Целую неделю Хиву грабили.  А тем  временем
инаки * войско собрали.  Ну и пошла тамаша **! Кого на висе-
лицу, кому голову с плеч. Десятка два, наверное, в живых ос-
талось.  В  минарете сидят.  Вторую неделю.  Что пьют-едят -
один аллах знает.
   - В каком минарете?
   - Да в том,  что у пятничной мечети. А вы-то сами кто бу-
дете? Откуда?
   - Из Бухары.
   - Купец, что ли?
   - Вроде того.
   - Может,  от самого эмира? Инаки-то наши, говорят, гонцов
в Бухару посылали за подмогой.  Да вот - сами управились.  А
про коня забудьте,  таксыр.  Время, види" те, какое: смутное
время.  Бродят по дорогам всякие. Постойте! Вы в Хиве раньше
бывали? Вроде я вас видел где-то.
   - Бывал-бывал,  - Симмонс одернул халат и заторопился.  -
Ну,  пойду.  Пора. А если коня моего увидишь, - не плошай. Я
за наградой не постою.

     * Ханская родня.
     **  Потеха.

   - Да как же я его узнаю? - изумился Сайд.
   - Гнедой в яблоках. Седло серебром отделано.
   - Если коня найду, вас где искать?
   - В караван-сарае, где же еще? Цел караван-сарай-то?
   - Цел-цел,  - поспешно заверил плешивый и сунул монету за
поясной платок. - Да хранит вас аллах, таксыр.
   - И  тебя,  - Симмонс уже заворачивал за угол.  - Прощай,
Сайд!
   Стражник вздрогнул.  Быстро  достал  золотой и придирчиво
обследовал со всех сторон.  Монета, как монета. Десять лоша-
дей можно купить.
   - О, аллах, - растерянно покачал головой стражник. - Вра-
зуми раба твоего...
   Он мог бы поклясться на коране,  что еще  совсем  недавно
видел зтого человека в кулхоне среди русских рабов.
   Пустынные улицы Хивы производили удручающее  впечатление.
Легкие каркасные застройки кварталов городской бедноты выго-
рели дотла.  Кирпичные строения состоятельных горожан сохра-
нились куда лучше,  но,  заглянув за глухую,  без окон стену
одного из них,  Симмонс убедился,  что мятежники и  пожар  и
здесь  потрудились на совесть.  Дорогу то и дело преграждали
грудч битого кирпича,  обгорелые  балки,  опрокинутые  арбы.
Трупы, по-видимому, успели убрать, однако тошнотворный запах
разложения, казалось,  пропитал весь город.  И лишь выйдя на
непривычно изменившуюся площадь возле пятничной мечети, Сим-
монс понял, в чем дело: целый лес виселиц, унизанных кошмар-
ными гирляндами человеческих тел,  вырос вокруг мечети.  Над
виселицами с клекотом кружились стервятники.
   По контрасту  с безлюдными улицами площадь казалась ожив-
ленной: не обращая внимания на смрад, сновали вооруженные до
зубов конные и пешие нукеры,  оборванные, перепачканные гли-
ной строители копошились возле  ханского  дворца,  заделывая
проломы в стане. Плотники устанавливали новые ворота у входа
в арсенал.  От группы конных нукеров отделился всадник в во-
щеном, отсвечивающем на солнце халате и ленивым галопом пос-
какал навстречу.  В двух шагах резко осадил коня, подняв бе-
лесое облако пыли.
   - Кто такой?!
   На загорелом  скуластом лице недобро поблескивали малень-
кие раскосые глазки.
   - Купец из Бухары.  Караван-сарай ищу. Что тут у вас слу-
чилось, ради аллаха?
   - Не твоего ума дело! Где караван?
   - Караван! - сокрушенно повторил Симмонс. - Нет каравана.
Разграбили возле самой Хивы. Еле ноги унес. Оттого и спраши-
ваю,  что здесь происходит.  Не хочешь, не отвечай. К самому
хану пойду!
   - "К самому хану!" - передразнил нукер. - Смотри не опоз-
дай. Он ждет тебя не дождется на кладбище!
   - Как?!
   - А так. Убили Шергазыхана. Там, - всадник мотнул головой
в сторону дворца,  - инаки третий день нового хана выбирают.
Ступай,  может,  тебя ханом выберут!  Скажи, десятник Нарбай
послал. - Он хохотнул. - Нашел время торговать, дурень.
   Нукер повернул коня и рысцой затрусил обратно.  С вершины
минарета хлопнул одиночный выстрел. Наездник нелепо взмахнул
руками и завалился набок. Лошадь испуганно заржала, понесла,
вскидывая задом.  Зацепившееся за стремя тело нукера волочи-
лось по земле.
   - Тангры * всемогущ!  - произнес рядом чей-то дребезжащий
голос. - Да настигнет кара всех богохульников! О-омин!
   Симмонс оглянулся.  Рядом,  неизвестно откуда  взявшийся,
злобно поблескивал воспаленными гноящимися глазками старик в
грязноватой чалме и сером до пят халате.
   - Слыханное ли дело?  - продолжал чалмоносец.  - Выбирают
хана,  не советуясь с нами, ревнителями ислама! Не-ет, аллах
не допустит святотатства!  Пойдем,  раб божий,  я укажу тебе
караван-сарай. Я слышал, тебя ограбили аламаны? Мужайся, сын
мой. Аллах дает, аллах берет. Все в его воле. Молись, совер-
шай богоугодные деяния,  и он воздаст сторицей. У тебя в са-
мом деле ничего не осталось?
   - Увы!  - развел руками Симмонс,  следуя за  чалмоносцем.
Тот  недоверчиво  стрельнул в него красными,  как у кролика,
глазками.

     * Одно из 99 имен бога.

   - Все равно пожертвуй на медресе святого Шергазы, - голос
старика  был тороплив и настойчив.  - Покойный погиб от руки
неверного. Так пусть же...
   - Я  понял,  домулло,  -  Симмонс достал золотую монету и
опустил в морщинистую давно немытую ладонь старца. - Прочти-
те дуо, * отец.
   Старик зыркнул взглядом по монете,  спрятал за  пазуху  и
молитвенно  раскрыл перед собой ладони.  "У этого глаз наме-
танный,  - отметил Симмонс.  - На зуб пробовать не стал. Это
тебе не плешивый Сайд".
   Духовник кончил бормотать молитву, торопливо провел ладо-
нями  от висков к подбородку и,  буркнув "прощай,  сын мой",
поспешно зашагал обратно.
   - Постойте,  домулло! - окликнул его Симмонс. - Вы же хо-
тели показать мне караван-сарай?
   - Ступай прямо,  раб божий. - Старик даже не обернулся. -
Там подскажут!
   - Ну и ну!  - восхитился Симмонс.  - Профессионал, ничего
не скажешь. Вот это школа!
   Продолжая ухмыляться,  завернул  в первый попавшийся двор
и,  убедившись, что он покинут хозяевами, присел на застлан-
ную циновками супачу **. Вымогатель в нестиранной чалме тот-
час канул в небытие.  Симмонс уперся локтями в колени и обх-
ватил  голову ладонями.  Усилием воли отогнал подступившую к
горлу тошноту.  "Думать, - приказал он себе, - отбросить все
второстепенное,  несущественное. Сосредоточиться на главном.
Думать... Думать"...
   ...Савелий не выполнил его указаний, а может быть, просто
не сумел выполнить, рабы не подчинились, кто он для них, та-
кой же раб,  пленник,  как и все,  восстание подавлено, те в
минарете долго не продержатся,  насколько  часов,  в  лучшем
случае несколько дней.  Тимурсултан не успеет, к тому време-
ни,  когда он подойдет к Хиве,  инаки посадят на трон нового
хана,  а уж он-то о своей безопасности позаботится, восстав-
шим крышка...
   По выложенному  зеленоватым  квадратным  кирпичом дворику
проложили наискось дорожку головастые черно-красные муравьи.
Симмонс машинально подвинул ногой обломок кирпича, перегоро-
дил дорожку.  Муравьи засуетились,  бестолково  засновали  в
разные стороны...
   ... А что если вернуться недели на три назад, попро-

     * Очистительная молитва.
     ** Глиняная приступка для сидения.

бовать самому возглавить восстание, навести порядок, органи-
зовать оборону, нет глупость, как Эльсинора сказала, посадят
на  престол нового хана по имени Эрнст,  и покойный десятник
Нарбай сказал, ступай, может, тебя ханом сделают, будто сго-
ворились, а может быть, есть в этом какая-то логика, какая к
дьяволу логика,  повернуть историю вспять,  это тебе не  му-
равьиная дорожка, поставил поперек кирпич, и нарушилась сис-
тема,  черта с два, вот опять побежали как прежде и не в об-
ход, а прямо через преграду, и потом сколько людей перебили,
одних повешенных рабов вон сотни,  что они,  все снова воск-
реснут,  что ли,  ерунда все это,  чушь дикая, у истории нет
обратно хода, тогда что есть, вилка, обходный вариант?..
   - Ничего нет, - сам того не замечая, забормотал он вслух.
- Никаких обходных вариантов, никаких вилок. И нечего перео-
ценивать свои силы.  Самое многое,  на что ты способен,- это
вызвать небольшие отклонения в ту или иную сторону. А конеч-
ный результат все равно тот же. Как от брошенного в реку ка-
мешка: всплеск, круги - и опять все по-старому.
   Симмонс в сердцах пихнул ногой злополучный обломок кирпи-
ча. "Нравится тебе это или нет, но ты снова потерпел фиаско,
старина,  - сказал он себе. - И глупо затевать третью попыт-
ку. Остается одно: возвратиться к Эльсиноре".
   Он опустил руку за пазуху и замер,  пораженный: времятрон
исчез.

   Сайд еще раз глянул на монету и решительно отмел наважде-
ние:
   - Показалось. Мало ли кто на кого похож?
   Вскинул на плечо секиру и зашагал взад-вперед по  мрамор-
ным плитам.  Стук подкованных сапог гулко отдавался под сво-
дами куполов: десять шагов туда, десять обратно. И вдруг за-
мер. Сайд нагнулся и подобрал завалившуюся в щель между пли-
тами диковинную вещицу.  Живи Сайд в двадцатом или хотя бы в
девятнадцатом  веке,  он бы принял ее за карманные часы.  Но
Сайд жил в Хиве в начале восемнадцатого и поэтому лишь изум-
ленно всхрапнул, разглядывая незнакомый предмет. Кружочки, с
какими-то знаками, насечками. Головка сверху. Грязным, обло-
манным  ногтем Сайд подцепил одну из насечек.  Кружок плавно
повернулся вокруг оси.
   - Ха!  - обрадованно выдохнул стражник.  - Крутится! А ну
теперь?
   Он тронул большим пальцем выступ. Выступ мягко спружинил.
Сайд нажал посильнее. Раздался негромкий щелчок...
   Амат-юзбаши неслышно  подкрался  к  охраннику а уже занес
было лапу,  чтобы трахнуть его по дурной  башке  за  неради-
вость,  как вдруг что-то сухо,  негромко треснуло и Сайд ис-
чез. Амат-юзбаши испуганно отпрянул, роняя с головы мохнатую
чугурму.  На том месте,  га.ч только что сутулился над собс-
твенной ладонью плешивый Сайд,  одиноко и дико торчала секи-
ра.  Вытаращив глаза, Амат словно завороженный наблюдал, как
она медленно клонится в его стооону.  Не в силах  пошевелить
пальцем, он зажмурил глаза, секира больно трахнула его плаш-
мя по бритой башке. Юзбаши взвизгнул и повалился навзничь.

   Первым его  ощущением  был панический ужас,  промчался по
извилинам мозга бешено завывающим вихрем,  кружа и расшвыри-
вая клочья здравого смысла.  Замер, словно канул в густеющие
сумерки безысходности, и в мертвой тишине с каким-то злобным
торжеством  загремел  угрожающе  размеренный набат колоколов
беспросветного отчаянья.  Реальность, еще минуту назад подв-
ластная его воле, казалось, мягко привстала на могучих лапах
и хищно оскалилась.
   Усилием воли  Симмонс  подавил  рвущийся  из глотки крик.
"Спокойно,  - прошептал он, - возьми себя в руки. Думай. Ду-
май. Нет безвыходных положений. Главное, не поддавайся пани-
ке".
   ...Несколько минут  спустя  он уже быстро шагал по улице,
шаря взглядом по пыльной, заваленной обломками мостовой, хо-
тя  и  был почти уверен,  что обронил времятрон не здесь,  а
где-то возле ворот, при разговоре с плешивым Саидом.
   Ворота были по-прежнему распахнуты настежь,  и ол еще из-
дали увидел распростертое на  мраморных  плитах  неподвижное
тело.
   - Этого еще не хватало!  - пробормотал  Симмонс,  ускоряя
шаг. - Сайд! Эй, Сайд! Фу ты черт, да это не он.
   Он склонился над юзбаши и бесцеремонно рванул его за  бо-
роду.  Амат застонал,  открыл глаза и сел, держась за голову
руками.
   - Где Сайд? - спросил Симмонс, не давая опомниться.
   - Проклятый плешивый! - плаксиво заскулил сотник. - Попа-
дись он только мне, сын осла, с живого шкуру сдеру!
   - Где Сайд? - нетерпеливо повторил Симмонс.
   - А я откуда знаю? - Амат поднялся, охая и испуганно ози-
раясь. - Стоял вот здесь, что-то перед носом вертел. А потом
- хырст! - и пропал. Как в землю провалился. Шайтан его ута-
щил, что ли? Тащил бы с секирой вместе. А то прямо на голову
мне уронил, скотина!
   У Симмонса подогнулись колени.  Он  повернулся  спиной  к
продолжавшему причитать Амату и, машинально переставляя ноги
и не замечая ничего вокруг, побрел обратно в город.
   Очнувшись поздно  ночью  в  мрачной,  озаренной боязливым
огоньком чирака худжре караван-сарая,  он о трудом восстано-
вил в памяти отрывочные,  бессвязные эпизоды второй половины
дня.
   ...Он стоит, прислонившись спиной к стене какой-то мазан-
ки,  а мимо ленивым галопом скачет отряд нукеров. Глухо уда-
ряют в пыльную моетовую конские копыта.  Покачиваются пики с
насаженными на них головами  мятежных  рабов.  Перепачканные
запекшейся кровью лица облепили зеленые трупные мухи.  Прис-
туп тошнэты сгибает Снммонса пополам.  Он  отворачивается  в
сторону и закрывает глаза. В уши рвется хохот нукеров.
   - Смотрите, йигиты, как вон тот в халате кланяется!
   - Полную мотню напустил небось!
   - Стыдливый, смотри-ка! Морду воротит!
   - Ткни пикой в зад, сразу выпрямится!
   Мучительное желание выхватить бластер и полосануть по хо-
хочущим рожам,  жгучие спазмы в желудке и горле, мучительное
ощущение бессилия и обреченности...
   ...Хауз, окруженный невысокими городскими постройками.  В
зеркальной поверхности водоема отражаются  кроны  прибрежных
талов и карагачей, поблескивающие майоликой купола и минаре-
ты мечетей. Девочка лет шести в латаном-перелатаном платьице
и перехваченных у щиколоток штанишках,  встав на колени, ла-
кает воду,  ритмично быстрыми движениями подбрасывая ее  ла-
дошкой ко рту.  Чуть поодаль два огромных волкодава с обруб-
ленными ушами и хвостами рыча волокут иэ хауза  обезглавлен-
ный человеческий труп.
   - Не пей!  - кричит Симмонс девочке. - Не смей пить, слы-
шишь?
   Девчушка поднимает голову,  испуганно глядит на Симмонса,
и по ее лицу скатываются крупные капли не то слез, не то зе-
леноватой стоячей воды...
   Медленно, со скрипом и скрежетом отворяется обитая желез-
ными гвоздями дверь в стене минарета.  Выпуклые шляпки гвоз-
дей, словно всосавшиеся в массивные карагачевые доски грибы,
образуют замысловатый узор:  дуги,  полуокружия, спирали. На
площади перед минаретом нестройной толпой сгрудились нукеры.
Молчат,  дышат хрипло,  с присвистом, как во сне. В звенящей
полуденной тишине слышно только карканье ворон да исступлен-
но визгливый клекот коршунов.
   Из темноты дверного проема показывается чья-то рука с об-
рывком грязно-белой материи.
   - Аман *...  - голос звучит негромко,  отрешенно,  словно
говорящему все равно, услышат его или нет. - Аман... Аман...
   - Выходи по одному! - бешено кричит юзбаши, будто сорвав-
шись с цепи. - По одному, собаки!
   Возбуждение сотника передается нукерам.  Они хватаются за
оружие,  размахивают над головами кривыми саблями, секирами,
копьями.  Яростные вопли оглашают площадь. С виселиц, лениво
взмахивая крыльями, поднимаются стаи стервятников.
   С каким-то  непонятным  равнодушием  Симмонс наблюдает за
выходящими из минарета.  Рабы еле держатся на ногах от исто-
щения.  Это уже не люди, а какие-то кошмарные пародии на лю-
дей,  словно сошедшие с гравюр Дорэ.  На  изможденных  лицах
застыло одинаковое выражение безразличия и тупой покорности.
   Глядя на них,  затихают даже озверевшие было нукеры. Зре-
лище действительно страшное.  Вот один на выдержал: подогну-
лись колени,  и человек с глухим стуком упал на четвереньки.
Остальные идут мимо.  Равнодушно,  будто не замечая. Неужели
бросят?

