ады. x x x В сторону яхты медленно плыла шлюпка, и на этот раз в ней можно было разглядеть самого Ивана Петровича Серебрякова. Но он был один -- без Егора. Недалеко от шлюпки, параллельно ей, плыла Кисси, и ее голова на длинной шее то и дело появлялась над водой. Кок опасливо грозил ей то веслом, то костылем, а то и просто кулаком. -- Где Егор?! -- набросились на кока обитатели яхты, когда он с трудом забрался на палубу. -- Мы решили его ненадолго задержать, -- самоуверенно ответил Серебряков. -- Один заложник хорошо, а два -- еще лучше. -- Это бесчестно, господин Серебряков! -- уничижительно заявил Гераклов, только что явившийся из радиорубки. -- Честно -- не честно, все это понятия не материальные -- парировал кок. -- Главное для нас -- революционная необходимость! Да вы не беспокойтесь, мы вовсе не собираемся держать их в сыром подвале. Более того, им даже будет дана свобода передвижения в пределах острова. Естественно, только в дневное время и под нашим контролем. И голодом морить мы их не будем. Хотя это зависит от вас: чем лучше вы будете кормить нас, тем больше перепадет и Егору с Вероникой Николаевной. A что поделаешь -- закон перераспределения собственности! -- Чужой собственности! -- не удержался Грымзин. -- Свое берем, -- презрительно бросил Иван Петрович. -- Ладно, хватит травить баланду, пошли на кухню! x x x Когда Серебряков уже спускался в нагруженную продуктами шлюпку, на палубу явился Грымзин. -- Возьмите вот это, -- банкир протянул коку толстую книгу в твердой обложке. -- Для Егора, чтоб ему не было так скучно. -- Что за книга? -- строго спросил Петрович. -- Надеюсь, не Солженицын? A, "Теория и практика банковского учета"! Ладно, возьму, хотя пользы от нее никакой: как только мы возьмем власть, все банки национализируем, а банкиров отправим канавы копать! -- Кишка тонка! -- проворчал Грымзин и ушел к себе в каюту. A Серебряков лихо отчалил в сторону острова. -- Ну, что будем делать, Владлен Серапионыч? -- спросил Гераклов, отойдя с доктором в сторонку. -- A что делать? -- пожал плечами доктор. -- Ждать и надеяться на лучшее. A если мы начнем активничать, то они могут просто убить и Егора, и Веронику Николаевну, а их останки... Ну, впрочем, о дальнейшем вам более квалифицированно расскажет господин Ибикусов. -- Неужели они посмеют?.. -- Посмеют, еще как посмеют. Неужели вы думаете, Константин Филиппович, что уничтожив столько миллионов людей, они остановятся перед тем, чтобы ликвидировать еще двоих или троих? -- Но я не могу допустить, чтобы над островом, да еще и на горе, названной моим именем, развевалось это мерзкое знамя! -- громогласно заявил Гераклов. -- Для меня это личное оскорбление! x x x Бесконечный летний день близился к закату, но солнце светило ярко и грело жарко. Проведя рекогносцировку местности, пираты приступили к раскопкам в тех местах, где на их "липовой" карте были нарисованы звездочки. И начать решили с первой -- на северной, дальней от "рыбацкого домика" оконечности острова. В хибаре остался на страже штурман Лукич -- что-то наигрывая на губной гармошке, он наблюдал за берегом и за "Инессой", чтобы в случае вылазки противника оповестить занятых кладоискательством Петровича и Степановну. Неподалеку от домика на пеньке сидела Вероника. Она отрешенно глядела на море, время от времени отгоняя мух уже не совсем белым боа. Егор после обеда предпринял восхождение на пик Гераклова. Недалеко от подножия креста оказалась песчаная площадка, где Егор устроился позагорать, положив трусики под голову. Чтобы разогнать тревожные мысли, он принялся читать "Теорию и практику банковского учета", и поначалу глава "Способы невозврата авуаров вкладчикам" даже заинтересовала юного искателя приключений, но вскоре книжка выпала из рук, и Егор задремал. Ощущение чьего-то присутствия вернуло его к реальности. И действительно, прямо над ним стояла Вероника Николаевна. Не говоря ни слова, она, извиваясь, стянула с себя вечернее платье и, оставшись в тонком кружевном белье, опустилась на жаркий песок рядом с Егором. -- Послушай, мальчик мой, ведь они все равно живыми нас отсюда не выпустят, -- страстно зашептала Вероника. -- Ах, если нам суждено умереть на этом загаженном чайками острове, так давай же перед мучительной смертью насладимся жизнью! Однако насладиться в последний раз жизнью им на сей раз не удалось, поскольку в кустах раздался громкий хруст, и прямо на парочку заложников выскочила Кисси -- оказывается, она была не только водоплавающей. Как были, Егор с Вероникой вскочили и побежали вниз по склону, ощущая за спиной жаркое дыхание и дикий рев Кисломорского чудища. Очень скоро они оказались на берегу, возле привязанных к ивам лодок. Кисси остановилась между пристанью и рыбацким домиком, откуда выскочил Лукич. Штурман выхватил револьвер, но выстрелить не успел -- Кисси с неожиданной быстротой бросилась на него, свалила с ног и, выхватив огромной перепончатой лапой револьвер, закинула его в море. Егор с Вероникой между тем лихорадочно отвязывали одну из шлюпок. Когда совсем обалдевший от такого налета Лукич смог подняться на ноги, шлюпка уже отчалила от берега, и Кисси, плывя сзади, подталкивала ее. -- Ак ту маука тада! -- грязно выругался штурман, выуживая из воды промокший револьвер. Егор и Вероника, схватив каждый по веслу, отчаянно гребли в сторону яхты. На пол пути Кисси отплыла в сторону и, махнув хвостом, исчезла в воде. -- Спасибо, Кисси! -- крикнул ей вдогонку Егор. x x x На "Инессе" были немало удивлены и обрадованы, когда из шлюпки на борт поднялись не Серебряков или кто-то из его подручных, а совершенно обнаженный Егор и Вероника в нижнем белье, то есть в чулках и в боа. Вечером по случаю столь чудесного избавления из плена был устроен праздничный ужин, на котором звучали тосты в честь Кисси. Грымзин пил пепси-колу, Серапионыч -- свой любимый чаек с добавкой из скляночки, а остальные -- столь чтимую Геракловым "Сангрию". Правда, сам Константин Филиппович почти не пил. Он казался чем-то озабоченным и, против обыкновения, больше молчал, чем говорил. После ужина Гераклов, Серапионыч и Грымзин по традиции собрались на очередной "совет в Филях". -- Похоже, ситуация изменилась в нашу пользу, -- говорил Грымзин. -- Во-первых, в их распоряжении больше нет заложников, а во-вторых, одна шлюпка теперь на "Инессе". -- Да, но мы не можем быть уверены в своих соседях здесь, на яхте, -- возразил доктор. -- По меньшей мере в четверых. Вероника Николаевна, хоть и осталась без карты, но, я думаю, не оставила своих авантюрных планов. Ибикусов -- вообще темная лошадка. Ха, так он действительно от ночевок в угольной яме стал черным, как эфиоп. Адмирал мне вообще-то кажется порядочным человеком, но кто знает, что у него на уме? Наконец, радист прямо состоит в сговоре с шайкой Серебрякова. -- Не состоит, -- рассеянно возразил Гераклов. -- Он мне признался, что имеет во всем этом деле какие-то свои интересы. Я ему не очень-то верю, но не думаю, что он врет. У меня на это политический нюх. Так что он, скорее, чего-то недоговаривает. -- Значит, Oтрадин -- это "третья сила"? -- сказал Грымзин. -- Скорее, четвертая, -- уточнил Серапионыч, -- если третьей считать мадемуазель Курскую. x x x Поздно вечером, когда окончательно стемнело и на небе высыпали яркие звезды, на палубу вышел политик Гераклов. Задумчиво потопал ногой, как бы желая убедиться в ее, палубы, наличии. После чего уже бодро двинулся к шлюпке. Осторожно, стараясь не создавать лишнего шума, он спустил ее на воду и поплыл в сторону острова. x x x Владлену Cерапионычу не спалось. После праздничного ужина и обсуждения текущей обстановки в голову доктора назойливо лезли разные ненужные мысли и воспоминания о событиях давних, казавшихся надежно похороненными на дне памяти. Вдруг вспомнилось, как он лет сорок с лишним назад, тогда еще начинающим медиком, жил на Мичуринской улице в соседстве с самим Александром Петровичем Разбойниковым, в ту пору молодым, но подающим надежды инструктором горкома. Чтобы отогнать столь неприятные воспоминания, Серапионыч зажег лампу и достал из тумбочки книжку, которую взял в дорогу. Это был сборник рассказов молодых кислоярских писателей "Любовь в саване", выпущенный издательством "Светоч". В нем юные авторы морочили читателям головы всякими склепами, некрофилами и прекрасными покойницами -- как раз тем, что Серапионыч, заведуя Кислоярским моргом, мог наблюдать хоть каждую ночь. Поэтому, прожевав несколько страниц этого гениального чтива, Серапионыч уронил голову на подушку и крепко уснул. СОН ДОКТОРА СЕРАПИОНЫЧА Приснился Cерапионычу все тот же дом на Мичуринской и его скромная холостяцкая квартирка, куда по утрам ненадолго робко заглядывало солнышко и в любое время суток бесцеремонно пялился каменный человек с усами и в военном мундире, установленный на массивном постаменте в сквере напротив. Как-то вечером к доктору заглянул сосед. -- Что случилось, Александр Петрович? Что-нибудь с супругой? -- Хуже, доктор, хуже! -- Всегда спокойный и самоуверенный товарищ Разбойников выглядел каким-то растерянным. -- Супруга моя умерла. Серапионыч открыл рот, чтобы высказать соседу всю степень сочувствия и соболезнования, но Разбойников, подняв руку, пресек этот процесс: -- Не надо. Случилось нечто еще худшее -- оппортунисты подняли руку на самое святое. -- Александр Петрович глянул в окно, доктор тоже. Ему показалось, что каменный человек одобрительно кивнул. -- Так вот, сегодня у нас в горкоме идет обсуждение итогов XX съезда партии. Собрание затянулось, я только на пять минут сюда вырвался. -- Я могу вам чем-то помочь? -- участливо спросил доктор. -- Увы, -- тяжко вздохнул Разбойников, -- воскресить Алевтину Ивановну вам не по силам. Тем более, его. -- Александр Петрович снова кивнул в сторону окна. -- Единственное, о чем я вас хотел попросить -- если я к утру не вернусь, то передайте ключ от квартиры человеку из похоронного бюро, он должен подойти часов в семь, чтобы снять мерку для гроба и все такое... Разбойников сунул доктору ключ и убежал бороться за святые идеалы, а Серапионыч остался один в своей квартире. Весть о кончине супруги Разбойникова расстроила его не меньше, чем самого Александра Петровича. Доктор давно и страстно был влюблен в Алевтину Ивановну, но молчал о своих чувствах, дабы не вносить разлада в дружную соседскую семью. Кроме того, он отлично понимал, что обнаружь он свои чувства к жене видного функционера, то вслед за этим тут же последовал бы арест и десять лет без права переписки. Доктор долго сидел в кресле, бездумно сжимая в руке ключ, и думал о покойнице. Потом резко встал и вышел из комнаты. "Нет, ну я же не некрофил, -- уговаривал себя Серапионыч по дороге. -- Что в том плохого, если я просто взгляну на нее?". И вот он уже входит в квартиру Разбойниковых. Там тихо, как в заброшенных склепах на Матвеевском кладбище. Полночная тишина кажется густой, будто кисель. В спальне на большой постели лежит Алевтина Ивановна. Она и при жизни казалась доктору самой милой и привлекательной женщиной в Кислоярске. A теперь ее тело светится в темноте мертвенной бледностью. Уже не отдавая отчета своим действиям, Серапионыч дрожащими руками начинает ее раздевать. Тело как будто налито тяжелой, твердой резиной и туго поддается, но вот оно уже освобождено от платья, и теперь, лишь приподняв некогда мягкие пышные бедра Алевтины Ивановны, вниз сползают трусики (фабрика "Москвошвея"), влекомые трясущимися пальцами доктора. Он стоит на коленях возле тела, которое белеет в полумраке комнаты. На женщине лишь светлые чулки (рижская фабрика "Аврора") и лифчик (свердловский ордена Ленина комбинат им. Кирова), которые также сливаются с белизною тела. Светлые волосы на голове и внизу живота -- все сливается в глазах Cерапионыча как бы в мягкий колышущийся саван. И он начинает осыпать это тело поцелуями. Он обнимает женщину, он гладит ее упругие груди, он прикасается к ее лону, и горячая волна желания накрывает его с головой. "Узнает Петрович -- три года лагерей", со страхом подумалось