ния? И, вместе с присутствующими, на площади, перед зданием Института, буквально все люди на Земле с волнением ожидали решения этого вопроса. Через два часа пришельцы должны были выйти на площадь и появиться на экранах всего мира... Они не появились через два часа... Не появились они и через двое суток, хотя всем было уже известно из телефонного сообщения Кима, что они вышли из цилиндра с поразительной точностью, минута в минуту, в заранее рассчитанный момент! Вышли вчетвером!.. И только на третий день, когда из "лаборатории", по-прежнему наглухо закрытой, последовало вторичное сообщение Кима, человечество Земли и Жван узнало, что произошло. Этого никто не ожидая, ни земляне, ни жвановцы. Гости из прошлого находились на грани смерти! КНИГА ВТОРАЯ ВИТКИ СПИРАЛИ  * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *  НА ЗАРЕ ЦИВИЛИЗАЦИЙ Ветер, прилетевший от раскаленных берегов и знойных пустынь восточного материка, где люди, сжигаемые солнцем, черны и ходят голыми, стих наконец после заката. Население страны красного бога - Моора, властителя земли и неба, людей и животных, добрых и злых богов, вздохнуло свободнее. Только где-то наверху, в таинственном и непонятном для людского ума царстве облаков и туч, потревоженный воздух продолжал еще волноваться и высыпавшие на небо звезды мерцали чаще, чем обычно. Но вечер не принес ожидаемой прохлады, в которой так нуждались люди, животные и растения после трех суток иссушающего восточного ветра. Воздух хранил большой запас зноя и, остывая, изливал его теперь на улицы города душным и тяжелым дыханием бога ветров - Воана. Воан разогнал облака, и небо над городом было чисто, открывая взору все великолепие звездных чертогов Моора. Луны не было. Невысокая горная цепь, с трех сторон подступившая к городу, смутно виднелась темным зубчатым контуром на фоне звезд. Исполинская голова Воана, высеченная на огромной скале чудовищным трудом многих поколений, обращенная лицом к востоку, откуда приходили страшные ветры пустыни, была не видна. Днем колоссальная скульптура хорошо просматривалась из любой точки города. Сегодня, вчера и позавчера бог отдыхал. Видимо, он заснул или глубоко задумался, так как целых три дня и три ночи ветер дул ему прямо в лицо, а Воан не замечал этого и не прекратил бедствия. Только сегодня к вечеру он словно очнулся и вспомнил о своих обязанностях. Сады и огороды, окружавшие каждый дом, высушенные ветром, требовали воды, воды, воды... Добрая половина жителей города готовилась не спать третью ночь подряд. Надо было спасать будущий урожай овощей, ягод и фруктов. Улицы наполнились шумом и движением. Всюду виднелись темные или освещенные колеблющимся пламенем факелов, согнутые под тяжестью сосудов фигуры горожан. Только немногие счастливцы могли воспользоваться для этой цели спинами животных. Воду приходилось носить издалека, от берега реки, текущей за городской чертой, на расстоянии тысячи и более шагов, или от малочисленных колодцев, где все эти три ночи выстраивались огромные очереди. Воды не хватало. К середине ночи колодцы обычно бывали полностью вычерпаны, и тогда единственным источником влаги оставалась река. Но до нее и обратно идти было долго и утомительно. Естественно, что каждый горожанин старался брать как можно больше колодезной воды, и возле каждого колодца всю ночь стоял страшный шум, крики, проклятия в ругательства. Нередко дело доходило до ожесточенных драк, которых никто и не пытался прекратить. За порядком в городе должны были наблюдать младшие жрецы храмов, но вмешиваться в побоища им не позволяло достоинство служителей божества. В сады знати были проведены от реки каналы, откуда черпали воду многочисленные рабы. Им не приходилось далеко ходить, и свободные горожане глухо роптали, видя, как легко и просто достается вода презренным иноземцам - пленникам войны и рабам местного происхождения, презираемым не меньше. Каналов было довольно много. Они проходили через весь город, во всех направлениях, вдоль улиц, и через них были перекинуты мостики. Но никому не приходило в голову воспользоваться ими, вместо того чтобы ходить к реке или колодцу. Вода в каналах принадлежала знати, а законы страны сурово карали за присвоение чужой собственности. Редкий смельчак отваживался рискнуть под покровом ночной темноты. Глаза жрецов видят и в темноте. Были случаи! Мороз продирал по коже свободных горожан, когда память воскрешала картины наказаний. Нет уж, лучше ходить всю ночь к реке и обратно, сгибаясь под тяжестью сосуда, чем позволить себе заметить соблазнительный блеск воды в канале, идущем мимо сада или огорода тут же, совсем рядом. - О Геро! - воскликнул пожилой мужчина, опуская на землю тяжелый глиняный сосуд огромной величины, но вмещавший совсем немного воды - так толсты были его стенки. - О бог моря, рек и дождя! Что стоит тебе послать нам дождевую тучу? Или ты поссорился с Воаном и тот отказал тебе в ветре? - Что ты там бормочешь? - насмешливо спросил другой горожанин, также опустивший на землю свой сосуд, чтобы немного передохнуть. - Где это видано, чтобы боги помогали простым людям? Они приходят на помощь только жрецам, когда им нужно обидеть кого-нибудь, да и то не всегда. - Это, конечно, ты, Моа? - спросил первый, всматриваясь в темноту. - Я узнал тебя по твоим речам. Смотри, твой глупый язык доведет тебя до священного огня. Тот, кого звали Моа, подождал, пока удалялись проходившие мимо них люди. Свет факела на минуту осветил обоих собеседников. Их обнаженная кожа заблестела расплавленной бронзой. Оба были уже немолоды, спутанная грива волос падала ниже плеч. Одежда состояла из одной набедренной повязки и сандалий в виде дощечки с узким ремешком. - Священный огонь... - сказал Моа, когда никто уже не мог его слышать. - В стране Моора каждый может оказаться в этом огне. Ден или Геза... - Замолчи! - испуганно прошептал собеседник Моа. - Не произноси громко страшных имен властителей жреческой касты. Или отойди от меня подальше. Моа рассмеялся. - Я их не боюсь, - хвастливо сказал он. - Ден ила Геза могут любого человека объявить безумным и бросить в священный огонь. Для того он и горит в храме, чтобы жрецы могли избавляться от людей, которые им не нравятся. И с тобой это может случиться, благоразумный и осторожный Гуно. - Никогда! Я не ругаю жрецов, как ты. Я не смеюсь над богами. Я жертвую на храм и приношу цветы статуям богов. Один из моих предков был жрецом, - это всем известно. - Раз ты сам не жрец, - со смехом сказал Моа, - значит, твоего предка выгнали из храма. Не хотел бы я иметь такого родственника. Гуно рассердился: - Говоришь, сам не зная что. Всем известно, что мой предок умер жрецом, а его сын отказался от сана потому, что стал солдатом. Уйди лучше, чем болтать вздор. - Хорошо, не сердись. Ведь мы добрые соседи. Мои слова вызваны усталостью. Я не хотел тебя обидеть. - Долго тебе еще носить воду? - спросил Гуно, удовлетворенный словами Моа. - Это последний. - Как, уже? Моа пожал плечами. - Клочок земли, который принадлежит мне, полить недолго, - сказал он. - У меня такой же сад и такой же огород, как у тебя. - Гуно недоверчиво покачал головой. - Мы вместе вышли из дому. А я еще и половины не полил. - Значит, ты слишком лениво ходишь, - сказал Моа, - и слишком часто отдыхаешь. - Ты моложе меня, - вздохнул Гуно. - И мог бы не носить воду сам. Все удивляются, что, вернувшись с победоносной войны, ты не получил в награду раба. Теперь вздохнул Моа. - Ты прав, - сказал он, - язык мой губит меня. Все солдаты, вернувшиеся с войны, получили по рабу, а то и по два. Все, кроме трусов. Но я никогда не был трусом. Никогда! - повторил он. - Но однажды я сказал, что война обогащает жрецов, и мои слова слышал жрец. Вот и все. Гуно хотел что-то сказать, но вдруг сильно вздрогнул. - Смотри! - прошептал он, судорожно схватив за руку своего соседа. Но Моа и сам увидел. Неприятный холодок страха мурашками пробежал по его спине. Во мраке ночи, среди бесчисленных огоньков звезд, вспыхнула вдруг новая звезда. Она загорелась ровным светом, и так ярко, что выступили из мрака стены домов и застывшие неподвижно фигуры людей с сосудами на спинах. Звезда горела почти у самой земли и явно не принадлежала к небесным светилам. Она находилась где-то в самом городе, - видимо, на одном из холмов. Раздались крики. Многие, выронив сосуды, упали на землю и спрятали лица в уличной пыли. Другие, придя в себя, бросились врассыпную. - Конец работе! - сказал Моа. - Теперь все попрячутся. Хорошо, что я успел натаскать воду раньше, чем загорелся проклятый шар. Он оглянулся и увидел, что стоит один. Гуно успел уже убежать. Его сосуд остался на улице. Моа усмехнулся. До чего же боятся люди верховного жреца Дена и его брата Гезы, а также всего, что имеет к ним хоть какое-нибудь отношение... Первый непреодолимый ужас ушел из сердца. Моа удивлялся, что вообще мог испугаться. Звезда вспыхивала в городе не в первый раз, и свет ее никогда и никому не повредил. Ужас города и всей страны вызывала непонятность этого света. Улицы опустели. Теперь до самого утра никто не осмелится рискнуть выйти из дому. Многие деревья, кусты и грядки останутся сухими. - Проклятый Ден! - сказал Моа. Он мог ругать жрецов, бравируя опасностью, мог смеяться над богами, не очень рискуя, но эти два слова, вырвавшиеся у него невольно, под влиянием возмущения, могли стоить ему головы, если бы кто-нибудь услышал их. Моа боязливо огляделся. И задрожал, увидя зловещую черную фигуру, медленно шедшую по улице и находившуюся почти рядом. Жрец! Слышал он или нет?.. Моа замер, боясь пошевелиться. Жрец подошел и остановился. Его черная одежда сливалась с уличной темнотой, и только по краям складок играли блики света от таинственной звезды. Блестел гладко обритый череп, и, как показалось Моа, злобно сверкали глаза. Жрец слегка повернул голову, и свет звезды лег на его лицо. Моа узнал черты этого лица, известные всей стране, и у него подкосились колени. Перед ним стоял сам Геза! - Встань! - услышал Моа голос страшного жреца. - Я не божество, чтобы мне поклоняться. Ты не раб. Моа послушно поднялся, хотя от страха едва держался на ногах. Попробуй не выполни приказ Гезы! - Да, господин, - прошептал он. - Я свободный горожанин. Но, как и все, я твой раб. - Что делаешь ты один на улице? - Геза посмотрел на сосуды, два огромных кувшина, стоявшие на земле. - А, понимаю, ты носишь воду? Но как можешь ты нести одновременно два таких больших сосуда? - Только один принадлежит мне, господин, - ответил Моа значительно окрепшим голосом. Геза казался совсем не таким страшным, каким рисовало его воображение большинства жителей города. - Второй сосуд - моего соседа. Но он убежал, испугавшись, как испугались все. - Чего испугался он? Как ответить на такой вопрос? Моа молчал. - Ты понял? - Голос Гезы был строг, но в нем не слышалось гнева. - Почему ты не отвечаешь мне? - Прости, господин! - Чего испугался твой сосед? Впрочем, можешь не отвечать, я сам знаю. Люди глупы и боятся того, чего не понимают. А ты не боишься? - Боюсь, господин. Но меньше других. Я солдат. - Этого, - Геза указал рукой на таинственную звезду, - совсем не надо бояться. Ничего страшного или опасного здесь нет. И того, кто зажигает этот свет, также не надо бояться. Тем более проклинать его. Моа затрепетал всем телом. - Кто может проклинать верховного жреца, - сказал он дрожащим голосом. - Вся страна благословляет тебя и твоего священного брата. Геза улыбнулся. - Ты проклинал его,- сказал он, - ты сказал только что: "проклятый Ден". Или я неправильно расслышал? Встань! Я уже говорил, что мне поклоняться не надо. - Господин, пощади! - взмолился Моа. - Ты знаешь, что обязан мне повиноваться, - сказал Геза. - Почему же ты не выполняешь моего приказа? Моа вскочил, как подброшенный пружиной. Геза молчал. Отблески белого света играли в его темных задумчивых глазах. Молодое лицо, словно изваянное из потемневшей бронзы, было спокойно и чуть грустно. И вдруг, вместо ожидаемого Моа смертного приговора, из уст жреца раздались совершенно другие слова. - Как