стола был воздвигнут тертый кокосовый торт, когда в качестве напитка было подано молоко из перезрелых тертых кокосов, когда на десерт подали нарубленные спелые бананы, запеченные в толстую оболочку из тертого кокосового ореха, все оказалось совсем другим и необыкновенно вкусным. После обеда, тяжело дыша, Бубырь и Нинка выбрались из дома и, немного потолкавшись, улеглись на толстом бревне под кокосовой паль- мой. Теперь Леня поглядывал на пальму с глубоким уважением и симпати- ей. - Как она их делает, а? - спросил Бубырь, рассматривая неподвижно висевшие высоко над ним гроздья орехов. - Как она делает орехи? - Кто? - удивилась Нинка. - Ну, пальма... Смотри, какая. Никто ее не учил, а она делает орехи и делает. - Плотно поев, Бубырь любил пофилософствовать. - На заводе там всякие машины, инженеры, рабочие... а она сама. Дает про- дукцию... - Я бы сейчас съела лучше яблоко, - капризно заявила Нинка. - Знаешь, кисленькое, антоновское... - Вот! - восхитился Бубырь. - И яблоня! Как она делает яблоки? Ведь не ошибается, не вырастит, скажем, фасоль! - Или солененький огурчик, - Нинка явно переела кокосового масла, - я бы тоже съела... - Умная пальма, - решил Бубырь, который никогда не объедался. - Толковое дерево... ...Подготовку, начатую на островах королевства Бисса, невозможно было скрыть. Сведения о невиданном по масштабам этих мест строительст- ве, о зафрахтованных пароходах, о закупке огромных партий продовольст- вия и всяких предметов обихода просочились сначала в Новую Гвинею, за- тем в Австралию, а оттуда - во все уголки мира, вызвав удивление, го- рячий интерес, а во многих местах - зубовный скрежет. Телефонные звонки, поток телеграмм, сотни первых любопытствующих туристов и газетчиков, необходимость отвечать на особенно наглые га- зетные выпады, а главное - ежедневная горячка строительства, когда в две недели надо было приготовить на голом месте все, чтобы принять пятьдесят - шестьдесят тысяч человек, - это заставило Крэгса, торгпре- да, Василия Ивановича, даже мисс Нугу позабыть, что такое сон. Они ло- жились по очереди, как на фронте, и спали не более четырех часов в сутки. Не менее напряженно работали и все ученые из экспедиции профессо- ра Павермана. Здесь, на месте, необходимо было произвести ряд замеров, уточнить данные, касающиеся общего биполярного магнитного поля Земли. Следовало тщательно разобраться в местных условиях, чтобы не допустить отклоне- ния луча. Результаты передавались по радио непосредственно Ван Лан-ши и подвергались немедленной обработке. Радиоперехваты приводили в пол- ное смятение западную разведку. Что собирались делать большевики? Пе- ремещать геомагнитные полюсы Земли? Но зачем? И как?.. Весь мир терялся в догадках. Между тем наступил уже апрель. Глава девятнадцатая. РЕШАЮЩИЙ ДЕНЬ 5 апреля, в двенадцать часов дня, все радиостанции Советского Со- юза передали заявление ТАСС. В заявлении говорилось: "Во время неофициального визита его величества короля Биссы была достигнута договоренность между его величеством и представителем Ака- демии наук СССР товарищем И. Д. Андрюхиным о проведении специального испытания в целях дальнейшего прогресса науки и содействия установле- нию длительного мира. Суть указанного эксперимента заключается в следующем. Советские ученые овладели сложнейшей методикой квантового расщепления любого ма- териального тела. При этом особые установки (анализаторы) либо выделя- ют всю энергию, связанную с массой материального тела, в виде беспоря- дочного взрыва, либо дают строго организованный энергетический луч. Во втором случае возможно упорядоченное превращение энергии в массу до полного восстановления материального тела. Многочисленные опыты проделывались сначала на так называемой мертвой, а затем и на живой материи. Были расщеплены до лучистой энер- гии, а затем восстановлены в естественном материальном виде сначала простейшие представители живой природы (различные виды планктона), а затем и высокоорганизованные животные (собака, обезьяны и др.). Опыты дали блестящие результаты. Постепенно совершенствуя методи- ку, советские ученые овладели небывало сложной техникой эксперимента. Решающее значение для успеха имели новые кибернетические машины и уст- ройства, созданные под руководством профессора Ван Лан-ши. Проверка аппаратуры на собаках и обезьянах дала уверенность в праве на послед- ний этап работы. 10 февраля на территории научного городка академика И. Д. Андрю- хина был впервые произведен эксперимент с человеком. Первым человеком, превращенным в направленный луч организованной энергии, был Юрий Сергеев, секретарь комитета ВЛКСМ Майского химкомби- ната. Передача направленного луча производилась на расстояние двадцати километров. Эксперимент полностью удался. Находясь после восстановления под непрерывным наблюдением врачей, Ю. Сергеев не обнаружил каких-либо отклонений или нарушений нормы в состоянии здоровья. В этих условиях Академия наук СССР сочла возможным разрешить пов- торное проведение испытания. Тов. Ю. Сергеев дал согласие преодолеть в виде луча расстояние в 10 280 километров и быть восстановленным над океаном примерно на высоте 500 метров в районе острова Фароо-Маро, входящего ныне в состав королевства Бисса. Запуск луча будет произведен 10 апреля, в 12 часов дня (по Грин- вичу), со специальной фотонной площадки на территории Академического городка. Мгновенно преодолев расстояние между районом г. Горького и королевством Бисса, луч возникнет под 157ь18' восточной долготы и 7ь 32' южной широты, пройдя над территорией Советского Союза, Пакистана, Индии, Индонезии. Прилагаемая карта указывает путь луча. Академия наук СССР, учитывая исключительную важность эксперимента для всего человечества, обращается с просьбой к правительствам всех стран мира и в первую очередь к государствам, над территорией которых пройдет луч, оказать свое содействие успеху испытания. Крайне важно, чтоб в коридоре, оказанном на карте, на пути про- хождения луча в течение одного часа, с 11.30 до 12.30 (по Гринвичу), не появлялся ни один самолет или другой летательный аппарат. Совершенно необходимо, чтобы в квадрате, обозначенном на прилага- емой карте буквой "М", с 11 часов до 13 часов (по Гринвичу) безусловно не было никаких судов, за исключением местных туземных лодок. Академия наук СССР выражает надежду, что правительства, научные общества и общественные организации всех направлений, руководствуясь счастьем людей и прогрессом науки, приложат все силы, чтобы способс- твовать удаче эксперимента. За справками по вопросам проведения испытания над лежит обращать- ся: Горьковская обл., п/я 77, академику И. Д. Андрюхину (указывая на корреспонденции: "эксперимент") или с той же пометкой по адресу: Коро- левство Бисса, о-в Фароо-Маро, профессору Б. М. Паверману. Немедленно после окончания передачи полный текст сообщения ТАСС был повторен всеми радиостанциями мира. Впервые в истории США была прервана передача бейсбольного матча между флотом и армией, чтобы дать текст сообщения ТАСС. Первые комментарии по явились немедленно. Известный журналист Пильман писал в "Таймс диспетч": "Из научных центров Советского Союза давно просачивались сведения об открытиях сверхсенсационного характера. Их значение человеческий разум сможет постичь лишь спустя определенное время. Однако не будем торопиться. Если Москва хочет, чтобы западный мир поверил, будто со- ветским ученым удалось добиться таких сказочных результатов, то для этого необходимо ознакомить ученых свободного мира со всей аппарату- рой, применяемой при испытаниях. Кроме того, широкие и представитель- ные делегаций должны быть допущены как в Академический городок, так и в район действия экспедиции профессора Павермана... Большинство серьезных ученых полагает, что академик Андрюхин, ви- димо, стал жертвой каких-то роковых ошибок и просчетов. Ученый мир сходится на том, что пока целые столетия отделяют науку от решения тех проблем, о которых идет речь в заявлении ТАСС. Ряд ученых утверждает, что подобные проблемы вообще никогда не будут решены, что они - за пределами человеческих возможностей... " Немедленно посыпались раздраженные вопли некоторых ученых мужей. Один вещал из своего особняка, что кощунству и безбожию должен быть положен предел. Есть граница и для науки!.. Ему вторил собрат из Мад- рида, утверждая, что имеются такие тайны, касаться которых человек не может, ибо они принадлежат богу. Вечерние газеты напечатали первые комментарии военных деятелей и специалистов по различным проблемам экономики. Высказывая недоверие по поводу возможности осуществления указанного в заявлении ТАСС экспери- мента, экономисты и военные комментаторы осторожно намекали, что если подобное открытие действительно окажется в руках большевиков, то это вызовет в западном мире потрясения, размер которых сейчас невозможно предугадать... Уже в эти первые часы начали появляться и другие отклики. Ряд крупных ученых - Гобль и Морлей в США, Морроу и Бью-Том в Англии, Кардьер и Коэн во Франции, Праль и Граффинг в Западной Германии - и с ними множество других заявили, что они сочтут величайшей честью, если Академия наук СССР и уважаемый коллега И. Д. Андрюхин используют их возможности и знания на любом этапе проведения Великого эксперимента. Всем этим ученым, а также любым другим, кто захотел бы к ним присоеди- ниться, были посланы от имени Академии наук СССР приглашения присутс- твовать при проведении испытания либо на территории Академического го- родка в СССР, либо принять участие в экспедиции профессора Павермана. Были получены сообщения более чем от двух тысяч шестидесяти ученых, что они выехали или выезжают в ближайшие дни, чтобы принять участие в Великом опыте. Либеральные английские и французские газеты поместили заявление всемирно известного доктора Шлима, посвятившего свою жизнь борьбе с детской смертностью; его имя пользовалось огромным уважением во всех странах мира. Доктор Шлим сказал: "Мне стыдно за человечество, вернее, за мир, который мы называем свободным. Авторитетная научная организа- ция, Академия наук величайшей страны, заявляет о небывалом, чудесней- шем открытии - и вместо чувства восторга перед мощью человеческого ра- зума, вместо преклонения перед силой духа человека, вторично поднимаю- щегося на фотонную площадку, чтобы превратиться в луч, мы унизительно мелко паясничаем, надеемся, что это сообщение недостоверно, то есть заранее готовы радоваться поражению науки, но не хотим радоваться ее торжеству. Если мир дошел до такого падения, он действительно гнил. Среди моря невежества, страха и злобного человеконенавистничества я поднимаю свой голос вместе со всеми теми, кто не потерял человеческого облика, и делаю это, только чтобы выразить мое безмерное восхищение Великим Открытием академика Ивана Дмитриевича Андрюхина и Великим Под- вигом юноши Юрия Сергеева..." И вот именно в эти дни невероятного, нечеловеческого напряжения, когда поток разноречивых требований, просьб, предложений захлестывал Академический городок, с академиком Иваном Дмитриевичем Андрюхиным произошло нечто странное. Впервые за много лет ученые, его соратники, отметили небывалую, несвойственную академику склонность к уединению, причем стремился он, отгораживаясь от любых обязанностей, быть только с Юрой... С каждым днем увеличивалось количество гостей, имевших пропуска в Академический городок, и все они прежде всего хотели нанести визит Ивану Дмитриевичу Андрюхину и Юре Сергееву. Именно это, как правило, не удавалось. Поэтому пришлось одну за другой устроить две пресс-кон- ференции, на которых присутствовали не только представители советских и зарубежных газет, телевидения, кино, радио, не только ученые, но да- же религиозные деятели и представители деловых кругов. Вот извлечения из отчета об этих пресс-конференциях, Опубликован- ного в "Известиях" от 8 апреля: "Открывая пресс-конференцию, академик И. Д. Андрюхин вкратце зна- комит присутствующих с содержанием и целью предстоящего эксперимента, а также с работами институтов кибернетики, научной фантастики и долго- летия, позволившими подготовить эксперимент. При этом И. Д. Андрюхин обращает внимание присутствующих на то, что удачный исход этого опыта поможет сделать практически невозможным возникновение войны. Корреспондент лондонской "Тайме" просит несколько подробнее оста- новиться на этом вопросе и разъяснить, почему удача даже в таком неве- роятном деле может ликвидировать