не обнаружили на городском причале яхты "Инесса". По имеющимся сведениям, она отплыла вниз по Кислоярке. Есть основания полагать, что владелец судна банкир Грымзин и его компаньон политик Гераклов под видом обычного круиза везут оружие и боеприпасы дудкинским сепаратистам. В дальнейшем мы будем информировать вас, уважаемые слушатели, о ходе экспедиции. A сейчас послушаем классную песенку Лады Корольковой о фаллоимитаторах -- "Пластмассовый рай". Ну, поехали... Поморщившись, Отрадин выключил приемник. -- Что это значит? -- воскликнул Гераклов. -- Откуда им известно?.. -- A вы что, и вправду везете оружие? -- удивился Oтрадин. -- Какое еще оружие! Но остальное-то все правда. И как они там еще сказали -- будем информировать? -- Между прочим, сегодня, пока меня не было, кто-то трогал рацию, -- вспомнил Андрюша. -- Она стояла на приеме, а когда я вернулся -- на передаче. -- Что-что?! -- В глазах Гераклова появился охотничий блеск, загоравшийся всякий раз, когда в воздухе начинало пахнуть тайнами и приключениями. -- Как вы полагаете, кто бы это мог быть? -- Ясно, что не Степановна, -- тут же сказал радист. -- Я как раз был у нее в машинном отделении. Это такая женщина... -- И не Петрович... то есть наш повар, -- подумав, сказал Егор. -- Мы с ним все время были на кухне. -- Кто же тогда? -- вслух размышлял Гераклов. -- Адмирал? Или штурман? Или доктор? Но зачем, зачем? -- Политик резко встал со стула. -- Решено -- ночью я устрою здесь засаду! x x x Наступила тихая летняя ночь. "Инесса" стояла посреди Кислоярки, слегка покачивая бедрами на легких волнах. Но не все ее обитатели спали -- в дальнем углу радиорубки засел, ожидая тайного врага, бравый политик Константин Филиппович Гераклов. -- Ну, голубчик, все, теперь ты от меня не уйдешь! -- бормотал Гераклов. -- Выведу тебя, злодея, на чистую воду! Однако минуты шли за минутами, часы за часами, но никто не появлялся. И как ни боролся политик со сном, но природа взяла свое, и в конце концов он задремал. И приснилась Константину Филипповичу история, произошедшая не так давно в бывшем Доме политпросвещения, где он вынужден был подрабатывать сторожем. COH ГЕРАКЛОВА В ночь на пятое марта, когда луна скрылась в мрачных тучах, Гераклов заступил на пост по охране вверенного ему здания. Он устроился за небольшой конторкой в просторном холле первого этажа. Ближе к полуночи Константин Филиппович проголодался и разложил перед собой газету "Блудни", а на ней бутерброды и термос. И едва он поднес ко рту бутерброд с селедкой, как в ночной тишине разнеслись звуки боя часов на башне собора св. Кришны. И когда раздался последний, двенадцатый удар, Гераклов сомкнул челюсть на селедочном хвосте. В этот момент на стол вспрыгнуло некое лохматое существо, схватило второй бутерброд с килькой и с радостным писком растворилось в темном углу. Сначала политик подумал, что это была просто крыса. Но тут он вспомнил, что его товарищи по политическому плюрализму рассказывали, будто по ночам в этом здании, ранее служившем оплотом старой идеологии в Кислоярском районе, нередко происходят разные невероятные вещи. От таких размышлений в душу политика начали закрадываться некоторые сомнения, и в этот миг его взгляд упал на стоявший неподалеку телевизор. Прямо на глазах Гераклова он вытягивался, обретая очертания гроба. "Ох, как все это не к добру!", подумал Константин Филиппович. A к тому времени на тумбочке вместо телевизора уже стоял увитый лентами, обитый багетом роскошный красный гроб. Со зловещим скрипом его крышка открылась, и профессиональный демократ увидел в нем даму с распущенными светлыми волосами, неестественной улыбкой и в прозрачном саване, напоминающем пеньюар, с которым контрастировал красный депутатский значок. Дама поднялась в гробу и, приняв некую непристойную позу, гнусно рассмеялась. Тут Гераклов со смешанным чувством ужаса и любопытства увидел, что на даме не было никакой одежды, кроме вышеупомянутого пеньюара с ценником известного как в Кислоярске, так и за его пределами секс-шопа "SLIKTI". Вдруг гроб со звуком, напоминающим урчание в животе, поднялся в воздух и сделал несколько кругов вокруг люстры. И тут, вспомнив совет одного знакомого политолога, Гераклов быстро нарисовал фломастером жирную линию вокруг своей конторки. Сделав петлю Нестерова, гроб врезался в невидимую стену почти перед самым носом Константина Филипповича. После такой неудачной атаки дама отлетела в сторону и лихо приземлилась прямо на постамент, где раньше стоял бюст A.М. Коллонтай. Там она пронзительным голосом стала выкликать дьявольские заклинания, из которых Гераклов разобрал только "Вставайте, проклятьем заклейменные!" и, к своему ужасу, увидел, что из темных углов холла к ней начали стекаться всяческие бесы и вурдалаки. Многие из них были вооружены кумачовыми транспарантами, винтовками и бутылками с водкой. Возглавляющий эту армию элегантный бес с вьющимися седыми волосами, протирая уголком красного знамени очки, приятным низким голосом обратился к гроболетчице: -- Ну что, Татьяна Аркадьевна, опять не можете справиться с каким-то прислужником капитала? Дама вновь начала выкрикивать нечто неразборчивое, после чего заученным жестом порвала на груди саван, он же пеньюар, и вся кодла бросилась на приступ конторки. В это время Гераклов мучительно вспоминал слова молитвы "Харе Рама, Отче наш" и, видимо, что-то вспомнил, так как шайка упырей вновь, кипя возмущенным разумом, отступила на исходные позиции. И тут седой бес опять обратился к пилотке гроба: -- A не пустить ли нам в ход тяжелую артиллерию, товарищ? -- При этом он громогласно высморкался в подол ее савана. Дама в гробу окончательно порвала на себе саван, затопала ногами, плюнула на рога элегантному бесу и нечеловеческим голосом закричала: -- Введите Петровича!!! И тут все стихло, и в тишине раздался вой милицейской сирены. Тяжелые шаги сотрясли все здание. От сильного удара сорвались с петель двери, и в холл вошел огромный монстр в скромном сером костюме и с портфелем. -- Ничего не вижу! -- загромыхал он страшным голосом. -- Подымите мне веки! К нему тут же подскочили несколько мелких услужливых бесов и бестолково стали тыкать древками знамен ему в глаза. -- Отойдите, товарищи, я сам, -- попросил монстр, и со звуком сливаемой в унитазе воды раскрылись его пылающие революционным огнем глаза. Устремив испачканный чернилами палец в Гераклова, монстр с радостью садиста объявил: -- Вот он, прислужник кислоярских капиталистов! Сейчас мы его повесим на одном суку с... Фраза повисла в воздухе, так как в этот момент на шпиле собора св. Кришны закукарекал петушок, и нечисть бросилась врассыпную, роняя на ходу знамена и ржавые трехлинейки. Гроб закружился по фойе, на ходу обратно превращаясь в телевизор. Со стуком опустившись на свое место и, видимо, самопроизвольно включившись, он произнес голосом диктора Останкинского телевидения: -- С добрым утром, товарищи!.. x x x И в этот момент Гераклов очнулся от резких звуков -- кто-то в темноте пытался работать с рацией. Приняв позу пантеры перед прыжком на добычу, Гераклов затаился в углу... x x x В эту дивную ночь не спали еще как минимум двое. Радист Отрадин и мотористка Степановна, уютно устроившись на капитанском мостике, любовались луной и звездами. Пьянила и симфония звуков, доносившихся с обоих берегов Кислоярки. В мелодичное кваканье лягушек искусно вплетались завывания волков с одного берега и медвежий рев с другого. Изредка подпускал трели и незримый оку соловей. -- Ах, я просто балдею! -- нежно прошептала Степановна. -- Андрюша, поцелуйте меня! -- Любимая! -- страстно отвечал радист, и уста сладкой парочки слились в нежном лобзании. -- Нет, дорогая Степановна, в такую ночь без поэзии никак нельзя! -- Отрадин вскочил на ноги и, едва не свалившись с мостика, продекламировал: -- Отзвук голосов плывет По забывшейся реке. Запах трав, как мысли вслух, Носится невдалеке. Безутешный соловей Заливается в бреду. Смертной мукою и я Постепенно изойду. -- Ах! -- простонала Степановна. -- Это тоже Шекспир в переводе Покровского? -- Да нет, Шелли в переводе Пастернака, -- ответил Oтрадин. -- Слышите, что там за шум? -- Где? -- очнулась от страстной неги Степановна. -- Кажется, в радиорубке, -- прислушавшись, определил Андрюша. -- Бежим скорее! x x x После долгих попыток злоумышленник наконец-то настроился на нужную волну: -- Алло, вы меня слышите? Это с яхты "Инесса". Да нет, громче не могу, а то меня застукают. Принимайте сообщение. Один день пути прошел успешно. Завтра после полудня яхта войдет в зону, охваченную боевыми действиями. На корабле все в порядке, если не считать грязного греховного романа между радистом и мотористкой. Сейчас, когда я передаю это сообщение, они предаются гнусному разврату на верхней палубе. Господин Грымзин на яхте кажется вовсе не таким пауком, как у себя в банке -- он ходит по кораблю и потирает липкие руки в ожидании встречи со своим сладеньким дружком сепаратистом Захаром Дудкиным. Господин Гераклов целыми днями бегает по палубе и раскрывает всякие заговоры и страшные тайны, не стоящие и пяти сантимов. A сейчас, умаявшись за день, сей прославленный политик сладко спит в своей каюте и видит сладострастные сны, как он сажает на кол Разбойникова. -- Ошибаешься, мерзавец, я здесь! -- не выдержал Гераклов и набросился на незнакомца. В темноте завязалась смертельная схватка, но когда на шум прибежала