ворочал за свою жизнь, столько пролил крови, разрушил, уничтожил, столько раз изменял, предавал, нарушал все заповеди Господни, что не вправе он рассчитывать на благую руку Творца, нет! Он наивен в своей гордыне и тщеславен! И это видят другие, им передаются его ощущения, и они тоже начинают верить, что некая Благая Сила споспешествует ему. Гордыня! Нет! - Я не хочу говорить об этом, - тихо сказал Иван. Он как-то сразу успокоился. Кулаки разжались, голова перестала дергаться. Он сел в кресло у черного овального столика и уставился в гидропол. Он ждал появления красных глаз, клыкастой гадины. Но она не всплывала. - Мир сложен, Иван, - сказал Первозург, - и нам не надо отталкивать друг друга. Вспомните, ведь у вас остались кое-какие дела в Пристанище, верно? Ивана всего перевернуло. Это же надо так зацепить за живое! Он почти забыл... нет, просто заставлял себя не вспоминать. Алена! Аленушка! И его сын в ней! Они в биоячейке, закодированной, загэворенной, запрятанной ото всех в треклятом сатанинском Пристанище! Ведь они ждут его. Только он сможет пробудить и ее, и своего неродившегося еще сына. Какая тяжесть в груди! Подлец! Негодяй! Он занимается всем, чем угодно, но он совсем ничего не сделал для их спасения... Почему ничего? Он собирает своих верных друзей! И он их соберет! Он вернется за ними... Проклятый троеженец! Язычник! Варвар! Это же дико, необъяснимо! И он еще считает себя христианином, он вспоминает про заповеди, он в тщеславии и гордыне смеет думать о поддержке Свыше. Негодяй! В Осевом его ждет страдающая, изнывающая в мире призраков Света! В Пристанище, в хрустальном гробу Аленка! В Системе - Лана, светловолосая, непокорившаяся Лана! Он не может разорвать себя натрое, не может! Он погибнет в этом раздвоении, растроении. Прав Первозург, прав. Они повязаны одной веревочкой. Кем бы он ни был, что бы он ни сотворил, какие бы грехи ни висели тяжким камнем на нем, он не бросит ни одну из них! Время, только время - он снова проникнет в Систему, он проберется в Пристанище, на колдовскую планету Навей, он войдет в Осевое измерение! А пока спокойно, спокойно, спокойно - нельзя беспредельно рвать свое сердце, оно еще пригодится для дел, нельзя его разрывать в борьбе с самим собою. - Да, нам надо держаться друг за друга, - твердо сказал Иван. Первозург сунул руку в карман черноте балахона. - Вот возвратите, - сказал он, протягивая черный кругляш с ремешком. - Он настроен, отлажен, можете не волноваться. Одежда в отсеке. - Первозург подошел к стене, остановился - и боковина уехала вниз, открывая ряд полок. - Возьмите. Мешок - в месте возврата. - Я там был? - Да. Я думаю, вам еще раз надо побывать в Венеции. Но никто не должен вас видеть. - А что будет здесь? Ведь они хватятся меня! - засомневался Иван. - Плаха уже работает, - мягко ответил Сихан. Иван обернулся. Распятие вращалось вокруг вертикальной оси, бесшумно, с огромной скоростью. Но даже в этом вращении было видно - кто-то большой и сильный лежит на нем. - Кто это? - Вы! - коротко отрезал Сихан. - Я не понимаю таких шуток, - обиделся Иван, облачаясь в свой комбинезон. - Это не шутка. Я еще не разучился делать кое-какие штучки. Я клонировал вас, понимаете. На плахе сейчас лежит ваш клон, ваш двойник. Он станет зверо-человеком. - Как-то странно, - признался Иван, - ведь мой клон - это тоже я?! - Кем-то надо было пожертвовать. Ведь вас не убыло? - Нет, - согласился Иван. - И они не заметят подмены? - Они и проверять не станут. Для них вы пройденный этап, не будьте о себе слишком высокого мнения, это просто глупо, Иван. Вам пора! - Ну что ж, прощайте, - сказал Иван, пристегивая возвратник. - До свидания, - ответил Сихан. Перед тем, как нажать на возвратник, Иван поднял глаза на Первозурга, вздохнул. - Еще один вопрос. - Пожалуйста. - Где сейчас карлик Цай ван Дау? Сихан улыбнулся криво. - Он работает на правителей мира. - Значит, старик не обманул меня? - спросил Иван будто у самого себя. - Не обманул. Раньше Цай боялся только серых стражей Синдиката, теперь он будет трепетать и перед спецслужбами этих выродков. - Каждому свое, - мрачно изрек Иван. - Каждому свое, - согласился с ним Первозург. x x x Когда королеву Фриаду, эту старую ведьму унесли на ее носилках во мрак, ритуальные пляски, дикий вой и стенания оборотней вокруг висящей жертвы возобновились. Таков обычай, смиренно думал Кеша и терпел. Ему еще повезло, просветили перед закланием, уважили. Но он начинал дуреть от всей этой свистопляски, от нее в глазах появлялись прыгающие чертики и разноцветные круги. Кеша боролся с наваждениями и грезами, все пытался осмыслить сказанное ведьмой. Если это правда - землянам пришел конец. Вообще получалась какая-то несуразица - ну прямо всеисполчились на Землю! Не может такого быть. Жили вроде бы нормально, никто никого не трогал. А тут, ежели поверить всем этим россказням, услышанным за последние две-три недели, прямо жуть какая-то: негуманоиды готовят вторжение, вот-вот начнут действовать посланцы преисподней при полной поддержке сатанинских сект Черного Блага, крупные банды типа Синдиката, которые и бандами уже нельзя назвать, скорее, целыми государствами в государствах, державами в державах, громят Федерацию изнутри... и вдобавок оборотни, тайная война гиргейских псевдоразумных оборотней с человечеством. Бред! Такого не может быть никогда, чтобы сразу все, чтобы сразу все! Кеша кое-что знал из земной истории, и его обучали четырнадцать лет в гимназиях шести ступеней, и ему втравливали в мозг методом гипнозакладки знания тысячелетий. И потому он знал, бывает, знал умственно, "головой". Но сердцем, душой не мог согласиться. Только шакалы набрасываются исподтишка, стаей, на ослабевшую добычу. Шакалы? Почему только они... А Батыево нашествие на Русь? Враг не приходит один: стоит кому-нибудь вцепиться зубами в один бок великана, тут же находятся такие, что вгрызаются с другой стороны. Кто только не бросился тогда на истекающую кровью Русь - и литва поганая, и немцы, подлые псы-рыцари, лжехристиане, благословленные на грабеж и разбой наместником дьявола на земле, сатанинским папой, и ляхи, и татарье всех мастей, и иудеи, и хазары, и даже италийские наемники. Именно так и бывает, коли приходит беда - отворяй ворота, только ленивый не придет на тебя с мечом. Так было и позже, в Смутные времена, когда почти те же шакалы набросились на Россию со всех сторон, выгрызли даже ее сердце. Так было и восемьсот двенадцатом, и в восемнадцатом, и в сорок первом, и в годы тихой, ползучей "третьей мировой войны" восьмидесятых-девяностых годов ХХ-го века. Так было всегдавражья сила не ходила в одиночку. То ли добыча каждому в отдельности была не по зубам, то ли духа не хватало встать один на один, лицом к лицу. Значит, и теперь так! Только так и бывает! Горе горькое по свету шлялося и на нас невзначай набрело. Нет, совсем не случайно набрело. Значит, ослабло человечество - шакалы, они всегда на ослабевших кидаются. Не будет спокойной старости, не будет тюльпанов и своей халупы. А будет вечная война похлеще аранайской. Та длилась тридцать лет. А сколько будет идти эта? Как противно и нудно выли оборотни! Кеша впадал в транс, он уже не понимал, где находится, чего с ним выделывают, и вообще - жив он или не жив, может, давнымдавно отбросил копыта, и вот мается на подступах к местам наказания, к адским сковородам?! Он различал лишь одного, особо прозрачного, вихлявого и глазастого оборотня, который извивался перед ним. Ну что же это за тварюга такая, смотреть тошно! Все мельтешит, все расплывается, круги, черти, вой, пятна какие-то. И у оборотня на голове почему-то длинные белокурые волосы, прямо целый ворох длинных, чуть золотистых волос. И ноги у него длинные бабьи... только вот плавники торчат в разные стороны, и прилипалы... нет, уже не торчат, это руки, ручки - тоненькие, гибкие, с холеными, точеными пальчиками. И никаких чешуй, никаких панцырей... вот наваждение, а вместо них осиная талия, тоненькая-тоненькая над широкими, полными бедрами, и груди, большие, колышащиеся в такт танцу. Много повидал Кеша красоток на своем нелегком веку, но эдаких еще не видывал, эдаких и не бывает на свете, не может быть! Во как крутится, во как бедрами вертит, извивается, приседает, прогибается кошечкой. Напасть! Кеша готов был выпрыгуть из собственой шкуры и накинуться на красавицу-танцовщицу. Не было никаких оборотней, не было пещеры. Была лишь возбуждающая глуховатая музыка, был полумрак, и была она - разжигающая плоть, лишающая-ума, искусительница! Кеша почти ничего не помнил. Нет, он не помнил совсем ничего, у него начисто отшибло память. И он ли это вообще был, седой, измученный войнами и каторгами неудачник?! Нет! Он был молод, силен, он хотел прыгать, скакать, плясать вокруг этой белокурой бесовки. А еще он хотел... Его будто кипятком обожгло. Да, он страстно, безумно желал ее, прямо тут, прямо сейчас, сию минуту! И когда это желание созрело до невыносимости, до острой боли, путы спали, будто их и не было. Кеша почувствовал, что он свободен, что ничто не удерживает его. И он диким зверем набросился на нее - подхватил, смял, вдавил в себя. Она была обжигающе приятна: упругие груди и бедра, нежная шелковистая кожа, горячие сладкие губы. Кеша безумствовал. Он упивался этой дикой страстью, он погружался в нее, растворялся в ней. Он был на вершине. Такого восторга, такого счастья, такой остроты бытия он не испытывал никогда. Его выворачивало, ломало, корежило от острейшего, нечеловеческого наслаждения. В ярчайший миг сладострастного изнеможения он оторвался от красавицы обессиленный и умиротворенный. Упал на землю с закрытыми глазами, испытывая мучительное блаженство. Но уже через секунду вой снова прорвался в его уши, прогнал миражи. Дикая пляска оборотней продолжалась, она стала еще более варварской, необузданой и свирепой. Кеша открыл глаза. Прямо под ним лежал омерзительный, вихлявый, прозрачный оборотень с длинными тонкими плавниками. Он еле дышал, сипел, пускал пену, Кеша сразу все понял. И застонал. - Теперь ты можешь называть меня, моя королева! - томно прозвучало в ушах. Вихлявого оборотня подхватили бережно. И унесли. Вакханалия продолжалась недолго. Оборотни по одному исчезали во мраке, гул гонга стихал, пока не пропал совсем. Вонючие факелы шипели и сорили искрами, они угасали. В пещере темнело. Кеша подполз к ближайшей стене обессиленным, полуубитым. Свернулся калачиком. И уснул. Ему снился прежний сон. Точнее, продолжение этого сна. И был он более явственным, чем сама явь. x x x Сихай не обманул Ивана. В маленькой сырой каморке лежал Гугов мешок. Он был завязан шифроиглой, той самой, знакомой. У Сихана имелся выход сюда, значит, он наладил связи, значит, он не терял времени даром. Но он мог бы дать и кое-что посущественнее, например, хорошее, мощное оружие. Но не дал. Он спас Ивана. И бросил его на произвол судьбы, как бросают в воду неумеющего плавать. Хорош друг! Иван выглянул в узенькое окошко-бойницу. На улице было темно, шелестела листва. Больше ничего понять было невозможно. Венеция! Снова защемило сердце. Земля предков. Иван старел, его больше не тянуло в Космос. Почему так несправедлива к нему судьба, почему именно он должен стоять на пути злых сил?! С какой бы радостью он все забросил, переехал бы сюда, занимался бы раскопками. Человеку не место в Космосе! Ах, как прав был батюшка, мир праху его и покой. На Ивана снова накатило чувство вины, его друг, сельский священник мог бы еще долго жить, нет, тут не сердечный приступ, тут убийство. Ну почему по его пятам идет смерть?! Он что, прокаженный?! Если он несет смерть близким, пусть лучше убьют его самого! Или он уйдет в сторону, осядет здесь. Ах, история, история человечества, история родного славянского племени - ты безгранична, ты затягиваешь в себя, ты океан океанов, миллионы судеб, дел, свершений. Великое племя росов! От Лабы и Реции, Веиетии и Рома прошло ты до Тихого и Индийского океанов, перебросило мосты в Америку. Ты дало начало всем великим цивилизациям Земли! Ты и есть сама земная цивилизация! И вот грозит тебе погибель, и всем, кто вокруг тебя, грозит погибель. Почему