и много. Привыкают брать силой. Признают силу достоинством, уравнивают силу с правдой. И потом, когда эту силу применяют уже к ним - они покоряются, именно потому, что признают за силой правоту. Вот сейчас нас разобьют - и мы смиримся, мы признаем, что победившие - правы. - Вот в этом и заключается моя вина. В том, что нас разбили. Или еще разобьют - все равно. - Можно подумать, что это вас назначили Верховным Главнокомандующим... - Вы даже не понимаете, как вы близки к истине. Он мне верил! - Разве не следовало вам доверять? - Ну... Надо было понять, что я тоже могу ошибаться. - Вы слишком много хотите. Он ведь любит вас? - Сейчас - не знаю. Если он догадался... Но тогда, по-моему, любил. Как и я его. Но мне кажется... я не смогу больше увидеть его. У меня просто не хватит сил - взглянуть ему в лицо. Наверное, мне лучше было бы умереть. - Это невозможно. Вы больше не одна. - Только это меня и держит... Хен, мне надо бежать. Куда угодно. Скрыться. Чтобы спокойно все обдумать... - Точно так же и мне. Но я не знаю никого, кто бы захотел мне помочь. - Я тоже. Нет, я думала, что такой человек есть. Но теперь поняла... узнала, что на него рассчитывать нельзя. Он-то и виноват во всем. Претендент Миграт. - Кто это? Я не знаю такого имени. Претендент? На что? - Сейчас я покажу вам один документ... Я спрятала его отдельно. Леза встала, пошарила под матрацем. Вынула бумагу. - Вот, смотрите. Вы все поймете. Хен Гот сперва пробежал бумагу, потом прочитал медленно, слово за словом. - Ошеломляюще... Это единственный документ? - Нет. Здесь их целая пачка... - Дайте. Я хочу побыстрее просмотреть все. - Я думаю, нам надо прежде всего спастись отсюда. Я возьму все это с собой. - Да, наверное, так будет лучше всего. Спастись. - И забрать все это. Понимаете? Без этих бумаг он ничего не сможет доказать - о своем праве... - Дело не только в этом. Леза, бежать надо для того, чтобы разыскать его. И убить. - Вы говорите так жестоко... - Он этого заслуживает. И у меня есть личные причины хотеть его смерти. Если бы они были у вас... - У меня они есть. - Тогда вы должны помочь мне. - Не знаю... Я никогда... - Я тоже. Но теперь... Однако об этом мы еще успеем поговорить. Вы знаете, я начинаю серьезно беспокоиться. Где старик? Ах, напрасно я позволил ему унести ключ... - Теперь поздно жалеть. - Но как же мы выйдем отсюда без ключа? - Утром мне принесут завтрак... - Ну, и... А, я понимаю, что вы имеете в виду. - Историк поежился, и это его движение не прошло незамеченным. - Я понимаю: от этой мысли вам не по себе. - Вы угадали. - Но как иначе? - Может быть, удастся уговорить сторожа... - Бесполезно. Я уже пыталась. - Ну что же, если другого выхода не найдется... - Поверьте мне: нет. - Тогда - утром... - Утром мы должны освободиться. А пока советую вам отдохнуть. Ложитесь на мою кровать... - Это невозможно! А вы? - О, за время, что я провела здесь, я успела выспаться на много дней вперед. Не беспокойтесь за меня. Я побуду в архиве, там далеко еще не все прочитано... - Совершенно верно. Вот этим я и займусь. Я ведь и пришел сюда, чтобы найти этот архив. Нет-нет, спорить бесполезно. Вы будете спать, а я - заниматься своим делом. Поверьте, в таких бумагах я разбираюсь куда лучше вас. Все-таки я профессионал. - Но если завтра у вас не хватит сил для того, что мы задумали... - Не беспокойтесь. Хватит. А вас, я вижу, уже клонит в сон. - Да, здесь такой регулярный режим... - Ложитесь. Чтобы вас не смущать, я уже иду в архив. Ах да, там нет света... - Есть. Вы просто не смогли нашарить выключатель. Я вам помешала. Сейчас вы наткнетесь на него сразу. - Спокойной ночи, Леза. - Хотела бы пожелать того же и вам... Может быть, ей приснилось, что ночью Хен Гот приходил к ней и она его не оттолкнула. Но ранним утром, когда она проснулась, его не было. И все же... Все же были кое-какие доказательства того, что то был не совсем сон. Странно: она не пожалела об этом. Все, что было раньше, было в другой жизни. Ушедшей. Завтрак принесли точно, минута в минуту. Охранник вошел с подносом, поставил его на столик. Леза сидела на кровати. - Помогите встать, - попросила она. - У меня что-то с ногой... Охранник вынужден был повернуться спиной к внутренней двери. И тяжело осел на пол. Удар был силен. - Рвите простыню... Так. Теперь он безопасен. Ну - вперед! С каждым днем Сомонт все более уподоблялся одинокому мирному острову в море войны. Местные центры обороны Ассарта один за другим поглощались этим небывалым в истории планеты разливом. Одни сопротивлялись дольше, другие складывали оружие почти сразу. Они не были готовы к долгой борьбе у себя дома. И прав был историк Хен Гот: воспитанные в безграничном уважении к силе, люди привыкли подчиняться ей - и подчинялись, едва убедившись в том, что сила действительно велика, а значит - и право на ее стороне. Немалую роль играла и растерянность: все знали, что войска Ассарта самые сильные во всех мирах - но войск этих не было, они исчезли, растаяли, как тает кусочек сахара в горячей воде, когда делают настой душистых лекарственных трав. И уж если они столь непонятным образом пропали - значит, такова была воля Великой Рыбы, такой оказалась судьба. Конечно, если бы кто-то, кому они верили, обязаны были верить, тот же Властелин, прежде всего, - если бы к людям обратились и просто и ясно объяснили бы, что они сейчас должны сделать - они послушались бы. Потому что привычка повиноваться Власти была еще глубже и сильнее, чем рефлекс повиновения силе. И вполне понятно: Власть являлась Силой Сил, превыше нее не существовало ничего, и если какой-то частной силе можно было противопоставить что-то другое, то Власти - ничего: не существовало на свете такой вещи, что не покорялась бы Власти. Но сейчас и Власти не оказалось вдруг. То есть, может быть, где-то она и была, но ни слова, ни звука от нее до людей не доходило. Газеты не выходили, на экранах возникали одни только полосы, напоминавшие морскую зыбь, а по радио визжала и улюлюкала какая-то нечисть, так что ничего членораздельного не уловить было. Каждый район, каждый город или поселение любого донкалата были предоставлены сами себе и, не зная, как идут дела в других краях обширной Державы, делали вывод, что и там все состоит никак не лучше, чем здесь, что ни на какую помощь рассчитывать не приходится - и решать нужно самим: но всякое решение несло за собой ответственность, и наименее безопасным было бы решение противостоять гнетущей силе осаждающего противника: оно могло привести к лишним потерям и в любом случае не обещало ничего хорошего: если противник (как оно, скорее всего, и получится) одержит верх, то придется отвечать перед ним за сопротивление, которое обязательно назовут бессмысленным: если же счастье в конце концов все-таки останется на стороне Ассарта - Власть, весьма возможно, обвинит в слишком уж обильных жертвах, без которых, как непременно окажется, вполне можно было бы обойтись. Так что самым лучшим оказывалось - никаких особых решений не принимать и позволять событиям развиваться так, как им того хотелось. А уж там жизнь сама подскажет, что и как. Разумеется, так происходило не везде и не всегда. В донкалате Самор глава местной власти донк Яшира, убедившись в бесполезности обороны своего главного города, собрал все войска и увел их в глухие леса, какими донкалат обладал в немалом количестве, они занимали, пожалуй, три четверти его территории. Не один донкалат Самор порос лесом, но не везде находились такие лихие военачальники, как дон Яшира (кстати, в войсках никогда не служивший по причине непригодности по здоровью и очень от этого переживавший, а теперь, наконец, нашедший применение своим ранее невостребованным талантам). Скрывшиеся в лесах войска позволили противнику (в этих местах десантировались войска Цизона) овладеть городом, но когда нападавшие решили, что дело сделано, и возымели желание двинуться, как им было приказано командованием Коалиции, на поддержку соседней группы войск экспедиционного корпуса мира Нельта, то к немалой своей озабоченности убедились вдруг, что выйти из города оказалось куда труднее, чем войти в него. Из четырех основных магистралей, входивших в город с четырех разных направлений, три, начиная чуть ли не с городской окраины, ныряли в саморские дебри, и едва первая колонна Цизона миновала опушку и углубилась в темную чащобу, как по ней был открыт жестокий прицельный огонь, причем стрелявшие не были видны, дорогу же они, надо полагать, успели пристрелять давно и тщательно. Войска Цизона вынуждены были попятиться, колонна втянулась в город, где и принялась подсчитывать свои потери. Такая же судьба ожидала цизонцев, когда они тронулись по второму шоссе; использовать третью лесную магистраль они даже не пытались. Так что для выхода из города, захваченного в полном соответствии с диспозицией, осталась одна лишь большая дорога, и войска благополучно вытянулись по ней из города и добрались до самого моста через широкую и обладавшую скверным характером реку Грис; мост был достаточно широким и надежным, но, к сожалению, взлетел на воздух, как только техника заполнила его почти на всем протяжении моста. Горя желанием выполнить полученный приказ, командование Цизона попыталось навести временные переправы - однако безуспешно, потому что для успешного их наведения следовало хотя бы овладеть каким-то, пусть небольшим, плацдармом на том - высоком - берегу, но и первая, и вторая попытки показали, что без авиации сделать это будет весьма затруднительно, если только вообще возможно: стрелковый и легкий артиллерийский огонь с того берега уничтожал средства переправы еще до того, как они достигали середины реки, а прихотливое течение, то и дело завихрявшееся водоворотами, совершенно не способствовало выполнению задачи. Была вызвана авиация, которой в этой группе войск сейчас не было, поскольку единственный аэродром вблизи города был заблаговременно приведен ассартианами в полную негодность и теперь ремонтировался. Атмосферная же авиация, ее цизонская часть, базировалась по этой причине на аэродромы соседнего донкалата, откуда и пришлось ее вызывать. Первая попытка сделать это не увенчалась, однако, успехом, потому что командование экспедиционного корпуса Нельты, действующее в соседнем донкалате Рамин, заявило, что авиация в данное время нужна им самим и они ничем помочь не могут. Это обстоятельство вполне можно понять, если учесть, что донкалат Рамин отличался еще более густыми лесами, чем Самор. Обещано было высвободить цизонские эскадрильи лишь через два дня - эскадрильи, или то, что от них к тому времени останется, поскольку командование Нельты, как нетрудно понять, на самые опасные задания посылало не свои самолеты, а чужие; наверняка командование Цизона, окажись оно в таком положении, поступало бы точно так же. Не желая терять эти два дня, Цизон связался с флагманом своей эскадры, находившимся, как и все прочие, на орбите близ Ассарта, и потребовал подвергнуть район бывшего моста основательному обстрелу. С орбиты было отвечено, что эскадра имеет крайне ограниченные возможности поддержки наземных войск, поскольку предназначенный для этого боезапас был в основном израсходован при подавлении противника перед высадкой десанта; то же относилось и к энергии, необходимой для действий атмосферных агра-штурмовиков. В конце концов удалось договориться о том, что один налет штурмовики все же совершат, и они его совершили. Чтобы обеспечить безопасность своих войск, командование Цизона заблаговременно отвело свои силы от моста; однако впоследствии выяснилось, что зорко наблюдавшие за их действиями ассартиане правильно расшифровали этот отход и сами сделали то же самое. В результате налет не дал ничего, хотя израсходовано при этом было много ракет и снарядов; как только штурмовики скрылись, Цизон вновь выдвинулся на свой берег - и тут же убедился, что ассартиане повторили их маневр не менее быстро. Поняв, как обстоят дела, командование войсками Цизона почло за благо оставить один десантный полк у моста, остальным же войскам вернуться в город - до лучших времен, и во всяком случае, до того времени, когда командование сможет оперировать своей же авиацией. Вот так развертывались события в донкалате Самор, и еще в