А  Геша вздохнул безнадежно:  ничем не  помочь технически безграмотному
другу.
     - Что за чушь ты несешь,  Кешка? Какой жиклер? Его и украсть-то нельзя,
надо двигатель разбирать.
     - А что именно Витька сопрет?
     - Сомов сказал: "На твое усмотрение, подороже".
     - И когда Витька пойдет на дело?
     - В двадцать три ноль-ноль.
     - Ужасно! - воскликнул Геша.
     И Кеша тоже воскликнул:
     - Ужасно!
     - Почему? - удивился Кинескоп.
     - Кто же отпустит нас из дому в двадцать три ноль-ноль?
     И  все замолчали.  Все молча переживали огромное несчастье,  неожиданно
перечеркнувшее так хорошо придуманный план.  Своеволие родителей и бабы Веры
Геша не учел. И зря.
     Все  молчали  обреченно  и   даже  не  искали  выхода  из  создавшегося
положения. Выхода не было.
     И тогда встал Кеша и сказал:
     - Я пойду.
     - А родители? - спросил Геша.
     - Родители сегодня уходят в  гости к  журналисту Баташеву.  У него день
рождения. И придут они не раньше двенадцати. А может, позже.
     - А если Витька не успеет до двенадцати?
     - Риск  -   благородное  дело,   -  красиво  заявил  Кеша,  и  близнецы
зааплодировали ему.
     Он  поклонился им,  как  кланяется артист после выступления,  и  сказал
строго:
     - Мне нужен помощник. Кто из вас пойдет со мной?
     - Я, - сказал Рыжий.
     - Я, - сказал Красный.
     - Не все сразу. Со мной пойдет Рыжий.
     - А как же я? - расстроился Красный.
     - Ты пойдешь с Гешей.
     - Когда?
     - Когда на дело выйдет Сомов.
     - Так Сомов поедет к профессору днем, - напомнил Геша, - или утром. Все
вместе и будем следить.
     Кеша потупился:
     - Я, наверное, не смогу...
     - Почему?
     - Я   не   исключаю  вариант,   что  родители  узнают  о   моем  ночном
исчезновении. И тогда они меня накажут...
     Геша с восхищением смотрел на товарища. Он сознательно шел на риск быть
наказанным, запертым дома на все воскресенье! Героический человек!
     - Нет, - сказал Геша, - ночью пойду я...
     Это тоже был героический поступок,  и  Кеша не  мог не оценить его.  Он
подошел к Геше и с чувством пожал ему руку.
     - Спасибо, друг. (Так говорили все герои книг и фильмов, рассказывающих
про   суровую   мужскую  дружбу,   и   Кеша   не   стал   менять   привычной
литературно-кинематографической формулы.)  Ты не можешь волновать бабу Веру.
Она уже старенькая. Пойду я. И не спорь.
     Решение было  принято,  и  теперь нужно было  обсудить кое-какие детали
ночного похода.
     - Как  Витька собирается на  дело?  -  спросил Кеша.  -  Пешком или  на
машине?
     - Он возьмет домоуправленческий "пикап", - сообщил Кинескоп.
     - Кто же ему разрешит?
     - Говорун передал, что Сомов тоже об этом спросил. А Витька сказал, что
это его дело.
     - Плохо,  - подвел итог Кеша. - Раз он с машиной, нам с Рыжим за ним не
угнаться. Что делать будем?
     Кинескоп повспоминал что-то, губами пожевал, загнул три пальца на левой
руке, опять губами пожевал, спросил Рыжего:
     - Ты кого-нибудь со двора знаешь?
     - Рычага знаю, - сказал Рыжий. - И еще Колесо.
     - Колесо - это кто?
     - Из "Явы" парень.
     - А "Ява" чья?
     - Мотогонщика из шестого подъезда.
     - Поговоришь с Колесом. Рычаг здесь не подойдет. У него работа нервная:
хозяин -  врач,  по ночам часто на вызовы ездит.  А мотогонщик - это хорошо.
Мотогонщики по ночам спят. У них режим.
     Ни  Кеша,  ни  Геша  не  понимали этого загадочного диалога.  Пора было
вмешаться.
     - Кто такой Колесо, - спросил Кеша, - и зачем он нам нужен?
     - Колесо -  дух мотоцикла "Ява",  - объяснил Рыжий. - Пижон, правда, но
парень добрый. Я с ним поговорю, и он нас куда надо отвезет.
     - Еще бы не отвез!  -  сварливо сказал Кинескоп. - Его бы тогда минимум
на год дисквалифицировали.
     - Как это? - не понял Кеша.
     - Лишили бы права работать. А дух без дела - не дух. Он так и погибнуть
может - от безделья. Страшное наказание...
     - А кто бы его дисквалифицировал?
     - Опять? - грозно спросил Кинескоп. - Не задавай лишних вопросов.
     И  Кеша заткнулся,  вспомнив синюю молнию от  пола до потолка и  слабый
запах озона в комнате.  Рисковать больше не хотелось в целях противопожарной
безопасности.
     - Ладно,  - сказал он, - собрание считаю закрытым. Да и баба Вера скоро
приедет,  пора  сматываться.  Я  иду  домой и  веду  себя  примерно и  тихо,
притупляю бдительность родителей.  Геша,  из  дома  не  уходи,  после десяти
старайся не спать: если что - позвоню. Ты, Кинескоп, держи связь с Говоруном
и Водяным.  Ты,  Рыжий, договорись с Колесом ровно на одиннадцать. Кто будет
следить за Витькой? - Он командирски оглядел своих соратников.
     Соратники внимали Кеше с  благоговением.  Кинескоп даже с  дивана слез,
стоял около,  близнецы -  те вообще по стойке "смирно" вытянулись,  ели Кешу
глазами.  Ну,  Геша -  тот просто слушал,  привык к Кешкиным замашкам: любил
дружок покомандовать, ох как любил...
     - За Витькой будет следить Водяной, - отрапортовал Кинескоп.
     - Кто с ним держит связь?
     - Связь  с  Водяным будет  держать Красный,  -  полным  ответом сообщил
Кинескоп,  совсем как на уроке русского языка:  "Что пишет Маша?  Маша пишет
письмо".
     - Пост Красного?
     - В ванной комнате.
     - А если баба Вера заметит?
     - Никак нет! Он будет невидимым.
     - Все сообщения -  Геше,  -  продолжал Кеша.  -  Он -  диспетчер. Связь
держать с ним.  Как только Витька пойдет на дело,  ты,  Гешка,  мне звонишь.
Понятно?
     - Так точно! - заорал Кинескоп, а Геша молча кивнул.
     - Ну, я пошел, - тяжело вздохнул Кеша.
     Он  знал,  что  завтрашний день  у  него  будет нелегким:  репрессии со
стороны  родителей  не  задержатся.  Но  эта  жертва  была  оправданна.  Она
приносилась на  алтарь святого дела.  Так  думал  Кеша,  а  он  любил думать
высокопарно.  И  еще он  подумал,  что возмездие грядет.  И  непонятно было,
относилось ли  сие к  Витьке с  Сомовым или к  нему самому -  за  его ночные
гуляния.
     А Геша в это время упорно думал о том,  что проблема гласности так и не
решена и это плохо,  потому что спланированная операция может сорваться,  по
сути, из-за пустяка.
     "Ну да  ладно,  -  наконец сдался он,  -  до вечера далеко,  что-нибудь
придумаю..."


                            Глава восьмая
                    КЕША, РЫЖИЙ И ВИТЬКА ТРЕШНИЦА

     Родители ушли в  гости в  восемь вечера.  Оставили Кеше ужин на кухне и
ушли.  Предупредили,  чтобы лег спать вовремя,  чтобы не  читал до полуночи,
чтобы не смотрел на ночь телевизор, чтобы выпил кефир, чтобы спал спокойно и
не  ждал их  прихода.  Знали бы они,  наивные люди,  кто кого ждать будет...
Впрочем,  Кеша очень надеялся,  что ждать все-таки будет он: ему не хотелось
получать наказание за преступление,  суть которого он все равно объяснить не
сможет. Не должен объяснять. Да и не поймет никто.
     Телевизор Кеша не  включал:  Рыжий все равно болтался где-то  во дворе,
договаривался с  Колесом.  В  ванной глухо урчали трубы.  Они  урчали как  и
прежде,  но теперь Кеша предполагал, что урчит Водяной: волнуется. Кеша тоже
волновался,  каждые  полчаса звонил Геше,  но  Геша  не  мог  разговаривать:
вернулась баба  Вера,  и  следовало соблюдать конспирацию.  Геша отделывался
междометиями и  туманными намеками.  Но  ровно  в  половине одиннадцатого он
позвонил сам и сказал шепотом:
     - Пора. - А потом в полный голос - уже для бабы Веры: - Спокойной ночи,
Кеша.
     Пожелание  было  достаточно  бессмысленным,   если  учесть  то,   какая
ожидалась ночь. До покоя ли будет?!
     Кеша молниеносно натянул джинсы со слоником (такие же,  как у братьев),
ковбойку и кеды,  оставил на столе записку родителям - на всякий случай! - с
туманной надписью: "Сейчас приду" - и выскочил за дверь.
     В  половине одиннадцатого двор уже  покинули чинно гуляющие пенсионеры,
вернулись к  своим  субботним телепрограммам,  к  своим пасьянсам,  к  своим
вечерним газетам, к вязанью и внукам. Внуков, в свою очередь, прогнала домой
спустившаяся темнота,  прервавшая игру в "чижика" на асфальте, в классики, в
штандер,  в  пристеночку,  в  "третий лишний".  А  среднее поколение еще  не
возвращалось из  театров,  кино или теплых компаний,  еще гуляло по улицам и
площадям летней  столицы,  еще  тянуло вверх  рюмки  и  бокалы,  произносило
красивые тосты,  еще наслаждалось игрой великих актеров на сценах и экранах.
Словом,  двор был  относительно пуст в  этот час.  Достаточно пуст для того,
чтобы не  вызвал удивления странный отъезд слесаря Витьки за рулем казенного
"пикапчика".  Чтобы не  вызвал удивления еще более странный отъезд "сопливых
мальчишек" на мощном мотоцикле "Ява".
     Мотоцикл стоял за школой,  у выезда на набережную Москвы-реки.  Рядом с
ним на теплом бордюрном камне тротуара сидели двое. Одного Кеша узнал сразу:
это был Рыжий. Рыжий вскочил, подбежал к Кеше, заторопился:
     - Он еще не выходил.  Ждем с минуты на минуту.  Водяной передал,  чтобы
готовились...
     Они подошли к мотоциклу,  около которого уже стоял напарник Рыжего. Вид
он  имел  импозантный и  броский:  черная лоснящаяся кожанка,  перечеркнутая
стрелками застежек-молний, кожаные джинсы, вправленные в высокие шнурованные
сапоги, огромные очки, висящие, впрочем, на шее, в руках - чемпионский шлем.
     Кожаный дух медленно стянул перчатку, протянул Кеше руку.
     Кеша  поначалу даже  оробел,  увидев  это  кожаное  блестящее создание,
невысокое,  правда,  как и  все духи,  но  солидное и  уверенное.  Наверняка
имеющее за плечами сотни километров гонок по сложным трассам, десятки аварий
и  десятки побед.  С таким просто познакомиться лестно было,  не то чтобы на
операцию идти. Оробел Кеша, пожал протянутую руку, сказал вежливо:
     - Меня Кешей зовут...
     - Меня Колесом... - Голосок у кожаного был ломким, мальчишеским, и Кеша
понял  мгновенно,  что  парень  старается изо  всех  сил,  хочет  произвести
впечатление и что,  в сущности,  он такой же мальчишка, как Рыжий и Красный,
да и как сам Кеша, и не стоит всерьез принимать его супербравый вид.
     - Здорово,  Колесо,  -  сказал Кеша, враз успокоившись. - А хозяин твой
где?
     - На дачу укатил.  Еще вчера.  С компанией.  - Колесо старался говорить
коротко и резко,  как мотоциклетный выхлоп:  ему,  видно,  казалось, что так
солиднее.
     - Как же мы втроем на мотоцикле уместимся? - поинтересовался Кеша.
     - Рыжий под сиденье спрячется.
     - Он же там не поместится.
     - Я уменьшусь, - сказал Рыжий, - ты не волнуйся.
     - А водительские права у тебя есть? - все еще волновался Кеша.
     - Зачем они мне? - презрительно сказал Колесо. - Я - так.
     - А если милиция остановит?
     - Меня?  - И столько изумления было в его голосе, и презрения к Кеше, и
превосходства,  что  Кеша  промолчал и  больше ни  о  каких профессиональных
моментах Колеса  не  спрашивал:  его  дело  привезти-увезти,  от  Витьки  не
отстать, а Кешино дело - общее руководство.
     Он  огляделся по  сторонам и  нашел,  что  место для наблюдения выбрано
превосходно.  Отсюда  одинаково хорошо просматривался и  Витькин подъезд,  и
домоуправленческий "пикапчик", стоящий в другом конце двора.
