Вячеслав Назаров. Силайское яблоко --------------------------------------------------------------- Изд: "Зеленые двери земли", М., "Молодая гвардия", 1978 OCR: Виталий Шпигорь --------------------------------------------------------------- Фантастический памфлет I. ВСТУПЛЕНИЕ Несостоявшийся математик Оксиген Аш стал Корм-чим случайно и совершенно неожиданно для себя. В один из летних дней, прокаленных белым солнцем и оглушенных звоном ситар, двери колледжа захлопну-лись за ним навсегда, и Окси оказался лицом к лицу со своей судьбой. Ничто не предвещало ее величья, а по-тому Окси, следуя древнему завету "Возьми свое, а по-том чужое", набил полные карманы узкими синими яб-локами-скороспелками в маленьком садике и вышел че-рез ворота на центральную площадь столицы. Площадь, обычно пустынная в полуденный час, на этот раз была многолюдна. Планета Свира переживала очередные потрясения, и все, кого не обременяли неот-ложные труды, принимали в событиях деятельное уча-стие. У бочек с красным силайским пивом толпились мужчины, обвешанные оружием. Женщины в белых ко-сынках медсестер предпочитали ледяной сливочный кок-тейль с мятными хлебцами. По мостовой в разные сто-роны проносились бронетранспортеры с повстанцами и служителями порядка. Мальчики-лоточники сновали среди прохожих, предлагая новейшие образцы бесшум-ных пистолетов и пуленепробиваемых жилетов. Голубые девушки из Уличного страхования жизни бойко заключали блицдоговоры. Кто-то где-то стрелял, кто-то кого-то ругал, кто-то за кем-то гнался, кто-то что-то кричал -- все это было красочно, захватывающе и волновало. Но Оксиген шел среди толпы задумчивый и печаль-ный. Исключение из колледжа было для него тяжкой обидой. Ведь он совсем не был глуп -- не глупей дру-гих, во всяком случае, -- но ему отчаянно претила теория. Он чудесно обходился без нее. Он любил яблоки, не испытывая потребности узнать, как и зачем они рас-тут. Он любил мастерить забавные штучки из разнород-ных деталей, но никогда не ведал наперед, что у него по-лучится. Историки называют это качество духовным ас-кетизмом гения. Преподавателям оно казалось ограни-ченностью. Меланхолично жуя яблоко, Окси дошел до Дворца Свободы. Под полуразрушенной аркой главного входа застрял танк, и полицейские гвардейцы вместе с по-встанцами пытались его вытащить. Аш поглазел на дружную, но бесплодную работу и от нечего делать во-шел в правительственный сад. Парк был весь изрыт окопами и затянут маскировочными сетями, из кустов ежевики торчали стволы скорострельных орудий. Пред-ставители враждующих сторон дремали на своих бое-вых постах. Два пулеметчика лениво ругались из-за места под деревом: оба были толстые, оба обливались потом, и оба в равной мере не хотели заниматьпози-цию на солнцепеке. В саду пахло бензиновой гарью, порохом и потом, и Оксиген Аш беспрепятственно прошел мимо двух зеваю-щих охранников в приемный зал к Великому Кормчему Свиры. Здесь было прохладнее и спокойнее. Работал бу-фет, музыкальный автомат наигрывал медленную шору, отравители-профессионалы пили шипучий билу со льдом и делились вполголоса новыми рецептами. На Аша никто не обращал внимания. Даже когда он заглянул в секретный блок-кабинет Кормчего, ему крикнули только, чтобы он прикрыл за собой дверь и не устраивал сквозняка. Сквозняка боялись все. В кабинете Кормчего не было ни души, и это обра-довало Оксигена. Ему хотелось посидеть одному, на-едине со своими невеселыми думами. И поскольку другой мебели в кабинете не было, Окси направился к единственному креслу -- Великому Креслу, запятнанному кровью десятков правителей, продырявленному сотнями пуль, обугленному огнеметами и лазерами, забрыз-ганному всевозможными ядами и кислотами. Он сел в кресло, не ведая, что творит, и вой сирен, включенных датчиками от сиденья, уведомил планету Свиру о приходе нового диктатора. У дверей мгновенно выросла охрана из гвардейцев. Первую минуту Оксиген Аш усидел с перепугу -- он был уверен, что его схватят и накажут за необдуманный поступок. Мало-помалу до него дошло, что, сидя в Вели-ком Кресле, он сам может наказать кого угодно. Для пробы он приказал высечь всенародно математика из колледжа, поставившего ему "неуд". Правда, он забыл назвать свой колледж, а потому все математики всех колледжей Свиры были через час нещадно биты бамбу-ковыми палками на городских площадях. У нового Пра-вителя была крепкая рука. Первую неделю Аш продержался благодаря обилию соперничавших групп на Свире и жестокой конкуренции между ними -- каждая боролась за возможность укоко-шить диктатора и поднять свой авторитет. Они торопи-лись и мешали друг другу. Трое злоумышленников зало-жили под Дворец Свободы термитную бомбу. Все трое оказались некурящими, а прохожих не было видно. В это время во Дворце шла церемония вручения Кормчему памятной зажигалки. В зажигалку была вмонтирована адская машина. Кормчий принял дар и уже поднес его к сигарете, собираясь опробовать, когда террорист-одиночка с крыши соседнего дома выстрелил в него и едва не попал. Кормчий, стоявший у окна, выронил за-жигалку, и коварный дар упал прямо к ногам некурящих злоумышленников. Злоумышленники возликовали и че-рез минуту взорвались. Термитную бомбу нашли маль-чишки и заложили ее под старый фургон, в котором скрывалась ракетная установка, нацеленная на броне-автомобиль Кормчего. В итоге этого дня Оксиген толь-ко порезал себе пальцы. Бинты спасли его на следую-щий день при подписании какой-то декларации, страни-цы которой были пропитаны ядом, действующим через кожу. Яд впитался в бинты, и личный доктор Кормчего, делая перевязку, умер в страшных муках, так и не успев сделать своему высокому пациенту укол цианистого калия. Словом, к исходу первой недели своего правления Оксиген Аш почувствовал некоторую усталость и жела-ние разделить с кем-нибудь бремя власти. Он объявил о создании Союза Особо Преданных Кормчему. К его великому удивлению, на призыв откликнулись весьма охотно. Ряды бунтарей заметно поредели -- многие явно и тайно спешили приобщиться к новому союзу. Начался раскол. Недовольные махнули рукой на Кормчего и стали охотиться друг за другом. Теперь стрельба греме-ла по всей Свире, а в правительственном саду мирно паслись ручные силайские козы с кудрявой розовой шерстью. В пятницу в одной из комнат Оксиген Аш нашел мя-тый клочок бумаги с кривыми строчками: "Дорогой Ок-си! Ты имеешь крепкий лоб, и мы имеем выгоду с тобой дружить. Твой процент -- кресло с высокой спинкой, об-щий восторг и долгая жизнь. Мы тихие люди и не пере-носим шума. Проницательные". Кормчий дважды прочел записку и внимательно ее обнюхал. Никто никогда не узнает, какие великие мысли про-неслись в голове Кормчего. Он аккуратно свернул клочок бумаги и положил в тайный карман, где еще полмесяца назад носил шпар-галки. Конец второй недели Оксиген Аш ознаменовал ука-зом, потрясшим всю Свиру. Он протянул руку своим про-тивникам. Человек по натуре отходчивый, он собрал остатки недовольных в Прайд Исключительно Преданных Кормчему. На такой шаг еще не отважился ни один из многочисленных предтеч Аша. Перед Дворцом собралась ликующая толпа. Женщи-ны и мужчины, старики и дети размахивали свежими вы-пусками газет и скандировали: "Аш наш! Аш наш! Аш наш!" Полицейские гвардейцы, привычно сомкнув за-щитное кольцо вокруг главных ворот, пыхтели и всхли-пывали от желания присоединиться к напирающей массе. Какой-то верзила, оседлав крестовину фонарного столба, завопил: "Отец родной! Аш -- наш отец род-ной!" И когда толпа смолкла нестройно, и уже набрали побольше воздуха груди, чтобы грянуть новый клич снизу пискнуло невидимое:"Врешь, рыжая скотина! Отец отцов! Великий Кормчий!" "Кормчий!!!" -- взревела толпа, и это было имя выс-шей судьбы... К началу четвертой недели с неурядицами было по-кончено.Благосклонная мудрость и воля Кормчего стали прочной основой и гарантиейвсеобщего счастья и довольства. Астоль необходимые и дорогие мятежным сердцам свирян "пики" с успехом заменили ежегодные многодневные карнавалы, где разрешалось использовать не только шутихи и устраивать не только фейерверки. Свободная торговля оружием и боевым сна-ряжением вплоть до гаубиц и реактивных минометов во время карнавалов помогала развеяться после годичных трудов, а заодно и разрешать всякие мелкие бытовые проблемы. Полицейские гвардейцы следили только, что-бы стволы смотрели в сторону, противоположную Двор-цу Кормчего. Но Оксиген Аш не был бы настоящим правителем, если бы остановился на достигнутом. Он постепенно освободил свой народ от тяжкого ярма принятия реше-ний -- он все решал сам. Правда, некоторые утверждают, что он по-прежнему получал таинственные советы на мятой бумаге, но исти-на скрыта за бронированными дверями с электронными запорами. Зато доподлинно известно, что уже в первом своем основополагающем труде "Указания по палеонтологии, психологии и филологии" Кормчий провозгласил, что проницательность во времена Всеобщего Благоденствия является фикцией, а проницательные люди -- фиктив-ными людьми, в связи с чем необходимо вышеназванное слово, на языке свирян, изъять, а всех проницатель-ных -- ликвидировать. По требованию общественности день публикации "Указаний" был объявлен Днем спа-сения. Зримой гарантией вечного процветания Свиры стали "Указания по производству и растениеводству", где Пра-витель установил законы новой экономики. Он доказал, что причиной всех прошлых бед планеты было ядовитое растение чернук. Его выращивание приравнивалось от-ныне к экономической диверсии, а употребление в пищу каралось конфискацией имущества и изгнанием. Свыше двухсот фундаментальных трудов создал Кормчий в считанные годы. Этой титанической работой он заложил краеугольные камни всеобщего процветания и спокойствия. Конечно, такая работа требовала больших усилий, ломки старых, отживших понятий. Но цель оправдывала средства. В поэтичных, полных философ-ских откровений "Указаниях по нужным чувствам и по-лезным искусствам" Кормчий писал: "Чтобы иметь, надо сначала не иметь". Народ Свиры получил возможность денно и нощно цитировать эти (и другие) мудрые выра-жения, размноженные в миллионах экземплярах. И все-таки Кормчий окончательно осчастливил Свиру только на десятом году своего служения согражданам. Именно тогда было начато строительство Великого Стального Кокона, который должен был навеки упрятать всю планету в броневую скорлупу. Строительство тянулось двадцать лет, и получился он с изрядными прореха-ми. Но и здесь цель оправдала средства -- духовному здоровью свирян теперь не грозили никакие залетные инфекции. Шли годы. Космос вокруг обживался. Далекая Зем-ля слала своим поселенцам тяжелые транспорты и мате-ринские наставления. Строительные отряды буравили пу-стоту, соединяя окрестные планеты невидимыми туннеля-ми автоматических трасс. Населенные миры словно протягивали друг другу руки, чтобы вместе противосто-ять убийственному равнодушию космического про-странства. Но ни один транспорт не всплывал из минус-времени около планеты, опутанной стальной паутиной, ни одного отзыва не получали гостевые шлюпы, приглашающие со-седей на новоселье, ни одному скитальцу, терпящему бедствие, не распахнула своего неба Свира... 