Виталий Бугров. О фантастике всерьез и с улыбкой --------------------------------------------------------------- OCR: Андрей из Архангельска --------------------------------------------------------------- СБОРНИК "МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ" 1978 От автора Мастер-кустарь Ганс Мюллер однажды получает от какого-то прогоревшего клиента в уплату за выполненный заказ вместо денег - телевизор. И Мюллер - "пропадает"! Ибо в паузах между рекламами ему открывается мир, о существовании которого он и не подозревал. Мир бороздящих космос кораблей, мир экзотических планет и странных народов, мир капитана Зиппа, командира "Космического легиона"... Ганс Мюллер - герой фантастического рассказа Артура Кларка "Из контрразведки". То, что случилось с Гансом Мюллером, происходит, вероятно, с любым мальчишкой, выросшим из детских сказок: в один прекрасный миг ему открываются многокрасочные миры фантастики! У многих привязанность к фантастике остается если не на всю жизнь, то, во всяком случае, на долгие годы. Я знаю немало людей самых разных профессий и возрастов, у кого вспыхивают глаза при виде незнакомой книжки, увенчанной грифом "НФ". В первую очередь именно им, любителям фантастики, адресованы эти заметки - заметки о том, что иногда стоит за научно-фантастическими книгами, во что порою выливается идея фантаста, как подчас действительность превосходит по фантастичности самую, казалось бы, буйную выдумку... ЗАБЫТЫЕ ИСТОРИИ Капитан Немо в России - В России капитан Немо?! - удивитесь вы и, возможно, добавите, поразмыслив: - Ну, разве что в переносном смысле! Книга о его приключениях с давних пор популярна в нашей стране... Но мы говорим не о книге, а о ее герое. Вы будете абсолютно правы, утверждая, что капитан Немо не бывал в России. Жюль Верн неоднократно избирал нашу страну местом действия своих романов, однако никогда не приводил сюда героев знаменитой трилогии, которую составляют "Дети капитана Гранта", "20 000 лье под водой" и "Таинственный остров". И тем не менее... ...Из гамбургских газет капитан Немо узнает об удивительном человеке, поселившемся на русском Севере - где-то на Новой Земле, в окрестностях пролива Маточкин Шар. В газетах сообщалось, что этот ученый, по имени Фиц-Рой, устроил себе нечто вроде обсерватории, физический кабинет, химическую лабораторию, различные приборы и аппараты; что все, решительно все добывает он там своими личными средствами; что машины его исполняют обязанности чуть ли не пастухов и молочниц, доставляют ему всякую пищу и шьют платья; что фрукты созревают у него искусственно; что ураганы, проносящиеся над ним, дают ему энергию гораздо большую, чем энергия Ниагарского водопада; что даже краткие северные сияния и те подвергаются непосредственной концентрации и развивают свою магнитную силу для службы Фиц-Рою, когда ему это нужно... Капитан Немо заинтригован, он рассчитывает увидеть в лице Фиц-Роя человека, по учености близкого себе, и потому, не имея каких-либо срочных дел, отправляется к северным берегам России. Путешествие среди льдов Северного океана не таит в себе особых сложностей для изумительного подводного корабля и его создателя. Правда, некоторое неудобство капитан Немо все-таки испытывает: люк "Наутилуса" оказался... гм, узковат... для того теплого одеяния, какое капитан вынужден был навьючить на себя. Температура, несмотря на июнь месяц, не превышала семи градусов, а ветер держался пронизывающий и резкий. Немо, не привыкшему к этому, пришлось надеть даже шапку с наушниками и меховые рукавицы... Впрочем, не сущие ли это пустяки для опытного морского волка?! В три дня пройдя от Кольского полуострова до Маточкина Шара, капитан оказывается в затруднении: на каком же из бесчисленных мысков и островков искать таинственного Фиц-Роя? Однако затруднение - лишь кажущееся, ведь у Немо давно уже был аппарат для переговоров через большие пространства без посредства каких бы то ни было проводов. "Если Фиц-Рой человек действительно ученый, он должен будет ответить мне с помощью такого же аппарата", - рассуждает капитан. И не обманывается в своих ожиданиях. Более того, Фиц-Рой, оказывается, видит и всплывший "Наутилус" и - на его мостике - самого Немо. Видит, несмотря на солидное, в двадцать пять миль, расстояние. Видит, разумеется, при помощи новейшего прибора. - А разве у вас нет его? - простодушно удивляется ученый-отшельник, ничуть не предполагая, что невинным своим восклицанием разбудит завистливые чувства в душе капитана - Был у меня этот прибор, да потерял в пути, - совсем как хвастливый школьник вынужден ответить раздосадованный Немо... Но вот пройдены и последние двадцать пять миль, и уже автоматически управляемое Фиц-Роем с берега суденышко, на суше превратившееся в автомобиль, доставляет капитана Немо во владения северного волшебника. Чего только здесь и в самом деле нет! Оранжерея с кактусами и пальмами, с беседкой из плюща и небольшим фонтаном. Парники и теплицы в прибрежных скалах. Незримая электрическая изгородь, по желанию окружающая все хозяйство. Наконец, обширный и уютный жилой дом, который высечен в массивном - семьсот тонн весом! - куске камня, явно оторванном от вершины ближайшей скалы. - Это мое первое обзаведение, - скромно поясняет приветливый хозяин. - Вся трудность состояла не в том, чтобы оторвать скалу, а в том, чтобы заставить ее упасть так, как мне хотелось... Впрочем, пробудившийся в капитане Немо дух изобретательского соперничества мешает ему объективно оценить увиденное: любое достижение Фиц-Роя он теперь уже воспринимает едва ли не как личное оскорбление. К тому же пребывание в гостях тяготит его - даже три дня трудно усидеть на одном месте легендарному скитальцу морей. Взамен чудесных очков, позволяющих отлично видеть даже сквозь непрозрачные предметы (сквозь толщу скалы, к примеру), капитан Немо дарит Фиц-Рою аппарат, усиливающий звуки. Тот искренне рад ответному подарку: ведь благодаря ему, этому аппарату, вернется слух к полуглухому помору Бруту, находящемуся в услужении у Фиц-Роя. Жена ученого, Мэри, еще с восторгом рассказывает именитому гостю о том, как это чудесно - нестись по бесконечной заснеженной тундре со скоростью вихря (по версте в полминуты!) на буере, оснащенном электрическим двигателем... а неуемная страсть к странствиям уже полностью овладевает капитаном. Торопливо распрощавшись с гостеприимными отшельниками, он возвращается в каюту родного "Наутилуса". Как известно, верный своей всегдашней привычке, Немо только в пути намечал себе ближайшую цель дальнейшего следования. На этот раз он, почти не колеблясь, решает плыть прямо на Одессу, с тем чтобы познакомиться с этой удивительной Россией и с другой стороны... Этим многообещающим прогнозом и заканчивается, несомненно, любопытная "глава из Жюля Верна, никем и нигде не напечатанная". Кстати, она так и называется - "Капитан Немо в России". А "обнародовал" ее в 1898 году известный в прошлом русский писатель Константин Константинович Случевский, истинный ее автор. Впрочем, в том, что "глава" эта - не что иное как полушутливое подражание Жюлю Верну, вы уже, вероятно, и сами убедились из краткого ее пересказа. Жаль, конечно, что кудесником русского Севера К. К. Случевский сделал иностранца (Фиц-Рой у писателя - выходец из Австралии, которому стал вреден южный климат), да и русских своих героев - жену ученого и его слугу-помора - окрестил не по-русски. По-видимому, действительность не дала писателю поводов оценить по достоинству могучие силы, что дремали в народе, скованном веригами русского царизма. Но, во всяком случае, слова Случевского о том, что и на самом Крайнем Севере едва ли может быть глушь, что от человека самого "зависит населить эту глушь всеми созданиями своего труда, знаний, опыта", - сегодня, спустя всего лишь три четверти века, звучат пророчески... По следам Филеаса Фогга Десятому роману Жюля Верна - "Вокруг света в восемьдесят дней" - с самого начала сопутствовал необыкновенный успех. Филеас Фогг, подгоняемый жесткими сроками, мчался из города в город, из страны в страну... и тираж парижской газеты "Ле Тан", где первоначально - в ноябре - декабре 1972 года - печатался этот роман, неудержимо рос от номера к номеру. Читателя, традиционно полагавшего, что на кругосветное путешествие требуются многие месяцы (если не годы!), завораживало, властно брало в плен и название романа, и само намерение хладнокровного англичанина совершить такое путешествие в восемьдесят дней. Кроме того, действие романа - очевидно, вовсе не случайно - развертывалось именно в последние месяцы этого же, 1872 года, роман читался как репортаж о действительных событиях. И как читался! Последние новости об этом сенсационном путешествии ежедневно сообщали по телеграфу в Нью-Йорк американские корреспонденты. И уже в ноябре роман Жюля Верна начал печататься в переводе на русский язык в журнале "Русский вестник". ...Вот и Азия осталась позади, и Япония, и Тихий океан. Не без приключений, но вполне успешно пересек Филеас Фогг Американский континент. И тут читающая публика с волнением узнала, что пароход, на котором путешественник рассчитывал вернуться в Англию, покинул Нью-Йорк за сорок пять минут до того, как Филеас Фогг появился в порту. Опоздал!.. На помощь Филеасу Фоггу поспешила американская судоходная компания: она предложила Жюлю Верну крупное вознаграждение, если тот "перевезет" своего героя через Атлантику на лучшем из ее пароходов. Еще бы, такая реклама вполне окупала выделяемые на нее средства! Однако Филеас Фогг предпочел приобрести на собственные деньги "Генриетту" - пароход с железным корпусом, но деревянными надстройками. Как, несомненно, помнят читатели (а также и кинозрители, познакомившиеся с эффектной американской экранизацией романа), эти деревянные надстройки очень пригодились путешественнику в его последнем морском переходе... Двадцать второго декабря "Ле Тан" известила своих читателей: Филеас Фогг, уже смирившийся с неудачей (но, заметим, ничем внешне не проявивший упадка духа), все-таки выиграл пари! Едва ли не насильно влекомый верным Паспарту, он появился в Реформ-клубе точно в срок - в минувшую субботу, двадцать первого декабря, ровно в восемь часов сорок пять минут вечера! Чудесный способ, при помощи которого Филеас Фогг приобрел "лишние" сутки и тем посрамил коварную судьбу, вызвал во французской печати оживленную дискуссию1. И эта дискуссия, в свою очередь, немало способствовала популярности романа. В начале 1873 года он вышел отдельным изданием, почти тотчас последовали переводы на многие европейские языки. (1 Подробно об этой дискуссии см. главу "История с географией" в очерке Евг. Брандиса "Забытые страницы Жюля Верна" ("Мир приключений", вып. 14, М, 1968). Что же до "лишних" суток, то появление их объяснено самим Жюль Верном: "...продвигаясь на восток, Филеас Фогг шел навстречу солнцу, и, следовательно, дни для него столько раз уменьшались на четыре минуты, сколько градусов он проезжал в этом направлении. Так как окружность земного шара делится на триста шестьдесят градусов, то эти триста шестьдесят градусов, умноженные на четыре минуты, дают ровно двадцать четыре часа, то есть сутки, которые и выиграл Филеас Фогг".) В одной только России в том же 1873 году роман Жюля Верна был издан в трех разных переводах! И не улеглась еще первая волна споров, дискуссий, восторженных отзывов о романе, как в театре Порт-Сен-Мартен началась подготовка к премьере спектакля-феерии "Вокруг света в восемьдесят дней". Это было, по свидетельству парижского корреспондента "Отечественных записок", своеобразное "сценическое нововведение, ряд этнографических картин, что-то вроде волшебно-географической сказки, имеющей целью поучать, развлекая... На пьесу уже стали появляться пародии - несомненный признак успеха..." Пьеса выдержала 400 представлений подряд. В июле 1875 года ее посмотрел и русский писатель Н. С. Лесков, писавший сыну: "...