедшего") рассказано ранее. Будучи редактором Гостехтеориздата, однажды получил объемистую рукопись под названием "Теория вечного двигателя". К рукописи было приложено письмо примерно такого содержания: "Вы, конечно, считаете, что вечный двигатель невозможен. Я и сам так когда-то думал, недаром физфак окончил. Но вот меня осенило, и я доказал обратное. Можете написать в редакторском предисловии, что книга - бред, но напечатать ее вы обязаны: по конституции имею право на это!" В другой раз я сам, как автор, оказался в "щекотливом положении". Дернуло же меня опубликовать в газете "Омская правда", где состоял постоянным научным комментатором, статью: "Парапсихология - наука или лженаука?". Заключение: все-таки наука. В те семидесятые годы воспитанные в духе диалектического материализма советские люди весьма скептически относились не только к "порче" и "сглазу", но и к телепатии. В предчувствии возможных неприятностей, я... прибегнул к завуалированному плагиату: изложил своими словами содержание статьи из Большой советской энциклопедии. И, как оказалось, не зря. В обком КПСС посыпались письма, в которых профессор Плонский обвинялся в мракобесии, пропаганде черной магии и прочих смертных грехах. Беспартийного профессора немедленно вызвали "на ковер". В обком я пришел с толстым томом энциклопедии и был реабилитирован. Эта история имела комичное продолжение. Вскоре я получил письмо из Новосибирского Академгородка от достаточно именитого ученого, фамилию которого называть не буду по этическим соображениям. Маститый ученый превозносил меня за "гражданскую смелость" и просил помочь в опубликовании его статьи на аналогичную тему. Испросив согласия редактора, я предложил прислать статью, обязательно заверенную печатью научного учреждения, в котором работал автор, что и было вскоре сделано. Прочитал я творение "маститого ученого", и волосы у меня "встали дыбом". В статье описывались способы... лечения порчи и сглаза с помощью обручального кольца, подвешенного на ниточке, и фотографии объекта. До чего же "гениальным" оказался мой "единомышленник" - опередил время на четверть века! Теперь его статью газетчики рвали бы друг у друга из рук! Я же написал злое-презлое письмо и получил в ответ аналогичное, в котором я и "эта... Омская правда" посылались по определенному адресу... Какое же отношение имеет это небольшое отступление к Николаю Ивановичу Коровякову? Дело в том, что крупные деятели, прославившиеся в своей профессии, нередко жаждут признания в весьма далекой от нее области. Так, прославленный конструктор авиационных двигателей Александр Александрович Микулин чуть ли не главной для себя считал проблему долголетия. Николай Иванович, прочитав "Неисчерпаемое в привычном", подобно новосибирскому ученому, счел меня своим единомышленником или, во всяком случае, человеком, способным разобраться в его открытии. И попросил дать отзыв. А открытие, надо сказать, представляло собой принципиально новую физическую картину мира, причем попутно опровергались представления Ньютона и Эйнштейна. Признаться, я почувствовал себя путником, заблудившимся в лабиринте. Что передо мной: гениальное прозрение или беспочвенная фантазия дилетанта? Я ведь не физик, а, грубо говоря, технарь. Пробовал посоветоваться на кафедре физики - там пожимают плечами, мол, разбираться надо, а у нас и без того дел по горло. И я призвал на помощь всю свою изворотливость, сочинив отзыв по принципу: "да и нет не говорится, белое и черное не называется". Но Николаю Ивановичу, к счастью, отзыв не только понравился, но и послужил импульсом к появлению ряда уже однозначно положительных отзывов. Чтобы покончить с этой стороной дела, скажу, что Николай Иванович удостоен академических званий, работал за границей, живет в Москве. Когда, проездом в Лондон, я останавливался в столице на пару дней, он посетил меня (после многолетней переписки мы увиделись впервые) и подарил подборку статей о своем открытии, а также фотографию, на которой что-то демонстрирует Лужкову. В научном же мире, как полагаю, все еще владычествуют Ньютон и Эйнштейн. И снова читательский вопрос: а какое имеет отношение Николай Иванович к "параллельным мирам", давшим название этой главе? Дело в том, что Коровяков, по его словам, подкрепленным присланными мне материалами, был членом советской комиссии по изучению неопознанных летающих объектов (НЛО), возглавлявшейся знаменитым конструктором самолетов Антоновым. По рассказам Николая Ивановича члены комиссии вылетали на места предполагаемых посадок НЛО, и самым веским свидетельством достоверности этих событий была обнаруженная стерильность почвы на довольно большую глубину. Испытывая ко мне симпатию, Николай Иванович регулярно посылал ксерокопии переведенных на русский язык книг по неопознанным летающим объектам, начиная с первоисточников. Так я узнал о первоначально засекреченном американском проекте "Синяя книга" (иногда