Александр Бушков. Дети тумана ----------------------------------------------------------------------- Сборник "Помочь можно живым". OCR & spellcheck by HarryFan, 21 August 2000 ----------------------------------------------------------------------- Вы побеждали - и любили любовь и сабли острие... М.Цветаева ДЕНЬ ПЕРВЫЙ Слева было море я акварельный, молочно-сизый туман, справа назойливо сменяли друг друга однообразные холмы и долины. Изредка серым зеркалом промелькивало озеро, по-местному - лох. Туман размывал, прятал линию горизонта. Савину казалась неуместной эта прямая, как луч лазера, насквозь современная дорога. То и дело под колесами мелькали синие, красные, желтые зигзаги, ромбы, волнообразные линии - старая уловка, призванная уберечь водителя от "гипноза дороги". Словно сам туман выстреливал их навстречу машине пригоршню за пригоршней, и запас, видимо, был неисчерпаем. - И все же вы не ответили на мой вопрос, - мягко напомнил патер. - Отвечу, - сказал Савин. - "Вы нападали на разум. У священников это не принято". - Это цитата, судя по вашему тону? - Да, Честертон. Правда... правда, цитата не вполне подходит к случаю. Вы давно уже не нападаете на разум. Вы просто-напросто определяете ему границы и рубежи. Когда мы преодолеваем рубежи, вы ставите новые. И снова. И снова. Вам не кажется, что эта ситуация весьма напоминает знаменитую апорию Зенона - ту, об Ахиллесе и черепахе? - Возможно, - согласился патер. - Но в таком случае получается, что это вы гонитесь за нами, а не наоборот. Если пользоваться вашей терминологией, мы - определяем рубежи, вы - стремитесь достичь их и снести, и в тот момент, когда вам кажется, что впереди не осталось ни одного препятствия, мы воздвигаем новый барьер... - Вселенная бесконечна, - сказал Савин. - Однако это еще не означает, что бесконечна и шеренга ваших барьеров. Вы не боитесь, что однажды люди снесут ваш очередной барьер и не обнаружат нового? То есть - бога? - Демагог ответил бы вам - господь по неисповедимым своим помыслам может надежно укрыться от людей. - И получится, что отсутствие бога как раз и доказывает его существование? - Вот именно, - улыбнулся патер. - Что поделать, демагоги встречаются и среди нас, но, поверьте, я к ним не принадлежу. И пусть вам не покажется демагогией мой вопрос: а вы, вы не боитесь в один прекрасный день обнаружить Нечто? То, что, скрепя сердце, вам придется признать богом, - разумеется, я не имею в виду сакраментального старца, восседающего на облачке, этот излюбленный вашими карикатуристами образ... - Нет, - сказал Савин. - Лично я не боюсь. Уверен, что и другие тоже. - К сожалению, мы вынуждены оперировать чисто умозрительными категориями. - Патер задумчиво улыбнулся. - Впрочем... У меня два шанса против одного вашего. Я могу стать и пригоршней праха, но могу и обрести загробное бытие. Вам суждено только первое - ведь второе вы решительно отрицаете. - Отрицаем, - сказал Савин. - Очень даже решительно. И тем не менее - последнее слово не за вами. Насколько я понимаю, отвечать за свои грехи на Страшном суде придется и верующим, и атеистам? - Безусловно. - Отсюда следует: если бог существует, то даже не верящим в него гарантированы те же два шанса, что и вам. Не так ли? - Из вас получился бы хороший схоласт. - А если серьезно? - спросил Савин. - Серьезно? Вы не верите в загробное бытие. Вы всего лишь пытались найти способ изящно отразить мой выпад. И отразили, согласен. Но может случиться и так, что этот ваш "ответный удар" станет первой трещинкой в мировоззрении атеиста, первым шагом по дороге, которая приведет к Вере. Такие случаи бывали и в наше время - несгибаемые, казалось бы, атеисты становились верующими... - Их слишком мало, - сказал Савин. - И первых христиан можно было когда-то пересчитать по пальцам... Остановите здесь, пожалуйста. Они уже въехали в Монгеруэлл. Савин плавно подвел машину к тротуару - он не любил тормозить резко, в стиле детективов с телеэкрана. Солидный, чуточку опереточный полисмен бдительно отметил взглядом иностранный номер машины и прошествовал дальше. - Хотите знать, в чем еще одно ваше преимущество? - спросил вдруг патер. - Хочу, - кивнул Савин. Он не торопился - ему оставалось миль пятьдесят, а время едва перевалило за полдень. - Вы такие целеустремленные. - В голосе патера явственно промелькнула ирония. - Вы несетесь на мощных машинах по великолепным автострадам, ни на секунду не забывая о высотных зданиях, сети Глобовидения и штурмующих Юпитер космических кораблях. Попробуйте остановиться и оглянуться, побродить среди холмов, которые ничуть не изменились за последнюю тысячу лет, у моря, вдали от грохота цивилизации и мельтешений ее огней. Попробуйте пожить медленнее, чтобы мир за окном машины не сливался в пеструю полосу. И кто знает, может, обнаружите... - Что именно? - Иногда это дает странные результаты. Я не зря упоминал о случаях, когда воинствующие атеисты становились верующими. Буквально два дня назад здесь, в Монгеруэлле, ко мне обратился один темпоральный физик, напрочь разуверившийся в своем деле и, по-моему, склоняющийся к богу... Всего вам наилучшего. Он поклонился, захлопнул дверцу и неторопливо зашагал прочь - маленькая сухощавая фигурка в черной сутане, очень уместная среди старинных домов Монгеруэлла. Интересный попище, подумал Савин, трогая машину. Но о каком это Т-физике он говорил? Неужели? Вот это везение, если так, вот это удача... За пределами Монгеруэлла он прибавил скорость. Жемчужно-серый, прямо-таки в тон погоде, "гарольд", словно кабан сквозь камыши, мчался сквозь редкие струи дождя по исчерченной разноцветными зигзагами черной автостраде. Ровное урчание мотора и сто раз испытанный, но всегда пьянящий охотничий азарт приятно щекотали нервы. Снова все нужно было начинать с нуля, впереди была Неизвестность, которой, хотела она того или нет, предстояло стать Информацией, на полчаса или час способной приковать к экранам сотни миллионов людей. Савин остановил машину. Вылез, прошел метров двадцать и встал над обрывом. Бессмысленно метались чайки, далеко внизу волны разбивались о граненые скалы, ветер трепал плащ и волосы. Он долго стоял так, потом вернулся к машине, сел за руль и закурил, не закрывая дверцы. Рассеянно щелкнул клавишей. Вспыхнул маленький цветной стереоэкранчик, автоматически включилась "панорама". Пять секунд - щелчок - переход на другой канал; пять секунд - щелчок - переход. Услышав свою фамилию, Савин встрепенулся и тронул кнопку. Молодой диктор вещал с хорошо отрепетированной торжественностью: - Итак, Золотой Кон в Шотландии! Вчера в Эдинбург прилетел Константин Савин, входящий в десятку лучших и всемирно известных репортеров Глобовидения, удостоенных высшей награды Международной организации журналистов - Золотого Пера. Машину Савина видели затем в Глазго и Баллахулише. Что ищет в Шотландии один из королей объектива? Пока неизвестно. Как удалось установить нашим репортерам, Савин не в отпуске, следовательно, он в поиске. Что на этот раз? Вспомним фильмы Савина последних трех лет. Их темы - поиски динозавров в сельве Амазонии и золота, инков в Андах, репортаж о работе экспедиции "Селена-4", искавшей на Луне следы пришельцев, работа о тайнах архивов Ватикана, "По следам полковника Фосетта", "Вновь о Железной Маске", "Ценности РСХА", "Двойники и История". Что на этот раз? Неужели Шотландия даст Золотому Кону материал для нового фильма, не уступающего предыдущим? Что это за сенсация, которую проморгали мы? Посмотрим, будем ждать... Он загадочно улыбнулся зрителям и исчез с экрана. На смену ему появились титры "Двойников и Истории". Савин ударил себя по колену: "Ах, черти!", выключил стереовизор. Сердиться было бы смешно и глупо - гоняясь за тайнами и сенсациями, будь готов к тому, что однажды тебя затянет в собственный механизм. В другое время и в другом месте это не имело бы для Савина ровным счетом никакого значения, но сейчас... А что, собственно, сейчас? Ты не детектив, сказал он себе, и твое нынешнее дело ничего общего с криминалом не имеет. И все же... Савин разгладил на колене подготовленную отделом информации Глобовидения справку, перечитал еще раз. Полторы тысячи жителей, два отельчика, пять кабачков, три десятка рыболовных суденышек, давно заброшенный и не представляющий никакого интереса ни для туристов, ни для историков замок какого-то полубарона-полуразбойника XV века. Промышленных предприятий нет, сельским хозяйством не занимаются, каких-либо контор, равно как и любых других учреждений, нет... Через пятнадцать минут Савин въезжал в городок - тихий, безмятежный и чистый. Дома и уличные фонари здесь были неподдельно старинными, как и вывески, решетки крошечных газонов, почтовые ящики. Даже кошка, неторопливо переходившая улицу, чем-то неуловимо отличалась от своих товарок из Глазго или Баллахулиша. Савин пугнул ее гудком - она и ухом не повела. Отель назывался "Вереск". Три этажа в шесть окон по фасаду, вывеска, торчавшая перпендикулярно стене на затейливом литом кронштейне, - старинная орфография и вполне, приемлемо нарисованный куст цветущего вереска. Любителей древностей здание непременно умилило бы. Савин не причислял себя к таковым. Старинные дома ему просто нравились. Не больше. - Но некому готовить вересковый мед... - пробормотал он задумчиво, взял с заднего сиденья чемодан и вошел в отель. Портье (он же наверняка владелец и все остальное) сидел за старомодной конторкой и читал выходившую в Глазго газету. Он был стар, но немощным не выглядел. Ему же просто нечем заняться, подумал Савин, никакого другого дела у него нет, вот и торчит здесь, отель наверняка приносит дохода на самую малость больше, чем автомат, торгующий в Гренландии льдом... Старичок молча отложил газету и раскрыл солидный гроссбух. - Константин Савин, - скучным голосом сказал Савин. - Журналист. В отпуске. - Ну, конечно, работы вам здесь не найдется... Старик сказал то, что и должен был сказать, но Савин, предусмотрительно глядевший в сторону, на высокие старинные часы, ощутил быстрый взгляд - уколовший, изучающий, настороженный. "Так, - сказал себе Савин. - Запомним". - Распишитесь, пожалуйста. Почерк у старичка был мелкий, но очень разборчивый. Перед Савиным зарегистрировалось пятеро постояльцев. Двое давно съехали. Третий не интересовал Савина - он прибыл две недели назад и, следовательно, никак не мог оказаться _тем_ человеком. А вот остальные двое... Один приехал три дня назад, другой - вчера. Имена незнакомые, но ничего это не доказывает - паспортов старикан не спрашивает, можно назваться хоть Наполеоном Бонапартом... - Вы какой этаж предпочитаете? - Первый. - Он взял ключ и поднял чемодан. Только зеленый новичок стал бы в первую же минуту соваться к старику с расспросами... Легонько стукнула дверь. - Ваш ключ, мистер Геспер, - сказал старик. Савин лениво обернулся. Импозантный сухопарый джентльмен из тех, что довольно долго и устойчиво выглядят не более чем на пятьдесят. Безукоризненная черная тройка, булавка с жемчужиной в темно-синем галстуке. Итак, один из двух отпадает - мистер Герберт Геспер, как успел прочитать Савин, начальник отдела некоей лондонской частной торговой фирмы "Смизерс и сыновья". Вот только что он здесь делает? Может быть, интересы Смизерса с чадами простираются и на Инвернесс, а может, он здесь родился и отдыхает после трудов праведных - какое это имеет значение? Постучать в номер к тому, второму, попросить, скажем, спички? Нет, и это довольно примитивный ход. Как бы там ни было, Гралев мог уехать из Монгеруэлла только сюда... На корректный поклон Савина Геспер ответил столь же корректно и удалился вверх по лестнице умопомрачительно светской походкой. Савин вошел в свой маленький номер, чистый той самой стандартно-безликой чистотой отелей и гостиниц от мыса Нордкап до Новой Зеландии, которую терпеть не мог. И сразу постарался разрушить ее, обжиться - повесил в шкаф одежду, разложил на столике и в ванной всякие мужские мелочи, достал и без особой необходимости проверил аппаратуру. Было удручающе тихо. Простучала за окном тележка, запряженная одной лошадью, и снова наступила тишина. И серое небо над узкими острыми крышами. Он лег на кровать, положил рядом блестящий пенальчик "Стилоса". Курил, глядя в потолок. Потом тихо сказал: - Здравствуй, родная. Пишу из ужасной глуши - северо-западная Шотландия на этот раз, края непуганых эльфов у границы Инвернесса и Аргайла. "Стилос" едва слышно засвиристел, из прорези выполз белый язычок бумажной ленты, исписанной размашистым почерком Савина. Никакой романтически-тягостной истории в прошлом, ничего несбывшегося - адресата у письма не было. Просто... Просто те, кто придумал некогда исповедь, знали, что делали. Современный атеист, отринув бога, отринул заодно и исповедь, но довольно быстро сообразил, что потерял очень многое, утратил возможность выговориться перед другим человеком и снять с души груз, немалую подчас тяжесть... А разве одни лишь преступления, злодеяния лежат на душе тягостным грузом? Словом, человек, который за годы странствий встречал сотни, тысячи людей, может со спокойной совестью поселить среди них одного выдуманного исповедника, чье лицо, если постараться, даже смутно припомнится, как лица сотен случайных знакомых; в реальном полузабытом многолюдье, череде прошлых встреч и разговоров уютно будет чувствовать себя насквозь вымышленный адресат, про которого, к тому же, вспоминаешь редко, очень редко... Но почему бы не написать ему, коли он вспомнился, и времени свободного хоть отбавляй? - Вот я и побил все рекорды, - сказал Савин. - Десять фильмов за последние четыре года, и не какая-нибудь халтура. Неплохо, верно? И Золотое Перо, которое, как любая регалия, волнует всего несколько минут - пока длится вручение. И дороги, дороги, отели, города, люди, встречи. И - вперед, вперед, вперед! Так быстро и так долго, что иногда кажется, будто погоня за целью и стала самой целью, давно. Слава богу, в этой погоне мы щадим других, мы не щадим только самих себя. Мы не можем жить иначе, нам нравится так жить, и представить другую жизнь мы не в состоянии. Бойтесь желаний своих, ибо они сбываются. И потому возникает неразрешимый вопрос: что лучше - несколько желаний, которые могут исполниться, пусть после долгих трудов, или одно, заведомо невыполнимое? Так что же? Может быть, это не тот вопрос, которым стоит задаваться. Скорее всего, так. Есть другие вопросы, более важные. Но как быть с тем, что мы живем так, будто постоянно ожидаем чего-то? Все время ждем. Вот придет апрель, и можно будет ехать на съемки. Вот придет сентябрь, и выйдет новый фильм. Вот придет декабрь... Вечное ожидание, в котором песком сквозь пальцы протекает, уходит день сегодняшний, не оставляя памяти и следа. И ведь не хотим мы другой жизни, дай нам ее, иную - честное слово, мы заскучаем, не будем знать, что с ней делать... Легким прикосновением он выключил "Стилос" и долго лежал, уставясь в потолок, покрытый едва заметными трещинами, похожими на карту неизвестного государства. Встал, оторвал ленту, положил ее в массивную глиняную пепельницу, щелкнул зажигалкой. Вспыхнуло, заколыхалось и опало неяркое пламя, оставив сморщенную полоску пепла. Савин тщательно примял пепел авторучкой и растер - иначе и не поступают с письмами, которые некуда отправлять и некому получать. Через пять минут он вышел на улицу - джинсы, легкая спортивная курточка, тонкий свитер с воротником под горло. Беззаботное лицо, беззаботная походка. Он легко и быстро нашел полицейский участок. Перед входом задержался, прикрепил к лацкану Золотое Перо и уверенно толкнул дверь с лаконичной черной надписью "Полиция". Маленькая комната. Слева дверь с зарешеченным окошечком - камера, в которой наверняка, как мельком подумал Савин, давным-давно завелись мыши, грибы и привидения. Справа, у окна, девственно чистый стол. Какие-то печатные таблицы на стене над ним. Портрет премьер-министра. Услышав стук двери, стоявший у окна человек в свитере вопросительно обернулся. Белобрысый парень, года на три моложе Савина. На кожаном поясе - светло-коричневая кобура с никелированной застежкой. Это же не Мак-Тиг, немного смятенно подумал Савин. Мак-Тиг - пожилой человек, он сам писал, кто же это такой и почему здесь? Однако на лице его эти мысли не отразились. - Здравствуйте, - с простецкой улыбкой сказал Савин, протягивая красивое удостоверение Глобовидения. - Константин Савин. Обычно меня зовут Кон. - Сержант Лесли. Обычно меня зовут Роб. Садитесь. Хотите пива? - С удовольствием. Лесли достал из стола картонку с шестью банками, ловко сорвал жестяные язычки. - Я вас знаю, - сказал он. - Вернее, знаю ваши фильмы. Сами понимаете, провинции в "информационном" значении этого слова не существует. Трудами вашего Глобовидения, в первую очередь. - Стараемся, - сказал Савин. Жестянка холодила пальцы - видимо, холодильник был вмонтирован в ящик стола. - Хорошее пиво. Местное? - Да, завод в Эндердейле. - Лесли взглянул на него. - Часа два назад по стерео говорили о вас, очень интригующе говорили, а вы вот объявились у нас... - И вас, конечно, интересует, зачем и почему я объявился здесь? - А как же, - сказал Лесли. - Разумеется, как прилежного зрителя, а не полицейского. Новый фильм? - Да, - сказал Савин. - Чтобы не интриговать вас - мне нужны чудаки, Роб. Анахореты не от мира сего, которые за наглухо запертыми дверями чертят проекты вечных двигателей или разгадывают письмена атлантов. - Зачем они вам? - Как бы вам объяснить... Помните известное присловье: "Чудаки украшают жизнь"? И ведь украшают, черти... И даже тем, кто подсмеивается над ними на людях, интересно узнать о них побольше - один на один с экраном. Потому что, мне кажется, чудаки воплощают в себе что-то не случившееся с нами, то, от чего мы отказались ради налаженного благонравного благополучия, но не перестали хранить в потаенных уголках памяти. Чудаки - воплощенная, живущая отдельно от нас наша романтическая юность, наши былые безрассудства... Это очень интересная тема. Роб. - Очень интересная тема, - задумчиво повторил Лесли. - И разумеется, где-нибудь поблизости, скажем, в Баллахулише или Монгеруэлле, в пивной или редакции вы услышали от кого-то, что и у нас живет один из героев вашего будущего фильма? Или как? Они долго смотрели друг другу в глаза. Стояла тягостная тишина. - Вот даже как, - сказал Савин. - Вот даже как... - Будете предлагать более приемлемую версию? - не без ехидства поинтересовался Лесли. - Нет, - сказал Савин. - К чему? - Ну и правильно. Вы ведь, как-никак, из асов... - Лесли встал и, заложив, руки за спину, наискосок прошелся по комнате. - Что ж, для старины Мак-Тига, насколько я его знал, вернее, насколько я о нем слышал, ваша версия была бы идеальной. Бесхитростный был старикан, он с почтением взирал бы на одного из королей объектива и не подумал бы искать несоответствия... - Вы из Лондона? - Из Эдинбурга, - ответил Лесли, не прекращая размеренной ходьбы. - Кого вы ищете, Кон? Только не нужно... скороспелых версий. Вы ехали к нам крайне целеустремленно, не задерживаясь ни в каких редакциях и пивных... - За мной следили? - безмятежно спросил Савин. - Ну что вы, с чего бы вдруг? Простая прикидка во времени. Кое-кто из наших задал себе тот же вопрос, что и комментатор: "Что он здесь ищет?" - Что случилось с Мак-Тигом? - резко спросил Савин. - Вы ведь машинально упомянули о нем в прошедшем времени. Роб. Даже если он слег с инфарктом, вряд ли на замену ему прислали бы человека аж из Эдинбурга. Можно было найти и поближе. Лесли присел на угол стола, склонился над Савиным: - Интересно, что мне с вами делать, Кон? Никаких оснований для того, чтобы задержать и допросить. А хотелось бы, признаюсь... - Разве мы не сможем договориться по-хорошему? - Савин решил взять инициативу в свои руки. - Почему бы и нет? - Если бы я был уверен, что выгода будет обоюдной... - То же самое могу сказать и я, Роб. - Ладно. - Лесли придвинулся ближе. - Кон, вы не мелкий ловец сенсаций, вы серьезная фигура. Это меня и привлекает... - Ну что ж, - кивнул Савин. - Воспользуемся обычной формулой: я обещаю использовать все, что узнаю, только после консультации с вашим начальством в Эдинбурге. Устроит? - Устроит, - сказал Лесли. - Вы ведь не простой полицейский? - Сержант уголовной полиции. Кого вы здесь ищете? - У меня ничего криминального, - сказал Савин. - Недавно в одной из лабораторий темпоральной физики произошла очередная катастрофа - к счастью, без жертв. Это четвертая за год. В конце концов, такое случается особенно часто, когда научная дисциплина насчитывает всего несколько лет от роду, и поиски ведутся методами проб и ошибок... - Темпоральная физика - это та, что занимается проникновением в четвертое измерение? - Да, - сказал Савин. - Так вот, начальник лаборатории оставил странное письмо - смесь глубокого пессимизма, разочарованности и неверия в будущее. И сбежал - сначала мы не знали куда, потом донеслись слухи, что он где-то здесь, в Шотландии. У следственных органов нет и не было никаких оснований его искать. Зато у меня были основания - последнее время я занимался Т-физикой. - Как его фамилия? - Гралев. - Тот самый? - с интересом спросил Лесли. - Тот самый, - сказал Савин. - Основоположник, лауреат Нобелевской премии и все такое прочее. Вы знаете его в лицо? - Помню только, что он - с бородой. - Вот фото. - Ну-ка... - Лесли присмотрелся и вдруг воскликнул: - Кон, это же Гролл, турист из Лондона! Он здесь снимает комнату. Может быть, ошибка? - Он великолепно владеет английским, - сказал Савин. - Так что вполне мог выдать себя за англичанина. - Вот как... - В голосе Лесли послышалось разочарование - видимо, Савин не оправдал его надежд. - И все? Больше вы ничего не можете сообщить? - Все, что имею, - развел руками Савин. - В самом деле, Кон? Неужели мне придется колоть вас как банального воришку? Его глаза были насмешливыми и жесткими. Разочарование и равнодушие оказались притворными, и Савин понял, что сержант переиграл его, что придется раскрыться до конца... - Вы думаете, что у меня имеется еще что-то? - спросил он скорее утверждающе. - Думаю, - сказал Лесли. - Когда я упомянул о Мак-Тиге, у вас на лице не мелькнуло и тени удивления, хотя так естественно было бы спросить: "А кто это - Мак-Тиг?" Вы этого не спросили. А минутой позже упомянули о нем как о моем предшественнике. Вы его знали, знали, чем он здесь занимается. Меж тем в этой части Шотландии вы никогда прежде не бывали, а Мак-Тиг за последние десять лет ни разу не выезжал за пределы графства - домосед был и нелюдим. Откуда же вы его знаете? Вы жили в разных плоскостях. Кон. Снова фантастическое совпадение? - Если хотите, да, - сказал Савин. - Фантастическое совпадение в том, что в этой части Шотландии, в этом городке оказались и Гралев, которого я ищу, и Мак-Тиг, который написал мне письмо. - Оно у вас с собой? - Вот. Савин помнил письмо почти наизусть, знал, что сейчас читает сержант. "Уважаемый мистер Савин! Я смотрел все ваши фильмы и решил, что обратиться следует именно к вам, как к наиболее подходящему человеку. Дело в том, что в нашем городке происходят донельзя странные и загадочные события, настолько странные, что меня могут объявить сумасшедшим, расскажи я об этом кому-нибудь постороннему. Вы, я думаю, не посторонний - вы давно занимаетесь загадками и тайнами. Я гарантирую, что мои сведения позволят вам создать фильм, превосходящий все ваши прежние. Очень прошу, больше того - умоляю вас приехать. Я не могу долее оставаться единственным хозяином тайны, но и не решаюсь предпринимать какие-либо шаги, прежде всего потому, что человеку в моем возрасте трудно предпринять действия, которые на моем месте обязательно бы предпринял какой-нибудь юнец. Но и устраняться я не вправе. Я надеюсь, что ваш приезд положит конец неопределенности". - Вот так, - сказал Савин, когда сержант положил письмо на стол. - К письму прилагалась медицинская карта - за неделю до его отправки Мак-Тиг ездил в Баллахулиш, в тамошнюю психоневрологическую клинику, и потребовал скрупулезного обследования, которое показало, что он полностью нормален. Прилагался и чек - стоимость билета в оба конца. - И что же вы? - Сначала не обратил особого внимания, честно говоря, - сказал Савин. - Глобовидение получает массу подобных писем, и в девяноста случаях из ста дело либо оказывается высосанным из пальца" либо не представляет никакого интереса. Потом я задумался - знаете, крайне редко прилагают медицинские карты и еще реже оплачивают проезд... И все равно я хотел вернуть чек и переслать письмо в наше отделение в Глазго, но тут Гралев улетел в Шотландию, и я решил все же заглянуть попутно к Мак-Тигу. Вот теперь у меня действительно все. - Очень интересно, - глухо сказал Лесли. - Что же все-таки с Мак-Тигом? Вы уже дважды упомянули о нем в прошедшем времени. И вы представляете не просто полицию, а полицию уголовную, вас направили сюда из Эдинбурга... - Мак-Тиг убит, - кривя губы, сказал Лесли. - Пять дней назад. Тело найдено милях в десяти от городка. - Уголовщина? - Если бы! - Лесли соскочил со стола, достал пачку фотографий и бросил Савину. - Во время путча в Санта-Кроче вы насмотрелись всякого, и нервы, думаю, у вас крепкие. - Но это... Это... - Савин не узнал своего голоса в этом сиплом хрипе. Он кое-как сложил фотографии в стопку и положил ее на стол изображением вниз. - Вот так. Это зверь. Кон. По мнению экспертов, так изувечить человека может только хищный зверь... которому просто неоткуда взяться в стране-острове, где даже волков извели начисто лет двести назад... - Но следы-то? - поднял на него глаза Савин. - Не было там следов. Кон, земля - почти сплошной камень. Труп в двадцати метрах от воды, вот здесь. - От ткнул пальцем в карту. - Одежда сухая, так что исключаем ненароком заплывшую в залив акулу. Летающее чудище? Да откуда ему взяться в первой половине двадцать первого века, в стране без белых пятен? С Марса, что ли, прилетело? Так ведь нет там жизни... Молчите? Савин молчал - сейчас он вновь был мальчишкой, бежавшим темным осенним утром в школу. Безлюдная улочка залита туманом, в котором прячутся мохнатые страхи, и кто-то крадется следом на мягких лапах... - Теперь, надеюсь, вы понимаете мое состояние и положение, в котором я нахожусь? - спросил Лесли. - Зверь, которого по всем божеским и человеческим законам не должно быть. Труп, которого не должно было быть. И тут еще вы... Спасибо вам, разумеется, за письмо, но ведь ничего оно не объясняет - сплошные недомолвки, еще больше запутывает... - Роб, вам не нужен добровольный помощник? - спросил Савин с надеждой. - Я не за приключениями гонюсь, я... - Ну да, у вас - работа... А что, собственно, вы собираетесь делать? В чем мне помогать? Сидеть со мной рядом, чтобы мне не было скучно бессмысленно пялиться в окно? Выставить вас отсюда я не имею права, посадить до раскрытия дела - тем более... - Он задумчиво прикусил губу. - Вы умеете стрелять? - И довольно неплохо, - пожал плечами Савин. - Пишите расписку. Номер оружия, номер вашего паспорта. - Лесли положил на стол черный пистолет. - А вы не нарушаете никаких правил? Не нагорит? - спросил Савин. - Самое смешное - нет, - бледно улыбнулся Лесли. - Сейчас я вам еще и временное удостоверение выпишу. Видите ли, в особых случаях закон позволяет полиции временно привлекать в помощь себе так называемых "специальных констеблей" из числа благонамеренных граждан. И даже вооружать их. Закону лет двести, и о нем крепко забыли, но и отменять его никто не отменял, - мы с вами находимся в стране стойких традиций... Выставить вас я отсюда не могу, так что хотя бы вооружу, не преступая закон, - для очистки совести... - Но что мне может угрожать? - Господи, да хотя бы то, что убило Мак-Тига! Чем бы или кем бы оно ни было, оно способно убивать... - Послушайте, почему бы не установить там автоматические кинокамеры вроде тех, которые применяют биологи? Я в таких вещах немного разбираюсь... - Об этом думали, - сказал Лесли. - Но датчики камер начинают съемку при появлении любого живого существа, обладающего тепловым излучением, а там часто бывают рыбаки, в тех местах бродят лошади. Кстати, это запутывает дело. Мы обыскивали берег, на десятке квадратных миль копошились оперативники. Там негде спрятаться - нет никаких пещер, нет леса. Обитай там гипотетический хищник - непременно пострадали бы рыбаки или лошади. Но получается, что никого там нет... - И тем не менее вы даете мне пистолет. - Я не могу вовсе ничего не делать, - сказал Лесли, и горькая усмешка на мгновение сделала его лицо по-детски беспомощным, незащищенным. - И о вашей безопасности следует подумать... - Вы живете здесь все эти пять дней? - Да, - сказал Лесли. - Под видом туриста сюда внедрен еще один наш человек - вот, посмотрите, - он протянул фотографию. - Он будет знать о вас. - Ловко вы зачислили меня в сотрудники. Специальный констебль Савин - звучит... - Кон, разве я вас принуждал или вербовал? Савин сосредоточенно рассматривал пистолет. - Я могу чем-нибудь помочь? - спросил он, не поднимая глаз. - У меня есть знакомые в Интерполе и Международной службе безопасности... - Думаете, мы быстрее добьемся, успеха, если сюда прибудет взвод оперативников, и следствие будет вести не сержант, а майор? Разумеется, мы поставили в известность и Интерпол, и МСБ. Может быть, и их люди тоже здесь. Хотя - не уверен... - Простите... - А, не за что... Пейте пиво, пока холодное. - Подавая пример, Лесли взял банку. - Вы верите в чутье, нюх, интуицию? - В моей работе они играют большую роль, хотя и подводят иногда - например, случай с письмом Мак-Тига... - Тогда вы меня поймете. - Лесли придвинулся к нему вплотную. - Начальство считает, что не стоит волновать население. Поэтому человек, нашедший тело Мак-Тига, будет молчать о... звере. Местным мы сообщили, что Мак-Тиг убит. Просто убит - без каких-либо подробностей. Но я хожу по улицам, сижу в кабачках, заглядываю людям в глаза и сам ловлю их взгляды, разговариваю о пустяках - и меня не покидает впечатление, что они ЗНАЮТ. Все поголовно. И никогда не расскажут. Допускаю, что все это мне только кажется, бывает такое от бессилия, и тем не менее чутье... Он переплел длинные сильные пальцы, ссутулился. В углу рта появилась злая складочка. Савину хотелось сказать этому парню что-то хорошее, теплое, но он понимал, что любые слова бесполезны. Нужны были другие слова - конкретные, четкие, несущие информацию, влекущие за собой поступки, дела, результаты... - Ну, я пошел? - осторожно спросил Савин. - А знаете что? - Лесли поднял голову. - К вопросу о совпадениях. Как это ни странно, здесь действительно есть свой чудак. - Да? - больше из вежливости спросил Савин. - Кто такой? И что у него - вечный двигатель? Или пытается подвести научную базу под ангелов? - Он пытается подвести научную базу под "Летучего Голландца", - сказал Лесли. - Не знаю подробностей - не до него было, да и не интересуюсь я такими. Хотите адрес? - Давайте, - сказал Савин. - И адрес Гралева-Гролла. - Вот, держите. Да, а верхом вы умеете ездить? - Умею. - Тем лучше. Вы ведь все равно будете мотаться по окрестностям... - У меня вообще-то машина, но "гарольд" - не для бездорожья. - Вот видите. Здесь многие держат лошадей, однако советую вам обратиться к Беннигану, хозяину кабачка "Лепрекон". У него очень хороший конь, сошлитесь на меня. - Лесли вымученно улыбнулся, и его лицо застыло. - Помимо всего прочего - лошадь издали учует зверя... - До свидания. - Савин быстро встал. На улице он выругал себя за эту торопливость, но сделанного не воротишь. Ему стало страшно на секунду, правда, не за себя - за Лесли... Он медленно шагал по безлюдной улочке. Дурацкий пистолет неприятно оттягивал карман, солнце идиллически садилось за далекие горы. Мир вокруг, да и он сам, Савин, - все казалось чем-то нереальным, чьим-то бредово-зыбким сном. Дело тут было не в риске - он рисковал жизнью, когда шел по сельве с экспедицией Хименеса, и чистой случайностью было, что миньокао, ужас болот, осколок юрского периода, уволок в гнилую трясину Пакито, а не его; рисковал жизнью, когда остался в занятом путчистами Санта-Кроче; рисковал жизнью, когда искавшая клады Атауальпы группа угодила под камнепад, потеряла продукты и рацию, и жребий идти в селение за помощью выпал ему, - в те закутанные туманом шаткие овринги... Нет, к риску ему не привыкать. Тогда что же? Эта история ни на что не похожа - вот что. Ее и быть-то не должно, а она существует, проклятая... Позвонить в штаб-квартиру? Сюда охотно примчатся двое-трое хватких парней, из тех, кто сдал фильм и болтается без дела в поисках очередного сюжета. И станет гораздо легче. Нет, не стоит. И не потому, что следует, подобно золотоискателю, держать в секрете свой "карман", свою жилу. Просить помощи, еще не зная, понадобится ли она, - признак слабости, идущей, к тому же, вразрез с профессиональной этикой. На такое пойти никак нельзя... Он остановился перед кабачком Беннигана - полуподвал, очевидно, бывший склад. Окна, на треть выступавшие над тротуаром, были ярко освещены, играла музыка. На вывеске ухмылялся толстенький лепрекон - шотландский гномик, безобидный, если не трогать его и не приставать к нему. Савин отцепил Золотое Перо, положил его вместе с пистолетом во внутренний карман и, осторожно ставя ноги, спустился по каменным, сбитым посередине ступенькам. В зале стояло штук двадцать столиков, и занята была едва половина. Модно одетые парни, подгулявший блондин в форме моряка торгового флота, двое стариков, забывшие за шахматами о своем эле, компания оживленно толковавших о своих рыбацких делах мужчин в грубых свитерах - обычная публика. Только сероглазая девушка, лениво листавшая какой-то журнал, не вписывалась в стандартную картинку захолустья. Ох ты, восхищенно подумал Савин, и что ей тут делать? Сидящие за столиками равнодушно оглядели Савина и вроде бы перестали обращать на него внимание. На стойке выстроились именные пивные кружки, по старой традиции украшенные портретами владельцев-завсегдатаев. Над кружками возвышался бармен, внушающий своей комплекцией оптимизм мужчина, - посмотрев не него, хотелось жить долго и насыщенно. Вряд ли заведение такого невеликого масштаба нуждалось в официанте, так что это, надо полагать, и был сам Бенниган. - Прекрасная погода нынче, - сказал Савин. - Уж это точно, - прогудел Бенниган. Савин взял кружку эля и рюмку "беллз". Он вспомнил, что давно не ел, и, словно угадав его мысли, Бенниган поставил перед ним тарелку с великолепным копченым угрем. - У вас ловят? - полюбопытствовал Савин. - Уж это точно, - сообщил Бенниган. Савин выбрал столик, из-за которого мог видеть девушку, уплел угря, выпил эля и почувствовал, что живет в этом городе лет сто. В меру тихо, не мешая разговорам, играл мюзик-бокс. Гралев мог подождать до завтра, девушка смешивала себе какой-то сложный коктейль, и в таинственного зверя Савин поверил бы сейчас, лишь просунь тот голову в окно. Автомат заиграл лит-рит, и Савин решительно направился к девушке. Она подняла на него серые глаза, секунду подумала и встала. Свободного места было не так уж и много, но лит-рит и не требовал сотни квадратных метров. Для захолустья девушка танцевала хорошо - танец был новый, недавно завезенный из Чикаго. У Савина сложилось впечатление, что поддерживать разговор она не настроена, но и холодком от нее не веет. Поэтому, когда мелодия вот-вот готова была оборваться, Савин решился на маленькое озорство. Он хорошо знал мюзик-боксы и, точно рассчитав момент, продолжая левой рукой обнимать девушку за талию, правой ловко нажал нужную клавишу. Мелодия зазвучала вновь, получилось элегантно и лихо. Ох, надают по шее, подумал Савин, зафиксировав хмурый взгляд из-за ближайшего столика. - Вы настройщик мюзик-боксов? - поинтересовалась девушка. - Нет, глотатель шпаг. - Ну, шпагами вас сегодня обеспечат... - многозначительно намекнула она. - Шпильками тоже? И завязался обычный разговор - легкая словесная дуэль, изобретенная, надо полагать, еще в каменном веке. Когда танец кончился, Савин проводил девушку до столика и замешкался с хорошо рассчитанной неуклюжестью. - Садитесь уж... шпагоглотатель. - Она впервые улыбнулась. Не успел он поставить на ее столик свою кружку и сесть, резко скрипнул отодвинутый стул. Савин приготовился - на тот случай, если выяснение отношений начнется на месте. Бенниган равнодушно резал угря. Девушка отрешенно вертела в пальцах свой бокал. - Прогуляемся? - Над Савиным навис крепкий парень в синей куртке. Они поднялись по ступенькам. Савин умел кое-что и особенно не беспокоился, не нравилось другое - стычка с аборигеном могла