     * Пощады.

   Симмонс машинально делает несколько шагоа вперед и накло-
няется  над беднягой.  Протягивает руку,  чтобы помочь.  Раб
поднимает голову,  и его  запавшие  глаза  вдруг  вспыхивают
злобным блеском.
   - Ты?!  - Раб медленно, с нечеловеческими усилиями подни-
мается на ноги. Глаза его горят, словно угли, жгут, проника-
ют в самую душу. - Ты!..
   Он пытается  что-то сказать,  но гнев душит его,  не дает
произнести ни слова. Собрав последние силы, раб плюет в лицо
Симмонсу и,  едва удержавшись на ногах,  качаясь,  точно пь-
яный, уходит вслед за товарищами.
   Злорадно хохочут нукеры. Симмонс, не сводя глаз с удаляю-
щегося раба, беззвучно шевелит губами, повтэряя одно и то же
слово: "Савелий... Савелий... Савелий..."
   ...Рабов увели,  подгоняя отстающих пинками и ударами ко-
пий.  Пыльный смерч прошелся по опустелой площади, вскидывая
и кружа мусор,  какое-то тряпье. Закачались, ударяясь друг о
друга,  тела на виселицах.  Багрово-красный диск солнца кло-
нился к горизонту,  отчеркнутый изломанной линией  зубцов  и
плоских крыш.  Где-то неподалеку залаяла-завыла собака,  де-
сятки других откликнулись ей,  и над разоренным городом раз-
разилась ужасающая какофония диких стонов, хрипа я визга.
   Трепетный огонек чирака мигнул и погас. Симмонс продолжал
неподвижно  сидеть  в  темноте и такой же непроглядный мрак,
как в худжре,  царил в его смятенной душе. Теперь он даже не
пытался искать выход из своего отчаянного положения:  не то,
чтобы смирился - нет,  но всем его существом  все  больше  и
больше овладевало состояние тупого,  парализующего волю без-
различия.
   Шумно вздыхали,  смачно пережевывая жвачку, чудом уцелев-
шие верблюды во дворе караван-сарая, с тоскливым подвыванием
лаяли  псы в опустевших элатах1 изувеченного города.  Посте-
пенно глаза привыкли к темноте, и справа обозначился стрель-
чатый свод двери: над Хивой вставала луна.
   Смыкались от усталости веки.  Симмонс привалился спиной к
стене, вытянул ноги на жесткой камышовой

     * Квартал.