переводится как "Голубая книга"). Американское правительство истратило на этот проект значительные суммы денег, были "задействованы" сотни экспертов, опрошены тысячи "очевидцев", своими глазами видевших не только НЛО, но и вступавших с "нлонавтами" в интимные отношения. Но ни одно свидетельское показание не было подтверждено фактами. И проект прикрыли. А как же с многочисленными свидетелями, к числу которых могу причислить и себя? (Те, кто читал мою книгу "автобиографической фантастики" "Будни и мечты профессора Плотникова", возможно, помнят, как в горах Памира Плотников и его спутники наблюдали в темнеющем небе серебристый объект, за которым тянулся пучок лучей). Признаюсь: Плотников - фактически мой псевдоним, и описанное в книге наблюдал я. В свое оправдание могу лишь сказать, что "Плотникова" навязало мне издательство. В рукописи профессор именовался Браницким: я хотел избежать слишком уж очевидных аналогий - не вышло). Повторяю: а как быть с многочисленными свидетелями? Здесь все как в религии: веришь в бога, ну и верь: доказательств его существования, признаваемых наукой, все равно нет. Веришь, что НЛО - корабли инопланетян, "барражирующие" в околоземном пространстве, ну и верь: доказательств тоже нет. Между тем версия с "инопланетянами" долгое время главенствовала в умах уфологов (от английской аббревиатуры UFO - то же самое, что и НЛО). Но учеными доказано (вот именно, доказано), что ближайшая развитая цивилизация находится в миллионах световых лет от нас. Если исходить из современных представлений науки о максимально возможной скорости - скорости света, то придется отказаться от мысли, что инопланетяне кишат вокруг Земли, словно пчелы на пасеке. Конечно, можно воспользоваться "озарениями" фантастов (в том числе и автора) о существовании над- или подпространства, вневременных скачков из галактики в галактику, но эта почва зыбкая и научной "нагрузки" пока не выдерживает. Насколько известно, и сами уфологии усомнились в своей "базовой" версии происхождения НЛО и заговорили о неких "параллельных мирах", причем никто не представляет себе, что это такое. Есть, мол, такие миры, существуют они одновременно с Землей, и живут в них то ли "зеленые человечки", то ли кто-то еще. Я человек по природе склонный к скепсису и иронии. И вот, скорее в пику уфологам, чем ради дела, решил подвести под "параллельные миры" научную основу. Существуют два понятия: гипотеза и теория. Гипотеза, главным образом, умозрительна. Это первая ступень познания. Если ее обосновать математически, она, словно бабочка из куколки, обратится в теорию. Но и теория - не заключительный этап научного поиска, она должна быть подтверждена путем эксперимента. Именно опыт, как известно, критерий истины. Итак, я избрал традиционный в науке путь - сформулировал гипотезу о параллельных (а правильнее сказать, последовательных) мирах. Но построил ее не на песке, а положил в основу хорошо известную специалистам в области информации теорему Котельникова. Не буду утомлять читателей формулировкой этой великой теоремы (кстати, еще раз вспомним "родину слонов"!). Смысл ее сводится к тому, что, например, речь или музыку можно передавать не непрерывно, а, так сказать, "по кусочкам" - в виде следующих друг за другом импульсов, при условии, если интервал между ними не превышает определенной величины. Импульс-пауза... Импульс- пауза... Импульс- пауза. Капля за каплей. А мы воспринимаем непрерывное журчание. Но вдумайтесь: в паузы какой-либо одной последовательности можно "вкрапить" импульсы других последовательностей! На этом и основан принцип многоканальной связи с временным уплотнением. А если представить себе, что само время течет прерывисто, и на смену "кусочку" нашего времени приходят десятки, сотни, может быть, тысячки "кусочков" чужих времен? А затем снова "наш" кусочек и так до бесконечности. Будем ли мы ощущать прерывистость "нашего" времени? Нет, оно воспримется нами как сплошная "лента". Аналогия: человек, потерявший сознание или подвергшийся наркозу, очнувшись, не представляет, сколько времени было "вычеркнуто" из его жизни! Вот мы и подошли вплотную к "моей" трактовке "параллельных" миров. "Наш" импульс времени - мы существуем. "Чужой" - нас нет, есть "они". Сколько "чужих" импульсов времени "втиснется" в нашу "паузу", не нарушая условия теоремы Котельникова, столько "параллельных миров" существует наравне (наравне, но не одновременно!) с нашим. А причем здесь НЛО? - спросите вы. Специалисты в области многоканальной связи знакомы с так называемыми перекрестными помехами, когда сигнал из одного канала проникает в другой. Такие помехи могут быть "случайными" (плохо спроектировали линию связи!) или "организованными" (подслушивание чужих сообщений!). В моей гипотезе НЛО играют роль "организованных" помех. Но зачем шпионить за нами? Упомяну одну из книг, присланных мне Н.И.