нескольких. Однако на большей части планеты Ассарт дела складывались в пользу Коалиции. В районах обороны, граничащих с Сомонтом, сопротивление погасло быстро, и объединенное командование Коалиции - в качестве полномочного представителя этого командования на Ассарте выступал теперь уже всем известный Магистр, с небывалой быстротой переносившийся из одного района в другой, - командование это приказало войскам, овладевшим этими районами, сомкнуть фланги и таким образом взять Сомонт в кольцо, наглухо блокировать с тем, чтобы ничто не могло ни выскользнуть из столицы, ни, тем более, проскользнуть туда. Войскам предписывалось планомерно продвигаться все ближе к городу, сжимая кольцо, с тем, чтобы в недалеком будущем добиться его безоговорочной капитуляции в предвидении грозящего голода и недостатка энергии, без которой большой город существовать не может. Командующие корпусами трех миров, - эти войска и образовали кольцо, - пытались возражать, указывая на то, что такой образ действий заставит потратить на осаду города множество времени, если же подвергнуть столицу - в которой, как им было известно, почти не было войск, если не считать пары гвардейских полков (слишком ничтожные силы, чтобы противостоять одновременному штурму со всех направлений) - планомерному артиллерийскому обстрелу, ударам с воздуха, а затем и атаке с применением штурмовой техники, то городом можно будет овладеть в один, самое большее - в два дня. Магистр, однако, на это никак не соглашался, говоря, что высшему командованию, у которого, естественно, и соображения были высшими, Сомонт нужен в целости и сохранности, а вовсе не в виде развалин. Корпусные командования отлично знали, что взятый город есть взятый город, а в каком виде он взят - дело десятое, война есть война, на ней и убивают, и разрушают, и вообще бывает все на свете. Однако эти же самые командования, высказав мнение, не могли предпринять ничего иного, как только выполнять приказы, спускавшиеся свыше - и выполняли. Так что в дни, когда половина городов Ассарта уже если и не лежала целиком в развалинах, то во всяком случае хорошо поняла и ощутила, что такое - война на своей территории, - Сомонт оставался целым и невредимым. Жителей это радовало. Однако у тех, кто взял на себя руководство обороной столицы, да и всей войной, вызывало некоторое недоумение. Ясно было, что с этой щадящей политикой что-то связано. Только что? - Где ты был? - Ездил по внешнему обводу обороны. - Там все в порядке? - Все везде в порядке - пока противник не начал обстрела. А что будет тогда - можно только гадать. Там, где стоит гвардия, я спокоен. У твоих Черных Тарменаров, по их словам, руки чешутся - хочется в драку, а сидеть и ждать им смертельно надоело. - Это хорошие солдаты, Уль. - Не сомневаюсь. Властительница. Но вот почему противник не начинает подготовки к штурму - честное слово, не понимаю. - Я думаю, что понимаю, Уль. Это Миграт. - Что он там, я и сам знаю. Но при чем тут ублюдок? - Возможно, ему хочется сохранить столицу - для того, чтобы прийти к Власти с большой помпой. - Нет. Слишком мало. Это еще не аргумент - что ему хочется. Я думаю... думаю, тут должно быть что-то посерьезнее. И касающееся не только Миграта. Хотя и его тоже. Наверняка. - Что бы это могло быть? - Тут, пока я возвращался, пришла в голову такая мысль... Хорошо: он пришел к тебе и доложил, что у него есть такие-то и такие-то претензии и права. Чудесно. А он как-нибудь пытался доказать их? Подтвердить? - Ты же помнишь, что нет. - Я ничего не помню: я застал вас в минуту, когда он доказывал свои права несколько иным образом. Ястра чуть покраснела. - Уль, в конце концов, сколько можно... - Хорошо, не буду. Значит, никаких документов, ничего такого при нем не было? - Во всяком случае, он не демонстрировал. - А ведь он пришел к тебе для самого серьезного разговора. Из этого следует, что таких доказательств у него просто нет. - Ну и что же? - То, что в этой ситуации твое согласие для него действительно очень важно: оно дает ему законное право властвовать. Такое же право дали бы документы, свидетельствующие о том, что он и вправду сын - пусть хоть трижды незаконный - покойного Властелина. - Откуда бы они могли оказаться у него? Ты что думаешь: ему выдали такое свидетельство перед тем, как он сбежал? - Думаю, что нет. Но ему такие свидетельства нужны. - Зачем, если у него сила? - Затем, что потом, когда настанет мир, ему нужно стать законным Властелином. Если он просто захватывает Власть, то тут же появится еще дюжина, несколько дюжин претендентов уже по праву сильного. Он этого не хочет. Потому что защита у него окажется весьма слабой. Теперь, когда вооруженных сил по сути дела не останется. - Останется Легион. - Да. И могу поручиться, что его командир будет одним из самых серьезных претендентов. Так что Миграту вряд ли придется рассчитывать на эту силу. Нет, ему нужна прежде всего законность. - И поэтому ему нужен Сомонт? - Вряд ли так широко. Но полагаю, что Жилище Власти его весьма интересует. Пожалуй, не появись я вовремя, он постарался бы задержаться здесь подольше. - Потому, что нужные ему документы могут оказаться здесь? - А где еще они могут быть, по-твоему? - Но Жилище Власти велико. Их можно здесь разыскивать годами - и не найти. - Ты ведь не станешь искать их в швейцарской? Или у поваров на кухне? Таких мест очень немного, где они могли бы столько лет храниться настолько надежно, что о них не возникло даже никаких слухов. Я уверен, что в распоряжении Властелинов находится этакий небольшой, но хорошо укрытый архив. Было бы очень странно, если бы его не оказалось. - Не знаю, Уль. Никогда не слышала о таком. - Ты не так-то уж долго живешь в этом доме. Надо искать ветеранов. Тех, кто вхож в эти покои много лет. Или - еще лучше - обитает тут постоянно. - Постой... Ну, конечно. Далеко ходить не надо: один из долгожителей у нас под рукой. - У нас? Тут? - Буквально в соседней комнате. - Властелин? Но он... - Нет. Старый Эфат! - Черт! Я мог бы и сам сообразить. Верно! - Сходи за ним, Уль. - Что я - лакей? - Кто, кроме тебя, сможет оторвать его от постели Изара? - Ну, хорошо. Хотя... Что там еще? Это была камер-дама. - Властительница, один из охранников просит позволения преклониться. Уверяет, что весьма важно. - Ну вот до чего мы дожили. Уже и охранники начали обращаться прямо к Власти! Советник, пожалуйста, внуши ему, что каждый должен знать свое место. - Да, Властительница. Разумеется, Властительница. - Он круто повернулся и уже от двери не утерпел: - Только вышибалой я еще и не был... Он вышел из комнаты едва ли не разъяренным. И тут же остыл. Потому что нахальным охранником оказался Питек. - Черт! А я думал - ты в полете, с Рыцарем... - Там хватает и тех ребят. Но дело не в этом. Новость для вас обоих: наша девочка слиняла. - Наша девочка? Какая девочка? Откуда? - Ну и память у тебя, капитан. Стареешь? - Давно уже состарился. Ну, быстро! - Да Леза - какая же еще? - Ах, ты... Мы о ней совсем позабыли. Откуда она сбежала? - Да из архива, понятно - где сидела. - Архива? Постой... Разве то был архив? - А ты не знал? Ну, это тебе любой охранник скажет... - Там и в самом деле хранятся документы? - Ну, каких-то бумаг полно. Но разве это важно? - Сейчас именно это и важно. Пошли туда. Быстрее! Не медли! - Бегу, бегу. Вот как тебя разобрало, капитан... 9 Незримым для обычного человеческого ока облачком иеромонах Никодим возник близ Фермы; заклубился, исчез - и в то же самое мгновение (если пользоваться принятым на планетах отсчетом времени) оказался совершенно в другой точке пересечения многих пространств. Остановил свое движение перед таким же невидимым Ничем, каким показались бы планетарному наблюдателю извне и Ферма, и Застава, и все другие пространственные станции Высоких Сил. Отличаясь одна от другой внутри, внешне они никакого облика не имели и, следовательно, не наблюдались никакими приборами - чтобы не понуждать людей на планетах, в обитаемых мирах строить излишние гипотезы. Однако для людей Космической стадии такие структуры видимы и осязаемы. В отличие от людей планетарных, космические могут появляться на подобных станциях даже и без приглашения. Другое дело, что они стараются этими возможностями не злоупотреблять. Но сейчас было положение, в котором приличиями приходилось пренебречь. Все еще не принимая никакой конкретной формы, Никодим внимательно изучал Заставу - то, что сейчас находилось внутри нее. Мне трудно объяснить, как это у него получалось, а вам столь же трудно понять; потому что все мы пока - люди Планетарной стадии и обо всем, что касается Космической, узнаем, хочется надеяться, не очень скоро. Хотя - и этого нам знать не дано. Так или иначе, все то, что находилось и происходило в сей миг на Заставе, было для Никодима явственно. Он без труда убедился как в том, что самого Охранителя на Заставе не было, так и в том, что другие существа там находились; но всего лишь Планетарные люди, для Никодима серьезной опасности не представлявшие. Помимо них одна очень незначительная часть объема Заставы оказалась занятой чем-то непонятным. Непонятным - потому, что, если вся Застава, как и все подобные станции, была создана из субстанции, хотя и способной принимать облик любого материала, какой можно встретить на планетах, однако по структуре своей ничего общего с этими материалами не имевшей, - здесь, в малой части Заставы, находились какие-то предметы, сооруженные именно из материалов грубых, тяжелых - планетарных, одним словом. Надо полагать, то и были пресловутые устройства, которые пришлось использовать Охранителю, поскольку собственных его сил и возможностей не могло хватить для осуществления его замысла. Никодим попытался на расстоянии постичь смысл и устройство этих чужеродных конструкций. Однако это ему не удалось, и неизбежным стало - войти во внутреннее пространство Заставы. В этом не было ничего трудного, просто Никодим не любил появляться где-либо непрошеным гостем; но сейчас выбирать не приходилось. Все тем же бестелесным облачком иеромонах приблизился вплотную к внешнему рубежу Сторожки. Будь он планетарным существом, ему это не удалось бы: мощное поле и поток частиц вещества обрушились бы на него, убивая и отбрасывая. Но сейчас бояться было нечего. Точно так же, невидимо для обычного взгляда, он, пройдя сквозь многослойную границу, оказался внутри Заставы, завис над бесконечным, казалось, простором сухого черного песка, примерно в полуверсте от дома. Приближаясь к строению, он ощутил некий след в пространстве, как бы воспоминание его о предшествовавшем посещении. Следы в пространстве отличаются один от другого не менее четко, чем отпечатки ног телесного человека на сырой глине. И сейчас Никодим безошибочно определил, что слабый след оставлен был Элой. Кроме всего прочего, это означало, что Охранитель не пользовался услугами эмиссаров, пребывающих в Космической стадии, может быть, просто не имел их. Находись такие эмиссары здесь, внутреннее пространство Заставы наверняка пестрело бы их следами. Ну что же: пока все шло хорошо. Поравнявшись наконец с домом, Никодим снова повис неподвижно. Он не спешил принимать облик: тогда ему пришлось бы ограничить себя обычными человеческими чувствами - в частности, он не мог бы видеть и слышать сквозь стены, а сейчас это казалось ему важным. Внимательно, систематически осматривая снаружи дом, помещение за помещением, он убедился в том, что планетарные люди - их было двое - находятся в той же части строения, что и чужеродные устройства. Видимо, людям этим было вменено в обязанность то ли охранять машины, то ли ухаживать за ними, а может быть - и то, и другое вместе. Подумав, Никодим решил, что это хорошо. Оставаясь незримым и наблюдая за этими людьми, он мог скорее получить какое-то представление о странных машинах, чем если бы попытался разобраться в них сам. Пронизав несколько стен и внутренних переборок, иеромонах через секунду-другую оказался в нужном помещении - не в том, где находились механизмы, но в соседнем. Отсюда он мог видеть и слышать все, происходящее в соседней комнате, так же хорошо, как если бы находился там, совсем рядом с людьми. Там были действительно двое. Но уже через несколько мгновений Никодим понял, что