это такое представление, что глаз не отведешь". Оно и не удивительно, ведь по сцене "проплывал" небольшой пароход, "проходил" поезд с локомотивом, перед зрителями появлялся живой индийский слон... 2250 раз была сыграна пьеса на парижской сцене в течение 1874-1938 годов! С неизменным успехом шла она десятилетиями и в театрах Петербурга и Москвы: картины жизни экзотических стран - даже если это очень поверхностные, очень беглые картины - всегда находили себе восторженных зрителей. Ведь, в конце концов, тяга к необычайному жива в нас и по сию пору. Чем иным объяснить повышенный, как об этом однажды писалось в газетах, расход электроэнергии в часы, когда по телевидению идет "Клуб кинопутешествий"? Пьеса о "путешествии, проделанном с максимальной быстротой", ставилась в театрах, роман издавался и переиздавался, и оставалось у них прежнее название: "Вокруг света в восемьдесят дней". А земной шар между тем продолжал "уменьшаться": все быстроходнее становились пароходы и поезда, все гуще опутывали планету линии железных дорог и трассы регулярных морских рейсов, все налаженнее и четче работал этот огромный механизм всепланетного транспорта. Уже в 1899 году молодая американка Нелли Блай, репортер нью-йоркской газеты "Солнце", объехала вокруг света за семьдесят два дня. "Я не сомневался в успехе мисс Нелли Блай. Ура в ее честь!" - приветствовал путешественницу верный себе фантаст. Жюль Верн неоднократно писал и заявлял устно, что "все, что человек способен представить в воображении, другие сумеют претворить в жизнь". Два года спустя, в 1891 году, американская журналистка еще дважды совершила кругосветное путешествие - за шестьдесят семь и шестьдесят шесть дней. В 1901 году Гастон Стиглер, сотрудник парижской газеты "Эко де Пари" проделал то же самое в шестьдесят три дня. "Максимально быстрые" путешествия превращались в своеобразный спорт, причем достижения в этом "новом марафоне" всякий раз широко освещались прессой. В 1911 году новый рекорд во времени - 40 дней 5 часов 42 минуты - установил еще один француз, Андрэ Джагер-Шмидт. Но и этот "сногсшибательный" рекорд продержался недолго: американец Джон Генри Мире в 1914 году объехал земной шар всего лишь за 35 дней 21 час и 35 минут! Между тем "условия поездки Мирса были далеко не благоприятны", утверждал корреспондент старого "Вокруг света". Так, "около Екатеринбурга произошел размыв пути, задержавший поезд на 18 часов. Только благодаря содействию железнодорожных чинов путешественнику удалось наверстать утерянное время и подоспеть в Иокогаму к отходу почтового быстроходного парохода..." Счет времени уже, как видим, пошел с точностью до часов и минут: развивалась техника, росли скорости, и путешествие все больше и больше превращалось в поездку... В 1959 году пятнадцатилетний Клод Ласе, правнук Жюля Верна, совершил "кругосветку" за восемьдесят часов. А еще через два года первый космонавт Земли Юрий Гагарин затратил на облет нашей планеты восемьдесят минут. После этого рекордсменам кругосветных путешествий не оставалось ничего иного, кроме как обратиться к заведомо устаревшим видам транспорта. Такие путешествия совершаются ныне на автомобилях, велосипедах, в дедовских фургонах, а за неимением иного - и самым примитивным способом: пешком... Литературные произведения, в силу тех или иных причин вызвавшие определенный общественный резонанс, нередко становятся объектом для подражаний: иногда - неосознанных и потому сугубо "серьезных", чаще - шутливых, пародийных. О пародиях на пьесу по роману Жюль Верна уже упоминалось в приведенной нами цитате из "Отечественных записок". Но давайте продолжим эту цитату. "На одном театре дают "Путешествие вокруг света в восемьдесят минут", а на другом - "Путешествие вокруг света в восемьдесят ночей"..." - писал корреспондент журнала, ничуть не подозревая, конечно, о том, что по крайней мере название первой из этих пародий неожиданно окажется воистину пророческим. Появились и подражания роману. После путешествий Нелли Блай итальянец Улисс Гриффони написал роман "Вокруг света в тридцать дней". Некий американец, герой этого романа, более чем в два раза превышал рекорд Филеаса Фогга. И последний умирал от огорчения, узнав об этом. В 1908 году в журнале "Природа и люди" появилось - в переводе с французского - еще одно подражание Жюлю Верну: роман Поля д'Ивуа "Вокруг света с гривенником в кармане". На этот раз герою, журналисту Лавареду, по завещанию отходит многомиллионное наследство. Но... лишь в том случае, если он сумеет объехать вокруг света "зайцем", с пятью су в кармане. (Французское издание романа так и называлось: "Пять су Лавареда".) И вот журналисту приходится хитрить, изворачиваться, не брезговать даровыми обедами. А в 1911 году "Вокруг света" начал печатать с продолжением роман Роберта Крафта "На автомобиле вокруг света", тоже явно навеянный романом Жюль Верна. Впрочем, Жюль Верн, всегда склонный к иронии и шутке, и сам предвидел возможность появления "вариантов и вариаций" своего шумно знаменитого романа. Предвидел и, в свою очередь, иронизировал над ними. В его романе "Клодиус Бомбарнак", опубликованном в 1892 году, среди пассажиров экспресса Россия - Пекин есть незадачливый немецкий барон с "нескончаемой" фамилией Вейсшнитцердерфер, который мечтает посрамить всех прежних рекордсменов: объехать земной шар за тридцать девять дней. Честолюбивому соискателю рекордов и в самом деле удается осуществить свое намерение. Но лишь наполовину: все путешествие он заканчивает... на сто восемьдесят седьмой день! И наконец, еще один любопытный факт из "послужного списка" знаменитого романа, связанный на этот раз с именем... Льва Толстого. Из воспоминаний современников нам известен восторженный отзыв писателя о французском фантасте: "Романы Жюль Верна превосходны! Я их читал совсем взрослым, и все-таки, помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев!.." В середине семидесятых годов в семье Толстых были часты вечерние чтения. Наступал вечер, дети окружали Льва Николаевича, и тот прочитывал им одну-две главы из новой книги необычайно популярного в те годы Жюль Верна. Привезенный из Москвы! новый роман - "Вокруг света в восемьдесят дней" - оказался без иллюстраций, и это, очевидно, разочаровало юных слушателей. И тогда... "Тогда папа начал нам иллюстрировать его сам, - вспоминал И. Л. Толстой. - Каждый день он приготовлял к вечеру подходящие рисунки, и они были настолько интересны, что нравились нам гораздо больше, чем те иллюстрации, которые были в остальных книгах..." Рисунки были в основном нарисованы пером, на небольших листках бумаги, и были, конечно, далеко не профессиональны. И все же герои жюльверновского романа на рисунках Льва Николаевича Толстого - живые люди, настроение которых в различные моменты различно. "...Отец совсем не умел рисовать, а все-таки выходило хорошо, и мы все были страшно довольны. Мы с нетерпением ждали вечера и всей кучей лезли к нему через круглый стол, когда, дойдя до места, которое он иллюстрировал, он прерывал чтение и вытаскивал из-под книги свою картинку..." Семнадцать набросков Л. Н. Толстого к роману Жюль Верна сохранилось до наших дней - вещественное доказательство той увлеченности, с какою читался - да и сегодня еще читается! - знаменитый роман. Прошлый век в космосе "...Гром извержения и подземная пальба с каждою секундой все увеличивались. Вагон качался, словно утлая лодка на морских волнах. При каждом ударе наши путники ожидали, что вот-вот огненная лава и сжатые газы найдут себе проход и выбросят вагон в пространство или вдребезги разобьют его..." Что это за вагон? При чем тут извержение? Кто эти путники? И вообще - где все это происходит? Происходит все, естественно, на страницах фантастического романа. Старого, написанного еще в прошлом веке. Мне показалось любопытным познакомить с его содержанием сегодняшнего читателя, поскольку роман этот в известной степени является своеобразной энциклопедией астрономических и иных гипотез последней трети XIX столетия. Того самого периода, когда в науке, обогатившейся величайшими открытиями, остро назрел, по словам Ф. Энгельса, "конфликт между достигнутыми результатами и укоренившимся способом мышления". Главный герой романа - петербургский профессор Михаил Васильевич Осипов. "Это был низенький старичок лет шестидесяти, весь седой, но чрезвычайно живой, бодрый и энергичный. Широкая лысина увеличивала и без того высокий лоб старичка, и только на затылке и висках оставались еще длинные седые волосы; умные, быстрые глаза пытливо глядели через стекла очков". Вся жизнь профессора отдана решению проблемы межпланетных сообщений. Луна, небесная соседка Земли, таинственная владычица ночного неба, - это о ней по-юношески пылко мечтает Осипов, к ней устремлены все его помыслы... В конце концов ученому удается изобрести необыкновенно сильное взрывчатое вещество, названное им - в честь дочери Елены - "еленитом". Чтобы читатель мог получить представление об этом веществе, заметим, что несколько фунтов "еленита" могут поднять в воздух большой город, а сотня пудов способна разнести на куски и весь земной шар... Изобретение "еленита" позволяет профессору осуществить давнюю его мечту. Вместе с дочерью, ее женихом молодым французским дипломатом Гонтраном Фламмарионом, товарищем жениха талантливым чешским инженером Вячеславом Сломкой и увязавшимся за ними незадачливым американским коммерсантом Фаренгейтом профессор Осипов готовится отбыть на Луну. Стараниями профессора и главным образом инженера Сломки построен замечательный вагон-граната - надежный космический корабль, в котором предусмотрено все, буквально все, вплоть до буферов с "весьма сильными пружинами", должных ослабить силу удара при падении на Луну. Правда, современный читатель просто не сможет не заметить и кое-каких излишеств - для этого достаточно прочитать хотя бы следующее описание: "Внутренность снаряда походила на футляр для драгоценностей. Обои из толстой шелковой материи, пушистый ковер, покрывавший пол, поднятый на рессорах; мягкий диван кругом стены, изящная люстра в четыре лампы, привешенная к потолку, - все это делало вагон-гранату очень уютным..." Фигурирующая здесь люстра, как и следовало ожидать, конечно же, разбивается в момент прилунения... Но повременим с придирками. Тем более, что в Южной Америке, близ Кито, нашими героями уже присмотрен вполне приличный вулкан Котопахи, извержение которого, согласно показаниям изобретенного Сломкой сейсмографа, должно произойти в очень удобный для путешественников момент наибольшего сближения Луны с Землей. И жерло вулкана уже соответствующим образом подготовлено: двадцати четырех дней оказалось вполне достаточно для сорока пяти вывезенных из Европы рабочих, чтобы превратить это жерло в гигантскую пушку и зарядить ее необыкновенным снарядом. Путешественники, заблаговременно отослав рабочих, уже забрались в свою "гранату". Нажатием кнопки взорваны заряды "еленита", должные открыть путь лаве и подземным газам. И... "Вдруг ужасающий удар чуть не разбил вагон-гранату. Слуха путешественников достиг глухой рев вулкана, сопровождаемый пронзительным свистом... Несколько миллионов кубических метров подземного газа разом ринулись через кратер. Под их напором вагон-граната в огненном облаке вылетел из жерла Котопахи и менее чем в пять секунд миновал пределы земной атмосферы. Оставив Землю, он понесся в абсолютной пустоте межпланетного пространства..." Таким-то вот оригинальным способом покидает профессор Осипов родную планету... А ведь поначалу проект ученого вовсе не предусматривал использование вулкана. Подобно Барбикену и Кo из романа Жюль Верна "Из пушки на Луну", Михаил Васильевич Осипов возлагал все надежды на гигантскую пушку, в восьмидесятиметровом стволе которой последовательное воспламенение нескольких зарядов специально для этого-то и придуманного "еленита" должно было придать снаряду скорость, обеспечивавшую путешественникам попадание на Луну. Но давний недруг Осипова, честолюбивый венский астроном Шарп, обманным путем завладевает чертежами нашего героя. Выдав их за свои собственные, он на средства американца Фаренгейта осуществляет выстраданный русским ученым проект. В последний момент коварному немцу удается обмануть и Фаренгейта, отправившись в путь без него и лишь по чистой случайности его не уничтожив. Потому-то американец и присоединяется к нашим друзьям - он жаждет мести, жаждет догнать, схватить, линчевать ненавистного Шарпа, разделаться с ним, хотя бы для этого пришлось обшарить самую отдаленную лунную пустыню!.. Осипов потрясен случившимся. Да, конечно, он тоже может, самостоятельно построив свою "колумбиаду1", отправиться на Луну. Но запоздалое строительство неизбежно затянется, проклятый Шарп (сумевший, помимо всего прочего, на какое-то время изолировать Осипова, засадив его в... тюрьму!) успеет вернуться на Землю, где его непременно увенчают лаврами космического первопроходца. Теми лаврами, на которые, если быть откровенным, очень рассчитывал - вполне заслуженно, впрочем, рассчитывал - русский ученый. 