2. ЗАГАДКА СВИРЫ -- Занятно, крайне занятно. -- Инспектор с неж-ностью погладил свежевыбритую щеку. -- Но кто же сейчас хозяин Свиры? -- Великий Кормчий. -- Простите... Полтораста... Двадцать... Десять... Да еще лет двадцать, не меньше... Что-то около двухсот получается. Сколько же лет правителю? -- Двести четыре с хвостиком. -- Ах вот как... Инспектор Службы Безопасности 8-го Галактического района Иннокентий Шанин искренне старался заинтере-соваться разговором, но мысли его вопреки желанию убегали прочь -- туда, к трем бессонным неделям погони за контейнерами с активированным лютением, которые разлетались по всему району после странной аварии гру-зового поезда. Шанин уже много раз ставил перед МСК ( МСК -- Международный Совет Космонавтики.) вопрос о запрещении провоза лютения. Ему обещали и ничего не делали. И вот результат... Все контейнеры удалось своевременно выловить. А что было бы, попади один такой ящичек в гравитационное поле любой из окрестных звезд? Грузовая трасса в его районе -- лег-комыслие на грани преступления. Теперь это должны понять даже замшелые крабы из МСК... -- Вы не слушаете, Инспектор. -- Слушаю, товарищ Главный. Но я не понимаю, при чем тут я. Свира не входит в наш район, никаких сведений о возможных контактах с нашими у меня нет, я вообще ни одного свирянина в глаза не видел... -- Увидите. Мы в Координационном центре обсуж-дали много кандидатур, но выбор пал на вас. Это, Инс-пектор, директива, а не просьба. -- Выбор? Директива? -- Именно так. -- Какой выбор и на что директива? -- Именно так. -- Какой выбор и на что директива? Я битый час слушаю, но до меня никак не доходит, в чем дело. Что случилось на Свире? -- В том-то и дело, что ничего не случилось. За по-следние сто пятьдесят лет на Свире не произошло ничего существенного. Доходит или нет еще? -- Нет. Главный сердито фыркнул. -- Простите, товарищ Главный, но Инспектор Шанин имеет право на подобные вопросы, -- вступил в разговор сидевший справа от Главного. Ситуация, прямо скажем, необычная, и мне хотелось бы, чтобы все уяснили ее исключительность... -- Арнольд Тесман, директор сектора социальных проблем СДН (СДН -- Союз Дружественных Наций.), -- представил Главный своего спутника. Шанин присмотрелся к высокому гостю вниматель-нее. Тесман ему понравился: немолод, но спортивен лицо моряка, глаза упрямые и добрые, с легкой вызы-вающей смешинкой. С таким можно договориться, отвер-теться от нежданной и непонятной директивы -- разве мало у каждого своих забот, своих проблем, ждущих немедленного решения? А Главный тоже хорош: мало того что приберегает для своего помощника самые голо-воломные задания -- так теперь решил, видно, сдавать его в аренду в другие ведомства... -- Послушайте, товарищ Тесман, у меня есть контр-предложение. Давайте пока оставим Свиру. Жила она в своем коконе полтораста лет -- потерпит еще пару ме-сяцев. А вы поживите у нас. Вы скандинав, судя по все-му. Для акклиматизации могу предложить Ибсен-2 или Григ-8. -- Спасибо за приглашение, но... -- Нет, нет, подождите.Не отказывайтесь сразу. Ведь наш район -- уникальный уголок. Звездный Мон-мартр, так сказать. Основное население -- люди твор-ческие. Живут в буквальном смысле в атмосфере своих творений, на земле своих предтеч и кумиров. Несколько миллионов профессионалов, остальные любители. На лю-бой планете -- полная свобода творческой фантазии... Ничего от вас не требую и не берусь ничего доказывать. Просто полетим вместе, посмотрим, что, где и как. И ру-чаюсь головой -- через месяц Свира с ее причудами по-кажется вам самым ординарным цирком. Тесман посмеивался, глядя в потолок, в полупрозрач-ной толще которого плыли разноцветные пузатые солн-ца и вилась вокруг них серебристая мошкара планет. Даже на этой сугубо деловой карте угадывалось неверо-ятное пространство -- расстояния, покоренные челове-ком во имя жизни. -- Да, Иннокентий Павлович, теперь мы живем про-сторно и можем себе кое-что позволить. Сейчас на Земле около шестидесяти миллионов человек, и это вто-рое превосходит экологическую норму для планет треть-его класса. Земле сделано исключение, но уже сейчас многие считают, что такое положение устарело. А ведь к концу двадцатого века на Земле жило чуть ли не шесть миллиардов человек! Я даже представить себе не могу, как это возможно физически -- ежедневно видеть толпы людей, и совершенно незнакомых людей! Каждый день разные лица... Непостижимо! Шанин энергично кивнул -- у него появилась надеж-да. Но когда Тесман опустил глаза, в них не было ульгбки. -- Однако Свира не цирк и не порождение фантазии неумелого новартиста-любителя. Она существует и про-цветает. -- Ну и пусть себе процветает на здоровье! Разве это плохо? -- Иногда плохо... Материальная обеспеченность плюс духовная нищета -- страшная смесь... История дала немало примеров тому, чем кончается такое "про-цветание"... Мы не можем допустить самоуничтожения целой планеты. Но официальное вмешательство -- край-няя мера. Чтобы пойти на него, мы должны иметь кон-кретные и веские доказательства недееспособности пра-вителя. Иначе В глазах народа Свиры мы будем агрессо-рами и вместо спасения только ускорим трагические события. -- Но, быть может... быть может, рано еще бить тре-вогу? Может быть, свиряне еще сами дойдут до сути? Ведь наших прапрадедов в России в начале два-дцатого века, в семнадцатом никто не спасал. Сами разо-брались. И неплохо разобрались. И еще других на-учили. -- Вы вправе гордиться своими предками. Но как раз история русской революции, история строительства социализма научила человечество братской солидарно-сти. Вы начали первыми и могли первыми наслаждаться коммунистическими благами, так сказать, за своим столом. Но ваши прапрадеды ограничивали себя во всем, помогая другим народам преодолеть трудно-сти переходного периода, оберегая их от врагов. Не так ли? -- Сдаюсь, товарищ Тесман, сдаюсь. Я хотел только сказать -- возможно, на Свире уже есть силы, решаю-щие сегодня те же вопросы, что и мы? И надо им просто помочь? -- Возможно. Возможно, хотя сомнительно. Но тогда тем более на Свире нужен наш человек, способный уста-новить связь революционного подполья с Внешним миром. Шанин задумался. Главный, считая, видимо, свою миссию законченной, подчеркнуто внимательно просмат-ривал бортовые журналы. А Тесман говорил, то ли объ-ясняя собеседнику, то ли думая вслух. -- Правитель... Оксиген Аш начинал весьма традици-онно, и весь его тернистый путь вплоть до строитель-ства Стального Кокона прямо-таки шаг в шаг повторял бурную деятельность всех больших и малых монархов прошлого. Все они доводили свои народы до нищеты... Свира после Стального Кокона была на грани экономи-ческого краха... Только жесточайшим террором Оксигену Ашу удалось удержаться... После целого ряда отчаянно смелых, но безрезультатных покушений он во-обще перестал показываться народу... И вот с этого мо-мента начинается непонятное. Правитель доводит свои полномочия до абсурдных границ. Он решает все сам, правда, ничего не предлагает, но все, что происходит или будет происходить на планете, включая даже такую ме-лочь, как время включения ночных фонарей, зависит от его согласия или несогласия. Ему подают проект, он го-ворит, вернее, пишет: "да", "нет", "отложить". -- Но ведь даже прочесть такую массу бумаг невоз-можно! Не говоря уже о большем... Может быть, он за-менил себя машиной? -- Исключено. Машина может хранить огромный объем информации и оперировать им в пределах про-граммы, но все ее могущество -- на уровне прошлого человеческого опыта. Она способна самообучаться и са-мопрограммироваться, но она не способна изменить свой принцип подхода к материалу, что ли, свою позицию, свою логику. Она не способна думать творчески... Точ-нее, не способна ошибаться... Я что-то сам запутался, но сошлюсь на авторитеты: наши специалисты, анализи-руя данные прослушивания эфира Свиры, заявили твер-до, что логика решений Оксигена Аша исключает вме-шательство электронного компьютера... Но, с другой сто-роны, это не человеческая логика... -- Простите, что вы сказали? -- Я сказал, что специалисты по логическим струк-турам в один голос утверждают, что "Слова Кормчего", определяющиекаждый день существования Свиры, не могут принадлежать ни машине, ни человеку. -- Час от часу не легче... -- Практически это выглядит так -- каждый день газеты Свиры открываются рубрикой "Слово Кормче-го", где перечисляетсявсеодобренное правите-лем накануне. Думать над перечнем небезопасно, да и бесполезно -- его надо немедленно выполнять, о чем за-ботятся соответствующие органы. Так вот, на первый взгляд "Слово" электрический казус, экономическая и социальная бессмыслица. Найти какой-то ключ, какой-то принцип, какой-то стимул этих законодательных "Слов" невозможно... Есть и еще одна особенность, Сви-ра отрезана от мира. Это аквариум. И потребности свирян тоже движутся по кругу. Остановившаяся культура. Отсутствие новых идей -- для них нет пищи, и к тому же они жестоко преследуются. Технический и научный уровень Свиры крайне низок -- все открытия и новинки ограничиваются сферой потребления. "Иметь" -- лю-бимое слово свирян. Неважно что, неважно зачем, не-важно откуда, но "иметь". "Иметь" больше, чем другой... -- Но ведь там же люди живут, а не рыбы! Должно быть какое-то несогласие. Я не знаю, что еще... Как будто другим веком повеяло... -- Действительно, другой век. Буквально. Планета с остановившимся временем. Конечно, там есть недоволь-ные. Некоторым удается бежать. От них -- крупицы сведений, которыми мы располагаем. -- Бежать в космос? -- Невероятно трудно, но возможно. На Свире почти легально существует контрабанда. Правитель и его "ко-ролевская рать" смотрят на нее сквозь пальцы, ибо пользуются негласным каналом связи для своих личных нужд. Полицейская гвардия следит только за тем, чтобы с "внешним" товаром не проникли на Свиру "внешние" мысли... -- Да, рисковая профессия... Но, видимо, игра стоит свеч -- ведь их собственное производство отстало лет на сто... Какие же блага Внешнего мира интересуют свирян больше всего? Или они хватают все подряд? -- Не сказал бы... В основном их интересует чернук. -- Чернук? -- Да, Они увозят на Свиру огромное количество чернука. И еще лекарства. Особую популярность имеют разного рода тонизирующие и геронтологические сред-ства. Еще -- всякая бытовая мелочь и украшения. И это, пожалуй, все. -- Ясно... Вернее, совсем ничего не ясно. Какова моя роль? -- Вы должны, Иннокентий Павлович, превратиться в разведчика. Профессия давно позабытая, но, как гово-рят, окруженная в былые времена ореолом романтики. Скажу откровенно --лично я вам не завидую. Я был против такого варианта, но мои коллеги убедили меня, что иного выхода нет. СДН должен обладать полной и достоверной информацией о подлинной жизни Свиры и, насколько возможно, об Оксигене Аше. Или о том, кто за этим именем скрывается.... -- Неужели вы всерьез верите, что Кормчий не че-ловек? -- Верить, не верить... Свиряне, к примеру, беспово-ротно уверовали в то, что ими правит некое высшее су-щество. Возможно, такая уверенность исподволь насаж-дается сверху, но согласитесь -- при желании можно привести массу доказательств. И поразительное долго-летие, и необъяснимая догадливость, порой даже меня наводящая на мысль, что правителю ведомы случайные зигзаги будущих событий, и нечеловеческая способность к обработке огромных масс информации, и мгновенность решений, недоступная нашему мозгу, и, в конце концов, эта самая злополучная логика -- логика, отличная и от человеческого, и от машинного мышления... Разгадать правителя -- значит разгадать Свиру. Но мы не ставим перед вами такой задачи. Пока она, видимо, выше на-ших возможностей. Ваша задача -- узнать о Свире и о правителе все, что в силах ваших. Никакого вмешатель-ства, никаких действий и противодействий. Только смотреть и запоминать... -- А вы уверены, что я смогу проникнуть дальше первой балки Великого Стального Кокона? -- Уверен. Вся операция продумана до мелочей и гарантирована от опасных последствий. С вами полетит настоящий свирянин, всего несколько лет бежавший от-туда. Он пытался организовать покушение на правите-ля. Он знает все ходы и выходы и поможет вам осво-иться на месте. Его надо только держать под наблюдением: с Кормчим у него свои счеты. Вы высадитесь в Силае. На первое время, видимо, Силай будет вашей базой, и вам легче, чем кому-либо, будет освоиться и ориентироваться в суровой и дикой местности... Неужели остыла кровь пращуров-первопроходцев? Ваш начальник рассказывал о вас другое... -- Ох, товарищ Тесман, хитрый вы человек! И успо-коили и польстили вовремя! Раз все продумано до ме-лочей без нашего ведома, то куда денешься... Но если можно, для справки -- как же все-таки предстанет пред ясны очи полицейских гвардейцев разведчик из Внешне-го мира в компании беглого террориста, разыскиваемо-го по всей Свире? Гвардейцы, конечно, возликуют, а что делать нам -- плакать или смеяться? -- Меня искренне радует, Иннокентий Павлович, что вы уже вникаете в детали будущей операции. О них разговор особый и долгий. Но на первый вопрос я могу ответить и сейчас. На прошлой неделе на соседнюю со Свирой Зейду пожаловали три гостя. Двое из них сейчас в больнице. Несчастный случай. Лежать им еще не мень-ше месяца, и это для них нож острый. Такая задержка вызовет подозрения, конфискацию корабля, расследова-ние, которое на Свире почти всегда равносильно смерт-ному приговору. Третий, в свою очередь, не может вер-нуться один -- те двое автоматически будут считаться бег-лецами, а он -- "перевозчиком". В общем, положение у гостей отчаянное. Мы предложили им взаимовыгодное соглашение -- вместо двух заболевших на Свиру отправ-ляются двое наших людей. Срок -- месяц. Через месяц вы на том же корабле и с тем же сопровождающим воз-вращаетесь на Зейду. Выздоровевшие к тому времени гости, сделав свои дела, убираются восвояси. Гарантия тайны с их и с нашей стороны. Ваши цели гостей не интересуют -- профессия отучила их от любопытства. Они боятся только, чтобы подлог на Свире не обнару-жился, и потому согласны изложить вам такие места из своей биографии, которых не добился бы ни один суд. Остальное доделает пласт-дубляж лиц и свойственные вам артистические способности... -- С чего мы начнем? -- С Бина. Бин -- это кличка. На языке, который вам предстоит освоить, значит "Двойной" или "Двули-кий". Ваш спутник, помощник и консультант ждет вас на Зейде. И лететь туда надо немедленно. Шанин закинул голову к потолку, где по-прежнему плавно, как в причудливом древнем танце, кружились кукольные солнца и планеты, попробовал найти Зейду. Не нашел и встал. -- Я готов. -- Будете заезжать домой? -- Нет.