есом смотрел на Практиканта. -- И давно тебя стали посещать такие мудрые мысли? -- Подожди... Это очень важно... Что, если именно это мы должны были понять сами, без подсказки с их стороны, прежде чем... Что, если именно в этом смысл эксперимента? Ведь все самое сложное всегда заложено в простейшем, это же диалектика! -- Ты что, лекцию нам читаешь?! -- возмутился Кибернетик, с изумлением слушавший этот длинный монолог обычно немногословного Практиканта. -- Да нет же, нет! Я сейчас объясню! Это же... У тебя есть бластер? -- Бластер? При чем тут бластер? Зачем тебе он? -- Сейчас вы поймете. Поставь, пожалуйста, самую большую интенсивность. А теперь смотрите. Практикант отвернулся от них, и сейчас же прямо посреди песчаной плеши на дне ущелья стал медленно вспухать пропитанный вишневым жаром огромный пузырь расплавленного песка. Прежде чем рассеялись облака едкого дыма, они уже видели, что там образовалось какое-то гигантское яйцо из расплавленного кремния. Его стенки дрожали, меняя форму и очертания, повинуясь давлению полей, созданных волей Практиканта. Потом жар почти сразу спал, дым рассеялся, и они увидели совершенно прозрачное, пустое внутри яйцо, занимавшее потемневшую от копоти площадку метров десяти в поперечнике. Практикант махнул на него рукой: -- Вот так. А теперь стреляйте. -- Куда стрелять? -- В него. -- Но для чего? -- Стреляйте, тогда поймете. Кибернетик пожал плечами и дал по хрустальному яйцу целую серию. Лиловые полосы зарядов понеслись вниз и почти тотчас лопнули ослепительными шарами плазмы. Казалось, в огненном аду, который бушевал внизу, испарятся стены ущелья. Едва спал жар и осели облака пыли, как они снова увидели хрустальное яйцо, которое плавало в луже расплавленного базальта. Оно даже не нагрелось, на стенках играли холодные ледяные отблески. -- Может, повторишь? -- На лице Практиканта было написано откровенное торжество, и только необычность момента удерживала его от следующей мальчишеской выходки. -- Но что ты с ним сделал? Как это удалось? -- Я не могу создать генератор нейтринного поля, так? -- Конечно, ты же с этим согласился. -- Я не могу сделать ГЕНЕРАТОР, но не ПОЛЕ. Понятно?! Ведь мы все знаем про это поле! Это же очень простая функция от частицы! Генератор невероятно сложен, а поле есть поле. Вот я и одел в него кремниевую капсулу. -- Защитное нейтринное поле? Поле без генератора?! Но, значит, ты должен непрерывно его поддерживать? -- Ничего подобного! Я связал его с материей самой капсулы. Атомы кремния при воздействии извне распадаются и превращаются в энергетическое нейтринное поле. Это все. Я могу уйти, и вы можете стрелять в него хоть до завтра. Физик вдруг побледнел, выпустил из рук бластер, который механически передал ему Кибернетик, и тот с глухим стуком упал на ступеньки лестницы. -- Да объясните, наконец, что тут произошло! -- закричал Кибернетик. -- Кажется, этот мальчишка все-таки сделал звездолет... -- одними губами прошептал Физик. -- Какой звездолет? Где ты видишь здесь звездолет? -- Вот этот прозрачный пузырь... Эта штука может двигаться со скоростью, близкой к световой... -- Что ты несешь? Где здесь двигатели? Где топливо?! -- Там есть нейтринное поле... Достаточно один раз изменить направление полюсов... А топливом может стать любая материальная масса. -- Вы просто сошли с ума! Оба! Что здесь будет летать? Этот стеклянный пузырь полетит? Да скорей уж я... -- Смотри, -- просто сказал Практикант. Стеклянное яйцо приподнялось и неподвижно повисло в воздухе метрах в четырех над землей. Неожиданно возник тонкий, звенящий звук, словно где-то далеко лопнула струна. Яйцо дрогнуло, размазалось в воздухе и исчезло, оставив после себя сверкающий след раскаленных частичек газа, отметивших его путь до самого горизонта. 9 Постепенно, по мере того как они проходили атмосферу, небо меняло цвет. Сначала из темно-зеленого оно стало салатовым, потом бледно-синим, синим, и почти черным. Появились первые точки звезд. Ослепительный шар солнца торчал у них с правого борта. Было очень странно висеть над планетой в совершенно прозрачной и почти невидимой кабине. Движение не ощущалось, только солнце всходило над горизонтом скорее обычного да под ногами стремительно клубилась зеленоватая дымка атмосферы. -- Теперь можно быстрее, -- сказал Физик. Практикант кивнул, и шлем его скафандра смешно качнулся, как у заводной куклы. Физик настоял, чтобы все они из предосторожности надели скафандры, сохранившиеся в планетном комплексе, и взяли резервные баллоны с кислородом. Горизонт слегка повернулся, потому что Практикант приподнял нос кабины, и сразу же ускорение вдавило их в спинки сидений с такой силой, что затрещали суставы. -- Осторожнее ты не можешь? -- спросил Кибернетик. -- Осторожнее я не могу, -- сквозь зубы ответил Практикант. -- Я и так дал всего триста метров в секунду. -- Это почти десять "ж"! -- Ты не огорчайся, -- тихо сказал Физик, -- мы что-нибудь придумаем. В конце концов, перегрузка не самое главное, можно и потерпеть... Но Практикант не слышал утешений Физика, его мозг лихорадочно работал. Это было похоже на лабиринт. Едва удавалось найти выход, как за ним возникала новая стена! В ушах звенело от перегрузки, и кровь била в виски, как молот. Казалось, легкие лопнут, не было сил вдохнуть. Наконец он сдался и уменьшил ускорение. В корабле, который он построил, не было антиперегрузочных устройств. Их и не могло быть по той же самой причине, которая мешала построить генератор поля. Только в замороженном состоянии глубокого анабиоза могли перенести люди чудовищные перегрузки во время разгона до межзвездных скоростей. Практикант не мог построить сложный анабиозный комплекс и не мог отменить основных законов движения, а это означало, что разгон корабля затянется на долгие годы... -- У нас есть корабль, -- сказал Физик. -- Самое главное ты уже сделал. Но Практикант знал, что это еще не самое главное. Если они сумеют как-то справиться с перегрузкой или даже пожертвуют десятками лет жизни, все равно этого окажется недостаточно... Люди учились летать к звездам тысячи лет, и планета так просто не отпустит свою добычу. Все же он ведет сейчас корабль, и она у него под ногами, планета, отобравшая и подарившая так много. -- Мы на орбите спутника, -- сказал он как мог спокойнее. -- Что дальше? -- Подымись еще тысяч на десять, -- попросил Физик. Практикант усмехнулся, послушно перемещая ось и напряжение поля. Он знал, что Физик хотел проверить, будет ли его слушаться корабль там, где нет таинственной радиации. Он поднялся на эти десять тысяч. Теперь планета казалась просто маленьким светлым мячиком, у которого не было имени. -- Почему мы ее до сих пор не назвали? -- Кого? -- не понял Доктор. -- Она не была для нас домом, -- сказал Физик, -- а тюрьмы обычно безымянны. Практикант развернул корабль так, что солнце, скрывшись за их спинами, погасло, и они как будто повисли среди звезд, ничем не защищенные комочки протоплазмы. -- Ты сможешь подойти ко второй планете этой системы? -- А ты сможешь решить без машины задачу на движение трех и более тел? -- А если направить корабль визуально и постепенно подходить к планете? -- Можно. Но слишком опасно. Мы не знаем ее массы. Гравитационное поле может оказаться таким мощным, что мне потом не вырвать корабль без смертельных для нас ускорений. Надо наблюдать и рассчитывать. -- Я