1 Название гигантской пушки в романе Жюль Верна, ставшее нарицательным для огромных орудий. В этот критический момент на высоте оказывается Гонтран. Осипов, надо заметить, презирает людей, не имеющих никакого касательства к астрономии; подобный невежа никогда не войдет в его дом на правах зятя... поэтому Гонтран вынужден выдавать себя за родственника знаменитого французского астронома Камилла Фламмариона, причем за родственника, столь же (или почти столь же) знающего и многомудрого, как и его именитый однофамилец. Подавив в себе отвращение к естественным наукам, Гонтран украдкой овладевает кое-какими крохами конкретного знания. И вот он-то и подает профессору счастливую идею использовать вулкан в качестве природной пушки. Идею, которая показалась авторам романа значительно экономичнее и, главное, оригинальнее той, что уже была использована Жюль Верном. Идею, которую они, авторы романа, столь блестяще - на наших глазах - реализовали... Вообще же каких только способов передвижения в межпланетном пространстве не испытали на себе наши герои! Попав на Луну, они окрашивают свою "гранату" загадочным лунным минералом, обладающим способностью притягиваться к Солнцу (и являющим собою своеобразную предтечу уэллсовского "кэйворита", не правда ли?). Вот только воспользоваться модернизированным вагоном они не успевают: его у них - увы! - похищает все тот же Шарп... Тем не менее путешественники покидают Луну. К Венере и оттуда на Меркурий они летят на корабле куда более реальном, чем фантастический минерал: этот корабль снабжен огромным параболическим зеркалом и движется за счет солнечных лучей... На обломке Меркурия, буквально оседлав комету, проносятся герои романа к Марсу, на один из спутников которого - Фобос - опускаются с помощью... аэростата. Марсианский электролет доставляет их на Марс. Здесь Сломка конструирует корабль, способный - подобно кальмару в воде - "плыть" в метеорном потоке. На этом корабле герои отправляются к Юпитеру и от него к Сатурну, где в нужный момент (на исходе электричество, возобновить его запасы негде) вновь попадают на комету - она услужливо несет их к родной Земле... Книга, о богатстве выдумки в которой свидетельствует уже все вышеизложенное, примечательна многим. В частности, космическая эпопея "В неведомых мирах", имеющая подзаголовок "Необыкновенные приключения русского ученого", состоит из четырех объемистых, до четырехсот и более страниц, романов. Правда, на русский язык переводились лишь два из них... Стоп! Переводились?! Да, именно так, поскольку написаны-то они, что тоже любопытно, младшими современниками знаменитого Жюля Верна - французами Жоржем Ле Фором (драматургом по основному роду литературных занятий) и Анри де Графиньи (известным в свое время, отнюдь не бесталанным инженером). "Путешествие на Луну" и "Вокруг Солнца", первые части тетралогии, появились на французском языке в 1888-1889 годах, уже в 1890-1891 годах они идут с продолжением сквозь годовые комплекты популярного "тонкого" петербургского журнала "Природа и люди", затем их дважды издает П. П. Сойкин. Наконец, уже в советское время, в 1926 году, еще раз выходит на русском языке роман "Вокруг Солнца". Выдумка, фантазия Ле Фора и Графиньи поистине неистощима. Мы уже продемонстрировали, как изобретательно рисуются межпланетные полеты в их книгах. Крайне разнообразен здесь и, так сказать, "местный" транспорт. На Луне к услугам путешественников "нечто вроде лодки на полозьях, которые бесшумно скользят по выемкам, высеченным в лаве". Вниз под уклон, набирая скорость, затем по инерции вверх, и снова вниз, и снова вверх мчатся такие лодки, из кратера в кратер, по туннелям, в которые превращены все мало-мальски для того пригодные естественные трещины. Более ста метров в секунду - такую вот скорость, по Ле Фору и Графиньи, обеспечивает на Луне использование езды на санках, известной на Западе под названием "русских гор"! Здесь же, на Луне, Осипов и его спутники встречают удивительный сигарообразный корабль с реактивным двигателем. В специальной камере этого корабля воспламеняется особое взрывчатое вещество; "образующиеся при сгорании газы вылетают в трубу, обращенную назад, и в силу отдачи толкают аэроплан". Подобно Жюль Верну (припоминаете вспомогательные двигатели, установленные на корабле-ядре в упоминавшемся уже романе "Из пушки на Луну"?), Ле Фор и Графиньи, казалось бы, совсем вплотную подходят к кардинальнейшему способу преодоления межпланетных пространств. Но - как и у Жюля Верна! - дальше их фантазия не идет: принцип ракеты уместен, полагают они, лишь вот в таком - сугубо частном - виде транспорта... По морям Венеры наши герои путешествуют на кораблях, могущих плавать и под водою, и по ее поверхности. Но странные это корабли. С одной стороны, свернув парус и накрыв палубу сводом, их хозяева способны погружаться в океанские глубины - тайное тайных для землян XIX века! А с другой - грубые и несовершенные машины "венузийцев" приводятся в движение не паром и не электричеством, а... мускульной силой рабов. И кстати, на сорокакилометровую (!) гору, откуда путешественники намерены лететь дальше, их доставляет больших размеров повозка, от которой к вершине горы тянется толстенная бронзовая цепь. Там, наверху, все те же бедолаги рабы навертывают эту цепь на огромнейший ворот... Зато на Марсе, достигшем, как и Луна, поразительных успехов в машиностроении, герои романа находят и орнитоптеры, движимые тремя парами крыльев, и винтовые аппараты, рассекающие воздух с головокружительной быстротой - около семисот пятидесяти километров в час, и пневматические вагоны, несущиеся в подземных трубах с совершенно уже умопомрачительной для прошлого века скоростью - тридцать километров в минуту!.. Изображая инопланетные виды транспорта, авторы, между прочим, очень наглядно демонстрируют метафизическую ограниченность мышления, которую в науке последней трети XIX века отмечал Ф. Энгельс. За примером далеко ходить не надо. Вам говорит что-нибудь такая величина - 330 метров в секунду? Да, конечно же, это - скорость распространения звука в воздушной среде. Так вот, герои Ле Фора и Графиньи не однажды превышают эту величину. Но превышение скорости звука для наших авторов - обычное количественное изменение, оно не переходит для них в новое качество. Фантасты прошлого века и не предполагают, что существует сверхзвуковой барьер, именно барьер, порог, с преодолением которого непременно связан целый ряд феноменов... Ведь чтобы предполагать это, надо быть диалектиком, а именно диалектика-то и оказалась забытой в науке XIX столетия! Но пойдем далее. По-своему оригинально рисуют отважные авторы и мир планет, их природные условия, обитающих в этих условиях разумных существ. Возьмем для начала хотя бы инопланетные поселения. Селениты в основном живут в помещениях, вырытых в почве. Однако же и на Луне есть вполне приличные города - такова, скажем, лунная столица, в которой обитает несколько миллионов селенитов. Здесь "жилища не были вырыты в земле, подобно норам кротов, но представляли собою настоящие дома, очень странной, вполне лунной архитектуры: они являли собою сочетание всевозможных геометрических фигур, начиная с цилиндра и кончая шаром". Ощутимо сказывается местный климат на городских зданиях Венеры: дома здесь "походили на огромные металлические зонтики; их ручки, состоявшие из круглых башен, служили для жилья, а зонтикообразные крыши заключали в себе бассейны с водой, постоянное испарение которой предохраняло обитателей от излишнего жара". Что же до Марса, то города здесь имеют совершенно земной облик. "Путешественники могли сверху прекрасно разглядеть общую картину города, здания которого по своему стилю удивительно походили на средневековые готические постройки: те же высокие шпили, те же легкие, вытянутые в вышину формы, те же стрельчатые окна, те же остроконечные башни, горделиво поднимающиеся к небу". Ну, а инопланетяне, обитатели этих не похожих одно на другое поселений? Ведь не секрет, что сегодняшний читатель (на глазах которого человечество шаг за шагом углубляется в космос) с особенным интересом выискивает в фантастике конкретные описания иного разума: каков он, каково его обличье? Луна... "Остолбенев от изумления, старый ученый и его товарищи не без страха смотрели на этих гигантов, имевших по крайней мере двенадцать футов роста. Голова у них была удивительного объема, совершенно непропорционального туловищу: она качалась на длинной, тонкой шее, казалось едва державшейся на узких, худых плечах; по бокам болтались костлявые, тощие руки, оканчивавшиеся широкими кистями; непомерно плоская грудь, словно не заключавшая в себе вовсе легких, переходила внизу в столь же плоский живот, а последний - в длинные, худые ноги с огромными ступнями. Круглое, безбородое лицо освещалось двумя выпуклыми глазами, лишенными всякого блеска, тусклыми и холодными; ни бровей, ни ресниц у селенитов не было и следа, зато голова была покрыта массою волос, заплетенных в косы; широкий рот, не окаймленный, как у нас, губами, казался простым разрезом на плоском лице. Но самым характерным органом у жителей Луны были огромные уши, расширявшиеся подобно раковинам". "Они именно таковы, какими я их себе представлял, - опомнившись, утверждает профессор Осипов. - Если у них громадный череп, значит, их мозг развитее нашего; грудь селенитов узка, так как их легкие функционируют под гораздо меньшим давлением, чем на Земле... Словом, что ни возьмите, все зависит от тех условий, в которых живет известное существо..." Эта последняя мысль очень верна, очень точна, и мы постараемся запомнить ее, но... Впрочем, об этом чуть позже. На Венере у Ле Фора и Графиньи обитают две расы. Первая чрезвычайно напоминает землян: "Незнакомцы походили на обитателей страны пирамид: продолговатое лицо, обрамленное густой черной, тщательно завитой бородой, совершенно голый череп, черные огненные глаза. Одеты они были в короткие туники, обуты - в подобие древних котурн красного цвета". Если вспомнить о рабовладении, царящем на Венере, - чем, в самом деле, не древние египтяне?! Роль рабов на Венере выполняет народ Боос. "Эти существа вместо человеческой кожи были покрыты чем-то вроде тюленьей шкуры, ноги оканчивались круглыми плоскими ступнями, походившими на лапы уток, длинные мускулистые руки спускались почти до колен. На пальцах как рук, так и ног находились плавательные перепонки, на плечах сидела круглая голова, с большими глазами, широким ртом, острыми белыми зубами и слуховыми перепонками вместо ушей". Что ж, учтем, что значительную часть времени люди Боос проводят в воде, - тем самым мы легко поймем и их особенности... Поскольку Марс много легче Земли (его диаметр почти вдвое меньше земного), сильно отличаются от землян и обитатели "красной" планеты. "Высокого роста, тощие, худые, с огромными ушами и совершенно плешивыми головами, обитатели Марса казались какими-то карикатурными уродами. Но что было у них всего замечательнее, так это широкие кожистые крылья, походившие на крылья летучей мыши; эти крылья служили своим обладателям вместе с тем и одеждою, в которую они драпировались с большим достоинством. У некоторых, по-видимому