о весла. - Я, Вася, в такое время родился... Как тебе сказать поточнее, в эпоху однодневок. - Что ж, у вас поэты прекрасных стихов не писали? - недоверчиво спросила княжна. - Никогда не поверю. Торир тоже подал голос: - Не знаю, из каких мест ты, Удача, может, и впрямь у вас с этим туго. А вот у нас в Норвегии в каждой местности дюжина скальдов найдется. В народе так считают: ежели ты в стихе неловок, значит, не настоящий воин. - Да, я слышал про это, - кивнул Ильин. - У вас приравнивают искусство стихосложения к телесной ловкости... - Любая старуха, любой мальчишка могут сказать хорошую вису. - Это что такое? - поинтересовался Овцын. - Короткий стих, посвященный какому-нибудь приметному событию или забавному случаю. - У нас это не заведено, - со вздохом сказал Ильин. Они давно уже привыкли говорить в присутствии Торира так, что их родные времена представлялись как некие географические реальности. Даже Анна, судя по всему, не проговорилась пока о тайне их появления в этом веке. - Слушай, ты же не рассказал о том, какие песни у вас поют, - напомнил Овцын. - Однодневки какие-то. А что сие значит? - Понимаешь, у нас впервые, может быть, в истории русской поэзии возникло положение, когда не музыка на стихи поэта создается, а наоборот... - Не понимаю, - Овцын приподнялся на локте. - Как это можно стихи на музыку сочинять? - Сейчас объясню. У меня есть знакомый стихотворец - он как раз и промышляет тем, что пишет слова для песен. Делается это так: знакомый композитор, то есть сочинитель музыки, наигрывает ему свою новую мелодию, а горе-поэт подгоняет под нее подходящий стишок. Для начала пишется так называемая "рыба" - бессмысленный набор слов, подходящий к музыке по размеру и ритму, к тому же зарифмованный. Когда "рыба" готова, текстовик - так называют себя эти творцы - начинает придумывать какую-то ударную строчку, точно совпадающую по своему звуковому рисунку с "рыбой", а затем подгоняет таким же образом остальное. - Ничего не могу уразуметь. - Василий даже головой встряхнул от досады. - Какие такие ударные строчки? - Ну вот например: "Папа подарил, папа подарил, папа подарил мне куклу". Здесь все дело в том, чтобы пропеть эту строку так: "Па-па-па-да-рил, па-па-па-да-рил..." Или: "Пора-пора-порадуемся на своем веку..." Или: "Миллион, миллион, миллион алых роз". Улавливаешь? - Чушь какая-то! - убежденно сказал Овцын. Княжна передернула плечами и с брезгливостью заговорила: - Да как вы могли докатиться до такой гадости? Ваши души топчут грязные дельцы, а вы подпеваете: "миллион, миллион..." Знал бы Чернышевский!.. Даже Пушкин, этот певец дамских ножек, и тот лучше ваших проходимцев... - Я, наверное, переборщил, - Ильин поспешил оправдаться от имени своей эпохи. - У нас немало талантливых, честных людей. Но, как правило, путь их тернист, орденов они не хватают, премий не получают. Мы привыкли утешаться тем, что лауреаты один за другим отправляются в небытие, а неудачники продолжают светить десятилетиями... Виктор вдруг резко оборвал себя. Что это он перед нею распинается? Не с золотых ли снов ее любимой Веры Павловны все началось: мечтали об общежитиях, о единообразии... Он не хотел признаться себе, что раздражение его вызвано вовсе не этим. - А вообще знаешь, Анюта, мне надоели твои благоглупости, Помнишь, я обещал тебя Верой Павловной звать? Учти, что для меня она отнюдь не положительный персонаж. Это младшая сестра Манилова, живи она чуть раньше, обязательно вместе с ним грезам предалась бы, как башню до небес выстроить... Во взгляде княжны он прочел нескрываемую издевку и понял: она прекрасно уразумела причину его вспышки. Анна даже не удостоила его ответа. Именно с этого столкновения началось явное отчуждение их друг от друга. И с каждым разом напряженность между ними нарастала. Ильин даже начал избегать прямых обращений к Анне, но тем больше подтекста вкладывал в свои слова, когда она могла слышать его. Вначале, когда они испытывали взаимное дружеское расположение, а потом и неодолимое влечение, споры их не носили характера непримиримости. Виктор бессознательно шел на разрушение иллюзий Анны, чтобы, во-первых, убедить ее в том, что Истина, ее постижение возможно только через посредство ее единственного обладателя - самого Ильина, а во-вторых, чтобы заземлить ее представление о грядущем - иначе сближение оказывалось просто невозможным, пока люди будущего виделись ей бесплотными херувимами. Все это теперь стало ясно Ильину после долгих часов придирчивого анализа того, что было между ними. Виктор вновь и вновь возвращался к давним разговорам, и сейчас ему казалось: он слишком козырял "негативом", слишком нажимал на отрицательные черты своего времени. Открытие это было сродни чувству оскорбленного патриотизма. В самом деле, он, гражданин века, далеко ушедшего в просвещении и прогрессе, хотел казаться каким-то сорви-головой, чуть ли не феодального пошиба... Теперь, стоило Ториру отлучиться, он возвращался к одной и той же теме, адресуясь как будто бы к Овцыну, но краем глаза следя за реакцией Анны: - Наше время было не так уж плохо... Я бы даже больше сказал: всем дурным, что в нем было, оно обязано прошлым векам, в том числе вашим, восемнадцатому и девятнадцатому. - Помнится, ты говорил, что в вашем столетии были правители, которые пролили больше крови, чем все цари, короли и фараоны вместе взятые, - Овцын явно не понял, куда клонит Виктор. - Когда я уходил в воронку времени, их уже не было... - А как же тот деятель, что от шеи до колен орденами обвешивался? - язвительно спросила Анна. - Ты, помнится, весьма обстоятельно рассказывал, как он избавился от всех порядочных людей и окружил себя лизоблюдами. Ничем не хуже какого-нибудь средневекового азиатского хана... - Его тоже не было. Я исчез из своего века, когда в людях пробудилась надежда на лучшее... И вообще, у нас всерьез обсуждалась идея полета на Венеру... Сделав этот неожиданный вольт, он умолк, вдруг разом осознав, что происходит. Его отчаянная борьба за светлый лик эпохи и неожиданный скепсис по отношению к ней со стороны Анны означали одно: Ильин хочет снова вознестись в сонм праведников, населяющих светлое будущее, а княжна изо всех сил не допускает его туда, старается утвердиться на том земном, греховном образе, который сам Виктор создавал у нее, подсознательно стремясь к сближению. Теперь-то он понял свою ошибку! Нельзя разрушать у женщины представление о твоем превосходстве над всеми, иначе рано или поздно придется расплачиваться за собственную равновеликость любому другому мужчине. Тебе самой судьбой дано было быть полубогом, а ты не вынес этого, кротом быть легче, чем орлом... На тебя работало время, в которое ты жил, а даже теперь обаяние его для Анны столь огромно, что она старается действовать твоим оружием - снижая феерический образ, - иначе отсвет его вновь ляжет на тебя и ты уподобишься небожителю... С этого дня он стал сознательно возвеличивать свою эпоху, она и в самом деле была единственным его козырем в борьбе за Анну. II Пергамент, на котором была нанесена карта чудесных явлений, изрядно потерся на сгибах - Ильин все не мог приноровиться скручивать его в трубку и по старой привычке читателя газет сворачивал его втрое и вчетверо. Зато и топорщилась телячья кожа не в пример бумаге. Придерживая ладонями края карты, Виктор с безнадежностью смотрел на рыбьи хвосты, густо расположившиеся по берегам Днепра. Сколько уже этих русалок оказались на поверку или корягами с налипшими на них космами водорослей, или топляками, застрявшими на отмелях. Бывали, конечно, и приятные исключения - когда приходилось подстеречь ночных купальщиц. Впрочем, будучи людьми цивилизованными, Овцын и Ильин не гонялись по лугу за голыми девками, предоставляя эту почетную миссию своим проводникам из ближайшей деревни. Минувшей ночью ловцов нечистой силы подстерегало еще одно разочарование, после которого Ильин решил вообще не реагировать на слухи о русалках. Ибо пережитый охотничий азарт настолько опустошил его душу, что ему казалась непереносимой сама мысль о повторении подобного приключения... Первым русалку увидел Овцын. Едва из тучи показался ущербный диск луны и росный луг полыхнул голубоватым сиянием, Василий ткнул Виктора под бок и указал на темную полосу, протянувшуюся от Днепра. Что-то блеснуло в том месте, где кончался след. - Ползет, - шепнул Овцын. - Хвост видишь? Ильин судорожно сглотнул обильную слюну. Он готов был поклясться, что в десятке метров от него движется нечто с огромным, истинно русалочьим хвостом. - Берем? - одними губами спросил Василий. Виктор кивнул и, выскочив из-за куста, метнул свернутую в рулон сеть туда, где играли лунные блики. Мгновение спустя они бились в траве, стараясь удержать мощное тело, запутавшееся в силках. Удар хвоста пришелся Ильину прямо по щеке, отчего она сразу же вспухла и запылала. - У с-сволочь! С-сом! - с отвращением стирая с лица рыбью слизь, прохрипел Виктор. Его начала бить дрожь. Овцын с минуту молча смотрел то на судорожно дергающуюся рыбину, то на пострадавшую щеку Ильина, потом принялся безудержно хохотать. - Д-дурак! С т-твоими нервами т-только в морге служить. - Ну что ты трясешься? Радоваться надо, завтра знатную ушицу сварим, - бодро сказал Василий. Водя пальцем по карте, Виктор вспоминал кладбища, где они прятались, поджидая упырей, засаду в коноплянике, когда следили за избой молодой вдовы, к которой будто бы повадился огненный змей. Невольно улыбнулся, воскресив в памяти картинку: по озаренной восходящим солнцем деревенской улице во все лопатки мчится Овцын, а за ним, то и дело хватая его за порты, несется свора собак - Василий решил, что выследил оборотня, и сунулся за каким-то шелудивым псом в заросли бурьяна, где дворняги остервенело рвали выкопанного ими из земли околевшего жеребца. Бывали и похуже случаи, когда друзьям приходилось уносить ноги не от обозленных шавок, а от разъяренных женщин и девок. Раз их обнаружили старухи, собравшиеся за деревенской околицей сжигать белого петуха, что, по мнению местных жителей, способствовало плодородию нивы. Обряд надлежало совершать в глубокой тайне от мужского населения, от молодежи, от замужних баб. Это табу и натолкнуло Ильина на мысль, что во время отправления языческого богослужения кто-то из его участников может демонстрировать сверхъестественные способности. Мужик, сообщивший ему под большим секретом о готовящемся действе, заклинал его не ходить за околицу в святую ночь, ибо ведуньи таким охальникам жестоко мстят. Виктор понял, что совершил ошибку, когда обнаженные старухи гурьбой двинулись по лугу, размахивая длинными ножами и выкрикивая обращенные к Мокоши просьбы подать лен-ленок долог, как бабий волос, репу сладку и гладку, не менее афористично живописались горох, капуста, конопель и прочая огородина. - Я бы предпочел девок, - шепнул Овцын, лежа в высокой траве. - Помнишь, на Ловати деревню опахивали от мора - в сохи впряглись голышом. По крайней мере, было на что посмотреть. А тут - тьфу!.. - Я бы предпочел, чтобы они шли в другую сторону, - с едва скрытой тревогой пробормотал Ильин. - В самом деле... Этого еще не хватало, - заметно струхнул Овцын. - С такими косарями они нас с тобой, как того петуха - ширк, и нету... Чую, Витя, пора подыматься... После той погони у Ильина рубаха к спине прилипла, а руки тряслись несколько часов - приняв их за нежить, голые старухи с диким визгом кинулись вслед, не боясь ни хлещущих веток, ни кочек, ни оврагов. Наутро, когда доплелись до ладьи, Виктор сказал: - Хороши мы были. Вот бы со стороны посмотреть на эти гонки: достойно кисти Айвазовского. - Кто такой? - в изнеможении спросил Овцын. - Был один... буйство стихий изображал... во времена Анны жил. Палец Ильина замер на значке, изображавшем восьмиконечный крест - так обозначались места, где, по слухам, действовали подвижники новой религии. Виктору и его спутникам дважды пришлось убедиться в преувеличенности подобных известий. Все чудеса лесных старцев заключались в том, что один просидел на "столпе", то бишь высокой ели, три месяца, а другой вырыл ногтями пещеру в