     - Послушай-ка,  Рыжий...  -  Кеше  вдруг пришла в  голову гениальная на
первый взгляд мысль.  -  Из-за чего сыр-бор устраиваем? Разве дух в "пикапе"
не сможет проследить за Витькой?
     Колесо хмыкнул презрительно,  отвернулся,  а  Рыжий  потупился,  сказал
смущенно:
     - Нету в "пикапе" духа...
     - Как нету?
     - Очень просто.  Сначала машину кое-как собрали на заводе:  торопились,
видать, в конце квартала дело было или в конце года. А попала она к Витьке в
лапы - так с ним никакой дух не уживается, с таким работничком...
     - Вообще удивляюсь,  как  она  ездит,  -  с  презрением сказал Колесо и
поглядел на свой мотоцикл, любовно так поглядел, будто погладил.
     - Одно слово - без души вещь, - подвел итог Рыжий.
     А  Кеша  впервые  со  злостью  подумал  о  тех,  кто  относится к  делу
равнодушно:  тяп-ляп -  и снимай пенки.  Подумал так и застыдился, вспомнил,
что сам не раз грешен был.  Да что далеко за примерами ходить?  Не далее как
позавчера мама в  поликлинику ушла,  а  Кеше наказала почистить картошку и в
борщ бросить.  Но  Кеше некогда было.  Кеша читал мировую книгу про  пиратов
Мексиканского залива. Кеша картошку чистить не стал, сполоснул ее под краном
с  мылом и  утопил в  кастрюле -  все равно,  решил,  при кипячении бактерии
погибают. И сам впоследствии пострадал: весь вечер животом маялся.
     Мелочь, конечно, а стыдно. И если припомнить, таких "мелочей" у Кешки в
жизни наберется немало.  Ай-яй-яй,  как на  душе пакостно...  Кеша даже щеки
потрогал:  не  горят ли?  Хорошо,  что темно...  И  мучила бы  его совесть и
дальше,  но  тут из  подъезда вышел Витька.  Вышел,  посмотрел по  сторонам,
ничего подозрительного вроде не заметил, закинул на плечо синюю аэрофлотскую
сумочку -  инструменты у него там, что ли? - пошел вразвалочку, посвистывая,
поплевывая сквозь  зубы  длинным  замечательным плевком метра  на  четыре  -
такого Кеше никогда не освоить, и пытаться нечего.
     - Внимание, - сказал Кеша. - Рыжий, уменьшайся.
     Рыжий  пропал мгновенно,  и  только сиденье у  мотоцикла приподнялось и
вновь опустилось. Спрятался Рыжий.
     Колесо  взялся  за   руль  и   поставил  ногу  в   сапоге  на  стартер:
приготовился,  но  шуметь,  рычать двигателем раньше времени не стал.  Пусть
Витька тронется, а уж тогда и "Яву" завести недолго.
     Витька опять воровато огляделся -  все-таки боялся,  -  нырнул в кабину
"пикапа".
     - Давай, - махнул рукой Кеша.
     Колесо рванул стартер,  поддал газку,  мотоцикл взревел,  Колесо сел за
руль, Кешка - сзади, ухватился за кожаную куртку, и "Ява" плавно тронулась.
     Погоня началась,  и Кеша даже забыл о том,  что он сбежал из дома,  что
уже без десяти одиннадцать,  а  родители к  двенадцати вернутся и  что тогда
будет - ах, что тогда будет!
     Но  мотоцикл уже нырнул в  черную арку ворот,  выскочил на  Кутузовский
проспект,  проехал  перекресток на  зеленый  свет,  пропустил вперед  чью-то
"Волгу" -  из  конспиративных соображений,  -  пошел  на  разворот.  Витькин
"пикап" маячил впереди, виден был хорошо, но Кеша спросил на всякий случай:
     - Он нас не заметит?
     Колесо и  отвечать не  стал на  глупый вопрос,  только мотнул головой в
красном шлеме -  не отвлекай,  мол!  -  сидел впереди, влитый в мотоцикл. Не
человек -  мотокентавр.  Это  Кеша  так  подумал и  засмеялся:  конечно,  не
человек.  Но со стороны все,  наверно,  выглядело благопристойно, потому что
милиционеры не свистели,  не требовали остановиться и  предъявить права,  не
гнались за ними на желтой машине с  сиреной и светящейся вертушкой на крыше,
и Кеша успокоился,  тихо наслаждался быстрой ездой по вечернему городу.  Так
поздно по  Москве он  не  ездил:  не  приходилось как-то.  А  на мотоцикле и
подавно.
     Витька  на  своем  "пикапчике",   видно,   не  волновался,   ехал  себе
спокойненько  -   мимо  кафе  "Хрустальное",   мимо  Киевского  вокзала,  по
Бородинскому мосту,  мимо магазина "Руслан",  где Кеша с мамой покупали папе
костюм в прошлую субботу.
     Ах  как далеко она была -  прошлая суббота,  так далеко,  что Кеша даже
засмеялся.  Мог ли он предположить,  что с  нынешней субботы у него начнется
новая  жизнь,  совсем  новая,  полная  невероятных  приключений,  насыщенная
опасностью. Короче, настоящая жизнь. А до нынешней субботы было детство. Вот
она,  жизнь: мчаться по освещенной вечерними огнями Москве на почти гоночном
мотоцикле,  ловить  ртом  влажный,  теплый  воздух,  пахнущий летним дождем,
душной пылью, бензином и острым запахом опасности, лучшим запахом в мире.
     Они свернули со Смоленской площади на Арбат, сбросили скорость. "Пикап"
впереди тоже замедлил движение,  прижался в правый ряд, держал на спидометре
километров сорок,  не больше.  Вероятно,  Витька смотрел в  окошко на номера
домов,  искал  нужный.  Но  вот  нашел,  резко  свернул  направо в  какой-то
переулочек -  их  на  Арбате  куча!  Колесо  совсем  замедлил ход,  поставил
нейтральную передачу,  ехал по инерции. Доехав до угла, притормозил. Они еще
успели заметить зад Витькиной машины, завернувшей во двор дома. Отталкиваясь
правой ногой от  тротуара,  Колесо проехал поворот во  двор и  остановился в
переулке поодаль.
     - Ты почему за ним не свернул? - спросил Кеша.
     - Конспирация. Зачем глаза мозолить?
     И Кеша восхитился предусмотрительностью Колеса. Ведь он даже не включил
передачу,  когда  по  переулку ехали,  ногой отталкивался,  потому что  шуму
меньше. Умно!
     Из-под сиденья неизвестно каким образом появился Рыжий, о котором Кеша,
честно говоря,  забыл.  А  он просто возник ниоткуда,  встряхнулся воробьем,
сказал сердито:
     - Неудобно под сиденьем...
     - Катайся в  такси,  -  склочно заметил Колесо.  -  Я тут побуду,  а вы
идите.
     Они на  цыпочках -  это уж был явный перебор:  зачем на цыпочках-то?  -
вошли  во  двор,  встали у  стенки,  огляделись.  Витька сидел на  лавочке у
подъезда,  насвистывал "Подмосковные вечера",  сумка рядом стояла.  И  вид у
Витьки был  такой  незаинтересованный,  такой праздный -  дышит воздухом или
девушку  ждет,  -  что  Кеша  даже  на  секунду усомнился в  его  преступных
намерениях.  Но только на секунду, потому что тут же увидел он серую "Волгу"
и номер ММФ 42-88. Именно этот номер называл Витьке Сомов.
     Рыжий потянул Кешу за рукав.
     - Куда ты?
     Рыжий  прижал палец  к  губам,  показал на  маленький садик  за  низким
зеленым заборчиком.  И верно,  там можно было неплохо спрятаться, а потом по
газону среди кустов подобраться поближе к машине, все видеть, все подмечать.
Они  нырнули в  кусты,  бесшумно -  по-индейски -  пробрались почти к  самой
"Волге",  залегли в траве.  Двор был тих и пуст.  Время катилось к полуночи.
Час преступления близился.
     Витька   встал,   потянулся  лениво,   посмотрел  наверх,   видно,   на
профессорские окна,  взял  сумку,  подошел к  багажнику,  поставил сумку  на
асфальт,  порылся в ней, достал связку ключей. Покопался в ней, выбрал один,
сунул в замок багажника. Ругнулся тихонько: не подошел ключ. Снова покопался
в связке,  выбрал еще один,  попробовал, хмыкнул удовлетворенно. Замок мягко
щелкнул, и крышка багажника поднялась.
     Витька нырнул в багажник,  вытащил оттуда насос,  потом домкрат,  потом
брезентовую сумку,  в  которой лежали все  инструменты для автомобиля,  тихо
закрыл багажник и  с  независимым видом пошел к своему "пикапу".  Он даже не
торопился:  был уверен в  своей безнаказанности.  Никто его не видел,  никто
ничего не знает, ищи-свищи, дорогой товарищ профессор.
     Дошел Витька до "пикапа",  швырнул туда свою сумку, потом профессорское
добро.  И  тут он поступил довольно странно.  Вернулся к  "Волге",  присел у
заднего колеса,  поколдовал над  чем-то.  Послышался пронзительный свист,  и
машина заметно осела на правый бок.
     "Баллон спустил, - догадался Кеша, подумал еще: - Зачем ему это нужно?"
И понял,  удивившись Витькиной предусмотрительности: профессор утром выйдет,
увидит спущенный баллон,  полезет в багажник за насосом и обнаружит пропажу.
А не будь спущенного баллона, так он, может, сто лет в багажник не поглядит.
А  Витьке с  Сомовым это  невыгодно.  Это  сильно оттягивает расплату.  "Ну,
Витька, ну, стратег чертов! Дождешься ты..."
     А  Витька не  знал об  угрозе.  Он  сел в  "пикап",  включил зажигание,
развернулся и выехал в переулок.
     - Скорее! - крикнул Кеша и побежал к мотоциклу.
     Рыжий бежал за  ним,  а  Колесо уже  ждал  их,  сидел в  седле.  Только
приподнялся, пуская Рыжего под сиденье, потом сверху сел Кеша, и они рванули
за Витькой,  выскочили на Арбат, помчались по мостовой к Смоленской площади,
где  уже  призывно горел зеленый свет светофора.  И  вдруг мотоцикл зачихал,
зачихал и...  заглох.  Заглох, остановился посреди улицы, так и не доехав до
перекрестка.
     - Что случилось?
     - Сейчас посмотрю, - торопливо сказал Колесо, откатил "Яву" к тротуару,
присел на корточки.
     - Упустим Витьку! - застонал нервный Кеша.
     Рыжий возник рядом, сказал успокаивающе:
     - Не упустим. Красный свет на светофоре.
     - Его же переключат через несколько секунд.
     - Не переключат...
     Кеша взглянул на  светофор:  красный свет горел по-прежнему,  и  редкие
машины уже начали гудеть,  водители беспокоились. И Кеша понял, что все духи
по пути к  дому знают об их деле,  знают и  следят за ними.  А  если вдруг и
случится что-то  непредвиденное -  вот  как  сейчас,  -  то  любой из  духов
немедленно придет на помощь. А помощь его будет своевременной и полной.
     И  в  это  время  мотор мотоцикла застучал.  Рыжий мгновенно юркнул под
сиденье,  Кеша  прыгнул за  спину  Колесу,  и  на  светофоре зажегся зеленый
глазок. Наверное, милиционер не успел даже понять, в чем неполадка.
     Они  проскочили  Смоленскую площадь,  почти  догнали  Витькин  "пикап",
оставив впереди себя  пару  посторонних автомобилей.  Так  они  добрались до
знакомой арки,  свернули в нее,  проехали по двору,  остановившись на старом
месте - у выезда на набережную.
     Колесо заглушил мотор, стащил с головы шлем, сел на тротуар.
     - Я свое дело сделал.
     - Погоди еще, - строго сказал Кеша.
     Он следил,  куда пойдет Витька.  А Витька тем временем шел к сомовскому
подъезду.
     - Что будем делать? - Кеша обернулся к Рыжему.
     - Там Водяной и Говорун. Подождем.
     Кеша  сел  рядом с  Рыжим и  Колесом на  тротуар.  О  времени думать не
хотелось.  О возвращении домой -  тоже.  И он стал думать о том,  что Витька
сейчас  поднимается  на  лифте,  звонит  в  сомовскую  дверь,  передает  ему
инструмент,  хвастается,  как он все ловко обделал, ловко и без свидетелей -
чистая работа!  А  Сомов прячет под  вешалкой украденные инструменты и  идет
спать,   чтобы  хорошо  выспаться,  потому  что  профессор  позвонит  утром,
пожалуется на  пропажу и  надо  будет  делать  вид,  что  достать инструмент
трудно,  почти  невозможно,  но  для  профессора  он,  Сомов,  расстарается,
достанет  и   привезет.   А   потом   надо   будет   ехать   на   Арбат,   и
облагодетельствовать наивного профессора,  и  брать у  него плату за "тяжкий
труд", и все-таки бояться: а вдруг профессор узнает свой инструмент?
     - А где был дух профессорской "Волги"? - спросил Кеша Рыжего.