если они и были людьми, то, во всяком случае, не такими, каким был он сам и с какими ему до сих пор приходилось встречаться. Общего было много, но и различия бросались в глаза. В частности, один из этих двоих вдруг, на глазах у Никодима, раздвоился, и несколько секунд их в комнате находилось трое, причем возникший двойник не повторял действий первого, но совершенно самостоятельно отошел в другой конец помещения (не такое уж маленькое, оно казалось тесным из-за заполнявших его механизмов), склонился над той частью машины, что находилась там, что-то повернул, что-то потянул на себя - и, не сказав ни слова, возвратился и слился со своим прототипом, никак на это не отреагировавшим. Хотя, быть может, все было наоборот, и к машине подходил прототип, а двойник в это время оставался за него и поддерживал разговор с другим находившимся здесь созданием. Приблизившись вплотную к разделявшей комнаты переборке и частично даже углубившись в нее, Никодим стал прислушиваться к разговору. То есть не воспринимать колебания воздуха, как сделал бы, если бы находился сейчас во плоти, но следить за возникновением и движением мыслей у одного и другого собеседника. Но уже через несколько мгновений он убедился в том, что установить контроль над мыслями разговаривавших он не в состоянии. Возникало такое впечатление, что и тот, и другой были надежно заэкранированы и от внешнего контроля, и, надо полагать; от попыток воздействовать на них извне. У Никодима возникло искушение все же попробовать. И он, пользуясь приобретенным на Ферме умением, послал луч своей сфокусированной воли в направлении головы того эмиссара, что умел раздваиваться. Никодим потребовал, чтобы эмиссар повторил только что выполненные им действия: снова разделился и проделал с машиной ту же самую операцию. Сначала ему показалось, что попытка пройдет успешно: неторопливый разговор в соседней комнате прервался. Оба враз подняли головы, настороженно огляделись. Потом обменялись какими-то, оставшимися непонятными словами; судя по интонации, это не было продолжением прежнего разговора; скорее, они ощутили какую-то, пока еще непонятную опасность и предупредили о ней друг друга. Затем, умолкнув, они начали медленно поворачиваться, как бы лоцируя пространство в поисках источника беспокойства. Никодим поспешил заглушить свою активность; он не боялся быть обнаруженным, но полагал, что раньше времени настораживать сторожей-механиков было ни к чему. Он пожалел даже, что, не подумав, как следует, предпринял эту единственную попытку. Тут же он изменил свои намерения. Если раньше он хотел войти в ту же комнату и, уютно устроившись где-нибудь под потолком, понаблюдать подольше за машиной и ее операторами, то теперь посчитал возникающий при этом риск чрезмерным. Он твердо знал, что если ты имеешь дело не совсем с людьми, то нельзя поступать в точности так, как будто имеешь дело с людьми обычными: разница между теми и другими может оказаться роковой. Кто знает - может быть, они могли если не видеть его в его космической фазе, то во всяком случае ощущать его присутствие. Он так и остался в соседней комнате, решив, что достаточно много сможет увидеть и оттуда - если не сразу, то со временем. А временем он распоряжался по своему усмотрению. Машина, видимо, работала постоянно в одном и том же режиме, и операторы ее никаких особенных действий не совершали. Однако понемногу кое-что становилось ясным. Например, Никодиму стало ясно, что на самом деле тут было не одно устройство, а самое малое два - одно побольше, другое поменьше; что сейчас работало лишь одно из них, а именно - малое, большое же бездействовало, и на него оба сторожа-механика не обращали никакого внимания, зато за маленьким следили очень внимательно. Видимо, информацию о его работе они получали с экрана, на который поминутно глядел то один, то другой. Если бы здесь на месте Никодима "находился Мастер, он наверняка смог бы увидеть и то, что показывал экран; Никодим же, в своей бестелесной форме, воспринимал лишь игру токов, но расшифровать ее, чтобы представить себе картинку, не умел. Для того, чтобы увидеть изображение, ему следовало воплотиться; это было опасно, но - чем дальше, тем больше убеждался он в этом - было необходимо: понять, чем именно занимаются эти существа со своей машиной, означало - проникнуть в замыслы Охранителя гораздо глубже, чем просто наблюдая за действиями операторов. Приходилось идти на риск. Решив так, Никодим с некоторым сожалением оставил уютное местечко в стене и опустился на пол. Произнес формулу воплощения. И с удовольствием ощутил свой вес, почувствовал массу тела - того, к которому за многие годы успел привыкнуть и привязаться. Привыкнуть, да: но и отвыкнуть немного - даже за то краткое время, что провел вне плоти. Ощутив, что стоит на полу, Никодим открыл глаза; оказалось, что в комнате, где он находился, было темно. Это скорее обрадовало его, чем огорчило. Он сделал несколько движений, чтобы почувствовать, что тело, как раньше, беспрекословно подчиняется ему. Пожалуй, можно было действовать. Однако Никодим не сразу представил, что же будет делать. Ему нужно было увидеть экран, понаблюдать за ним хотя бы несколько секунд. Одну-две - и это уже дало бы материал для умозаключений. Но, к сожалению, стена более не была для него прозрачной, и увидеть изображенное на экране можно было, лишь оказавшись в той же комнате, где были машины и их операторы. Его наверняка заметят. Задержать, конечно, не смогут: его плоть, тело Космической стадии было несовместимо с веществом Планетарных людей - они могли проходить друг сквозь друга, не встречая никакого сопротивления. Так что Никодима не могли схватить, не способны были и нанести ему хоть малейшее повреждение. Но и он им - тоже. Весь риск заключался в том, что Застава тогда уж будет точно предупреждена о том, что о машинах известно и что они могут подвергнуться более серьезной атаке. Была, конечно, еще и другая сторона риска: все, что знал Никодим о взаимодействиях тел Планетарных и Космических, относилось к тем разновидностям людей, что были ему ведомы. Может быть, эти обладали иными свойствами, другими, более высокими умениями? Тогда, не исключено, мог бы пострадать и он сам. Но, как ни странно, эта последняя мысль не только не охладила его, но напротив, укрепила в решении действовать. И все же он не утратил обычной осторожности. Попросив у Бога содействия в своем начинании, он бесшумно вышел из своей темной комнаты в коридор. Если бы дверь в соседнюю комнату оказалась открытой, он поднялся бы в воздух и попытался проникнуть туда, держась под самым потолком и зная, что, ощутив какую-то опасность, люди станут смотреть прежде всего не на потолок, но на дверь - на уровне примерно своего роста. А пока они будут оглядываться, Никодим успеет увидеть - и крепко-накрепко во всех деталях запомнить - то, что в те секунды покажет экран. Ну, а остальное уже не представлялось ему важным. Дверь, однако же, оказалась закрытой. И пытаться отворить ее - если даже она не была заперта или защищена каким-либо другим способом - означало наверняка раскрыть себя раньше времени. Нет, его не могли удержать, и к экрану он прорвался бы - однако люди могли прежде всего выключить его - а сам Никодим по уже названной причине не мог ни включить его, ни вообще внести в работу устройства даже малейшие изменения: он был с ним несовместим. И вся суматоха ни к чему не привела бы. Оставалось использовать другой способ - хотя тоже не дававший полной уверенности в успехе, но все же более, как подумалось иеромонаху, уместный. Тут же, в коридоре, он мысленно произнес вторую формулу - и через мгновение исчез. Тело, которым он только что обладал, беззвучно растаяло в воздухе, вызвав едва ощутимый ветерок, который через закрытую дверь никак не мог достигнуть стражей. Оказавшись опять в космической форме, Никодим легко, хотя и осторожно, проник через сделавшуюся проницаемой дверь и, ни на миг не останавливаясь, направился к машине. Он знал, в каком месте ему следует остановиться, чтобы, во-первых, ясно видеть экран, а во-вторых, не сразу оказаться на глазах операторов. Это место находилось позади них - в узком промежутке между стеной и их сиденьями. Там и надо было воплотиться. Конечно, думал Никодим, они почти сразу ощутят тепло, которым повеет от вновь возникшего живого тела; однако иеромонах уповал на то, что те двое не сразу сообразят, что это за тепло и где следует искать его источник. Он так и сделал. Пока незаметное облачко под самым потолком пробиралось в намеченный угол, оно не привлекало ничьего внимания. Потом медленно опустилось на пол, принимая веретенообразную форму - и за мгновения около стены возникла массивная фигура плотного бородатого человека, чьи руки были непроизвольно сжаты в кулаки, хотя это ничему не могло помочь. Никодим открыл глаза и увидел перед собою экран. Близко, на расстоянии не более сажени. На экране виднелись корабли. Большие военные пространственные крейсеры с гербом и эмблемами Ассарта на матовых бортах. Но, может быть, то были не сами корабли, а рисунки? Неумелые рисунки, на которых не было глубины; корабли казались плоскими, как лист тончайший бумаги. Плоскими и мертвыми. Хотя в следующую секунду Никодиму показалось, что они не так и мертвы: почудилось, что на одном из них произошло какое-то крохотное движение. Просто мигнул огонек. Здесь, на Заставе, оба оператора машин перебросились краткими словами. Смысл их остался непонятным Никодиму, зато совершенно ясным было последовавшее за ними действие: второй оператор - не тот, что раздваивался - протянул руку и коснулся одного из многих лимбов на панели перед ним. И тут в голову Никодиму ударила озорная мысль. И он мгновенно сконцентрировал волю и послал импульс не в голову оператора, как пытался раньше, но в руку - в локтевой сустав, вернее - рядом с ним, в нервный узел. Рука оператора дрогнула. Лимб повернулся на одно или два, видимо, лишних деления. Огонек на корабле, вместо того, чтобы застыть, сильно замигал. Двойной оператор (так его назвал для себя иеромонах) резким тоном выбросил несколько слов. Совершивший ошибку что-то проворчал в ответ и повернул лимб в противоположную сторону, восстанавливая порядок. В тот же миг Двойной, почуяв неладное, оглянулся и встретился глазами с насмешливым взглядом Никодима. Надо отдать оператору должное: реакция у него была мгновенной. Вскочить, повернуться, нанести удар - все это заняло у него ничтожную долю секунды. Кулак Двойного оператора прошел сквозь космическую плоть Никодима и ударил в стену. Удар, должно быть, оказался болезненным, однако на лице оператора не дрогнула ни единая черточка. Он мгновенно раздвоился, и теперь удары Никодиму нанесли уже двое. Видимо, они еще не поняли в чем дело, а неудачу первой атаки объяснили тем, что он уклонился от кулака. Однако Никодим успел уже произнести формулу. И его не стало. Едва заметное облачко ушло в стену. Вылетело из дома. Углубилось в черный песок Заставы. И оказалось в свободном пространстве. Архивные комнаты со связанным и оглушенным охранником остались за поворотом коридора. Историк и Леза, выскочив, как им показалось сгоряча, на волю, на деле же - в этот самый коридор, еле освещенный, многоколенчатый, с затхлым воздухом - оказавшись в нем, сначала кинулись бегом, бессознательно, слишком буквально воспринимая слово "побег". Хен Гот опомнился первым, замедлил шаг схватил Лезу за руку, - она все рвалась дальше, дальше... - Кто-нибудь встретится, - сказал он негромко. - Бегущих заподозрят сразу. В этом доме не принято бегать. Здесь шествуют. Она не сразу поняла, но подчинилась, хотя крайне неразумным казалось терять так много времени. Они шли, повинуясь прихотливым поворотам коридора. Потом он раздвоился. Историк уверенно выбрал направление. - Вы не ошиблись? - на всякий случай спросила Леза. - Нет. Меня привели сюда этой же дорогой. - Хорошо. Я вам верю. Он лишь пожал плечами - словно ему можно было не верить! Коридор спускался все ниже, сухой пыльный воздух понемногу сменялся влажным. Возникали короткие лестницы - в четыре-пять ступеней. Спускаться приходилось осторожно: белесые фонари попадались все реже, потом их и вовсе не стало. - Хорошо бы фонарик, - пробормотал