Коровяковым. Автор - французский журналист Эме Мишель. Название книги (в переводе на русский язык) - "Тайна перекрещивающихся линий". Если верить Эме Мишелю, он проделал следующее. Поместил в ряде французских газет объявления с просьбой сообщать ему координаты и время наблюдений НЛО. Ответов было множество. Мишель нанес временные и пространственные координаты на карту, определив, таким образом, маршруты НЛО. Выяснилось, что траектории движения НЛО представляют собой отрезки прямых линий, причем линии одного какого-либо пучка пересекались в месте расположения атомного реактора или оборонного завода. Так верить Эме? Не знаю... Но если верить, то придется признать, что наши "сожители" по теореме Котельникова весьма обеспокоены тем, что у нас творится. Ведь "параллельные миры" - единая система, и катаклизм в любой ее части неизбежно скажется на состоянии остальных. Если признать возможность сосуществования многих миров, то вряд ли это будет означать, что они близнецы. Возможно поэтому НЛО, судя по наиболее достоверным свидетельствам, столь различны. Очевидно, среди этих миров есть более и менее развитые, более и менее благополучные. Боюсь, что наш мир к числу "благополучных" никак не причислишь. Не этим ли объясняется пристальное внимание нлонавтов? Пока они лишь наблюдают, практически ни во что не вмешиваясь и не представляя для нас угрозы. Но что будет, если... А поиски внеземных цивилизаций, которые ведутся десятки лет с помощью мощных радиотелескопов, успеха не принесли... Примечание к главе. Со своей гипотезой я выступал на БиБиСи в программе "Севаоборот". Передача происходила в живом эфире без малейшей подготовки, если не считать короткого телефонного разговора накануне с Севой Новгородцевым, одним из трех ведущих "Севаоборота". И единственное, что он у меня спросил, какую музыку я хотел бы услышать. Я сказал: компьютерную, имея в виду тематику передачи об НЛО. На этом разговор окончился. Сама же передача напоминала непринужденную беседу, которая очень меня увлекла. Ведущие - слаженный, сработанный коллектив импровизаторов, в котором каждый имеет свое амплуа. Сева - центр, светило, вокруг него вращается ось программы. Иногда разговор отклоняется от темы. Так, Алексей Леонидов спросил меня, боюсь ли я... вампиров. Я ответил, что очень боюсь, потому что, открыв свежий номер газеты, рискую оказаться в плену экстрасенсов, биоэнергетиков сомнительной квалификации, знахарей, ясновидящих. И добавил, что мне страшно становится за страну. Но тут Сева очень дипломатично отвел вопрос в сторону. Дело в том, что в программе целенаправленно обходятся острые углы нашей действительности. На память об этой передаче под стеклом в моем книжном шкафу выставлена фотография ведущих "Севаоборота" - Севы Новгородцева, Леонида Владимирова и Алексея Леонидова. На обороте их подписи и трогательная, хотя и не заслуженная мною надпись: "Профессору, который многому нас научил". Возможно, в ней есть и капелька иронии... ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ "КРУШЕНИЕ БРЕКЛЕНДА" С помощью средств рекламы...осуществляется Навязывание излишних потребностей... насаждаются стандарты "массовой культуры", культ моды... Реклама через систему массовой информации охватывает большинство членов "общества потребления", способствует все большему отчуждению личности... широко используется для пропаганды западного, в частности, американского, образа жизни... Большая советская энциклопедия, том 21, 1975, Реклама. Как я уже писал, меня, подобно героям предыдущей главы, неудержимо влекло за рамки моей профессиональной деятельности - в художественную литературу. "Научпоп", в котором были достигнуты некоторые успехи, меня уже не удовлетворял. Более того, он лукаво подначивал: "получилось здесь, получится и там!". Я уже перебрался в Новосибирск, успел "остепениться", заведовал кафедрой и лабораторией в НИИ, на полке лежала стопка изданных научно-технических и популярных книжек, когда мне взбрело в голову предложить писательские услуги Западно-сибирскому книжному издательству (кстати, впоследствии оно выпустило мою научно-художественную книгу "Человек - Машина"). Замахнулся я, разумеется, на фантастику. Издательство, ослепленное моим вузовским положением и упомянутой стопкой книг, охотно заключило со мной договор на роман "Крушение Брекленда". Слово "брек" я позаимствовал из терминологии бокса. Этим возгласом судьи разводят на ринге нарушивших правила боксеров. Впрочем, сам я не любитель этого вида спорта, и могу ошибиться. Роман был задуман как некий гротеск и описывал будущее города, вобравшего в себя все пороки "общества потребления" и доведшего их до абсурда. Роман был ужасен. Счастлив, что его не опубликовали, хотя одобрили, выплатили мне положенные 60% гонорара и уже собирались печатать. Но тут кто-то из редакторов (спасибо ему великое!) вдруг схватился за голову: "что же это мы делаем?!". И рукопись послали на рецензию известному фантасту