     - Как где? - удивился тот. - На месте, где ж еще?
     - А почему мы его не видели?
     - Ты  что,  хочешь  со  всеми  духами  Москвы  перезнакомиться?  Дохлый
номер... И потом, не будет же он при Витьке вылезать, это невозможно...
     Витька вышел из  сомовского подъезда,  закинул свою  сумочку за  спину,
пошел  домой.  Рыжий нагнулся к  водопроводному крану у  стены,  к  которому
дворники присоединяли рукав  шланга  для  поливки  газона,  послушал что-то.
Потом выпрямился, улыбнулся во весь рот:
     - Порядок!  Сомов Витьку поблагодарил,  инструмент осмотрел и в шкафчик
сунул. Сейчас его пометят.
     - Кто пометит? - спросил Кеша.
     - Надым. Дух системы газоснабжения.
     Кеша усмехнулся:  видно, молод был газовый дух, молод и тщеславен, если
взял  себе  имя  городка  в  Тюменской области,  выросшего рядом  с  газовым
месторождением   Медвежье.   Кеша   видел   фотографии   этого   городка   и
месторождения:  его  отец  там  был  и  написал большой очерк  о  строителях
газопровода Надым-Пунга.  А месторождение это новое,  не так давно открытое,
значит, и дух работает недавно.
     - Как он их пометит?
     - Водяной посоветовался с  Кинескопом,  а  тот с Гешей.  И Геша сказал:
пусть на каждом инструменте будет мелко-мелко написано, что "этот инструмент
украден у  профессора Пичугина".  Надым  надпись газом  выжжет  -  вовек  не
содрать.
     Кеша даже засмеялся: молодец Гешка, здорово придумал!.. А завтра, когда
Сомов  будет  передавать  инструмент  профессору,  тот  заметит  надпись,  и
преступление раскроется.  Хотя... Тут Кеша сообразил, что Сомов может раньше
профессора увидеть эту надпись. И тогда весь план рушится. Он сказал об этом
Рыжему.
     - Не заметит,  - успокоил его Рыжий. - Водяной сказал, Сомов инструмент
осмотрел внимательно,  ключи из сумки вытащил и в другой мешочек положил.  А
профессорскую сумку  отдал  Витьке.  Сказал,  пусть  сожжет  или  хорошенько
спрячет. Зачем ему еще раз их осматривать?
     Рыжий рассуждал логично.  Но элемент риска все-таки оставался. Хотя как
же  без  риска?  Без  риска ни  одно серьезное дело не  делается.  Тем более
раскрытие преступления.
     И  еще  Кеша подумал,  что  завтра утром надо будет все-таки рассказать
Ивану Николаевичу.  Он как раз в воскресенье приходит в специальную комнатку
у лифта в седьмом подъезде.  Там -  штаб дружины, а по воскресеньям районный
уполномоченный Иван  Николаевич принимает жалобы от  населения.  Вот  они  с
Гешей и пожалуются.  Вернее,  сообщат все,  что надо. Тем более что теперь у
них доказательства есть: метка на инструменте. В том, что она будет, Кеша не
сомневался:  духи не  подводят.  Даже если это  молодой выпендрюга по  имени
Надым.  Кеша сомневался в  другом:  сможет ли он сам завтра пойти с  Гешей к
Ивану  Николаевичу?  Часы  на  здании школы показывали десять минут первого.
Родители, наверно, уже дома и сходят с ума - пропал ребенок.
     Кеша поднялся и сказал мужественно:
     - Ну, я пошел. До завтра. Связь через Кинескопа.
     - До  завтра,  -  сказал  Рыжий,  а  Колесо помахал рукой,  затянутой в
кожаную перчатку.
     Родители действительно были дома. И чтобы не показывать Кешу не в самом
лучшем виде,  стоит опустить сцену его встречи с  родителями.  Тем более что
каждый легко может себе ее представить.


                             Глава девятая
                        ГЕША И ИВАН НИКОЛАЕВИЧ

     Утром баба Вера опять уехала в Коньково-Деревлево.
     И  как только она ушла,  Геша бросился к  себе в  комнату,  постучал по
телевизору:
     - Кинескоп, вылезай.
     Бах,  трах,  оглянуться не  успеешь -  а  он  уже стоит рядом,  глазами
моргает, нос трет, говорит недовольным тоном:
     - Поспать не дал усталому духу... Что стряслось?
     - Ничего страшного,  не волнуйся,  -  заторопился Геша,  - Кинескопчик,
милый, узнай, как там Сомов.
     - А  что  Сомов?  Сомов -  нормально...  Сидит небось,  звонка ждет.  -
Кинескоп подошел  к  телефону,  снял  трубку:  -  Говорун?  Опять  гудок  не
отключил,  конспиратор чертов...  Ну,  я  это,  Кинескоп...  Как ситуация?..
Сидит,  значит?  Я  так и  думал...  Витька звонил?  И  что?  Тоже ситуацией
интересовался?  Волнуются,  ворюги!  А профессор -  молчок?.. Спит небось. А
куда профессору торопиться? Торопись не торопись, а инструментик не вернешь.
Хе-хе. Это я шучу... Подумаешь, дурацкая шутка! Придумай лучше. Где Водяной?
У Сомова?  А кто же у Витька? Ага, Надым, значит. Он метки сделал? Надежные?
Как договорились?..  Ну,  ладно,  если что - сразу звони. Привет. - Кинескоп
повесил трубку,  сказал  задумчиво:  -  Хороший дух  Говорун,  только робкий
какой-то. А ведь не меньше моего служит... Разговор слышал?
     - Слышал, - сказал Геша.
     - Выводы делаешь?
     - Делаю.
     - Как сделаешь, сообщи.
     - Где братья?
     - Зачем они тебе? Спят небось, намаялись вчера. Проснутся - объявятся.
     - Тогда надо Кеше позвонить...
     О  вчерашних похождениях друга Геша знал все из рассказа Рыжего.  Рыжий
вечером к ним примчался и,  когда баба Вера легла спать,  в красках описал и
погоню,  и слежки.  Нужно было сообщить Кеше о принятом накануне решении,  а
заодно  узнать и  о  положении друга.  Что  у  него  -  строгая изоляция или
условное наказание? А может, и обошлось...
     Он быстро набрал номер Кешиного телефона.
     - Как ты?
     - Неважно,  - сказал Кеша, и голос у него был грустный и безнадежный. -
Мертвая зыбь.
     - Был скандал?
     - Классическая сцена у фонтана. В центре ГУМа...
     - Макаренко в пример приводил?
     - Приводил.
     - Ну и что?
     - Говорят,  у них другая система воспитания.  Не по Макаренко. Домашний
арест на одни сутки.
     - Как ты объяснил свое отсутствие?
     - Сказал: надо было... Не рассказывать же все...
     Конечно,  Кеша мог бы соврать,  придумать больного друга и  неожиданный
вызов "скорой помощи" или еще какое-нибудь чрезвычайное событие, но это было
бы вранье,  а  Кеша,  повторяем,  врать не умел.  Как и Геша.  В критической
ситуации они предпочитали сказать правду или,  в  крайнем случае,  смолчать,
когда раскрывать правду нельзя. Сейчас и был тот самый крайний случай. Тайна
принадлежала духам,  а  выдавать чужие тайны...  Ну,  это уж совсем позорное
дело!  И  Геша по достоинству оценил стойкость друга,  не утешал его пустыми
словами, не охал, не причитал, сказал просто:
     - Не дрейфь,  Кешка.  Потом все расскажем,  и  они поймут,  что жестоко
ошиблись.
     - Но будет поздно, - добавил Кеша, - а пока...
     - А пока надо заявить Ивану Николаевичу.
     Как мы помним, Кеша еще вечером решил все рассказать Ивану Николаевичу.
Причем решил это сам, не советуясь с Гешей. Но факт телепатии между друзьями
был ими давно осознан и  признан,  поэтому Кеша ничуть не  удивился,  только
уточнил:
     - Ты когда задумал это?
     - Вчера.
     - И я вчера.
     И Геша тоже не удивился такому совпадению мыслей,  совпадению и в сути,
и во времени. Между ними это было в порядке вещей.
     - Придется идти одному, - вздохнул Геша.
     - Валяй. Потом позвонишь. А как наши подопечные?
     Тут  Геша  пересказал  Кеше  содержание  разговора  между  Кинескопом и
Говоруном,  сообщил, что наблюдение за преступником ведется по-прежнему, и с
чистой совестью повесил трубку.
     Вот  и   сейчас  в   разговоре  с  районным  оперуполномоченным  Иваном
Николаевичем Геша не  мог рассказывать всю правду.  Не  мог,  потому что вся
правда касалась мира духов, о котором никому знать не полагалось. И никто не
давал Геше  права трепаться о  духах почем зря.  Это  была  чужая тайна.  Но
рассказать часть правды Геша был просто обязан.  Во-первых,  потому, что без
помощи милиции обезвредить Сомова с Витькой невозможно.  Во-вторых,  потому,
что  скрывать от  милиции  то,  что  ее  непосредственно интересует,  просто
нечестно.  А милицию духи не интересуют. Она в духов не верит. Милиция верит
в  реальные  преступления,   которые  совершают  реальные  люди.  И  которые
раскрывают реальные люди.  В данном случае -  Кеша и Геша.  Одни. Без всякой
помощи. Случайно.
     Именно в  таком  ключе  Геша  и  решил построить свою  беседу с  Иваном
Николаевичем.
     Он  заглянул  в  комнату  народной  дружины.  Иван  Николаевич сидел  в
одиночестве и  ждал  посетителей.  Посетителей пока не  было.  Геша кашлянул
тихонько, спросил:
     - Можно?
     - А,  пионер!  -  обрадовался Иван Николаевич. И было не очень понятно,
чему он  так рад:  тому,  что кто-то пришел,  или тому,  что этот "кто-то" -
пионер. - Заходи, заходи. Что там у тебя?
     Геша подошел к столу, пожал протянутую руку, сел, сказал серьезно:
     - У меня к вам дело, Иван Николаевич. Речь пойдет о преступлении.
     Тут  Иван Николаевич еще больше обрадовался.  Казалось,  что он  просто
мечтает узнать о  новом преступлении,  что он  соскучился без преступления и
Геша подоспел как раз вовремя.
     - Ну-ка,  ну-ка,  -  радостно потер руки  Иван  Николаевич,  -  что  ты
раскрыл? Убийство? Ограбление банка?
     - Попроще.  -  Геша понимал серьезность разговора. Он ожидал конкретных
действий со  стороны Ивана Николаевича и  поэтому решил никак не реагировать
на его неуместную и обидную иронию.  -  Мне с другом -  это Кеша, Иннокентий
Лавров,  вы  его  знаете -  удалось случайно подслушать беседу двух человек,
которые вчера собирались совершить кражу.
     - Ага, кражу, - разочарованно протянул Иван Николаевич. - Жалко... Я уж
было на убийство нацелился... И кто эти двое?
     - Жители нашего дома.  Один из них -  слесарь домоуправления Витька, по
кличке Трешница, фамилии его не знаю. А второй - некто Сомов, по профессии -
автомеханик.
     Иван  Николаевич  неожиданно  посерьезнел,   даже  встал,  прошелся  по
комнатушке, остановился перед Гешей:
     - Когда вы подслушали беседу?
     - Вчера днем.
     - Как это вам удалось?
     Это  был очень трудный вопрос.  Как известно,  беседу Сомова с  Витькой
подслушал Говорун. Называть его Ивану Николаевичу - значит вызвать недоверие
ко всей истории. Посудите сами: вас спрашивают о том, кто слышал разговор. А
вы отвечаете:  "Его слышал дух телефонной сети". Ну как к вам отнесутся? Как
к сумасшедшему в худшем случае.  А скорее всего, как к идиоту-шутнику. Ни то
ни другое Гешу не устраивало. А врать он не хотел. Поэтому сказал так:
     - Это произошло совершенно случайно,  во  дворе.  Позвольте подробности
вам не рассказывать.
     - Ну-ну,  -  удивленно сказал Иван Николаевич.  -  Ладно... А о чем они
говорили?
     - Сомов сообщил Витьке номер и  местонахождение автомобиля "Волга",  из
которого Витька впоследствии упер домкрат, насос и набор инструментов.
     - "Впоследствии упер"...  - повторил Иван Николаевич не слишком удачную
формулировку Геши.  Но дело не в  формулировке,  а  в ее сути,  а суть Ивана
Николаевича явно заинтересовала.  Он даже вернулся за стол,  подвинул к себе
блокнот. - Значит, говоришь, вчера... А откуда вы знаете, что украл Витька?
     - Кеша,  то  есть  Иннокентий Лавров,  проследил вечером  за  Витькой и
видел, как тот вскрыл машину и достал из багажника инструменты.
     - Где была машина?  -  Теперь Иван Николаевич задавал вопросы быстро, а
Гешины ответы записывал в блокнот.
     - Во дворе дома номер семь на Арбате.
     - Номер машины случайно не запомнил?
     - Случайно запомнил: ММФ 42-88.