Автопом соберет все необходимое лучше меня. У двери Главный положил ему руку на плечо, за-держал. -- Ты прости меня, Кеша, что я так вот... Но дело-то деликатное, понимаешь? А у тебя получится. Тяжело только будет... -- Главный скорбно пожевал губами: -- Я понимаю, ты вправе обижаться. Без подготовки, без согласования с тобой -- сразу директива... -- Какая директива? -- искренне удивился Шанин. И, поняв, как ловко обработал его Тесман, превратив требование начальства в собственное горячее желание Инспектора, он тихо рассмеялся: -- Хорошая директива! Замечательная! Спасибо вам, товарищ Главный, не то я совсем зачах бы в своем запо-веднике гениев. Надо и самому размяться! -- И, про-пуская Главного вперед, добавил с веселой угрозой: -- Ох и растрясу же я эту Свиру! Как пить дать растрясу. Чтобы не морочила голову честному человечеству... 3. ДРЕЙФ У СТАЛЬНОГО КОКОНА Овальная дверь, нещадно скрежеща, задергалась судорожно, но не открылась: сервомоторы не смогли справиться с толстым слоем инея и льда, намерзшим по периметру. Потом, видно, кто-то очень сильный налег снаружи на ручку. Дверь затряслась, выгибаясь, и вдруг с лязгом и хрустом ушла в стену. В проеме показалась фигура, огромная и неповоротливая из-за толстой мехо-вой куртки и надвинутого на самый лоб остроконечного вязаного башлыка. -- Пригрелись, паучата? Я должен оберегать товар и превращаться в мороженый окорок в этом летающем холодильнике, а они здесь греют зады и шпарят в карты. Великий Кормчий! -- А ты и впрямь похож на силайского медведя Шан. Кличка тебе впору, как обручальное кольцо невесте, -- заметил один из сидящих в пилотской кабине, не оборачиваясь. Другой ловким жестом смахнул с пульта игральную колоду, побарабанил по ней пальцами и развернулся вместе с креслом к вошедшему. -- И вдобавок как две капли воды похож на настоя-щего Шана, которому я так неосторожно проломил че-реп. Он тоже трезвый только ругается, а в подпитии ре-вет своим нутряным басом: "Всем вам висеть на ябло-не!" Зачем напоминать лишний раз? Вот и допелся... А мы тут, милый, не шпарим в картишки. Мы работаем. Я просто прикинул -- напоремся на гвардию или нет? -- Что же вышло? -- Напоремся... -- От того, что мы будем висеть в пустоте, везенья не прибавится. Или ты от карт ждешь разрешения вклю-чить двигатель? -- Не пикай, если без понятия. Мы не висим. Мы па-даем. Падаем на Стальной Кокон, прямехонько в ту ды-рочку, через которую вылезли в свое время. Это наш постоянный ход. Мы его нашли с Шаном и Си-пом, мы его и застолбили. Кроме нас, здесь никто не ходит. -- Ясно. Но ведь на тяге-то быстрей будет! -- Быстро можно только на яблоню угодить. Поли-цейские визиры засекут вспышку за полпарсека. Мы и так выскочили из минусовки чересчур близко. Вспышки при этом, правда, не бывает, но радиоэхо есть. Если ря-дом шастали слухачи -- мы уже на крючке. Так-то, милый. Пилот снова сыпанул колоду на пульт и начал рас-кладывать какой-то сложный пасьянс, прихлопывая каждую карту ладонью и бормоча не то ругательства, не то заклинания. Оттаивающий Шан втиснулся в третье кресло рядом с Бином, с трудом вживаясь в роль Сипа. Сип, судя по всему, был человеком своеобразным, ибо прозвище "Гадюка" надо заслужить. -- И долго еще так? -- Думаю, часа четыре бортового. Скоро уже можно будет разглядеть фактуру Стального Кокона. Бин потер лоб, отчего синие, словно свитые из вен, большие буквы старой наколки "Слава Кормчему" по-розовели. Шанин невольно потрогал свою свежую на-колку -- она еще побаливала. -- Если удачно проскочим щель -- это уже полдела. На посадку уйдет не меньше трех часов, а это значит, что мы успеваем к рассвету совсем впритирку. Но если даже и часок светлого времени прихватим -- не страш-но. Силай не Дрома, в силайских буреломах нас за сто лет не сыщешь. -- Дикий край? -- Добром туда не попадают. Одних ссылают вла-сти, другие сами бегут от властей. Пестрый народ. По-донки, торгаши, уличные головорезы. И все должны дер-жаться вместе -- порознь Силай проглотит, как муху. Силай -- заповедник преступности, для городского жите-ля между словами "силаец" и "преступник" нет разницы. -- Опять не сошлось! -- взвизгнул пилот и запустил злополучной колодой прямо в лобовой экран. -- Великий Кормчий! Зачем я только согласился лететь третьего числа? Ведьма всегда учила меня -- не ставь на тройку, тройка -- твое несчастливое число! А я как полоумный... Надеремся! Напоремся... -- Кончай зудеть, Мож! Хоть ты и "Гнус", но не ца-рапай душу. Что раскис? Раз веришь в приметы -- надо было раньше думать. Ведь вы уже шесть лет втроем летаете -- ты, Сип и Шан. Шесть -- это две тройки, а вас трое -- еще тройка. Целых три тройки! -- И... правда... -- Мож уставился на Шана белыми глазами, которые росли и росли, точно пытаясь вырвать-ся из орбит. И вдруг взвыл дурным голосом: -- О-о-о! О-о-о! Пропади все пропадом! О-о-о! -- Ну, понесло... -- Сип хмуро поднялся, подошел сзади к дергающемуся пилоту и сильно ударил его реб-ром ладони по затылку. Потом неторопливо развернул к себе и влепил две увесистые затрещины. Мож перестал выть, только изредка вздрагивал всем телом. -- Истерика, -- бросил Сип встревоженному Шану. -- Ничего страшного. Реакция после чаки. Не заме-тил, когда он к ней успел приложиться... -- Чака? Что еще за гадость? -- А те семена в зеленых пакетах, что в трюме. На Свире она хорошо растет, но не размножается. Семена завозят контрабандой. Из листьев чаки варят настой. -- Наркотик? -- Нет. Сильное возбуждающее. Полностью снимает чувство опасности. Но зато потом начинается такое... Пробовал я это зелье. Не советую. Даже для изучения жизни на Свире. Мож полез за пульт, нашаривая там что-то и стуча зубами. Сип следил за ним с неприязнью. -- Чака? -- А твое какое дело? -- Сделай лучше успокаивающий укол. -- Катись ты... Тоже доктор нашелся... Видали мы таких желторотых спасителей... Сам себя спа-сай... Он отхлебнул сразу полстакана мутной коричневой жижи и, распаляясь, зашипел: -- Думаешь, я не вижу, кто ты? Мож все видит! Ты из этих, из недорезанных проников... Вот Шан -- свой парень, сразу видно. А ты проник. Вы все на правителя зуб держите. А я за Кормчего любому глотку пере-хвачу! Он допил стакан и вытер губы, победно усмехаясь своему призрачному отражению в экране. "Вот и первый сюрприз Свиры, -- невесело подума-лось Шанину. -- Гонимый и презираемый неудачник, жи-вая мишень, нищий, у которого Кормчий отнял все, кроме права умереть, и тот боготворит правителя, вме-сто того чтобы его ненавидеть". -- Стальной Кокон, -- негромко проговорил Сип. Ничего внушительного Шан не увидел. Свира выгля-дела как и все подобные планеты с близкого расстоя-ния -- ощутимо вогнутая тарелка, и ничего больше. По-скольку на этой половине была ночь, то никаких деталей поверхности или причудливых атмосферных образований видно не было: тарелку до краев наполняло черно-синее густое желе. И, только присмотревшись, на терминанте можно было уловить что-то вроде серебристого пушка. Этот пушок рос и окружал Свиру уплотняющимся орео-лом. На темном круге центральной части проступила сеть светлых прямых линий. Словно марсианские каналы, только погуще. -- Да, в принципе это гигантская стальная сеть, -- подтвердил Сип. -- Она вращается, за пределами атмо-сферы и практически не изнашивается. Крупные метео-ры, конечно, оставляют дыры, но таких камешков не-много. Корабль ее тоже пробьет, но неизбежно взорвется... Скорость! Кроме того, сеть заряжена электри-чеством колоссальной мощи. -- Откуда же энергия? -- Даровая. Из атмосферы. Со Стальным Коконом на Свире навеки кончились грозы. -- А где же патрули и что они делают? -- Внутри сферы Кокона остались десятки бывших обсерваторий, лабораторий и просто строительных спут-ников. На них теперь находятся базы полицейских гвар-дейцев и причалы сторожевых катеров. В космос они почти не выходят -- нет надобности и опасно. Они шас-тают в стратосфере и несут патрульную службу. Счи-тается, что они охраняют планету. Но поскольку никто на Свиру до сих пор нападать не собирался и десантов не забрасывал, бравые пограничники грабят возвращаю-щихся контрабандистов. -- "Пернатыми" зовут пограничников? -- Вообще всех полицейских гвардейцев. Охраняю-щее крыло -- герб полицейской гвардии... -- А кто такие "проники"? -- Проники? А, это ты про Можа... Проник -- грам-матическая хитрость. С тех пор как слово "проницатель-ный" запрещено на Свире, всех представителей этого клана называют прониками. -- Ты сказал -- клана? Так их что -- много? Сип посмотрел на Шанина с искренним удивлением. -- Проников? Добрых девяносто процентов городско-го населения! -- Ничего не понимаю. -- Поймешь. Мож, прилипший к приборам и визирам, махнул рукой. -- Ну все. Вышли на старт. Теперь пора рвать когти... Истерика и возбуждение после очередной дозы чаки прошли, и Мож был снова похож на человека. Только налитые кровью глаза с узкими, как иголочный укол, зрачками выдавали причину его беспредельной отваги. -- Смотри, Шан, и учись. Пригодится. Мы дотопали до нужной точки. Дальше нас все равно засекут, с дви-гателями или без. Поэтому сейчас главный козырь -- скорость. Низко над лесом нас они потеряют: мешает эхо. Значит, надо прорываться отсюда почти до самой Земли на предельной струе, чтобы катера не успели выйти наперерез. А там выручай, парашют и тормозная ба-тарея. Но стукает все равно прилично... Мож положил руки на клавиши и закрыл глаза, слов-но колясь. И Шанину -- вот обратная власть образа! -- тут же захотелось сотворить какое-нибудь заклинание. -- Эх, тетя ведьма, выручай! Пол под ногами дрогнул, и всех троих вдавило в кресла. Неправильное синее пятно впереди, свободное от серебряной паутины, ощутимо прогнулось, поползло во все стороны. Внезапно на корабль обрушился тяжелый удар, че-рез полминуты -- второй, потом третий. После десяти-минутного затишья удары возобновились, но стали сла-бей и чаще. Скоро они перешли в трескотню крупного града и добродушное бормотанье летнего ливня. -- Теперь на Свире осталась только такая гроза, -- кивнул Сип на верхний экран кругового обзора. А гроза была внушительная -- таких Шанин еще не видывал. Ни на своих экстравагантных планетах, ни в космосе. Не было ни традиционных вспышек, ни мгно-венных ветвистых молний. Со всех сторон, откуда-то из-далека, где угадывались острые ребра и пики Кокона, тянулись живые щупальца сиреневого света. Они ловили корабль в свое жадное