же спишь ты в ночи этой?! Почему спят все младшие племена, изошедшие из тебя и зачавшиеся сами по себе?! Грозен покров тихой ночи. Грозен и страшен! Иван вытащил рукоять, сжал. Меч заискрился в его руке. Работает. Шнур-поисковик сам обвил кисть. Порядок. Что там еще? В ладонь скользнуло теплое яйцо-превращатель. Ай да Сихан! Ну удружил, ну молодец! Иван распихал что мог по клапанам, закинул мешок за спину. Пора! Он вышел в тихую венецианскую ночь. Пахнуло сыростью и разложившимися водорослями от каналов. Всем хорош" Венеция, но запахи! От них не могут избавиться вот уже почти три тысячи лет. Он тщательно запер дверь. Осмотрел дом, в который ему не суждено возвращаться. Дом был маленький, старенький, совсем неприметный. Такие обычно и выбирают для тайных дел. Земля! Лишь сейчас он по-настоящему ощутил себя на Земле. Там, в подантарктических глубинах был мир чуждый и злой, неземной. А здесь другое дело! Иван шел по скрипучим старинным, но местами подновленным мостовым и поглядывал в окна. Свету в подавляющем большинстве из них не было. Половина четвертого, скоро рассвет. До рассвета он должен успеть к старику. Наверняка этот пропойца, Луиджи Бартоломео фон Рюгенау, опять находится в невменяемом состоянии. А парнишка по имени Умберто, наемный убийца и зомби, сидит теперь в одной из комнат и тихо скулит, такие всегда скулят, жалеют себя. Иван настолько живо представил себе эту картину, что чуть не споткнулся о стальную рельсу, загораживающую вход на перекидной мостик. Ничего! Он разбежался и перепрыгнул четырехметровый канал. Надо спешить. На этот раз не было нужды лезть на крышу. Он зашел с черного хода. И постучал в заколоченную дверь. Дверь и должна была выглядеть заколоченной, это для конспирации. Но эта дверь только и открывалась в доме. Парадная была для виду. - Опять нализался, - прошептал он себе под нос. И постучал еще. Поднимать заметного шума не стоило. Проще войти, старик Луиджи не обидится. Иван так и сделал. Он ткнул анализатором в щель, подождал, потом сдавил рукоять, универсальный виброключ сработал и дверь со скрипом раскрылась. Иван шагнул в потемки. И тихонько сказал: - Это я, Луиджи, старик! Ты меня слышишь? Никто ему не ответил. Иван поднялся по четырем ступенькам к следующей двери, распахнул и ее. В каминном зале, где обычно торчал старый пьяница, прошедший через множество миров, но сломавшийся на Ицыгоне, стояла тишина. Изо дня в день старик Лучо сидел в одном из глубоких обшарпанных кресел девятнадцатого века, расставленных вокруг огромного, длинного стола, сработанного из настоящего мореного дуба. Стол этот был похож на огромный списанный корабль. А сам Луиджи - на капитана, вышедшего на пенсию и опустившегося, а еще больше на какогонибудь пирата-неудачника, избежавшего цепких лап правосудия и коротающего последние деньки в заброшенной гавани. В камине горели дровишки, иногда уголек, йот этого в зале было дымно. Старик сидев в кресле, нахохлившись, с бутылкой в руке. Он не признавал ни фужеров, ни кружек, тянул пойло прямо из горлышка. Он сидел и о чем-то думал, а МОЖЕТ, вспоминал что-то или кого-то, набожных ли аборигенов Ицыгона, утащивших его со станции, свирепых ли космодесантников, которых он отхаживал после боев и походов, санитарок ли, любовниц и подруг. Он никогда не рассказывал о своих грезах. Но всегда был рад собутыльнику. На этот раз в камине не потрескивал жиденький огонь, было темно и сыро, даже холодновато. Иван хорошо видел в темноте, но в зале было столько всего наворочено, что глаз должен был освоиться, привыкнуть. - Лучо, старина! - почти выкрикнул Иван. - Выходи! Я вижу, где ты прячешься! Старика или не было дома или он был смертельно пьян. Парнишка тоже не отзывался, он мог быть запертым в одном из подвалов. Иван включил фонарик. Подошел к столу-кораблю. Он все сразу понял. И это было невыносимо. Зачем его принесло сюда, ну зачем?! Теперь он твердо знал, что смерть идет по его пятам. Грузное и вместе с тем какое-то жалкое тело Луиджи Бартоломео фон Рюгенау лежало поперек стола, прямо на опрокинутых пузатых бутылках, на полураздавленном черством каравае, на осколках глиняной грубой посуды, посреди пепла и мелкого мусора. Горло у старика Лучо было перерезано от уха до уха. Иван в бешенстве ударил кулаком по столу. Тот даже не скрипнул, это была старинная и прочная вещь. Ангел смерти! Он просто ангел смерти, ему нельзя появляться у знакомых, друзей, Луиджи протянул бы еще пару десятков лет, он никому не мешал. И вот его убрали. Убрали, потому что он мог помочь Ивану. Так они вырежут всех. Но кто они?! Синдикат? Серьезные? Посланцы Черного Блага?! Голова лопнет от этой головоломки! - Эх, старина, старина, - закручинился Иван, - как же ты ушел, не дождавшись меня? Опоздал! На этот раз я опоздал! Да, здесь действовали не профаны, это не аборигены с Ицыгона. Как он не предусмотрел простенького хода противника? Неправда, Иван сам себя обругал, неправда, у него было предчувствие, точно, было - и все же он подставил старика Лучо, не пожалел его. За такие дела не будет прощения! А еще возомнил себя посланцем Добрых Сил! Негодяй! Иван заскрежетал зубами. Ну и ладно, ну и пусть. Скоро они доберутся и до него. Вот тогда восторжествует справедливость. Он хоть за дело погибнет, не так, как эти бедолаги. От трупа слегка попахивало. Значит, старика Луиджи прикончили не так давно - два или три дня назад. Надо вызвать похоронную службу, они позаботятся о покойнике. Но это потом. Сначала надо отыскать парнишку. Иван встал из огромного кресла. Обернулся. Луч фонарика скользнул по темной стене. Не надо никого искать - все здесь! Это было и страшно, и закономерно. Тощий Умберто висел на стене. Три черных дротика торчали из его шеи, груди и паха. В открытых черных глазах стоял ужас. Они прикончили мальчугана, прикончили, безжалостно, зло, вызывающе. Они никого не боятся! Они обрезали еще одну ниточку. Все! Иван понял, что в Венеции ему больше нечего делать. Он повернулся к выходу. И замер. В свете его крохотного фонаря с каменным выражением на изуродованном шрамом лице стоял седой Говард Буковски, Крежень, правая рука Гуга Хлодрика. - Мне нужен только мешок, - сразу сказал Крежень. - Мне он тоже нужен, - ответил Иван. - Ты сам мне его отдал. Крежень ухмыльнулся. - Тогда Гуг был жив. А теперь он мертв. - Я не верю тебе. - Напрасно. Крежень медленно Поднимал ствол лучемета. Он стоял на безопасном расстоянии и был абсолютно уверен в своей победе. Он знал, что от боевого луча нет укрытия, а значит, Иван в его руках. Но и Иван понимал: стоит отдать мешок и его убьют наверняка. - Ты чего, не слышал, сука?! - раздалось из-за спины. Ивану не надо было оглядываться. Он по голосу узнал юнца в юбочке. Вот тебе и кореша Гуговы! Но почему он их не заметил, почему подпустил близко? Земля! Разнюнился разбабился, Земелюшка родимая. А на Земле нынче страшнее и опаснее, чем на самых диких планетах. Ловко они его обвели вокруг пальца. Иван чуть прикрылся мешком, ступил назад и одним ударом сломал в трех местах руку, сжимавшую рукоять парализатора. Юнец заверещал, как пойманный заяц, упал на пол, забился в истерике. Все произошло так быстро, что Крежень не успел среагировать. А может, и успел бы, да духу не хватило. - Это не я-яааа!!! Это не я-аа!!! - визжал под ногами юнец, обезумевший от боли. - Не-е-ет!!! Иван чуть отшатнулся и пнул каблуком в тощую шею - юнец замолк, теперь прочухается не раньше чем к рассвету. Ничего, переживет, еще молодой! Иван его совсем не жалел. А вот висящего на стене Умберто было жаль. Про старика Луиджи и говорить не приходилось. - Это вы их пришили? - спросил Иван тихо и зловеще. - Нет, - ответил Крежень. Он явно не врал. - Давай мешок! Ты все равно не выйдешь отсюда! Слева, справа, сзади послышались мягкие, вкрадчивые шаги. За спиной у Креженя из тьмы выросли четверо - все как на подбор мордовороты. Неужели это Гугова банда?! Иван отказывался верить глазам своим. Но кое-кого он узнавал - вон тот, с перебитым носом, он видел его в Триесте, в подземных коммуникациях, и волосатого видал, таких сейчас мало бродит... - Не выделывайся, малый, - прохрипел слева знакомый голос, - ты мне еще тогда не понравился, жаль кореша не дали пришить! Иван сразу узнал его - Ганс Костыль, психопат и ублюдок. А всего человек двенадцать, не больше, это пустяки. Хотя в прошлый раз они взяли его меньшим числом. Правда, в прошлый раз Иван был в стельку пьян. И Костыля среди них не было. И юнца в юбочке. И этого седого с рожей преуспевающего бармена тоже не было. - Гуг жив! - выкрикнул Иван. - Он на Земле! - А мы - в могиле! - съязвил Костыль. Все расхохотались - нагло, не боясь ничего. Помалкивал только лежавший на полу юнец, он лишь посапывал еле слышно. - Гуг спросит с каждого! - гнул свое Иван. Он не поднимал парализатора, не нацеливал его на бандитов, знал, что одно неосторожное движение может вызвать шквальный огонь. - Кончай болтать, - сурово процедил Крежень, - бросай сюда мешок! И ложись на пол. Живо! - Ладно, уговорил, - сказал Иван тихо. И бросил под ноги Креженю сначала парализатор, а потом и мешок. x x x Внешняя обшивка бота была раскалена добела. Но внутри веяло прохладой. Кеша сидел в кресле и покрикивал: - Вниз! Полный ход! Над его головой по всем уровням и зонам клокотал ад. Вызволенные и брошенные им каторжники вершили правосудие на свой странный манер. Были среди них и такие, что вырезали друг дружку. Этого Кеша понять не мог. Но он не мог и лишить несчастных их права на выбор, права на самостоятельное решение своей судьбы. Приборы показывали, что на верхние ярусы уже идет помощь. И черт с ней. Кеша рвался в глубины дьявольской планеты. Щуп показывал, что до цели остались считанные версты, мерянные километры. Кеша сам не верил в удачу. Ему все казалось, что вот-вот вертухаи очухаются, затормозят его, спалят дезинтеграторами или просто взорвут в одной из полостей. Нет! Он их всех обошел. Вот что значит лихость, напор, вера в удачу! Сколько раз эти свойства его натуры вызволяли в жестокой и грязной аранайской войне. Там зевать не приходилось. В зал, где гигантским бубликом торчал гиперторроид, Кеша спустился словно манна небесная, пропоров потолок, забрызгав все вокруг расплавленным металлом. Бот уселся прямо напротив живохода. Противника в зале не было, и Кеша выскочил наружу в боевом десантном скафе с плазмометом в руке. Живоход ему сразу не понравился - только в нем могли сидеть враги. И Кеша врубил рычаг мощности плазмомета на полную катушку - океан бушующей плазмы, свернутой в сигмабуран уничтожительной силы, обрушился на машину... На том битва и закончилась. От живохода остался шарик величиной с куриное яйцо, все произошло мгновенно. - Всегда бы так! - по-деловому заметил Кеша. Нагнулся и сунул шарик в набедренный клапан. По гиперторроиду он палить не собирался, знал, что ежели там и был кто-то, давно уже смотался из зала. А значит... Значит, вперед и вниз! Он впрыгнул в бот железным кузнечиком, развалился в кресле. - Полный ход! Три яруса прошел со свистом. Немного застрял на четвертом. Поля. Да, там были силовые ноля, значит, там ктото прятался. Кеша сверил показания боевых локаторов с данными щупа. Все! Он добрался! Он наконец-то добрался! Бот пробил в полях сквозной инерционный туннель и мягко сел на шершавый древний грунт. Тут явно когда-то было дио"псеана, по которому ползали глубоководные гады, в которое зарывались местные лищники, подокидавшие жертву. Теперь это дно пещеры. Тихой, темной, безлюдной... Нет! - Индикаторы показывали, что в пещере кто-то есть. Кеша врубил прожектора бота. Пусто. Только Какой-то кокон свисает с потолка. Ну и хрен с ним, пускай висит, наверняка кокон морском насекомовидной гадины, тронешь его и вылупится такая тварь, что дорогу назад позабудешь. И все же все датчики говорили - здесь! здесь!! здесь!!! Керна выбрался наружу. Он ничего не боялся. Сейчас он сам защищал себя двумя плазмометами, и бот стоял за его спиной, а с ботом шутить не моги: любой поднявший руку будет обращен в ничто за тысячные доли секунды - бортовая защита работала отменно. - А ну, выходи, кто тут есть! - крикнул Кеша в усилитель. Никто