     Тут Иван Николаевич отложил ручку и сказал удовлетворенно:
     - Машина профессора Пичугина...
     - Откуда вы знаете? - поразился Геша.
     - Знаю,  - сказал Иван Николаевич. - Вы молодцы, пионеры. Спасибо тебе,
Геша,  огромное.  И  приятелю твоему спасибо.  Кстати,  почему он с тобой не
пришел?
     - У него неприятности.  Конфликт с родителями.  Из-за того,  что поздно
домой вернулся. А разве он виноват, что Витька на ограбление поздно пошел?
     - Не виноват, - сказал Иван Николаевич. - Это я улажу, не беспокойся. А
пока, сам понимаешь, никому ни слова.
     - Что я, маленький! - обиделся Геша.
     - Вижу,  что  не  маленький!  -  Иван  Николаевич взял ручку и  раскрыл
блокнот. - Куда Витька дел инструменты?
     - Отнес Сомову. А Сомов ждет, что профессор ему позвонит, пожалуется на
воров.  Тогда Сомов привезет ему инструменты,  скажет,  что с большим трудом
достал, и продаст втридорога.
     Геша в  этот момент поймал на  себе очень заинтересованный взгляд Ивана
Николаевича, даже подозрительный взгляд, и с ужасом понял, что проговорился.
     - Откуда ты планы Сомова знаешь?
     Надо было выкручиваться.
     - Трудно ли догадаться? Сомов автомеханик. Ему клиенты все время небось
звонят:  это почини,  то достань.  И  он чинит и достает.  И профессору тоже
"достанет".
     - А с чего ты взял, что профессор именно Сомову позвонит?
     Ну и вопросы! Один другого каверзнее...
     - Тоже догадался. Иначе зачем Сомов назвал Витьке профессорскую машину?
Тут есть логика преступления:  у  кого украдут,  тому и продают.  А то можно
было из любой машины инструменты стащить, и необязательно для этого на Арбат
ездить...
     - А ты ничего, соображаешь, - сказал Иван Николаевич.
     И Геша понял, что выкрутился. Но тут же ему стало стыдно, потому что он
не  заслужил похвалу Ивана Николаевича.  И  не Кеша.  А  Говорун,  Водяной и
прочие духи. Поэтому он честно сказал:
     - Это не я...
     - Не скромничай. Понимаю, что не один. Тебе сколько лет?
     - Тринадцать.
     - Вот какие у нас помощники! - восхищенно провозгласил Иван Николаевич,
и опять-таки было непонятно,  кому это он сообщает.  Если Геше, так Геша сам
знает о  помощниках,  а  если  себе,  то  вроде тоже  нелогично...  Странные
взрослые!
     Но в этот момент Иван Николаевич сказал такое, что сразу заставило Гешу
забыть свои размышления о странностях взрослых:
     - Мы за Сомовым и Витькой Трешницей давно следим.
     И Геша в отчаянии подумал, что их вчерашняя слежка, и "мудрые планы", и
суета духов -  все не нужно.  И даже сегодняшний визит в комнатушку народной
дружины - тоже не нужен. Милиция знает все!
     И  такая  гамма  переживаний отразилась  на  Гешкином  лице,  что  Иван
Николаевич должен был бы понять,  как огорчили Гешу его слова,  и  сказать в
утешение что-нибудь бодрое,  вроде:  "Не вешай носа,  пионер!  Ты еще будешь
знаменитым сыщиком". Но Иван Николаевич не смотрел на Гешу и переживаний его
не видел. Он смотрел в зарешеченное оконце и говорил негромко:
     - Мы  знали,  что Витька ворует детали машин и  передает их  Сомову.  И
поняли, что Сомов перепродает их бывшим владельцам. Витьку арестовать можно,
против него улик много.  Но нам нужен Сомов,  а  его надо брать с  поличным.
Жаль,  что вы не предупредили нас о краже: мы бы как-то пометили инструменты
профессора.
     У  Геши прямо камень с души свалился.  Милиция действительно знала все.
Но  оказывается,  без помощи Кеши и  Геши она все-таки не  сумела бы уличить
преступников.  Значит, вчерашний день прошел не зря, и утешать Гешу не стоит
- незачем. Более того, он сам сейчас утешит Ивана Николаевича.
     - Инструменты уже помечены, - скромно сказал он.
     Иван Николаевич резко обернулся:
     - Кем помечены?
     - Нами.
     - Как?
     - На каждом надпись: "Этот инструмент украден у профессора Пичугина".
     - Как вы это сделали?
     Опять трудный вопрос. И опять нужно выкручиваться.
     - У меня приборчик есть - для гравировки по металлу...
     Геша  не  соврал:  у  него действительно был  прибор для  гравировки по
металлу,  и  он не раз им пользовался,  когда баба Вера шла в  гости и несла
кому-то в подарок серебряный подстаканник или набор мельхиоровых ложек.
     - Когда же вы успели?
     - Был момент... - туманно ответил Геша, но Иван Николаевич допытывался:
     - Какой момент?
     - Вечером.  После Кражи.  - И взмолился: - Иван Николаевич, это секрет.
Можно я не буду вам рассказывать?
     - Ну,  ладно,  - смилостивился Иван Николаевич, посчитав, вероятно, что
пока это не главное,  а потом Геша сам все выложит.  -  Значит,  надо ждать,
когда Сомов поедет к профессору.
     - Точно, - подтвердил Геша. - Мы за ним следим.
     И тут замечательный человек Иван Николаевич, к сожалению, поступил так,
как на его месте поступил бы любой взрослый.
     Он сказал:
     - Это лишнее. Следить за ним будем мы. Как, впрочем, делали до сих пор.
А вы гуляйте, играйте, дышите воздухом. Каникулы надо проводить с толком.
     - А как же Сомов? - не скрывая огорчения, спросил Геша.
     - Не  долго ему  гулять осталось.  Вы,  ребята,  отлично поработали.  А
теперь дайте  и  нам  отличиться.  А  награды поровну будем делить.  -  Иван
Николаевич, конечно, шутил, но Геше было совсем не до шуток.
     - Мы не за награды старались.
     - Знаю,  что не  за награды.  Так пойми меня верно:  наступает решающий
этап,  и  сейчас  самое  главное -  не  спугнуть преступника,  взять  его  с
поличным. Поверь, это у нас выйдет лучше...
     Геша не сомневался,  что арест преступника у милиции выйдет лучше. Геша
для того и пришел к Ивану Николаевичу.  Обидно было другое: ребят отстраняли
от  дела,  которое они почти довели до конца.  А  аргумент обычный:  "Вы еще
маленькие,  вы  только мешать будете".  Разумеется,  Иван Николаевич так  не
сказал, но он так подумал. А значит, нечего его упрашивать, незачем обещать,
что "мы будем тихо себя вести,  ни во что не вмешиваться"...  Бесполезно. На
операцию по аресту Сомова их все равно не возьмут.
     Геша,  впрочем, ничего другого не ждал. Все взрослые одинаковы и в свои
дела детей не пускают. Значит, надо по-прежнему действовать самим. Тем более
что служба осведомления у  Кеши с  Гешей лучше,  чем у  Ивана Николаевича со
всем райотделом милиции, вместе взятым. Скажи ему об этом - засмеет. Значит,
не стоит и пытаться.
     Геша встал.
     - До свидания, Иван Николаевич.
     - Счастливо,  Геша. Помни: полная тайна. А когда все будет закончено, я
вам сообщу. И расскажу подробно... Да, кстати, какой номер телефона у твоего
друга?
     Геша сказал, а Иван Николаевич записал его в блокнот.
     - Сейчас  выручу  его.  Позвоню  родителям.  Скажу,  что  выполнял  мое
поручение.
     - Спасибо, - сказал Геша и вышел из комнаты.
     Он  не  обиделся  на  Ивана  Николаевича.  На  взрослых нельзя  всерьез
обижаться,  когда они  напускают тумана на  вещи,  в  которых дети прекрасно
разбираются.  Геша ведь не просил доверить им с Кешей арест Сомова и Витьки.
Что он,  младенец какой-нибудь?  Но сесть вместе,  составить план операции -
это Иван Николаевич должен был сделать.  Но не стал.  Даже всерьез о  том не
подумал.  Потому что не сумел перешагнуть придуманный взрослыми барьер между
ними и детьми: "Вот до сих пор мы вас пускаем, а дальше - ни-ни!" Жаль... Ну
что  ж,  как  говорит баба  Вера:  "Своего ума  чужому  не  вложишь".  Будем
действовать своим умом.
     Он вышел во двор и тут же напоролся на Витьку.  Витька был уже навеселе
- видно,  хватил у  магазина "на троих",  -  шел покачиваясь,  заметил Гешу,
закричал:
     - Стой!
     Геша остановился.
     - Слушаю вас.
     - Ты скажи: кто нам вчера мешал козла забить?
     Только  в  одурманенном алкоголем  мозгу  Витьки  мог  возникнуть такой
нелепый и неожиданный вопрос.  Видно, вспомнил он, что пионеры к ним тогда с
какой-то просьбой подходили, а потом вся катавасия началась. Вспомнил он это
и  остановил Гешу просто так.  Для смеха.  Просто потому,  что он  недавно с
удовольствием выпил "беленькой" и  закусил конфеткой "Ромашка",  и  ему было
весело,  и  пионер  попался знакомый,  смешной,  и  вчерашний случай  кстати
вспомнился.  И конечно же,  он не воспринял всерьез объяснения Геши.  А Геша
вот что сказал:
     - Вашей игре помешали добрые духи,  которые не любят,  когда обижают их
друзей.
     Это у  Геши вырвалось случайно,  из  озорства,  и  он  тут же  пожалел,
прикусил язык.
     Но Витьке ответ понравился. Витька любил шутки.
     - Духи, говоришь? - засмеялся он. - Щас я одного из тебя вышибу. - И он
больно щелкнул Гешу по лбу. Так больно, что у Геши даже в глазах потемнело.
     Он отскочил в сторону, крикнул зло и опять необдуманно:
     - Ворюга! Ты за все ответишь! - и немедленно покинул поле боя.
     Во-первых,  потому,  что Витька угрожающе двинулся к нему,  намереваясь
повторить "вышибание духа".  Во-вторых,  потому,  что Гешу уже понесло и  он
боялся проговориться.  А  сейчас никак  нельзя было  проговориться.  Главное
сейчас -  не спугнуть преступника.  А Геша и так лишнее ляпнул.  Хорошо, что
Витька не понял...
     Скорее всего,  Витька действительно не  понял Гешу.  Подумал,  что  тот
имеет в  виду  пресловутые трешницы за  услуги.  Но  не  понял -  не  значит
простил. А то, что Витька никому обид не прощает, во дворе знали все.
     И Геша тоже.


                             Глава десятая
                    КЕША, ГЕША И ВИТЬКИНЫ ШТУЧКИ

     К полудню Кешу помиловали.  Звонил Иван Николаевич и объяснил маме, что
Кеша выполнял его ответственнейшее поручение, о котором пока никому говорить
нельзя.  Это тайна.  Кеша разговор этот слышал -  правда,  односторонне -  и
утверждал,  что Ивану Николаевичу здорово от  мамы влетело за "использование
детей в служебных целях".  Но Иван Николаевич держался стойко,  и Кеша попал
под амнистию.
     Он тут же примчался к  Геше,  и они до обеда караулили Сомова.  Сомов в
свою  очередь караулил телефон,  но  профессор Пичугин о  себе пока знать не
давал.  То  ли  он еще не заметил пропажи,  то ли вообще из дому не выходил.
Второе  вероятнее,  потому что  пропажу инструментов можно  не  заметить,  а
спущенное колесо сразу в глаза бросится.
     Говорун передал,  что Витька звонил Сомову,  спрашивал о делах и заодно
сообщил,  что некий шкет обозвал его ворюгой. Сомов разволновался и спросил,
что шкет имел в виду. Витька успокоил его, сказал, что шкет имел в виду его,
Витькины,  водопроводные дела,  что он родителей шкета знает и  черта с  два
теперь будет им что-нибудь чинить,  пусть хоть потоп в квартире, а шкету еще
перепадет за язык.
     - Когда это ты его ворюгой назвал? - поинтересовался Кеша.
     - Утром, - сказал Геша. - Он меня по лбу щелкнул.
     - А где была твоя выдержка? Ты мог погубить всю операцию! Наше счастье,
что этот дебил ничего не понял.
     - Как ты думаешь,  -  спросил Геша,  -  что означают слова:  "шкету еще
перепадет"?
     - Это означает, что Витька тебе еще всыплет.
     - Плохо, - расстроился Геша.
     Конечно  же,  он  расстроился из-за  того,  что  Витькина  месть  может
повредить его, Гешиному, участию в заключительной операции. А вовсе не из-за
того,  что испугался Витьки.  Геша не из пугливых.  Да и Кеша рядом. Как там
поется в старой пиратской песне:  "Мы спина к спине у мачты -  против тысячи
вдвоем!"
     А Кинескоп сказал сварливо:
     - Ты  его не  боись,  Витька-то.  Не обломится ему.  А  ежели полезет -
навтыкаем...