опасность войны. Академик Андрюхин. Об этом прежде всего свидетельствует история. Социализм родил науку, работающую для мира. Перед запуском наших спут- ников и ракет обстановка была крайне напряженной. Успех советской нау- ки помог отодвинуть угрозу войны, дал возможность народам дальше прод- винуться по пути развития, а достижения народов привели к новому успе- ху - советские ученые первыми высадились на Луне. Эта победа вновь не позволила развязать войну, показав всему миру нашу силу. Ныне овладе- ние силой тяготения, наши кардинальные успехи в области кибернетики позволили нам решить проблему, казавшуюся фантастической: по воле че- ловека управлять переходами материи в энергию и наоборот. Это удесяте- рит наши силы и отодвинет войну. Кроме того, следует иметь в виду, что война с нами в нынешней обстановке не только не дает шансов на победу, но даже лишает нашего возможного противника надежды причинить нам или нашим друзьям какой-либо ущерб. Наши установки надежно охраняют сейчас социалистический лагерь, и любое инородное тело превратится в плазма- тическую пыль, прежде чем нарушит нашу границу. Корреспондент "Ньюс". Разрешите мне продолжить ваши исторические параллели. После советских спутников, как вы помните, были запущены американские, а после Константина Потехина и его коллег спустя три го- да на Луну опустилась американская ракета. Можно ли предположить, что те успехи, которых ныне добилась советская наука, спустя какое-то вре- мя перестанут быть тайной для американских ученых? Академик Андрюхин. Несомненно. Соединенные Штаты, Англия и другие страны располагают первоклассными научными кадрами. Но вы всегда буде- те отставать, и чем дальше, тем на больший промежуток времени. Корреспондент "Сан". Почему? Академик Андрюхин. Потому, что мы строим коммунизм, а вы еще все барахтаетесь в капиталистическом болоте. Корреспондент "Фигаро". Ну, это уже пропаганда! Академик Андрюхин. Конечно. Я пропагандирую коммунизм. Не капита- лизм же мне пропагандировать! Корреспондент "Морнинг Пост". Как вы обработали Крэгса? Почему он стал большевиком? Академик Андрюхин. Благодарю за приятную новость: я не знал, что Крэгс большевик. После того что люди увидят десятого апреля, многие станут большевиками... Мистер Крэгс увидел это раньше других. Корреспондент "Таймс". Я хочу задать вопрос господину Сергееву. Скажите, что вы лично получили после того первого эксперимента, кото- рый якобы состоялся 20 февраля? Как вы были награждены? Ю. Сергеев. Я выпил чайник чаю, съел полкило колбасы, банку ва- ренья и завалился спать. Корреспонденты (хором). И это все? Ю. Сергеев. Я надеюсь, что на Биссе будет не хуже... Корреспондент "Мессаджеро". Что вы чувствовали, поднимаясь на фо- тонную площадку? Ю. Сергеев. Мне помнится, я чувствовал себя там лучше, чем на пресс-конференции..." ...Вечером в этот день академик Андрюхин соединился по радио с Биссой и вызвал профессора Павермана. - Как идут дела? - спросил Андрюхин. - Отлично! Завтра к вечеру все будет готово. Надеемся эту ночь спать. - Вы уверены, что все в порядке? - Да. И в Биссе и в Майске лихорадка ожидания нарастала с каждым часом. Фотонная площадка для запуска Юры была воздвигнута на этот раз в центре старого аэродрома, примерно на том месте, где Юра оказался пос- ле первого испытания. Академический городок располагал самыми мощными в Союзе и во всем мире термоядерными электростанциями, которые давали более пятидесяти миллиардов киловатт. Почти весь этот чудовищный поток энергии в момент опыта подавался на фотонную площадку. Вход на территорию аэродрома был строжайше восп- рещен и в ночь накануне 10 апреля закрыт полностью. В эту ночь они сидели сначала впятером - Андрюхин, Ван Лан-ши, Анна Михеевна, Юра и Женя, трое пожилых людей и двое молодых, - пять человек, от которых зависело теперь так много! Они остались после дис- петчерского часа, в последний раз проведенного Андрюхиным. Опрос всех служб шел по телеселектору, и вот все выяснено, все проверено, а ра- зойтись они не могут. - А давайте споем! Что в самом деле! - неожиданно заявила Анна Михеевна и с такой лихостью махнула рукой, повела плечами и так вски- нула голову, будто она только и делала всю жизнь, что распевала с эст- рады веселые куплеты. - Будем дикими голосами петь любимые Юрины пес- ни! Идея? - Идея! - оживился Андрюхин, а Ван Лан-ши только тихо улыбнулся, но был безусловно готов поддержать. - Ну, Человек-луч, твое слово! Да- вай нам свою любимую песню и слушай, что мы из нее сделаем. - "Коробейники" я люблю, - смущенно признался Юра. Они исполнили "Коробейники", "Подмосковные вечера", "Катюшу", "По долинам и по взгорьям" и решили, что если натворят в науке такое, за что их выгонят, то смогут организовать ансамбль песни и пляски... - Десять часов, - сказал Андрюхин вставая. - Помни, тебе надо хо- рошо выспаться. Ну, завтра некогда будет прощаться, да на людях оно как-то не так... Он крепко обнял Юру и несколько раз поцеловал его, щекоча своей замечательной бородой. - Вот, сына хотел, - сказал он ни с того ни с сего Жене. - Дочка есть, внучки есть, а ни сына, ни внука... Но, когда и другие, расчувствовавшись, принялись целоваться с Юрой, который, удивленно улыбаясь, ласково отвечал на прощальные при- ветствия, Андрюхин, рассердившись, начал всех выгонять из комнаты. - Помни, - строго сказал он, в последний раз обнимая одной рукой Юру, а другой - Женю, -помни: что бы завтра ни произошло, не удивляй- ся. Не удивляйся тому, что произойдет на старте. Не удивляйся тому, что может произойти на финише... Оставшись одни, Юра и Женя переглянулись. - О чем это он? - спросила Женя с беспокойством. - Не знаю. - Юра сам был удивлен. - Вечные секреты! - Она хотела было рассердиться, но, обняв Юру, только сказала: - Ну и ладно... ...Погода была мерзкая. Всю ночь мокрые хлопья снега, расползав- шегося у земли в капли дождя, беззвучно кропили все вокруг. Безжизнен- ное темно-серое небо упрятало куда-то и звезды и луну и вместе со сне- гом все ниже опускалось на землю. Сырой ветер размазывал по стеклу капли дождя и уныло недоумевал, как можно хохотать в такую погоду. А они сидели и хохотали, захлебываясь, до слез... - Юрка, перестань! - тоненько визжала Женя, обессилев. - Я больше не могу! Но Юра без усмешки, лишь высоко поднимая брови, продолжал расска- зывать, как он захватит с собой удочку и, вися над океаном, примется, поджав ноги, ловить акул, причем самое трудное будет раздобыть червя- ков; как киты в его честь выбросят фонтаны и он примет необыкновенный душ... Но Женя уже не смеялась, разглаживая ладонями щеки Юры, она ста- ралась стереть смех с его лица. - Мне страшно, - сказала она. - А тебе бывает страшно? - Она заг- лянула в его глаза. - Наверное, нет, никогда! Ты странный человек, Юра! Когда ты стоял тогда, в первый раз, на этой проклятой решетке, у тебя был такой вид, словно ты слушаешь что-то интересное... Ты даже улыбался, а через секунду исчез... - Она зябко передернула плечами. - Улыбаться легче, - заметил он задумчиво. - Вокруг люди, не зна- ешь, куда руки девать. Я ведь не артист. - Какой артист? Ты герой!.. Неужели ты герой? - Она недоверчиво уставила на него свои яркие даже в полутьме глаза. - Конечно, герой... Как Корчагин или Матросов... Это очень страшно, Юрка. - Вот это страшно, - согласился он. - Какой я герой? Брось ты это... - Нет, герой... А ты не рассердишься, если я тебя что-то спрошу? - Давай. - Вот в ту самую секунду... понимаешь?.. ну, когда тебя нет, ког- да ты исчезал, ты чувствовал что-нибудь? - Нет. Ничего. - Как - ничего? - Не знаю. Это произошло сразу. Вот я здесь, а вот уже стою на аэродроме... Только потом было как-то не по себе. Я тебя хорошо уви- дел, когда мы были уже в машине... - Юрка! Ты не говорил об этом! - А что? Ведь опять вижу хорошо! Чего ж тут говорить. - Потом ты все время видел хорошо? - Ну да. Ладно, Женька. Дай я тебя поцелую. Когда он уснул, она, поджав колени и положив на них голову так, чтобы были видны его нос картошечкой, просторный лоб, плотно сжатые губы, невольно начала вспоминать, как это все случилось, где они встретились. Она снова увидела Детку, ласковую черную таксу, первый сеанс акупунктуры, хоккей, подготовку к опыту и их первые часы вместе, пережила вновь страшное испытание первого опыта, ни с чем не сравнимое чувство, когда столб пара и в нем Юрка, живой, такой, как был, возник- ли на обледенелом снегу, их поездку в санитарной машине, ужин, сон, прогулку на лыжах, ночь в зимнем лесу... Неужели она знает его всего четыре месяца? Она решила высчитать точно, сколько дней они знакомы. Получилось сто десять дней... Сто десять дней - и целая жизнь... Она не помнила, как заснула, заснула сидя, уткнувшись головой в колени. Когда она проснулась, было уже восемь часов. Андрюхин обещал зае- хать в половине одиннадцатого. Пока она хлопотала о завтраке из специ- ального набора атмовитаминов, ей казалось, что ничего этого не нужно, и не хотелось ничего делать. Она непрерывно смотрела то на часы, то в окно поверх занавески, прислушиваясь, не проснулся ли Юра... С шести утра радиостанции Советского Союза и всех социалистичес- ких стран передавали через каждые полчаса: "Всем! Всем! Всем! Обеспечьте прохождение луча! Контролируйте квадрат "М"! Помните, что с одиннадцати до тринадцати часов по Гринви- чу квадрат "М" должен быть свободен!" Десятки тысяч людей, запрудивших Майск, вместе с сотнями миллио- нов жителей всего земного шара с рассвета 10 апреля ждали сообщений из Академического городка. Те, кто имел пропуска в район аэродрома, с восьми часов стояли под мокрым снегом, подняв воротники и безропотно переступая по лужам замерзшими ногами. Митинг открыл президент Академии наук СССР, могучий человек с гривой седых волос, на которых незаметны были тающие снежинки. - Дорогие гости! Друзья! Товарищи! - начал он свое короткое сло- во. - Миллионы лет назад человек, тогда еще полузверь, сделал первый шаг, пошел по своему пути, отделившись от животного мира! Менее ста лет назад, в октябрьские дни семнадцатого года, человек сделал второй шаг, решительно отбросил враждебные ему силы и взял счастье в свои ру- ки... Ныне человек делает третий шаг и становится над природой! Чело- вечество только начинает ходить, перед ним огромный, безмерно великий путь, осознать который мы не в состоянии. Жалкими пигмеями являются те, кто помышляет об уничтожении человечества! За будущее человечест- ва!.. За его следующие шаги!.. Глядя на море голов перед ним, слушая взволнованные слова руково- дителя советской науки, отчетливо представляя, что делается на Биссе, понимая, что миллионы и миллионы людей прильнули сейчас к своим прием- никам, отсчитывая последние минуты, Юра ощутил такой огромный прилив гордости, величия, радостного торжества, что совсем забыл о себе и о своей роли. "Это я? - мельком думал он. - Я взойду сейчас по белой ле- сенке на фотонную площадку, от всех, за всех, для всех наших людей?.. Сейчас идти. Ну, Юрка!.." И с улыбкой, которая невольно возникала у него всегда, когда ему приходилось выходить перед людьми, он уже готов был двинуться к сияю- щей белизной лестнице, ведущей на площадку, но растерянно остановился. Было без четверти двенадцать. В это время ему следовало подни- маться на площадку. И действительно, Юра Сергеев неторопливо шел по лестнице, неловко улыбаясь окружающим. Но это был не он, а другой Сер- геев, впрочем удивительно похожий на настоящего... Он, этот другой Сергеев, был также одет в легкий комбинезон из золотистого майлона специальной выработки. Точно такой же красивый, с набором серебряных пластин широкий пояс крепко перехватывал комбине- зон. На голове у него была такая же шапочка, тоже из золотистого май- лона, похожая на те, которые надевают пловцы, а на ногах - светло-фио- летовые спортивные туфли... Юре долго пришлось привыкать к этому кос- тюму, созданному лучшими мастерами Московского дома моделей: он казал- ся ему нелепым, пригодным разве что для балета; потребовалось вмеша- тельство самого Андрюхина. Но этот парень, взобравшийся уже на фотон- ную площадку, легко и спокойно нес свой изящный костюм... Что же это такое? Решили послать не его? Обида словно крючьями рвала на части сердце. Невольно он ловил недоумевающие взгляды окружающих и, побурев от стыда, готов был рва- нуть золотистый майлон или включить пояс и взмыть в небо, когда по лестнице быстро взбежал академик Андрюхин и стал рядом