осложнить дальнейшую работу. Он решил работать в активной обороне. Парень, глубоко утопив руки в карманах куртки, покачивался рядом. - Англичанин? - спросил он наконец. - Русский. - Турист? - Вроде того. - Расплатись и уматывай в отель. Или, если скучно, можешь идти с нами, мы сейчас перекочуем к "Дельфину". Тебя как зовут? - Кон. - Кристи. Давай думай. - Я кому-то мешаю? Кристи расхохотался: - Но я же тебя зову с нами! Или у вас в России драку из-за девчонки обставляют как-то иначе? - По-моему, везде одинаково, - сказал Савин. - Тогда сам видишь, что не драться тебя позвали. Пойдешь с нами? - Нет, спасибо, я лучше останусь. - Положил глаз? - Если и так, что тогда? - Дурень, - сказал Кристи с пьяным благородством. - Мы тебе добра желаем, смотрим, парень чужой, не разбирается... Беги от нее, понял? Или будет плохо. - Выходит, все же мешаю кому-то? - Ну, дурень... Я же тебе добра желаю. Не связывайся. Пропадешь... - В каком смысле? - В таком, что и пуговиц не найдут. - Он огляделся и повторил: - Пуговиц не найдут, понял? Они и пуговиц не выплевывают, Кон... - Брось. Глупости все это. - Один тоже смеялся над суевериями... - Кто? - резко спросил Савин. - Откуда тебе его знать... - Ну, я и не говорю, что знал Мак-Тига лично... Сумерки еще не сгустились, и Савин хорошо видел лицо Кристи, словно протрезвевшего вдруг, пришедшего в себя. На лице были растерянность и страх. - Ты-то кто? - медленно спросил Кристи. - Ты-то сам кто? - Вампир по фамилии Фергюсон, - сказал Савин. Кристи передернулся, нашарил ногой ступеньку и бочком-бочком стал спускаться. От двери крикнул: - Как знаешь, я предупредил! Пожав плечами, Савин вернулся в зал. Навстречу ему целеустремленно протопала, не глядя на него, компания Кристи. - Целы? - спросила девушка. - Ага. Очень вежливый мальчик. Скажите, вы в самом деле летаете на помеле? Девушка обожгла его взглядом: - Это он вам наболтал? - Ну, не совсем так, - сказал Савин и добавил громче: - Я всегда верил, что ведьмы все же живут в Шотландии. Что-то изменилось в зале - мгновенно. Люди торопились допить и уйти. Едва дверь захлопывалась за одним, кто-то другой, выждав несколько секунд, вставал и, бормоча что-то про неотложные дела или заждавшуюся жену, спешил к выходу. В несколько минут кабачок опустел. Бенниган, кажется, ничуть не обескураженный массовым бегством клиентов, исчез из-за стойки, и сразу же погасли пять ламп из шести - видимо, там, в задней комнате, был выключатель. Глупо надрывался мюзик-бокс. Савин встал и выключил его. Вернулся к столику. Девушка хмуро смотрела на него. - Как вас зовут? - спросил Савин, показывая всем видом, что уходить не собирается. - Геката, - сказала она с вызовом. - Не так уж и смешно. - А вам хочется смеяться? Или пощекотать нервы? И судьба Мак-Тига вас не пугает? - Она звонко, невесело рассмеялась. - Что же вы молчите, Савин? - Интересно, какое у меня сейчас лицо? - спросил он тихо. - Улыбка у вас, во всяком случае, вымученная. - Она смотрела ему в глаза. - А мысли лихорадочно скачут, правда ведь? Ничего удивительного. Интересно, с чего вы взяли, что Лесли, с которым вы разговаривали, на самом деле тот настоящий Лесли, что приехал сюда пять дней назад? До двери далеко, она может оказаться запертой, и двадцать первый век останется там, снаружи... - Она поднялась, медленно отошла к стойке, встала спиной к Савину, обеими руками поправляя волосы. Резко обернулась. В сумраке ее лицо сияло зеленоватым фосфорическим светом. - А труп найдут на том же месте. - Ни с места! - Савин механически отметил, что его рука с пистолетом не дрожит, но сердце стучит не тише, чем колотит в ворота гонец с черной вестью в сумке. - Довольно! - Девушка улыбалась. - Слышите? Уберите эту игрушку, а то и в самом деле выстрелите. Это краска, понятно? Светящаяся, слыхали, надеюсь, про такую? Савин осторожно, почти на цыпочках приблизился к ней, коснулся пальцем теплой щеки. Подушечка пальца засветилась тем же неярким зеленоватым светом. - Здорово я вас? - Она отстранилась, смочила платок чем-то бесцветным из скляночки и стала вытирать лицо. Савина душил жгучий стыд, и он попытался отогнать его: - А все остальное - телепатия? - Ни капельки, - сказала она. - Простите, я не на вас сердилась, просто подвернулись под горячую руку... - Откуда же вы в таком случае меня знаете? Он уже овладел собой, как-никак он был человеком с Золотым Пером, одним из королей объектива... - По-вашему, только полицейский может быть сообразительным, а женщинам в уме вы отказываете? Хозяин "Вереска" - мой дядя. Он сам рассказал, как вы расспрашивали, где находится полицейский участок. С Лесли я уже знакома... Будете допрашивать? - Вы что, принимаете меня за следователя Интерпола? - Ах, вы не оттуда? Поднимай выше - МСБ? - Я действительно журналист, - сухо сказал Савин. - А ведете себя как полицейский. - Это получилось случайно, честное слово. Вот... - Савин зачем-то протянул ей на ладони Золотое Перо и бланк удостоверения специального констебля. - Просто глупое стечение обстоятельств... - Хорошо, верю. - Она взяла его за палец и стерла платком краску. - Значит, вы в самом деле один из тех королей объектива, что ведут репортаж из пасти крокодила или кратера вулкана во время извержения... Верю - стечения обстоятельств бывают самыми дурацкими. Что дальше? Я вам нравлюсь, тем более что кольца на положенном пальце не имеется? - Нравитесь, - сказал Савин. - Но это потом. Почему они все разбежались? В том числе и Бенниган, которому, я уверен, ничего не стоит убить головой быка? Почему и чего боится Кристи? Они-то, в отличие от меня, должны хорошо вас знать... - Пойдемте, - сказала она. - Прогуляйтесь со мной до того места, где неизвестный монстр перегрыз глотку бедному Мак-Тигу. Ага, колеблетесь все-таки, несмотря на то, что живете в насквозь антимистическом двадцать первом веке? Эх вы, король репортажа... Она пошла было к двери, но Савин крепко сжал ее локоть. - Сначала проясним один нюанс, - сказал Савин. - Кроме полиции, никто не знал об обстоятельствах смерти Мак-Тига... - И кроме того, кто обнаружил труп. Так вот, это была я. Довольны? - Как вас зовут? Девушка устало, почти жалобно вздохнула: - Ох, господи... Меня зовут Диана. И нет у меня желания с вами разговаривать, и все на свете мне надоело... Неужели так трудно понять, что у человека скребут на душе кошки? Да отпустите вы, король видеоискателя! - Почему они вас боятся? - Они не меня боятся, - устало сказала Диана, глядя сквозь него. - Они себя боятся, дурачки. Своих гор и рек, где когда-то обитали злые духи. И не улыбайтесь. Только что вы точно так же стучали зубами от страха. - Я - другое дело. Я только что приехал, и на меня вместо привычной работы свалились фантасмагории. А они живут здесь. - Вот именно - живут здесь... Ну, пустите. Она дернула плечом, и Савин покорно отпустил ее. Отчужденно простучали каблучки, хлопнула дверь. Савин остался один в полутемном зале, среди столиков с неубранной посудой. Он с силой потер лицо ладонями, огляделся, подошел к стойке и налил себе из первой попавшейся бутылки. Из задней комнаты выглянул Бенниган. - Закрываете? - спросил Савин. - Уж это точно, - прогудел хозяин. - Вы что-нибудь слышали? (Бенниган молчал). Бросьте, все вы слышали. Что у вас тут происходит? Почему вы ее боитесь? В частности, вот вы лично, Бенниган? Да вас можно послать корчевать джунгли вместо бульдозера, а вы ее боитесь... - Хотите совет? - спросил Бенниган. - Уезжайте. Нет, я знаю, что и вы ничего не боитесь и готовы хвост у черта выдернуть, но не в страхе или отваге дело. Вы чужой здесь, понимаете? Я помню, что на дворе у нас - двадцать первый век. Но разоружение и полеты к Юпитеру - это еще не все. Верно, существует мир, опутанный каналами Глобовидения и трансконтинентальными скоростными магистралями, и вы, кстати и некстати, подчеркиваете, что благодаря этому Земля съежилась до размеров футбольного мяча. Однако стоит, порой сделать два-три шага в сторону от магистрали - и вы попадете в другой мир. В домах стоят те же стереовизоры, на столах лежат те же газеты, но это чисто внешние приметы века. А внутри... Жизнь здесь остановилась. То есть это внешнему наблюдателю кажется, что жизнь у нас остановилась, а нам - что она продолжается, но не имеет ничего общего с жизнью внешнего мира. Свои сложности, свои проблемы, свои тайны. Да, свор тайны, и если мы отдадим их вам, это не облегчит нашу жизнь и наши проблемы. Городков, подобных нашему, хватает на всех континентах, их столько, что можно говорить о них, как об особом мире. Наверняка в других уголках есть свои тайны, иные... Понемногу складывается своя мораль, своя этика, своя философия, если хотите. Чужому нас не понять. Вы пришли из суматошного мира высоких скоростей и грандиозных целей, вам некогда остановиться и оглянуться... Наверное, ему очень хотелось выговориться, но никак не подворачивалось подходящего собеседника. - Я как раз хочу остановиться и оглянуться, - сказал Савин. - Вы чужой здесь, и потому ничего не поймете. - Так... - прищурился Савин. - Мы ничего не хотим понять, а вы ничего не можете объяснить. Удобная позиция, что и говорить. Вы предпочитаете тихо бояться, здоровые мужики, холите и лелеете свой страх... Что вас так напугало - труп у моря? Девчонка с тюбиком "светяшки"? - Вы не имеете права так говорить. - Ну да? - сказал Савин. - А вам не кажется, что вы просто-напросто упиваетесь своим страхом, как гурман - редким блюдом? - Послушайте, вы! - Бенниган припечатал к стойке огромные ладони. Жалобно тренькнули бокалы. - Вас пугнула девчонка - и вы тут же схватились за пистолет, вместо того, чтобы рассмеяться. Вы кое-что почувствовали... А ведь она всего лишь шутила, забавлялась... - Кто же она? - спросил Савин. - Ведьма? Геката собственной персоной? И что она вам такого сделала - бурю насылала? Молоко створоживала? Утопленницей оборачивалась? - Не в ней дело. - Бенниган заговорил тише. - Для вас существует один-единственный мир - насквозь известный, подчиненный десятку никогда не дающих осечки законов. У вас дважды два всегда четыре, дождь всегда падает вниз. Ну, а если вы окажетесь в мире, где дождь сегодня падает вкось, а завтра - вверх? Где не существует устойчивых понятий и твердых истин? Где цветок может обернуться змеей, а кошка... - Зверем, - спокойно закончил за него Савин. - Перервал глотку - и снова мурлычет у камина кошка... Лесли прав, подумал он. Все они знают. Единственный человек, для которого происходящее остается тайной, - сержант Эдинбургской уголовной полиции. Круговая порука, замешенная на страхе. И ничего не добьешься лобовыми атаками, шашками наголо... - Я не собираюсь вас осуждать, - сказал Савин. - Не имею права, не знаю, что вам довелось пережить. Возможно, есть веские причины... Но вашей философии я никак принять не могу. Что это за разговоры о другом мире? Ваш мирок - ничтожная часть нашего, большого, так что извольте не играть в "затерянные миры". Мы ведь можем и не потерпеть такой, с позволения сказать, философии, вывихов ваших... - Ну да, - сказал Бенниган. - В случае чего, вы пошлете саперную роту, усиленную командой огнеметчиков, - и с проблемой покончено. - Не утрируйте. Ничего подобного я и не предлагаю. Я требую не так уж много - можете вы мне рассказать что-нибудь конкретное? - Ничего такого я не знаю. - Ну что ж... - сказал Савин. - Дзен так дзен... Займемся насквозь прозаическим и не затрагивающим никакой мистики делом - мне нужен конь... У вас ведь хороший конь? Высоко над равниной стояла большая и круглая желтая луна, вокруг нее колюче поблескивали крупные белые звезды. Вдали сонно замерло море. Савин остановил Лохинвара на вершине холма и смотрел вниз, на равнину. Он был один. Отовсюду плыли холодные запахи ночи. Недалеко отсюда спал городок и светилось окно сержанта, - проезжая мимо, Савин увидел его за столом, но не зашел. Савин тронул коленями теплые бока Лохинвара, и конь стал рысцой спускаться с холма. Внезапно он сбился с шага и сделал свечу, выбившую бы из седла менее опытного наездника, Савин усидел. Он навалился на шею коня, заставил-таки его коснуться земли передними ногами. До рези в глазах, до слез напрягся, всматриваясь вперед. Ничего и никого там