ем сесть, Крушинский попытался определить направление, с которого скрытые камеры фиксировали их беседу, но аппаратуру здесь устанавливали профессионалы, и он ничего не заметил. Потянувшись к бокалу с редкостным ароканским тоником, Крушинский старался не смотреть на грубо вылепленное лицо Фруста, своим неестественным цветом и видом напоминавшее посмертную маску. Видимо, для изготовления биопласта не нашлось хорошего скульптора гуманоида. Наверно, Фруст произвел бы гораздо лучшее впечатление в своем естественном виде, каким бы безобразным ни был облик существа, скрывающегося под покровом биопласта. "Разве что... Разве что оболочка скрывает нечто слишком хорошо знакомое..." Крушинский от этого предположения весь подобрался. Зато напиток превзошел все его ожидания. В глубине бокала вспыхивали и гасли колючие рубиновые звездочки, живущие собственной, независимой от окружающей обстановки жизнью, а вкус и аромат напомнили Юрию лучшее вино его юности. Наконец хозяин решил, что приличия соблюдены полностью, и приступил к делу. - На моей планете, в отличие от вас, гуманоидов, каждый род занимается каким-то определенным делом. Мои предки собирали художественные и культурные ценности по всем доступным им мирам, и из поколения в поколение вместе с ценнейшей коллекцией передавалась легенда о древней Книге, которая могла бы стать венцом коллекции моего рода. Вначале это была всего лишь легенда, но со временем, предприняв ряд очень сложных изысканий, мне удалось установить, что Книга существовала на самом деле. Больше того, мне удалось совершенно определенно доказать, что она не погибла в пожаре, не утрачена безвозвратно, что она существует в своем первозданном физическом виде в вашей пространственно-временной реальности, и тогда ее поиски стали делом всей моей жизни. Последняя фраза показалась Юрию не совсем понятной: что имел в виду Фруст под словами "ваша пространственно-временная реальность" - уж не хочет ли он сказать, что сам к ней не принадлежит, или это намек на некое знание обстоятельств, связанных с появлением на Земле-2 Яровцева, Крушинского, да и всех остальных сотрудников базы? Но иностранец, тем более инопланетянин, никоим образом не должен был знать того факта, что вербовочные службы Федерации вот уже много лет незаконно использовали в собственных интересах случайно обнаруженный на одной из планет пространственно-временной туннель, связавший между собой Землю-1 с Землей-2. Инопланетянин вызывал в нем стремительно возраставший интерес, настолько большой, что он уже не раз пожалел о том, что беседа фиксируется подслушивающими устройствами, заставляя его избегать опасных вопросов. Он словно шел по заминированному полю. Фруст между тем продолжал свой рассказ: - Долгие поиски привели меня на вашу планету, и теперь я должен рассказать вам о самой Книге, вырезанной на липовых досках. Причем резались на ней не только письмена. На первой доске изображен витязь, едущий на белом коне. Да, да, это так, хотя в это трудно поверить! - воскликнул Фруст, подливая в бокал Крушинского новую порцию тоника. - Несмотря на то, что Книга выполнена резной клинописью, на ее первой странице есть цветная фреска. Насколько мне известно, это единственный случай рисунка на подобной книге. Но дело не только в этом. - Неожиданно голос Фруста снизился до едва слышного шепота: - Говорят, эта картина со временем изменяется. Витязь может уехать, появятся новые персонажи, вот только пейзаж всегда остается прежним. На рисунке виден город на берегу озера с четырьмя церквями с белокаменными стенами... Если выйти из ворот вашей базы и пройти три километра к северу, вы сможете увидеть этот город... Фруст остановился с кувшином в руке, его глаза горели каким-то мрачным внутренним огнем. - Мне нужна эта Книга - и поверьте, я не остановлюсь ни перед какими расходами. Мой род очень богат, вознаграждение за помощь может быть очень большим. Его хватит для того, чтобы навсегда расстаться с вашей солдатской жизнью. Вы поселитесь на лучшем планетарном курорте - любые женщины, любые сокровища - все, что вы пожелаете, будет к вашим услугам. - Но позвольте, - прервал наконец Крушинский этот сладостный поток обещаний, - я никогда не слышал ни о чем подобном! У русичей полно резных досок, которые заменяют им бумагу, но я никогда не видел на них картин. - Возможно. Но у вас есть друг, который наверняка видел эту Книгу. - В таком случае, почему бы вам не обратиться к нему самому? - Это достаточно сложно. В настоящий момент он находится в осажденном городе. И, кроме того, для переговоров с ним мне понадобится ваша помощь. Фруст, словно ему было жарко, расстегнул ворот рубахи и нагнулся, подливая Крушинскому в стакан очередную порцию напитка. На его мертвой искусственной коже не блестело ни единой капли пота, но зато на шее сверкнула золотая цепочка - единственное украшение, которое Юрий заметил. Когда Фруст нагнулся, тяжелый предмет величиной с наперсток выскользнул из-под рубашки и закачался в метре от лица Крушинского. Золотой столбик, обвитый врезанной спиралью, заканчивался перекладиной с тремя углублениями. Эту форму невозможно было не узнать и невозможно было спутать с чем-нибудь другим. Если до этого Крушинский позволил себе несколько расслабиться, уж слишком все происходящее смахивало на дурной любительский спектакль, то теперь он вновь весь подобрался, словно хищная кошка, готовая к прыжку. - Вы ведь видели его, не так ли? - спросил Фруст, вновь пряча спираль под рубахой. 3 Нет ничего более изматывающего, чем длительное ожидание штурма в осажденном городе. Но именно в такие моменты в людях проявляются те скрытые от постороннего взгляда черты, которые составляют суть каждой личности, а слагаясь вместе, и суть целых наций. В любом народе в периоды больших потрясений или бедствий на поверхность всплывает различный мусор. Воспользовавшись благоприятными условиями, по ночам на улице Китежа появились шайки мародеров и грабителей, но просуществовали они недолго, княжеской дружине не пришлось даже увеличивать ночную стражу - горожане сами разобрались с этими любителями поживиться за чужой счет. Общее несчастье сплотило горожан. Почти никто из них не надеялся остаться в живых, и люди перестали ценить вещи, которые создавались тяжким трудом. Город превратился в большую общественную коммуну. В одном из купеческих теремов, ставших городской собственностью после гибели хозяина, сделали общественный продовольственный склад. Туда жители сносили оставшиеся у них ценности. Каравай хлеба равнялся нескольким дням человеческой жизни. И тем не менее никто не отказывался делиться последними жалкими крохами съестного с ранеными и воинами дружины. Впрочем, теперь весь город превратился в одну большую дружину. Даже женщины и дети несли на стенах ежедневные дежурства. После первой успешной экспедиции за серой Бронислава создала свой собственный подвижный отряд по доставке продовольствия и почти все время проводила в походах вне города. Припасы, которые ей удавалось доставлять, помогли им продержаться в самые суровые дни. К сожалению, вьючные животные не могли пройти сквозь подземный ход, а на себе много не принесешь, к тому же Бронислава могла провести рядом с собой незаметно лишь небольшую группу людей. Тем не менее через две недели после начала этих регулярных походов за продовольствием им удалось даже создать небольшой неприкосновенный запас. К счастью, с водой в городе все обстояло благополучно, его стены с северной стороны шли по самому берегу, и сейчас, в период поздних осенних дождей, воды озера обильно наполняли колодцы и подземные ключи свежей чистой водой. Ежедневно разведка доносила о подходе новых крупных татарских орд. Со дня на день нужно было ожидать штурма, а от Васлава не поступало никаких известий, даже Крушинский молчал, хотя от базы до города всего несколько километров. Видимо, не все гладко прошло с его возвращением после самовольной отлучки. Глеб хорошо знал, каким непреклонным, а порой и жестоким может быть полковник, когда дело касалось неугодных ему людей. Малейший повод использовался для того, чтобы избавиться от них, и самым простым способом был перевод в штурмовую группу. Постепенно Глеб погружался в трясину второстепенных дел и незначительных событий, все больше заслонявших собой нечто важное. Недаром Книга молчала с тех пор, как он вернулся в Китеж. Что-то он сделал не так, ошибся в чем-то очень важном, и теперь приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. С каждым днем он ощущал, как нарастает сопротивление в причинно-следственном потоке событий. Совершенно неожиданно возникла проблема с батарейной прислугой. Никто из русичей не желал иметь дело с огненными демонами. Эти мужественные, закаленные в боях воины становились испуганными детьми, как только слышали о чародействе или волховстве. Кто-то упорно распространял по городу слухи о дьявольских машинах и неизбежной божественной каре. Глеб подозревал в этом церковников, не простивших ему насильственного изъятия колоколов, но доказать ничего не мог. В конце концов он решил продемонстрировать мортиры в действии, у него просто не оставалось другого выхода. Если сейчас ему не удастся приобрести сторонников и помощников из числа княжеских воинов, к началу решающих боев некому будет стрелять. После долгих размышлений Глеб пришел к выводу, что подобная демонстрация перед близким штурмом может оказаться даже полезной, показав татарам, с какой страшной силой им придется иметь дело. Если его план удастся, звука выстрелов будет достаточно, чтобы посеять среди атакующих панику. Одну из мортир по его приказу подняли на стену и установили на виду у татарского войска. Осаждающие не обратили на нее никакого внимания, видимо, приняв это металлическое сооружение за обычный котел для смолы. В день решающего испытания Глеб потребовал от князя послать на стены все резервное войско. Он не пытался объяснить дружинникам сути происходящего, лишь сказал, что перед ними машина для бросания греческого огня. Похоже, ему никто не поверил. Вся дружина русичей, укрывшись за широкими зубцами стен от татарских стрел, ожидала вызова демона. Глебу пришлось самому выполнять роль заряжающего, наводчика и даже подносчика зарядов. Никто не желал приближаться к дьявольской машине. Наконец все было готово. Для первого выстрела Глеб выбрал цель, по которой невозможно промахнуться, - атакующую кавалерийскую лаву. Каждый день с утра до вечера татарская конница демонстрировала один и тот же прием: с дикими воплями сотни две всадников во весь опор неслись к городским стенам. Когда до них оставалось несколько метров, татары выпускали тучу стрел и поворачивали обратно. С виду малоэффективная, эта тактика, используемая в течение длительного времени, приводила к положительному результату, психологически изматывая противника. Кроме того, стреляя залпами из луков с близкого расстояния, татары, пусть ненамного, но зато почти каждый раз уменьшали число защитников города. Попадая под ответный обстрел лучников, укрытых за каменными стенами, они несли ощутимые потери, но, имея огромное численное превосходство, совершенно с ними не считались. Теперь кое-что должно было измениться. Глеб решил использовать мортиру в качестве обычного орудия для стрельбы прямой наводкой. С расстояния в несколько десятков метров это должно было получиться вполне эффективно. Как только вдалеке показалась очередная волна атакующих всадников, Глеб запалил пеньковый, заранее пропитанный селитрой фитиль и неожиданно почувствовал, как холодные мурашки забегали по спине. Когда отливали ствол мортиры, его толщину определил набросок, сделанный без серьезных расчетов. Глеб руководствовался лишь здравым смыслом и тем немногим, что помнил о музейных бронзовых пушках Земли. Он не знал точных характеристик сплава, добытого из церковных колоколов, он не знал, есть ли в этом конкретном стволе, в метре от которого он стоял, скрытые раковины и другие дефекты. У него не было никакой возможности провести предварительные испытания. На секунду мелькнула мысль, что первый выстрел следовало произвести, пользуясь дистанционным фитилем. Он тут