с тем, двойни- ком, положив ему на плечо руку. На стадионе воцарилась такая тишина, что Юра ясно слышал быстрые удары своего сердца. - Перед вами, - громко заявил Андрюхин, - кибернетический двойник Сергеева! Он распахнул комбинезон, обнажив живот и грудь, удивительно похо- жие на настоящие, человечьи, нажал на одно из ребер, и на глазах у не- вольно ахнувшей толпы то, что изображало кожу груди и живота сверну- лось под горло тугим жгутом, и вместо кровоточащих внутренностей все увидели яркое и сложное переплетение электронной аппаратуры. - Закройся! - небрежно бросил Андрюхин. И, когда легким, совершенно человеческим движением машина подняла руку, опустила на место кожу и застегнула комбинезон, Андрюхин продол- жал: - В целях максимальной безопасности он пойдет первым! За ним - настоящий Сергеев! - И он сделал знак Юре подняться на лестницу. Толпа с радостными криками, приветствуя, поднимая стиснутые в ру- копожатии руки, хлынула к фотонной площадке, но остановилась не менее чем в пятидесяти метрах, отделенная широким и глубоким рвом. Огромный бетонный постамент, вышиною около десяти метров, весь светился фиолетово-желтыми искрами и вибрировал, как туго натянутая струна. Репродукторы отсчитывали последние секунды. Все замерли, не спус- кая глаз с меланхолически улыбавшегося двойника Сергеева. Вдруг лицо его дрогнуло, улыбка исчезла; он поднял руку; пронзительно и нежно прозвучал удар гонга. И тотчас яркий луч, мгновенно вспыхнув, исчез, прорезав сочившееся мокрым снегом небо... На фотонной площадке никого не было. Андрюхин, сверкнув глазами вслед лучу, повернулся к массивному мраморному столику, установленному на площадке лестницы. Два аппарата радиотелефона связывали площадку запуска непосредственно с Москвой и с Биссой. Никто не шелохнулся, пока не пропел тонко аппарат, заставив всех вздрогнуть. Андрюхин схватил трубку. - Паверман? Слушаю! - И голосом, загремевшим по всему полю, он начал повторять то, что с другого конца света говорил ему Борис Миро- нович Паверман: - "Полная удача! Локаторы зарегистрировали появление двойника в назначенном квадрате над океаном! Двойник установил теле- фонную связь с Фароо-Маро! Все!" - он радостно гаркнул и последнее слово, потом недоумевающе переспросил: - Все? И тут же, бросив трубку, повернулся к плакавшей, обнимавшейся, радостно вопящей толпе и, тряхнув головой, подняв вверх руки, задрав в небо бороду, закричал так, что все невольно подхватили его крик: - Ура!.. Ура!.. Ура!.. Когда прошел первый порыв восторга, взгляды обратились к Юре. С ним уже прощались представители делегаций, ученые, общественные деяте- ли, приглашенные персонально. Вначале, впервые проделывая такую цере- монию, Юра немного не рассчитал свои силы и слегка помял известного борца за мир, буддийского священника из Тибета, но потом он приноро- вился, и прощание проходило без помех и членовредительства... Женщина-кореянка, вся в белом, маленькая старушка, та, что более четверти века назад храбро защищала свой Пхеньян, дымно горящий в чаду напалмовых бомб, женщина, о которой пели песни чуть ли не на всех язы- ках мира, поцеловала Юру так, как, верно, когда-то целовала его мать, которой он не знал... Юра судорожно вздохнул, не замечая, что слезы уже давно катятся по его щекам. Огромный негр ухватил Юрину руку и раскачивал ее, что-то громко и быстро говоря, и Юра понял. Широко распахнув объятия, он крепко, по-мужски, сжал далекого товарища и сам ощутил его сильные руки. Японский профессор, поглаживая Юрин рукав, говорил, даже, кажет- ся, пел, радостно улыбаясь; вокруг теснились еще десятки лиц, Юра их уже плохо различал, поднимаясь все выше по лестнице, туда, где на пло- щадке стоял последний человек, с кем ему надлежало проститься, - Иван Дмитриевич Андрюхин. Они молча, тяжело сопя, троекратно расцеловались. Андрюхин вопросительно и требовательно вскинул вверх бороду. Юра кивнул головой и стал на фотонную площадку. Словно посылая всем последний привет, Юра скользил глазами по ли- цам... Кто-то, стоя на толстой черной ветке голого дуба, отчаянно разма- хивал пестрым шарфом. Женька! Ему показалось, что он даже приподнялся на цыпочки, чтоб лучше ее разглядеть. Но не успел. Необыкновенно яркий луч скользнул над мокрым лесом и скрылся в серой мгле облаков... Сергеев исчез. И тотчас тоненько зажурчал телефон. - Паверман! - радостно гаркнул Андрюхин над боявшимися дышать людьми. Не сразу они поняли, что голос его жалко поник. - Что?.. Что?.. В районе "М" локаторы обнаружили подводную лодку... Что-то про- изошло с двойником... А Сергеев?.. От Сергеева пока нет известий... Он медленно положил трубку, тяжелым взглядом обвел всех присутс- твующих, так что ближние к нему невольно посторонились, когда он взял трубку московского телефона. - Правительственный комитет? Андрюхин. Двойник Сергеева терпит аварию в квадрате "М". Причины неизвестны... Сведения поступили в мо- мент запуска самого Сергеева... Да, от него известий пока нет... Глава двадцатая. НАД ОКЕАНОМ Декретом его величества короля Биссы 10 апреля было объявлено праздничным днем на всей территории королевства. Так как многим остро- витянам невозможно было объяснить, что произойдет, то ограничились со- общением, что белые люди будут летать над океаном. Жители Фароо-Маро видели самолеты и раньше, на других островках познакомились с ними в эти дни, когда на спешно созданные аэродромы одна за другой прибывали машины из Сиднея, Гонконга, Джакарты, Сингапура, даже из Токио и Мани- лы... От одиннадцати до тринадцати часов в квадрате "М", ближайшая к Фароо-Маро граница которого проходила в двадцати километрах от остро- ва, разрешено было находиться только туземным лодкам, и тот, кто не позаботился о лодке заранее, платил теперь колоссальные деньги даже не за лодку, а за место в ней. В знак уважения к советскому торгпреду староста деревни Вангуну прислал свою старую боевую лодку. - Пожалуй, вот единственное судно, на котором Хеджес не заработал ни гроша, - сказал торгпред, передавая Василию Ивановичу, своему по- мощнику, этот чудесный экипаж. - Хеджес за пачку-другую табака зафрах- товал все туземные лодки, а теперь огребает по три гинеи за место. Боевое судно деревни Вангуну было похоже на гондолу, с высоким носом и кормой, украшенными множеством ярких флажков, чтоб отгонять злых духов. Тридцать темно-коричневых гребцов под руководством Тобуки вели ее в океан, радостно сверкая ослепительными зубами при каждом ударе весел, а на подушках подпрыгивали, не в силах удержать востор- женный хохот, Нинка и Бубырь, которых Василий Иванович безуспешно уго- варивал вести себя солиднее... Ни одна из сотен лодок, летевших в это утро по лагуне к выходу в океан, не шла ни в какое сравнение с боевым судном деревни Вангуну! Дальше и дальше отрывалось оно от своих соперников... Разбрасывая вес- лами груды алмазов, Тобука и гребцы улыбались все радостнее, пока не пролетели мимо какого-то островка, откуда Фароо-Маро уже едва видне- лось на горизонте. Нинка и Бубырь перебрались на нос лодки и, жмурясь от нестерпимо острого сверкания воды, спорили, кто первый увидит Юру Сергеева и как это будет. Василий Иванович то и дело прикладывал мощный морской би- нокль к любопытным рыжим глазам, но, кроме бесконечных вспышек на гребнях волн и легкого марева вдалеке, не видел ничего. - Сколько я ни думаю, - вздохнул Бубырь, доставая из-за пазухи лепешку и делясь ею с соседом-гребцом, - никак не могу придумать, как это они делают. - Чего ты опять не понимаешь. Колобок? - насмешливо спросила Нин- ка, пытаясь увидеть свое изображение в зеркальных струях океана. - Как это они делают? - грызя сухую лепешку, взволнованно таращил глаза Бубырь. - Ты помнишь, сколько мы сюда ехали. Даже самолет, самый сверхскоростной, "ТУ-150", долетит сюда за шесть... ну, пусть за пять часов. А Юра Сергеев в двенадцать часов еще будет в Майске, в Академи- ческом городке, и - раз! - на часах все двенадцать, а он здесь! - Самолет! - крикнул Василий Иванович и, не веря себе, быстренько протер бинокль и снова поднял его, закрыв чуть ли не половину лица. - Самолет, ей-ей! Идет прямиком в квадрат "М"... - Он подрегулировал линзы. - А может, выскочил из квадрата... Непонятно... Похоже, вроде патрулирует... Он оглянулся на гребцов, явно сожалея, что боевое судно деревни Вангуну не может развить такую же скорость, как самолет. - Уходит!.. Откуда он взялся, черт возьми? Выяснить это было невозможно. Бубырь молча смотрел на Василия Ивановича, положив лепешку, у Нинки дрогнули губы: - Может, чего с Юрой?.. Может, чего случилось? Островок, вернее коралловая скала, торчавшая над водой на нес- колько метров, давно исчез позади... Они плыли между двумя океанами - голубым, струившим горячее солнце, наверху, и то голубым, то синим, то зеленоватым, брызгающим белой пеной, под ними. Василий Иванович пос- мотрел на часы: было без четверти одиннадцать. Он проклинал себя пос- ледними словами за то, что не взял передатчик и не мог сейчас связать- ся с берегом. "Вернуться? Но до берега не меньше двух часов, все так или иначе кончится... Кроме того, какие, собственно, основания утверж- дать, что самолет был в квадрате "М" или направляется туда? Наконец, локаторы прощупывают непрерывно весь квадрат, и, если самолет был там, они его давно обнаружили. А что больше я могу сообщить?" И Василий Иванович решил двигаться дальше. - Что же может случиться с Юрой? - сказал он, подтаскивая к себе Нинку за лямки цветастого сарафанчика. - Юра только едет на аэродром Академического городка... И еще целый час их лодка шла в океан, и казалось, что она не дви- гается вперед, а стоит на месте или кружится, взлетая вверх и вниз среди соленых брызг, летучих рыб и голубого неба. Утомленная водой и качкой, Нинка прикорнула на коленях у Василия Ивановича, давно спала и Муха, но Бубырь, не то напуганный бескрайностью океана, не то тревожи- мый смутным ощущением грозящей беды, лежал на носу, неотступно глядя вперед, или молча проверял, не увидел ли чего-нибудь Василий Иванович в бинокль. Неожиданно Бубырь приподнялся. - Что это? - спросил он, протягивая руку в небо. Василий Иванович моментально приставил бинокль к глазам: там ни- чего не было. - Да нет! Слышите? - взволнованно выговорил Бубырь. - Вот опять... Теперь услышал и Василии Иванович. Бледнея, он медленно опустил бинокль. Казалось, тень легла на его лицо. Тонкий, сверлящий звон шел, казалось, из голубого неба. Оно было беспредельным и чистым. Звук напоминал трещанье кузнечиков. - Это, брат, сигнал бедствия... - медленно сказан Василий Ивано- вич, сжимая кулаки. - Откуда? - пробормотал Бубырь. Василий Иванович мотнул головой в небо, не опуская бинокля. - От Юры? - прошептал Бубырь - Не знаю, - так же глядя в бинокль, тихо сказал Василий Ивано- вич. - Кажется, я вижу его... - Кого? Юру? - Не могу разглядеть... Было ровно двенадцать часов. По вычислениям, которые Василий Ива- нович непрерывно вел, они пересекли границу квадрата "М" несколько ми- нут назад. Квадрат образовывался сторонами, каждая в пятьдесят кило- метров длиной. Успеть попасть туда, откуда доносился сигнал бедствия, они не могли. Да и что он сделал бы, с детьми, без всякого оружия?.. Тем не менее, определив по звуку наиболее вероятное место, где Юра или его двойник терпели бедствие, Василий Иванович, не колеблясь, направил туда боевое судно деревни Вангуну. - Пусть спит!.. - торопливо сморщился взволнованный Бубырь, когда Василий Иванович покосился на Нинку. "Не заснуть бы нам всем тут!" - мелькнуло у Василия Ивановича Что могло там произойти? Юра уже над океаном, он должен был свя- заться с берегом, в небе с минуты на минуту должны были показаться гидропланы экспедиции, чтобы его подобрать. Что же случилось? Во всяком случае, то, что он видел высоко над океаном в несколь- ких километрах отсюда, не напоминало ни облако, ни птицу. Это были как раз те секунды, когда Паверман, окруженный всем сос- тавом экспедиции, принимал в радиорубке "Ильича" первые сообщения од- ного из андрюхинских Мальчиков, двойника Сергеева: - "Прибыл на место. Высота над уровнем океана четыреста девяносто восемь метров. Жду указаний..." Еще не прошел пронесшийся по "Ильичу" вихрь поцелуев, объятий, восторженных восклицаний, как радист, не отходивший от аппарата, тре- бовательно поднял руку. Двойник Сергеева вел передачу. Он невозмутимо сообщил: - Внимание!.. Прошу помощи. На мгновение все в радиорубке замерли. - Немедленно вызывайте Андрюхина! - крикнул, дрожа как от озноба, Паверман. - Живее! Его сотрудники бросились к радиотелефону, но остановились, так как двойник возобновил передачу. Так же размеренно он сообщил: - Прошу помощи. Включаю сигнал бедствия... - И через мгновение: - Принял сигнал: опуститься на воду. Сигнал не по коду. Прошу помощи... - Необходимо выяснить, что с ним, - прошептал Паверман. - Отвечайте, что с вами? - торопливо повторил радист. - Нарушена работа механизмов? - Да, - подтвердил Мальчик. - В результате передачи? - Передача прошла нормально. - Вы пострадали, прибыв на место? - Да. - Можете определить, отчего вы пострадали? - Нет. Не могу. Не знаю. Прошу помощи. - И после паузы: - Луч из моря... - На вас совершено нападение? - Нет. Не знаю. Прошу помощи... - Вы что-нибудь видите? - Ничего не вижу... Прошу помощи... Сотрудники профессора Павермана у радиотелефона были снова отвле- чены сообщением локаторов, которые передали, что в квадрате "М" обна- ружен самолет... Паверман, подняв жилистые кулаки, бросился к ним: - Передавайте Андрюхину... Но снова заговорил двойник: - Самолет начал обстрел... Дал очередь над головой. Второй оче- редью перебиты ноги... - Передавайте Андрюхину! - страшным голосом крикнул Паверман, хватаясь за мраморную стойку. - Самолет в квадрате "М", обстрелян двойник! - Он спрашивает, что с Сергеевым... - бледный, как воротник ру- башки, негромко выговорил сотрудник, связавшийся с Андрюхиным. - Как!.. Разве Сергеев... - Павеоман бессильно прислонился к сте- не, глядя прямо перед собой на огромные часы в радиорубке. - Сообщите: от Сергеева пока сведений нет... Было принято решение: немедленно, на большой высоте, выслать де- журные гидропланы. ...