странно! - сказал Геза. - Давно вспыхивает в нашем доме этот свет. Ничего не случилось, никакого несчастья не произошло ни с кем. А люди боятся не меньше, чем в первые дни, когда в нашем городе жили они. Никого нет. - Геза, точно в недоумении, оглядел пустынную улицу. - А людям надо работать, носить воду для своих садов и огородов. Все попрятались. Только этот один, бывший солдат, стоит как столб и пялит глаза на свет, причины которого не понимает. Скажи мне: почему вы все так глупы? - Не знаю, господин, - робко ответил Моа. - Ты тоже уйдешь домой и перестанешь носить воду? - Я кончил, господин. Этот сосуд - последний. - А если бы он был не последним? Отвечай же! Стал бы ты носить воду и дальше? - Не стал бы, господин. - Отчего? - Нельзя, господин. Так думают все. - Очень жаль, что так думают. И, повернувшись спиной к ошеломленному Моа, Геза отошел от него, и вскоре черная фигура растаяла во мраке. Моа стоял, ничего не понимая. Геза, первый жрец храма Моора, слышал кощунственные слова простого горожанина и не осудил его тут же на смерть за оскорбление верховного жреца. Невероятно! "Он просто забыл, - подумал Моа. - Рассуждая о нашей глупости, забыл то, что я сказал и что он слышал. Завтра он вспомнит, и тогда я погиб". Но он тут же сообразил, что Геза не спросил его имени и вряд ли в такой темноте мог хорошо рассмотреть и запомнить лицо, которого раньше никогда не видел. - Будь я проклят, - тихо сказал Моа, - если позволю себе еще раз распустить язык. Гуно был прав. И, опасаясь, что жрец вернется, Моа схватил свой кувшин и бросился к дому. Кувшин Гуно остался на улице. Никто больше не рискнул выйти. Только рабы в садах знати, дрожа от страха, по-прежнему черпали и носили воду. Они знали - ничто, даже землетрясение, не послужит им оправданием, если они прекратят работу. Страх перед гневом господина был сильнее суеверного ужаса. Звезда горела всю ночь ровным, немигающим светом. Но если бы кто-нибудь заглянул за ограду дома, принадлежавшего Моа, то мог бы увидеть, как сам Моа и его жена продолжают поливать грядки. Хитрый солдат давно уже пользовался водой из канала, идущего мимо его сада. Зарытая в земле бамбуковая труба вела к подвалу его дома. Моа носил воду на глазах соседей только для вида, чтобы никто не мог даже заподозрить его в нарушении закона. Риск казался ему небольшим. Моа верил в покровительство могущественного человека, которому служил верой и правдой. ВЕРХОВНЫЙ ЖРЕЦ Комната была похожа на фонарь. На каждой из ее семи стен было окно. А над полом, сплошь покрытом звериными шкурами, находилось восьмое, во всю величину потолка. Через восемь окон виднелись звезды. Посередине комнаты слабо поблескивала поверхность пятигранного стола. На нем ничего не стояло, и в кажущейся глубине полировки отражались мерцающие точки звезд. Над столом, неизвестно как и на чем подвешенный, испускал узкий пучок слабого света черный шар. Матовая его окраска казалась сплошной, и трудно было определить, откуда, из какой точки, выходил из него луч света. Комната тонула во мраке. Освещен был только небольшой участок стола и стоявший возле него не то табурет, не то низкий стул без спинки. Сиденье, сильно выгнутое, было покрыто белой шкурой. Стол занимал три четверти комнаты. Квадратные окна почти соприкасались одно с другим. Видимо, это помещение находилось высоко над городом, так как, кроме звезд, ничего не было видно, даже верхушек деревьев. Впечатление окружающей пустоты усиливалось отсутствием или полной прозрачностью оконных стекол. Но внутрь комнаты не проникало дуновение наружного воздуха. У стола стоял человек высокого роста, одетый во все черное. Слабый свет от шара падал на его руки с костлявыми пальцами, а иногда выхватывал из темноты гладко обритую голову. Тогда становились видны глубокие морщины, покрывавшие лоб и впалые щеки. Человек был очень стар. Он пристально всматривался в поверхность стола, а его правая рука непрерывно двигалась, точно нажимая на что-то. Черный шар висел неподвижно, но исходивший от него луч света время от времени слегка перемещался. Когда он осветил край стола, стало видно, что там расположены две пластинки. Старческая рука часто и нетерпеливо нажимала на одну из них. Требуемого результата, очевидно, не получалось. С уст старика сорвалось короткое слово, похожее на проклятие. Он наклонился. Причина неисправности выяснилась сразу. Между пластинкой и нижней рамой стола лежал скомканный кусок материи. Видимо, кто-то, вытирая пыль, забыл эту тряпку в неположенном месте. Кнопка не могла полностью опуститься, и острый стерженек на ее конце не доставал до другой, узкой металлической пластинки. Старик протянул было руку убрать помеху, но не притронулся к тряпке. Он выпрямился и повернул голову к одной из стен. Луч света освещал теперь лицо старика. Черты его напоминали хищную птицу. Плоский лоб упирался в прямую линию узких бровей. Небольшие темные глаза, широко расставленные, блестели совсем молодо. Над маленьким ртом с плотно сжатыми губами и острым подбородком, как клюв изгибался тонкий горбатый нос. Покрытая морщинами кожа отливала цветом бронзы с примесью сурика. Черный шар вдруг вспыхнул. Теперь он стал матово-белым и засверкал, как маленькое солнце. Комната ярко осветилась. Кроме стола, табуретки и шкур на полу, в ней ничего не было. Шар как будто висел в воздухе. На чем он держался, даже теперь, при свете, не было видно. На груди старика, на тонкой цепочке, висела маленькая золотая трубочка. Он взял ее и поднес к губам. Пронзительный звук раздался в комнате. Он не дрожал, не колебался, не вибрировал. Точно протянулась вдруг невидимая струна и звучала, казалось бы, невыносимо для человеческого слуха. Прошло минут десять. Старик стоял неподвижно, как изваяние, только левая нога ритмически подрагивала от нетерпения или возрастающего гнева. В углу комнаты беззвучно откинулась крышка люка. Из него поспешно поднялся юноша. Он был высок, строен и мускулист. Черные волосы, стянутые золотым обручем, проходившим посередине лба, спускались на плечи. Одежда состояла из одной только белой набедренной повязки. Правильные черты и большие выразительные глаза делали лицо юноши красивым и мужественным. Остановившись перед стариком, юноша замер красно-бронзовой статуей. Несколько секунд старик смотрел на него глазами, налитыми кровью. Бешенство исказило его черты. Кивком головы он указал на кнопки. Юноша наклонился и сразу увидел злополучную тряпку, видимо им самим забытую здесь. Внешне спокойно он убрал ее. Только едва заметная дрожь выдала охватившее его волнение. Старик повелительно протянул руку. Он стоял все так же неподвижно и не произнес ни одного слова. Юноша не колебался и не просил о прощении. Очевидно, он знал, что это бесполезно. С тем же спокойствием он снова наклонился и достал из-под стола длинную тонкую плеть. Старик вырвал ее и замахнулся. Юноша не сделал ни малейшей попытки защититься от удара, даже не закрыл лицо. Он смотрел поверх головы старика. Плеть свистнула. На обнаженном плече вздулась сине-багровая полоса. Юноша не пошевельнулся. Его лицо оставалось таким же спокойным, точно удар был нанесен не ему. Плеть взвилась вторично. Но на этот раз удара не последовало. Костлявая рука была кем-то перехвачена в воздухе. Старик яростно обернулся, дернулся, пытаясь освободиться, но сильные пальцы сжали его кисть, и плеть выдала из сразу ослабевшей руки. - Пусти! - сказал он тихо. Стальная хватка разжалась. Перед стариком стоял молодой человек не старше тридцати лет. Ростом он был немного ниже старика и так же, как тот, одет во все черное. Несмотря на разницу в возрасте, между ним и стариком было поразительное сходство. Обритый череп, лоб, брови и тонкий с горбинкой нос были одни и те же. Но у молодого человека все черты были смягчены, не столь резки. У старика глаза были черные и почти круглые, у молодого - карие и удлиненные. - Ах, Ден! - сказал молодой человек. - Ведь ты обещал мне. У него был приятный голос низкого тембра. Старик повернулся к юноше, который стоял на том же месте и в той же позе, устремив взгляд куда-то в пространство. Казалось, он даже не заметил появления третьего действующего лица этой сцены и сыгранной им роли. - Убирайся! - сказал старик. Юноша спокойно направился к люку. Когда крышка опустилась за ним, старик обернулся. - Откуда ты взялся? - спросил он угрюмо. - Я только что вернулся. - И поспешил на помощь братцу? - Я не знал, что тут происходит. Я оказался здесь случайно. - Где ты был? - Прогуливался перед сном. - И думал о ней? - Да, о ней. Старик рассмеялся. - Твой милый Рени обозлил меня, - сказал он. - Из-за него сорвалось сегодняшнее наблюдение. Но я научу его аккуратности! - Оставь его в покое, Ден! Рени мой молочный брат, и я люблю его. - Молочный брат... люблю. - Ден фыркнул. - Он раб, был, есть и будет рабом. Не больше. - Все равно. Он мой брат, и я не позволю тебе истязать его; к твоим услугам много других. Ден промолчал. Немного спустя он спросил с кривой улыбкой: - А меня ты кем считаешь, Геза? - Тем, кто ты и есть. Ты мой родной брат, Рени - молочный. Но я отношусь к вам обоим одинаково. - Да, я это знаю. Ден произнес эти слова внешне равнодушно. Казалось, он решил прекратить разговор, который был ему неприятен. Сочувственно-ироническим тоном он прибавил: - Тебе следовало бы помнить, что стоит мне рассказать о сегодняшней сцене и нашем разговоре - и твой любимый Рени будет обезглавлен. Ты не сможешь его спасти. Говоря, он не смотрел на брата, с деланным интересом рассматривая кнопки. - Я знаю это, - ответил Геза. - Но ты никогда этого не сделаешь. Я же сказал, что отношусь к вам обоим одинаково. Ден вздрогнул от этой скрытой угрозы. Он знал - Геза никогда не бросает слов на ветер. Власть верховного жреца была почти безгранична, но первый жрец храма Моора имел неоспоримое преимущество: в его руках находился тайный аппарат возмездия жреческой касты. Ден хорошо знал, что это означает, и, хотя Геза был его братом, и притом младшим, приходилось опасаться его гнева. - Успокойся! - сказал он. - Я сам не хочу терять Рени. Он раб полезный. Геза поморщился от этих слов. - Нелепые законы в нашей стране, - сказал он со вздохом. - Ты очень уверен в моей братской любви, - захихикал Ден, - раз не боишься говорить такие вещи. Если бы тебя услышал Роз... - Можешь передать ему, - равнодушно сказал Геза. Ден пытливо посмотрел на брата. - Что с тобой происходит, Геза? - спросил он ласково. - В последнее время ты словно потерял интерес к жизни. - Она просто утратила для меня цену. - Неужели из-за Ланы? - Не только. Лана не будет моей женой, я знаю... - Ничего ты не знаешь, - сердито перебил Ден. - Стоит мне сказать слово ее отцу... - Ты знаешь, что я этого не хочу. Я люблю Лану, но она войдет в мой дом только добровольно. Несколько минут братья молчали. - Ты сказал "не только". Значит, есть и другая причина. В чем она? - спросил Ден. - В тебе. Вернее, не в тебе, а в том, что ты делаешь. Вот в этом столе. - Ты боишься? - А ты? Ден невольно оглянулся. Под сильным белым светом, исходившим от шара, гладкая поверхность стола потеряла свою "глубину", столь заметную в полумраке, и казалась теперь, несмотря на блеск, матовой. - А ты? - повторил Геза. Ответа он не дождался. Ден продолжал смотреть на стол, и в его округлившихся глазах рос и ширился нестерпимый ужас. Казалось, еще мгновение - и верховный жрец закричит. - Ты сказал, что я боюсь, - заговорил Геза. - Да, Ден, боюсь. И с каждым днем, с каждым часом этот страх усиливается во мне. Я ничего на свете не боялся, никогда Я смеялся, когда вокруг меня свистели камни из пращей, сверкали мечи и копья. Сражаясь, я пел, и не было страха в моем сердце. А теперь я познал страх. Я боюсь так же, как боишься ты сам, как боятся жители города, вся страна. Я только что был на улице. Весь город носил воду. Но вспыхнул шар, и улицы сразу опустели. Люди боятся даже смотреть на свет в нашем доме. Ты, я, все живущие здесь стали отверженными. Никто не рискует подойти к нам, заговорить с нами. - Не все так