же отбросил ее - он должен был показать княжеским дружинникам, что демона вполне можно приручить и направить против врага. Он не мог проявить сейчас даже ничтожной толики страха, он не имел права даже на разумную осторожность. И, стиснув зубы, с тлеющим фитилем в руке Глеб ждал приближения татарской конницы, как ждали ее до него сотни русских воинов, не вернувшихся с городских стен. Когда пришло нужное время, он почувствовал на секунду странную общность со всеми павшими под татарскими стрелами, изрубленными на куски, пронзенными пиками - со всеми теми, кто навсегда остался на берегу Калки. Он увидел лица зверски замученных женщин, детей, которых, как поленья, бросали в огонь татарские всадники. Эти видения пронеслись в его памяти в какую-то долю секунды перед тем, как он поднес к горстке пороха, насыпанной поверх запального отверстия, дымящийся фитиль. И сразу же мир вокруг него потонул в огненном грохоте. Лишь через несколько секунд, после того как ветер отнес в сторону едкие облака дыма, он понял, что все-таки остался жив. Мортиру швырнуло назад намного дальше того, на что он рассчитывал. Ее лафет ударился о зубец стены и раскололся, но это не имело ни малейшего значения, потому что ствол выдержал давление газов и заряд картечи попал точно в середину беспорядочно несущейся к стенам города татарской орды. Для первого выстрела он не пожалел с таким трудом нарубленной из жалких остатков драгоценного металла картечи. И результат превзошел все его ожидания. Картечь прорубила в рядах всадников широкую просеку. Но сам по себе удачный выстрел ничего не значил по сравнению с тем воем ужаса, который вырвался из тысячи татарских глоток. Через несколько минут перед северной стеной Китежа не осталось ни одного татарского всадника. Глеб знал, что скоро они опомнятся и вернутся, но ему не хотелось омрачать восторг и радость русичей, решивших, что над безжалостным врагом наконец одержана победа. В одном он убедился почти сразу же - недостатка в орудийной прислуге у него больше не будет. В одну секунду пушка из дьявольского орудия превратилась в надежного помощника, способного остановить ненавистного врага. В тот день лишь поздно ночью, закончив подбор и обучение батарейных расчетов, ему удалось вернуться в княжеский терем. Добравшись наконец до своей постели, он заснул глубоким, все поглощающим сном, но ближе к рассвету его сон перешел в пограничную область, в те загадочные темные страны, где между случайными видениями, навеянными прошедшим днем, тренированный мозг может разглядеть легкие, едва намеченные контуры будущего... Ему снилась крылатая звезда, летящая из неведомых глубин космоса. Она приближалась, увеличивалась в размерах и превращалась в корабль. В обычный земной парусник, который он встречал на морском берегу. Единственный человек управлял этим кораблем, и его лица Глеб никак не мог разглядеть. Потом Глеб попал в огромный зал, заполненный картинами. Картины оживали, красавицы и чудовища сходили с полотен и постепенно заполняли помещение. Он должен был отыскать среди них ту, которую любил. Он искал долго, искал и не находил. Ему казалось, нужно лишь сделать усилие, сосредоточиться, и он узнает ее в одном из чудовищ, чьи морды превращались у пего на глазах в карнавальные маски. Но видения ускользали, не желая подчиниться его воле. - Глеб! Глеб, проснись! - кто-то настойчиво звал его. Наконец Глеб вскочил на постели весь в холодном поту. Масло в светильнике почти выгорело. Он трещал и наполнял светлицу душным смрадом, но проснулся Глеб не от этого и теперь мучительно старался вспомнить, что же его разбудило? Голос. Голос, произносивший его имя. Он был чужим, незнакомым. Глеб не сомневался, что на этот раз Книга тут ни при чем. Она была совершенно холодной под его рукой, а в те моменты, когда Книга пыталась говорить с ним, от нее исходило живое тепло... Что-то было не так... Тишина в покоях терема казалась слишком плотной, почти нарочитой, даже сверчки не трещали, а он, слава Богу, не лишился еще своего обостренного чувства опасности. Что-то было не так в княжеском тереме и во всем притаившемся в ночи городе... Он бесшумно поднялся и невидимой тенью скользнул к стене, туда где висело оружие. Лишь нащупав рукоятку своего меча и чуть тепловатый приклад бластера, Глеб почувствовал себя уверенней. Теперь нужно было выяснить, что заставило его подняться с постели. Скорее всего, это все-таки был звук... И тут он услышал снова удаляющееся стрекотание металлической стрекозы, звук двигателя десантного вертолета - вот что прервало его сон! Глеб, прижавшись к стене, осторожно двинулся к окну, стараясь не попасть в зону обзора приборов ночного видения - теперь он не сомневался, что ночные гости вооружены современным оружием, а его бластер почти разряжен. Глеб осторожно выглянул во двор. Легкие силуэты в маскировочных накидках из синтерелла, почти не заметные в свете ущербной луны, подтвердили его худшие опасения. Глеб насчитал пятерых, и еще один был на башне, там, где обычно находился княжеский часовой... У этого наверняка что-нибудь помощнее простого лазера, а двор перед ним как на ладони... Судя по тому, что тишину до сих пор не нарушил ни единый звук, если не считать вертолетного двигателя, работали профессионалы высокого класса. База космодесантников, как он и предполагал, не оставила его своим вниманием. И теперь ему предстояло решить, где лучше принимать бой. Внутри помещения он очень скоро окажется в ловушке, стены не смогут его защитить от волновых сканеров. Незаметно пробраться во двор?.. Нет, это не годится. За двором они внимательно следят и не позволят ему сделать ни единого шага. Оставался подвал. Подвал с его многочисленными помещениями, кладовыми и переходами располагался на большой площади и представлял собой настоящий лабиринт. Если он туда доберется до того, как десантники откроют огонь, шансы хоть немного уравняются. Хотя Глеб прекрасно понимал, что в одиночку он и там продержится не больше часа, а найдут его с помощью приборов биологического поиска в считанные минуты. Тем не менее в его положении каждая выигранная минута имела решающее значение. До рассвета оставалось не больше часа, и вряд ли они захотят привлекать к своей операции внимание всего города. Группа должна вернуться на базу до рассвета. Зная устав космодесантников, он в этом почти не сомневался. Узкий коридор за дверью он изучил заранее, как и все остальные помещения княжеского терема, и теперь безошибочно и бесшумно продвигался к намеченной цели в полной темноте. Приборы ночного видения сквозь стены не действуют, - на экране биологического поиска при таком расстоянии будет лишь размытое пятно, означавшее, что объект находится в зоне локатора. Более точного направления они не получат, и у него был вполне реальный шанс добраться до подвала незамеченным. Глеб еще раз поблагодарил удачу, или что там его так вовремя разбудило. Может быть, Шагара? Сейчас ему очень не хватало поддержки, хотя бы моральной, он был совершенно один. Лестница, ведущая в нижний этаж, благополучно кончилась. Половицы не скрипнули, и снаружи по-прежнему не доносилось ни звука. Не слишком-то они спешат... Возможно, уверены, что жертве некуда деться. Все наружные двери давно находятся у них под контролем, а биолокатор сообщает, что объект находится внутри помещения. Первый выстрел сканера настиг его, когда он закрывал за собой дубовую дверь подвала. Сканер стреляет почти беззвучно, только характерный свист выдает тренированному слуху его выстрел да еще вибрация двери под его рукой. Однако этот вид излучения не способен проходить сквозь материальные преграды, и толщины двери оказалось вполне достаточно, чтобы полностью нейтрализовать выстрел. Сканер, установленный на половину мощности, не способен убить человека. Его волновое излучение лишь парализует жертву, но Глебу от этого было нисколько не легче. Слишком хорошо он понимал, что его ждет, если он попадет в лапы наемников Манфрейма, - сначала допрос под изощренной пыткой, затем... Затем они найдут способ заставить его добровольно расстаться с Книгой, а уж тогда... Нет, сейчас убивать его им нет никакого резона, ведь после этого Книга будет для них практически недоступна. Но сканер не может пробить каменные стены подвала, им придется применить что-нибудь помощнее, чтобы до него добраться, - и грохот взрыва у входной двери подтвердил его худшие опасения. Все-таки дверь задержала их на несколько секунд. Пока они с ней возились, он миновал поварскую и, дважды свернув по извилистому коридору, оказался в огромной кладовой, заваленной глыбами подтаявшего за лето льда. Продовольствия здесь больше не было, все дочиста вымела татарская осада. Это позволяло ему продвигаться достаточно быстро. Глеб побежал, легко ступая на носки и минуя одно за другим многочисленные помещения кладовки. Приобретенная в походе по подземельям Манфрейма способность видеть в темноте обострялась во время опасности, и сейчас, сосредоточившись, он мог легко представить себе весь путь впереди, со всеми поворотами и дверьми - даже каменные стены не были помехой для этого необычного зрения. Предметы представлялись ему бесцветными, но четкими и объемными. Новое зрение позволяло ориентироваться в полной темноте гораздо лучше, чем его противникам, использовавшим приборы ночного видения. Уверенные в своем преимуществе, они, очевидно, рассчитывали загнать его, как слепое животное, в какой-нибудь тупик и не зажигали света. Это с каждой выигранной минутой увеличивало шансы добраться до заветной коптильни, в печи которой он совсем недавно варил порох. Там оставалось в укромном месте целых два бочонка, он не знал еще, что будет делать с ними, если все-таки доберется до места, но постепенно у него в голове складывался определенный план. Теперь все зависело от удачи и от быстроты его передвижения в темном подвале. Однако на одном из поворотов кто-то из десантников сумел-таки выйти ему наперерез. Вынырнув из бокового коридора, пересекавшегося с тем, по которому бежал Глеб, десантник оказался сзади, и Глеб заметил его слишком поздно, когда сильные тренированные руки уже сомкнулись у него на шее в стальном захвате, прерывая дыхание. Противник был намного тяжелее Глеба, и это давало ему дополнительное преимущество в короткой яростной схватке. Резко нагнувшись вперед и одновременно падая на колени, Глеб сумел высвободить левую руку и вслепую послать в темноту за собой широкую полосу своего меча. Как всегда, он даже не почувствовал момента, когда меч вошел в живое тело, рассекая его легко, как бумагу. Короткий вскрик за спиной известил о том, что удар достиг цели. Руки на шее Глеба тотчас разжались, и он смог протолкнуть в свои измученные легкие порцию желанного воздуха. Откашлявшись, он всмотрелся в темноту за собой и увидел серые силуэты преследователей - они были слишком близко, гораздо ближе, чем он рассчитывал. Схватка задержала его, и теперь бежать дальше стало уже бесполезно. Вспыхнул ослепительный луч электрического прожектора и словно припечатал его к стене. До заветной двери оставалось еще метров пятьдесят. - Брось оружие и не двигайся. Этот спокойный хриплый голос не оставлял ни малейшей надежды, лазер тут же со звоном упал к ногам Глеба. Но оставался еще меч... Его они не будут опасаться, пока не поймут, что произошло с нападавшим десантником... - Меч тоже и не делай глупостей, наши сканеры установлены на полную мощность, и поверь, парень, мне надоело за тобой бегать. Если ты дашь хоть малейший повод нарушить приказ доставить тебя на базу живым, я с удовольствием это сделаю. Глеб не дал ему этого повода. Полный заряд сканера с такого расстояния вызывал необратимый паралич всех мышц. Меч последовал вслед за лазером. Как только перед ним вспыхнул этот слепящий диск белого света, Глеб сразу же потерял свою странную способность видеть сквозь стены. Теперь он не мог рассмотреть даже собственных рук. И в этот отчаянный момент в той стороне, где стояли его противники, дважды щелкнул пистолетный выстрел. Прожектор погас, и в последнем всплеске гаснущего света Глеб увидел, как падает на землю фигура того, кто держал в руках фонарь. Два пистолетных выстрела и два попадания. Глеб знал лишь одного человека, который с такой неподражаемой виртуозностью владел этим старинным видом оружия. 