говорил, не надо спешить! Слишком рано вышли в открытый космос, -- пробормотал Кибернетик. -- Что вы собираетесь делать дальше? -- спросил Доктор. -- Облетим планету по экватору, потом по меридиану, спустимся ниже. И домой. -- Я не об этом. -- Доктор протер перчаткой запотевшее стекло скафандра. -- Ну, видишь ли... -- начал Физик. -- Разреши, я сам... -- попросил Практикант. -- Это как наша лестница. Только длиннее. Может быть, без конца. Мы не знаем, где Земля. В какой она стороне. Но даже если бы знали, у нас нет машин, чтобы рассчитать курс. У нас нет антигравитаторов, чтобы снять перегрузки, у нас нет анабиозных ванн, чтобы ждать в них долгие годы, и у нас нет автоматов, которые могли бы управлять кораблем, пока мы будем спать. -- Автоматы нам не нужны, -- твердо сказал Физик. -- Почему? -- спросил Практикант. Физик пояснил: -- Достаточно вывести корабль на курс, придать ему нужное ускорение и создать защитное поле. Все дальнейшее пойдет само собой. -- И будет идти так лет двадцать. -- Может, и тридцать, не в этом дело. -- Я не понимаю! -- вдруг закричал Доктор. -- Можем мы или не можем лететь к Земле?! Никто ничего не ответил. Практикант наклонил нос корабля и рванул с такой силой, что от перегрузки вновь перехватило дыхание. Они летели так несколько минут, пока не врезались в газовый шлейф планеты. Огненные протуберанцы вспыхнули и завернулись вокруг защитного поля. Пол и стенки капсулы мелко задрожали. -- Перестань, -- попросил Физик. Когда скорость упала, они вошли в стратосферные облака. Ничего не было видно в светящемся тумане. По границе защитного поля то и дело пробегали ветвистые искры. Иногда холодное пламя обволакивало всю капсулу. -- На какой мы высоте? -- спросил Кибернетик. -- Может, пять тысяч метров, а может, десять. Завидная точность, а? Может, впереди скалы или астероид. Я же не локатор, в конце концов, я просто человек. -- У тебя есть поле. -- Если масса препятствия будет равна кораблю, он весь превратится в поле. Вместе с нами. Облака неожиданно разошлись, и под ними открылся стремительно летящий навстречу ландшафт планеты. Практикант еще больше замедлил скорость. Стали заметны отдельные горные пики, потом промелькнула извилистая прибрежная линия, и целый час тянулась ровная синяя поверхность. Потом опять до самого горизонта раскинулась серая пустыня. Однообразие мертвого пейзажа действовало угнетающе. Они опустились совсем низко и шли теперь зигзагами всего в трех километрах над поверхностью планеты. Вдруг Доктор дернулся в своем кресле и замахал руками: -- Там что-то движется! Вон там, среди тех холмов! Никто ничего не успел рассмотреть. Холмы мелькнули и пропали. Под ними расстилалось ровное, как стол, базальтовое плато. Практикант заложил крутой вираж, и через минуту они уже неслись обратно. По курсу не было никаких холмов. Перешли на поисковую спираль -- холмы как в землю провалились. Кибернетик невольно шарил руками по несуществующему пульту в поисках координационных тумблеров, носовых локаторов дальнего обзора и сквозь зубы бормотал ругательства. Плато пересекала извилистая черная трещина. Неожиданно на ее краю показалась длинная скачущая тень. -- Правее на двадцать! -- крикнул Физик. -- Заходи со стороны трещины, не давай ему спрятаться! Движущийся предмет, видимо, не собирался прятаться. Круто развернувшись, он понесся прочь от трещины, прямо в пустыню. В облаках пыли нельзя было рассмотреть даже общих контуров того, что там двигалось со скоростью километров двести в час по заваленной обломками и изрытой выбоинами поверхности. -- Ну, теперь он не уйдет! Снижайся! Это было похоже на охоту. Сверкающая вытянутая капсула то и дело окуналась в облака пыли. Ближе чем на сотню метров подойти не удавалось. Тот, кого они преследовали, очень резко менял направление движения. То и дело они теряли неизвестный предмет из виду, и тогда приходилось подниматься, чтобы найти его вновь. Сверху это походило на гигантскую стрелу или плуг, вспарывающий пустыню. Плотные фонтаны пыли летели в обе стороны широкими литыми струями. Из-за них совершенно ничего не удавалось рассмотреть. Пылевая стрела резко повернула к северу, к гряде гор, над которой они пролетали час назад. -- Так мы его потеряем, -- мрачно пообещал Кибернетик. И тогда Практикант плавно пошел на посадку. Вначале они не поняли, что именно он собирается делать. Капсула мягко, как на салазках, проехала метров сто и резко остановилась. Движением руки Практикант вырубил люк в монолитной стене и выпрыгнул. Все еще ничего не понимая, они последовали за ним и, только увидев его сосредоточенное лицо и огромный клубок пыли, несущийся издалека к месту посадки, поняли, что он применил силовое поле. Это был их собственный робот. Не обращая никакого внимания на людей, он рвался изо всех сил в сторону пустыни, туда, куда влекла его заданная программа. -- Выключи его, -- попросил Практикант. -- Мне тяжело держать. -- Еще бы, -- с гордостью сказал Кибернетик. -- Почти сорок тонн тяги. -- Он бросился прямо под извивающиеся щупальца робота, куда-то ткнул пальцем, и все стихло. -- Не будем задерживаться, -- предложил Физик, -- тащите его в корабль, уже очень поздно, боюсь, что в темноте мы не найдем лагерь. Все же они не успели долететь засветло. Темнота застигла их над берегом моря. Пришлось сесть и заночевать в капсуле. Среди ночи Практиканта разбудил Кибернетик. -- С роботом что-то неладно, вставай. -- Может, утром разберемся? Но Кибернетик тряс его за плечо до тех пор, пока Практикант не приподнялся со своего ложа. -- Ну, что ты от меня хочешь? -- Робот ворочается. -- Как это он может ворочаться, если ты его выключил? -- Не знаю. -- У тебя что, бред? -- А ты сам послушай. Из грузового отсека доносились какие-то вздохи и неясный шорох. -- Ну, значит, это он рехнулся. В такой обстановке неудивительно. Почти месяц бегал по пустыне. -- Я вынул у него батареи. Весь комплект, хотел проверить и вынул. У него нет батарей. -- Даже в темноте было видно, как у Кибернетика дрожат губы. В грузовом отсеке среди развороченных ящиков и мешков робот царапал стену. Его длинные лапы поочередно медленно проходили вдоль одного и того же места в стене, словно старались ее продавить. -- Посмотри, что с ним! Практикант приподнял фонарь повыше, но Кибернетик не двинулся с места. -- Я привык иметь дело с роботами, которым нужна энергия, чтобы двигаться. -- Может, это солнечные батареи? -- А где ты видишь здесь солнце?! Сейчас ночь, кроме того, я его выключил! -- Солнца действительно нет. Практикант медленно подошел к роботу вплотную и, уклоняясь от ритмичных взмахов длинных могучих лап, стал разглядывать его днище. -- Хоть бы показал, где тут у тебя выключатель! -- Да говорю же тебе, он выключен! Видишь, справа тот рычажок стоит на "Стоп"! Я даже предохранительную коробку не завинтил! -- Если в этом положении он включен, то, значит... Прежде чем Кибернетик успел возразить, Практикант уже повернул выключатель в положение "Включен". В ту же минуту робот превратился в бешеную мельницу, крошащую все вокруг. Практикант едва успел отскочить в сторону. Для наведения защитного поля требовалось какое-то время, секунд пять примерно, и за эти пять секунд робот успел три раза, как таран, броситься на стенку капсулы. Весь его многотонный корпус гудел и раскачивался. Кибернетик кричал хриплым, сорванным