глинистом скате оврага и поселился в ней. Во всех прочих отношениях это были совершенно неинтересные персонажи - косноязычные, невежественные. Но подвиги того отшельника, который был обозначен крестом в среднем течении Днепра, превосходили всякое воображение: он будто бы в одиночку валил за один день столько деревьев, сколько нужно было для постройки большой церкви. Причем делал это без помощи топора, одной лишь силой молитвы. Ильин и Овцын даже не поленились сходить на вырубки, где орудовал пустынник. Их поразило то обстоятельство, что на пнях совершенно не было следов топора, гладкие срезы казались отшлифованными. - Будто лазером, - растерянно сказал Ильин, увидев работу чудотворца. - Он ведь как говорит, черноризец-то этот, - объяснил провожатый. - Церквей-де божиих не по всем городам еще настроено, вот вы и коснеете в идолопоклонстве. А я вам во славу Иисуса в один присест леса навалю, вы только не поленитесь срубить... Вот так по всей нашей округе прошел. - Как же это он умудряется?.. - озадаченно спросил Овцын. - Не велит глядеть, мол, не ровен час зашибет вас андел божий, который мне на помочь приходит. Мы уж и запужались, народ-то здесь робкий - то князь, по зиме в полюдье едучи, в страх вгоняет, то епископ налетит: где капище порушит, где богов пожгет, где жальник окропит да крестом зачарует, чтоб мертвяк не баловал. - А бывает такое? - больше по привычке, чем для дела спросил Овцын. - Как же ему не побаловать. Скучно в могиле-то веки веченские лежать... - Да какое нам дело до покойников, Витя, - почему-то вспылил Овцын. - Нам надо отшельника искать. Не знаешь, отец, где он сейчас? Так, двигаясь от одного приднепровского селения к другому, они мало-помалу нагоняли чудодея: в последней из деревень им сказали, что монах был у них накануне, а нынче, идя берегом, должен добраться до Рогнедина Волока. Теперь Ильин изучал карту в виду этого сельца, показавшегося из-за поворота реки. - А сом вкусный был, - заметил Овцын, явно стараясь воодушевить Виктора на предстоящий поиск. - Хочешь сказать, у нас есть сегодня возможность пополнить свои продовольственные запасы? Василий рассмеялся. Ему тоже изрядно надоели эти ночные засады, из-за которых они оба неоднократно попадали в дурацкое положение. Но - и Виктор оценил его деликатность - ни разу не намекнул на сумасбродность самой идеи поиска пленников времени. Ильин почувствовал потребность оправдаться. - Вася, я сам понимаю: шансы на то, что моя гипотеза окажется верна, ничтожно малы. Но у нас нет пока ничего более стоящего... - Не уговаривай. Я по-прежнему хочу домой, - и, стрельнув глазами в княжну, Василий добавил: - А вот Анюта... - Папа может и не дождаться, - мстительно сказал Ильин. - Не прикасайся, пожалуйста, к моему отцу, - вспыхнула Анна. - Это светлый, чистый человек. Я не стою его... Я обожаю его... - Да ради бога, - пожал плечами Ильин. - Просто я думал... В этот момент проснулся Торир. - О чем вы тут заспорили? Ты так кричала. Разве можно так с отцом?.. Анна закрыла лицо руками и повалилась на сено. III Раздвинув густые заросли, Ильин и Овцын увидели в полусотне метров от себя коренастого человека в черном подряснике. Он стоял среди поваленных сосновых стволов спиной к конспираторам, вытянув перед собой руку с плотно сжатыми пальцами. Длинные волнистые волосы ниспадали из-под клобука на плечи, по перепутавшимся прядям то и дело пробегали искры. - Пришелец! - Василий не вытерпел и радостно сжал запястье Виктора. У Ильина сердце готово было выскочить из груди, но он нашел в себе силы удержаться от выражений восторга и приложил палец к губам. Они заранее договорились, что отшельника надо, как говорится, брать с поличным. Иначе мигрант - если, конечно, монах окажется таковым - обязательно отговорится. Ход их рассуждений привел к выводу: вряд ли можно ожидать откровенности от человека, привыкшего маскировать свои сверхъестественные способности. К тому же трудно было рассчитывать на то, что он появился здесь из какой-то просвещенной эпохи. Может быть, он вообще не понял механизма своего перемещения в прошлое. Или будущее? Шевелюра черноризца заискрилась сильнее, пряди волос поднялись в разные стороны, словно протуберанцы. Мгновение спустя с вытянутой ладони сорвался мощный разряд, ударивший в основание мачтовой сосны. Крона вздрогнула, помедлила чуть-чуть и, все увеличивая скорость, понеслась навстречу земле. За треском ломающихся веток чудотворец не услышал, как из зарослей вылетели Овцын и Ильин. Он обернулся, когда они были в нескольких шагах от него. - Иван?! - разом выпалили охотники за привидениями. Да, перед ними стоял их товарищ по путешествию во времени собственной персоной. На лице его было написано такое же безмерное удивление. - Вы... откуда свалились?.. - Ивашка... - снова повторил Ильин, словно вспоминая вкус давно забытого имени. - Не Ивашка, а инок Антоний, - поправил старообрядец. - Да-да, конечно... Вот, дьявол, мы ведь... Ну, ладно, ладно, не набычивайся, не буду больше нечистого поминать... Мы в самом деле рады до чертиков... тьфу! никуда не уйдешь от этой нежити... Овцын подошел вплотную к новоявленному пустыннику и обнял его. - Ну вот, не зря говорят: тесен мир. Как ты тут без нас?.. Через четверть часа они сидели возле ладьи, вытащенной на песок, и оживленно беседовали. Антоний-Иван, предупрежденный о том, что Торир ничего не знает об их происхождении, сразу уловил, каких тем следует избегать. - Зачем же ты чудеса творишь? - строго спросила Анна. - Прямо земля гудит от молвы. Нехорошо. - Богу работаю, - отведя глаза, ответил монах. - Он мне способность эту дал, перед ним и ответ держать буду... - А колдовать умеешь? - заинтересовался Торир. - Порчу насылать или злых духов изгонять из человека? - По молитвам моим дает господь, - сказал Иван. - Только портить людей не в моем обычае... - Эх! - искренне вздохнул Торир. - А я хотел попросить тебя кое о чем... Может, поможешь?.. - Отойди и не смущай. Мое послушание в том, чтобы храмы божий созидать. Торир изобразил на лице великую скуку и перестал вклиниваться в разговор. А вскоре и вообще отошел к ладье, чтобы достать из нее верши. Махнув друзьям рукой, отправился через прибрежное мелколесье на старицу, где, по словам селян, водились крупные пескари. - Обидел человека. Эх ты, фанатик, - Анна быстро поднялась с песка и скрылась в зарослях. - Не обращай внимания, Антоша, - сказал Ильин, даже не посмотрев вслед княжне. - Они чего?.. - спросил старообрядец, многозначительно кивнув в ту сторону, куда ушли викинг и Анна. - Это уже детали, - поспешно ответил Ильин и перевел разговор на другую тему: - Ты расскажи лучше, как в обстановку здешнюю вписался. - Вписался! Отвык уж я от ваших словечек за эти месяцы. Плохо вписываюсь - потому и ярюсь на язычников... У них ведь, окаянных, что в заводе: заметят священнослужителя - через плечо плеваться начнут. Даже примета по-ихнему: встретил монаха - к беде. А ведь они и видывали-то его, может, раз в жизни, когда из греков кто-нибудь проезжал... Не иначе, от волхвов эти гнилые словеса идут... - А что, есть они по здешним местам? - спросил Овцын. - И-и! Как подальше от больших дорог, так ни одного с крестом на шее не найдешь. А ведьмаки эти в каждой деревне. - Интересно, - задумчиво проговорил Ильин. - Добр... Святовид, я хотел сказать, утверждал, что он последний хранитель языческой старины. - Ну петли вязать - это они мастера. Правды у них, что у змеи ног не найдешь. - Тебя что, били? - соболезнующим тоном спросил Овцын. - Пытались... Посейчас, наверно, в ушах у них звенит. Когда вернулись Торир и Анна, Антоний-Иван рисовал на песке церковь, своего рода типовой проект, который он предлагал строить жителям тех селений, что попадались ему на пути. Викинг глянул на изображение и воскликнул: - Э, да ведь это почти точное подобие храма Святовида в Арконе. Мы не раз плавали туда из Йомсбурга, чтобы умилостивить богов перед сражением и получить наши знамена, которые во время мира хранились в храме. - Что еще за Аркона? - с подозрением просил старообрядец. - Недалеко от устья Одры, где находится Йомсбург, лежит большой остров Руяна, обитают там ваши сородичи, от них я и языку славянскому научился. - Так как же в христианском храме могут совершаться богомерзкие требы?! - враждебно глядя на Торира, вопросил Антоний-Иван. - А кто сказал, что он христианский? - Но это, - старообрядец ткнул носком лаптя в изображение, - есть образ церкви Христовой. - Да, типичный шатровый храм, - подтвердил Ильин. - Ничего подобного, - решительно возразил викинг. - Тамошний волхв обвел нас вокруг всего капища, а о храме сказал: эта вытянутая вверх кровля, увенчанная шаром, есть подобие мужского детородного органа и выражает животворящую силу Святовида... - Тьфу, анафемы! - Пустынножитель передернулся от отвращения. - Божий дом орудию греха уподобили! - Не горячись, Иван, - опять позабыв новое имя старообрядца, задумчиво сказал Ильин. - Подожди, не дергайся. Я знаешь что вспомнил? То ли при Никоне - вашем гонителе, то ли сразу после него русская православная церковь приняла специальное постановление о воспрещении строительства шатровых храмов... - Было такое, - буркнул старообрядец, глядя в песок. - Как раз потому и заповедали, что нам, по истинной вере живущим, они особо любы... По-старинному строили. Ильина охватило возбуждение - он уже знал, что оно означает: вот-вот должно прийти озарение, какая-то догадка осветит новым светом все, что знал доселе, что, может быть, лежало в тайниках памяти как раздробленная мозаика. И он прямо-таки физически ощутил, как осколки срастаются в единую картину, будто повинуясь некоему магниту. - Да ведь вы просто-напросто пронесли из дохристианской древности излюбленную народом архитектурную форму! Никон исправлял книги и обряды по греческим и европейским образцам - тогда-то ему и бросилось в глаза резкое отличие народного православия от его, так сказать, первообразца... - Мы по преданиям святых отцов жили! - раздувая ноздри, зарокотал Антоний-Иван. - Да не суетись ты, - досадливо отмахнулся Ильин. - Потом будешь свое соответствие доказывать. Не мешай думать. Торир непонимающе переводил взгляд с одного спорщика на другого. Он, конечно, ничего не уразумел из сказанного. Анна с тревогой смотрела на мужчин, особенно не нравилось ей, что Ивашка то и дело сжимал кулаки. - Где твоя благостность, Иван? - шепнула княжна. - Ты же монах, а не забияка из питейного... Эти слова охладили старообрядца. Он утер лоб рукавом и опустился на песок. Сделал вид, что вообще не слушает Ильина. А тот, даже не заметив краткого словесного поединка, продолжал развивать свою новую гипотезу. - Мы недаром ничего не знаем о зодчестве Древней Руси - ведь оно было деревянным, как и вообще вся народная культура: письмо - я разумею бересту, утварь, мебель... Это княжеская культура, привозная из Византии, была каменной. Те немногие храмы, что дошли от этой эпохи до позднейших времен, - все выстроены в византийском стиле. А деревянные, которые мы знаем, достались нам от времен никоновских, петровских... Надо полагать, что предки этих сооружений были куда архаичнее. Василий Блаженный и храм в Коломенском повторяли формы деревянной архитектуры, любезной народу... Она потому и утвердилась, что была связана с вековым культурным опытом... А мы-то, простофили, ломали голову над тем, как выглядели славянские языческие храмы... - Мне все это до фонаря, - сказал Овцын, щегольнув фразой из ильинского лексикона. - Какая разница... - Я бы наоборот хотел что-нибудь понять, - заявил Торир. - Но мне не приходилось слышать ни об одном из тех людей, которых ты тут перечислял... - Не важно, милый мой, что ты не слышал о Никоне и Петре. Их дела бесконечно далеки от твоих нынешних забот, и я не буду утомлять тебя рассказом об этих мужах. А вот ты сказал нечто такое, что перевернуло мое представление о славянской культуре. - Вот уж великая новость! - пренебрежительно усмехнулся Торир. - Да не только в Арконе я такие храмы видел - по всему Поморью. И в нашей местности Рогаланде есть похожие. - Слушай, а почему