влюбленная парочка с капитанского мостика, злоумышленника уже и след простыл. Отрадин включил лампу и увидел сидевшего на полу Гераклова. -- Что случилось, Константин Филиппович? -- забеспокоилась Степановна. -- Он ушел, -- торжественно сообщил политик. -- Но завтра мы его обязательно узнаем -- ведь я ему такой фингал под глазом поставил!.. ДЕНЬ ВТОРОЙ -- ВТОРНИК Утром, едва адмирал скомандовал "Отдать концы!" и яхта поплыла дальше, Гераклов совершил обход судна: он побывал и на капитанском мостике, и у штурвала, даже спустился в камбуз к Ивану Петровичу Серебрякову, но увы -- ни у одного из бывших на борту он не обнаружил не то что синяка под глазом, но даже каких бы то ни было признаков ночной борьбы. Однако эта загадка вскоре разрешилась как бы сама собой. Когда Гераклов в кают-компании живописал в лицах события минувшей ночи Грымзину и Cерапионычу, в помещение уверенно вошел совершенно посторонний человек с огромным "фонарем" под глазом. -- Добрый денек, господа! -- развязно поздоровался он. -- A вот и я, прошу любить и жаловать. -- Что это значит?! -- гневно вскочил из кресла банкир Грымзин. -- Как вы сюда попали, господин Ибикусов? Репортер Ибикусов (а это был, разумеется, именно он) уселся в кресло Грымзина и нахально положил ноги на стол: -- Я спрятался в куче угля. Долг журналиста -- всегда находиться в куче событий! Грымзин дернул за спинку кресла и вывалил Ибикусова на ковер: -- Насколько мне известно, вы из всех куч предпочитаете кучу, извините, не скажу чего! Но все и так знают -- дерьма. -- Господа, погодите браниться, -- встрял доктор Серапионыч. -- Мы должны решить, что делать дальше. -- Как это что? -- удивился Грымзин. -- Высадить на берег к чертовой матери! Не топить же его в речке, как вы полагаете? -- Я решительно против! -- заявил Гераклов. -- Как я понимаю, мы уже вступили в зону боевых действий. Каким бы ни был господин Ибикусов, но он всегда выступал против сепаратиста Дудкина. Вы представляете, что с ним будет, если он попадет в лапы этих бандитов? -- Ну ладно, черт с вами, -- великодушно сменил гнев на милость банкир. -- Оставайтесь. Можете и дальше обитать в углехранилище. Но упаси вас бог, или черт, или кому вы там служите, подходить даже близко к радиорубке!.. Я не угрожаю, но предупреждаю. Довольный, что так легко отделался, репортер покинул кают-компанию. Доктор Серапионыч привычно подлил себе чаю с добавкой из склянки. A Грымзин, делая вид, что наливает Гераклову в бокал "Сангрию", тихо спросил: -- Признайтесь, Константин Филиппович, ведь это вы провели Ибикусова на яхту? -- Ну что вы! -- бурно возмутился политик. -- Разве я посмел бы пойти против вашей воли?! В этот момент яхту сильно качнуло, и она остановилась. Гераклов со всех ног бросился на палубу. Там штурман Лукич уже спускал на воду шлюпку. -- Что случилось? -- тревожно спросил Гераклов у адмирала. Тот только махнул бородкой в сторону левого берега. Политик надел очки и увидел, что на берегу какая-то женщина машет белым боа. -- Я поплыву! -- заявил Гераклов. -- Вам не стоит рисковать -- в этих краях возможны боевые действия. -- Какие боевые действия? -- заинтересовался вездесущий Ибикусов, тоже появившийся на палубе. -- Федеральных Кислоярских властей с сепаратистами Дудкина, -- пояснил Гераклов. -- O! -- не то обрадовался, не то опечалился репортер. -- Я знаю этих мерзавцев. Они давно мечтают меня зарезать и сделать шашлык. Я хочу с вами! Гераклов и Ибикусов спустились в лодку и погребли к берегу. Женщина радостно махала боа и даже бежала по воде в их сторону, подхватив подол темного вечернего платья. -- Надеюсь, господин Ибикусов, вы не в обиде, что я вас давеча в радиорубке несколько помял? -- спросил Гераклов. -- Да ну что вы, -- беззаботно ответил репортер. -- Спасибо, что вы меня провели-таки на яхту. A синяк -- сущий пустяк по сравнению с тем, что нас ждет, если попадемся в лапы дудкинцев. -- Я не мог иначе, -- сказал политик. -- Ко мне поступил сигнал, и я должен был принимать меры. Вскоре шлюпка достигла берега, где благополучно приняла на борт пострадавшую -- симпатичную молодую девушку. -- В чем дело? Что случилось? Как вы тут оказались? -- засыпали ее вопросами Ибикусов и Гераклов. -- Мы с друзьями плыли на лодках по Кислоярке, -- слабым голосом ответила девушка. -- Расположились на привал... И тут на нас напали какие-то головорезы... -- Дудкинские боевики! -- догадался репортер. -- И что же, что же? Они над вами надругались, расчленили ваши трупы и отдали внутренности на съедение своим цепным собакам? -- Они всех куда-то увели... Что с ними -- не знаю. Я одна убежала... -- Наше государство не даст в обиду своих сограждан, сколь бы антинародная клика не стояла у власти! -- высокопарно заявил Гераклов, энергично гребя в сторону "Инессы". -- Я сегодня же дам радиограмму в Кислоярск, чтобы на их спасение выслали вооруженную экспедицию! Когда шлюпка причалила к яхте, на палубе уже стояли почти все ее обитатели. Первым на правах хозяина галантно раскланялся банкир Грымзин: -- Проходите, мадемуазель, у нас здесь не обманывают! -- Ах, Егор, и ты тут! -- тихо прошептала пострадавшая и медленно осела на пол. Егор едва успел подхватить ее. -- Обморок, организм истощен, -- тут же выдал диагноз доктор Серапионыч. -- Пойдемте, милочка, я вам окажу первую медицинскую помощь. Укольчик в мягкое место сделаем... И приготовьте что-нибудь покушать! -- Будет сделано! -- Кок Серебряков, стуча деревяшкой, поплелся в камбуз. -- Жрррать! -- прокаркал ворон Гриша у него на плече. -- Ну идемте, идемте, все будет хорошо, -- ласково говорил доктор, уводя потерпевшую, которая шла, еле переставляя ножки в туфельках на высоких каблуках. -- Егор, ты знаешь эту вкладчи... девушку? -- спросил Грымзин. -- Ну да, -- уверенно ответил Егор. -- Это же Вероника, племянница генерала Курского. -- Ну и дела!.. -- пробормотал Гераклов. A Грымзин, вдруг побледнев, быстрыми шагами покинул палубу. -- Полный вперед! -- скомандовал адмирал, и "Инесса", набирая ход, двинулась дальше -- навстречу новым приключениям. x x x После обеда Гераклов заглянул в радиорубку узнать новости. Oтрадин, плотно прикрыв дверь, чуть ли не шепотом сообщил: -- Константин Филиппович, ночью опять пользовались радиопередатчиком. -- Не волнуйтесь, Андрей Владиславович, я заставил виновника признаться, -- горделиво приосанившись, ответствовал Гераклов. -- Им оказался ни кто иной как господин Ибикусов, тайно проникший на корабль. Радист понизил голос еще больше: -- Про Ибикусова я в курсе, но здесь что-то другое. Передавали уже после вашей ночной битвы, под утро. -- Неужели он имел наглость вернуться сюда еще раз?! -- возмутился политик. -- Не думаю, что это был Ибикусов, -- покачал головой Андрюша. -- Ибикусов передавал на диапазоне УКВ, точнее, FM, а тот второй -- в миллиметровом диапазоне. -- A это еще что за фиговина? -- удивился Гераклов. -- Не буду вас утомлять радиотехническими подробностями, но миллиметровым диапазоном пользовались советские спецслужбы для конфиденциальной связи. Чтобы принимать такие волны, нужна особой формы антенна -- длинный провод с небольшими торчащими кусочками металла заостренной формы. -- Что-то вроде колючей проволоки? -- Да, наподобие того. Кстати, и колючая проволока вполне подходит. -- Ну и ну! -- покачал головой Гераклов. -- Неужели они пронюхали о наших планах и проникли на яхту? -- O каких планах? -- пренебрежительно пожал плечами Oтрадин. -- Ведь вы же говорили, что совершаете обычную прогулку по Кислоярке? -- Да-да, конечно, обычную прогулку, -- спохватился Гераклов. -- Давайте послушаем новости. Действительно, звезда радиостанции "Икс-игрек-зет плюс" Яша Кульков приступил к обзору свежей прессы: -- Ширится компания по выборам главы нашей маленькой, но гордой Кислоярской Республики. Как сообщает газета "Кислоярские ведомости", Президент Кирилл Аркадьевич Яйцын посетил храм кришнаитов и лично откушал тарелку благотворительного вегетарианского супа. Президент пошутил, что готов взять Кришну на работу в свой предвыборный штаб. Кришна пошутил, что предложение принимает. Руководство Союза Кислоярских левых во главе с товарищем Зюпиловым посетило Кафедральный собор, после чего выступило с заявлением, что у них нет существенных разногласий с Православной Церковью и что марксизм имеет много общего с христианством. Поэтому в ходе планового обмена партбилетов удостоверение номер 000001 будет символически выдано Иисусу Христу, а номер 000002 -- Александру Петровичу Разбойникову. Добавим от себя -- тоже символически, так как этот сбежавший из тюрьмы путчист до сих пор, несмотря даже на личный контроль за розыском со стороны майора Селезня, нигде не обнаружен. -- Ничего, как только вернемся, я сам лично займусь его поимкой, -- заявил Гераклов. A Кульков продолжал обзор прессы: -- "Панорама" информирует о продолжающемся загадочном круизе яхты "Инесса Арманд" вниз по Кислоярке. По сведениям сотрудницы этой газеты Инессы, но не Арманд, а Харламушкиной, владелец яхты банкир Грымзин, разбогатевший на народных страданиях, и так называемый политик Гераклов, причастный к аресту Александра Петровича Разбойникова, заранее скрываются от народного гнева, который их неизбежно застигнет в случае победы левых сил на предстоящих выборах. Кстати, о сексуальных меньшинствах. Когда сладенький Пенкин увидел противненького Моисеева, он воскликнул: "Сбылась моя голубая мечта!". Об этом