голосом одни и те же слова команды: "Полная остановка!", "Полная остановка!". Но на робота это не производило ни малейшего впечатления. Наконец Практиканту удалось захватить полями лапы робота, собрать их в единый узел. Робот продолжал дергаться и молотить корпусом в пол капсулы. В дверь отсека ворвались Физик и Доктор. Они что-то кричали, но советы вперемежку с ругательствами только увеличили общую суматоху. Наконец Практикант приподнял робота, выбил другим полем часть стены корабля и вышвырнул робота наружу сквозь этот пролом. Робот сразу же вскочил и бросился в пустыню. Не сходя с места, Практикант приподнял капсулу вверх. Теперь ему нужен был прожектор. Очень мощный прожектор. Лучше всего разряд в ртутных парах, это просто, и не надо новых материалов... В днище корпуса вспыхнула ослепительная лампа. Они сразу увидели робота. С этой высоты он походил на зайца, удиравшего от охотника длинными скачками. Капсула двинулась вслед за ним. В проломе засвистел ветер, и пришлось заткнуть его дополнительным силовым полем. Зато капсула уже висела над самым роботом. Погоню облегчало то, что в этот раз робот не менял ни скорости, ни направления. -- Сделай что-нибудь, зачем эти ночные скачки, -- попросил Физик. -- Неплохо узнать, куда он так торопится... Погоня продолжалась всю ночь. Под утро, когда Практикант почувствовал, что он больше не в силах поддерживать капсулу в воздухе, пришлось приземлиться, поймать робота и заключить его в кокон из силового поля. За его прозрачными невидимыми стенами робот по-прежнему продолжал свой безостановочный бег на месте. -- Два часа отдыха, потом продолжим. -- Объясните, по крайней мере, как он может двигаться без батарей и с выключенной программой? -- спросил Доктор. -- Пусть лучше Миша объяснит, это все-таки по его специальности. -- Теоретически это невозможно, -- мрачно изрек Кибернетик. -- Может, ты поделишься с нами хотя бы предположениями на этот счет? -- Энергию он может получать только извне; если это не солнечные батареи, значит, он нашел какой-то новый источник. Что касается программы... Робот достаточно автономен и мог выработать собственную, которая, пока была включена основная программа, подавлялась ею, а сейчас, после выключения основной, собственная программа стала главной. Совершенно для меня непонятно, почему он перестал реагировать на словесные команды. -- Я же говорю, свихнулся от жары. -- В таком случае мы тоже. Погоня за свихнувшимся роботом для изучения его внутреннего мира... В этом что-то есть, -- спокойно заметил Доктор. -- Мы должны знать, куда он спешит! Через два часа робот был отпущен, и капсула с завидной монотонностью понеслась вслед за ним по пустыне, а еще через четыре -- на горизонте показалось море. Появился привычный ландшафт невысоких базальтовых холмов, покрытых толстым слоем пыли. Местность становилась все более пересеченной. Робот то и дело скрывался из виду. А после очередного поворота исчез совершенно. Они кружили над скалой, за которой он пропал, целый час, потом приземлились и прошли километра два по широкой дуге, прежде чем нашли след лап, хорошо заметный в пыли. Они прошли по следу еще километра три и вновь вернулись к скале, от которой начали поиск, с другой стороны. Здесь след обрывался, дальше шла твердая каменная поверхность, им не удалось найти на ней ни одной царапины. Со всех сторон скалу окружал толстый слой серого песка с примесью пыли. На нем был только один след. Робот как сквозь землю провалился. -- Тут его, голубчика, и слопали. Проглотили целиком со всеми металлическими потрохами. Ну, поскольку мы теперь это знаем, -- продолжал Доктор, -- самое время всем выспаться. Заснуть удалось одному Кибернетику. Доктор и Физик подсчитывали, сколько лет понадобится на разгон при предельных перегрузках. Практикант не стал дожидаться результатов. Он встал и медленно побрел прочь. В конце концов, какая разница -- десять лет или двенадцать?.. Летали же так люди на заре звездоплавания! Почему бы им не попробовать? Можно использовать тот ничтожный шанс, что у них есть. Разогнать капсулу в сторону... Вот только в какую сторону? В любую сторону. Что же им, весь остаток жизни проводить здесь, медленно превращаясь в дикарей? В один прекрасный день он сядет в капсулу, и он будет там не один; даже если Физик решит остаться, все равно с ним будет Доктор... Десять лет, пока будет длиться разгон, они будут жить в крошечном стеклянном мирке среди равнодушного света звезд, и еще двойное ускорение... Потом, когда пройдут эти десять лет и еще десять на торможение, корабль остановится. Рядом не будет ни одной звезды, потому что невозможно двигаться в космосе без точных расчетов, звезды слишком далеки друг от друга. Океаны пустоты между ними, и только одно солнце... Вот тогда они откроют корабль. Просто вспорют его стены, как консервную банку, и все кончится. Все же это лучше, чем жить без малейшей надежды... Все эти долгие десять лет, пока будет длиться разгон, и еще десять, пока они будут тормозить корабль, им будет казаться, что они летят к Земле. Они будут ее вспоминать... На палубе глайдера в самом темном уголке сидела девушка... Около нее на пустом столике стоял бокал с каким-то напитком. -- Можно мне посидеть здесь с вами? -- спросил он у нее тогда. -- Нет, нельзя. Но он все-таки сел, и они познакомились. А потом, через несколько дней, он уже не вспоминал случайное дорожное знакомство, потому и ушел так легко в глубокий космос, что думал, будто нет у него никого на Земле... А вот теперь та встреча кажется ему важнее всех звезд. Наверное, это потому, что Ингрид осталась на Земле, и невольно, когда он вспоминает Землю, он вспоминает и ее. Чаще всего тот выпускной вечер в школе третьей ступени, когда она сказала все, что о нем думает: что он эгоист, что у него отвратительный характер и что она даже не будет ему писать. Он тогда долго смеялся: "Какие же могут быть письма в глубокий космос?.." Но сейчас это уже не казалось ему смешным. Чего стоит все его могущество, вся власть над материей, над полями и над движением огромных масс, если нельзя получить этого самого ненаписанного письма, и нельзя увидеть ее лицо, и нельзя, как раньше, промчаться на доске сквозь штормовой прибой... Здесь не бывает прибоев и не бывает штормов, здесь многого не бывает, зато здесь без всякой видимой причины исчезают металлические роботы, сорок тонн металла и пластмассы... Сделав широкий круг незаметно для себя, он теперь вновь подошел к той скале, где исчез след робота. Ну хорошо, он не может получить с Земли ненаписанное письмо, но что-то он все-таки может? Например, он может разобрать скалу на мелкие части, растереть ее в порошок, если только это поможет выяснить, куда девался робот и чьи эти странные шуточки, ведь они же обещали не вмешиваться... Небольшое усилие воли, поле должно быть широким и острым, как нож. Сначала он подрежет скалу снизу, приподнимет и отбросит в сторону, чтобы проверить, нет ли в ней каких-нибудь пустот или трещин. Широкий вал пыли, поднятый силовым полем, уперся в подошву скалы, уперся и остановился. Практикант знал, какая чудовищная сила действует сейчас на подножие скалы. И не мог не удивиться тому, что поле остановилось, наткнувшись на такое ничтожное препятствие, как эта базальтовая скала. Не попытавшись даже разобраться, почему это произошло, он сжал поле в круглый