Гуревичу. Рецензия была разгромной. Название романа оказалось пророческим: "Брекленд" потерпел крушение к тогдашнему огорчению и нынешней радости автора. Эта проба "фантастического пера" была жалким подражанием, причем даже не Ефремову или Казанцеву, а "дедушке" советской фантастики Беляеву. К чему эти излияния? - спросите вы. А дело в том, что первая глава романа, в отличие от последующих, была превосходной! В ней описывалось, до какого маразма дошла реклама в далеком (так мне тогда казалось!) и, конечно, капиталистическом, будущем. Показал эту главу редактору, и она от души смеялась над едкой пародией (тогда я думал, что написал пародию!) на "общество потребления". "Рукописи не горят", уверял нас один великий писатель, а другой, еще более великий, собственноручно сжег свою бесценную рукопись. Если бы я сохранил "Крушение Брекленда", то наверняка поместил бы в эту книгу первую главу несостоявшегося романа. Потому что она была пророческой. Единственное, чего я не учел, - описываемое из далекого Брекленда загадочным образом переместилось к нам, в конец ХХ-го - XXI век и... перестала быть пародией, обратившись уродливой действительностью! Как и все мои соотечественники (о чужестранцах не говорю, потому что именно мы обладаем способностью доводить до абсурда все, за что ни возьмемся!), я вынужден смотреть телевизионную рекламу. Смотрю с чувством злости и отчаяния. Почему с чувством злости? Потому что в подавляющем большинстве реклама бездарна. Помните художественные изыски Остапа Бендера? Право же, в нашей рекламе их бы оценили и прокручивали по каждому из каналов десятки (а может, сотни?) раз в день. Почему с чувством отчаяния? Потому что реклама в ее нынешнем, "бреклендовском", виде это духовный СПИД, и, по-видимому, никто из сильных нашего мира (о слабых, вроде себя, не говорю!) не в состоянии его обуздать. Чувство глухой злости вызывает у меня и беспардонная навязчивость рекламы, ее откровенная лживость, когда какое-то средство объявляется "самым-самым", а через минуту "самое-самое" уже совсем другое. Так какое же все-таки пиво лучше: "Пит", "Солодов", "Бочкарев"? Судя по рекламным роликам, все они - "лучше"... Реклама, как проститутка, ложится под любого, кто платит. А на тех, кто заплатить не может, смотрит с издевательской ухмылкой, словно на законченных идиотов. А ведь реклама - тоже искусство. И в ней могут быть взлеты и открытия. Вспомните, например, серию рекламных роликов банка "Империал". Но таких примеров - раз, два и обчелся. А вот пошлость и прикрытая фиговым листочком порнография все больше становятся системой. Я - преподаватель. В мои функции входит и воспитание, в том числе и воспитание вкуса. Но взгляните на рекламу с "воспитательной" точки зрения. Что она воспитывает в людях, особенно молодых, которым большинство рекламируемых предметов недоступны? Зависть? Стремление к "легкой жизни" любыми, пусть даже и преступными, путями? Мне авторитетно разъясняют, что реклама "не роскошь, а средство передвижения", что без нее телевидение попросту не сможет существовать - задохнется из-за отсутствия средств. Да, мы пока еще живем в бедной стране. Средства нужны и науке, и образованию, и обороне, и жертвам стихийных бедствий, и легионам беспризорников, среди которых могут быть будущие Мечниковы и Ландау... Но так уж ли необходимо телевидению бедной страны состязаться в роскоши с Голливудом? Стоит ли уподобляться "людоедке Эллочке" с ее шиншиллой из кошки? Так ли уж надобны суперроскошные туалеты телевизионных див, многочисленные гаремы, сопровождающие "звезд" эстрады? Ведь слушали же мы, "дыханье затаив", Козловского, певшего под аккомпанемент рояля, Окуджаву, подыгрывавшего себе на гитаре, хлопали до боли в ладошах Аркадию Райкину... Не нуждались они в "девочках-пританцовочках", в кордебалете, которому позавидует Большой театр. Не кажется ли вам, господа телевизионные "академики", что во всем нужна мера? Не хватает средств, чтобы расплатиться со связистами? Но можно ведь обойтись и без "круглосуточного" телевещания! Медики знают, что одно и то же лекарство в разных дозах может оказывать целебное воздействие или вызывать смерть. Не думаете ли вы, что сказанное применимо и к рекламе? Почему полуторачасовой фильм из-за рекламы продолжается два с половиной часа, причем за это время можно трижды (иногда даже подряд) увидеть один и тот же рекламный ролик? Почему во время "рекламных пауз" некоторые телестудии (например, наша, новороссийская) настолько увеличивают силу звука, что приходится вообще отключать его? Если реклама вызывает раздражение, то это уже не реклама, а антиреклама. Мы пытаемся обуздать наркоманию. Сегодня реклама - тот же наркотик. Перефразирую определение коммунистов: "Реклама - опиум для народа". Некоторое время назад Дума вдруг обратила взор на телевизионную рекламу. Я выслушал немало дельных предложений: например, сократить до разумного минимума число "перебивок" кинофильма рекламой, ни в коем случае не увеличивать силу звука во время показа рекламы и тому подобное. А потом все, как у нас часто бывает, заглохло. По моим субъективным наблюдениям реклама не только не "поджала хвост", но продолжает наглеть. Послесловие к главе. Видимо, господа законодатели не понимают или не хотят понять, что телевидение - оружие, а реклама - один из самых разрушительных его видов. И против кого оно направлено? Вдумайтесь, пока "Брекленд" не рухнул... ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ НЕ МОЯ Помните наш диспут об интеллигенции в главе "Человек из Красной книги". В роли оппонента выступала жена - Тамара Васильевна. И эта глава полностью принадлежит ей, но включена в книгу без ее ведома. В Англии у меня есть друг. История его жизни легла в основу небольшой фантастической повести "Единственный друг", которую вы можете найти в Интернете. Мы с ним переписываемся по электронной почте. И наши политические взгляды часто не совпадают. За сорок лет, прожитых в Англии, он воспринял мировосприятие западного обывателя, я же остаюсь человеком своей страны. Тамара Васильевна иногда выступает арбитром в наших спорах. И сейчас я без малейшей правки приведу пример ее арбитража. Добавлю только, что письмо английскому другу написано в 2002 году... В нескольких письмах вы обсуждали нынешние и прежние отношения между людьми у нас в России и отношения между людьми и властью. Я все-таки человек другого поколения, и мое становление, как личности, происходило в шестидесятые годы. И при всем моем оптимизме и нежелании возврата назад к прошлому, должна с грустью признать, что, как это ни покажется Вам странным, лжи сейчас в общении людей больше, откровенный цинизм - явление обычное и естественное, его просто не замечают, люди более закрыты. Вот пример из моей юности. В 9 классе у нас с учителем истории Марком Романовичем Рохлиным разгорелся нешуточный спор о роли личности в истории. Наиболее активная часть класса твердо стояла на том, что роль личности велика. Примеры: Сталин, Гитлер и др. Он вынужден был отстаивать точку зрения о ведущей роли народа. Впервые у него не хватало аргументов, и наш Марк (мы его любили и уважали) вышел из себя. А мы его жалели, потому что прекрасно понимали, что на самом деле он думает так же, как и мы. В то мое время не было противостояния между различными группами людей (намеренно не говорю классами). Люди были сами по себе, будь то интеллигенция или рабочие и колхозники, - власть далека и сама по себе. Все эти политинформации о съездах и пр.-др. отскакивали от нас, как горох от стенки. Люди в своей массе жили примерно в одинаковых условиях. Отсюда, по-моему, и твердое субъективное убеждение, что жили лучше. То есть фактически мы жили материально хуже, а субъективно лучше, потому что не хуже других. И это не только наша российская психология. Сейчас же дикое расслоение общества по доходам породило отчуждение людей друг от друга. Это, разумеется, не единственная причина. И самое поразительное, что по прежним отношениям тоскуют не только люди наших поколений, но и тридцатилетние и даже более молодые. Даже мои студенты с интересом и некоторым недоверием смотрят наши старые незамысловатые фильмы. И реакция: "а правда, так было?". Сейчас в молодежной среде столь же редки идеализм и романтизм, сколь редок был в мое время голый прагматизм. Хорошо бы, чтобы было место и тому, и другому. Вот когда это станет реальностью, наш народ выздоровеет. Жаль только, что вероятнее всего, это будет еще не скоро. Но и мы, и Вы в это верим. Послесловие к главе. Как я уже напоминал, жена моложе меня на 20 лет, то есть годится мне в дочери. Несмотря на близость вкусов и общность профессиональных интересов наши взгляды не всегда кардинально совпадают, что уже 33 года не мешает нам любить и уважать друг друга. Включив ее письмо в книгу, я хотел познакомить читателя не только со своими взглядами на положение в стране и обществе, но и с взглядами представителя предыдущего поколения. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ОБРУЧАЛЬНОЕ КОЛЬЦО, УПАВШЕЕ С ПАЛЬЦА, ИЛИ СТО ДОЛЛАРОВ В ЗАЧЕТНОЙ КНИЖКЕ ...Я не беру совсем никаких взяток. Вот если бы вы, например, предложили мне взаймы рублей триста - ну, тогда совсем дело другое: взаймы я могу взять. Н.В.