начальствующих лиц, перепонка крыльев была весьма искусно раскрашена в разные цвета и местами покрыта металлическими украшениями". Таковы у Ле Фора и Графиньи инопланетяне. При кажущейся оригинальности внешнего облика все они слишком похожи на землян, представляют собою ухудшенные или улучшенные, но всего только слепки с обитателей Земли, выглядят так, как выглядели бы проэволюционировавшие в их условиях земляне. А ведь самим авторам принадлежит мысль о том, что "все зависит от тех условий, в которых живет известное существо"! Почему же эта вполне здравая мысль так неожиданно узко - по сути, лишь применительно к земным существам - преломилась в романе? И совсем уже земными оказываются в книгах Ле Фора и Графиньи инопланетные пейзажи. В самом деле, попробуйте догадаться, где еще, кроме родной нашей планеты, в каком уголке Солнечной системы могли бы встретиться земным космонавтам такие вот, бесспорно прелестные, картинки? "За каналом следовал громадный лес, покрывавший берег Центрального океана. Широкая река разрезывала его зеленую площадь на две части... Путешественники увидели значительный город, стоявший посреди болот, на берегу реки. - Как это похоже на наш Пинск! - проговорил старый ученый..." Это, дорогой читатель, - Луна... "Оглядевшись кругом, они заметили, что находятся у подножия высокой горы, на опушке густого леса, с той стороны, откуда слышалось журчание, сверкала серебристая лента ручья". А теперь мы, как ни удивительно, на... Меркурии! "Они находились на берегу моря: вблизи раздавался гул прибоя; ветер доносил до них брызги соленой влаги; под ногами хрустел прибрежный песок, смешанный с мелкими камешками... Словом, окружающая обстановка во всем напоминала им родную планету". Однако же местный пейзаж "резко отличался от пейзажа Земли". Чем же? Да тем, что "вместо зеленого цвета здесь все деревья, кустарники, травы были окрашены в красный цвет различных оттенков, начиная с оранжевого и кончая алым...". Только вот этот традиционный красный оттенок и подсказывает нам, что перед нами, ясное дело, Марс!.. Но отчего же это так? Отчего, при всем подчас отличии от земного, все неземное, все, буквально все инопланетное сводится-таки у наших авторов к сугубо земному? Это, конечно, не случайно. Открой мы сейчас вместо рассматриваемых романов любое из многочисленных сочинений Камилла Фламмариона1 (который к концу прошлого века популярностью своих книг едва ли не затмевал даже Жюль Верна!), мы и там обнаружим в иных мирах чем-то отличные от земных и тем не менее изначально земные условия. 1 Кстати, К. Фламмарион, незримо, но тем не менее очень и очень ощутимо присутствующий на страницах эпопеи Ле Фора и Графиньи, предпослал первой книге тетралогии весьма и весьма лестное предисловие... Все дело в том, что конкретный земной опыт, метафизический способ мышления довлел в прошлом веке над самыми отчаянными фантазерами. Земные мерки и критерии переносились и в космос; разрешая некоторые мелкие отклонения от "нормы", они казались в целом единственно возможными, непогрешимыми, абсолютными. Нужны были серьезнейшие сдвиги в характере самой науки, чтобы вслед за уже достигнутыми результатами (которых в романах тех же Ле Фора и Графиньи отражено великое множество) пришло диалектическое осмысление их, в том числе и осмысление такого - самоочевидного для нас - факта, как проистекающее из разнообразия строения и свойств материи разнообразие ее форм. Лишь в результате этой, говоря ленинскими словами, "новейшей революции в естествознании" конкретный земной опыт был взорван, потерял оттенок обязанности, абсолютности при сопоставлении его с бесконечностями Вселенной. Едва ли не символической предстает в этом плане такая деталь в "Необыкновенных приключениях русского ученого". Ле Фор и Графиньи снабжают своих героев отличными, с трехдневным запасом кислорода в баллонах, скафандрами. Но вот используются-то эти последние не так уж часто. Ибо и на Луне, и на Венере, и на Марсе, и даже на Меркурии (а позднее и на крохотном обломке Меркурия, увлеченном кометою) существует, оказывается, не просто атмосфера, но именно та самая смесь азота с кислородом, какою дышит человек Земли. Лишь на Фобосе, из-за разряженности атмосферы и для марсиан-то служащем чем-то вроде исправительной колонии, да на видимой стороне Луны (высочайшие горные цепи не пропускают сюда воздушные массы с другой половины нашего спутника) герои романа вынужденно облачаются в скафандры... Этот неосознанный геоцентризм в описании внутренних условий на иных планетах в разной, конечно, степени, но в целом совершенно одинаково характерен для всей фантастики прошлого века. Космическая одиссея русского ученого в изложении Ле Фора и Графиньи - идеальное тому подтверждение. Проданный... аппетит ...Эмиль Детуш, голодный и иззябший парижский безработный, стоя перед витриной, залитой светом, забитой дичью, рыбой и фруктами, твердо решил покончить с собой. И именно в этот момент, когда все земное было в последний раз оценено и отринуто, отверженным бродягой вдруг заинтересовался "высокий тучный господин с черной бородой и волосами, с одутловатым лицом, с огромным животом, еле помещавшимся в просторном, с трудом застегнутом пальто". То был мосье Ш. - король угля и железа, один из богатейших людей Франции. Нежданный филантроп накормил Эмиля Детуша изысканным обедом, во время которого, предваряя смену блюд, не уставал "придерживать" аппетит своего подопечного. "Капельку терпения, друг мой, - мягко, но настойчиво убеждал он Эмиля. - Поберегите ваш аппетит - это наиболее ценное из благ... Вы слишком набиваете себе желудок... Будьте умеренны... Довольно этого паштета из перепелок... Приберегите свои силы для пулярки... Не забудьте, что еще будет салат из морской капусты..." Когда Эмиль окончательно насытился, мосье Ш. изложил ему свое не совсем обычное кредо. "Я живу только желудком и только для желудка! - заявил он. - Есть - это высший долг! Все религии сделали из этого священный обряд: самая торжественная церемония католицизма - причащение, вкушение бога, тайная вечеря; метафизики-индийцы впадают в мистический экстаз при созерцании пупка - центральной точки живота... Желудок - вот истинный бог человечества!" Посетовав затем на то обстоятельство, что "желудок человека ограничен, позорно ограничен, и в довершение беды глаза у нас ненасытнее желудка", мосье Ш. закончил сенсационным признанием: "Я знаю благодетельное искусство заставлять других переваривать то, что я ем!" И предложил ошеломленному Эмилю Детушу за две тысячи франков ежемесячного дохода продать ему - мосье Ш. - свою пищеварительную энергию. Совершенно так же, как рабочие продают свою мускульную силу, инженеры - интеллектуальную, кассиры - честность, кормилицы - молоко и материнские заботы... (- Что это? - удивится искушенный читатель. - Малоизвестный рассказ фантастасатирика Ильи Варшавского? Нечто похожее, помнится, встречалось - и чуть ли не у него же... Повременим с ответом на этот вопрос. Покончим вначале с содержанием рассказа...) Обрадованный Эмиль Детуш подписал контракт на пять лет. И началась новая жизнь! Увы, далеко не сладкая, как вскоре же выяснилось. Обретя Эмиля, мосье Ш., этот ужаснейший обжора, освободился от угрозы несварения желудка и теперь - неистовствовал! А Детуш? Не различая ни запаха, ни вкуса, Детуш переваривал пищу, которую в неограниченных количествах поглощал его хозяин. Из дома Эмиль выходил только на прогулку, обусловленную одним из пунктов контракта: предусмотрительный мосье Ш. заранее позаботился о том, чтобы приобретенный им "мешок для провизии" поддерживал себя в "рабочем" состоянии. Большую же часть дня Эмиль проводил отныне в дремотной истоме. И отвращение пресыщенного и бессильного человека ко всему, что живет, движется, кричит, постепенно охватывало его душу. Чтобы вернуть себе исчезающее здоровье, Эмиль занялся гимнастикой, потом удвоил эти занятия, но... по мере того как он укреплял свой желудок, увеличивая его пищеварительную способность, его наниматель... увеличивал количество поглощаемых им продуктов! Детуш попытался было разорвать контракт. Однако нотариус разъяснил ему, что это невозможно. "В нашем цивилизованном обществе бедняк существует не для себя, а для других..." Настоящее было безрадостно, будущее - безнадежно. Отчаявшись, Детуш бросился в Сену. Но его спасли... и приставили к нему здоровенного верзилу-сторожа. Тот поднимал Эмиля с постели, едва начинало светать, и заставлял долго бегать по полям, чтобы "приготовить патрону утренний аппетит". Начинался новый день удивительной каторги. Эмиль ложился, вставал, ходил, останавливался, садился по команде своего надсмотрщика. Смирившийся, подавленный, изнемогший, почти вконец отупевший, он жил без желаний, непрестанно страдая, без конца переваривая пищу, которую не ел. Но в конце концов - взбунтовался. Ускользнув от сторожа, которого предварительно напоил, Детуш с пистолетом в руке проник к мосье Ш., когда тот, сияющий и благодушный, с красным лицом и со спокойной совестью, как раз собирался сесть за стол. Выстрелом в живот Эмиль уложил его. После чего, явившись в полицию, без утайки поведал печальную свою историю. Врачи-психиатры признали Детуша сумасшедшим. Его заперли в Шарантоне, знаменитом парижском сумасшедшем доме, и подвергли насильственному лечению холодным душем и смирительной рубашкой. А мосье Ш., которому врачи спасли жизнь, спустя несколько недель возобновил свои чудовищные пиршества. Естественно, и в Шарантоне Детуш не был освобожден от неосмотрительно подписанного им контракта... Таково содержание коротенькой, на двадцать - тридцать страничек, фантастической повести, которая хотя и напоминает рассказ "Индекс Е-81", не могла быть написана Ильей Иосифовичем Варшавским. Просто потому, что появилась-то она поначалу на немецком языке1, причем появилась еще в прошлом веке, в 1884 году. 1 В "Neue Zeit" - органе немецкой социал-демократии. Автором "Проданного аппетита" был... Поль Лафарг. Близкий друг и ученик К. Маркса и Ф. Энгельса, "один из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма", как назвал его В. И. Ленин в своей речи на похоронах П. Лафарга в 1911 году. Приступая к "невыдуманной" истории бедолаги Детуша, Лафарг со скрытой улыбкой напоминает в предисловии, что "Шамиссо, Мэри Шелли, Гофман, Бальзак и недавно Безант и Рис сообщали аналогичные случаи". И дальше откровенно иронизирует: "Дело врачей собрать и сравнить эти исключительные факты, которые были установлены людьми, достойными доверия, изучить их и сопоставить с чудесами, о которых повествует религия и которые они (то есть ученые-медики.- В. Б.) лишают их сверхъестественного характера..." Припомнив хотя бы недавно переизданную у нас повесть Адальберта Шамиссо о Петере Шлемиле, продавшем свою тень, или "Шагреневую кожу" Бальзака, или знаменитого "Франкенштейна" Мэри Шелли, не трудно заметить, чем качественно отличается "Проданный аппетит" от фантастических произведений упомянутых Лафаргом писателей. Все они трактовали беды и несчастья своих героев в плане сугубо абстрактной морали. И Шлемиль, и творец Франкенштейна, и герой Бальзака сами виноваты в этих своих бедах и несчастьях: это противоречивая от века человеческая натура толкнула их на необдуманные поступки, повлекшие за собою гибельные последствия... Убежденный марксист Лафарг, конечно же, зорче своих "коллег по фантастике". Неправедное общество, социальная система, основанная на эксплуатации человека человеком, - вот где корень зла, вот в чем заключена истинная первопричина страданий Эмиля Детуша. И, стало быть, нечего сетовать на изначальную "порочность" человеческой души, и, стало быть, бесплодны самые добрые пожелания абстрактных моралистов. Надо, стало быть, попросту изменить установившиеся общественные порядки - а справиться с этим может только пролетарская революция... На заре современной социальной фантастики Поль Лафарг сумел разглядеть ее огромную разоблачительную силу. Талантливый памфлетист, он блестяще реализовал в "Проданном аппетите" возможности жанра. Не зря же лежащее сейчас передо мною дореволюционное русское издание этой фантастической повести, выпущенное прогрессивным петербургским книгоиздательством "Молот", приходится на грозный 1905 год... Князь Ватерлоо с Верх-Исетского завода "...