циновке и  незаметно  для  себя  задремал.  Пробуждение было
ужасным.  Он ощутил, как чьи-то липкие холодные пальцы стис-
нули горло,  захрипел, тщетно силясь оторвать их от шеи, по-
валился на бок,  извиваясь в  мучительных  конвульсиях  и...
проснулся в холодном поту.
   Луна светила в дверной проем,  отбрасывая  на  застланный
циновками пол остроконечное серебристое пятно. В караван-са-
рае царила неправдоподобно глубокая тишина. Где-то очень да-
леко истерически хохотали и выли шакалы, но их вопли, вселя-
ющие ужас вблизи,  казались на расстоянии чем-то будничным и
обыденным,  не нарушали, а как бы оттеняли тишину лунной но-
чи.
   Тревога не проходила.  Бешено колотилось сердце.  Симмонс
стиснул зубы, провел по лицу ладонью и замер. Послышался шо-
рох. Напрягаясь всем телом, Симмонс беззвучно встал с цинов-
ки и, затаив дыхание, приблизился к двери. Почудилось? Шорох
повторился,  ближе,  явственнее. Кто-то, стараясь не шуметь,
осторожно пробирался по галерее,  на которую выходили  двери
худжр второго яруса.
   Стремительная стая мыслей  прочертила  сознание.  Симмонс
прижался к стене возле самого дверного проема, чувствуя, как
желудок сам собой поджимается под грудную клетку и тяжелеют,
наливаясь кровью, кисти опущенных рук.
   "Кто это может быть?  - лихорадочно стучало  в  мозгу.  -
Постоялец караван-сарая?  Но тогда почему он идет крадучись?
Боится?  Кого? Ясно кого, - время смутное. Всякий может ока-
заться аламаном. Да и караван-сарай не охраняется. Ну, а ес-
ли"...  - Симмонса бросило в жар. С непонятно откуда пришед-
шей уверенностью он вдруг понял:  тот, крадущийся вдоль сте-
ны,  ищет именно его, Симмонса. Пальцы скользнули вдоль бед-
ра, легли на рукоять бластера.
   Крадущиеся шаги шелестели совсем рядом.
   "Ну держись,  - со злорадной решимостью подумал Симоне. -
Испепелю как миленького.  В порошок. В прах летучий". Поднял
руку с бластером на уровень пояса, нащупал пальцем спусковую
кнопку.  Не отдавая себе отчета,  мысленно  произнес:  "раз,
два..."
   - Эрнст!  - раскатом грома ударил по нервам  еле  слышный
шепот. - Где ты, Эрнст? Не стреляй...
   Бластер с глухим стуком упал на циновку. Окруженная орео-
лом лунного сияния, в дверях стояла Эльсинора.
   ...Он ощупью отыскал губами ее губы, дрожащие, соленые от
слез, и замер в нелепой, неудобной позе: она лежала на дива-
не,  а он скрючился рядом,  стоя на коленях, ощущая ладонями
шелковистое тепло ее волос.
   - Ты...  - Он искал и не находил единственно возможные  в
эти мгновенья слова. - Ты...
   Она молча плакала. В комнате стояла кромешная тьма, но он
отчетливо представлял себе, как струятся по ее щекам ручейки
слез, исступленно ловил их губами, стараясь не прикасаться к
ее коже щетиной заросших щек и подбородка.
   - Как ты нашла меня?
   - Не знаю. - Она глубоко вздохнула. - Нашла и все.
   - Но ведь ты... - Он покачал головой. - Ты даже не знала,
в каком я столетии.
   - Я не знаю,  - повторила она.  - Не спрашивай меня ни  о
чем. И зажги наконец свет.
   Симмонс поднялся с колен,  щелкнул выключателем,  под по-
толком вспыхнула матовая люстра в виде морской раковины. Все
здесь было таким же,  как до его последней  одиссеи:  ковры,
пластик,  хромированное железо, хрусталь. Спокойные пастель-
ные тона. Холодильник, утопленный в стенную панель. Стилизо-
ванные  под  резьбу по слоновой кости решетки кондиционеров.
Две просторные красного дерева кровати под  балдахином,  ди-
ван,  вращающееся  зеркало  с хитроумной системой подсветок,
позволяющей видеть себя со всех сторон, я шкафчиком для пар-
фюмерии. Письменный стол из мореного дуба. Симбиоз гостиной,
спальни и кабинета,  хаотическое смешение стилей разных эпох
и народов.
   Эльсинора приподнялась и села на диване,  уронив в ладони
лицо.  Возле  ее  ног  на ковре тускло поблескивала луковица
времятрона, того самого, который вынес их из кровавой реаль-
ности Хивы 1728 года. Симмонс поднялся с колен.
   - Люси, - позвал он, стараясь вложить в это короткое сло-
во всю нежность, на которую только был способен.
   - Да, - глухо отозвалась она, не поднимая головы.
   "Я люблю  тебя,  Люси,  слышишь?  Жена моя,  счастье мое,
жизнь моя!  Ты для меня - все.  Если бы не ты..." -  Симмонс
облизнул пересохшие, воспаленные губы.
   - Ты знала о втором времятроне?
   Она кивнула, все так же не поднимая головы.
   - Откуда?
   - Ты сам научил меня, как с ним обращаться.
   Симмонс лихорадочно рылся в памяти, стараясь вспомнить.
   - Когда? Напомни.
   Она медленно  опустила  руки,  взглянула  на  него  снизу
вверх,  маленькая,  бесконечно усталая женщина с заплаканным
постаревшим лицом.
   - Чего ты от меня хочешь? - Голос звучал отрешенно и глу-
хо. - Я сделала больше, чем могла. Я устала, Эрнст. Не спра-
шивай меня ни о чем.
   - Хорошо... Не буду...
   Он молчал, машинально разглядывая свои грязные с обломан-
ными ногтями руки, лоснящиеся рукава халата.
   - Раздевайся!
   - Что?!  - Она даже привстала от  неожиданности.  Симмонс
горько усмехнулся.
   - Снимай одежду. Все - в стерилизатор. И ступай мыться.
   Он толкнул  дверь  в соседнее помещение,  а когда намного
погодя вернулся оттуда в одних плавках и с баллоном  дезодо-
ранта, Эльсиноры в комнате уже не было. Он покачал головой и
подобрал оставленную ею одежду.  За дверью в ванную  комнату
глухо зашумела вода.
   Симмонс сложил одежду в никелированный бак стерилизатора,
залил раствором и включил ток.  Потом обработал дезодорантом
сначала диван,  а затем всю комнату, зажмурившись и не дыша,
побрызгал на себя и, чихая и кашляя, нырнул в подсобку, где,
издавая басовитое гудение, вибрировал стерилизатор.
   Отдышавшись, Симмонс присел на табурет и задумался. Гуде-
ние смолкло.  С легким щелчком откинулась панель с выстиран-
ным и продезинфицированным бельем. В наступившей тишине тон-
ко по-комариному зудели аккумуляторы.
   "Постарайся рассуждать спокойно, - приказал себе Симмонс.
- Без паники и эмоций. Паника? Причем здесь паника?"
   Он провел  ладонью по лицу,  стараясь сосредоточиться,  и
вдруг поймал себя на мысли о том,  что он,  Симмонс, по сути
дела  не знает своей жены.  Она красива,  обаятельна,  умеет
владеть собой, обладает редкостным даром перевоплощаться.
   Но все это - внешняя сторона, фасад, а что за ним? Со все
возрастающим удивлением он обнаружил,  что никогда прежде не
задумывался над этим всерьез.  Эльсинора была рядом - жена и
спутница его сумасшедших одиссей - и этого было  достаточно.
Первую день сомнения заронил в его душу Дюммель,  вернее, не
сам Дюммель,  а его признание в любви к Эльсиноре. И даже не
само признание (оно скорее удивило,  чем взволновало Симмон-
са),  а то,  что он попытался представить себе ее реакцию  и
вдруг  понял,  что не в состоянии этого сделать.  Потом была
эта дикая сцена с чужой одеждой в стерилизаторе,  сцена, ко-
торая оставила после себя гложущую боль и недоумение.
   А теперь это ее появление в разоренной мятежными рабами и
залитой  кровью Хиве 1728 года,  в тот самый момент,  когда,
казалось бы,  для Симмонса уже все было кончено и не остава-
лось ничего другого, как окончить счеты с жизнью.
   Конечно, Эльсинора спасла его от неминуемой смерти и  уже
за  одно  это  следовало бы закрыть глаза на все странности,
связанные с ее необъяснимым появлением.  Но Симмонс мог пок-
лясться,  что никогда не показывал ей, как пользоваться вре-
мятроном. Больше тоги: она никогда даже не интересовалась ни
самим аппаратом,  ни принципом его действия. Лишь однажды он
видел,  как она рассматривала серебристую луковицу, боязливо
держа ее перед собой на ладони.
   Аппарат был прост в обращении,  но чтобы пользоваться им,
нужны были хотя бы элементарные навыки.  А их-то у Эльсиноры
и не могло быть.
   - Какое сегодня число?  - спросил он,  когда она вышла из
ванной, запахивая халат, розовощекая, помолодевшая.
   Вопрос застал ее врасплох.
   - Н-не знаю, - она захлопала ресницами и наморщила лоб. -
Тебя не было целую вечность. Хотя погоди... Когда я решилась
наконец отправиться  на  поиски,  часы  показывали  четверть
третьего ночи.
   - Число, месяц?
   - Сентябрь, конечно, какой же еще? - У нее недоуменно по-
ползли вверх брови. - Двадцать второе сентября.
   Он взглянул на круглый циферблат настенных часов.  Прибор
был из XXII столетия, добротный, с электронной начинкой, по-
казывающий часы,  минуты, секунды, числа, дни недели, месяцы
и годы.
   Проследив за  его  взглядом,  Эльсинора оглянулась и тоже
посмотрела на циферблат.
   - Ничего не понимаю. Девятнадцатое сентября?
   - Да. Это называется петля во времени.
   - Ничего  не  понимаю,  - растерянно повторила она.  - Мы
что, никуда еще не отправлялись?
   - Еще нет.  Отправимся через три дня. Вначале я, а следом
за мной и ты. - Он усмехнулся. - На поиски сбежавшего супру-
га.
   - Но тогда где же мы? Те, из девятнадцатого сентября?
   Он снова взглянул на нее.
   - А ты вспомни, где мы были девятнадцатого.
   Эльсинора наморщила лоб.
   - Вспомнила! На банкете в офицерском собрании.
   - Правильно. И вернулись в двенадцатом часу.
   - А сейчас, - она посмотрела на циферблат и вздрогнула. -
Без семи минут одиннадцать!
   - Стало быть, вот-вот сюда нагрянут миссис Симмонс с суп-
ругом - законные хозяева этой квартиры.
   - И застанут нас здесь?!  - в голосе ее  зазвучал  непод-
дельный  ужас.  -  Что будет,  Эрнст?  Что будет?!  Придумай
что-нибудь! Ты все можешь, милый!
   - "Ми-лый..." - повторил он задумчиво и печально. Саркас-
тическая улыбка на мгновенье покривила губы.  -  "Ми-лый..."
Ну что ж, спасибо и на этом. - Он подобрал с пола времятрон.
Перевел один из дисков на сотую долю деления. Коснулся боль-
шим пальцем выступа в верхней части луковицы. Поднял на Эль-
синору глубоко запавшие,  тоскливые глаза. - Подойди ко мне,
любовь моя... Встань рядом.
   Она прильнула к нему,  горячая, еще не остывшая после ку-
пания,  до головокружения желанная. Он обнял ее, зарылся ли-
цом в ее влажные,  пахнущие свежестью волосы и включил  вре-
мятрон.
   Мигнула и снова засветилась теплым матовым светом люстра.
Беззвучно,  как на экране немого кинематографа,  сдвинулось,
отступив от стола,  кресло.  Ворсистая накидка, которой была
застлана кровать, повисла на спинке стула. Скользнул и отки-
нулся угол атласного одеяла,  обнажив белоснежную  простыню.
На  полированной плоскости стола материализовалась пачка си-
гарет.  А они по-прежнему стояли обнявшись посреди  комнаты,
ничего не видя и не замечая. Первой опомнилась Эльсинора.
   - Ну что же ты?  - голос ее тревожно вздрагивал.  -  Ведь
они с минуту на минуту могут войти!
   Он отрицательно качнул головой и поднял лицо.
   - Не войдут.
   Эльсинора взглянула на него снизу вверх.  Их глаза встре-
тились.
   - Ты уверен?
   - Да.
   Она прикоснулась пальцами к его щеке.
   - Как ты оброс, милый. И похудел...
   Он слушал ее и не слышал.  Он,  не отрываясь смотрел в ее
глаза, ощущая, как все глубже и глубже погружается в их неж-
ную,  властно влекущую глубину. И вдруг рывком вскинул ее на
руки и шагнул к кровати.
   - Я идиот,  Люси,  - признался  он,  улыбаясь  блаженной,
действительно  идиотской улыбкой.  - Был идиотом и всегда им
останусь. Я должен был давно обо всем догадаться, а не зака-
тывать сцены ревности.
   - О чем ты? - насторожилась она.
   - О той дурацкой сцене с одеждой, в стерилизаторе.
   Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. Глаза у
нее были теперь зеленоватые,  загадочные, черт разберет, что
в них пряталось.
   - А я ведь так и не знаю, откуда она взялась.
   - Знаешь,  -  усмехнулся  Симмонс.  -  Нельзя  не  узнать
платье, которое сама же сняла, отправляясь в ванную.
   - Ты хочешь сказать...  - Она замерла, напряженно думая о
чем-то,  и вдруг вихрем сорвалась с постели и закружилась по
комнате в сумасшедшем  импровизированном  танце.  Симмонс  с
улыбкой наблюдал за ней, не поднимаясь с кровати.
   - Эрнст!  - звенел в комнате ее  голос.  -  Я  счастлива,
Эрнст!  Я самая счастливая женщина на земле!  Слышишь, люби-
мый?
   - Слышу.
   Он потянулся было за сигаретой,  но раздумал,  схватил ее
за руку и усадил рядом с собой.
   - Объясни мне одно...
   - Опять?
   - Последнее. Если хочешь, чтобы и я стал самым счастливым
мужчиной на свете.
   - А если не смогу?
   - Сможешь,  - уверенно сказал он.  - Уж что-что, а это ты
сможешь.
   - Это очень важно для тебя?
   - Очень.
   - Тогда я постараюсь.
   - Ты сказала, что я научил тебя пользоваться времятроном.
- Симмонс помолчал, собираясь с духом. - Такого не было, Лю-
си.  Я не оставил живого места в своей памяти,  перетряс все
до последней клеточки. Такого не было.
   - Нет,  было! - Она задорно тряхнула головой, так что во-
лосы взметнулись золотистым облаком.
   - Когда?  - тихо спросил он,  чувствуя,  как стремительно
холодеет где-то под сердцем.
   - В тот злосчастный вечер после банкета.  Ты был  неправ,
несправедлив,  груб.  Ты  был просто несносеч.  Наверное,  я
должна была смертельно на тебя обидеться.  Я и в самом  деле
обиделась, но каким-то внутренним зрением видела, что бесну-
ешься ты оттого,  что не можешь ничего понять. Я тоже ничего
не понимала, и эго сводило меня с ума.
   Мы оба испытывали одно и то же,  но ты бушевал,  а я... Я
молча незаметно наблюдала за тобой, зная, что в таком состо-
янии ты можешь совершить что угодно.
   Ты крикнул мне в лицо что-то обидное, закурил и с размаху
сел в кресло.  С минуту сидел неподвижно, потом нервно зага-
сил  сигарету и рванул на себя ящик стола.  Я почувствовала,
что сейчас совершится что-то ужасное,  что-то  непоправимое,
встала  и подошла к твоему креслу.  Ты взял из ящика времят-
рон,  настроил его и нажал на кнопку.  Тогда я взяла  второй
времятрон  и настроила его точно так же,  как это сделал ты.
Вот и все.
   - Идиот! - хлопнул себя по лбу Симмонс. - Как же я сам не
догадался?  Я ведь чувствовал,  что ты стоишь у меня за спи-
ной, даже дыхание твое слышал! Идиот, конченый идиот!
   Он привлек ее к себе и,  перебирая ее мягкие  шелковистые
волосы,  гладя по плечам,  испытывал неизъяснимую легкость и
блаженное ощущение покоя.
   Симмонс был счастлив.  Никогда прежде не испытывал он та-
кого душевного подъема, такого могучего прилива энергии, та-
кой неутолимой жажды деятельности.  Тревоги отодвинулись ку-
да-то на задний план,  скепсис как рукой сняло. Он будто ро-
дился заново,  уверовал в незыблемость окружающей его реаль-
ности, развил такую деятельность, словно хотел утвердиться в
нея всерьез и навсегда.
   Дом, в котором они жили с Эльсинорой,  был перестроен за-
ново,  вокруг  него,  словно по мановению волшебной палочки,
разросся огромный парк с экзотическими деревьями и кустарни-
ками,  тенистыми аллеями,  гротами и беседками. В причудливо
извивающихся арычках неумолчно журчала вода, невиданные рыбы
плескались в прудах,  осененных плакучими ивами.  Замаскиро-
ванные в кустах,  кронах деревьев  динамики  наполняли  парк
пеньем птиц, которых никогда прежде в Хорезме не слышали.
   По зеленой лужайке перед домом,  по усыпанным  золотистым
песком дорожкам величественно разгуливала павлины,  время от
времени неуклюже взлетая на деревья и перекликаясь противны-
ми,  резко контрастирующими с их сказочным опереньем голоса-
ми.  Над фонтаном у белоколонного парадного подъезда перели-
валась фантастическим соцветьем красок радуга, в которой це-
лыми днями роилась  привлеченная  прохладой  пестрая  птичья
мелкота.
   Дюммель с ног сбился,  едва успевая выплачивать жалованье
бесчисленным каменщикам,  штукатурам,  плотникам, инженерам,
архитекторам,  садовникам,  чеканщикам, резчикам по дереву и
ганчу, и еще бог знает каким специалистам, неизвестно откуда
появлявшимся и бесследно, исчезавшим, сделав свое дело и по-
лучив, что причитается в звонкой валюте.
   - Майн готт!  - недоуменно  разводил  руками  барон,  все
больше  убеждаясь в том,  что имеет дело с сумасшедшим.  - К
чему такие излишества?  Это небезопасно,  наконец. Надо быть
форменным болваном,  чтобы не заинтересоваться, откуда у вас
такие несметные богатства.
   - Пусть ломают голову! - беспечно усмехался Симмонс.
   - Надо быть круглым идиотом,  чтобы не попытаться  урвать
свою долю в этой вакханалии расходов!
   - А вы на что?  - улыбался шеф. - Уж у кого-кого, а у вас
копейки не выманишь сверх положенного.
   - Яволь, пусть так, - полыценно кивал немец. - Абер...
   - Никаких "абер",  Зигфрид, дружище! - хохотал Симмонс. -
Делайте свое дело и ни о чем больше не тревожьтесь.  А  бои-
тесь воров,  - усильте охрану.  Хоть целый гарнизон наймите,
за чем остановка?
   - Ну  и  ну!  -  немец  качал головой и закатывал глаза в
притворном ужасе.  - Вы непостижимы, герр Симмонс. То мудры,
как Мефисто, то наивны, как мальчишка.
   Не обходилось и без казусов.  Однажды щеголеватый неопре-
деленного  возраста  субъект предъявил Дюммелю счет на такую
астрономическую сумму, что у тевтона дух перехватило. И хотя
на счете стояла виза "к оплате" с закозыристой симмонсовской
подписью, барон все же счел нужным кое-что уяснить для себя.
   - Надеюсь,  мсье  не откажет в любезности,  - барон,  изо
всех сил старался быть галантным и даже французское словечко
ввернул, хотя вовсе не был уверен, что получатель - француз,
- показать работу?
   - Показать  работу?  -  искренне  удивился  получатель на
скверном немецком. - Разумеется, мсье.
   "Ювелиришка какой-нибудь,  не  иначе",  -  решил про себя
Дюммель, выжидающе глядя на своего визави.
   - Ну-ну.
   - Что "ну-ну"? - оторопел визави.
   - Выкладывайте работу.
   - Как "выкладывайте"? Куда?
   - А вот хотя бы сюда, на стол.
   - Однако.  - Удивленное выражение сошло с остренького ли-
рика получателя.  Усики презрительно вздернулись.  - Это не-
возможно. Я - дизайнер.
   - Ну и что? - хамовато спросил немец.
   - Как "ну и что"?  - растерялся  получатель.  -  Вы  хоть
представляете себе, что такое дизайнер?
   - Не представляю. - Лицо Дюммеля стало приобретать багро-
вый оттенок.  - И не желаю представлять. Извольте предъявить
работу. Я должен видеть, за что плачу деньги.
   - Да,  но здесь - резолюция мсье Симмонса... - начал было
дизайнер.
   - Плевать мне на резолюцию!  - взвился барон и трахнул по
столу кулачищем.  - Можете выложить на стол свою работу  или
нет?!
   - Нет!  - Дизайнер смерил Дюммеля презрительным взглядом.
- И не смейте повышать голос, вы, мизерабль!
   Что означало слово "мизерабль",  Дюммель не знал,  но  на
всякий  случай в долгу не остался и обозвал дизайнера шарла-
таном.  Тот вспылил, ушел, хлопнув дверью. Затем последовало
объяснение  с  Симмонсом,  которое в иные времена непременно
вылилось бы в нахлобучку,  но теперь шеф  был  в  прекрасном
настроении  и  лишь  мягко пожурил барона и велел немедленно
выплатить злосчастному дизайнеру,  которого, как выяснилось,
мадам Эльсинора специально пригласила из Парижа, причитающу-
юся сумму.
   В тот  же  вечер  Дюммель отыскал француза в ресторане и,
выложив на стол монеты, развернул ведомость.
   - Прошу расписаться в получении, мсье динозавр.
   Француз вытаращил глаза, но тут же взял себя в руки и ре-
шительным жестом отодвинул деньги.
   - Не пойдет.
   - Это почему же? - осведомился немец.
   - Не та валюта.  - Француз отхлебнул из рюмки,  аппетитно
почмокал.  - Мне нужны наполеондоры. Пятьсот наполеондоров и
ни сантимом меньше.
   Ни слова не говоря,  Дюммель сгреб деньги обратно в порт-
фель и, не прощаясь, покинул зал ресторана.
   Эльсинора, которой  он,  возвратившись  домой,  поведал о
своих злоключениях с проклятым "динозавром", весело расхохо-
талась.
   - Вы неподражаемы,  герр Дюммель!  Вы просто прелестны  в
своем невежестве! "Динозавр" - это же надо было придумать.
   - Где я ему наполеондоры искать буду? - сокрушался барон.
   - Вы хоть видели наполеондоры когда-нибудь?
   - Откуда?
   - Хотите полюбоваться?
   - Мадам, конечно, шутит.
   - Вовсе нет. Сейчас поищу в своей коллекции.
   - Стоит ли беспокоиться, мадам?
   - А почему бы и нет? Будете по крайней мере знать, как он
выглядит.
   "Век бы  его  не видеть",  - подумал барон,  но деликатно
промолчал.  Эльсинора скрылась за дверью,  а  Дюммель  отпер
сейф и в сердцах швырнул в него портфель.
   - Вы опять не в духе, Зигфрид?
   Дюммель вздрогнул и оглянулся. В дверях стоял улыбающийся
Симмонс.
   "Тебя только не хватало!" - Барон мысленно чертыхнулся.
   - Рассчитались с дизайнером?
   Немец отрицательно мотнул головой.
   - Не нашли?
   - Нашел. - Дюммель тяжко вздохнул и запер сейф.
   - И что же?
   - Не взял, жулик. Ему, видишь ли, наполеондоры подавай. А
откуда у меня наполеондоры?
   - М-да.  - Симмонс прошелся по комнате.  Сел в кресло.  -
Пожалуй,  действительно проблема. Что же вы намерены делать,
Зигфрид?
   - Не знаю, - угрюмо буркнул немец. - Ума не приложу.
   - А я знаю! - Эльсинора стремительно вошла в комнату. - И
ты здесь, Эрнст?
   - И я здесь, - улыбнулся Симмонс.
   - Я принесла герру Дюммелю наполеондор,  -  сообщила  она
радостно.
   - Думаешь,  это его выручит?  Вам ведь нужно  ик  гораздо
больше, а, Зигфрид?
   - Еще четыреста девяносто девять таких монет,  если  этот
динозавр не врет.
   - Динозавр?  - хохотнул Симмонс.  - Дизайнер,  вы  хотите
сказать.
   - Какая разница?  - уныло  проворчал  немец,  paзглядывая
протянутую  Эльсинорой монету.  - Золотых от этого не приба-
вится.
   - Что верно, то верно. - Симмонс благодушно попыхивал си-
гаретой.  - Хотя,  как знать? Возможно, как раз этот золотой
вас и спасет, Дюммель. Что ты на это скажешь, Люси?
   - Скажу, что друзей надо выручать.
   - Золотые слова... - Симмонс затянулся и пустил к потолку
длинную струю дыма.  - Как по-вашему,  друг вы  нам  или  не
друг, Зигфрид?
   - Я? - оскорбился барон. - Вам?
   - Ну, разумеется, вы нам.
   - И вы еще в этом сомневаетесь?
   - Я нет. А вот Люси...
   - Мадам Эльсинора! - взмолился немец.
   - Эрнст шутит, герр Дюммель.
   - Ну полно,  полно, барон. Экой вы, право! Уже и спросить
ни о чем нельзя.
   Симмонс загасил сигарету и поднялся.
   - По правде говоря,  этот ваш динозавр-дизайнер и мне по-
рядком надоел.  Но уговор есть уговор.  Так что вам придется
поработать, Дюммель.
   - С огромным удовольствием, шеф.
   - Даже так?  - Симмонс усмехнулся. - Ну что ж, тогда отп-
равляйтесь и принесите два ведра мусора.
   - Два ведра чего? - оторопел немец.
   - Мусора,  - невозмутимо повторил шеф.  - Щебенка, глина,
известь - все равно, лишь бы поувесистее.
   - Вы смеетесь надо мной, шеф.
   - Вовсе нет. Вам ведь нужны золотые?
   - Нужны, - вздохнул барон.
   - Тогда не теряйте времени.
   - Хорошо,  шеф. - Дюммель все еще колебался. У самых две-
рей он оглянулся. - Вы не шутите, герр Симмонс?
   - Ничуть, Зигфрид.
   - Тогда я пошел?
   - С богом, барон.
   Дюммель вышел, прикрыв за собой дверь.
   - По-моему,  ты переигрываешь, Эрнст, - улыбнулась Эльси-
нора.
   - Возможно.
   Симмонс наклонился, поцеловал ее в щеку. Она ласково про-
вела рукой по его волосам.  Он перехватил ее ладонь и поднес
к губам.
   - Хочется хоть на минуту почувствовать себя богом. Могу я
себе это позволить?
   - Конечно,  можешь.  - Она рассмеялась. - Как прикажете к
вам обращаться в такие минуты?
   - На ты.  Бог - единственная персона, к которой англичане
обращаются на ты.
   - Даже теперь? - усомнилась она.
   - Когда теперь?
   - Ну тебя! В XXIII веке, разумеется.
   - Не знаю,  - откровенно признался он. - Ни разу не бывал
в церкви. Как-то не до того было.
   - А ведь церкви там все еще есть.
   - Есть. И верующие есть. Секты, общины...
   Они умолкли,  занятые каждый своими мыслями. В дверь нег-
ромко постучали.
   - Войдите,  - откликнулся Симмонс.  Дверь отворилась, и в
комнату вошел Дюммель с двумя ведрами строительного мусора.
   - А,  вот и вы,  Зигфрид! - оживился Симмонс. Взял из рук
сконфуженного барона ведра,  прикинул, взвешивая. - Пожалуй,
достаточно.  А теперь не сочтите за труд прогуляться с мадам
по парку полчасика. Не возражаете? И боже вас упаси пытаться
ее обольщать!
   Дюммель досадливо поморщился и вздохнул.
   - Знаю  я вас,  старого греховодника!  - не унимался Сим-
монс,  выпроваживая немца из комнаты. - Вам только в рот па-
лец положи.
   - ...живо выплюнете!  - докончила за  него  Эльсинора  и,
отстранив мужа,  взяла барона под руку.  - Ведите меня,  ры-
царь. И не обращайте внимания на этого брюзгу. Ой!
   Симмонс невозмутимо почесал переносицу.
   - Одерни!  - Эльсинора звонко расхохоталась.  - Никто лю-
бить не будет.
   - Это как раз то, чего я добиваюсь, - усмехнулся Симмонс.
И захлопнул за ними дверь.
   Минут сорок спустя Симмонс отыскал  их  в  беседке  возле
пруда.  Эльсинора  бросала лебедям кусочки хлеба.  Дюммель с
угрюмой сосредоточенностью наблюдал за птицами.
   - Идиллия!  - усмехнулся Симмонс и со стуком поставил пе-
ред Дюммелем ведерко, прикрытое полотенцем. - Получайте ваши
сокровища, барон. Утрите нос динозавру.
   Дрожащими пальцами барон сдернул полотенце и ахнул: ведро
было доверху наполнено новенькими наполеондорами.