Гоголь (1809 - 1852) Не собираюсь утверждать, что взятка - изобретение ХХ века. Попробуй я сказать так, и меня засмеет любой, читавший гоголевского "Ревизора". Думаю, что корни этого явления уходят в глубокую древность. Причем не только российскую. На эту тему юристы наверняка сочинили сотни диссертаций. А воз поныне там. Я не правовед и не историк. И сама тема взяточничества, или, в более широком толковании, коррупции, интересует меня, главным образом, в сфере образования. На мой взгляд, есть две святые профессии - врача и преподавателя. У врачей существует даже своя профессиональная "клятва Гиппократа". Жаль только, что в последнее время о ней все чаще забывают... Для преподавателей такой клятвы не придумали. А она им ой как необходима. Ведь преподаватель это не тот, кто вдалбливает в головы недорослей азы наук. Вольно или невольно мы передаем студентам не только профессиональные знания, но и свое мировосприятие. Другое дело, как наши ученики воспользуются тем и другим. Но, поверьте, они взвешивают каждый наш поступок и находят в нас хорошие и дурные примеры для подражания. Оценивая себя, как человека, я при всем желании не могу вписать в свою "зачетную книжку" какую-то обобщающую отметку. А если бы и мог, то это определенно была бы не "пятерка". Мой "моральный кодекс" очень далек от идеала. Но он есть, а у скольких моих современников его вообще нет, и никогда не было! Мне есть чего стыдиться, но и есть, чем гордиться. В семидесятых годах я поставил "двойку" сыну первого секретаря обкома. Вялое (не стану преувеличивать) давление со стороны ректора не заставило меня изменить оценку. Лишь когда через две недели мой тезка Саша Манякин подготовился к переэкзаменовке, он получил заслуженную "четверку". И, представьте, сказал: "Спасибо за урок!". В восьмидесятых годах моя коллега по факультету, имеющая диплом по родственной специальности", решила сделать "выстрел в яблочко" - получить второй диплом, уже не по "родственной", а по "базовой" специальности (до сих пор не пойму, зачем ей это было надо). Пришла ко мне между делом с раскрытой зачетной книжкой и широкой улыбкой. Предмета (а ведь их десятки, и свой она, не сомневаюсь, освоила хорошо) совершенно не знала. Когда я вписал в ведомость "двойку", была удивлена (как так, мы же преподаватели?!). Месяц не здоровалась со мной. В ушедшем веке было в ходу слово "блат" (принцип: "ты - мне, я - тебе"). Примеры я только что привел. Добавлю, что ни разу не поставив отметку "по блату", выглядел в глазах некоторых моих коллег как "белая ворона". Бывало, просили меня и "намекнуть" жене, чтобы спрашивала на зачете или экзамене помягче, мол, у Иванова, Петрова, Сидорова папа полезный человек... Я неизменно отвечал, что не намерен лишиться уважения жены, а потому ни за кого просить не стану. Вот, пожалуй, то, что входит в мой "моральный кодекс" на правах "табу". Попутно скажу и о других "табу". Я ни разу в жизни не обратился к студенту "на ты". Убежден, что преподаватель не имеет права так делать. Если я кому-то говорю: "ты", тот вправе ответить мне соответственно. Кстати, не помню, чтобы в Московском авиационном институте, в пору моего студенчества, кто-либо из преподавателей позволил бы себе сказать "ты" студенту. Я никогда не воспользовался трудом студента в моих личных целях. Знаю преподавателей, которые не считают зазорным, чтобы студенты вырыли ему в гараже яму, починили автомобиль, перенесли тяжесть. Это, мол, просто "по-товарищески". Но что-то я не видел преподавателя, который бы обихаживал гараж или дачу студента (если, конечно, речь идет не о родственных отношениях). Я человек язвительный, ехидный, не слишком хорошо воспитанный, могу беззлобно поиздеваться над нерадивым студентом. Но в любом студенте вижу прежде всего личность. И подчеркиваю свое уважительное отношение к нему именно как к личности, которая, возможно, превзойдет меня в пользе для своей страны, для человечества. Это еще одно "табу". Вот, пожалуй, и все о "табу" моего "морального кодекса", хотя перечень можно было бы и продолжить. "Услуги", оказываемые студентом преподавателю, еще можно соотнести со словом "блат". Но в наступившем веке это слово устарело. Ему на смену пришло столь же короткое и, кстати, начинающееся с той же буквы слово "бакс". Но вернусь в начало восьмидесятых. Я только что перешел по конкурсу в другой вуз и переехал в другой город. Первая экзаменационная сессия на заочном факультете. Заканчивается экзамен, в аудитории пусто, собираю бумаги, готовлюсь уйти. Приоткрывается дверь, и в аудиторию бочком втискивается студент, только что получивший "двойку". - Можно? - Входите. - Александр Филиппович, я видел, как у вас с пальца соскользнуло обручальное кольцо. Я его поднял, но при всех постеснялся отдать. Вот оно. Не знаю, способен ли я убить человека, но тогда мне захотелось это сделать. По-видимому, у заочника сомнений на сей счет не оставалось, потому что он пулей выскочил из аудитории (разумеется, вместе с кольцом) и с тех пор на глаза мне не попадался. Студенческий "телеграф" действует безотказно: больше никто не пытался дать мне взятку. Но, к моей ярости, есть среди нас, с позволения сказать, преподаватели, которые не ждут, когда им предложат взятку, а вымогают ее, даже называют размер. Заканчивался ХХ век. Рухнул Советский Союз. С легкой руки нового руководителя начало вызревать чувство вседозволенности. И произошел мелкий, в масштабах страны, эпизод, участником которого я невольно стал. Представьте себе узкую грань, по одну сторону которой СССР, КПСС, парторги, деканы - обязательно коммунисты, а по другую демократическая "вольница". Был в нашем вузе такой вот декан-коммунист, который жестко выговаривал преподавателям за пропущенные "политчасы", пробелы в коммунистическом воспитании студентов и т.