не было - голая равнина, залитая лунным светом, резкие тени от камней и кустов. И тишина, про которую не хотелось сейчас думать: "Гробовая". А Лохинвар плачуще, жалобно ржал, дергал головой, стриг ушами, шарахался из стороны в сторону. Савин хорошо знал лошадей и понимал, что конь испуган, взволнован, досадует на тупость седока, не желающего бежать от опасности. Он вспомнил снимки, которые показывал Лесли. Вспомнил все известные ему древние легенды, связанные с этим краем, - псы с зеленой шерстью и горящими глазами, дышащие холодом брауни, блуждающий под землей зачарованный волынщик, кровожадный Морской Конь... Злясь и досадуя на свой бессильный страх, Савин выхватил пистолет и выстрелил по равнине поверх головы коня. И еще раз. И еще. И - ничего. Лохинвар немного успокоился, словно прислушивался или приглядывался, потом снова принялся нервно приплясывать. Савин достал камеру "Филин", приспособленную для ночных съемок, и, не поднимая к глазам, стал водить ею вправо-влево, стараясь охватить всю долину. Другой рукой с зажатыми в ней поводьями он похлопывал коня по шее, шептал ему ласковые слова, но все усилия пропали втуне - Лохинвар был близок к тому, чтобы окончательно потерять голову и понести. Угадав это, Савин спрятал камеру, повернул коня и предоставил ему самому выбирать аллюр. Лохинвар сорвался в бешеный галоп. Ветер бил в лицо, длинная жесткая грива хлестала по щекам. Сначала Савин оглядывался, но вскоре перестал. Он только время от времени легонько натягивал поводья, давая коню понять, что по-прежнему остается хозяином. Брызнула из-под копыт каменная крошка, подковы высекли пучок искр, Лохинвар замедлил бег, остановился наконец, запаленно водя боками. Савин спрыгнул на землю, похлопал коня по влажной шее: - Ну что ты, дурашка? Чертей испугался? Лохинвар опустил ему на плечо длинную тяжелую голову, гулко всхрапнул. В его большом красивом теле затухал озноб испуга. - Тебе легче, - сказал Савин. - Ты просто боишься. А мы еще и никак не можем понять, чего же мы, собственно, боимся... В ответ на это рассуждение Лохинвар снова всхрапнул и попытался ухватить Савина за ухо. Савин легонько шлепнул его по губам, взял под уздцы, и они пошли к берегу, к тому месту - репортер хорошо изучил карту. Они миновали покосившийся каменный столб, поставленный неизвестно кем, неизвестно когда и неизвестно для чего. При скудном лунном свете можно было разобрать черты грубо вырезанного человеческого лица. С моря наплывал туман, волокнистый, колышущийся, выползал на берег и никак не мог выползти, словно боялся коснуться камня и песка. Здесь, то самое место. Савин стреножил Лохинвара старым приемом техасских ковбоев - привязал поводья к правой бабке, - прошел к воде, встал лицом к морю, спрятав руки в карманах куртки. Поднял воротник, затянул "молнию" до горла - от воды тянуло сырым холодом. Сзади громоздились граненые скалы. Впереди колыхалась зыбкая стена тумана, скрывавшая пучину, - глубина здесь начиналась, почти от берега. Вот тут его и нашли. Старый служака, не поднявшийся выше сержанта - или не захотевший подниматься выше, - замкнутый вдовец, почти без увлечений, если не считать кактусов и пива в умеренном количестве. С чем же он столкнулся, и какое отношение к этому имеют обстоятельства его смерти? Коротко заржал Лохинвар. Савин коснулся кармана. Нет, на сей раз это было радостное, приветственное ржанье - конь учуял сородичей. Савин прислушался. Перестук копыт, обрывки едва слышного разговора, а со стороны моря - словно бы удары весел по спокойной воде. Лохинвар снова заржал, и ему ответили чужие лошади. Савин вскочил в седло и рысью тронулся в ту сторону. У берега покачивался широкий баркас, осевший почти до уключин под тяжестью широких тугих мешков. Трое в обтягивающих брюках и мешковатых куртках с капюшонами стояли возле пароконной повозки и горячо спорили. Это был даже не гэльский - какой-то местный диалект, Савину неизвестный. Однако по жестам Савин вскоре понял, в чем-дело: двое с баркаса ругают третьего, возницу, за то, что он приехал один, - видимо, им не хотелось самим таскать мешки. Вдали, в тумане, смутно угадывался силуэт длинного корабля. "Контрабанда", - сгоряча подумал Савин и тут же отбросил эту мысль, как глупую и вздорную. Контрабанду не возят на допотопных повозках и лодках; сохранившиеся еще "рыцари удачи" предпочитают более скоростные средства передвижения. Да и Лесли предупредил бы о чем-нибудь таком. И наконец, контрабандисты не стали бы терять драгоценные безопасные минуты на нудное препирательство из-за того, кому таскать мешки... Савин подъехал поближе. Спорщики замолчали и уставились на него. - Добрый вечер, - сказал он с коня. Ночные трудяги кивнули, и один, ничуть не удивившись, что-то горячо затарахтел. Акцент у него был ужасающий, на одно исковерканное английское слово приходилось три-четыре абсолютно непонятных, но Савин все же сообразил, что его приглашают помочь и даже обещают заплатить. Подумав, он слез с коня. Один из моряков демонстративно устранился - сел на удобный камень, вытащил трубку и задымил. Второй, поворчав, стал подавать мешки, а Савин с возницей таскали их в повозку, метров за двадцать - из-за валунов повозка не могла подъехать к самому берегу. Тяжеленные мешки были набиты какими-то твердыми свертками и ничем не пахли. В приключенческом романе герой обязательно исхитрился бы вспороть мешок и утолить любопытство. Савину этого, разумеется, не удалось. Он лишь старательно ощупывал мешки, но так и не смог понять, чем они набиты. Они пошли за двумя последними мешками. Моряк с трубкой вдруг пробормотал короткое непонятное слово и показал подбородком на что-то за их спинами. Поодаль маячил верховой, закутанный в длинный плащ с надвинутым на глаза капюшоном. Напарник Савина заметно заторопился. Последние мешки легли на верх штабеля. Возница стал опутывать штабель веревками. Моряк, копаясь в кармане, шагнул к Савину. Репортер приготовился отстранить руку с кредиткой, но на ладони моряка блеснули монеты, а это меняло дело - Савин был страстным нумизматом. Весла блеснули, и баркас отплыл, превращаясь в размытый силуэт, скользящий к еще более зыбкой тени корабля, - там черным крылом мелькнул, разворачиваясь, парус. Возница щелкнул кнутом, лошади тронулись. Лохинвар прощально заржал вслед. Верховой ехал рядом с повозкой, донесся удаляющийся разговор - закутанный явно сердился, возница оправдывался. Савин стоял рядом с Лохинваром. Корабля уже не было, он растаял, как призрак. Словно лишний раз убеждая себя в реальности только что закончившейся погрузочно-разгрузочной операции, Савин встряхнул в ладони честно заработанные монеты. Они глухо звякнули - самые настоящие, полновесные. Савин ссыпал монеты в карман, застегнул его на "молнию" и вскочил в седло. Он давно уже должен был догнать тяжело груженную повозку, но... не было впереди никакой повозки. Слева тянулся внушительный скалистый обрыв, справа стелился по-над морем туман. Вот он, единственный на участке в несколько миль протяженностью пологий подъем, по которому только и могла подняться повозка, но Савин успел бы сюда раньше, неминуемо обогнал бы их! Немилосердно понукая Лохинвара, Савин поскакал вверх. Перед ним, как и давеча, раскинулась посеребренная лунным светом равнина. И нигде не видно повозки. Позвякивали в кармане монеты, фыркал Лохинвар, где-то далеко слева, над островком косматых кустов, протяжно, пронзительно кричала какая-то ночная птица. Савин хотел спешиться, но не смог - почему-то он чувствовал себя уверенно лишь на коне, слившись с теплым, живым, почти разумным существом. Лохинвар был свой, из знакомого и привычного мира... или и он? Если и он сейчас "во что-нибудь такое превратится"? Вокруг - не тронутые цивилизацией пустоши, до города далеко, печально стонет неизвестная птица, а луна похожа на череп... Ну, это уж ты чересчур, одернул себя Савин. Ты видывал и не такое. Но, возразил он себе, все, что ты видел, было пусть и опасным, однако _своим_, а это - совсем чужое, неизвестное... Лохинвар насторожился. - Опять? - зло пробормотал Савин, всматриваясь. На этот раз он твердо решил не хвататься за пистолет - разве что неизвестный монстр вцепится в ботинок. Он только расстегнул футляр камеры и ждал. Два черных зверя, поджарых и лобастых, неслись наискосок по склону холма метрах в двухстах от Савина - весело, игриво. Они шутя бросались друг на друга, останавливались с размаху, бороздя лапами дерн, рычали, кувыркались. Была в этом беге, непонятной игре под луной ясная и постороннему радость, упоение своей ловкостью, силой, ночным простором. Савин замер. Камера праздно болталась на ремне. Они были похожи на собак - но не собаки. Похожи на пантер - но не пантеры. Два стремительных зверя, диковинные и прекрасные, чужие в этом мире. Он подумал о пистолете - и не пошевелился. Мельком вспомнил о камере - и не смог поднять руку. Это было все равно что подглядывать в замочную скважину. Чужая жизнь проносилась мимо, налитая чужим, непонятным азартом, чужой гармонией. Почему так спокоен Лохинвар? Он же их видит, а они не могут не видеть всадника, нелепой статуей застывшего посреди равнины... Савин вдруг засвистел в два пальца. Взбрыкнул от неожиданности Лохинвар, а звери и внимания не обратили, только тот, что бежал впереди и был чуточку крупнее, беззлобно рыкнул, словно отмахнулся, мотнул лобастой башкой, и оба скрылись за холмом. Савин поскакал следом. Камера больно ударяла по ребрам, это было очень важно почему-то - догнать, доскакать, пусть и без цели... Лохинвар с маху влетел словно бы в невидимый упругий кисель, воздух сгустился, сдавил, поволок, как волна, стал швырять вправо-влево, и. Савин почувствовал, что копыта коня отрываются от земли. Пронзительный фиолетовый свет, потом мрак. Фиолетовое сияние и непроницаемая мгла сменяли друг друга, вспышками били в глаза, на секунду будто раздернулся занавес, и Савин увидел вокруг солнечный день, равнину, пересеченную узкими каналами - кажется, по ним плавали узкие, похожие на полумесяц лодки без мачт и весел, - уступчатое здание из алых и черных плит вдали, пышные деревья. Этот многоцветный феерический мираж стоял перед глазами не долее секунды - и вновь череда вспышек, пулеметное мельканье света и мрака, радужные круги, ослепившие, подмявшие волю. И - падение, сердце обрывается, лечу в пропасть, спасите... Наваждение прошло, в лицо бил сырой ветер, и Лохинвар куда-то несся вскачь, жалобно ржал. С трудом Савину удалось остановить коня. Он сполз с седла и опустился на землю, тер ладонями лицо, и не было желаний, не было мыслей, лишь безграничная усталость и переходящее в опустошенность бессилие. У самой головы осторожно переступили копыта, Лохинвар фыркнул в ухо, коснулся мягкими губами щеки - тревожился за него. Савин поднялся, огляделся - где они? Незнакомые холмы, не видно моря, в распадке, не очень далеко, - продолговатая темная масса. Замок, сообразил Савин. Замок с забытым названием - хозяина зарезали так давно, и фортеция, отнюдь не стратегически расположенная, простояла бесхозной так долго, что название ее помнил разве что компьютер какого-нибудь архива. Теперь Савин мог сориентироваться. "Заколдованное место" каким-то образом перебросило его миль на пять к северо-востоку. Желтый колючий огонек вспыхнул и погас на фоне черного замка. Савин посмотрел туда, пробормотал: "Ну, я ж вас!" Прилив силы и злого азарта поднял его в седло. Он готов был сейчас встретиться с чертом, с нежитью, со страшилищем из легенды - лишь бы оно умело членораздельно объясняться на одном из знакомых ему языков. До замка было совсем близко, когда всадник на коне темной масти двинулся навстречу Савину, словно отделившись от стены. Савин придержал Лохинвара. Черный Джонстон и в придачу десять воинов в доспехах напугают хоть кого. Только будет много хуже, если Джонстона ты встретишь ненароком одного... - вспомнил он и, вопреки пришедшей на ум старинной шотландской балладе, подумал: наконец хоть какая-то определенность. Всадник приближался, вскоре Савин увидел, что это женщина, а там и узнал ее. Он и рад был встретить ее, и чувствовал себя обманутым чуточку, что ничуть не снижало, впрочем, загадочности момента. Он не успел