и песенка "Крутится-вертится шар голубой" в исполнении Катерины Швабриной... Oтрадин брезгливо щелкнул выключателем. -- A это уже не Ибикусов! -- уверенно заявил Гераклов. -- На подобный бред даже у него не хватило бы фантазии. -- A кто? -- без особого интереса поинтересовался Oтрадин. -- Кто? Вы же сами сказали -- спецслужбы. От того, что официально их прикрыли, они никуда не исчезли, просто приняли иные формы. Даю слово демократа, что или изловлю этих мерзавцев, или съем собственную шляпу без соли и горчицы! -- с пафосом пообещал Гераклов. x x x В это же время Грымзин, доктор Серапионыч и адмирал Рябинин уютно расположились за столиком на верхней палубе и наблюдали за проплывающим по берегам пейзажем, который с каждой милей становился все дремучей и запущенней: непролазные чащи подступали почти вплотную к левому обрывистому берегу, а правый берег, более пологий, казался бесконечным из-за привольно разросшихся камышей. Изредка эти однообразные ландшафты прерывались заросшими бурьяном бывшими совхозными полями, где над заржавевшими останками тракторов и сенокосилок мрачно носились стервятники. -- Ну, доктор, как ваша пациентка? - как бы невзначай поинтересовался адмирал. -- Все в порядке, -- беспечно махнул рукой доктор. -- Хороший обед, простое человеческое участие -- и никакого недомогания. -- Я заметил, что Вероника Николаевна все время крутится вокруг Егора, -- вставил Грымзин. -- Хорошо ли это? -- A, пустяки. Девка молодая, на свежатинку тянет, -- с наигранным цинизмом хмыкнул Серапионыч. -- Да и скажите, на какого черта ей такие старые хрычи, как мы с вами? x x x C полученными от радиста сведениями Гераклов отправился к себе в каюту. Он уже знал, что вторая ночь на яхте будет для него полна страшных и увлекательных приключений -- ведь ловить агентов красных спецслужб куда интереснее, чем какого-то желтого репортеришку. A поскольку политик по своей натуре был скорее жаворонок, чем сова, то решил хорошенько выспаться, чтобы ночью свежим, как огурчик, выйти на тайную тропу. x x x Наблюдения Грымзина относительно Вероники и Егора во многом соответствовали действительности. Да и кто стал бы осуждать в страхе одиночества девушку, едва спасшуюся от лап сепаратистов и проведшую несколько дней на берегу дикой реки? Около десяти вечера, когда корабль был уже давно поставлен на якорь, Вероника подошла к каюте Егора. Но повернуть ручку двери и войти внутрь ей не удалось, так как ее перехватил неведомо откуда взявшийся адмирал Рябинин. -- Что вы здесь делаете, сударыня? -- строго, но учтиво поинтересовался адмирал. Вероника слегка замялась. -- A, понятно, пытаетесь совратить самого юного участника нашей экспедиции, не так ли? -- Что вы, как вы можете?! -- деланно возмутилась Курская. -- Да-да, не отпирайтесь! -- загремел адмирал. -- И я, как главнокомандующий яхтой, не позволю вам этого делать! Мы все помогаем Егору повысить свой культурный и общеобразовательный уровень -- я обучаю его основам судовождения, господин Грымзин -- бухгалтерскому учету, наш кок Петрович -- кулинарным изыскам, господин Гераклов приобщает к ораторскому искусству, словом, мы делаем все, чтобы помочь ему стать настоящим мужчиной. A что делаете вы, уважаемая Вероника Николаевна? -- Ну, я тоже со своей стороны... -- двусмысленно захихикала Вероника. -- Отставить! -- гаркнул адмирал. -- Вы -- легкомысленная девица, у которой одни шуры-муры на уме. И если я еще раз увижу, как вы пытаетесь сбить парня с пути, то я не знаю, что с вами сделаю! Вопросы есть? -- Ах, но я так одинока! -- вырвалось у Вероники. -- И нет человека, который согрел бы меня. -- Курская оценивающе оглядела адмирала. -- A вы, Евтихий Федорович, мужчинка хоть куда. И если бы вы согласились утешить меня в эту ночь, то я готова больше не клеиться к Егору. -- Да? -- только и смог сказать на это Евтихий Федорович. -- Ну ладно, давайте посмотрим, на что вы способны. A заодно и на что я способен. Но учтите -- я иду на этот шаг, противный моим моральным устоям, единственно ради нравственной чистоты Егора. Рябинин галантно подал даме руку, Вероника Николаевна томно склонила головку ему на плечо, и они удалились в каюту адмирала. Когда дверь за ними закрылась, из-за угла медленно выплыл репортер Ибикусов. Освещая себе путь фонарем под глазом, сей славный жрец второй древнейшей достал из кармана портативный магнитофончик и, скабрезно посмеиваясь, приставил микрофон к замочной скважине адмиральской каюты. Каждый выполнял свои профессиональные обязанности, как умел. x x x Ровно в половине двенадцатого зазвонил будильник. Господин Гераклов вскочил -- ему тоже предстояло выполнение обязанностей. Но обязанностей не профессиональных, а добровольно взятых им на себя во имя служения высоким идеалам свободы и демократии. Политик оделся и отправился на палубу. Там было довольно свежо, дул прохладный ветерок и немного моросило. И вдруг Гераклов явственно услышал, как кто-то поет песню "Взвейтесь кострами, синие ночи". -- Ага, вот они, -- удовлетворенно пробормотал Константин Филиппович и двинулся в ту сторону, откуда, по его мнению, доносилась пионерская песня. Пробираясь вдоль левого борта, Гераклов наткнулся на влюбленную парочку под зонтом -- мотористку Степановну и радиста Андрюшу Oтрадина. Однако пение исходило явно не от них -- радист читал своей подруге стихи некоего поэта, имя которого не помнил, но утверждал, что он лауреат Нобелевской премии: -- Грубый и бесстыжий Ванька Прижимает деву к древу: Латвию -- Россия. От упорства Московита Задыхается девица: "Кунгс, не надо! Кунгс, не надо!" Степановна томно вздыхала -- стихи ее возбуждали. -- Извините, что тревожу ваше уединение, -- сказал Гераклов. -- Вы не знаете, кто тут распевает пионерские песни? Влюбленные прислушались. -- Ума не приложу, -- ответил Oтрадин. -- A что в этом такого крамольного? -- пожала могучими плечами Степановна. -- Вроде бы пионерские песни пока еще никто не запрещал. -- Да, конечно, -- вынужден был согласиться Гераклов. Он поплотнее запахнул плащ и двинулся далее вдоль борта. A радист продолжил чтение: -- K Сталину он песнь возносит, Удовлетворяя похоть В устьях Даугавы и Венты... Наконец, несмотря на ночную полумглу, Гераклов увидел источник пионерской песни: под парусами, натянутыми на длинный шест, который адмирал именовал "бом-брамсель-грот-шток-мачта", спиной к политику на ящике из-под тампекса сидела какая-то темная фигура. Гераклов приготовился было к решительному штурму, но вдруг поскользнулся на мокром полу и с грохотом упал на палубу. Исполнитель "Взвейтесь кострами" прекратил пение и обернулся к Гераклову. То был ни кто иной, как сам владелец яхты банкир Грымзин. -- Вам тоже не спится, Константин Филиппович? -- задумчиво сказал банкир. -- Да, не спится, -- ответил весьма удивленный Гераклов. -- Но, дьявол побери, скажите мне, ради всего святого, почему вы тут сидите и поете такие, мягко говоря, непристойные песни? -- Все мы люди, -- ответил Грымзин. -- Знаете, ночь, эти паруса, напоминающие красное знамя... Вспомнилось пионерское детство, ночи у костра... Жаль, что здесь нельзя костерок разжечь и испечь картошки -- техника безопасности не позволяет. A вы что, никогда не были пионером? -- Был, -- пришлось сознаться Гераклову. -- Но я давно порвал с этими пережитками темного прошлого! Осторожно ступая по мокрой палубе, политик двинулся дальше. A банкир вновь затянул: -- Радостным шагом, с песней веселой Мы выступаем за комсомолом. Близится эра светлых годов, Клич пионера -- "Всегда будь готов!"... Чтоб не слушать столь ненавистную ему песню, Гераклов отправился в радиорубку. Однако в эту ночь ему не повезло: до самого утра там никто так и не появился. A банкир Грымзин после распетия песни незаметно для себя задремал прямо на палубе, и моросящий дождик навеял ему сон. СОН ГРЫМЗИНА Грымзину снилась его супруга Лидия Владимировна. Она сидела в летнем кафе "Зимняя сказка" и с интересом наблюдала за молодым человеком, который вот уже минут десять с отрешенным взором пил кофе за ее столиком. Он был моложе Лидии лет на десять и у него тряслись руки. В юноше Грымзин с удивлением узнал радиста Oтрадина, и весь его вид говорил о том, что этот приличный молодой человек попал в серьезную переделку. И тут Грымзин увидел, что рука его супруги как бы естественно и плавно легла на руку молодого человека. Oтрадин вздрогнул и поднял глаза на Лидию. -- Вы чем-то обеспокоены? -- мягко спросила она. -- Да, -- глядя ей в глаза ответил Отрадин. -- Я только что совершил убийство. Грымзин отметил про себя, что его супруга не упала в обморок и, более того, не перестала успокаивающе улыбаться. Она просто молчала, как несгораемый шкаф. Не выдержав, молодой человек заговорил вновь: -- Я должен был убить его -- этот мерзавец разорил многих, кто ему доверился. Это гнусный тип, и я не раскаиваюсь и не сожалею, просто я никогда никого не убивал. Никогда. Мне и сейчас не верится. Но я должен был это сделать. Одним кровопийцей стало меньше. "Одним конкурентом стало меньше", -- удовлетворенно подумал Грымзин. A тем временем Лидия внимательно слушала нервный сумбурный монолог убийцы, ей становилось все более жаль его, хотелось обнять, приласкать и успокоить этого молодого борца за справедливость. Вынув под столом из туфельки ногу, она дотронулась ею до ноги молодого человека. Тонкий капрон под ее пальчиками скользнул по брюкам вглубь к низу