доктору в краткий миг просветления сознания. И вот уже Серапионыч ложится рядом с ней (пять лет), и руки сами тянутся к ее ногам (семь строгого режима), они гладят тонкий нейлон и осторожно пытаются раздвинуть ляжки (десять лет). И они упруго поддаются и открывают вход... Вход в мертвое тело супруги инструктора Кислоярского горкома, куда судорожными толчками врывается кипящая жизнью страсть доктора (верный расстрел). Бледное, безучастное ко всему лицо Алевтины Ивановны взвинчивает экстаз Cерапионыча до предела, и... Ему кажется, что духи ночи трясут его тело и колотят, ликуя вместе с ним. Доктор поднялся с Алевтины Ивановны, кое-как натянул на нее платье и, все так же сжимая ключ, двинулся ко входной двери. Но тут дверь распахнулась и на пороге возник товарищ Разбойников. Он прошел в комнату и не глядя рухнул в кресло. Казалось, что его не удивило ни присутствие в квартире доктора, ни не слишком товарный вид покойницы. -- Что с вами, Александр Петрович? -- воскликнул Серапионыч. -- На вас же лица нет! -- Все кончено! -- простонал Разбойников. -- Эти мерзавцы, уклонисты, лизоблюды... Я один был против. Они решили поддержать решения съезда и снести памятник!.. Как бы в продолжение его слов в ночной тишине послышался звук подъезжающего грузовика. Серапионыч подошел к окну и в неверном свете фонаря увидел, как из машины вышли несколько человек и начали опутывать постамент какими-то проводами. -- Ложись! -- крикнул один из них, и через миг прогремел взрыв. Памятник покачнулся и медленно, нехотя упал, на ходу разваливаясь на куски. Отделившаяся голова влетела прямо в окно квартиры Разбойникова, и доктор едва успел увернуться от града осколков. x x x Проснулся Серапионыч от какого-то грохота. По полу каюты, в такт легкому волнению на море, каталась упавшая с тумбочки настольная лампа. Сквозь иллюминатор в каюту заглядывало утреннее солнышко. Слегка пошатываясь, доктор подошел к нему и увидел укоризненно покачивающийся на волнах безголовый монумент. Доктор энергично встряхнул головой, и призрак исчез. -- Прав Гераклов, пора переходить на "Сангрию", -- пробормотал Серапионыч и принялся одеваться. ДЕНЬ ШЕСТОЙ - СУББОТА Утром с "Инессы" даже невооруженным глазом можно было заметить, что на вершине горы Гераклова что-то происходит. A глянув через адмиральский бинокль, нетрудно было разглядеть, как Степановна и Лукич сдирают с креста-самолета цветастый государственный флаг Кислоярской Республики и водружают на прежнее место красное знамя, скроенное из паруса яхты, с грубо намалеванным посредине белым кругом. Когда Гераклов, потягиваясь и зевая, поднимался из своей каюты на палубу, возле радиорубки его перехватил Oтрадин: -- Константин Филиппович, можно вас на минутку?.. Ведь это вы сорвали красный флаг и повесили государственный, не так ли? -- понизив голос, спросил радист, когда они оказались в рубке. -- Конечно, я! -- охотно сознался Гераклов. -- Ну и чего вы добились? Они уже вернули свое знамя на прежнее место. -- Ничего, зато теперь будут знать, что не все им сойдет с рук! -- Но теперь они злые, как черти, -- возразил Oтрадин, -- а я хотел сделать вам одно предложение. Но сейчас, право же, не знаю, как быть... -- Что за предложение? -- заинтересовался Гераклов. -- Понимаете ли, мы находимся в патовом каком-то положении: должны стоять тут на якоре и ждать, пока они там или перекопают весь остров, или подъедят все свои припасы. -- Ну почему же? Я тут предлагал господину Грымзину взять остров штурмом, но он что-то не очень... -- Правильно, зачем устраивать побоище? -- подхватил радист. -- A я предлагаю другой вариант: направить меня к Серебрякову кем-то вроде парламентария. Я мог бы попробовать с ними о чем-то договориться, а заодно и разведал бы, что у них там где. -- A если они вас задержат, возьмут в заложники? -- Ни в коем разе. Любого другого -- да, но только не меня. Во-первых, меня-то они считают за своего, а во-вторых, я им нужен здесь, при радиостанции. Гераклов на минутку задумался. -- Ну ладно, -- решился он. -- Кто не рискует, тот не пьет "Сангрию". x x x Через пол часа все обитатели яхты уже провожали Oтрадина на остров, как считали многие -- на верную погибель. Когда шлюпка достигла берега, радиста встретил сам Иван Петрович Серебряков -- он нес сторожевую вахту, пока его компаньоны разрабатывали следующую точку на "липовой" карте. -- A, товарищ Oтрадин, какими судьбами! -- обрадовался кок. -- Товарррищ, вперрред! -- крикнул Гриша у него на плече. -- Да вот, приехал поглядеть, как вы добываете мой миллион, -- усмехнулся радист. -- A если серьезно, то прибыл сообщить, что текст передан в эфир соответственно указаниям и что я готов к дальнейшему сотрудничеству. -- Жаль, подробного отчета не подготовил, -- вздохнул кок. -- Ну, передай, что у нас все в порядке и что я желаю победы товарищу Зюпилову. Хотя он и слизняк... Слушай, а как это они тебя отпустили? -- Они меня сюда послали, -- не без важности ответил радист. -- Так что официально я выполняю роль дипломата, или, если хотите, посредника. -- A, ну ясно. Так чего же они хотят? -- Ну, вы не обижайтесь, Иван Петрович, но первым делом я уполномочен предложить вам раскаяться в содеянном и сдаться законным властям, уповая на их гуманность и милосердие. Только, как я понимаю, ответ будет отрицательным. -- Правильно понимаете, -- благодушно ответил Иван Петрович. -- И что еще им нужно? -- Не только им, но и мне тоже. Мы все, кроме разве что адмирала, люди сухопутные, а целую неделю на волнах -- эдак можно и морскую болезнь подцепить... Вот, нельзя ли нам хотя бы иногда высаживаться на берег? -- Если кто попытается приблизиться к острову -- тут же открываем огонь на поражение! -- резко ответил Серебряков. -- Так и передайте. Впрочем, -- вновь чуть смягчился кок, -- там, с северо-восточной стороны, есть два небольших островка, вот по ним и гуляйте на здоровье, мы никаких препон чинить не будем. И еще -- скажи Гераклову, что если он хоть раз покусится на наше знамя, то пускай пеняет на себя! -- Передам с удовольствием, -- сказал Oтрадин. -- A у вас-то как дела? -- Вообще-то, между нами, хреновато, -- признался Серебряков. -- Лодки нет, провианта раз-два и обчелся. Как бы не пришлось выдавать хлеб по карточкам. -- По карррточкам! Пррродналог! -- закаркал ворон. -- A я как раз прихватил кое-что! -- вспомнил радист и поднял со дна шлюпки несколько палок сервелада. -- O, за это спасибо! -- обрадовался кок. -- Ну, до встречи. -- До скорой, -- ответил Oтрадин, садясь в шлюпку. -- Передавайте привет Степановне. Скажите, что я ее люблю, несмотря ни на что. -- Андрррюша, вперрред, на барррикады! -- таким напутствием проводил радиста ворон Гриша. x x x -- Ну что ж, придется ждать, -- вздохнул Гераклов, когда Oтрадин сообщил ему, Грымзину и Cерапионычу о результатах своей дипломатической миссии. -- Думаю, что ждать придется недолго, -- ухмыльнулся банкир. -- Съестного там не слишком-то много, так что очень скоро они пойдут на попятный. -- Если не придумают чего-то еще, -- сказал доктор. -- Хорошо, хоть можно будет немного прогуляться по суше. A то я уж давно не чувствовал твердой земли под ногами. x x x После долгих дебатов было решено, что самостоятельно пользоваться лодкой для путешествия на малые острова Кисломорского архипелага разрешается Грымзину, Гераклову, Cерапионычу, адмиралу и Егору, а остальным, то есть находящимся под подозрением Ибикусову, Веронике и Отрадину -- только в сопровождении кого-то из первой группы. Кроме того, с Гераклова была взята торжественная клятва, что он больше не будет проявлять самодеятельность и совершать ночные набеги на остров. Первым опробовать пути к малым островам вызвался адмирал Рябинин. Взяв с собой в шлюпку свою любимую скрипку и немного еды, адмирал поплыл в обход главного острова. И когда шлюпка обогнула сначала южное, а потом восточное побережие, впереди показался небольшой поросший кустарником островок вытянутой формы, отделенный от острова Грымзина довольно широким, метров сто пятьдесят, проливом. Обогнув островок с севера, адмирал обнаружил еще один -- совсем маленький, почти круглой формы, диаметром не больше ста метров, но заросший почти до воды густым еловым лесом. Именно к этому островку адмирал и причалил свой утлый челнок. C видом Колумба, впервые ступающего на землю Америки, Евтихий Федорович сошел на берег. -- Какое тихое место! -- вздохнул адмирал. -- Пожить бы здесь, подальше от всей этой суеты, от дрязг, интриг, политики... -- Евтихий Федорович снял китель, аккуратно постелил его на травку и присел, прислонившись к елке. Потом осторожно раскрыл футляр, вытащил скрипку и заиграл очень грустную мелодию, в которой слушатель, окажись он на этом забытом клочке суши, с трудом угадал бы песню Александры Пахмутовой "Надежда". Кинув взгляд на пролив, адмирал метрах в десяти от себя увидел Кисси. Ее головка грациозно покачивалась в такт музыке. Евтихий Федорович аккуратно положил скрипку на траву и, отломив кусок белого батона, кинул Кисси. Та ловко его поймала. -- Эх, Кисси, знала бы ты, как это противно -- менять внешность, имя, скрываться от всех, чтобы не попасть на мушку каким-то негодяям, истинным ничтожествам, -- вновь вздохнул адмирал. -- И единственный человек, с которым я мог бы поговорить начистоту, ничего не тая, далеко отсюда. В Москве. -- Рябинин бросил Кисси еще ломтик и вновь, прикрыв глаза, нежно запиликал на скрипке. Когда адмирал вновь глянул в сторону пролива, скрипка чуть не выпала у него из рук. На берегу стояла и улыбалась Евтихию Федоровичу обнаженная молодая женщина, каждая черточка которой была до боли ему знакома. У ее ног лежала мокрая зеленоватая шкура Кисси. x x x На яхте в это время вглядывались в море, ожидая возвращения Рябинина. -- Уж не сбежал ли наш адмирал на остров к пиратам? -- беспокоился Грымзин. -- A что, если они его захватили? -- ужаснулась Вероника. -- Нет, вряд ли, -- успокоил ее Гераклов, -- ведь ихняя шлюпка вроде бы стоит на месте. -- Как бы не утонул, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, -- пробормотал Серапионыч. -- Кто его знает, что там за течения и круговороты... Тут в разговор вступил Ибикусов: -- Я уже вижу, как страшное чудище выползает из смердящих морских пучин и нападает на лодку с адмиралом, как оно уволакивает его на зловонное дно и вгрызается мерзкими клыками в его героическую плоть... -- Да что вы такое говорите! -- воскликнул Егор. -- A что? -- возразил репортер. -- Надо быть реалистами. -- Типун вам на язык с вашим реализмом! -- в сердцах сказал Грымзин и пошел прочь с палубы. x x x В это же время Серебряков, Степановна и Лукич собрались в рыбацком домике на собрание. После того как штурман торжественно сыграл на губной гармошке "Мурку", слово взял Иван Петрович: -- Товарищи, мы должны обсудить создавшуюся ситуацию и наметить ближайшие планы. У нас в активе: два пункта, расследованных на предмет клада и три еще не расследованных, аутентичная карта с пятью звездочками и одна шлюпка. В пассиве: заложники сбежали, съестные запасы подходят к концу и, наконец, мы допустили гнусное надругательство над нашим священным символом. Даже не знаю, достойны ли мы после этого носить высокое звание красных патриотов? -- Вперрред! На штурррм! -- закричал Гриша, воспользовавшись паузой в речи Серебрякова. Штурман и мотористка, пристыженно опустив головы, слушали нелицеприятные слова кока. -- Но не все так страшно, -- продолжал разглагольствовать Серебряков. -- Сокровища мы раньше или позже откопаем и с острова так или иначе выберемся. Главное -- творить и искать, найти и не сдаваться. Выше голову, товарищи! Помните, что мы здесь не для того, чтобы набить себе карманы золотом, а для того, чтобы способствовать торжеству справедливости во всем мире! При этих словах шефа Лукич обменялся мимолетным взглядом со Степановной. -- A теперь -- за работу! -- вдохновенно воскликнул Иван Петрович. -- Сегодня и завтра мы раскопаем две точки, на востоке и северо-востоке острова, а если ничего не найдем, то полезем на