Хен Гот. - Или хотя бы факел. - Факел даже лучше, - ответила Леза. - Более гармонировал бы с обстановкой. Мы что - скрываемся в подземелье? - В общем, да. Скоро свернем в самый настоящий подземный ход. Ему вдруг стало казаться, что они не от реальной опасности спасаются, а просто играют в детскую игру, веря и одновременно не веря в реальность окружающего их мира. - А мы не заблудимся в такой черноте? - Постараемся не заблудиться. У него была хорошая память и способность ориентироваться даже в полной темноте; он это знал и на эти свои достоинства надеялся. И оказался прав: темные переходы все-таки вывели их в тот угол обширных подвалов, залегавших в три этажа под Жилищем Власти - да только ли под ним? - где находилась, неразличимая для незнающего, дверца подземного хода. - Хотите передохнуть, Леза? Вы устали? - Я и на самом деле давно не двигалась... Но не будем медлить. Нам еще далеко идти? - Так, как продвигаемся мы, - полчаса; может быть, чуть больше. Смотрите: здесь хоть можно присесть, - он кивнул в сторону слабо различимых ящиков, сваленных в одном из углов. - Там, под землей, присесть будет не на что. - Все равно, идемте. Здесь... здесь мне страшно. - Повинуюсь, - сказал он и отворил массивную, лениво повернувшуюся на петлях дверцу. Из открывшегося хода пахнуло промозглой сыростью. Леза невольно вздрогнула. - Вы слишком легко одеты. - Меня приглашали на чашку кофе, - она принудила себя усмехнуться. - Не в тюрьму... и не в подземный ход. - Позвольте предложить вам мой мундир. Он и в самом деле был в мундире - рассчитывал, что в нем произведет большее впечатление на охрану Жилища Власти - не понимал, что они понавидались всяких мундиров, не только какой-то Исторической службы. Правда, после ночи в архиве мундир выглядел не по-парадному. - Благодарю вас, пока не надо. Потом, может быть... Однако сказано это было не очень уверенно, и Хен Гот снял свою униформу и накинул ей на плечи. - О, - сказала Леза. - Какая тяжесть! - Служба вообще - вещь нелегкая. Ну, идемте? - Ведите, генерал! - Вы напрасно шутите. - Историк, казалось, всерьез обиделся. - Мой ранг как раз соответствует генеральскому. И не самому низшему притом! - Если вы будете меня пугать, - сказала Леза, - у меня отнимутся ноги и вам придется нести меня на руках. - Может быть, попробуем? - Нет, - сказала Леза. - Пока я еще способна двигаться самостоятельно. Историк тщательно затворил за ними дверь. И сразу их обняла полная тишина. В подвалах ее не было: огромное здание наверху действовало как резонатор, и негромкий, но непрерывный гул все время доносился и до самых укромных закоулков. Сейчас звуки как отрезало, и от этого Лезе стало почему-то страшно. Она старалась идти, производя как можно меньше шума, и заметила, что и Хен Гот ступает беззвучно, как бы непрерывно подкрадываясь к кому-то. - Вы чего-то опасаетесь? - спросила она едва слышным шепотом, нашарив его руку. - Ничего такого, - ответил он так же. - Но здесь звуки разносятся далеко. И не одни мы знаем об этом ходе. Так что давайте не будем разговаривать без крайней нужды. Полчаса можно потерпеть. Леза восприняла это как упрек в болтливости, обиделась и даже не ответила. Они прошли еще сотню метров. Внезапно Хен Гот остановился. - Что случилось? Вы сломаете мне руку... - Тес! Слышите? Леза прислушалась. - По-моему, это капает вода. Падают капли. - Это по-вашему. На самом деле это шаги. Кто-то идет из города. Звуки здесь звучат немного не так, как на просторе... Она вслушалась. Да, шаги. Звонкие шаги человека, которому нечего бояться. - Хен! Я не хочу, чтобы нас здесь видели! - Да я и сам не жажду. Но как тут разминуться? В такой узости... Хотя постойте. Вспомнил. Ну-ка, идемте - быстро, быстро! - О чем вы вспомнили? - Здесь поблизости развилка. Свернем в боковой ход, пропустим встречного - тогда он нас не заметит. Только снимите туфли. Она повиновалась. - Какой холодный пол!.. - Да, простуда почти обеспечена. Но лучше она, чем... Они бежали бесшумно - навстречу приближающимся шагам. - Леза, не дышите так громко. - Я не привыкла... Я просто задыхаюсь. Тут душно... - Мы уже совсем рядом! Еще несколько шагов - и он, обняв женщину за плечи, заставил ее свернуть в узкий отнорок, мимо которого можно было легко пробежать, не заметив. - И как вы ухитрились не пропустить его? - Я неплохо вижу в темноте. Врожденное. - Вы просто коллекция разнообразных талантов. - Не стану опровергать. А теперь - тишина! Шаги зазвучали вдруг совсем громко; видимо, человек вышел из-за последнего поворота. Поравнялся с ответвлением. Не задерживаясь, прошел мимо. Хен Гот судорожно прижал Лезу к себе. Шаги вновь сделались глуше: человек свернул, повинуясь очередной излучине подземного хода - той, которую они только что миновали прежде, чем свернуть, затаиться. - Леза! Вы узнали его? - В этой мгле я и вас не узнала бы! Не все столь одарены! - Это Ублюдок Миграт! - Вы шутите! - Хотелось бы. Но не шутится. - Он идет в Жилище Власти? Хен, я боюсь. Он идет наверняка не с добром... - И я так думаю. - Но все равно. Давайте уйдем побыстрее! - Право, не знаю, Леза... Наверное, мы должны... - Я ничего не должна! Если бы еще там был Изар... Остальные меня не волнуют. Идемте же! Они вышли. Сделали несколько шагов. Историк остановился. - Ну, Хен, что вы опять? - Прислушайтесь. Внимательно. - Ничего не слышу... - И я тоже. Шагов не слышно. А ведь ему еще далеко до выхода. - Что это может означать? - Хотел бы я знать. Ага! Снова! - Да. Я слышу. - Леза, он возвращается! - Идемте! Если мы поспешим, он нас не догонит. - Вы правы. Они двинулись - дальше, по направлению к городскому выходу. Шаги преследовали их, и они невольно ускоряли ход. - Далеко еще, Хен? - Я сбился со счета. От волнения. Но, по-моему, уже близко. - Давайте передохнем минуту-другую. - Хотите, чтобы он налетел на нас? - Он не налетит. Он не идет за нами больше. - Что за... Да, в самом деле. Не понимаю. Шел туда... Остановился. Повернул обратно. А теперь - ни туда, ни сюда... - Знаете, а я поняла! - Что же? - Он свернул по тому ходу, в котором мы укрывались. - Гм... Да, ему и в самом деле больше некуда было деваться. Какое счастье, что мы вовремя выбрались оттуда. - Вы боитесь его, Хен? - Он наверняка вооружен, а я - нет. Судя по уверенности, с какой он шел, он видит в темноте не хуже меня - а может быть, и лучше. А если бы он одолел меня - что было бы с вами? - Да, конечно. Идемте. Я уже отдохнула. - Погодите. - В чем дело? - Что он может искать там, куда свернул? - Понятия не имею. А что там находится? - Откуда мне знать? Но это, по-моему, важно. - А по-моему, нет. Вы идете? - Да. Вдогонку за ним. - Хен! - Вам вовсе не обязательно следовать за мной. Отсюда - прямой путь к выходу. Вы не собьетесь, даже если пойдете одна. - Нет. Нет! Вы не можете бросить меня! - Наоборот, это вы хотите бросить меня. Я жалею об этом - но не могу заставить вас. - Нет, я... я не согласна. Что я буду делать в городе - одна? Идти домой? Я боюсь, там меня могут подстерегать - наверное, уже обнаружили, что я бежала. О вас ведь никто не знает, а обо мне... - Тогда идите за мной. - Мне страшно. Теперь, когда я знаю, кто он такой... Мне его жалко, но я боюсь. - Леза, у меня нет времени. Решайте сразу: или - или. Она вздохнула. - Я с вами... У меня просто нет другого выхода. - Поспешим! Через, самое большее, пять минут они вновь оказались на развилке. Остановились, напряженно вслушиваясь. Неторопливые шаги едва доносились сюда. Теперь звук был глухим, как если бы шагали по земле, а не по каменному полу. - Идемте. - Тут я могу надеть туфли? Не будет слышно: земля... Совсем закоченели ноги. - Пожалуй, я сделаю то же самое. - Я готова. Они шли узким - двоим не разойтись - ходом, бессознательно замедляя шаги, словно рассчитывая, что ход может кончиться на каждом шагу. Однако он уводил все дальше и дальше. - Хен, может быть, он кончается в том полушарии? - Все может быть. Пока могу лишь сказать, что он по спирали уходит все ниже. Нет, это не выход в город - и не путь, ведущий куда-нибудь в другое крыло Жилища Власти. Это что-то совсем новое. - Очень таинственно... - М-да, но дворцовые тайны чаще всего пахнут кровью. Леза непроизвольно втянула воздух. - Нет... Чем-то слегка пахнет в самом деле, но не знаю - нет, во всяком случае, не кровью... - Вы так хорошо различаете запахи? - Ну, кровь пахнет очень... очень выразительно. Они прошли еще сотню метров, спускаясь все ниже. - Хен, может быть, отложим это исследование до другого раза? Обещаю вам... - Тшш! Внимательно посмотрите - вперед и вниз, по направлению хода. - Ну и что? - Вам не кажется, что там... чуть-чуть светлее? - М-м... Может быть. Самую малость. - Идемте! Впереди и в самом деле светлело - медленно, постепенно. Вероятно, где-то там находился источник света. Скорее всего, один. - Теперь помедленнее, Леза... - Ой, Хен, мне очень страшно... - Да ведь бояться нечего, Леза. Ну, подземный ход. Ну, свет. - Ну, Миграт. Так, по-вашему? - Сссс... Наверное, он хотел сказать "Стойте!", но не выговорил всего слова. Они остановились. Спиральный ход тут заканчивался. Его перегораживала каменная стена. Похоже, вся она была одним монолитом. Отсюда исходил и свет: неярко светился свод. Перед стеной, лицом к ней, стоял человек. Даже сзади можно было узнать в нем Задиру - Миграта: массивного, как бы истекающего силой. Сначала осторожно выглянувшим из-за поворота Лезе и Хену Готу показалось, что он стоит просто так, ничего не делая. Но вот он поднял руки. Сделал несколько странных, необычных движений ими, одновременно произнося непонятные слова. Видимо, это был какой-то, не известный ни историку, ни его спутнице ритуал. Он продолжался с минуту. Под конец Миграт воздел руки к потолку и на несколько секунд застыл в этой позе. Казалось, он спросил о чем-то - или попросил чего-то, и теперь ожидает ответа. Однако вокруг ничего не изменилось. Слышно было, как Миграт глухо вздохнул. Опустил руки. Постоял неподвижно, склонив голову, словно набирался сил. И начал снова - уже другие движения в новых сочетаниях. Теперь он не произносил слова, но негромко пел. Мелодия казалась странной, дикой, но что-то в ней привлекало, странный, сложный ритм заставлял даже сторонних зрителей двигаться, не сходя с места, как бы извиваться, словно змея под дудочку заклинателя. Закончился и этот ритуал. И снова - без каких-либо последствий. На этот раз во вздохе Миграта - резком, почти судорожном - ощущалось уже раздражение. Совладав с собой, он начал еще раз - и опять по-новому. На этот раз он попытался изобразить какие-то танцевальные движения. У него это получалось плохо - и не только из-за телосложения, но, видимо, он просто не умел танцевать. Тем не менее, танец, казалось, захватил его - наверное, нужная музыка звучала в нем самом, и он двигался все быстрее и быстрее, все время обращенный лицом к камню. Наконец он остановился, широко раскинув руки, тяжело, хрипло дыша. Тогда произошло чудо. Иначе назвать это было трудно. Нет, каменная стена не поднялась, не опустилась, не отползла в сторону и не распахнулась. Проход по-прежнему оставался закрытым. Но ниоткуда, из ничего - или из этого камня - появилась женщина. Она была красива. От нее исходил свет. Неяркий, он не резал глаза, но не растворялся в том освещении, что исходило сверху, а существовал как бы отдельно от него, изливаясь из женщины и возвращаясь в ее тело. Он пугал и привлекал одновременно, и заставлял верить, что совершится что-то небывалое - хорошее или плохое. Хен Гот непроизвольно поднес руку к глазам. Леза лишь тихо ахнула. Иначе было с Мигратом: нелепо взмахнув руками, он рухнул на каменную площадку, которой заканчивался ход, судорожно вытянулся и затих. Потерял сознание. Или, может быть, умер? Женщина не обратила на него внимания. Улыбаясь, она двинулась вперед. Шаги ее были легки и совершенно беззвучны. Она шла прямо на историка. Хен Гот попытался посторониться, но некуда было - настолько узким стал ход перед преградой. Но женщину, казалось, не смущало, что путь закрыт. Она приблизилась к историку вплотную; он невольно вытянул руки, чтобы удержать ее от столкновения, но руки не ощутили ничего, женщина же нимало не замедлила шага и в следующее мгновение прошла сквозь