живота. -- Пойдемте со мной, -- предложила Лидия. Он, смешно наклонив голову, ответил: --Хорошо. Грымзин знал, что Лидия Владимировна снимает небольшую квартирку на Родниковой улице (дом 53/55, кв. 6), но закрывал глаза на ее шалости, если они не наносили ему материального ущерба. Но тут, во сне, он увидел все ее шалости воочию. Лидия быстро стянула с себя платье (700 долларов, -- прикинул Грымзин), сняла туфли (400) и в одном белье (650) приступила к раздеванию гостя. Молодой человек нервничал, путался в собственной одежде (секонд хенд, оплата по весу), а потом, повалив хозяйку на кровать, не смог снять с нее трусики и порвал их (200 долларов убытка). Он набросился на нее, как изголодавшийся зверь, и Лидия сладострастно извивалась под ним, задирая к потолку мансарды свои красивые ноги (очень дорого) в прозрачных чулках (20). Но страсть, так бурно возникшая, столь же быстро угасла. Oтрадин лежал, будто пораженный током неисправного приемника, бессмысленно глядя в потолок. Лидия Владимировна, перетекая по нему, как теплая волна в кружевах тонкого белья (650 минус трусики) опускалась вниз, и наконец ее язык коснулся заветного места. Молодой человек вновь ожил и теперь, похоже, он уже был более спокоен, и его нервная дрожь исчезла. И они вновь предались любви. Но теперь уже неспеша и обстоятельно. Лидия отдавалась ему умело и страстно (25 долларов за час), их тела переплетались в разных позах на фоне пестрых стен мансарды. Но и этот порыв подошел к концу. Солнце опускалось за крыши Белоярского форштадта. Любовники долго лежали в тишине, и Oтрадин рассказывал Лидии о том, как поднялся на площадку квартиры, где жил негодяй, как он судорожно сжимал пистолет (5 долларов на черном рынке) в кармане. И как негодяй сам открыл ему дверь. И как он выстрелил ему в лоб, а потом захлопнул дверь. Лидия привстала и поцеловала молодого человека -- нет, не страстно, а скорее по-сестрински, по-дружески. Он, серьезно глядя на нее, сказал: -- Спасибо тебе. Лидия вышла в ванную комнату, а когда вернулась, молодого человека уже не было. Он ушел. -- Ну какой же он убийца, -- усмехнулась Лидия Владимировна, открывая парадную дверь своей квартиры. Улыбка застыла на ее губах. В прихожей лежал супруг с дыркой во лбу. Грымзин с ужасом понял, что он и есть этот "мертвый негодяй". x x x От собственного беззвучного крика банкир проснулся. Дождик все еще продолжал моросить, но первые лучи утреннего солнышка уже заливали мокрую палубу. ДЕНЬ ТРЕТИЙ -- СРЕДА Когда утром Вероника Николаевна Курская возвратилась к себе, ее ожидал не слишком приятный сюрприз: вся каюта была перевернута вверх дном, немногочисленные личные вещи разбросаны по полу, частично поломана мебель и местами даже вскрыт пол. Прибывшая на место происшествия следственная бригада в составе политика Гераклова и доктора Cерапионыча осмотрела следы погрома и приступила к опросу потерпевшей. -- Значит, Вероника Николаевна, вы обнаружили все это только сейчас, -- констатировал Гераклов. -- A где же вы были ночью? Вероника горько усмехнулась: -- Где ты гуляла, где была?.. Что ж, думаю, скрывать не стоит. Вы знаете, после того, что я пережила на берегу, мне было очень трудно заснуть. В голову лезут всякие мрачные мысли, а чуть задремлю -- мерещится разная дрянь. Вот я и решила сходить в гости к Егору -- ну там, поболтать о том о сем, развеяться... A тут меня перехватил адмирал и стал обвинять в распутстве и совращении малолетних. Ну скажите, разве я похожа на распутницу? -- Этот вопрос мы обсудим в другой раз, -- деликатно ушел от ответа Гераклов. -- Расскажите, что было после вашей встречи с адмиралом. -- Что было -- то было, -- сладостно вздохнула Вероника. -- Чтобы доказать Евтихию Федоровичу, что я не испытываю нездорового влечения к мальчикам, пришлось прикинуться, будто мне больше нравятся мужчины старше среднего возраста. Надеюсь, подробности вы позволите опустить? -- Между прочим, это обстоятельство спасло вам жизнь, сударыня, -- заметил доктор. -- Просто страшно представить, что сталось бы с вами, если бы вы находились здесь во время налета. -- Да, это ужасно, -- прошептала Вероника. -- И еще один вопрос, -- продолжал Серапионыч. -- Вернее, с него и следовало начинать. Пропало ли что-нибудь у вас из каюты? Вероника на мгновение замялась: -- Н-нет, кажется, ничего. -- Ну хорошо, не будем вас больше терзать, -- проникновенно сказал Гераклов. -- Я со своей стороны постараюсь сделать все, чтобы те, кто тут мутит воду, понесли заслуженное наказание. x x x Через несколько минут Гераклов, Серапионыч и Грымзин собрались на "Совет в Филях". Филями служила каюта Грымзина, отделанная по стенам звуконепроницаемыми гобеленами. -- Ну что ж, господа, какие у кого будут соображения? -- обратился к спутникам банкир Грымзин после того как все трое поделились своими наблюдениями за прошедшие два дня. Слово попросил доктор: -- Боюсь, друзья мои, что мы с вами недооцениваем опасность создавшегося положения. Сегодня я видел разгромленную каюту мадемуазель Курской. Несколько недель назад вместе со следственной бригадой милиции я побывал сначала в доме Софьи Ивановны Лавантус в комнате ее покойного постояльца, а затем -- в особняке генерала Курского. И, как сказал бы уважаемый инспектор Столбовой, почерк во всех трех случаях погрома идентичен. Гераклов порывисто вскочил: -- То есть не хотите ли вы сказать, Владлен Серапионыч, что на яхту проникли те же красные бандиты, которые... -- Я ничего не хочу сказать, -- тяжко вздохнул Серапионыч, -- но факты, факты... Я тут попытался, следуя испытанной дедуктивной методе моего покойного друга Васи Дубова, так сказать, реконструировать события последнего месяца, после его гибели. -- Доктор даже слегка прослезился. -- И вот что у меня получилось. В Кислоярск прибывает некто Егор Кузьмич, бывший промышленник, отсидевший срок за крупные хищения. Он явно что-то скрывает и сам от кого-то скрывается и потому незаметно поселяется на скромной мансарде в доме Софьи Ивановны. Однако преследователи находят его и посылают "красную метку". Тогда он передает карту Егору и просит отвезти генералу Курскому, чтобы тот сохранил ее для Разбойникова. Затем постоялец умирает, а те, от кого он безуспешно скрывался, устраивают тотальный шмон в его комнате. Но того, что им нужно, они, естественно, не находят. Зная, что Егор был последним, кто контактировал с Егором Кузьмичом, они начинают за ним следить. И когда наш юный друг передал карту генералу Курскому, то они взяли под прицел теперь уже генерала. -- Но ведь Егор передал генералу неправильную карту, -- вставил Гераклов. -- Совершенно верно. Но преступники этого, разумеется, не знали. Ночью сбежавший из тюрьмы Разбойников с двумя подручными проникли в дом генерала и устроили новый погром, на сей раз с привязыванием хозяина к стулу. Вот здесь возникла первая несостыковка фактов -- почему Курский не передал карту Разбойникову? Ведь такова была воля ее предыдущего владельца. Может, я и ошибаюсь, но напрашивается очевидный ответ: карта пропала между приездом Егора и ночным визитом Разбойникова. Кто ее взял? Не хочу ни на кого зря катить бочку, но в доме генерала, кроме его племянницы Вероники Николаевны, больше никто не живет. -- То есть, доктор, вы думаете, что карту взяла Вероника? -- изумился Гераклов. -- Повторяю, я ничего не думаю. Мне вообще думать вредно. Но именно такой ход мыслей мог быть у преступников. Так и не завладев вожделенной картой, они проникают на яхту, чтобы в некий "час икс" просто воспользоваться результатами наших поисков. A увидев Веронику, решили заодно "пощупать" и ее. Вот только удачно или нет -- это нам неизвестно. -- Неудачно, -- с уверенностью заявил Грымзин. -- A вы почему знаете? -- удивился Гераклов. Вместо ответа банкир порылся в кармане и выложил на стол листок бумаги. Это была та самая "неправильная" карта с произвольно расставленными звездочками, которую Егор отвез генералу Курскому. -- Откуда она у вас? -- вопросил Серапионыч. Грымзин замялся. -- Ну, это, знаете, дело техники. В общем, ловкость рук и никакого мошенства. -- Послушайте, Евгений Максимыч, -- резко заговорил Гераклов, -- если уж вы сказали "A", то выкладывайте и весь букварь. Откуда у вас эта карта? -- Ну ладно, -- нехотя заговорил банкир, -- в общем, я вчера вечером прогуливался по яхте и случайно увидел, что каюта госпожи Курской не закрыта... -- Грымзин замолк. Продолжать ему явно не хотелось. -- Правильно, госпожа Курская так спешила не то в гости к Егору, не то на свидание с адмиралом, что забыла закрыть дверь, -- нетерпеливо сказал политик. -- Продолжайте, продолжайте! -- В общем, я зашел в каюту и увидел лежащую на койке фуфайку Вероники Николаевны. Из кармана торчал уголок этой карты... Что, и дальше рассказывать?! -- внезапно сорвался чуть не на крик Грымзин. -- Да, я залез к ней в карман и взял эту чертову карту. A что я был бы за банкир, если бы не умел лазать людям в карман? -- столь же внезапно успокоившись, заявил Грымзин. -- Ясно одно, -- констатировал Серапионыч, -- клад ищут как минимум трое: мы с вами, затем головорезы из шайки Разбойникова и, наконец, племянница генерала Курского. Так что все эти ее рассказы о страшных сепаратистах, извините, фуфло. Просто Вероника хотела попасть на корабль со вполне определенными целями. Теперь возникает вопрос -- что нам делать с этой картой? -- Как что? Сжечь! -- решительно предложил Гераклов. -- Ведь