д., и т.п. Но вот грань перейдена, "покойник" (СССР) еще не остыл, а тот же человек (он очень любил выступать, вернее, разглагольствовать) с трибуны Ученого Совета вуза заявляет: - Господа, эти большевички довели страну... - дальше длинный перечень того, до чего довели страну "большевички". Странное дело, себя этот господин к "большевичкам" не причисляет и делить с ними ответственность за содеянное не собирается... Не скрою, прежде мы даже "дружили домами". Но... не люблю ренегатов, и все тут. Вышел из КПСС, изменил политическую ориентацию - дело твоей совести. Но зачем же обгаживать то, чему ты год назад так рьяно поклонялся? Эта история имела продолжение. В Совет поступила коллективная жалоба большой группы студентов на преподавателя, который, по их мнению, незаслуженно поставил им "двойки". Зная этого преподавателя как строгого, принципиального человека, я встал на его защиту и предложил образовать комиссию, которая переэкзаменовала бы "жалобщиков". Но, как известно, любая инициатива наказуема. Мне, как инициатору, предложили провести переэкзаменовку, благо предмет был знаком. И вот я с изумлением убеждаюсь, что треть "жалобщиков" вполне тянет на "пятерку", вторая треть - на "четверку" и лишь в третьей "тройки" соседствуют с очевидными "двойками". Видя мое недоумение, ко мне подходят несколько студентов. - Хотите, расскажем, в чем дело? - Ну. - Перед началом лекций доцент Петров (фамилия вымышлена) сказал, что курс очень трудный, и экзамен смогут сдать только те, кто прослушает за плату дополнительные лекции. Назвал сумму предоплаты, значительно превышающую доцентскую "почасовку", причем деньги должны были перейти из рук в руки. - И вы заплатили? - Те, кто смог, заплатил. Кстати, добавочные лекции он прочитал хорошо. - А те, кто не смог? - Они получили "пары" на экзамене. Я не верил своим ушам. Поспешил к Петрову. - А что здесь особенного? Это с разрешения декана (того самого, который громил "большевичков"). На ближайшем заседании Совета я попросил слово и обратился к декану. Не буду пересказывать свою речь. Она была на грани фола. Закончил я ее словами: - На вашем месте господа русские офицеры стрелялись бы, а господа русские коммерсанты объявляли себя банкротами. Через несколько дней декана сняли, а еще спустя недолгое время он уволился. С тех пор мы не здороваемся. А вообще-то он должен меня горячо благодарить, потому что на новом месте сумел реализовать свои замыслы... Так в случае с Петровым была взятка или нет? Имеет ли право преподаватель за пересдачу экзамена (так предлагал бывший декан) брать со студента - из рук в руки - деньги, неважно, "баксы" или наши, оскорбительно прозванные "деревянными"? Будем считать, что это безобидная репетиция. А вот как выглядит "настоящая" взятка. Время действия - двумя годами позже. Дочь моего близкого знакомого поступила на коммерческое отделение. Первая экзаменационная сессия. Двойка по химии. Девушка в недоумении: химия ее любимый предмет. Второй заход. И как на известной картине: "Опять двойка". Третий - то же самое. И тогда товарка по группе подсказала: - Чудачка! Вложи в зачетную книжку сто баксов, и пятерка гарантирована. Девушка в слезах к отцу. Тот рассказывает о случившемся мне. Фамилия преподавательницы мне знакома. Сама она - тихая серенькая мышка с застенчиво опущенными глазами. Но, по слухам, - лютая взяточница. Иду к ректору. Ректор, ныне покойный, говорит: - Да знаю я ее... А что поделаешь? Взятка ведь это не так просто. Надо за руку схватить... Но скажите вашему знакомому, пусть дочь идет сдавать. Гарантирую - сдаст. Но девушка была гордой. Забрала документы, а на следующий год поехала сдавать в Московский государственный университет. Поступила. А сейчас уже окончила. Без взяток. Между прочим, покойный ректор был кое в чем прав. У меня издавна хорошие отношения со студентами. И я как-то попросил: - Назовите фамилии нескольких взяточников. Молчание. - Я для себя хочу знать. К начальству не пойду. Молчание. И тогда я переиначил вопрос: - Тогда подскажите, кому я могу смело пожимать руку. Мне назвали несколько фамилий... Любопытный разговор произошел и у Тамары Васильевны с пятикурсниками по поводу Петрова. Она была ошеломлена услышанным: - А что ему оставалось делать, у него дочь заканчивает школу, поступать в институт будет. Вот в этом величайшая трагедия, причем незаметная такая... Студенты не только не возмущены взяточничеством, но считают его самим собой разумеющимся, оправдывают. А дети богатых родителей, для которых сто долларов не деньги, предпочитают вложить зеленую купюру в зачетку, чем "ломать головы" над конспектами, готовясь