перекрестье, конвульсивно ощу-пывали его обгоревшую обшивку, пытаясь найти хотя бы маленькую щелку внутрь, не находили и, истончаясь, рвались, чтобы со следующим толчком голубой крови ожить и повторить все сначала. Эта одушевленность действий гипнотизировала, угнетала, лишала воли и сопро-тивления -- щупальцам не было числа и конца, и поиск их казался осмысленным. Они, липкие и холодные на взгляд, тянулись прямо к сердцу, искали сердце, чтобы выпить всю теплую красную кровь и согреться самим. Корабль начал разогреваться. С Шана, в его тяжелой экипировке, уже давно лил пот, но раздеваться в этой электрической каруселипочему-то не хотелось. Шан ругал себя за малодушие и излишнюю впечатли-тельность, но стоически терпел жару. Гроза кончилась, как и началась, -- электрические разряды стали реже и сильнее, и наконец, получив два основательных "пинка", корабль влетел внутрь Кокона. Впереди теперь дышало и ворочалось что-то серое и бесформенное, как закисающая опара. -- Облачность -- это хорошо, -- сказал Сип. -- Для "пернатых" хорошо, -- зло парировал Мож. Они нас видят, а мы их нет. И у нас больше шан-сов ковырнуться со всего маху. Сторожевой катер первым заметил Сип. Он закри-чал, вцепившись в плечо пилота: --Слева, слева! Слева--крючок! В левом верхнем углу экрана разгорался и трепетал красный уголек. Можу не надо было повторять дважды. От неожидан-ности Шанина выбило из кресла и швырнуло влево, на переборку. Когда он поднялся, уголька слева уже не было, зато справа заплясали целых три звездочки. Корабль заме-тался, беспрерывно меняя курс, но красных огней становилось все больше, и узкое горло прохода сжималосьна глазах. -- Бесполезно, -- прохрипел Мож. -- Вниз не пробиться... Выламывая запястья и упершись коленом, он оття-нул штурвал на себя с такой силой, что пластиковая баранка выгнулась. Шанин снова не удержался на но-гах. На этот раз сверху на него упал Сип. Корабль словно догоняя свой огненный хвост, вывертывал вверх' назад, к спасительному пролому. Высота уже начала предательски буреть, и на всем обозримом простран-стве пересекались, образуя правильные квадраты, чер-ные полосы. -- Так... Так... выглядит... небо над Свирой? В круп-ную клетку? -- выдавил Шанин, ворочаясь, в потный затылок Сипа. -- Да, -- отозвался Сип, упираясь ему локтем в жи-вот. -- Но если здесь родиться и не видеть другого, то и оно покажется прекрасным... Перегрузка резко ослабла. Мож почему-то тормозил. -- Я так и знал, -- безнадежно процедил он. -- Мы в бутылке. Они заткнули пробку... Что делать, Шан? Сип и Шан вскочили, чуть ли не топча друг друга. Прямо по курсу полукругом горело четыре красных фа-кела. Вокруг ближнего время от времени рассыпалось оранжевое ожерелье. -- Приказ остановиться... Они нас поджидали, это точно... Иначе такой стае не собраться... Это Горой... Он один знает нашу дыру... Кто-то из наших донес, и он ждал нас... Что делать, Шан? Тот Шан, который сейчас блаженствовал в больнич-ной палате на Зейде, был здесь атаманом, и Мож по привычке ждал приказа от нового, поддельного Шана. -- Прорываться! -- ненависть перехватила горло Си-пу. -- Напропалую, в лоб -- прорываться! Все равно смерть! Здесь есть шанс -- в застенке его не будет. И там будут пытать. Лучше умереть здесь, сейчас. Все равно смерть! -- Тебе -- смерть, -- подтвердил Мож. -- Они тебя сразу раскусят. А я... -- И тебе -- смерть! Ты знал, кого везешь... -- Что делать, Шан? -- в третий раз повторил Мож. -- Прорываться! -- горячо зашептал Сип. -- Идти на таран! Пойми, Шан, у нас нет выхода. Они раскусят час в первую же минуту. Меня шлепнут на месте, по-скольку я уже дважды приговорен, а тебя, как ино-странного шпиона, с триумфом потащат в Дрому. Ты знаешь, как там пытают? Ты будешь молить о смерти, но они будут наслаждаться твоими муками, пока возможно - ведь ты будешь первым настоящим иностранным шпионом, который попал им в лапы. Надо умереть достойно, Шан... Таран, только таран! Шанина страшила не смерть и не пытки -- хотя, как всякого нормального человека, такая перспектива его не радовала. Но он представлял, какой козырь дает он Кормчему своим появлением на Свире, какая разнуз-данная вакханалия клеветы поднимется вокруг него, оправдывая самые черные дела правителя и давая по-вод для крайних мер против всего, что осталось на Сви-ре живого и мыслящего. Как ни тяжело и горько это было, он был готов сказать: "Таран!" Но что-то мгно-венно мелькнувшее в памяти удержало. -- Ты говоришь, Мож, это должен быть Горон? Тот самый, что накрыл вас шесть лет назад? -- Другому некому. Мы задолжали ему, и он решил нас накрыть. Я говорю -- они ждали... Зверюга... Дру-гие вычистят все и отпустят... Хоть телегу оставят... А этот долгов не прощает! -- Что он сделает, если попадемся? -- Что? Конфискует телегу со всеми потрохами, а нас -- за решетку... А там... Эх, тетя ведьма, что же ты со мной наделала?! Шанин знал о Гороне много. Шан, разоткровенничав-шись, рассказывал о нем охотно и зло. Этот елейный суб-майор был грозой и проклятием контрабандистов Свиры. Раньше он служил в Дроме и ходил в "топо-рах" -- в петличках личной полиции Кормчего, -- но непомерная жадность заставила его сменить весьма почетное, но недоходное место в столице на бесславную, но выгодную работу небесного пограничника. Все без ис-ключения "рыцари удачи" платили ему дань. И горе тому, кто забывал об этом долге. Цепкая память суб-майора работала с точностью компьютера. Он помнил в лицо почти всех своих пациентов. Он знал все дыры Стального Кокона и кто через них ходит. Ему было из-вестно, когда и чьи контрабандные "телеги" отправля-ются "на небо". А перекупщики за некоторые услуги до-кладывали ему, кто, что и сколько "добыл на небе". Суб-майор Горон мог бы в один день покончить с контрабандой на Свире. Там, в высших сферах, знали об этом лучше, чем кто-либо. Но никто не отдавал и не собирался отдавать ему такой приказ. Гораздо практич-нее было поддерживать с суб-майором добрые деловые связи. И командир пограничников пользовался ими, что-бы поддерживать и укреплять свое незаконное "дело". Остряки утверждали, что всемогущего бога нет потому, что есть всемогущий Горон... -- Ложись в дрейф, -- приказал Шан. Мож послушно убрал реверс главного хода. Легкая дрожь говорила о том, что двигатели работали, но ко-рабль теперь неподвижно висел над планетой. Мягкий толчок и качанье -- это вышел в пространство стыко-вочный рукав. -- Трусы, -- тихо выдавил Сип. -- Но я живым не дамся... Он вытащил из заднего кармана комбинезона писто-лет, перезарядил и положил в нагрудный -- ведь при-дется поднимать руки. Передумал, засунул его за ши-рокий раструб перчатки. Шанин подошел к нему, положил руки на плечи. -- Я не трус, Сип. Я очень не хочу умирать, но я не трус. У меня есть мысль -- шальная мысль, но вы-бирать не приходится... Надо попробовать. И если не получится... Сип глядел недоверчиво. -- У меня к тебе личная просьба, Бин. У меня нет оружия. Если не получится -- первая пуля мне. Дого-ворились? -- Кончайте шушукаться, -- подал голос Мож. Пол под ногами ушел вниз, потом в сторону. Где-то далеко и глухо царапнул металл о металл. -- А вот и гости дорогие... Стыкуются... Слушайте -- мы ремонтники, рабочие внешнего ремонта, ясно? Сби-лись с маяка, попали не в ту дыру. Ремонтники -- и все тут. До последнего, слышите? Ох, тетя ведьма, пронеси... -- Но Горон же знает вас, как своих детей! -- У нас не принято узнавать друг друга. Такой за-кон... Ремонтники. Двести семьдесят пятая рембаза, яс-но? Она здесь ближе всех. Двести семьдесят пять -- и точка. Больше ничего не знаем... Дверь вздрогнула под ударом, скользнула в стену. В проеме никого не было. Томительная минута показалась годом. Маленький седой старичок в неряшливой черной фор-ме с крылышком на лацкане ворвался в кабину с ра-достной улыбкой гостеприимного дедушки, встречаю-щего долгожданных внуков. -- Вот сорванцы, вот сорванцы, -- причитал он. -- Совсем молодым жизни не жалко, совсем! На такой ско-рости -- и вниз! А потом ни с того ни с сего вверх! Ну, думаю, пришла твоя пора, Горон, не иначе инозем-цы какую-то пакость затеяли! Приготовился грудью, так сказать... Ан нет, тут все свои по обличью... Отлегло от сердца-то... Боится, слава Кормчему, иноземная не-чисть, зубами скрежещет, а боится... Ибо мы -- монолит, один за всех, все за одного... Словом могучая Свира всегда начеку... Ах, сорванцы, сорванцы... Старичок все сыпал и сыпал, заглядывая во все углы, а трое молодцов с грустными глазами бульдогов привычно быстро обшарили "сорванцов" и застыли, упе-рев карабины им в животы. -- А вы, ребятки, наверное, ремонтники? -- Да, высокий, -- растерянно откликнулся Мож и встретившись глазами с Шаном, утвердительно кивнул -- Горон. -- С двести семьдесят пятой рембазы, наверное? -- Да, высокий, -- тупо отозвался Мож. -- Так, так. Сбились с маяка, попали не в ту дыру, наверное? -- Да, высокий, -- едва слышно промямлил Мож. Он начал подергиваться -- к нему опять возвращалась истерика, -- Ремонтнички, значит, сорванцы-ремонтнички... Это хорошо, дырки в Коконе надо штопать... А то некоторые висельники повадились через них на Зейду шастать... Я-то сослепу за таких вас принял. Уж очень вы мне ста-рых знакомцев Можа, Сипа и Шана обличьем напомни-ли. Вы-то ребятки хорошие, а те трое -- мразь. Забыли честь и совесть, долг перед Великим Кормчим забы-ли... Ох, добраться бы мне до них! Уж они бы у меня если не яблоню, то каменный курорт заработали... А вы ремонтники, значит... И за этой дверкой инструмент у вас, да? Взглянуть на него можно, да? Любопытный я страсть до всякой техники... Старичок торкнулся в трюмную дверь -- она не под-далась. -- Туда нельзя. Радиация, -- сказал Шан. Старичок, удивленный его наглостью, обернулся и затрясся в беззвучном дробном смехе, держась за сердце. -- Что... ох! Что ты сказал? Ох, Великий Корм-чий, уморил... Тот мой знакомец Шан, на которого ты похож... ох! Тоже был большой остряк, пока тре-пыхался. Радиация! Ох, сорванцы, сорванцы-ремонтнички... -- Я тоже знал одного суб-майора, Гороном звали. Умнейший был человек, догадливый -- прямо всю душу до дна видел. Так вот, будь на вашем месте Горон, он бы поинтересовался сначала, какой нынче урожай на яблоки и чем пахнет навар с варенья. Тоже любопыт-ный был... -- Как! Я?