гору! -- Но ведь там самолет! -- чуть не в один голос воскликнули его подельники. Петрович достал из кармана карту: -- Тут звездочка стоит прямо на горе. Я так понимаю, что не на самой вершине, а чуть-чуть на западном склоне. A если не найдем и там, то расширим диаметр предыдущих раскопок. Весь остров перелопатим, но свое возьмем! Правда, Гриша? -- За ррработу, товарррищи! -- вдохновенно откликнулся ворон. Без лишних слов Лукич и Степановна взяли по лопате и пошли на другой конец острова, а Петрович остался в домике наблюдать за "Инессой" и готовить нехитрый обед. x x x -- Надя, неужели это вы?! -- вскрикнул адмирал. Действительно, на берегу стояла ни кто иная, как московская журналистка Надежда Чаликова -- та самая, которая составила адмиралу протекцию при устройстве на "Инессу". -- Да, это я, -- улыбнулась Чаликова, присаживаясь рядом с адмиралом. -- Надежда Чаликова, она же -- Кисси, грозная обитательница Кислого моря. -- Но для чего этот маскарад? -- удивился адмирал. -- Ну, со мной-то все понятно: детектив Дубов должен считаться погибшим, чтобы не стать жертвой нового покушения. Но вам-то это зачем, да еще в столь экстравагантной форме? -- A что, действительно недурно? Я нарочно приняла такой облик, чтобы быть поближе к месту действия и в то же время считаться как бы вне игры. -- Ну, один раз вы все же в эту "игру" вмешались... -- A что мне оставалось делать? Не могла же я спокойно смотреть, как эта авантюристка соблазняет моего брата! A вообще-то я живу на этом островке, здесь в лесу у меня очень уютный шалашик и некоторый запас провианта. Ну а в шкуру Кисси вделаны парочка надувных фигур и баллон с кислородом, так что я могу по нескольку часов подряд плавать хоть по воде, хоть под водой. -- Наденька, завтра я привезу вам что-нибудь из еды, и пообщаемся поосновательней. A сейчас мне пора на яхту -- я обещал, что только расследую путь к островам, и назад. -- Постойте, Васенька. Расскажите вкратце, как дела на "Инессе". -- A чего рассказывать? Надо радоваться, что Грымзин и компания ни черта не смыслят в навигации, а то давно бы раскусили, что я такой же адмирал, как Гераклов -- политик. В общем, на яхте якобы случайно оказалась Вероника Николаевна с той картой, которую Егор отвез ее дяде, потом эта карта каким-то образом попала к Серебрякову и его шайке, и теперь они по ней копают. -- A где настоящая карта? -- Настоящая хранится не то у Гераклова, не то у Грымзина, но я ее ни разу не видел. -- Можете увидеть хоть сейчас, дорогой Василий Николаевич! -- торжественно сказала Чаликова. -- Она у вас?! -- изумился Рябинин-Дубов. -- Не совсем. Когда мы делали фальшивую карту, для передачи Курскому, то я заодно сняла копию с настоящей. Она у меня в шалаше. -- Ну и как? -- Кажется, я открыла тайну клада, -- скромно сказала Надя. -- Ну, тут ничего особо тайного и не было, -- разочарованно ответил Дубов. -- Правда, сам я карту ни разу не видел, но знаю, что места зарытия сокровищ обозначены звездочками. Вообще-то, Наденька, между нами говоря, я, конечно, очень не хотел бы, чтобы сокровища попали к бандитам, но и то, что они достанутся Грымзину и Гераклову, меня, если честно, не слишком-то вдохновляет. -- Не достанутся, -- уверенно произнесла Надя. -- Если они только не дойдут своим умом до того, до чего дошла я. Но мы им, конечно, подсказывать не станем. -- И до чего же вы дошли? -- Вася, вы разбираетесь в геометрии? -- вопросом на вопрос ответила Чаликова. -- Вообще-то не очень, -- признался Дубов. -- Ну хорошо. Скажите, сколько окружностей можно провести через любые три точки? -- Одну, -- подумав, ответил сыщик. -- То есть, если эти точки не лежат на одной прямой. -- Ну вот. A на карте не три, а целых четыре звездочки лежат на одной окружности, и это уже вряд ли может быть простым совпадением. Я соединила их между собой тремя отрезками и через середину каждого отрезка провела перпендикуляр. И все они пересеклись в одной точке -- центре окружности. Вот там-то и лежат все сокровища. -- Но ведь на карте, как мне помнится, пять звездочек. Что же, и пятая лежит на той же окружности? -- Нет, это было бы уж слишком прямым указанием. Пятая звездочка в окружность, разумеется, не вписывается, и она здесь только для того, чтобы затруднить поиск верного решения. A центр окружности находится как раз... -- Не надо, -- перебил Дубов. -- Вдруг я кому-нибудь проболтаюсь. Ну, мне уж точно пора. Но завтра непременно постараюсь к вам приплыть. Нежно поцеловав Наде ручку, адмирал погрузился в лодку и отплыл на "Инессу". A когда шлюпка скрылась за северным мысом продолговатого острова, Надя вновь облеклась в шкуру Кисси и бултыхнулась в море. x x x -- Ну, как?! -- набросились на адмирала с расспросами обитатели яхты, как только он взошел на палубу. -- Там действительно два островка, -- ответил адмирал, -- но на "Инессе" к ним не подплывешь: повсюду мели и подводные скалы. -- A на лодке? -- спросил Гераклов. -- На лодке можно. Но осторожно. Сначала будет островок вытянутой формы, туда плывите без опаски. A вот на второй остров я бы отправляться не советовал. Во-первых, в проливе переменчивое течение с водоворотами, у меня чуть было не перевернулась шлюпка. A только я ступил на этот остров, как меня едва не укусила гадюка. Похоже, что лес там просто кишит змеями. -- Да, лучше туда не соваться, -- поежился Грымзин. -- Пожалуй, ограничимся променажами по первому острову. x x x К вечеру погода испортилась -- налетел ветер, небо покрылось тучами, а вскоре заморосил дождик, грозящий перейти в ливень. Поэтому, не дожидаясь темноты, обитатели яхты предпочли разойтись по каютам. Адмирал Рябинин зорко следил за тем, чтобы Вероника вновь не поддалась навязчивому влечению и не приступила к реализации программы по соблазнению Егора. Грымзин, вооружившись калькулятором, у себя в каюте просматривал банковские бумаги, захваченные в дорогу. Oтрадин, как обычно, пропадал в радиорубке. Гераклов, жалуясь на головную боль, ушел к себе еще до начала дождя. x x x К ночи непогода усилилась -- начался ливень, где-то вдали рокотали очистительные раскаты грома. На палубу вышел политик Гераклов. Как и в прошлую ночь, он бесшумно спустил шлюпку на воду и погреб в сторону острова. Дождь заливал все, даже стекла очков, и Гераклов стал шарить в карманах брюк, ища носовой платок. При этом он сильно двинул ногой, и раздался чей-то вопль. Константин Филиппович тоже вскрикнул и, достав из-за пазухи электрический фонарик, осветил дно лодки. Там лежал репортер Ибикусов. -- Что вы здесь делаете? -- грозно спросил Гераклов. -- То же, что и вы, -- ухмыльнулся Ибикусов. -- Плыву на остров. -- Для чего? -- удивился политик. -- Ну, со мной-то понятно -- я собираюсь осквернить их знамя, этот мерзкий символ антинародного тоталитаризма, но вы-то что там потеряли? -- A может, я хочу попасть в лапы настоящих пиратов, -- ответил репортер. -- Может, я хочу, чтобы они меня пытали, избивали, морили голодом и в конце концов... -- Да-да-да, знаю, -- перебил Гераклов, -- в конце концов убили, изнасиловали и пожарили на шашлык. -- Вы все смеетесь, -- серьезно возразил Ибикусов, -- а мне не до смеха. Может, я действительно хочу умереть и положить конец своему бессмысленному существованию? Никто меня не любит... -- A за что вас любить? -- пожал плечами Гераклов. -- Если вы только то и делаете, что каркаете всякую дрянь. Я даже более чем уверен, что в ближайшее время вы все это сами себе и накаркаете. Вам и череп проломят, и ядом отравят, и придушат, а вдобавок еще и поимеют. -- Да разрази меня гром!.. -- начал было Ибикусов, но в этот момент огромная молния перерезала ночное небо, и раскат грома заглушил фразу репортера. -- A давайте сыграем в русскую рулетку, -- вдруг предложил Гераклов. -- Давайте, -- тут же согласился репортер. -- А в каком смысле? -- Сейчас мы приплывем на остров, и я пойду на гору сдирать флаг. Если операция пройдет успешно, то я отплыву назад на яхту, а вы останетесь на острове на съедение пиратам. A если они меня подкараулят и сцапают, то поплывете на яхту вы -- надо же доставить назад шлюпку. -- Гераклов вздохнул. -- И передать последний привет друзьям. Ну как, по рукам? За разговорами шлюпка подплыла к острову, и Гераклов, оставив нежданного спутника на дне лодки, побежал в сторону горы своего имени, где на кресте в свете молний багровело ненавистное знамя. Рассекая по-бычьи выставленной вперед головой крепчающий ветер, Константин Филиппович упрямо карабкался к вершине, но только он добрался до цели, как две пары рук из темноты схватили его и поволокли куда-то вниз... x x x Лежа в лодке, Ибикусов вновь задремал. Репортеру приснились события месячной давности, когда он, чтобы заработать на новый портативный диктофон, который можно было спрятать в самых пикантных местах, подрядился написать для газеты "Кислый флирт" эротический рассказ. "Только вы, голубчик, напишите что-нибудь красивое, без этих ваших фирменных закидонов", -- напутствовал Ибикусова редактор господин Романов. Готовый исполнить любое задание, Ибикусов заперся у себя в квартире, отключил телефон и даже дверной звонок и начал творить... СОН ИБИКУСОВА Сидя за раздолбанной пишмашинкой, Ибикусов пытался выжать из себя еще несколько строчек заказанного гениального произведения: "Маня поспешно разделась и швырнула сорочку на стул... Ваня повалил ее на постель и грубо ввел член во влагалище... Маня испытала убийственный оргазм..." -- Нет, не то, все не то, -- в отчаянии воскликнул Ибикусов.-- И дернул же меня черт взяться за эротический рассказ! Ну не мое это дело. Все равно ведь лучше, чем Эдичка, не напишу... Ибикусов засучил рукава и снова кинулся в бой: -- "Ваня попил пивка и ввел член. Маня дергалась под ним, будто ее включили в электросеть. Скорость их движений нарастала, пока они, наконец, не кончили...". Опять какая-то чепуха. Ну что я могу поделать, не мое это ремесло -- писать эротические произведения. Мне бы чего-нибудь возвышенного, о расчлененных трупах, о вампирах и о мучительной страшной смерти... Видимо, разным творческим личностям покровительствуют разные музы, и мне -- явно не та, которая покровительствует эротике. A что делать -- высокие и светлые чувства в наше время никому не нужны, а жить как-то надо, вот и берешься не за свое дело... Ну ладно, поехали дальше: "Любовники бурно кончили, Ваня вывел член из влагалища Мани, они допили пивко и стали неспешно одеваться..." В этот момент по комнате пробежал легкий ветерок. Ибикусов поднялся, чтобы прикрыть окно, но вдруг увидел, что посреди комнаты стоит красивая стройная девушка, одетая в некое подобие белого балахона, который, однако, не скрывал, а еще более подчеркивал безупречные очертания ее фигуры. -- Что вам угодно, сударыня? -- обратился к ней писатель, невольно любуясь прекрасными темными волосами девушки, свободно спадающими по плечам. -- Вы господин Ибикусов? -- невысоким, но очень мелодичным голосом спросила девушка. -- Ну, я, -- ответил Ибикусов. -- Я -- ваша новая Муза, -- представилась гостья. -- Кто-кто? -- Муза. Я буду помогать вам писать эротический рассказ. "Ну все, дописался, -- мелькнуло в голове Ибикусова. -- Точно, крыша поехала. И вроде ничего не пил, разве что пиво... A как хороша!". Девушка подошла к столу и глянула в рукопись. -- "Маня поспешно разделась и швырнула сорочку на стул", -- с трудом разобрала Муза плохо отпечатанный текст. -- Ну разве так пишут эротические рассказы? -- A как? -- поинтересовался Ибикусов, понемногу приходя к пониманию, что все-таки явление Музы -- нечто большее, чем бред писательского воображения. Вместо ответа Муза легким грациозным движением сбросила с себя верхнюю часть белых одежд и бросила ее в воздух. Ибикусов, как завороженный, следил за ее полетом, а потом сел за стол и записал: "Покружившись, сорочка Мани упала, будто подстреленная белая Лебедь". A Муза читала дальше: -- "Попил пивка и ввел член"... Причем тут пиво, господин Ибикусов? -- Не знаю, -- пожал плечами новоиспеченный великий писатель. -- Все так пишут. -- Ну хорошо, раз вы не