настоящая-то карта у нас. -- Позвольте с вами не согласиться, Константин Филиппович, -- заметил доктор. -- Именно потому, что эта карта не настоящая, ее следует подкинуть кому-то из наших конкурентов -- пускай себе копают на здоровье. -- И кому же? -- спросил политик. -- Поскольку личности специалистов по шмонам и грабежам нам покамест еще не известны, то я предлагаю незаметно вернуть карту Веронике. Думаю, что вы, уважаемый Евгений Максимыч, с вашим опытом, смогли бы сделать это лучше всего. -- Да, разумеется, -- рассеянно ответил банкир. И, чуть помолчав, почти театрально воскликнул: -- Боже мой, что скажут акционеры банка, когда узнают, что у меня на яхте безнаказанно орудует шайка разбойников! -- Как вы сказали? Разбойников?! -- вскричал Гераклов. -- Ну, если хотите -- пиратов. -- Разбойников, именно Разбойников! Как это я сразу не догадался, что кто-то из членов экипажа -- переодетый Разбойников! -- Что за пустяки, -- поморщился Грымзин. -- Какой еще Разбойников? Вы просто насмотрелись фильмов про Фантомаса. Да и в кого он смог бы переодеться? Наш адмирал -- он в два раза выше Разбойникова. Радист -- совсем еще молодой, а следы возраста так просто не скроешь. Хотя, если откровенно, он мне кажется человеком с преступными наклонностями. Повар? Ну это уж совсем чепуха: у Разбойникова было две ноги, а у него -- одна. Кто там еще? Мотористка? Здравствуйте, я ваша тетя! В джазе только девушки! Хотя постойте -- у штурмана Лукича такая огромная бородища, что это наводит на подозрения -- уж не наклеенная ли она?.. -- Погодите, господа, -- вмешался Серапионыч. -- Кажется, мы с вами опять заходим не с того борта. C Разбойниковым или без него, но на судне явно орудуют его люди. Кто они -- мы пока не знаем. И сейчас наша задача -- внимательно наблюдать за происходящим, сопоставлять факты и делать выводы. Только так мы сможем выйти на след преступников. -- Полностью с вами согласен, доктор, -- сказал Гераклов. -- Но вот мне сейчас пришла в голову одна мысль. В общем, связанная с вашими дедуктивными изысканиями. Тот человек, который остановился у Софьи Ивановны, не хотел, чтобы карта попала в лапы его преследователей, но просил, чтобы Егор передал ее генералу Курскому, который, в свою очередь, должен был отдать ее Разбойникову. A к Курскому явились вместе и Разбойников, и те другие. Я так и не понял -- они в одной шайке или нет? -- Я тоже думал об этом, -- кивнул Серапионыч. -- Возможно, что сейчас они вынуждены действовать заодно, чтобы добраться до сокровищ. Я так подозреваю, что сокровища -- похищенные Егором Кузьмичом золотые контакты. Но потом пути преступников могут резко разойтись, и это обстоятельство будет нам только на руку... -- Все это так, -- сказал Грымзин. -- Но до того, как они перейдут в наступление, мы должны выяснить, кто на яхте состоит в заговоре, а на кого мы можем положиться. -- Думаю, что вне подозрений только мы трое и Егор, -- ответил Серапионыч, -- а остальных мы совсем не знаем. -- Ну, уж господина Ибикусова-то мы прекрасно знаем, -- возразил Гераклов. -- Разумеется, знаем, -- согласился доктор. -- И знаем, на что он способен. Вернее, не знаем, но знаем, что на многое. Затем, адмирал Рябинин... -- Ну что вы, доктор, -- перебил Гераклов, -- это же старый морской офицер, герой Цусимы... -- Я отнюдь не ставлю под сомнение боевые заслуги уважаемого Евтихия Федоровича, -- сказал доктор, -- но не мог ли адмирал нарочно подкараулить Веронику Николаевну и увести к себе, чтобы дать возможность ночным погромщикам тщательно и методично обыскать ее комнату? Затем радист с мотористкой -- это ведь старый прием: изображать влюбленную парочку, которую никто не берет в расчет, а они в это время не столько целуются и слушают соловьев, сколько тщательно за всем и вся наблюдают. -- Но вы забываете, доктор, что именно Oтрадин рассказал мне обо всех случаях радиопиратства, -- напомнил Гераклов. -- Разумеется, рассказал, -- согласился Серапионыч. -- Но Ибикусов скорее всего не из их шайки, так что Андрей Владиславович просто вашими руками избавился от постороннего в радиорубке. A что касается этих миллиметровых волн с колючими проволоками, так мы, простите, вынуждены верить ему на слово. Вдруг радист сам передает на "чекистском" диапазоне, а вам просто вешает лапшу на уши, чтобы сбить со следа? -- Ну, так мы кого угодно можем обвинить черт знает в чем, -- сказал Грымзин. -- Но вот кто действительно кажется мне весьма подозрительным, так это наш кок Иван Петрович Серебряков. И этот его зловещий ворон... -- Кто угодно, но только не Иван Петрович! -- решительно возразил Гераклов. -- Этот старый морской волк полюбился мне с первого взгляда, как только я его встретил. -- Ваши чувства, Константин Филиппович, несомненно делают вам честь, но мы же ничего о нем не знаем, -- заметил Серапионыч. -- Я готов держать пари, что Серебряков честный человек! -- провозгласил Гераклов. -- И если я ошибусь, то это значит, что я совершенно не разбираюсь в людях и что как политику мне грош цена в базарный день! x x x Ибикусов прошел к себе в апартаменты и, вальяжно развалившись на угольной куче, включил магнитофон. Репортер предвкушал истинное эстетическое наслаждение от прослушивания того, что он минувшей ночью записал под дверью адмиральской каюты. Из динамика раздалось шипение, кряхтение, а затем -- приятный голос адмирала: "Ну что ж, располагайтесь, Вероника Николаевна, чувствуйте себя как дома. Давайте выпьем коньячка". -- Где я слышал этот голос? -- вслух подумал Ибикусов, выкапывая из-под угля свой репортерский блокнот. Из магнитофона полились звуки льющейся жидкости. -- Армянский "три звездочки", -- определил Ибикусов, принюхавшись к динамику, и записал в блокнот: "Для почину адмирал Рябинин и мадемуазель Курская распили пол бутылки спирта "Рояль" с дихлофосом. Поможет ли им это в их греховных занятиях?". Из магнитофона зазвучал голос Вероники: "Вероятно, вы, Евтихий Федорович, считаете меня распутной девицей, готовой идти куда угодно и с кем угодно? Поверьте, это совсем не так". Ибикусов записал: "Чтобы раззадорить своего случайного любовника, Вероника Николаевна принялась рассказывать ему о своих скабрезных похождениях с известными в Кислоярске людьми, не утаивая ничего из той навозной кучи извращений, коим она с ними предавалась". "Ну что вы, -- мягко сказал адмирал, -- я совсем так не думаю. Просто вы запутались в своих чувствах и в своих отношениях с окружающими людьми. Пожалуйста, расскажите мне о себе, и я постараюсь с высоты своего, поверьте, немалого опыта дать вам полезный совет о том, как жить дальше". Ибикусов записал: "Адмирал предложил своей собеседнице присовокупить к ее богатому опыту сексуальных и прочих извращений еще и свой не менее богатый опыт, почерпнутый на волнах Цусимы". "Я сразу поняла, что вы -- тот человек, которому я могу с чистой совестью открыть свою душу, -- сказала Вероника. -- Я уверена, что вы поймете меня и не осудите". В блокноте появилась новая запись: "Дальнейший ход свидания проходил в соответствии с небезызвестными стишатами кислоярского рифмоплета Cамсона Эполетова: "Я хотел открыть тебе душу, Но ты ей предпочла мое тело; Карусель из белых подушек Закружила нас, завертела". "После трагической гибели родителей я рано осталась сиротой, -- продолжала свою исповедь Вероника. -- Своим воспитанием я обязана дяде, генералу Курскому. И сейчас, когда я вижу ребенка, мне хочется приласкать его, чем-то помочь... Почему-то некоторые принимают это за что-то неестественное и считают меня бог знает кем. Вот и вы тоже... Ну скажите, Евтихий Федорович, разве я похожа на извращенку? -- Не дождавшись ответа, Вероника продолжала: -- Я всегда изумлялась, отчего наши дети-сироты живут в таких стесненных условиях. Советское государство тратило огромные суммы на содержание чиновников, госбезопасности, оборонки, но в то же время не желало позаботиться о детях -- своем будущем. И что происходит сейчас в Кислоярской Республике? -- то же самое. В меру своих скромных возможностей я занималась благотворительностью, хотя понимала, что все это -- капля в море безнадежности. Но все изменилось в тот момент, когда я случайно увидела по телевизору фильм "Берегись автомобиля". Тогда я поняла, что мне нужно делать! Я решила искать похищенные ценности, то есть то, что красная мафия награбила у народа и теперь в ожидании реванша держит в тайных местах. Моими идеалами стали киногерой Юрий Деточкин и журналистка Надежда Чаликова, известная своими журналистскими расследованиями в известной области. Ведь вы, наверное, слышали о Чаликовой?". "Не только слышал, но и хорошо знаком с нею, -- не без гордости ответил адмирал. -- Именно она "сосватала" меня с господином Грымзиным". Ибикусов записал: "Курская призналась в своих половых контактах с рецедивистом-педофилом Деточкиным, а Рябинин -- в извращенной сексуальной связи с небезызвестной сводницей Чаликовой и о своей готовности вступить в однополый брак с банкиром Грымзиным". "Может быть, потому меня так тянет к Егору, что он ее брат?" -- спросила то ли себя, то ли адмирала Вероника Николаевна. "Вот видите, вы мне все рассказали, и вам стало легче, -- ласково промолвил адмирал. -- Вы прилягте, отдохните, а я подумаю, чем вам помочь". -- "A вы?" -- спросила Вероника. "A мне что-то не спится. Хотите, я вам сыграю колыбельную?". Ибикусов услышал скрип, похожий на тот, что раздается при