4 Вдвоем с Крушинским им удалось продержаться до того момента, когда тревога, поднятая стрельбой, вызвала ответную атаку княжеских стражников. В узком и тесном подземелье стрелы оказались не менее эффективны, чем лучевое оружие. Теперь они поменялись ролями со своими врагами. Зажатые с двух сторон десантники яростно оборонялись, стараясь пробиться к выходу и заботясь лишь о спасении собственных жизней. Глеб, орудуя попеременно то мечом, то захваченным в бою лазером, не чувствовал ни малейшей жалости к тем, чьи трупы устилали пол. Они охотились на него, как на зверя, подобравшись тайком ночью, и теперь несли заслуженную расплату. Чтобы дать возможность княжеским лучникам вести прицельную стрельбу с противоположной стороны подвала, он время от времени выпускал в потолок широкий лазерный луч. Раскалившись добела, камни после такого выстрела довольно долго светились, испуская мертвый, нереальный свет. Часть десантников, одетых в легкие защитные скафандры, оказались неуязвимы для стрел, но никакой скафандр не мог выдержать удар меча Глеба. Наверно, именно такое оружие древние называли мечом-кладенцом, который сам собой рубит врагов. Теснимая со всех сторон, неся большие потери, группа захвата в конце концов прорвалась к выходу сквозь ряды княжеских дружинников. Глеб не стал их преследовать. Теперь он чувствовал лишь опустошение и леденящую усталость, которая накатывала на него в последнее время после каждого рукопашного боя, если приходилось проливать чужую кровь. Была ли причина этого мертвящего, отупляющего состояния скрыта в мече? Вполне возможно, это оружие высасывало из него энергию как насос, и теперь он с огромным облегчением водворил меч обратно в ножны. Когда смолкли звуки последних выстрелов и клекот десантного вертолета, уносившего восвояси изрядно потрепанных рейнджеров, затих вдали, Крушинский, внимательно наблюдавший за Глебом, спросил, словно не замечая его состояния: - Как тебе удалось приучить к выстрелам княжескую дружину? Раньше они бросались врассыпную. - Мне пришлось изготовить порох, чтобы сдерживать татарскую конницу. - Не слишком ли ты рискуешь? Подобные вещи запрещены межпланетной конвенцией. Здесь только федеративных патрулей не хватало. - Наши враги настолько многочисленны и сильны, что патруль уже ничего не изменит в сложившейся расстановке сил. Для того чтобы удержать город, годятся любые средства. Если падет эта цитадель, вся российская цивилизация будет отброшена назад. - Этот мир навсегда отделился от нашего и не может влиять на историю России. - Никто этого толком не знает, да и потом, какое это имеет значение для нас? Мы живем здесь и наши потомки будут жить в нем, значит, мы ответственны за его будущее. - А не объяснить ли все это проще: любой ценой ты решил удержать город, в котором живет Бронислава, он ведь кажется тебе домом, не так ли? - В чем-то ты прав... Китеж стал для меня последним пристанищем. Если его уничтожат, на всей этой планете не останется ни одного уголка, где я мог бы преклонить голову. А Бронислава тут ни при чем, с ней все гораздо сложнее... Возможно, ее душа навсегда осталась в подземельях Манфрейма. - После пережитого шока вряд ли ее состояние может быть нормальным, тебе нужно набраться терпения. Но не знаю только, хватит ли его у тебя, ты сильно изменился за последнее время. - Вокруг рушится целый мир, все ценности, даже человеческая жизнь, обесценены до предела. Неудивительно, что, расставшись ненадолго, мы с трудом узнаем друг друга. Иногда мне кажется, время здесь идет значительно быстрее, чем на нашей Земле, и тогда я чувствую себя бесконечно старым... Да ладно, расскажи лучше, как ты узнал о нападении. - Это целая история. - Тогда пойдем ко мне, отдохнем после боя. Второй раз, по крайней мере, сегодня ночью, они сюда не заявятся, а с рассветом начнутся новые татарские атаки - времени у нас не так много. Стража в сенях почтительно расступилась, пропуская их во внутренние покои. - Я смотрю, ты здесь пользуешься уважением. - Я теперь воевода. Все княжеские войска подчинены непосредственно мне. - Вот даже как... Крепко ты врос в эту землю, и все же тебе придется покинуть Китеж. - С чего бы это? - Ты знаешь торговца антиквариатом, некоего Фруста, с Арометана? - Первый раз слышу. - А вот он тебя знает... По крайней мере, знает о тебе. Они прошли через весь терем на половину, в которой жил Глеб. Слуги зажгли в его светлице лампады, кровать была убрана, а на столе стояли подносы с фруктами и новые кувшины с хмельным медовым напитком. - Неплохо ты тут устроился, совсем неплохо! - А ты постой целый день на стене под татарскими стрелами, тогда поймешь, как важно иметь возможность расслабиться, если выпадает короткая минута отдыха. - Китеж тебе все равно не отстоять, несмотря на твою артиллерию, город обречен. Как только хан Гирей вылезет из болот и подойдет к Китежу, ты не продержишься и двух дней - у него есть стенобитные машины. А инструкторы Манфрейма уже просветили его насчет твоих пушек. - Откуда у тебя эти сведения? - Разведка с базы старается собирать информацию обо всем происходящем вокруг. - Ну и что же ты мне посоветуешь? Сдать город без боя? - Нет, есть более надежный путь. Бороться с причинами, а не со следствием, с теми, кто направляет татар. - Он замолчал и внимательным взглядом обвел комнату, затем достал блокнот и, написав в нем короткую записку, протянул ее Глебу. "Здесь нельзя разговаривать - нужен заземленный металл, еще лучше спуститься в подвал". Глеб пожал плечами, ему вовсе не хотелось возвращаться в помещение, пропахшее порохом и кровью, где только что шел бой. Однако он привык считаться с мнением Крушинского. Многочисленная княжеская стража, специально проинструктированная им на этот счет, не могла пропустить сюда базовских технарей для установки подслушивающих устройств. Тем не менее он отдал слугам необходимые распоряжения, и спустя полчаса они сидели глубоко под землей. Здесь пахло сыростью, плесенью и кислой брагой, однако в остальном княжеские слуги за полчаса сделали все возможное, чтобы это помещение напоминало жилую комнату. Здесь горели смолистые факелы, а от жаровни с углями шло живое тепло, стол мало отличался от того, что стоял в покоях Глеба. Впрочем, еда почти не интересовала Крушинского, и Глеб пожалел, что с ними нет Васлава, который каждое простое действие, будь то еда или битва, умел наполнять своей бьющей через край жизненной энергией. Крушинский долго молчал, задумчиво цедил из кубка хмельной медовый напиток и о чем-то сосредоточенно думал. Глеб не торопил его и не задавал вопросов, понимая, что, когда придет время, друг сам расскажет ему все. Наконец Крушинский поставил кубок на стол и, не сводя с Глеба внимательных глаз, сказал: - Больше всего меня поразило в рассказе Фруста то, что он знает о тебе многое такое, чего знать не должен. О том, например, что ты появился здесь из другого мира. Возможно, он имел в виду космический перелет, а возможно, знает даже о временных переходах между мирами. Фруст стал для меня полнейшей загадкой. Он существо весьма осторожное и хитрое, те сведения, которые мне удалось из него вытянуть, слагались буквально по крупицам, и у меня сложилось впечатление, что в какой-то степени свои знания о нас он получает из наших же разговоров. Причем для этого ему не нужна никакая техника. Он обладает особым видом телепатии, позволяющей при желании слышать нужный разговор на любом расстоянии. Вот почему мы сидим в этом подвале. - Но ученые базы ничего не знают о подобной телепатии. - Арометанская наука по сравнению с нашей ушла далеко вперед, к тому же Фруст не гуманоид и может обладать от рождения свойствами, о которых мы даже не подозреваем. Никто понятия не имеет, к какому виду живых существ он принадлежит. - Как это может быть, ты что, его не видел? - Его тело закрыто толстым слоем биопласта, и о том, что находится под ним, можно только догадываться. - Ну хорошо. Считай, ты меня убедил. Так что же ему нужно, этому Фрусту? - Книгу, Глеб. Книгу, которая обладает столь высокой ценностью, что некий иномирянин, обладающий неограниченными финансовыми возможностями, готов совершить ради нее космическое путешествие в десятки световых лет. Книгу, о которой я, между прочим, ничего не знаю, хотя мы друзья, и я был уверен, что от меня у тебя нет никаких значительных тайн. В его голосе Глеб уловил тщательно скрываемую обиду и ответил так, как только и мог ответить: - Есть тайны, которые нам не принадлежат и которыми мы сами распоряжаться не вправе. После этого они надолго замолчали. Глеб надеялся, что Крушинский поймет его правильно и не позволит несправедливой обиде заслонить все, что их связывало. - Хороший мед, - проговорил Крушинский, осторожно, словно он был стеклянный, устанавливая очередной опустошенный кубок на стол. - Знаешь, я ведь один раз решаю, стоит ли человек моего доверия, и если уж решил, что стоит, то не изменяю своего решения даже в том случае, если он начинает вести себя несколько странно. Тогда я пытаюсь предположить, что им движут весьма веские причины. - Глеб чувствовал в его голосе остатки обиды и счел за лучшее промолчать - ничего другого он все равно не мог сделать. - Фрусту настолько была нужна твоя Книга, что он предложил в обмен на нее открыть нам секрет манфреймовского бессмертия и способ проникнуть в его неприступный замок. Неплохая цена, как ты считаешь? - Это невозможно, Юрий, вещь, о которой ты говоришь, не имеет цены и к тому же мне не принадлежит. - Ну что же... Невозможно так невозможно. Будем ждать, пока Манфрейм доберется до нас первым. - Ты уверен, что Фруст действительно знает, как сделать то, о чем говорит? - У меня сложилось впечатление, будто он вообще знает все. Человеку, способному залезать в чужие мозги, не так уж сложно наладить торговлю чужими тайнами. Думаю, это основной источник его несметного богатства. Он практически закупил всю базу, и, возможно, даже сегодняшний визит рейнджеров был проведен по его прямым указаниям. Зачем-то ты ему очень нужен, Глеб. Очевидно, не слишком надеясь на результат нашей встречи, Фруст решил подстраховаться, а возможно, заранее предвидел результат. Одну могу сказать вполне определенно: полковник Коноплянников принимал его так, как не принимал начальника штаба флота. Фрусту разрешили даже использовать по своему усмотрению посадочную площадку базы. - А что он собой представляет как человек? - Как человек? - Ну хорошо, извини, как личность? - Мне трудно об этом судить. Что можно сказать о существе, с ног до головы упрятанном в биопластовую оболочку? Возможно, ему вреден наш воздух или не подходит температура этой планеты. А уж его психология - вообще тайна за семью печатями. - Или ему настолько необходимо скрыть от нас свою внешность, что он готов мириться с любыми неудобствами... - И это вполне возможно... Так что же мы, по-твоему, должны предпринять? - Я хочу с ним встретиться. - После сегодняшнего визита рейнджеров? По сути дела, он нанял для тебя убийц, и если ты с ним встретишься... - Нет, Юрий, он не собирался меня убивать - мертвый я ему не нужен, а вот захват - это другое дело... Встречу с ним надо организовать так, чтобы исключить возможность захвата. - Есть другой вариант: перехватить его корабль и уж потом разговаривать с позиции силы. - Я думаю, настоящего разговора тогда не получится - ты сам сказал, что у него достаточно средств, чтобы оплатить визит патрулей и даже федеральных крейсеров, а после их прибытия с позиции силы будет разговаривать он. - Похоже, в любом варианте мы окажемся в проигрыше. - Нет, не совсем так. У нас есть небольшое преимущество, о котором ему, похоже, ничего не известно. Ведь он не спрашивал тебя о мече? - Ему нужна Книга, а не меч! Глеб встал и из заплечных ножен достал оружие, с которым никогда не расставался. В темном подвале, в неярком свете факелов, меч заблестел так, словно был отлит из серебра. - У него есть одно свойство, о котором даже я узнал не сразу. Видишь этот камень