глупы, - пробормотал Ден. - Да, есть люди, которые встречаются с нами, не избегают нас. Но кто они? Жрецы, подчиненные нам. Те, кто нуждается в нас. Роз и Бора боятся потерять свою власть и никогда не решатся поссориться с жрецами. Но тот же Бора никогда не отдаст мне свою дочь. В голосе Гезы прозвучала глубокая грусть, почти отчаяние. Ден обернулся. - Ты глупец! - сказал он. - Стоит тебе захотеть - и Лана твоя. Геза ничего не ответил. - Нас боятся, - продолжал Ден. - Жрецов всегда боялись, потому что боятся божества, которому мы служим, волю которого передаем людям. Меня и тебя боятся еще больше. И это хорошо. Никогда еще власть жрецов не была столь могущественна... - Подожди, Ден, - перебил Гоза, - дай мне договорить. Слишком долго я носил в себе мои мысли. Настало время их высказать. Каста жрецов всегда была сильна, нас всегда боялись, ты прав. Но почему? Потому, что жрецы знали то, чего не знают другие. Тщательно охраняемые тайны знания - основа нашей силы. Но разве ты или я знаем больше, чем наши предшественники, чем наш отец? Нет, мы знаем столько же, может быть чуть больше, чем предыдущие. Почему же мы пользуемся большей властью, чем наш отец? Почему нас боятся неизмеримо сильнее? Только потому, что именно при нас появились  они. - Геза показал пальцем куда-то вниз. - Потому, что мы ближе всех соприкоснулись с ними. Их боялись, и на нас перенесся этот страх, когда они ушли. А разве не лучше, если бы мы были такими же, как прежде? Обычными жрецами, уважаемыми, вызывающими только почтительный страх, не перед нами, а перед божеством, которому мы служим? Разве наша власть была недостаточна прежде? Но мы не были бы отверженными... - И Лана была бы твоей, - насмешливо добавил Ден. - Чего ты хочешь добиться? - продолжал Геза, не обращая внимания на реплику брата. - Постичь их тайны? Никогда ты не постигнешь их. Это тайны, недоступные человеческому уму. Это тайны богов! - Они были не боги, а люди, - сказал Ден. - Не совсем такие, как мы, но люди. - Я не уверен в этом. И ты не уверен, что бы ты ни говорил. Чем, кроме гнева богов, можно объяснить твою неестественную старость? И люди объясняют ее именно так. Сейчас нас боятся. Но может настать время, когда люди поймут, что мы прокляты богами. И тогда ничто нас не спасет. - Вот чего ты боишься! - Ошибаешься, Ден! Я уже сказал: жизнь потеряла для меня цену. Я боюсь не будущего, а настоящего. Боюсь этой комнаты, этого стола, этого шара. Боюсь потому, что не понимаю. Почему он не падает, этот шар? Ведь он ни к чему не привязан. Откуда берется в нем свет, которого не надо зажигать? Он вспыхивает сам, когда нужно. Он точно слышит мысли человека и исполняет его желание. Что за картины в глубине этого стола? Откуда они? Как появляются? Кто, кроме богов... - Люди! Люди, знавшие то, чего мы не знаем. - Ден понизил голос. - Существуют силы, неведомые людям нашего времени. Они были людьми, и только людьми. Но мудрыми и знающими больше, чем мы. Зачем божествам уходить под землю? Божество могло подняться в небо или просто исчезнуть. - Кто, кроме богов, - Геза продолжал, точно не слыша слов Дена, - может наказать человека преждевременной старостью за то, что он не выполнил их приказа? Они велели бросить в океан стол и шар. Ты этого не сделал. Так не пора ли вспомнить то, что сказали они? Может быть, тогда к тебе вернется молодость? - Безумные речи! - сердито сказал Ден. - Замолчи и слушай меня! Они ушли навсегда. И если они хотели уничтожить шар и стол, то никто не мешал им самим сделать это. И не все они посоветовали бросить шар в море, а только один из них. Трое решили иначе. Зачем? Чтобы дать возможность людям, если не сейчас, то в будущем понять эту тайну. И люди поймут ее! Вероятно, я скоро умру. Преждевременная старость наказание, ты прав. Но только за то, что я слишком много времени провожу здесь. Вредное влияние оказывает шар, а не гнев богов. Слушай дальше! Я расскажу тебе о таких вещах, о каких не слышал никто и никогда. О вещах более таинственных, чем этот шар. Ты никогда не задумывался над тем, что они делают там, под землей? - Думал. Вероятно, там только трупы. Не могут люди, если они не боги, быть живыми без воздуха, пищи и питья. - Но ведь они вышли из-под земли! Их тайник находился в земле. Они вышли из него живыми! Геза со страхом посмотрел на Дена: - Ты хочешь сказать, что они там живы? - Их там нет, - ответил Ден. РАССКАЗ ДЕНА Тон, которым были произнесены эти слова, не оставлял никаких сомнений. Геза ошеломленно смотрел на брата. Ден молчал, ожидая вопросов. - Ты осмелился? - прошептал наконец Геаа. - Почему же ты остался жив? - Не знаю; видимо, твои "боги" солгали нам. Но боги не могут лгать. Это ли не доказательство, что они были не боги, а всего только люди? - Ты открыл дверь? - Как иначе мог я убедиться, что их там нет? - Но как же ты добрался до двери? Ведь тайник закопан. - Так думают все. Я один знал, что к двери можно подойти. Все, кто кроме меня знал об этом, все, кто закапывал тайник и устраивал подземный ход, умерли. Ты первый узнал мою тайну. Геза не задал напрашивавшегося вопроса. Он знал, как дешево ценилась его современниками жизнь рабов. - И ты осмелился открыть дверь? - повторил он. - Это была тяжелая для меня минута, Геза, - медленно и печально сказал Ден. - Минута малодушия, слабости воли, когда я понял, что неотвратимо становлюсь стариком. Я хотел смерти. А ведь они сказали, что всякий, кто притронется к двери тайника, умрет. - А разве ты не знаешь, что жрец может покончить с собой только бросившись в священный огонь? - Как могу я не знать законов нашей касты? Любопытство оказалось сильнее разума. Я хотел увидеть, что находится там внутри, в последнее мгновение жизни постигнуть хотя бы одну только эту тайну. - И что же ты там увидел? - Геза всем телом подался вперед, к брату. - Собери свое мужество, Геза, собери его в тугой клубок, ближе к сердцу, и пусть оно отвердеет. Я расскажу тебе все, что произошло со мной. Никто, никогда не слышал более удивительного рассказа. Ты узнаешь невероятные вещи и поймешь, какие тайны у нас в руках. Слушай! - Ден замолчал, словно собираясь с силами или припоминая подробности того, о чем собирался поведать брату. Машинально он сделал движение сесть на единственный в комнате табурет, на котором уже несколько минут сидел Геза. Тот поспешно вскочил, а когда Ден сел, опустился на шкуру у его ног. - Слушай меня! Был вечер, когда я, измученный страхом и отчаянием, решил привести в исполнение свое намерение. Ты, конечно, не помнишь, как нежно простился я с тобой в тот день. Ты ничего не подозревал. Это был второй день новой луны. Первой луны, я хотел сказать. Запомни эту подробность, - она очень важна. Я прошел в сад. Луна стояла низко над горизонтом. Я хорошо запомнил ее узкий край, наполовину закрытый облаком. Запомнил потому, что подумал: "Это последнее, что я вижу в жизни". В беседке есть тайный люк. От него идет ход к двери тайника. Я подошел к ней. Ты помнишь эти странные и непонятные запоры? Они находятся внутри двери, но их можно открыть и снаружи, с помощью маленького выступа, на который нужно нажать три раза с различным промедлением. Я запомнил порядок, когда они, при нас, открывали эту дверь. И вот тогда, стоя перед дверью, прощаясь с жизнью, я подумал, что могу умереть прежде, чем дверь откроется. Ведь они сказали: "Каждый, кто притронется, умрет сразу". Но я вспомнил, что те, кто закапывал тайник, притрагивались к этой двери, правда не руками, а заступами. Ведь это происходило при мне, я все время наблюдал за работой. И я решил перехитрить их. Я снова вышел в сад, нашел короткую крепкую ветку. И ею нажал на выступ. Три раза. Дверь открылась, и я не умер. - Значит, они не солгали, - сказал Геза. - Молчи и слушай! Ты не слышал еще и десятой доли. Слушай и не перебивай. - Прости! - Дверь открылась. Я подумал в этот момент о том же, что сказал сейчас ты. И обрадовался, что узнаю тайну, а умереть смогу в священном огне; законы не будут нарушены. Я заглянул в дверь. Там комната, совсем круглая, без окон. Да и не может быть окон в земле. В ней стоят четыре ложа, очень узкие и ничем не покрытые. Как я увидел все эти подробности? У меня был факел, но он был мне уже не нужен. Как только открылась дверь, вспыхнул такой же шар, как здесь. Свет был нестерпимо ярок. Никогда, в самый ясный день, свет солнца не бывает так ярок. Комната была пуста. Четыре человека, которые на наших с тобой глазах вошли в нее, исчезли. Я подумал, что они вышли ходом, по которому пришел я. Но ведь они велели закопать тайник и не могли знать о моем намерении провести подземный ход. Да и куда они могли скрыться никем не замеченные? Каждый человек в нашей стране сразу узнал бы их. Они исчезли! И я подумал, что если войти в эту комнату, то исчезнешь и сам. Может быть, именно это хотели они сказать? Если бы меня нашли у двери, был бы нарушен закон; если я исчезну, никто не поймет куда. Я не колебался и перешагнул порог. Ден на минуту замолчал. Геза боялся пошевелиться. - Было ли это с самого начала, - продолжал Ден, - или я заметил только войдя в тайник, не знаю. Но стены дрожали, как при землетрясении. Они колебались подобно волнам моря, а временами будто туман покрывал их. А может быть, это дрожало и колебалось мое зрение. Я не знаю. Как только я перешагнул порог, появилось ощущение, что я падаю в бездну. Я видел, что стою на полу и не падаю никуда, но чувство было именно такое - стремительное падение. Испуганный, я отскочил назад. Сколько я пробыл там? Не больше одной минуты. Даже меньше. Ни на мгновение я не терял сознания, в этом я твердо уверен. Прошло меньше минуты. Вдруг шар погас. Факел я выронил раньше, чем вошел. Меня окружила полная темнота. Высечь огонь было нечем. И я был жив, тайник не убил меня. Тогда я понял, что "боги" обманули нас, а значит, они и не были богами. Я слышал, как захлопнулась дверь, сама собой, я не трогал ее. Ощупью добрался я до люка и вышел в сад. Геза, поверь мне, я не лишился рассудка, мой разум был в полном порядке. Стоял день! И, судя по положению солнца, вторая половина дня. А ведь я вошел в подземный ход несколько минут назад и это было вечером. - Как же это могло случиться? - Не знаю, ничего не знаю. Был день! Я медленно шел к дому, ошеломленный во много раз больше, чем ты сейчас. Я встретил Рени. Как всегда, он поклонился мне и сказал: "Наконец-то ты вернулся, мой господин!" Я прошел мимо, не потому что не хотел, а потому что не в силах был ничего ответить. Что это значит? Почему Рени сказал: "Наконец-то"? Пусть прошла ночь, пусть еще половина дня. Это не могло послужить поводом к такой фразе. А потом я увидел тебя. Ты страшно удивился и спросил, где я был "так долго". - Помню, - сказал Геза. - Я так и не получил от тебя ответа. Так вот когда это было! Тебя не было сорок дней, и мы все тщетно ломали голову над этой загадкой. Даже Роз и Бора тревожились. Народу сказали, что ты болен. - Да, я узнал в тот же день, что прошла не одна ночь, а сорок. Что стоит уже середина второй луны. Как могло это произойти? Человек не замечает времени, когда теряет сознание. Но если я даже и потерял сознание, я должен был быть сильно истощен. Я не ел и не пил сорок дней, а чувствовал себя так же, как всегда. Но это еще не все, Геза. Слушай, что было дальше. Даже сейчас меня охватывает дрожь, когда я вспоминаю... Потрясенный всем, что мне пришлось испытать, я почувствовал себя плохо и прилег. Сердце билось неистово. И внезапно... - Ден схватил руку Гезы и сжал ее, - внезапно я заметил, что мое сердце... бьется... с правой стороны. Геза так сильно вздрогнул, что едва не упал навзничь. Мысль, что Ден помешался, мелькнула у него. Инстинктивно он протянул руку к груди брата. Ден мягко отвел ее. - Я не лишился рассудка, как ты думаешь, - сказал он. - Мое сердце билось с правой стороны. Было именно так! Больше того! Когда я положил на грудь руку, то положил левую и на правую сторону груди. Я поступил так машинально, не думая. Мои руки поменялись местами. Я никогда не был человеком, у которого левая