йомсвикинги в славянский храм ходят? - вдруг прервал его Овцын. - Да еще знамена свои в нем хранят. - Я же говорил вам, что среди нас было очень много славян - ободриты, руяне, глиняне, лужичане, лютичи. Да и все города в той земле принадлежат вашим соплеменникам. На берегу моря, неподалеку от владений датских конунгов - Старград. В лесной стороне - Велеград, который германцы зовут Мекленбургом, неподалеку от него Ратибор. Самый знаменитый из славянских городов - Ретра. Туда можно попасть из Йомсбурга, поднявшись по Одре. Мы ходили в тамошний храм Радигоста - золотого бога, который дает удачу воинам. - Выходит, и норманнская, и славянская вера - одно и то же? - спросил Овцын. - Конечно. У нас одни боги с вами, только имена разные. А изображают их одинаково. Ваш Святовид на Арконе - многорукий... - Как Шива? - сказал Ильин, еще не осознав до конца смысла своей догадки. - Какой Шива? - удивился Торир. - Я хотел сравнить его с Фрейром, богом плодородия. В Уппсале есть храм, посвященный ему. - А я говорю об индийском многоруком боге. - Индийские купцы мне встречались на Готланде - у них еще такие круглые родинки на лбу нарисованы. Ты прав, они тоже принимали наших многоруких богов за своих - ставили перед ними курящиеся палочки... Очень приятно пахнут. Ильин на мгновение задумался и быстро заговорил, словно боясь упустить ускользающую мысль: - Вспоминаю, что в индийских сказках и мифах, которые мне приходилось читать, мудрецы, прежде чем принять важные решения, отправлялись куда-то на Север и там предавались созерцанию... Вообще с Севером у них связано представление о святости, мудрости, чистоте. - Так и у нас то же самое, - сказал Торир. - Мы тоже верим в то, что боги обитают на ледяном острове Туле, далеко в северном океане. Оттуда придут гиганты, которые возродят мир, погубленный черными карликами, властителями золота. - Слушай, а еще какое сходство между славянской и норманнской верой ты приметил? - волнуясь, спросил Ильин. - Не знаю... Много чего... Пожалуй, самое главное у вас и у нас в храмах - статуи воинов, борющихся со змеем... - Всадников? - Да. Иногда, правда, вместо всадника бывает лев... - А как ты сам представляешь: какой смысл имеет этот поединок, что он обозначает? - Сначала расскажу об одном обычае, который мне пришлось наблюдать в Гаскони - мы ходили в те края с херсиром Свейном Одноухим. В одном глухом местечке в горах, где уцелели жрецы старой веры, - их зовут друидами - каждый год в канун самого длинного дня там устраивают башню, плетенную из ивняка, а внутрь нее кидают змей, много дюжин. Ночью, когда солнце уйдет за горы, поджигают это сооружение и пляшут вокруг. - Выходит, змей как бы приносят в жертву солнцу... - прокомментировала Анна. - Именно так и сказал мне друид, но он добавил еще: мы показываем нашему богу Света, что никогда не примем веру Змия. Антоний-Иван перекрестился и демонстративно отошел к ладье, чтобы не слушать язычника. - Я понял тебя, - Ильин обхватил себя руками за плечи, зажмурился и проговорил: - Эх, братцы, тут таким открытием пахнет... - Подожди, недосказал еще, - недовольно нахмурился Торир. - Я тогда, после разговора с друидом, точно так, как ты сейчас, подумал: до чего же сходно все. Ведь у нас волхвы точно так говорят, когда детишек в капище приводят: видите эту змею, что свернулась кольцом, схватив себя зубами за хвост? Видите, что внутри этого кольца знак солнца? Так вера змея ползет по земле, окружая наш северный мир, верящий в свет... Боги предсказали: мир должен погибнуть после того, как в битве со змеем падет Хлодюн, страж Мидгарда. - Ничего не понимаю, - растерянно заморгал Овцын. - Мидгард - жилище богов, а Хлодюн - сын Одина, конунга богов, он охраняет воинов, дает удачу в набегах... - Но что же будет? - зябко передернув плечами, тихо спросила Анна. - Я скажу словами того волхва, который наставлял нас - мальчишек. Будет так: Солнце померкло, земля тонет в море, срываются с неба светлые звезды, питателя жизни пламя бушует, жар нестерпимый до неба доходит. - И все? И никакой надежды? - упавшим голосом произнесла Анна. Овцын с интересом посмотрел на нее и быстро сказал: - Вот тебе и атеистка! - Мир возродится, - коротко ответил Торир. - Совсем по Рихарду Вагнеру, - с улыбкой добавил Ильин. IV Антоний-Иван отказался плыть со старыми друзьями, сославшись на данный им обет: идя пешком до Киева, способствовать построению домов божьих в каждом селении. Монашеский клобук явно не сделал старообрядца смиреннее. - Да, такие люди могли всходить на костры за свои убеждения, - то ли с завистью, то ли с грустью говорила Анна, провожая глазами стройную фигуру в развевающемся черном облачении, - Аввакум из такого же теста был вылеплен. До Киева оставалось меньше двух дней пути. Поскольку поиски мигрантов результатов не дали, обитатели ладьи без конца обсуждали, что предпринять в ближайшем будущем. Торир, конечно, рвался ввязаться в княжескую междоусобицу, назревавшую на Руси. Слухи о близящихся столкновениях между сыновьями Владимира звучали для него как призывная мелодия военного рожка. Ему было все равно, на чьей стороне драться - лишь бы дело было достаточно опасным и награда подходящей. Ильин убеждал, что их дело - подождать развития событий и не рисковать понапрасну, а тем более не влезть даже случайно в противоборство различных лагерей. По долгом размышлении он предложил миновать Киев, спуститься по Днепру до впадения Трубежа, на котором лежал Переяславль, сильно укрепленный город, выдвинутый в сторону Дикого Поля. - Поднимемся вверх по притоку и обоснуемся в укромном месте на месяц-другой. Надо дождаться, пока в стольном городе неразбериха уляжется. Как ни притягательна была для его спутников решительная позиция Торира, они все же понимали правоту Виктора, им также не хотелось стать невольной причиной каких-либо исторических смещений, чреватых для их будущего. Викинг оказался в меньшинстве. И поскольку он считал себя связанным моральным долгом, объявил, что последует вместе со всеми, чтобы в трудную минуту быть рядом... Теперь они почти не приставали к берегу. Ильину хотелось побыстрее попасть к устью Трубежа. Перебирая в памяти все читанное об этих временах, он не находил ничего сомнительного о Переяславле. Никто из тамошних правителей не вступал, как будто, в борьбу за великий стол. Впрочем, исторические источники, которые он помнил, вообще очень скупо сообщали о событиях 1015 года. Что происходило в Киеве после вокняжения Святополка, каковы были действия других князей - все это осталось вне летописей. Единственное, что твердо знал Виктор: тем летом были убиты князья Борис и Глеб, направлявшиеся в Киев; первый - после похода на печенегов, второй - из своего Муромского княжества. Раньше Ильин не задумывался, почему эти двое братьев, спешившие в стольный город, были убиты Святополком, просто пропускал эту информацию, ища в летописях иные сведения, нужные ему для определения достоверности былин. Теперь, попав в эпоху, когда оба эти персонажа исторических преданий могли повстречаться ему вживе, Виктор стал задумываться не столько над последовательностью событий, сколько над мотивами поступков людей, которым предстояло стать первыми русскими святыми. Его озадачило то обстоятельство, что, направляясь в Киев, оба они были убиты вне города. Борис - во время возвращения с дружиной из похода, а Глеб на Смядыни, в нескольких сотнях верст от великокняжеской метрополии. Если рассуждать рационально, то Святополк вполне мог умертвить обоих в Киеве или в Вышгороде. Но даже не это больше всего интересовало Виктора. Главный вопрос состоял в том, зачем и почему братья отправились в столицу... На другой день после полудня прошли устье Десны Напротив него на высоком правом берегу возносились стены и башни великокняжеского замка Вышгорода. Свежий ветер трепал разноцветные флажки на пиках, торчавших над укреплениями. Встречные суда начали попадаться чаще, и чем ниже по течению, тем их становилось больше. Чувствовалась близость Киева. Днепр сделался заметно полноводнее, меньше петлял, на длинных плесах открывались дальние горы с поблескивающими на них золотыми искорками. - Кресты церквей, - определил викинг. - Наверное, Кенугард. - К вечеру будем, - сказал Ильин. Однако то, что казалось совсем близко, отстояло на деле гораздо дальше - хрустальный воздух изменял перспективу. К покрытым лесом киевским кручам подошли в глубоких сумерках. Только высоко вверху, на горах, где находился город, еще тлели золотые кресты. Переночевав в нескольких верстах ниже столицы на левобережной луговине, с первым светом отправились дальше. И весь день шли на юг, пользуясь попутным ветром. Ладья шла по стержню Днепра, сильно накренившись - прямоугольный парус гудел и хлопал под боковым ветром. По широкому водному пространству бежали белые строчки волн. Когда прошли почти до конца длинного плеса, Ильин заметил, что из-за поворота следом за ними вынырнуло большое судно - венчавшая нос оскаленная пасть дракона удивительно напоминала скандинавские изображения, но блеклый парус и отсутствие щитов по бортам заставляли усомниться в варяжском происхождении посудины. Торир обеспокоенно поглядывал за корму, прикидывая расстояние между собственной ладьей и шедшей сзади, а оно все время сокращалось. Наконец, он решительно заявил, что судно явно норманнского типа. - Узнаю сокола по полету... Сдается мне, что лучше полежать на сене, чем вертеть головой на виду у людей, которые могут оказаться земляками. - Подремли, Торир, - сказал Овцын. - На этой ладье, как я погляжу, больше голов, чем у нас зубов. Когда поравнялись, Ильин вскинул руку в знак приветствия. Наполнявшие судно люди в простонародной одежде, вооруженные короткими мечами, тоже замахали в ответ. Бычья Шея не вытерпел и приподнял голову. В просвет между парусом и бортом соседняя ладья была хорошо видна, а самого косматого викинга вряд ли могли заметить. Выражение озабоченности появилось на лице Торира. - Я совсем уже не узнаю людей, если это не Эймунд, сын Ринга. - Ты же говорил, что он херсир, - заметил Овцын. - А здесь какие-то торгаши. Викинг сказал, что мог бы обознаться в чем-то другом, но амулет вождя дружины он не спутает. Сушеный детородный орган жеребца на шее носит только Эймунд. Анна взглянула на крепкого малого в купеческом плаще, сидевшего у рулевого весла, и залилась краской. На лице Овцына появилась игривая улыбочка. - Ну, Эймунд так Эймунд. Нам-то что за дело. - Ильин поспешил разрядить неловкую паузу. - Не подумав говоришь, - ответил Бычья Шея. - Это люди Ярислейфа. Почему не в доспехах плывут, почему купцами оделись?.. - М-да, - посерьезнел Ильин. - Что-то тут не так. - На этой ладье, наверное, не меньше трех дюжин воинов. Какого дьявола им нужно в этих местах? Если идут в Константинополь, зачем этот маскарад? - Дело нечисто, - сказал Торир. - Много бы я дал, чтобы узнать, что у них на уме. Мощные бревенчатые стены и башни Переяславля нависли над быстрыми водами двух рек, образовавших стрелку. На угловой башне виднелась одинокая фигура ратника. Размеренные удары била, разносившиеся окрест, оповещали, что пора идти на вечерню. - Куда править? - спросил Овцын, сидевший у руля. Ильин прикинул, какой из потоков шире. Обе реки казались одинаково полноводными. К тому же ветер явно начинал меняться на южный, и Виктор сказал: - Влево. Потом, когда, пройдя город, они увидели среди песчаных дюн низменного берега стан рыбаков, узнали имя реки: Альта. Что-то неясное шевельнулось в памяти Ильина, но сколько он ни пытался, не смог вспомнить, в какой связи встречал в исторических сочинениях это название. Вечером, когда начали приглядывать на берегу место для ночлега, Торир, отличавшийся остротой зрения, воскликнул: - Если голова дракона, торчащая над кустами выше устья вон того ручья, не принадлежит Эймундовой ладье, значит, у меня нелады с памятью. Надо бы выяснить, зачем они так запрятались... - Тебе мало, что за тобой гнались в Новгороде? - начала Анна. - Однообразная жизнь не по мне, - заявил Торир. - Пойдешь со мной, Огненная Рука?.. Через несколько минут заметили, что