   Акционерное общество "Дюммель и К<sup>o</sup>" процветало. Складские
помещения ломились от хлопка, льна, каракульских смушек, се-
мян люцерны,  конопли,  кунжута.  Хлопкоочистительные заводы
едва успевали перерабатывать хлопок-сырец, узкоколейка рабо-
тала с полной нагрузкой,  зафрахтованные Дюммелем пароходы с
тяжело нагруженными баржами курсировали между Чалы-
шем и  Чарджусм по предельно уплотненному графику,  и вес же
на пристани и отгрузочных  площадках  поднимались  с  каждым
днем все выше пирамиды из прессованного волокна.
   Пришлось обратиться к каючникам,  но те до  самого  конца
навигации были наняты другими промышленниками и,  слушая за-
манчивые посулы агентов "Дюммеля и Компании", лишь прискорб-
но чмокали и разводили руками.
   Симмонс выходил из себя и  закатывал  Дюммелю  разгон  за
разгоном.  Еще двумя годами раньше тот бы,  наверное,  с ума
сошел от всего,  что ему ежедневно приходилось  выслушивать,
но теперь сохранял завидное хладнокровие и присутствие духа.
   - Ума не приложу, чего вы кипятитесь? - невозмутимо пожи-
мал  он  плечами после очередного симмонсовского нагоняя.  -
Дела идут лучше некуда. Деньги лопатой загребаем. Конкуренты
на ладан дышат. Чего еще нужно?
   За последнее время немец разительно изменился. От облапо-
шенного, вконец потерявшего голову растяпыбарона не осталось
и следа:  почувствовав твердую  почву  под  ногами,  Дюммель
как-то уж очень быстро обрел душевное равновесие, все больше
и больше ощущал себя хозяином положения.  Даже встряска, ко-
торую устроил ему Симмонс, перебросив в 1878 год и пригрозив
оставить там "у разбитого корыта", мало что изменила.
   Дюммель буквально  на глазах становился фигурой в деловом
мире.  С ним стали считаться, его побаивались, перед ним за-
искивали и лебезили.  Изменился он и внешне: стал как-то бо-
лее собран,  подтянут и элегантен, насколько может быть эле-
гантным боров средней упитанности. И - вот уж воистину неис-
поведимы свойства души человеческой! - после всего, что сде-
лал для него Симмонс, вытащив буквально из грязи да в князи,
- боготворить бы барону-неудачнику своего шефа-спасителя, ан
нет!  Бурлила строптивая тевтонская кровь,  шибала в голову.
Какими только оскорбительными эпитетами ни награждал Дюммель
своего патрона (мысленно,  разумеется). Однако в присутствии
шефа робел, хотя старался не подавать виду.
   "Вот тебе и презренный металл!  - размышлял между тем ни-
чего не подозревающий Симмонс,  не без удивления разглядывая
сидящего перед  ним  Дюммеля.  - Скорее уж облагораживающий,
чем презренный. С тех пор, как собственный счет в банке отк-
рыл, не узнать барона. Приосанился, франтить стал, даже, по-
жалуй,  помолодел,  стервец.  Собственным мнением обзавелся.
Ну, погоди, немчура паршивая!"
   - Что еще нужно,  изволите спрашивать? - Симмонс легонько
похлопывал  ладонью  по гладкой поверхности стола.  - Это вы
всерьез, или как?
   Немец пробормотал что-то невразумительное.
   - Вы,  кажется,  в самом деле полагаете, что горы тут без
меня своротили? Хреново работаете, Дюммель! Хреновее некуда!
   - Стараюсь, - барон угрюмо пожал плечами.
   - Хреново стараетесь! Я вам, кажется, русским языком объ-
яснял: ни одного конкурента не  оставлять!  Всех  по  ветру!
Пусть сам хан хивинский под вашу дудочку пляшет.  Прибрать к
рукам весь оазис! От Шарлаука до Аральского моря один хозяин
- "Дюммель и К<sup>o</sup>"! Вы что, не поняли меня тогда?
   - Понял, - хмуро буркнул Дюммель.
   - Так в чем дело? Нищих каючников не можете уговорить? Да
скупите все каюки к чертовой матери.  Предложите такие день-
ги,  чтобы у них глаза на лоб повылазили!  У вас что - денег
мало?
   - Целесообразно ли,  - усомнился Дюммель.  - Такие расхо-
ды...
   - Тогда сожгите!  - Симмонс хлопнул ладонью по столу, бе-
шено сверкая глазами.  - Наймите людей.  Пусть подожгут  все
каюки до единого.  Мы и только мы должны держать в своих ру-
ках торговлю,  транспорт, промышленность, строительство, все
виды предпринимательской деятельности.  Без нашего ведома не
будет продан ни один тюк хлопка,  не будет сформован ни один
кирпич, не упадет в борозду ни одно зернышко конопли, не за-
работает ни одна "джин-машина",  не снимется с якоря ни один
пароход.  Безраздельная монополия.  Диктат, если угодно. Это
вам, надеюсь, понятно?
   - О йа!  - Немец обалдело хлопал белесыми ресницами. - Вы
сумасшедший, герр Симмонс. Вы одержчмы маниакальной идеей!
   "Где он,  шельмец, слов-то таких успел нахвататься? - по-
разился Симмонс.  - Дурак дураком, а смотри-ка! И ведь осме-
лел,  каналья.  Это  ж  надо - шефа в глаза сумасбродом наз-
вать!"
   Но барон уже понял свою оплошность.
   - Bсe великие люди были маньяками,  repp Симмонс, - спох-
ватился он, придавая своей физиономии крайнюю степень восхи-
щения.  - Вы величайший из смертных, с которыми я когда-либо
встречался!
   - А вам что - и бессмертных доводилось  встречать?  -  не
удержался Симмонс. Барон вытаращил глаза в полнейшем замеша-
тельстве.
   - Ну полно, полно вам! - Симмонс сделал вид, что смягчил-
ся.  - Так ведь вас,  чего доброго, еще и удар хватит. Апоп-
лексический.
   - Апоп... - икнул немец. - Aпап...
   - Вот тебе и "апап"! Успокойтесь, говорят вам! Ишь, разы-
кался. Шнапсу хлебните, что ли. Где вы тут спиртное прячете?
   Фужер коньяка немного успокоил расходившиеся нервы Дюмме-
ля. Симмонс чуть пригубил из своего бокала и отставил в сто-
рону.
   - Очухались,  барон? Ну так вот, зарубите себе на носу: с
сегодняшнего  дня  вы  не просто предприниматель,  не просто
глава (Симмонс усмехнулся) акционерного  общества.  На  вас,
милейший, возлагается историческая миссия (у немца опять ис-
пуганно округлились глаза).  Да перестанете вы наконец тара-
щиться или нет? Что за манеры? Коньяк фужерами хлещете.
   - Вы же сами налили! - оторопел Дюммель.
   - Мало ли что налил, - ухмыльнулся шеф. - Так вот, насчет
миссии. Вы, голубчик, собственными руками станете делать ис-
торию.
   - Историю?!  - Казалось,  Дюммель  вот-вот  вывалится  из
кресла.
   - Историю,  - невозмутимо подтвердил Симмонс.  - Историю,
историю! Вы хоть представляете себе, что это такое?
   Барон ошалело мотнул головой.
   - Я так и думал,- удовлетворенно кивнул Симмонс. - Поста-
раюсь объяснить как можно популярнее.
   - Поп... - поперхнулся немец.
   - Только чур не икать. Хлопните еще фужер, так уж и быть,
разрешаю  (Дюммель опять помотал головой).  Ну,  как хотите.
Требуется от вас в общем не так много:  выставить из ханства
конкурентов, взять все в свои руки. - Симмонс для вящей убе-
дительности сжал пальцы в кулак,  показывая, как это следует
делать.  - И пунктуально выполнять все мои указания. Просто,
не правда ли, барон? Проще некуда. Договорились?
   - Я подумаю, - неожиданно выпалил немец.
   - Что-о-о?  - Симмонс даже привстал от удивления,  но тут
же взял себя в руки.  - По году тигра соскучились, ваше сия-
тельство? Хотите, обратно отправлю?
   Сунул руку в карман,  достал матово отсвечивающую лукови-
цу. Шагнул к главе акционерного общества.
   - Едем, барон?
   - Я уже подумал, - поспешно закивал Дюммель... - Я согла-
сен, шеф. Будем делать историю.
   - Так-то оно лучше.
   Час спустя, оба изрядно навеселе, они уже в обществе Эль-
синоры как ни в чем не бывало коротали время за поздним ужи-
ном.  Время приближалось к одиннадцати. За распахнутыми нас-
тежь окнами,  остервенело зудя,  бились  о  противомоскитную
сетку комары.
   Дюммель, импозантный,  в аккуратно  выглаженном  вечернем
костюме,  встал с фужером шампанского в руке.  Слегка покач-
нулся.
   - Предлагаю тост за очаровательнейшую из представительниц
прекрасного пола!
   - Ишь,  сердцеед! - не удержался Симмонс. Эльсинора неза-
метно толкнула его коленом.  Он взглянул на  нее  смеющимися
глазами и кивнул. - Продолжайте, Зигфрид, старина. Считайте,
что меня здесь нет.
   - Мадам!  - в голосе Дюммеля рокотали литавры. - Мы стоим
на пороге великих событий,  мадам.  Я уверен,  мадам, мы все
трое войдем в историю.
   - Полегче,  барон, - усмехнулся Симмонс. - В историю ведь
и вляпаться недолго.
   Поздно ночью по набережной канала Шахабад вдоль причалов,
у которых покачивались груженные кипами хлопка каюки, краду-
чись,  пробирались трое в темных халатах и низко  надвинутых
на лица чугурмах. Там и сям у самой воды тлели угли догорав-
ших костров.  Возле них храпели, закутаьшись в тряпье, каюч-
ники.  Ктото  невидимый  в темноте сонно тренькал на дутаре,
безуспешно пытаясь нащупать ускользающую мелодию,
   Трое, воровато озираясь, дошли до конца пристани. В приб-
режных зарослях тальника, держа в поводу коней, их ждал чет-
вертый. Пятый, толстый, коротконогий. стоял чуть поодаль.
   - Сколько? - голос коновода звучал приглушенно в хрипло.
   - Сорок три.
   - Фьюить-фьиу!
   - Тише ты!  - шикнул на коновода коротконогий.  - Соловей
нашелся! Подите сюда все.
   Он наклонился и пошарил в кустах. Звякнуло стекло.
   - Водка, что ли? - вполголоса предположил один из пришед-
ших.
   - Я тебе покажу  водка,  пропойца!  -  шепотом  пригрозил
толстяк. - Держите.
   Он дал каждому по увесистому свертку.
   - Тут в каждом десять бутылок. По бутылке на каюк, понят-
но? Переведи.
   Коновод перевел. Трое согласно качнули лохматыми чугурма-
ми.
   - А теперь на лошадей и - что есть духу по берегу.  Поки-
даете бутылки - и кто куда, врассыпную. Утром в конторе уви-
димся. Понятно?
   Чугурмы снова дружно качнулись.
   Спустя минуту-другую  бешеный конский топот взорвал тиши-
ну.  Зазвенело, разлетаясь вдребезги, стекло, и смерч сизого
пламени  взметнулся  в небо.  Второй,  третий,  четвертый...
Всадники вихрем неслись вдоль причалов,  и  огненные  столбы
вставали по их следам.
   Не трогаясь с места,  толстяк методично  считал  вспышки,
досчитал до двадцати четырех,  сбился,  плюнул и стал просто
наблюдать за происходящим.  По обрюзгшему,  гладко выбритому
лицу скакали алые всполохи.
   Пламя охватило каюки, перекинулось на досчатые причалы.
   Трещали, лолаясь,  рассыпая  фонтаны  искр,  кипы хлопка.
Вдоль всего берега высоко в небо  поднялась  сплошная  стена
огня. На ее фоне метались черные силуэты людей. С каждой ми-
нутой становилось все жарче и жарче. Ночь, на глазах превра-
щаясь в день,  опаляла лицо нестерпимым зноем. Где-то запоз-
дало ударил пожарный колокол.
   Коротконогий удовлетворенно хмыкнул, пригнулся и с неожи-
данным проворством юркнул в заросли.
   На следующее  утро в Ново-Ургенче только и разговоров бы-
ло, что о ночном пожаре. Слухи один невероятнее другого рои-
лись, как комары над рисовым полем. Вину за поджог валили то
на непокорных туркмен-йомудов,  то,  на кара-кипчаков, то на
беглых  каторжан,  неведомо  как  очутившихся  на территории
ханства.  Промышленники ходили как в воду опущенные: сорок с
лишним груженных прессованным волокном каюков сгорели дотла.
А тут еще поступили сообщения из Кипчака,  Шарлаука  и  Дар-
ган-Ата, что той же ночью вспыхнули готовые к отправке баржи
и каюки с хлопком,  пшеницей и рисом.  Кое-что, правда, уда-
лось спасти, но о том, чтобы сбыть попорченный огнем и водой
товар, не могло быть и речи.
   - Лихо поработали, Дюммель! - похвалил Симмонс. - Призна-
юсь,  не ожидал такой прыти.  Ей-богу,  из вас  бы  неплохой
Стенька Разин получился. Или Робин Гуд. Петля по вас плачет.
   У немца густо побагровели отвислые щеки.
   - Ну что вы зарделись?  Привыкайте к комплимено там,  ба-
рон, не век же мне на вас собак вешать.
   Глава акционерного  общества  одарил патрона испепеляющим
взглядом. Тот ухмыльнулся.
   - Право,  Зигфрид,  я  вас  иногда даже побаиваюсь,  Есть
что-то в вас инквизиторское.  А ну как во вкус войдете?  Так
ведь  вы и меня с Эльсинорой в один прекрасный день подожже-
те, а?
   - Оставьте неуместные шутки,  герр Симмонс! - вспылил не-
мец.
   - Ну, полно, полно! - Симмонс похлопал барона по упругому
брюшку. - Уж и пошутить нельзя. Мы с вами цивилизованные лю-
ди,  должны понимать юмор.  Сядьте, дорогуша. Потолкуем, что
дальше делать. С поджигателями, кстати, рассчитались?
   Дюммель угрюмо кивнул.
   - Что-то вас угнетает, барон. Открылись бы, а? Как на ду-
ху. И вообще мой вам добрый совет: не держать от меня секре-
тов.  Боком выйдет. Так что выкладывай все без лишней скром-
ности.
   - Не учли... - Немец вздохнул.
   - Чего же это? - полюбопытствовал шеф.
   - Мнение общества.
   - Вот как? Да телитесь вы, Дюммель. Что мне - каждое сло-
во из вас клещами вытягивать?
   Немец пожевал губами, собираясь с духом.
   - Вы умный человек, шеф...
   - Благодарю. Поближе к делу нельзя?
   - ...  а допустили оплошность. - Дюммель сделал многозна-
чительную  паузу.  В поросячьих глазках засветилось злорадс-
тво.
   - Любопытно. Какую же?
   - Нельзя было поджигать каюки всех конкурентен сразу.
   - Что  же вы меня раньше не надоумили?  Составили бы гра-
фик: сегодня Петров погорелец, завтра - Юсупи, послезавтра -
Тер-Григорян.
   - Напрасно смеетесь.  Люди не дураки. Поймут, что к чему,
когда обнаружится,  что единственный, кто не пострадал - это
наше акционерное общество.
   - Браво, браво! - похлопал в ладоши Симмонс. - Только кто
вам сказал, что "Дюммель и Компания" не пострадали?
   - А разве не так? - насторожился барон.
   - Пострадали, - скорбно вздохнул патрон. - Мы с вами, го-
лубчик, потеряли "Диану".
   - "Диану"? - ахнул немец. - Лучший наш пароход!
   - Увы! - страдальчески покивал Симмонс. - С пятью баржами
отборной пшеницы.
   - Вы шутите, repp Симмонс! - взмолился барон.
   - Какие уж тут шутки. Сгорели дотла.
   Дюммель ошалело выпучил глаза,  откинулся на спинку крес-
ла. Шеф наблюдал за ним с нескрываемым любопытством.
   - Не получится из вас деловой человек, Дюммель. Хватка не
та.  Мелко плаваете,  барон.  Беру свои комплименты обратно.
Никакой вы не Робин Гуд. И Стенька Разин из вас не выйдет. У
тех размах был,  удаль молодецкая.  А вам только  бы  медяки
считать. Вот в Гобсеки вы,  пожалуй,  подошли бы.  Из-за ка-
кой-то паршивой лохани этакую истерику закатить!  К тому  же
она ведь застрахована, эта ваша посудина?
   - Вы... - Дюммель задохнулся. - Страшный вы человек, герр
Симмонс!
   - Так уж и страшный,  - Симмонс  взял  со  стола  бутылку
французского коньяка,  поглядел на свет.  Одобрчтельно хмык-
нул. - Умеют фильтровать, шельмецы! О чем, бишь, мы толкова-
ли?  А,  да! Так вот, зарубите себе на носу, Дюммель: хотите
преуспевать в делах,  - не скупитесь, рискуйте! "Без копейки
рупь не рупь!", "Береженого бог бережет", - все эти заповеди
для мелких лавочников.  Настоящий делец обязан рисковать.  С
умом, разумеется.  Масштабно. Ваши тевтонские предки это еще
когда поняли.  На всю Русь замахнулись разом. А уж они, уве-
ряю вас,  сами мелочью не довольствовались. Это вам не тата-
ро-монголом быть голу!
   - Оставьте моих предков в покое! - взвился барон.
   - Эк вас за живое задело! - Симмонс смерил его откровенно
любопытствующим взглядом, словно увидел впервые.
   - А ведь вы,  батенька, до мозга костей реваншист. Неужто
это еще от тевтонов повелось?.. Послушайте, барон, а что ес-
ли нам с вами на Ледовое побоище махнуть?  Подсобим  малость
крестоносцам.   Глядишь,  для  ваших  земляков-современников
что-то к лучшему переменится. Дойчланд юбер аллее! А? Как вы
на это смотрите?
   - Гениально!  - Дюммель просиял.  - Дойчланд юбер  аллее!
Это вы сами придумали, шеф?
   - Где уж мне,  - отмахнулся Симмонс. - Ваш потомок Адольф
Шикльгрубер. В двадцатом веке. Мировую войну, сукин сын, за-
теял под этим девизом.
   - Да? - загорелся Дюммель. - И мы победили?
   Симмонс отрицательно качнул головой.
   - Нет,  Зигфрид.  Полное фиаско.  Германию разгромили,  а
Гитлер, то бишь Адольф Шикльгрубер, отравился крысиным ядом.
   На немца  страшно  было смотреть:  вытаращенные,  налитые
кровью глаза,  казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит, в угол-
ках трясущихся губ проступила пена. Он рухнул лицом в ладони
и глухо зарычал.
   - Бедная Германия!  - прорвалось сквозь зубовный скрежет.
- Несчастная Германия!
   Внезапно барон  рывком вскинул голову.  Яростно сверкнули
глаза.
   - Пусть так!  - громовые раскаты голоса оглушительно гре-
мели в комнате.  - Йа!  Пусть поражение!  Все равно Дойчланд
юбер аллее! Придет и наш звездный час!
   Симмонс зябко передернул плечами.
   - А теперь к делу. Наставлений я вам больше делать не на-
мерен.  По крайней мере пока. Общее направление, надеюсь, вы
себе усвоили.  А дальше шевелите мозгами сами.  У меня своих
дел невпроворот..
   Он встал  и прошелся по кабинету,  ощущая на себе затрав-
ленный взгляд Дюммеля. "Черт меня дернул про Ледовое побоищо
ляпнуть, - с досадой подумал Симмонс. - Не отстанет ведь те-
перь, немчура проклятый".
   - Герр Симмонс!  - Дюммель стоял рядом с креслом, вытянув
руки по швам. "Началось!" Симмонс резко оглянулся.
   - Ну, что еще?
   - В ваших руках судьба великой немецкой нации,  герр Сим-
монс.
   - Ну это вы бросьте! Нашли фюрера!
   - Само провидение...
   - Бросьте,  вам говорят!  - жестко оборвал Симмонс. Немец
замолк, но продолжал есть шефа глазами. - Знаю, куда вы гне-
те.  Так вот: не родился еще на свет человек, который заста-
вил бы меня сделать что-то против моей воли.
   - Но я...
   - Молчать!  - рявкнул Симмонс. - И не смейте ставить меня
в один ряд с вашим плюгавым ефрейтором!
   - К-к-каким ефрейтором? - оторопел Дюммель.
   -Прекрасно знаете,  каким!  - забылся Симмонс. - С Гитле-
ром!  Великая нация,  видишь ли! Стадо безмозглых баранов, с
которым психопат Шикльгрубер развязал мировую войну!
   - В-вы несп-п-праведливы, герр...
   - Молчать, вам говорят! Тоже мне, Зигфрид-завоеватель!
   "Все в одну кучу! - Симмонс мысленно усмехнулся. - Предс-
тавляю,  какой у него сейчас ералаш в башке. Осталось еще по
самолюбию пройтись и, пожалуй, хватит".
   - Вы,  барон,  в бухгалтерские книги почаще заглядывайте.
Отрезвляет, знаете ли. А еще лучше принесите-ка их сюда.
   - Все? - вытаращил глаза немец.
   - За последние полгода.  И ступайте гулять. Поостыньте да
поразмыслите на досуге, пока я тут вас ревизовать буду.
   Симмонс знал,  что  наносит Дюммелю смертельную обиду:  в
чем угодно можно было обвинить пунктуального  немца,  только
не в отсутствии скрупулезности,  и уж что-что, а бухгалтерс-
кий учет был в идеальном порядке.  Но знал он и  другое:  из
головы  барона надо во что бы то ни стало выбить мысль о Ле-
довом побоище, пока она не переросла в навязчивую идею.