Полдюжины бравых наполеоновских канониров удивились, когда неожиданно и любовно оседлал Владычин гладкий ствол пушки. "Ватерлоо!" - подумал Роман. - Эй, молодчик, зря ты сюда забрался, - рявкнул канонир с закоптелой рожей и банником в руках, - у нас не так много орудий, чтобы на них кататься верхом! Владычин, побуждаемый не столь окриком, сколь жжением в некоторой области, плохо защищаемой брюками, соскочил с пушки, и через секунду из дула ее с веселым свистом вырвалось ядро. Ватерлоо! Неуклюжие ядра носились в воздухе, бухали ружья, падали люди, вообще все было очень похоже на настоящее сражение..." Да, Ватерлоо... Именно сюда стремился и именно сюда попал на сконструированной им "машине времени" Роман Владычин, инженер-механик Верх-Исетского завода. Он всесторонне изучил по историческим документам эпоху наполеоновских войн и теперь является к французскому императору в поистине критический момент: не удавшийся "властелин мира" находится буквально на волоске от своего поражения под Ватерлоо. В отличие от наполеоновских маршалов, Роман Владычин четко представляет себе (поскольку знает доподлинно!) расположение войск как самого Наполеона, так и готовящихся добить его союзников. ("Я из Америки. Спрыгнул со снизившегося монгольфьера, летящего сейчас в сторону англичан" - так объясняет он потом собственное появление, свой странный костюм и отменное знание обстановки. Объясняет вначале "рыжеватому" маршалу Даву, горько сожалеющему позже, что не пристрелил его тут же, а затем и "кандидату на Св. Елену"...) Роман помогает-таки узурпатору избежать столь закономерного исторически поражения! Более того, с помощью Владычина Наполеон заново воссоздает империю. С восточной границей "по линии Штеттин - Берлин - Прага - Вена - Грац - Триест", отодвинутой, впрочем, позднее за Венгрию и Трансильванию... Странное впечатление производит эта новая империя. С одной стороны, здесь царит полнейшая диктатура узурпатора, популярность которого восстановлена неожиданным триумфом под Ватерлоо. С другой стороны, невиданными темпами развивается наука, подвигая вперед и технику. Инженер двадцатого века насадил в начале века девятнадцатого и железные дороги, и мартеновские печи, и швейные машины, и кинематограф, и велосипед. Озабочен Роман и развитием культуры в целом. В специальный воспитательный интернат, где делами заправляет "носатый чудак" Генрих Песталоцци, со всей Европы собраны дети и подростки, которым суждено в будущем прославить свои имена. ("Роман смеялся тихо и нежно, когда видел Гарибальди, возящегося с маленьким Бисмарком, Дарвина, играющего в шахматы с сосредоточенным Лессепсом, Белинского, Гюго, Гоголя, Мюссе, усердно трудящихся над учебником... Эти ребята одному делу отдадут свой разум и свой талант. Они помогут Роману осуществить грандиозный замысел, цель и смысл его жизни...") Пересказанная вот так - сжато, почти без подробностей, - книга кажется всего лишь не очень смелой вариацией: много раньше, еще в 1889 году, Марк Твен отправил своего предприимчивого Янки модернизировать куда более седую древность! И у критиков, право же, были основания для того, чтобы записать "Бесцеремонного Романа" (так называлась эта действительно бесцеремонная книга, выпущенная в 1928 году издательством "Круг") в разряд чисто развлекательной литературы и вдосталь иронизировать над выходцем из XX века, который чтением "Средь шумного бала..." приводит1 в восторг самого... А. С. Пушкина! 1 Справедливости ради следует заметить, что критики несколько "передергивали": по книге, Роман лишь вписал знаменитое стихотворение в альбом Натальи Голицыной (естественно, выдав его за собственный экспромт). А прочла его собравшимся, среди которых "оказался" и истинный его автор, уже сама Наталья Александровна... Впрочем, сути дела это уточнение не меняет. И тем не менее роман этот - из числа книг, о которых небезынтересно и вспомнить. И потому, что, вслед за "Янки..." М. Твена, роман этот открывает необозримый ныне поток произведений об отклонениях в развитии исторического процесса, вызванных действиями подобных Р. Владычину выходцев из будущего. (Уэллс в данном случае не совсем "в счет": он подарил фантастам "машину времени", но герой его - всего лишь пассивный созерцатель, крайне редко - да и то вынужденно - выходящий за рамки этого "амплуа".) И главное, потому, что, не в пример многим произведениям нынешних фантастов (по бесцеремонности обращения с историей нередко оставляющих далеко позади фантастов прошлого), в основе "Бесцеремонного Романа" была заложена по-настоящему большая, общественно значимая мысль. Личность и история, возможности личности в историческом процессе - эта проблема издавна волновала передовые умы человечества. Реалистически решить эту проблему смогло только революционное учение Маркса... В. Гиршгорн, И. Келлер и Б. Липатов - авторы "Бесцеремонного Романа" - решают эту проблему средствами фантастического романа. И, на мой взгляд, блестяще справляются с задачей: их "развлекательная" книга очень ненавязчиво и очень наглядно показывает, что единичная личность, даже незаурядная, даже вооруженная доскональнейшим знанием общечеловеческого опыта, все-таки остается той маленькой единицей, которой явно не под силу перекроить по-своему земную историю. А ведь поначалу кажется, что Владычину удается все, в том числе и это! Вот он, завоевав доверие Наполеона, становится "князем Ватерлоо", вторым человеком в Империи, авторитетным и могучим проводником новых, прогрессивных взглядов. Академия противится его планам реорганизации хозяйства страны? Что ж, "князь Ватерлоо" прибегает к системе домашних арестов и все-таки доказывает "академикам" свою правоту; они и сами, а конце концов, деятельно и увлеченно трудятся над воплощением в жизнь "его" проектов и замыслов! Диктат Наполеона-тормозит общественное развитие? Переодевшись мастеровым Владом, "князь Ватерлоо" зажигает искру недовольства в рабочих массах, развивает и направляет движение за демократические свободы. Но!.. Фурье, возглавивший по инициативе Романа чиновничий аппарат самой удаленной из колоний, неожиданно поступает-таки по-своему: преждевременно провозглашает Австралию республикой, тем самым вызывая жесткие карательные акции со стороны Империи... Но!.. Движение, инициированное Владом, принимает огромный размах; Влад бессилен удержать в руках цепную реакцию недовольства политическими устоями Единой Империи. Он и сам гибнет в вызванной им схватке Нового со Старым, этот все-таки излишне самонадеянный Влад - "князь Ватерлоо" - Роман Владычин... И - что теперь будет с этой Единой Империей, любовно выпестованной "князем Ватерлоо"? И - что из его нововведений сохранится, устоит перед натиском новой революции? И, в конце-то концов, разве же можно назвать удачной его попытку повлиять на историю, переделать ее? Разве удалось Роману Владычину построить на земле счастливое свободное общество? При всех литературных издержках (я сознательно не останавливаюсь на них) книга уральских литераторов В. Гиршгорна, И. Келлера и Б. Липатова была вполне на уровне лучших книг ранней советской фантастики. Тех книг, о которых мы так редко вспоминаем сегодня... В Нью-Джерси приземлились марсиане... Вопреки Уэллсу, все началось в лучших традициях научно-фантастических романов - с полной неожиданности. Помните, как это происходило в книге? "Затем наступила ночь первой падающей звезды. Ее заметили на рассвете; она неслась над Винчестером, к востоку, очень высоко, чертя огненную линию. Сотни людей видели ее и приняли за обыкновенную падающую звезду..." Мастер бытовой прозы Герберт Уэллс и в фантастических романах придерживался своего излюбленного повествовательного метода: и тут обитали все те же средние, ничем не примечательные люди, и тут самые выдающиеся события происходили в самой заурядной обстановке, и тут вокруг этих событий обычно не возникало никакого преждевременного ажиотажа. Вот и марсиане в его "Борьбе миров" приземлились в британской провинции тихо и почти незаметно; в первую ночь их пребывания на Земле никто и не поинтересовался упавшей с неба гигантской массой. Так оно, возможно, могло бы произойти и в действительности... Но вот случилось-то все совершенно иначе! ...В тот день, в восемь часов вечера по времени Нью-Йорка, обычную музыкальную программу радиовещательной компании "Колумбия" ("Томная музыка Южной Америки переносит вас в залитый лунным светом дансинг отеля "Астория" в Бруклине..." - комментировал диктор мелодии, исполняемые оркестром Района Рамиреса) прервало краткое сообщение: "...Странный предмет непонятной формы приземлился на ферме, недалеко от Гроверз Милз, штат Нью-Джерси. Полиция и войска выехали на место происшествия. Не выключайте радио и следите, как будут развиваться события..." После этого диктор пригласил радиослушателей вернуться "в залитый лунным светом дансинг". За первым сообщением вскоре последовали другие. Из обсерватории в Принстоне. Из штата Нью-Джерси - с места падения необычного метеорита ("Наш специальный корреспондент Джек Вексли расскажет вам о своих непосредственных впечатлениях с места происшествия..."). Из правительственных учреждений Вашингтона. С крыши нью-йоркского небоскреба... Привлекший всеобщее внимание "метеорит" оказался гигантским металлическим снарядом. А дальше?.. Если не считать сверхскоростных темпов развития событий, дальше уже все шло совсем так, как это было в романе Уэллса. Правда, с кое-какими поправками, ибо марсианский корабль приземлился не в старой доброй Англии, а как-никак в штате Нью-Джерси, в непосредственной близости от Нью-Йорка, этого ультрасовременного супергорода. Из "метеорита" одно за другим полезли чудовища-марсиане. Ростом с нью-йоркский небоскреб каждое, с внешним обликом отвратительным и ужасным. Было при них и страшное, почти "уэллсовское" оружие - зеркала, излучавшие огонь и смерть. Буквально в первые же минуты этими лучами был уничтожен семитысячный воинский отряд, разгромлены посланные против марсиан военно-воздушные силы. Марсиане двинулись к Нью-Йорку, умерщвляя и пожирая людей, разрушая здания, мосты, дороги. Ядовитым черным дымом вытравили они все живое на своем пути... О кошмарных событиях того вечера американцы узнавали из коротких сообщений радиокомпании "Колумбия", работавшей с оперативностью, удивительной даже для нашего "технического" двадцатого века. В первый же час космической агрессии по радио было зачитано заявление министра внутренних дел... Сообщения радиокомпании не несли в себе ничего утешительного, и рядового американца охватил страх. "Быть может, подобная волна ужаса еще никогда не катилась по стране с такой быстротой", - отметит впоследствии газета "Нью-Йорк уорлд телеграмм"... Особенно крупных размеров паника, естественно, достигла в штате Нью-Джерси и соседнем с ним штате Нью-Йорк. Маленькие города здесь обезлюдели совершенно: население их бежало в поля и горы, бросив жилища, захватив с собой лишь детей да наиболее ценные вещи. Десятки тысяч людей обращались в полицейские участки, в правительственные учреждения с одними и теми же вопросами: где укрыться от вражеского нападения? Куда бежать? Где достать противогаз? Впрочем, полиция и местные власти, поначалу тоже поддавшиеся панике, мало чем могли помочь своим согражданам. Волна ужаса перед марсианами не ограничилась пределами двух штатов: она прокатилась по всей стране. На улицах Сан-Луи группы людей возбужденно обсуждали последние радиосообщения. В Чикаго опустели рестораны. В Провиденсе обыватели требовали от местной электрокомпании немедленно выключить свет во всем городе, чтобы замаскироваться от нападения с воздуха. В Индианополисе какая-то женщина ворвалась в церковь во время богослужения, крича: "Нью-Йорк разрушен! Настал конец света! Я слышала это по радио... Расходитесь по домам - лучше умереть у себя дома!" Понятно, что церковь моментально опустела... Все эти события происходили в течение какого-то часа - с восьми до девяти часов вечера. А потом... Потом последовало завершающее сообщение радиокомпании: марсиане... погибли от земных микробов! Словом, и закончилось все вполне по Уэллсу... Читатель вправе задать вопрос: зачем автору понадобилось прибегать к заведомой выдумке? Посети Землю марсиане - каждый житель планеты давным-давно знал бы об этом! Да, марсиан на Земле не было. И тем не менее все, о чем здесь рассказано, - истинная правда. Правда, что в один из вечеров 1938 года американская радиокомпания "Колумбия" начала передавать упомянутые здесь сообщения. Правда, что в стране разразилась невиданная паника. Лишь об одном я "забыл" упомянуть: в тот вечер радиокомпания "Колумбия" передавала инсценировку по знаменитому уэллсовскому роману "Борьба миров". Подготовил эту передачу двадцатитрехлетний Орсон Уэллс с артистической труппой организованного им на Бродвее театра "Меркурий". Будущий прославленный режиссер и актер кино, знаменитостью ставший уже на следующее утро после передачи, Орсон Уэллс "американизировал" своего английского однофамильца. Он перенес в США место действия, полностью "переписал" роман, приспособив текст к методам и формам современных режиссеру американских радиопередач... и столь гипнотическим оказался псевдодокументальный характер передачи (чего стоил один только призыв "оставаться сплоченными и не впадать в панику", с которым обратился к американцам "сам" Франклин Делано Рузвельт! Голос президента отлично имитировал один из актеров "Меркурия"), что даже могучий механизм полиции был на первых порах выведен из строя. Главному полицейскому управлению штатов Нью-Йорк и Нью-Джерси пришлось срочно давать своим подопечным по телетайпу обстоятельное сообщение о смысле радиопередачи. Тем не менее служащим и добровольцам Общества Красного Креста потребовалось целых шесть недель, чтобы вернуть в города укрывшихся в горах сограждан. Всеобщий гипноз коснулся даже военно-морского флота США: в Нью-Йоркском порту тотчас после начала передачи были отменены все увольнения на берег... Между тем правительственная комиссия, изучавшая впоследствии материалы передачи, установила: не только перед началом и по окончании, но и дважды в ходе передачи диктор специально предупреждал слушателей, что передается инсценировка фантастического романа. Текст инсценировки был опубликован в газете "Нью-Йорк таймс". И он, в свою очередь, свидетельствовал: диктор и артисты все время говорили о совершенно неправдоподобных, сугубо фантастических вещах - о "жителях Марса", о "чудовищах"... На чем же основывался столь очевидный успех мистификации Орсона Уэллса? Только ли на том, что передача была назначена на 30 октября? Этот день - канун Дня всех святых, и вечер его, по поверьям американского Среднего Запада, ознаменован тем, что вся нечисть, все потустороннее выбирается из своих потайных убежищ, чтобы до наступления полуночи всласть попугать рядовых смертных. Ребятишки в этот вечер, укутавшись в простыни, рядятся привидениями и бродят под окнами; вовсю звонят колокола; выйдя из дома, вы рискуете столкнуться со "страшным" гостем - насаженной на шест выдолбленной тыквой с прорезями на месте глаз, носа и рта, зловеще освещенными спрятанной внутри свечкой... Канун Дня всех святых был выбран для передачи, конечно же, не без умысла. Однако не нужно забывать и о главной причине - о том, что шел 1938 год. В Европе входил в полную силу фашизм, и Гитлер вот-вот уже готов был начать серию своих "блицкригов", стремясь урвать для Третьего рейха изрядный кусок "жизненного пространства". Войной, большой войной ощутимо пахло в предгрозовой атмосфере Земли. Военный психоз и был почвой, взрастившей завидное легковерие американского обывателя. И разумеется, вовсе не случайно журнал "Нью-Мессес", комментируя "высадку марсиан" в Нью-Джерси, писал: "Угроза войны глубоко проникла в сознание людей... Никакой ужас не представляется слишком большим, никакая катастрофа не кажется слишком сверхъестественной, чтобы быть невероятными..." КРУГИ ПО ВОДЕ Бесконечные Гулливеры В октябре 1726 года, четверть тысячелетия назад, лондонский издатель Бенджамен Мотт опубликовал двухтомные "Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера". И началось поистине триумфальное шествие знаменитого ныне "сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей" по читающему миру. Уже в следующем году книга Джонатана Свифта появилась на французском, немецком, голландском языках, еще через год - на итальянском. С задержкой (которую, впрочем, с лихвой компенсировало со временем количество изданий) вышли "Путешествия Гулливера" в 1772 году и на русском языке... Однако вовсе не изобилие переводов и даже не всевозможные переделки и переработки канонического текста имел в виду автор, давая этим заметкам интригующий заголовок. Прочтите вот эти два отрывка. "Читатель, несомненно, удивится, что, вопреки печальному опыту и клятве никогда в жизни больше не путешествовать, я тем не менее в июле 1914 года вновь расстался с женой и детьми, чтобы в качестве военного врача двинуться на корабле "Бульверк" в воды Балтийского моря..." "На рассвете девятого числа месяца героев 541 года нашей эры, датирующейся Октябрьской революцией в России, я с пятью другими историками вылетел на стратоплане с лондонского стратодрома в направлении Мельбурна..." Лемюэль Гулливер только мечтал (да и то, если помните, лишь в самом начале, по неосведомленности!) принадлежать к "струльдбругам" - бессмертным, возраст которых в отдельных случаях приближался к тысяче лет. А ведь он, герой Свифта, просто должен бы быть истинным "струльдбругом", чтобы дожить даже до первой мировой войны, - о 541 годе коммунистической эры мы уж и не говорим! Так что не будем делать тайны: герои процитированных сочинений хотя и носят имя Лемюэля Гулливера, однако вышли отнюдь не из-под пера Джонатана Свифта. Первый из них вызван к жизни Фридьешем Каринти. Венгерский юморист, снискавший себе славу искусным пародированием писательских стилей, выпустил в 1916 году "Путешествие в Фа-ре-ми-до" - фантастическую повесть о "соль-ля-си", неорганических существах, населяющих будто бы одну из планет Солнечной системы. Гулливер в этой повести - современник Каринти, с болью размышляющий о нищете, страданиях, болезнях, убийствах, коварстве и лжи, которые царят в его мире и кажутся тем отвратительнее, что сопоставляются-то они с чистотой прекрасного общества "соль-ля-си". (Заметим, что, не довольствуясь "пятым путешествием Гулливера", Фридьеш Каринти обнародовал в 1921 году и "шестое" - сатирическую повесть "Капиллария", в той же "неподдельно" свифтовской манере бичевавшую пороки буржуазной семьи.) В более позднем "Гулливере у арийцев" (1936) немецкого писателя-антифашиста Георга Борна речь идет уже не о нравах буржуазного общества вообще, а о конкретном и, вероятно, самом мерзком в истории человечества проявлении насилия - германском фашизме. "Профессор Эдинбургского университета" Гулливер в далеком будущем случайно попадает на уединенный островок, где некогда - после крушения нацистского режима - укрылись восемьсот "лучших" арийцев. Печальное и смешное зрелище являет собой "великое арийское племя", в течение полутысячи лет последовательно проводившее в жизнь фашистские расовые теории. Физически выродившиеся, превратившиеся по существу в пещерных полудикарей, "арийцы" тем не менее с неувядающим жаром выкрикивают сакраментальное "хайль!", традиционно чтут свастику, плетут интриги в борьбе за власть, предавая при этом всех и вся, выслуживаясь перед более сильным, слабых обрекая на полуголодное прозябание. "Здесь прогресс был невозможен, - констатирует Гулливер, - население острова было бесповоротно осуждено на вырождение и гибель". И уже не герой, а его устами автор-антифашист восклицает об ужасе, охватившем его, когда он подумал о том, "какая судьба постигла бы человечество, если бы полем для этих преступных экспериментов явился не жалкий остров, а земной шар...". Судьба книг, получивших широкое признание читающей публики, универсальна: очень скоро им начинают подражать. Мы уже видели это на примере десятого романа Жюля Верна. Сказанное в полной мере относится и к "Гулливеру". По свидетельству исследователей, под именем свифтовского героя на одном только английском языке опубликовано до сотни прозаических сочинений - трактатов, фельетонов, утопических, сатирических и иных "продолжений", среди которых была даже "Лилипутская библиотечка, или Гулливеров музей: полная система знаний для юношества в десяти томах, составленная Лилипутиусом Гулливером" (1782)... Практически невозможно даже просто перечислить все "продолжения" свифтовской книги. Потому отметим лишь, что одно из первых таких сочинений вышло из-под пера аббата Дефонтена: вначале он перевел книгу Свифта на французский язык (кстати, перевод его оказался необычайно живуч, он выдержал во Франции свыше 170 изданий!), а тремя-четырьмя годами позже выпустил и собственное "продолжение", выдав его, как и следовало ожидать, за "перевод с английского манускрипта". Отметим также, что далеко не всегда у Свифта заимствовали только центрального героя-рассказчика. Тот же Дефонтен героем своего творения сделал не Гулливера, а... его сына. "Новый Гулливер, или Путешествия Жана Гулливера, сына капитана Гулливера" - так назывался этот типично французский "роман согласно правилам", где были и любовные приключения, и кровопролитные бои, и добродетельные дикари... Висенте Бласко Ибаньес, достаточно известный еще и сейчас испанский писатель начала нынешнего века, среди множества других книг написал в 1922 году роман "Женский рай". Действие романа развертывается в свифтовской Лилипутии, куда попадает пятнадцатый, по подсчетам аборигенов, "Человек-Гора" - молодой американский инженер. В миниатюрной стране этой произошли существенные изменения. Уже пятьдесят лет, как свершилась "Истинная Революция", в результате которой к власти пришли женщины. Лилипутия и Блефуску объединились, образовав (в полном соответствии с женской логикой, а также и духом XX века) "Соединенные Штаты Счастья". Переименована и столица Лилипутии: Мильдендо называется отныне "Городом-Раем женщин". Но хотя республика и "управляется как домашнее хозяйство, в котором отсутствуют беспорядок и безалаберность", новому "Куинбусу Флестрину" от этого не легче - ведь его даже переименовывают из "Человека-Горы" в "Раб-Гору"... Не в Лилипутии, а совсем наоборот - в необъятной стране "Людей-Гор" происходят события повести Л. Бермана "Путешествие по стране Авто" (1961). Юному лилипуту попадают в руки древние бумаги о пребывании в его стране "Куинбуса Флестрина". В техническом развитии Лилипутия представляет собою крайне отсталое государство, и отважный Мэлли по своей воле отправляется на поиски большого мира. Движимый любознательностью, он стремится разобраться в технике "Людей-Гор", с тем чтобы, вернувшись на родину, облегчить жизнь своего народа. Собственно, уже из названия книги ясна ее утилитарно-познавательная сущность - ненавязчиво объяснить "среднему возрасту" устройство автомобиля. Крошка Мэлли, без особых хлопот проникающий в самые мелкие узлы двигателя, помогает читателю увидеть все эти узлы "изнутри". Живость изложения, обилие всевозможных приключений позволяют автору достичь поставленной цели, продемонстрировав вместе с тем, что Свифта можно продолжать не только на предмет сатирического обличения нравов... Однажды, правда, Лемюэль Гулливер был похоронен. Случилось это в 1911 году в рассказе Леонида Андреева, который так и назывался: "Смерть Гулливера". Печальное событие понадобилось русскому писателю, чтобы резко - вполне по-свифтовски! - высмеять обывателей. Сегодня они во всеуслышание превозносят тьму достоинств живого Гулливера, а назавтра, еще не успев захоронить погибшего, уже склонны видеть в нем всего лишь неуклюжего и недалекого умом великана, ни к чему не пригодного и к тому же после смерти создавшего своим непомерно большим телом досадную помеху для транспорта... Впрочем, бессмертие не так-то легко упрятать в небытие. Гулливер жив по-прежнему. Последним по времени "продолжением" Свифта остается пока, насколько нам известно, вышедший в 1973 году "Новый Гулливер" Богумила Ржиги. Чешский писатель поднимает в своем романе остро злободневный (как это почти всегда бывало при серьезном обращении к наследию Свифта) вопрос о чрезмерной технизированности современной цивилизации, о чрезмерном ее отчуждении от матери-природы. ...