можете без пива, хоть напишите так, чтобы читать было приятно. -- Муза взяла баночку с остатками пива и плеснула себе на грудь. Несколько мгновений Ибикусов следил глазами за тем, как капли бегут по светлой коже девушки, а потом записал: "Янтарные капли скользили по груди Мани, скапливаясь на сосках, и Ваня слизывал их, и горький напиток казался ему слаще меда". Муза присела на колени к писателю, и ее упругая грудь с текущими струйками пива оказалась как раз рядом с его губами. Ибикусов целовал грудь Музы, а та ласково гладила его жесткие волосы. Наконец, девушка чуть отстранилась от своего ученика и вновь заглянула в его рукопись: -- Ну, что ты там еще написал? "Ваня разделся донага и ждал прихода Мани. В предвкушении предстоящего полового акта его член возбудился и встал". Да-а... Послушай, Ибикусов, я сейчас ненадолго выйду, а ты постели постель и разденься. -- Зачем? -- испуганно спросил Ибикусов. Муза улыбнулась: -- Узнаешь, милый. Муза выпорхнула из комнаты, а Ибикусов, сделав все, как она ему велела, присел на постель. Потом резко вскочил, подбежал к столу и записал: "Ваня ждал прихода Мани. Минуты тянулись, как столетия. Его тело погрузилось в невыразимую истому ожидания. И вот..." И вот в комнату вернулась Муза. Как прежде, она была обнажена выше пояса, а белая юбка опускалась до пят. -- Ты готов, дорогой? -- почти пропела девушка. -- К чему? -- К творчеству, милый, к творчеству. Мы с тобой должны создать настоящий гимн торжествующей любви. Вот что это: "Маня дергалась, будто ее включили в электросеть"? -- A как? Муза легким движением скинула с себя остатки одежды и прилегла на постель. -- Присядь со мною рядом, -- попросила девушка. Ибикусов сел на краешек постели. -- Поцелуй меня. -- Ибикусов нагнулся, и их уста слились в бесконечном поцелуе. Вдруг писатель вырвался из объятий Музы, подбежал к столу и записал: "Грудь и лоно Мани тихо колыхались и звенели, будто поле спелой ржи под легким дуновением теплого ветерка". Ибикусов обернулся, чтобы поделиться своей находкой с Музой, но той уже не было. Писатель встряхнул головой, встал из-за стола и в смятении прошелся по комнате. "Что это было -- сон или явь? A может, дух незабвенной Эммануэль Арсан таким оригинальным способом сошел на меня, чтобы научить, как пишется эротическая литература? По крайней мере, теперь-то я знаю, как это делается". Ибикусов сел за стол и продолжил: "Ваня и Маня полежали на постели, затем, почуяв зов похоти... нет, лучше зов плоти, попили еще пивка и...". Ибикусов перечитал написанное, слегка поморщился, однако решительно засучил рукава и завершил фразу: "Попили еще пивка и приступили к осуществлению полового соития". x x x Долетевшие с вершины холма крики разбудили Ибикусова. "Оргазм под пивко", -- еще не совсем отойдя от сна, подумал репортер. Но через несколько секунд, полностью вернувшись в реальность, он понял, что крики доносятся с той стороны, куда в темноту ушел Гераклов. "A-а-а, -- обрадовался Ибикусов, -- сейчас они попьют пивка, затем введут, потом поистязают, а уж потом расчленят. Ах, как кричит, как кричит! Эти чарующие звуки ласкают слух. Но увы -- не все же наслаждаться, пора возвращаться на яхту и рассказать соратникам Гераклова о его бесславной героической гибели". Ибикусов взялся за весла, и шлюпка медленно двинулась в сторону "Инессы Арманд". На борту его встретил Серапионыч -- страдающий не то от бессонницы, не то от ночных кошмаров, он, не обращая внимания на дождь и грозу, прогуливался по палубе. -- Где вы были? -- строго спросил Серапионыч Ибикусова. -- Или вы забыли, что вам запрещено пользоваться лодкой без ведома господина Грымзина или господина Гераклова? -- Я плавал как раз вместе с Геракловым, -- возразил Ибикусов. -- И где же он? -- На острове, в лапах пиратов. Ах, доктор, если б вы слышали, как он кричал и какими словами бранил бандитов, когда они застали его за срыванием алого стяга! -- Нет, все-таки понесла его нечистая! -- с досадой сказал Серапионыч. -- Теперь эти мерзавцы опять начнут нас шантажировать и ставить свои условия! -- Да уж, теперь Константину Филиппычу не поздоровится, -- пробормотал репортер не то с сожалением, не то с завистью. -- Это с Егором и Вероникой Николаевной они обходились более-менее гуманно, просто как со случайными заложниками, а уж на Гераклова у них особый зуб. И я не удивлюсь, если они захотят его распять прямо на самолете, а потом... -- Знаю-знаю, -- поспешно перебил Серапионыч. -- От этой разбойничьей шайки можно ожидать всего чего. -- Кажется, Константин Филиппович как-то говорил, что один из них -- сам переодетый Разбойников, -- ввернул Ибикусов. -- Ну, тогда ему хана, -- махнул рукой доктор. -- Хотя насчет Разбойникова я все же сомневаюсь. Тут, правда, господин Грымзин сказывал, что штурман Лукич кажется ему подозрительнее всех других, и борода у него какая-то неестественная, и все время молчит... Да, пожалуй, Лукич может оказаться и Разбойниковым. Ах, бедный, бедный Константин Филиппович... x x x Лукич и Степановна вели Гераклова к рыбацкому домику. Политик не сопротивлялся, но шел с гордо поднятой головой. -- Это вам даром не пройдет! -- храбрился он. -- Вы можете делать со мною, что придет в ваши куриные мозги, но вам не остановить поступательного хода времени. Это я говорю как бывший учитель истории. Колесо вспять не повернете! Черт, да потише вы, не видите, что там камни... Штурман и мотористка молча слушали разглагольствования политика и продолжали грубо тащить его во тьму. Вдруг огромная разлапистая молния рассекла чуть ли не весь небосвод, и загрохотал страшный, оглушительный гром. Все трое вздрогнули. -- Вот она, очистительная гроза народного гнева! -- воскликнул Гераклов, едва гром утих. -- И будьте уверены -- я добьюсь, чтобы состоялся новый нюрнберг, пусть хотя бы в кислоярском масштабе. Тут не выдержала Степановна: -- Посмотрим, кого будут судить, если завтра на выборах победит Зюпилов! Но боюсь, что вы, уважаемый господин Гераклов, до этого суда не доживете -- мы вас просто с дерьмом смешаем, как класс. -- Получите дополнительную статью за убийство. -- Гераклов старался говорить уверенно и даже с некоторым апломбом, но чувствовал он себя явно не в своей тарелке. -- Это не убийство, а уничтожение непримиримого классового врага! -- вдруг заявил молчаливый штурман. -- Мы, борцы за справедливость... -- Какие вы борцы! -- презрительно перебил Гераклов. -- Вы просто мелкая уголовная сволочь, которая стремится присвоить похищенные у народа деньги! -- Ага! -- ядовито сказала Степановна. -- A вы их, конечно же, хотите народу вернуть, не так ли? За такими вот милыми разговорами, от которых веяло мертвечиной, они дошли до рыбацкого домика. Лукич и Степановна втолкнули свою добычу в полутемное помещение и закрыли дверь. Гераклов огляделся. В свете чадящей на колченогом столе коптилки можно было увидеть небольшую залу с валяющейся в беспорядке летней мебелью. В углах лежали удочки, обрывки сетей, ящики из-под динамита, использованные презервативы, пустые бутылки и прочий хлам, подтверждающий, что бывшее начальство бывшего ГЭСа действительно предавалось на острове рыболовству и иным невинным развлечениям. Лукич сдвинул лежащий в середине залы старый половичок, и под ним обнаружились две створки люка. Штурман потянул за кольца, а мотористка подтолкнула Гераклова к зияющей в полу черной дыре, которая показалась Гераклову входом в ад. Осторожно ступая по расшатанным ступенькам, политик начал свое нисхождение в мрачное подземелье. Лукич со Степановной двинулись следом. x x x Доктор Серапионыч и срочно разбуженный им банкир Грымзин обсуждали создавшееся положение. -- Ну так что же вы предлагаете, доктор? -- зевая, спросил Грымзин. -- Надо Константина Филипповича как-то выручать, понимаете ли. -- И не подумаю! В конце концов, предупреждали же его, чтобы не совался на остров. Пускай теперь пеняет на себя. Доктор покачал головой: -- Нехорошо, господин банкир, бросать товарища в беде. A скажите, станут ли вам доверять вкладчики, если узнают, что вы просто-напросто "кинули" своего делового партнера? -- Мало ли кого я в своей жизни кидал, -- сказал Грымзин, но, подумав, сменил тон: -- Ну, я же не отказываюсь, делать, конечно, что-то надо. Но что делать -- ума не приложу. -- Не сомневаюсь, что уже утром они прибудут за едой, -- ухмыльнулся доктор. -- И тут все зависит от того, какую линию поведения мы с вами изберем. У меня тут появилась одна задумка... x x x На круглом столике в канделябре, сымпровизированном из трех пустых бутылок из-под шампанского, горели свечи. Неверные отблески огня метались по стенам подвала, как обреченные на вечные муки души грешников. Когда глаза Гераклова привыкли к скудному освещению, он увидел, что в старом кресле-качалке сидит Иван Петрович Серебряков. Пламя свечей зловеще отблескивало на его лице, казавшемся спокойным и даже добродушным. "На вид вполне приличный человек, только в душе мухи дохнут", подумал Гераклов. -- A, дорогой Константин Филиппович! -- нарушил затянувшееся молчание кок. -- Давненько мы вас ждали, а вот вы и пожаловали. -- Серебряков зловеще осклабился. -- Ну что ж, по гостю и честь. -- Пррривет, Геррраклов! -- Это крикнул ворон Гриша, который сидел в темном углу на бронзовом бюсте Вольтера, неведомо каким образом оказавшемся в подвале рыбацкого домика. Возможно, гэсовское начальство кололо им орехи. -- Стыдно, Иван Петрович, -- укоризненно покачал головой Гераклов. -- Я вас принял на корабль, можно сказать, дал вам возможность честно зарабатывать на жизнь, а вы вместо этого... -- Да-да-да, -- нетерпеливо перебил Серебряков, -- а я вместо этого, и так далее, и тому подобное. A теперь, когда вы у нас в руках, уже ничто не заставит нас свернуть с пути и отказаться от намеченной цели. Гераклов поправил на носу очки: -- Я даю вам последний шанс осознать всю преступность ваших деяний и искренне раскаяться. И, может быть, кислоярский народ... -- Вы говорите так, будто не вы у нас в плену, а мы у вас, -- ухмыляясь, перебил его кок. -- За вами нет будущего, -- презрительно бросил Гераклов. -- Но я обещаю, что когда вернусь в Кислоярск... -- Неверрр-нешься! -- радостно закаркал Гриша. -- Вернусь, вернусь! -- уверенно заявил Гераклов. -- И вы, все трое, вся ваша воровская банда, займете достойные места в тюрьме Анри Матисса рядом с камерой вашего пахана товарища Разбойникова. -- Насколько я знаю, Александр Петрович Разбойников в настоящее время находится вне стен тюрьмы, -- учтиво заметил Серебряков. -- Поймаем! -- безапелляционно ответил политик. -- Ну, ловите, ловите. -- C этими словами кок, опираясь на костыль, встал с кресла и медленно снял с глаза повязку, а затем торжественно отклеил густые брови и рыжую шевелюру. Увидев истинное лицо Серебрякова, Гераклов ощутил ледяную пустоту в груди, ноги его подкосились, и он медленно осел на холодный каменный пол. x x x Около полуночи Андрей Владиславович Oтрадин вошел в радиорубку и, плотно прикрыв дверь, принялся настраивать рацию. Вскоре оттуда раздались характерные звуки, похожие на собачье хрюкание, по которым Oтрадин определял, что его собеседник вышел на связь. -- Буревестник, Буревестник, это Чайка. Как слышно? Выхожу на прием, -- заговорил радист. Из динамика раздался приятный низкий голос: -- Это Буревестник. Чайка, слышу вас нормально, только говорите чуть громче. -- Громче не могу, -- понизив голос до полной конспиративности, ответил радист. -- У нас события приобретают совершенно угрожающий оборот, в плену у пиратов оказался объект Г. -- Объект Г. -- это Грымзин или Гераклов? -- спросил Буревестник. -- Гераклов. И у меня есть все основания полагать, что его-то они не пощадят. По-моему, надо прислать подкрепление. В динамике наступила пауза. Наконец, Буревестник вновь заговорил: -- Наш босс в курсе, но если он окажется не у дел, то помощи вам ждать неоткуда. -- Пользуясь моим особым положением, можно было бы протянуть еще день, максимум два, -- сказал Oтрадин, -- но задача осложняется тем, что Грымзин, кажется, и пальцем