Второй раз Юра возникал из луча. Юра никому не рассказывал о томительном, тревожном, остро болезненном и все же невыразимо счастли- вом чувстве, которое охватывало его в момент рождения из луча. Каза- лось, он расстается с мучительным сном. Сознание было еще затуманено; все тело сотрясали короткие судороги, словно от укусов. Эти укусы ощу- щались везде - в мозгу, в сердце, в позвоночнике, в желудке... Густая тьма медленно редела; он уже начинал ощущать что-то необычайно яркое, теплое, могучее и понимал - это солнце. Тогда, в первый раз, на аэрод- роме Академического городка, солнца не было, но тьма редела так же, и он увидел людей, снег, бегущего к нему Ивана Дмитриевича... Но сейчас он ничего не успел увидеть: сердце тошнотворно сжалось в комок... Пальцы сразу стали бессильными; механически Юра ухватился за пряжку на антигравитационном поясе. Он даже не почувствовал, что сделал скачок метров на сто вверх. Сердце медленно успокаивалось. Только голова ста- ла свинцовой. Он глубоко задышал. Сознание восстанавливалось. Что это было? Почему стало так плохо? Этого не было в первый раз.... Он едва осмотрелся; его лицо тронула усмешка, обращенная к зеле- новатым брызгам океана, жаркой голубизне вокруг, солоноватому возду- ху... Снова сердце тряхнуло так, что Юра едва не впал в беспамятство. Теперь уже полусознательно он рванул пряжку и ушел в сторону и вверх... Голова раскалывалась от нестерпимой боли, солнце, океан и раска- ленный воздух казались врагами, и Юра торопливо вел передачу. Связь с "Ильичом" заработала мгновенно. - Вышел на заданную точку, - говорил Юра. - Передача прошла нор- мально. Здесь встретился с непонятным явлением. Похоже на сердечные приступы. При уходе вверх на сто метров явления исчезали... Но спустя несколько секунд возникли снова... Нет, самолета я не видел. Передай- те... О-о! Сердце... На "Ильиче" больше ничего не услыхали от Сергеева. Пожелтевший Паверман, в рыжих волосах которого легла широкая седая прядь, впивался костлявыми пальцами в плечи радиста. - Ну? - Профессор жалко кривил заострившееся лицо. - Ну?.. - Замолчал... - выговорил наконец радист. Между двумя беспредельными океанами - пронизанным солнцем воздуш- ным океаном и зеленовато-голубым простором Великого, или Тихого, океа- на висела крохотная темная человеческая фигурка... Странное за бытье теперь не покидало Юру. Он все еще держался за пряжку и то стремитель- но взмывал вверх, то камнем падал вниз, едва не чиркая по воде ногами. Но тело его дергалось, как неживое, как тело паяца на нитке, - вряд ли он сознавал, что делает... Кровь тяжело стучала в висках; непрерывно звучал чей-то настойчивый, глухой голос: - Садитесь на воду... Я приказываю вам сесть на воду! И он спускался к воде, но непонятное отвращение толчком выбрасы- вало его снова в голубой воздух. Голос звучал резче: - Даю минуту. Немедленно вниз. Иначе вы погибли... Погибли! Знае- те, что погибли. Вниз! Что-то еще сопротивлялось в нем. Но тьма окончательно заволакива- ла сознание. Юра снижался рывками, почти падал. Он был в нескольких метрах над океаном; брызги, взлетавшие от сшибок волн, касались его ног... Потухающим зрением он не то увидел, не то почувствовал всплыва- ющую из океана гигантскую серебристую сигару... Словно щупальце, высо- ко тянулся глазок перископа. Что-то более сильное, чем воля одного че- ловека, заставило его вопреки всем приказам, вопреки жесткой, прида- вившей его силе, еще раз рвануть пряжку налево. И он снова взмыл высо- ко вверх. Теперь сознание окончательно покинуло его. Он не мог разли- чить, как скрылся глазок перископа, как в то же мгновение пронесшийся рядом самолет в упор расстрелял его неподвижное тело... Неизвестный самолет стремительно уходил на юг; подводная лодка исчезла. Три гидроплана экспедиции профессора Павермана на высоте пяти тысяч метров на малой скорости входили с востока в квадрат "М", еще не обнаружив ни Юры, ни его двойника... Боевое судно деревни Вангуну бли- же всех было к месту катастрофы, и Василий Иванович в свой морской би- нокль уже ясно различал тело Юры и фигуру его двойника в струящихся потоках раскаленного воздуха. Лодки, на которых все же плыли к квадра- ту "М" неугомонные корреспонденты и операторы, были еще далеко, но то- же приближались к месту, где разыгралась трагедия... Радисты на гидропланах упорно вызывали Юру и его двойника. Никто не отвечал на вызов. Они перехватили только приказ с неизвестного са- молета, где предлагалось эскадре оккупировать Биссу и захватить "Иль- ич". - Я предполагал это, - лаконично ответил Крэгс, когда ему переда- ли сообщение. Немедленно радиостанции Биссы и "Ильича" довели до сведения всего человечества историю преступления в квадрате "М". "Какова позиция за- падных правительств? - запрашивала канцелярия короля Биссы. - Мы пре- дупреждаем, что не допустим оккупации острова и будем защищаться всеми видами оружия, имеющимися в наших руках. Всю вину за последствия этой неслыханной авантюры человечество возложит на ее авторов..." Ряд западных правительств поспешил сообщить, что им неизвестно, о какой авантюре идет речь в заявлении короля Биссы. Командующий тихоо- кеанским флотом объявил, что корабли Седьмого флота участвуют в обыч- ных маневрах по плану морского министерства и что нота, переданная канцелярией его величества короля Биссы, несмотря на ее неофициальный, недоброжелательный и явно пропагандистский характер, тщательно изуча- ется... Пока дипломаты обменивались любезностями, похожими на обнаженные шпаги, профессор Паверман, члены экспедиции и весь личный состав "Иль- ича" более всего были озабочены тем, как при создавшихся условиях спасти Юру. Предполагалось, что и он и его двойник, прибыв на место и несколько освоившись, дадут о себе знать по радио и при подходе судна или гидропланов спустятся на воду, откуда и будут подобраны. Теперь стало ясно, что ни Юра, ни его двойник спуститься на воду не могут. Обнаружив наконец Юру, гидропланы вызвали вертолет. Никто не знал еще размеров катастрофы; не знали, убит или только ранен Сергеев, и каждая весть из района Биссы жадно ловилась миллиар- дами людей, не отходивших от своих приемников или уличных репродукто- ров. Новости были неясные и путаные, но сам факт огромной удачи Вели- кого эксперимента и чудовищное злодеяние неизвестного самолета потряс- ли сердца людей. Всюду возникали стихийные митинги; полиция растеря- лась; политические деятели обнаружили, что совершенно неясно, как пос- тупит в такой ситуации армия, и, хотя радио, газеты и телевидение за- падного мира еще не решались передавать ноту короля Биссы и старатель- но обходили вопрос о национальной принадлежности самолета, совершивше- го бандитское нападение, все же в наэлектризованных толпах людей в Англии, Японии, в Америке все чаще раздавались яростные крики: "Мир! Мир! Руку Советам! К черту бомбы!" Между тем драма у острова Фароо-Маро неуклонно продолжала разви- ваться. Моряки спустились по лестнице из остановившегося над Юрой верто- лета, с трудом подхватили его грузное, безжизненное тело. Прибывший на вертолете врач экспедиции, понимая, как ждут его со- общения во всем мире, осмотрев Юру и хмуро глядя перед собой, негромко сказал: - Жив. Но может умереть ежеминутно. Пробита сердечная сумка, вто- рая пуля застряла в легком... Помимо этого, тяжелое отравление... не могу понять, чем. Даже на "Ильиче" нет условий для проведения такой сложной операции... Захватив и двойника Юры, вертолет, словно траурная колесница, грузно полетел к "Ильичу". То, что шторм начинается в тропиках внезапно, Василии Иванович, конечно, слышал; все же он безусловно не оценил бы зловещего значения темного пятна, возникшего на востоке, среди веселых кучевых облаков. Но Тобука и все гребцы, взволнованно показывая на это крохотное черное облако и на этот раз не дожидаясь согласия Василия Ивановича, развер- нули свое боевое судно и помчались к острову. Ни Василии Иванович, ни ребята не могли осознать серьезности надвигавшейся угрозы; они были целиком под впечатлением катастрофы, разыгравшейся на их глазах, не знали, жив ли Сергеев, и только видели, как подобрал его вертолет. Между тем крохотное черное пятно стало уже огромным облаком, на- литым до краев дождем. Неожиданный холодный ветер резкими толчками ва- лил лодку набок, с волны на волну; Нинка посинела, зубы у нее стучали, и даже Бубырь покрылся гусиной кожей. Огромная тень от облака неумолимо двигалась на лодку и наконец накрыла ее. Не дождь, а сплошные потоки воды, словно лавина ревущего водопада, обрушились на лодку. А в нескольких десятках метров, наблю- дая, как здорово все это получается, насмешливо сверкало солнце. Лодку захлестывало водой. Огромные волны в гривах седой пены, ры- ча, шли на нее одна за другой. Отплевываясь от соленой воды, до того мокрые, что казалось, будто у них промокла насквозь кожа, Нинка в об- лепившем ее сарафане и неповоротливый даже в шторм Бубырь вычерпывали воду из лодки, то и дело сваливаясь под ноги пожелтевшим от тревоги гребцам. По другую сторону орудовал ведром Василий Иванович. В уныло обвисшей шляпе, с закатанными брюками на бледных волосатых ногах, он походил, как ни странно, на дачника, попавшего на рыбалке под ливень. По черным, равномерно сгибавшимся спинам гребцов текли потоки воды, лодка чудом перебиралась с одной стены воды на другую. Вдруг огромная косая волна, величиной с многоэтажный дом, неожиданно накрыла лодку... Гребцы в ужасе выпустили весла, лодку занесло боком, и в следующее мгновение она опрокинулась, бросив в океан гребцов, Тобуку, Василия Ивановича, Бубыря с Нинкой и Муху. Глотая воду, фыркая, чувствуя, что погибает, что соль и вода бес- пощадно забили ноздри, боясь открыть рот, но работая ногами и руками, Бубырь, подхваченный следующей волной, вылетел на поверхность и жадно глотнул вместе с солеными брызгами изрядный запас воздуха. "Кораблек- рушение! Шторм! Акулы! - Одна ужасная мысль в воспаленном мозгу Бубыря сменялась другой. И вдруг самая страшная мысль едва не заставила его выпрыгнуть из воды. - А где Муха? Она же не умеет плавать!.." Он оглянулся и только сейчас увидел, что не один. Волны то разб- расывали, то снова сближали черные тела гребцов, среди которых он раз- личал Тобуку; за нос опрокинувшейся лодки упорно держался Василий Ива- нович; другой рукой он поддерживал Нинку, которая что-то кричала, за- дирая кверху белобрысую голову с жалко повисшими косичками... Кажется, она ругала океан. Обрадованный Бубырь поплыл к ним, и, хотя это было очень трудно и, подплывая, он несколько раз больно стукнулся о лодку, до крови распоров бок, все же он добрался к Василию Ивановичу и подх- ватил яростно плюющуюся Нинку с другой стороны. - А