от того же берега, к которому пристали варяги, отходит старица. Ильин направил ладью в просвет между ивовыми кустами, нависавшими над водой. Торир сноровисто спустил парус. Когда расположились на ночлег в дальнем конце заросшего рукава реки, Бычья Шея даже не стал ждать, пока сварится уха. Схватив краюху хлеба, он опоясался мечом и махнул Овцыну. Василий последовал его примеру. Ильину очень хотелось отправиться вместе с ними, оставаться наедине с Анной для него было сущим мучением. Но поскольку в неожиданно возникших обстоятельствах главенство незаметно перешло к Ториру, Виктор не стал пытаться изменить ситуацию. Да и княжне не желал демонстрировать эту свою боязнь тет-а-тет. Едва побратимы скрылись в зарослях, уха закипела. Это на минуту дало Анне и Виктору тему для разговора, но потом наступило великое молчание, нарушить которое становилось все труднее для обоих. Налив в деревянные миски готовую похлебку, Ильин поставил их на землю, опустился на сено, заблаговременно принесенное из ладьи. Отхлебнув пол-ложки, сказал, как бы приглашая к непринужденности: - Вкусно. Анна подошла, села рядом. - Так и будем бычиться? - спросил Ильин. - Я не бычусь... Слово-то какое... - Ань, давай скажем всю правду. И Ториру, и Василию. Тогда... - Нет, - чуть не вскрикнула она. - То, что было, - этого на самом деле не было. Все осталось в другом времени... - Ты что, собираешься поселиться в этом веке? - Торир думает пробираться в Миклагард... - Ты уже и словечки его перенимать стала. - Я поеду с ним. - А папа? - Можно подумать, ты нашел дверь в будущее. - Найду, - упрямо сказал Виктор. - Будешь возиться со своими русалками и упырями до второго пришествия, - хмыкнула княжна. Ильин отставил миску, схватил Анну за плечи. - Ты моя! Понимаешь: моя! Если ты не перестанешь... я не выдержу... Я вас зарежу обоих... - О, ты заговорил как стопроцентный варвар. Какие же у тебя после этого претензии к Ториру?.. И вообще, ты сам говорил, что ни из чего не надо делать культа. Вот и не делай. Виктор проклинал себя за то, что методично разрушал идеалистический настрой Анны. Теперь он присутствовал при появлении первых всходов ее нового мироотношения. А может быть, он просто убедил себя в том, что виной всему его прежние уроки, а все было гораздо проще? Нет, он даже в мыслях не допускал этого. Он сто очков вперед даст любому викингу... Торир и Василий вернулись довольно быстро. Рассказали, что люди Эймунда располагаются на длительную стоянку - валят деревья, устраивают камелек из камней. За ужином обсудили свои дальнейшие действия. Торир настаивал, что надо последить за его земляками - они тут явно с нечистыми намерениями. Овцын горячо поддержал Бычью Шею - ему, видимо, хотелось настоящих приключений. Ильин понял это и не стал возражать - все, что мог предложить взамен он сам, давно надоело Василию. Он грезил о подвигах, а ему выпадали поединки с рыбами или гонки с голыми старухами. - Ладно, давайте установим дежурство, - сказал Ильин. - Что это? - непонимающе воззрился на него Торир. - Будем по очереди следить за этими парнями. Предположим: три часа я, потом столько же ты, потом Василий. - Это нам подойдет, - согласился викинг. Люди Эймунда прочно обосновались в полуверсте вверх по течению ручья, впадавшего в Альту слева - вытесали из лесин лавки, сколотили столы. Наблюдая за лагерем, Ильин сделал вывод, что пришельцы из Новгорода не так уж плохо вооружены. Посреди круга, образованного шатрами, возвышалась пирамида из копьев. По временам группы воинов скрывались в зеленом шатре и появлялись с длинными двуручными мечами в ножнах - там, видимо, находился арсенал отряда. Затем меченосцы куда-то отлучались со стоянки и возвращались спустя несколько часов. Виктор сделал вывод, что викинги тоже выставляют своего рода патрули. Узнав о его соображениях, Торир предложил проследить, куда они уходят... Идя через сосновый бор в стороне от тропы, Ильин и Бычья Шея слышали громкие голоса и смех, но разобрать, о чем говорили, не удавалось. А вскоре лес заметно поредел, и преследователям пришлось отойти подальше. Теперь они только видели мелькающие между стволов фигурки людей. На краю длинного луга, куда вывела тропа, виднелись несколько заброшенных построек. Пробираясь по опушке, Виктор и Торир не выпускали из виду викингов - те быстро шагали по наезженной дороге, проходившей посредине поросшего разнотравьем пространства, ограниченного с обеих сторон смешанным лесом. - Погляди-ка, сколько конского навоза на дороге, да и луг весь истоптан, - сказал Торир. - Большая дорога, - отозвался Ильин. - Видно, торговый путь. Только куда? - Сдается мне, здесь войско прошло. С месяц назад, а то и раньше. Видишь, навоз засох, а местами сквозь него трава проросла. - Да, свежего не видать... - Какая же дружина тут могла пройти? Следы все в одну сторону... - Не иначе из Киева шли... Э, да ведь это, наверное, Борис на печенегов отправился. Больше некому. Они миновали группу приземистых строений, напоминавших казармы, и остановились возле стоявшего на отшибе длинного сарая с прохудившимися стенами и полусгнившей крышей. - Что это за странное поселение? - вслух размышлял Ильин. - На жилье не похоже... Но и на военное укрепление тоже - ни вала, ни частокола... - Я знаю, что это. Здесь торговали лошадьми. Такие ярмарки я видел у греков в Анатолии. Кочевники пригоняют коней из своих степей, а купцы приезжают с товаром. - Выходит, это длинное строение - конюшня? - Давай зайдем - увидим. Внутри ветхий сарай был весь уставлен тонкими столбиками, подпиравшими балки перекрытия. В разгороженных досками стойлах лежали кучи навоза, поросшие бледной травой. Пока Виктор и Торир пробирались по центральному проходу, над головами у них то и дело вспархивали летучие мыши. Когда вышли наружу, викинги уже пропали за гребне небольшого холмика, по которому поднималась дорога. - Надо идти опушкой, - сказал Торир. - Могут заметить. Идя под прикрытием кустов и молодых березок, они внимательно оглядывали местность. - Видишь сруб за сараем? - спросил викинг. - Это, должно быть, родник. Вот почему здесь торг устроили. И водопой есть, и травы много. Взойдя на холм, сразу заметили викингов. Они были уже в конце луга, там, где черная лента дороги втягивалась в густой ельник. Но по лесу пришлось идти недолго. Примерно через версту начался другой луг, еще более просторный, полого поднимавшийся до самого горизонта. - Там, наверное, опять склон пойдет, - предположил Торир. - Похоже на Уппланд. - Это где? - В Швеции. Викинги тем временем свернули с дороги и направились к опушке. Бычья Шея поднял палец и мгновенно замер среди кустов боярышника. Ильин по инерции сделал еще несколько шагов, потом осторожно, старараясь не шуметь, вернулся к спутнику. - Ты чего? - Сейчас узнаем, зачем они сюда ходят. Люди Эймунда остановились возле раскидистой березы. Один из них с кошачьей ловкостью вскарабкался по стволу и, повиснув на вершине, плавно опустился на землю. Двое других навалились на согнутое дугой дерево, еще один повозился с полминуты возле склоненной кроны, затем поднялся и махнул остальным. Викинги пошли дальше вдоль кромки леса, а береза так и осталась стоять, касаясь ветвями земли. - Не понимаю, - пробормотал Торир. Проделав то же самое еще с несколькими деревьями, воины обошли дальнюю сторону луга и направились назад. - И нам пора, - сказал Ильин. Они быстро двинулись той же дорогой. Когда на пути их оказалась наклоненная береза, которую, идя за людьми Эймунда, они просто обошли, Торир нырнул под сень листвы и сразу же позвал Виктора. Приподняв ветви, Ильин увидел, что ими была замаскирована веревка из лыка, которою вершина была привязана к колу, забитому в землю. - Что это? Бычья Шея пожал плечами. Они пошли дальше. Вдоль всей опушки видны были несколько таких же деревьев, искривленных на манер лука. - Теперь в глаза бросается, - сказал Ильин. - А когда сюда шли, казалось, что так оно и быть должно, само собой получилось... - Не думаю, что Эймунд отправился в такую даль только для того, чтобы гнуть березы, - озабоченно произнес Бычья Шея. - Не такой он человек... Прошло несколько дней, а викинги и не думали сниматься с места. Ильин заговорил было о том, что сидение в лесу ничего не дает, что они только понапрасну подвергают себя опасности - не ровен час кто-нибудь из людей Эймунда набредет на их укромную стоянку. "Какое, в конце концов, нам дело до твоих земляков? - поддержала Виктора Анна. - Мне тоже надоело кормить комаров". Но обычно сговорчивый Торир остался на этот раз непреклонен. - Я вам говорю, что все это не пустяк. Тут затевается какая-то большая пакость... Спор продолжался бы неопределенно долго, если бы из зарослей не вынырнул Овцын. - У них там что-то случилось. Прибежали несколько человек по тропе со стороны луга, кричат, все всполошились, забегали и лесом туда, к брошенному торгу, подались. - Дело к вечеру. Куда же это они? - нахмурился Торир. - Так что, гадать будем? Или пойдем? - весь дрожа от азарта, спросил Овцын. - Мужские слова, Огненная Рука, - одобрил Торир. Ильин поднялся, молча снял с сучка свой пояс с мечом. Сказал Анне преувеличенно отеческим тоном: - А ты подремли, детка. V В предрассветной мгле мало-помалу обозначилась граница между верхушками леса и небом. Звезды, усеявшие небосклон, заметно поблекли. На сером от росы лугу выступили треугольные глыбы мрака - шатры спящего войска. Тишину ночи нарушали только всхрапы стреноженных коней, разбредшихся окрест. Ильин, продрогший до костей, старался согреться с помощью статической гимнастики - то начинал что есть силы давить ладонь о ладонь, то пытался "разорвать" ножны меча. Овцын, сидя на корточках, выбивал дробь зубами. И только Торир, как истый северянин, спокойно переносил промозглый холод. - Д-дернуло на ночь глядя в одних рубахах... - Кто ж знал... - отозвался Виктор, с состраданием глядя на Василия. - Да и не время вроде для похолодания - сегодня только двенадцатое августа... Знаешь что, погрейся но моему способу. - А-а, - отмахнулся Овцын. - На печке оно способнее... Они сидели на одном и том же месте, так как боялись наткнуться на викингов, затаившихся где-то по соседству. Никого из них они не видели с тех самых пор, как над холмом показался частокол копий. Люди Эймунда мгновенно растворились среди зелени, и когда несколько сот всадников взлетели на луговой гребень, лес казался совершенно безжизненным. Через несколько минут спешившиеся воины ставили шатры, расседлывали коней, тащили хворост и разводили костры. Солнце тем временем завалилось за бор, ненадолго опалив его верхушки бордовым пламенем. Не успели догореть россыпи углей на месте костров, а войско уже полегло, сваленное усталостью. Ильин не мог понять, на что рассчитывал Эймунд. Со своими тремя-четырьмя десятками мечей он явно не мог надеяться нанести поражение дружине Бориса - в том, что это полк молодого князя, Виктор не сомневался, неоткуда было взяться в этих местах какой-то иной воинской силе. Всю ночь он ломал себе голову, пытаясь разгадать намерения викингов. Торир тоже недоумевал: час идет за часом, скоро начнет светать... - Если бы я хотел нанести им самый большой урон, то ударил бы ночью. В темноте враг не сумеет понять, сколько нападающих, и может в страхе бросить оружие и бежать... - Значит, они хотят видеть... - сказал Ильин и осекся. Может быть, Эймунд узнал о намерениях Святополка? Ведь согласно житию Борис будет убит агентами его старшего брата во время возвращения из похода на печенегов. Ну конечно, вождь дружинников Ярослава прислан для того, чтобы предотвратить внезапное нападение! Но Виктор тут же осадил себя - для того, чтобы предположить такое, надо признать за Ярославом провидческие способности. Нет, тут что-то не так. И его мысли опять беспомощно закружились на одном месте. Легкий толчок Торира заставил его прийти в себя. - Смотри... Вон там, возле согнутой березы... Ильин напряг зрение. На фоне посветлевшего луга действительно рывками перемещались две темные тени. То и дело останавливаясь, они двигались в сторону княжеского шатра. Не доходя до него