рука является главной. Такие люди есть, ты знаешь. Конечно, мне показалось, что я сплю и вижу все во сне. Тогда я сильно ущипнул себя. И снова левой рукой. Самое удивительное - мне не показалось это странным или непривычным. Мое тело как бы перевернулось. То, что я привык ощущать справа, стало левым, и наоборот. В ужасе я вскочил, бросился к столу и написал несколько слов. Геза! Я писал левой рукой и не слева направо, как всегда, а справа налево. Писал легко и свободно. А прежде я не мог написать левой рукой ни слова. Не помню, сколько времени просидел я у стола. И странная мысль явилась мне. Если, войдя в тайник, я перевернулся, то, войдя туда вторично, снова стану сам собой. Я бросился в сад. Темнело; видимо, я долго сидел у стола. На небо висела половина луны. А ведь я помнил, что только вчера видел ее узкий край. Тогда я еще не верил, не мог верить в сорок дней. Факела я с собой не взял. Ощупью добрался до двери. В полной темноте нащупал выступ и трижды нажал на него. Я не только дотронулся до двери, но и прижался к ней всем телом. И снова остался жив. Они нам солгали! Дверь открылась, и я упал внутрь. Шар не загорелся. Меня по-прежнему окружала темнота. Я не почувствовал, что падаю в бездну. Но на этот раз я потерял сознание. Очнулся, как после тяжелого сна, весь разбитый, с болью во всем теле. Из шара исходил свет. Но очень слабый, не белый, а желтый, темно-желтый, как от коптящей светильни. Мои ноги находились за пределами тайника. Я выполз из него. Шар сразу погас. Я думаю, что больше часа лежал на мокрой земле. Потом встал и выбрался наружу. В небе висела все та же половина луны. Но она немного отошла от прежнего места. Было ясно, что на этот раз прошел именно час, или чуть больше. Выходя из беседки, я оперся рукой о дерево. Правой рукой! Я схватился за сердце, и снова правой рукой. Сердце билось, как всегда, слева. Все стало опять нормальным. - И теперь?.. - спросил Геза. - С тех пор все как было. - И больше ты не входил туда? - Нет, ни разу. Но меня покинули мысли о смерти. Я понял, что не имею права унести с собой в могилу нераскрытую тайну. Я все время думаю об этом, стараюсь понять и... ничего не понимаю. Иногда мне кажется, что ничего не было. Но записка, которую я сохранил, доказывает мне, что все это было. Я покажу ее тебе. Моей рукой написано три слова, справа налево. Сколько раз пытался я повторить эту надпись, ничего не выходило. Как раньше, так и теперь я не могу писать левой рукой. Ден долго молчал, мрачный и печальный. Потом он встряхнул головой, точно отгоняя мысли. - Я должен рассказать тебе все, - сказал он каким-то странным, придушенным голосом. - Как, разве было еще что-нибудь? - Да, Геза, было. Но не тогда, а много позже. Это началось примерно четыре луны тому назад. Вернее, я заметил это четыре луны тому назад. - Но что? - шепотом спросил Геза. Он был так взволнован, что почти потерял голос. - Я решил никому ничего не говорить. Это страшно и необъяснимо, еще более таинственно, чем то, что ты уже слышал. И страшнее, во много раз страшнее. Я начал и должен рассказать до конца. Может быть, смерть уже близка ко мне. Пусть же тайна не умрет со мной, пусть узнаешь ее ты, мой родной брат и преемник. Ведь когда я умру, ты станешь верховным жрецом страны. Но чтобы ты опять не счел меня безумным... Ден вскочил и поднял с пола плеть. Потом, неожиданно для Гезы, сорвал с себя верхнюю часть одежды. - Геза, - сказал он, - возьми эту плеть и ударь меня по спине. Ударь со всей силой, какая у тебя есть. Как только можешь сильнее. - Ты помешался? - Именно для того, чтобы доказать, что это не так, я и прошу тебя ударить. - Но я разорву тебе кожу! - Геза опасливо посмотрел на свою мускулистую руку. Ден рассмеялся: - Твой удар будет не сильнее моего удара ножом, который я нанес самому себе в минуту вторичного малодушия. Нанес вот сюда, в сердце. Смотри! Разве есть на моей груди какой-нибудь след? А нож был в моем сердце, был на всю его длину. Бей! И как можешь сильнее! Геза схватил плеть. Он чувствовал, что если тотчас же не получит доказательств слов Дена, то сам сойдет с ума. Ден спокойно повернулся к нему спиной. - Как можно сильнее, - повторил он. - Прошу тебя. Геза отступил на шаг, размахнулся, и, вложив всю свою силу, нанес брату страшный удар, который, казалось, должен был рассечь Дена надвое... - Что это?! - Геза схватился руками за голову. Он видел, видел ясно: плеть прошла через тело Дена, как сквозь воздух! - Ты получил доказательство, - спокойно ответил Ден. - Теперь ты будешь верить мне. Если мало, повтори! Я не почувствовал твоего удара. - Я безумен, - прошептал Геза. - И я и ты - мы оба безумны. Этого не может быть! - Успокойся! Сядь и слушай! Твое волнение понятно, но оно ничтожно в сравнении с моим, когда я ударил себя ножом и не почувствовал удара, когда вынул нож из раны и не увидел никакой раны. Видимо, моя голова сделана крепко, раз сохранился в ней разум после такого испытания. Слова Дена убедили Гезу в реальности происходящего. Если у него были сомнения в правдивости всего рассказа, то теперь они рассеялись. Он со страхом смотрел на брата. - Я заметил это четыре луны назад, в день великого жертвоприношения. Я находился в святилище храма и надевал священные одежды. Кроме меня, там никого не было. Ты знаешь, как тяжела золотая цепь, которую носит при церемониях верховный жрец. Я надел ее, и вдруг... она стала погружаться в мое тело, как если на поверхность болота положить тяжелый предмет. Я видел, как натягивается материя моего одеяния, погружаясь в плечи вслед за цепью. Боли я не испытывал, но был так поражен, что даже не испугался. Страх пришел позже. Цепь погрузилась до ключицы и остановилась. Вероятно потому, что ее удержала в этом положении материя. Я очнулся от оцепенения и схватил цепь. Она легко вышла из тела. Я отбросил ее, как если бы она была раскаленная. А материя одежды так и осталась углубленной в мои плечи. Я был уверен, что увижу глубокие вмятины, но, раздевшись, не увидел ничего. Плечи были такими же, как всегда. Я почти упал на скамью, пораженный, ошеломленный, испуганный - все вместе. Потом вошел ты, удивленный, что я заставляю так долго ждать себя. Храм был полон народу. Я сказал тебе, что болен и не могу исполнять обряд. - Да, я помню это, - сказал Геза. - Ты просил меня занять твое место в церемонии. - Теперь мое тело пропускает все. Я не могу понять, почему с меня не спадает одежда. Она как-то держится. Не затронуты этой болезнью только ноги и кисти рук. Если они тоже заболеют, я буду беспомощен, не смогу удержать в руках ничего тяжелого, а может быть, провалюсь сквозь землю. - Уйди отсюда! - вскричал Геза. - Это все стол и шар! Это они виноваты! - Нет, - Ден покачал головой. - Ни стол, ни шар здесь ни при чем. Я много думал и, кажется, понял. Когда я упал внутрь тайника, мои ноги и кисти рук остались за его порогом. Вот в чем причина. Если виноват шар, то не этот, а тот, в тайнике. Граница болезни проходит как раз по линии бедер. То, что ниже, осталось здоровым. В этом моя последняя надежда. Таким, как сейчас, я могу жить. Но умереть по своему желанию я не могу. - Почему? - спросил Геза. - Потому что тогда моя тайна откроется всем. А мы, жрецы, не имеем права выпускать эту страшную тайну из своих рук. Ты один знаешь ее, кроме меня, и, когда я умру, когда придет твой час, откроешь ее своему преемнику. Я не знаю, как, но эта тайна может пригодиться нашей касте. - Но почему ты не можешь умереть по желанию? - Потому, что не только нож бессилен против меня, потому, что бессилен и огонь. Я положил руку в священный огонь, когда никто не мог видеть меня. Не кисть, конечно, а локоть. И ничего не почувствовал, никакой боли. Я долго, очень долго держал руку в огне. И ничего не случилось. Мое тело свободно пропускает и огонь, который не может его сжечь. Если я брошусь в священный огонь, а обычай требует, чтобы при этом присутствовали старшие жрецы, сгорят только ноги и кисти рук. Подумай, Геза! Может быть, именно это, поражающее воображение, свойство тела человека, побывавшего в тайнике, явится тем, что даст новую страшную власть верховным жрецам. А теперь идем, Геза! Я нуждаюсь в отдыхе, да и ты тоже. В эту ночь Геза долго не мог заснуть, - он лежал в темноте с открытыми глазами, вспоминая прошлое. ЧТО БЫЛО ДВЕНАДЦАТЬ ЛУН НАЗАД Ден имел основания утверждать, что существа, явившиеся из-под земли, не были богами, что они люди. "Не такие, как мы, но люди", - часто повторял он. Ден был верховным жрецом страны, и народ верил в его мудрость. Обиталище богов и вообще всех добрых духов - на небе. Под землей живут только злые духи. А пришельцы были добры. За три луны, проведенные ими на поверхности земли, они ни в чем не проявили злых мыслей. Так не могли вести себя владыки подземного царства. Но и обитатели неба не могли прийти из-под земли. Значит, верховный жрец прав! Трудно сказать, верил ли сам Ден тому, что говорил, по крайней мере в первое время. Но его настойчивое стремление доказать народу, что пришельцы не были и не могли быть богами, имело очень серьезные причины. Ден действительно был мудр, как и подобало верховному жрецу. Веками простому народу внушали, что те, кто олицетворял собой высшую власть в стране, - прямые потомки богов, что они сами равны богам. Что сказали бы люди, если жрецы объявили бы пришельцев богами, то есть родственниками Роза и Боры? Разве не бросилось бы в глаза всем полное внешнее несходство пришельцев с властителями страны? Вера людей в то, что говорят им служители храмов, могла пошатнуться при такой явной неправдоподобности. Потом Ден, уже вполне искренно, считал их людьми. Очень странными, обладающими таинственным и непонятным могуществом, но людьми. И сами пришельцы всегда утверждали, что они люди. Зачем богам отрицать свою божественность? А пришельцы отрицали. Они говорили... Геза всегда вздрагивал, когда думал об этом. Говорили! Нет, пришельцы никогда не говорили? Они молчали, но люди слышали их слова! Необъяснимо... и страшно! Они называли себя братьями людей Земли. Они говорили, что те и другие - дети Солнца. На Земле есть народ, который поклоняется Солнцу, как богу. Пришельцы не были похожи на людей этого народа, жившего на далеком северо-востоке. Геза, когда впервые увидел пришельцев, убежал в ужасе. Он принял их за духов подземного царства. Тогда еще никто не подозревал о тайнике под землей... Было прохладное утро. Солнце только что взошло. Геза, тогда еще младший жрец храма, встал рано, - была его очередь дежурить в храме, поддерживать священный огонь перед статуями богов. В ожидании первой трапезы он прогуливался по саду. И вот, когда он подходил к повороту дорожки, невдалеке от беседки, прямо перед ним внезапно провалилась земля. Непостижимым образом на ровном месте образовалась яма. Геза нисколько не испугался в тот момент, подумав о подземных водах, которые иногда подтачивают почву и вызывают такие обвалы. Его смутило, что земля провалилась как-то странно, как будто и не провалилась совсем, а просто исчезла. Но он решил, что ему просто так показалось. Все же он остановился, чего-то ожидая. Неясное чувство тревоги овладело им. Прошло несколько минут. Все было спокойно, но тревога не только не исчезла, а непрерывно усиливалась. Гезе казалось, что он слышит голоса, исходящие из ямы, а возможно, и откуда-то из другого места. Потом раздался резкий металлический звук. Он исходил уже точно из глубины ямы. Но там никого не могло быть! Геза подошел ближе и заглянул в яму. Она была темна и глубока. "Странно!" - подумал он. И в ней, приближаясь, виднелись какие-то голубые пятна. Он не успел ничего сообразить, не успел даже повернуться, чтобы уйти... Из ямы вышло четверо! Геза убежал сразу. Но все же он успел рассмотреть подземных жителей. Их фигуры в мельчайших подробностях запечатлелись в его мозгу. Ведь он считал, что первым из всех людей на земле увидел духов зла! Они показались ему совершенно одинаковыми. Но и потом, когда пришельцы жили с ними три луны, когда люди освоились с их внешним видом, многие