открывании ящика или футляра, а затем из динамика полились звуки скрипки. Репортер с трудом узнал мелодию песни "Как бы мне, рябине, к дубу перебраться". Но вскоре что-то щелкнуло и музыка прекратилась -- это в магнитофоне закончилась пленка. -- Что ж, негусто, но кое-что и из этого высосать можно, -- пробормотал репортер и записал в блокнот: "В довершение всего адмирал осквернил девственное лоно своей собеседницы скрипичным ключом. Вот как развлекается наша хваленая интеллигенция". x x x После обеда политик, банкир и доктор вновь собрались в каюте Грымзина на "военный совет". -- Господа, я хотел бы обсудить создавшееся положение в здравом и трезвом уме, -- обратился к компаньонам господин Гераклов. -- Поэтому я попросил бы вас, дорогой доктор, хотя бы на этот раз воздержаться от употребления того, что вы держите в скляночке и то и дело подливаете в чай. -- Вообще-то скляночка лишь помогает мне, так сказать, возбуждать окончания нейронов головного мозга, -- возразил Серапионыч. -- Но если вы знаете, некоторым образом, равноценную замену, то я завсегда пожалуйста. Вместо ответа Гераклов извлек из портфеля литровую бутылку "Сангрии" -- вина почти безалкогольного, зато весьма приятного на вкус. -- Тоже неплохо, -- сказал банкир Грымзин. -- Только я где-то слыхал, что такое вино лучше всего идет под сыр. -- Все предусмотрено, -- рассмеялся Гераклов. -- Я только что отправил Егора на камбуз за головкой голландского сыра. Кстати сказать, пришло время сообщить адмиралу о нашем дальнейшем курсе. На карте указано: по выходе из устья Кислоярки держать норд-вест, а после того, как пройдем через кладбище -- норд. Чушь какая-то, но так написано. A еще не мешало бы обсудить вопрос, как нам уберечься от возможного бунта на корабле... x x x Егор спустился в кухню, но кока Ивана Петровича Серебрякова там не было. Лишь по столу, подбирая крошки, степенно прогуливался ворон Гриша. -- Егоррр! -- обрадовался ворон. -- Полундррра! Сарррынь на кичку! Угостив Гришу нарочно захваченным кусочком сахара, Егор полез в кладовку, где хранились сыры и прочая провизия. И тут он услышал голоса и стук деревяшки -- это на кухню возвращался Иван Петрович. Во втором голосе Егор узнал мотористку Степановну. Но то, что они говорили, побудило Егора остаться в кладовке. -- Ну, когда будем начинать? -- спросила Степановна. -- Всему свое время, -- ответил Петрович. -- Вспомни, как говорили умные люди: сегодня рано, а завтра -- поздно. Пусть адмирал доведет судно до острова, а уж тогда... -- Скорее бы, -- вздохнула Степановна. -- Да? -- иронично спросил кок. -- A мне показалось, что плавание тебе нравится. И твой роман с радистом... -- Пожалуйста, не надо об этом... -- тихо попросила мотористка. -- Ну почему же не надо? Это обстоятельство очень пригодится в нашем главном деле. Но вот что он скажет, когда узнает, что ты за женщина? -- Петрович, прошу тебя!.. -- чуть не с мольбой воскликнула мотористка. -- Ну ладно, ладно, -- благодушно сказал Петрович, -- только учти, Степановна: Oтрадин мне нужен для некоторых весьма определенных целей, так что не обессудь. -- Для каких целей? -- Скоро узнаешь. Я пригласил его придти на кухню, и с минуту на минуту он здесь будет. -- Но ведь это чистый, неподкупный человек! -- воскликнула Степановна. -- Ты думаешь? -- хмыкнул Петрович. -- Ну что ж, готов держать пари: твой идеал такой же, как и мы с тобой. Даже хуже: мы действуем ради идеи, а он будет готов работать ради презренного металла. -- Неправда! -- крикнула Степановна. -- Пррравда! -- ответил Гриша -- Правда, правда! -- самоуверенно подтвердил кок. -- Если хочешь, можешь сама убедиться. Спрячься куда-нибудь и послушай, о чем мы будем говорить. Егор испугался, что Степановна захочет спрятаться в той же кладовке, что и он, однако мотористка, видимо, нашла другое укрытие. Вскоре на кухне появился радист Андрей Владиславович Oтрадин. Едва он присел к кухонному столу, Петрович огорошил его вопросом: -- Андрюша, хочешь заработать миллион? -- Конечно, хочу! -- радостно завопил Андрюша. -- A как? -- Вот это настоящий разговор, -- удовлетворенно сказал кок. -- Надеюсь, тебе известно, куда и зачем плывет "Инесса Арманд"? -- Откуда я знаю? -- удивился Oтрадин. -- Меня господа в такие вопросы не посвящали. -- Хорошо, тогда я тебя просвещу. Яхта плывет на Кислое море, где на острове спрятаны сказочные сокровища. Наша задача -- в нужный момент взять в свои руки инициативу и экспроприировать как яхту, так и сокровища. -- Зачем? -- спросил Oтрадин. Этот вопрос счел глупым не только повар Серебряков, но даже и Егор. -- Как зачем?! -- изумился Иван Петрович. -- Затем, чтобы захватить власть... Впрочем, тебя это не должно касаться -- главное, что ты заработаешь миллион. -- Так вы что, пираты? -- дошло до Oтрадина. -- Пиррраты! -- радостно закаркал Гриша. -- Ну, если хочешь, то можешь считать нас пиратами, -- не стал спорить кок. -- Только наше знамя не черное, а несколько иного цвета. -- Но ведь я радист, а не мастер плаща и кинжала, -- пожал плечами Oтрадин. -- Именно в качестве радиста ты нам и нужен, -- ответил Серебряков. -- Твоя задача -- передавать в эфир то, что мы тебе укажем. -- Так это стало быть, вы, уважаемый Иван Петрович, пользовались миллиметровым диапазоном? -- догадался Андрюша. -- Аз многогрешный, -- сознался Петрович. -- A мне со своей деревяшкой добираться до радиорубки незамеченным -- рисковое дело. Да еще и этот мерзавец Гераклов того и гляди застукает... -- Значит, вы мне будете давать тексты, а я их должен радировать? -- Да. Или я, или другой человек. -- Кто? -- Ну, его имя тебе знать пока необязательно, хотя я уверен, что когда-нибудь оно будет украшать лучшие улицы не только Кислоярска, но даже Москвы. Этот человек скажет тебе свой пароль. -- Кок достал из кармана записную книжку и по слогам зачитал: -- "Пулкведим невиенс неракста". -- Неррракста! -- завопил ворон. -- Тихо, Гриша, не разглашай государственную тайну, -- сказал кок. -- В общем, запомни этот пароль, а тому, кто его скажет, можешь доверять почти так же, как и мне. -- Полкведим невинс неракста. Пулквадим навенс нарокста, -- шепотом твердил в кладовке Егор, пытаясь заучить пароль. -- В грязное дело вы меня втягиваете... -- покачал головой Андрюша. -- Как сказал бы классик: "Не ты грязна, грязны твои дела". -- Дела, может, и грязные, зато цели чистые! -- запальчиво возразил Иван Петрович. -- Или тебе миллион не нужен? -- Нужен, -- ответил Oтрадин. -- Я давно мечтаю открыть собственную частную радиостанцию. Но не такую, как "Икс-игрек-зет плюс" с попсовой музыкой и пошляком-ведущим. Я хотел бы при помощи радиоэфира приобщать людей к духовности, к серьезной музыке, к классической поэзии... -- Вообще-то мне больше по духу революционная музыка и пролетарская поэзия, -- сказал кок. -- Но это уже, конечно, дело вкуса. Да за миллион ты на корню скупишь весь этот "Икс-игрек-зет", и Яшка Кульков будет тебе как миленький вместо своих плоских шуточек читать стихи Гете. Ну как, договорились? -- Договорились, -- чуть помедлив, ответил радист. -- Жду ваших распоряжений. Когда Oтрадин покинул камбуз, из укрытия вышла Степановна. -- Ну вот видишь, все в порядке, а ты еще сомневалась! -- ядовито хмыкнул Серебряков. -- Говорила -- чистый, неподкупный... Вот и майор Cелезень такого из себя орла строил, что куда там, а поманил его Кирюшка Яйцын хорошей должностью, так он тут же и скурвился... Да здесь бы и сам Господь Бог не устоял, хоть его и нет. -- Как это все мерзко, противно... -- прошептала мотористка. -- Ну ладно, мне пора, нельзя надолго покидать машинное отделение. -- Правильно, -- одобрил Иван Петрович. -- Каждый должен быть на своем рабочем месте. Давай-ка и я поднимусь на палубу, надо свежего воздуха дохнуть. Егор услышал удаляющийся звук костыля и, выждав несколько минут, покинул кладовку. В кухне никого не было, даже Гриши -- видимо, хозяин взял его с собой на прогулку. Егор выскользнул из камбуза и со всех ног побежал разыскивать Гераклова. x x x -- Ну и дела! -- только и мог промолвить Гераклов, когда Егор, стараясь не упустить ни одной подробности, рассказал ему, Грымзину и Cерапионычу о том, что услышал на камбузе. -- Между прочим, в заговоре состоит человек, за которого вы, уважаемый Константин Филиппович, готовы были ручаться, как за самого себя, -- не удержался от ядовитого замечания банкир. -- A то, что в их шайке радист -- ничего удивительного, мне он с самого начала казался потенциальным преступником, способным даже на убийство. -- Это ужасно! -- воскликнул Гераклов. -- Вот и верь после этого людям. Я принял их на судно, и вот... Но тут, как обычно, дозу здравого смысла влил доктор: -- Господа, причитаниями делу не поможешь. Мы должны установить, что мы имеем, и подумать о том, как действовать дальше. -- Разорить это осиное гнездо ко всем чертям! -- рубанул сплеча Гераклов. -- Разорять тоже надо с умом, -- возразил Серапионыч. -- A покамест положение у нас весьма непонятное и неприятное. Мы в курсе, что на судне заговор, но из его участников знаем только троих -- кока Ивана Петровича Серебрякова, мотористку Степановну и радиста Андрея Владиславовича Oтрадина, которого Серебряков только что совратил на греховное дело. Сколько их еще? -- Иван Петрович говорил о ком-то еще одном, -- напомнил Егор. -- Да-да! Повтори, пожалуйста, пароль. -- Сейчас... Кажется, "Полкведим невинс нерокста". -- Ну, доктор, переводите, -- сказал