Два с половиной века продолжаются странствия Лемюэля Гулливера по волнам книжного океана. В отличие от описанных им "струльдбругов", почтенный возраст едва ли сказался на неутомимом мореходе: он по-прежнему любознателен и, несмотря на многократные уверения в обратном, готов к новым путешествиям. Фантасты на Северном полюсе Попробуйте, читатель, не сходя с места, вспомнить фантастический роман, повесть или даже рассказ, в которых действие развертывалось бы на Северном полюсе! Должен предупредить: задание - не из легких. Любители фантастики в ответах на этот вопрос (он входил в одну из викторин "Уральского следопыта") нередко путались, вспоминали классическую "Землю Санникова" В. Обручева, "Повести о Ветлугине" Л. Платова, из недавних - "Всадников ниоткуда" А. и С. Абрамовых, "Солнце доктора Бракка" Г. Фивега. Все это - книги, действие которых полностью или частично происходит, правда, в Арктике, но даже в самом лучшем случае (роман Гейнца Фивега) - в целых восьми градусах от Северного полюса!.. Впрочем, я рискую показаться слишком придирчивым. Ведь кое-кем из отвечавших были названы и "Призраки белого континента" А. Шалимова, и "Внуки наших внуков" Ю. и С. Сафроновых, и "Звездоплаватели" Г. Мартынова. Произведения, так сказать, "с обратным знаком" в данной ситуации: их герои посещают даже не Арктику, а Антарктиду... Ну, а вы, читатель? Успели что-нибудь вспомнить? Одно-два названия, от силы три и, уж наверное, никак не больше? Не удивительно. Современная фантастика начисто утратила интерес к Северному полюсу. Так что готов ручаться: чем меньше вы осведомлены в истории фантастики, тем скромнее, даже после длительной подготовки, окажется ваш ответ. А ведь когда-то все было иначе - я имею в виду отношение фантастов к полюсу. С завершением эпохи географических открытий на Земле почти не осталось "белых пятен". Глубинные области Африки, джунгли Амазонии, Антарктида и, наконец, Северный полюс - пожалуй, только они еще таили в себе прелесть неизведанного, обещали больше, чем могли содержать на самом деле. Поскольку же писатели-фантасты всегда были неравнодушны к Неизведанному (а почему бы и нет, если рядом с Неизвестностью легче уживается самый буйный вымысел?!), не мог не волновать их и таинственный, загадочный Северный полюс, куда безуспешно пытались добраться реальные исследователи. Самая знаменитая из фантастических книг о полюсе, написанных в прошлом веке, - это, безусловно, "Путешествие и приключения капитана Гаттераса" Ж. Верна (1866). Впрочем, уж Гаттераса-то вы, конечно, помните! Помните, как, охваченный безудержным порывом, стремился он преодолеть последние десятки метров, которые отделяли его от умозрительной точки, венчающей Северное полушарие; как потоки лавы с неотвратимостью судьбы преградили ему путь к этой точке; как, спасенный друзьями, он так навсегда и остался пленником Северного полюса: прогуливаясь по парковым аллеям, фанатик-англичанин неизменно пятился задом, если ему приходилось идти на юг... Между прочим, долгие годы считалось самой большой ошибкой Жюля Верна в этом романе то, что он поместил на Северном полюсе действующий вулкан. И, право же, мне крайне приятно было увидеть в газетах конца пятидесятых годов заметку под названием "Жюль Верн прав!", в которой говорилось о том, что новейшими исследованиями в районе Северного полюса установлено наличие вулкана. Правда, подводного, но тем не менее самого настоящего вулкана! Писатели конца прошлого века (и начала нынешнего), шедшие по стопам Жюль Верна, как и он, подходили к "проблеме полюса" с чисто научной точки зрения. Оттого их прогнозы оказались не далеки от истины. Жюль Гро ("Вулкан во льду"), В. Битнер ("Как я отыскал Андрэ у полюса"), П. Жиффар ("Адская война"), капитан Данри ("Робинзоны воздуха"), Д. Рик ("Царица Северного полюса") вместе со своими героями ничего, кроме льдов, на полюсе не находят. Неизмеримо больше повезло команде рыболовного судна в рассказе В. Ольдена "Предшественник Нансена", которая добрую неделю жила на полюсе у местных обитателей - потомков древних датчан, причем там, на полюсе, было вовсе не так холодно, как это предполагалось учеными. Неплохо, в общем, жилось на полюсе и герою романа венгерского писателя Мора Йокаи "20 000 лет подо льдом", забытому очередной полярной экспедицией. Правда, питаться ему пришлось мясом мастодонтов и других древних животных, "законсервированных" во льду... Иное в повести Жюль Кларети "Море Свободы": его голландцы находят на полюсе, как и явствует из названия, чистое от льдов море. В свою очередь, и французы в романе Луи Буссенара "На Северном полюсе", перевалив через ледяные горы, обнаруживают на полюсе море-озеро чистой воды: оно разместилось в середине чудовищно гигантской льдины и вместе с этой льдиной подвигается к востоку. В романе, как это зачастую бывало у Буссенара, не обошлось без курьезной ситуации. Определив местоположение полюса и с радостью отметив наличие здесь скалы, выступающей из воды, герои устремляются к ней, дабы письменным сообщением увековечить свой подвиг. И вдруг выясняют, что это вовсе не скала, а всего-навсего замороженный мертвый кит!.. Шведский ученый Андрэ в рассказе Н. Жураковского "Тайна полярного моря" открывает на полюсе земли, населенные бежавшими из России чукчами. Неведомые земли со страшными чудовищами находят на полюсе герои Е. Лаумана ("Вести из бутылки"). А у Курда Лассвица в романе "На двух планетах", готовясь к очередному завоеванию Земли, на Северном полюсе (как, впрочем, и на Южном) уже давно обосновались марсиане... Кстати, об Андрэ. Имя этого реально существовавшего смельчака летом и осенью 1897 года буквально не сходило со страниц европейских газет. Одна за другой преподносились читающей публике догадки о судьбе шведской экспедиции, на воздушном шаре "Орел" отправившейся к полюсу и бесследно исчезнувшей. Лишь в 1930 году экипаж норвежского судна на берегу острова Белого (восточнее Шпицбергена) обнаружил останки этой экспедиции. Интерес же, вызванный ею, породил и упомянутые уже рассказы Н. Жураковского, и известного в прошлом русского популяризатора Вильгельма Битнера, и... "Дневник Андрэ", вышедший отнюдь не из-под пера погибшего исследователя. Под таким названием была издана в 1898 году в Петербурге брошюра, переведенная "с французского и шведского" и рассказывавшая о подготовке экспедиции, о том, как она отправилась в путь, о первых днях этого пути... Ленинградский исследователь А. В. Блюм, изучая коллекцию рукописей, запрещенных С.-Петербургским цензурным комитетом, наткнулся на не издававшийся второй выпуск "Дневника". Здесь говорилось уже о том, как шведские аэронавты достигли Северного полюса и обнаружили там обитаемый остров - счастливую республику "Северный полюс", общество будущего, каким оно могло рисоваться воображению передовых людей России конца прошлого века... Демократические убеждения "переводчика" А. Ваского (на деле не известного нам истинного автора этой литературной мистификации) были несомненны; это-то и побудило цензуру запретить издание второго выпуска "Дневника". Чтобы покончить с островами и материками, "обнаруживавшимися" в прошлом в районе Северного полюса, остановимся ненадолго на романе Н. Н. Шелонского "В мире будущего" (1892). Герои русского фантаста, исследуя обширный гористый материк (в изобилии покрытый лесами, с бурными реками, с разветвленной системой глубоких пещер), в "точке пересечения земных линий" находят невесть кем сооруженную гранитную колонну, увенчанную высоким металлическим шпилем. Обелиску - тысячи лет! Герои романа приходят к этому выводу на основании наблюдений, отметивших смещение полюса на целых две сажени к северу. (Заметим в скобках: этот факт не послужил бы им надежным аргументом, знай они, что только за 1968-1972 годы расхождение между положениями далекого, увы, от постоянства Северного полюса достигало добрых пятнадцати метров.) Между прочим, герои Шелонского попадают на полюс, как и Соломон Андрэ, воздушным путем - с помощью специально сконструированного огромного летающего корабля. Они (мы в этом еще убедимся) не последние, кто добирается сюда по воздуху. Ну, а кто же был первым? Не в действительности (это-то нам как раз хорошо известно: в 1926 году над полюсом пролетели без посадки самолет американца Р. Бэрда и дирижабль "Норвегия" знаменитого Р. Амундсена), нет, - все в той же фантастике? А первым, оказывается, был "некий Ганс Пфааль" в рассказе Эдгара По, написанном... еще в 1835 году! Отправлялся-то предприимчивый немец на Луну, однако "по пути" пронесся и над Северным полюсом. "Но увы! - сообщает он нам (естественно, в передаче Эдгара По). - Я поднялся на такую высоту, что ничего не мог рассмотреть в подробностях..." Уловка Эдгара По понятна: кто его знает, что оно там, на полюсе? Щедрый на выдумку американец поостерегся на этот раз давать волю своей фантазии... Хронологически забегая вперед, заметим, что сто лет спустя, совершенно ничем не рискуя, Эдгар По вполне мог бы и приземлить своего героя на полюсе. Так, как это произошло с дирижаблем "Альфа" в романе Александра Беляева "Воздушный корабль", опубликованном ленинградским "Вокруг света" в 1934-1935 годах: совершая перелет от самой южной точки нашей страны до самой северной, герои советского фантаста в этой "нулевой точке" едва не разбиваются о ледяные торосы... Однако вернемся к истории "вопроса". В 1908 году американец Ф. Кук достиг полюса. Точнее, он объявил об этом, но, поскольку не представил в подтверждение никаких доказательств, принято считать, что первым на собачьих упряжках достиг заветной точки Роберт Пири шестого апреля следующего, 1909 года. Этот факт поистине подрезал фантастике крылья. Конечно, еще можно было фантазировать по поводу технических средств достижения полюса, что и делали у нас М. Волохов ("В стране полуночи", 1910), известный популяризатор идеи космических сообщений Н. А. Рынин ("В воздушном океане", 1924), наши прославленнее летчики, Герои Советского Союза М. Водопьянов (повесть "Мечта пилота", 1936) и Г. Байдуков (рассказ "Через два полюса", 1937). Однако реальные возможности добраться до полюса - благодаря подвигам полярных исследователей - постепенно все упрощались, и вскоре полюс окончательно покинул страницы фантастических романов, оставив писателям-фантастам в качестве до сих пор не исчерпанного поля действия обширные пространства Арктики... В заключение нам остается рассказать о попытках практического использования Северного полюса. Разумеется, о попытках, предпринятых фантастикой: нам известны четыре таких попытки. Герои романа Жюль Верна "Вверх дном" (1889), в отличие от капитана Гаттераса, отнюдь не углублялись лично в ледяные просторы Арктики. Тем не менее они создали Арктическую промышленную компанию для эксплуатации "областей вокруг Северного полюса, находящихся за 84o северной широты". Бравые артиллеристы вынашивали коварные планы: они рассчитывали, выстрелом из гигантского орудия изменив наклон Земли, изменить и климат в районе полюса. И - стать всевластными владельцами всех приполярных земель... К счастью для человечества, гениальный математик Дж. Т. Мастон ошибся ("всего" лишь на один нуль!) в исходных вычислениях. Орудие (а точнее, заменившая его специальная шахта, прорытая в толще знаменитой Килиманджаро) выстрелило, но "вверх дном" планета не перевернулась: земная ось осталась на месте. Прекрасный стеклянный дворец поместил на Северном полюсе А. Куприн в рассказе "Тост" (1906); герои рассказа встречают в этом дворце 