до конца так и не могли отличить их друг от друга. "Духи зла" были среднего роста и одеты в плотно облегающие тело голубые костюмы. В том, что это одежда, люди убедились только впоследствии. Гезе показалось, что духи обнажены и кожа их тел, голубая как небо, резко отличается от лица и рук, которые были совсем белыми. У духов было по две руки и по две ноги. На лицах с заостренными подбородками большое место занимали глаза и лоб. Глаза были огромными и круглыми, очень светлыми - голубые у троих и бледно-серые у одного. Над очень длинными тонкими бровями нависал мощный лоб, занимая половину всего лица. Нос и рот ничем не отличались от носа и рта человека. В это мгновение первой встречи они показались Гезе кошмарными непостижимыми уродами, мертвенно бледными, какими и должны были оказаться духи подземного царства. Потом, привыкнув к пришельцам, он изменил мнение и находил их если и не красивыми, с земной точки зрения, то и не уродливыми. В чертах пришельцев была непривычная, странная для человека Земли, но несомненная гармония. Под конец своего пребывания среди людей они казались уже вполне естественными. Но тогда Геза страшно испугался. Он бросился бежать со всех ног к дому, забыв о своем сане жреца, о том, что закон храмов повелевает жрецам любого ранга спокойствие и величавую медлительность в движениях. Он ворвался в дом и влетел в комнату Дена, который встретил его появление удивленным и гневным взглядом. Весь вид брата сразу показывал, что Геза не шел, а бежал, а это считалось преступлением для жрецов. Ден встал, в ярости от мысли, что придется подвергнуть Гезу, которого он тогда еще очень любил, жестокому наказанию, а может быть, и выгнать его из храма. Это будет позором для их рода, в котором все, много веков подряд, передавали друг другу сан верховного жреца страны. Видел ли кто-нибудь бегущего Гезу?.. Но Ден не успел ничего сказать. - Там, в саду, - задыхаясь прошептал Геза, - из-под земли... вышли... четверо... духов... зла. Ден нахмурился. Только и не хватало, чтобы Геза помешался. В их стране на помешанных смотрели как на одержимых бесами и бросали их в священный огонь. Исключения не делались ни для кого, даже если бы сошедший с ума являлся высоким сановником! Геза протянул руку к окну: - Смотри сам! Пожав плечами, Ден повернулся к окну... К дому подходили четыре голубые фигуры. Ничего даже отдаленно похожего на них Ден не видел ни разу в жизни. У одной из этих фигур в руках было что-то, издали напоминавшее небольшой черный шар. Ден облегченно вздохнул. Значит, Геза не сошел с ума. Верховный жрец не верил ни в каких злых духов. Он совсем не испугался. Первой мыслью, пришедшей ему в голову, было, что кто-то решил подшутить над ними. И вместо страха, охватившего Гезу, Ден почувствовал холодную злость. Хорошо же! Он проучит шутников. С верховным жрецом такие шутки не проходят даром! Геза еще больше испугался, когда увидел, что брат решительно направился к выходу в сад, явно навстречу "духам". Он хотел идти за Деном, но не мог двинуться с места. Как завороженный он стоял на том же месте, опасаясь чего-то страшного, что могло сейчас произойти с Деном. Он видел, как верховный жрец твердыми шагами направился к четырем голубым фигурам, которые остановились, видимо ожидая его. Потом шаги Дена сразу замедлились. Геза готов был поклясться, что бесстрашный Ден сделал движение повернуть обратно. Но не повернул. Геза услышал его голос: - Кто вы? Что вам здесь нужно? Это мог сказать один только Ден. Но Геза не узнал голоса брата. Он прозвучал как-то странно, без выражения, и самый звук хорошо знакомого голоса был каким-то иным, не таким, как всегда. Но в тот момент Геза не обратил на это внимания и только подумал: "Молодец Ден!" Если это действительно духи, то они должны почувствовать, с кем говорят! И вдруг Геза услышал ответ. Группа из четырех голубых фигур и одной черной была от него довольно далеко. Он никак не мог слышать их на таком расстоянии. И все же слышал. Только в это мгновение он удивился, что смог вообще услышать то, что недавно сказал Ден. - Мы ваши братья, - говорил кто-то из четырех. - Мы пришли к вам издалека и надеемся встретить у вас друзей и гостеприимство на короткое время. Голос, произнесший эти слова, показался Гезе странно знакомым. Но в нем было что-то неестественное, будто звучал он не в ушах Гезы, а, непонятно как, прямо в его мозгу. Ден снова что-то сказал, и на этот раз Геза не расслышал даже звука его голоса. Но ответ он опять услышал вполне ясно и отчетливо: - Мы пришли к вам с нашей родины. Она очень, очень далеко. Примите же нас, как друзей и братьев, попавших в беду. Мы не причиним вам никакого зла. Снова неслышный вопрос Дена и ответ: - Все дети Солнца - братья. И мы и вы - дети Солнца! Как узнал потом Геза, Ден спросил "духов", откуда они знают язык, если пришли издалека. - Мы не знаем вашего языка, - последовал странный ответ. - Мы говорим на своем. Но ты слышишь нас также на своем. Не удивляйся! Потом ты поймешь, как это происходит. Нет, мудрость пришельцев изменила им. Ни "потом", ни сейчас люди не поняли, как это происходит. Тайна так и осталась тайной! Геза заметил, что невдалеке появились трое рабов, принадлежавших их дому. С изумлением смотрели она на странную группу. Затем, видимо в ужасе, упали на землю. Ден также заметил их. Он признался впоследствии, что, если бы не появились рабы, он мог не выдержать и убежать подобно Гезе. Присутствие рабов удержало его. Он не мог уронить в их глазах свое достоинство. Ведь его привел в ярость не самый факт бегства Гезы, а только опасение, что это бегство, недостойное жреца, мог кто-нибудь видеть. Ден пригласил пришельцев войти в дом. Они последовали за ним без колебаний. Геза видел, как они вошли. И тогда он наконец очнулся от своего оцепенения и получил способность двигаться. Ден говорил с духами, и с ним ничего плохого не случилось! Войдя в общую комнату, где обычно принимали гостей и посетителей, Геза увидел пришельцев вблизи. Они были такими, какими сохранила их его память. Он обратил внимание, что глаза "духов" стали как будто меньше, но потом понял, что они просто прикрыты веками. Перестав быть совершенно круглыми, эти глаза приобрели больше сходства с глазами обыкновенных людей. Ден предложил гостям сесть на скамьи, покрытые шкурами. Они спокойно сели. Казалось, у них не было ни тени удивления или любопытства при виде безусловно незнакомой им обстановки. Как будто не в первый раз видели они все это. Один из них не выпускал из рук предмета, который Ден заметил еще из окна. Это действительно оказался черный шар. Ни Ден, ни Геза не подозревали тогда, что видят перед собой одну из самых необычайных тайн пришельцев, и не обращали на шар никакого внимания. - Не бойтесь нас! - раздался голос "духа". Слова были ясно слышны, но снова Геза заметил, что звучали они не в ушах. Кто из четырех произнес их - оставалось неизвестным. Ни один из них не шевелил губами. - Мы вас не боимся, - гордо ответил Ден. - Мы никого и ничего не боимся. Разве вы не знаете, кто я? Вопрос показался Гезе бессмысленным. Откуда явившиеся из-под земли могли знать Дена? Но кто-то из пришельцев спокойно ответил: - Мы это знаем, вернее, узнали только что. Ты и твой брат служители божества. Сказал ли он "служители" или "жрецы", Геза не мог определить. Оба слова прозвучали одновременно. - Твой брат думает, что мы духи, - продолжал звучать в голове Гезы странно знакомый голос. Он уже понял, что пришельцы не издают ни одного звука. Почему же он слышит их? Прежний страх медленно поднимался в нем. - Но мы такие же люди, как и вы, только родина у нас другая. Ты сказал, что не боишься нас. Но брат твой боится. - Глаза того, кто держал шар, смотрели на Гезу. Он понял, что говорит именно этот пришелец. - Мы не духи, и нас не надо бояться. Мы видим вас в первый раз и не боимся. Ден внезапно повернулся к Гезе. - Ты опоздаешь в храм, - сказал он. Геза понял, что Дена оскорбили слова незнакомца; упрек в трусости задел его гордость, и он решил удалить брата. Сам он, по-видимому, действительно не боялся. - Я иду, - покорно ответил Геза. - Не огорчайся, - ласково сказал пришелец. - Мы никуда не уйдем, и ты увидишь нас, когда вернешься. Гезе пришлось уйти. - Никому ни слова! - сурово сказал Ден ему вслед. И Геза успел услышать, уходя, как пришелец сказал: - Это правильно. Говорить о нас еще преждевременно. Мы очень ошиблись. Что означали эти последние слова, никто так и не узнал. Геза, конечно, исполнил бы приказ Дена и ни словом не обмолвился о пришельцах, но первое, что его спросили, когда он вошел в храм, было: "Кто эти люди?" Как оказалось, почти весь город уже знал о появлении в доме верховного жреца странных существ, не похожих на обыкновенных людей. Ден забыл о рабах, которым он не запретил рассказывать о том, что они видели. И рабы рассказали. - Я не знаю, кто они, - ответил Геза. О том, что происходило после его ухода, Геза узнал от Дена. Пришельцы просили оказать им гостеприимство, и, опасаясь вторичного упрека в трусости, Ден предложил им поселиться в его доме. Они сразу согласились. Боялся ли Ден своих гостей? Вероятно, все же боялся, но никогда и никому не признался в этом. С самого начала он взял с ними тон спокойного равнодушия, как будто не видел ни в них самих, ни в обстоятельствах их появления ничего необыкновенного. Насколько можно было судить, пришельцам нравилось такое отношение к ним. До самого конца своего пребывания на поверхности земли, они обращались к Дену с большим уважением, говорили с ним, как с равным. - Нам нужно иметь... - сказал пришелец. Кто именно, снова осталось неизвестным. Что им было нужно иметь, Ден не понял. Фраза осталась как бы незаконченной. Последнее слово пришельца не прозвучало в его мозгу, как первые три. Все четверо внимательно посмотрели на Дена. Было похоже, что они поняли или угадали, что происходит в уме их собеседника. Пришелец повторил фразу: - Нам нужно иметь помещение, где мы могли бы положить этот шар. Там должен быть стол. Больше ничего не надо. - А вы сами? - спросил Ден, удивленный, что они говорят о шаре, а не о самих себе. - Мы можем находиться где угодно, хотя бы в саду. Мы постараемся не мешать вам. - Вы нам не помешаете, - ответил Ден, все более удивляясь. То, что говорили эти странные люди, казалось ему лишенным смысла. - Дом велик, комнат много. Выбирайте любую. - Позволь нам поместить шар на крыше. Она плоская. - Но там нет никакого помещения. - Его можно сделать. Это будет нетрудно. - Мои рабы к вашим услугам, - сказал Ден. И, сказав, почувствовал вдруг - его не поняли. Откуда явилось это убеждение, он не смог бы объяснить. На лицах его гостей ничего не отразилось. Но Ден был уверен - гости не поняли, и тотчас же повторил фразу, немного изменив ее. Он почему-то решил, что этим удивительным, ни на кого не похожим людям непонятно слово "рабы". - Мои слуги, - сказал он, - сделают все, что вы им прикажете через меня. На этот раз они поняли его. Доказательством послужил ответ пришельца, видимо того, кто говорил и раньше: - Мы тебе благодарны. Твоим слугам не трудно будет сделать то, что нам надо. Они словно извинялись за то, что причиняют рабам Дена какое-то беспокойство. - Не важно, - сказал Ден, - трудно или не трудно. Они сделают все! Он сдерживался. Но его все время мучило желание спросить, откуда явились эти существа. Геза сказал, что из-под земли. Так ли это? - Скажи нам свое имя, - попросили гости. - Меня зовут Ден. Он ожидал, что и они назовут ему свои имена. Но как они смогут это сделать? Ден давно уже понял, что слышит пришельцев не ушами, как обыкновенно, а как-то иначе. Как? Это было тайной. И осталось для него тайной навсегда. Ден был одним из самых крупных ученых своего времени. Жрецы всегда были гораздо более развиты, чем их современники. В сущности, только они одни получали законченное образование. Знание было привилегией жреческой касты, основой ее силы и могущества. Но и в среде жрецов считали, что мудрость Дена превышает обычный уровень. Ден не понимал и не мог