на рукоятке? - Да, похоже на рубин, но только он очень тусклый и вряд ли представляет какую-то ценность. - В присутствии манфреймовских слуг камень начинает светиться. Это свойство, вложенное в него ненавистью Гидра, может оказаться для нас решающим во время встречи с Фрустом, по крайней мере, мы будем знать, в какой степени можно ему доверять, является ли он врагом Манфрейма или это всего лишь очередной хорошо замаскированный шпион. - Нет, Глеб... Здесь что-то гораздо более сложное и странное. Этот человек или не человек, не важно, так вот он мне показал золотую копию Змиуланового трона. Помнишь тридцатиметровую спираль, которая так тебя поразила, что ты не пожалел для нее хорошего удара своего меча? - Еще бы я его не помнил... Но если это так, значит, он посланец нашего старого подземного друга. - Или чего-то еще более древнего. Когда-то этот трон принадлежал совсем не Змиулану. - Если это так, то от встречи с ним нельзя отказываться ни в коем случае. В нашем положении мы не можем себе позволить риск потерять возможных могущественных союзников. - Ну хорошо, предположим, ты меня убедил. У тебя есть план, как организовать встречу, чтобы не попасть в ловушку? - Думаю, да. Если он настолько заинтересован в этом деле, как об этом говорит, то он согласится встретиться со мной и в Китеже, а здесь я уж сумею организовать все так, чтобы полностью исключить риск. - В осажденном городе? Как он сюда попадет? Не на десантном же вертолете! Фруст не пойдет на столь шумное оформление своего визита. - Пусть это его не тревожит. У нас есть связь с внешним миром. Наш отряд встретит его в условленном месте и проведет в город. - Ну хорошо... Я попробую с ним об этом поговорить. На самом деле Глеб еще не решил, стоит ли проводить в город постороннего человека, доверять которому пока что он не имел никаких оснований, через единственный оставшийся в городе канал связи с внешним миром. - Я слышал: в Китеже объявлено о твоей предстоящей свадьбе? - Это пока чистая формальность, князь вроде бы давал обещание выдать ее замуж за того, кто освободит княжну из плена, ну и не хочет терять лицо. - Ты тоже относишься к этому как к простой формальности? - Даже и не знаю, что тебе сказать... С ней происходит что-то недоброе, и это уже почти невозможно скрыть. Она меняется - меняется физически. - Ты хочешь сказать, она ждет ребенка? - Нет, произошло что-то гораздо более страшное, и я не могу понять, что именно. - А ты не пытался поговорить с ней? - Пытался и не раз. Она уходит от этого разговора. Она окружила себя целой толпой горничных, нянек, организовала из своей светлицы походный госпиталь. Мне кажется, она старается все время оставаться на людях, чтобы поменьше думать о накапливающихся в ней переменах... - С этим что-то надо делать, Глеб, может быть, организовать ей встречу с хорошим медиком? В нашем совете есть разные специалисты, и я мог бы... - Она не согласится. Я уже пытался ее уговорить. Похоже, она знает, что именно с ней происходит, и не хочет, чтобы об этом узнал кто-нибудь еще. Оба надолго замолчали. Глеб встал и подошел к жаровне. Угли в ней давно прогорели, толстый слой пепла скрывал еще таящийся где-то в глубине огонь. Неожиданно дрожащий от волнения голос слуги вывел его из глубокой задумчивости: - Воевода, Светлейший князь, очнись! Беда, великая беда случилась! - Ну, что там еще стряслось? - Там, у княжны, посмотри сам батюшка... Великая беда... Вдвоем с Крушинским, мешая друг другу, они бросились к лестнице, ведущей из подвала во двор, и через пару минут оказались в покоях княжны. Здесь все носило следы разгрома: поломанная мебель, разорванное белье, распахнутые настежь окна. Стая волков, обломавшая о них зубы, все же не ушла без добычи... - Где же вы все были! - в ярости закричал Глеб, обернувшись к дозорным, стоявшим на часах возле разгромленных покоев. - Тех, кто здесь стоял, когда это случилось, нет в живых. - Почему не доложили раньше? - Часовые у входа в подвал по твоему приказу, воевода, никого не пропускали внутрь, пока не разбудили самого князя. - Не понимаю, зачем им понадобилось ее похищать, - тихо проговорил Глеб, повернувшись к Крушинскому. - Это же не девка с подворья, что они будут делать, когда все откроется? - Решили хотя бы так компенсировать неудачу. Продадут Манфрейму... Он назначил за нее большую цену, на базе об этом знал каждый второй... - Зачем ему Бронислава после всего? Ведь она уже побывала в его замке... - Хотя бы для престижа. Непобедимого бессмертного Манфрейма вдруг лишили принадлежавшей ему женщины... 5 Вертолет шел на небольшой высоте, словно стремился укрыться среди верхушек сосен. Бронислава, умело связанная, с заклеенным пластырем ртом, валялась на заднем сиденье между двумя десантниками. Один из них развлекался тем, что гладил ей ноги, высоко задрав подол. Другой пытался расстегнуть пуговицы на сарафане, но ему мешали добраться до заветной цели плотно стягивавшие тело молодой женщины ремни. - Мы могли бы приземлиться ненадолго и развлечься с этой крошкой, прежде чем лететь в замок, - хрипловатым голосом проговорил тот, что расстегивал пуговицы. - Перебьешься, - ответил ему один из троих, сидящих рядом с пилотом. - Эта женщина принадлежит Манфрейму. Если ты не знаешь, что это значит, то могу напомнить. Реквизировавший у слуги Манфрейма лошадь сержант Каристон не прожил после этого и часа. К тому же сорок тысяч кредиток нам обещали за живую и невредимую женщину. Словно обжегшись, десантник поспешно отдернул руку от своей жертвы и, чтобы не впадать в дальнейший соблазн, привел ее одежду в порядок. Наконец этот мучительный полет закончился во дворе манфреймовского замка. Последнее, что увидела Бронислава, пока ее несли в носилках к черному входу, был десантник, остолбенело уставившийся на свою руку. Вся кисть у него почернела. Он поддерживал ее другой рукой и стонал от боли. Второй из издевавшихся над ней всю дорогу негодяев выглядел не лучше. Едва получив деньги, лейтенант отдал приказ к возвращению, словно забыв об этих двоих, пораженных неведомой болезнью. К ним уже направлялась стража с арканами в руках. Как выяснилось позже, опасаясь неизвестной заразы, характер которой так и не сумел установить стандартный медицинский анализатор, лейтенант предпочел получить дополнительную плату за своих людей. Манфреймовской клинике постоянно нужен был свежий материал, и платили за него не скупясь. Бронислава ждала, что ее понесут наверх, в знакомую ненавистную комнату, в которой она провела столько несчастливых дней, но княжна ошиблась, ее несли вниз, к подвалам. Если бы женщина могла кричать, она бы закричала от ужаса, но пластырь на ее рту едва позволял дышать. Носилки поставили перед черным креслом Манфрейма в том самом операционном зале, где под его наблюдением из живых людей вырезали на продажу части их тел и конструировали чудовищных монстров для его армии. Никакой биопласт не мог сравниться с настоящей человеческой кожей. Не доверяя виртуозности палачей-хирургов, Манфрейм проводил в кресле этого зала долгие часы, совершенно равнодушный к воплям своих жертв. Чувствовал ли он удовлетворение, глядя на оцепеневшую от ужаса женщину, или хотя бы торжество от унижения своего самого могущественного противника, управлявшего подземным царством? Вряд ли ему были доступны чувства, свойственные человеческому сознанию. Он лишь кивнул палачам, приказывая подготовить к вивисекции новую жертву. Брониславу полностью раздели и привязали к столбу так, чтобы она могла видеть все, что происходит с теми, кто был доставлен сюда раньше нее. Но даже эта идея принадлежала не Манфрейму, а его палачам, которые, по крайней мере, могли испытывать садистское наслаждение, наблюдая за мучениями своих жертв. С женщиной, которая лежала на столе, уже все было кончено. Перед Брониславой оставалось лишь трое мужчин. Первого из них отвязали от столба, обтерли спиртом, словно это был не живой человек, а какая-то нуждавшаяся в дезинфекции вещь, и повалили на хирургический стол. Хватая воздух широко открытым ртом, он даже не оказывал сопротивления. Бронислава стояла, гордо вскинув голову, и старалась увидеть сквозь черные провалы шлема глаза того, кто никогда не имел глаз. В подземелье пахло кровью, потом и человеческим страданием. Крики тех, кого резали живьем, наконец затихли. Наступила ее очередь, но на бледном как мел, словно высеченном из мрамора лице молодой женщины невозможно было прочесть никаких чувств. Манфрейм казался разочарованным, почти раздосадованным. Но он никогда не позволял своим эмоциям стать видимыми для окружающих, и уж тем более они не могли возобладать над соображениями расчета и выгоды. - Кладите ее на стол, - коротко бросил он палачам, и те подобострастно поспешили исполнить приказ. В этом помещении, забрызганном кровью предыдущих жертв, обнаженное тело женщины казалось анатомической деталью чудовищного спектакля. - Скоро ты заплатишь за все. - В ее голосе не было даже ненависти, была лишь констатация факта, и неожиданно, возможно, впервые за долгие тысячи лет, Манфрейм испытал нечто похожее на страх. Выйти из города Крушинскому и Глебу помогли трофейные маскировочные накидки. Вечером человек, накрытый светопреломляющей пленкой, практически невидим. Проходя рядом с татарскими постами, им приходилось соблюдать лишь полную тишину. Наконец, обогнув озеро, они очутились в той части леса, куда татарские разъезды почти не заглядывали, страшась невидимой стены силового поля, окружавшего базу. Только здесь они позволили себе сделать первый привал. Пользуясь небольшой карманной рацией, полученной от Фруста, Крушинский начал переговоры о месте встречи. Глеб сидел молча, чувствуя, как внутри него поднимается волна черной ярости, похожей скорей на отчаяние от собственного бессилия - враги постепенно уничтожали все, чем он дорожил. Они лишили его даже последнего права оскорбленного воина - права на месть. Манфрейм за стенами своего замка оставался практически не досягаем. Полученной во время неудачного штурма информации для опытного воина было вполне достаточно, чтобы понять: любая попытка взять замок штурмом обречена на провал. Именно поэтому он оказался здесь, отказавшись даже от своего первоначального условия о месте встречи в самом Китеже. Информация о том, как попасть внутрь манфреймовского замка, стоила любого риска. В Китеже - особенно последние недели осады - ему казалось, что все между ним и Брониславой ушло в прошлое, что он окончательно забыл эту женщину и она стала для него совсем чужой. И лишь сейчас, когда ее вновь не стало рядом, он понял, как глубоко заблуждался. В дополнение ко всем его бедам в небе кружились первые октябрьские снежинки, холодный ветер нес от озера густой туман, и он знал, что после настоящих заморозков, как только на болотах образуется прочная корка наледи, огромные полчища татарской конницы под предводительством самого Гирея подойдут к Китежу. Он вспоминал свое первое прибытие в город, веселый перезвон колоколов, княжеский терем, где, казалось, навсегда поселилась бесшабашное веселье, и первое, по-настоящему поразившее его открытие - люди из той глубокой древности, в которой он очутился, практически ничем не отличались от его современников. Они так же любили, страдали, старались заботиться о собственном благополучии, хранили верность друзьям и иногда их предавали... "Пожалуй, последнее здесь случается реже", - подумал он, наблюдая за Крушинским и вспоминая Васлава. Тут чувства выражены ярче, рельефнее, люди ведут себя проще, они более открыты. В глубине души он понимал, что не так уж и справедлив в своих выводах, одно знал совершенно отчетливо: он не сможет допустить гибели этого мира, города, приютившего его и ставшего ему домом, и если придется вместе с ним погибнуть - ну что же, значит, такова его судьба... Наконец Крушинский спрятал в карман свой крошечный аппарат и, недовольно поморщившись, сказал: - Или арометянин слишком уж осторожен, или он заманивает нас в ловушку. - Где именно он назначил встречу? - У Оленьего болота. Ты по-прежнему согласен на его условия? - В конце концов, город или лес - разница небольшая. Если он