шар, размахнулся и ударил. Огненный метеор пронесся над его головой и обрушился на скалу. Место, где стоял Практикант, качнулось от мощного подземного толчка. Ни один, даже самый маленький, осколок не отлетел от странной скалы. Практикант погасил поле и пошел к скале. С другой стороны ему навстречу шли Физик и Кибернетик. Один Доктор не проявил ни малейшего интереса и остался стоять у капсулы. -- Сейчас посмотрим, что это за базальт, мне как-то не пришло в голову проверить. С виду скала ничем не отличается от остальных. -- С виду здесь все слишком обычно. Пробоотборник сломался почти сразу. Все же в том месте, где ударило поле, им удалось найти кусочек чистой поверхности с легко различимой структурой. Базальт казался пропитанным каким-то стекловидным составом. -- Может, попробуем из бластера? -- Бесполезно. -- Физик качнул головой. -- Сюда ударил заряд в тысячу билиэргов мощности, не меньше, никакой бластер этого не может. Доктор смотрел на скалу, по которой Практикант только что ударил огненным шаром, качнувшим землю под ногами. Шар погас, а скала выглядела такой же темной и непоколебимой, как раньше. Солнце исчезло за ее вершиной, и теперь скала казалась вырезанной из черной стали. Стальной силуэт на чужом, изумрудном небе... Доктор почувствовал, как отчаяние постепенно скрутило его, заставило медленно опуститься на землю. У него не было больше сил воспринимать чудеса этой планеты, не было сил бороться и надеяться. Они не понимали, наверно, чего ему стоило всегда излучать бодрость, все время быть впереди, следить за своей внешностью, не позволять себе и им опускаться. Так, значит, лестница... Так сказал Райков, лестница, которая никуда не ведет, где за каждой пройденной ступенькой открывается следующая... Скорее всего, у Кибернетика были причины покинуть Землю... Он никогда не говорил об этом, но Доктор не сомневался -- у него были причины... Физик другое дело, для него главное -- наука: он может жить этими чудесами, дышать ими, ему не жалко потратить жизнь на разрешение загадки планеты... Практикант еще мальчик, но Доктор уже знал, что именно он его единственный союзник. Единственный человек, который никогда не примет дорогу в одну сторону, дорогу без возврата... "Зачем я здесь? Кто просил меня проходить конкурс, сдавать сложнейшие экзамены и комплексную подготовку в спеццентре? Неужели только желание славы или простое любопытство, желание новых путей вытолкнуло меня из дому? Нет. Скорее всего, нет. У каждого человека наступает в жизни такое время, когда хочется узнать свой предел. Предел возможностей. Предел выдержки. Запас мужской прочности". У него этот момент наступил, когда его не взяли в антарктический академический центр, -- не прошел по конкурсу. Именно тогда он решил доказать всем им, и прежде всего самому себе, на что он способен. Именно тогда пришло решение прошибить лбом стенку, прорваться сквозь заслон многочисленных кандидатов в дальнюю космическую разведку -- улететь с Земли и гордо взирать из космических далей на ее многочисленные проблемы, на собственную уязвленную гордость. Кажется, ему это удалось. Одного он не мог представить -- что у дороги может не быть обратного конца. Время от времени в космосе пропадали экспедиции, случались катастрофы. Но с ним ничего подобного произойти не могло, ему всегда везло, так он думал, так считал до сих пор и теперь знал, что не колеблясь войдет вслед за Практикантом в пустую капсулу, когда придет час. Физик, Практикант и Кибернетик отошли так далеко, что он не слышал их голосов, видел только размытые силуэты на фоне скалы. Что-то они там искали, что-то опять пытались понять. Загадки сменяли друг друга, им не было конца. Доктор медленно поднялся и побрел вдоль подошвы скалы по широкому кругу, уводящему в пустыню. Песок был чист и абсолютно ровен. Он подумал, что, наверно, не одну тысячу лет на этой девственной поверхности не отпечатывался ни единый след живого существа. Ведь те, кто жил здесь, те, кто построил эту планету, по словам Практиканта, не имели даже тел. Они не могли оставить следы на этой песчаной пустынной странице. И, выходит, их можно не принимать всерьез, считать выдумкой, бредом, галлюцинацией, чем угодно... Именно в этот момент он заметил пещеру. Овальный правильный ход вел внутрь скалы. Ему уже была знакома форма такого хода, и он не сомневался в его назначении... -- Идите сюда! -- прокричал он остальным, и его голос глухо понесся вверх вдоль скалы, отражаясь и дробясь многочисленным эхом от ее каменных уступов. Сразу трудно было что-нибудь понять. Ничто не указывало на искусственное происхождение хода. Это могла быть самая обыкновенная расселина. -- Возможно, скала дала трещину после удара, -- заметил Физик. Один только Доктор не принял этого объяснения. Они спускались по наклонному дну и, судя по времени, были уже значительно ниже поверхности планеты. Неожиданно лаз резко вильнул и оборвался. Перед ними открылось огромное пространство, слабо освещенное рассеянным дневным светом. В полумраке нельзя было рассмотреть противоположных стен гигантской подземной выемки. Прямо под ними раскинулась странная путаница огромных параллелепипедов, полусфер и усеченных пирамид. В сером неверном свете, пробивавшемся сверху, в переплетении геометрических форм чудилось какое-то движение. -- Это город... -- прошептал Физик. -- Это не город, -- холодно возразил Доктор. 10 Это не было городом. Это не было ничем привычным. Геометрические конструкции, выглядевшие сверху не очень большими, оказались до тридцати метров в высоту. -- Может, это минеральная жила? Скопище гигантских кристаллов? -- спросил Физик. -- А что? Очень похоже. Вон те полосатые, отливающие золотом кубы похожи на кристаллы пирита. Странно, что здесь совсем нет пыли и никаких обломков. -- Кибернетик недовольно пожал плечами. -- Очень чистое место, -- согласился Доктор. Они обогнули очередную гигантскую пирамиду, загородившую и без того узкий проход. -- Это плохо, что нет пыли, -- пробурчал Кибернетик. -- А зачем тебе пыль? -- не понял Доктор. -- Нет следов робота, как мы его найдем? -- Мне кажется, он уже выполнил свою роль... -- тихо сказал Практикант. -- Ты думаешь, у него специально сменили программу? -- По-моему, они решили, что нам уже можно показать это место. -- Но зачем, и что это такое? -- Я не знаю, -- удрученно сказал Практикант. -- Но в переданной мне информации было упоминание о каком-то месте на планете, которое мы должны найти. Наверное, оно имеет отношение к эксперименту... Стену пирамиды, вдоль которой они шли, пересекала широкая неровная трещина. Они увидели ее не сразу, слишком маленькое пространство выхватывали из мрака их тусклые фонари. Зато теперь, остановившись около пролома, они обнаружили, что толщина стен пирамиды не превышает полуметра. -- Пустые... Значит, внутри они пустые. Но тогда это не кристаллы. В желтоватых конусах света аккумуляторных фонарей внутренности расколотой пирамиды казались мозаикой темных и светлых пятен. -- Похоже на здание со снятой передней стенкой. -- Мне это напоминает срез живой ткани под микроскопом, -- неожиданно твердо сказал Доктор. -- Видите, это стенки клеток, а вон там -- сосуды. -- В такой клетке свободно поместятся два слона. -- Думаешь, это окаменелости? -- спросил Физик. -- Если бы не размеры, я бы в это поверил. Нижний ряд ячеек, разорванных