2906 год и одновременно - 200-ю годовщину всемирного союза свободных людей. Овладев магнитной силой планеты, наши потомки преобразили лик Земли; уже и здесь, на полюсе, зеленеют растения, даже в долгие полярные ночи залитые ярким солнечным светом, собранным в особых конденсаторах... Над Северным полюсом, на высоте ста метров, с помощью ракетных двигателей удерживается в неподвижном состоянии метеостанция "Арктания" в одноименном романе Г. Гребнева (1938), переработанном после войны в повесть "Тайна подводной скалы" (1955). И наконец, совсем "наоборот": "под" Северным полюсом встречаются советские и американские монтажники, ведущие прокладку трансконтинентального подводного туннеля в романе А. Казанцева "Арктический мост" (1946). Такова примечательная история взаимоотношений фантастики с Северным полюсом. Несомненное обилие произведений о нем - пока он неизвестен, скрыт за густой завесой неопределенности. И - прозаическая роль ничем особо не примечательного места, о котором разве что упомянуть мимоходом, - когда ореол таинственности бесследно развеялся. Если в Арктике, как временами "сообщают" фантасты, все-таки и в последние годы изредка "что-то происходит" (заняты малопонятной своей деятельностью пришельцы-"всадники" у А. и С. Абрамовых; зажигают искусственное солнце над приполярным островком герои Гейнца Фивега...), то сам полюс... о, Северный полюс надолго превратился в глухую и даже дремучую провинцию! Скучно в этой провинции сегодняшним фантастам. Неинтересно, поскольку вроде бы нечего там делать, неуютно и - бр-р!.. - холодно... Написав последние строчки, я задумался: и все-таки... и все-таки!.. "СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС, БОРТ АТОМНОГО ЛЕДОКОЛА "АРКТИКА", 18 августа. (Спец. корр. ТАСС)..." Думаю, не я один поначалу опешил от неожиданности, встретив в прошлогодних августовских газетах столь непривычное сочетание: Северный полюс и... ледокол! Как?! Только-только, в мае - июне, прошли по газетам юбилейные материалы, посвященные сороковой годовщине того знаменательного дня, 21 мая 1937 года, когда воздушный десант академика Отто Юльевича Шмидта основал научную обсерваторию "Северный полюс-1". То был именно воздушный десант. И вот теперь, взломав вековые льды Центрального полярного бассейна, гордо неся алый стяг Страны Советов, мощный атомный ледокол осуществил заветную мечту храбрецов прошлого, на утлых суденышках (как сегодня определить их иначе?) пробиравшихся к высоким широтам... ...И подумалось мне: а не рано ли разлучаем мы фантастов и Северный полюс? Да, он теперь уже окончательно перестал быть местом загадочным, неизведанным и недоступным. Но - поостережемся все-таки утверждать, что он навсегда покинут фантастами! Не появится ли он в фантастике уже завтра - в качестве экзотического суперсовременного научного центра по изучению... изучению... Впрочем, остановимся: не будем упреждать вымысел книг - еще не изданных и даже, быть может, не написанных. Обитаемая Луна "...Исходя из того, что наша Земля обитаема, и сравнивая с ней Луну, мы убеждаемся, что наш спутник обеспечен светом и теплом, имеет почву, возможно даже более благоприятную для жизни, чем земная. Поэтому кто же может отрицать, что нет ничего слишком невероятного, более того, несомненно, что на Луне жизнь должна существовать в той или иной форме?" Эти слова принадлежат Уильяму Гершелю - знаменитому английскому астроному восемнадцатого века. Сегодня мы воспринимаем эти слова весьма иронически. Наивный восемнадцатый век! Ученые могли тогда во всеуслышание заявлять, что на Луне есть жизнь. "Кто же может отрицать!.." Ученые не боялись тогда, что многомудрые коллеги обвинят их в беспочвенном фантазерстве, в отрыве от реальных достижений науки. Или, может быть, с рыцарским достоинством презирали эту боязнь? Сегодня мы осмотрительнее в своих высказываниях. Говорить о жизни на Луне, о формах этой жизни мы предпочитаем сегодня в научно-фантастических повестях и рассказах... Впрочем, о том, как мы сегодня относимся к Луне обитаемой, разговор впереди. Словоохотливое племя фантастов появилось на Земле не сегодня и не вчера; представители этого гораздого на выдумку племени давали знать о себе и во времена Гершеля, и даже раньше. Вот и посмотрим: что они говорили по интересующему нас вопросу? В 1638 году в Шотландии вышла книга епископа Фрэнсиса Годвина, полное название которой было: "Человек на Луне, или Необыкновенное путешествие, совершенное Доменико Гонсалесом, испанским искателем приключений, или Воздушный посол". Герой книги находит на Луне разнообразную растительность, о которой говорит, например, следующее: "Все здесь имеется в изобилии, особенно злаки и плоды всех сортов..." И встречает он там селенитов. "Едва я покончил с едой, как увидел, что меня окружает группа людей, наружность которых, рост и одежда показались мне совершенно необычайными. Большинство из них были вдвое выше земных людей, цвет лица у них был оливковый". Вы обратили внимание? Все чудесное, все "необычайное" в селенитах заключено, оказывается, лишь в росте, одежде и внешности; в остальном они, очевидно, - заурядные копии землян. Да автор и не отказывает им в звании людей!.. Откроем еще одну фантазию о Луне, относящуюся на этот раз к седым временам античности, - "Правдивую историю" Лукиана Самосатского, жившего в Римской империи во втором веке нашей эры Лукиан хитрит: назвав свое произведение "Правдивой историей", он тем не менее сразу предупреждает: "...я буду писать о том, чего не видел, не испытал и ни от кого не слышал". Насколько же ему верить? Ведь на его-то Луне происходят истинные чудеса! Так, дети там рождаются не от женщин, а от мужчин, которые вынашивают их в икрах. Когда селенит стареет, то он не умирает, а "растворяется, точно пар, становится воздухом". Обитатели Луны не едят, а только вдыхают пар поджаренных на угольях летающих лягушек; питьем им служит сгущенный воздух, выжимаемый в чаши. Глаза у них вставные, при желании их можно вынуть и спрятать. "Живот служит лунным жителям вместо кармана. Он у них открывается и закрывается; печени в нем нет, зато он внутри оброс густыми волосами, так что их младенцы в холодные дни прячутся в него". На ногах у селенитов только по одному пальцу, а ногтей вообще нет. В довершение всего, даже сморкаются селениты... медом. Да, вот уж чудеса так чудеса! Лукиан словно задался целью вывести из себя самого терпеливого читателя, настолько щедро преподносит он одну нелепицу за другой! Разница между сочинениями Годвина и Лукиана несомненна, она прямо-таки бросается в глаза. Но чем эта разница объясняется? Ответ прост. Во времена Римской империи даже на Земле - такой огромной и такой не исследованной! - можно было найти место для самых невероятных явлений. В том числе для людей с самым фантастическим строением тела. А что? Попробуй-ка выясни, действительно ли лжет лукавый римлянин из Самосаты! Попробуй отправься на поиски истины за тридевять земель, и даже не за тридевять земель, а еще дальше, на Луну! И на чем? На утлом деревянном суденышке?! Но вот освоен север Европы, узнана в общих чертах Африка, более или менее известна Азия. И Колумб открыл уже для европейцев далекую Америку; выяснилось, что и там живут такие же, в общем, люди, как и в Старом Свете. И будь скрыто где-то за морями, за океанами еще пять или даже десять таких Америк - все равно уже трудно поверить, будто тамошние аборигены резко отличаются от представителей уже известных народов. Внешностью? Да. Одеждой? Как правило. Ростом? И это бывало. Но - не двумя головами, не шестью руками! И, добавим, не "пустыми" животами... А поскольку открытый для науки Галилеем телескоп поведал людям, что Луна во многом подобна Земле, последующие поколения вполне естественно считали Луну чем-то вроде заурядной земной территории. Отдаленной, неизвестной, даже недостижимой, но едва ли в чем-то коренным образом отличной... Луна с ее селенитами нужна была Годвину просто как новое место действия. Посмотрите, говорил Годвин своим читателям, как тепло, как радушно встретили Доменико Гонсалеса лунные обитатели. "Народ лунного мира отличается исключительной чистотой и нравственностью... И стар и млад ненавидят порок так же, как уважают добродетель". Сравните же, мысленно продолжал Годвин, с их добротой и порядочностью несовершенство действительности, окружающей вас. Так отчего же, отчего вы-то, люди Земли, не такие добрые, приветливые и радушные?.. - вот что стояло за селенитами Годвина. К концу девятнадцатого века видимая сторона Луны была довольно хорошо исследована астрономами. Городов на ней, увы, замечено не было, и, что еще печальнее, не было отмечено присутствие воздуха. Но... У фантастов оставалась в запасе вторая, не видимая с Земли половина Луны! Рассказывая о "Необыкновенных приключениях русского ученого" Ж. Ле Фора и А. Графиньи, мы уже приводили взятое из этого романа описание селенитов, в котором явно преобладают эпитеты "худой", "костлявый", "тощий", "плоский". Но если забыть о необыкновенной дистрофии селенитов Ле Фора и Графиньи, до чего легко превращаются они в самых заурядных землян! Вот только рост... три с половиной метра! Пролистаем еще один роман, изданный на русском языке в 1900 году П. П. Сойкиным, - "Изгнанники Земли" А. Лори. Действие романа развертывается на Луне, и селениты Андрэ Лори - родные близнецы предыдущих. Новизна их лишь в том, что они, напротив, "прекрасны лицом" и достигают в высоту... девяти метров восьмидесяти сантиметров! Луна, как известно, меньше Земли. И сила тяжести там соответственно тоже меньше - в шесть раз меньше, чем на Земле. Не этой ли уменьшенной силой тяжести и объясняется столь явное пристрастие фантастов к селенитам великанского роста? Впрочем, в фантастике первой четверти двадцатого века селениты отнюдь не исчерпывались великанами (и великаншами). Вот роман польского фантаста Г. Жулавского "Победитель", на русском языке опубликованный в 1914 году. И вот описание шернов - древней разумной расы, обитающей на Луне Жулавского: "У них под крыльями, широкими крыльями из натянутой на костях перепонки, есть что-то вроде гибких змеиных рук с шестипалой кистью. Все тело их покрыто черным коротким волосом, мягким, густым и блестящим, кроме лба и этих ладоней, которые обнажены и белы... И эти ладони... В этих ладонях их сила... Если они обеими ладонями вместе коснутся обнаженного человеческого тела, то человека потрясает дрожь, причиняющая боль, а иногда и смерть". Под стать внешнему уродству шернов и их внутренний облик. Для них "...нет ни зла, ни добра, выдуманных слабыми людьми, нет справедливости и обид, заслуги и награды, наказания и греха, а есть одна лишь сила, заключенная в наивысшем творении света - во всемыслящем шерне!". Впечатляет? Что ж... В одном из номеров журнала "В мастерской природы" за 1929 год был опубликован рассказ А. Филиппса "Конец лунного мира". Лунная цивилизация гибнет, единственное спасение для нее - в эвакуации на Землю. И вот первая ракета готовится к старту. "Внизу кишели волнующиеся толпы селенитов. Они только тем были похожи на земных обитателей, что держались отвесно на двух конечностях. Всего этих конечностей было шесть, снабженных чем-то похожим на пальцы... Корпус их был покрыт твердым роговым веществом, голова - подобием шерсти, окаймляющей большие глаза и выдвинутые вперед роговые челюсти..." Это счастье, должен был подумать читатель рассказа, что разведочную ракету селенитов растоптал земной тиранозавр! И что они не решились (или не успели) отправить следующую. Иначе веселенькое будущее приготовили бы нам эти волосатые, пучеглазые муравьи!.. В виде пустой "оболочки" (разумеется, достаточно солидной: в две с половиной сотни миль толщиною!) представил Луну знаменитый Эдгар Раис Берроуз, который, кроме 24 романов о Тарзане, 10-томной "марсианской" и 6-томной "венерианской" эпопей, написал в двадцатых годах и "лунную" дилогию ("Лунная девушка" и "Лунные люди"). ...Там, внутри этой космической Плутонии, сохранилась атмосфера. Через жерла многочисленных гигантски