человек Манфрейма, засаду можно организовать где угодно. С тех пор, как вновь похитили Брониславу, у меня появилось такое ощущение, словно кто-то включил часовой детонатор. Дорога каждая секунда. В нашем положении привередничать не приходится. Будем встречаться там, где хочет Фруст. - Тогда нам придется протопать восемнадцать километров к северу от этого места, - Крушинский уточнил расстояние, достав из своего планшета пластиковую карту местности. - Это хорошее место. Я бы тоже его выбрал на месте Фруста - к нему можно подобраться только с одной стороны. Крутом непроходимые топи. Однажды я пытался пройти до Оленьего острова, но мне это не удалось. - У меня есть карта, на которую нанесены даже звериные тропы. А что тебе понадобилось в местных болотах? - Где-то в этом районе упал Меконг. Вот и еще одна несправедливость - бесконечная череда уплотненных до предела событий лишила его возможности всерьез заняться попавшим в беду другом. Конечно, Меконг всего лишь машина, но его механическому мозгу была свойственна преданность. Иногда Глеб замечал даже в точных и почти всегда безошибочных аналитических выводах машины скрытое чувство юмора. Меконг погиб, стараясь отомстить за него, а он так и не удосужился отыскать хотя бы его обломки, чтобы посмотреть, что стало с электронным мозгом. - Нам пора двигаться. Фруст предупредил: в пути могут быть различные неожиданности. - Это еще что за новости? - По его сведениям, обо всех наших передвижениях очень скоро становится известно Манфрейму. - Не с его ли помощью? Знаешь, Юрий, мне все это начинает сильно не нравиться. - Думаешь, я в восторге? Но до сих пор мы лишь проигрывали Манфрейму по всем пунктам. Ты сам сказал: нам не приходится выбирать. Они собрали рюкзаки и начали свое продвижение к северу. Оба шли молча друг за другом. Глеб шел вторым, поскольку карта была у Крушинского, и старался оставлять на тропе по возможности меньше следов, хотя вряд ли его осторожность имела какой-то смысл. Тропа часто спускалась в распадки, где низкорослые березки вперемешку с осинками едва-едва вытягивались выше человеческого роста. Под ногами хлюпала вода - корка наледи была еще совсем непрочной. Лес зеленел, радовался последним лучам редкого осеннего солнца, и казалось, этот мирный пейзаж не может скрывать никакой опасности. Но после очередного подъема тропа исчезла, и они очутились на невысоком холме, откуда открывался широкий вид на окружающую местность. Впереди и немного правее их маршрута в небо поднимались многочисленные дымы костров. Глеб насчитал двадцать пять, потом сбился со счета и оставил это никчемное занятие. Итак было ясно: впереди разбило походный лагерь какое-то многочисленное войско. - Посмотрим, что там такое? - предложил Крушинский. - А как же встреча? Разве у нас есть лишнее время? - Когда доберемся до места, я свяжусь с Фрустом и сообщу о нашем прибытии. Он не из тех людей, что станут беспокоить себя раньше, чем необходимо. Ждать в любом случае придется нам. После того, как решение было принято и они свернули в сторону костров, им все чаще стали попадаться следы пребывания человека в этих диких местах. Срубленные на дрова деревья, охотничьи ямы и силки... - Большое войско, но не татарское. - Почему ты так решил? - Татары не забираются столь далеко на север и не ставят капканов на лесного зверя. - Могли и научиться за это время, - пробормотал Глеб, не слишком доверявший следопытским изысканиям Крушинского. Вскоре до них донеслись первые звуки большого военного лагеря: конское ржание, окрики часовых. Друзья решили дождаться темноты и лишь затем продолжить разведку. - Странно все же, что нам позволили подойти так близко к лагерю. Накидки накидками, но человек не может двигаться совершенно бесшумно. Не глухие же у них стоят на постах! - Ты стал чересчур подозрителен. Прошли же мы через татарский лагерь. - Татары чувствуют себя хозяевами положения и могут позволить себе быть не слишком внимательными. К тому же эти дети степей от природы довольно беспечны. Но перед нами совсем не татары... Шатры как у русичей, доспехи тоже русичинские, однако, кто они такие на самом деле, с этого расстояния я определить не берусь. Тихо переговариваясь, оба продолжали изучать лагерь. Время текло незаметно. Порой ветер доносил до них запахи жарящейся на костре пищи, конского навоза - обычные запахи, сопровождавшие любую длительную стоянку. Непонятным оставалось лишь, чего они ждут так долго в этом диком месте, - лагерь явно был разбит здесь не первый день. Часа через два, после того как солнце скрылось, а луна еще не успела осветить окрестности, они осторожно подобрались к притаившимся в темноте внутренним сторожевым постам, окружавшим лагерь довольно плотным кольцом. И это тоже показалось Крушинскому подозрительным - не было смысла выставлять так много охраны внутри лагеря, если подойти к нему мог беспрепятственно кто угодно. Разрешить все эти загадки можно было, лишь проникнув на территорию самого бивуака. Пользуясь феноменальной способностью Глеба видеть в темноте, им удалось проскользнуть в лагерь незамеченными под своими маскировочными накидками. Над центральным шатром, украшенным богатым золотым шитьем, гордо реял штандарт командира этой довольно значительной по тем временам армии. К сожалению, в темноте даже уникальное зрение Глеба не позволяло различать цвета, хотя по перекличке часовых, по нескольким фразам, услышанным у костров, они уже догадались: лагерь принадлежит какой-то большой дружине русичей. Их настораживало лишь то, что в этих местах на сотни километров вокруг не было никаких значительных поселений, а тем более городов, одни лесные фактории да редкие хутора, брошенные на зиму жителями. Видно, уж очень издалека шло это войско... Глеб впервые за эти черные дни почувствовал волнение от радости предстоящей встречи. Все сомнения давно оставили его, и он решил, не рискнув, правда, поделиться своей догадкой с Крушинским, что перед ними войско, которое собрал на севере Васлав и вел его теперь на подмогу Китежу. Если бы не Крушинский со своей изматывающей осторожностью, он бы давно перестал прятаться и вошел в шатер. Но Глебу не хотелось лишать себя удовольствия посмотреть на его физиономию, когда они после всех этих переползаний очутятся в медвежьих объятиях Васлава. За стеной шатра двигалась тень массивного, похожего на медведя человека, звенели подносы с посудой, рекой лилось вино и раздавался зычный бас того, кто так часто называл их в трудные напряженные минуты схваток "отроками", невольно вызывая улыбку, снимая напряжение и превращая кровавую схватку "в забаву для достойных мужей". - Собрал-таки подмогу князь, идет к Китежу... - не выдержал наконец Глеб. - Тише! - потребовал Крушинский. - Манфрейм знает о нас почти все. На его месте я бы устроил именно такую ловушку. - Для засады такое войско собирать не станут! - возразил Глеб, но Крушинский, не ответив, неслышно продолжал скользить к шатру, как змея маскируясь в высокой траве. Немного приотстав, Глеб увидел, как он прыгнул, почти не приподнимаясь, из невероятной позиции и сверху обрушился на часового, стоявшего у самого входа в шатер. Но у коновязи оказался еще один, тщательно замаскированный пост. Затрубил рог, вспыхнули факелы, со всех сторон к ним бежали вооруженные люди... Полог шатра распахнулся, и на пороге появился незнакомый воин высоченного роста с рассеченным сабельным ударом лицом. Прав оказался Крушинский. Здесь их ждала хорошо организованная засада, и Глеб почувствовал разочарование не от собственной ошибки, а от того, что встреча с Ваславом, казавшаяся такой близкой, все же не состоялась. Впрочем, времени на переживания по этому поводу у него почти не осталось. На них набросились сидящие в засаде вокруг шатра воины. Ловушка с приманкой была организована по всем правилам военного искусства да к тому же оснащена современной техникой, удар волнового сканера почти сразу же вывел Крушинского из строя. Тем не менее Глеб, вопреки логике и здравому смыслу, обнажил меч и бросился в схватку. Ярость ли, поднявшаяся в ответ на его обманутые ожидания, была причиной или невероятное везение, но он сумел пробиться к тому месту, где засел человек со сканером. Ни на секунду не останавливаясь, легко рассекая своим мечом стальные лезвия, направленные в его сторону, Глеб левой рукой освободил висевший на поясе лазер и в падении дважды выстрелил туда, где прятался человек со сканером. Красноватая нить смертоносного лазерного луча перечеркнула невысокий холмик, скрывавший его противника, но сканер все же успел выстрелить в последний раз, и заряд, беспорядочно метнувшийся в сторону, лишь отраженной волной задел Глеба. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы острая боль скрутила все его тело и нарушила координацию движений. В рукопашной схватке малейшее промедление может оказаться решающим. На Глеба навалились сразу несколько человек, подмяли под себя. Все было бы решено в считанные секунды, если бы на краю поляны, на которой развернулась эта короткая схватка, вновь не запел боевой рог и земля не задрожала от топота копыт кавалерийской атаки, направленной откуда-то извне на лагерь, устроивший им такую коварную ловушку. Хватка тех, кто навалился на Глеба, сразу же ослабела. Не ожидавшие серьезного сопротивления, его противники думали теперь лишь о спасении собственных жизней. В сложных и опасных ситуациях наемники почти всегда вспоминают о том, что их жизни слишком дороги. Замешательство противников подарило Глебу несколько необходимых секунд, позволивших справиться с болью и вырваться из кольца врагов. Вокруг в бешеной скачке неслись лошади, из-под копыт летели комья грязи, а взошедшая наконец луна освещала картину полного разгрома вражеского лагеря. Теперь Глеб увидел, что ловушка, в которую они так глупо попались из-за его беспечности и легковерья, совсем не так многочисленна, как казалось при осмотре лагеря со стороны. Всего с полсотни человек поджидали их здесь, все остальное - ложные костры, палатки, коновязи - оказалось искусно построенной бутафорией. Ловушка тщательно готовилась и была рассчитана именно на них, в этом теперь не осталось ни малейших сомнений. Кто атаковал лагерь, кто их выручил в решительную минуту - с выяснением этого Глеб решил подождать. Сейчас самым важным было не упустить командира войска, организовавшего здесь засаду, человека, знавшего о них все. Глебу очень хотелось выяснить, из какого канала их враги получили такие подробные сведения, к тому же у шатра, когда его полог распахнулся, Глеб успел заметить, что кристалл на рукоятке меча вспыхнул зловещим красноватым огнем. Командир этого отряда принадлежал к высшим приближенным Манфрейма. Захват такого человека был для них необычайно важен. Очень может быть, что в случае удачи станут возможны даже переговоры об обмене Брониславы. Глеб решил сделать все от него зависящее, чтобы добраться до шатра, прежде чем человек со шрамам на лице успеет скрыться. Но сначала ему пришлось избавиться от двоих, наиболее серьезных из напавших на него противников. Эти двое, единственные, кто не испугался неожиданной кавалерийской атаки, хоть и одетые в доспехи русичей, на самым деле были десантниками. Глеб понял это почти сразу по характерным приемам современного рукопашного боя. Он хорошо знал, где именно обучают таким приемам, но, к счастью, его меч в ближнем бою давал колоссальные преимущества. При этом численное превосходство противников практически не имело значения, поскольку они почти сразу же оказывались обезоруженными. Меч без всякого сопротивления, легко, как тростинки, рассекал наконечники копий, лезвия мечей и толстенные боевые палицы, направленные в его сторону. Очень скоро вокруг Глеба образовывалась мертвая зона. Панцири или защитные скафандры - мечу было все равно, словно они были сделаны из картона. Иногда Глебу даже казалось, что в наиболее опасные моменты меч сам ведет его руку, точнее направляя удар. Вот и сейчас лишь на секунду мелькнуло перед ним перекошенное от боли лицо последнего из нападавших. В этом странном бою Глебу не приходилось даже отражать ударов, лезвие просто следовало в нужное