Муха? - крикнул Леня. - Видели Муху? Муху никто не видел. Тут же к лодке подплыли Тобука и другие гребцы. Тобука, все еще пытаясь улыбаться, посадил Нинку на плечи и, держась за лодку рядом с Василием Ивановичем, печально покачал головой. Они могут спастись, только если утихнет шторм и если до этого не появятся акулы, а их тут много... Акулы!.. Леня перестал слышать грохот океана, не замечал ливня, не видел многосаженных волн. До боли в глазах он вглядывался в мут- но-сизую воду; ему то и дело казалось, что из неведомых глубин всплы- вает длинное, сильное тело с разинутой зубастой пастью и косым плавни- ком. Но вместо акулы Леня увидел Муху!.. Это было невероятно, но он ясно видел на гребне взметнувшейся волны, рядом с собой, мордочку Му- хи. Еще не веря себе, забыв об акулах и не обращая внимания на крики Василия Ивановича и Тобуки, Леня ринулся туда, где волны подбрасывали и вертели блестящий черный, почти безвольный, но еще живой комок. Муха была совсем близко, он видел ее блестящие глаза, лапы, упрямо колотив- шие бешеный океан, задранный кверху нос. Но, злобствуя, злорадно воя, волны откатывались в стороны, и снова между Леней и Мухой лежала се- дая, в клочьях пены, жадно дышавшая пропасть... Ему помог Тобука. Он поплыл следом за Бубырем и, поняв, что надо добыть собаку, ловко скатился по взмыленному гребню прямо на Муху, ус- пел подхватить ее за дрожащую шкурку. В следующую секунду океан снова вырвал Муху, но теперь Леня был рядом. Муха из последних сил все еще старалась выпрыгнуть из воды, хрипло взлаивала и, захлебываясь соленой пеной, облизывала Леню. - Лает она все-таки по-русски... - едва выговорил довольный Бу- бырь, когда они добрались до опрокинутой лодки, где с нетерпением жда- ли их Василий Иванович, Нинка и гребцы. Потоки воды все так же с ревом валились на них, холодный ветер злобно пытался оторвать их от лодки или размозжить об нее, когда Васи- лий Иванович, не спускавший глаз с неба, радостно вскрикнул. Над ними стоял вертолет. Через несколько минут все было кончено. В огромное теплое брюхо вертолета поднялись по бешено качавшейся лестнице не только все трид- цать гребцов во главе с Тобукой, не только ребята и Василий Иванович; туда же втянули и славное боевое судно деревни Вангуну. Нехотя покачиваясь под ударами дождя и ветра, вертолет уже прохо- дил над пенными бурунами прибоя, когда с востока, с противоположной стороны островка, до них донесся протяжный рык артиллерийской канона- ды... Крейсеры, входящие в состав Седьмого флота, дали первый залп по Фароо-Маро... Глава двадцать первая. КЛИНИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ Залпу предшествовали переговоры. С крейсера "Атлантида" был продиктован ультиматум королю Биссы: "Восстание туземцев ширится. В Рабоуле сотни беженцев. Ввиду пол- ного бездействия с Вашей стороны вынужден вмешаться. Предлагаю в тече- ние шестидесяти минут обсудить и дать согласие на следующее: 1. Вами интернируется советское судно "Ильич". 2. Вверенный мне флот оккупирует Биссу. В случае отказа или промедления корабли начнут обстрел Биссы, Фа- роо-Маро и всего района восстания". Шестьдесят минут нужны были для того, чтоб корабли могли занять боевую позицию... Радиостанции Биссы и "Ильича" немедленно сообщили о новой прово- кации. Но печать и другие средства оповещения западного мира, явно по- винуясь невидимой указке, скрыли от населения своих стран ультиматум крейсера. По истечении тридцати минут с момента приема ультиматума радио Биссы заявило: "Восстания нет. На Биссе и Фароо-Маро все спокойно. Предупреждаю командующего Седьмым флотом и командующего эскадрой в составе авианос- ца "Океан", крейсеров "Атлантида" и "Колумб", что вход в территориаль- ные воды Биссы запрещен. Нарушение территориальных вод повлечет на- сильственное выдворение эскадры. Крэгс". Адмирал расхохотался, получив этот ответ. Корабли эскадры через двадцать минут вошли в территориальные воды Биссы и заняли боевую по- зицию. Жерла орудий, как огромные указательные пальцы, были направлены на Фароо-Маро и стоявший по ту сторону острова "Ильич"... Последовала новая радиограмма командующего эскадрой: "Через пять минут начинаю обстрел". Радиостанции Биссы немедленно ответила: "Руководствуясь человеколюбием, вторично предупреждаю: любое враждебное действие вызовет уничтожение эскадры. Крэгс". Тогда по истечении пяти минут последовал залп. Это был тот самый залп, который услышали на вертолете. Казалось, содрогнулись не только громады кораблей, но весь остров и океан до самого горизонта... Бледно-кровавые вспышки пламени запля- сали на волнах багряными бликами... Одновременного залпа орудий крейсеров "Атлантида" и "Колумб" было достаточно, чтобы стереть с лица земли десяток таких островов, как Фа- роо-Маро. Чтобы покончить наверняка с Биссой и "Ильичем", командующий эс- кадрой распорядился пустить в ход атомную артиллерию... Снарядам с "Атлантиды" и "Колумба" надо было всего десять секунд, чтобы преодолеть расстояние до Фароо-Маро. Однако прошло десять, две- надцать, пятнадцать минут после залпа, а на острове не наблюдалось ни- каких последствий этого страшного огневого удара. Ни рушащихся зданий, ни гибнущих пальм. Ни языков пламени, сливающихся в один грандиозный пожар. Ни мечущихся, еще уцелевших жителей. Ничего. Не было слышно да- же взрыва... На берег лагуны не торопясь вышли туземные женщины, видно не знавшие ничего о том, что крейсеры начали обстрел, и, мирно зубос- каля, расположились полоскать белье. Впервые радиограмма Крэгса была принята, выслушана и изучена на "Атлантиде" с должным вниманием и тревогой: "Крейсеры произвели обс- трел ядерной артиллерией. Одного залпа было более чем достаточно, что- бы полностью уничтожить Фароо-Маро. Как видите, вы бессильны. Я пре- дупреждаю в последний раз. Предупреждаю командующих флотом и эскадрой, их офицеров и матросов. Прекратите безумие. Еще один залп - и эскадра будет превращена в ничто. Крэгс". - Мне кажется, к этому следует отнестись серьезно, - заявил ко- мандующему эскадрой капитан "Атлантиды". - Видимо, там, - он показал через плечо на остров, где, словно издеваясь над крейсерами, уже с де- сяток туземных женщин, хохоча, полоскали белье, - действительно имеет- ся оружие, нам совершенно неизвестное. Залп двух крейсеров - и никаких последствий! Это знаете... - Капитан ежеминутно вытирал пот. - Если залп "Атлантиды" и "Колумба" глохнет, как удар кулаком в подушку, вой- не действительно конец! Мы не можем рисковать бессмысленной гибелью трех первоклассных боевых кораблей. Адмирал стоял в боевой рубке; у ног его, тяжело дыша и высунув багровые языки, лежали два огромных дога. В пестрой легкой куртке, распахнутой на поросшей седой щетиной груди, в белых штанишках по ко- лено, из-под которых торчали сизые, в склеротических жилках, толстые ноги, адмирал походил на заурядного забулдыгу. Из широких ноздрей вы- совывались густые пучки черных и седых волосиков. Адмирал дергал но- сом, принюхиваясь к запахам, плывущим с острова. Пахло вареньем, и это особенно раздражало адмирала. - Трех кораблей! - Адмирал усмехнулся с выражением такого гнева, что капитан отступил. - Здесь - я! Понятно вам это? А где я, там наша страна! И я, рискуя собой, капитан, рискуя всем, приказываю вам: Огонь! Огонь! Капитан, опустив голову, не решался ослушаться и не мог заставить себя приказать продолжать обстрел. - Да вы трус, капитан! - Адмирал медленно вытер дрожащие пальцы, которыми только что коснулся было кителя капитана. - Вы паскудный тру- сишка, полагающий, что вместе со своими тридцатью или сорока тысячами молодцов действительно очень нужны нашей стране! Если я рискую своей жизнью, то какая цена вашей? Капитан, бледный как мертвец, шагнул навстречу адмиралу: - Вы не смеете меня оскорблять! - Тогда стреляйте! - ответил адмирал. Крейсеры дали второй залп. На острове это снова не произвело ни- какого впечатления. Женщины, как будто они и не слышали ничего, горла- ня по-прежнему, полоскали белье. - Еще залп! Еще! - Адмирал тряс кулаками перед лицом капитана. - Пока мы не найдем щель... Бледный от ужаса радист, заглянув в рубку, молча сунул капитану радиограмму. - Что там? - крикнул адмирал, вырывая послание. - Опять угрозы? Он прочел: "Всем, всем, всем. Сообщаю, что эскадра, атаковавшая Биссу, выброшена из района островов. Крэгс". - Пропаганда... - выговорил адмирал, бросая бумажку, но это было его последним словом и последним жестом. Женщины, весело полоскавшие у берега лагуны белье, заметили, как словно молния сверкнула там, где только что стояли грозные корабли, полыхавшие огнем... Вспышка, затмившая солнце, мелькнула над океаном и исчезла. И кораблей не стало. Глядя на океан, свободно, до горизонта, кативший свои лазоревые волны, женщины с еще большим оживлением приня- лись за стирку... В этот яркий, солнечный день все золотистые пляжи Великой песча- ной косы были усеяны отдыхающими, пловцами и любителями подводной охо- ты. Веселый гомон развлекающейся толпы заглушал не юлько насмешливые крики чаек, но даже могучий рев океана. Гремели импровизированные ор- кестры; стонали банджо и гитары; шутливо покрикивали продавцы мороже- ного, соков и горячих сосисок; целая компания подводных охотников в причудливых ластах и аквалангах пыталась на кромке берега у воды изоб- разить только что изобретенный ими танец Нептуна... Все шло как в обычное воскресенье. Поэтому, когда странный сол- нечный зайчик остро резанул всех по глазам мгновенной ярчайцгей вспыш- кой, это восприняли как чью-то шутку. Но тотчас многокилометровый пляж, буйно гудевший весельем, оцепенел; люди застыли в самых неожи- данных позах. В следующую секунду все шумно ринулись бежать, но оста- новились, задержанные не то страхом, не то любопытством. Всего в нескольких десятках метров от берега, там, где только что лишь солнечные блики сверкали на гребнях волн, где на ослепительно си- нем небе мелькали ярко-оранжевые клювы чаек, стрелой падавших на лету- чих рыбок, теперь лежали огромные корабли. Они были несуразны и страш- ны... На берегу не сразу поняли, что это военные корабли - два крейсе- ра и авианосец - и что корабли находятся в самом неестественном состо- янии: стоят на песке, медленно, но неотвратимо заваливаясь набок... Не сразу увидели с берега и людей, моряков. Похоже было, что моряки не то долго спали, не то перенесли какое-то потрясение, от которого не могут оправиться. Люди на берегу и люди на кораблях пришли в себя примерно в одно и то же время. Пока на берегу знатоки флота и политических собы- тий, прочитав название кораблей - "Океан", "Атлантида", "Колумб", - обменивались недоуменными репликами о том, что эти суда входят в сос- тав Седьмого флота и крейсируют где-то между Австралией и Индонезией, на кораблях послышались нервные, торопливые команды... Первые репортеры - кто захватив у берега лодки, кто просто вплавь - уже вертелись около стальных громад, силясь жалкими человеческими голосами в самодельные рупоры прокричать свои вопросы... Но еще до этого пришедшие в себя радисты кораблей поторопились, пока связь рабо- тала, передать в эфир сенсационные сообщения. В это невозможно было поверить! Как! Три первоклассных военных корабля общим водоизмещением едва не в сто тысяч тонн, вооруженные атомной артиллерией, имея на борту почти тридцать тысяч человек и пятьдесят реактивных самолетов, были, словно ничтожные пылинки, броше- ны в воздух и перенесены за тысячи километров! Все они оказались акку- ратно посаженными на песчаные отмели Великой косы. И это сделал ка- кой-то ничтожный король Биссы! Мир был потрясен. Злодейское нападение на Сергеева, которого уже газеты всех континентов называли "Человек-луч", вооруженная агрессия Седьмого флота против беззащитной Биссы и научного судна, не имевших никакого вооружения, и, наконец, чудесное и загадочное поражение Седь- мого флота, выброшенного на людные пляжи, за много тысяч километров от берегов Биссы, - все это повергло людей в необычайное волнение. В газетах промелькнуло интервью с академиком Андрюхиным, который, вылетев после первых же радиограмм с сообщениями о судьбе Сергеева, находился в тот момент в районе Сингапура. "Война невозможна. Можно погубить весь флот, всю авиацию у бере- гов Биссы, но ни один снаряд и ни один солдат не достигнут этих бере- гов. Король Биссы не нападает. Он защищается". В специальных выпусках газет, посвященных этому заявлению, наибо- лее храбрые корреспонденты