человека, а вслед за ним и через стоявшую позади, прижавшись к нему, Лезу и удалилась по ходу - дошла до поворота и скрылась за ним. Они простояли, не двигаясь, несколько минут, постепенно приходя в себя. Хен Гот повернулся лицом к Лезе, и они обнялись, крепко обхватили друг друга, словно бы находя силу и защиту один в другом. Оба дышали часто и судорожно. Хен Гот почувствовал, что все лицо и все тело его покрылось потом. Он раздвинул губы - нерешительно, словно сомневаясь, что сохранил дар речи. - Что это было, как ты думаешь?.. - Женщина... Бессмысленность этого ответа почему-то вдруг успокоила историка. Он сумел даже усмехнуться. Медленно разжал объятия. - Это я заметил... - Что же еще я могла сказать? - Да, верно... Способность думать и действовать возвращалась к нему. Он перевел взгляд на Миграта. Претендент лежал в той же позе, повернув голову вправо, глаза его были закрыты. Он был жив; редко, но высоко поднимавшаяся грудь свидетельствовала об этом. - Задира, - сказал Хен Гот, как будто в этом еще могли быть сомнения. - Что мы будем с ним делать? - Н-не знаю. Разве надо что-то делать с ним? - Он принес нам зло. А теперь оказался в наших руках. Наверное, это не случайно - кто-то решил, что так должно случиться... Но размышлять о материи столь неопределенной Хен Гот сейчас не мог. - Что с ним сделать... - пробормотал он. - Нам и самим помоги Рыба ускользнуть. А еще с ним... Нам его даже не вытащить: узко, да и весит он наверняка больше, чем мы с тобой вместе. - Он наморщил лоб. - Хотя - можно просто убить его, а? - Это... это страшно. - Голос Лезы дрогнул. - Я понимаю... Мне тоже не по себе. - Слушай, а может быть - вернемся и скажем, что он здесь. Пусть тогда они решают сами. - Если мы вернемся, то во второй раз нам уже не удастся... - Наверное, ты прав. Тогда уйдем поскорее. - Да, - согласился он. - Это будет самым разумным. Но он не тронулся с места. - Ну, что же ты, Хен? - Постой... Знаешь, все это очень странно. Этот ход. Преграда. За ней что-то кроется. Недаром оттуда появилось... это. - Он не решился на более точное определение, не сказал "женщина" или "призрак". - Ты помнишь? Миграт пытался открыть проход при помощи заклинаний, ведь так? - Мне тоже так показалось. - Но где-то, где-то... нет, у меня совершенно память отшибло... Где-то попадались мне какие-то старинные заклинания. Еще с времен доисторических... Вот только где? - В этом архиве я ничего такого не видела. - Нет, не в этом. Раньше. В Державном архиве? Нет, и не там. Определенно не там. - Может быть, когда-то в детстве ты их сам придумывал? Есть такая игра... - Да, я знаю. Но никак не в детстве. Это было недавно, совсем недавно. Что еще я читал за последнее время, кроме исторических материалов? Где еще бывал? Ах, синий осьминог... - В библиотеке? - В библиотеке? Гм... Нет... Но что-то в этой мысли есть. Библиотека... - Хен! Смотри! Он пошевелился! - Очень некстати. Библиотека... - Потом вспомнишь! Сейчас он придет в себя. Сделай же что-нибудь! Когда женщина произносит такие слова, трудно оставаться бездеятельным. - Хорошо. Стой здесь! Хен Гот решительно ступил на каменную площадку. Все тело его было напряжено - чтобы в случае малейшей опасности метнуться назад. Миграт теперь дышал громче, но сохранял неподвижность. Историк склонился над ним, потом опустился на колени. Легкими прикосновениями пальцев ощупал тело. Что-то, видимо, обнаружил: сунул руку во внутренний карман Миграта, вытащил оттуда лучевой пистолет. Миграт не пошевелился. Хен Гот направил оружие на него. Замер на секунду-другую. Медленно опустил оружие. Встал. - Нет... не могу. Как угодно... О! Последний звук прозвучал громко, очень громко. То был выкрик. - Что? Что с тобой? - Музей! - Какой музей? - Музей ранней псевдонауки! Вот где! - Тише же, молю тебя: потише! - Не страшно. Теперь я вооружен. Идем! - Ты придумал - куда? - Я же говорю: в музей! Там, там я видел все, что касается древних заклинаний: и тексты, и движения - весь ритуал описан подробно. - Там надежно? - Других описаний все равно нет. - Великая Рыба, я спрашиваю: там можно надежно укрыться? Они шли по узкому ходу быстро, не слыша встречных шагов и не опасаясь погони. - Укрыться? Думаю, нам будет не до того. - То есть как? - Разве ты не поняла? Надо раздобыть эти заклинания и вернуться сюда. У меня такое ощущение, что за тем камнем кроется что-то важное. - Сейчас важное - выжить. - Ну ладно, я постараюсь тебя как-то устроить. - Нет! Я одна не хочу! Мне страшно. - Ну, знаешь ли... Мы люди независимые. - Да? А ночью? - Что - ночью? - Что было минувшей ночью? - А, ты об этом... - смущенно пробормотал он, замедлив шаг. - Ты думаешь - это просто так? Помолчав, он проговорил: - Наверное, ты права... Но все равно, сейчас выберемся - и первым делом в музей. Пока нас никто не опередил. А там посмотрим. Узкий отросток кончился; у развилки они постояли немного, чтобы убедиться, что и главный ход свободен. Там стояла все та же тишина; видимо, ходом этим пользовались все же не так часто. Они вышли из ответвления и свернули налево - к городскому выходу. - Хен, далеко еще? Я страшно устала. - Ну, соберись с силами... Близко уже. - Совсем близко? - Ближе некуда. Метров двадцать прошли молча. - Хен, а кто была все-таки та женщина? - Пока ничего подходящего не придумал. Но одну вещь уже понял. И очень, мне кажется, важную. - Какую вещь? - Да опять о нашей истории. - А-а... - Нет, не "а-а". Это очень важно. Мы ведь всегда полагали, что все эти легенды, все то, что передавалось изустно с давних времен, очень давних - что это просто сказки. И в исторической науке не найдешь об этом ни слова. Но, оказывается, что-то такое было? - Ну и что, если даже было? - А то, что в таком случае нашу историю... Ладно, потом. Хен Гот прервал сам себя потому, что ход наконец окончился. Маленькая дверца. Подвал. Лестница. Городской шум. Ускользнули... Сообщив Мастеру все, что могла о своем непродолжительном визите на Заставу, Эла предупредила его, что вернется не сразу, но прежде хочет побывать на Ассарте, чтобы своими глазами увидеть места, в которых, возможно, придется действовать. Она не сказала, что хочет повидать Ульдемира: к этой идее Мастер отнесся бы плохо. Поэтому она добавила лишь, что, если представится возможность, она попробует найти место, обозначенное у Охранителя знаком страшной опасности; найти и понять, в чем же эта опасность заключается. С этой мыслью Мастер согласился, только по старой привычке предупредил, чтобы она не очень рисковала; наверное, он каждый раз забывал, что в нынешнем ее положении никакого риска для нее вообще не существовало; разве что конец Вселенной мог оказаться опасным. Тем не менее Эла серьезно выслушала его и обещала остерегаться. Конечно, это второе дело было куда более важным. И все же Эла гораздо больше думала о том, что скоро увидит Ульдемира. Пусть незаметно, украдкой. Пусть так, что он даже не почувствует этого... Хотя - наверное, почувствует, но не сможет понять вдруг возникшего ощущения. Не сообразит, что это Эла смотрит на него, сама оставаясь невидимой. Она знала, что после этого одностороннего свидания ей какое-то время будет трудно. Но удержаться не могла. Те воспоминания, что нахлынули на нее в Мертвом пространстве в виде предельно четких, жизненных картин, не хотели оставить ее в покое и продолжали преследовать - пусть и не такие ясные, зато их было больше и они непрестанно сменяли одно другое. Приближаясь к Ассарту и желая как можно больше сократить путь, Эла заранее наметила для себя прямой курс вместо того, чтобы огибать планету - и, серебристым вытянутым облачком пронизав атмосферу Ассарта, не задерживаясь, углубилась в тело планеты, почти столь же проницаемое для нее, как и пустота. Человек Космической стадии может продвигаться внутри вещества разными способами. Можно двигаться по прямой; такой путь помогает выиграть время, но заставляет потратить лишнюю энергию на преодоление трудных участков пути - потому что вещество не однородно, и бывают легкие и тяжелые для проникновения сквозь него участки. А можно, сберегая энергию, перетекать из одного легкого участка в другой и появиться у цели несколько позже - но зато сохранив почти весь запас энергии, которую можно получать главным образом наверху, в пространстве, наиболее свободном от помех. Эла избрала второй способ. И, к ее удовлетворению, почти сразу попала в область очень легкого проникновения. Там можно было двигаться почти прямолинейно, и к тому же путь этот приводил ее почти точно к цели; она лишь немного отклонилась от первоначального маршрута, когда почувствовала невдалеке присутствие такой легкопроницаемой области и направилась к ней. Странно: чем глубже проникала Эла в толщу планеты, тем ей становилось легче двигаться. И наконец сопротивление внезапно и почти бесследно исчезло, и из планетного вещества Эла вышла в свободное пространство на глубине примерно ста с лишним метров от поверхности. В пустом пространстве этом находилось нечто, трудное для восприятия человека, не обладающего плотью. И именно эта трудность восприятия заставила Элу задержаться и принять человеческий облик - воплотиться, хотя раньше она если и собиралась сделать это, то лишь для того, чтобы глазами увидеть Ульдемира, и то в совершенно безопасной обстановке, то есть, в такой, где никто, в том числе и он, не смог бы ее увидеть. Но сейчас пришлось воплотиться раньше предусмотренного времени. Приняв облик человека и обретя таким образом способность видеть, Эла с любопытством огляделась. Пустоту, в которой она сейчас оказалась, уместнее всего было бы назвать обширной пещерой, озаренной холодным голубоватым светом. Пещера не носила никаких следов присутствия человека - сейчас или когда-либо. В ней не было никаких изделий человеческих рук - ни каменных рубил, ни электронных машин. Эла поняла это сразу, потому что любой предмет, изготовленный человеком, на все время своего существования сохраняет способность генерировать некое слабенькое поле - одно из тех, какие входят в состав очень и очень сложной конструкции, называемой человеком и являющейся непременным участником и условием развития всех мирозданий - а их существует бесчисленное количество в области, покорной Высшей Силе. Нет, человеку это помещение явно не было знакомо. И однако это не была простая причуда природы, результат игры космогонических процессов. Человек Планетарной стадии не понял бы этого, но Эла, Космическое существо, безошибочно почувствовала наличие в этой пещере признака Целесообразности, который можно назвать также и несколько проще - Признаком Цели. Этот признак считается проявлением деятельности Разума; так оно и есть - если только понятие Разума не ограничивать определением "человеческий". Иными словами - пещера эта существовала не просто так, а для чего-то. И создана и предназначена была не человеком. Эле было известно о таких явлениях. Однако ни от Мастера, ни от Фермера она никогда не слышала об этой громадной каверне в теле планеты Ассарт. Это могло свидетельствовать о том, что на Ферме об этом просто-напросто не знали. Хотя Эле было известно, что за скоплением Нагор, как и за соседними такими же. Ферма вела наблюдение едва ли не с начала их образования. Ощущение целесообразности исходило, как поняла Эла, от сооружения, или, скорее, образования, находившегося в центре этой обширной пустоты. С первого взгляда оно могло показаться просто вздыбленным нагромождением пород, выдавленных из недр во время вулканического процесса и застывших в миг своего устремления вверх, к поверхности планеты; в процессе застывания эти породы, выходившие из глубины как бы отдельными мощными струями, были какой-то неимоверной силой закручены вокруг общей оси. Струи были разного цвета и теперь напоминали причудливое елочное украшение или огромную конфету, которая оказалась бы по зубам лишь сказочному великану. Эла неторопливо приблизилась к забавной фигуре и почувствовала себя странно. Излишне напоминать, что силы, действующие на обычного планетарного человека, не имели над нею никакой власти, но даже при этом Эла ощутила сопротивление пустоты, в которой передвигалась. Она поняла, что обычный человек не только не смог бы подойти к многоцветной спирали на такое