не пошевелит, чтобы вызволить Гераклова. Но у меня тут возник еще один план... -- Действуйте по своему усмотрению, -- ответил Буревестник, -- мы вам доверяем. A послезавтра, надеюсь, многое прояснится. Желаю удачи. -- Спасибо, -- улыбнулся Oтрадин. -- Удача -- это как раз, чего мне сейчас больше всего надо. Андрей Владиславович отключил рацию и, закрыв глаза, откинулся на спинку стула. x x x -- Это вы... вы?.. -- обреченно прошептал Гераклов, едва придя в себя. -- Да, я, -- веско ответил кок. -- Авантюрист, террорист, государственный преступник, которым так называемые демократы пугают своих детишек. Одним словом, Александр Петрович Разбойников. Ну что, Гераклов, ты и теперь намерен посадить меня на кол? Гераклов молчал, лишь подобно выброшенной на берег рыбе хватал ртом затхлый подвальный воздух. -- A как же... это самое?.. -- наконец спросил политик. -- Вы имеете в виду ногу? -- докончил его мысль Серебряков-Разбойников. -- Охотно удовлетворяю ваше неуемное любопытство: пришлось отрезать в целях конспирации. A если точнее -- в целях предотвращения заражения крови вследствие укушения меня несознательной змеей генерала Курского. -- Петрович вел себя как настоящий революционер, -- встряла Степановна. -- Мы не могли обратиться в больницу, и нам с Лукичом пришлось это делать кустарным способом -- пилой. -- И даже без наркоза?! -- ужаснулся Гераклов. -- Ну почему же без наркоза? Мы надели ему наушники и пустили "Марсельезу". Так Александр Петрович не только подпевал во все время ампутации, но даже порывался встать по стойке смирно. -- A боли я и не чувствовал, -- сказал Александр Петрович, -- славный гимн подействовал лучше любого Кашпировского... Ну ладно, хватит бузить, давайте решать, что с ним делать. -- Замочить, суку! -- мрачно предложил Лукич. -- Повесить, -- заявила Степановна, потирая пухлые ручки. -- Рррасстрррелять! -- радостно прокаркал Гриша. Петрович покачал головой: -- Какая убогость мысли -- замочить, повесить да расстрелять. В этом отношении нам с вами, товарищи, стоило бы поучиться у нашего дорогого гостя. Позвольте вам, Константин Филиппыч, напомнить ваши же слова: "Нечего тратить на коммунистов пули и порох, лучше посадить их всех на осиновый кол посреди болота". Отличная мысль! Именно так мы с вами и поступим. Вы не против, господин Гераклов, или предпочли бы иной способ приведения приговора в исполнение? -- Делайте, что хотите, -- устало вздохнул Гераклов. -- Неудачникам не место в этой жизни. -- Не будем спешить, -- сказал Разбойников, -- вы у нас не один. Огласите, пожалуйста, список. Степановна извлекла из-за пазухи длинный мелко исписанный бумажный свиток и, подойдя поближе к канделябру, стала зачитывать: -- Лица, подлежащие ликвидации в первую очередь. Номер первый. Кирилл Аркадьевич Яйцын, так называемый президент так называемой Кислоярской республики -- за развал промышленности, великой державы и народного хозяйства. Номер второй. Евгений Максимович Грымзин, так называемый банкир -- за незаконную финансовую деятельность и внедрение в народное сознание прогнивших буржуазных валют. Номер третий. Константин Филиппович Гераклов, именующий себя политиком -- за сепаратизм и осквернение священных символов народной власти. Номер четвертый... -- Погодите, -- жестом остановил Степановну товарищ Разбойников, -- эдак вы целый час читать будете. Вы, Константин Филиппович, в списке стоите лишь третьим, так что не будем торопиться. Карающий меч народного трибунала никуда от вас не денется. -- Я тут вспомнил один анекдот... -- начал было штурман Лукич. -- A он не очень скабрезный? -- жеманясь, перебила Степановна. -- Ах, я всегда так краснею, когда слышу неприличные анекдоты. -- Никак нет! -- кратко ответил Лукич. -- Огласите! -- велел Петрович. -- Жена говорит мужу: "Ты такой придурок, что даже на конкурсе придурков занял бы только третье место". "Почему третье?", спрашивает муж. "A потому что придурок!". Это случайно не про вас, товарищ Гераклов? Вдруг Гераклов вскочил с пола и с криком: "Убью! На кол посажу!" кинулся на Разбойникова. Тот и бровью не повел, а Лукич со Степановной, набросившись на Гераклова с двух сторон, скрутили ему руки веревкой и швырнули в угол. -- И так будет со всяким, -- с расстановкой сказал Разбойников, -- кто покусится на священные идеалы революционной справедливости и этого, как его... -- Пррролетарррского интерррнационализма! -- подсказал Гриша. Петрович чуть поморщился: -- Ну, можно и так сказать. A Гераклов лежал в углу подвала и, бросая на своих мучителей взоры, полные ненависти и презрения, связанными руками потирал ушибы. ДЕНЬ СЕДЬМОЙ -- ВОСКРЕСЕНЬЕ Утром, как и предполагалось, на "Инессу" прибыл Иван Петрович Серебряков. Однако прием ему был оказан, мягко говоря, не самый теплый. -- Чего вам угодно? -- грубо спросил Грымзин. -- Еды! -- простодушно ответил кок. -- Обойдетесь, -- бросил банкир. -- Вы сами уберетесь, или вам помочь? Серебряков не двинулся с места: -- Очевидно, вы еще не в курсе, что ваш товарищ, господин Гераклов, в настоящее время находится у нас? -- В курсе, в курсе, -- сварливо ответил Грымзин. -- И что же, вас не интересует его дальнейшая участь? -- Петрович казался несколько удивленным. В разговор вступил доктор Серапионыч: -- Уважаемый, э-э-э... Иван Петрович, мы вчера предупреждали господина Гераклова, чтоб не совался на остров, но Константин Филиппович поступил по-своему, и потому теперь мы слагаем с себя всякую ответственность за его дальнейшую судьбу. -- Так что же, еды не будет? -- удивился кок. -- Не будет! -- отрезал Грымзин. -- И единственное, на что вы можете рассчитывать -- это что мы сейчас не арестуем вас и не отплывем в Кислоярск. И пускай ваши подельники вместе с Геракловым остаются на этом паршивом острове и подавятся всеми его сокровищами! Вдруг Иван Петрович гневно хватил костылем об пол: -- Хватит гнать туфту! Я разгадал ваши хитрости! Вы хотите казаться хуже, чем на самом деле. Но ничего у вас не выйдет. Сейчас я поплыву взад, а через час можете забрать труп вашего Гераклова. Все! -- Кок двинулся к шлюпке. -- Погодите-погодите, -- остановил его адмирал. -- Давайте не будем пороть горячку и спокойно все обсудим. -- Вот это другой разговор! -- Иван Петрович остановился и присел на ящик из-под тампекса. -- Хорошо, чего вы хотите? -- нетерпеливо спросил Грымзин. -- Ну, я же говорил -- еды. -- Черт с вами, получите. -- A за это мы сохраним жизнь господину Гераклову. Но, конечно, держать его будем под арестом. -- A где гарантии, что вы его еще не... -- вдруг спросил Ибикусов и провел рукой по шее. Серебряков на минутку задумался: -- Законный вопрос. Давайте сделаем так: я пока что останусь здесь и буду загружаться провиантом, а кто-нибудь из вас сплавает на остров. Я дам записочку, и мои люди устроят свидание с Геракловым. -- Есть добровольцы? -- обратился Грымзин к обитателям яхты. Первыми вызвались Ибикусов и Вероника Николаевна, однако их кандидатуры банкир отверг: -- Вы под подозрением. Надо кого-то из верных людей. -- Позвольте мне, -- предложил Егор, но его опередил Серапионыч: -- Нет-нет, поплыву я. Возможно, Константину Филипповичу нужна медицинская помощь... -- Ну что ж, так и поступим, -- констатировал Грымзин. -- Господин Серебряков, пишите вашу записку. Но предупреждаю -- если с доктором что-то случится... -- Ничего не случится, -- уверенно ответил кок. -- Ведь сейчас я у вас как бы в заложниках. Вторую лодку спустили на воду, и Серапионыч, прихватив походную аптечку, отправился на остров. -- A я хотел бы пока встретиться с вашим радистом, -- сказал Серебряков. -- Какого дьявола! -- нахмурился Грымзин. -- У вас с ним что, какие-то делишки? -- Ага! -- похабно ухмыльнулся кок. -- Любовные. Только не у меня, а у этой дурехи Степановны. Пристала -- повидай, мол, Андрюшеньку, да передай ему горячий приветик. Я ей говорю: Степановна, если идешь на важное революционное задание, так поменьше думай о мужчинках. A она ни в какую! -- Ладно, -- прервал излияния Петровича господин Грымзин, -- встречайтесь хоть с радистом, хоть с самим чертом, только подальше с глаз моих! x x x Oтрадин, как всегда, находился на своем посту в радиорубке и возился с аппаратурой, одновременно слушая выпуск новостей по "Икс-игрек-зет плюс". -- Нынешний воскресный день весьма знаменателен для Кислоярской Республики, -- со скрыто издевательскими интонациями вещал Яша Кульков. -- Сегодня весь наш народ избирает Президента. Кто им станет -- нынешний глава государства господин Яйцын или кандидат от левой оппозиции товарищ Зюпилов? Я не хочу ни за кого агитировать, да это и запрещается в день выборов, но прошу наших слушателей подумать -- при каком государственном устройстве частные коммерческие радиостанции имеют возможность легально выходить в эфир, а при каком нет. А вот еще милая новостушка. Вчера на Елизаветинской улице, на доме, где находилось сыскное бюро Василия Дубова, была торжественно открыта мемориальная доска. В церемонии принимал участие старший помощник Президента майор Cелезень. Кроме того, во дворе здания сооружается бетонный постамент, где в ближайшее время будет установлен "Москвич" великого детектива -- верный Росинант, не раз помогавший Дубову в его многотрудных делах. Газета "Кислоярское время" опубликовало интервью с астрологом Иваном Двинским. "Звезды более благоприятствуют Яйцыну, нежели Зюпилову, -- сказал прославленный звездочет, -- но это мало что значит, так как выборы происходят в дневное время"... Тут за дверью раздался характерный стук деревяшки, и в радиорубку ввалился Иван Петрович Серебряков. -- Что, Иван Петрович, принесли очередное послание? -- выключив радио, обернулся к нему Oтрадин. -- Еще не успел написать, -- ответил кок, -- события развивались слишком быстро. Но я договорился с Грымзиным, что завтра ты привезешь ту часть провизии, которую я не смогу взять сегодня. Тогда же передам и текст отчета. -- Ну и как идут поиски? -- как бы между делом спросил Oтрадин. -- Дождусь я своего миллиона, или как? -- Сегодня мои люди разрабатывают четвертое предполагаемое месторождение, а если и там ничего не окажется, то завтра полезем в гору. -- На пик Гераклова? -- Какого еще Гераклова? Мы его зовем пиком Повелителя Мух. Ха-ха, шутка. Ну, мне-то туда карабкаться не с руки, то есть не с ноги, но Лукич со Степановной свое дело знают. A я буду тебя ждать на обычном месте. Ну, до завтра. -- Погодите, -- остановил Серебрякова Oтрадин. -- Я тут подумал -- а смогу ли открыть частную радиостанцию, если сегодня победят ваши? Тогда и миллион мне вроде ни к чему. -- Резонный вопрос, -- призадумался Петрович. -- Но ничего, на базе "Икса-игрека-зета" откроем вторую программу госрадио, а тебя посадим директором. Будешь прививать народу любовь к подлинно народному реалистическому искусству. Oтрадин тоскливо глянул в потолок, но ничего не сказал. x x x Пока Грымзин и Ибикусов переносили из кухни в шлюпку провизию (банкир при этом подсчитывал ущерб и горестно вздыхал), остальные обитатели яхты через адмиральский бинокль наблюдали за экспедицией доктора на остров. Едва Серапионыч высадился на берег, к нему из рыбацкого домика вышел штурман. Доктор протянул ему записку от Серебрякова, и Лукич махнул рукой в сторону окна. Через несколько минут Степановна вывела Гераклова -- он еле передвигался. -- Кажется, ему связали ноги, -- догадался Егор. Доктор с политиком уселись на травку и стали о чем-то беседовать. Степановна не отходила ни на шаг и внимательно слушала. Через пару минут к ним подошел Лукич и тронул Гераклова за плечо. Доктор, покопавшись в аптечке, передал Гераклову какое-то снадобье и, расцеловавшись с ним на прощанье, сел в лодку и медленно поплыл в сторону "Инессы". Штурман повел Гераклова обратно. -- Они держат его в доме, -- сказал адмирал, опустив бинокль, -- это надо запомнить... Когда Серапионыч пришвартовался к "Инессе", шлюпка Серебрякова уже была загружена провизией. -- Ну как, убедились, что ваш Гераклов жив-здоров? -- сказал Петрович. -- Жив-то жив, -- ответил Серапионыч, -- да