трещиной, напоминал небольшие комнаты правильной геометрической формы. -- Восьмигранные призмы. Не очень смахивает на клетку, а? -- Да... -- задумчиво сказал Доктор. -- Живая клетка не в ладах с геометрией, а эти ячейки слишком похожи друг на друга. -- Не совсем, -- мрачно сказал Кибернетик. -- Во второй от края есть ход. -- Где? -- Да вон там, левее. -- Может быть, на сегодня хватит? -- спросил Физик. -- Давайте отложим на завтра дальнейшие исследования. Все валились с ног от усталости, и предложение Физика не вызвало возражений. Поздно ночью Райкова разбудил Доктор. -- Не могу я спать, Дима, -- пожаловался он. -- Все время перед глазами этот "улей". Что-то в нем есть очень знакомое, а что -- не могу понять. Давай еще раз посмотрим, ты не возражаешь? -- Может быть... лучше завтра? -- Ну, какая тебе разница! Конечно, если не хочешь, я пойду один. Мне очень важно посмотреть на него именно сейчас. Мне кажется, я вспомню нечто важное, а до утра все забудется; вначале я думал, что это новый лабиринт для крыс. Но там нет лабиринта. Кто знает, может быть, стоит попробовать еще раз, прежде чем мы сядем в ту капсулу... -- Больше он ничего не добавил и не сомневался, что после этой фразы Райков не сможет ему отказать. -- Небось Физика ты не стал будить, знал, что с ним этот номер не пройдет! Поворчав еще немного, Практикант вылез из мешка. Ночь здесь была очень светлой, гораздо светлее, чем в ущелье. Фиолетовое свечение атмосферы пропитало все предметы призрачным светом. Не было даже теней. До пирамиды они добрались без всяких приключений. Ватная тишина подземелья действовала угнетающе, и Практикант пожалел, что поддался на уговоры Доктора. Доктор отрешенно разглядывал каменные ячейки. -- Ну что, -- нетерпеливо спросил Практикант, -- может быть, хватит? Пойдем обратно? -- Ты заметил, от периферии к центру площади геометрия тел усложняется, с каждым рядом сингония на порядок выше. Сначала это пирамиды и конусы, потом гексаэдры, октаэдры и так далее... -- Ну и что? -- Я никогда не любил математику. А здесь на меня это действует, неужели ты не чувствуешь? Тут что-то грандиозное, какая-то застывшая мелодия. В этих фигурах, линиях есть стройность, логическая завершенность, словно кто-то решал неизвестное уравнение, а вместо графиков чертил пространственные объемные фигуры. Ошибался. Начинал сначала. Все ближе и ближе подходил к решению, но так и не смог довести до конца свою титаническую работу. Намечено, логично развито -- и не закончено... Почти понятно, и все же невозможно ухватить суть. Словно гонишься за собственным хвостом, все время увеличивая скорость, кажется, что решение близко, совсем рядом... Геометрический лабиринт чем-то походит на живую материю, и в то же время он страшно чужой, даже враждебный ей... Живая материя хаотична и непоследовательна в своем развитии. Она эмпирична. Здесь все иначе... А если это оттого, что наш опыт не в состоянии подвести математический фундамент под биологию? Может быть, поэтому мы не можем понять? А, как ты думаешь? -- Не знаю. Кроме каменных стен, я ничего здесь не вижу. Никакого смысла. -- Жаль... Мне казалось, ты должен понимать лучше... -- Думаешь, после контакта я стал другим? Что-то во мне изменилось? -- Такое сильное воздействие не могло пройти бесследно. Их логика и разум должны были стать тебе понятней. Но, наверно, я ошибся. Ничего. Все равно мы в этом разберемся. Должны разобраться. Слишком это нужно Земле. -- А ты все еще веришь, что мы сможем вернуться? -- Ничего я не знаю, кроме того, что мы не остановимся. Будем до конца бороться за то, чтобы передать Земле все, что мы уже знаем и что еще узнаем на этой планете. Подожди меня здесь. Я хочу посмотреть, как выглядят эти ячейки изнутри. -- Пойдем вместе. -- У меня такое ощущение, что человек должен входить туда один. Доктор шагнул к пролому и почти сразу пропал в темноте. Практикант опустился на камень. В абсолютной неподвижности и тишине подземелья, казалось, остановилось даже время. Доктор уверенно свернул направо, словно кто-то позвал его. Прошел через длинную галерею одинаковых цилиндрических ячеек и еще раз повернул направо. Небольшая восьмигранная ячейка, в которую он вошел, почти ничем не отличалась от предыдущих. Но в центре стояло странное сооружение. Доктор направил на него луч фонаря. -- Похоже на каменное кресло... А сидеть в нем должно быть удобно, только холодновато, наверное... Он приподнял фонарь и увидел, что потолок ячейки напоминает сферическое зеркало. Зеркало было совершенно черным и блестящим. Прикинув фокус сферической поверхности потолка, Доктор решил, что он должен оказаться как раз на уровне головы сидящего в кресле человека, если только там должен был сидеть человек... Ну что же, собственно, только это ему и осталось проверить, за этим он и пришел... Какой-то очень знакомый звук послышался Доктору. Звук из далекого детства. Он не сразу понял, не сразу узнал его, но, почему-то улыбнувшись, сел в кресло и, уже сидя, словно в тумане, вспомнил, что звук был похож на школьный звонок. Потом звук стал нотой выше, перешел в надоедливый комариный писк, будто в затылок человеку входило противно визжащее сверло. Доктор задвигался, усаживаясь поудобнее. Звук стал гораздо громче, пониже тоном. Теперь он больше всего походил на сердитое гудение большого шмеля, запутавшегося в траве... Одновременно Доктору показалось, что на потолке движется какая-то тень. Нет, не тень. Скорее, туманное светлое пятнышко, более светлое, чем общий фон потолка. И не одно. Вот еще, и следующее. Все бегут от периферии к центру, там гаснут, на смену им бегут новые. Контуры неясны, размыты, и ничтожен контраст, на пороге его зрения едва уловимая тень. Доктор повернул голову и сразу обнаружил, что тон непонятного звука связан с местоположением его головы, а еще через минуту установил, что звук становится наиболее громким, если голова находится точно в фокусе каменного зеркала потолка. Постепенно звук усиливался. Теперь он напоминал рев морской сирены. Светлые пятна на потолке обрели четкие реальные контуры, но не стали от этого понятнее. По-прежнему в их рисунке Доктор не мог уловить ни одной знакомой черты. Сейчас они шли ровными, ритмичными волнами от края к центру и обратно. Согласно с их движением то затихал, то поднимался во всю мощь рев корабельной сирены. Краешком сознания Доктор понимал, что никакого рева на самом деле нет, что это просто слуховая галлюцинация. Он слышал звук не ушами, а как будто всем черепом, но это не имело никакого значения, он словно попал в шторм в крошечной лодке, и огромные валы швыряют его то вверх, то вниз, то затихают, то нарастают вновь. Ритм постепенно ускорялся, меняя амплитуду своих колебаний, первая серия становилась длиннее, вторая -- короче. Сознание затягивала пелена. Доктор еще не совсем потерял контроль над собой и, наверное, мог бы усилием воли вернуть четкость мысли, но тогда он ничего не поймет и не узнает... Надо сидеть спокойно, не шевелиться, вслушиваться в могучий пульсирующий звук, всматриваться в картину бегущих теней на потолке и ни о чем постороннем не думать... Наверное, их альфа-ритм не совсем совпадает с нашим, и ему еще повезло... Это была его последняя мысль. Мир изменился, словно кто-то тронул наводку на резкость. Так бывает, если долго смотреть в одну точку на какой-нибудь рисунок в книге: сначала