Грымзин, -- ведь вы у нас главный полиглот. -- Ах, вы мне льстите, -- ответил Серапионыч. -- Слухи о моем полиглотательстве сильно преувеличены. Например, я ума не приложу, на каком языке звучит эта фраза, хотя и что-то знакомое. Как там первое слово -- "полкведим"? Это похоже на "полководец". A человек, произносящий этот пароль, по словам Серебрякова, далеко пойдет. -- Петрович сказал, что его именем будут названы улицы и в Кислоярске, и даже в Москве, -- вспомнил Егор. -- Значит, тот человек и есть главный закоперщик! -- догадался Гераклов. -- Вот бы поймать его. -- A если "полкведим" означает не полководец, а командир полка, то есть полковник? -- продолжал рассуждения Серапионыч. -- Что за полковник? Полковник Николай II Романов, полковник Муамар Каддафи, полковник Виктор Алкснис... В общем, как поется в песенке, "Ах, какой был мужчина -- настоящий полковник"! -- Да нет, доктор, ну это же несерьезно, -- перебил банкир. -- Обычно разведчики используют пароль "Здесь продается славянский шкаф?" или "Почем венские стулья?". Так это же не значит, что шпион обязательно мастер по мебели. -- Да, ваша правда, -- не стал спорить доктор. -- Пароль не несет смысловой нагрузки, он только для связи. -- Стойте! -- вдруг крикнул Гераклов. Грымзин и Серапионыч недоуменно переглянулись. -- Мне пришла в голову одна мысль, как раз насчет связи. Сейчас постараюсь ее связно высказать. В общем, Oтрадин сообщил мне, что рацией, кроме Ибикусова, пользовался еще кто-то, и передача шла на специальном "чекистском" диапазоне. Да и Серебряков, кажется, признался в этом Отрадину. A когда по радио передавали обзор прессы, то привели заметку некоей Харламушкиной из "Красной панорамы", где довольно точно, хотя и не без вранья, было рассказано о ходе нашего путешествия. Это значит, что на приеме работает госпожа Харламушкина. Просто она не удержалась и кое-что передала в прессу. -- Ну и что же? -- удивился Грымзин. -- Что это нам дает? Слово попросил доктор: -- Одна маленькая справочка. Я, конечно, не люблю передавать всякие сплетни, но ходят упорные разговоры, будто Инесса Харламушкина и Александр Петрович Разбойников... Ну, в общем, их связывают такие же чистые и светлые отношения, как Ильича и ту даму, чьим именем названа яхта, на коей мы с вами имеем честь плыть. Это я к тому, что где-то рядом наверняка крутится и господин Разбойников -- если и не здесь, то в Кислоярском подполье. Гераклов в радостном возбуждении вскочил: -- Так-так, теперь они у нас на крючке! -- Пока что мы у них, -- остудил его пыл Грымзин. -- Так вот, собственно, к чему я клонил, -- продолжал политик. -- Кок не назвал радисту имя связного, или главаря, или кто у них там есть ху, извините за выражение, но назвал пароль. И вот я предлагаю кому-нибудь из нас сходить к Отрадину, произнести эту фразу и дать для передачи то, что нам выгодно. -- Идея неплохая, -- задумчиво отметил доктор, -- но ведь рано или поздно даст о себе знать и настоящий "полкведим". -- Вот тогда они занервничают, засуетятся, наделают глупостей и выдадут себя, -- заявил Гераклов. -- Тут-то мы их в бараний рог и скрутим! -- Господин банкир, -- обернулся Серапионыч к Грымзину, -- вы еще не вернули вторую карту обратно Веронике Николаевне? -- Нет еще. -- Прекрасно! Значит, ее надо ненавязчиво подсунуть господину Серебрякову. -- Это я беру на себя, -- скромно ответил Грымзин. x x x Когда Егор поднялся на палубу, кок все еще "дышал свежим воздухом", вернее, вдыхал в себя "Герцеговину-Флор", задумчиво глядя на проплывающий мимо однообразный ландшафт. У него на плече сидел ворон Гриша. -- Иван Петрович, господин Грымзин просит вас к зайти к нему, -- нарушил Егор уединение кока. -- A что ему нужно? -- повернулся к Егору Иван Петрович. -- Что-то насчет завтрашнего обеда. -- A, ну ясно. Егор, помоги мне подняться. -- Вперрред! На барррикады! -- с энтузиазмом закаркал Гриша. Когда Серебряков доплелся до каюты Грымзина, там, кроме владельца яхты, никого уже не было. Но на столе в открытом виде лежала карта -- та самая, которую Егор отвез генералу Курскому, Вероника похитила у генерала, а Грымзин -- у Вероники. -- Слушаю, хозяин, -- учтиво поклонившись, произнес кок. -- A, Иван Петрович! -- приветливо обернулся Грымзин. -- Я давно хотел вам сказать, что ваша стряпня мне очень нравится. -- Рад служить! -- ответил Иван Петрович. -- Ясно, что рады. Ведь я вам плачу жалованье, и немалое. В общем, я хотел бы вам дать некоторые заказы на завтрашний обед. На первое... Тут в каюту заглянул Егор: -- Евгений Максимыч, вас просит адмирал. Какое-то важное дело. -- Подождите здесь, я сейчас буду, -- сказал Грымзин и вышел из каюты. Когда он минут через десять вернулся, кок все так же стоял, опираясь на костыль, но карты на столе уже не было. -- Так что же на первое? -- спросил Серебряков. -- A, ну приготовьте что-нибудь съедобное, я всецело полагаюсь на ваш вкус, -- рассеяно ответил банкир. -- Слушаюсь! -- Настолько быстро, насколько позволял костыль, кок покинул каюту. x x x Вечером Гераклов вновь отправился в радиорубку. -- Ну, что сегодня будем слушать -- "Икс-игрек-зет" или Госрадио? -- спросил Oтрадин, собираясь включить приемник. -- Не надо, -- остановил его Гераклов и на одном дыхании выпалил: -- Полкведим невинс нерокста! Радист вздрогнул и уставился на Гераклова. -- Вы... вы?! -- наконец выговорил он. -- Да, я, -- спокойно ответил Гераклов. -- A что, разве я не похож на красно-коричневого подпольщика? -- Откровенно говоря, не похож, -- чистосердечно ответил Андрей Владиславович. -- Я опытный конспиратор, -- объяснил Гераклов. -- В общем, передайте товарищам в центр вот это. -- Политик протянул радисту листок бумаги и покинул рубку. Oтрадин развернул записку -- она была совсем короткой: "Все идет как задумано. Ждите новых сообщений". Едва Андрюша включил передающее устройство и настроился на миллиметровые волны, как в дверь постучали. -- Входите! -- крикнул радист. В помещение вошел штурман Лукич. -- Пулкведим невиенс неракста! -- чеканно произнес штурман, поглаживая свою знаменитую бороду. -- И вы.. и вы... тоже?.. -- пролепетал радист. -- Так точно! -- кратко ответил Лукич, вручил Отрадину ученическую тетрадку и, круто повернувшись на каблуках, покинул радиорубку. Тетрадка была чуть ли не вся исписана мелким почерком и содержала подробный отчет, временами переходящий в донос, обо всем, что происходило на судне. Лирические отступления на тему теории и практики государственных переворотов явно не столько предназначались для очередного радиопослания, сколько претендовали на место в будущем Полном собрании сочинений. Oтрадин вздохнул и принялся передавать в эфир оба послания. Этот процесс затянулся далеко за полночь, что и не удивительно -- за просто так никто миллион обещать не станет. x x x A мотористка Степановна, надевшая лучшее из своих платьев, напрасно ждала возлюбленного на палубе под капитанским мостиком. Постепенно мысли об Отрадине плавно перетекли в воспоминания о прошлом -- и совсем недавнем, и более далеком. И Степановна сама не заметила, как заснула. И приснились ей удивительные события, происходившие с ней то ли в реальности, то ли в мечтах, несколько лет тому назад. СОН СТЕПАНОВНЫ Удивительная история, приснившаяся Степановне, началась в 1990 году -- в довольно сложный и запутанный момент новейшей истории, когда на авансцену политической жизни общесоюзного пространства в целом и Кислоярского района в частности, выдвинулось такое вооруженное формирование, как OМOН -- отряд милиции особого назначения. Использование ОМОНа в своих целях политическими организациями, активно выступавшими против регионального суверенитета (о независимой Кислоярской Республике речь в то время даже и не шла) стало причиной весьма противоречивого к нему отношения в различных слоях общества -- одни жители бойцов ОМОНа проклинали, а другие превозносили, видя в них единственных защитников от "кровожадных демократов" и "лиц сибирской национальности", или "желтых", как их называли в народе. Этих "желтых" в Кислоярске проживало человек двадцать, и они самым нахальным образом хотели иметь свою национальную школу и исповедовать религию предков в лице собственного шамана. Больше, собственно, никаких неудобств они местным жителям не создавали, но и этого было достаточно, чтобы некоторые кислоярцы их, мягко говоря, недолюбливали. К "некоторым" принадлежала и скромная женщина Степановна -- усердная читательница газеты "Правда" и постоянная участница митингов Интернационального фронта трудящихся Кислоярска. Надо сказать, что в то время значительная часть общества переживала период всеобщей влюбленности (медовый месяц): многие "интер-тетеньки" были неравнодушны к товарищу Разбойникову, занимавшему в то время крупный партийный пост, а женщины интеллектуального склада ума -- к предводителю демократов либерального толка Кириллу Аркадьевичу Яйцыну. И все из числа первых -- независимо от возраста и пола -- были влюблены в пламенные стихи пролетарского поэта Феликса Алина, публиковавшиеся в красной прессе и регулярно звучавшие на митингах. A вот избранником сердца Степановны стал боец ОМОНа по имени Мстислав. Началось это после того, как в Кислоярск прибыла съемочная группа "600 секунд" и сняла сюжет об ОМОНе и, в частности, о Мстиславе. По мотивам этого нашумевшего сюжета поэт Феликс Алин даже сочинил бессмертные строчки: Я так надеюсь, что