метров двадцати, неизвестные замерли на минуту, потом один из них взмахнул рукой, словно бросая что-то. - Петлю на шест накинул, - прошептал Торир. Даже не оборачиваясь к нему, Ильин по голосу почувствовал, как напрягся викинг. За то недолгое время, пока неизвестные прошли от опушки до лагеря дружины, стало еще светлее. Теперь и Виктор различил тонкую паутинку, протянувшуюся к лесу от шеста с орлом-флюгаркой, на котором держался шелковый шатер князя. - Я понимаю... - медленно произнес Торир. И в тот же миг один из двоих, столбами замерших на лугу, в несколько прыжков достиг шатра. В руках его был меч. Торир рывком поднялся с колен. Секундой позже Виктор услышал слабый звук - словно кто-то осторожно надорвал лист бумаги. Он увидел, как изогнутая луком береза стремительно распрямилась, и одновременно с ней взлетел на воздух шест с шелковым полотнищем. Человек с мечом сделал шаг, другой на том месте, где только что высился шатер, вскинув меч, мгновенно опустил его. Нагнулся, схватил что-то и, прижав к груди, бросился к лесу. Ильин оцепенел. Сознание еще не постигло происшедшего. Но внезапный жар, разлившийся по всему телу, пульсировавший в пальцах, в висках, свидетельствовал: произошло что-то ужасное. Сама кровь его вопияла: убийство! Он едва нашел в себе силы взглянуть на Торира. Викинг стоял, сжав голову ладонями, словно хотел раздавить ее. Повернувшись к Василию, Виктор увидел остекленевшие глаза, закушенный в немом крике рот. Сознание услужливо подсунуло успокоительное: "Но почему, собственно, убийство? Ты видел труп?.. Может быть..." Но он тут же оттолкнул от себя эти анестезирующие словечки. Необходимо немедленное действие! Замешательство длилось каких-то несколько мгновений. Но за это время все переменилось в том месте, где только что стоял шатер. С полдюжины людей потерянно метались там, оглашая спящий луг душераздирающими воплями. Из шатров начали выскакивать полуодетые воины с копьями наперевес, с обнаженными мечами в руках. - Надо уносить ноги, - проговорил Овцын. - Сейчас тут такое начнется... - Бежим к конюшне, - быстро сказал Торир. - Надо тех опередить. И, не ожидая согласия, бросился в глубь леса. В чаще было еще темно, и Виктор несколько раз с размаху растягивался на земле, зацепившись ногой за корень. Пока мчались напрямик через заросли, ветви исхлестали все его лицо. Выскочив на опушку позади брошенных строений, он провел рукой по щеке - ладонь окрасилась кровью. Догнавший его Василий тоже был весь исцарапан, рукава рубахи висели клочьями. Бычья Шея значительно опередил их - он был уже у входа в конюшню и яростно махал рукой, подгоняя друзей. Едва они вбежали под своды сарая, он заговорил срывающимся шепотом: - Они обязательно побегут здесь - самый короткий путь. Надо напасть, узнать, что схватил тот малый... - Да ведь их вдесятеро больше, - возразил Ильин. - Огненная Рука один дюжины стоит. Да и я парень не промах... Легкая обида промелькнула в душе Виктора - его возможности явно оценивались ниже. Но на выяснение истины времени не было - в лесу уже слышался треск сучьев. Сунувшись к щелям в стене, друзья увидели, как на опушку вылетела толпа викингов. Пробежав узкое пространство между лесом и конюшней, они ринулись под ее прикрытием к тому месту, где затаилась троица. Торир неожиданно выпрямился и что есть силы ударил ногой по стене. Трухлявая плаха раскололась и вылетела наружу. В следующую секунду Бычья Шея выскочил в пролом и рванул меч из ножен. Какой-то темный звериный инстинкт вытолкнул и Ильина. Не сознавая, что делает, он обнажил меч и в прыжке всадил его в грудь набегавшего на него викинга. Толпа разом отхлынула. Ильин успел увидеть боковым зрением, что под ногами Торира корчится рыжебородый детина с огромной кровавой раной, идущей от шеи к ребрам. Рядом с ним валялась рука, сжимающая меч. А в стороне, закатившись в небольшую ямку, лежала человеческая голова с открытыми глазами. - Это ты, Бычья Шея?! - крикнул по-норвежски один из викингов. - У меня нет времени удивляться, как ты здесь очутился. Но это весьма кстати - мне пригодятся те три марки, которые назначены за твою башку. - Вы мастера рубить головы, особенно у спящих, - Торир быстро махнул мечом в сторону лежащего на траве кровавого трофея. - Но только я теперь не ближе к смерти, чем раньше, что бы ты там ни болтал, Жеребячий Лоб. Затем Бычья Шея воткнул меч в землю, схватил себя обеими руками за ворот и рванул рубаху на две части. Отбросив обе половинки на землю, он издал нечеловеческий вопль, оскалил зубы и, подняв меч над головой, кинулся на сгрудившихся под стеной викингов. В первую минуту схватки троице удалось даже потеснить растерявшихся противников. Но, придя в себя, они сумели отделить берсерка от Ильина и Овцына. Торир проревел: - Возьмите голову! Виктор, совсем позабывший о ней, метнулся в ту сторону, но в тот же миг на него обрушился рослый малый с двуручным мечом. Виктор упал на траву и откатился к стене. Лезвие меча ушло в землю в нескольких сантиметрах от его ступни. Не поднимаясь, Ильин мгновенно напружился и ударил ногами викинга, отшвырнув его от оружия. Быстро вскочил, и тут же рядом с ним рубанул по воздуху другой воин. Всем телом подавшись вслед за своим коротким мечом, Виктор перерубил руку нападавшего и, не удержавшись, кубарем полетел под ноги сражающихся. В падении он увидел, что один из людей Эймунда бросился к лежащей в стороне голове, схватил ее и со всех ног пустился к лесу. Но вырваться из кольца воинов не было никакой возможности. Ильин успел лишь заметить место, где среди кустов мелькнула спина убегавшего. Яростные крики и звон мечей заставили мгновенно забыть обо всем, кроме схватки. Ториру удалось пробиться к друзьям. Двое викингов остались лежать в том месте, где он только что рубился. Оттесняя Овцына и Ильина к пролому в стене, Бычья Шея прорычал: - Быстро в конюшню. Я прикрою. Тон его не допускал противоречия. Как-то разом признав его главенство в этой схватке, сначала Виктор, потом Василий нырнули спиной вперед в темное чрево огромною сооружения. Бычья Шея последовал за ними, наградив напоследок раной в живот своего старого знакомого. Встав с мечом в руках у бреши, он крикнул: - Видишь, Харальд, всяко бывает: и то, чего ждут, и то, чего не ожидают... Может быть, заглянешь сюда, я не против потолковать с тобой. Никто не решился сунуться под меч берсерка. Но передышка оказалась короткой. Несколько воинов обежали угол конюшни и ворвались в нее через широкий проход в торце. Схватка возобновилась с еще большим ожесточением. Теперь за спиной у троицы не было спасительной стены, и им приходилось быстро отступать в глубь помещения. Размахивая из стороны в сторону своим двуручным мечом, Торир перерубал по нескольку опорных столбов зараз, и балки перекрытия рушились, а вместе с ними на нападавших сыпались клубы древесной трухи, мха и пыли. Но некоторые викинги умудрялись перемахивать через перегородки по сторонам конюшни и заходили сбоку. Их удары отражали Овцын с Ильиным. В какой-то момент, схватившись с очередным противником, Виктор словно бы отключился от происходящего. Он видел перед собой только ощеренный рот, длинную рыжую бороду, заплетенную косицей, и широкое лезвие меча, то и дело рассекавшее воздух. Вопль Торира донесся до него словно сквозь толщу воды. Он сделал над собой усилие, чтобы вновь охватить сознанием всю картину побоища. Послав острие меча в лицо нападавшего, он рассек ему щеку. Викинг отпрянул, споткнулся и рухнул навзничь в кучу перепревшего навоза. Виктор смог теперь обернуться на рев берсерка. В туче пыли он увидел сгорбленную спину Торира, склонившегося над распростертым телом Овцына. Между лопаток Василия торчало копье. Мгновенный жар пробежал по жилам Ильина, ударил в голову. Швырнув меч в пыльное облако, скрывшее людей Эймунда, Виктор слегка присел на корточки и, выбросив вперед обе руки, послал в сторону проступивших теней мощнейший разряд. Две молнии, похожие на искореженные корневища, взорвали тьму. Но ему было мало этого. Он снова и снова прошивал пространство конюшни потоками белого огня. По проходу неслись брызжущие искрами тела, ломались и тут же занимались жарким пламенем столбы и перегородки стойл. Через несколько секунд вся та часть конюшни, где только что толпились викинги, превратилась в море огня. От страшной жары борода и брови Ильина трещали, источая запах паленой плоти. Мгновенно скрутились и побелели рыжие волосы на плечах и руках Торира. Викинг поднялся на ноги. Взгляд его дико блуждал по сторонам. Схватившись за древко копья, он выдернул его из спины Василия. - Бежать! - он затравленно озирался, ища выход. Ильин махнул рукой в сторону стены. Гнилые плахи разлетелись с пушечным грохотом, образовав рваное отверстие в несколько метров диаметром. Бычья Шея вскинул на плечо тело Овцына и бросился наружу. VI Анна не спала. Едва они появились из леса, неся Василия, она выскочила из ладьи и, не произнося ни слова, принялась помогать мужчинам укладывать раненого на подстилке из сена, устроенной на носу судна. Торир бросил быстрый взгляд на берег старицы. Сказал: - Удача, забери котел и топор. Надо быстро уходить. Если люди князя придут сюда, нас не спросят, кто мы такие... - Да уж, разбираться не будут, - невесело усмехнулся Виктор. Побросав нехитрый скарб в ладью, он оттолкнул ее от берега и перевалился через борт. Бычья Шея уже сидел у весла и энергичными гребками разворачивал судно к выходу из старицы. Ильин сел рядом и взялся за второе весло. Когда вышли на Альту, увидели, что за дальний поворот - верстах в полутора - уходит ладья с высоко вознесенной драконьей головой на форштевне. Десятки весел разом взлетали и обрушивались в воду. - Здорово чешут, - сказал Виктор. - Страх силы прибавляет, - отозвался Бычья Шея. - Хоть нам теперь и ни к чему за ними гоняться, будем парус поднимать, ветер вроде хороший заводится... Пока викинг ставил полотнище, а Виктор сидел на руле, Анна разорвала на широкие ленты одну из своих сорочек и присела возле раненого. Как только Торир справился с парусом, Ильин попросил его править, а сам перебрался на нос, чтобы помочь Анне. Он начал снимать с Василия пропитавшуюся кровью рубаху, но вдруг почувствовал, что Овцын пытается отвести его руку. Губы раненого зашевелились. Он старался что-то произнести, но Ильин слышал только шипящие звуки... - Помолчи, милый, мы тебя сейчас перевяжем и... Василий открыл глаза. Отыскал взглядом сначала Виктора, потом Анну. Губы его снова зашевелились. Ильин и княжна инстинктивно склонились к раненому и при этом слегка стукнулись головами. Рот Василия растянулся в беспомощной улыбке. Он опять зашептал - и теперь Анна и Виктор оба услышали, что хотел сказать Овцын: - Я... знал... что вы... Люби его... Анюта... ему больно теперь... как мне было... Анна закусила губу, закрыла глаза ладонями. У Виктора ком встал в горле. А Василий все шептал: - Выбирайтесь, ребята... отсюда... тут нельзя... Речь его сделалась невнятной, и, как ни вслушивался Ильин, ничего понять было нельзя. Губы шевелились все медленнее, даже шипящих не стало слышно. И вдруг рука Василия со страшной силой сжала предплечье Виктора, по телу его прошла стремительная судорога, он изогнулся, словно хотел встать на мостик, кровавая пена запузырилась в углах рта. - Агония! - сдавленно вскрикнула Анна. И в тот же миг стальная хватка умирающего ослабла, рука упала на сено, тело вытянулось и мелко задрожало. Ильин невольно отпрянул в сторону. Едва Овцын замер, как по его лицу, по рукам, по видной в прорезь ворота груди начало разливаться голубое мерцание. Оно становилось с каждой секундой все сильнее, пока во все стороны от лежащего тела не брызнули снопы холодных искр. "Как бенгальский огонь", - мелькнуло в сознании Ильина. Он почувствовал - кто-то опустился рядом с ним на колени. Обернулся и увидел Торира: с дикой гримасой кусая губы, викинг исступленно раскачивая головой из стороны в сторону. На руку Виктора упала горячая капля... Через несколько часов Василия похоронили на приметной стрелке, образованной небольшой речкой при впадении в Альту. Бычья