он расплывается, потом двоится. Так двоилось сейчас его сознание. Одной его частью он видел себя так, словно наблюдал за посторонним человеком в безжалостном ослепительном свете прожекторов. Человек, сидящий в каменном кресле, смертельно устал и потерял надежду вернуться домой. Он маскировал от товарищей свою усталость за ежедневными шутками. Маленький, слабый человек. Рядом с ним были тайны громадной планеты, но ему не было до нее никакого дела. Что ему чужая планета? Равнодушен сидящий неподвижно человек. В его одежде запутались каменные крошки. Он видел картины из своей жизни, далекие картины, о которых хотел когда-то забыть, чтобы простить себе невольные ошибки; но оказалось, что на самом деле он их не забывал, и именно эта скрытая память делала его сильнее. Картины вставали в памяти и тут же материализовались в зрительные четкие образы. Забавно... Прийти в кино просмотреть свою память... Нет, не всю память он просматривает. Только то, что нужно. Нужно? Но для чего? Вот этого пока не понять. Рано еще понимать. Сначала надо вспомнить раскаленный песок чужой планеты, чуть накренившуюся шлюпку, двух человек, страшно одиноких здесь... Он говорил Кибернетику разные правильные, нужные слова, а сам весь внутренне сжимался от страха за свою драгоценную жизнь. Ничего в этом не было плохого, а плохо было то, что простое желание жить он замаскировал очень серьезными и красивыми доводами о борьбе с планетой, о праве доказать свою способность выжить и еще многое... Сейчас он выметал из памяти весь этот сор, чтобы сделать ее яснее и чище, чтобы знать, что именно делало его сильным, а что унижало и угнетало его человеческое достоинство. Он обязан быть сильнее своих товарищей, поддерживать в них мужество. Нелегко? Конечно, нелегко, но раз уж он стал космическим врачом, значит, должен стоять свою вахту до конца. Не очень хорошо он это делал, и не нравился ему сейчас неподвижно сидящий человек, неуживчивый и колючий, ничего не умеющий толком, вот даже разобраться в том, для чего сделаны эти сооружения... Вместо того чтобы искать разгадку, он валяется в психическом трансе в этом классе... Почему класс? Ну да, на Земле это бы назвали классом или тренировочным стендом. Название не имеет значения. Важно лишь то, для чего все это сделано и сумеет ли он понять, а потом сохранить рассудок и память... Впрочем, его сейчас мало трогала судьба Доктора, она стала для него просто символом в сложном уравнении, которое он решал и от решения которого зависело нечто большее, чем его судьба. В это уравнение каким-то образом входили и его теперешние раздумья, и вторая, внешняя сторона его раздвоившегося мира. Мысли получались выпуклыми и четкими, словно их гравировали на черном камне. При этом они оставались подконтрольны его сознанию. Похожее чувство возникает, вспомнил он, если надеть шлем машины, стимулирующей творческие процессы, только там это не доставляет радости и не порождает ощущения огромной ответственности, которое возникло здесь. Словно он строил наяву все эти воображаемые конструкции и отвечал за все, что происходило внутри их, и за конечный результат. Контакт с машиной не мог оставить после себя такого ощущения зрелости, приобретенного эмоционального опыта. Когда перед глазами рассеялись последние остатки смутных теней, его аккумуляторный фонарь почти совсем погас. Тлел только маленький красный огонек нити... Совсем разрядилась батарея, значит, все это продолжалось несколько часов... Это была первая его сознательная мысль. От пола тянуло пронзительным холодом. Странно, что он вообще еще может что-то ощущать, просидев неподвижно так долго на холодном камне. Ничто уже не двигалось на потолке ячейки, и не было никакого звука. С удивлением он понял, что, пока он был без сознания, кресло приподнялось, ушло из фокуса потолка вместе с полом, если только все это не приснилось ему. Небольшая галлюцинация, маленький психический транс... Он знал, что это не так. И убедился в этом еще раз, когда обнаружил, что приподнявшийся пол закрывал теперь выход из ячейки. Почему-то это его нисколько не обеспокоило. Будет у него выход, раз он ему нужен. И действительно, как только он так подумал, пол очень медленно, плавно и совершенно беззвучно пошел вниз. Маленькую рощицу на берегу моря заметно потрепали ветры планеты. Она казалась взъерошенной и совсем ненастоящей. По-прежнему нельзя было купаться и ловить рыбу в этом чужом море, и все же именно сюда они всегда прилетали, когда хотели обсудить что-то особенно важное. Доктор лепил из песка странные геометрические фигуры и неторопливо по порядку рассказывал. Только в самом конце он поднялся, чтобы швырнуть в море острый каменный осколок, на котором до этого лежал, но так и не успел, потому что вопрос Кибернетика заставил его задуматься. -- Что же, под полом был какой-нибудь механизм, обеспечивающий его движение, или ты не заметил? -- спросил Кибернетик. -- Не было там никакого механизма. Во всяком случае, так кажется, -- тут же поправился Доктор. Почему-то теперь он избегал резких категорических суждений. -- Не думаю, чтобы там был какой-нибудь механизм. Им, видимо, незнакомо само понятие механизма. Механизм -- это только передатчик между нашим желанием и природой, в которой он помогает нам произвести нужное изменение, но требует за это слишком дорогую цену. -- А с них природа, по-твоему, не требует никакой цены? -- Они сумели обойтись без передатчиков. Проникли в самую сущность материи, научились управлять ее полями и преобразованиями без всяких механизмов. -- Но ведь это ОНИ проникли. ОНИ умеют управлять, -- тихо возразил Физик. -- А пол опустился по ТВОЕМУ желанию. Несколько секунд Доктор не мигая смотрел на Физика. И даже под загаром было видно, как побледнело его лицо. Вдруг он осторожно разжал руки, до сих пор сжимавшие острый тяжелый камень. Камень неподвижно повис в метре над землей, потом приподнялся, и Доктор взял его снова. -- Вот это я и хотел сказать, -- все так же тихо проговорил Физик. -- Значит, и ты тоже. Значит, это вообще может каждый... каждый человек... Табак у них кончился давно, и Доктор курил сушеную хлореллу. Запах горелого сена заставлял его морщиться. Практикант отыскал его среди камней по запаху жженой хлореллы. Увидев Практиканта, Доктор внутренне сжался, потому что знал, что больше не удастся отложить предстоящий разговор. Практикант начал не сразу. С минуту он молча стоял рядом и разглядывал вершины далеких холмов, едва заметных с того места, где теперь был их лагерь. -- Как ты думаешь, почему они прятались? -- Куда прятались? -- не сразу понял Доктор. -- Почему они прятались под землю? -- Может быть, они стремились сохранить естественность на этой планете. Красота -- это прежде всего естественность. Наверное, она была важна для тех, кто здесь обучался. Вовсе они не прятались. Берегли планету. Берегли ее зеленое небо и синее море в шершавых каменных берегах... Берегли все таким, какое оно есть, потому что любили... -- Наверное, ты прав. -- С минуту Практикант молчал, словно собирался с силами, он даже смотрел сейчас не на Доктора, так ему было легче спросить: -- Помнишь, там, в пустыне, ты говорил о старте... Ты не передумал? -- Я не полечу. -- Доктор ответил сразу одной фразой и невольно проглотил застрявший в горле комок. -- Не полетишь?.. -- Райкову показалось, что мир вокруг него потемнел