ядовито намекали, что некоторые страны пре- тендовали на мировое господство, но не могут справиться с королевством Бисса, где постоянно проживает всего двести человек белых, весь флот которых состоит из нескольких туземных лодок, авиация - из змеев, а артиллерия - из фейерверков: ими премьер-министр Хеджес любит отмечать знаменательные события... Все эти тревожные часы Юра находился между жизнью и смертью. Со- бытия развивались с такой стремительностью, что невозможно было пове- рить, будто с момента появления Юры над океаном и до настоящего време- ни прошло менее четырех часов. В лазарет "Ильича", где лежал Юра, не доносилось ничего из бурно- го потока событий. Юра все еще не приходил в сознание. Ни врачебные советы, которые шли теперь со всех концов мира, ни молитвы простых лю- дей - итальянцев и индийцев, англичан и тибетцев, - кажется, уже не могли его спасти. Лицо врача становилось все более мрачным: он опасался даже того, что не сумеет поддержать едва тлевшую в Юре жизнь до прибытия Андрюхи- на. - Вы можете умереть сами, убить любого из нас, променять наше судно и Фароо-Маро в придачу на нужное вам лекарство, - заявил профес- сор Паверман, сверкая глазами и колотя сухоньким кулачком по столу, - но Сергеев должен жить до приезда Андрюхина! И теперь врач через каждые полчаса, с лицом все более откровенно тревожным, докладывал Паверману, что пока его приказ выполняется. - Не мной, - прибавлял врач, - я бессилен... Самим Сергеевым. Как он живет, чем - не знаю... Бубырь и Нинка сидели безвыходно в тесной клетушке у Пашки Алее- ва, в его, как он говорил, персональной каюте. Они больше молчали и то и дело по очереди тискали Муху. Но она, словно понимая и чувствуя, что эти ласки предназначаются другому, не прыгала, не лаяла, а только ти- хонько повизгивала, глядя на них удивительно умными, печальными глаза- ми. - А может, им нужна кровь? - вдруг зашевелился Бубырь. - У меня знаете ее сколько! Но Пашка, сердито отмахнувшись, заявил, что он узнавал - крови не нужно... - Изобретают эти ученые, изобретают, - зло пробурчал Пашка, - а того не могут, чтобы за нужного человека другой пусть помер, ненуж- ный... - А может, этот другой, - с испугом пробормотала Нинка, моргая на Пашку сквозь слезы, - может, он тоже когда-нибудь станет очень нужный? Человек-луч умирал. В палате госпиталя врач и его ассистенты уже ни на секунду не от- лучались от операционного стола, где было распростерто недвижное боль- шое тело Юры. В 16 часов 45 минут судорога прошла по телу больного. Медленно раскрылись стекленеющие глаза. Дрогнули крупные запекши- еся губы. Врач прильнул к нему, пытаясь различить, что он хочет ска- зать. - Конец? - выдохнули едва различимо черные губы. Врач подумал, что он говорит о себе. - Очнулся? Великолепно, - заговорил он поспешно тем нарочито бод- рым голосом, который пускают в ход врачи, когда исчерпаны уже все средства для спасения больного. - Теперь будешь жить! Теперь, брат... - Ко-онец войне? - с невыразимой мукой упрямо выдохнули губы. И врач, позабыв все, чему его учили, позабыв, что он врач, неожи- данно стал "смирно" перед этим умирающим. Вытянув руки по швам, врач хотел что-то сказать, но, чувствуя, что злое, ненужное рыданье прервет его голос, только строго и выразительно принялся кивать головой. - Да! - громко сказал он, совладав наконец с голосом. - Да! Войне конец! Ассистенты врача, профессор Паверман, вошедший в палату, Крэгс не шевелясь замерли там, где их застала эта неожиданная сцена. В тусклых, мертвых глазах Юры на миг словно проскочила искра. Ру- ка его дрогнула. Врачу показалось, что Юра тянется что-то достать. Шагнув вперед, врач хотел помочь, но не успел. Тяжелая рука Юры без- вольно проползла по простыне и повисла. Прошло, наверное, более минуты, самой мучительной минуты в жизни всех присутствующих. Старый врач, стоя в ногах постели, как часовой, сказал, глядя в лицо товарищам. - Это все. Наступила клиническая смерть... Было так тихо, что они услышали чьи-то быстрые, трепетные шаги по коридору, услышали, не осознавая этого. Даже когда дверь распахнулась, никто не оглянулся. - Где он? - выдохнула, вбегая, Женя. - Уже все?.. Давно?.. Растолкав всех, она бросилась к постели и упала на грудь Юры. - Женя! - Профессор Паверман схватил ее за плечи. - Где Андрюхин? - Он не звонил? - Ее лицо с трудом принимало осмысленное выраже- ние. - Ведь еще возможно чудо... Едва слышно пропел телефон Паверман, схватив трубку, замер, не раскрывая рта. - Да, - сказал он наконец. - Да! И, повернувшись к замершим сотрудникам, резко скомандовал: - Немедленно доставить Сергеева в фотонную камеру. Андрюхин и Шу- мило ждут его в клинике Синг Чандра, в Калькутте... В сверкающей серебром металла и белизной особых пластмассовых покрытий калькуттской хирургической клинике, у пустого операционного стола, рядом с Синг Чандром стояла в напряженной позе Анна Михеевна Шумило. Хирурги, их ассистенты, инструментарий, ослепительный свет ламп - все было готово, не хватало только больного. Лишь один посторонний был допущен в операционную, где на пустом еще столе мог ежесекундно возникнуть больной. Этим посторонним был Иван Дмитриевич Андрюхин. Сидя в стороне, под бесшумным вентилятором, он прислушивался к четкому тиканью метронома и, словно не доверяя ему, следил по своему секундомеру... Группа врачей застыла, окаменев. Растопырив пальцы в маслянистых перчатках, наклонив крупную курчавую голову, увенчанную блестящей бе- лой шапочкой, впереди неподвижно стоял великий хирург Синг Чандр, не отводя глаз от сверкающей белизны пустого стола. Метроном неожиданно смолк. Привстав, Андрюхин защелкнул крышку своих часов. Искры полыхнули по острым ребрам стола, над ним заколебалось све- тящееся туманное облачко. Врачи, жмурясь, невольно выпрямились. Но тотчас шагнули вперед. На столе, несколько набок, в неудобной позе, было распростерто мертвое, слегка тронутое желтизной тело Юры Сергеева. - Начали, - глухо произнес Синг Чандр, нагибаясь над этим огром- ным, бессильным и все же прекрасным телом... Глава двадцать вторая. СИЯНИЕ НАД ЗЕМЛЕЙ Милая Родина! Ты в бою Только мне протруби А.Недогонов Прошло немало дней, прежде чем Юра очнулся и открыл глаза. Однажды ночью Женя, дремавшая в кресле у его постели, проснулась от тревожного ощущения, что на нее смотрят, и, открыв глаза, увидела глаза Юры. - Привет... - Юра хотел сказать это весело, но вышел шелестящий шепот. - Опять будешь терзать меня акупунктурой? - Заговорил... - Она сползла с кресла на пол и, стоя на коленях, на мгновение прижалась вспыхнувшим лицом к бледной руке Юры. - Загово- рил!.. Она метнулась к двери, но, не решаясь оставить его, только нажала кнопку звонка, который был установлен в каюте Анны Михеевны. - Где это мы? - выговорил Юра, поводя глазами по сторонам. Действительно, огромная комната, прямо-таки величественная кро- вать, хрустальные люстры, великолепные гобелены на стенах - все это совершенно не походило на строгий лазарет "Ильича"... - Молчи! Молчи! - Женя бросилась к нему, но остановилась у крова- ти, прижав к груди худые кулаки и не решаясь даже нагнуться. - Юра! Заговорил... - Так как же мне: говорить или молчать? - Он с радостью чувство- вал, что живет, что силы снова начинают бродить в нем, даже попробовал пошевелиться; тотчас острая боль едва не швырнула его в беспамятство. - Молчи! - еле выговорила Женя: лицо ее исказилось той же болью, которая пронзила его. - Не шевелись! Привычно застегивая халат и поправляя белоснежную круглую шапоч- ку, в дверях показалась Анна Михеевна, вопросительно глядя на Женю. - Заговорил! - Женя поспешно отодвинулась от кровати. - Здравствуйте, Анна Михеевна! - прошептал Юра, радостно глядя на сердитое, в веснушках лицо, над которым упрямо вились кудри седых во- лос. - Ну-ну... Очень рада. - Она присела рядом с кроватью, ее широкая мягкая ладонь легла на лицо, на шею, отодвинула простыню. И Юре, впервые после многих дней увидевшему свое тело, стало не- ловко за его слабость, неподвижность. Он опять попробовал шевельнуть- ся, и снова мрак от дикой боли на мгновение затопил его мозг. - Лежать! - прикрикнула Анна Михеевна. - Действительно, бычок... Настоящий бык. Никакая наука не может пока создать, брат, такое серд- це, такие легкие. - Приложив к туго забинтованной груди большое, в смешных волосиках ухо и пристраивая его между бинтами, она, морща лоб, чтобы скрыть улыбку, потянулась за протянутым Женей фонендоскопом. - Не болтать! - снова прикрикнула она, заметив, что Юра собирается что-то сказать. Выслушав его, она аккуратно свернула фонендоскоп и отдала Жене, продолжая рассматривать Юру. - Кормить атмовитаминами, начнете с номера пятого... Утром сде- лайте вливание витоглюкозы... - Вливание? - Юра умоляюще взглянул на Анну Михеевну. - Запомните, - отрезала она, - вы находитесь на флагманском ко- рабле нашего флота, линкоре "Советский Союз". Родина и весь мир оказы- вают вам величайшие почести. Вы - Человек-луч, Герой человечества и прочее... Но, пока вы мой больной, забудьте об этом. Вы будете делать только то, что я прикажу. Сейчас я приказываю спать. Женя, вы уйдете со мной. - Но ведь я ничего не знаю! - пробормотал было Юра. - Вот и отлично! - Анна Михеевна, пропуская Женю вперед, плотно закрыла за собой дверь. Он долго лежал с открытыми глазами, удивленно улыбаясь, иногда хмурясь, вспоминая все, что с ним было, и думая о словах Анны Михеев- ны. Как он очутился на линкоре? Что это все значит? Что обозначают ее слова о почестях и прочем? Но слабость была еще так велика, что он не заметил, как заснул... Профессор Шумило была права: Юра, Женя и академик Андрюхин, про- фессора Паверман и Ван Лан-ши, а также рабята - Пашка, Бубырь и Нинка возвращались домой на линкоре "Советский Союз". Родина выслала за ге- роями специальную эскадру: линкор, флагман Краснознаменного Морского Флота и два крейсера. Почти все страны мира просили разрешения участ- вовать в почетном эскорте, и сейчас следом за нашими кораблями шло не менее семидесяти различных боевых кораблей всех флотов мира. Здесь бы- ли китайский крейсер и итальянский эсминец, английский авианосец и шведская подводная лодка, суда всех рангов, флаги всех стран... Даже ночью, даже в самую злую штормовую погоду корабли шли иллюминированные чуть ли не от ватерлинии до верхушек радиомачт, словно целый лес ог- ромных новогодних елок. Еще в Биссе к советским кораблям присоединились китайский крейсер и эсминец Индии. Каждый из них приветствовал нашу эскадру двадцатью одним залпом, салютом наций; им отвечали советские крейсеры. Линкор молчал; все знали, что там борется со смертью Юра Сергеев, Чело- век-луч. Корабли присоединялись к великому каравану на всем длинном пути, и каждый раз вновь и вновь звучали торжественные салюты, единс- твенные залпы, радующие сердца людей. С авианосцев, линкора и крейсе- ров в воздух то и дело срывались, как стаи ласточек, самолеты. Фигура- ми высшего пилотажа, целым каскадом головокружительных взлетов, паде- ний, своим виртуозным мастерством они пели песню бессмертному подвигу Сергеева, простого парня, хоккеиста, секретаря заводской комсомольской организации. Устраивались парады, банкеты следовали за банкетами; ака- демик Андрюхин, осунувшийся и постаревший, говорил, что никогда он не жил такой напряженной жизнью, как в эти дни, а наедине с Паверманом даже признавался, что начинает чувствовать свои восемьдесят семь лет. Теперь уже не сотни, а тысячи корреспондентов пытались проникнуть к Сергееву, увидать академика Андрюхина или хотя бы поговорить с членами экспедиции. Во время стоянки кораблей на рейде в Сингапуре, когда Бу- бырь и Нина в сопровождении мистера Крэгса отправились в порт в надеж- де походить немного по твердой земле и посмотреть на заморские края, им даже не удалось высадиться. Необозримое скопище лодок ожидало вес- тей с линкора "Советский Союз"; шлюпку окружили еще за несколько кило- метров от порта. Ей навстречу плыли яхты, джонки, лодки любых фасонов и названий, так набитые людьми, что кто-нибудь то и дело сваливался в воду. Двое фотографов долго плыли неподалеку от шлюпки и, поддерживая друг друга, фотографировали Крэгса и ребят. Потом они начали умолять, чтобы им сказали что-нибудь, что угодно, хоть несколько слов. Нинка не выдержала, подтолкнула Бубыря, и не успели их удержать, как они, хохо- ча, заорали: - Ура! Ура! Ура! Фотографы остались очень довольны! Потом выяснилось, что из этого