ваши ребята его маленько помяли. Я ему оставил мазь от ушибов. -- Сам виноват -- нечего было срывать наше знамя! -- заявил кок, садясь в шлюпку. -- До скорого свидания, товарищи! -- Чтоб ты утонул! -- проворчал Грымзин. Пожелание банкира едва не сбылось -- только шлюпка отчалила от яхты, как на нее напала Кисси. Она подплывала к шлюпке совсем близко, явно норовя ее перевернуть, а попытки Серебрякова огреть Кисломорского монстра веслом или костылем не действовали. -- Киньте ей чего-нибудь! -- крикнул адмирал. Кок нехотя швырнул в морское чудище головкой сыра, и оно, ловко подхватив добычу, резво уплыло в сторону и вскоре затерялось в волнах. x x x После обеда адмирал Рябинин собрался было вновь отплыть на свидание с Кисси, но остальные обитатели "Инессы" воспротивились, и ему пришлось повезти их на Продолговатый остров (Круглый остров, или остров Надежды, как его мысленно именовал адмирал, по официальной версии считался недоступным и опасным). Вместе с адмиралом поплыли Грымзин, Oтрадин и Егор. Серапионыч остался на яхте за старшего. Вскоре шлюпка прибыла на остров, и люди, проведшие неделю на корабле, наконец-то смогли насладиться твердой почвой под ногами. Егор сразу отправился осматривать остров, а остальные расположились на берегу. Через пролив хорошо проглядывался пик Гераклова, а в бинокль адмирала можно было разглядеть даже знамя на кресте-самолете. Несколько минут все молчали, наконец, заговорил радист Oтрадин: -- Господа, надо решаться. Предлагаю завтра брать остров штурмом. -- Вы же все время были против штурма, -- удивленно возразил Грымзин. -- Теперь обстоятельства нам благоприятствуют, -- сказал Oтрадин. -- Завтра утром Лукич со Степановной полезут в гору, а Серебряков будет меня ждать в рыбацком домике. Предполагается, что я привезу ему запас провизии, а вместо этого в лодке будут "наши люди". Я нейтрализую Ивана Петровича, потом мы освободим Гераклова, а затем поднимемся на гору и застанем врасплох штурмана с мотористкой. -- Идея, конечно, интересная, -- ответил Грымзин, -- но, извините, Андрей Владиславович, мы не можем вам полностью доверять. Вы вроде бы помогаете нам, но в то же время как будто сотрудничаете и с ними. A вдруг вы все это придумали для того, чтобы заманить нас на остров, в лапы к пиратам? Oтрадин на минутку задумался: -- Да, вы имеете основания мне не доверять. Хорошо, нынче ночью я готов предоставить вам доказательства, что не имею никакого отношения к шайке Серебрякова. Тут недалеко от острова появилась Кисси. Она подпрыгивала на легких волнах, явно стараясь обратить на себя внимание. Адмирал достал булку и начал ее подкармливать. -- И охота вам, Евтихий Федорович, переводить продукты? -- недовольно проворчал Грымзин. -- Ничего, господин Грымзин, -- ответил за адмирала радист. -- Вспомните, что говорил Константин Филиппович: Кисси еще прославит нашу Кислоярскую Республику на весь мир. Представьте, приплывают участники международного симпозиума чудищеведов и спрашивают -- что это, мол, за Грымзин, именем которого назван остров? Им отвечают -- да это же тот самый, глава банка "ГРЫМЗЕКС". Банк становится известен во всем мире, открывается его филиал в Париже, в Лондоне, в Мехико, ну и так далее. A вы говорите -- кусок хлеба. -- Да я ничего и не говорю, -- смутился банкир. -- Разве мне жалко? Ни Грымзин, ни Oтрадин и не догадывались, что в одном из кусочков булки была спрятана записка: "Наденька, сегодня не вышло. Но завтра, надеюсь, мы обязательно встретимся. Ваш Д." -- Ну, кажется, пора назад, -- сказал адмирал, кинув Кисси последний кусок. -- Уже скоро стемнеет. Егор, где ты? Егор! Вскоре шлюпка уже возвращалась на "Инессу", и Кисси, плывя в некотором отдалении, сопровождала ее небыстрый путь. x x x Вечером, вернувшись после очередных безрезультатных раскопок в рыбацкий домик, Степановна и Лукич перенесли колченогий столик и несколько стульев в затхлый подвал, где по-прежнему томился политик Гераклов. В десять часов стол уже ломился от яств, приготовленных за день коком Серебряковым-Разбойниковым, а посередине стола, между бутылкой водки и салатом, наложенным из-за отсутствия посуды прямо на газету, красовалась старенькая "Спидола". Пираты торжественно расселись за столом, и Разбойников включил приемник. Несмотря на шипение и прочие помехи, можно было понять, что настроен он на Кислоярское государственное радио и что идет прямой репортаж из Центризбиркома. -- Сегодня решалась судьба Кислоярской Республики, -- взволнованным голосом говорил диктор. -- Нам с вами предстояло избрать нового главу государства. Напомню, что на этот ответственный пост баллотировалось пять кандидатов, и двое основных -- нынешний Президент господин Яйцын и лидер Союза левых сил товарищ Зюпилов. Кроме них, в избирательные бюллетени были также внесены фамилии аптекаря Бряцалова, предпринимателя Вакуума и профессионального патриота Волоскова, но, согласно последним социологическим опросам, у них нет никакого шанса оказать серьезное влияние на итоги выборов. -- Какая мерзость! -- сказал штурман Лукич, нарезая колбасу своим знаменитым ножом. -- Ничего, -- благодушно откликнулся Разбойников, -- скоро мы весь этот балаган прикроем. A то развели тут разных президентов, губернаторов, мэров, сэров, пэров, херов всяких. Выборы устраивают, как в растленной Америке!.. Да вы закусывайте, товарищи, еды много. A не хватит, так сплаваем на яхту, Грымзин еще даст. Правда, товарищ Гераклов? -- Тамбовский волк тебе товарищ! -- огрызнулся Константин Филиппович. Он со связанными ногами лежал в углу на полусгнившей соломе. -- По крайней мере, тамбовский волк не оскверняет красные знамена, -- не остался в долгу Разбойников. A тем временем голос из приемника продолжал: -- Дополнительную интригу в предвыборный расклад внес майор Cелезень, рейтинг которого по социологическим опросам уверенно выходил на третье место. Две недели назад он снял свою кандидатуру и призвал голосовать за ныне действующего Президента Кирилла Аркадьевича Яйцына, а в обмен за это Президент назначил майора на должность старшего помощника. Теперь исход выборов во многом зависит от того, последует ли электорат Селезня его призывам. -- Что еще за "электорат"! -- презрительно фыркнула Степановна. -- Чего они там, нормальные слова забыли? -- Ничего, -- весело откликнулся Петрович, -- вот возьмем власть, и не будет никаких электоратов да рейтингов. Наш народ вновь станет избирать тех, кого надо, и результат будет как положено -- девяносто девять целых и девяносто девять сотых!.. Внезапно Разбойников прервал пламенную речь, так как диктор начал сообщать нечто важное: -- К нам в избирком поступили первые предварительные данные. В Пустопорожненской волости, где в голосовании приняли участие чуть больше двух третей избирателей, лидирует Зюпилов -- 57% голосов. За Яйцына проголосовали 36%, остальные кандидаты получили совсем по чуть-чуть. -- Так выпьем за победу истинных патриотов! -- провозгласил повеселевший Разбойников и разлил водку по бумажным стаканчикам. -- Гераклов, а ты не хочешь выпить за наш успех? -- Не хочу! -- отрезал Гераклов. -- Ну, не хочешь -- как хочешь... Ух, хорошо пошла! -- Петрович закусил колбасой, подпер руками голову и вдохновенно запел фальшивящим козлетоном: -- Пятнадцать демократов на сундук мертвеца, Йо-хо-хо и бутылка водки! Лукич со Степановной подхватили: -- Пей, и Сталин тебя довезет до конца, Йо-хо-хо и кусок селедки! x x x В это же время на "Инессе", в радиорубке у Oтрадина, звучал голос ведущего частной станции "Икс-игрек-зет плюс" Яши Кулькова. Ему жадно внимали банкир Грымзин и доктор Серапионыч. -- Да, зря я не перевел капиталы в Швейцарию, -- помрачнел Грымзин, когда Кульков обнародовал результаты по Пустопорожненской волости. -- ... Ну вот подошли и другие новости -- свеженькие, пухленькие, тепленькие и мягонькие. -- Публика насторожилась. -- В деревне Мымрино уже подсчитали все голоса, и там уверенно лидирует нынешний президент. У него 55,4%, а у Зюпилова 39,3%. Температура у Зюпилова явно нездоровая. Я бы ему порекомендовал попить импортного пивка и сходить по девочкам. По себе знаю -- помогает от всех болезней. -- Нет-нет, с этим я решительно не согласен, -- покачал головой Серапионыч. -- C чем вы не согласны? -- взвился Грымзин. -- Результаты вам не нравятся? -- C пивом я не согласен, -- поправил пенсне Серапионыч. -- Какие после пива девочки? После пива только в туалет. Лучше уж выпить водочки. -- Да, по такому случаю и водочки выпить можно, -- подумав, согласился Грымзин. A Кульков все продолжал вещать: -- Вот еще новостишки подошли. Уже не белые и пушистые, а скорее красные и заскорузлые, как та штука, что я сейчас держу в руках. То есть микрофон. Короче говоря, в Зареченском избирательном участке, в районе, известном своими питейными традициями, явно лидирует Зюпилов. У него 53, а у Яйцына 42 процента. A у остальных, как всегда, такая мелочевка, что об этом даже и говорить неудобно. -- Хороший был у меня банк... -- вздохнул Грымзин. A Кульков продолжал: -- A вот и с избирательного участка на Ипподроме новостишки подошли. Кстати, с того самого ипподрома, на котором супруга аптекаря Бряцалова демонстрировала свой круп. Да, я сам видел -- задница что надо. Ну и ее благоверный то же самое. Кстати, в этом районе находится его фармацевтическая фабрика "KALSEX", и вы думаете, это ему помогло? Так вот -- нет. Правда, три процента он набрал, но для него это потолок. На Ипподромном участке выиграл Яйцын -- у него 58%, а у его главного соперника -- 36 с половиной. И еще по поводу Бряцалова. Как говаривал Тарас Бульба, "ну что, сынок, помогли тебе твои ляхи?". -- Aй-яй-яй, боже мой... -- схватился за голову Серапионыч. -- Ну и что вас опять не устраивает? -- обернулся к нему вновь повеселевший Грымзин. -- Гоголь-то ему чем насолил?! -- тяжко вздохнул доктор. -- Какой Гоголь? Не помню такого в списке, -- насупился Грымзин. -- Вы, наверно, имели в виду -- Cелезень? -- Да нет, я говорю -- Гоголь, в смысле "Мертвые души"... -- Как, вы хотите сказать, что они там в избиркоме еще и приписками занимаются?! -- Тише, господа, -- обернулся к ним Oтрадин. -- Тут интересные вещи... -- A к нам тут как раз зашел такой большой, крутой -- ну, в общем, майор Cелезень, -- объявил Кульков. -- Александр Иваныч, кстати, можно, если я буду вас называть просто Сашулей? -- Нет, -- кратко пробасил майор. -- A, понятно. Александр Иваныч, ну как ваша семейная жизнь, как там то да се? -- Порядок. -- Не могли бы вы пояснить поподробней? -- допытывался ведущий. -- Могу. Полный порядок. -- И тут неожиданно майор толкнул целую речь: -- Я настоящий мужик, и во всей Кислоярской Республике тоже наведу порядок. -- Но ведь у Кирилла Аркадьича до вас было много помощников, и у них что-то не очень получалось, -- вкрадчивым голосом возразил ведущий.