расстояние, на какое приблизилась она, но, скорее всего, был бы уничтожен уже в первые мгновения своего пребывания здесь. Во всяком случае - если бы, не будучи предупрежден заранее, он не принял бы каких-то необходимых мер защиты. Но ей все же удалось преодолеть это сопротивление, остановиться на расстоянии полуметра, вытянуть руку и прикоснуться к сооружению. Оно было холодным на ощупь, но не показалось безжизненным - хотя вряд ли его можно было счесть живым. Эле захотелось подняться на вершину непонятного образования. Однако карабкаться по его крутым плоскостям было бесполезно. Ей пришлось взлететь. Сверху она увидела, что возвышение это кончалось не острием, как можно было подумать при взгляде снизу, но крохотной площадкой - плоскостью, на которой вряд ли мог бы уместиться человек; разве что стоя на одной ноге. Эла опустилась пониже, чтобы повнимательнее рассмотреть эту плоскость: ей почудилось, что на ней возникают и движутся, быстро сменяя друг друга, какие-то нерезкие, неопределенные линии. Повиснув на расстоянии приблизительно метра от площадки, она стала всматриваться в нее. И линии как бы ощутили чужое внимание; они задвигались быстрее, стали делаться все более четкими, а затем начали группироваться, образуя какой-то рисунок. И не один. Первым, что они изобразили, был тот самый знак опасности: перечеркнутый круг. Эла смогла увидеть его, хотя находилась в форме облака; это означало, что то, что она тут воспринимала, и было предназначено не для обычных, планетарных людей, но для иных форм бытия - в том числе и той, в которой она находилась в эти минуты. Планетарный человек, попади он сюда, скорее всего, не увидел бы вообще никакого рисунка. Да он и не мог бы проникнуть сюда, или же, проникнув - уцелеть: Эла почему-то вдруг совершенно уверилась в этом. Видимо, она получала информацию каким-то неизвестным ей путем. Затем знак исчез, и на плоскости возникло незнакомое Эле лицо. Нет, она никогда не встречала этого человека; но показанное ей лицо глубоко запечатлелось в ее памяти, так что если ей придется когда-нибудь встретить его, она, без сомнения, узнает его сразу же. И одновременно с лицом она усвоила тем же непонятным ей способом еще две мысли. Первая заключалась в том, что человеку этому плохо. Вторая - что его надо вылечить и что Эле это под силу. Потом все исчезло, и Эла поняла - или ей внушили - что она может продолжать свой путь. А плоскость вдруг исчезла - на ее месте возникло отверстие. Эла заглянула. Словно труба уходила куда-то вглубь. Кажется, по вертикали. "К центру планеты?" - подумала она. Но отвлекаться больше не следовало - чадо показать ее силу этим силам. Эла так и сделала, и тем самым снова получила возможность мгновенного перемещения в любом пространстве. На миг возникла мысль: а может быть, воспользоваться этим и все же посмотреть, куда в конце концов приведет труба? Но желание увидеть Ульдемира оказалось сильнее; а кроме того, не лишним было бы сперва выслушать мнение Мастера: быть может, он отлично знает все, что касается и трубы, и пещеры, и появление там Элы только нарушит какой-то важный процесс. Труба, подумала Эла, никуда не денется, а Ульдемир и все остальные друзья по экипажу и Ферме, может быть, именно сейчас нуждаются в помощи; и тот неизвестный ей человек тоже. Легким облачком она быстро поднялась в пещеру, воспарила над вершиной каменной спирали (впрочем, камень ли то был - не так легко оказалось ответить на этот вопрос), опустилась, почти прикасаясь к дну, и снова воплотилась, стараясь теперь держаться подальше от центральной фигуры. Оглядевшись, без труда установила, что в одном месте к пещере примыкал узкий ход, запертый, впрочем, массивной каменной плитой, поставленной вертикально. Эла взглянула наверх; Жилище Власти Ассарта, куда она направлялась, находилось не прямо над нею, но чуть в стороне. Она решила воспользоваться ходом, который, как она предположила, должен был как-то сообщаться с Жилищем и наверняка давал возможность проникнуть туда, не показываясь множеству людей. Конечно, в Жилище Власти можно было влететь и облачком, и это было бы даже легче и проще, - но Эле почему-то не хотелось этого. Она шла на свидание с Ульдемиром, и хотела прийти на него женщиной, а не чем угодно другим. Она без труда прошла через каменную плиту; по другую сторону ее оказались люди, с одним из них она едва не столкнулась лицом к лицу (хотя столкнуться можно было, конечно, лишь фигурально). Еще не успев как следует подумать, она выключила этого человека, самое малое, на полчаса, и, проходя мимо, уголком глаза заметила, как тот неуклюже упал. Это ее не взволновало, как и два других человека, мужчина и женщина, глядевшие на нее в полном оцепенении; Эла прошла сквозь них, не причинив никакого вреда или хотя бы неудобства. Узкий ход влился в другой, пошире, а тот, в свою очередь, привел ее в Жилище Власти. Была ночь, длинные коридоры освещались плохо; Эла приглушила и свой собственный свет, чтобы нечаянно не обратить на себя чьего-либо внимания, постояла на месте, внимательно оглядывая дом изнутри - все этажи, все коридоры и комнаты. Ульдемира она нашла без труда - он спал в маленькой комнатке в другом конце здания. Перевоплощаться не хотелось, и Эла пошла-по длинным, коленчатым коридорам, по узким лестницам и снова коридорам и галереям. Наконец вошла к нему и склонилась над кроватью. Он был не один там - в этой же постели спала женщина. Эла внимательно рассмотрела ее. Чем-то женщина ей понравилась, чем-то наоборот, оттолкнула. Но, во всяком случае, она не была столь красивой, как сама Эла, и это успокоило и позволило не причинять женщине никакого вреда. Эла только грустно улыбнулась: на людей, даже самых лучших, можно полагаться только до определенного рубежа; она имела в виду людей планетарных, разумеется. Ульдемир выглядел усталым, но, к ее удовольствию, был моложе, чем когда они с ним расстались там, на Земле - на весь остаток его планетарной жизни. Эла понимала, что это не настоящий облик его, это лишь рабочий возраст, данный Ульдемиру Мастером; но все равно, было приятно видеть его таким... Она присела на пуф недалеко от кровати; ей было безразлично - сидеть или стоять, людям ее стадии не знакома усталость плоти - но ей хотелось вести себя так, как если бы она все еще была Планетарным человеком. Было тихо. Она поняла, что война еще не пришла в Сомонт, хотя была уже где-то совсем близко. Кажется, пока ее помощь здесь не особенно требовалась. И все-таки она не хотела уйти, так ничего и не сделав для него. Подумав немного, она нашла, что сказать ему и, сосредоточившись, послала сигнал. Она передала Ульдемиру, что близ Жилища Власти находится нечто необычное, но, очень возможно, опасное, и поэтому, когда война начнется и здесь, надо стараться не допустить серьезного обстрела и бомбардировки самого здания и его окрестностей. А также - что более подробно он, наверное, сможет вскоре узнать у Мастера. А также - что она очень рада была повидать его, хотя и не очень довольна тем, что в постели он находится в обществе посторонней женщины. А также - что она, несмотря на это, по-прежнему любит его и знает, что и он так же любит ее - и будет любить до той поры, пока и сам не перейдет в ее состояние. После этой передачи Эла посидела еще немного, просто глядя на него. Ульдемир заворочался и пробормотал что-то; она узнала свое имя. Свое - а не той, что лежала рядом. Эла улыбнулась. Теперь можно было уходить. Не затрудняясь поисками двери, Эла прошла сквозь стену в коридор. И хотела уже, развоплотившись, подняться прямо вверх - сквозь атмосферу в пространство, - но задумалась. Там, внизу, где она вышла из пещеры, оставались три человека. Двух из них она даже не затронула. Что они там делали? Не пытались ли пробиться в пещеру? Ведь когда-то кто-то бывал там - иначе откуда было возникнуть этому ходу? Ход означал, что проникнуть туда можно - если знать способ сдвинуть с места каменную плиту. Люди вряд ли знали такой способ: иначе они не стали бы задерживаться перед этой плитой. И вряд ли они знали, что там, за плитой, находится. Не зная ни того, ни другого, они вполне могли воспользоваться, чтобы проложить себе путь, каким-нибудь опасным приемом: например, взорвать камень. Но она-то теперь понимала, что такое действие могло привести к самым скверным последствиям... Нет, перед тем, как покинуть эти места, следовало еще раз заглянуть туда, и если люди на самом деле решатся на какое-то опасное действие - помешать им. Эла понимала, что это в ее силах. Вот почему вместо того, чтобы сразу же устремиться в пространство, она вернулась в подземелье. Из троих там сейчас оставался только один человек - тот, которого она выключила. Он едва успел прийти в себя и сидел на каменном полу, опираясь на руку, другой рукой потирая лоб и недоуменно оглядываясь. Потом он увидел ее. Элу поразило, как сразу изменилось его лицо: на нем возникло выражение ненависти. - А, Ферма! - пробормотал он и с трудом встал; кажется, он еще не вполне оправился. - Везде эмиссары... Но я тебя не боюсь! Могу драться на равных! А ну-ка, ну-ка, посмотрим, как ты... И он сделал выпад, какой применяют люди, прошедшие эмиссарскую школу, для воздействия на противника на расстоянии. Будь он в здравом уме, он сообразил бы, что имеет дело не с эмиссаром из Планетарных людей, подобным ему самому, но с человеком иного уровня; но он еще не был в здравом уме. Эла же без труда поняла, что человек этот - эмиссар, и не с Фермы - тогда она обязательно помнила бы его; значит, он был эмиссаром другой стороны. Враждебной. И хотя она вовсе не настроена была сражаться, но иного пути сейчас не было. Да и, собственно, о каком сражении могла идти речь?.. Все же она помедлила, и человек, приблизившись на шаг, снова сделал выпад; однако разряд был слаб и не подействовал бы сколько-нибудь ощутимо даже на простого Эмиссара; Эле же такие приемы не были опасны вообще. Но затягивать эпизод было незачем. Эла мгновенно скрестила перед собой руки, образовав энергетическую петлю, и легким взмахом накинула ее на противника. Резко опустила обе руки. Теперь он лишился возможности двигаться и лишь следил за нею белыми от бешенства глазами. Она улыбнулась. Человек этот в своей жалкой ненависти был даже забавен. Следующим пассом Эла подняла его в воздух. Повернулась и пошла по узкому ходу, даже не оглядывалась: знала, что он плывет за нею на расстоянии метра от земли. Иногда, когда коридор резко сворачивал в сторону, он легко стукался о каменную стену. Эле не было его жалко. Она шла, решая, как же теперь поступить с ним. Ей он был совершенно не нужен. Однако у противника он наверняка играет немалую роль; ей удалось нечаянно взять Эмиссара в плен - не выпускать же его? Видимо, надо как-то переправить его на Ферму, к Мастеру, Если она обошлась с Эмиссаром слишком резко - придется извиниться и отпустить его, но пусть это решают те, кто знает больше, чем она. Однако ей самой это не под силу. Она-то может свободно передвигаться в пространстве, но он - всего лишь Планетарный человек, и его перемещать можно только по специальным каналам. У нее такого канала нет. Единственное, что сейчас остается - это укрыть его в каком-то надежном месте, связаться с Мастером или слетать на Ферму самой и попросить помощи. Беда только, что такого укромного места в ее распоряжении не было. Для того, чтобы найти его, ей тоже нужна была помощь. Кого можно было просить о помощи? Только кого-то из тех, кого знала она и кто знал ее. То есть, из людей экипажа. Может быть, даже Ульдемира. Хотя эта задача разрешима для любого из них. Значит, покидать Жилище Власти еще рано... Придя к такому выводу, Эла, выйдя в основной ход, снова повернула к Жилищу. Только теперь у нее возникло такое ощущение, что она не только издали, как-то неопределенно, но помогает друзьям и на деле. Кольцо осады проходило уже едва не по границам города. Но до сих пор по Сомонту не было сделано ни одного выстрела. Командующие тремя экспедиционными корпусами Коалиции - силами этих корпусов и было создано кольцо - не раз уже докладывали Объединенному командованию, что после непродолжительной ракетной подготовки - с грунта, с воздуха и, если возможно, из Космоса - город можно будет взять после