и сомкнулся. -- Ты сказал, не полетишь, да? -- Я не могу. -- Но ты же... ты же сам спрашивал, когда наконец будет старт, ты же так этого хотел! -- Видишь ли, теперь это решение уже не принадлежит мне. Ты меня прости... -- Кому же принадлежит твое решение? -- одними губами спросил Практикант, и Доктор невольно отметил, какие у него сейчас мертвые губы. -- Тем, кто там, на Земле. Я не могу рисковать. -- Объясни, -- тихо попросил Практикант. -- Я попробую... Люди еще ничего не знают. Продолжают создавать миллионы ненужных вещей... О том, что можно по-другому, сегодня знаем только мы. Собственно, по-настоящему только я, потому что мне посчастливилось познакомиться не с результатом, не с подарком, как это было с тобой, а с процессом, с дорогой, по которой может пройти каждый. Человечество не может рассчитывать на подарки... Земля должна получить это знание, и поэтому я не могу рисковать. -- Но оттого, что ты сидишь здесь!.. -- закричал Практикант, и Доктор остановил его, попросил подождать, потому что почувствовал, что именно сейчас, сию минуту он найдет решение. Оно было совсем близко, рядом. Практикант что-то продолжал кричать, но Доктор не слышал его, потому что уже знал, что надо делать. Не до конца, не совсем ясно, но главное знал. И даже понимал, что именно отчаяние, оттого что он причинял этому мальчишке такую боль, помогло ему понять... -- Да погоди ты минутку! -- закричал Доктор, и Практикант наконец замолчал. -- Погоди... -- уже тихо попросил Доктор. -- Мы прошибаем лбом стену, все время куда-то ломимся и почти забыли о Земле... Десяток световых лет изолировал наше сознание, создал иллюзию одиночества во Вселенной, но ведь это не так. У нас нет звездолетов, способных преодолеть бездну пространства, зато они есть на Земле... -- Ты что, издеваешься надо мной?! -- У нас есть выход! Совсем простой выход. Вместо того чтобы лететь к Земле почти на верную гибель, надо позвать ее... -- Позвать Землю?! -- Вот именно -- позвать Землю. А для этого послать сигнал. Всего лишь послать сигнал. Это проще, а главное -- надежнее, потому что сигнал можно посылать многократно, а лететь самим лишь однажды! -- Но какой сигнал ты собираешься посылать и как?! -- Этого я не знаю. Это вам с Физиком виднее. Но если ты уверен, что сможешь доставить в Солнечную систему целый корабль, то постарайся туда отправить сигнал. Это все-таки легче, хотя бы по весу. -- Но у нас ведь нет передатчика! -- А зачем тебе передатчик? Зачем тебе передатчик, если ты сумел сделать поле без генератора? Кто нам мешает превратить материю непосредственно в поток радиоволн или модулированное рентгеновское излучение, если оно надежнее? 11 -- Я запрещаю всякие эксперименты с превращением материи в энергию непосредственно па планете, -- твердо сказал Физик. -- Реакция может выйти из-под контроля, и тогда вы всю планету превратите в радиоизлучение. И я не уверен, что даже в этом случае хватит мощности. Слишком велико расстояние. Десять светолет... Можно попробовать. Возможно, какой-нибудь корабль случайно уловит наш сигнал, но шансы слишком малы, почти ничтожны... Конечно, придется попробовать, но только не на планете. Построим искусственный спутник за пределами атмосферы, рассчитаем орбиту и время... Мы даже не знаем, в какую сторону нужно направить сигнал. -- Мы будем направлять его во все стороны, -- стиснув зубы, ответил Доктор. -- Мы построим десять спутников, сто, если понадобится, и мы будем звать Землю... Доктор и Практикант стояли на остроконечном выступе скалы, ставшей частью искусственного спутника планеты. -- До сих пор не верю, что нам это удалось, -- задумчиво проговорил Доктор. -- Может быть, напрасно решили транспортировать сюда эти скалы отдельно друг от друга? Надо было попробовать вывести на орбиту сразу всю необходимую массу. -- Чем массивней скала, тем труднее с ней справиться. У тебя разве не так? -- Практикант пренебрежительно пожал плечами. -- Для меня безразлична любая масса. Я ее просто не чувствую, волевое усилие в каждом случае одинаково. -- Наверняка там были другие ступени... -- О чем ты? -- О школе... Иногда я чувствую себя студентом, не успевшим пройти полный курс. С минуту они молча смотрели на зеленое светило. Отсюда оно казалось лохматым и непривычно резким. На черном фоне лишенного атмосферы неба даже сквозь светофильтры можно было различить четкий силуэт короны. Доктор поежился. -- Черт знает что за звезды! Я все время чувствую давление на поле, такой мощный поток... -- Физик говорит, что она очень сильно излучает в жестком рентгеновском диапазоне. Стоит ослабить поле, и не спасут никакие скафандры. -- Очень трудно работать, когда одновременно приходится управлять полем. Вначале я думал, ничего не получится. -- Все у тебя получилось. Никак не могу представить, что через час эти скалы превратятся в пучок радиоволн, как ты думаешь, в расчетах нет ошибки? -- Физик и Кибернетик считали отдельно. Потом сверились. Ширина радиолуча будет в два раза шире района, где может находиться Солнце. Жаль, что не удалось определить более точные границы. Излучение было бы сильнее. А так придется захватить лучевым конусом добрый десяток светолет. -- Нам пора. Они уже заждались, наверное. -- Сейчас. Видишь, еще не совсем погашено вращение. Нужна точная ориентация. Астероид качнулся. Планета с правой стороны небосклона перескочила на левую. Звезда над их головами выписывала сложные зигзаги. Наконец успокоилась и она. -- Ну вот, так, кажется, в самый раз... Можно двигаться. Они одновременно оттолкнулись и унеслись в пространство. Обе фигуры на фоне гигантских скал спутника выглядели уродливыми карликами из-за огромных рюкзаков, набитых камнями. Камни служили топливом для индивидуальных защитных полей. Доктор перед каждой экспедицией придирчиво взвешивал эти рюкзаки. Капсула, висевшая километрах в двадцати над спутником, казалась небольшим светящимся веретеном. Доктор неточно направил силовую ось своего поля, и в середине пути их траектории стали расходиться. Пришлось догнать его и подать линь. Не хотелось дожидаться, пока он сам исправит ошибку. Через несколько минут они уже входили в центральный салон новой большой капсулы, построенной Практикантом специально для этих работ по сооружению спутника. Все так давно ждали последней минуты, что не было ни вопросов, ни разговоров. Практикант прошел в носовую часть капсулы, отделенную от остального корабля и затененную так, чтобы во время работы видеть только нужный сектор неба. Несколько секунд он сидел расслабившись, внимательно разглядывая угловатый ребристый обломок, на создание которого они потратили два месяца каторжной работы и который он должен был сейчас разрушить. Там вначале возникнет крошечная искорка, звездочка распада, затем всю энергию надо будет сдвинуть в невидимый спектр радиодиапазона, и скалы начнут таять, как сахар, превращаясь в биллионы мегаватт энергии, летящей к земному Солнцу... Если все пойдет хорошо, через десять лет земные радиотелескопы сквозь дикий треск и вой космических помех уловят это сообщение... Если уловят... Пора начинать... Он повторил себе это дважды, чтобы получше собраться и отключиться от всего лишнего. Во время операции ему одновременно придется регулировать сразу несколько параметров и помнить десятки различных вещей. Он представил себе летящую от корабля через космос невидимую