     - Кинескоп! - воскликнул Кеша. - Откуда у тебя этот ужасный жаргон?
     - Откуда, откуда... Посмотри с мое телевизор, не так заговоришь.
     - Вредная у тебя работа, Кинескоп, - подвел итог Геша.
     А Кеша спросил:
     - Интересуюсь,  почему в домоуправленческом "пикапе" дух не прописан, а
в  водопроводе Водяной живет,  хотя и  там  и  там Витька руку прикладывает?
Верней, не прикладывает...
     Похоже,  не прошли для Кеши даром вечерние раздумья пополам со стыдом -
о  вещах без души и бездушных хозяевах вещей.  А может,  не только вечерние.
Кто знает, о чем размышлял он, сидя под домашним арестом?
     - Сра-авнил,  -  протянул Кинескоп.  -  За водопроводом у людей не один
Витька  следит.  Водопровод  большой,  длинный,  одних  труб,  считай,  тыща
километров.  Не менее.  Да и прокладывали его в свое время на совесть.  Есть
где хорошему духу себя показать. А "пикап" - что! Так, машинка на слом...
     - Интересно  рассуждаешь,  -  возмутился Геша.  -  Совсем  как  Витька.
Машинка на слом, холить ее нечего, доломаем - купим новую, государство у нас
богатое. Так?
     И  тут  случилось совсем уж  невероятное:  Кинескоп покраснел.  Сначала
заалели уши-лопушки, потом цвет пошел по щекам, загустел помидорным наливом.
Кинескоп прижал ладошки к  лицу,  раздвинул чуть-чуть пальцы,  чтобы видеть,
сказал враз охрипшим голосом:
     - Виноват,  ребяточки, сморозил глупость аховую. Язык мой - враг мой. -
Он отнял руки от лица,  высунул язык,  скосил глаза,  чтобы разглядеть врага
получше.  Разглядел, успокоился, даже краснота со щек сползла - как не было.
- А имел я в виду совсем иное.  Говорил раньше -  должны помнить! - что один
дух ничего без людей сделать не в силах.  Попади он в такой "пикап" - верная
ему гибель. От горя да бессилия. Думаете, духи бессмертны? Фига два. Сколько
водяных погибло,  когда в  их озера да речки отходы спускать стали!  Сколько
духов на производстве в  конце кварталов нервным расстройством занедуживает!
Прав Гешка,  вредная у нас работа -  что ваша людская!  Нет ничего страшнее,
ребяточки, чем вещь без души. И от нас, духов, здесь мало что зависит. Все в
людских руках... - Помолчал секундочку и заорал: - Поняли меня?
     - Поняли, - ответил несколько опешивший Геша.
     - А раз поняли,  марш отсюда.  Отдыхать буду от ваших вопросов,  пока в
нервную депрессию не впал. - Умостился на диване, пледом накрылся, ворчал: -
Стрессы,  дистрессы,  напридумали болезней,  жить невозможно...  - Замолчал,
засопел намеренно громко: мол, сплю, сплю и сны гляжу.
     Кеша  и  Геша  вышли из  комнаты на  цыпочках,  аккуратно,  стараясь не
щелкнуть тугим замком,  прикрыли входную дверь.  Потом они пообедали у Кеши,
стойко отбиваясь от расспросов любознательных Кешиных родителей.  Их, видите
ли,  интересовало поручение Ивана Николаевича.  Сказано же было: тайна. Пока
тайна.  А позже можно будет и рассказать.  Когда позже?  Ну,  завтра. Или, в
крайнем случае, послезавтра.
     - Пойдем навестим Колесо, - предложил после обеда Кеша. - Познакомишься
с ним...
     - Он не покажется,  -  усомнился Геша.  -  На улице,  да еще среди бела
дня...
     - Тогда скажем ему пару слов - и домой, к телефону.
     Это  было  опрометчивое  решение,  и  Геша,  как  более  выдержанный  и
серьезный  человек,  должен  был  понимать  или  хотя  бы  почувствовать его
опрометчивость.  Но  он  не  понял  и  не  почувствовал,  помчался  с  Кешей
вперегонки - за школу, к выезду на набережную Москвы-реки, где стоял красный
красавец "Ява-350".
     Они  остановились около него,  и  Кеша по-хозяйски погладил теплую кожу
сиденья, покачал машину, спросил:
     - Ты здесь, Колесо?
     Ответа не последовало.
     - Что я говорил? - сказал Геша.
     - Ничего страшного. Он-то нас слышит.
     - Кто это вас слышит?  - поинтересовались сзади, и, обернувшись, Кеша и
Геша увидели пятерых парней,  которые стояли у ворот -  руки в карманах,  на
губах улыбочки, прически с чубчиками, с залихватскими чубчиками на глаза.
     - Кто это вас слышит?  -  повторил вопрос самый старший из пятерых,  на
вид лет пятнадцати.
     И Кеша вспомнил, что как-то видел этого парня вместе с Витькой. Шли они
тогда по улице Дунаевского,  шли в обнимочку, как лучшие друзья, хотя Витька
намного старше парня - может даже, на целых пять лет.
     - В чем дело? - спокойно спросил Кеша. - Что вас интересует?
     - Нас интересует,  кто из вас Геша,  -  засмеялся парень,  и  остальные
четверо тоже засмеялись,  как будто парень сказал что-то  ужасно остроумное,
веселое до невозможности.
     - Я Геша.
     - Ты-то нам и нужен,  -  заявил парень.  -  А второй может идти домой к
папе и маме.
     Ну, это уж было совсем не в правилах Кеши.
     - С  вашего разрешения,  к папе и маме я пойду позже,  -  ледяным тоном
сказал он.
     И  опять  парень засмеялся.  И  остальные опять  засмеялись.  А  парень
обернулся к своим дружкам, спросил у них:
     - Разрешим ему?
     И один из четверых ответил, все еще посмеиваясь:
     - Пусть остается, если дурак.
     Как просто было бы сейчас сорваться с места,  побежать назад,  во двор,
мимо  школы,  нырнуть в  подъезд,  уйти от  этих парней,  пожаловаться Ивану
Николаевичу. Но разве смогли бы они потом простить себе эту легкую трусость,
открыто посмотреть друг другу в  глаза?  Нет,  не смогли бы...  И  надо было
остаться здесь,  у  набережной,  двое  против пятерых,  остаться,  чтобы  не
вспомнить через год,  и  через пять  лет,  и  через десять,  как  они  жалко
струсили.  И не мучиться при этом от невозможности исправить прошлое. Нельзя
его исправить:  это известно даже в тринадцать лет.  Просто надо попробовать
не ошибаться вовремя...
     - Я не дурак, - сказал Кеша, - и поэтому я останусь.
     Старший парень  подошел к  нему,  взял  двумя  пальцами за  подбородок,
посмотрел в глаза.
     - Получи конфетку! - Размахнулся левой, целясь в глаз.
     А Кеша убрал голову,  и кулак парня просвистел мимо, задев ухо. Здорово
задев...  И боль придала Кеше и решимости,  и силы.  Он вспомнил уроки отца,
поймал руку парня, резко вывернул ее. Парень согнулся от неожиданной боли, и
Кеша  сильно ударил его  коленом в  подбородок,  отпустил и  снова  ударил -
правой в солнечное сплетение. Конечно, парень был покрепче Кеши и посильнее,
но он никак не ожидал сопротивления со стороны сопливого пацана, и пацан все
сделал по  правилам,  успел сделать -  парень схватился за  живот и  сел  на
корточки, безуспешно глотая открытым ртом воздух.
     Кеша не  стал добивать поверженного врага.  Он бросился на помощь Геше,
которого атаковали трое,  врезался в кучу малу, кому-то вмазал в подбородок,
кому-то -  в  живот,  кто-то все-таки попал ему в  глаз,  и  Кеша на секунду
ослеп,  только радужные искры замелькали в  мозгу.  И  в  это  время на  них
откуда-то обрушился поток холодной воды.
     Кеша мгновенно прозрел -  только глаз дико болел, - отскочил в сторону,
обернулся.  Пожарный  шланг,  которым  дворники поливали мостовую и  зеленый
газон  у   школы,   сам   собой  развернулся  и,   приподняв  над  асфальтом
металлический  наконечник,  будто  узкую  змеиную  головку,  сильной  струей
поливал дерущихся.
     Собственно,  ребята  уже  не  дрались.  Они  прикрывали лица  руками от
сильной холодной струи,  отступали к воротам,  а шланг извивался на земле, и
струя снова настигала их, хлестала по ним, явно пытаясь попасть по лицу.
     - Геша,  сюда!  -  крикнул Кеша,  и Геша подбежал к нему,  встал рядом,
вытирая ладонью кровь из разбитого носа, спросил гнусавым голосом:
     - Это ты включил?
     - Нет.
     - Кто же?
     - Не знаю, - ответил он, хотя догадывался, чьи это были штучки.
     Он  вспомнил вроде  бы  безобидные и  хвастливые слова Кинескопа насчет
"навтыкаем" и подумал,  что духи никогда и ничего не говорят просто так. Они
помнят все свои обещания и точно выполняют их. А главное, вовремя.
     Другое  дело,   что  странное  поведение  водопроводного  шланга  плохо
увязывалось с заявлением Кинескопа:  дух,  мол,  не может причинить человеку
ощутимого вреда.  Хотя какой же это вред -  душ холодный,  отрезвляющий?  Ни
тебе  увечий,  ни  тебе  опасного членовредительства.  Скорее  -  польза:  в
такую-то жару...
     Впрочем,  парни думали иначе и  пользы в  душе не видели.  Один из них,
увернувшись от струи,  подбежал к крану и начал лихорадочно закручивать его.
Пожарная кишка,  как  огромная змея анаконда,  живущая в  джунглях Амазонки,
встала на дыбы, обрушила на хитрого парня холодный душ. Он сжался под душем,
но кран не бросил,  закрутил,  и  кишка-анаконда бессильно упала на асфальт.
Парень поднатужился и снял ее с крана.
     Потом встряхнулся, как кот, пошел к Кеше и Геше, сжав кулаки:
     - Ну, гады, сейчас получите!
     И остальные тоже пошли,  только вожак все еще не мог отдышаться,  сидел
на асфальте, держась за живот: видимо, Кеша ему здорово врезал.
     Кеша  и  Геша медленно отступали к  воротам.  Между ними и  бандой было
всего шага четыре, и они держали дистанцию, как две враждующие армии. Кеша и
Геша,  пятясь,  прошли  арку  ворот,  очутились  на  пустынной  в  этот  час
набережной,  и  неоткуда было ждать помощи,  и  стоило рассчитывать на себя,
только на себя.
     Но  в  этот момент тяжелые чугунные створки ворот сдвинулись с  лязгом,
неожиданно разделив две враждующие армии прочной границей.
     - Открывай,  -  приказал отдышавшийся вожак,  и один из четверых дернул
створку,  но она не поддалась.  Тогда он дернул сильнее, и остальные помогли
ему, навалились вчетвером на ворота.
     Но  они все равно не  открывались,  словно кто-то  держал их,  не давал
сдвинуть створки, и парень крикнул вожаку:
     - Они не открываются.
     Кеша с Гешей переглянулись,  поняли друг друга без слов. И Кеша спросил
ехидно:
     - Силенок не хватает? Может, помочь?
     И  тут  он  увидел совсем невероятную картину:  позади парней,  все еще
силящихся  открыть  ворота,   брезентовая  змея  шланга  медленно  ползла  к
водопроводному крану.  Вот  она  доползла до  него,  приподняла конец,  сама
наделась на кран,  и тот начал раскручиваться. Если бы Кеша не знал, чьи это
проделки,  то  он  бы  просто не поверил собственным глазам,  решил бы,  что
перегрелся на солнце, схватил солнечный удар и ему мерещится бог знает какая
ерунда! Но Кеша превосходно знал, чьих это рук дело. И он с упоением глядел,
как напор воды идет по шлангу,  распрямляет его, как разворачивается шланг и
- великолепное зрелище! - бьет струей по спинам хулиганов.
     - Кто пустил воду? - заорал вожак, отбегая от струи.
     Но  шланг хитро извернулся,  лег на пути,  и  вожак споткнулся об него,
грохнулся на асфальт.
     И тут -  уж совсем неожиданно!  -  тронулся мотоцикл "Ява". Он тронулся
бесшумно,  подогнул под себя короткие ножки-подставки,  разгоняясь, помчался
на  парней.  И  это  было  настолько страшное зрелище  -  бесшумно несущийся
мотоцикл без водителя, - что нервы у вожака не выдержали.
     - Ребя,  атас!  -  во  всю глотку закричал он и  первым бросился бежать
прямо по газону, мимо школы.
     И  вся  его  насквозь промокшая,  перепуганная банда рванулась за  ним,
забыв о  Витькином поручении проучить шкета и наверняка не думая о том,  что
Витька будет недоволен:  поручение-то не выполнено. Только наплевать им было
и  на  Витьку,  и  на  шкетов-пионерчиков,  потому что  непонятное поведение
пожарного шланга,  чугунных ворот и  бесхозного мотоцикла было куда страшнее
вполне реального и привычного гнева Витьки.  Ну,  выругается он.  Ну, по шее
накостыляет.  Так  это же  знакомо.  Это обычно.  Это вам не  самодвижущийся
мотоцикл!