        ГЛАВА ШЕСТАЯ

              "Золотое колечко у пэри во рту"


   "Извош" Джума сгорбился на  передке  фаэтона,  машинально
подергивая  поводья.  Лошаденка,  лениво  покачивая головой,
плелась по улице,  безразличная ко всему и вся. День выдался
хуже некуда:  с утра Джума торчал возле базара,  но желающих
нанять фаэтон было немного,  да и те, окинув взглядом старую
с  облупившейся краской и продавленными рессорами колымагу с
убогой клячей в оглоблях,  решительно проходили мимо: пешком
скорее доберешься, чем на такой развалине. Наконец в воротах
базара показался тучный офицер с обвислыми  бурыми  усами  и
бордовым носом в помятом неопрятном мундире и, сжимая в руке
вяленого, леща, огляделся по сторонам. Джума живо сорвался с
места, приглашающим жестом указал на фаэтон.
   - Ассалому-алейкум, таксыр! Куда едем?
   - В штаб,  - буркнул офицер, забираясь в фаэтон, но когда
проезжали мимо шапкинского  питейного  заведения,  раздумал,
ткнул Джуму в спину лещом.  - Останови,  малайка.  Подождешь
меня тут.
   - Хоп, таксыр.
   Ждать пришлось долго.  Наконец офицер вышел из кабака без
фуражки, в распахнутом мундире и, пошатываясь, побрел мимо.
   - Таксыр!  - взмолился Джума.  Офицер окинул его взглядом
мутных глаз, не узнавая. Рыгнул.
   - Чего тебе, киргизское мурло?
   - Дальше чатай едем?
   - Куда дальше?
   - Куда надо.
   - Некуда мне ехать.  Приехал. - Офицер покачнулся, мотнул
головой. Предложил неожиданно: - Хочешь, озолочу?
   "Шайтан их разберет,  этих русских,  - с тревогой подумал
Джума, - то за медяк удушить готовы, то - "озолочу". А вдруг
и правда расщедрится? С пьяными - чего не бывает?".
   Решил испытать судьбу.
   - Хочу!
   Офицер выгреб из кармана пригоршню монет,  кивнул фаэтон-
щику:
   - Держи.
   Предвкушая удачу, Джума подал сложенные в лодочку ладони.
Офицер  коротко  размахнулся  и ударил его в лицо.  Брызнула
кровь из разбитого носа, покатился по земле малахай.
   - Еще?  - злорадно ухмыльнулся офицер. Джума молча подоб-
рал малахай и, не оглядываясь, побрел к фаэтону.
   - Стыдно,  ваше благородие!  - прозвучал за спиной чей-то
возмущенный голос. - За что человека обидели?
   - "Человека!" - заржал офицер. - Нашел человека! Иди пох-
ристосуйся!
   Зажимая ладонью кровоточащий нос, Джума подошел к фаэтону
и стал отвязывать поводья.
   - Постой, малый!
   Фаэтонщик оглянулся.  Доставая на ходу платок из  кармана
просторной  куртки,  к  нему  шел русский парень лет двадца-
ти-двадцати пяти. "Тронет, головой ударю! - с решимостью от-
чаянья подумал Джума. - Будь что будет!" - Он снял малахай и
набычился, глядя на приближающегося налитыми кровью глазами.
Тот понял его состояние, улыбнулся обезоруживающе:
   - Не бойся.
   Голос звучал виновато и ласково.  Джума почувствовал, что
вот-вот заплачет, хлюпнул носом и взобрался в фаэтон.
   - Постой,  куда же ты?  - окликнул его русский,  но Джума
упрямо мотнул головой и хлестнул лошадь вожжами. Та, всхрап-
нув, присела на круп, рванула с места размашистой рысью.
   - Лови-держи-догоняй!  - от души веселился офицер.  - Ату
его! Ату-ту!
   На окраине Ново-Ургенча Джума остановил лошадь возле  не-
широкого канала Киргиз-яб,  привязал поводья к стволу старой
корявой яблони и огляделся. Неподалеку за решетчатой оградой
белело высокое здание под зеленой железной крышей.  На воро-
тах поблескивала черная с золотом  прямоугольная  доска.  За
воротами  радужно  переливался цветник с фонтаном посредине.
Вокруг кудрявились молоденькие фруктовые деревья.
   Фонтан был в диковинку, но Джуме было не до него. Убедив-
шись,  что вокруг никого нет, он снял запачканную кровью ру-
баху,  сполоснул ее в канале, повесил сушиться на сук яблони
и вошел в воду.  Вода была теплая,  коричневая от  ила,  но,
окунувшись  несколько раз,  фаэтонщик почувствовал себя бод-
рее.  Выжал в кустах портки, натянул на влажное тело и завя-
зал ишкыр *.
   "Хоть бы пару ездоков аллах послал, - подумал он, выбира-
ясь из зарослей.  - Вернусь ни с чем,  Жаббарбий шкуру спус-
тит".  Жаббарбий был владельцем фаэтонхоны. Джума представил
себе  его  разъяренную рожу и невольно прибавил шагу.  Почти
бегом выскочил из кустов и замер, ошеломленный: возле фаэто-
на стояла пэри.
   Она ничуть не была похожа на пэри из сказок,  которые  он
знал с детства.  И все-таки это была пэри, потому что только
пэри могла стоять так у всех на виду без паранджи,  только у
пэри могли быть такие прекрасные золотые волосы, такое осле-
пительно красивое белоснежное лицо,  такие огромные,  синие,
как  небо,  глаза.  На  пэри  было воздушное розовое платье,
красные туфельки на высоких каблуках.  Пэри держала  в  руке
розовый зонтик. Пэри улыбалась.
   Джума оробело попятился и вдруг почувствовал жгучий  стыд
за то,  что стоит перед ней без рубахи, в мокрых, облепивших
ноги штанах.
   - Подойди сюда,  - позвала пэри, и голос ее зазвенел, как
серебряный колокольчик.  Джума напрягся всем телом,  не смея
шевельнуться.  Пэри говорила по-узбекски, как-то чудно выго-
варивая слова.
   - Иди-иди, - пэри поманила его рукой. - Не надо бояться.