придумать насмешливую фразу, и Диана заговорила первая: - Гоняетесь за эльфами? - И за ведьмами тоже. - Ну, ведьма вас нашла сама. - Повторяетесь? Во второй раз такие розыгрыши не проходят. - Да-а? - Диана внимательно разглядывала его. - А вы в этом уверены? На ней был черный плащ, схваченный у горла большой чеканной бляхой. - Хотите, почитаю мысли? - спросил Савин. - В этих краях происходят странные вещи, согласен. Но вы-то тут при чем? Какая-то глупая случайность, глупое совпадение - и вас посчитали ведьмой, так что... Он замолчал - Диана протянула к нему руку ладонью вверх, и на ее узкой ладони вспыхнуло синее холодное пламя, осветило лицо, юное и дерзко-насмешливое. Всхрапнул, попятился Лохинвар. Это не гипноз, подумал Савин, я ему никогда не поддавался, даже сам Арумов, когда я делал о нем фильм, ничего не добился... - Это тоже не ново, - сказал он. - Аэлита... Пламя сорвалось с ладони Дианы, метнулось к нему, голубое сияние опутало, оплело, подняло из седла. Опомнился он на растрескавшихся плитах замкового двора, похожих на такыр. Коней не было. Диана, закутавшись в плащ, сидела рядом на низкой каменной скамье. Над ее головой в оконных проемах сонно возились, задевая крыльями камень, вороны. - Итак, ведьма, - сказал Савин. - Но у меня сложилось впечатление, что ведьмы - непременно нагие и непременно на помеле. - У каждого времени своя мода. - Может быть, хватит пугать? Каюсь - кое-какое самомнение ты с меня сбила. И только. Никакая ты не ведьма, и в прекрасных инопланетянок я тоже что-то плохо верю. - А я вот думаю, что мне с вами делать, - сказала Диана. - Ну, что мне с вами сделать? Савин хмыкнул, подошел к ней, довольно бесцеремонно взял за плечи и поднял со скамьи. Усмехнулся, глядя ей в глаза: - Будь ты ведьмой или альтаирским резидентом, ты не комплексовала бы из-за отношения к тебе обывателей. А ты ведь комплексуешь, красавица, злит тебя такое отношение, вот и тянет бравировать, пугать... Синяя вспышка отшвырнула его прочь, он весьма чувствительно брякнулся на каменные плиты и закричал, не вставая: - Ну, еще? Давай, отыграйся! А потом в подушку поплачь, хочется, же! Бац! Невидимая рука в кольчужной перчатке отвесила полновесный свинг, совсем как в Санта-Кроче, но тот капрал был пьян, и под руку Савину в полном соответствии с нехитрым трафаретом кабацкой драки подвернулся стул, а капрал был один, без дружков, и все обошлось как нельзя лучше... - Этим никогда ничего не докажешь... - прохрипел Савин, ощупывая саднящую скулу. - Тоже мне, Геката... - Ну, прости. - Диана помогла ему встать. - Иногда это получается машинально, так порой взвинтят... Она была красивая, в амбразурах возились вороны, и где-то за стеной заржали кони. С ума сойти, какой фильм получится, подумал Савин. Но хватит о деле, ей же плохо, дурак догадается... - Разумеется, ты не Геката, - сказал он. - Ты глупая девчонка, которой случайно попала в руки забытая хозяйкой волшебная метла. Ты слишком красивая, чтобы на тебя сердиться, и слишком взбалмошная, чтобы принимать тебя очень уж всерьез... - Пытаешься найти больное место? - Я его уже нашел, - сказал Савин. - Хорошо, ты - кошка, которая гуляет сама по себе. Только жизнь учит нас, что таким кошкам, в конце концов, смертельно надоедает одиночество, и хотя они не признаются в этом, то ли из гордости, то ли из упрямства, понемногу это становится всего-навсего позой - изображать киплинговскую кошку. Только позой. А на деле - давно надоело, плохо, мучает... Я груб? Вряд ли. Скорее, прямолинеен. Но все равно - прости. Меня с вечера бросает из чуда в фата-моргану, я немного ошалел и чуточку обозлился, иду напролом и... Он охнул и полез в карман за пистолетом. В воротах стоял зверь и смотрел на них, топыря круглые уши. Тот самый, встреченный за несколько минут до миража. Диана подняла руку, с ее пальцев сорвались золотистые лучики. Зверь попятился, бесшумно и грациозно исчез за стеной. - Не бойся, - насмешливо усмехнулась Диана, - они же тебя не тронули тогда... - А ты откуда знаешь? - А они мне сказали, - передразнила она его интонацию. - Отпусти. - Сама освободись. - Ах, как смело - обнимать ведьму... И самоуверенности прибавляет, да? - Глупости. - Савин повернул ее лицом к себе. - Я не спрашиваю, кто ты, мне это более-менее ясно - не с Марса ты прилетела. Но вот откуда все это у тебя? - Хочешь, поцелую? - Откуда это у тебя? - Нашла на дороге, и не хватило силы воли выбросить. - А конкретно? Детали, обстоятельства? - Сроки, даты и температура воздуха в эпицентре? - передразнила Диана. - Тебе никогда не приходило в голову, что чудесное нужно беречь? Я ведь все твои фильмы видела. Нет, все это хорошо сделано, не о том разговор. Только зачем? Обсосать, размножить, бросить в каждый дом, чтобы любой мог смаковать... Она высвободилась и пошла через двор к башне, черный плащ волочился за ней по выщербленным плитам, словно знамя капитулировавшей армии, никому уже не нужное, даже победителям. Савин вспомнил, как спускали в Санта-Кроче флаг сепаратистов, пробитый пулями, бесполезный, и как его потом бросили в чей-то огород... Он догнал Диану и схватил за локоть: - Я все равно докопаюсь, слышишь? - И будет еще одно, платиновое, перо? - Глупости. Не ради этого работаем. - Возможно, - неожиданно покладисто согласилась Диана. - Я верю, что вы работаете не ради золотых побрякушек. Только мало что это меняет - подглядываете в замочную скважину... - Ничего подобного, - сказал Савин. - Просто, то, что здесь происходит, не должно оставаться местной тайной достопримечательностью. - А я вот не уверена. Знаю я людскую реакцию на чудеса... - Твой городок - еще не все человечество. - Ну, как знать, как знать... - Она зябко повела плечами. - Я уезжаю в город. Если хочешь, можешь осмотреть замок - вдруг привидение поймаешь... - Нет, спасибо. Я устал, спать хочется адски. Кони были привязаны снаружи, у ворот. Савин увидел метрах в ста поодаль все тех же зверей - один лежал, положив голову на вытянутые лапы, второй прохаживался рядом. - Что они здесь делают? - как бы мимоходом поинтересовался Савин. - Мы почему-то считаем, что свадебные путешествия - наше изобретение... - рассеянно отозвалась Диана. - Это как понимать? - Как хочешь. Поехали. Постепенно она немного оттаяла, рассказала даже, как ездила поступать в один из эдинбургских колледжей, как провалилась на экзаменах. Савин слушал с интересом и как бы невзначай подкидывал наводящие вопросы, пока Диана не хмыкнула: - Что, это так интересно? - Конечно. Женская душа - это всегда интересно. - Вот только для вас она - потемки, - засмеялась Диана. - Мужские характеры вы даете хорошо, прямо-таки великолепно, а вот с женскими у вас не получается, видно вас, как голеньких... Признаться, это святая правда, подумал Савин. И слабым утешением служит тот факт, что это - недостаток не только мой, а подавляющего большинства нашей творческой братии. Девять десятых, если не больше, всех книг, репортажей, фильмов создано мужчинами о мужчинах для мужчин... Объяснение можно подыскать и такое - взявшись изучать женщину, поневоле придется и самому подвергнуться изучению с ее стороны, а как раз этого нам и не хочется. Женщины гораздо лучше умеют разгадывать нас, чем мы их, а сие ущемляет пресловутое мужское превосходство, поэтому постараемся отступить вовремя, поторопимся прыгнуть в седло... Савин проводил Диану, поставил Лохинвара в конюшню Беннигана и направился в отель. Он быстро шагал по темным улицам, распугивая попадавшихся на каждом шагу кошек. Настроение заметно поднялось - предстояла интересная работа, которая, к тому же, наверняка окажется более сложной и захватывающей, чем он сейчас думает. Неужели действительно существуют параллельные миры, тропинки сквозь четвертое измерение, в который уж раз оказались правы фантасты... и Т-физики? Да, Т-физики, но почему же тогда бросил все Гралев, почему - одни неудачи? В окне его номера горел свет. Савин ускорил шаги. Хозяина не было за стойкой, только рядом с регистрационной книгой лежала придавленная пепельницей записка: "Мистер Савин, в вашем номере вас ожидают". Савин догадывался, кто его ждет, - кому другому мог отдать ключ хозяин? Он приоткрыл дверь. Лесли спал, лежа ничком на неразобранной постели. - Роб... - тихо позвал Савин. Лесли мгновенно перевернулся на спину, открыл глаза. - Жив? - Ну конечно, - сказал Савин. - И даже весел. А вы меня уже похоронили? Напрасно. Вставайте. Сейчас мы будем смотреть кино. Слава богу, мы уже в том возрасте, когда пускают на ночные сеансы. Правда, сеанс, считайте, почти что утренний... Он извлек из камеры тонкий гибкий видеодиск, распаковал маленький проектор. Пояснил торопливо: - Лохинвар чего-то испугался, и я стал снимать... Вспыхнул экран, на нем появилась равнина, выглядевшая почти как при дневном свете, только переходы от света к тени были более контрастными. Они сидели плечом к плечу, затаив дыхание. - Ага! - тихонько вскрикнул Савин. Что-то темное мелькнуло над самой землей - густой пылевой вихрь, смерчик, не имеющий четких очертаний, он завивался размытой спиралью, рос, разбухал, занял почти половину экрана, выбросил ветвистые отростки и неожиданно стал сокращаться, худеть, гаснуть, развалился на несколько пляшущих пятен, снова разбух, стал на несколько секунд единым целым, словно бы в отчаянной попытке сохранить себя. И исчез. Савин вернул диск к началу, включил раскадровку, но ничего нового не увидел - то же самое, только разложенные на фазы рождение и смерть смерча. - Скорость съемки... - азартно сказал Лесли. - Может быть, нужна была замедленная съемка? Или наоборот - ускоренная? - Кто его знает, - сказал Савин. - Вот так это выглядит. Я ничего не видел, значит, и конь ничего не видел - глаза у нас устроены одинаково, приспособлены для одного и того же диапазона волн. Однако конь что-то почувствовал, а камера что-то запечатлела, вдобавок, конь пришел в ужас... Он выключил проектор и коротко, по профессиональной привычке отсекая ненужные подробности, рассказал о баркасе, о зверях. О встрече с Дианой рассказал очень скупо. - Вы были бы прямо-таки идеальным свидетелем, - задумчиво обронил Лесли. - Оно и понятно - вам тоже постоянно приходится профессионально работать с информацией... Звери - это весьма интересно... - Больше, чем таинственные моряки? - Да, а монеты? - спохватился сержант. Их было семь - серебряные, одного размера и с одинаковым изображением. На аверсе - портрет бородатого лысого старика, на реверсе - непонятный вензель. - И никаких надписей, - сказал Лесли. - Это не самое странное. - А что - самое? - Я закоренелый нумизмат, - сказал Савин. - Не самый лучший, разумеется, но рискнул бы назвать себя довольно опытным. Не решусь обобщать - для всей планеты, но за Европу ручаюсь. Я не знаю в Европе таких монет. Вы, кстати, заметили, что они выполнены грубее современных? Веку к восемнадцатому я бы их отнес, но все европейские монеты восемнадцатого века я знаю. - Но ведь они говорили по-гэльски? - Есть одна загвоздка, - сказал Савин. - Я не знаю гэльского, поэтому не могу судить, были то шотландцы или иностранцы, плохо знающие английский. Знаете, - вдруг вспомнил он, - я думаю о темпоральной физике. Это как раз их сфера - фокусы с пространством. Правда, никаких успехов не наблюдается... И все равно это их сфера. Что вы об этом думаете? - А ничего, - сказал Лесли. - Я полицейский, понимаете? Человек погиб, и нужно доискаться, что его погубило. Вы говорите, фокусы с четвертым измерением? Пусть так. Но именно эти фокусы вызвали смерть человека. Что они могут вызвать еще? В любом случае мой долг однозначен: сделать так, чтобы ничего подобного не повторилось. Я просто не могу углубляться в раздумья об эпохальном значении происходящего, пока в столе у меня лежат снимки изуродованного трупа. Вы только поймите меня правильно... - Я понимаю, - сказал Савин. - Я не имею права вас упрекать или что-то советовать... И не об этом нам надо думать, а... Вы догадываетесь, о чем? - Да, - сказал Лесли. - Нужно найти тех, кто нам поверит. А где у нас доказательства? Нам поверит только тот, кто испытает на себе то, что пришлось испытать нам. Существует инерция мышления и прочие милые вещи... - Он буркнул под нос что-то