не отозвался. - Ива-ан! - зжрал он снова. - Ты где-е?! Иван не откликался. Значит, убили, запытали и убили. Или увели на другие уровни. А может, вертухаи выследили и забрали на зону. Это тоже смерть, только лютая и долгая. Кеша подошел поближе к кокону, оглядел его. Наверху было утолщение, похожее на голову. Так и есть, голова. Он встал, на носки... Бог ты мой, да это же человек вон и лицо даже! странное какое-то лицо, знакомое! Кеша вглядывался в свои собственные черты и никак не мог понять, что происходит. В коконе висел не просто ктото похожий на него, а он сам. Именно он сам! - Клонировали, гады! - прошипел он. Хотя о клонировании знал понаслышке, сам таковых не встречал. Непонятное ощущение пришло сразу. Его потянуло к кокону словно чудовищно сильным магнитом. Это было непостижимо. Кеша уперся. Оглянулся на бот - почему тот не защищает его?! Бот стоял спокойно, помигивал габаритными огнями, он не видел опасности, угрожающей его хозяину. Кеша не мог уже стоять, он опустился на корточки, лотом на четвереньки, уперся стволами в грунт. И тогда он узрел, как из кокона выходит что-то светящееся, напоминающее контурами человека, более того, абсолютно похожее на него. Да, это был он сам, прорвавший кокон и идущий навстречу будто слепец-зомби. Кеша не на шутку перепугался. Это было то, чего он не понимал. Руки отказали ему, он не смог выстрелить. А светящийся двойник подходил все ближе и все время тупо повторял, как заведенный: - Ты кто? Ты кто? Ты кто? - А ты сам кто?! - озлобленно спросил Кеша. Но двойник не ответил, он вдруг припал к скафандру, вспыхнул синим огнем и исчез, просочился внутрь. И в тот же миг Кешу отпустил страх. Он понял все. Сразу! Это пещера, в которой он висел перед беснующимися оборотнями, в которой он говорил с ведьмой Фриадой, в которой он - ах, старый мерзавец и развратник - прелюбодействовал с красавицей, обернувшейся потом гадким оборотнем. Все стало на свои места. И он вспомнил свои идиотские вопросы, свое странное ощущение, что его раздвоили... Его и впрямь раздвоили! Это все проделки довзрывников, точно! Теперь он це сомневался. Они расчленили его. Одна часть была с Иваном. А другая, как и было сказано, оказалась заброшенной в капсулу. Они не врали! Они же всемогущи! Это черт знает что! Теперь не было ни малейшего раздвоения. Но теперь... нет, теперь не надо было искать Ивана, он ушел через Д-статор, все ясно. Можно идти наверх. Но трогги? Но Фриада?! Так и уйти?! Кеша залез в бот. И что было сил саданул из бортового вибратора в стену пещеры. Он не ошибся. Стена рухнула, обнажая неровные глыбины хрустального льда. Но прежде, чем он решился выстрелить во второй раз, сквозь искривленный хрусталь прорисовалось морщинистое лицо старой ведьмы. - Остановись! - выкрикнула она, злобно кривя рот. - Что надо? - грубо спросил Кеша. Он готов был сжечь "свою королеву" на медленном огне. Но сперва полагалось выслушать. - Ты уже рассеян в тысячах спор, понимаешь? - просипела ведьма. - И если кто и может спасти землян, то только ты! Нажмешь рычаг - и механизм придет в действие, никто не сможет остановить стремительного размножения землян-убийц. Понял?! - Нет, - простодушно сознался Кеша. - Мы не спешим, - пояснила ведьма, - мы можем выждать. Или ты хочешь, чтобы те, кто сейчас под прицелом твоей проклятой пушки, погибли, а другие начали смертоносный путь на Землю?! Кеша не знал, что и сказать. - Ни хрена я не хочу! - признался он. - Я дам тебе троих приближенных - это твои и мои гаранты, землянин! И я дам тебе два десятка спор, ты проверишь их в действии на зоне. Ведь ты туда собираешься? - Кругом телепаты, понимаешь! - обозлился Кеша. - Нет, мы не читаем мыслей. Но это просто угадывается. Мы знаем часть твоей гиргейской жизни и знаем, что, получив силу, ты не уйдешь с Гиргеи, не отомстив своим мучителям, верно?! - Верно! - признался Кеша. - А вот насчет гарантий. А вдруг ты врешь? - Такого не бывает, - осклабилась ведьма, - трогги не земляне! Смотри, они уже идут к тебе! Из каких-то невидимых до того люков вылезали оборотни - большие, гадкие, человекообразные. - Мне хватит двух! - закричал Кеша. - И то, если это необходимо! - Это необходимо, - зашипела ведьма. Два оборотня подползли к боту, задрали головы с безумными рыбьими глазами вверх. Они ждали. У правого в руке был шар размером с арбуз. Кеше очень не хотелось пускать этих нелюдей на борт. Но если тропи объявят свою тайную войну землянам, будет конец всему. Скрепя сердце он дал команду на входные люки. - Дальше шлюзов не впускать! Лицо ведьмы в хрустальных глыбинах утратило четкость. Договор, незримый и неписаный, был заключен. Уже это было необычно. Кеша знал, что псевдоразумные оборотни никогда и ни с кем не идут на контакт. А такие ли уж они псевдоразумные?! С этим еще придется разбираться! Он включил шлюзовую прозрачность: оба трогга смотрели прямо на него, и глаза их не были ни безумны, ни бессмысленны. - Мы уходим! - выкрикнул Кеша. - Уходите, - прогрохотало эхом. Теперь все решали считанные минуты. Кеша сосредоточился - и выдал в сенсоприемник точные координаты и номер родной зоны. Он даже вспотел, мурашки пробежали под кожей спины. - Полный вперед! Бот вздрогнул. Снова раскалился добела. Начинался тяжкий путь наверх. Системы радаров и щуп выбирали самую доступную дорогу. Но эта дорога была адски трудна. x x x - Давно бы так! - торжествующе произнес Крежень. И рухнул на пол. Удар Ивана был быстрее молнии. Он перешел в ускоренный ритм. Теперь никто не мог помериться с ним быстротою реакции. Мордовороты двигались как в замедленном кино. Но пули из их пулеметов летели достаточно быстро. И потому Иван сразу же прыгнул под стол, перекатился под ним, сшиб с ног Ганса Костыля и без раздумий размозжил ему голову каблуком: такие гниды не должны жить! Второй нырок под стол чуть не стоил ему жизни - луч желтого пламени разрезал сам стол и два огромных кресла, они так и развалились, лишь потом начали медленно тлеть, обрастая язычками пламени. - Ну, держитесь, ребята! - выкрикнул Иван. И из его ладони сверкающим лучом выскользнул широкий, обоюдоострый меч. Первым делом бритвенный клинок настиг волосатого, тот пытался утащить Гугов мешок, уже почти уполз во тьму. Но просчитался - голова отлетела мячиком, покатилась к распростертому на полу седому Креженю, да так и остановилась возле его плеча. - Вот так! Иван выскочил из зоны огня, перевернулся через голову и сразил еще троих - они попадали перезрелыми грушами, будто только и дожидались этого мига. На улице загудели, завыли, заскрежетали полицейские вертолеты. Надо было уходить из дома Луиджи Бартоломео фон Рюгенау, иначе будет поздно. Иван подхватил мешок, сунул за пояс парализатор, рассек мечом еще двоих и отпрыгнул к окну. Град пуль сразу вышиб стекло - бандиты не прекращали огня, они почти поспевали за своей молниеносной жертвой. Почти. Иван совсем ненамного опережал их. И этого хватало. Он сиганул снова через стол, разрубил особо рьяного стрелка от макушки до задницы, потом раздробил рукоятью череп его соседу, увернулся от синего луча, снова прыгнул к окну. И, вышибая ажурную решетку, полетел вниз, в сад. - Прощай, Лучо! - прошептал он напоследок. И перешел в обычный ритм. Сердце билось тяжко. За эти минуты он прожил год, а то и три. Ничего! Он еще молод. Он силен, умен, бесстрашен. Полиция для него пустое место. Иван подождал, пока два первых взвода спецназовцев ворвутся в пылающий дом, потом тихо прополз вдоль решетки, почти под ногами у оставшихся стражей порядка и вывалился в узенькую запасную калитку. Прочь из Венеции! Прочь! Ивана неудержимо тянуло в Россию, в Москву. Но на далеком Дубль-Биге его ждал Дил Бронкс и Гуг Хлодрик, если только он не улетел на Землю. Прежде всего надо повидаться с друзьями. Надо наметить хоть какой-то план, без него все превращается в пустую суету. И все же... Иван не хотел кокетничать с самим собою, все же он продвинулся вперед. И намного! Если раньше, после возвращения из Системы он тыкался, как слепой щенок в чужие двери, то теперь он кое-что знает об этом мире, управляемом выродками-дегенератами! Теперь он не слеп! А это уже большой плюс. Правда, если Вторжение начнется раньше, чем он приступит к серьезным действиям, грош цена всем его познаниям. Но он всего лишь человек. Иван неторопливо вышел на полутемную улочку меж старинными каменными домами. Облака в высоком небе начинали алеть, скоро рассвет, скоро будет совсем светло. Надо уходить. Он не любил брать чужое, даже на время. Но что поделаешь, ни одного свободного дисколета. Ночь. Он вскарабкался на крышу четырехэтажного готического особняка с островерхими шпилями. И не ошибся. Прогулочный катерок старой модели стоял, накренившись, на узенькой площадке - как они умудрялись садиться на такую. Ну что же, выбора нет. Прощай, Венеция! Он шея над каналами, над мостиками и мостами, над крышами, шел медленно, чуть покачивая короткими резными крылышками. А сердце ныло. Теперь он никогда не прилетит сюда с легким сердцем. Тень старика Луиджи будет преследовать его. Ну и что же, он заслужил это, он не имея права оставлять наемника у этого добряка-забулдыги. Время вспять не повернешь. - Прощай, колыбель венедов! Иван выключил обзор. Прозрачности в этой старушке не было, но четвертного обзора вполне хватало. Он развернул катер и пошел в море, по ослепительной дорожке восходящего солнца, он убегал от светила, он не хотел сейчас света, у него болели глаза. И еще немного болел локоть, задетый пулей. В пылу драки он не заметил ранения. Ничего пройдет. Иван как закаленный рос-вед, познавший тайны тысячелетий, не перевязывал рану, затянется сама. Он убегал от солнца. До стартовой площадки было еще двести миль. Катер вернется назад, на родную крышу. А он сам уже не вернется сюда. Ну и пусть. Иван не оглядывался. Он думал о Сихане. Крохотная площадка затерялась среди скал крохотного островка. Это был один из самых дешевых космодромов Земли. Иван не мог позволить себе прежней роскоши. Он потерял свою изумительную десантную капсулу. И был теперь беднотой, босяком. Четыреста монет. Что можно на них купить?! - Доставочную кабину, пожалуйста! - попросил он паренька-диспетчера, который был одновременно и кассиром, и всем обслуживающим персоналом. Его пьяный папаша валялся под соседней пальмой с бананом в одной руке и бутылкой рома в другой. - Одноразового действия? - Да. - Смотрите не промахнитесь, месье! Шутка была не самой удачной. Промахнувшегося могли и не подобрать, в пространстве всякое случается. Но подобная шуточка, обращенная к космодесантнику-смертнику, звучала вызывающе. - Постараемся, - заверил Иван. Оба левых двигателя выносной ступени заели на полпути, и он выбирался на орбиту на двух правых, это была не очень хорошая примета. Плевать! Иван спешил на Дубль-Биг! Старый коммерсант и большой любитель астрономии Дил Бронкс давно его дожидался. Но дело не в нем. Вечером того же дня Иван причалил к сверкающему боку бесподобной космической станции своего приятеля. Дубль-Биг с каждой неделей становился все краше. Он был просто бриллиантом Космоса. Таека встретила Ивана холодно. - Эти мужланы на конюшне, - заявила она и ушла в свой отсек. Чем-то они все провинились перед ней, подумал Иван. Но не будем спешить с выводами - спокойствие и еще раз спокойствие. Он шел по обшитым красным деревом коридорам станции, и шаги его гасли в глубоком ковровом покрытии, на котором не было ни единой пылинки. Киберы робко жались по стенам и углам, пропуская гостя. Иван на них не глядел. В конюшню он ворвался вихрем, чуть дверь не слетела с бронзовых старинных петель. И застыл столбом. Оба жеребца испуганно заржали, закивали головами - левый, с черной подпалиной под сиреневым глазом, захрипел, скаля большие зубы. - А вот и Ваня пришел! - раздалось откуда-то сверху. Иван поднял глаза. И ему вспомнился Хархан, темницы, цепи, сам он, висящий вниз головой, "дозревающий". Здесь висели сразу двое, висели без всяких извращений - головами вверх, но зато спеленутые как младенцы. - Сгинь, наваждение! - угрожающе прорычал один из висящих, в котором Иван не сразу распознал Гута Хлодрика Буйного. - Ты