           "Золотое колечко у пэри во рту,
            Завладей им, - и станет рабою твоей",

- вспомнил Джума слова из песни,  которую, отчаянно гнусавя,
пел на базаре слепой нищий сказитель. Легко

     * Увдур, - шнурок, заменяющий пояс.

сказать, завладей! Подойти и то боязно. Мулла говорил, - пэ-
ри молодых йигитов заманивают,  а потом в животных превраща-
ют.  Джума решился и,  зажмурив глаза, шагнул вперед. Ощупью
отыскал рубаху,  стал торопливо натягивать. Рядом зазвенели,
засмеялись колокольчики.
   - Ну успокойся,  успокойся.  Рубашку задом наперед надел,
бедняга.
   На фаэтонщика пахнуло чем-то сладким,  дурманящим. "Вот и
началось", - подумал он, чувствуя, как кружится голова и но-
ги словно врастают в землю.  Страха не было,  только  покор-
ность и повиновение. Джума открыл глаза и, отвернувшись, пе-
реодел рубаху.
   - Отвези меня в город, - сказала пэри.
   Фаэтонщик кивнул, так же не глядя.
   - Да посмотри ты на меня наконец, - пэри засмеялась. - Ты
всегда такой робкий?
   Джума пересилил  себя и поднял голову.  Глаза у пэри были
удивительные:  от их влекущей голубой  бездонности  мешались
мысли и сердце подскакивало к самому горлу.
   - Где же ты так расшибся, мальчик?
   Джума продолжал молча смотреть на пэри, не в силах отвес-
ти глаз.
   - Подожди меня здесь, я сейчас вернусь.
   Он завороженно смотрел, как она легко и стремительно идет
мимо цветника к дому,  как развевается тдол ее легкого розо-
вого платья,  как кружатся над кирпичной дорожкой вспугнутые
ею бабочки. Бесшумно отворилась и захлопнулась высокая вход-
ная дверь за белоснежными колоннами.
   Джума вздохнул,  достал из фаэтона облезлый малахай, нах-
лобучил на голову. "Вот и все, - тупо подумал он. - Кончился
сон. Надо ехать". Отвязал поводья, взобрался в фаэтон.
   - Я же сказала, подожди!
   Оказывается, колокольчики могут звенеть и сердито.  Джума
оглянулся: она уже выходила из ворот и в руках у нее поблес-
кивала небольшая металлическая шкачулка.
   - Нагнись.
   Он послушно  наклонился  к  ней  и  опять зажмурид глава.
Что-то холодное коснулось его носа,  резкий освежающий запах
защекотал ноздри,  потом кольнуло в щеку.  Джума вздрогнул и
открыл глаза.
   - Вот и все.  - Пэри провела по его лицу комочком смочен-
ной чем-то ваты и закрыла шкатулку.  Джума осторожно  втянул
носом  воздух:  дышалось легко и свободно.  Тронул пальцами,
нос не болел.
   - Рея, - позвала пэри.
   - Иду!  - из-за дома показалась опрятно одетая миловидная
женщина.
   - Отнеси аптечку на место. Скажешь Симмонсу, что я поеха-
ла в город. Пусть не беспокоится.
   - Дык чаво ж беспокоицца? Не в лес чай.
   Этого даже пэри не поняла.  Пожала плечами и, обернувшись
к Джуме, спросила коротко:
   - Едем?
   Тот молча кивнул и полез на передок. Теперь фаэтонщик уже
нисколько  не сомневался в том,  что ему неслыханно повезло:
он встретил пэри-волшебницу.
   На закате  к  зданию акционерного общества "Дюммель и К<sup>o</sup>"
подкатил сверкающий лаком экипаж,  запряженный парой орловс-
ких  рысаков.  Кучер,  одетый  и постриженный в кружок "а ля
русский Ваня",  лихо осадил жеребцов возле ворот и, спрыгнув
на землю, помог сойти даме.
   - Лопни мои глаза, если это не ваши штучки, Дюммель, ста-
рый плут!  - расхохотался Симмонс,  глядя на подъезжавших из
окна кабинета. - Грехи замаливаете, а?
   Барон подошел к окну и озадаченно поскреб в затылке.
   - Полно скромничать,  - Симмонс искоса глянул на немца. -
Монет  пятьсот отвалили небось?  Рысаки-то породистые,  да и
коляска хоть куда.
   - Я... - начал было барон и вдруг насторожился. - Мне на-
до отлучиться, шеф.
   - Куда вы, Зигфрид? - удивился тот.
   - Выясню кое-что,  - буркнул немец, торопливо направляясь
к выходу.
   - К ужину не опоздайте! - крикнул вдогонку Симмонс.
   На улице Дюммель дважды обошел вокруг экипажа и,  остано-
вившись возле кучера, принялся внимательно его разглядывать.
   - Вы  знакомы,  герр  Дюммель?  -  поинтересовалась уже с
крыльца Эльсинора. Немец вздрогнул и попытался изобразить на
лице галантную улыбку.
   - Не извольте беспокоиться, мадам. Возможно, я где-то ви-
дел, но это не имеет значения.
   Услышав голос Дюммеля,  Джума метнул в него быстрый испу-
ганный взгляд и на всякий случай попятился за лошадей.
   - Любопытно,  - хохотнул Симмонс из  кабинета.  Эльсинора
подошла к окну, тронула супруга за руку.
   - Эрнст.
   - Да? - откликнулся он, не поворачивая головы.
   - Я купила этот экипаж.
   - Ты?! - поразился Симмонс. - На кой черт он тебе нужен?
   - Сама не знаю. Купила и все. Наверное, стало жалко этого
мальчишку. Ты не сердишься на меня?
   - С какой стати? А я, признаться, решил, что это проделка
Дюммеля.
   - Думаешь, он способен на такие жесты?
   - Это-то меня и поразило.
   - Эрнст.
   - Да, Люси?
   - Можно, я возьму этого мальчика к себе в кучера?
   - Почему бы и нет? Хоть в грумы.
   - Тебе бы только позубоскалить...
   - Смотри-смотри!  - расхохотался Симмонс. Зрелище и в са-
мом деле было забавное:  пыхтя и отдуваясь, Дюммель неуклюже
скакал вокруг экипажа, пытаясь схватить мальчишку-кучера.
   - Стой!  Стой,  тебе говорят!  Нихт зо шнель! - барон как
всегда  в  минуты сильного волнения путал русские и немецкие
слова.
   - Ты  только  взгляни,  как он чешет!  - вслух восхитился
Симмонс.  - Это в его-то годы!  Ай да барон!  Откуда  только
прыть взялась!  Шире шаг, Дюммель! Еще немного и вы его сца-
паете.
   Немец свирепо повел взглядом в их сторону и прибавил ско-
рости.
   - Ну,  что я говорил? Прирожденный спринтер. Рысак прусс-
ких кровей!
   - По-моему,  тебе пора вмешаться, Эрнст, - сказала Эльси-
нора.
   - Ни за что! Когда еще такое увидишь?
   - Тогда я вмешаюсь сама.
   - Умоляю тебя! Мальчишку ему все равно не поймать, а про-
менад только на пользу, - сгонит фунт-другой сала.
   Казалось, Дюммель  вот-вот  схватит  кучера,  но тот ужом
скользнул между колес и оказался по другую сторону  экипажа.
Барон  полез  следом  и  застрял,  тяжело дыша и всхрапывая.
Мальчишка вскочил на козлы,  хлестнул по лошадям,  и  экипаж
тяжело,  словно через ухаб,  перевалил через Дюммеля, въехал
во двор.
   - Какого  компаньона  потеряли!  - весело сокрушался Сим-
монс. - Готовь некролог, Люси. Гражданская панихида, похоро-
ны по первому разряду. Сам венок понесу перед гробом.
   - Как ты можешь,  Эрнст!  - упрекнула  Эльсинора,  но  не
удержалась и прыснула.
   Барон между тем,  кряхтя, встал на четвереньки, с третьей
попытки принял вертикальное положение и, держась за поясницу
и изрыгая проклятия, заковылял к дому.
   - Пропал твой кучеренок! Слопает его теперь Дюммель!
   - Ну это мы еще посмотрим!  -  воинственно  встрепенулась
Эльсинора. - Герр Дюммель!
   - Что?  - плаксиво откликнулся барон,  тщетно  пытавшийся
взойти на крыльцо.
   - Как это прикажете понимать?
   - Что? - всхлипнул немец.
   - Ваше поведение,  что же еще?  - вмешался Симмонс, высу-
нувшись  из  окна.  - Связался черт с младенцем!  Не стыдно?
Глава акционерного общества гоняется с кулаками  за  арбаке-
шем! Да вас уже за одно это разжаловать следует!
   - Но вы же ничего не знаете!  - взмолился  Дюммель,  бес-
сильно опускаясь на ступеньку. - Этот негодяй оскорбил меня!
   - Когда он только успел? - поразился Симмонс.
   - В прошлом году. Я его с тех пор разыскиваю.
   - Ай-яй-яй,  барон!  А я-то понять не мог, чем вы_заняты,
почему все дела забросили. Сатисфакции, стало быть, жаждете.
Уж не на дуэль ли вы этого сопляка хотите вызвать?
   - Какая дуэль?! - застонал немец. - Морду набить хочу!
   - А вот это уже ни в какие ворота,  барон.  Вы  подумали,
что  про вас в деловых кругах говорить начнуг?  Да про вас -
полбеды, что про акционерное общество скажут? Хулиганы, мор-
добоем занимаются!  Право,  Дюмель, я был о вас лучшего мне-
ния.
   Не слезая с коляски, Джума с опаской прислушивался к раз-
говору.  Он не понимал ни слова,  но по тому,  как улыбалась
пэри, чувствовал, что чаша весов склоняется в его сторону.
   - Что же делать? - окончательно сник немец.
   - Для таких случаев существует туземная администрация.
   - Верно!  - спохватился барон и даже попытался встать, но
тут  же  со стоном плюхнулся обратно.  - Завтра же миршаба *
вызову.
   - Ну уж нет!  - решительно запротестовала Эльсинора.  - С
сегодняшнего дня этот мальчик служит у меня кучером. Джума!
   - Ляббай! ** - встрепенулся новоиспеченный кучер.
   - Помоги встать господину Дюммелю.
   - Хоп болади! ***
   Но барон отпихнул подбежавшего было Джуму,  кое-как  под-
нялся сам и, бормоча под нос, пошел к двери.
   - Что вы там бубните,  барон? - окликнул его Симмонс. Не-
мец пропустил вопрос мимо ушей.
   - Попомните мои слова,  - игнорируя шефа,  обратился он к
Эльсиноре.  - Филантропия до добра не доводит.  Вам она тоже
выйдет боком.
   - Типун вам на язык,  Дюммель!  - рассмеялся Симмонс,  но
немец уже захлопнул за собой дверь. - Пророк нашелся!

   Худакь-буа вонзил  лопату в землю и,  не спеша,  развязал
бельбог - широкий поясной платок,  в  который  за  неимением
карманов были завернуты два куска черствой лепешки.  Рассте-
лил платок на поросшем травой берегу  арыка  и,  приложив  к
бровям заскорузлую, в буграх мозолей ладонь, поглядел на до-
рогу.  Пустынная,  она  просматривалась  до  самого  кишлака
Кыркъяб,  утопавшего в лучах знойного полуденного солнца.  В
прозрачном золотистом мареве мерно колыхались плоские  крыши
глинобитных домиков,  кроны вековых карагачей, ярко отсвечи-
вал облицованный голубыми изразцами купол мечети.

     * Полицейский.
     ** Чего изволите?
     *** Будет сделано.

   - Не  торопится  Якыт,  - вздохнул Худакь-буа.  - Видать,
что-то ее задержало.
   Он опустился  на траву,  вытянув ревматически хрустнувшие
ноги,  обмакнул лепешку в мутную, кофейного цвета воду арыка
и стал медленно жевать беззубыми челюстями.  Укоренившаяся с
годами привычка думать вслух оставляла его  лишь  когда  рот
был  занят  едой,  или под языком покоилась очередная порция
жгучего ядовитого насвая *.
   "Совсем из ума выжила старуха, - размышлял он, вяло пере-
катывая во рту неподатливо жесткий кусок.  - Вроде бы и  лет
немного,  сорока еще нет, а уже память теряет. И то сказать:
семерых детей похоронила.  Один Джума и выжил. Любая женщина
голову потеряет. Якыт еще молодчина - и по дому управляется,
и коровенку содержит,  и к сыну в Ургенч нет-нет да выберет-
ся. А от Кыркъяба до Ургенча три таша ** идти, не меньше, Да
еще не с пустыми руками: загара *** напечет, гекберекь ****.
Балует парня. Не сладко Джуме живется. Жаббарбий - зверь лю-
тый,  даром,  что из нашего кишлака родом. Еле упросил я его
Джуму на службу принять. Взять-то взял, зато три шкуры дерет
с бедняги.  Едва на хлеб себе зарабатывает парень.  Уйти бы,
да некуда".
   Лепешка наконец поддалась.  Старик разжевал  ее  деснами,
проглотил. Окунул в воду второй кусок. От него в разные сто-
роны прыснули мелкие рыбешки.
   - Кишь!  - запоздало цыкнул на них Худакь-буа. Ишь, обра-
довались, божьи созданья!
   Поколебавшись, отломил кусочек хлеба и,  размельчив, бро-
сил в воду.  Мутная поверхность забурлила крохотными водово-
ротами:  сотни рыбешек тотчас вступили в сраженье за хлебные
крошки.  Старик некоторое  время  наблюдал  за  ними,  потом
вздохнул и покачал головой:
   - Ну чем не люди?  Так и норовят друг у друга  кусок  изо
рта вырвать!
   - С кем ты разговариваешь, ата?
   Старик вздрогнул  и  с неожиданным проворством вскочил на
ноги.
   - Я пир им! *****

     * Смесь табака с известью.
     ** Мера длины, около 8 км.
     *** Колобок из муки сорго.
     **** Пирожки с зеленью.
     ***** О покровитель!