--Старичок как-то непонятно быстро очу-тился рядом с Шаном. -- Да нет, вы непохожи вроде... Тот догадливый был. -- Высокий, -- проворковал старичок, заглядывая снизу в глаза Шану. Грустный бульдог, стороживший атамана, перекинул карабин в левую руку и зубами подтянул правую перчатку. На сгибе пальцев и ребре ладони выгнулись свинцовые блямбы -- вензеля с кры-лом и буквами "ПГ". "Дешево и рационально, -- мельк-нуло у Шанина. -- Кровоподтеки от ударов выходят как печати. Сразу видно, что били от имени государства, по закону". -- Когда обращаешься к полицейскому гвардейцу, надо говорить "высокий", -- терпеливо повторил ста-ричок. -- Простите, высокий, больше не повторится... Вос-поминания! Старичок моргнул, и Шан влип в переборку -- на этот раз с рассеченным до кости подбородком. -- Чем же пахнет навар с варенья? -- наклонился над ним с ласковой улыбкой старичок. -- Словом Кормчего. -- Шан слизнул с губы кровь. -- С Гороном поделился бы рецептиком... Он бы меня на руках носил... Умел снимать пенки Горон, не в пример тому старому бодливому козлу. Грустный бульдог поднял правую руку, но старичок остановил его. -- А ты и со мной поделишься. Битое мясо мягче. -- Мясо -- да, а колокол, как ни бей, ничего, кроме звона, не выбьешь. Старичок перестал улыбаться и с минуту буравил Шана глазками-шурупчиками. -- Вставай. Говори. -- Душно здесь. Горло пересохло! У меня в трюме пиво холодное... Да только на двоих осталось. -- Я тоже до холодного пива охотник. Пошли, ремонтничек. Только если пиво с пригарью -- не обессудь. Я обидчивый. Хрястнула под плечом Шана трюмная дверь, мяук-нула басом, как рысь в капкане. -- Ну и холодина тут у тебя, дружок. Наверное, весь чернучек подмерз. За такой товар и сотни серебряных не дадут. В отопительных баках сикер? -- Не молоко же! -- Нагло скривил Шан опухшую губу. -- Зейда, -- пнул старичок ящик с плохо отскоблен-ной этикеткой, выглядывающий из-под пакетов прессо-ванного чернука. -- Протовит в ампулах. Добрый то-вар, хоть и синтетика. Настоящего протовита давно нет в природе... -- Протовит -- пшено. Есть почище да покрупнее. -- Покажи. -- Сначала разговор. -- Горон знает дело. -- Так то Горон... Горон запыхтел, сел на ящики. Теперь он не походил на умильного дедушку. Дряблые брыли глубокими складками неестественно удлинили губы, и этот нечело-веческий огромный рот на желтом крючконосом лице будил память детства. Такие одинаковые плотоядные лица были у глиняных божков, что лежали на сувенирных лотках, у развалинкакого-тодревнего храма. -- Не темни, Шан. Выкладывай. Кораллы с Голубо-го Шара? Силун с Дзойси? -- Мелочь. Все это мелочь. --Медвянка из Оранжевого Кольца? -- почти ше-потом выговорил суб-майор. -- Ладно, Горон. Давай в открытую. У меня жень-шень. Настоящий дикий женьшень с Земли. Корни... Горон оглянулся на закрытую дверь, словно там уже стояли "топоры" и черный бронефургон без око-шечек. -- II семена, -- выпустил последнюю пулю Шан. Горон долго молчал, колупая ногтем нитрокраску на ящике. -- Ты гнешь горбатого, Шан. Ты не мог достать женьшень. -- И все-таки он у меня. Корни и семена, годны для посева. -- Ты зря сказал мне об этом. Ты перегнул. Ты, вид-но, на самом деле способный парень, но я теперь не смо-гу отпустить тебя. Живым -- не смогу. Даже с корабля. Даже отсюда, из этого трюма. -- А я и не прошу отпускать. Мне одному не оси-лить. Я предлагаю тебе дело, половина наполовину. -- Половина наполовину? -- Да. Если дело выгорит, ты можешь плюнуть на всех и всю жизнь купаться в серебряных. Ты будешь богаче всех богачей, вместе взятых. И я. Мне тоже хо-чется пожить с прямой спиной. Горон хохотнул и вскочил с ящиков. Он снова запри-читал и заметался из угла в угол. -- Ну сорванец, вот сорванец... Не ожидал от те-бя, ремонтничек, не ожидал... Такой тихий да вдумчи-вый -- и такой недотепа... Ай-ай-ай... Нехорошо... При-дется наказать тебя, сердечного, ой, придется... А то ведь болтливый ты такой, ой, болтливый... Совсем язык без костей... Непохож на Шана, нет... Тот все больше бочком да молчком, ан и с молочком... А ты, не зная погоду, в воду... Сам виноват, ремонтничек, сам... И, подскочив к Шану, переменился враз. -- Половина наполовину, говоришь? Горон будет иметь все! Ты мне не нужен. Я выброшу тебя, как стре-ляную гильзу. Ты не выйдешь отсюда. Я разберу весь корабль на винтики и найду твою захоронку. И продлю себе жизнь годочков на двести-триста. Это почти бес-смертие. Весь товар будет мой, весь! -- Не надо разбирать корабль. Он еще пригодится Можу и всякой мелкоте, вроде него. А нам теперь нель-зя ссориться, Горон. Мы -- как орел и решка у сереб-ряного: один без другого ничто... Шан достал из-под стеллажа обыкновенный крас-ный саквояж. -- Здесь товар. Открой и посмотри. Горон впился в саквояж, пытаясь его открыть. Он не открыл его. Он не открыл его через минуту после вни-мательного и тщательного осмотра. Он не открыл его после возни с кучей хитрых отмычек. Он не открыл его через пять минут, орудуя чем-то, что тщательно прикры-вал корпусом. -- Я понял. Ты перехитрил меня. Если эта штука во-обще открывается, то открыть ее можешь только ты? Шифр? Вместо ответа Шан провел рукой по крышке. Крыш-ка подскочила и захлопнулась снова при первом же дви-жении суб-майора. -- Мы еще не договорились, Горон. -- Говори, Шан. Такие, как ты, мне нравятся. -- Этот товар не возьмет ни один перекупщик Си-лая, так? -- Так. -- С этим товаром засыплется любой перекупщик Дромы, так? -- Так. -- Никто из высоких и высших, которых ты знаешь пли можешь узнать, не сможет купить у тебя всего сак-вояжа, так? -- Так. -- Но охотиться заним, не брезгуя ничем, будет каждый, так? -- Так. -- И если кому-то удастся напасть на след товара или продавца -- исчезнут I! товар и продавец, не так ли? -- Так. -- А можно ли сохранить тайну, доверив ее десят-кам и сотням людей? --- Нет. -- Значит, продавать товар по частям, в розницу ---верное самоубийство для нас и нежданное счастье для какого-либо дурака. -- Слушать тебя, Шан, одно удовольствие. Но я пока не вижу дела, с которого я что-то буду иметь. -- Надо найти человека, который мог бы купить у нас саквояж. Весь товар оптом. -- Таких людей нет на Свире, Шан. Это говорю тебе я, Горон. -- Такой человек есть, Горон. Единственный на Свире. Кормчий. Трудно было предположить, что суб-майора может что-то поразить или испугать. Но Горон вздрогнул. Под-ковообразный безгубый рот его открылся и закрылся, проглотив неведомые слова, а шурупчики-глазки пре-вратились в тонкие иглы. Шанин услышал свое сердце. Словно кто-то в боксер-ских перчатках бил изнутри в ребра. Хватит ли Горона на такое? Или страх сильнее жадности? -- Кто же сделает... это? -- Я. С твоей помощью. Я и ты. Половина наполо-вину. -- А если... -- Не смеши. Ты отлично понимаешь, что рискую только я. Даже если я выдам тебя, провалившись, мне никто не поверит. А если и поверят -- сделают вид, что не поверили: у тебя достаточно ловкости и связей, что-бы выйти сухим из воды. Горон затих. На сухой желтой коже заблестели до-рожки пота. -- Этого не может никто. Немногие могут похвастать тем, что видели Кормчего. Говорили с ним -- еще меньше. Но никто и никогда не являлся правителю без его зова. Таков единственный закон Свиры, который ни-кому еще не удавалось переступить. -- Я буду первым. -- От тебя не пахнет чакой... Ты... ты или сумасшед-ший... или великий человек. -- В любом случае ты не проигрываешь. -- Если я соглашусь... что я должен делать для тебя? -- Для нас. Для Сипа и меня. Мне нужен помощ-ник и телохранитель. -- Он знает? -- Нет. Но он узнает. Ровно столько, сколько нужно. -- Я против. Я не хочу третьего. Помощника дам тебе я. -- Третьего не будет. Сип -- это я. А "помощничка" ты за нами все равно пошлешь, верно, Горон? -- Верно. И не одного. -- Твое дело... Ты даешь нам в Дроме все свои связи среди высших, которые около правителя, с которыми ты имел дело и которые у тебя на крючке. У тебя есть такие. -- Допустим, но... -- Мы скормим им протовит и кое-что из мелочи. Мне и Сипу нужно осесть в столице на какое-то время и оценить положение. Окончательный план и его выпол-нение -- наша забота, тебя она не касается. Ты должен только сделать так, чтобы "пернатые" не путались у нас под ногами... -- Правителя стерегут "топоры". -- Кто их начальник? Горон оторвался от красного саквояжа, и глаза его тоже были красные. Как на аварийных табло, в них высветилась тревога: удивление, подозрение -- и тревога. Шанин понял, что сгоряча задал вопрос, который Шан задать не мог. -- Кто начальник? После прогулки на небо у тебя что-то сдала память, Шан... А чемоданчик у тебя хо-рош... В первый раз вижу такой... Где ты взял его? Или тоже запамятовал? -- Помню! Там, где и товар. -- Ай, сорванец, сорванец! Где товар, говоришь... А где брал товар, это уж, конечно, не вспомнишь... -- Не вспомню, Горон. -- Ай, сорванец, сорванец... Насмешил ты меня, на-смешил... И внука бы моего восьмимесячного тоже бы насмешил... Чего только с памятью не бывает... А как же все-таки чемоданчик открывается, а? Секрет не говори, скажи только суть, а? Принцип скажи, а? -- Я не знаю. Я просто думаю, чтобы он открылся, и он открывается. И перестань ломаться, Горон. На-доело. -- Грубишь, дружок, грубишь... А я вот о твоих со-товарищах думаю. Скучно им. У Сипа в перчатке писто-лет спрятан. Вдруг он со скуки в моих ребятишек палить начнет? Ребятишки у меня нервные. Пришьют на ме-сте -- и одним хорошим человеком на Свире меньше будет... А из-за чего? Все из-за твоей забывчивости, Шан... Только нет, милый, нет! Ты стой, где стоял, за мной не ходи. И саквояжик не трогай, не надо. Неровен час... Ай, какой ты сердитый, Шан, какой серди-тый... И притомился малость, видно, белый весь... По-стой, постой, отдохни маленько... Горон выглянул в дверь, коротко что-то пролаял. В рубке вскинулась и затихла короткая возня. Выстрела не было. Шан успел сделать только шаг к двери. Писто-лет Горона уперся ему в живот. -- Не надо, Шан. Там все в порядке. Береги нервы. Я имею желание согласиться на твое предложение. Хамелеон демонстрировал новый облик. Исчез верт-лявый дедушка-садист, исчез глиноликий божок. Даже убрав пистолет, Горон остался продолжением своего оружия -- точным, молниеносным, неотвратимым. -- И поставим все на свои места. Я мог ответить тебе "да", мог ответить "нет". Ты мне можешь ответить только "да". Это первое. Второе. Я веду игру с умни-ками и с дураками. Но сам я никогда не остаюсь в ду-раках. Поэтому твой чемоданчик -- прости, мой чемо-данчик -- будет у меня, пока не кончится дело. Это из-бавит тебя и от забот по охране, и от искушения поме-нять партнера. Или сбежать со всеми серебряными пря-мехонько в небо... -- Наши серебряные за Стальным Коконом -- пыль... -- Не знаю, не знаю... Но это не меняет суть. -- Но где гарантия... -- Твоя единственная гарантия -- верно служить мне, Шан. Детектива не получалось. Не получалось героя-раз-ведчика, хитроумным планом загоняющего врага в угол. Эта скользкая бестия Горон легко, одним движением снова оказался наверху. Пришла запоздалая мысль о том, что драться против таких их ржавым оружием безнадежно. Они владеют им с рождения. Любая трени-ровка не сможет заменить врожденной способности се-ять беду и зло. Нужно другое оружие -- оружие, о ко-тором эти люди не подозревают. Основанное на ином принципе. Оружие добра. Но что это такое -- оружие добра? Не читать же проповеди этой сочащейся ядо-витой слюной кобре? -- Что-то ты замолчал, Шан. Я не слышу воплей ра-дости. Ведь я же согласился. Ты уговорил меня, Шан. Я даже принял твой дележ -- половина наполовину. Я мог бы... Но я уважаю смелость. Так что же ты про-глотил язык, мой дорогой компаньон? Или... -- Я жду твоих приказаний, Горон. Вынырнул на мгновение дедушка-садист, залился дробным хохотом, поощрительно потрепал плечо Шани-на, умильно зачмокал ему в лицо. И скрылся, спугну-тый жесткой диктовкой Горона-хозяина: -- Мы сейчас перейдем ко мне на катер. Мож вме-сте с кораблем, чернуком и сикером пусть проваливает ко всем чертям. Мне некогда им заниматься. Ты полу-чишь форму и документы полицейского гвардейца -- 1,е "липу", настоящие. На днях мы проводим большую операцию по розыску крупного государственного пре-ступника Канира Урана по кличке Бин. Мы накроем его. Что с тобой, дружок? -- Ничего. Я слушаю. -- В поимке Бина ты проявишь чудеса храбрости. И я отправлю тебя, как героя, сопровождать преступ-ника в Дрому, с рапортом министру государственного милосердия высшему Тирасу Уфо, славному командиру легиона "Слуг справедливости", которых в просторе-чии почему-то величают "топорами". Странно, Шан, что ты запамятовал имя моего дорогого друга Тираса, странно... Тирас примет тебя. Ты передашь ему кое-что. Остальное зависит от тебя. С той минуты тебе придется отрабатывать свою половину доли. А я по-смотрю. Я буду за твоей спиной даже в... Впрочем, ты понятливый малый. -- С пустыми руками мне никто не поверит. Даже правитель. Я окажусь на яблоне раньше, чем открою рот. -- У тебя будет корень. Один корень. Образец. Это все, чем я могу тебе помочь. А насчет яблони... Отлич-ный код! Мы будем называть наш товар "Силайские яблоки". Просто и со вкусом! Никакого повода для по-дозрений и тонкий философский намек... Все мы философы, Шан. Это наша слабость. -- Кто это "мы"? -- Мы -- это мы, милый Шан. Те, от которых не уйти... Да, чуть не забыл: не верь ни одному слову Тираса, пока он не покажет золотой треугольник. Когда покажет -- говори напрямик. Запомнил? Такой вот, как у меня, видишь? Треугольник на цепочке... Замурлыкал востроглазый старичок, подхватил сак-вояж и, пропуская Шана в рубку, подмигнул: -- Яблочки силайские... 4.