     - С  мистикой шутки плохи,  -  все  еще гнусавя,  сказал Геша:  нос его
распух и сильно напоминал по форме и цвету нос старика Кинескопа.
     - Какая же это мистика?  -  возразил Кеша,  чей глаз посинел и  заплыл,
оставив узкую щелочку для зрачка. - Это духи...
     - Кто,   кроме  нас,  знает  о  духах?  Никто.  А  значит,  поверить  в
происшедшее невозможно, оно нереально.
     - Слушай,  -  с  сомнением сказал Кеша,  -  а  если бы мотоцикл задавил
кого-нибудь?
     - Ты  что?  -  удивленно воззрился на  него Геша.  -  Кинескоп же  ясно
сказал:  вред  причинять нельзя.  Расчет был  точный -  на  испуг.  Духи  не
ошибаются.
     Кеша  и  Геша легко открыли ворота,  вошли во  двор.  Мотоцикл спокойно
стоял на привычном месте,  задрав вверх переднее колесо: ножки-подставки его
надежно  упирались в  асфальт.  Пожарный  шланг  лежал  у  стены,  аккуратно
свернувшись,  -  словом,  так,  как  его  оставили  дворники после  утренней
поливки.  И трудно было представить -  даже Кеше и Геше, - что эти бездушные
вещи только что вели себя вполне одушевленно.  Но как ни сомневайся,  а  это
было именно так. И Кеша с Гешей знали души этих вещей. Вернее, их духов.
     Кеша подошел к мотоциклу, постучал по бензобаку:
     - Спасибо,  Колесо, выручил. - Потом наклонился к водопроводному крану,
сказал: - И тебе, Водяной, спасибо.
     Ответа не  последовало.  На  незапланированное общение духи выходить не
желали.  Что  ж,  обижаться Кеше и  Геше было нельзя:  без духов им  сегодня
пришлось бы  худо.  Да  и  было уже  общение,  и  как раз незапланированное.
Вызванное дурацкой болтовней Геши.
     - Понял теперь, с кем имеешь дело? - наставительно спросил Кеша, а Геша
только кивнул:  мол,  понял.  И  вопрос этот  мог  одинаково относиться и  к
Витьке, и к духам...
     Дома  у  Геши  ребят  встретил Кинескоп.  Он  стоял в  дверях комнаты в
Гешиных  тапочках,  и  позади  него  выглядывали смеющиеся рожицы  Рыжего  и
Красного.
     - Красавцы, - сказал Кинескоп, разглядывая Кешу и Гешу. - Орлы.
     - Ты смотри, Кинескоп, - захихикал Рыжий. - У Геши нос как у тебя.
     - Это он из любви ко мне,  -  издевался Кинескоп. - А что ж, Кеша, тебя
так несимметрично украсили? Или просил плохо?
     - Кончай,  Кинескоп, - смущенно сказал Кеша. - Ну, влипли мы в историю,
сами виноваты. А за помощь спасибо.
     - То-то и оно.  Не подоспей Водяной вовремя, плохо бы вам пришлось. - И
добавил с некоторым восхищением:  -  А ты этого верзилу неплохо скрутил.  По
всем правилам.
     Кеша даже удивился:
     - Видел ты, что ли?
     - А   то  нет?   Мы  с  братьями  всю  драку  по  телевизору  смотрели.
Захватывающее зрелище...
     - Как по телевизору? - Кеша был просто ошарашен.
     - Разве  я  не  могу  сам  себе  показать,  что  во  дворе  происходит?
Антенна-то на доме стоит. И проводка кругом. А силенки у меня еще есть.
     Кеша  и  Геша  с  изумлением  смотрели  на  Кинескопа.  Этот  маленький
человечек,  то  есть  дух,  мог  вести  прямую трансляцию со  двора,  как  с
хоккейной площадки  Дворца  спорта  в  Лужниках.  Поистине возможности духов
безграничны,  и Кеша с Гешей сегодня еще раз убедились в этом.  И сейчас они
особенно гордились тем,  что  из  всех  мальчиков Москвы для  великой миссии
выбраны именно они - Кеша и Геша.
     - Что Сомов? - спросил Кеша.
     - Ждет Сомов, - сказал Кинескоп. - Нервничает.
     И в этот момент звякнул телефон.
     - Это Говорун.  - Кинескоп поднял трубку и послушал, потом переспросил:
- На когда?.. Понятно. Спасибо.
     - Ну что? - в один голос спросили Кеша и Геша.
     - Выезжает  Сомов.   Через  полчаса,  сказал,  выезжает.  Мол,  повезло
профессору:  как  раз есть у  него инструмент для "Волги".  И  недорого:  за
двойную цену отдаст.
     - А профессор что?
     - Профессор ждет.
     - Поехали, - решительно сказал Кеша.
     Но Кинескоп задержал его:
     - Поедете сами.  Колесо днем не сможет:  заметят,  да и  хозяин вот-вот
вернется.
     - И братья не поедут?
     - Мы тоже не можем днем, - грустно сказали братья.
     - Надо  позвонить Ивану Николаевичу,  -  нерешительно заметил Геша.  Он
хотя  сначала и  не  собирался предупреждать оперуполномоченного -  все-таки
обиделся на него, - теперь мучился угрызениями совести: как же без милиции?
     - Позвони, - решил Кеша.
     Он тоже понимал, что без милиции будет трудно.
     Геша  набрал  номер  телефона народной дружины,  долго  слушал  длинные
гудки.
     - Никто не подходит.
     - А ты в отделение милиции позвони, - посоветовал Кеша.
     Отделение милиции откликнулось мгновенно:
     - Дежурный слушает...
     - Будьте добры,  позовите Ивана  Николаевича,  если  можно,  -  вежливо
попросил Геша.
     - Кто его спрашивает? - поинтересовался дежурный.
     - Это  говорит  Геннадий  Седых.  Я  сегодня  уже  беседовал  с  Иваном
Николаевичем и хочу еще что-то ему сообщить...
     - Нет его, Геннадий Седых, - ответил дежурный. - Уехал на задание. Но я
ему передам, что ты звонил.
     - Спасибо, - сказал Геша. - До свидания. - И повесил трубку. - Нет его.
На какое-то задание уехал.
     - Что же, - решил Кеша, - будем действовать сами. Пошли, Гешка.
     - Ни пуха ни пера! - крикнули вдогонку близнецы.
     И Кешка с чистым сердцем отозвался:
     - К черту!


                           Глава одиннадцатая
                           КЕША, ГЕША И СОМОВ

     Кеша и  Геша рассудили верно:  нечего ждать Сомова во  дворе,  а  потом
гнаться за ним на троллейбусе.  А  если он вздумает поехать к  профессору на
такси,  то дело совсем швах. Нет, лучше махнуть на Арбат заранее и дождаться
Сомова у  профессорского дома.  Например,  в  том  садике,  где они с  Рыжим
подсматривали за Витькой.
     Так  и  сделали.  На  троллейбусе  добрались  до  Плотникова  переулка,
свернули направо и  осторожно вошли в знакомый двор.  Правда,  знаком он был
только Кеше,  а Геша представлял его себе лишь по рассказам друга. Но это не
помешало ему сразу обнаружить место, где Рыжий с Гешей таились в кустах. Оно
и  в  самом деле  было  лучшим для  тайного наблюдательного пункта:  высокие
густые кусты шиповника около профессорской "Волги".  Она стояла все так же -
накренившись на правый бок, смяв своей тяжестью резину на спущенном баллоне.
     Друзьям везло:  двор был пуст и никто не помешал им прокрасться в кусты
и  занять  наблюдательную позицию.  Неудобно  было  лишь  то,  что  шиповник
отчаянно кололся,  но если замереть и не двигаться -  разведчик должен уметь
замереть и не двигаться! - то можно терпеть. Даже привыкаешь. Как к крапиве,
если в ней долго лежать. Кеша однажды на спор пролежал в крапиве целый час -
и ничего.  Чесался только потом по-страшному. А шиповник - не крапива, хотя,
скорее всего, часом здесь не отделаешься.
     Они  лежали,  молчали,  вели  непрерывное наблюдение  в  четыре  глаза.
Наблюдать было не  за  чем.  Вот вышла тетка с  авоськой.  В  авоське пустые
бутылки из-под молока.  Вывод: пошла в магазин. Въехал во двор на велосипеде
какой-то  парень  в  трусах  и  майке.  Взял  велосипед на  плечо,  вошел  в
профессорский подъезд. Вывод: покатался, устал, вернулся домой. А велосипед,
между прочим,  гоночный.  Кеша даже хотел такой,  но  родители на  этот счет
имели другое мнение.  Почему-то... Из того же подъезда выбежал мальчишка лет
девяти с игрушечным пистолетом в ручонке. Постоял, прицелился куда-то, потом
посмотрел на кусты и  пошел к  ним.  Вывод:  сейчас обнаружит наблюдательный
пункт...  Так и есть, обнаружил. Остановился у зеленого заборчика, уставился
на разведчиков круглыми глазами.
     - А чего вы здесь делаете?  -  спросил он, как один отрицательный герой
из кинофильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен".
     Кеша даже не стал искать вариант ответа, бросил:
     - Иди, иди отсюда...
     Мальчишка не ушел, заканючил:
     - Нет, правда, чего вы здесь высматриваете?
     Это  был  уже  нестандартный  вопрос,  и  отвечать  на  него  следовало
нестандартно:
     - Не уйдешь немедленно - получишь по шее.
     Кеша  просто попугал мальчишку.  Не  стал бы  он,  в  самом деле,  бить
маленького,  это  нечестно...  Но  угроза  подействовала.  Мальчишка ушел  с
независимым видом: мол, я вас совсем не испугался, просто мне по делам надо.
     Наблюдение  продолжалось.  Становилось  скучно.  Кроме  того,  шиповник
все-таки кололся,  потому что  долго лежать неподвижно нельзя -  немеет рука
или  нога.  Или  рука  и  нога вместе.  Но  тут  во  двор вошел новый объект
наблюдения, и Кеша с Гешей мгновенно забыли о неудобствах: это был Сомов.
     Сомов  подошел к  профессорской машине,  постучал ногой  по  спущенному
колесу, присвистнул, сказал вслух:
     - Как тебя, бедолагу...
     Потом поставил свой  кожаный саквояж на  асфальт,  сложил руки рупором,
крикнул:
     - Федор Петрович!  -  Потом подождал чуть-чуть,  опять крикнул: - Федор
Петрович!
     На  третьем этаже в  открытом окне  появилась голова в  огромных очках.
Человек посмотрел сквозь очки во двор, сказал приветливо:
     - Ах, это вы, Алеша... Я сейчас спускаюсь, - и исчез из окна.
     Судя по очкам,  это была профессорская голова.  По Гешиному и  Кешиному
разумению,  каждый порядочный профессор должен носить очки. Это солидно. Это
свидетельствует о научном складе ума. А Сомова, оказывается, зовут Алешей...
Смешно:  взрослый дядька,  а  зовут  Алешей.  Не  Алексеем Сарафановичем,  к
примеру,  а  как мальчишку -  Алешей.  Это уж никак не свидетельствует о его
научном складе ума...
     Но и профессор,  когда вышел из подъезда, оказался каким-то нетипичным.
Только очки у  него от профессора,  а  все остальное от кого-то другого.  Ни
тебе бородки-эспаньолки,  ни  тебе животика,  ни  тебе обычной профессорской
рассеянности.  И молод он,  не старше Кешиного отца.  И одет в тренировочный
костюм. Он подошел к Сомову, заулыбался, руку ему пожал.
     - Жду вас, Алеша, как вечного избавителя...
     Это ворюга-то - вечный избавитель!
     - Принесли, Алеша?
     - Как  обещал,   Федор  Петрович.   Вам  просто  повезло,  что  у  меня
инструменты как раз завалялись.
     - Повезло, говорите? Ну, это как посмотреть...
     И оба смеются.  Сомов тихонечко, вежливенько подхихикивает. А профессор
- во весь голос. Смешно ему, видите ли...
     - Покажите, Алеша.
     - Подождите,  Федор Петрович, давайте сначала колесо посмотрим. Где это
вас угораздило?
     - Даже не знаю. Вчера приехал, все было нормально.
     Сомов  сел  на  корточки  около  колеса,  поколдовал  там  над  чем-то,
выпрямился:
     - Над  вами  подшутил  кто-то,  просто  выпустил воздух.  Накачаем -  и
порядок.
     - Хороши шутки: вместе с воздухом инструменты улетучились.
     - Выходит, они легче воздуха.
     И  опять  смеются.  Над  чем?  Сомовская  шутка  копейки  не  стоит.  А
профессору весело. Как будто не Сомов это, а народный артист Аркадий Райкин.