по-гэльски. - Вы рискнете позвонить в свою контору и рассказать о повозке, о зверях и прочих здешних чудесах, имея в доказательство только монеты да еще этот диск? - Он кивнул на проектор. - Ни смерть Мак-Тига, ни даже монеты ваши никого ни в чем не убедят. Ну как, рискнете? - Нет, - сказал Савин. - Журналисты - самый недоверчивый народ на свете. - Полицейские тоже, - грустно улыбнулся Лесли. - Между прочим, прелестная Диана, когда я пытался вызвать ее на откровенность и, очевидно, рассердил, спалила бумаги у меня на столе. Двинула пальцем, и бумаги сами собой вспыхнули... Вы поверили бы часов десять назад? - Нет, - сказал Савин. - Что вы о ней думаете? - У меня сложилось впечатление, что и она ничего особенного не знает, - осторожно сказал Савин. - Пользуется чем-то, чем оказалась в состоянии воспользоваться, и все. Мы с вами пользуемся всевозможными техническими новинками, но не сможем рассказать, как они устроены и почему работают. - Вот видите. И никто нам не поверит, рока мы не раздобудем что-то такое, что-то... - Не найдя слов, он постучал кулаком по столу. - Человечество тысячи лет купалось во лжи, создало массу профессий и общественных институтов, чтобы оградить себя от вранья, - пробирные палаты, полиция, нотариат. Да и вы тоже. - Он покосился на Савина. - Вы ведь в некотором роде тоже... нотариусы, заверяющие подлинность информации. И сидим теперь, ломаем головы, а против нас - многовековая привычка не верить на слово, просто на слово... - Вообще-то, я знаю коллег, которые поверили бы на слово... - Да и у меня есть такие, - сказал Лесли. - Сорвиголовы нашего возраста, верно? И многое, интересно, от них будет зависеть? Вызвать их сюда - означает увеличить число людей, которые окажутся в нашем сегодняшнем положении. Эх, ну почему вы не пристрелили зверя? - Не могу объяснить, - тихо сказал Савин. - Помешало что-то. - Глупо, глупо... Так мы никого не убедим. - Сначала нужно самим разобраться в происходящем, а уж после - убеждать кого-то. - Предположим, мы докопаемся до истины, - сказал Лесли. - Но грош ей цена, если у нас будет одно знание, без доказательств. Необходимо что-то весомее слов, видеодисков и монеток... Сколько патронов вы израсходовали, три? Возьмите. - Он достал обойму и еще три патрона россыпью. - И не бойтесь стрелять прицельно. - Я не хочу стрелять, - еще тише сказал Савин. - Тогда уж лучше уезжайте. Мы ничего не добьемся, если станем предпочитать поступку размышление. И еще. Я хотел бы вспомнить о Гралеве-Гролле. Не странно ли, что физик, занимающийся полуфантастическими вещами, приехал именно сюда? - Думаете, здесь он должен с кем-то, встретиться? - Да, - сказал Лесли. - Жаль, что я заинтересовался им только сегодня, после того, как узнал от вас, кто он... - А что вы знаете о фирме "Смизерс и сыновья"? - Вы и Геспером интересуетесь? - Он не вписывается в здешний пейзаж, - сказал Савин. - И только. - Ничего интересного. Штаб-квартира в Лондоне, торгуют и ведут дела в основном со странами Леванта - экспорт, импорт, организация морских перевозок. Вы не хуже меня знаете эти частные конторы - мелко плавают, оттого в свое время и не угодили под национализацию, но кое-какую прибыль получают. Смизерс умер лет сто назад, сыновья давно обанкротились, фирма не один раз переходила из рук в руки, но название не менялось. Как бы там ни было, у Интерпола на них ничего нет. - Вы интересовались? - Я гораздо раньше вас подумал, что он не вписывается в здешний пейзаж, - сказал Лесли. - А потом подумал - имей он причины что-то скрывать, обязательно постарался бы полностью вписаться... Вот так. Ну, на сегодня, кажется, все? Вернее, на вчера. Сегодня нам предстоит новая работа... Дверь тихо затворилась за ним. Савин погасил свет, подошел к окну. Облокотился на широкий подоконник. За стеклом был серый рассвет, была Шотландия, и где-то - то ли далеко, то ли рядом - тайна. ДЕНЬ ВТОРОЙ Будильник поднял его в десять часов утра. На столике рядком лежали монеты, четыре благообразных старческих лика, перемежающиеся тремя вензелями, - это Лесли разложил их так вчера. Савин побрился и вышел на улицу, прихватив одну монету с собой. Путь до почты он проделал не особенно торопясь, хотя и испытывал сильное желание припустить вприпрыжку. Почтой заведовала очень милая девушка, скучавшая из-за хронической нехватки клиентов. В другое время Савин непременно задержался бы поболтать и попутно выудить, как у них говорилось, пригоршню бит, но сейчас было не до того. Он молниеносно оформил заказ, вежливо игнорируя все попытки очаровательной почтмейстерши завязать разговор, пронесся по залу и наглухо захлопнул за собой дверь кабинки. Вспыхнул экран. За огромным столом сидел самый осведомленный человек на свете - Рауль Рончо, начальник отдела информации Глобовидения. На его лице читалась суровая готовность дать ответ на какой угодно вопрос. - Как успехи, амиго? - Успехов пока нет, - сказал Савин. - Но все возможно... - Нужна моя помощь? - Разумеется! - Савин перешел на испанский - вряд ли испанский знала очаровательная почтмейстерша, которая, скуки ради, могла и подключиться к каналу. - Рауль, вот что. Постарайся немедленно выяснить, есть ли в графстве, где я сейчас нахожусь, еще кто-нибудь, кроме Гралева, имеющий отношение к темпоральной физике. Кроме того, ты выяснишь, какому времени и стране принадлежит вот эта монета. - Он продемонстрировал обе стороны, чтобы Рауль мог их заснять. - Пока все. Ответа жду немедленно. Если понадобится, сверни горы, понял? В лавчонке за углом он купил булку, пакет фруктового молока и позавтракал, присев на скамейку возле чьего-то дома. Остаток булки он отдал крутившемуся поблизости пуделю. Подумал и отправился к Диане, сопровождаемый благодарным псом. Он распахнул чугунную калитку. Пудель нахально проскочил мимо него и улегся возле клумбочки. В приоткрытую дверь маленькой конюшни выглянул конь, оказавшийся при дневном свете муругим, постоял и задним ходом отработал назад. Савин коротко позвонил. Дверь открылась сразу же. - Я тебя в окошко увидела, - сказала Диана. - Рыщешь спозаранку? - Ноги кормят. Ты не собираешься меня впускать? Она отступила на шаг. Савин вошел и откровенно огляделся. - Я представлял себе твое жилище как-то иначе, - сказал он. - Чучело крокодила под потолком, магический хрустальный шар, черный кот, знающий арамейский и латынь... - Господи, как тривиально-то... - Если честно, журналистика всегда была заповедником стереотипов. А тебе идет этот фартучек. Если ты еще и кофе угостишь... Он тараторил что-то глупое - был возбужден, чуточку взволнован, как всегда в поиске, когда шел по горячему следу, зыбкое обретало контуры, а белые пятна становились аккуратными парками с каруселями и мороженым. Савин безудержно любил такие минуты - он и жил-то, наверное, ради них... Он замолчал - стул согнул ножку и чувствительно пнул его в лодыжку. - Так-то лучше, - сказала Диана. - Вот тебе кофе. Любопытно, что произошло? Ты прямо-таки ненормально весел. - Ты можешь молчать сколько тебе угодно, - сказал Савин. - Одного ты недооцениваешь - на дворе двадцать первый век. Помимо всех прочих достоинств, его отличают жажда познания и целеустремленность. Здесь происходят слишком серьезные вещи, чтобы мы могли пройти мимо. Уже запущена огромная машина, понимаешь? Она никого не раздавит, не для того она предназначена. Она всего лишь не оставляет камня на камне от тайн, белых пятен и темных мест. - Чего ты хочешь - своими глазами увидеть настоящее чудо? - Неплохо бы, - насторожился Савин. - Но при условии... - Тогда не нужно, - быстро перебил он. - Никаких обещаний я давать не стану. И потому, что не хочу, и потому, что поздно. - Ты не дослушал. Мы можем сегодня ночью побывать в городе, который может показаться сказкой, но тем не менее существует реально. Условие - никаких кинокамер. Ну? - Согласен, - подумав, сказал Савин. - Вот и прекрасно. Сегодня с наступлением темноты, у спуска, где каменный столб. Савин стойко выдержал ее взгляд. На этом месте он помогал разгружать баркас. А рядом подняли труп Мак-Тига... - Хорошо, - сказал он. - Я знаю то место. Никаких кинокамер не будет. Он аккуратно притворил за собой дверь, прошел по дорожке, чувствуя спиной пытливый взгляд Дианы. Он знал, что никому ничего не скажет... Пуделя уже не было. Мимо прошел, конспиративно не узнавая Савина, напарник Лесли, внедренный сюда под видом туриста агент-коротышка со скучным и ничем не примечательным лицом мелкого клерка, лет сорока пяти. Он скрылся за углом, и городок снова стал самым безлюдным на свете. Поднимался ветер, из-за далеких зубчатых гор наплывала серая хмарь. Савин любил такую погоду, дождливый день всегда казался ему интереснее глупого солнцепека. Он снова уселся в потертое кресло. Вспыхнул экран, на котором был яркий пражский день. - Так вот, амиго, - сказал Рауль. - Объявлять всеобщую мобилизацию и свистать всех наверх не пришлось, не такие уж трудные твои загадки. Помнишь Кетсби? Ты просто обязан его помнить. - Прекрасно помню, - сказал Савин. - Правая рука Гралева. Ты хочешь сказать, что он здесь? - Он в Монгеруэлле. Патер, вспомнил Савин. Физик, который решил вдруг обратиться к богу... Неужели Кетсби? - А вторая моя просьба? - Вот это интереснее. Такой монеты попросту никогда не существовало. Где ты ее взял? - Господи, изготовил ради розыгрыша... - усмехнулся Савин. - Только лишь. Насвистывая "Вересковый мед", он валкой матросской походкой пересек зал, мимоходом отметив, что с очаровательной почтмейстершей вовсю любезничает виденный вчера в "Лепреконе" морячок, явно успевший зарядиться с утра. Савин ничего еще не знал определенно, но чертовски хотелось пройти на руках по немощеной улочке. ...Мистер Брайди, учитель географии на пенсии, чудак местного значения, находился на заслуженном отдыхе три года, а картотеку свою (так он ее именовал) собирал без малого семнадцать лет. Картотека представляла собой изрядное количество пухлых папок и хранилась на шести полках. Савин сидел перед настоящим пылающим камином, который был здесь не экзотикой, а необходимой принадлежностью дома, перебирал содержимое третьей по счету папки. Не будучи ученым, мистер Брайди не стремился обобщать и делать выводы - он лишь собирал, классифицировал и сортировал в надежде, что появится человек, которому материалы пригодятся для теоретической работы. Учитывая, что мистер Брайди ни к кому не обращался с рассказом о своей картотеке, трудно было понять, каким образом и откуда появится благодарный теоретик. Однако Савину экс-географ ничуть не удивился, словно его визит был чем-то само собой разумеющимся. И вел он себя спокойно, без ненужной суеты, рассказывал, доставая одну папку за другой, без экзальтации и мельтешения по комнате. Савину это понравилось. Правда, картотека не так уж его и обрадовала. В ней содержались материалы самых разных степеней достоверности, от случаев, над которыми, безусловно, следовало серьезно задуматься, до "уток" сродни старинным матросским побасенкам о морском епископе. И многое, очень многое невозможно было проверить. Например, вырезки из газет полувековой давности - и герои событий, и описавшие события репортеры, и издатели давно находились в местах, куда при жизни попасть невозможно... Лист номер семьсот девятнадцать. В одном из лиссабонских портовых кабачков вдрызг пьяный матросик, единственный спасенный из экипажа проглоченного Бискаем сухогруза, клялся и божился, что за пять минут до катастрофы встречным курсом почти впритирку пронесся парусник старинного облика. Паруса были изодраны в клочья, на топах рей пылали зеленые огни, а на шканцах гримасничали скелеты. Источник - одна из лиссабонских газет, ныне не существующая, а в те времена - отнюдь не самая уважаемая. Лист номер семьсот девяносто девять. Яхтсмен, в одиночку совершавший кругосветное путешествие, однажды ночью увидел по левому борту странный парусник, словно бы стеклянный, светившийся изнутри. Парусное вооружение его нельзя было отнести к какому-либо из ныне существующих либо некогда существовавших видов (точный рисунок прилагается). Источник - журнал одного из международных яхт-клубов. Лист номер восемьсот шестнадцать. Неизвестный, задержанный кейптаунской полицией за