-- Они хотели, но у них не получалось. -- Если у кого-то проблемы с потенцией, то это еще не значит, что надо запрещать половую жизнь, -- афористично ответил майор. -- Это мудрая мысль, я ее обязательно должен записать, -- пробормотал Кульков. -- A скажите, Александр Иваныч... -- Хватит говорить, -- перебил Cелезень. -- A то я нынче всю ночь болтаю и болтаю, как Цицерон. Дело делать надо. -- Ну хорошо, спасибо за содержательное интервью. Я бы и сам сходил куда-нибудь, какое-то дело поделал, радиослушатели меня поймут, но долг обязывает. A тут вот еще одна сводочка подошла. В деревне Елкино с небольшим отрывом победил Зюпилов -- 51 на 46. Как говорил наш замечательный поэт Эполетов, "Ты такая же сука, только очень горда". Это, конечно, не по теме, но уж больно стишки красивые. "Ты -- как чешское пиво, если наше -- вода". Но я лично вам рекомендую "Левенбрей". Это такая сука... x x x Застолье в подполье продолжалось. Настроение застольщиков менялось, как полоски на зебре. Стоящая среди полупустых бутылок, обкусанных кусков колбасы и консервных банок "Спидола" продолжала хрипло поливать новостями из Центризбиркома: -- Пришли результаты с Краснорыбинской водокачки. Яйцын -- 57, Зюпилов -- 41. A ведь водокачка считалась вотчиной Зюпилова. Кстати, у нас тут случился предводитель Кислоярских пионеров Витя Зюпилов. Ну как вам, Витенька, результаты вашего дедушки? -- Отвратительные результаты. И сами выборы омерзительные. И помои по телевиденью на патриотов... Дед мне обещал отдать местное телевидение после победы на выборах, а сам, старый дурень, сделал все возможное, чтобы на них проиграть. A почему, вы спрашиваете, ну, не спрашиваете, ладно, но я вам все равно отвечу -- он отошел от линии партии. -- Ну, это уж вы преувеличиваете... -- Нисколько! Знаете, что я нашел у нас дома на книжной полке за Собранием сочинений Сталина? -- Неужели порнуху? -- Какое там -- бутылку "SMIRNOFF"! Вот откуда весь его ревизионизм и низкопоклонство перед Западом. И вообще, когда я у него папироску "Герцеговина Флор" стащил, он мне уши надрал, частный собственник! -- Ну и как вы прогнозируете результаты выборов? -- A-а-а, результаты все заранее сфальсифицированы. -- Витенька, почему ты так думаешь? -- A они мне не нравятся! Разбойников торжественно стукнул костылем об пол, как Иван Грозный посохом: -- Вот она, наша смена! Вот с кем мы будем строить светлое будущее!.. Ну, для кого светлое, а для кого и не очень, -- добавил Петрович, мрачно глянув в тот угол, где томился Гераклов. -- A дедуля-то Витенькин действительно ревизионист. Ну ничего, придет время, мы его отрехтуем, отрехтуем, -- ехидно потер руки Разбойников. -- A то целуется с банкирами. Леонид Ильич, тот хоть с настоящими мужиками взасос целовался -- с Фиделем, с Чаушеску. A этот -- тьфу, -- смачно сплюнул Разбойников, при этом угодив в стакан к Степановне. -- У так называемых бизнесменов брал деньги на предвыборную компанию. Да я бы ему их в задницу засунул! Вновь забурчало радио: -- К сожалению, табло с результатами вышло из строя -- его, уходя, подбил из рогатки Витек Зюпилов. Очевидно, ему не понравились последние предварительные итоги. A, вот сейчас на сцену вышел Председатель Избиркома господин Ананасов-Рябчиков. Интересно, что он сообщит? Ага, обобщенные результаты по тем округам, где подсчет закончился. Пока что Яйцын и Зюпилов идут ноздря в ноздрю. Степановна приглушила радио, увидев, что Петрович заснул лицом в салат. A Петровичу снился удивительный сон. СОН ПЕТРОВИЧА Петровичу приснилась его разлюбезная супруга Алевтина Ивановна. A точнее, последняя с ней встреча, которую его товарищи организовали между побегом из тюрьмы и новым ответственным заданием -- ночным визитом к генералу Курскому, стоившим Петровичу нижней конечности. Местом встречи было избрано вегетарианское кафе "На слонике в сказку" при Кислоярском храме кришнаитов. Ровно в полдень одетый в белый балахон Александр Петрович переступил порог этого заведения, представлявшего собой обширный зал со стенами, пестро расписанными портретами Кришны и прочей экзотикой из Индийской жизни. Взяв кичари, сабджи и баджо, лидер коммунистов уселся за дальним столиком и стал с любопытством оглядывать место, в котором волею судьбы очутился. За столиками сидели люди, одетые в самую обычную одежду, так что Петрович, надеявшийся при помощи балахона затеряться среди завсегдатаев "Слоника", гляделся там как белая ворона. Задумчиво уплетая овощную кашку, Петрович рассматривал стенную роспись и огромный плакат "НE КУШAЙТE ЖИВOТНЫX -- ЛЮБИТE ИX!", однако время от времени косил взором на вход, откуда должна была появиться Алевтина Ивановна. Приятный запах благовоний и неповторимая музыка из кинофильма "Индийская гробница" создавали в помещении атмосферу сладкой истомы, так что Петрович слегка "прибалдел", как выразилась бы Степановна. Его глаза закрылись, и перед мысленным взором поплыли яркие картины. Петрович увидел себя в образе великого Будды, торжественно въезжающего в Кислоярск на белом слоне. Вот он едет по проспекту Кислоярской свободы, а вот народ, одетый в белые одежды, приветствует его, маша оливковыми ветками и красными флажками... В этот миг Петрович почувствовал на себе чей-то цепкий взгляд. Очнувшись от приятных видений, он едва не обмер -- прямо перед Петровичем маячила физиономия его смертельного врага господина Гераклова. Петрович уткнулся лицом в тарелку, но Гераклов глядел вовсе не на него, а на недоеденный яблочный пирожок посреди стола. Краем глаза Петрович узрел, как Гераклов хватил пирожок, сунул его в карман кожаной куртки и степенно отошел к соседнему столику. Но тут Петрович забыл и про Гераклова, и вообще про все на свете -- в кафе вошла Алевтина Ивановна, одетая в пестрое сари. У Петровича дрогнуло сердце -- он узнал материал, из которого были сделаны занавески в его квартире... Алевтина Ивановна непринужденно села за столик в другом конце зала, и супруги вперили друг в друга полные любви и нежности взоры. Как раз в этот миг музыка из "Индийской гробницы" смолкла, и зазвучал неповторимый голос великого буддолюба и кришноведа Бориса Гребенщикова: "Харе Кришна, Харе Рама, Харе Рама, Харе Кришна..." x x x Ровно в полночь Oтрадин "вырубил" Яшу Кулькова и поставил устройство на передачу. -- Помните, я вам давеча обещал представить доказательства? -- пояснил радист. -- Сейчас вы их получите... Буревестник, это я, Чайка. Перехожу на прием. -- Чайка, слышу вас хорошо, -- отозвался "Буревестник" приятным низким голосом. -- Как дела? -- Все идет своим чередом, -- ответил радист. -- Хотел спросить вашего разрешения, чтобы приступать к решительным действиям. -- Могли и не спрашивать. Ведь вы знаете, что я сторонник самых решительных действий, так что смело приступайте к зачистке. -- Но если я не вернусь... -- Уверен, что вернетесь. A если что случится, то Отечество вас не забудет. -- Благодарю на добром слове, -- усмехнулся Oтрадин и отключил рацию. -- Надеюсь, вы узнали этот голос? -- обернулся он к Грымзину и Cерапионычу. Те молчали, но их лица изображали "немую сцену" из "Ревизора". -- Ну что, господа, будем производить "зачистку", или как? -- A нельзя ли как-нибудь без этого самого?.. -- заосторожничал Грымзин. -- Нет, похоже, здесь терапии маловато будет, -- выдал диагноз Серапионыч. -- Тут без хирургического вмешательства не обойдешься. Тем более, что если победит Зюпилов, то они там на острове просто охамеют, а если верх возьмет Яйцын -- озвереют. -- Ну что ж, -- вздохнул Грымзин, -- "зачистка", так "зачистка". Я согласен. -- Тогда мы должны обговорить план во всех подробностях, -- сказал радист. -- Но только слово "зачистка" мне не нравится, непоэтичное оно какое-то. Предлагаю назвать ее операцией "Троянский конь". И прежде всего надо решить, кто поплывет на остров. Ясно, что нам втроем не справиться, нужно искать союзников... x x x Когда Серебряков очнулся от сладостного сна, "Спидола" выдавала очередную сводку по выборам: -- Подсчитано около трех четвертей бюллетеней, и пока что с очень небольшим перевесом лидирует нынешний Президент. Похоже, сбывается прогноз, что исход голосования может решить голос каждого избирателя. -- Все равно сфальсифицируют, -- презрительно бросила Степановна. -- Будем брать власть силой оружия! -- заявил Лукич. -- Вперрред, на борррьбу! -- высказался и Гриша. -- Тише, товарищи, -- попросил Петрович. -- Тут новые данные. --Подсчитаны голоса в неперспективной деревне Кукушкино, -- продолжало радио. -- Голоса трех пенсионерок, жительниц этого населенного пункта, разделились поровну... -- Как это, поровну? -- удивился из своего угла Гераклов. -- Один голос получил Яйцын, один -- Зюпилов, а третий бюллетень был признан недействительным, -- невозмутимо ответил диктор. -- Избирательница, вместо того, чтобы отметить кандидата, написала нецензурное слово... -- Интересно, какое? -- сказал Петрович. -- Неужели "демократия"? -- Дерррьмокррратия! -- безапелляционно прокаркал ворон Гриша. -- A я верю в победу демократии! -- с пафосом заявил Гераклов, но Петрович его не услышал -- его голова вновь уронилась в салат. ДЕНЬ ВОСЬМОЙ - ПОНЕДЕЛЬНИК Утром в понедельник Лукич со Степановной, прихватив лопаты, отправились на пик Гераклова копать в том месте, где им указал Петрович в соответствии с пятой отметкой на "липовой" карте. Сам же мятежный кок остался в рыбацком домике -- сторожить заложника Гераклова и дожидаться радиста Oтрадина. И действительно, едва только штурман и мотористка достигли подножия горы, от "Инессы" отчалила шлюпка, ведомая Андреем Владиславовичем. Плыла она медленно -- очевидно, из-за обильного провианта, который радист вез пиратам на остров. Пришвартовав лодку, Oтрадин поспешил к домику, где его на пороге встречал Серебряков с Гришей на плече. -- A, Андрюша, как хорошо, я тебя так ждал! -- Чего так? -- удивился радист. -- Или у вас вся еда уже вышла? -- Да нет, дело не в еде. Я тут, понимаешь ли, ночью заснул, не дождавшись результатов, а к утру батарейки совсем сели... -- Если вы имеете в виду результаты выборов, то официальные пока не объявлены, а неофициально победил Яйцын, хотя и с однопроцентным отрывом. -- Позоррр! -- завопил Гриша. -- Да? -- Петрович, кажется, вовсе не был удивлен или разочарован. -- Ну что ж, может быть, оно и к лучшему... Теперь мы продолжим борьбу другими средствами. -- Кок сел на колченогий табурет и взял с шатающегося столика мелко исписанную ученическую тетрадку. При этом он неудачно провел рукой, и костыль, прислоненный к столу, с грохотом упал. -- Вот здесь текст для передачи, в те же часы и на тех же волнах... A сейчас давай перенесем провизию. -- Вам помочь, Александр Петрович? -- участливо спросил радист. -- Иван Петрович, -- поправил кок. -- Да, подай, пожалуйста, костыль. -- Сейчас. -- Oтрадин поднял с пола костыль, но вместо того чтобы протянуть его Петровичу, со всей силы огрел его по голове. Тихо охнув, кок свалился на пол. -- Говори, где Гераклов! -- наклонившись к Петровичу, прошипел радист. Петрович молчал, с ненавистью глядя на Oтрадина. "И ты, Брут!", казалось, говорил его взор. -- Здесь я, здесь! -- раздался приглушенный голос Константина Филипповича. Швырнув костыль в окно, радист бросился к середине комнаты, откинул половичок и нырнул в погреб. x x x Лукич и Степановна взобрались на гору Гераклова (или пик Повелителя Мух, как его именовали пираты), но не на самый верх, а остановились на уступе склона, где накануне Петрович, сверившись со своей картой, вбил колышек. Внизу расстилался остров, а вверху высился мрачный крест с трепещущим на ветру знаменем. -- Ну, поехали, -- сказал Лукич, втыкая заступ в землю. Степановна подобрала юбку и присоединилась к своему коллеге. -- Как думаешь, найдем? -- спросила мотористка. -- Кто ищет, тот всегда найдет, -- загадочно ответил штурман. -- A я вот тут ночью не спала, думала: ну, откопаем мы эти сокровища, а что дальше? -- И что же? -- И ничего! Петрович, конечно же, накупит оружия, знамен, и опять полезет на баррикады. A у самого и одеть нечего. -- К чему ты клонишь, Степановна? -- Лукич отложил лопату и пристально глянул на мотористку. -- Я говорю -- серьезная революция так не делается. A Петрович со своим волюнтаризмом кончит тем, что снова загремит в тюрьму, да еще и нас за собой потащит. -- И что ты предлагаешь? -- Выкопаем сокровища, купим белый мерседес и отправимся в Швейцарию, -- Степановна ухмыльнулась, -- издавать революционную газету. Так сказать, по следам классиков. -- A Петрович согласится? -- с сомнением пожал плечами Лукич. -- Он ведь все хочет здесь и сразу. -- A что нам Петрович? -- с жаром воскликнула Степановна. -- Он ведь и сам завалится, и нас завалит. Жалкая, ничтожная личность, хотя и великий революционер, этого уж никак не отнимешь. -- Вот ты поди и скажи все это самому Петровичу, -- усмехнулся Лукич. -- A что Петрович? -- все более увлекаясь, продолжала Степановна. -- Петровича побоку, нам же больше достанется. Я куплю себе новое платье от Кардена, ты -- галстук от Версаче... -- Галстук от Версаче -- это хорошо, -- задумчиво ответил штурман. -- A белый мерседес -- еще лучше... Но вот с Петровичем-то, с Петровичем что будем делать? -- A что? Петрович сбежал из тюряги, милиция его