   Перед ним, весело улыбаясь, стоял Джума.
   - Как ты меня испугал,  сынок.  Думал,  сердце лопнет  от
страха.
   Только теперь Худакь-буа обратил внимание на то, как одет
его  сын.  На Джуме красовалась нарядная чустская тюбетейка,
под новеньким шелковым халатом была надета  белоснежная  ба-
тистовая рубашка,  просторные темно-синие шаровары ниспадали
на голенища начищенных до блеска хромовых сапог.
   Мысли одна невероятнее другой метались в его голове, бро-
сали то в жар,  то в холод. Что могло произойти с сыном? От-
куда у него эта дорогая одежда?  Одни сапогв - целое состоя-
ние. Это у нищего-то фаэтошцика?..
   - Сынок, - почему-то шепотом позвал Худакь-буа.
   - Да, ата?
   - Что с тобой стряслось?
   - Со мной? - удивился Джума. - Ничего, а что?
   - У тебя такая одежда...  - Старый дехканин с трудом под-
бирал слова. - У Жаббарбия и то такой нет.
   - А-а...  - Джума рассеянно оглядел себя и пожал плечами.
- Одежда как одежда.
   - Подумай,  что  ты говоришь,  сынок!  - встревожился Ху-
дакь-буа. - Откуда она у тебя?
   - Купил.
   - Где? На какие деньги?
   Некоторое время  Джума недоуменно смотрел на отца и вдруг
хлопнул себя по лбу и расхохотался.
   - Как же я сразу не сообразил?.. Ты же ничего не знаешь!
   - Откуда у тебя столько денег,  Джума?  - строго  спросил
старик.
   - Успокойся, ата, - Джума взял отца за руку. - Я тебе все
расскажу. А сейчас давай поедем домой.
   - Поедем? - поразился Худакь-буа. - На чем?
   - На нашем фаэтоне. Вон он стоит на дороге.
   У придорожного тополя действительно  виднелся  щегольской
фаэтон.  Конь гнедой масти, то и дело встряхивая головой,щи-
пал траву.
   Не веря своим глазам, Худакь-буа подошел к экипажу, недо-
верчиво провел ладонью по конской гриве.
   - Садись, ата! - Джума похлопал по сиденью.
   - Скажи, Джума, - спросил старик, когда они уже подъезжа-
ли к кишлаку. - Ты нашел клад?
   - Еще какой!  - Джума улыбнулся  и  легонько  подхлестнул
иноходца. - Я судьбу свою встретил.
   Час от часу не легче!  Старик чуть не вывалился из фаэто-
на.
   - Встретил судьбу?
   - Да, ата.

   - Как поживает твой грум?
   - По-моему, нормально. А что?
   Они стояли  на вершине невысокой горы,  глядя вниз на ги-
гантскую излучину реки, стремительно катившей мутные воды на
север,  к Аральскому морю. Противоположный берег едва угады-
вался в голубоватой дымке расплывчатыми очертаниями  Султан-
ваисдага.  Там, дальше на восток начиналась пустыня Кызылкум
- раскаленные солнцем барханы,  белесые пустоши  солончаков,
похожие на лунный пейзаж,  мертвые горные кряжи.  Оттуда,  с
востока, дул горячий ветер, и даже необъятная гладь Амударьи
не смягчала его обжигающего дыхания.
   - Слишком много времени ты уделяешь ему последнее  время.
Пожалуй, даже больше, чем мне. Разве не так?
   - Так.  - Она встряхнула головой,  отбросила с глаз золо-
тистую прядь.  - Ты как всегда прав. Мне доставляет удоволь-
ствие лепить из него человека.
   - Лепить? - усмехнулся Симмонс.
   - Ну,  назови это как-нибудь по-другому.  Кстати, знаешь,
чем  он сейчас занят?  Изучает двойную итальянскую бухгалте-
рию.
   - Даже так?
   Она кивнула, продолжая смотреть куда-то вдаль.
   - На кой черт она ему?
   - Не скажи! Скоро у него будет свое дело.
   - Дело? - Симмонс присвистнул. - Какое, если не секрет?
   - Фаэтонхона. Я решила помочь ему стать на ноги.
   - А этот, как его? Жаббарбий?
   - Пойдет работать к Джуме.
   - Ты уверена?
   - А что ему останется? Пятница его на корню купит.
   - Какая еще пятница?
   - Не какая, а какой. Джума. Я правильно перевела это сло-
во?
   - Правильнее некуда.  Только учти,  Жаббарбий его  в  два
счета сожрет, твоего Пятницу. Это тебе не Робинзон Крузо.
   - Поживем, увидим, - пожала плечами Эльсинора.
   Симмонс испытующе посмотрел на нее, но промолчал.
   - Интересная это штука быть богом, - продолжала она.
   - Кем-кем? - переспросил Симмонс.
   - Богом.
   - Так уж и богом, - усомнился он.
   Увлеченная своими мыслями, она его не услышала.
   - Всего  несколько дней назад Джума был обыкновенным фаэ-
тонщиком. Представления не имел о грамоте. Пальцы на руке не
мог сосчитать. А теперь...
   - ...изучает итальянскую бухгалтерию,  - ехидно подсказал
Симмонс.
   - ...прочел сотни книг...
   - ...обзавелся собственным мировоззрением.
   - Не смейся,  Эрнст. Он действительно стал другим челове-
ком.
   - И все за какую-то неделю.
   - Напрасно иронизируешь. Я перенесла его в будущее, наня-
ла репетиторов,  определила в школу для умственно  отсталых.
Можешь  смеяться  сколько тебе угодно,  но спустя три месяца
ему там уже нечего было делать,  и я перевела его в экономи-
ческий колледж.
   - Ты рисковала, Люси. Парень запросто мог свихнуться.
   - Он не свихнулся, Эрнст. Знаешь, что ему помогло?
   - Что?
   - Он поверил в легенду.  В легенду о пэри, которая прино-
сит счастье.
   - Пэри, конечно же, ты? - усмехнулся Симмонс.
   - Да. И это, если хочешь, ответ на твой вопрос о том, по-
чему  я  уделяю ему столько внимания.  Он так самоотверженно
зерит в свою легенду,  так отчаянно за нее ухватился,  что я
просто не могу поступить иначе.
   - И ты действительно веришь, что он будет счастлив?
   Эльсинора обернулась к мужу, взяла его за руку.
   - Он уже счастлив,  Эрнст. У него есть собственный фаэтон
с лошадью,  он одет-обут, хорошо зарабатывает, видел и знает
гораздо больше, чем любой из его соплеменников...
   - Стоп!  -  Симмонс мягко похлопал ее по запястью.  - Как
раз последнее-то его и погубит. Соплеменники, как ты вырази-
лась, не простят ему этого. Они его сожгут на костре, живьем
зароют в землю,  забросают камнями.  А потом,  спустя  годы,
возможно,  причислят к лику святых.  Так уж устроено челове-
чество.
   - Ты говоришь страшные вещи, Эрнст.
   - Это не я,  Люси.  Это история.  Вспомни Иисуса  Христа,
Джордано Бруно.  Джума, конечно, не Иисус, но разница только
в масштабах. И Джуме от этого, поверь, не легче.
   - Не пугай меня,  Эрнст. Давай лучше не говорить об этом.
- Она помолчала, сосредоточенно глядя куда-то вдаль. - Зачем
мы сюда приехали?  Не просто же так,  подышать свежим возду-
хом?
   - Нет, конечно. Надо определить место для каменного карь-
ера.
   - Ты задумал построить город?
   Симмонс сделал вид, будто не понял иронии.
   - Здесь...
   - Послушай, Эрнст, объясни мне, пожалуйста, одну вещь.
   - С удовольствием, Люси.
   - Зачем тебе вся эта предпринимательская возня?  Ради де-
нег?  Но  их  на твоем синтезаторе можно начеканить столько,
что хоть дороги мости.
   - Это ты здорово придумала! - расхохотался Симмонс. - До-
роги из чистого золота!
   - Тогда зачем?
   - Понимаешь, Люси, богатый человек всегда в центре внима-
ния. Когда источник его доходов известен, - это еще полбеды:
завидуют,  но мирятся.  А вот когда он богат  неизвестно  за
счет чего, - это вызывает подозрения. Я уже не говорю о том,
что синтезировать можно только монеты, но не купюры.
   - Почему?
   - На купюрах есть номера.
   - А, ну да.
   - Во-вторых,  надо же хоть чем-то объяснить  цель  нашего
тут пребывания.
   - А в-третьих?
   - В-третьих... - он прикусил нижнюю губу и задумался. - В
третьих,  без моего вмешательства события развивались бы тут
своим чередом.
   - Хочешь проверить на практике теоретическое положение  о
роли личности в истории?  - Эльсинора саркастически усмехну-
лась, но он пропустил шпильку мимо ушей.
   - Теория меня не волнует.  А вот практика...  - Он озорно
сощурился и прищелкнул пальцами.  - Там я был бессилен, зато
тут такое наворочаю, черт ногу сломит!
   - Зачем?
   - А пес его знает! Хочу и все тут. Интуиция. Ну вот поду-
май сама: Хивинское ханство, забытый богом и людьми медвежий
угол, и вдруг - Аппиевы дороги! Шоссе! Автострады! Без авто-
мобилей,  правда,  но магистрали на все сто!  Представляешь,
как историки взвоют лет эдак через двести?  Каких только ги-
потез не выдумают, каких только теорий не сочинят! А всю эту
кашу заварим мы с тобой. Сегодня. Вот здесь.
   - Почему именно здесь?
   - Ближе ничего подходящего нет.
   - Ты советовался со специалистами?
   - Зачем?  - улыбнулся Симмонс. - Я сделал проще: заглянул
на столетие вперед.
   - И что же?..
   - Вон там, - он указал рукой в ложбину, где у костра рас-
положился  казачий  конвой,  -  через сто лет будет построен
гравийно-щебеночный комбинат.  А  уж  они-то  наверняка  все
рассчитали и учли.
   - И ты все еще не хочешь признать себя богом?  - рассмея-
лась Эльсинора.
   - Бог всемогущ,  - скромно потупился он.  - А мои возмож-
ности, увы, ограничены. Пойдем?
   Она кивнула. Некоторое время они молча спускались по кру-
тому каменистому склону.  Потом началась пологая осыпь и под
ногами зашуршали камешки.
   - Готовый  щебень,  -  буркнул  Симмонс.  Она промолчала.
Стремительно разбегались в разные стороны серые  длиннохвос-
тые ящерицы.  До ложбины, где жгли костер казаки, оставалось
не больше километра,  когда Эльсинора опустилась на огромный
валун и виновато взглянула на Симмонса.
   - Не могу больше. Устала.
   - Давай отдохнем,  - предложил он и присел рядом.  - Спе-
шить некуда.
   Ветер изменил направление и дул теперь вдоль ложбины, до-
нося до них дразнящий запах жарящегося мяса: один из конвой-
ных  подстрелил в пути дикого кабана и теперь казаки явно не
теряли времени даром.
   - Из головы не идут твои слова,  - вздохнула Эльсинора. -
И зачем только ты мне все это сказал?
   Симмонс нагнулся, набрал пригоршню мелких камешков, высы-
пал на гладкую поверхность валуна рядом с собой.  Они  почти
не отличались один от другого,  серые, неприметные, примерно
одинакового размера и формы. Симмонс взял один камешек и ки-
нул в куст йилгына,  покрытый малиновыми метелками соцветий.
Камень упал, не долетев.
   - Понимаешь,  - Симмонс взял второй камешек.  прикинул на
глазок расстояние,  бросил.  - Мы с тобой - случайные люди в
этой реальности. Персоны нон грата, если угодно.
   - Можно подумать,  где-то мы желанные гости,  - вздохнула
Эльсинора.
   - Верно. - Симмонс метнул еще один камешек. - Мы скиталь-
цы. И именно поэтому не имеем права на привязанность.
   Четвертый камень полетел в сторону куста и опять мимо.
   - Я и сейчас не уверен, что поступил правильно, взяв тебя
с собой. Что касается меня, то тут не было выбора. А ты...
   - Я сама этого пожелала, - напомнила она.
   - Ты пожелала сама, - задумчиво повторил он.
   Некоторое время  оба  молчали.  Казаки  у костра затянули
песню.
   - Что же ты не продолжаешь? - спросила Эльсинора.
   - Собственно, я уже почти все сказал.
   - Ты не сказал главного.
   - Да?  - он обернулся и посмотрел ей  в  глаза.  Она,  не
моргнув, выдержала взгляд.
   - Да!  Ты не сказал,  почему я не имею права на привязан-
ность. Потому, что я твоя жена?
   Симмонс вздохнул и отвел глаза.
   - Нет, Люси. - У него дрогнул голос, и он поспешно закаш-
лялся. - С этим ты можешь не считаться.
   - Тогда я тебя не понимаю, Эрнст.
   - Сейчас поймешь.  - Симмонс собрал оставшиеся камешки  и
стал машинально пересыпать их из ладони в ладонь. - Люди, на
которых так или иначе распространяются наши симпатии, перес-
тают быть самими собой.
   - Не говори загадками!
   Казалось, Симмонс ее не слышит.
   - ...Мы отрицательно влияем на них,  - продолжал он, сос-
редоточенно  наблюдая за сплющимися камешками.  - Почувство-
вав,  что могут достичь большего,  чем те,  кто их окружает,
они утрачивают чувство меры...
   - А попроще нельзя? - раздраженно перебила его Эльсинора,
но он опять не услышал.
   - ...теряют  осторожность,  поступают  вопреки   здравому
смыслу.  И это их в конце концов губит. Пытаясь сделать доб-
ро, мы творим зло. Отсюда раздвоенность нашего с тобой поло-
жения.  Казалось бы, мы можем сделать для людей очень многое
и в то же время мы не можем себе это позволить.  Вот и  все,
что я хотел сказать.
   - Ты считаешь, я принесу ему несчастье?
   - Ты уже принесла ему несчастье, Люси. Просто он не пони-
мает этого...
   - Вздор! - перебила его Эльсинора. - Джума счастлив!
   - Пусть будет по-твоему.  - Симмонс поднялся с  валуна  и
швырнул в куст всю пригоршню камешков. - Пойдем?
   - Погоди. - Эльсинора тоже встала и отряхнула платье. - В
том,  что ты говоришь, есть большая доля правды. Но ведь мо-
гут быть исключения?
   - К  сожалению,  нет.  - Симмонс достал сигарету.  - Наше
вмешательство неизбежно приводит к тому,  что человек опере-
жает свое время.  Он начинает по-иному воспринимать окружаю-
щее, мыслить другими категориями. И, как бы он ни был осмот-
рителен,  это  отражается  на его поведении.  Он выпадает из
обоймы,  становится белой вороной. Вначале ему завидуют, по-
том начинают бояться.  В конце концов его возненавидят.  Это
неизбежно.
   - Ты пессимист, Эрнст.
   - Нет. Просто реально смотрю на вещи.
   - Что же мне делать с Пятницей?
   - Ничего.  Оставь все как есть.  Может быть, и обойдется.
Он ведь убежден, что все это сказка?
   - Да.