     - Сейчас  мы  вам  инструментики отдадим,  колесико накачаем.  -  Сомов
говорил с  профессором,  как с балованным ребенком,  открыл саквояж,  достал
оттуда брезентовую сумку с ключами. - Проверьте, все ли здесь.
     - Сейчас проверим. - Профессор обернулся к подъезду и позвал кого-то: -
Иван Николаевич, помогите мне.
     И  вот вам сюрприз:  из подъезда спокойно вышел районный уполномоченный
Иван Николаевич -  в полной форме капитана милиции, - подошел к машине, взял
у профессора инструменты, сказал солидно:
     - Отчего же не помочь...
     Кеша  с  Гешей  изумленно переглянулись:  вот,  оказывается,  на  какое
задание уехал Иван Николаевич!  Нет, не зря он тогда предупредил Гешу, чтобы
тот не волновался.  Мол, все будет в порядке. Позвонил профессору, рассказал
про Сомова и про Витьку, потом приехал к нему и дождался Сомова. Не в кустах
шиповника,  заметьте, а в удобном кресле в профессорской квартире. Вот в чем
преимущество милиции над частным сыском.
     А бедный Сомов просто обмер.  Вероятно,  появись сейчас дух пичугинской
"Волги", Сомов меньше бы испугался. Он даже осел как-то, а может, это у него
коленки подогнулись от  неожиданности.  Но  надо отдать ему должное:  быстро
пришел в себя. Подтянулся, выдавил улыбочку:
     - Здрасьте, Иван Николаевич. А вы, оказывается, знакомы?
     - Благодаря тебе, - сказал Иван Николаевич.
     - Это как же?
     - А  вот так.  Попался ты,  Сомов,  как кур в ощип.  -  Иван Николаевич
употребил поговорку из лексикона бабы Веры. - А ведь предупреждал я тебя: не
воруй...
     - О  чем вы,  Иван Николаевич?  -  Ну прямо ангел с  крылышками:  глаза
вытаращил, вроде бы ничего не понимает.
     - Откуда взял инструменты?
     - Купил.
     - У кого?
     - У спекулянта какого-то. Разве их всех запомнишь...
     - И давно купил?
     - С неделю будет.
     - Врешь ты,  Сомов, нагло и беспардонно. Не купил ты эти инструменты, а
упер их из машины Федора Петровича.
     - Я?!  -  Ну  просто актер  Смоктуновский,  а  не  Сомов:  какая  гамма
переживаний!
     - Витька-слесарь для тебя их упер.  По твоему поручению. Ты и навел его
на машину.
     Тут  Сомов  перестал изумляться и  сыграл негодование:  махнул рукой  в
досаде, сказал веско и решительно:
     - Прежде чем зря обвинять, вы бы доказательства предъявили.
     - Пожалуйста.  - Тут Иван Николаевич вытащил из брезентовой сумки ключи
- целую охапку! - и показал Сомову: - Ключи-то профессорские.
     - Написано на них, что ли? - огрызнулся Сомов.
     - Написано. - И Иван Николаевич протянул ключи Сомову.
     Тот  взял  один с  презрительным видом,  посмотрел и  от  неожиданности
выронил. Ключ упал на асфальт, глухо звякнул.
     Геша чуть слышно хихикнул в  кустах,  и  Кеша гневно взглянул на  него.
Геша зажал рот ладошкой, уткнулся лицом в траву.
     Профессор взял один из ключей, внимательно рассмотрел надпись.
     - "Этот инструмент украден у  профессора Пичугина",  -  громко прочитал
он. - И вправду убедительно. Добавить нечего.
     Сомов сунул руки в карманы,  сгорбился,  как-то сразу постарел - добила
его таки надпись, сделанная Надымом.
     - Когда  вы  успели?  -  спокойно спросил  он.  Не  заламывал руки,  не
форсировал  голос  -   просто  спросил,  как  человек,  который  смирился  с
проигрышем.
     - Это не мы, - сказал Иван Николаевич. - Это наши помощники.
     И  Кеша с  Гешей подумали,  что Иван Николаевич поступает даже чересчур
честно: Сомову он мог бы и не говорить всей правды.
     - Какие помощники?
     - Вот  эти.  -  Иван  Николаевич  обошел  машину,  раздвинул  кусты:  -
Вылезайте, герои.
     Как он узнал,  что Кеша и Геша спрятались в профессорском дворе?  И как
он узнал,  что спрятались они именно в  этих кустах -  не в подъезде,  не за
баками с мусором,  а в кустах?  Всевидящий он, что ли? Или на него тоже духи
работают?  Кеша на секунду допустил такую мысль, но тут же ее с негодованием
отбросил.  Не  могли духи открыться взрослому человеку!  Просто это у  Ивана
Николаевича профессиональный нюх.
     Кеша, как мы уже знаем, был увлекающийся и восторженный мальчик. А Геша
- рациональный и логичный. У него возникла другая мысль по поводу всеведения
Ивана Николаевича, но он приберег ее на потом.
     Тут Иван Николаевич заметил Гешин распухший нос и Кешин заплывший глаз:
     - Кто это вас так разукрасил?
     - Витькины дружки,  -  злорадно сказал Кеша.  -  Но мы им тоже дали как
следует!
     - Не сомневаюсь, - согласился Иван Николаевич и спросил у Сомова: - Что
ж твой напарник с детьми воюет?
     - Я о его делах знать не знаю,  -  нагло заявил Сомов.  Он во все глаза
смотрел на  Кешу и  Гешу,  не  мог  поверить,  что эти юнцы были виновниками
провала  его  во  всем  продуманной системы.  Он,  десяток собак  съевший на
автомобильных махинациях, проиграл не милиции, а желторотым пионерам! С этой
мыслью Сомов смириться не мог.  - Заливаете, Иван Николаевич, - сказал он. -
При чем здесь мальчишки?
     - А при том,  что мы тебя и Витьку ловили, а поймали - они. И ключи они
пометили.
     - Как это им удалось?
     - Профессиональная тайна,  -  улыбнулся Иван Николаевич.  -  Важно, что
удалось, а, Сомов?
     - На этот раз ваша взяла,  -  сказал Сомов и  отвернулся,  стал на небо
глядеть.
     Он все-таки умел проигрывать,  этот тихий человечек, - не шельмовал, не
пытался  разжалобить начальство.  Он  помнил  старый  закон  карточной игры:
проиграл - плати. Придется платить...
     Иван Николаевич вынул из  кармана свисток на длинной цепочке и  коротко
свистнул.  Из  переулка во  двор  въехал желтый милицейский "газик" с  синей
полосой на боку и надписью: "Милиция".
     - Все у вас продумано,  -  со злостью сказал Сомов. - Вон и "канарейку"
запасли.
     - А как же ты думал? - удивился Иван Николаевич. - Что я, на свидание с
тобой пришел? Я тебя, милый, брать пришел.
     Из "газика" вышли два милиционера,  взяли Сомова под белы руки и повели
к машине. Один из них подхватил инструменты, другой - сомовский саквояж.
     - Иван Николаевич, вы с нами? - спросил шофер "газика".
     - Езжайте,  -  сказал Иван Николаевич,  -  я с ребятами прогуляюсь. - И
подмигнул Кеше с Гешей: - Согласны?
     - Согласны, - сказали хором Кеша и Геша.
     У  них  и  раньше  иногда  так  получалось,   а  теперь,  когда  они  с
братьями-близнецами Рыжим и Красным познакомились,  совсем часто стали хором
говорить.
     - Ну, тогда прощайтесь с профессором - и в путь.
     Профессор,  похожий на тренера по боксу,  пожал руку сначала Кеше - тот
ближе стоял, - а потом Геше, сказал серьезно:
     - Спасибо,  ребята,  - помахал им и побежал в подъезд, а Геша спросил у
Ивана Николаевича:
     - Он и вправду профессор?
     - Еще какой! - заверил Иван Николаевич. - Самый знаменитый.
     Они  втроем вышли на  Арбат,  и  Иван Николаевич купил всем мороженое -
шоколадную трубочку за двадцать восемь копеек.  Каждому по трубочке.  И себе
тоже. И все они ели его прямо на улице, и Иван Николаевич ел, несмотря на то
что был в полной форме капитана милиции.  Ел и не смущался. А Кеша с Гешей -
подавно.
     - Как вы узнали, что мы в кустах? - спросил Кеша.
     Иван Николаевич хмыкнул:
     - Пусть  тебе  Геша  объяснит.  Он  у  нас  владеет дедуктивным методом
мышления.
     Геша мороженое уже доел,  он вообще быстро съедал любое мороженое, а за
двадцать восемь копеек особенно быстро,  потому что оно вкусное и с орехами.
И ему ничто не мешало говорить.
     - Вы позвонили в  отделение,  и  дежурный вам сказал,  что я звонил.  А
зачем я мог звонить? По делу Сомова. Что могло появиться нового в этом деле?
Только то,  что  Сомов  едет  к  профессору.  Могли  мы  не  воспользоваться
возможностью лично уличить Сомова?  Нет,  не  могли.  Значит,  мы  во дворе.
Логично?
     - Логично, - согласился Иван Николаевич. - Ну а как же я вас обнаружил?
Ведь двор-то велик...
     Тут Геша помялся и честно признал:
     - Этого я не понимаю.
     - Эх,  Геша,  - вздохнул Иван Николаевич, - самое сложное ты понимаешь.
Ишь какую стройную цепь ассоциаций вытянул! А где просто - пасуешь. Я же вас
в  окно  увидел.  Ждал  Сомова  в  квартире Федора  Петровича и  сначала вас
углядел. И видел, куда вы спрятались.
     Геше стало стыдно,  но  не очень.  Все-таки самое сложное он понимает -
это Иван Николаевич признал. А простое можно и не заметить - дело обычное.
     - Ну а все же -  как вы сумели пометить инструмент?  -  поинтересовался
Иван Николаевич.
     - Извините нас, - сказал Кеша, - но это не наша тайна.
     И сказал он это так серьезно,  что Иван Николаевич понял:  нельзя тайну
раскрыть. Все-таки он был понятливый человек, хотя и взрослый.
     - Ладно,  храните вашу тайну.  А  родителям можете рассказать,  в каком
деле вы участвовали.  Но под большим секретом.  -  Он усмехнулся:  -  Небось
донимали они тебя вчера, а, Кеша?
     - Донимали, - признался Кеша.
     - Вот и расскажи. Пусть поахают, поудивляются. А я в свою очередь о вас
тоже кое-где расскажу.
     И шли они так,  разговаривали, потом еще раз мороженое ели и простились
уже у самого дома как лучшие друзья.


                           Глава двенадцатая
                           КЕША, ГЕША И ДУХИ

     Первым делом надо было обо всем рассказать Кинескопу и  братьям,  а  уж
потом -  родителям и бабе Вере. Тем более что баба Вера собиралась вернуться
из  Конькова-Деревлева  часов  в  восемь,   а  то  и  в  девять  вечера.   А
электрические часы  над  входом в  школу  показывали только шесть.  Впрочем,
школьным часам верить не стоило. Они вели себя как киплинговский кот: ходили
без всякой системы. Вероятно, дух в них жил захудалый и неопытный. А скорее,
и вовсе духа не было...
     Кинескоп ждал Кешу и Гешу. И братья тоже ждали. Они уже привычно сидели
вдвоем на Гешином столе,  сдвинув радиодетали,  помалкивали.  И  Кинескоп на
диване помалкивал, сидел грустный и нахмуренный.
     - Вы чего, ребяточки? - спросил Кеша. - Радоваться надо: тю-тю Сомов. И
Витька тю-тю.
     - Растютюкался,  -  мрачно сказал Кинескоп, а братья-близнецы осуждающе
посмотрели на Кешу.
     - Чего-нибудь не так? - заволновался Кеша.
     - Все так.
     - В чем дело?  Великая миссия завершилась полным триумфом!  Подробности
нужны?
     - Не нужны, - сказал Кинескоп, - знаем уже.
     - От кого?
     - Разведка донесла. У нас разведка хорошо поставлена.
     Как-то все обидно выглядело:  и  мрачное настроение духов,  и нежелание
выслушать захватывающий рассказ,  в  котором были риск и  напряженная борьба
умов,  люди  хорошие и  люди  скверные,  победа добродетели и,  естественно,
поражение зла.
     - Смотрю я на тебя, Кешка, - раздумчиво проговорил Кинескоп, - и мыслю:
чего это я к тебе привязался?  Даже, можно сказать, полюбил. Ну, с Гешей все
ясно:  я  его давно знаю.  Заочно,  правда.  И  люблю давно.  Серьезный он и
вдумчивый, не в пример тебе, шалопуту. И брательники тоже к вам привязались.
Верно?
     - Ага! - сказали брательники. - Еще как!
     - Слыхали?
     - Мы тоже к вам привязались,  -  сказал Геша, и это не была его обычная
вежливость. Геша говорил искренне.
     А Кеша ничего не сказал, только кивнул растерянно: он не понимал, зачем
Кинескоп затеял этот разговор.
     - Так чего ж тогда радуетесь?  - спросил Кинескоп и передразнил Кешу: -
"Великая миссия завершилась полным триумфом"!