думаешь, это галлюцинация? - как-то растерянно спросил у Гуга второй, явно сам хозяин станции. - А то что же! - невозмутимо ответил Гут. - После двух недель запоя! Синдром, старик, ничего не поделаешь. - А я-то обрадовался, - обиженно протянул Дил. Был он опухший, сизый, с разбитым широченным носом. Даже бриллиант в переднем зубе поблескивал тускло. - Сгинь, синдром! - повторил Гут помягче. Потом повернул голову к собрату по несчастью и пояснил: - Косточки Ванюшины давно уж сгнили на гадской Гиргее. Эх, и мне там положено лежать, старому подлецу! - Он снова уставился на вошедшего и уже без угроз, умоляюще попросил: - Сгинь отсюда! Иван без лишних слов подошел ближе. Сверкающий меч отразил сразу все восемь светильников-канделябров, украшавших стены конюшни. Лезвие меча выглядело устрашающе. - Убивать пришел, - сделал вывод Дил Бронкс и тут же перестал виновато улыбаться. - Есть за что, - мрачно заключил Гут Хлодрик. - Ну, давай, руби башку! Не жалко! Иван подпрыгнул, полосанул по пластиконовым бинтам чуть ниже стропил - и Дил Бронкс живым мешком шмякнулся на сено. - Промазал! - заключил Гут Хлодрик. - Да чего ты мне голову морочишь, - заверещал во всю глотку негр. Он уже радостно скалил зубы и бешено вращал своими огромными белками. - Это же Ванюша, настоящий! Ваня, развяжи, дай я тебя поцелую! - Настоящий?! - носорогом взревел Гут. Иван разматывал бинт, высвобождал Дила, одновременно похлопывая его по спине и плечам, будто пытаясь убедиться, что он цел и невредим. По щекам полуседого негра текли слезы. - Неужто вернулся?! Это чудо! - тараторил он без умолку. - Я всегда верил, что ты вернешься, Иван, я знал это точно, у меня нюх, чутье, оно меня никогда не подводит! Ну дай же я тебя обниму! Дил Бронкс набросился на Ивана с объятиями, плача от радости и боли, сведенные руки и ноги кололо тысячами игл - еще бы, столько провисеть связанным! - Погоди! - Иван отстранился. - Погоди немного! Он подошел к молчаливо висящему Гуту. Поднял меч. Но тот предупредил сразу: - Меня лучше не освобождай, Иван! Лицо у Гута было надутое, злое. - А что такое? - спросил освободитель. - Прибью! - Кто старое помянет, тому глаз вон! - весело оскалился Дил Бронкс. - А кто забудет, - прохрипел Гут, - тому оба долой! Он меня подставил! Ребят положил! Спроси у него - сколько душ загубил?! Дил покорно повернулся к Ивану. - Сколько? - Всех, - ответил тот, - ушли кроме меня трое. Цай и Ливадия где-то на Земле. А Кеша Мочила остался там. Ему не выжить одному, это точно. Так что Гут прав, почти всех положил. Но не я затевал это дело! - Тебя никто не просил совать в него свой нос! - закричал взбешенный Гут. - Положил их ты, а перед Господом Богом за их души буду отвечать я, понял?! - Понял, - ответил Иван. И взмахнул мечом. Гут упал на сено, покатился под ноги жеребцам. - Может, не развязывать его? - засомневался Дил. - Натворит еще чего... - Развяжи! Иван вобрал меч в рукоять, и она послушно скользнула по руке вверх. Эта встреча должна была случиться, избегать ее он не вправе, он знал, на что шел, когда переправлял Гута на Землю. Дил нарочно медлил, еле-еле шевелил руками, распутывая великана-викинга. Оба были трезвы до умопомрачения, о галлюцинациях речи больше не шло. - О-о! Кого я видеть! Ванья! В распахнутой двери появилась угловатая фигура Сержа Синицки. Серж стоял, широко разведя свои длинные руки, но не делая ни шага вперед. Гуг Хлодрик, освободившийся от пут, встал, набычился. Он был багров от ярости - накипело, накатило, поднялось к голове наболевшее. - Иди сюда! - прорычал он. Иван покорно подошел. И тут же отлетел на десять метров, дальше не дала стена, в которую он врезался спиной. Удар Гута был не столь быстр, сколь силен и мощен. Серж Синицки развел руки еще шире. - О-о, загадочний рюсски дюша-а! - протянул он, закатывая глаза. x x x Кеша узнал родную зону еще на подступах. Даже сердце заныло. Не думал, что придется вот так свидеться. Вся связь зоны была подавлена еще полторы минуты назад, когда зона находилась вне видимости - волновой сигматаран бота разрушил ее навсегда, о восстановлении не могло быть и речи, а новую прокладывать - две-три недели самое меньшее. В запасе у Кеши было почти три часа. Потом надо идти к капсуле, иначе дело дрянь. Он выпустил из шлюзового отсека обоих оборотней. И теперь они сидели прямо на полу, подрагивая и хлопая прозрачными веками. Говорили они на межгалактическом вполне сносно, видно, неспроста Фриада подсунула именно их. Одного звали Хар, другого Загида. Имена были длиннее и сложнее, но Кеша сразу их подладил под свой язык, сократил. Поначалу он их опасался. Потом понял, ребята спокойные, тихие. Хар держал свой арбуз и в основном помалкивал, а Загида задавал вопросы и сам же на них отвечал. - В зоне есть наши? - спрашивал он как бы за Кешу. И отвечал: - Да, там их двое. Оба считаются андроидами. Но это трогги! - Ни хрена себе! - удивился Кеша. - Они и при мне были? - Были, - кивал Хар. - И еще будут. Здесь, - он приподнял свой арбуз, - быстродействующие споры. Ты сам все увидишь! - Спорам надо созреть, - мудро истолковывал Кеша, - вылупиться, подрасти. - Подрастут, подрастут, - уверял его Загида. Они подрулили прямо к шлюзовым воротам, превратив в искореженные куски металла все четыре катера-охранника вместе с экипажами андроидов. Бот сел на грунт. Надо было подождать. Щуп просвечивал свинцовую жижу, будто родниковую водицу. Никогда еще на подводных рудниках не было так светло. Автоматика сработала на экстренный код. "Мозг" бота очень хорошо разбирался в любой обстановке, Кеше оставалось только ждать да глазеть. Они вошли в закрытые и жилые отсеки зоны победителями. Вся охрана, не говоря уже об администрации, куда-то попряталась. Кеше это не понравилось - лучше бы их сразу перебить, снять с души камень. Но ничего не поделаешь, надо мириться с тем, что есть. Он включил полную прозрачность. И теперь рассматривал, что успели в зоне подремонтировать. - Мать моя! - удивлялся Кеша. Он видел, что зоны как таковой уже и нету. Внешние заглушки, заслоны, ворота - все новое. Это заделали в сверхсрочном порядке. Но внутри... Внутри все было разворочено и выворочено! Высоко вверх уходила огромная черная дырища, шириною в десять стволов - это не просто заряды сработали, это что-то другое! Значит, у них тут были склады с боеприпасами... или это просто проходческие взрывные брикеты, те самые, что вбиваются в породу гидрокайлом? Так много?! Внизу была пропасть. И как они только сумели откачать воду?! Все это не укладывалось у Кеши в голове - с какой стати будут вкладывать такие огромные средства в восстановление разрушенных рудников и жилой зоны, ведь значительно проще было все бросить, каторжников все равно никто не жалел, ну что такое полторы тысячи смертников? Тьфу! Пустое место! Нет, тут что-то другое. - Вперед! Кеша направил бот к жилым отсекам. Он во всем разберется! Только бы прихватить какого-нибудь бугра или вертухая, он из него выдавит правду, вот этими железными пальцами выдавит! Оборотни глядели на Иннокентия Булыгина и ничего не понимали. У них было свое задание. Бот черной птицей летел по широченным проломам. Внизу, по бокам не было видно ни души. Обычно в это время меняли забойщиков в шахтах, сновали андроиды, скрипели внешние лифты и подъемные площадки. Сейчас было тихо и пустынно. - Ты гляди, чего уделали! - неожиданно завопил Кеша. - Чего? - переспросил его Загида. - Заварили переходник общаги! Мать моя! Огромный сдвижной люк метров двадцати в поперечнике был заварен грубо, в спешке. Они спасались сами или спасали каторжников? Кеша не знал. Он знал другое, время идет и работает оно на врага. - Вперед! - завопил он, пугая оборотней, и без того напуганных, дрожащих. Из носовой части бота вырвался язык зеленого пламени, уперся в заваренный люк - и металл ручьями потек вниз, по породе на грунт. Открывался жилой туннель, за ним сейфовые ячеи административных помещений, за ними "мозг" зоны и капсула управляющего. Все просто, давно изучено, понятно... Но бот не проходил в этот туннель. Надо его оставлять. Или убираться подобру-поздорову. - Трап! - скомандовал Кеша. Оборотни бросились за ним. Уже на бегу Кеша выкрикнул бортовому "мозгу": - Охрана по всей дальности! Полная! Не подведи, друг! Команда эта была совершенно излишней. Но Кеша не жалел слов и языка, а горло у него было луженое. Для пущей надежности дал два полных залпа из обоих плазмометов, зажатых в руках. И бросился вперед. Спальные отсеки его не интересовали. Он на ходу выжигал замки, вопил, ругался так, что ни один из заключенных не смел и носа высунуть. Через четыреста метров Кеше попался на глаза андроид. Он вылезал из стенохода. Разговаривать с этой куклой было не о чем, и Кеша его просто сжег. Оборотни не отставали. Хар несся на своих голенастых лапах как заправский бегун, только плавники трепетали. Загида бежал за ним. - Быстро! Кеша запрыгнул в стеноход, оборотни за ним. И они сорвались с места, будто спасались от пожара. Стеноход стремительно пошел вверх, перескакивая из ствола в ствол, взбираясь по изуродованным взрывами стенам, зависая на перемычках, прыгая через провалы. Еще немного? Совсем немного! Они смерчем ворвались в административную часть зоны, сокрушая все перед собой лавиной пламени. Но никто и не противостоял их напору, их натиску. - За мной! - закричал Кеша, выпрыгивая наружу. Он снес три перемычки, вышиб дверь. И замер. Прямо в центральном зале происходило нечто малореальное. Два голых, остервеневших до пронзительного визга и оглушительного свиста андроида гонялись за вертухаями. Они догоняли то одного, то другого, ломали им хребты, пробивали черепа, давили, душили, рвали в куски. Этого не могло быть - в андроидов закладывались программы, полностью исключавшие насилие над человеком. Но эти будто с ума посходили. Кеша стоял в оцепенении и молчал. Рот у него был раскрыт. Плазмометы в обеих руках дрожали. - Трогги все делают хорошо, на совесть, - довольным голосом с каркающим акцентом процедил из-за спины Загида. - Так это ваши? - изумился Кеша. - Наши, - подтвердил Хар. - Они были примерными исполнителями. Но они получили команду. Совсем недавно. Чтобы ты увидел! - Я?! - переспросил Кеша. - Ты, - терпеливо ответил Хар. - Скажите им, чтобы перестали! - зжрал Кеша. Ему не понравилась эта бесчеловечная бойня. Ну и трогги! Ну и ведьма Фриада, моя королева! Да таким макаром можно всем хребты переломать! Кеша вспотел. И тут же зло обругал самого себя - распустил нервы, сукин сын! Всем! Конечно, всем! Она так и говорила. Скорпионов шестиметровых по всей Вселенной перебили. И землян перебьют. Кеша с уважением поглядел сначала на Хара, а потом на Загиду - с этими ребятами надо поосторожней. Но те поняли все по-своему. - Сейчас, - сказал Хар, - погоди, ты увидишь! Он бросил прямо от порога к беснующимся свой странный арбуз. Тот упал, раскололся на две ровненькие половинки, оттуда высыпался десяток прозрачных шариков, пошел дымок, завоняло чем-то. И Кеша увидел маленьких человечков, вылезающих из этих шариков, растущих на глазах - вот они с кошку величиной, вот с годовалого младенца, вот с трехлетнего... - Бейте их! - завопил он во всю глотку. А усилители скафа удесятерили его вопль: - Бейте сразу! Немедленно! Поздно будет! Вертухаи, настигаемые убийцами, не глядели по сторонам. Другие, а их оставалось не менее восьми, глазели на Кешу в ужасе. Но они были настолько парализованы страхом, что не понимали ни слова. И тут Кеша увидел странную вещь, он даже потерял голос и сразу перестал кричать. Все десять вылупившихся из спор человечков, а они уже были ростом с двенадцатилетних мальчишек, походили на него как отражения в зеркале. - Ну, падлы... - просипел он. - Ну падлы! Большего выдавить из себя он не мог. Кеша был сражен наповал, он сразу все вспомнил: и пляски дикарей-оборотней, и гул гонга, и вихлявую тварь, и крутобедрую красавицу, и себя, млеющего от страсти. Что же они с ним сделали?! Воистину падлы!!! - Это первая пробная партия, - успокоил его Хар, - остальные не будут похожи на тебя, совсем не будут. Они будут все разные, их никто никогда и нигде не сумеет отличить, распознать в