место, сметая на своем пути любые преграды. Мертвое пространство вокруг все увеличивалось, перед ним уже расступались и свои, и чужие. Прорвавшись сквозь заслон стражи, прикрывавшей шатер военачальника, Глеб в считанные мгновения вновь оказался у входа. И все-таки он опоздал. Дико заржала с ходу рванувшая в галоп лошадь, унося на себе во тьму человека, которого он так жаждал догнать. Глеб, не желая признавать неудачу, схватил за уздечку какого-то потерявшего седока коня и бросился в погоню. Но жеребец оказался с норовом, он не захотел подчиняться воле незнакомого человека, и вскоре Глеб, потеряв из виду своего врага, остался один в ночном поле. Как только схлынуло напряжение схватки, прекратилась погоня, на Глеба навалилась ставшая уже привычной безмерная усталость. Та самая, что обрушивалась на него всякий раз, как он вновь вкладывал в ножны обагренный человеческой кровью меч. Перестав укрощать строптивого жеребца, Глеб отпустил поводья, и конь, предоставленный сам себе, медленно побрел обратно к лагерю. Где-то в стороне резко и пронзительно кричала ночная птица, от жеребца несло потом и кровью - привычные запахи схватки навалились на него вместе с невеселыми мыслями. Он думал о том, что попал в какой-то заколдованный порочный круг, из которого не было выхода. Одна погоня следовала за другой, одна рукопашная схватка сменяла другую, и впереди не виднелось ни просвета, ни выхода. Цель он потерял. Цель, ради которой оказался в мире далекого прошлого. Крушинский говорил об истоках, о поисках причин тех бед, что обрушились на его родину, но все это только красивые слова. Юрий тоже плывет по течению, и его уносит бурный поток событий в неведомое будущее, и сил едва-едва хватает лишь на то, чтобы оставаться на плаву. Он стал хранителем Влесовой книги, он дал клятву самому себе доставить ее к истоку, к тем, кто вырубил на ее страницах письмена, определившие судьбу целого народа, но, оказалось, даже волхвы не имели к этому отношения. В еще более глубокую, недостижимую древность отодвинулись истоки, казалось, даже Книга изменила ему... В который раз безуспешно он попытался позвать ее, настойчиво повторяя в своих мыслях такое знакомое слово "Вел", и ничего не услышал в ответ: ни отзвука, ни тепла. - Вот возьму и продам тебя! Цену предлагают достойную - вход в манфреймовский замок и тайну его бессмертия. - И правильно сделаешь. Что это было? Ответ книги, чужие слова прозвучали в сознании или он услышал всего лишь отзвук собственных мыслей? Даже на это он не в силах был найти ответ... 6 Все трое сидели за длинным столом в том самом шатре, который чуть было не стал для двоих из них смертельно опасной ловушкой. В центре, держа обеими руками огромный окорок только что зажаренного на костре кабана, восседал князь Васлав. Он ел сосредоточенно, с жадностью, отдаваясь процессу еды с нескрываемым удовольствием, и, глядя на него, Глеб не в силах был сдержать радостную улыбку. Он еще не задал князю ни единого вопроса, не желая разрушать ощущение необъяснимого комфорта и безопасности, всегда появлявшееся у него в обществе этого человека, зато Крушинский старался вовсю. - Объясни, наконец, каким образом твоя помощь подоспела вовремя, откуда вообще ты узнал о нашем походе? Вытерев свою необъятную бороду от потоков стекавшего по ней жира, Васлав проворчал: - Это я должен спросить, отроки, как вы смогли отыскать меня в северных княжествах и передать послание? - Послание? Какое послание? - в один голос спросили Крушинский и Глеб. Порывшись в карманах своей огромной куртки из грубого домотканого сукна, хорошо защищавшей тело от холода и тяжести доспехов, князь извлек на свет берестяную грамотку и протянул ее Глебу. Глеб читал ее долго, а потом глубоко задумался, не замечая нетерпения Крушинского. Наконец он проговорил: - У нас объявился неведомый друг. Никто не мог знать подробностей нашего маршрута, и тем не менее кто-то знал и о нем, и о засаде, и даже о примерном сроке, когда мы можем оказаться в этом районе. - Лишь один человек мог знать все это. - Ты имеешь в виду Фруста? Крушинский кивнул, а Васлав недовольно покачал головой. - Наверняка снова какое-нибудь волховство, знаю я этих отроков с космической базы. Да ладно, главное - мы подоспели вовремя, а теперь хватит говорить о сем. - Покончив с окороком, он отшвырнул обглоданную кость в угол, где уже скопилась их порядочная груда, расчистил перед собой поверхность стола и, пододвинув поднос с пирогом, сказал: - Ежели положить, что этот пирог Китеж, то ров здесь. - Он нарисовал вином прямо на поверхности стола линию, довольно точно повторявшую изгибы китежского рва, - приходилось только удивляться феноменальной памяти князя. - Покажите, где начало подземного прохода? Глеб поставил в этом месте лампаду. Тогда Васлав потребовал нарисовать расположение татарских сотен. - Ну, всех я не припомню, они беспрерывно находятся в движении... - В движении тоже можно увидеть порядок, ежели смотреть внимательно и прилежно, - прогудел князь. Когда Глеб с помощью Крушинского закончил на этой своеобразной карте рисовать оперативную обстановку, сложившуюся вокруг Китежа, было уже далеко за полночь. Васлав заразительно зевнул, потянулся и сказал, что утром они отправятся дальше, а войско пойдет к Китежу. Теперь же отроки устали, и утро вечера мудренее. Он решительно собрался уходить, и Глебу понадобилась вся его напористость, чтобы заставить князя объяснить, что, собственно, он имел в виду, и если он действительно собирается их сопровождать, то на кого оставит войско? - Я своих сотников хорошо знаю и знаю, кому поручить сие несложное дело. Задача, стоящая перед отрядом Васлава, и в самом деле не выглядела слишком уж сложной. Четыре сотни опытных пехотинцев и две сотни конных должны были с ней справиться без особых проблем, если только к этому времени не подойдут основные татарские силы. Глеб еще раз для верности показал, как должен расположиться клин после прорыва татарского заслона. - Вот здесь вы станете. Главное - запасти побольше продовольствия, город давно голодает, и успеть переправить запасы через подземный ход. Это займет не меньше двух дней - и все это время твое войско будет находиться в круговой обороне. Главное - заранее запасите продукты, не торопитесь с прорывом, пока не заполнят обозы. В лесах много дичи, грибов и ягод, а день, два роли не играют. Затем они должны будут держать вокруг подземного прохода круговую оборону, пока не переправят все припасы в город. Если на них нажмут слишком сильно, пусть уходят в Китеж, проход за собой им придется завалить, чтобы татары его не использовали, но с помощью артиллерии мы после возвращения сумеем прорубить в татарской осаде коридор и вернем их обратно. - Они останутся в Китеже. Здесь только добровольцы, они знают, что, если Китеж сдадут, татары пойдут дальше на север и доберутся до их домов. Больше никто не поднимал вопрос об отстранении Васлава от их похода к Оленьей топи. Они снова были вместе, и любые трудности казались теперь Глебу легко преодолимыми. Словно прочитав его мысли, Васлав спросил: - О Шагаре что-нибудь известно? - После рассказа о новом похищении Брониславы Васлав старался не затрагивать этой болезненной для Глеба темы. Несмотря на кажущуюся внешнюю грубость, князь обладал удивительно тонким чутьем. Глеб покачал головой. - Последний раз его видели вместе с хозяйкой, думаю, и сейчас он где-нибудь недалеко от нее. Они легли спать в трофейном шатре, укрывшись толстыми шерстяными попонами. От жаровни тянуло едким угаром, Васлав храпел так, что стенки шатра слегка вздрагивали, и Глеб долго не мог уснуть. Он думал о Брониславе, о своей несостоявшейся любви, о разрушенном татарами крае и о черной тени Манфрейма, накрывшем своим плащом не только эту страну... И еще он пытался представить, какие новые возможности удастся извлечь из предстоящей встречи с Фрустом. Не верилось ему, что он простой торговец. Слишком серьезные силы сошлись в нервном узле целой эпохи, которую представлял собой Китеж, и теперь каждая из них старалась повернуть в свою сторону колесо событий... Утром небольшая кавалькада покинула лагерь. Конвой сопровождал их только до тропы, ведущей в глубину Оленьей топи. По требованию Фруста на этой встрече не должно было быть посторонних. "Не слишком ли много требований", - с раздражением подумал Глеб, незаметно для себя пришпоривая лошадь и вырываясь вперед. Очень скоро ему пришлось вернуться обратно. Тропа сузилась, и теперь они должны были продвигаться медленно и осторожно, чтобы не провалиться в скрытые под тонкой наледью топи. Вперед выехал Васлав, хорошо знающий эти места. Неожиданно справа от них, тяжело захлопав крыльями, в воздух поднялась большая птица. Она показалась Глебу такой огромной, что он не сразу поверил собственным глазам. Однако Васлав среагировал мгновенно. Тетива на его луке звонко щелкнула, и птица, перевернувшись в воздухе, грузно шлепнулась в болото, метрах в десяти от них. Только теперь Глеб узнал знакомого лишь по картинкам глухаря. - Будет неплохой ужин, если сумеем его достать, - заметил Крушинский. Действительно, сойти с тропы в этом месте не представлялось возможным. Спешившись, они не смогли сделать в сторону ни одного шага. В конце концов Крушинский, самый легкий из них, обвязался веревкой и ползком направился к глухарю. Он достал его, но при этом по пояс провалился в ледяную трясину. Пришлось делать незапланированный привал, разжигать костер и сушить одежду. Однако добыча того стоила, они взяли с собой минимальный запас продовольствия, не желая уменьшать количество продуктов, предназначенных осажденному Китежу. Теперь же у них появилось несколько килограммов свежего мяса. Каждый раз, удаляясь от города, Глеб удивлялся богатству дикой природы этого, еще не изуродованного цивилизацией мира. В прозрачных реках плескались ильмени. Иногда совсем близко от отряда, не обращая на человека ни малейшего внимания, проходили лоси. На лесных полянах, усыпанных ярко-алой брусникой, тут и там виднелись шляпы подосиновиков, а длинные плети клюквы, увешанные крупной, с орех, ягодой, путались под ногами лошадей. Охотники добывали в местных лесах соболей, куниц и песцов. Медосборщики привозили в город на продажу целые подводы янтарных сотов. Не зря этот край привлекал завистливых чужеземцев. Продвигались медленно, и к вечеру стало ясно - к назначенному сроку они не успеют достичь закрытого со всех сторон топкими болотами Оленьего острова, где была назначена встреча. Крушинскому пришлось связываться с Фрустом и переносить время. Закончив переговоры, он спрятал рацию и недовольно поморщился. - Фруст говорит, мы должны поторопиться, дальнейшие задержки опасны. Манфреймовские шпионы на базе развили бурную деятельность, пытаясь выяснить, что происходит. О том, что ты покинул Китеж, им уже известно. Лошади не желали идти быстрее в этом топком болоте. Тропа то и дело исчезала, им приходилось спешиваться и вешками прощупывать путь через трясину. Вечер долго не наступал, хотя солнце уже скрылось за горизонтом и вся западная сторона неба окрасилась в алый цвет. - Сейчас мы представляем собой довольно легкую добычу. Неплохое место для новой засады, - проворчал Глеб, в сотый раз осматривая местность впереди отряда. - Ну, нападающим здесь тоже не развернуться, - возразил Крушинский. - У десантников есть реактивные ранцы для ведения боя на любой местности, а мы как на ладони, нельзя даже свернуть в сторону, чтобы укрыться. Впереди над болотом возвышался небольшой остров, поросший высокими соснами. Эти деревья не росли на болотистой почве, и они надеялись засветло добраться до места, где можно разбить палатки и избавиться от чувства беспомощности, которое Глеб испытывал, то и дело проваливаясь по колено в жидкую грязь. Лошадей теперь все время приходилось вести на поводу. До острова оставалось не более сотни метров, когда позади них в трясине что-то жутко ухнуло и раздался шлепок, словно по грязи кто-то хлопнул гигантской ладонью. Все трое резко остановились и развернулись, доставая оружие. Но болото казалось пустынным - лишь наметанный глаз Крушинского разобрал метрах в