к экзаменам. За деньги можно купить и контрольную работу, и курсовой проект. Недавно в передаче "Севаоборот" одна из ведущих рассказывала, как в одной из тропических стран, где она в то время пребывала, ей бросилось в глаза объявление: "Продаю дипломы о высшем образовании". Неужели и у нас дойдет до этого? Примечание к главе. Думаете у нас не борются с взяточничеством? Еще как! Поймали с поличным бывшего преподавателя научного коммунизма - уволился "по собственному желанию". Другого поймали за руку, а в руке-то сто долларов. Работает. Недавно узнал о "групповом изнасиловании" студенток молодой преподавательницей. Говорил по этому поводу с проректором по воспитательной работе. Обещал принять меры. Наверное, принимает... ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ А Я ВЕДЬ МОГ СТАТЬ МИЛЛИАРДЕРОМ В нашей стране... созданием кварцевых часов занимался ряд инженеров и ученых - А.В.Шубников, Б.К.Шембель, А.И.Берг, М.С.Нейман, А.Ф.Плонский... В.А.Шполянский, Б.М.Чернягин, Электрические приборы времени, "Машиностроение", М., 1964. Среди перечисленных в эпиграфе имен первые четыре принадлежат поистине великим ученым. Алексей Васильевич Шубников - академик, директор института кристаллографии АН СССР; упоминавшийся уже Борис Константинович Шембель - один из пионеров отечественной радиолокации; Аксель Иванович Берг - академик, лидер мировой радиотехники, легендарная личность: в первую мировую войну командир подводной лодки; профессор Михаил Самойлович Нейман - автор лучшего в мире (убежден в этом!) учебника по радиопередающим устройствам. Оказаться в такой компании для меня великая честь. И сейчас, уже давно получивший признание в своей области, я смотрю на них снизу вверх, как смотрят на величественные монументы обыкновенные, ничем не примечательные люди. Пользуюсь случаем излить душевную горечь. Каждый более или менее культурный человек знает имена великих писателей, музыкантов, художников. Как же мне больно сознавать, что молодые радиоинженеры зачастую понятия не имеют, кто такие Шулейкин, Бонч-Бруевич, Вологдин, Лосев, Мандельштам, Папалекси, Щеголев... На лекциях я непременно говорю об их роли в развитии мировой радиоэлектроники! Какое отношение имеет это предисловие к теме главы, к ее довольно-таки странному названию? Просто меня согревает само чувство сопричастности к делам моих предшественников и великих современников. Я автор около тридцати свидетельств на изобретения, полученных при Советской власти, и одного патента России. Это немного. По статистике из пяти заявок на изобретение проходила одна. Больше всего мне мешало не отсутствие идей, а... суконный язык, которым нужно было писать заявку. Те, кому "посчастливилось" овладеть этим языком и сопутствующими ему "штампами", были куда более плодовиты на изобретения. Как-то я разговорился с командированным на несколько дней инженером. У него оказалось примерно двести свидетельств. Я был поражен и даже, помнится, высказал сомнение по этому поводу. - А знаете, что я могу получить авторское свидетельство даже на молоток. - Не может такого быть. - Еще как может. Вам известно, что одно из требований к автору заявки - наличие прототипа. То есть любое изобретение должно иметь "предка". Скажем, Рентген или Эйнштейн с нашим патентным законодательством оказались бы в тупике. Ведь прототипа у них не было и не могло быть. Наше положение выгодней в сто раз. Примем за прототип старинную полую саблю, частично заполненную ртутью, знаете, были такие? Поднимите ее острием вверх - ртуть переместится к рукоятке, там же будет и центр тяжести. При рубке ртуть переливается к концу сабли, за ней следует и центр тяжести, многократно усиливая удар. - Так это сабля... - Замените ее молотком, только назовите его позаковыристей, например: "устройство для забивания клиновидных предметов в деревянные поверхности". Успех гарантирован! Я продолжал "зарабатывать" свои авторские свидетельства по старинке. За каждое получал премию - после денежной реформы шестьдесят первого года - пятьдесят рублей. Но финансовая сторона дела интересовала меня столь же мало, как в свое время Александра Степановича Попова, соизобретателя радио, который, в отличие от Маркони, был "чистым" ученым, а отнюдь не коммерсантом от науки. Настало время сказать, что за рубежом наши авторские свидетельства совершенно не котировались. Иными словами, никакой юридической защиты государства автор изобретения не получал. Теоретически он мог запатентовать свое изобретение в США, Англии, Германии, что делало его законным владельцем некоего "товара". Этот "товар" можно было выгодно продать или начать его массовое производство с колоссальным "наваром". Но откуда у простого советского человека могло быть достаточно валюты, чтобы "выкупить патент", получить "права" на свое же изобретение? А потом ежегодно делать новые взносы, опять таки в конвертируемой валюте! И главное, советскому ч