понимать способ разговора, которым пользовались пришельцы. Но он уловил самое главное. В его мозгу звучали только хорошо знакомые ему слова. Стоило пришельцам употребить слово, которого Ден не знал, и "звучание" прекращалось. Как же он услышит имена, которых раньше, конечно, никогда не слышал? И он оказался прав. - Прости нас, - сказал пришелец, - но мы не можем сказать тебе, как зовут нас. Ты не услышишь. - Понимаю, - ответил Ден. - Вы говорите не так, как говорим мы, - без звуков. И ваши имена, которые мне незнакомы, не прозвучат для моего слуха. - Ты прав, - сказал пришелец. - И мы очень рады, что ты это понимаешь. Дену хотелось спросить, как же все-таки говорят его гости, почему их беззвучные слова слышны, но он считал такой вопрос несовместимым со своим достоинством верховного жреца и промолчал. С детских лет ему внушали, что жрец никогда и ни при каких обстоятельствах не должен проявлять любопытства. Люди должны думать, что жрецы все знают, что для них нет тайн. Но он тут же убедился, что вопрос и не нужен его странным собеседникам. - Ты хочешь знать, - сказал один из них, - как мы говорим с тобой. Мы постараемся объяснить, но не сейчас, а позднее. Ты хочешь знать, откуда мы явились. Этого мы не сможем объяснить. Ни сейчас, ни после. Мы можем только показать тебе то, что помогло нам явиться сюда. ЧЕРНЫЙ ШАР Геза присутствовал при том, как на крыше их дома была сделана рабами удивительная комната пришельцев. Закончив суточное дежурство в храме, он был свободен три дня и провел их в обществе голубых гостей. Пришельцы вели себя скромно, старались ничем не стеснить хозяев, предупредительно отвечали на каждый вопрос. Но часто случалось, что ответ следовал раньше, чем спрашивающий успевал произнести первое слово. Это было замечено всеми и еще больше усилило суеверный ужас рабов, которые все до одного готовы были убежать сломя голову, если бы привычка к повиновению не удерживала их. Все, кроме Рени. Молочный брат Гезы, товарищ его детства и близкий друг, Рени во всем подражал Гезе и внешне не выказывал никакого страха. Постепенно он стал посредником между пришельцами и остальными рабами, получал указания и передавал их другим. Рабов ничему не учили. Они были неграмотны и дики. Рени учился вместе с Гезой, правда тайком. Ни отец Дена и Гезы, ни сам Ден, когда отец умер, никогда бы не допустили, чтобы раб получил какие бы то ни было знания. Но Геза считал иначе, и передал своему брату все знания, которыми обладал сам. Может быть, потому и не боялся Рени пришельцев? Слух о них быстро распространился по всей стране. Страх и любопытство овладели всеми. Уже на следующий день после их появления дом верховного жреца стал местом паломничества высших сановников страны. С самого утра начали прибывать богато украшенные носилки, несомые рослыми рабами. Каждый старался найти благовидный предлог для визита; подражая жрецам, знать считала ниже своего достоинства обыкновенное любопытство. Даже Роз и Бора, гордые и надменные властители страны, не выдержали и один за другим прибыли к Дену. Не придумывая подобно своим подданным никаких предлогов, они прямо потребовали показать им пришельцев. Бора явился с дочерью. Именно тогда Геза впервые увидел ту, которая потом заняла все его мысли. Лапа была очень красива и держалась еще более гордо и надменно, чем ее отец. Гезу поразило, что молодая девушка отнеслась к необычайным существам, которых увидела первый раз в жизни, с полнейшим равнодушием. Небрежно скользнув взглядом по пришельцам, Лана отвернулась от них и притворно зевнула. Сам Бора был сильно удивлен и, пожалуй, даже испуган. Он ни слова не сказал пришельцам и, пробыв в доме не более десяти минут, поспешил удалиться. Зато Роз пробыл долго. Он сидел, внимательно рассматривая пришельцев, молчал и все больше и больше хмурился. Ден сказал гостям, кого они видят перед собой. Но на пришельцев это сообщение не произвело никакого видимого впечатления. Розу это не понравилось. Он резко поднялся и вышел из комнаты, пригласив Дена следовать за собой. Они долго беседовали наедине. Как узнал потом Геза, Роз настаивал на немедленной казни пришельцев, - он считал их опасными для спокойствия страны. Дену с трудом удалось убедить его подождать и выяснить, кто такие пришельцы, откуда они явились и каковы их намерения. В конце концов Роз согласился. Тогда Ден попросил оградить пришельцев от людского любопытства. Эта просьба отвечала намерениям самого Роза, и он отдал приказ, чтобы никто не смел подходить к дому верховного жреца под страхом смерти. - Они знают то, чего не знаем мы, - объяснил Ден брату. - От них мы получим новые знания. Вот почему я убедил Роза пощадить их жизнь. - Ты думаешь, их можно казнить? - спросил Геза, все еще считавший, что пришельцы если и не духи зла, то все-таки какие-то духи, а потому бессмертны. - Не знаю, - ответил Ден, и тень тревоги прошла по его лицу. - Но если бы попытка лишить их жизни не удалась, это было бы в тысячу раз хуже. В тот день Геза не понял, что хотел сказать Ден этой загадочной фразой. Пришельцы действительно обладали знаниями. Удивительными и таинственными знаниями. В этом пришлось наглядно убедиться, и очень скоро. По их указаниям рабы изготовили деревянный каркас семигранной комнаты и установили его на крыше, проделав в ней люк. Все семь стен и потолок имели большие отверстия, квадратные на стенах и семигранное на потолке. Потом был сделан низкий стол, но в форме пятигранника. Затем рабов удалили. То, что произошло после ухода рабов, Ден и Геза запомнили на всю жизнь. Пришельцы внесли в эту необычную комнату (которую даже трудно было назвать комнатой), со всех сторон открытую ветрам, свой черный шар. Один из них достал узкую ленту, сделанную из незнакомого светлого металла, и тщательно отмерил расстояние от поверхности стола до какой-то известной только ему точки в воздухе. А потом... они положили, именно положили, в эту точку черный шар и... выпустили его из рук. Ден и Геза не верили своим глазам. Шар не падал! Им стоило большого труда, огромного усилия воли заставить себя остаться на месте. Один из пришельцев посмотрел на их побледневшие от страха лица и улыбнулся. - Вы удивлены? - сказал он. - Но это не... - опять слово словно провалилось в сознании. - Просто неизвестное вам явление. Придет время, и вы, я имею в виду людей, поймете, как это происходит. Они ничего не могли ответить от волнения. Пришельцы отошли от стола на несколько шагов. Шар висел неподвижно. И вдруг... он вспыхнул ярким белым светом. Пламя факелов и светилен тускнеет при свете солнца. Сейчас был день. Но шар освещал стол и шесть человек, стоявших возле, столь сильно, что ясно были видны тени. Потом свет начал меркнуть. Он слабел все больше, превратился в узкий луч, который из белого стал зеленым, и неожиданно завертелся над поверхностью стола, освещая ее концентрическими кругами. Это было уже слишком. Вряд ли нашелся бы хоть один человек на Земле, который смог бы выдержать подобное испытание. И оба брата не выдержали. Они кинулись к люку, спасая свой разум, забыв о гордости и достоинстве жрецов. Оказавшись внизу, в комнате Дена, они молча посмотрели друг на друга и... рассмеялись. Это было то, что много веков спустя люди назвали словом "истерика". Они успокоились не скоро. Первым заговорил Геза. - Что это? - сказал он. - Что это было? Ден, ударь меня! Я должен убедиться, что не сплю. Ден долго молчал. - Это знание! - сказал он наконец. - Это мудрость! Никому, слышишь, Геза, никому ни слова! Тайны этих людей должны принадлежать нам, нашей касте. - Людей?! Ты считаешь, что они люди? - Конечно, люди. Не такие, как мы, но люди. Так родилась фраза, которую Ден потом повторял бессчетное количество раз. Дена сильно беспокоило, как отнеслись пришельцы к их явному бегству. Не будут ли голубые смеяться над ними? Он знал, что если заметит с их стороны насмешку, то сам без колебаний пошлет пришельцев на казнь, чем бы ни кончилась такая попытка. Но пришельцы и не думали смеяться. Ден и Геза встретились с ними за дневной трапезой. Пришельцы питались обычной пищей, но отказывались есть мясо. Ден приказал готовить для них растительные блюда. А после трапезы один из пришельцев (остальные, видимо намеренно, удалились в приготовленную для них комнату в доме) долго говорил с Деном и Гезой. Очень осторожно, явно опасаясь задеть гордость хозяев, пришелец повторил то, что сказал наверху, когда черный шар повис в воздухе. Он просил верховного жреца убедить людей в том, что пришельцев не надо бояться, что они никогда не причинят и не могут причинить никому никакого зла. Даже наоборот, они могут научить людей этой страны многому. Например, лечить болезни, с которыми врачи не умеют бороться (Ден и Геза поняли это слово, как "жрецы", потому что в это время не было никаких врачей, а их роль исполнялась жрецами, что, конечно, способствовало усилению могущества касты). Он сказал, что пришельцы недолго пробудут здесь, что "появляться" в этой эпохе они не собирались, но ошиблись во времени. ("Что он говорит?" - подумал Геза. "Похоже на бред", - подумал Ден.) А раз так случилось, им необходимо пробыть здесь некоторое время, прежде чем отправиться дальше. - Куда? - спросил Ден. - К другим людям, - последовал ответ. - К тем, кто сможет оказать нам помощь. Мы нуждаемся в помощи, чтобы отправиться дальше по нашему пути. - В другую страну? - Нет, к другим людям. - Какая помощь вам нужна? - Я не могу ответить на этот вопрос. Мне придется употребить незнакомые вам слова. Вы их не услышите. Ден кивнул головой, хотя весь разговор был для него сплошным туманом. Пришелец снова заговорил просто и понятно: - Мы покажем вам много интересного, покажем то, чего вы никогда не видели. Наш приход даст толчок вашим знаниям, усилит вашу власть над природой. - Да, мы хотим видеть, - твердо ответил Ден. - Вы увидите. Это в наших интересах. Они увидели в тот же вечер. Когда по приглашению пришельцев Ден и Геза снова поднялись наверх, они заметили поразительную перемену в семигранной комнате. Шар висел по-прежнему в воздухе, на том же месте. Он был белым, а не черным и ярко освещал все. Но стол изменил свой вид. Он не был теперь довольно грубо отделанной деревянной вещью. Поверхность его стала гладкой и блестящей, как поверхность воды, и в ней отражался шар. Как и любой водоем, он казался теперь бездонно глубоким. На краю появились два маленьких выступа, сделанные как будто из кости. Двойная рама стала явно другой, и никто не смог бы догадаться, из чего она сделана. Это было уже не дерево. Но самое удивительное произошло с отверстиями в стенах и потолке. Ден и Геза, как только вошли, сразу заметили, что довольно сильный ветер не проникал сюда. А вместе с тем отверстия по-прежнему казались пустыми. Они подошли к ближайшей стене и, протянув руку, дотронулись до чего-то упругого, как ткань, сильно натянутая. Это что-то было совершенно прозрачно и невидимо. Они снова сильно испугались, но сумели скрыть свой страх от пришельцев. Темнело, и свет шара становился все ярче. Потом Ден и Геза узнали, что в этот вечер весь город вышел на улицы. Люди смотрели на необъяснимое сияние над домом верховного жреца, и страх ширился и разливался, как наводнение. Двое умерли в ту ночь от ужаса, четверо потеряли рассудок, и их на следующий день бросили в священный огонь. Роз и Бора, окруженные советниками и слугами, поднялись на крышу своего дворца и несколько часов простояли там, испуганные не меньше своих подданных. А Ден и Геза видели такое, что можно было только удивляться, как они сами не сошли с ума. Пришельцы попросили их приблизиться к преобразившемуся столу. Свет шара снова померк, превратился в узкий луч, сосредоточившийся в центре стола. И из этого центра, словно растекаясь по всей поверхности, возникали одна за другой картины... На Земле были художники. Они высекали на стенах или рисовали углем изображения людей и животных. Были мастера, создававшие из камня и дерева подобия людей. Эти картины и статуи держались долго, но всегда оставались такими, какими были