пока искру. Вот она подошла вплотную к спутнику, опустилась на поверхность скал... Ничего не случилось, только вокруг защитного поля побежали радужные разводы. Значит, поле полностью экранирует космос от его воздействия... Надо попробовать еще раз. Остановил же он сорвавшуюся у Доктора скалу, не снимая защитного поля! Снова и снова вспыхивали вокруг поля ослепительные сполохи, и все так же висела в двадцати километрах от них неизменная ребристая тень. Райков хотел было проделать в поле небольшое отверстие, но тут же вспомнил, что процесс будет продолжаться не меньше часа и на такое время нельзя раскрывать капсулу: они все погибнут от излучения... Значит, есть только один выход. Ему придется выйти наружу. Это намного сложней и опасней, но, если правильно отрегулировать поле и держаться так, чтобы скалы спутника экранировали его от излучения звезды в тот момент, когда он снимет защитное поле, ничего страшного не случится. Он встал и отодвинул непрозрачную дверцу отсека. По их лицам он понял, что объяснять ничего не нужно. Он даже думал, что молча удастся надеть скафандры и пройти в кормовой отсек, но Физик все-таки остановил его: -- Интересно, что ты будешь делать, если излучение пробьется через астероид, особенно в конце реакции, когда ничего не останется от скал? -- Там будет видно... -- А если серьезно? -- А если серьезно, то нам придется передать сообщение. -- Тогда разрешите, я попробую, -- сказал Доктор бодрым тоном. -- Будет очень трудно управлять полем, и потребуется большая мощность воздействия. -- Вот потому-то я и хочу попробовать. До сих пор я только помогал Райкову, а сейчас хочу сам. Вы уж мне разрешите. -- И Доктор решительно взял свой скафандр. -- Никто туда не полезет, -- твердо сказал Физик. -- Мы что-нибудь придумаем. Что-нибудь другое. -- Нет, -- сказал Практикант. -- Больше мы уже ничего не придумаем. Сегодня к Земле пойдет сигнал. Он прошел мимо них и уже взялся за ручку дверцы отсека, когда Физик крикнул: -- Вернись! Практикант повернулся и что-то хотел ответить, но в этот момент корабль резко тряхнуло, перед глазами у них все поплыло, а когда предметы обрели прежнюю четкость, в отсеке не было Доктора. Они не сразу поняли, что произошло, и даже потом, заметив у самого астероида летящую искорку, они все еще не понимали, как это Доктору удалось. -- Ты сможешь его вернуть? -- спросил Физик. -- Не знаю. Мы никогда не пробовали противопоставить друг другу эти силы. Наверное, смогу. Но для этого придется снять поле. -- Как он это сделал? -- Ну, мгновенно выйти в пространство, не пользуясь дверями, для него не составило труда. А потом он толкнул капсулу своим полем. Было восемь "ж", не меньше. Секунды на две мы потеряли контроль. -- Практикант пожал плечами. -- Сейчас я попробую его догнать и... Он не успел закончить. На одной из вершин астероида вдруг вспыхнула ослепительная синяя искорка, сейчас же погасла, и скала стала медленно исчезать у них на глазах. Кибернетик бросился к Практиканту и рванул тумблер рации на поясе его скафандра. Стены корабля вздрогнули от пронзительного, терзающего уши воя. -- Я знал, что ему не справиться с частотой, -- с горечью прошептал Практикант. -- Только бы он не перешел на импульсную передачу, только бы не вздумал... Но он уже видел, как на месте астероида вспухает огненно-красный клубок огня совсем рядом с маленькой светлой точкой, которая в эту секунду все еще была Доктором. И прежде чем пришла другая секунда, когда Доктора уже не было, Практикант успел разорвать защитное поле. Он рванул в космос так, как привык летать в небе зеленой планеты, даже не вспомнив о защитном поле. Все же какое-то поле, видимо, возникло просто потому, что он знал, что с ним ничего не случится. Не должно с ним сейчас ничего случиться, пока он не будет там, рядом с Доктором... А может, и не было никакого поля, наверное, можно было управлять летящими частицами материи без всякого поля. В этом еще предстояло разобраться физикам Земли, и ни о чем таком не думал Практикант, потому что важнее всего ему было увеличить скорость. И он ее, кажется, увеличил. Огненный шар перед ним стал распухать необычайно быстро, заполняя все пространство, весь его горизонт... Наверное, именно в этот момент он ощутил, как отчаяние переходит в ярость. В ярость на слепые, чудовищные силы, бушевавшие перед ним, опередившие его движение, его мысль. Вдруг он резко остановился, потому что верил, что мысль может быть быстрей и сильней атомного поля, охватившего горизонт. Он вытянул ему навстречу свои огромные сильные руки, и это было все равно что уголь взять в ладони; он даже почувствовал боль от ожога и не почувствовал слез, высыхающих на его щеках... Уголь можно раздавить, погасить между сжатыми ладонями... Это он знал... Это он просто знал и не удивился, когда впереди исчезли огненные сполохи и вместо них клубился теперь холодный туман каменной пыли... Среди ее пылинок в бесконечном круговороте атомов осталось все, что секунду назад было Доктором... И никогда уже он не услышит его спокойного голоса... Что-то он говорил ему, что-то важное про это сообщение, про то, что они не имеют права рисковать... Но главное -- про сообщение, он очень хотел передать его Земле... Теперь у них нет даже астероида, а есть звезда, огненный шар плазмы, рассеявший в космосе смертоносные лучи, которых так боялся Доктор, не за себя боялся... Практикант повернулся лицом к звезде. Он уже не видел мертвой холодной пыли, в которую только что превратился астероид. Видел огненный шар звезды, ее зеленую корону, ежесекундно выбрасывающую в космос потоки энергии, той самой энергии, которая так нужна была Доктору для его сообщения, которая убила его... И, еще не соображая в точности, что он делает, Практикант протянул к звезде руки, словно она была огненным мячиком, шариком плазмы, детской игрушкой, астероидом, взрывом, который он только что погасил... От страшного напряжения раскалывалась голова. Сколько это длилось? Секунду? Вечность? Казалось, время вокруг него остановилось. Практикант чувствовал, что задыхается, что сейчас он не выдержит, ослабит поле и тогда гигантская мощь излучения звезды, сжатая им за эту секунду, обрушится на них, как обвал, неудержимым смертоносным потоком. В этот миг что-то изменилось. Словно дрогнули вокруг него в пространстве невидимые струны, словно невидимые руки протянулись к нему отовсюду... Словно неслышные голоса шептали: "Мы здесь, мы с тобой... Скажи, что надо сделать еще. Теперь ты не один на звездных дорогах, человек..." Практикант стал управляющим центром какой-то огромной системы, к ней подключались все новые и новые звенья, наращивали мощность, чтобы справиться с грандиозной задачей, которую он уже решил за мгновение до этого, и вот только сил не хватило... Теперь эти силы были. Сквозь пространство и время, сквозь необозримые бездны космоса летели слова, деловые слова сообщения, которое не успел передать Доктор: "Всем радиостанциям! Всем кораблям! Экипаж звездолета "ИЗ-2" вызывает Землю. Получено согласие на контакт с межзвездной цивилизацией. Срочно высылайте корабли в район передачи". Дежурному оператору астрономических лунных станций показалось, что он сошел с ума: в шесть часов тридцать минут по Гринвичу безымянная звезда номер 412-бис из созвездия Водолея начала передавать свое сообщение обыкновенной земной морзянкой.