ДРОМА Весь путь от Силая до Дромы пассажир проспал, и, только когда аэробот пошел в посадочный вираж, он недовольно зарычал. Полицейский гвардеец с вензелем сержанта скрипнул зубами. -- Оставь его в покое. Он опять будет биться. -- Но это я. И я не позволю, чтобы всякая шваль скалила зубы над Бином... -- Говорю, оставь. Ему уже ничем не поможешь. Че-ловек убит в нем давным-давно. -- Но он -- это я, понимаешь, я! Я мог бы стать та-ким, если бы... -- Замолчи. Немедленно замолчи. Иначе я надаю тебе пощечин. Ты сопливый истерик. Ты все погубишь. Не только себя и меня -- все! Пассажир тяжко с подзывом заскулил. Пилоты не успели еще сбросить трап, как прямо по посадочной полосе к аэроботу подкатила закры-тая машина. Из нее посыпались широкогрудые пар-ни в небесно-голубых мундирах. Не обращая внимания на двух "пернатых" коллег, они споро взялись за дело, и через минуту клетка с рычащим и воющим Бином бы-ла уже в машине. Шан долго не мог понять, кто у них старший, пока не приметил рядом с водителем скучного человека с двумя серебряными топориками в пет-лице. -- Окс-капитан, у меня сопроводительный пакет и письмо к высшему Тирасу. Скучный человек протянул из кабины руку. -- Мне поручено передать их лично. Рука нетерпеливо дернулась -- давай. Секунду по-колебавшись, Шан сунул письмо и пакет в ленивые пальцы. Рука исчезла. Аудиенция была окончена. Го-лубые громилы скрылись в кузове. Взвыла сирена, и тяжелый фургон с неожиданной прытью умчался по бе-тонному нолю, оставив растерянных и недоумевающих гвардейцев на произвол судьбы. -- Я не знаю правил этикета в этих кругах, но с точки зрения здешних нравов нас встретили в Дроме сдержанно. Жду ваших ценных указаний, септ-капитан. -- Обалдуй, -- сказал Шан. Они шли с летного поля не спеша -- торопиться им было некуда -- и, полу-чив наконец возможность говорить, не опасаясь быть подслушанными, не находили слов. -- Обалдуй, -- сказал Шан. -- Если бы я знал, что буду из-за тебя так волноваться, никогда бы с тобой не связался... -- Ты волновался за меня? Или за исход операции? -- Не знаю... Я дилетант в этой профессии. Когда я услышал, как ловко тебя обезоружили, а Горон мину-той позже заявил, что Бин в его руках, я, честно говоря, думал только о том, как тебя выручить. Я был уве-рен, что нас раскрыли... И чуть было не наломал дров... -- Да, Горон применил старый прием: выдал за Бина беглого уголовника, сошедшего с ума в силайских дебрях. И начальство это знает. Начальству выгодно быть обманутым -- будет громкий процесс, будет по-казательная казнь -- и да устрашен будет всякий неотвратимостью возмездия! И ко всему прочему новые чины и награды... -- Но такой вариант выгоден и тебе. Тебя уже не будут искать. Нельзя казнить одного человека дважды... -- Выгоден... Ты начал говорить, как Горон. А како-во мне? Наверное, тот, кто сейчас в клетке, был на сво-боде большим подонком. Но его казнят не за это. Его казнят за меня. Я должен теперь ему жизнь, понима-ешь? Они лишили меня права распоряжаться своей жизнью... -- Не раскисай, Сип. Я понимаю -- тебе тяжело. Но ты ничего не исправишь жалобами. Здесь нужно другое... -- Я знаю. Прости. Но что же нам все-таки делать теперь? -- Послушай, Горон проницательный? -- Разумеется. -- Ты все-таки когда-либо объяснишь толком, кто такие проницательные? Что их объединяет? Каковы их цели? Как их узнают? Я только и слышу -- проник да проник, слышу в разных вариантах, в самых неожиданных и взаимно исключающих значениях! Наваждение какое-то! Сип долго молчал, расшвыривая камешки с дорож-ки коваными ботинками. -- Проник... Проник есть проник... Это не вмещается в ваши земные категории. Внешне они неотличимы от всех, они неотличимы от всех остальных свирян. Они бесформенны и всепроникающи. Теоретически они вне закона, каждому разоблаченному пронику грозит смерть. А практически весь государственный, весь администра-тивный аппарат Свиры -- сплошные проннки, потому что доказать, что проник действительно проник, практи-чески невозможно... Они выходят сухими из любых чис-ток, которые устраивает время от времени Кормчий -- они получают награды за усердие, а на яблоню попада-ют те, кто им мешал... -- Заумь какая-то! Много страха и мало смысла. Ты что-то перегибаешь, Сип. Здесь что-то не то. И не так. -- Так, Шан. Просто это сразу трудно укладывает-ся в голове. Мы уже привыкли, а ты нет. Впрочем, уви-дишь сам. Поймешь. И привыкнешь. -- Но как ты все-таки узнаешь, что кто-то проник? -- Спроси что-либо полегче... Как узнаю? Сам не знаю! Конечно, не по внешности. Хотя... Есть что-то, но... Вот стоит ему заговорить -- сразу видно. По же-стам, по поведению, по речи, по какой-то внутренней злой затаенности -- на языке мед, в глазах яд... Тыся-ча мелочей... Трудно объяснить... Ты меня понимаешь? -- Пытаюсь изо всех сил. Но, честно говоря... -- Стоп! Сип приложил палец к губам. Шанин оглянулся, но ничего подозрительного не заметил. Они потоптались у ворот аэрогавани, глядя, как пе-регруженный грузовой дирижабль безуспешно пытается оседлать причальную мачту. Рядом с ними останови-лись несколько зевак, по традиции обсуждающих про-махи пилотов и их шансы причалить в такой ветер. -- Им "пернатые" помогут. У них крылышки, -- ядо-вито хихикнул кто-то за спиной. Шан обернулся. Все с постными лицами смотрели в небо. -- Надо идти в ближайший участок "ПГ" и связы-ваться с Гороном. Пусть он сам разбирается, что к че-му и какого лешего нас бросили посередине дороги... -- Не надо, септ-капитан. Все делается согласно при-казу. Та команда не имела инструкций на ваш счет. У говорящего не было лица. Потом, через минуту после разговора, ни Шан, ни Сип не могли вспомнить наверняка ни одной четкой черточки, ни одной особен-ности фигуры, ни одной броской детали одежды -- какое-то смутное облако, желе,студень с бесцветным го-лосом. -- Кто ты такой? Молчание. Наручные часы, где вместо циферблата -- силуэт топора. Какие-то розовые бумажки. -- Вот ваши места в гостинице и суточные на не-делю. Вас позовут, когда будет надобность. Он растаял в воздухе, не оставив следа. Но еще раньше, едва он появился, растаяла толпа зевак вокруг Шана и Сипа. У жителей Дромы выработалась мгно-венная реакция. -- У меня был один знакомый исследователь древ-ней письменности. Он постоянно тренировал воображе-ние. Нарисует две черточки и пристает ко всем: "Что это может значить?" Что это может значить? -- Только одно -- даже на улице следует говорить вполголоса. А в гостинице -- орать. У них паршивая ап-паратура, работает с искажениями. Глупо влипнуть по вине неисправного магнитофона. -- Думаешь, нас собираются пощупать? Вместо ответа Сип кивнул на такси, которое медлен-но тащилось за ними, явно желая "случайно" попасть-ся на глаза. Они сели на заднее сиденье и молчали всю дорогу, чем весьма расстроили водителя. И только пос-ле остановки Сип вознаградил его, громко воскликнув "Слава Великому Кормчему, высшие умеют ценить пре-данность! "Изобилие" -- лучший отель Дромы. Здесь не соскучишься"... Они стояли со своими провинциальными чемоданчи-ками на тротуаре, не решаясь войти под гулкие своды гигантской пирамиды, составленной из разногабарит-ных полушарий. Поражало мастерство, с которым архи-тектор рассчитал все детали своего нелепого сооруже-ния. Оно должно было развалиться без всякого внешне-го толчка, само по себе, но оно высилось, венчая центр столицы, и высилось, вероятно, не одно десятилетие. -- Нравится? -- Впечатляет. Одна из вершин абстрактного архи-тектурного искусства. Того и гляди сейчас все посыплется... -- Не посыплется. На века. Гостиница -- ровесница Стального Кокона. -- Вот как. А кто архитектор? -- Тише... Об этом не спрашивают. В справочниках говорится, что гостиница построена волей правителя... Подозрительный бритоголовый юноша, тоже заинте-ресовавшийся бетонным десертом, сразу заскучал и отошел. -- Леший их разберет. То ли вправду уличный без-дельник, то ли... Всякие тут ходят... Фойе встретило гостей сладковатым запахом. Боль-шая часть храмообразного пространства была отдана растительному миру -- плодовым деревьям, ягодным кустам, овощным грядкам. Строгие таблички "Руками не трогать" и защитные металлические сетки под током предостерегали, однако, заезжих лакомок от вольного обращения с этим соблазнительным великолепием. У таблички, удостоверяющей, что за барьером портье, гости простояли минут десять. Портье смотрел сквозь их прозрачные тела в глубины, доступные ему одному. Робкие попытки вывести его из каталепсии успеха не имели, и Шан довольно внятно пробормотал: "Сип, здесь нет таблички "Руками не трогать", и я сей-час попробую..." Сип наступил ему на ногу. Тем не ме-нее портье протянул руку -- ленивым жестом, как го-лубой окс-капитан в машине. Розовые бумажки имели волшебную силу. В своем двухкомнатном номере-люксе гости оказались ровно че-рез минуту, слегка обалдевшие от подобострастных улы-бок носильщика, выросшего из-под земли, запаленных вздохов скоростного лифта и магнитофонной скороговор-ки очаровательной горничной, которая оставила после себя аромат нектара и горячий чай с какими-то желты-ми орешками. -- Сказка, -- проворковал Сип, оглядывая безудерж-ную безвкусицу литерного номера. -- Как щедро платит правитель своим преданным слугам! Сто лет не спал на такой кровати... Он плюхнулся на свое необъятное ложе, ловко под-дел матрац и внимательно осмотрел группу пружинных контактов, от которой в ножку уходил красный провод. Потом включил бра на стене. Вместе со вспыхнувшей лампой в настенной стойке что-то щелкнуло и зажуж-жало. -- Для любителей ночного чтения, -- прокомменти-ровал Сип. -- Очень хорошо видно, что читаешь... Они обследовали номер и обнаружили массу не ме-нее интересных вещей: радио динамик, который не вклю-чался и не выключался; странное вентиляционное отвер-стие в потолке над люстрой; сушилку в ванной, которая не сушила, но трещала, как автоматическая кинока-мера. Шанину наконец все это надоело. -- Эти желтые орешки с чаем вызывают отличный аппетит. Не заняться ли нам этим вопросом? Там, ка-жется, есть какие-то талоны в ресторан, который я при-метил внизу... -- Талоны пригодятся на потом. А сейчас с помощью вот этого чека мы должны стать богатыми людьми... * * * Несмотря на рабочий день, улицы Дромы были мно-голюдны, пестры и бестолковы. Человеку, привыкшему к тишине и успокаивающей медлительности современных поселений Большого мира, здесь было нелегко. А Ша-нину в мундире гвардейца было нелегко вдвойне: Дрома кишела "пернатыми", и приходилось бдительно следить за людским потоком, чтобы ответить на приветствие или откозырять самому. Улицы бесконечно петляли, переламывались, рас-ходились зигзагами у подножия одинаковых, как дет-ские кубики, многоэтажных коробок, упирались в не-ожиданные тупики, по ним, вплотную друг к другу, скрежеща и цепляясь бортами, судорожными толчками продвигался чадящий бензиновой гарью автомобильный поток. Порой где-нибудь впереди раздавался вой тор-мозов и хруст сплющиваемого металла. Урчащий кон-вейер замирал тогда надолго, но никакая сила на свете не могла прекратить его движение совсем. Зато людской поток на тротуарах тек безостановоч-но, Каждый прохожий что-то делал на ходу -- жевал, курил, читал, -- и, может быть, поэтому на всех лицах каменела равнодушная отрешенность от окружаю-щего. -- Куда мы все-таки несемся? -- Никуда. Мы уже на месте. Тут можно присесть или постоять без риска быть сбитым с ног... Когда-то здесь был Дворец Свободы -- правительственная рези-денция. По Слову Правителя он был снесен и на его мес-те выстроен Вечный Дворец, увенчанный персональной Башней Кормчего. В ней находится его рабочий каби-нет. А Вечный Дворец отдан исполняющим Слово Корм-чего министерствам. И снова пирамида, но уже не из полушарий, а из не-правильных конусов, опоясавших тонкую свечу башни, зеркальный купол, который поздно вечером и рано ут-ром полыхал языком пламени на сером небе. И та же печать незаурядного мастерства, скрученного и извра-щенного злой волей нелепого заказа. И скульптура у главного входа: юный бог в куртке с надкушенным яблоком в руке. -- Правитель в ту великую минуту, когда он заду-мался о судьбе Свиры и принял решение взять на плечи бремя Кормчего... Ну как? На что похоже это со-оружение? -- Похоже на то, что гостиницу "Изобилие" и Веч-ный Дворец строил один и тот же