двадцати позади них какой-то странный зеленый холмик, не больше человеческого роста. - Этой штуки здесь раньше не было... - проговорил Крушинский, устанавливая на прицеле лазера дистанцию ближнего боя. - Не спеши. Не стоит стрелять, пока не разберемся, что это такое. - Тогда может стать уже поздно. - А если она взорвется? Мы стоим слишком близко, подожди, пока я посмотрю, что там. - Глеб достал электронный бинокль и повернул кольцо резкости. На экране перед ним появилась зеленая морда с огромным, отороченным белой каемкой ртом и небольшими, широко расставленными глазками. Тело этой странной твари напоминало зеленый бесформенный мешок. - Это какое-то животное... - В болоте не водятся животные таких размеров! - Крушинский буквально вырвал у него бинокль. - Оно похоже на гигантскую лягушку, черт меня побери, если это не какая-то манфреймовская тварь! - Он снова схватился за пистолет, и опять Глеб придержал его руку, сам не понимая толком, почему. Неожиданно лягушка прыгнула. Ее тело стремительно вытянулось вверх и превратилось из бесформенного мешка в четкую зеленую линию, мелькнувшую над верхушками деревьев. Через секунду животное плюхнулось в грязь на расстоянии нескольких метров от остолбеневших воинов. Она с такой силой ударила своим животом в поросшую замерзшей ряской поверхность болота, что жирные куски грязи заляпали всех троих с ног до головы, а над лесом вновь прокатился тот самый звук шлепка гигантской ладони. Сейчас потрясенных людей отделяло от монстра не более двух шагов. Опытные воины, в неопределенных и сложных ситуациях применявшие оружие почти мгновенно, не раздумывая, на этот раз стояли неподвижно, словно неведомая сила удерживала их от каких-либо действий. Кожа лягушки, блестящая от слизи, казалась усыпанной красными, с ноготь величиной, бородавками, и, несмотря на это, животное не выглядело безобразным. Поражали ее глаза, вблизи оказавшиеся размером с хорошее блюдце. Глебу все время казалось, что в глубине их мерцает скрытый огонь. - Сейчас она снова прыгнет, и тогда ее зубы... - почему-то шепотом произнес Крушинский, его рука вновь медленно, сантиметр за сантиметром, продвигалась к рукоятке пистолета, словно преодолевала невидимую преграду. - У лягушек не бывает зубов. Не вынимай пистолет, подожди. Глеб слегка обнажил меч, но лишь для того, чтобы взглянуть на его рукоятку. Камень выглядел серым и совершенно безжизненным. - Она не принадлежит к манфреймовским слугам. - Тогда что ей от нас надо? - Именно это я и стараюсь понять. - Глеб бросил оружие обратно в ножны и решительно уселся на кочку, всем своим видом демонстрируя отсутствие враждебных намерений. Сейчас совершенно неподвижная лягушка уже не казалась живым существом. На ее огромном теле жили только глаза да еще дыхательный мешок под нижней челюстью время от времени ритмично вздымался. После прыжка она пригнула передние лапы, и теперь ее голова оказалась на одном уровне с лицом Глеба. Он чувствовал, какая сила сжатых до предела мускулов скрыта в ее подготовленных к новому прыжку лапах. Время, казалось, остановилось, больше никто не произнес ни слова. Люди, так же как и животное, не двигались и внимательно изучали друг друга. Глебу отчего-то казалось, что в мерцающих огромных глазах ночного гостя тлеют искорки разума. Возможно, именно это ощущение заставило его остановить Крушинского, пытавшегося достать пистолет. - Что тебе нужно от нас? - ровным голосом произнес Глеб, не отрывая взгляда от ее глаз и понимая, каким нелепым кажется его поведение. Ответа, разумеется, не последовало. Лишь мелькнул на секунду красный узкий язык, быстрым движением облизал губы, и узкая щель приоткрытой пасти снова захлопнулась. Обычные лягушки не замечают неподвижных предметов, но взгляд этого существа, казалось, изучал лица стоявших совершенно неподвижно людей, перебегая с одного на другое. - Долго это будет продолжаться? - спросил Крушинский, начиная нервно теребить застежку на кобуре своего пистолета. Глеб лишь пожал плечами. - Если она не нападет первой, мы ее не тронем. Наконец Васлав не выдержал этого молчаливого разглядывания. - Вы как хотите, отроки, а я пошел. Это наверняка водяной или леший. Негоже человеку находиться рядом с подобной нечистью. Никто ему не возразил, и Васлав, стараясь не делать резких движений, начал осторожно отступать к краю болота. Поскольку это не вызвало у животного никакой ответной реакции, примеру князя последовал и Крушинский. Теперь Глеб остался один на один со своим молчаливым собеседником. - Так чего же ты хочешь? Для комара, даже твоего масштаба, мы все-таки великоваты... Словно отвечая на его вопрос, где-то в глубине Оленьей топи тяжело заухал филин, вылетая на вечернюю охоту. Холод и сырость постепенно пробирались под одежду. Сидеть здесь дальше, ожидая неизвестно чего, с каждой минутой становилось все более нелепо. Терпения у этой непонятной твари наверняка было больше, чем у Глеба. Наконец он встал и медленно, не оборачиваясь, пошел к товарищам. Лишь дойдя до самого края, туда, где кончались кочки и под ногой начала появляться твердая почва, он обернулся. Расстояние между ним и этим болотным чудищем почти не сократилось, лягушка плавными скользящими движениями, точно змея, следовала за ним по пятам и теперь, неожиданно застигнутая за этим занятием, замерла, остановив в воздухе переднюю лапу, начавшую и не завершившую шаг. Казалось, лягушка чего-то ждет. - Уходи, - попросил ее Глеб. - У моих друзей могут не выдержать нервы, и тогда тебе несдобровать. Словно услышав его наконец, она повернулась к нему боком и тихо ускользнула в надвигавшуюся с запада ночь. Когда под искореженной северными ветрами елью вспыхнул костер и между расставленных на ночь палаток заструился аппетитный запах жареного глухариного мяса, кто-то из них решился наконец разорвать порочный круг затягивающего как омут молчания. - Ты думаешь, она вернется? Ночь уже чертила за светлой границей костра свои обычные нестойкие образы. Взошла луна, и над болотами вновь заухал филин, словно призывая из небытия духов тьмы. - Не бывает лягушек таких размеров, их просто не может быть в этих краях! Она давно должна была погибнуть от голода, ведь насекомые такого размера... - Это не лягушка, - прервал Глеб непривычно длинную тираду Крушинского. - Тогда что же это? - Нечто, лишь внешне похожее на гигантскую лягушку. Помнишь камнетесов, доставленных на землю с Затурна? - Ты хочешь сказать, что ее тоже привезли сюда с какой-то другой планеты? - Я не знаю. Я лишь пытаюсь найти какое-то объяснение... Ее могли создать и здесь, как создают биороботов, но это сделал не Манфрейм, во всяком случае, она ему не принадлежит. Камень на рукоятке моего меча никогда не ошибается, опознавая манфреймовских подданных. - Вот почему ты не хотел ее убивать... - Да, и еще потому, что в ней не было злобы, только любопытство и безмерное удивление, вероятно, не меньшее, чем наше. - Ты говоришь о ней так, словно уверен, что это разумное существо. - В этом я почти не сомневаюсь. Когда она смотрела на меня, я почувствовал нечто... Некое поле разума, если можно так выразиться. - Этому тоже научил тебя Гидр? - Он и еще Бронислава... Она не обладала настоящей телепатией, но использовала какой-то особый вид воздействия на человеческий разум, похожий на гипноз. Васлав, как всегда молчаливый, почти не принимал участия в этой беседе. Князь предпочитал не говорить о том, чего не мог объяснить. Вместо этого он уделил все свое внимание подстреленному в болоте глухарю, на ощипанной туше которого уже образовалась аппетитная румяная корочка. Выйдя из голодного Китежа, Глеб использовал любую возможность, чтобы наесться, и еще не сумел привести в норму свой повышенный аппетит. Сейчас запах жарящейся на вертеле птицы мешал ему сосредоточиться и понять что-то важное, касающееся болотного гостя. Как часто бывало в подобных ситуациях, Крушинский задал вопрос, который мучил Глеба весь остаток вечера. - Если это создание, как ты говоришь, не принадлежит Манфрейму, то кто и зачем подбросил его у нас на пути? Я не верю в естественное происхождение такого монстра, а доставить такое чудо на космическом корабле - удовольствие не из дешевых. Пожалуй, я знаю лишь одного человека, который мог бы себе это позволить, но по-прежнему не понимаю, зачем ему понадобилось такое странное предприятие. - Думаю, мы это скоро узнаем. - Потянувшись за своей порцией ароматного мяса, Глеб так и застыл, наклонившись к костру и не отрывая взгляда от границы освещенного пространства. - Сидите тихо и не двигайтесь. У нас снова гости. В кустах, сбоку от них, послышался шорох, и на поляну медленно выползла огромная лягушка. Она уселась перед костром почти по-человечески, выпрямив верхнюю часть туловища и освободив передние лапы. - Ты тоже хочешь есть? Может быть, присоединишься к нам? - Глеб протянул ей большой кусок сочного глухариного мяса, и скользкая лапа осторожно взяла из его рук предложенную пищу. 7 - Это вкусно. Мне кажется, я уже ела раньше что-то похожее. Слова возникли в голове Глеба совершенно отчетливо. Казалось, они не имели ни малейшего отношения к существу, раз за разом отправлявшему в свою огромную пасть порции глухариного мяса, но он знал, что это не так. - Как ты здесь оказалась? Откуда ты? - Я не помню. Холодно. Больно. Хотелось есть. Потом пришли вы. - Старик, по-моему, ты начал разговаривать сам с собой. - Я разговариваю с ней. - Значит, все-таки телепатия? - Да. И очень мощная. Но какая-то неумелая... Словно она недавно научилась говорить. Не мешай мне теперь. Я хочу понять, почему она здесь оказалась. Глеб попробовал зайти с другого конца, слова, которые он старался произносить внутри себя, как учил его Варлам, сами собой непроизвольно срывались с губ. Сейчас это не имело значения, и он был слишком сосредоточен, чтобы контролировать свою речь. - Но раньше, до того, как пришли мы... С какого момента ты себя помнишь? - Болото. Очень холодно. Раньше - не помню. Все белое. Снег. - Кто-то послал тебя. Кто-то хотел, чтобы ты встретила нас. Зачем? - Не должна подходить. Только слушать, когда говорят. Запоминать. - Но ты все-таки подошла. - Мне было страшно. Холодно, хотелось есть. Мне показалось, я тебя видела, прежде чем... - Прежде чем что? - Прежде чем ничего. Ее речь постепенно становилась все более осмысленной и плавной. В ней появились несуразные в этом безобразном теле человеческие нотки. Порой ему даже казалось, что она сознательно чего-то недоговаривает. Лягушка справилась с мясом и теперь жадно смотрела на кусок в руках Глеба. Он протянул ей его и вновь на секунду почувствовал прикосновение холодной и скользкой лапы. - Хорошо. Давай попробуем еще раз, - сказал он, когда лягушка окончательно насытилась. - Но ты должна мне помочь. Ты ведь хочешь узнать, откуда ты появилась? - Нет. - Нет? - Ответ обескуражил его. - Нет. Я не хочу вспоминать об этом. - Но у тебя должно быть имя... Хотя бы его ты должна вспомнить. - У меня нет имени. - Как же нам тебя называть? Люди привыкли обращаться друг к другу по имени. - Тогда придумай мне имя. - Ее большие выпуклые глаза отражали блики угасающего костра. Очевидно, свет раздражал эти приспособленные к ночному освещению глаза, и лягушка надолго прикрывала их тонкими кожистыми веками, в такие моменты Глебу казалось, что она уснула и он разговаривает с болотом, с камнем, с вырезанной из кочки скульптурой, но только не с живым существом. - Хорошо. Я буду звать тебя Неладой. - Мне все равно, но я не понимаю, что означает это слово. - Имена обычно обозначают лишь того, к кому они относятся. - Он солгал всего наполовину. К тому же он был уверен, что утром их странная гостья исчезнет, как исчезают ночные кошмары. Вряд ли ему когда-нибудь придется воспользоваться этим нелепым именем. Он долго не мог уснуть: от болота тянуло сыростью, а от погашенного костра в палатку шел тяжелый запах обгоревшей гнили. Наконец, уже далеко за полночь, он забылся беспокойным сном. Во сне он видел княжну, сидящую в черной башне ненавистного ему замка, но потом башня исчезла, и он увидел Брониславу в какой-то темной сырой и узкой пещере. Она лежала перед