     И тут Геша понял причину дурного настроения духов. Понял и похолодел...
     - Не может быть... - только и вымолвил он.
     - Может, - грустно сказал Кинескоп.
     - Но почему? Почему?
     - Приказ. У людей и духов есть общее правило: приказы не обсуждать.
     - В армии не обсуждают! - закричал Геша.
     - Мы и есть армия... Тоже армия...
     Кеша счел нужным вмешаться,  потому что он сидел дурак дураком и ровным
счетом ничего не понимал.
     - Что происходит? Почему вопли?
     И даже Геша не выдержал:
     - Дуб ты, Кешка! Неужели не понял: прощаются с нами.
     - Кто прощается?
     - Мы, - сказал Кинескоп.
     - Но зачем? - это уже Кеша закричал.
     А Кинескоп повторил:
     - Приказ.
     - Чей?
     Кинескоп показал пальцем на потолок: мол, свыше...
     - Не навсегда же прощаться? - упорствовал Кеша.
     - Не знаю, - покачал головой Кинескоп. - Наверно, навсегда.
     - Так, - сказал Кеша и встал. - А почему?
     - Потому что кончается на "у",  - буркнул грубый Кинескоп и вытер глаза
тыльной стороной ладошки: попало, видно, что-то.
     - Та-ак,  -  снова протянул Кеша и заходил по комнате,  заложив руки за
спину,  совсем как папа,  когда он  обдумывает статью.  -  Не  вижу никакого
смысла в расставании. Во-первых, мы о вас уже все знаем...
     - Не  все,  -  быстро перебил его  Кинескоп и  даже повторил для  пущей
убедительности: - Не все.
     Как  будто  подслушивал кто-то  их  разговор и  Кинескоп никак  не  мог
допустить,   чтобы  этот  неведомый  кто-то  заподозрил  духов  в   излишней
болтливости,  так сказать,  в утечке информации. Кеша даже огляделся кругом:
нет, никого не видать, перестраховывается Кинескоп.
     - Ну,  все не все,  а так, кое-что... - Кеша вроде бы даже прикинул про
себя, что же это за кое-что.
     Кинескоп сухо посмеялся,  будто двумя деревянными дощечками постучал, и
братья хмыкнули.
     - Кое-что... - сказал Кинескоп. - Знаете вы, что мы существуем. Знаете,
для чего существуем.  А что мы умеем -  это знаете?  Чем владеем?  Силу нашу
знаете?
     - Знаем, - сказал Кеша, осторожно потрогав синяк под глазом.
     - Я за эту историю Водяному еще всыплю, - мстительно пообещал Кинескоп.
     - Почему? Он же нам помогал.
     - Я  не о  драке.  Я  о домино.  Кто ему позволил раскрывать себя перед
людьми?
     - Никто ж не догадался.
     - Витька догадался.
     - Ну и что страшного?
     - Хороший аналитический ум,  все сопоставив,  мог бы  прийти к  мысли о
нашем существовании.
     - Не пришел бы, - заявил до сих пор мрачно молчавший Геша. - Это значит
признать потусторонние силы. Ненаучно.
     - Какие же мы потусторонние?  -  возмутился Кинескоп.  -  Потусторонние
силы - бред собачий. Это только церковники да сектанты всякие в них верят. А
мы -  души вещей,  я  вам о  том тыщу раз втолковывал.  Самые что ни на есть
реальные силы.  Другое дело,  что прав ты...  К сожалению,  не поверят в нас
люди, рано еще.
     - Мы же поверили.
     - Вы еще можете верить в то, что есть. Но пройдет год-другой, и вы тоже
будете верить только в то,  что должно быть. А мы, по вашему разумению, быть
не должны.  Хотя именно вы,  люди,  создали нас.  Придумали нас и  создали -
силой воображения,  силой любви к своему делу, к созданному руками своими. А
потом мы сами жить стали рядом с вами. И без вас не можем, как и вы без нас.
Трудно человеку,  когда его окружают вещи, сделанные без души. Трудно ему, и
когда он  сам без души относится к  вещам.  Много пока таких людей,  ох  как
много!  Потому и прячемся мы от вас,  не показываемся - рано... И поверить в
нас трудно...  Барьер здравомыслия не  пустит.  Вот потому и  прощаемся мы с
вами, дорогие вы ребяточки...
     - Но с нами-то зачем? - закричал Кеша. - Мы верим в вас!
     - Сегодня верите, это конечно. А завтра? А через пять лет?
     - Что прошло, то прошло, не зачеркнешь, - сказал рассудительный Геша. -
Выходит, больше не увидимся...
     - С  вами -  нет.  Но дела наши этой историей не кончаются.  Дел у нас,
сами знаете, ох как много! И помощники нам нужны будут.
     - Малышня? - презрительно спросил Кеша.
     - Сейчас -  да.  Но завтра-то им как раз тринадцать исполнится. Как вам
сейчас...  -  Тут он помолчал и вдруг сказал сердито:  -  Ладно,  ребяточки,
долгие проводы -  лишние слезы.  Лучше  взгляните,  что  за  окном делается,
страсти-то какие!  -  Он всплеснул руками,  глаза в ужасе закатил,  и Кеша с
Гешей невольно шагнули к окну.
     Однако ничего особенного за окном не происходило.  Двор был пуст,  лишь
две  девчонки выгуливали своих  собачек  около  песочницы.  Одна  собачка  -
болонка, другая - спаниель. Вряд ли они вызвали у Кинескопа такой ужас.
     - Что ты здесь увидел, Кинескоп?
     Кеша обернулся и  осекся на  полуслове:  в  комнате никого не было.  На
диване лежал  аккуратно сложенный плед,  словно Кинескоп успел его  сложить.
Только груда радиодеталей на столе сдвинута к стене:  там,  на краю,  прежде
сидели братья.
     - Финита,  -  сказал  Геша,  подошел  к  телевизору,  погладил  его  по
ободранному боку. - Прощай, Кинескоп. - Посмотрел на магнитофон. - Прощайте,
Рыжий и Красный.
     Ответа,  естественно,  не последовало. Да Геша и не ждал ответа. И Кеша
не ждал.  Время,  отпущенное на сказку,  закончилось. Ни охами, ни всхлипами
вспять его не  повернешь.  Это еще Альберт Эйнштейн доказал.  Или Нильс Бор.
Или еще кто-то.  Впрочем, простительно не знать - кто. В шестом классе этого
не проходят.


                                 Эпилог
                            КЕША, ГЕША И КГ-1

     Вот и  все.  Осталось поведать лишь одну странную историю,  случившуюся
днем  позже,  часов эдак в  десять утра,  на  баскетбольной площадке средней
школы No 711.  То есть на сторонний взгляд ничего необычного в  этой истории
не проглядывалось,  но причастные великой тайне Кеша и  Геша были прямо-таки
поражены случившимся.
     Вкратце так.  Обстановка на испытаниях,  как водится,  деловая, никаких
фанфар,  никаких речей.  Зрителей -  минимум,  знакомые все лица: отец Кеши,
директор школы Петр  Сергеевич и  капитан милиции Иван  Николаевич,  хороший
человек.  Кеша,  гордый доверием друга,  яростно покрутил винт,  и крохотный
моторчик ровно заработал (отлажен был на совесть),  а Геша аккуратно потянул
корд,  и сверкающий лаком и эмалевой краской аэроплан взмыл в воздух и пошел
по кругу над головами зрителей,  над стеклянной крышей теплицы,  над зеленью
газона,  над горячим асфальтом,  и,  быть может,  дай ему волю, отпусти Геша
проволочный  корд,   полетит   замечательный  аппарат  тяжелее  воздуха  над
Москвой-рекой,  над  павильоном международной выставки,  над  новостройками,
"над полями да над чистыми", как поется в старой красивой песне.
     Но  Геша  крепко  держал  деревянную ручку,  прикрученную к  проволоке,
топтался на площадке,  поворачиваясь следом за моделью, и она, послушная его
руке,  выделывала хитрые фигуры самого наивысшего пилотажа:  штопоры, бочки,
иммельманы всякие,  петли.  А  потом,  когда  кончился  бензин  и  двигатель
замолчал,  Геша плавно опустил модель на площадку, и она покатилась детскими
колесиками по  асфальту,  подпрыгивая на неровностях,  замерла как раз около
изумленной публики.
     Публика поаплодировала,  и началось обсуждение. Так сказать, подведение
итогов эксперимента.
     Отец Кеши сказал:
     - По-моему, славная работа. От души потрудились.
     А директор школы Петр Сергеевич сказал:
     - Молодцы,  молодцы.  И  не стать ли вашей модели первой в целой серии,
которую начнет создавать секция авиамоделизма?
     А Геша сказал:
     - Не слышал про такую секцию.
     А Петр Сергеевич засмеялся и сказал:
     - Вот ты ее в школе и организуешь. Идет?
     А Кеша хлопнул друга по спине и сказал:
     - В самом деле, Гешка, соглашайся!
     И Геше ничего не оставалось, как согласиться.
     Кешин отец и Петр Сергеевич пошли с площадки,  что-то на ходу обсуждая,
а  Иван Николаевич присел на корточки рядом с ребятами,  молча смотрел,  как
они  накручивают проволочный корд  на  катушку,  влажной  тряпкой  протирают
модель.
     - Как вам наш самолет,  Иван Николаевич?  -  спросил Кеша,  который был
несколько удивлен тем,  что хороший человек капитан милиции мнения своего на
открытом обсуждении не высказал.
     - Как? - Иван Николаевич секунду подумал, пожал плечами. - Коротко и не
ответишь. Красиво, удачно, здорово - все правильно, но суть не в том.
     - А в чем же?
     - Душа есть в вашей модели.
     Вот тебе и раз! Во-первых, ни Кеша ни Геша не задумывались над тем, что
в их КГ-1 может поселиться дух.  Во-вторых,  откуда Иван Николаевич про него
знает?
     - С чего вы взяли? - хрипло спросил Кеша, и по его не слишком вежливому
тону Геша понял, что друг растерян.
     - Видно,  -  объяснил Иван Николаевич.  -  Если с душой работать,  то и
останется она в твоем деле навсегда. В каждой вещи душа должна быть, да не в
каждой есть.  Бойтесь вещей без души,  ребятки...  - И ушел. Потрепал Кешу и
Гешу по  вихрам,  будто они  совсем махонькие,  поспешил догнать директора и
Кешиного отца.
     - Не может быть,  -  сказал Кеша.  -  Он же взрослый.  Как он узнал про
духов?
     Геша пожал плечами:
     - Сам  недоумеваю.   Слушай,  а  вдруг  не  все  взрослые  окончательно
потеряны?
     - Похоже на то, - согласился Кеша.
     И тут они, не сговариваясь, посмотрели на модель КГ-1, уже закутанную в
простыню:  обоим показалось,  что  под  простыней что-то  шевельнулось.  Или
кто-то.   Посмотрели  и  вздохнули,   разочарованные:   смирнехонько  лежала
простыня. Выходит, и вправду показалось. А жаль.
     Казалось бы,  никак не  повлияла на друзей странная и  увлекательнейшая
история,  приключившаяся с  ними в первые дни жарких летних каникул.  Ну вот
ничуточки не повлияла.
     Разве только баба  Вера  как-то  пожаловалась Кешиной маме:  мол,  Геша
изменился,  аккуратным стал,  ничего теперь не  разбрасывает,  все за  собой
прибирает, отцовский магнитофон тряпочкой ежедневно полирует, а на телевизор
старенький вовсе не надышится, и хорошо бы так, чего бы лучше, да только сам
с  собой  разговаривать  начал,   с  телевизором  возится  и  приговаривает:
"Кинескоп,  Кинескоп,  как ты там живешь?  Запылился ты,  а вот я тебе лампу
заменю..." - и дальше в том же духе:
     - Не заболел ли ребенок? Скорей бы родители приезжали.
     А Кешина мама тогда бабе Вере ответила:  "Кеша тоже изменился здорово -
вероятно,  повлияла на  него положительно эта история с  кражей автодеталей,
просто ужас,  ужас что за история,  а Иван Николаевич очень хвалил и Кешу, и
Гешу, взрослеют мальчики, акселерация - и в то же время дети. Кеша ни с того
ни с сего значки стал собирать, и не себе, а кому-то, недавно принесла я ему
значок Республики Куба,  он поблагодарил,  положил на телевизор,  цветной, у
нас прекрасно, знаете ли, работает, а вечером смотрю: опять нет значка. Я не
выдержала,  поинтересовалась,  куда он  их девает,  а  он смеется,  говорит:
"Рыжий забирает".  "Какой такой Рыжий?" -  спрашиваю.  А он: "Это я пошутил,
мамочка..."
     Вот так:  пошутил. Хотя признаемся, что Геша, узнав о шутке, не одобрил
приятеля, сказал:
     - Шути-шути, да знай меру.
     Это,  пожалуй, он зря: Кинескоп уверял, что взрослым никогда не перейти
барьера здравомыслия.  А Кеша,  когда о Рыжем вспоминал,  всегда находился с
ним по разные стороны барьера.
     Ну вот, теперь действительно все.