них троггов, понимаешь? - Понимаешь, - ответил Кеша. - Королева дала мне слово! - А разве она его нарушила? - спросил Загида. - Этих хватит только на эту зону, а других здесь нет. - Здесь не-ет! - передразнил Кеша. - Вы меня чего, за полного дебила держите?! Хар вылупил на него свои рыбьи глаза. - Королева Фриада сказала! - процедил он недружелюбно. Обидчивые, гады, пронеслось в голове у Кеши, ну и ладно. Он видел, что его двойники уже подросли и набросились на вертухаев. Но первым делом трое из них, действуя очень слаженно, нагнали сначала одного андроида, ухватили его за руки, отбросили немного и с такой силой ударили о стену, что из бедолаги выпали внутренности. То же самое они проделали и с другим. Кеша отвел глаза. Он опомнился только тогда, когда осталось всего двое вертухаев. - Оставьте! - завопил он, вновь обретая голос. - Оставьте хоть одного, мне надо вытрясти из них кое-что! Снизу лезли каторжники. Их было человек двадцать пять, не всем был под силу подъем - но эти, самые шустрые, одолели его. - Назад! - закричал им Кеша. - Назад!!! Он знал заранее, что сейчас произойдет. Трогги начнут убивать несчастных. Вот этого Кеша ни за что не мог допустить. Он вскинул свои плазмометы. - Я сожгу их, - сказал он тихо, но твердо. - Жги! - согласился Хар. - Жги, это пробная партия! - согласился Загида. - И вам их не жаль, это же ваши... - Кеша не мог найти слов. - Наши, - Хар не стал отпираться и чего-то придумывать, он говорил прямо, - но у нас их будет много, сколько надо. Кеша озверел, ему была непонятна такая логика. Он глядел на троггов, которые добивали последнего вертухая, не обращая ни малейшего внимания на его мольбы о пощаде, и думал о будущем человечества. Невеселым ему виделось это будущее. - Нет, я не буду их жечь, - сказал он вдруг. - Я просто отойду в сторону. Первые три каторжника проскочили мимо него, даже не взглянув. У каждого в руке было по гидрокайлу. Четвертый бежал с молоторубильником, страшенной штуковиной, не приспособленной для выяснения отношений. - Ребята! Стой! - завопил вдруг последний. - Это же Мочила! Он сбежал! - Точняк, Мочила! - поддакнул другой и остановился. Они глядели на Кешиных двойников и ничего не могли понять - слишком много "мочил" было перед ними. - Кеша, кореш! - закричал цередний каторжник. И отбросил кайло. Он был явно обрадован, на лице застыла сумасшедшая улыбка, глаза горели. Это был Слим Носорог, его нетрудно было узнать по шишке над бровями, там застряла пуля, и он не давал ее удалять, называл талисманом-хранителем. Один из троггов медленно подошел к Слиму. - Кеша! Хрен моржовый! Объявился! А-аа... Выкрик застрял в глотке у Слима Носорога, а из пробитой спины фонтанчиком ударила кровь. Он медленно повалился в ноги троггу. За спинами у первых троих каторжников столпилось уже человек двенадцать, остальные подбирались, подползали. Все молчали. Это было страшное молчание. Некоторые с опаской косились на оборотней. Но те стояли смирно и никого не трогали, они, похоже, и не дышали. Первым не выдержал Чур Заводила. Кеша его тоже приметил, такого бугая, громилу трудно не приметить. Он неожиданно завизжал, как ихтиогадр с Иргиза - пронзительным, нечеловеческим визгом, и бросился вперед. Шипастый молоторубильник превратил в кровавую кашу сразу двух троггов. Но остальные в миг разорвали Чура и кинулись вперед, на каторжников. Кеша закрыл глаза. Он знал, что теперь будет: смертники с подводных рудников Гиргеи - это не трусливые и подлые вертухаи, они бегать и спасать свои шкуры не будут. Он опоздал. Надо было стрелять раньше. Теперь в такой гуще он перебьет больше своих. - Пошли! - сказал он оборотням. - Я не хочу смотреть на это. - Куда? - поинтересовался Хар. - К управляющему. Они пересекли четырехсотметровый зал, выжгли двенадцать люков один за другим, четыре створа удалось откатить. Капсула управляющего оказалась пустой. - Сбежал, сука! - огорчился Кеша. Но оборотень Хар уже тащил из-за пластиконового занавеса маленького лысенького человечка с черными глазами и обвисшей губой. Человечек помалкивал и тяжело сопел. Это был не управляющий, а один из его замов. Кеша вырвал зама из лап оборотня, повалил на пол, наступил подошвой на лицо, нажал. Давил, пока не выступила кровь. Потом снял ногу и сказал тихо, с железом в голосе: - Пытать не буду, тварь, убью сразу, понял? - Понял, - моментально ответил человечек. - Что от меня надо? - Почему зону не бросили?! Что здесь?! Человечек, судя по всему, был дошлым, он не стал строить из себя ничего не понимающего дурачка. Он знал: искренность - это его хоть малюсенький, но все же шансик. - Еще семь лет назад всю каторгу продали Восьмому Небу. Это теперь частная собственность! - выпалил он. Кеша обомлел. - Как это? - вырвалось у него. - Ведь все исправительяо-наказательные учреждения по всем законам Федерации и Сообщества находятся в исключительном ведении государственных структур. Не лепи горбатого, тварь! Человечек задрожал, забился в корчах. Но сквозь всхлипы и рыдания доносился его голосок: - Это правда-а! Каторга выкуплена... так давно делают, просто об этом не пишут, не говорят. Восьмое Небо держит приговоренных своими рабами-и-и... Мы не виноваты, неет! Нас, всю администрацию и охрану, продали вместе с каторгой, вместе с зонами и заключенными, вместе с рудниками-и-и... Мы не виноваты! - А как же правосудие? - в наивном остервенении выдавил из себя Кеша. - На Гиргее правосудие - это Восьмое Небо! - замычал человечек, потерявший надежду. - Они хозяева тут! Кеша отвернулся от бьющегося в истерике. Как жаль, что надо улетать с Гиргеи! Улетать теперь, когда он узнал, откуда растут ноги, когда он начал кое-что понимать. Но если он промедлит, капсулу обнаружат, им всем тогда труба. - Живи, тварь, - проговорил он тихо. И пошел к выходу. Оба оборотня последовали за ним. Но Загида не дошел до люка. Огромное гидрокайло, пущенное могучей рукой каторжника, просвистело над Кешей и вонзилось в голову оборотню. Он сразу упал бездыханным. На пороге стоял желтый и мокрый от пота Голован матерый убийца, работавший и на Синдикат, и на Зеленое Братство. Он щерился своим беззубым ртом, потирал ладони, плотоядно поглядывая на Хара. - Ты всегда был болваном! - процедил Кеша. И сжег убийцу на месте - плазмомет чуть фыркнул, ствол его опустился. - Пошли, - махнул он Хару. Они возвращались, перешагивая через трупы землян и троггов. Землян в переходах и на полу зала лежало значительно больше. Но ни одного живого трогга не было видно. В боковых креслах центрального зала сидело человек пятнадцать измученных, избитых, растерзанных каторжников. Они напряженно глядели на проходящих мимо, но не вставали. Они были измождены. Кеша шел впереди, он боялся заглядывать в глаза каторжникам. Он знал - они обречены. Восьмое Небо никогда и ничего не прощает. Их даже не убьют. Их бросят на такую работу, что они сдохнут за считанные дни, сдохнут в адских мучениях и будут в последние часы завидовать распятым. Он все знал. Но забрать их с собой он не мог. Стеноход спихнули вниз - там его курочили те, кто не сумел взобраться на верхние ярусы. Спускались на внутренней лебедке скафа. Кеша держал оборотня Хара за костяной пояс. Хар дрожал. Оборотни вообще почему-то все время дрожали. Когда они спустились, Кеша спросил: - Королева не изменит своего слова? - Почему она должна его менять? - не понял Хар. - Загиду убили. - Нет. Не изменит. А Загиду на самом деле убили. Мы не можем ему ничем помочь. Поздно. - Ну и ладно, - как-то повеселел Кеша. Он даже улыбнулся. - Не так уж непобедимы ваши трогги из спор. Как ты думаешь, приятель? Хар промолчал, и Кеша так и не узнал, о чем он думает. К трапу они подошли окруженные молчаливой толпой. Бот висел там, где его и оставили. Внизу, прямо под ними и чуть поодаль, валялись обломки двух патрульных бронелетов. Бот расправился с ними самостоятельно. - Молодец, - машинально похвалил его Кеша. - Так и держать. Он не глядел на обреченных. Но один, Мотя Глушитель, вор из Сан-Франциско, скрывавшийся на Трафогоре восемь лет, крикнул жалобно: - Кеш, забери меня с собой! Ну чего тебе стоит! Он узнал Булыгина даже в скафе. Позор! Кеша налился кровью. Он никогда не забудет каторги! Никогда не забудет родной зоны и этого жалобного голоска! Он тащит с собой проклятого оборотня, но не может взять ни одного из корешей. Проклятье! Он молча шагнул на трап. - Забери! Забери меня из этого ада-а-а!!! - неслось в спину. Вон с Гиргеи! Вон! И нечего себя винить. Ему просто повезло. Он такой же, как и все они. Но ему повезло. А может, повезло им! Хватит пускать слезу, хватить ныть. Вон отсюда! Он устроился в кресле. Оглянулся на Хара. И выкрикнул: - Полный вперед! Курс - к капсуле! Давай, жми, друг! Он отключил прозрачность, чтобы не видеть, как убегают врассыпную каторжники - снаружи сейчас жарко, бот будет раскаляться добела, а потом пойдет вверх. Пойдет на предельной скорости, прожигая перемычку за перемычкой, превращая в кипящий пар свинцовую океанскую жижу. Прощай, проклятая каторга! Прощай, последнее пристанище смертников! Прощай, подлая гадина Гиргея!!! x x x Гуг бил безжалостно и сильно. Это был не человек, а какой-то мамонт. Его пудовые кулачищи не опускались. Иван уже устал уклоняться, нырять, уходить от ударов. Он умел их держать не хуже самого заправского профессионального боксера. Но сколько же можно - нос разбит, бровь в крови, ребра трещат, голова, того и гляди, расколется как грецкий орех. Нет, всему должна быть мера. Он ушел от прямого, присел и неожиданно резко саданул Гута головой в живот. Тот качнулся, упал на свой огромный зад. Но тут же вскочил и ожившим паровым молотом набросился на Ивана. - Я тебя прибью, сукин сын! - хрипел он. - За каждого прибью! Потом подниму за шкирку и еще раз прибью! Получай! Дил все пытался их разнять, но ему тоже досталось крепко - Гуг засветил прямо под глаз, к распухшему, разбитому Таекой носу прибавился еще огромный синячище, вздувшийся прямо на виду у всех. - Он же спас тебя! - вопил Дил. - Болван, ты же сам поминал его добрым словом, Гуг, опомнись! - Пьяный был, - отнекивался Гуг, - вот и поминал. А сейчас убью! Он размахнулся для последнего, всесокрушающего, смертного удара. И замер. Между ним и Иваном, опустившим руки, выросла будто из-под земли хрупкая и крохотная Таека. Вид у нее был грозен и свиреп. Этого Гуг не выдержал. Он закрыл лицо своими громадными ладонями и в голос зарыдал, повалился на сено. Он ослаб, выдохся внезапно, будто проколотый воздушный шарик. - Их есть балшой крэзи! - отчетливо произнес в наступившей тишине Серж Синицки, опустил наконец свои руки-грабли и ушел, топая по коридору, словно бегемот. Иван вытер со лба кровь тыльной стороной ладони подошел к Таеке, поцеловал ее в висок. - Спасибо, малышка! - прошептал он ей на ухо. - Ты меня спасла. Гуг похлопал его по спине своей черной широкой лапой с шестью золотыми перстнями на пальцах. - Ты живучий, Ваня! - Живучий, - согласился Иван. Он смотрел на рыдающего Гута. И понимал его. Дважды попасть в такие истории и не сломаться не каждый сможет. Гуг не сломается, Иван знал. Он будет долго беситься. Но он перебесится. - Я не Бил Аскин, Гуг, - сказал он раздельно, внятно. - Ты зря махал кулаками. Ребята были обречены. Я спас вас четверых... пускай троих. Без меня вы не выбрались бы с каторги никогда! Сквозь рыдания Гуг просипел: - Крежень готовил операцию. У него был целый план! И мы не последние дураки там! - судороги перехватывали его горло, он сипел отрывисто, с всхлипами. - Дураки, Гуг! Самые настоящие дураки! - не давал ему пощады Иван. - Вы законченные и обреченные дураки! - Ладно! - зжрал вдруг седой великан. - Хрен с тобой - дураки! Но тогда мне надо было сдохнуть там, на Гиргее, вместе с корешами! А ты сделал из меня последнюю суку! Я никогда не был дерьмом, Ваня! А ты меня превратил в дерьмо! - Заткнись! - выкрикнула Таека. У нее у самой по крутой скуле текла алмазная, сверкающая слезинка. Забившиеся в угол кони глядели на людей с опаской, вздрагивали, поводили боками. - Сдохнуть просто, Гуг! Я бы мог сто раз сдохнуть, - так же тихо и четко долбил свое Иван, - но мне надо было тащить свой