Шея кое-как согласился обойтись без сожжения - если бы не необходимость побыстрее уходить от места ночной трагедии, он бы обязательно устроил погребальный костер и возвел на месте упокоения побратима достойный его курган. Ильину пришлось пообещать, что он вернется сюда вместе с Ториром, когда обстоятельства будут этому благоприятствовать, и поможет ему в сооружении насыпи. Роя могилу, а затем обкладывая свежий холмик камнями, Ильин то и дело посматривал на противоположный берег реки - он все ждал появления воинов из дружины Бориса. У него не было сомнений в том, что они обшаривают теперь окрестности злополучного луга в поисках убийц. Раздумывая о создавшейся ситуации, Виктор пришел к мысли, что надо оставить прежнее намерение отсидеться в глуши и, не теряя ни часа, спускаться вниз к Переяславлю, а затем идти на Киев. Когда он сказал вслух о своих соображениях, Анна сразу поняла его опасения: - Думаешь, теперь на реке оставаться небезопасно? Викинг быстро согласился с предложением Ильина. Ему вообще было не по душе прятаться от опасности. - Если в Кенугарде теперь неразбериха, можно попробовать попроситься к конунгу Святополку, ему наверняка люди нужны. - Не думаешь, что в его дружине тоже могут оказаться твои земляки?.. - спросила Анна. - Не по мне остерегаться того, чего я не видел... - Во всяком случае, предусмотрительность никому еще не вредила, - заметил Ильин. - Я бы на твоем месте... Но викинг перебил его: - Может быть, мы что-то и смыслим в будущем, но уйти от него нам не дано. Долго после этого они плыли в молчании. Торир мрачно смотрел на левый берег, сидя у рулевого весла. Анна неподвижно лежала на сене, спрятав лицо в ладонях. Виктор, привалившись спиной к мачте и запрокинув голову, смотрел на облачные замки, то воздвигавшиеся, то рушившиеся в синеве. После пережитого сегодня на рассвете в душе его воцарилось какое-то мудрое спокойствие. Была, конечно, и тупая, саднящая боль, иногда затоплявшая все его существо, но и она не могла нарушить состояние внутренней гармонии. Душа его как бы замерла, ступив на грань трагического всезнания и обретя ощущение нерушимости сущего. Яростная борьба за жизнь, смерть друга, необходимость немедленно принять решение, от которого зависит твоя судьба - все это, спрессованное в краткий миг бытия, стало чем-то вроде могучего разряда, разрушившего пелену, давным-давно опутавшую сознание Ильина. Сегодня он впервые за многие годы переживал природу, чувствовал своих спутников с такой отчетливостью, словно проник в самые потаенные глубины их подсознания. Разум не фиксировал с привычной поспешностью все, что происходит вовне и в нем самом. Разум словно уснул. И душа воспринимала мир как могучую мистерию простых и мудрых отношений всего ко всему. Неразделимые добро и зло, боль и наслаждение, составляя как бы вязкую кровь сущего, наполняли и его, Ильина, сладким трепетом знания. Он ощущал Истину в самом себе, и это давало странное чувство своей безмерности, своей протяженности, равной Вселенной. Да, разум Виктора спал. Но все в нем ликовало от ужаса и счастья, словно он балансировал над пропастью. Восторг высоты и подспудный страх, говорящий: удержаться никому не дано. Это было прикосновение к Вечному. Из состояния просветленного созерцания его вывел голос Торира. Викинг разглядывал свои руки и говорил, обращаясь к Виктору: - Я все понять не мог, что у меня с плечами. Холодит. А теперь на руки посмотрел и понял: волос нет. Как выбрило... Ильин молча смотрел на его жилистые ручищи, в которых тяжелое весло казалось хрупким. - А ты здорово запалил эту конюшню... Как это вам удавалось с Василием, наверное, спознались кое с кем... - Он даже улыбнулся, хотя глаза остались по-прежнему холодными, замороженными. - Не говори глупостей, - отмахнулся Ильин. - Ты знаешь, я охоч до шуток... Если сказать по правде, я на самом деле в восторге. Ты поступил как настоящий мужчина - сжег своих врагов вместе с домом. У нас считают такое большой удачей. - Что ты имеешь в виду? - У нас полагается мстить за обиду, и самое лучшее, что может сделать викинг, - это изловчиться запереть своих недругов в доме и поджечь его с четырех сторон. Если тебе удастся такой способ мести, вся округа будет завидовать такому везению. - Дикость, - сказала Анна, резко сев на своем соломенном ложе. - И коварство. Я еще могу понять, если человек убивает обидчика сгоряча. Но мстить - это низко. Нужно уметь прощать. - У нас думают по-другому, - усмехнулся Торир. - Даже пословица есть: только раб мстит сразу, а трус - никогда. Мужчина все хорошенько обдумает и сделает дело на славу... VII Киев был переполнен разноплеменным людом. Несмотря на то, что ходили упорные слухи о скорой войне, лес мачт у пристаней нисколько не поредел. Один за одним подходили суда с юга, да и с севера спускались по Днепру ладья за ладьей. Пылили дороги на западной и южной окраинах - сотни подвод везли товары из Чехии, из Угорской земли, из Валахии. Ильин и Бычья Шея по целым дням бродили по городу, надеясь встретить княжеский выезд и пробиться к Святополку. Ему одному они решили поведать о том, что произошло на рассвете двенадцатого августа. Только в его власти было сделать так, чтобы свидетельство участников побоища с людьми Эймунда надлежащим образом было доведено до народа, не потонуло в массе слухов. Но Святополк, как назло, все это время сидел в укрепленном замке Вышгорода и в Киев не показывался. Толкаясь по рынкам, Виктор и Торир ловили обрывки разговоров о недавних событиях, заходя в корчмы, прислушивались к спорам сторонников Святополка и его противников из христиан. Вокруг подвыпивших дружинников, пришедших в Киев после неудачного похода на печенегов, собирались толпы людей, вновь и вновь жаждавших услышать о таинственном убийстве на Альтинском поле. Картина происшедшего после бегства викингов, а затем и Ильина с его товарищами, действительно выглядела загадочно. Увидев бьющееся в агонии обезглавленное тело Бориса, его гридни подняли на ноги все войско - почти восемь тысяч человек. Обнаружив полотнище шатра, отброшенное вместе с опорным шестом далеко в сторону, нашли по веревке березу, которая послужила пружиной, приведшей в действие механизм покушения. Увидев кол с остатками перерубленного лычка, догадались, каким образом был сорван шатер. Во время лихорадочных поисков злоумышленников обнаружили еще множество настороженных деревьев-луков. Стало ясно, насколько основательно была устроена западня. Пока одни метались по лесу в надежде схватить злодеев, другие вылетели на соседний луг и увидели охваченную огнем конюшню. Когда она догорела и дружинники смогли приблизиться к ней, заметили с краю, там, где проходила стена, четыре обгорелых трупа. А на следующий день, когда пепелище остыло, нашли среди углей останки еще нескольких человек. Суеверные люди были склонны считать, что в пожаре сгорели убийцы князя, причем казнил их не кто иной, как сам всевышний. По возвращении из похода дружина остановилась в Вышгороде. Останки Бориса положили в мраморный саркофаг в церкви святого Василия. Но отпевать молодого князя епископ пока не стал, словно надеясь, что голова вернется к обезглавленному телу. Правда, иные из воинов утверждали, что владыка не зря хитрил - даже среди дружинников пошли слухи о подмене. Кое-кто говорил, что Борис сам подстроил все это, подсунув вместо себя неизвестно чей труп, и бежал, опасаясь за свою жизнь. - Попомните мое слово, он скоро в Ростове объявится, - толковал один из воинов, навалившись грудью на стол, уставленный братинами с медом. - Н-нет! - саданув кулаком по дубовой столешнице, заорал другой. - Не поехал бы он туда. Не ведаешь разве, что он с княжения отпросился, когда промеж Ярославом и Владимиром ссора вышла. Он ведь соседом брату был, опасался, знать, что тот ему жизнь укоротит. - Чего ему с Ярославом делить было? - Сам он на Новгородское княжение метил... Даром, что ли, к отцу под крыло удрал, как только пря разгорелась... Знал, видно, нрав братцев. Но немало было и толков о причастности к убийству нового киевского князя Святополка. Особенно поддерживали эту версию, как приметил Ильин, ревностные христиане - те, что поминутно крестились и призывали на помощь Иисуса и его святое воинство. Виктор сделал вывод, что источником таких слухов являются священнослужители - именно в церкви могли почерпнуть одни и те же сведения люди, живущие на разных концах города. Святополк, как говорили киевляне, совершенно открыто высказывал свои симпатии старой вере русичей. Одной из первых его акций по княжении было устройство богатой тризны на могиле его предка Олега - высоком кургане, поднимавшемся недалеко от городской стены. Тысячам горожан, собравшимся в тот день у подножия холма, княжеские холопы разносили бочки с медом. Святополк самолично пожаловал народу множество свит, шапок и сапог. По Киеву открыто расхаживали люди с обритыми головами, на которых был оставлен только длинный пучок волос - вроде оселедца, излюбленного позднейшими запорожцами. На шее у них побрякивали ожерелья из медвежьих и конских зубов, деревянные и костяные фигурки богов, фаллические изображения. Подолы и рукава длинных белых рубах, расшитые красным орнаментом с громовыми и свастическими знаками, резко выделялись на фоне сермяжных одеяний толпы. Давно не виданных здесь волхвов сопровождали десятки просителей - одни умоляли отслужить требу на родовом кургане, другие приглашали благословить новоженов, третьи упрашивали отчитать больного, ставшего жертвой дурного глаза. Клирики христианских церквей - по большей части греки и болгары - с явным страхом наблюдали буйный рост языческих настроений. Но идти против массы опасались, тем более что на этот раз за спиной у них не было поддержки князя и его дружины. Простой народ со все усиливающейся враждебностью относился к многочисленным торговым гостям из христианских стран, то и дело на рынках возникали стычки между приверженцами дедовских обычаев и купцами, менялами, посредниками, носившими кресты или исповедавшими ислам, иудаизм. - Ужо погодите, попомним вам, как Перуна рубили, как отцов наших в Почайну под копьями загоняли, - потрясая костлявым кулаком в сторону священнослужителей, кричал юродивый, сидевший неподалеку от Десятинной церкви, первого храма, выстроенного Владимиром. У оборванца, удивительно похожего на персонаж картины Сурикова "Боярыня Морозова", висел на шее не крест, а камень с дыркой посередине. Ильин сделал вывод, что со временем господствующая церковь поставила себе на службу популярный в народе институт юродства. Во всяком случае, уже во времена Ивана Грозного такие безумцы играли роль блюстителей идеологической чистоты христианства. Самоуверенности простолюдинам, задиравшим последователей трех родственных вероисповеданий, придавало и то, что в городе появилась масса викингов, пришедших в Киев из Поморья, едва разнеслась весть о том, что на великокняжеский стол сел человек, благоводящий язычникам. Торир подолгу приглядывался к группам скандинавов, прежде чем подойти к ним. Только удостоверившись, что среди них нет нежелательных знакомых, решался расспросить о новостях с Запада. Уйдя из Норвегии в конце зимы, он не знал, что происходило на родине в течение минувших месяцев. А о событиях в других странах слышал и того меньше, так как после участия в походе на Англию в составе войска датского конунга Свейна Вилобородого он вернулся в родительскую усадьбу и прожил в ней две зимы и лето - до тех пор, пока его не объявили вне закона... - Вы о смерти Свейна ведаете? - Коренастый датчанин со светлыми бровями и ресницами, с широкой русой бородой, подозрительно смотрел то на Торира, то на Виктора. - Слышал я об этом, - ответил Бычья Шея. - Он ведь еще прошлой весной умер. А на друга моего ты не поглядывай - он русич, в наших делах не сведущ. Так что там вышло в Англии? - Еще немного, и последний христианский граф улепетнул бы за море. Вся страна была бы нашей и молилась нашим богам. - А кто теперь у власти в Дании? - Харальд, сын Свейна - этот изменил вере отца, на него надеяться нечего. А младший - Кнуд - провозглашен королем Англии. - Что в Норвегии? - Ходят слухи: ваш конунг Олаф Толстый - тот, что принял крещение, когда служил у герцога норманнского, - оказался не очень-то покладистым человеком. - Да, за ним надо смотреть в оба. - Так вот, Олаф задумал объявить себя государем Норвегии и не признавать власть Дании. Торир надолго погрузился в размышления, словно забыв о датчанине. А тот продолжал рассматривать его все с тем же подозрением. - Эй, приятель, а как ты сам оказался в Гардарике? - Я как раз от людей Олафа и ушел, - ответил Бычья Шея. - Хочу наняться на службу - здесь или в Миклагарде. - Ну, тогда другое дело. - Викинг широко улыбнулся, показав крепкие зубы. - Мы ведь тоже сюда приехали, как услышали про здешнего князя Святополка... Сейчас у нас ни одного государя не осталось, за кем можно пойти, всех попутали попы. Ильин решил принять участие в разговоре и спросил: - Так ты думаешь, если Святополк открыто провозгласит целью восстановление старой славянской веры, то к нему под знамена встанут многие? - Весь Йомсбург, - коротко сказал викинг. - Из Норвегии тоже кое-кто поможет, - добавил Бычья Шея... Пока они бродили по городу, Ильин несколько раз примечал в толпе человека с рыжей бородой, заплетенной в косицу. Лицо его показалось знакомым Виктору, но как он ни пытался припомнить, где видел эти серые глаза навыкате, эту загнутую на манер серпа косу, ничего на ум не приходило. И только когда они вернулись на свой постоялый двор, память вытолкнула: ощеренный рот, прыгающая косица, блеск широкого лезвия, грохот рушащихся перекрытий, глухие крики, похожие на рычание... Анна, поджидавшая в светелке, бросилась им навстречу, едва они переступили порог. - Ну что, удалось увидеть Святополка? - В Вышгороде он сидит, а туда никого не пропустят. Люди говорят, князь боится наемных душегубцев. - Тут, между прочим, вовсю толкуют о том, что это он подослал убийц к Борису. Я едва сдержалась, чтобы не выложить им все, как было... - Смотри! - Ильин помахал в воздухе ладонью. - Никто не должен знать об этом, пока мы не пробьемся к князю. Свидетельства очевидцев в теперешней политической борьбе - это посильнее всякого оружия. А то, что кто-то болтает... На постоялых дворах обстановка располагает к сплетням. - Да, самое главное забыла сказать! Перед вашим приходом здесь появился человек из Вышгорода. Сегодня утром, по его словам, на гробнице молодого князя обнаружили отрубленную голову Бориса! - Вот это номер! - присвистнул Ильин. Торир на минуту задумался, потом медленно заговорил: - Ярислейфу предъявили доказательство, больше оно ему не нужно. А вот переполох вызвать таким способом - это хорошо придумано... - Я же тебе говорил: Ярослав - умный человек... - И это свидетельствует еще об одном, - продолжал Торир. - Значит, слухи о том, что он с войском находится где-то за Смоленском, правильны. Эймунд при всем своем проворстве не мог за эти несколько дней добраться до Хольмгарда и затем отправить кого-то сюда с головой Бориса... При этих словах перед глазами Виктора снова возникло лицо с бородой-косицей. Но он не стал делиться своими опасениями, решив назавтра окончательно убедиться, не обознался ли. Если то было не случайное совпадение, если за ними установлена слежка, он обязательно обнаружит это... Когда Анна ушла спать в подклет к хозяйской дочери, а Ильин с Ториром улеглись на лавках в светелке, через узкие - в ладонь - оконца еще доносились скрип телег, стук копыт по настилу двора, приглушенные голоса. До глубокой ночи На постоялый двор прибывали возы из ближних и дальних мест - везли хлеб нового урожая, мед, рыбу. Наступило самое золотое время для торгов. VIII Наутро город гудел от новых слухов. Купцы, прибывшие на рассвете с верхнего течения Днепра, привезли весть об убийстве муромского князя Глеба. На этот раз преступление было совершено поблизости от жилых мест, на пристани Смядыни. Злодеев едва не схватили случайные очевидцы нападения, удалось, во всяком случае, узнать одного из них - личного повара князя, торка родом. Киевляне не жаловали это азиатское племя, то и дело досаждавшее купцам на днепровских порогах, грабившее земледельческие селения по степной Украине. Вместе с печенегами торки иногда появлялись и под стенами стольного города, угоняли скот, жгли посады, хватали в полон зазевавшихся рыбаков и смолокуров. - Торчин этот и зарезал князя как овцу, - говорили те, кто, по их словам, из первых уст слышали рассказ купцов об убийстве. - Глеб-то мальчишка, совсем - годов шестнадцать... - Не наскочи на них люди, и этому голову отбрили бы, - заметил один из слушателей. - Как пить дать - одна рука за всем этим смертоубивством. Последняя фраза заставила всех замолчать. Слишком очевиден был намек на Святополка. Ильин только сейчас осознал всю серьезность положения. Все происходило так, как было написано в житии Бориса и Глеба. И подозрения адресовались Святополку. Имя Ярослава не называлось даже сторонниками киевского князя, ведь его новгородский брат, казалось всем, настолько далек от происходящих событий, что при всем желании не сможет повлиять на их ход. - Но куда ехал Глеб? - задав этот вопрос, Ильин попробовал повернуть мысли людей в другое русло. - Почему он оказался в Смоленске? - В Киев, говорят, плыл, - ответил один из распространителей новости. - А зачем? - быстро спросил Ильин, боясь, что разговор опять уйдет в сторону от главного. - Известно, - начал тот же ловец слухов, но осекся: - Вроде... вроде бы как под братнюю руку княжество свое привести. - Словом, присягнуть на верность? - уточнил Виктор. - Ну да... - Так зачем же Святополку его убивать? В гибели Глеба кто-нибудь другой заинтересован - кому на вашего князя тень бросить надобно... Да и в случае с Борисом - не то же самое?.. Несмотря на то, что везде и всюду обсуждались трагические события последних дней, само собой сложилось нечто вроде неписаного правила не называть по имени возможного вдохновителя убийства молодых князей. Нарушив его, Виктор расставил точки над "и". Теперь, считал он, в умах людей должен постепенно созреть правильный ответ на вопрос: кому выгодно?.. Кое-кто отошел от спорщиков, почесывая затылок. Другие загалдели пуще прежнего. - А как это Глеб в Смоленске очутился, коли он в Киев плыл? - выкрикнул один из мужиков. - Из Мурома-то по Оке идут до верховьев, там поблизости от Черной Грязи на Сейм переволакиваются, а по нему в Десну сплывают. Почитай под самым Киевом и выходят в Днепр. Не-ет, что-то тут не так, не зря князь крюка такого дал... Но его тут же подняли на смех. - Эва, мудрец нашелся! Да ты откуда свалился - по Сейму на Оку захотел попасть. Там, у волока второй год проходу нет. Змей двенадцатиглавый под калиновым мостом всех прохожих-проезжих грабит-убивает!.. Ильин насторожился. Это явно был какой-то отголосок фольклора. Но откуда тогда такая хронологическая точность, никогда не сопутствующая подобным мифологическим представлениям? Однако его недоумение было тут же рассеяно. - Да не змей никакой, будет сказки-то баять! Люд там разбойный змеиной веры. Вот и запустел волок... - И я про то слышал. И есть-де мост калиновый через речку Смородину, там вот они прокудят, окаянные. - А мне люди говорили, будто не шайка там, а целое племя обосновалось - вроде печенег тутошных. Жгут деревни, городки малые. Только церкви новоставленные не трогают. Во как! Кричали и перекрикивали друг друга еще долго. В конце концов у Ильина составилась вполне законченная картина того, что происходило на речке Смородине, известной каждому фольклористу по многочисленным былинам и сказкам об Илье Муромце. Какое-то племя степных хищников, пришедших из глубин Азии в лесостепную зону, оседлало важный торговый путь и сделало поборы с купцов и разбои источником своего существования. Подтверждение его соображений пришло раньше, чем он мог предположить. Около полудня запели рожки, загудели медные била возле церквей и на торговых площадях. По Боричеву взвозу к северным воротам, вздымая облако пыли, летела пестрая кавалькада. - Князь едет! - пронеслось по Киеву. Всадники повернули перед самым городом и помчались под стеной к Олеговой могиле. Услышав об этом, народ повалил в сторону кургана, весело шумя, толкаясь и задирая многочисленных иноземцев. Мусульманам и иудеям показывали край свиты, сложенный в виде свиного уха. Увидев грека, складывали щепоть и принимались слюнить ее, причмокивая ртом, словно обсасывая маслинку. Да и разноплеменных славян честили немилосердно. - Дрягва чернолапотная! - кричали дреговичу, жителю болотистого Полесья. - Псковичи - небо кольями подпирали! - безошибочно определив по цокающему говору гостей с севера, местный забияка намекал на широко известный анекдот: жители вольного города будто бы решили на вече подпереть кольями нависшую грозовую тучу. - Эй, лапшееды! - поддевали ростовцев. - Вы, сказывают, родимое озеро соломой поджигали? И тут имелась в виду бродячая байка о том, будто ростовские жители снимали солому с крыш, чтобы разжечь костры на льду и протаять полыньи для рыболовства. - В Севске поросенка на насест сажали, приговаривали: цапайся, цапайся, курочка о двух лапках, да держится. Приезжим оставалось только ежиться под смех толпы. Состязаться в острословии со столичными ерниками мало кто решался. Перебранка и гогот разом стихли, едва на курган поднялся Святополк с несколькими боярами. Князь, высокий, тонкий в талии, легко взбегал по крутому травянистому склону. Его длинный плащ с собольей оторочкой - корзно - разлетелся на стороны, словно багровые крылья. На вершине Святополк резко повернулся лицом к городу, туда, где собралась основная масса людей, и, не дожидаясь, пока его приближенные вскарабкаются за ним, выкрикнул: - Здравствовать всем, народ честной! Толпа восторженно зашумела. В воздух полетели суконные колпаки и барашковые шапки. Князь положил руку на рукоять богато украшенного меча и обвел взглядом людское море. Узкое бледное лицо его было неподвижно; густые темные усы, свисавшие по краям рта до подбородка, делали его выражение капризно-сумрачным. Это впечатление исчезло, стоило Святополку заговорить. Энергичная, плавно льющаяся речь свидетельствовала о стойкой и твердой воле. - Я приехал известить вас, что брат мой Ярослав идет на меня с силой немалой. Объявил он, будто хочет отомстить мне за смерть двух братьев наших Бориса и Глеба... Знаю, что чьи-то злые языки стараются сделать меня ответчиком за это убийство, но, стоя на могиле своего прадеда, клянусь вам - нет на мне братней крови! Он сделал паузу, явно ожидая реакции толпы. Но она на этот раз молчала. Ильин толкнул Торира и шепнул: "Вот тебе и объяснение причин убийства - найден повод для войны, а заодно и возможные соперники устранены". Зычный голос Святополка снова разнесся окрест: - Ярослав готовился к войне с моим отцом, вы знаете это. Он призвал к себе варяжскую дружину. А новгородцев уговорил идти с ними на меня, пообещав им навсегда освободить их город от уплаты десятины в пользу Киева! По толпе прокатился ропот. Стали слышны отдельные выкрики: "Ах, дровосеки! Ужо поставим их нам хоромы рубить!" - "Нешто хромоножка нас напутает?!" - "Да мы их, мезговников, плетьми захлещем - не токмо что оружью об них пачкать!" Последнее из прозвищ намекало на то обстоятельство, что новгородцам в голодные годы нередко приходилось подмешивать в муку толченую мезгу - подкорный слой сосновых деревьев. Князю было любо слышать эту воинственную перекличку. Расправив усы, он улыбнулся и вопросил: - Так что, пойдете со мной плотников проучить? Покажем им, что не ихнее это дело - мечом махать? На этот призыв отозвались несколько сдержаннее. Одно дело на словах геройствовать, другое - головой рискнуть. Толпа заходила ходуном - кто-то пробивал себе путь к кургану, кто-то норовил протиснуться поближе к воротам, дабы улизнуть в случае чего. Больше сотни викингов сгрудились у подножия холма, один из них, плечистый белокурый богатырь, задрав голову, крикнул с сильным норвежским акцентом: - Князь, мы пришли сюда, прослышав, что ты будешь вести дела по совету со старыми богами, а не по