непродолжительного штурма, для которого все уже было подготовлено: и штурмовая техника, и отборные бойцы. Тем самым война на Ассарте была бы закончена. Кроме столицы, сопротивление мог оказать еще только Резервный центр обороны, находящийся в другом полушарии; однако в Сомонте была Власть, и с капитуляцией этой Власти капитулировала бы и вся планета: признала бы поражение и смирилась с ним. А Резервный центр мог держаться, пока не съедят последнюю банку консервов - после этого защищающим его силам останется только, подняв руки, выходить на поверхность. Так полагали командующие. Но, по совершенно непонятной для них причине, представитель Объединенного командования каждый раз отвечал одно и то же: "По Сомонту не должно быть сделано ни одного выстрела. Город нужен нам в целости и сохранности. И каждый, кто нарушит запрет на обстрел Сомонта, будет наказан по высшей строгости". Командующие роптали. Однако, как люди военные, подчинялись. Другого пути у них не было. Однако они, используя свои права, вновь и вновь рапортовали начальству о необходимости обстрела и штурма: это не было запрещено ни одним уставом. Последнее такое донесение, подписанное тремя командующими, было послано вчера. Так что сегодня следовало ожидать очередного визита представителя Объединенного командования, который, конечно же, привезет очередной отказ. О своем прибытии представитель осведомил заранее, и ожидался сегодня с утра. Однако прошел назначенный им час; прошло и время, которое командующие накинули - учитывая, что война есть воина и передвижения не всегда происходят так, как планируются. Представитель командования не явился. Трое командующих собрались в ставке Третьего Генерала Ли Пера из мира Ктол. Они несколько нервничали. - Сколько можно ждать? - вопросил генерал Ли Пер, воздев руки. - Может, его кто-нибудь сбил на подлете, а мы тут сидим и ждем, - предположил его коллега из мира Хапорим. - Сделал благое дело, - проворчал генерал из мира Серитог. - Так или иначе, - снова заговорил командующий корпусом Ктола, - мы подали рапорт и ответа на него не получили. Хотя по существующим правилам, в условиях военных действий, должны были получить его не позже, чем в десять часов утра сегодня по времени Ассарта. - Но не получили, - подхватил генерал из Хапорима. - Согласно Уставу Командных действий Серитога, - сказал генерал из названного мира, - если я испрашиваю у командования разрешение на определенные действия и в установленный срок не получаю отказа, то тем самым моя инициатива считается одобренной и я получаю все права для ее реализации. - Ну, и у нас точно так же, - подтвердил генерал из Хапорима. - Что ж удивительного? Всем известно, что свой Устав вы списали с нашего, чтобы зря не напрягать мозги. - Это вранье, - сказал генерал из Хапорима. - Просто один из членов нашего Уставного комитета удрал к вам вместе с проектом, которым вы и не замедлили воспользоваться. - Господа генералы! - воззвал Ли Пер. - Лучше поговорим об этом когда-нибудь потом. После победы. - Мы никогда не победим, если нам будут связывать руки, - заявил генерал с Хапорима. - Я считаю, что нам не связывают рук, - возразил командующий с Серитога. - Во всяком случае, сегодня нам их скорее развязали. Рапорт отправлен, ответа нет, следовательно - что? Следовательно, наша инициатива считается одобренной. - Совершенно верно, - поддержал генерал с Хапорима. - В таком случае, - подвел итог генерал Ли Пер, - нам остается только отдать соответствующие распоряжения. Когда мы можем начать обстрел? Мне, например, нужно не более шести часов. - Я управлюсь за пять, - заявил Хапорим. - А я даже за четыре, - доложил Серитог. - Хорошо. В таком случае, открываем огонь через пять часов. - Через пять часов и семнадцать минут, - предложил Серитог. - Чтобы было ровное время. Сейчас без семнадцати три. - Итак, в двадцать ноль-ноль? - Принято. - Позвольте, господа, - усомнился Хапорим. - На какое время для подготовки мы рассчитываем? Не придется ли нам идти на штурм среди ночи? - Ни в коем случае, - успокоил его Ли Пер. - Мы будем выпускать снаряды и ракеты десять часов подряд. Ночью это кажется особенно страшным - тем, на кого они падают. А в шесть-ноль поднимем войска в атаку. - Отлично, - сказал Серитог. - Если так, то я не возражаю, - примкнул к ним и Хапорим. - В таком случае, господа - по корпусам! В войсках Коалиции дисциплина и порядок находились на хорошем уровне. Что было приказано, то и выполнялось. Поэтому штурмовые части заняли исходные позиции еще до начала огневой подготовки. Артиллерия выдвинулась на свои рубежи, давно уже намеченные. Ракетные наземные части - тоже. С авиацией было несколько сложнее. У нее было свое объединенное командование. И на запрос авиаторы ответили, что такого приказа не получали. Пришлось срочно связываться с Объединенным авиационным командованием. Доказывать им, что Главное Объединенное командование не возражает против операции. И, в конце концов, речь идет лишь об оперативном подчинении командованию корпусов той авиации, что принадлежит их же планетам и, строго говоря, им же и должна подчиняться. Эти аргументы подействовали, но все же чего-то не хватало. И тогда в ход пошел последний козырь: авиационным начальникам было сказано, что операция гарантирует окончание всей надоевшей войны в трехдневный срок. А как только Сомонт падет и въехать в него станет безопасно - авиационные генералы будут первыми приглашены, чтобы полюбоваться результатами работы своих подразделений - а также и трофеями. Упоминание о трофеях оказалось очень кстати: каждому ведь хочется сохранить на память о войне, в которой участвовал, какой-нибудь сувенирчик - пусть даже мелочь... Поэтому, уточнив, что грузовикам авиационного командования въезд в город будет безусловно разрешен, воздушные генералы дали, наконец, требуемое разрешение и остались в приятном ожидании. К назначенному сроку все было готово. Генеральские часы были сверены заранее. И ни один из трех командующих не опоздал ни на секунду. Прозвучали команды. Сотрясая установки, в воздух поднялись ракеты. Вылетели из орудийных стволов снаряды. Считанные секунды понадобились, чтобы они достигли цели. Ни один выстрел, ни одна ракета не пропали даром: цель - столичный город - была достаточно крупной. Огонь велся по площадям; это было проще, чем, наметив конкретные цели, стараться поразить их. Да в Сомонте - это было известно - и не существовало таких сооружений, которые носили бы военный характер и могли быть использованы в уличных боях во время штурма. Целью огневой подготовки было - напугать, привести к мысли о неизбежном поражении. Население города должно было деморализоваться само и оказать такое же воздействие на войска. После чего победу можно будет взять голыми руками... Был вечер, и в Жилище Власти никто еще, естественно, не спал. В Жилище Власти, на половине Ястры, кроме нее, Ульдемира и Питека присутствовали еще два человека. Одним из них была Эла. Сидя в углу, она старалась выглядеть как простая планетарная женщина. Однако все, кроме Ястры, знали, что это не так. Другим был Ублюдок Миграт. Несмотря на то, что с виду он был совершенно свободен, на самом деле Миграт не в силах был пошевелить ни рукой, ни ногой. Петля, наброшенная Злой, держала его до сих пор. Эла и Миграт появились здесь лишь несколько минут назад. И разговор, по сути дела, еще не успел начаться, когда в городе послышались первые взрывы. - Что за дьявол! - вскочил Ульдемир. Остальные повернулись к окнам, не говоря ни слова; никто не хотел поверить, что война в конце концов вступила и в Сомонт. Только Миграт прохрипел: - Идиоты! Все - идиоты! - Кроме вас, конечно, - заметил Ульдемир. - Вы - известный мудрец, как же. - Каким бы я ни был, но, пока я был свободен, ракеты на Сомонт не падали! Даже и сегодня я мог бы предотвратить... если бы не эта дама. - С дамами вам вообще не везет. Магистр, - сказал Ульдемир. - А что касается обстрела города - это очень интересно. Вы так любите этот город, что всячески старались уберечь его? Или есть какие-то другие причины? - Можете догадываться сами, - сказал Миграт, усмехнувшись. - Только боюсь, что у вас не осталось на это времени. - Сколько бы у нас ни оставалось времени, - проговорил Ульдемир медленно, - у вас его всегда будет чуть меньше. Думаю, что ситуация вам понятна. Хотя - в немалой степени она зависит от вас. Снаружи снова рвануло; на этот раз уже ближе. - В какой же степени? - поинтересовался Миграт. - Если согласитесь ответить на вопросы, которые мы вам зададим, то мы, во всяком случае, оставим вас в живых. - Это от вас уже не зависит. Потому что ракеты и бомбы Коалиции переправят нас в следующую стадию раньше, чем вы сумеете что-либо сделать. И если говорить обо мне - это не кажется мне наихудшим выходом. - Не уверен, что вы понадобитесь Охранителю, перейдя в Космическую стадию, - покачал головой Ульдемир. - Потому что, собственно говоря, вы мало чем помогли ему. Так что вряд ли вам сейчас имеет смысл умирать. Подумайте, а я тем временем задам вам первый вопрос: почему вы, жертвуя Ассартом, так берегли Сомонт? Только не говорите, что вам нужна неразрушенная столица. Причина в чем-то другом. В чем же. Магистр? Миграт молчал. Снова послышались взрывы - на этот раз несколько дальше. - Может быть. Магистр, Сомонт нужен не столько вам, сколько Охранителю? Зачем? Что в этом городе такого? Зачем ему понадобилось сталкивать Ассарт со всеми остальными мирами? - Попросите вашу даму дать мне возможность хоть немного двигаться. У меня затекло все тело. - Сначала ответьте. - Охранитель сам объяснил вам это - там, на Заставе. - Это было объяснение для умственно отсталых. - Можете считать меня умственно отсталым, но я ему верю. - Нет, Магистр, не верите. Иначе вы не попытались бы сами увидеть - что находится внизу, под нами, куда ведет узкий ход. - Нормальное человеческое любопытство. - Малоубедительно. - Ну, это уже ваше дело. - У нас не возникает желания облегчить ваше положение. - Спросите о чем-нибудь таком, что мне известно. Ульдемир на несколько секунд повернул голову, прислушиваясь к тому, что безмолвно передавала ему Эла. - Что за устройства находятся на Заставе? Для чего они и откуда взялись? - Назначение их известно только Охранителю - и тем, кто ими управляет. - Кто они? - Из какого-то другого мироздания. Было бы хорошо, если бы вы поняли: Охранитель вовсе не считает меня своим лучшим другом и не исповедуется мне; его замыслы для меня ясны не более, чем любому из вас. - Мы допускаем, что он вам не излагал их; однако вы, конечно, раздумывали о них - и какие-то выводы у вас имеются. - Ну... возможно, дело в его отношениях с теми, кому служите вы. С Фермой. В их взглядах на сущность и смысл Мироздания. - Может быть. Но ведь это пространство относится к Ферме - он что же, хочет совершенно вытеснить ее отсюда?. - Не исключено. - А какую роль в этом должен играть Ассарт? Именно эта планета? - Об этом знает только сам Охранитель. - Видите, так или иначе мы возвращаемся к первому вопросу: что известно вам о... ну, назовем это хоть бы "Секретом Ассарта"? - Известно, что там находится нечто. - Точнее? - Я уже говорил: точнее ответить не могу. - А ваше мнение? - Что-то такое, что может дать Охранителю возможность диктовать свои условия. - Ну, это и так понятно... Что, Эла? Забывшись, Ульдемир проговорил эти слова вслух, что было вовсе не обязательно - Эла воспринимала их непосредственно, без помощи акустики - как и он слышал ее мысли. - Я ведь видела это, - передала она. - Была там, разве я не сказала? Там просто ход - ход вниз, возможно - к самому центру планеты. Я не успела исследовать до конца. Но сразу стало ясно, что он создан не людьми - и предназначен не для людей. Никто из нас не сможет разобраться в этом. Может быть. Мастер и Фермер... - Спасибо, Эла. Не забудь только: наш пленник так же хорошо воспринимает мысли, как и мы с Питеком. - Я понимаю. Снова грохот за стенами; теперь уже совсем близко. - Скажите, Магистр, сохранить Сомонт от обстрела - целиком ваша идея? Или указание Охранителя? - Сейчас уже не помню. Возможно, он подал такую мысль... - Значит, он. И вам пришло в голову, что это связано с тем, что находится в глубине? - Другого объяснения я не мог