крест. И я не сдыхал, я его тащил, понял! А теперь мне ноша не по плечу. Я тащу не только свой крест. И мне нужна помощь, понял?! Вот поэтому я и не дал тебе сдохнуть. И не дам! Не дождешься! - Он правду говорит, - вставил посерьезневший Дил Бронкс. - Плевать мне на его правду! Я не верю в это дурацкое вторжение! - закричал Гуг Хлодрик, не вставая с колен. - Не верю! Он сам спятил - и хочет, чтоб другие спятили, чтоб поддакивали ему! На вот, выкуси! Я возьму на абордаж первую же капсулу и вернусь на Гиргею, понял?! Я буду мстить за ребят! Иван усмехнулся, покачал головой. - Ты будешь мстить за них здесь, на Земле! - процедил он. - Здесь не Земля, - поправила его серьезная и правильная Таека. - Земля везде, где есть люди, - ответил ей Иван мягко, даже нежно. И снова уставился на изнемогшего викинга, сменил тон: - Крежень твой подлец и подонок! - сказал он. - Чего?! - взревел Гуг. - Ты моих парней порочить?! И здесь тоже?! Он бросился на Ивана. И тут же повалился на сено, сраженный молниеносным ударом. Иван потирал кулак и смотрел, как Гуг поднимается. - Крежень твой хотел убить меня, понял?! - Не верю! Гуг мотал головой - у него явно все помутилось в мозгу. Дил понял это первым, он подбежал, подхватил его, подвел к стене и усадил тихонько, словно боясь, что Гуг рассыпется на куски. В это время дубовая дверь от удара чуть не влетела внутрь конюшни, она задрожала толстенной басовой струной. Все оглянулись на нее. И увидели Иннокентия Булыгина. Кеша стоял подбоченясь. Но лицо у него было виноватое. - Иван, ты прости, - начал он, сбиваясь и запинаясь, тяжело дыша и бледнея, - мне там на вылете, возле этой Гиргеи драной с твоей капсулы левый рог сбили. Прямое попадание! - Это ты вон у кого прощения проси, - Иван как ни в чем не бывало кивнул на Дила Бронкса, - он хозяин! Кеша посмотрел на хозяина словно на пустое место и снова обратился к Ивану. - Я понимаю, эта машина бешеные бабки стоит. Но так получилось. Ежели смогу, расплачусь потом. А нет, - он склонил голову, - вот башка - руби! Гуг Хлодрик встал и побрел, пошатываясь и оступаясь, к другу-каторжнику. - Кешенька, выполз из ада? - завел он по-бабьи, жалобно и с надрывом. - Чего это ты двоишься у меня в глазах, Кеша?! Прямо за Иннокентием Булыгиным стояло какое-то гадкое чучело, полупрозрачное и пучеглазое. Стояло чучело очень тихо и скромно, поначалу на него и внимания не обратили. - Кто такой? - вскрикнул Дил. - Откуда?! - Я их есть пропускаль! - пояснил вернувшийся Серж. - Капсул есть наш, код есть наш! Капут нельзя! Дил махнул рукой. Он давно собирался выгнать бестолкового Сержа. Но не мог - все-таки друг, свой брат-десантник, это как из сердца клок выдрать. - Его зовут Хар, - представил чучело Кеша. - Он нормальный малый. Если бы не он, капсуле труба. И нам труба! У него чутье зверское, он учуял боевой прозрачник на две секунды раньше, чем капсульные мозги, ясно?! Секунду еще я соображал! Мы их опередили на одну секунду. Но рог, Иван, сшибли! То, что Кеша упорно называл рогом, было шестиосной выносной мачтой, на которой крепилось две дюжины боевых ракет с рассыпающимися боеголовками и два периферийных щупа. - Да чего ты заладил, рог да рог! - возмутился Дил, он не любил, когда в нем начинали подозревать мелочного человека. - Новый наставим. А вот эта образина мне совсем не нравится. Она хоть понимает по-человечески?! - Она понимает, - покладисто, с каркающим акцентом ответил оборотень Хар. Дил недовольно крякнул и потер свой опухший нос. Таека поглядела на него сердито и нахмурилась, она не любила нетактичности, особенно в отношении гостей и незнакомцев. - Ну дай же я тебя обниму! - Гуг наконец добрался до Кеши, сграбастал его, навалился, подмял и уронил, рухнув сверху. Гуг был в полуобморочном состоянии. И не мудрено, другого после прямого Иванова удара вообще бы уже не было на этом свете. Кеша не обиделся. Он выбрался из-под вожака, поднял его, пошатываясь и дрожа от напряжения. - Пойдемте в зал! - опомнился вдруг Дил. - Ну что мы в конюшне, как варвары какие-то! Прошу, гости дорогие и друзья званые! - Потом он взглянул на черного, ободранного Кешу, на грязные разводы у него под запавшими глазами и запричитал: - Но сначала в баньку, сначала в баньку! С дорожки в баньку полагается! БЕЗДНА Иван пнул дубовую дверь, и та чуть не сшибла с ног какого-то облезлого забулдыгу в черной майке с двумя черепами. Забулдыга выхватил из-за голенища красного сапога огромный зазубренный тесак и исподлобья вызверился на вошедшего.. - Не сердись, приятель, - дружелюбно бросил Иван. И добавил уже через плечо, проходя внутрь кабака: - С меня причитается. Он прошел к драной стойке, заказал у жирного малайца-бармена банку чистой воды и полстакана гремучего пойла под красивым названием "ти-рекс". Пойло двинул по стойке обалдевшему от неожиданности забулдыге. Банку открыл, но пить воду не стал, только смочил платок и обтер им потное, запыленное лицо. Он страшно устал за последние три дня, он так не уставал ни на Гиргее, ни в Пристанище. Последний раз он бывал в Новом Свете двенадцать лет назад - три или четыре приема, полеты над городом, попойка на крыше четырехсотэтажного небоскреба, липкие голые девицы в сиреневых и розовых цепочках вместо одежды, два контракта и нудное утро со старым приятелем с Галарога - Юджином Скотчем по прозвищу Мотылек. Вот и все воспоминания. Юджин советовал ему не задерживаться в Америке. Иван и без его советов спешил - до старта надо было повидаться кое с кем из России, сдать отчеты и просить, просить, просить о полном отпуске. Как давно это было! Теперь он видел Новый Свет не сверху. Теперь он бродил по земле и мысленно материл Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного, втравившего его в долгую историю и заставляющего разматывать какую-то нелепую нить вместо того, чтобы заниматься делом. Проклятый Лос-Анджелес! - Ну что, приятель, - он обернулся к забулдыге, подмигнул ему. - В расчете? Забулдыга со второго захода выглушил свой "тирекс", постоял, помолчал и рухнул на пол. Дьявольское пойло сбивало с ног и не таких парней. - В расчете, - глубокомысленно ответил сам себе Иван. Шестилапый биороб сноровисто выскочил из темного угла притона, подбежал к лежащему, ухватил гибким носовым щупальцем за ногу в красном сапоге и утащил забулдыгу под свист и завывание сидящей у столиков пьяни. Но свистели не все. Трое трясущихся алкашей, поднявшихся из-за бокового овального стйла, помалкивали. Средний, которого тащили двое крайних, вообще свесил голову. Допился, подумал Иван. Но тут же понял, что ошибся - из брюха у среднего торчала рукоять кривого зангезейского кинжала. Иван хорошо знал эти кинжалы, под лопаткой у него был старый, побелевший от времени шрам - памятка о Зангезее, планете, на которой землянам делать нечего. Ивану было плевать на эту мразь, пусть вытворяют что хотят, ради таких он не шевельнул бы и пальцем, пускай горят в будущей геене огненной. Но на Земле жили и другие. Потому-то Иван искал Гуга. - Шел бы ты в другое место, - неожиданно просипел малаец. Судя по этому сипу бармен был сифилитиком с большим стажем. - У нас не любят чужих! Бармен все время перемигивался с двумя багроволицыми мордоворотами, торчавшими у боковой стойки. Иван видел это, он знал, чем заканчиваются такие перемигивания. Но ему очень не хотелось привлекать внимания к своей скромной персоне. Ему хотелось одного - поскорее убраться из этого гадюшника. Он никак не мог избавиться от ощущения грязи на своей коже, это было очень неприятно. Сколько раз он тонул в болотах чужих жутких планет, пробирался к цели в подземных коммуникациях древних городов, залитых нечистотами, забитых трупами, падалью, он брел к Первозургу в омерзительнейшей жиже из живых червей и змей в Чертогах планеты Навей... но у него никогда не было столь сильного ощущения грязи, налипшей на кожу, въевшейся в ее поры. Проклятый Новый Свет! Где же этот негодяй Гуг! - Ты зря меня не слушаешь, - просипел малаец. Мордовороты медленно, еле передвигая слоновьими ногами, сопя и корча дикие рожи, шли к стойке, к Ивану. Они были неостановимы словно бронеходы. А это означало одно - придется их бить, сильно бить, возможно и смертным боем. Иван тяжело выдохнул. И подумал, что по чести и совести надо бить Гуга Хлодрика, старого обманщика. Но где его теперь разыщешь?! Он не поворачивался к мордоворотам. Пусть начнут они. А там видно будет. Но злодейка-судьба распорядилась иначе. Огромная черная тень сиганула из мрака, заслонила Ивана от мордоворотов. Драки не получилось. Лишь два тяжких и гулких удара разорвали напряженную тишину. Иван резко обернулся. Он был в страшном раздражении. Он не мог понять этих безумных нравов. Надо уходить отсюда, бежать! Гнусный мир! - Ну чего ты, Ванюша! - принялся оправдываться Гуг. - Из-за пяти минут столько нервов?! Тебе надо в психушку! Иван молча поглядел на мордоворотов - оба лежали под ногами у Гуга Хлодрика Буйного, бывшего десантника-смертника, пропойцы, бузотера, вожака банды, славившейся своей лихостью и дерзостью, беглого каторжника, первейшего кулачного бойца и человека тончайшей души. У обоих были напрочь перешиблены шейные позвонки. У обоих уже стекленели выпученные от неожиданности глаза. Под обоими расползались темные лужи... но не крови, совсем другого. - Ты из-за них, что ли?! - недоверчиво покосился на дело рук своих седой викинг. - Ваня, я тебя сам сведу к психиатру. Пошли! Это дерьмо сейчас уберут! - Он удостоил презрительным мимолетным взором малайца-сифилитика, сказал чуть слышно, кривя губу: - Ну-у, ты еще не понял, обезьяна?! Малаец пропал за стойкой. Но из мрака тут же выскочил давешний биороб и поочереди уволок мордоворотов. Тащил он их с явной натугой, было видно, что жмот-малаец держал слугу на скудном пайке. - Куда он их? - поинтересовался отошедший от раздражения Иван. - В утилизатор, куда еще, - ответил Гуг с интонациями, будто в сотый раз растолковывал простейший урок придурошному ученику. - И забулдыгу тоже? - Какого еще забулдыгу? - не понял Гуг. - В красных сапогах. Налился, упал тут под стойкой, а этот гаденыш его уволок, - подробно рассказал Иван. - А-а, - протянул Гуг, - вон оно в чем дело. Нет, забулдыг вышвыривают вверх, наружу, в подъемник - и на свежий воздух возле какой-нибудь вшивой помойки, чтоб прочухались. Хотя, Ваня, сейчас весь Лос-Анджелес - одна большая и поганая помойка, вот чего я тебе доложу. - Это я уже понял, - согласился Иван. И только теперь увидел того, из-за кого старина Гуг притащил его в грязный, но далеко не самый гнусный притон Нового Света. Говард Буковски, он же Седой, он же Крежень в черном кожаном плаще с поднятым воротником, высокой черной кожаной шляпе и вдобавок ко всему в черных очках сидел за шестым от прохода столиком и нервно отхлебывал из антикварного граненого стакана забористую и кристально чистую русскую водку. Крежень заметно выделялся в этой разношерстной ублюдочной массе, в пестром и большей частью дегенеративном сброде, проводившем время за выпивкой. Крежень выглядел нахохлившимся черным вороном, невесть как попавшим в плотно сбившуюся стаю спившихся, обрюзгших и изрядно вылинявших попугаев. Ивану вообще все это претило. Середина XXV-го века... и эти дикарские притоны, эта первобытная жажда глушить свое пойло среди себе подобных, в полумраке, грязи и вони. Атавизм! Так было семь тысяч лет назад, так было пять тысяч лет назад, так было в прошлом веке... неужели точно так же будет и в веке будущем, и еще пять тысяч лет спустя?! А где же прогресс?! Где восхождение человечества по спирали?! Может, и правы исполчившиеся на землян, может, таким животным не стоит жить во Вселенной?! Глядя на притихшую, но таящую в себе недоброе, гнетущее напряжение пьянь, Иван невольно ловил себя на мысли, что человеческое общество можно было бы слегка пошерстить, почистить маленько. - Пошли! - оборвал его размышления Гуг. - А то этот змей снова улизнет. Пошли, Ваня, мне не терпится сказать Седому пару добрых слов! x x x Дил Бронкс подрулил на своем сверкающем боте прямо к ржавому и помятому боку старушки Эрты-387. При одном только виде этой развалюхи, этой нищеты, затхлости и