вопля Бубыря и Нинки они соорудили целую статью, в которой доказывали, что Человек-луч безусловно выздоровел или выздоравливает со дня на день... Пока же шлюпке с Крэгсом и ребятами пришлось спасаться бегс- твом на линкор, и старшина, командовавший шлюпкой, был рад-радехонек, когда очутился в безопасности, на родной палубе. Джонки не отставали от линкора ни на миг все то время, пока ко- рабли пробыли в Сингапуре. Стоило бросить что угодно за борт, как не- медленно сотни пловцов ныряли с восторженными воплями в воду. Чаще всего им доставался окурок папиросы или спичечный коробок, но и то и другое считалось величайшей драгоценностью, так как пришло оттуда, с корабля, на котором плыл Человек-луч, на палубе которого иногда пока- зывался академик Андрюхин со своими друзьями. Миллионы людей собира- лись в районе портов, куда заходил караван мира, составленный из воен- ных кораблей всех стран. Люди собирались только для того, чтобы хоть издалека посмотреть на корабли, узнать, где среди них "Советский Со- юз", и потом, спустя долгие годы, вспоминать это важное событие и клясться, что своими глазами видели, как Человек-луч вышел на палубу и весело помахал им рукой... Пожалуй, мир еще не видел ничего подобного! Ни сумасшествие, ох- ватившее американцев, когда они на заре авиации встречали своего наци- онального героя, Чарльза Линдберга, впервые перелетевшего через океан из Америки в Европу, ни бурная радость москвичей, превративших улицы города в цветочные оранжереи, когда победители полюса - Чкалов и его товарищи возвращались на родину, ни обожествление Тенцинга, тигра сне- гов, впервые ступившего на Эверест и ставшего для многих жителей Вос- тока символом их возможностей и будущего величия, ни встреча наших астронавтов, экипажа Константина Потехина, первым из всех людей сту- пившего на Луну, - ничто не могло идти в сравнение с тем безумием вос- торга, которое охватило человечество, когда оно осознало грандиозность открытия Андрюхина и подвига Сергеева. Два сейфа на линкоре были уже забиты орденами и почетными дипло- мами, которые непрерывным потоком шли на имя Андрюхина, Сергеева и других членов экспедиции от правительств, академий, организаций; даже Пашка, Нинка и Бубырь получили около сотни почетных жетонов от детских организаций разных стран. Пашка особенно гордился свидетельством, что он назначен юнгой флагмана китайского флота. Не обошлось и без неприятностей. Пронырливые корреспонденты узна- ли кое-что о характерах и склонностях членов экспедиции, сообщили об этом всему миру, и в один прекрасный день Бубырь узнал, что он избран почетным членом французского гастрономического клуба "Чрево", а Нинка получила приглашение немедленно возглавить Брюссельский дом моделей. Она очень испугалась. - Что я там буду делать? - приставала она ко всем. - Откажись, - мрачно бубнил Бубырь, сам удрученный нахальством французских чревоугодников. - Они прислали бумагу, с печатью! Что теперь будет! - ужаснулась Нинка. Шел день за днем. Ребята уже несколько освоились на линкоре, два раза видели самого адмирала, о котором говорили только шепотом, уже не только Пашка, но даже Бубырь, даже Нинка различали флаги всех госу- дарств, чьи корабли шли в почетном эскорте... Нинка успела целый день проходить в сшитой для нее матросской форме и сбросила ее только под градом насмешек Бубыря и Пашки. Пашка был в гостях у боевого расчета одной из башен линкора, а Бубырь выиграл партию в шахматы у самого боцмана, отчего оба игрока испытали крайнюю неловкость и смущение... В общем, все шло отлично, если бы не одно обстоятельство. С момента, когда вертолет опустился на экспедиционное судно "Иль- ич", и до настоящего времени никто из ребят не видел Юру Сергеева... Больше того - они не видели и Женю! Хотя ее поместили в одной комнате с Нинкой и Бубырем, она даже не заглянула в эту комнату. Все дни и все ночи она дежурила около Юры, которому было сначала очень плохо, а сей- час, говорят, он уже приподнимается и учится сидеть в кровати. Они чувствовали что-то несправедливое и жестокое в том, что им не разрешают взглянуть на Юру. Нинка даже пыталась доказать, что это ухудшает его здоровье. - А что? - убеждала она Пашку и Бубыря. - Юра нас любит? Любит. Ему хочется нас повидать? Хочется. А желание больных надо удовлетво- рять, их нельзя нервировать... Она попробовала изложить свою теорию Анне Михеевне, но Женя ее прогнала. Тотчас Нинка решила, что их главный враг - Женя. - У нее такой характер, - объясняла она. - Ей всегда хочется быть главной. Командовать. Чтоб все ее видели... Однажды Паверман, заблудившись на корабле, налетел на грустивших ребят. Поправив очки и взъерошив и без того стоявшую дыбом шевелюру, он подступил к Лене и вдруг вспомнил, что должен готовить из него уче- ного. - Что ты делаешь? - спросил он. - Мне кажется, ты теряешь даром время. - Нет, мы думаем, - возразил Леня. - Мы соображаем. - Вот как! Что именно? - Понимаете, - Леня решил, что профессор Паверман может приго- диться, - нам очень хочется повидать Юру. Мы же старые друзья! Никто из вас, даже академик Андрюхин, еще не знал Юру, а мы уже были знако- мы... - Ты уверен, что знал Юру до академика Андрюхина? - сердито спро- сил Паверман. - Что ты познакомился с ним раньше, чем мы?.. - Словно спохватившись, он добавил: - А ты знаешь, что такое фамильярность? - Нет, - сознался Леня. - Но ты применяешь ее на практике! Ты называешь просто Юрой чело- века, которого сопровождает на родину эскадра военных кораблей Советс- кого Союза и военные корабли всех стран! Он - Человек-луч, гордость нашего отечества, а ты... - Что ж, вы, может, думаете, если он Человек-луч, - немедленно вмешалась Нинка, - так не будет играть за "Химика"? - За какого "Химика"? Вы же ничего не понимаете! - Паверман схва- тился за голову. - Дети... Бубырь тотчас заерзал, оглядываясь по сторонам. - Чего ты ищешь? - Детей, - ухмыльнулся Бубырь. - Нет, правда, Юра будет играть за "Химика", хоть сделайте его десять раз лучом! Давайте пойдем и спросим его. Хотите? - К нему, - торжественно заявил Паверман, - имеют доступ только Женя, Анна Михеевна и академик Андрюхин... Наверное, профессор Паверман все же поделился с кем-нибудь этим разговором, потому что вечером, когда ребята уже укладывались спать, к ним таинственно заглянул сам Иван Дмитриевич Андрюхин. Он закрыл за собой дверь и, сунув руки в карманы широких брюк, принялся прохаживаться между кроватями, хитро поглядывая на ребят, за- миравших от любопытства. - Спите? - спросил он наконец. - Ага! - радостно хихикая, хором ответили Бубырь и Нинка. - Вот и чудесно. Животы, носы, руки, ноги в порядке? - В порядке! - подтвердили Бубырь и Нинка. - А может быть, вы бациллоносители? - подумав, спросил он страш- ным голосом. - Нет, нет, нет! - завизжала Нинка. А Бубырь просто не знал, что это такое. - Очень хорошо, - сказал Андрюхин, щелкнул Бубыря по носу и ушел. Ребята тотчас уселись на своих кроватях и вытаращили друг на дру- га глаза. - Орлы, не спать! - завопил Бубырь. - Сейчас мы пойдем к Юре! - Пойдешь ты, как же! - не удержалась Нинка, всей душой веря, что Бубырь прав, и не спуская глаз с двери... Но прошло полчаса, час... Заглянул приставленный к ним матрос и, ворча, выключил свет. - Спать, воробьи! - хмуро сказал Пашка и демонстративно повернул- ся носом к стене. На следующее утро их разбудили на рассвете. Женя вывела ребят на ют, усадила в плетеные кресла, сунула по булке с маслом и велела си- деть. - А если кто будет гнать, скажите - вам здесь приказал сидеть сам адмирал. И ушла. Вскоре появились во главе с боцманом матросы и принялись натяги- вать леера, отгораживая именно ту часть палубы, где находились ребята. - А ну давай отсюда! - хмуро брякнул боцман. Проиграв партию в шахматы, он про себя совершенно твердо решил, что не дело ребятам быть на боевом корабле. - Нам сам адмирал позволил! - заявил Бубырь. - Я тебе покажу адмирала! - И боцман, ухватившись за плетеное кресло, поднял его было вместе с Бубырем, но откуда-то сверху началь- ственный голос коротко приказал: - Отставить! Торопясь поставить кресло, боцман чуть не уронил его. - Продолжать работу! - изрек тот же голос. После этого боцман решил, что Бубырь - самое серьезное испытание для моряка. Замкнув ребят в тугую ограду лееров, матросы ушли, зато вскоре начали накапливаться пассажиры линкора - ученые, писатели, жур- налисты, официальные представители правительств. Они толпились с двух сторон отгороженного пространства, оставляя свободной сторону, обра- щенную внутрь корабля. Ребята начинали чувствовать себя неловко. Было такое ощущение, что их посадили в клетку, а вокруг собираются зрители, правда с очень почтительными, даже радостными лицами, но явно ждущие чего-то. Ребята заерзали в своих креслах, пряча глаза от толпящихся взрослых и внимательно рассматривая зеленую бездну за бортом. Они не решались на глазах у всех переговорить друг с другом и выяснить, что же это все значит. Вдруг раздались негромкие, осторожные, ласковые аплодисменты. Все смотрели в глубь корабля, на проход, по которому меж двух шеренг мат- росов в парадной форме медленно катилось большое кресло. В нем с растерянным лицом, встревоженным и радостным одновремен- но, полулежал Юра Сергеев. Ребята узнали его сразу, но сердца их сжались, когда они увидели, какой он стал худой, слабый и бледный до желтизны. Какой он стал без- защитный! Словно охраняя его, ни разу не взглянув по сторонам, не спуская глаз с Юры, шли по бокам Анна Михеевна и Женя, а сзади - академик Андрюхин. Ребята давно встали со своих плетеных кресел и, не зная, что де- лать, то передвигали кресла в угол, то начинали тоже аплодировать, то оправлялись, стараясь принять независимый вид. Леера приподняли, крес- ло проехало к самому борту линкора, и тотчас на всех кораблях эскорта загремела музыка; заглушая ее, понеслись радостные крики, суда одно за другим стали выбрасывать сигналы: "Китайские моряки никогда не забудут этой минуты!", "Мы постараемся быть достойными вашего подвига, товарищ Сергеев!", "Человек-луч - ура!", "Да здравствует Человек-луч!.." При виде этого величественного зрелища, при первых звуках музыки и востор- женных криках, приветствовавших его появление, Юра, забыв обо всем, хотел встать, но твердые руки не дали ему даже пошевельнуться. Тогда он негромко заговорил: - Дорогие мои друзья... Мне жаль, что я не могу всем вам пожать руки! Но произошла ошибка. Меня приветствовать не за что! Как и вы, я всем обязан нашей Родине, давшей нам среди других чудес великую науку нового общества! Многим мы с вами обязаны тем, кто ее создает, и преж- де всего - великому русскому ученому Ивану Дмитриевичу Андрюхину... Не могу скомандовать кораблям салютовать в его честь, в честь науки... И все же я дам свой салют!.. И он беспокойно зашевелился. Ему протянули трепещущий белоснежный комок - голубя, затем другого, третьего... И вот один за другим из его рук несколько голубей взмыли в сияющее небо... Большинство голубей вернулись на "Советский Союз", но некоторых удалось приманить другим кораблям. Потом рассказывали, что итальянские моряки, сумев залучить к себе голубя, устроили великий пир; голубь, как почетный председатель застолья, находился в золотой клетке в цент- ре стола. Всю дорогу его охраняли приставленные для этой цели офицер и матросы, а по приходе в Неаполь голубь в специальном вагоне был дос- тавлен в Рим и в торжественной обстановке вручен президенту республи- ки. Пока же восторг от того, что они наконец увидели Человека-луча, что он жив, безмерное преклонение перед подвигом Андрюхина и Сергеева вылились в импровизированный парад. Один за другим корабли всех стран, украшенные флагами, под звуки своих национальных гимнов проходили мимо "Советского Союза", сбавившего ход. Эскадрильи самолетов то исчезали далеко в океане, то появлялись, беззвучно мелькая над кораблями. Пашка, Нинка и Бубырь, сбившись в кучу, растерянно и жадно следи- ли за всем происходящим, то и дело возвращаясь взглядами к Юре. К нему один за другим подходили с приветствиями представители делегаций, пол- номочные представители стран, ученые и борцы за мир, чьи имена были известны всему человечеству. Вдруг в этом торжественном шествии произошла заминка, и звучный голос академика Андрюхина провозгласил: - Позвольте, друзья, приветствовать героя его самым старым прия- телям, тем, кто любил его, когда еще мало кто знал даже о существова- нии Юры