найти. - А как вы узнали, что внизу вообще что-то находится? Он сказал вам? - Нет. Он говорил только о необходимости всячески беречь Жилище Власти. Но я вовремя вспомнил, что в наших древнейших легендах имеются намеки на нечто такое... На то, что Жилище - вернее, то, что давным-давно находилось на его месте - предназначено для охраны и защиты не тех, кто наверху, но того, что ниже, в глубине. - И вы поверили легенде? - Древнейшая история всегда интересовала меня. - И вы решили, что в легендах речь идет о действительных фактах? - Я всегда верил им. И, как видите, не зря. Мы, в чьих жилах течет кровь Властелинов, всегда были наполовину устремлены в прошлое, и лишь второй половиной - в будущее. Только мой брат хотел создать прошлое искусственно. Он не верил сказкам. Не его вина; так его воспитали. - Не трогай Изара! - впервые вступила в разговор Ястра. - Ему сейчас тяжело. - Я думаю, что ему сейчас как раз легко. Он простился с Планетарной стадией. И единственным законным претендентом остаюсь я. Поэтому предлагаю всем вам соглашение - примерно такое, какое уже предлагал Ястре. - Для вас она - Жемчужина Власти! - нахмурился Ульдемир. - Ну, между родственниками подобный этикет ни к чему... Да, предлагаю соглашение. Она передает мне власть законным путем. И все мы пытаемся найти разгадку того - чем же на самом деле является Ассарт. - А что вы скажете Охранителю, Магистр? - Вряд ли такие подробности будут интересовать его. Мои права на Ассарт он признает... - А вы признаете его власть над собою. Но ведь мы точно таким же образом признаем старшинство Фермы! Как же вы предполагаете сочетать интересы тех и других? - А никак. Это их проблемы. - К сожалению, Магистр, мы никак не можем согласиться с вами. - Они так уж вам дороги? - Это само собой; кроме того, мы затрудняемся представить себе, что отношения между Заставой и фермой возникли только вследствие чьих-то амбиций. Мы не знаем подробностей, но нам известно, что дело касается самого существования нашего Мироздания - во всяком случае, в его современном виде. Но кроме этих причин есть и еще одна; одно обстоятельство, которое разрушает все ваши планы. Очередная серия ракет упала на город. Ястра сказала: - Пора заканчивать бессмысленный разговор. Нам некогда. - Да, - согласился Ульдемир. - Потому что после обстрела наверняка последует штурм. Мне нужно связаться с Рыцарем, Эле - с Мастером. - И все же, - снова заговорил Магистр, - мне хотелось бы услышать, что это за обстоятельство. - Оно заключается в том, дорогой Магистр, что Изар жив. - Может быть, - усмехнулся Миграт, - вам даже известно, где он находится? - Без сомнения. Вот за этой стеной. В соседней комнате. - Прошу извинить, но я вам не верю. - Ну, это ваше дело... Ястра, когда Властелин сможет обратиться к миру? - Через два-три дня. - Это комедия, - сказал Миграт. - Вы хотите убедить меня... - Ничуть не бывало. Мы можем даже показать его вам. - Будет очень интересно. - Ульдемир! - воспротивилась Ястра. - Не надо! А вдруг этот... родственник сможет как-то повредить ему? Изар не в таком состоянии, чтобы сопротивляться. - Ты могла бы и не говорить этого, - упрекнул ее капитан. - А что касается вреда, то не беспокойся. Мы попросим Элу присутствовать при этом. Она сильнее Магистра. - Ты думаешь? - Иначе его не было бы здесь. - Ну хорошо... - согласилась она без особой уверенности. Они вышли в коридор. Миграта приходилось тащить под руки: он все еще был лишен способности передвигаться самостоятельно. Отворили дверь в соседнюю - прежнюю спальню Жемчужины. Сидевший у кровати Эфат поднял на них усталый взгляд. - Как чувствует себя Властелин? - спросил Ульдемир. Взгляд Эфата, на миг задержавшийся на Магистре, переместился на капитана. - Ему становится лучше, хотя выздоравливает он медленно. - Что сказал сегодня врач? - Возможно, завтра Властелин придет в себя. - Ну, Магистр - вы убедились? Миграт промолчал. - В таком случае, в ответ на ваши предложения выслушайте мои. Я думаю, что мои друзья поддержат их, - сказал Ульдемир. - Интересно... - Жемчужина! - вмешался Эфат. - Не хотите ли вы повелеть перенести Властелина в более надежное место? - Чем вам не нравится это? - Разве вы не слышите? Стреляют. Если попадут в Жилище Власти... - Если попадут сюда, - резко прервал его Магистр, - то не спасется никто - даже в самом глубоком подземелье. - Обождите, камердинер, - проговорил Ульдемир. - Итак, вот мое предложение. Оно основано на том, что ни вы, ни я не хотим разрушения Сомонта, и тем более - Жилища Власти. Вы согласны с этим? - Согласиться нетрудно. - Вы полагаете, что сможете, вернее - смогли бы удержать наступающих от обстрела? - Слишком много времени упущено. Но - может быть, что-то еще возможно сделать. - Если мы отпустим вас - сделаете вы это? - М-м... Если быть честным - не знаю. Могу лишь обещать, что сделаю все, что сумею. - Наверное ведь Охранитель не откажется помочь вам? - Только на него и можно надеяться. - В таком случае, думаю, что мы не станем более задерживать вас. Магистр вскинул голову. - Однако я не могу поручиться, что Коалиция отступится от идеи штурма. Обстрел и штурм - не одно и то же. - Да, мы понимаем это. - В таком случае - я согласен. - Ульдемир! - воскликнула Ястра. - В уме ли ты. Советник? У нас нет более серьезного врага... - Не было. Но сейчас самый опасный враг - их ракеты. Как бы подкрепляя слова капитана, одна ракета из новой серии разорвалась, кажется, тут же, на площади. Будь в окнах Жилища Власти обычные стекла, вряд ли уцелело бы хоть одно из них. - Я думаю. Советник прав. Жемчужина Власти, - почтительно обратился к Ястре Питек. - Важно, чтобы они прекратили огонь. - Вы хотите, чтобы я поверила Миграту? - И все же отпустим его. Он ведь прекрасно понял теперь одну вещь: он не укроется от нас нигде в пределах скопления Нагор. Эла найдет его. И не только она... - А может быть, мне сопровождать его? - сказал Питек. - В качестве личного телохранителя. Я ведь не слабее его. - Не так нас много, - отверг его мысль Ульдемир, - чтобы мы брали на себя еще и его охрану. Нет, думаю, что он не обманет - потому что это нужно ему не менее, чем нам. - В этом я с вами согласен, - откликнулся Миграт. - Эла! - мысленно обратился Ульдемир. - Доставь его, пожалуйста, к выходу - и отпусти. Дальше он сам найдет способ... - Разумеется, - просигналил Миграт так же беззвучно. - Однако, если вы попытаетесь вернуться в Жилище Власти... - Я вовсе не обещал не делать этого. Штурм так или иначе, состоится. Вам придется капитулировать. И тогда никто не сможет запретить мне... - Хорошо. Но только тогда. - Согласен. - И еще, Эла. Потом вернись ненадолго... Она улыбнулась. - Ну, конечно же, - передала она. - Так хочется о многом поговорить... - А мы тем временем займемся войсками. Проверим, насколько они готовы к штурму. Миграт усмехнулся. Это было нелегко: затекли даже мускулы лица. В комнате, где лежал Властелин Изар, остались, кроме него, только двое: Эфат и Ястра. - Думаю, вам давно пора отдохнуть, камердинер, - произнесла Жемчужина Власти. - Видно, что вы бесконечно устали. - Увы, Властительница: годы... Но я еще могу ухаживать за ним. Кто другой сделает это так, как я? - Хотя бы я. - Вы, Жемчужина Власти? Но у вас сейчас так много важнейших дел... - Самым важным мне кажется - чтобы Властелин вернулся к нам. Он очень нужен всем. - Конечно, Властительница, мне очень хотелось бы этого... - Вы сомневаетесь? Но ведь вы только что сказали... - Вынужден признаться: мне пришлось солгать. - В чем же? - Доктор вовсе не говорил, что через день-два Властелин придет в себя настолько, что сможет обратиться к народу. - Ах, вот как... - протянула Ястра. - Наоборот - врач говорил, что такое состояние его может продолжаться долго, очень долго... Он объяснял - почему, но этого я не запомнил - его слова прямо ошеломили меня. - Отчего же вы сразу не сказали, как обстоит дело? - Как же я мог сказать, если рядом с вами находился этот... Ублюдок Власти? Его брат? - Вы узнали его? - Великая Рыба, да конечно же! Я помню его совсем молодым. Правда, давно не приходилось встречаться, но он такой... запоминающийся. - Вы правы. - И подозреваю, что у него не самые честные намерения в отношении Властелина. - Почему вы так решили? - Иначе он за столько лет нашел бы время, чтобы посетить нас. А ведь он даже не поздравил Властелина со вступлением во Власть... - Да, вы снова правы - намерения у него не самые лучшие. Но это вовсе не значит, что вам не следует отдохнуть. - Пожалуй... пожалуй, я воспользуюсь вашей добротой. Властительница. Если вдруг понадоблюсь, я буду у себя. Я оставлю вас ненадолго. Старики быстро приходят в себя, хотя и быстро устают. - Отдыхайте спокойно, Эфат. - Еще раз благодарю вас. Властительница... Ах! - Что случилось? - Нет-нет, ничего... Я просто забыл... одну вещь. - Это касается Изара? - Ни малейшим образом. На, с вашего позволения, я ухожу. - Идите, Эфат. Набирайтесь сил. Они еще понадобятся... Оставшись наедине с Изаром, Ястра села на еще теплый стул, только что освобожденный старым камердинером. Задумчиво поглядела на белое, словно мукой обсыпанное, лицо Властелина; слабо, одним уголком рта, усмехнулась. И задумалась. Значит, на самом деле Изар не придет в себя ни завтра, ни в ближайшие дни. И уж подавно не сможет обратиться к миру Ассарта. А ведь только на это и были надежды. Только слово Властелина могло поднять людей, вдохнуть в них какую-то бодрость. Сейчас никто не хочет браться за оружие. "Мы сами виноваты, - подумала она. - Много, много лет понятие приверженности Власти подменяли приверженностью Властелину. Всегда казалось невозможным, что с ним что-нибудь может произойти. Властелин был надежно защищен, казалось бы, со всех сторон. Конечно, если вел себя разумно. Изар так и не научился вести себя разумно. Как подобает истинному Властелину". Ястра вздохнула. Если бы он с самого начала повел себя иначе, то она... ну, что же: чуть раньше или чуть позже, но она пришла бы в себя. Перемогла бы обиду, чувство оскорбленного достоинства; он же никогда не был ей безразличен. Немного времени - и она сердцем ощутила бы то, что всегда знала рассудком: что ради Власти приходится жертвовать многим - вплоть до самой себя. Смирилась бы. И стала верной помощницей ему во всех делах Власти. Однако он, видите ли, решил обидеться сам. Словно это она валила его на пол... Не мог терпеливо обождать. Никто не научил его той простой вещи, что, когда ты ждешь чего-то от женщины, надо прежде всего научиться терпению. Ничто не ценится так, как готовность ждать, сохраняя в неизменности свои чувства. Нет, он обиделся - и завел себе эту как ее... Кстати, она, оказывается, удрала. Ухитрилась. А сперва показалась такой робкой, хрупкой девицею... Ничего, у нее хватило сил, чтобы заставить здоровенного охранника потерять сознание, связать его и каким-то способом выбраться из Жилища Власти. Ну да Рыба ей судья. Исчезла - тем лучше и для нее, и для самой Ястры: не придется принимать никаких тяжелых решений. Во всяком случае, по отношению к ней. Она не опасна более. Потому что Изар - вот он. Лежит, редко и тяжело дыша. В бинтах, в датчиках, со здоровенными иглами в венах. Лежит - потому что кинулся искать свою ненаглядную - и это перед самым началом войны! И угодил в ловушку. Мальчишка, а не Властелин. Еще хорошо, что спасли... Впрочем - хорошо ли? Хорошо ли, если как следует подумать? Нужно ли было его спасать? Если подумать спокойно и откровенно. Может быть, и нет? Может быть, если ты, Изар, сейчас ничего не можешь сделать для своей Власти, для своего Ассарта, то тебе... тебе лучше вообще не быть? В такие дни нельзя выступать от имени Властелина. Должен обращаться к людям тот, кто взял на себя ответственность и всю тяжесть Власти. Деятель. А не его доверенное лицо. Я, например, не хотела бы сейчас выступать за тебя. А вот за себя - смогла бы? Почему бы и нет? О Власти я знаю не меньше твоего. Конечно, сейчас не лучшее время для того, чтобы Власть перенимала женщина. Не потому, что она хуже; потому, что непривычно для Ассарта. Крутые повороты хорошо преодолевать, когда и машина, и дорога в порядке. А когда машина грозит рассыпаться, лучше всего ехать по прямой. Сейчас все колеблется. И мое появлени