созданы. Они не менялись и, конечно, были неподвижны. А здесь, под поверхностью стола, как бы в его "глубине", появлялись движущиеся картины! Их никто не рисовал, они появлялись сами, неокрашенные, все в одном черно-белом тоне, и производили впечатление действительности. И это было самое страшное, как все, что непонятно уму. Точно откуда-то сбоку и немного сверху виднелись дома, люди, природа. Странные дома, странная природа! Люди походили на пришельцев, но природа была ни на что не похожа. Все двигалось. Люди шли, растения шевелились. Между домами, по улицам, совсем не похожим на улицы городов страны Моора, быстро, очень быстро проезжали какие-то повозки. Но в них не были впряжены животные или рабы. Повозки двигались как бы сами по себе. В них сидели люди. А часть повозок, совсем иной формы, летела по воздуху, и в них также сидели люди, похожие на пришельцев. Но одежды на этих людях были не только голубыми. - Вы видите нашу родину, - сказал пришелец. Где, в какой части света могла находиться столь странная и необычайная страна? Никто никогда не слыхал о существовании такой страны на Земле. - Где ваша родина? - спросил Ден. - Она очень далеко. И мы не можем на нее вернуться. Нам нужна помощь людей. - Вы говорили недавно, что не можете сказать, какая вам нужна помощь. Теперь вы сказали. Мы дадим вам корабль, на котором вы сможете доплыть на самый край света. - Корабль нам не поможет. До нашей родины не доплывешь по воде. - Где бы она ни находилась, до нее можно добраться. - Да, можно, но не с той... какая есть у вас. (Опять провал, опять должно было прозвучать незнакомое им слово.) Ден замолчал. И он и Геза не спускали глаз с поверхности стола. А под ней одна картина сменяла другую. Проходили, как в больном сне, причудливые виды удивительной родины пришельцев. Города сменялись отдельными зданиями, полями, по которым двигались невероятные, ни на что не похожие сооружения, садами - может быть, это были леса, - с неведомыми растениями. Всюду виднелись люди, которые что-то делали, но что именно - трудно было понять. И всегда, везде неизменно находились летающие повозки. Они опускались на землю, из них выходили люди. Другие влезали в эти повозки, и те поднимались в воздух и летели, как птицы. Холодный пот выступил на лбу обоих жрецов. Они чувствовали - еще немного, и они убегут отсюда, как убежали днем. Но "живые" картины внезапно прекратились. На их месте появились, как письмена, длинные строчки непонятных знаков. Пришельцы наклонились вперед, всматриваясь в эти знаки, а может быть, и читая их, если это были и в самом деле письмена неизвестного народа. - Они еще ничего не знают, - сказал один на пришельцев. Фраза явно адресовалась не жрецам, но они услышали ее. А раньше, когда пришельцы говорили друг с другом, они не слышали ничего. Было ли это признаком волнения или рассеянности пришельцев? - И мы бессильны им сообщить, - раздался голос другого пришельца. Больше ни Ден, ни Геза не слышали ничего. Пришельцы отвернулись от стола; они продолжали свой немой разговор, видимо потеряв к столу всякий интерес. Письмена исчезли. Шар снова вспыхнул белым светом. Один из пришельцев повернулся к Дену. - Простите нас, - сказал он, - но сегодня мы вам ничего больше не покажем. Мы очень опечалены, получив с родины неприятные вести. - Эти картины... - сказал Ден. - Вы хотите сказать, что они пришли сюда с вашей родины? - Да, они оттуда. Там такой же шар, как и здесь, но более сильный (здесь снова ничего не прозвучало, но Ден и Геза поняли пропущенное слово, как "сильный"). Они связаны между собой, но наш может только принимать, ничего не может передать. В этом наша беда. - Чем они связаны? - Ден посмотрел на шар, который висел ни к чему не прикрепленный, и пожал плечами. - Я не могу этого объяснить, - сказал пришелец. Им показалось, что прикрытые веками, удлиненные глаза пришельца смотрели на них с печалью и затаенной болью. Но, может быть, им только показалось?.. ПРИШЕЛЬЦЫ Лучше всего Геза запомнил именно первые дни пребывания пришельцев в их доме. Последующие сливались в его памяти, и он не смог бы сказать, когда произошло то или иное событие. Почти каждый день в чем-нибудь, в большом или малом, проявлялось непонятное людям Земли могущество голубых гостей. "Силу дает им знание!" - говорил Ден. Три случая запомнились Гезв особенно рельефно. В них сказалось не только знание, но и характер пришельцев. Как-то один из многочисленных рабов, уже пожилой, почти старый человек, работая в саду, упал с лестницы и сломал ногу. Ден видел это в окно. В таких случаях с рабами не церемонились. Если человек был уже неполноценен, его приканчивали. Молодых и сильных лечили, но при переломах это занимало много времени и следы оставались на всю жизнь. Ден приказал убить старика. Два раба подошли к несчастному, чтобы выполнить приказ господина. Геза стоял рядом. Убеждения, привитые ему с детства, не позволяли вмешиваться, но он жалел раба и думал, что, будь он сам на месте Дена, старик остался бы жив. Острый нож уже готов был опуститься и пронзить горло жертвы. Но вдруг, Геза хорошо это видел, рука молодого раба судорожно отдернулась назад, и нож выпал. Точно кто-то невидимый схватил разящую руку. Геза увидел одного из пришельцев, быстро, почти бегом, подходившего к ним. Не обращая внимания на Гезу и рабов, пришелец опустился на колени возле пострадавшего. Гезу охватил гнев. Кто бы ни были эти пришельцы, каким бы могуществом ни обладали, они не имели права вмешиваться во внутренние дела дома. Прикончить раба велел Ден, верховный жрец, третье лицо в стране. Он хотел сказать об этом пришельцу, но не успел. - Убивать человека за то, что он сломал ногу, это слишком жестоко, - сказал пришелец. - Разреши мне вылечить его. Если он будет здоров, не нужно будет и убивать его. - Здоров он не будет, - ответил Геза. - Но дело не в этом. Ден велел убить его, и это должно быть сделано, здоров он или нет. Прошу тебя, не мешай и удались. Пришелец встал. Он пристально, не мигая, смотрел на Гезу и, казалось, колебался. Но, видимо, он понял, что действительно не имеет права нарушать законы чужой страны. Бросив взгляд на обреченного человека, взгляд, полный печали, пришелец повернулся, чтобы уйти. - Подожди! Это сказал Ден, незаметно подошедший к месту действия. Пришелец остановился. Геза видел, что все существо этого странного человека наполнило чувство надежды, так красноречивы были его поза и выражение глаз. - Ты ошибся, - холодно сказал Ден, - назвав его человеком. Он не человек, а раб. - Раб тоже человек, - ответил пришелец, - он не животное. - Он моя собственность. И я могу убить его, когда захочу этого. Ты сказал, что можешь его вылечить. Разрешаю тебе эту попытку, лечи его! Геза понял, что Дену интересно увидеть, как будет действовать пришелец. Но он хорошо знал, что осужденный раб все равно умрет. Не в характере Дена было отменять раз отданное распоряжение. Но оказалось, что пришелец догадался об этом. - Ты обещаешь, если он будет совсем здоров, пощадить его? - спросил он. Ден гневно сдвинул брови. - Это мое дело, - резко ответил он. - Пока ты не дашь слова, я не буду его лечить. Это бесполезно, если он все равно умрет. Любопытство оказалось сильнее, и Ден уступил. - Хорошо, - сказал он, - обещаю, что, если он будет совсем здоров, я отменю свой приказ. - Достаточно! - сказал пришелец. И, опустившись снова на колени, он положил руку на лоб раба, который за время этого разговора несколько раз переходил от жизни к смерти и снова к жизни. Ден, Геза и два молодых раба, оставшиеся здесь, так как не получили приказа удалиться, видели, как пострадавший тотчас же закрыл глаза, словно заснул. - Теперь он не почувствует боли, - сказал пришелец. - Этот сон очень крепок. Ден усмехнулся. Никто никогда не заботился о том, что чувствует раб. Пришелец действовал быстро и четко. Его движения были уверенны, казались привычными, будто он только и занимался тем, что лечил сломанные ноги. Перелом был глубоким. Кость прорвала кожу и торчала из раны. И вот на глазах Дена, Гезы и двух рабов произошло невероятное. Несколько ловких движений белых рук - и сломанная кость встала на свое место. Кровь, обильно текшая из раны, перестала течь. Пришелец положил обе руки на место перелома и пробыл в этом положении несколько минут. Глаза его были закрыты, между ними, на высоком лбу, прорезалась глубокая складка. Его поза выражала огромное напряжение. Потом он снял руки. Раны не было! На ее месте виднелся только едва заметный розовый шрам. Пришелец снова положил руку на лоб раба. Старик тотчас же открыл глаза. - Встань и иди! - сказал пришелец. И раб встал и пошел, твердо ступая на только что сломанную ногу. Он ушел, даже не спросив разрешения Дена. - Я выполнил свое обещание, - сказал пришелец. Он дышал тяжело, как от сильного утомления. - Я выполню свое, - ответил Ден. - Но вы должны научить меня это делать. - Будет трудно, - сказал пришелец. - Ваш мозг не приучен. Но мы попробуем. Геза узнал впоследствии от самого Дена, что проба состоялась, но не привела ни к чему. Дан не смог услышать объяснения пришельцев... Второй случай произошел вскоре после первого. Пришельцы приняли приглашение Дена присутствовать при большой церемонии в храме. Они пришли рано, когда еще не было народа, и попали как раз к тому моменту, когда в священный огонь должны были бросить человека, потерявшего рассудок. Младшие жрецы уже взяли эту женщину, которая бессмысленно смеялась, и подносили ее к глубокой нише, где горел священный огонь, когда четверо пришельцев вошли в храм. Как и всегда, они сразу поняли все, что происходит. И уже невозможно было сомневаться в том, что именно по их мысленному приказу жрецы неожиданно выпустили женщину в двух шагах от ниши. И снова один из пришельцев обратился к Дену с просьбой разрешить ему вылечить безумную. Ден охотно согласился. У него не было никаких причин желать смерти горожанки, которая не была рабыней. Если ее вылечат и она станет нормальной, тем лучше. Женщина перестала смеяться, когда пришелец положид руки на ее голову. Она смотрела в глаза, которые видела впервые в жизни, не выказывая ни удивления, ни страха. Так продолжалось очень долго. Но когда пришелец снял руки с ее головы, женщина снова рассмеялась. Ден ждал. Замерев от страха, возле него стояли несколько жрецов храма. Пришелец низко опустил голову, в его позе было отчаяние. Ден понял, что лечение не удалось, и обрадовался. Что бы он ни говорил людям, но полной уверенности, что пришельцы не боги, у него самого не было. Теперь можно было быть уверенным. Боги должны быть всесильны, - иначе они не боги. Пришельцы не смогла вылечить безумную, - значит, они не всесильны. - Ее нельзя вылечить? - спросил он. - К сожалению, нельзя. Но пощади ее! Не подвергай такой мучительной смерти! - Ее казню не я, - ответил Ден, - а закон. Смерть в священном огне не казнь, а благодеяние. Так умирают служители божества, если хотят умереть раньше времени. Он подал знак младшим жрецам. Но женщина вдруг упала. Ден наклонился к ней и увидел, что она мертва. Он невольно посмотрел на пришельца. Тот спокойно ответил: - Ее убил я. Смерть в огне мучительна. Я не хочу, чтобы она умерла в муках. В распоряжении Дена были считанные секунды. Он знал, что фразу пришельца слышал не он один. Ее слышали все, кто был сейчас в храме. Это было открытое возмущение против законов страны, против воли жрецов. Он, Ден, должен был тут же послать к палачу того, кто сказал эти слова. Не сделать этого - значит лишиться сана верховного жреца. Но Ден знал, что ни за что не скажет слов, которых от него ждали, не прикажет схватить пришельца. Послать на казнь это таинственное существо было слишком рискованно. Ден не был уверен в результате такого решительного опыта. Он продолжал стоять в той же позе, наклонившись над трупом женщины, напряженно ища выхода. И выход нашелся. Ден выпрямился. - Если бы ты действительно сделал это, - холодно оказал он, обращаясь к пришельцу, - то умер бы сам. Но, к счастью, ты ошибся. Она не умерла, а потеряла сознание. В