Сергеева. И, пока академик, осторожно раздвигая знаменитых гостей, шел к ошеломленным, вытянувшимся в струнку ребятам, первой, выскользнув из рук Бубыря, кинулась к Юре Муха. Захлебываясь от визга и горячо сожа- лея, что собакам не дано разговаривать, она подскочила к Юриному креслу, сделала попытку вспрыгнуть к нему на колени, перевернулась, принялась, вскочив, прыгать на задних лапах и наконец, нежно повизги- вая, замерла в своей классической позе, опрокинувшись на спину, елозя по полу и настоятельно требуя внимания и ласки. Напряжение, выражение торжественности и неловкости словно смыло с бледного лица Юры, и на нем проступила знакомая широкая лукавая улыб- ка. Ребята с глубоким вздохом облегчения, узнавая прежнего Юру, осто- рожно приблизились к его креслу. - Смотри ты, Пашка! - еще слабым, негромким, но веселым голосом сказал Юра. - О-о! Бубырь, Нинка! Здорово!.. - Здравствуйте, - пробурчал Пашка, впервые называя Юру на "вы" и не зная, куда девать руки и ноги. - А вставать вы еще не можете? - тревожно спросил Бубырь. Нинка, стоя рядом и что-то беззвучно шепча, сердито дергала за штаны то Пашку, то Бубыря, возмущаясь тем, что они все делают совсем не так, говорят не то и вообще оскандалились на глазах у всего челове- чества. - Не бойся, друг, - с удовольствием глядя на Бубыря, говорил Юра, - встану. Выйду на лед. Все будет по-старому! И "Химик" станет чемпио- ном мира! Пока он с передышкой выговаривал эти слова, Нинка, решившись на- конец, подобралась, скользнув под локтем Андрюхина, к самому изголовью Юры, поправила ему ворот рубашки, тоненькими длинными пальцами разоб- рала и уложила по своему вкусу его волосы, подтянула одеяло и, мель- ком, но победоносно взглянув на Женю, так вцепилась в край кресла, что было ясно: отсюда ее не оторвать никакими клещами. Лучшие радиокомментаторы, крупнейшие писатели вели для всего мира радиопередачу с линкора "Советский Союз", посвященную выздоровлению Человека-луча. На время радиопередачи были приостановлены все работы на земном шаре, движение всего транспорта! В Париже, в зале Плейель, где собралось межевропейское государс- твенное совещание по выработке плана уничтожения запасов ядерного ору- жия, делегаты совещания стоя выслушали эту передачу. После этого было оглашено обращение к Советскому Союзу, единог- ласно принятое делегациями Англии, Франции, Германии, Италии, Голлан- дии и других держав, входивших ранее в различные военные союзы. В этом обращении говорилось: "Руководствуясь принципами мира между народами и дальнейшего прогресса человечества, полномочные представители всех европейских стран обращаются от имени своих народов и правительств к правительству Советского Союза. 1. Мы просим помочь в уничтожении всех имеющихся на наших терри- ториях запасов ядерного оружия, выбросив его за пределы земной атмос- феры, с тем чтобы не допустить опасного заражения воздуха, воды и поч- вы. 2. Согласиться совместно с Соединенными Штатами на уничтожение ядерного оружия, ставшего ныне полностью бесполезным. Присоединение Советского Союза и Соединенных Штатов к нашему решению, находящему го- рячую поддержку всех народов, навсегда развеет мучительный страх перед войной, грозившей истреблением всему человечеству. 3. Поддержать наше предложение объявить всемирный конкурс на соо- ружение в Москве величественного и гордого монумента, прославляющего, на радость всему человечеству, единение науки и мечты, науки и подви- га, - бессмертное деяние академика Андрюхина и испытателя Юрия Сергее- ва, ныне известного во всем мире как Человек-луч..." Обращение было благоприятно встречено Советским Союзом, и, нес- мотря на неопределенную позицию Соединенных Штатов, Европа приступила к уничтожению тех арсеналов смерти, которые годами, как гнойные язвы, росли на ее теле. Корабли проходили уже Северное море, когда необычайно высоко над горизонтом повисли сполохи, напоминающие северное сияние. Фотонные площадки академика Андрюхина чистили Европу, выбрасывая за миллионы километров от Земли ярчайшие стрелы лучей: это уходили с земли злове- щие ядерные взрывы, смертоносная радиоактивная пыль, уходила смерть... Через сутки корабли приближались к Ленинграду. Юра уже вставал. Анна Михеевна требовала, чтоб он ходил не меньше двух часов в сутки, и он с удовольствием убегал из отведенного ему салона. Его мучил этот салон. Пока Юра лежал, кровать под балдахином в каких-то золоченых побрякушках, огромный, мореного дуба письменный стол и кресло перед ним, похожее на трон, люстра из драгоценного хрусталя и золотых висю- лек, французские гобелены во всю стену, ковры, в которых по щиколотку утопала нога, - вся эта внушительная роскошь не бросалась ему в глаза. Но, когда он встал и осмотрелся, ему стало не по себе в этой комнате. Он не подходил к этой обстановке. Но все это было сущим пустяком по сравнению с той жизнью, которой был вынужден теперь жить Юра. Его почти не оставляли одного. Он не мог, как прежде, запросто поговорить с ребятами, с Женей, даже с ака- демиком Андрюхиным. Как-то так получилось, что вся его жизнь проходила теперь на глазах у других, не очень знакомых, а часто и вовсе не зна- комых людей, которых нельзя было просто попросить оставить его в по- кое. Это сочли бы грубостью... Конечно, сердце непривычно замирало от гордости, когда он видел все эти корабли, самолеты, слышал музыку и артиллерийские залпы, гре- мевшие в его честь, знакомился с действительно замечательными людьми, о которых раньше только читал, удивляясь их мужеству или уму, но все эти почести не то чтобы расстраивали его, но держали в постоянном неп- ривычном напряжении... Иногда во сне ему казалось, что он уже много дней подряд непрерывно играет дико затянувшуюся ответственную встречу по хоккею и что силы его на исходе... В Финском заливе к Великому каравану присоединились суда Швеции, Польши, Германии, Финляндии, Норвегии, Дании, а за несколько десятков километров от Ленинграда их встретили корабли Балтийского флота и сот- ни яхт, моторок, катеров и пароходов... Чем ближе были родные берега, тем веселее становилось на сердце у Юры. Он уже не принуждал себя улыбаться чужой, резиновой улыбкой, а, бесцеремонно обняв Женю и не обращая внимания на шокированных его вольностью джентльменов, хохотал до слез, глядя, как ребята на прыгаю- щих по волнам яхтах пытаются под заливистый баян сплясать хлесткое "Яблочко"... Корабли остановились на рейде Кронштадта. Вечером состоялась тор- жественная церемония прощания с экипажами кораблей. Рано утром два "ТУ-150", имея на борту более пятисот человек, приглашенных на празд- нование в Москву, поднялись в воздух. На первом самолете летели все члены экспедиции во главе с академиком Андрюхиным и Юрой. Московское небо встретило их сотнями самолетов. И ученые и Юра летали в Москву и раньше, но теперь их поразила не встреча в воздухе, а вид самого города еще сверху, с высоты более тысячи метров. Это был даже не муравейник... Больше всего город походил на бес- конечные рои пчел, медленно стягивающиеся к центру. Можно было заме- тить, что люди использовали каждую возможность участвовать во встрече: крыши зданий, ограды парков, памятники, затертые в людских потоках ав- тобусы и троллейбусы - все было унизано живыми гроздьями людей. Из всего многодневного путешествия самым удивительным было вот это - дорога от аэродрома через Москву в Кремль. Улицы были похожи на бесконечные яркие ковры или на аллеи цветов. Машины шли по розам, розы висели на капотах и крыльях машин, ими были завалены сиденья, цветов было так много, что их то и дело приходилось сгребать под ноги восторженно ревущей толпе. Юра и Андрюхин, обнявшись и слегка поддерживая друг друга, простояли всю дорогу в открытой маши- не, то на лету пожимая протянутую руку, то аплодируя, то приветствием отвечая на приветствие, то присоединяя и свои голоса к настойчивому хору: - Мир! Коммунизм! Мир! Коммунизм! Толпы на улицах почти не двигались; люди стояли так плотно, что невозможно было ни перешагнуть, ни нагнуться, ни выбраться из толпы. Похоже было, что москвичи все до единого высыпали на улицы. Окна всех домов были настежь открыты, и там в несколько рядов, как в театральных ложах, тоже виднелись люди. Ни на балконах, ни на крышах, ни на пожар- ных лестницах, ни на водосточных трубах нельзя было найти ни одного местечка. Наибольшую зависть москвичей вызывали экипажи вертолетов. Огромные машины, украшенные флагами и транспарантами и похожие на елочные бонбоньерки, выбросив лестницы, на которых удобно расположи- лись все, кто только мог покинуть свой пост, неподвижно висели над московскими улицами. День был теплый, голубой, солнечный, но и толпы на улицах, и Юра с Андрюхиным, и все другие члены экспедиции не видели ни неба, ни солнца, полностью поглощенные тем, что происходило на зем- ле. Только у Большого Кремлевского дворца розовый от цветов квадрат площади был пуст: добровольцы из толпы, стоя в несколько рядов и на- мертво сцепив руки, сдерживали напор рвущихся вперед. И у охраны, хотя им приходилось нелегко, глаза горели той же огромной радостью, какой переполнена была Москва. Когда путешественники, потрясенные встречей, ошеломленные силой народной любви, запыхавшиеся, растрепанные, осыпанные лепестками цве- тов, вытирая разгоряченные лица, вошли в Георгиевский зал, навстречу им уже двигалась небольшая группа людей. Академик Андрюхин был знаком с членами правительства и представил Юру Сергеева, своих помощников, Лайонеля Крэгса, ученых Академического городка, а также участников экспедиции профессора Павермана. Когда прошли первые приветствия, все познакомились, выпили по бо- калу шампанского и, сидя за праздничным столом, начали несколько при- ходить в себя от всего, чем так обрадовала и ошеломила их Москва, плотный седой человек с тем бурым загаром, который бывает только у лю- дей, не прятавшихся от вольного воздуха, очень похожий на старого шах- тера, наклонился к Юре и негромко спросил: - Как дальше думаешь жить? Глаза его внимательно и дружелюбно рассматривали Юру. - Уеду в Академический городок, - встрепенулся Юра: спросили о том, что сейчас его крайне занимало. - У академика Андрюхина есть кое-какие планы... Если здоровье позволит, будем готовить новый полет. А не смогу, что ж... Когда утихнет все это, - он смущенно кивнул на окна, откуда доносился гул праздничной Москвы, - вернусь в Майск, на свой комбинат. Буду работать, играть в хоккей, учиться... И только сейчас, глядя на этого седого человека, так похожего на учителя, Юра понял, что говорит с одним из тех людей, которых знал всегда... Седой шахтер, глядя на багрово вспыхнувшего Юру, понял, что с ним происходит, и молча сгреб его за плечи... Глава, двадцать третья. ЧЕЛОВЕК-ЛУЧ, ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ? Ночью Женя проснулась, придавленная черной глыбой ужаса. Несколь- ко мгновений она не смела открыть глаза, зная, что сейчас произошло что-то страшное. Не двигаясь, почти не дыша, она думала: что? И вдруг, широко открыв глаза, вскочила. Нет Юры. Где он? Включив свет, она сорвалась с широкой кровати, зачем-то подбежала к распахнутому окну, откуда тянуло острой свежестью, пахло Москвой, родным домом... И, окончательно проснувшись, Женя вспомнила, как Юра и Андрюхин умудрились уединиться, о чем-то таинственно беседуя, даже на торжественном приеме, как они, ничего не замечая, шли потом по коридо- ру небольшого дома, где их расселили на ночь... Конечно, Юра у Андрю- хина. Что еще они затевают? Как была, в пижаме, она забралась с ногами на широкий подоконник, не видя, уставилась на темные ели, на плывущие далеко огни... Ей при- помнились некоторые книги и фильмы, и она со злой усмешкой перебирала туманные образы жен, безропотных, преданных, растворявшихся в деятель- ности великих мужей... Эти жены варили своим мужьям вкусные обеды, вовремя пришивали пуговицы, удостаивались чести переписывать их труды, собирали в семейные альбомы разные примечательные фотографии. Нет, Же- ню не манила такая жизнь; при одной мысли о безмятежном существовании ей становилось тошно. Потом, как маяк, выплыл образ гордой польки Ма- рии Склодовской, по мужу Кюри. Впрягшись рядом с мужем, она проклады- вала глубокую борозду по целине, еще неведомой науке, и кто пахал глубже?.. Но Юрка увлекся кибернетикой, а Женя всей душой была предана атмовитаминам, им не идти в одной упряжке! Что ж, все равно, все рав- но, слышите? - она станет вровень с