ищет. Может, найдет, -- Степановна противно захихикала, -- а может, и нет. Лукич еще пристальнее взглянул на Степановну: -- К чему ты клонишь? -- A то сам не догадываешься? -- Ну что ж, можно и так. Лопатой по башке, и в яму... -- Ну и как? -- Степановна напряженно глядела на Лукича. -- Что ж, если ради дела... -- колебался штурман. -- Конечно, только и единственно ради дела! -- искушала мотористка. -- Подумай, ну кто он такой, наш Петрович: шут гороховый, путчист-неудачник. A мы превратим его светлый образ в настоящее оружие новых поколений борцов за наши великие идеалы! Представь только -- он погибает, завещав нам с тобой продолжить его дело. Мы едем в Швейцарию, покупаем шале высоко в горах, открываем там типографию и первым же делом издаем биографию Петровича и собрание его сочинений... Он и в могиле послужит нашему великому и благородному делу! -- Ну ладно, уговорила. -- Штурман вновь взялся за лопату. -- Только не будем спешить и пороть горячку... x x x Вскоре из подвального люка вылез Oтрадин и помог выйти Гераклову. Бравый политик потирал затекшие ноги и щурил отвыкшие от дневного света глаза. -- Сиди здесь и не смей никуда высовываться! -- велел радист Петровичу. Тот, извиваясь на полу, шипел, как змея. Увидев Гераклова, он попытался укусить его за ногу, но тут же чувствительно получил по зубам. Подойдя к окну, Oтрадин что-то свистнул азбукой Морзе, и из шлюпки начали выходить троянские пассажиры. Это были банкир Грымзин, адмирал Рябинин и Вероника Николаевна Курская, которую взяли на остров по предложению адмирала. (Доктор Серапионыч и Егор остались на яхте, равно как и репортер Ибикусов, которого в план операции "Троянская лошадь" решили не посвящать). -- Первая часть операции выполнена, -- отрапортовал радист, -- главарь обезврежен, заложник освобожден. Теперь предстоит зачистка острова от остальных пиратствующих элементов. -- A что если устроить засаду прямо в доме? -- осторожно предложил Грымзин. -- Нет, будем брать сразу! -- заявил Гераклов. -- У меня просто зубы чешутся набить им морду. -- Только без рукоприкладства! -- предупредил Oтрадин. -- Будем действовать строго в рамках Конституции. -- Ах, какая мудрая мысль! -- как бы вслух подумала Вероника, не то всерьез, не то с долей иронии. A адмирал прибавил: -- Совершенно с вами согласен, Андрей Владиславович: когда сомневаешься, всегда действуй в рамках законности. -- Ну так вот, -- продолжал радист, -- мы должны подойти к ним с тыла, незаметно. Они сейчас копают на западном склоне холма, а мы подберемся с восточного. Сначала пройдем вдоль берега, потом поднимемся на самый верх, к самолету... -- И сорвем, наконец, эту мерзкую тряпку! -- воскликнул Гераклов. -- Насрывались уж, и не надоело? -- проворчал Грымзин. -- Сорвем, но позже, -- примирительно сказал Oтрадин. -- Для начала установим за ними наблюдение, а в решающий момент будем брать. Так что предлагаю не откладывая двигаться в путь. x x x -- Да существует ли он вообще в природе, этот клад? -- задался вопросом Лукич, когда была вырыта яма диаметром в три, а глубиной в полтора метра. -- Петрович уверен, что существует, -- откликнулась Степановна. -- Раз есть карта, значит, должен быть и клад. -- A если все эти карты и указатели -- фуфло? -- Ну что ты, ведь их составляли солидные люди, в Москве к тому же. Не зря ведь Кузьмич дуба дал, едва мы к нему заявились... Штурман отложил заступ: -- Слушай, Степановна, в тюрьме Матисса библиотека есть? -- Есть, а то как же. -- Ну вот, просто Петрович за эти годы книжек начитался, вроде "Золотого жука", и крыша у него поехала. -- Не думаю, -- покачала головой Степановна, -- не такой человек наш Петрович. -- Ну, тогда давай копать дальше. -- Лукич с силой вонзил лопату в сырую землю, и она наткнулась на что-то твердое. x x x Прячась за густым кустарником, пять человек прошли вдоль берега, а затем поднялись на пик Гераклова. Как раз у подножия креста-самолета обнаружилась песчаная площадка, где они решили расположиться. Вероника Николаевна сладостно вздохнула, вспомнив, как пыталась здесь склонить Егора к любви. Жаль, что Кисси помешала... Гераклов же, напротив, кидал свирепые взоры наверх, на красное знамя, представляя, как он будет рвать его на мелкие кусочки. Кстати, именно теперь он получил возможность рассмотреть его вблизи и убедиться, что похожий на паука значок внутри белого круга представлял собой не то, что он думал раньше, а серп и молот. Грымзин, оглядывая остров своего имени, прикидывал, где построит отель "У тети Кисси", а где -- филиал "ГРЫМЗЕКС"a. Лишь радист с адмиралом, чередуясь, разглядывали в бинокль небольшой уступ на склоне горы, где в яме копошились Лукич и Степановна. -- Что за черт! -- не удержался от восклицания радист, увидев, как штурман и мотористка выволакивают из ямы огромный железный сундук. Степановна резко обернулась, но Oтрадин успел прижаться к земле. -- Ну вот и сбылась "мечта идиота", -- усмехнулся Лукич, присев на сундук. -- Что делать будем? -- Как что? Вскрывать! -- с энтузиазмом заявила Степановна. Она со знанием дела обошла вокруг заветного сундука и потрогала огромный ржавый замок. -- Так его не откроешь, будем ломать. -- Внимание, господа, будьте готовы, -- шепотом предупредил Oтрадин своих спутников. -- Всегда готовы! -- один за всех ответил Грымзин. Лукич и Степановна взяли лопаты и принялись поддевать крышку сундука. В это время их соперники начали по знаку Oтрадина медленно ползти вниз и вскоре оказались за спиной у заговорщиков. В тот миг, когда амбарный замок слетел и крышка медленно, со скрипом начала открываться, Oтрадин и его спутники набросились на пиратов: радист и политик схватили Степановну, а банкир и адмирал -- Лукича. Вероника с вожделением смотрела на сундук, не решаясь подойти поближе -- будто из него исходила какая-то зараза. Мотористка и штурман бешено дергались, пытаясь вырваться, но перевес был явно не на их стороне. Когда пираты поняли тщету своих усилий и затихли, слово взял Oтрадин. Еще тяжело дыша после потасовки, он резко выплевывал каждое слово, отчего они падали на головы присутствующих, как тяжелые камни: -- Господа, я должен предупредить вас -- и тех, и других, что содержимое данного сундука является собственностью Кислоярской Республики и что самое большее, на что вы можете рассчитывать -- это на двадцать пять процентов стоимости. Разумеется, если будете себя хорошо вести. -- A ты кто такой?! -- прорычал Лукич. -- Кто я такой? -- Продолжая одной рукой крепко держать свою возлюбленную Степановну, Oтрадин вытащил из внутреннего кармана "корочку" и продемонстрировал ее всем присутствующим. -- Вот это класс! -- вырвалось у Степановны. На фотографии был изображен Андрей Владиславович, но в дамском платье и с дамской же прической. Если верить документу, то его предъявителя звали вовсе не Андрей Oтрадин, а Екатерина Кручинина. A верить поневоле приходилось, так как на удостоверении стояла печать Президентской канцелярии, а рядом с нею -- размашистая подпись старшего помощника Президента майора Селезня. -- Ну и как же вас теперь называть? -- вздохнул Гераклов. -- Можете звать по-старому, -- беспечно ответил радист, пряча удостоверение в карман, -- а можете просто -- радистка Кэт. -- Да, против власти не попрешь, -- пробормотал Грымзин. -- Мы ведь все-таки законопослушные граждане. Не все, конечно, и не очень законопослушные... -- Вероника Николаевна, у вас руки свободные, посмотрите, что там в сундуке, -- попросил Oтрадин. Вероника с трудом откинула скрипучую крышку и не без наслаждения погрузила руки в сундук. Однако вместо вожделенных бриллиантов и золотых слитков нащупала какие-то шершавые бумаги. -- Ну, что там? -- нетерпеливо вопросил Грымзин. -- Не томите! Курская вынула плотный листок, лежащий наверху, сдула с него пыль и зачитала: -- Почетная грамота. Выдана Кислоярскому отделению НКВД за успехи в деле борьбы с врагами народа (троцкисты, кулаки, космополиты, врачи-отравители -- нужное подчеркнуть). Подпись -- Л.П. Берия. -- И это все?! -- удивился Гераклов. -- Нет, не все. -- Вероника заглянула в ящик. -- Там еще какие-то вымпелы, знамена и, -- девушка чуть покраснела, -- порнографические открытки... -- Мерзавец! Подонок!!! -- вдруг завопила Степановна и истерически забилась в объятиях Гераклова и Отрадина-Кручининой. -- Кого вы имеете в виду? -- поинтересовался радист, с трудом удерживая разбушевавшуюся мотористку. -- Неужели меня? -- Петровича! -- крикнула Степановна. -- Встречу -- убью! Говорил -- куча золота, куча золота... Когда она изнеможенно замолкла, слово взял банкир Грымзин: -- Я хочу сделать официальное заявление. Уважаемый Андрей Владисла... то есть уважаемая... ну, в общем, не буду говорить за всех присутствующих, но лично я отказываюсь от своей доли клада в пользу Кислоярской Республики, лояльным гражданином коей... Однако докончить официальное заявление банкиру не удалось, так как в дюйме от виска Гераклова с реактивной скоростью пролетел какой-то снаряд и в нескольких метрах позади кладоискателей вонзился в землю. То был костыль кока Серебрякова. Опешивший Грымзин на секунду ослабил хватку на Лукиче, но этого достало, чтобы штурман выхватил из кармана револьвер и произвел неприцельный выстрел. Черное платье и белое боа Вероники обагрились кровью. Однако выстрелить в другой раз Лукичу не удалось, так как адмирал внезапно укусил его за руку. Револьвер упал прямо в яму, а Лукич со Степановной, воспользовавшись всеобщим переполохом, бросились наутек. Но их никто преследовать не стал, ибо все кинулись к Веронике. Первым опомнился адмирал: -- Они же сядут в лодку и возьмут "Инессу" на абордаж! Радистка спрыгнула в яму за револьвером: -- Евтихий Федорович, мы с вами перегоним обе шлюпки сюда поближе, а вы быстрее несите к берегу Веронику Николаевну. Доктор окажет ей первую помощь! -- C этими словами Кэт и адмирал резво побежали вниз по склону. При этом они едва не споткнулись о кока Петровича, который медленно, но упорно полз вверх, к сундуку с сокровищами. Верный Гриша сопровождал его. Достигнув вожделенной цели, Петрович извлек из сундука переходящее красное знамя, аккуратно разложил на траве и благоговейно поцеловал его уголок. -- Александр Петрович, идемте, -- поторопил кока Гераклов, протягивая ему костыль. -- Ваша камера давно вас ждет. -- Я должен все это взять, -- с тихой непреклонностью ответил Разбойников. -- Это лучшая часть моего архива. -- Чего-чего? -- не понял Гераклов. -- Паррртарррхив!!! -- разъяснил Гриша. -- Только быстрее, дорога каждая минута! -- Гераклов и Грымзин бережно подхватили истекающую кровью Веронику на руки и понесли вниз по склону. -- Ах, черт, совсем забыл сорвать эту мерзкую тряпку! -- проворчал политик, бросив последний взор на верхушку холма. -- Поторапливайтесь, Разбойников, никто вас ждать не будет! Петрович проворно завернул все содержимое сундука в переходящее знамя и с этим увесистым тюком заковылял следом за Геракловым, Грымзиным и Вероникой. x x x Пока доктор Серапионыч колдовал над Вероникой, остальные обитатели "Инессы Арманд" собрались в кают-компании -- разумеется, кроме Разбойникова, находившегося под "домашним арестом" в своей каюте. -- Никогда не прощу себе, что предложил взять на остров Веронику Николаевну! -- казнился адмирал. -- Не женское это занятие -- искать сокровища. -- Но ведь Вероника Николаевна сама ввязалась в это дело, -- возразил банкир Грымзин. -- Скажите лучше, Евтихий Федорович, готова ли яхта к отплытию? -- Яхта-то готова, -- с сомнением покачал головой адмирал, -- только вот как мы поплывем -- ума не приложу. Ведь мы остались без основных специалистов... -- Да какие они специалисты! -- с усмешкой перебила адмирала радистка Кэт. -- То есть специалисты, но уж точно не в морском деле. -- Как это?! -- изумился Гераклов. -- Очень просто. Например, штурман Лукич -- вовсе никакой не штурман, а... Предлагаю угадать с трех попыток. -- Неужели беглый каторжник, убийца, насильник, расчленитель трупов? -- оживился доселе молчавший Ибикусов. Радистка покачала головой. -