архитектор. -- Тот же? Нет... Но... Разве есть сходство? В чем? -- В характере. Во взгляде, что ли. В мастерстве... Словом, если это не он, то его ученик. -- Да... Сип долго молчал, разглядывая дворец, словно ви-дел его впервые. -- Да... А ведь действительно... А ты зорок, Шан. Дворец строил сын того, кто поставил злополучную гос-тиницу. -- И он плохо кончил? -- Да. Можно мне задать тебе вопрос без околич-ностей? -- Разумеется, Сип. -- Что ты собираешься делать? -- Сейчас? Продолжать прогулку. -- А завтра, послезавтра, через неделю? -- Наблюдать, запоминать, анализировать. -- А действовать? -- И действовать. Во всех детективных романах, ко-торые я специально проштудировал перед Свирой, го-ворится, что главное в профессии разведчика -- дедук-тивный метод. Действие -- частность, а частное по де-дуктивному методу должно выводиться из общего. Сле-довательно, чтобы действовать, надо основательно побездействовать. -- Ты все шутишь. Тебе все это кажется пока забав-ной игрой. Не спорь. Ты попал в прошлое, в пройденные вами века. И ты не прочь подурачиться, уверенный, что завтра вернешься в свое время. А ведь Горон ждет, ко-гда ты проникнешь к правителю. И он не будет ждать бесконечно. И он не любит шутников. -- Хорошо, давай серьезно. Мы работаем не для Горона. И если говорить откровенно, я вообще не соби-раюсь встречаться с правителем. Потому что меня и мо-их друзей интересует не то, каким образом этот древний хрен сумел себя законсервировать на двести лет, а то, каким образом Свира так долго держится на краю неизбежной пропасти. Уверен, что правитель не выложит ответа даже за женьшень. Придется докапываться самим, изучать производство и распределение, понять по-ложение и взаимоотношение всех классов и прослоек общества, оценить настроение и степень зрелости на-рода... -- Для этого надо прожить здесь две жизни... -- Чтобы уловить общее -- нет. Иногда его мож-но почувствовать сразу, на одном дыхании. Как по-везет. И как смотреть на все, что происходит вокруг. Ты здесь родился, ты ко всему привык, многое про-ходитмимо твоего внимания. Глазпостороннего зорче. -- Возможно... Но меня интересует одна частность -- собираешься ли ты посещать правителя? -- Пока нет. Пока это просто невозможно -- мы сто-им перед глухой стеной, и эта стена неприступна. Нуж-но найти хотя бы какой-то дефект в этой стене, дыру или щель, и только тогда... -- А если я знаю такой дефект? Шан внимательно посмотрел на Сипа. Сип выдержал взгляд. -- У тебя завелись от меня секреты, Сип? -- Нет. Не завелись. Этот секрет был со мной все-гда. На Свире, на Зейде, на Земле. Но этот секрет я открою только тому, кто поможет мне выполнить клятву. -- Какую клятву? -- Судить Великого Кормчего. -- Убить? -- Нет. Судить. И приговорить к смерти, И привести приговор в исполнение. Чтобы это не было убийством, нужны хотя бы двое... Да, еще Тесман говорил, что у Бина свои счеты с правителем. И вот теперь... Отговаривать бесполезно. Согласиться на соучастие нельзя. Остаться в стороне нечестно. Обманывать подло. -- Когда и кому ты дал клятву? -- Не надо об этом, Шан. Я забыл, что ты человек Земли. Что ты просто наблюдатель. Что для тебя все наши горести и беды не более как трудный ребус, ко-торый надо решить, научный казус, который надо объ-яснить. Я забыл. Прости. Я не оставлю тебя, пока... Словом, забудем этот разговор. Я ничего не спрашивал. -- Бин... -- Я Сип. Прежний Сип. Твой Вергилий. -- Жарко. Давай выпьем пива... Они остановились под зеленым навесом против рыб-ного магазина. Пожилой гвардеец с жезлом дружелюб-но им улыбнулся и подвинул кружку, освобождая место за столиком. Улыбка в Дроме -- явление редкое, и Шан улыбнулся в ответ. -- Дежуришь? -- Разве это дежурство, септ-капитан? Хочешь -- спи, хочешь -- пиво дуй. А вот я работал в Олоне, воздушные верфи там -- вот где действительно держи ухо востро. Известное дело, работяги -- у них свой закон. Дер-жатся один за одного, косяком -- с ними лучше не свя-зываться... Пиво было, что называется, на любителя -- цвета спелой малины, горьковато-сладкое и почти без пены. Шан взял три кружки -- себе, Сипу и говорливому блю-стителю порядка. -- Благодарю, септ-капитан. Многовато будет... Ну Да ничего, мне уже через час меняться. -- А ты за свою жизнь в разных местах бывал, на-верное? -- Да, помотался. Я все больше по охране, для стра-ха стою. Так не стало страха теперь, даже Вечного Дворца не боятся, шалый народ стал. -- А почему, как ты считаешь? -- От жиру. Я говорю -- от жиру. Заелись, на пра-вителя обнадежились. Он, мол, благодетель, всех накор-мит. Я последнее время в глуши, в Трижах существо-вал -- молодые затерли. Так и там дикари, обезьяны земляные, только и могут, что свою сатуру крупноплод-ную сажать да выкапывать. Так и эти. Не хотим по шестнадцать часов работать, хотим по десять. А этого не хотите? Заметно приободрившись, ветеран грозно потряс жез-лом, как боевой дубиной. -- А сюда меня сын перетащил, слава Кормчему. В "топорах" у меня сын... Здесь благодать. Конечно, тоже как когда... Что-то стряслось в рыбном магазине напротив. Крик возмущения и боли, звон разбитого стекла, шум свалки, снова крик -- тот же голос, но сдавленный, зовущий на помощь, ругань, глухие удары, снова звон стекла... Гвар-деец поскучнел и прислушался, не спеша, однако, до-пивать свое пиво. -- Опять что-то не поделили... Вот народ! Всего вы-ше горла, лопай -- не хочу, так нет, каждый в рот со-седу смотрит. Зависть, зависть... Не люблю драк. Ни-когда не поймешь, кто прав, кто виноват, все хороши... Пакость одна... Шанин почувствовал на себе хмурый изучающий взгляд Сипа. Ему стало неуютно. Никаких действий -- это легко приказать. А если бьют женщину? Ребенка? Ты чужой, тебе все равно -- утверждало молчание Си-па... Нет, дорогой. Очень не все равно. Очень. -- Надо прекратить это. -- Шан одернул ремень. -- Пойдем, дежурный. Они не успели. Кто-то мелькнул в дверях, пытаясь выскочить на улицу, его перехватили, ударили спиной о притолоку. Руководил боем коротышка в кожаном фартуке. Уви-дев гвардейцев, он бросился к ним, крича: -- Это проник! Он оскорбил Великого Кормчего! Он сказал про него такое! Тротуар опустел мгновенно. Ни избиения, ни свиде-телей -- жара, звенят ситары, недопитое красное пиво на столике -- и неподвижное тело на тротуаре, лишь от-даленно напоминающее человеческую фигуру. Шанин предполагал в этот день съездить куда-либо на окраину, например в рабочий пригород Дромы Сил-ку. Было еще рано, до Силки часа три езды экспрес-сом, и они вернулись в гостиницу. Возвращались в от-крытом автобусе, который немилосердно дергало в рит-ме бесконечного автоконвейера. Люди стояли и сидели, отрешенно жуя, и согласно качались в такт рывкам. -- Ну как дедуктивный метод, -- спросил Сип, ис-подлобья поглядывая на Шанина. -- Помогает? Шан потер лоб. -- Плохо помогает? -- Поможет. В свое время. А завтра мы с тобой должны разыскать вот этого человека. Зовут его... * * * -- Мос Леро... Чтобы разобрать витиеватую надпись на почернев-шей медной пластине, пришлось включить поясной фо-нарик. Шан махнул рукой таксисту, тот, круто развер-нув машину, дал полный газ, и через полминуты только серая пыль висела над петлей накатанной дороги. -- Даже фары не включил. Еще врежется где-нибудь. Внизу уже совсем темно. Чудак... -- Кто знает, Шан. Может быть, это мы начудили, отпустив машину раньше времени... -- Не думаю. Хотя, если хозяин подстать своему логову, думать о приятном отдыхе вряд ли придется... Они звонили у бронированной калитки, врезанной в крепостной кладки каменную стенку, добрых пять минут, но за калиткой и за стеной царила нежилая ти-шина. -- Однако, Мос Леро рано ложится спать. Вилла пряталась на дне горной впадины, словно в стакане с отбитым верхом -- полупрозрачные острые ребра кварцевых пиков перекрывали все подходы к ней. Лишь по единственной узкой расщелине выползала на-верх дорога. Все ее замысловатые петли просматрива-лись от виллы, как с вертолета. -- По-моему, этот Мос -- атаман разбойничьей шайки. Иначе зачем ему такое странное лежбище? -- Не знаю, Шан. В Дроме у него вполне ординар-ная квартира и, если верить соседке, приличная репу-тация... Разыскать Моса Леро по адресу, данному Гороном, не удалось. Его не оказалось дома, а словоохотливая со-седка не знала, куда он уехал. Помогла хмурая консьержка. Она проводила гвар-дейцев медленным взглядом до самых выходных дверей и уже в спину пробубнила негромко: -- К Мосу, что ли? Давно пора... В Лаане он, где ж ему быть в субботу... На Синей горе вроде дача у него... До местечка Лаан было не больше часа езды, но ав-тобусы туда почему-то не ходили, а разбитные таксисты, готовые мчать хоть в преисподнюю, от слова "Лаан" сразу скучнели, а стоило упомянуть еще Синюю гору... Словом, только к концу дня Шану с Сипом удалось уло-мать какого-то бедолагу за пятикратную цену. Машина долго кружила по каким-то окраинам и выбралась на лаанскую дорогу далеко за городской чертой, но по шоссе водитель погнал с такой скоростью, словно от стрелки спидометра зависело спасение его души. Судя по всему, на Синей горе он бывал не раз. Такси уверен-но выкручивалось из опасных горных виражей. Но оста-новился он не у самой виллы, а метрах в двухстах от нее и подъехать ближе отказался. -- Теперь наш друг уже на шоссе. Зря мы его от-пустили... Шан снова нажал кнопку. И тогда калитка ожила. Нет, она не открылась. Ее шероховатая поверхность не шелохнулась, но на уровне глаз с тугим щелчком про-резалась треугольная бойница. -- Кто там? -- Нам нужен Мос Леро. -- Его нет, он уехал. -- А кто с нами говорит? -- Служитель. -- Значит, уехал? Жаль. А то вот его старый друг Горон велел передать ему письмо и долг в тринадцать серебряных. -- Что вы сказали? -- Горон велел передать Мосу Леро письмо и долг в тринадцать серебряных. Калитка молчала добрых две минуты, прежде чем исторгла новый неуверенный вопрос: -- А я... Я буду иметь письмо? -- Нет. Белено передать его лично твоему хозяину. Снова молчание. И снова дрожащий голос: -- Я Мос. Мос Леро. Давайте письмо в щель. -- Э нет, так не пойдет. Докажи, что ты Мос. -- Письмо должно быть в красном конверте с буквой "м" в левом верхнем углу. -- Это другое дело. Пожалуйста. Шанин свернул конверт трубочкой и сунул в бой-ницу. Бойница тотчас захлопнулась. -- На атамана не тянет. Трусоват больно, -- прошептал он Сипу почти весело. Сип неопределенно пожал плечами. Солнце давно зашло, но вечные скрещения Стально-го Кокона еще светились тусклым малиновым накалом. Небо было иссиня-черного цвета, и голубым детским шариком светилась на нем Зейда, маленькая луна Свиры. Она почти не освещала окрестность, на пиках полы-хали грозные отсветы стали, но она была, она светилась, напоминая Шанину о том, что есть Большой мир, где по-другому живут и поют... В лицо ударил прожектор, а через десяток секунд щелчок возвестил, что калитка снова ожила. -- Я вас вижу впервые. Я вас не знаю. -- Меня зовут Шан, его Сип. В письме написано, что, кроме долга, мы передадим тебе предложение при-нять участие в сбыте силайских яблок. -- Ладно. Входите. -- Выключи ты этот светильник! Ничего не видно! -- Идите прямо. Рука Шана попала во что-то пухлое и влажное, и это пухлое потянуло за собой прямо, направо, налево -- прожектора уже не было, но перед глазами плыли раз-ноцветные круги, лишая возможности если не видеть, то хотя бы ориентироваться в полутемных пространствах. -- Садитесь. Кресла под вами. Пелена рассеялась, открыв небольшую скромную комнату с тремя узкими стрельчатыми окнами, распах-нутыми в сад. Вечерний ветер тормошил простенькие пестрые шторы. На некрашеном раздвижном столике стоял запотевший пузатый кувшин с молоком и три ста-кана. Из плетеной корзиночки торчало три больших ломтя черного хлеба. Сип сидел по другую сторону стола. А в центре си-дел Мос Леро. Его кругленькое тельце перепачканно-го детского пупса без конца вздрагивало и порывалось подскочить на плетеном стуле, предугадывая малейшее желание гостей. В нем все было чуточку чересчур -- че-ресчур честные глаза, чересчур жизнерадостный румя-нец, чересчур широкая