вырождения Дилу захотелось встать под душ или хотя бы помыть руки. На заправочные станции всегда выделяли гроши. Но эта была, по всей видимости, совсем позаброшенной-позабытой. Дил немного обождал, наивно надеясь на приглашение. Но не дождался такового. Или его тут совсем не уважали, или автоматика Эрты-387 не работала. И потому он без спроса завел бот в пустующий ангар, и снова сидел, все никак не мог преодолеть брезгливости - всего два слова-кода или одно нажатие пальца, и переходная мембрана-присоска вопьется в шлюзовый лвдк, а там - шагни, и уже на станции, уже в компании старых и верных друзей. Но нет, Дила начинало тошнить. Он заплатил за свою игрушечку, вылизанную и выхоленную, огромные деньги, и он не мог даже представить, как нежный и почти живой витапластик мембраны прикоснется к ледяной, колючей, ржавой и покореженной уродине. Нет! Все-таки Иван втравил его в плохую историю, он нутром чуял - и это только начало. Он не ищет помощи у сильных мира сего! Он не протягивает руку к богатым и всевластным! Он сам роется в отбросах... и его, Дила Бронкса, заставляет заниматься тем же! - Все! Хватит! Мать твою! - оборвал себя Дил вслух. Так можно и совсем разнежиться, разбабиться, разнюниться. Он что, не десантник-смертник, что ли?! не сорви-голова из Отряда Дальнего Поиска?! Эх-хе-хе, бывший десантник, бывший сорви-голова... все в прошлом. А в настоящем - богатство, тихая обеспеченная жизнь, связи кое-какие... что еще надо? - Ну давай! Дил преодолел свои слабости, поднялся и шагнул в нежность и теплоту мембраны. Станция была пуста и неприветлива. Он долго бродил по длинным и нудным коридорам. Наткнулся на вялого шестилапого кибера с глуповато-сонным лицом, пнуд его под зад со злости - кибер отлетел к стене, долго кряхтел и сопел. Дил на него не оглядывался. Будь его воля, он бы всю эту развалину вместе со всеми киберами, а заодно и самим Хуком Образиной сдал бы в металлолом, на переплавку. Арман-Жофруа дер Крузербильд-Дзухмантовский сидел почему-то в ремонтном отсеке. Сидел на корточках за огромным старинным стальным сейфом гнусно-зеленого цвета. Сидел и махал рукой, будто отгоняя от себя незванного гостя. Дил не на шутку обиделся. Мало того, что он почти битый час бродил по проклятущей Эрге, так он еще ободрал себе все руки и порезал клапан на комбинезоне, разгребая жуткий завал перед дверью в ремотсек. Чего там только не было! Будто со всей станции стащили весь тяжелый, железный хлам к этой ржавой дверце. Киберы, болваны! Но ведь им кто-то дал такую бессмысленную команду... Дил с трудом начинал понимать, что тут происходит. - Крузя! Ты чего - охренел, что ли?! - завопил он во всю глотку, вместо того, чтобы поздороваться. Не виделись они лет пятнадцать. - Уходи! Прочь! - просипел Крузербильд и неумело перекрестил Дила дрожащей рукой. Был он до невозможности изможден, худ, страшен, дик. Но трезв. Дил Бронкс сразу заметил это - Крузербильд был абсолютно трезв! Это был он, такого не спутаешь ни с кем другим. Но если раньше его называли Великолепным, то теперь Крузе можно было смело давать другое прозвище - Урод. - Они везде! - судорожно сипел он. - Везде! Они... - Крузербильд понизил голос до шепота и закатил нездорово поблескивающие глаза, - повсюду! Я через каждые два дня-прячусь в новое место. Но они всегда меня находят! Дил опешил. - Кто?! - Они, - очень серьезно ответил Крузя, - их тут много! - Он выразительно поднял палец вверх. - Они пришли за мной. Но я еще не хочу туда. Мне еще рано. Это была явная белая горячка. Теперь Дил не сомневался. Они с Хуком допились до чертей. Нет... до чертей они допились еще давным-давно, лет десять назад. А теперь им и пить не надо - вон, Крузя, трезв-трезвехонек, а ум за разум зашел. Дил подошел ближе. Опустился на корточки. - Ты узнаешь меня? - спросил он у Крузербильда. - Узнаю, - серьезно ответил тот. - Ты Иван! Ты вернулся из ада! - Помолчав немного, он добавил с тревогой. - Ты пришел за мной, я все знаю! - Какой я тебе Иван! - сорвался Дил. - Ты что, дружок, не видишь, что у меня морда черная как сапог? Ты забыл Неунывающего Дила?! Ты забыл, как мы с тобой, пьянь подзаборная, ходили на Умагату, как штурмовали Сон-Даке в созвездии Крысобоя?! Да я тебе щас рожу набью, подлец ты эдакий! Ты забыл, кто тебя на собственном горбу вытащил из болот Зангезеи?! Ну, Круэя, я б знал, что ты добра не помнишь, я б тебя, точно, там оставил! - Ты - Иван! - твердо заявил Крузербильд, грозя Дилу пальцем. - Ты пришел за мной с того света. А морда у тебя и впрямь черная, тебя здорово коптили там... Я все вижу! Дил растерялся, у него совсем не было опыта общения с помешанными и горячечными. И потому он махнул рукой, чего тут спорить, надо мириться с обстоятельствами. - Где Образина? - спросил он. - Утащили, - коротко ответил Крузербильд. - Кто утащил, мать твою?! - не выдержал Дил. - Они утащили... Нет, Образину списали на Землю. Он туг одному гаду бутылем по чану заехал, понял? - Какому еще гаду? - Инспекция была. Он на них кинулся. На этот раз не простили. Вот так, Иван. - Да никакой я не Иван! - взревел Дил, - Иван бы щас взял тебя за ноги и вытряс бы твою черную душу, понял?! - Это у тебя душа черная, - не согласился Крузербильд, - ты сам черный - и душа у тебя черная. А все потому, Иван, что тебя черти в аду коптили, я все знаю. - Ну гад! - Дил чуть не задохнулся от возмущения. - Я хоть и черный, а душа у меня белая! А вот ты лучше б в болоте сгнил! Я тебя больше вытаскивать не буду! Если б не Иван, я б к тебе никогда не прилетел, Крузя. Отвечай лучше, почему станция глухая и слепая? Крузербильд отряхнулся, приподнялся с колен - и в нем сразу высветилось что-то прежнее, богатырское, молодецкое, несмотря на весь его жалкий и потрепанный вид спившегося неудачника. Длинные сальные волосы колыхнулись тяжелой гривой, на обтресканных синих губах заиграла еле приметная улыбка. - Станцию прикрыли, - сказал он почти нормально, будто приходя в себя. - А меня бросили тут, Дил! - Ага, признал, паскуда! - Бронкс подошел вплотную и хлопнул Крузербильда по плечу. - Да вроде и впрямь ты, - неохотно согласился тот. - В прошлый раз он меня здорово напугал, я все помню. Дил сразу замахал своими огромными черными лапами с множеством золотых перстней на каждом пальце. - Не надо, не надо ничего вспоминать, а то ты меня совсем запугаешь, - быстро заговорил он, - давай-ка собирайся, некогда мне с тобою лясы точить! - Чего? - удивился Крузербильд. - Собирайся? Неет, Дил, мне некуда идти отсюда, у меня теперь ни кола, ни двора. На старушке Земле я всем должен, мне там не резон засвечиваться. А болтаться по иным местам тяжело будет, отвык я от болтанки этой, да и мерещатся всякие все время, понимаешь? Вон он! - Где?! - машинально переспросил Дил и обернулся. Никого у него за спиной не было. - Они хитрые-е, - как-то замысловато пояснил Крузербильд, - я их тоже долго не мог увидать. А потом увидал! Дилу Бронксу припомнилась его славная конюшня на славном Дубль-Биге, припомнился пьяный Гуг, припомнилась Таека, превратившаяся вдруг в пантеру... Лоб сразу намок, капельки пота побежали по щекам. Не приведи Господь! Нет! Нет!! Бедный Крузя! Но Иван дважды сказал: "Хука тащи сюда живым или мертвым!" Про Крузю он так не говорил. Почему? Парень надежный, проверенный, надо будет - в огонь полезет. Парень... уже за сорок, а выглядит на все восемьдесят. Дил Бронкс, не верящий ни в черта, ни в Бога, мысленно вознес молитву: да, ему страшно повезло, страшно! уж он-то знал, он видел все своими глазами - все друзья, вся братва десантная будто проклята была, кто не погибал в чужих мирах, тот спивался или сходил с ума, влипал в жуткие истории, превращался из сверхчеловека в тряпку, в дерьмо. Его Бог миловал! Серж Синицки чокнулся по-тихому. Хук с Крузей спились, Гуг связался с мафией, по нему каторга плачет, Ивану мерещатся какие-то негуманоиды, армады, вторжения и прочая чушь. И почти все такие - десятки, сотни ребят из их Школы. Нет, им всем надо было погибнуть на Сельме, или на Гадре. Они бы погибли героями. Ведь те, кто сложил там головы, остались в памяти как герои. А кто они?! И так быстро! Что такое сорок-пятьдесят лет - четверть жизни! А они выдохлись, они вымотали себя, износили свои сердца, и никто не хочет им помочь! - Ладно, пошли, - повторил он тихо, - по дороге я все объясню. - Две недели назад, - признался Крузя, - я вылакал последнюю бутыль, припрятанную Хуком. Ты прав, мне тут больше не хрена делать. - За две недели мог бы и оклематься, - недовольно пробурчал Дил. - Я тоже так думал, - огорченно выдохнул Крузя. Он взял из гибкой лапы подбежавшего кибера плоский пакетик с водой, надкусил, надорвал, плеснул себе в горло. Потом с неожиданной злобой пнул кибера ногой. - А ты вали отсюда, нежить! Не разберешь, понимаешь, кто на самом деле, а кто мерещится! - По-моему, ты отходишь, - довольно заметил Дил. - А беззащитных бить нехорошо, нашел на ком злость срывать! - Он уже забыл, как сам поддал бедолаге, обреченному на долгое прозябание в заброшенной заправочной станции с непонятным названием Эрта-387. По дороге, волоча Армана-Жофруа дер Крузербильда-Дзухмантовского к шлюзовой камере, Дил Бронкс подумал, что сперва того следовало бы хорошенько помыть, почистить, побрить и постричь. Но на Эрте ничего такого уже не было. Эрга постепенно превращалась в кусок железа, носящийся меж звездами, в ржавый метеорит, падающий в бездонную Черную Пропасть. Но с Эргой и Крузей все ясно. А вот где теперь искать Хука Образину?! x x x - Ребята тосковали без тебя, Гуг, - со слезой в голосе выдавил Крежень и глотнул водки из стакана. На Ивана он не глядел, будто и не узнавал его, будто и не знаком с ним вовсе, будто и не было дикого ночного налета, перестрелки, драки из-за мешка... Иван тоже помалкивал, он ждал своего часа. - Ладно, это я слыхал, - недовольно протянул Гуг Хлодрик, поскреб щетину на подбородке и уставился на Седого в упор. - Где Лива? - Клянусь, Гуг, не знаю! - ответил нахохлившийся Крежень. - Мы делаем одно дело... - Одно? - переспросил с насмешкой Иван. Крежень не шевельнул бровью. - Мы делаем одно дело, Гуг, - повторил он, - и ты меня знаешь. - Знаю, - согласился Хлодрик. - У меня была крепкая, надежная банда, Седой. Парни отменные, один к одному... Была! Мы провернули столько дел и делишек, что любому синдикату нос утрем! Мы держали в своих лапах половину Европы! А где сейчас банда? Где мои ребята?! - Все на месте, - вяло ответил Крежень, - кроме тех, кого списал Господь Бог! - Все! - забрюзжал Гуг. - Да не все! Ты распустил их! Это не банда! Это не единый кулак! Это мочалка, Седой! И я тебе повторю еще, ты мне за все ответишь! Крежень полез в карман кожаного плаща, вытащил здоровенный пистолет с инкрустированной изумрудами рукоятью, с силой приложил его к поверхности стола, убрал руку. - Можешь пристрелить хоть сейчас, - сказал он тихо и обиженно. - Ну нет, Седой, - Гуг смахнул пистолет на пол, - я сам решу как и когда отправить тебя к черту на рога, понял?! - Понял, - Крежень нагнулся, поднял пистолет, сунул в карман. Никто на них не обращал внимания. Большая часть посетителей этого кабака была уже в хорошем подпитгш, а те, у кого в глазах пока не троилось, глядели на молоденькую стриженную наголо девицу в черной маске. Ни сцены, ни подмостков в кабаке не было, и девица выделывалась прямо перед столиками, перепрыгивая из ряда в ряд, выгибаясь кошкой, плотоядно оглаживая свои же бедра и беспрестанно тряся выкрашенными в алый цвет голыми грудями. Чуть выше коленки, прямо по сиреневому узорчатому чулочку вилась розовая лента, а на ней крепился плетеный кошель. В него бросали монеты и бумажки, не забывая после этого ухватить девицу за голую грудь или ляжку, а то и за обе выпуклости сразу. Девица пела что-то нервное и чувственное, акустическая система была вделана прямо в браслеты на ее тоненьких ручках. Пела она неплохо, почти без фальши. Но когда какой-то босяк похлопал ее по заднице, не бросив монеты, девица, не моргнув глазом, врезала ему в челюсть своей изящной туфелькой, прямо золоченым кончиком... Босяка уволок биороб. Девице долго хлопали, выражая поддержку, теперь денег