ним совершенно обнаженной, черные руки, выступавшие прямо из потолка пещеры, медленно разрывали ее тело и уносили в темноту куски кровавой добычи. Потоком хлестала кровь из ее разорванного тела, но женщина не издавала ни звука. Только губы силились произнести одну и ту же фразу, и он мучительно следил за их движением, стараясь понять, что она хочет сказать. Кошмар длился всю ночь. Лишь под утро Глебу удалось вырваться из его липких объятий. Весь в холодном поту он вскочил на своей походной постели. Полог палатки оказался отдернут, хотя он хорошо помнил, что застегнул его на ночь. Прямо ему в лицо светила полная осенняя луна. Чье-то свистящее дыхание раздавалось совсем рядом. Нащупав рукоять меча, с которым не расставался даже во время сна, он выглянул из палатки. Прямо над ее коньком с правой стороны возвышалась огромная голова Нелады. - Ты почему не спишь? - Не умею спать. Раньше умела, теперь должна слушать ночь. Он тоже прислушался к этой тяжелой ночи, стараясь унять дрожь. По-прежнему вдалеке ухал филин надрывно скрипело какое-то дерево под порывами ветра, и если внимательно всмотреться, то в глубине болота можно было заметить перемещающиеся с места на место зеленые огоньки. Возможно, это были глаза ночных животных или просто болотные огни. - Зачем ты дышишь на мою палатку? - спросил он, не особенно надеясь получить ответ. - С тобой мне не так страшно, Глеб. Уходя от этих слов, как малый ребенок убегая от кошмара, который все равно не в силах разрешить, он лишь поплотней застегнул полог и снова уснул, провалившись на этот раз в каменный, без сновидений, сон. Утром, когда он пошел к воде умываться, Нелада сидела у черного круга выгоревшего костра. Отсюда до палатки было не меньше десяти метров. Ему показалось даже, что она не изменила позы. Возможно, последний разговор с ней был частью ночного кошмара, он счел за благо не разбираться в этом. Прозрачное для обычных световых лучей уплотнение появилось над лесом ровно в шестнадцать пятнадцать. Глеб почувствовал его приближение и вскинул инфракрасный бинокль. - Кажется, к нам гости. - Наконец-то! Я уж начал опасаться, что мы напрасно проделали весь этот путь. Уплотнение материализовывалось, обретало форму. Защитное поле, прикрывавшее его от внешней среды, постепенно становилось все тоньше. Сейчас эта штуковина напоминала слегка размытую голубоватую чечевицу. Казалось, между ней и стоящими на поляне людьми проходил мощный поток нагретого воздуха, но никакого тепла не чувствовалось в холодном октябрьском ветре. - Для космической шлюпки эта штука явно маловата. На базе нет подобных транспортных средств. - Что известно о технологическом уровне развития арометян? - Почти ничего. Данные об этой цивилизации практически отсутствуют. Арометан находится на самом краю нашей Галактики, туда не добирался ни один федеральный звездолет. Свист на границе ультразвука надавил на барабанные перепонки, верхушки деревьев закачались, расступаясь от напора невидимых энергетических вихрей. Чечевица опустилась на мокрую траву посреди поляны. Земля зашипела, целое облако пара поднялось вверх и неторопливо поплыло над лесом. Звук стих, прекратилось всякое движение. Стоящая посреди поляны обтекаемая кабина оказалась совсем небольшой, всего метра три в поперечнике. Тем не менее откинувшийся на траву пандус невольно вызывал уважение своей толщиной. - В случае необходимости она может выходить в открытый космос, ты посмотри, какая обшивка! - Крушинский не скрывал восхищения. Лишь один человек спустился по ступеням пандуса, и Глеб неопределенно повел плечом, словно ему вдруг стало холодно. - Он или слишком осторожен, или, напротив, беспечен. Прибыть на такую встречу без конвоя... - Не забывай о шлюпке. Она наверняка нашпигована самыми разнообразными системами защиты. И мы все сейчас под прицелом. Фруст решительной походкой направился к ним. На нем был легкий зеленоватый комбинезон и черный берет - довольно странное одеяние для торговца, к тому же слишком легкое для позднего октября. Лицо, как это почти всегда бывает с биопластом, не имело ничего общего с человеческим лицом, кроме формы. Глеб не мог отделаться от ощущения, что перед ним биоробот, но рукопожатие Фруста оказалось неожиданно крепким, а под неподвижной маской лица блеснули живые человеческие глаза. - Прошу ко мне, господа, внутри нам будет удобней вести беседу, да и безопасней, пожалуй. Извините, что был вынужден назначить встречу в столь отдаленном месте и доставил вам этим дополнительные неудобства, но ваша планета очень быстро учит осторожности. Никто не отказался от предложения посетить шлюпку. Крушинский едва сдерживал любопытство, а Глебу понравилось то, что Фруст не стал возражать против присутствия Васлава, участие которого в этой встрече не оговаривалось заранее. - Нелада, если мы войдем внутрь, ты сможешь его слышать? - спросил Глеб, не разжимая губ, используя свои не такие уж большие навыки телепатии, и зеленое чудо, невидимое в болотной трясине, немедленно ответило: - Только если дверь не будет закрыта. - Постараюсь об этом позаботиться. Внутри шлюпка поразила их, но совсем не так, как они ожидали, - прежде всего, полным отсутствием всякой аппаратуры. Каюта напоминала рабочую комнату базового коттеджа - все здесь было строго функционально. Четыре стула, большой рабочий стол с видеокристаллами и экраном проектора. Обстановку завершали совершенно голые стены. - Вижу, что вы разочарованы. - Наверно, в этот момент Фруст улыбнулся бы, если бы ему удалось. Но биопласт на лице почти неподвижен - и это его свойство еще больше усиливало впечатление мертвой маски. - Вся необходимая аппаратура находится внутри обшивки. Поэтому она такая толстая. - А где же управление? - спросил Крушинский, все еще недоверчиво оглядываясь. - Мысленный контроль. Вообще-то на определенном этапе развития почти каждая цивилизация отказывается от громоздких механизмов. Посредники между человеческим разумом и материей становятся не нужны. И, подтверждая свои слова, он шевельнул рукой, как бы приглашая дверь закрыться. Тяжелый стальной пандус, повинуясь этому движению, медленно и без всяких усилий стал подниматься с сырой травы. - Душно здесь у вас, да и непривычно моему спутнику находиться в закрытой стальной коробке, - кивнул Глеб в сторону князя. - С железной-то избой я еще как-нибудь свыкнусь, а вот стол у тебя, купец, бедноват. Ни меда, ни хлеба корки. - Не обессудь, князь, ваша еда для меня не годится. А ты зря стараешься, Глеб Петрович, - не услышит твоя лягушка, если я сам этого не позволю. Да и не лягушка она вовсе... - Не лягушка? Так ты и про нее знаешь?! - Казалось, подозрения полностью подтвердились, только человек Манфрейма мог о ней знать. Единым движением Глеб выхватил меч и остолбенел: кристалл на рукоятке горел ровным голубым огнем. Внутри кристалла всегда таилось только красное пламя - цвет ненависти и крови, цвет, вырывающийся наружу лишь в присутствии манфреймовских слуг. Но сейчас кристалл светился ровным голубым огнем, и Глеб растерялся, не понимая, что это значит. - Кто ты? - Житель очень древней планеты. Такой древней, что, когда она образовалась. Земли еще не было на свете. Весь ваш цикл не успел начаться. Ты слышал о центре красного смещения? - Это условная точка, точка, в которой находится наблюдатель... - Это сейчас она стала условной, а когда-то была центром мироздания, точкой, с которой все начиналось. Большой космический взрыв, породивший всю нашу Вселенную, произошел именно из этой точки. И хотя она расширилась беспредельно, ее первоначальные координаты можно вычислить. Если бы ваши математики сумели это сделать, они получили бы в результате точку, где в момент рождения Вселенной находилась моя планета. Но это было очень давно. Космос похож на океан со своими изменчивыми течениями, и эти космические течения имеют свойство отражаться в общественной жизни планет самым непосредственным образом. Красное смещение происходит не только в космосе, но и в мире, в которым вы живете. Он тоже начал сдвигаться в красную область, в область крови и человеческих страданий. Одни способствуют этому смещению, другие стараются ему помешать. Тебе пора определиться, Глеб, и понять, для чего тебя провели через временной барьер. Ты выполнил свою миссию. Круг завершен. Ты должен вернуть мне Книгу. - Должен вернуть? Я ничего никому не должен! Откуда вам стало известно о Книге? Откуда вы знаете о барьере? Не слишком ли много вы знаете вообще для простого скупщика редкостей? Глеб по-прежнему стоял в боевой стойке, и лезвие обнаженного меча тускло отсвечивало у него в руках. Рукоятка стала холодной, такой холодной, что пальцы, сжимавшие ее, начало покалывать. Раньше, когда камень светился красным, она нагревалась, но Глеб не посчитал это изменение существенным. Пандус после его просьбы не закрывать выход повис в каком-то неопределенном положении, так и не дойдя до конца, но щель все равно была слишком узкой, чтобы в нее протиснуться в случае необходимости. В замкнутом пространстве кабины Глеб чувствовал себя неуютно. Фруст не торопился с ответом, словно давая возможность ему самому разобраться во всем. Он стоял в расслабленной позе, слегка облокотившись о стол, и, казалось, не замечал направленного в его сторону меча. Наконец он произнес своим бесцветным голосом, в котором почти полностью отсутствовали привычные человеческому уху эмоциональные интонации. - Я был одним из тех, кто вырезал письмена на страницах Влесовой книги. Помнишь условие? "Ты должен отдать Книгу тому, кто первый коснулся ее страниц". - Все это слова, а мне нужны доказательства, - хрипло проговорил Глеб. - Помнишь водителя санитарной машины и тех, кто тебя лечил? Я не возражаю, если ты пригласишь сюда свою лягушку. И опусти наконец меч, он тебе не понадобится. Пандус начал медленно опускаться, но Глеб все не изменял боевой позы. Тишина в помещении звенела как туго натянутая тетива. Рука Крушинского лежала на рукоятке пистолета, и лишь один Васлав, ближе всех стоявший к открывшейся наконец двери, безмятежно улыбался, поигрывая своей пудовой боевой палицей. Не отрывая холодного изучающего взгляда от Фруста, Глеб сказал: - Вариант с телепатией не пройдет, мне нужно что-нибудь более весомое, чем контроль над чужим мозгом. Вы сами сказали: она может слышать лишь то, что вы позволите ей услышать. Ваша необыкновенная осведомленность меня также не убеждает, все эти сведения можно выкачать из чужих мозгов, обладая соответствующими способностями. - Я мог бы отвести вас на Арометан, но это долго, - задумчиво проговорил Фруст. - Возможны дешевые фокусы с энергией и перемещением материальных масс, но даже если это вас убедит, я не стану этим заниматься. Остается один-единственный способ. Дай мне Книгу. Всего на минуту. Она полностью израсходовала свою внутреннюю энергию и оттого молчит, я вдохну в нее жизнь. Он протянул руку, но Глеб не шелохнулся, за все время разговора он ни разу не переменил позы. - Вас здесь трое опытных воинов. Я один и без оружия, сила полностью на вашей стороне, так чего вы опасаетесь? - Не все, что кажется очевидным, является истинным. - Понимаю, ты не терял времени даром в общине Варлама. Но, в общем, ты прав. Во всем, что касается этой Книги, нужна особая осторожность. - Кстати, объясните уж заодно, зачем вашему человеку, если это действительно был ваш человек, понадобилось завербовать меня в космические рейнджеры, какое отношение вы имеете к базе? - В базу, Глеб, ты еще смог поверить, но даже это удалось втолковать тебе с огромным трудом, если ты вспомнишь свою первую беседу с водителем санитарной машины. - Я не понимаю, почему вы не завладели Книгой прямо там, на Земле. Заполучить ее, пока я ничего не знал, вашему посланнику было бы гораздо проще. - Конечно. Но нам нужен был надежный хранитель Книги. Только реальный человек твоего мира мог пронести Книгу через временной канал в ее физической, материальной форме. - Вы хотите сказать, что сами такой формой не обладаете? - Я этого не говорил, но ты почти прав. - Что значит "почти"? Я хочу увидеть, как вы выглядите без этой биопластовой маски! - Не получится, без иску