улыбка, чересчур искренний голос: -- Я человек простой, без претензий, родился в глу-хом селении, так сказать, от земли... Очень устаю в Дроме -- сутолока, гром, чад... Хочется тишины, одиноче-ства, свежего, так сказать, дыхания... Присмотрел вот себе ложбинку с конурой... Нет, строил не я, досталась по случаю -- за свои, конечно, серебряные... Но недоро-го, слава Кормчему -- по государственной цене распро-дажа конфискованного имущества... И каждую суббо-ту -- сюда, в конурку свою... А что у калиточки вас за-держал -- не обессудьте. Места дикие, безлюдные -- не ровен час... Всякие тут шастают... -- А шастают? -- успел врезаться Шанин. -- Шастают, шастают, ой, как шастают... В прошлую субботу, соседа там вон, за той горочкой, подожгли... Вы-скочил, а в него из пистолета... Хорошо, что в доме друзья были, там целая перестрелка была, еле отби-лись... А домик сгорел... -- Кто же стрелял? -- А ведьма их знает... Ушли все... Может, дружки хозяев бывших, может, другой преступный народ... А вы ехали -- рисковали: не любят здесь "пернатых", в мун-дире особенно, -- пуля невесть откуда прилетит... Рис-ковали, рисковали... И срочность такая была, наверное, да? Убываете куда -- в Дроме проездом, да? -- Проездом, Мос. Горон передает тебе твою посто-янную долю. -- Должок, Шан, должок... -- Твою постоянную долю, Мос. И с условием. Шан достал из-под стола маленький красный чемо-данчик, с которым приехал. -- Вот... Вот... Вот... По мере того как на столе появились ампулы с протовитом, пакеты прессованного чернука, булькающие банки сикера, золотые и серебряные амулеты, честные глаза Моса заволакивала сладкая дымка. -- Ах, Горон, Горой... Нет, старая дружба не ржа-веет... Кажется, что общего: я, маленький человек, -- и Горон, орел, повелитель "пернатых"... А не забывает Мо-са верный товарищ, не забывает... Говорят про него вся-кое, обижаются некоторые, а я думаю -- зря. Большой души человек Горон и честен, и справедлив, и нежен где-то... А жестким бывает иногда -- профессия такая: за-щитник, сторож нашего неба. Он и в "топорах" орлом ходил, как же... Я трусоват, характера не хватает, вот и копаюсь в низине жизненной, а Горон -- храбрец, он весь в небе, всегда на высоте... И все ж не забывает нас, бескрылых, для земли приспособленных, шлет от широты души... -- Теперь условие, Мос. Ты должен помочь нам. Нам -- значит, Горону. Ясно? Мы -- это Горон. Так должно быть сказано в письме. Так? -- Сказано, сказано... Но я человек маленький, я всей душой, только... -- Ты должен устроить нам встречу с Тирасом. Глаз в глаз. И как можно скорее -- завтра или после-завтра. -- А зачем вам Тирас? -- Ты чересчур любопытен, Мос. -- Не знаю, не знаю... Тирас -- министр, второе лицо на Свире, правая рука Кормчего, а что я? Червяк! Как я могу приказывать Тирасу? Меня даже не пустят к не-му! Нет, не по силам мне, не по силам... Рад бы услу-жить старому другу Горону, за подарочек отблагода-рить, но... Не смогу, не смогу, что другое, а это не смо-гу... Конечно, если попросить, раскошелиться... Да и то вряд ли... Конечно, если Горон не постоит за расхода-ми... Так это еще столько же надо... -- Ты загнул, Мос. Столько же -- чересчур. Не про-глотить. Плохо будет. Половина -- куда ни шло. Еще половина! -- Да разве я себе? Я же для людей, мне самому ничего не надо. Тирас ведь, не пешка какая. И сроч-ность к тому же. А вдруг Тирас заупрямится, спросит -- зачем я им нужен? Что я скажу? -- Мос, ты получил хороший подарок от Горона. Тебе показалось мало. Я добавил еще половину -- от себя... -- Я не вижу второй половины... -- Вторую половину ты увидишь после того, как ска-жешь, когда и где мы встретимся с Тирасом... -- Тирас не пойдет на пустой крючок. Я должен пе-редать ему предложение. А что я ему скажу? У Шанина пересохло горло. Не спрашивая разреше-ния, он налил себе полный стакан ледяного молока. Мос услужливо пододвинул хлеб, и это окончательно до-конало Шана. Он отставил стакан. Резиновый пупс был неуязвим. Он мгновенно вывертывался из любых поло-жений. И радужная улыбка по-прежнему цвела на его ярко-пунцовых губах. Сип тоже ухмылялся, наблюдал за поединком. И Шан пошел последним козырем -- су-нул прямо под горбатый мосовский нос корешок жень-шеня, похожий на голенького гнома. Мос вздохнул и забыл выдохнуть. -- Это не тебе. И не Тирасу. У вас не хватит сереб-ряных, чтобы отколупнуть полкусочка с этого корешка. Это для Великого Кормчего. Ты понял, какая идет игра? Мос перестал ухмыляться и отодвинулся от стола, чтобы были видны обе двери, ведущие в комнату, и как бы невзначай положил руку на пояс с пистолетом. -- Но зачем... зачем вам... зачем нам... нам... Тирас? -- Может, ты сам проведешь нас к правителю? -- со всем возможным сарказмом отпарировал Шан, беря ре-ванш за час изнурительного словоблудия. -- Сам -- без Тираса? Но Мос подскочил, не обратив внимания ни на из-девку Шана, ни на позу Сипа. Он покатился к внутрен-ним дверям, возбужденно подпрыгивая и одергивая де-шевенькую клетчатую пижаму, распахнул их настежь и закричал тоненько: -- Лира! Лирочка! Вставай, детка, мы стали с тобой за счастливых людей -- мы имеем дорогих гостей! Чудесные воспитанные люди! Вставай, мое солныш-ко, мы будем праздновать их визит! До самого утра! И он воздел свои бескостные ручки, приглашая гвар-дейцев внутрь дома. За толстыми дверями двойной доски открылся иной мир. Огромная паукообразная театральная люстра, от-свечивая масляным золотом я позванивая хрустальными подвесками, с варварской щедростью высвечивала каж-дый уголок антикварного интерьера: инкрустированный перламутром и розовой слюдой потолок; застывшие волны парчовых портьер, за которыми неярко мерцало золотое плетенье противомоскитных сеток на окнах; ле-бяжьего пуха кресла на мешках-копытцах: древние, руч-ной работы ковры, которые сделали бы честь любому му-зею, старые картины -- подделки под земных художни-ков и местные шедевры, собранные, правда, не из-за живописных достоинств, а как иллюстрации к мифологи-ческим сюжетам; несколько огромных фолиантов в пере-плете из красного сандала с золотыми застежками, разностильные пуфики, качалки, лежанки, кушетки; медвежьи шкуры, вокруг низкого, едва в локоть высо-ты, необъятного круглого стола из черного эбенового де-рева, хрустальные вазы и кубки; тонкий, как папиросная бумага,фарфор узкогорлыхкувшинов; майолика, резьба по кости, серебряное тиснение, тонированное чернью... -- Это тайна моего сердца, высокие, Я имею это не для того, чтобы жить, а живу, чтобы иметь это. У всех свои слабости, высокие. Тишина, свежий воздух, краси-вые и ценные вещи... Вдали, так сказать, от грубого гла-за человеческой зависти... Зачем лишний раз дразнить соседей, напоминать им, что они неудачники, просто-фили, недотепы? Здесь в каждой вещи -- мой подвиг, моя борьба, моя месть и победа... Месть и победа, о ко-торых не знает никто... Ну как? -- Потрясающе. Даже мороз по коже. -- Если бы я сказал тебе, сколько это стоит, тебя бы сожгло пламя, Шан. Но я не хочу твоей смерти. Вы мои гости, и мы будем праздновать. Ты поймешь, что с Мосом можно делать дела... ...В Дрому возвращались на рассвете. Под обшарпан-ным капотом неказистой машины Моса оказался новень-кий супермотор двойной тяги, а под задним сиденьем -- станковый пулемет. Все четверо оживленно болтали о погоде и летящих мимо пейзажах. Дрома еще спала. Тишину нарушали только всхлипы дворницких щеток да урчание мусоросборщиков. Мос высадил гвардейцев за квартал до гостиницы. -- Нечего мозолить глаза... Значит, как договори-лись, Шан: встречаемся сегодня в три на Большом ип-подроме, ты имеешь с собой вторую половину подарка, а я -- место и время вашей встречи с Тирасом... Я при-ду после начала скачек и сам найду вас. Я подсяду не-заметно... И, уже собираясь трогаться, снова поманил Шанина пальцем. -- Тираса я вам обеспечу -- это точно... Берите его за рога... А если не выгорит -- не беда... Я человек ма-ленький, но я кое-что могу. Вам без Моса не обойтись, потому что даже Высшие и Высшие из Высших не быва-ют там, где бывает Мос... Мос Леро, старший техник Вечного Дворца... 5. ЛЕГЕНДА О ТАЙНЕ До начала скачек оставалось минут десять. Шанин разглядывал трибуны Большого ипподрома. Привыкший к пестроте и буйству земных ипподромов, он не без удивления отметил благопристойную тишину под солнце-защитными тентами и обходительную неторопливость болельщиков. Присмотревшись, он понял причину: здесь не было молодежи, трибуны не спеша занимали люди за тридцать и далеко за тридцать -- чаще все разряжен-ные по воскресному зрелые семейные пары с выводками разновозрастных малышей. Они проходили на свои мес-та, груженные пакетами, основательно устраивались и начинали немедленно что-либо жевать, озираясь и с чув-ством собственного достоинстваприветствуязна-комых. -- Это место свободно? -- Свободно, -- опередил Шанина Сип. Шанин толк-нул его под бок: разве Сип забыл, что место для Моса? Сип успокаивающе кивнул -- знаю, мол. Болельщик, ищущий места, повел себя странно. Вме-сто радости на его лице появилась тревога. Он подозри-тельно оглядел гвардейцев и задом стал выбираться из ряда. -- Что с ним? -- Все правильно. Психологический этюд. Если бы я сказал "занято", этот тип немедленно бы уселся, до-казывая, что надо приходить вовремя и неизвестно еще, придет сюда вообще кто-нибудь. А если говорят "сво-бодно", свирянин задумывается: почему все места за-няты, а это свободно? Значит, или гвоздь в сиденье, или ножка скамьи сломана, или еще какой подвох. И пред-почитает разыскивать другое место. Так что не беспокойся -- теперь, кроме Моса, к нам никто не по-дойдет. Ипподром заволновался, зааплодировал. Многие повскакали с мест. На травяную дорожку выходили опоя-санные лентами и увешанные медалями участники, та-ща за собой на серебряных уздечках упирающихся дву-горбых козлов. Эти косматые монстры пустыни, кроткие в покое и смертельно опасные в ярости, часто потряхи-вали рогами, способными одним ударом переломать кос-ти песчаному тигру. Они привыкли к своим хозяевам, присутствие посторонних одновременно пугало и беси-ло их. Ожили тарелки медных радиодинамиков: -- Внимание! Внимание! Через несколько минут вы станете свидетелями исторического события -- вы уви-дите финальный этап пятьдесят первого первенства пла-неты по скачкам козлов. Это древнее, истинно свирянское мужественное состязание, как известно, проводится раз в три года. Вспомним с уважением имена "Караба" и "Ярис" -- они создали теорию этой игры, вспо-мним их последователей -- они среди всеобщего непонимания претворяли теорию в практику, вспомним с бла-годарностью высокое Слово Кормчего -- оно сделало скачки козлов неотъемлемой частью нашего отдыха! Скольких людей прославило это достойное занятие в прошлом и настоящем, скольких прославит оно в бу-дущем! Еще живы ученики и последователи великих основателей любимейшего бессмертным народом Свиры зрелища, а уже возникли новые школы, и изустная молва создает легенды вокруг новых любимцев... Удивление Шанина возрастало. Необычно вели себя не только зрители, но и участники скачек. Они собра-лись на стартовой площадке тесной кучкой и вступили в оживленную беседу. Искренние улыбки, дружеские рукопожатия, даже объятия и поцелуи... Каждый по очереди рассказывал что-то смешное, и рассказчика на-граждал дружный хохот. Все участники были одеты в цветные комбинезоны из "чертовой" кожи с мно-жеством витых стальных колец по всему телу. У всех были палки неодинаковой длины, которые Шанин при-нял сначала за плетки. -- Это не плетки, это цины, -- коротко и непонятно объяснил Сип. -- На конце каждого цина -- крючок. Надо взять противника на крючок, то есть зацепиться цином за какое-либо кольцо на комбинезоне. А когда противник на крючке, его легко сбить на землю. -- А почему цины разной длины? -- Таковы правила. Цины разыгрываются по жребию. На поле выбежал еще один участник. Весь стадион, как один человек, вскочил на ноги и разразился овацией. Коллеги с воплями радости бросились к товарищу и за-душили бы его в объятиях, если бы не вмешательство бокового судьи. -- А вот и Хид Одюй, супер