наущению хитрых служителей Иисуса... Святополк помедлил с ответом. Ему, очевидно, не хотелось в такой зыбкой ситуации восстанавливать против себя последователей влиятельной религии. Но и викинги явно не удовлетворились бы уклончивыми обещаниями. - Я уповаю на помощь Перуна! Князь сделал свой выбор. И народ ответил одобрительным гулом. Но Ильин заметил вокруг немало таких лиц, которые как бы одеревенели, в то время как над толпой неслись восторженные клики. В этот момент Святополк и стоявшие рядом с ним бояре разом повернулись в сторону Боричева взвоза. Торир, на голову возвышавшийся над окружающим людом, первым заметил клубы пыли, поднявшиеся в той стороне. - Еще кто-то едет. Похоже, князь не ждал гостей. Народ расступился, пропуская группу всадников, во главе которых мчались широкогрудый бородач в кольчуге и статный старик в кожаных латах, с обритой головой, с которой свешивался седой оселедец. Ильина словно что толкнуло в сердце - в пожилом воине он узнал Добрыню. - Чего ты? - спросил Бычья Шея, когда Виктор дернулся в сторону волхва, проезжавшего в полусотне метров. - Не пробиться, напирают как бараны... Всадники осадили коней перед цепью дружинников, окружавших курган. - Кто такие? - строго спросил князь в наступившей тишине. - Я Дружина, боярин твоего брата Глеба, в крещении Ильей наречен, - густым басом ответил широкогрудый. - А я Добрыня, родич твой по отцу, - застуженным голосом произнес старик. По толпе опять волной прошло возбуждение. "Точно, он!" - "Сколько лет его не видывали?" - "Постарел-то как, а ведь был богатырь, веку ему, думали, не будет". - Рад тебе, Добрынюшка, доходили слухи о тебе, будто хоронишься ты где-то в лесах дремучих... - А я вот прознал, что ты на стол отчий взошел да вере нашей вольготу дал, решил на подмогу к тебе приехать. Хоть и сила не та... - Старый конь борозды не портит, - улыбнулся Святополк. - Дозволь, князь, о деле сказать, - начал Дружина. - Говори, достопочтенный муромец. Ильина словно электрическим током прошило. "Да ведь это Илья Муромец собственной персоной!" Широкогрудый слез тем временем с коня. Народ ахнул, увидев, что боярин на голову выше любого из молодцов, окружавших холм. Под кольчугой перекатывались мощные грудные мышцы. Подойдя к одной из лошадей, на которой были навьючены переметные сумы и мешки, Илья одной рукой поднял рогожный куль, перекинутый через седло, другой распустил узел, стягивавший его горловину. Затем перевернул куль и вытряхнул на траву странное существо с абсолютно лысой головой и необычайно развитой грудной клеткой, что придавало ему сходство со статуэтками буддийских божков, много раз виденных Ильиным. Короткие кривые ножки свидетельствовали, что обитатель куля из какого-то кочевого племени, где сызмала привыкают к седлу. - Подарочек тебе, князь. Вот эта нечисть почитай два года проезду не давала по окскому волоку. Потому и Глеб, брат твой, кружным путем поехал, а мы с Добрыней да с дружиной малой на Сейм решили пробиваться. - Кто же это такой? - подняв бровь, спросил Святополк. - Слухов много про ту шайку было, а в точности никто ничего не знал. - А вот ты его самого расспроси... Эй, толмач, живо сюда. Один из всадников проворно соскочил с седла, подбежал к лежавшему на земле буддийскому божку и что-то произнес на гортанном языке. Илья схватил кривоногого коротышку за шиворот и показал толпе. Ближайшие к нему киевляне отшатнулись - видно, было в этом странном создании, постреливавшем по сторонам черными рачьими глазками, что-то устрашающее. После увесистой затрещины божок судорожно поджал кавалерийские ноги и быстро залопотал. Когда он умолк, толмач заговорил, коверкая русские слова на восточный лад: - Отвечает так: зовут меня Сол, происхожу я из благородного хазарского рода Папазиев. После того, как твой дед, князь Святослав, разрушил наши города, мы снялись со своих мест и стали кочевать подобно своим предкам. Те племена, что пришли из-за Волги, когда Хазария погибла, согнали нас с хороших пастбищ, мы подались в лесные места. - Ишь ты, послушать тебя: агнец кроткий, - усмехнулся Добрыня. - А тут еще старики живы, которые хазарский полон помнят. Что ни год, приходили вы под самый Киев, сколько сел пожгли, сколько душ погубили! Если б не Святослав Игоревич, по сю пору кровушку из нас пили бы. Да и я на Хазарию хаживал с Владимиром-князем, видывал, каково от этих смиренников тем доставалось, кто в рабство к ним попал. - Эй ты, Сол-разбойник! - крикнул Святополк. - Отчего ж ты на худое дело пошел - купцов грабить стал, деревни зорить, народ переводить... Божок ничего не ответил на вопрос толмача, только беспокойно засучил ножками. - Порубить его, и только! - крикнули из толпы. Илья поднял руку: - Успеется с этим. Вели, князь, чтоб показал он, как на змеином языке говорит. - Пусть покажет, - усмехнулся Святополк. Толмач передал приказание. Сол снова посучил ножками и заложил в рот четыре пальца. Виктор, со все возрастающим изумлением наблюдавший за сценой, почти детально воспроизводившей содержание знаменитой былины об Илье Муромце и Соловье-разбойнике, поспешно толкнул Торира и знаком показал ему, что надо заткнуть уши. Викинг непонимающе пожал плечами и не последовал его примеру. Наблюдая за лицами окружающих, Ильин понял, что перестраховался, и отнял руки от ушей. Карлик свистел громко, пронзительно, но не настолько, чтобы, как говорилось в былине, "маковки на теремах покривились, а окошки в теремах рассыпались, а что есть людишек, все мертвы лежат". Посвист хазарина походил на некую мелодию, то возвышаясь, то понижаясь, она словно бы повествовала о чем-то тревожном. Когда Сол умолк, Святополк спросил у Ильи: - И что, в ихнем племени все так объясняются? - Как есть все, - ответил богатырь. - За десять верст друг друга слышат. Оттого-то и не давались в руки, что от любого войска уйти успевали - Глеб-князь не раз дружину посылал тот волок очистить. - Благое дело ты исполнил, любезный Дружина! - сказал Святополк. - Жалую тебя за это конем вороным из моей конюшни да шубой собольей. И на службу к себе милости прошу... - Исполать тебе, князь, за ласковое слово, - поклонился Муромец. - Позволь и тебе подарок сделать для твоего зверинца. Он кивнул своим молодцам; те проворно соскочили с лошадей и, затолкав Сола в мешок, передали его княжеским гридням. После этого Илья достал из переметной сумы узкий блекло-синий лоскут, привязанный к обломанному древку. Растянув его на руках, показал толпе: на грязно-голубом поле было вышито извивающееся тело змеи. - А вот и знамя ихнее. Нету больше змеиного полка... И на этот раз ничего не вышло из замысла Ильина пробиться к Святополку. Слишком много просителей рвалось к князю, и дружина никого не допускала к нему. Даже дюжий Торир не смог преодолеть заслон. В последнем отчаянном усилии Ильину удалось привлечь к себе внимание Добрыни - старик тоже оказался в плотном кольце людей, желавших хотя бы прикоснуться к знаменитому воителю, слава о котором жила во все те десятилетия, пока он скрывался в дебрях от ищеек Владимира. Заметив машущего ему из толпы Ильина, волхв, видно, не сразу узнал его, так как равнодушно скользнул по нему взглядом. Но тут же снова воззрился на Виктора, Потом взмахнул плетью над головами толпы и направил коня прямо к тому месту, где стояли Ильин и Бычья Шея. - Ты здесь?! - Как я рад тебя видеть, Добрыня! Часто вспоминал тебя, глядя на твой дар, - с этими словами Ильин вытянул из-за пазухи шнурок с деревянным образком, на котором был вырезан поединок Змея и Всадника. Взгляд старика потеплел, он порывисто погладил Виктора по волосам и сказал: - Вот видишь, дождались мы светлого дня. Не зря я на Святополка надеялся... В толчее поговорить как следует не удалось. Условились, что Ильич придет вечером на двор боярина Путши, родича Добрыни - у него старый воин думал остановиться. IX Когда начало смеркаться, Виктор отправился в усадьбу Путши, находившуюся за городской стеной на Перевесище, неподалеку от берегового откоса, круто спускавшегося к Днепру. Торир а Ильин решил не брать с собой, так как опасался, что в ходе беседы с Добрыней могут быть задеты темы перемещения во времени и приспособления мигрантов к здешней исторической среде. В тереме боярина он сразу же попал за пиршественный стол. Добрыня объявил, что Виктор - его старый друг, и посадил справа от себя. Новому гостю тут же поднесли ковш ставленого меда, от которого, конечно, нельзя было отказаться. После этой огромной посудины хмельного Ильин почувствовал, что ноги стали словно чужими, да и язык стал плохо повиноваться. Добрыня обнял его за плечи и спросил: - Нравится тебе здесь? - Хорошо сидим, - кивнул Виктор. - Этот дом старине верен... Посмотри, ни одного чернявого за столом. Ильин оглядел пестрое собрание. Действительно, по лавкам сидели исключительно люди славянской и скандинавской внешности. - Греки да хазары двор Путши стороной обходят... Знают, не жалуют здесь змиевых слуг. - Скучал я по тебе, Добрыня, - сказал Ильин. - Не с кем часто поговорить было - никому ведь не откроешься. Только ты мою тайну знал... - Слушай! - Старик хлопнул себя по лбу. - Совсем забыл... Похоже, ты не один тут такой, твои трое не в счет; есть в Киеве переписчик книг, который тоже молниями швырялся. Рассказали мне о нем, когда я сюда из Мурома добирался... Хмель будто испарился. Сердце Виктора забухало как пудовый молот. Рокот тамбурина, смех, топанье плясунов - все потонуло в этом грохоте. - Что с тобой? - Голос Добрыни доносился словно сквозь толстую стену. - Кровь в лицо ударила... - Ничего-ничего. Говори скорее... Ты понимаешь... Скорее... - Сейчас... Эй, молодец, позови-ка сюда Устроя Рваное Ухо. Вскоре к ним подошел, пошатываясь, дюжий детина с кудлатой головой, в богатом златотканом плаще с вышитыми оплечьями. Мочка левого уха у него была разорвана посередине - видимо, когда-то у него сорвали серьгу. - Чего тебе, Добрынюшка? - с хмельной улыбкой осведомился Устрой. - Расскажи другу моему про того грамотея, что кудеса вытворял. Нужен он ему позарез. - А-а, ничего проще нет. Живет он на Подоле, неподалеку от пристани. Спроси там - Григория-писца Любой мальчишка покажет... - Ты сам видел, как он?.. - Ильин замолчал, не зная, как определить сверхъестественные способности, проявленные предполагаемым мигрантом. - Не-е, друг мой видал. Случайно вышло будто бы Ехали они в Чернигов, да наскочили на них лихие люди, тогда этот Григорий и пуганул их молнией Аж кусты, сказывает, загорелись. Тем только и спаслись от татей... По кругу пошел еще ковш пенного меду. Ильин едва в руках удержал огромный сосуд - в него входило по меньшей мере ведро веселящего напитка. Теперь он с самым искренним удовольствием хватил изрядную дозу - было за что выпить. - Добрыня, ты мне такую услугу оказал... - Ну уж ты скажешь. Будто от этого жизнь зависит... При этих словах Ильина словно окатило холодной струей - ему стало стыдно смотреть в голубые глаза Добрыни. Он пришел сюда с единственной целью - попросить старика провести его и Торира к Святополку, а сам, позабыв о деле, пьет и веселится. - Я сразу хотел тебе сказать... Мне нужно увидеть князя Можешь помочь мне? - Ой, милый, у него в Вышгороде теперь такая суматоха! Со дня на день должны в поход выступить Ярослав-то с войском, по слухам, левым берегом Днепра идет... - Очень надо! Я и мой товарищ, тот, которого ты видел рядом со мной на площади... - Варяг? - Да. Мы оба должны увидеть Святополка и рассказать ему кое о чем... Извини, но я решил, что первым об этом должен узнать князь. Это касается судьбы великокняжеского стола, а может быть, и всей Руси... - Я не из тех, что суют нос в чужие тайны... - Добрыня, как только я поговорю со Святополком, то посвящу и тебя в свой секрет - если князь не будет возражать против распространения этой новости. - Ладно. Завтра поутру я буду в Вышгороде, увижусь с ним. Подходите сюда к паужину - тогда, если договорюсь, и поедем. Пир затянулся далеко за полночь, а уйти до его окончания хозяева никому не дозволяли. - Ежели кто на ногах удержаться сможет после моих медов - мне это в позор и поношение! -