этом виновата твоя неудачная попытка вылечить ее. Твои слова преступны, но ты чужеземец и не знаешь наших законов. Я прощаю тебя. Бросьте ее в огонь! - приказал он. Труп женщины исчез в пылающей нише. - Они догадливы, - сказал Ден, рассказывая брату вечером того же дня об этом случае. - Он не повторил своих слов. Он понял. Но женщина действительно была мертва. - Как же он убил ее? - спросил Геза. - Не знаю. Не могу понять. Они умеют убивать не прикасаясь, без оружия. - Но если они захотят, то могут уничтожить всех. - Они этого никогда не сделают, - уверенно ответил Ден... Третий случай особенно запомнился Гезе. Ужас перед непонятной силой пришельцев увеличивался с каждым днем. Люди боялись приближаться к дому Дена. Не надо было и приказа Роза. Страх пересиливал самое горячее любопытство. Когда пришельцы появлялись на улицах, прохожие прятались куда попало. Редко случалось пришельцам говорить с людьми, к чему они очевидно стремились. Все избегали их, кроме Дена и Гезы. А если кто-нибудь не успевал спрятаться и пришелец заговаривал с ним, человек стоял ни жив, ни мертв и почти не мог отвечать. Рабы в доме Дена испытывали еще больший ужас. Они вынуждены были находиться возле пришельцев и никуда не могли убежать от них. Они чаще всех сталкивались с таинственной силой, чаще всех видели проявления этой силы. Если Ден, самый образованный человек своего времени, понимал, что все тайны пришельцев объясняются большим знанием, то рабы, сплошь неграмотные, не могли понять этого. Один Рени вступал в разговор с пришельцами, когда был уверен, что его не увидит Ден. И вот один из рабов не выдержал. Его разум помутился от постоянного страха, в котором он жил. Раб бросился на пришельца и ударил его палицей. Геза видел это с порога двери. Из рабов при этой сцене присутствовал один только Рени. Удар, нанесенный с большой силой, обрушился на голову пришельца. Геза невольно закрыл глаза, уверенный, что увидит труп с разможженным черепом. Но когда он осмелился посмотреть, то увидел совсем другое. Пришелец не только остался жив, но казалось, и не получил никакого удара. Он стоял возле раба, ударившего его, и, судя по всему, что-то говорил ему. Палица валялась на земле. Геза вышел в сад. Совершено преступление, сделана попытка убить гостя. Только жесточайшее наказание могло, по понятию Гезы, оправдать хозяев дома. Пришелец встретил его улыбкой. - Как хорошо, что этот негодяй промахнулся, - сказал Геза. - Но он будет жестоко наказан. - Он не промахнулся, - услышал Геза неожиданный ответ. - Он ударил меня с большой силой. Видишь, оружие выпало из его руки, но... но я прошу тебя считать, что удара не было. - Невозможно! - ответил Геза. - Если бы я исполнил твою просьбу, это имело бы плохие последствия. Такой поступок не может остаться безнаказанным. - Я понимаю тебя, - сказал пришелец. - Но этото никто не видел, кроме тебя и твоего названого брата, который будет молчать. Никто не узнает. - Он знает. - Геза указал на раба, неподвижно стоявшего на том же месте. - Он расскажет другим. - Он ничего не расскажет. И не расскажет потому, что не помнит. - Он слышал наш разговор. - Он его не слышал. А теперь перестанем говорить об этом. Теперь он будет слышать. Спроси его, что он тут делает. Ни на секунду Геза не усомнился, что пришелец говорит правду, как бы странны и непонятны ни были его слова. - Что ты тут делаешь? - спросил он раба. - Господин позвал меня, - ответил раб. - Я подошел выполнить его желание. Я жду, когда господин скажет. Сомневаться было невозможно: раб ничего не помнил. - Уходи! - приказал Геза. - Ты не нужен господину. Раб удалился. - Ты никому не скажешь? - спросил пришелец. - Никому, - машинально ответил Геза. - Но объясни, как вы это делаете? - Ты не поймешь меня. - Неужели ты не почувствовал такого сильного удара? Разве тебя нельзя убить? - Я смертен, - ответил пришелец. - Но здесь я могу умереть только от естественных причин. От насильственной смерти мы хорошо защищены. Без этого нельзя пускаться в тот путь, по которому мы пошли. Геза ничего не понял, но больше не спрашивал. Вечером в присутствии Дена он спросил пришельцев: - У вас есть рабы? - Нет и не может быть, - последовал ответ. - Человек не может быть рабом. Это противоестественно. - Я не знаю стран, где нет рабов. - Такие страны есть, но не здесь. - Что же вы делаете с пленниками? Убиваете их? - У нас нет и не может быть пленников. Мы не ведем войн. Никогда! - Но ты произнес это слово, - сказал Ден, - значит, ты его знаешь. Лицо пришельца омрачилось. - У пас были войны, - сказал он, - но очень давно. Мы знаем о них, как знаем вообще историю своей родины. - Если нет рабов, - сказал Геза, недоуменно пожимая плечами, - то некому вести работы. - Мы делаем все сами. - Даже те, кто обладает властью? - У нас нет власти в твоем понимании этого слова. Все люди у нас равны. - Такая страна не может существовать. - Геза повернулся к Дену. Тот улыбнулся. - Как можно не считать рабов людьми? - продолжал пришелец. - У них такое же тело, такой же мозг, как у вас. Они во всем такие же, как вы. - Нет, - ответил Ден, - ты ошибаешься. У рабов неразвитый мозг. Они глупы, как животные. - Развитие человеческого мозга зависит от учения. Вы ничему не учите своих рабов, и потому они кажутся вам глупее, чем вы сами. Но вот ты... - обратился он к Гезе. - Ты тоже считаешь рабов низшими существами? Как же тогда ты называешь раба своим братом? Ден насмешливо посмотрел на Гезу. - Тебя выкормила мать Рени, и ты считаешь его своим братом, - добавил пришелец. - И ты совершенно прав. Но почему же вы допускаете, чтобы ваших детей выкармливали женщины-рабыни? Ведь они, по-вашему, животные. - Наших детей всегда выкармливают рабыни, - ответил Ден, сдерживая раздражение, которое вызывали в нем "нелепые" слова пришельца. - Мы пьем молоко четвероногих животных, почему же мы не можем пить молоко двуногих? - Вы едите мясо четвероногих, - возразил пришелец. - Тогда я не вижу причин не есть и двуногих. Хорошо, прекратим этот разговор, который тебе неприятен. Прости меня. - Я не сержусь на тебя. - Ден встал. - Ты чужеземец, и у тебя другие понятия. Не сердись и ты, если я скажу, что твои взгляды кажутся мне дикими. Разговор на этом прекратился. Удалившись к себе, Геза задумался над всем услышанным. Он чувствовал какую-то правду в словах пришельца. И вдруг он вспомнил про Рени. Ден не знал, что Рени образован. Молочные братья тщательно скрывали от всех свою маленькую тайну. Открыть ее - значило поставить под угрозу самую жизнь Рени. Ведь даже пленников войны, если они оказывались грамотными, не обращали в рабство, а уничтожали. Рени обладал теми же знаниями, что и сам Ден. Они были равны в этом отношении. Раньше Геза никогда не задумывался над таким вопросом. В детстве он учил Рени просто из мальчишеского озорства, а затем по просьбе самого Рени. Геза искренне любил товарища детских игр. И вот неожиданные и столь новые для него слова пришельца поставили перед Гезой вопрос - глупее ли Рени, чем Ден или сам Геза? Если рабы подобны животным, как считали его современники, то никакое образование не сделает их умнее. В этом случае Рени выучил все, чему учил его Геза, механически, не осмысливая. Если же нет... Шаг за шагом, слово за словом вспоминал Геза поведение и поступки Рени, стараясь восстановить в памяти все их разговоры. И чем больше он вспоминал, тем яснее становилось ему, что Рени ни в чем не уступал Дену. Больше того, Рени высказывал мысли, которые теперь, после слов пришельца, казались Гезе более зрелыми, чем мысли Дена по тому же поводу. Рени был рабом, сыном и внуком рабов. Его мозг - это мозг раба. И притом потомственного, а не пленника, обращенного в рабство. Что же, значит пришелец прав? Геза вскочил и зашагал по комнате из угла в угол. Его гордость, унаследованная от предков, внушенная ему с детских лет, возмутилась от такого вывода. Рени умнее Дена! Значит, он умнее и его самого, потому что он, Геза, всегда признавал умственное превосходство старшего брата. Что-то вроде сожаления, что он дал Рени знания, шевельнулось в душе Гезы. "Но разве это что-нибудь меняет? - подумал он тут же. - Допустим, что Рени так же неграмотен, как остальные рабы. Пришелец все равно прав. Нет, я поступил хорошо, хотя бы потому, что могу теперь с уверенностью сказать: правда не на нашей стороне. Но что же тогда надо делать? Учить всех рабов? А кто же будет работать? Страна, в которой все - господа, не может существовать. Получится хаос. Но и оставлять рабов в том же положении, выходит, несправедливо". Геза чувствовал, что запутался, что не может разобраться в своих новых мыслях. И он рассердился на пришельцев, возбудивших в нем эти мысли. К чему они? Все останется таким, каким было всегда, во все времена. Пусть это несправедливо, но иначе нельзя. Так устроен мир. "Я не сержусь на Рени, - подумал он, засыпая под самое утро. - Он ни в чем не виноват, и я его люблю, как любил всегда. А думать об этом больше не надо". Но он продолжал думать на следующий день, еще на следующий, и все время, прошедшее с тех пор. Простая мысль повлекла за собой более сложные, и, не замечая этого, Геза стал смотреть на все другими глазами, чем раньше. Зерно, брошенное в его ум пришельцами, давало всходы. РЕНИ Шло время, и Ден с Гезой все больше и больше привыкали к постоянному пребыванию в их доме голубых гостей, которые уже не казались им ни странными, ни необычными. Разговор пришельцев также сделался настолько привычным, что братья перестали замечать молчание своих собеседников и, незаметно для самих себя, все чаще задавали вопросы или отвечали не вслух, а мысленно. И не испытывали при этом никакого страха. Человек ко всему привыкает. Ден был доволен, что пришельцам не удается завязать сношений с другими людьми и что они вынуждены довольствоваться обществом его и Гезы. Это отвечало его тайным намерениям использовать пребывание пришельцев для усиления жреческой касты вообще и власти верховного жреца в особенности. И он был бы очень удивлен и разгневан, если бы знал, что не только он или Геза говорят с гостями, что есть человек, который ведет с пришельцами долгие и обстоятельные беседы и что сами пришельцы разговаривают с этим человеком охотнее, чем с ним или Гезой. Этим человеком был Рени. Бесправное и унизительное положение молодого раба вызывало в пришельцах глубокое сочувствие, тем более что они очень скоро поняли: из всех людей, которых они встретили, ошибочно "появившись" в этой ранней эпохе, именно Рени обладал наиболее развитым мозгом. Его ум дремал под спудом примитивных понятий и зачаточной культуры своего времени, бессознательно стремясь к пониманию сути окружающего мира, напоминая сухую губку, всегда готовую жадно впитывать в себя влагу знания. И пришельцы с удовольствием отвечали на пытливые вопросы Рени, стремившегося только к пониманию, без всяких корыстных целей, как это было у Дена. Пришельцы легко разгадали намерения верховного жреца, которые, естественно, не могли вызвать в них симпатии. Наука и техника мира, откуда явились пришельцы, были столь высоки, что Рени не смог бы понять даже "азбуки", на которой они базировались. Понимая это, пришельцы старались познакомить любознательного юношу с основой основ любой науки - с диалектикой природы, с начальной философией явлений, корни которой настолько естественны, что доступны каждому, чей ум не испорчен и не засорен ложными теориями. Мозг Рени был подобен чистой странице, на которой можно написать все, что угодно. Пришельцы хорошо понимали, что, обучая раба, они подвергали его смертельной опасности. И они были очень осторожны. До самого конца их пребывания на Земле никто даже не заподозрил о "крамольных" беседах. В этом оказал им большую помощь сам Рени, раньше своих господ понявший, что с пришельцами можно разговаривать не разжимая губ. Пришельцы пробыли на поверхности Земли три луны, иначе говоря, всего восемьдесят дней. Для Рени этот короткий отрезок времени явился как бы вторым рождением. Уходя, пришельцы оставили на Земле совершенно другог