бросали вдвое, втрое больше - от облапивших ее прелести рук не было ничего видно, но девица лишь призывно хохотала, разжигая страсти тех, кто не успел до нее дотянуться. Иван подумал, что она очень недурно зарабатывает, раз в сто побольше самого шустрого и грамотного работяги, правда, наверняка, делится с кем-то. Гуг словно угадал его мысли. - Этой крошке хватает лишь на сладенький ликерчик да пару пирожных в день. Да эта обезьяна, - он кивнул в сторону малайца-бармена, - наверняка укладывает девочку на ночь с десятком ублюдков, не думай, что он ее жалеет. - Это ее работа, - сухо заметил Крежень. - Каждый должен делать свою работу. - Ты всегда был злым, - сказал Гуг и отвернулся. Песенка закончилась. Груди у девицы стали белыми, пышущими жаром, намятыми, наглаженными. Зато сидящие задирали вверх красные ладони, будто выхваляясь друг перед другом, кто-то старательно и похотливо вылизывал со своих лап приставшую помаду. - Отвечай, Седой, - неожиданно резко процедил Гуг, уставившись на Креженя, - иначе я вышибу из тебя ответ вместе с твоими мозгами! Крежень нахохлился еще больше, покачал головой. - Не слышу вопроса, - сказал он тусклым голосом. - Ну чего тебе отвечать, Буйный?! Если я тебе не нужен в банде, я уйду. - Уйдешь, еще как уйдешь, - зловеще заверил его Гуг. Теперь Иван ничего не понимал. Он пришел сюда не старые счеты сводить, он не держал зла на Седого. Ему надо было пробраться туда, куда не всем дверца открыта, протиснуться хоть в щелочку... иначе все впустую. Гуг мог своей резкостью испортить дело. - Где Лива?! - А почему ты у меня спрашиваешь? Спроси у него, может, он знает! - Крежень мрачнел на глазах. Иван смотрел на друга и ничего не мог понять - Гуг бледнел, он из почти свекольно-красного стал чуть ли не зеленым, руки задрожали. Взгляд застыл и остекленел... Иван видел, куда смотрит Гуг. - Чего ты ко мне привязался! - Крежень попытался убрать руку со стола, но не успел, Гуг придавил его запястье своей тяжелой ладонью. - Что это, - он ткнул пальцем в идеально ровный, чуть просвечивающий свежий шрамчик на руке Седого. - Откуда он у тебя?! - Котенок поцарапал, - неумело соврал Крежень и напрягся, окаменел. - Котенок, говоришь?! - Гуг неожиданно резко ухватил Седого за горло, сдавил его, притянул голову к себе и прошептал в ухо: - Это след ее ноготка, это ее метка, сволочь. Ноготок ей вставили на Гиргейской зоне, понял?! Таких нигде больше не найдешь... Колись, Седой, я за себя не ручаюсь! Крежень не успел расколоться, голова его, седая и ухоженная, свесилась набок, он потерял сознание от удушья, руки обвисли, с пересеченной шрамом губы потекла по подбородку слюна. - Мразь! - выругался Гуг. И повернулся к Ивану: - Теперь я верю, Ваня, ты был прав, они все ссучились. Да, ссучились и обкладывают меня будто больного, старого медведя в его берлоге. А Ливочку они убили! - Гуг зарыдал. Краски возвращались на его лицо, он вновь превращался в обрюзгшего и багроволицего викинга. Викинга с грустными глазами, но чугунной челюстью. - Ты мог ошибиться, Гуг, - сказал Иван, - причем тут этот порез? - Нет! - Хлодрик сразу осек его. - Никогда, Ваня. Эти вставные ноготки делают из какой-то хреновины, я не знаю, но они всегда режут так, после них всегда шрам светится изнутри, это неземная керамика. Каждый такой ноготок - это метка, Ваня! Их не ставят кому ни попадя. Ай, Лива, Лива моя лапушка, сгубили они тебя, сволочи! - Она что, одна имеет такой ноготь? - резонно вставил Иван. Он не мог допустить, чтобы Гуг в порыве слепой ярости, дикой и не совсем обоснованной, на его взгляд, ревности, пришиб Седого. Ведь Седой одна из немногих ниточек, обруби ее и бодяга будет длиться вечно. Пока не придут... Иван уже сам не верил во Вторжение. Все, что с ним было, казалось бредовым сном. Но был этот бред явственней яви. Крежень осторожно приоткрыл один глаз, потом второй. - Прочухался? - спросил Гуг. Крежень не ответил. - Ну, Седой, выбирай - здесь тебя прикончить иди в другом тихом местечке? - Гуг не шутил, его неудержимо трясло. Много всего накопилось в этом большом и непростом человеке. Иван глядел на него и думал, вроде бы, и знакомый, свой, понятный до мелочей, и в то же время незнакомый, чужой, непонятный. - Когда будешь кончать, Гуг, - просипел Крежень, - вспомни, как мы вместе работали по крейсерам, как я твою пулю в плечо свое принял, как тебя от парализатора уберег... а еще припомни, как первый раз от Европола уходили, как ты наверх лез, а я с Фредом прикрывал тебя, а Фреда, между прочим, пристрелили, Гуг, Ты все вспомни, все! У нас операция была разработана - от и до, понял! А этот тип, - он кивнул на Ивана, - влез и все напортил! А сейчас стучит на меня и на ребят, проверенных ребят, ты же их знаешь, Гуг. Не верь ему! Иван помалкивал, встревать было еще не время. А все надо делать только в свое время. - Сладко поешь, Седой, - проговорил Гуг Хлодрик мягче. - А я жду ответа. Иван отвернулся от обоих. Голой девицы и след простыл. А вместо нее после некоторого промежутка из-за багряных ширм вышел игривой походочкой в полумрак и дым изящный и вертлявый мулатик с завитыми голубыми волосами, весь в кружевах, пелеринках, накидочках и бантиках. Мулатик пел что-то сладкое, пел тоненьким бабьим голоском, жеманничал, вертел задом, томно улыбался, закатывал подведенные глазки и медленно, с упоением раздевался. Гуг с Креженем толкли воду в ступе. Но сейчас им не следовало мешать. Иван поглядывал на мулатика и думал, что понапрасну теряет время. И так, сколько уже потеряно его! Когда мулатик разделся полностью и прекратил петь, из-за тех же ширм вышел здоровенный татуированный донельзя негр, подхватил мулатика на руки, покружил, подбросил, поймал, повертел - будто балерун балерину, а потом, подделываясь под навязчивые ритмы приглушенной музыки, пристроился к мулатику поудобнее сзади и начал под восторженные вопли и похотливое сопение проделывать с ним то, что обычно мужчины проделывают за плотно закрытыми дверями с женщинами. Эта пара имела значительно больший успех в сравнении с красногрудой певичкой. Пьянь неистовствовала, подавала советы, визжала, хохотала... Иван повернулся к "балетной паре" спиной. Ему было плевать на этих ублюдков, здесь еще и не такое увидишь. Пора браться за Седого. - Мне надо туда! - неожиданно резко сказал он. - Куда? - машинально переспросил Крежень. - Вниз! Крежень как-то зловеще усмехнулся. Он уже совсем ожил, будто и не было ничего. Через Иванове плечо он поглядывал на потного блестящего негра и сладострастно извивающегося мулатика, облизывал пересохшие губы. Чувствовалось, что Крежень на что-то решается, но никак не может решиться. - Вниз? - Да, вниз. - Это можно сделать, - Крежень поглядел на Гуга Хлодрика, прищурился. - Делай, как он говорит, Седой, - посоветовал Гуг, - тогда я тебя, может быть прощу. Может быть! Крежень рассмеялся неприятным глухим смехом - почти беззвучным и мелким как горох. Трясущиеся губы его медленно и неостановимо каменели, да и само лицо словно в застывшую маску превращалось - прямо на глазах. Он явно на что-то решился. Но решение это далось ему нелегко. - Ладно, - наконец выдавил он, - вниз так вниз. А не пожалеешь потом, Гуг? - Время покажет. - Хорошо. Крежень чуть привстал и махнул рукой малайцу-бармену, что-то показал на пальцах. - Никакой автоматики, все надежно и добротно, Буйный, как в старые добрые времена, - тягуче завел он, и в его бесцветных глазах появился нехороший блеск, Иван помнил этот блеск еще с недавней венецианской ночи, когда его чуть не отправили на тот свет. - Но помни Буйный, ты сам напросился на это! Вниз так вниз! Их резко встряхнуло, бутылка упала и покатилась на край стола, на нее навалилось что-то тяжелое, вонючее. Створки наверху сомкнулись, отрезая от мира выпивок, ритмов, похоти и мерзости. - А это еще что?! - взревел Гуг, сбрасывая со стола чье-то тело. - Этого сейчас уберут, - заверил Крежень. Он сидел, не шелохнувшись. - Еще миг. Прошло чуть больше мига, прежде чем стел со всеми сидящими за ним и валяющимся внизу бесчувственным телом замер. Иван не ожидал такого поворота дел. Какая-то паршивая, третьесортная харчевня... и система сквозных лифтов? Тут что-то не так. Но разобраться ему не дали. Из тьмы, сразу со всех сторон выступило восемь теней. Держали эти тени в своих руках вещи вполне реальные лучеметы ближнето боя. - Куда эту падаль? - спросила одна из теней. - В утилизатор, - приказал Крежень. Пьяного, случайно провалившегося вниз, в тайную систему подземных ходов, оступившегося совсем не вовремя, зацепили чем-то за пластиковую куртку и утащили. - Ты сам напросился, Буйный, - произнес без тени сожаления Крежень. - И не дергайтесь, эти два места пристреляны со всех сторон, дернуться не успеете. Кроме того проводка... Гуг Хлодрик привстал над своим стулом, поглядел во тьму. - Сесть! - выкрикнули оттуда. - И ты, Бумба? - сокрушенно проговорил Гуг, опускаясь на стул. - А ведь я тебе простил тогда твой донос, эх ты, Бумба Щелкопер! Иван тоже узнал двоих. Теперь глаза привыкли, тени обрисовались четче, зримее, да и откуда-то сверху началось разливаться тягучее, медленное сияние. - Свет не на тебе клином сошелся, Буйный, - пояснил Крежень, - ты, думал, пуп мира?! Мы работали на тебя долго. Но у каждого из парней есть и свой интерес, понял! - Врешь, сука, - озлобился Гуг. - Не свой интерес, все врешь! Ты перекинулся, Седой! А может, ты и был подосланным! Зря я тебя не придушил там, наверху! Крежень злорадно расхохотался, теперь он хохотал, не стесняясь, в полный голос. - Научись проигрывать, Буйный, - наконец сквозь смех прохрипел он. - Ты готовил мне ловушку, а попал в ловушку сам. Не рой яму ближнему своему, ибо в нее и угодишь! Это ты, ты, Гуг, и этот русский, который везде сует свой нос, вы рыли мне яму. А теперь сами в ней. И я не протяну вам руки. - Не протянешь? - Нет! Ты больше не нужен никому, Буйный. Ни Бумбе Щелкоперу, ни мне, ни Толстяку Бону - погляди, как он тебя глазенками сверлит, так бы и прожег насквозь! Даже Сигурду ты не нужен... - И Сигурд здесь? - прохрипел Гуг. - Да, я здесь! - крутоплечий и беловолосый парень лет тридцати трех вышел из полумрака. - Ты нас держал в черном теле, Буйный, а он нам дал все. Новый Свет побогаче старухи Европы! - Продались?! - Гуг был явно расстроен. Иван тоже неуютно чувствовал себя под дулами лучеметов. Но ему было плевать на этих ребятишек, Гугова слезливость могла все испортить, сейчас время работает против них. - С тебя снимут мнемограмму, Гуг, и пустят в распыл. И так ты пожил вволю на этом свете. Сигурд просто сожжет тебя, ты даже охнуть не успеешь. А русского мы помучаем, он нам крепко насолил, настырный тип! - Крежень самодовольно улыбнулся, шрам скривился, исказил лицо страшной гримасой. - Еще вопросы есть? - Где Лива? - Лива работает на нас. - Врешь, сука! - Смотри! Крежень достал из нагрудного клапана черный кубик галовизора, сдавил, поставил на стол перед Гугом. И почти сразу перед ними будто из воздуха выявилась Лива, точнее, ее лицо. Гуг отшатнулся на спинку стула и опять побелел. Это была запись, самая обычная голографическая запись... и все же, лицо прекрасной мулатки, живое, губы блестят, веки дрожат, но почему она так тяжело дышит?! - Я убью его! - со злобой процедила Лива. - Я убью Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного, если он появится на Земле! Убью! И изображение пропало. Гуг неожиданно зарыдал, опустил лицо на сжатые, такие огромные кулаки, спина его сотрясалась от рыданий. Но Крежень не жалел бывшего вожака банды. - И она отвернулась от тебя, Буйный, понял? Ты так долго лез ко мне со своими вопросами. А теперь смекни, может, лучше бы и не стоило любопытничать, а? - Они ли, Гуг! - вклинился Иван и дернул Гуга за плечо. - Это спектакль, Гуг, запись сфабрикованная! - Нет, это она, она... - Гуг захлебывался слезами, он почти не мог говорить. - Но почему... почему у нее глаза пустые? Ваня, ты же видел... у нее пустота была в глазах, пус-то-та?! Понимаешь?! В глазах у Ливадии Бэкфайер и впрямь было что-то нечеловечески пустое, отсутствующее, но Иван решил не развивать Гугову мысль. Он лихорадочно думал, как