бродяжничество и беспаспортность, утверждал, что провел три с лишним месяца на борту "Летучего Голландца". В детали вдавался скупо. При этапировании бежал и канул в безвестность. Источник - дурбанская газета средней руки. Лист номер девятьсот сорок два. Один из участников Большой регаты позапрошлого года. Находился на яхте со своей девушкой. Оба уверяют, что ночью в тумане сблизились со смутно видимым, но, несомненно, парусным огромным кораблем, показавшимся "каким-то странным". Последовал короткий разговор, в ходе которого стороны задали друг другу вопросы о курсах кораблей и фамилиях вахтенных. Через месяц успевшие к тому времени пожениться яхтсмены отыскали все же фамилию своего собеседника - случайно, в судовой роли фрегата "Эндервор", одного из кораблей Джеймса Кука. Готовы присягнуть, что до регаты фамилии этой в связи с плаваниями Кука не слышали и вообще мало этими плаваниями интересовались. Источник - упоминавшийся уже журнал. В таком примерно духе. Следующие папки Савин просматривал уже не так скрупулезно. Задумай он и в самом деле снять фильм о чужаках, Брайди было бы отведено минут десять, не более, а то и менее. Интересным, увлекательным, но не поддающимся проверке материалам - грош цена... И то же самое скажет любой здравомыслящий человек, к которому обратятся со своим и рассказами Савин или Лесли. Наша ахиллесова пята, подумал Савин, наш зигфридов лист. Настанет когда-нибудь время, когда люди будут безоговорочно верить просто словам, не подкрепленным какими бы то ни было доказательствами. Такое время обязательно придет, но эта Эра Доверия пока что не наступила... - Можно вопрос? - спросил Савин. - А сам-то вы верите во все это? Или, по крайней мере, в те материалы, которые больше других похожи на правду? - Вы полагаете, что я могу и не верить? - Человек не всегда верит в то, что защищает... - сказал Савин. Мистер Брайди сцепил на коленях сухонькие пальчики. Больше всего он напоминал жюльверновского профессора того идиллического времени, когда наука, не превратившись еще в пугало для слабонервных двадцатого века, оставалась в глазах многих безобидной забавой или панацеей от всех бед. Субтильный, с великолепной седой шевелюрой, подчеркнуто мягкий и вежливый мистер Брайди. Парадоксы географии, подумал Савин. Континенты, страны и горные хребты открывали мордастые мужики вроде Магеллана, жилистые стоики вроде Кайе, а увлекательно рассказывали об открытиях грассирующие старички дирижерского облика. Хотя главный парадокс географии в другом - пожалуй, это единственная наука, становлению которой способствовало такое количество антиобщественных элементов: конкистадоры, иезуиты, корсары, работорговцы, беглые каторжники, золотоискатели, все эти полукупцы-полупираты и просто бродяги... - Вы не ответили, - мягко напомнил Савин. - Действительно, случается порой, мистер Савин, люди защищают то, во что не верят... Мне трудно ответить. Одним свидетельствам я верю, другим - нет. Собирать все это, - он плавным жестом указал на полки, - меня заставила не вера в чудеса, а любовь к Океану. Земля давным-давно исхожена вдоль и поперек, изучена, разграфлена, разложена по полочкам. С Океаном мы не можем себе позволить такого панибратства, он до сих пор во многом остается загадочным. Земля, даже самая прекрасная, статична. Океан же - тысячелик. Пантеон земных сказочных чудовищ, призраков, заколдованных мест неизмеримо беднее свода морских легенд... Ничего хотя бы отдаленно напоминающего "Летучего Голландца" вы не найдете на земле. Разве что Прометей - по духу. Прометей и "Летучий Голландец", каждый на свой лад, бросили вызов жестокой непреклонности божьей воли, тирании вседержителя... (Савин отработанно направляюще кивал). Вы обратили внимание на одну любопытную деталь? Во всех наиболее достоверных рассказах присутствует туман. (Савин вздрогнул). Парусники выступают из него на считанные мгновения и снова скрываются в нем - дети тумана... С загадками и тайнами на твердой земле почти покончено, остались мелкие, третьестепенные осколки, требующие уточнений частности. Настоящие тайны нужно искать в Океане, может быть, их столько, что хватит следующему поколению... - Хорошо, - сказал Савин. - Это интересно, заманчиво. Но есть ли у вас конкретные тезисы? Свое объяснение "наиболее достоверным случаям"? Что такое, по-вашему, "Летучий Голландец" - реальный корабль, необъяснимым образом пронзающий века, как иголка - парусину? Проекция из иного измерения? Из прошлого? Журналистика требует не меньшей, чем в науке, отточенности формулировок. - Мне казалось, что она требует еще и поиска, - мягко прервал его Брайди. - Некоторой общности с работой детектива, сыщика, если можно так выразиться. - Можно и так выразиться, - сказал Савин. - И как раз этим я занимаюсь... Скажите, а материалы по Шотландии в вашей картотеке найдутся? - Пожалуйста. - Брайди протянул синюю папку. Савин методично просмотрел листы. Ничего там не было о графстве, городке, где он сейчас находился, сопредельных участках побережья. - А в ваших краях ничего подобного не случалось? - Савин впился внешне безразличным взглядом в лицо собеседника, которое оставалось, увы, безмятежным. - У нас? - В голосе экс-географа звучало нешуточное и неподдельное удивление. - Впервые слышу. А разве... - Нет, ничего подобного, - поспешно сказал Савин. - Ни о чем-либо похожем я не слышал. Просто я подумал... Представляете, как это прозвучало бы? Загадочные события происходят и там, где живет создатель уникальной картотеки. Законы жанра, что поделаешь... Похоже, Брайди ему поверил. - Кто-нибудь интересовался до меня вашей работой? - спросил Савин с давно и великолепно отработанной небрежностью. - Да. Вас, признаться, опередили. Неделю назад ко мне обращался Мортон из монгеруэллской "Инвернесс стар". Очень экспансивный молодой человек. - Брайди улыбнулся. - И я бы сказал, довольно хваткий. Он обещал позвонить, когда появится статья, но пока не звонил. Интересы Глобовидения, я думаю, это не затрагивает? - Ни в коей мере. - Савин взглянул на часы и заторопился. - Прошу прощения, я заказал разговор с Лондоном, подходит время... Я приду к вам еще, если позволите. Вот так оно и бывает, с грустной иронией думал Савин. Человек семнадцать лет собирал материалы о загадках далеких морей, но понятия не имел, что совсем неподалеку от его дома, от городка причаливают к берегу те самые загадочные корабли, о которых сообщают пожелтевшие газетные вырезки - как о курьезах и дутых, сенсациях. Вот так всегда. А потом кто-то изобретает давно изобретенное, открывает давно открытое... И тут он остановился, словно его с маху ударили в лицо. Он вспомнил трехлетней давности историю, вспомнил человека, который - теперь никаких сомнений - еще три года назад побывал на борту одного из тех кораблей, что растворяются в тумане и выныривают из него уже в другом мире. Но тогда Савин ему не поверил - так уж сложились обстоятельства. Удобнейшая формулировка: так уж получилось, так уж вышло, вот незадача-то... Савина охватил жгучий стыд, от которого не убежать теперь, не заслониться, не освободиться никогда. Остается цитировать печального человека Экклезиаста, который, по мнению Савина, вовсе не считал жизнь гонкой по замкнутому кругу, а полагал, что за совершенные однажды ошибки чаще всего воздается той же монетой - стоит только угодить в схожую ситуацию. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги своя... Возвращается на круги своя. Когда-то у тебя не хватило дерзости мысли, чтобы поверить - теперь не поверят тебе. Вот тогда ты взовьешься, поспешишь задним числом оправдаться и заверить, что отныне готов безоговорочно принять любую, самую сумасшедшую гипотезу и драться за нее как угодно и где угодно. И хорошо, если опомнишься ты вовремя, когда еще не поздно исправить ошибки, загладить вину и выиграть бой... Как же звали того летчика? Ведь забыл! А он верил в меня, доверял больше, чем другим, потому и пришел. Верил, что я, человек, который профессионально занимается тайнами и загадками, пойму, не усомнюсь и поверю. Как же его звали? Ведь забыл начисто! Три года назад, на другом конце света. История в стиле картотеки Брайди - пилот упавшего в море легкого спортивного самолета несколько часов проболтался в спасательном жилете на волнах, посреди тумана. Он особенно напирал на то, что туман был каким-то странным, но никак не мог объяснить, в чем эта странность выражалась. Неизвестный парусник возник из тумана, и летчика подняли на борт. Там говорили на непонятном языке и не понимали ни одного из тех, которыми владел пилот. Пилота они высадили на берегу, эти странные люди в диковинной одежде, и парусник словно растаял в тумане. Врачи, с которыми говорил Савин, разводили руками. Они компетентно и ненавязчиво объяснили, что долгое пребывание в воде, экстремальные обстоятельства, страх смерти - все это, вместе взятое, часто вызывает в схожих ситуациях разного рода галлюцинации. Прецедентов более чем достаточно - господин Савин может ознакомиться со следующими классическими трудами (демонстрировались классические труды). Такое случалось и в мирное время, и в военное, с потерпевшими кораблекрушение моряками, с летчиками упавших в море самолетов. Галлюцинации. Зрительные и слуховые. Бред, в реальность которого, потерпевший свято верит. Что касается данного случая - не подлежит сомнению, что волны и ветер вынесли незадачливого пилота на берег. Ветер и волны, только лишь. Затем к беседе подключились представители спасательной службы - моряки, профессионалы. Они объяснили: в наш век большие парусники, подобные "подобравшему" пилота, столь же редки, как особо крупные алмазы - их мало, единицы, они известны наперечет, и ни один из них не ассоциируется с галлюцинацией вашего бедняги, господин Савин... Снова подключались врачи, снова в ход шли примеры, накопленные флотскими психиатрами за два столетия. Количество и качество прецедентов внушало уважение. Савин сам был профессионалом, привык доверять профессионалам, кое-какие его сомнения и колебания уничтожили наступавшие сомкнутым строем врачи и эксперты морского министерства той страны. Так что он крайне вежливо, но решительно отказался от пилота, у которого, к тому же, с точки зрения психиатрии, было что-то не в порядке с родословной - то ли дедушка пил запоями, то ли прабабушка регулярно убегала с драгунами... Краем уха Савин слышал, что летчик не успокоился, обивал еще какие-то пороги, напечатал даже статью в местной бульварной газетенке, которую никто не принимал всерьез (другие газеты отказались), а потом исчез, растворился в девятимиллиардной толпе на широкой, нескончаемой улице города Земля. И Савин начисто забыл об этой курьезной истории - любой журналист знает, что нет смысла помнить решительно все курьезы, с которыми сталкиваешься. А вот теперь пришлось вспомнить... Савин закрыл глаза - ему стало невыносимо душно от стыда. Он вспомнил лицо летчика, когда тот убедился, что ас телекамеры, мягко говоря, тяготится его обществом и не верит - удивленное лицо, жалко-растерянное. Словно его грабил на большой дороге кто-то невидимый, которого не ухватить за руку... И поздно бежать вдогонку, хватать за рукав - на Земле миллионы улиц, и в заполняющей их толпе бессмысленно искать полузабытое лицо. Самому бы найти кого-то, кто поверит... Он сел за руль своего застоявшегося "гарольда". Развернуться здесь не удалось бы, пришлось проехать до конца улицы. Звероподобная жемчужно-серая машина промчалась по протоптанной в давние времена датскими пиратами дороге и выскочила на автостраду. Моросил нудный дождь, туман повис над морем. Савин крепко сжимал руль, чтобы, слившись с машиной, забыть ненадолго город на другом конце света и загорелого человека в голубой каскетке с эмблемой аэроклуба... Через тридцать минут он въехал в Монгеруэлл. Еще через два часа вышел из вычислительного центра, принимавшего и частные заказы. Сел в машину, бросил на сиденье рядом пачку ненужных уже бумаг, положил руки на руль, подбородок на руки и смотрел на тихую улочку. Что-то произошло за последние сутки. Очень мало осталось от прежнего охотника за тайнами, смотревшего на жизнь уверенно и чуть насмешливо. Впервые за долгие годы Савина поки