   - Остановите здесь,  пожалуйста,  - по-английски  сказала
Эльсинора.
   Джума оглянулся на хозяйку и потянул вожжи.
   - Мне надо купить открытки.
   - Понимаю, мадам. Пойти принести? - Он соскочил на землю.
   - О нет, я сама.
   - Да, мадам.
   Джума помог хозяйке сойти и откатил экипаж в сторонку под
чахлые акации.  Эльсинора взбежала по ступеням и скрылась  в
здании почтамта.
   Припекало. Джума достал из нагрудного  кармана  тщательно
отутюженный  носовой платок,  провел им по лицу и огляделся.
По тротуару и мостовой сновали прохожие.  Под соседним дере-
вом возле ограды стоял парень лет двадцати - двадцати пяти в
подпоясанной витым шелковым шнурком полотняной рубахе  навы-
пуск и заправленных в сапоги черных в полоску брюках.  Ч ру-
ках у парня было распечатанное письмо. По-видимому, он читал
его,  когда экипаж подъехал к почтамту, ч теперь с интересом
разглядывал Джуму. Тот скользнул по парню равнодушным взгля-
дом и отвернулся, но что-то заставило его взглянуть еще раз.
Теперь он узнал парня: это был тот самый мастеровой, который
вступился за Джуму, когда пьяный офицер ударил его по лицу.
   - Малый!  - окликнул Джуму мастеровой. - Ты меня не узна-
ешь?
   - Узнаю, таксыр.
   - Какой я тебе таксыр?  - Парень сунул конверт з карман и
подошел к Джуме.  - Михаилом меня зовут.  Михаил  Степанович
Строганов.  Машинистом  у Дюммеля на заводе работаю.  А тебя
как звать?
   - Джума.
   Они обменялись рукопожатиями.
   - Что же ты удрал тогда?
   Джума улыбнулся и развел  руками.  Строганов  смерил  его
оценивающим взглядом,  хмыкнул то ли восхищенно, то ли осуж-
дающе.
   - Под Ваньку-кучера нарядился? - парень слегка картавил.
   - Да вот,  - незаметно для себя Джума перешел на русский.
- Хозяйке так захотелось.
   - А тебе? - жестко спросил Строганов.
   - Мне все равно.
   - Ну-ну.  - Машинист испытующе смотрел Джуме в  глаза.  -
Однако изменился ты, парень.
   - Из-за одежды?
   - Не только. - Строганов помолчал. - У кого служишь-то?
   - У Симмонсов.
   - Вот как?
   - Супругу его вожу.
   - Понятно. - Он опять помолчал. - Послушай, а что за пти-
ца твой Симмонс?
   - Почему мой? - возразил Джума.
   - А черт его знает! - улыбнулся Строганов. - С языка сор-
валось. Болтают про него всякое, вот и спросил.
   - Человек как человек.  - Джума пожал плечами.  -  Деньги
лопатой гребет.
   - Ну, это всем известно.
   - Обходительный. Работников не обижает.
   - Обходительный,  говоришь? - недоверчиво переспросил ма-
шинист. - Тебя-то он, факт, не обижает.
   - Меня?  Да я его видел раза три за все время. Мое дело -
лошади да карета.
   - По-русски говорить тоже на конюшне научился?  -  усмех-
нулся Строганов. - Месяц назад еле лопотал, а теперь вон как
чешешь!
   - Мой кучер вам чем-то не угодил?  - поинтересовалась не-
заметно подошедшая Эльсинора.
   - Добрый день, сударыня, - поклонился Строганов. - С чего
вы взяли?
   - У  вас такой агрессивный вид...  - Эльсинора улыбнулась
одними губами,  глаза оставались холодными,  как льдинки.  -
Вы,  кажется, интересуетесь моим супругом? На какой предмет,
если не тайна?
   - Вас это не касается! - раздраженно буркнул машинист.
   - Заблуждаетесь, Михаил Степанович. Как-никак я ему жена.
И вообще вы могли бы быть повежливее, не находите?
   - Откуда вы знаете, как меня зовут? - удивился Строганов.
   - Я  еще  и  не  то знаю!  - Она рассмеялась и подбросила
кверху стопку почтовых открыток.  Получилось, как у заправс-
кого  фокусника:  открытки,  дугообразной лентой скользнув в
воздухе,  перекочевали с ладони на ладонь.  - Хотите,  я вам
погадаю? На открытках?
   - Хочу! - вызывающе сверкнул глазами машинист.
   - Не пожалеете? - поинтересовалась Эльсинора. - Я вам та-
кого расскажу, что вы и сами о себе не знаете. Ну и как?
   - Не пожалею! - упрямо мотнул головой Строганов.
   - Тогда пожалуйте в карету, - усмехнулась она. - На улице
только цыганки гадают.
   Внимательно наблюдавший за их разговором Джума  распахнул
дверцу.  Строганов заколебался было, но Эльсинора решительно
взяла его под руку,  и ему ничего не оставалось,  как  поко-
риться.  Хлопнула дверца.  Джума покачал головой и взобрался
на передок. Карета тронулась.
   Когда четверть  часа спустя она остановилась у здания ак-
ционерного общества "Дюммель и К<sup>o</sup>", Строганов вышел первым и
подал руку спутнице.  Вид у него был слегка растерянный,  но
по-прежнему воинственный.
   - Однако вы твердый орешек! - Эльсинора выпорхнула из ка-
реты.  - Ну что ж,  идемте, я вас представлю супругу, раз уж
вам так хочется. Боюсь только, что его нет дома.
   Симмонса и в самом деле не было.  Эльсинора велела подать
чай в беседку и пригласила гостя прогуляться по парку.  Осо-
бенного впечатления парк на него не произвел,  и  когда  они
возвратились в беседку,  где уже был накрыт стол на две пер-
соны и уютно попыхивал самовар, она с удивлением обнаружила,
что безразличие Строганова, как ни странно, ее задевает.
   "Можно подумать, что ему доводилось видеть что-то лучше!"
- подумала она с раздражением и стала разливать чай по хруп-
ким фарфоровым чашкам.
   - Нравится? - Она имела в виду чай. Гость окинул взглядом
парк и равнодушно кивнул.
   - Здорово,  конечно,  что  и говорить.  Но я бы предпочел
встретиться с вашим супругом.
   - У вас к нему дело?
   - Нет, пожалуй. Так, несколько.вопросов.
   - А я бы не могла на них ответить?
   - Вы?..  - Строганов с сомнением посмотрел на хозяйку.  -
Может, и смогли бы.
   - Спрашивайте,  - предложила она. - Постараюсь удовлетво-
рить ваше любопытство.
   - Тогда сначала вопросы к вам. - Михаил Степанович накло-
нил голову, пристально глядя на льняную в мелких узорах ска-
терть. - По дороге сюда вы всю мою прошлую жизнь по полочкам
разложила. Охранка, небось, материален подкинула? Или уже на
заводе досье заведено?
   - Не  угадали.  -  Эльсинора  налила в чашку из заварного
чайника.  Поставила под кран самовара. - До сегодняшнего дня
я о вас и слыхом не слыхивала.
   - Тогда откуда такая осведомленность?
   Она долила в чашку кипяток, завернула кран.
   - Не обижайтесь, Михаил Степанович, но я вам не смогу это
объяснить. Поверьте на слово: никто за вами не следит.
   - Вы уверены?  - насторожился гость.  - А зачем  надо  за
мной следить?
   - А я и не говорю,  что надо, - спокойно возразила она. -
Пейте чай. Вареньем угощайтесь.
   - Вы от меня что-то скрываете,  - Строганов продолжал ис-
подлобья напряженно разглядывать хозяйку.
   - Ошибаетесь.  - Она встряхнула волосами и улыбнулась.  -
Просто есть вещи,  которые вам знать ни к чему. Так о чем вы
хотели спросить Симмонса?
   Строганов вздохнул  и  отвел взгляд.  Теперь он смотрел в
сторону дома,  зеркально отсвечивающего на  солнце  стеклами
окон.
   - Я хочу выяснить, что он за человек.
   - Вам это так необходимо?  - Она отхлебнула из чашечки. -
Что вас, собственно, интересует?
   - Понимаете, - Строганов почесал переносицу. - С тех пор,
как хлопкозавод перешел к Дюммелю, многое у нас изменилось к
лучшему. Построили общежитие для рабочих, финскую баню, даже
столовую открыли. И платят у нас чуть не вдвое больше, чем у
других.
   - Почему это вас смущает?
   - Потому что Дюммель - коммерсант и на рабочих ему напле-
вать.  Он это и не скрывает.  А значит, нововведения идут не
от него. Так от кого же?
   - Вы считаете, что они исходят от моего супруга?
   - Да. Я ошибаюсь?
   - Думаю,  нет.  - Эльсинора положила варенье  в  розетку,
подвинула гостю. - Угощайтесь, малиновое.
   - Спасибо.
   - Я,  правда, не вмешиваюсь в дела Симмонса, но филантро-
пия - это не в его духе. Так что вы, вероятно, правы.
   - Филантропия,  говорите?  -  Гость набрал полную ложечку
варенья,  опустил в чашку,  принялся помешивать. - Извините,
не верю. На этой филантропии Симмонс себе кучу врагов нажил.
Лучшие рабочие где?  У Дюммеля. Лучший инженерно-технический
персонал? У него же. Ни одного дня завод не простаивает, а у
других - по три,  по четыре месяца в году на  ремонте.  Кому
дехкане лучший сырец везут?  Дюммелю.  Он,  правда, качество
требует, зато никакого обвеса, никаких скидок и оплата втрое
выше. Как тут заводчикам да коммерсантам-предпринимателям не
взвыть? Вот они на Симмонса зубы и точат.
   - Почему же на Симмонса?
   - Да потому что ясно:  немец - всего лишь ширма.  Кстати,
знаете, как дехкане Симмонса между собой называют?
   - Как?
   - Симон-ата. Это вам говорит что-нибудь?
   Эльсинора недоуменно пожала плечами.
   - Здесь  так  святых-покровителей принято называть.  Пал-
ван-ата,  Дарган-ата, Исмамут-ата. - Строганов усмехнулся. -
В Ак-мечети у немцев-меннонитов староста есть,  он же и пас-
тор Отто.  Влиятельный старикан.  Так его хивинцы  Ата-немис
кличут. Отец-немец. Вы меня не слушаете?
   - Слушаю.  - Хозяйка вздохнула. - Так чего же вы все-таки
хотите? Предупредить Симмонса об опасности?
   - Это он и без меня знает.
   - Тогда чего же?
   Гость промолчал,  задумчиво помешивая  ложечкой  остывший
чай.
   - Я уже говорил, хочу понять, что он за человек.
   - Вы думаете,  это так просто?  - усмехнулась хозяйка.  -
По-моему, он сам этого толком не знает.
   - Со стороны виднее.
   - Возможно.  Что касается его филантропии или благотвори-
тельности,  если этот термин вас больше устраивает,  то счи-
тайте,  что это его каприз, прихоть, причуда. Как говорится,
каждый  по-своему с ума сходит.  Помешался человек на добром
отношении к своим работникам - и весь секрет.  И ради  бога,
не  ищите здесь никакой социальной подоплеки.  Симмонс стоит
вне политики.  Просто он - человек  настроения.  Приходилось
вам с такими встречаться?
   - Доводилось.  - Строганов недоверчиво покосился на собе-
седницу. - Скажите, поджог каюков это тоже его рук дело?
   - Н-не знаю, - растерялась Эльсинора. - Вряд ли. По-моему
он и сам на этом пострадал.
   - Не хотите отвечать,  не надо.  -  Строганов  достал  из
брючного кармана часы-луковицу, взглянул на циферблат. - Мне
пора, сударыня. Пора заступать на смену.
   - Обиделись?
   - Да нет. В общем, этого я и ожидал. А супругу вашему пе-
редайте: в борьбе с конкурентами он, конечно, любые средства
вправе использовать.  Вот только оставлять тысячи людей  без
куска хлеба - это уже иг по-человечески. Я о каючниках гово-
рю. Для них каюки - единственное средство существования. Хо-
роша прихоть,  ничего не скажешь, - на голодную смерть людей
обрекать!  Так и передайте.  А засим позвольте  откланяться.
Прощайте, сударыня. - Он кивнул головой и решительно поднял-
ся из-за стола.
   Симмонс, которому  Эльсинора  в тот же вечер передала со-
держание своего разговора со Строгановым, озабоченно поскреб
затылок и велел разыскать Дюммеля.
   - Зачем он тебе? - поинтересовалась Эльсинора.
   - Хочу навести справки.
   - Строганов производит впечатление вполне порядочного че-
ловека.
   - Тогда какое ему дело до истории с каючниками?
   - Может быть, как раз потому, что он порядочный человек?
   - Не знаю, не знаю.
   - Тысячи каючников остались без куска хлеба. Такое нельзя
наблюдать равнодушно.
   - Ну,  положим,  не тысячи.  Если уж быть точным,  сгорел
семьдесят один каюк.  Без куска хлеба, как ты изволила выра-
зиться, осталось человек двести-триста.
   - По-твоему, это мало?
   - Ну что ты заладила одно и то же!  "Много, мало..." Если
уж ча то пошло,  один голодный - это уже  много.  А  знаешь,
сколько их в Хивинском ханстве?  Согни тысяч! Что ты предла-
гаешь, взять их на свое иждивение?
   - Во-первых, не кричи.
   - Прости.
   - А  во-вторых,  если  не  в твоих силах облегчить участь
всех неимущих,  то по крайней мере ни к чему добавлять к ним
сотни новых.
   - Тут ты,  пожалуй, права, - согласился Симмонс. - Я сго-
ряча сморозил глупость, а Дюммель и рад стараться.
   - Ты прекрасно знаешь, что Дюммель тут ни при чем, - рез-
ко возразила она. - Ты приказал, он выполнил.
   - Тоже верно. Сдаюсь. Завтра же велю заложить верфь. Фло-
тилию  каюков  понастроим.  Хоть все ханство на каюки сажай.
Великая речная держава!  - Симмонс  хохотнул.  -  Не  пойдут
ведь, собаки. Им, видите ли, на конях скакать по душе. Ну да
ладно.  Меня сейчас куда больше этот твой новый знакомый ин-
тересует. С кулинарной фамилией.
   - Причем тут кулинария? - удивилась Эльсинора.
   - Притом. Кушанье есть такое. Бефстроганов. Слышала?
   - Первый раз слышу.
   - Ну так услышишь,  - пообещал он. - Сегодня же велю при-
готовить на ужин.
   В открытую дверь кабинета без стука вошел Дюммель.
   - Вот и вы,  барон!  Добро пожаловать!  Рад видеть вас  в
добром здравии. Чему обязан, голубчик?
   - Вызывали? - барон был явно не в духе.
   - Что?  А, ну да, конечно! Скажите, Зигфрид, бефстроганов
на ужин не очень обременительно для желудка?
   - Думаю, нет, - буркнул Дюммель.
   - Тогда распорядитесь, чтобы на ужин подали бефстроганов.
И сами нам компанию составьте. Если хотите, конечно. Кстати,
вам знакома фамилия Строганов?
   - Знакома, - насторожился немец. - А что?
   - Экий вы,  право! Уж и спросить нельзя? Просто интересу-
юсь. Из праздного любопытства.
   - Машинистом у нас на заводе работает.  Специалист отлич-
ный.
   - И все?
   - А что еще?
   - Ну,  мало ли что! Образование, национальность, возраст,
откуда родом, как сюда попал.
   - По этапу.
   - Вот как? И за что же? Уголовник небось?
   - Нет, - качнул головой немец. - По политической.
   - Та-а-ак,  - Симмонс прищурился. - Это уже говорит кое о
чем. Ну, а на заводе