ОМОН Устроит в Кислоярске шмон. Пусть знают все наш грозный норов -- Дерзай, Мстислав! Снимай, Невзоров! И если любовь товарищей Степановны к товарищу Разбойникову и к стихам товарища Алина носила преимущественно платонический характер, то сама Степановна -- простая советская женщина, за долгие годы тяжелого труда обделенная высокой и светлой любовью -- воспылала к Мстиславу плотской страстью, поздней и безнадежной, и оттого еще более пылкой. Однако мечта Степановны оказалось неосуществимой -- и даже не из-за солидной разницы в возрасте, а потому что Мстислав, как объяснили Степановне его товарищи по отряду, был абсолютно равнодушен к женщинам. Нет, Мстислав отнюдь не являлся гомосексуалистом -- он был зоофилом и истинное удовлетворение получал лишь при любовном контакте с животными, предпочитая собак. Узнав такое о предмете своей любви, Степановна не охладела к Мстиславу, напротив -- ее страсть еще более усилилась. Встречая на улице собаку, она завидовала ей, что та, в отличие от нее, имеет шанс быть вместе с Мстиславом. Часто в мечтах Степановна представляла себя собакой в объятиях Мстислава, такие же сцены виделись ей и во сне. И вот однажды утром, проснувшись после одного из таких сладостных снов, Степановна со смешанным чувством ужаса и радости увидела, что превратилась в огромную черную собаку породы водолаз. Одевшись так, чтобы ее новое обличье не было заметно, и закутав лицо платком, Степановна вышла из дома... Как раз в эти дни (начало января 1991 года) отряд доблестных омоновцев по заданию Разбойникова совершил захват Кислоярского Дома печати, после чего редакции большинства газет в знак протеста покинули здание. В огромной трехэтажной коробке остались лишь удобные властям издания -- "Красная Панорама", "Блудни" и "Советская юность" (будущая "Кислоярские вести -- сегодня"). Именно тогда товарищ Разбойников произнес свою историческую фразу, адресованную господину Яйцыну и в его лице -- всем сторонникам демократии: "Всем вам, суки, висеть на одном суку!". Чтобы подчеркнуть свой успех, омоновцы водрузили на крыше Дома печати красное знамя и постоянно несли возле него почетный караул -- дабы кому-нибудь не пришло в голову надругаться над священным символом. Одним из регулярно дежуривших у знамени был Мстислав, и как раз накануне своего удивительного превращения Степановна видела его по местному телевидению стоящим на загаженной голубями крыше Дома Печати. Попасть в Дом Печати Степановне оказалось вовсе не так уж сложно -- достаточно было сказать, что она хочет встретиться с редактором газеты "Красная Панорама" товарищем Швондером и через посредство этого замечательного издания поведать всему миру о том, как ее, простую советскую женщину, притесняют соседи-тунгусы. Поднявшись на самый верх и оставив одежду в одном из полузаброшенных чердачных помещений, Степановна взобралась на крышу, где у знамени как раз дежурил Мстислав. Тот явно был рад появлению огромной черной собаки, которая к тому же сразу стала к нему ласкаться, норовя лизнуть прямо в губы. Вполне естественно, что доблестный омоновец захотел и большего. К его немалому удивлению, этого ему удалось добиться очень легко и даже не прибегая к насилию, как обычно бывало с другими собаками. Его четвероногая любовница не только не оказала сопротивления, но даже сама помогала зубами расстегнуть брюки. В тот день они долго и страстно любили друг друга под развевающимся на зимнем ветру алым стягом. Вне себя от столь нежданно свалившегося на нее счастья, Степановна спустилась с крыши на чердак и оделась в свою "человеческую" одежду. Дома, сняв с лица платок, она обнаружила, что вернулась в свой обычный облик. Поначалу превращения из человека в собаку и обратно происходили у Степановны почти спонтанно, но затем она научилась этим процессом управлять: для того, чтобы обернуться в собаку, надо было очень сильно этого захотеть. Обратное превращение происходило само собой через некоторое время после очередного страстного свидания с Мстиславом. К симпатичному "водолазу" сотрудники Дома Печати скоро привыкли и даже иногда подкармливали хлебом и колбасой, что для пушистой Джульетты было немалым подспорьем, так как она была всецело поглощена своей страстью и на стряпню времени не оставалось. Иногда она прибегала к своему возлюбленному и на базу ОМОНа в районе Любоканавки. Однако их счастье было недолгим: после событий августа 1991 года OМOН был вынужден покинуть Кислоярск и дислоцироваться в Тюмени. Все это произошло столь быстро, что Мстислав и Степановна не смогли даже проститься. Кислоярская Дездемона тяжело переживала разлуку, и лишь необходимость продолжать борьбу за те идеалы, которые, кроме любовных уз, связывали ее с Мстиславом, заставила ее преодолеть душевную травму. ... Однако в темные безлунные ночи к воротам бывшей базы ОМОНа приходит огромная черная собака породы водолаз. И далеко за полночь ее печальный вой навевает тоску на жителей Любоканавки. x x x От собственного тихого подвывания Степановна проснулась. "Ну и приснится же", подумала она и задумчиво побрела к себе в машинное отделение. ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ -- ЧЕТВЕРГ Настал четверг. После того как адмирал Рябинин, штурман Лукич и мотористка Степановна в очередной раз запустили "Инессу" в плавание, к адмиралу подошел политик Гераклов: -- Евтихий Федорович, мы плывем уже четвертый день. Скоро ли Кислое море? -- Думаю, что скоро, -- не очень уверенно ответил адмирал. -- К сожалению, точных карт у нас нет, но, похоже, через несколько миль мы войдем в устье. Куда будем двигать дальше? Гераклов достал блокнот: -- По выходе из устья Кислоярки нужно держать норд-вест, а после того как пройдем через кладбище -- норд. -- Простите, не расслышал, -- приставил ладонь к уху адмирал. -- Я говорю, сначала на северо-запад, а после кладбища -- на север, -- повторил Гераклов чуть громче. -- A, ну понятно. -- Казалось, адмирал совсем не был удивлен такими странными ориентирами. Действительно, около десяти утра "Инесса", победно гудя, вошла в Кислое море. Берега сразу раздвинулись до горизонта, и яхта поплыла по легким волнам на северо-запад -- в сторону кладбища. -- А все-таки, что это за кладбище? -- недоумевал Гераклов. -- Какое может быть кладбище посреди моря? -- Может быть, имелось в виду корабельное кладбище? -- с опаской предположил Грымзин. -- Например, место, куда течение сносит суда, потерпевшие крушение. -- Все мы -- утлые суденышки в житейском море, и все рано или позже потерпим крушение, понимаете ли, -- задумчиво промолвил доктор Серапионыч. Он уже успел с утра хлебнуть из заветной скляночки и оттого был настроен отчасти по-философски. A вода вокруг яхты была уже совсем не такой, как на Кислоярке. Никто не пытался пробовать ее на вкус, чтобы выяснить, насколько море соответствует своему названию, но ясно было сразу -- это не живая вода. Радист Oтрадин, тоже вышедший на палубу, не удержался от поэтического комментария: -- Но ветер стих, но парус лег, Корабль замедлил ход, И все заговорили вдруг, Чтоб слышать хоть единый звук В молчанье мертвых вод! Горячий медный небосклон Струит тяжелый зной. Над мачтой Солнце все в крови, C Луну величиной. И не плеснет равнина вод, Небес не дрогнет лик. Иль нарисован океан И нарисован бриг? Кругом вода, но как трещит От сухости доска. Кругом вода, но не испить Ни капли, ни глотка. И мнится, море стало гнить, -- O Боже, быть беде! Ползли, росли, сплетясь в клубки, Слипались в комья слизняки На слизистой воде. Виясь, крутясь, кругом зажглась Огнями смерти мгла. Вода -- бела, желта, красна, Как масло в лампе колдуна, Пылала и цвела. -- Ну, не стоит уж так драматизировать, Андрей Владиславович, -- сказал Гераклов, прислушавшись к стихам. -- Просто здесь неподалеку находилась резиновая фабрика. A к северу, я так думаю, экологическая обстановка должна быть более сносная. В пол второго пополудни, когда над морем поднялось разогретое солнцем желтое дрожащее марево и видимость сквозь этот нездоровый туман уменьшилась до нескольких сот метров, корабль вплыл на кладбище. Потрясенные пассажиры стояли на палубе и с ужасом взирали на то, как из мерзкой хмари с обоих сторон выплывают покосившиеся кресты, как будто ядовитые испарения служат им твердой опорой. -- Боже мой, -- тихо бормотал Грымзин -- этого не может быть. Этого не может быть... -- Здесь похоронено все, что убили большевики, -- на этот раз без пафоса и даже как-то грустно сказал Гераклов, -- все хорошее и доброе. Но тут, как гром небесный, прозвучало обычное покашливание Cерапионыча, сопровождаемое неразборчивым бормотанием по поводу старости, курения и наивности. Все резко обернулись к доктору, и в их глазах он мог явственно прочесть вопрос: что вы имеете в виду? -- Я, собственно, вот что имею в виду, -- спокойно отвечал на невысказанный вопрос Серапионыч, -- здесь до затопления водохранилища был монастырь. A это кресты на куполах из воды торчат. Столь простое и понятное объяснение этого странного явления почему-то произвело на присутствующих впечатление, подобное удару тяжелого предмета по голове. И все как-то заторможенно и растерянно стали молча расходиться. Серапионыч несколько удивленно посмотрел им вслед, пожал плечами и отхлебнул небольшую толику из заветной склянки -- то ли эликсира цинизма, то ли настойки здравого смысла. x x x После обеда Грымзин вновь пригласил Гераклова и Cерапионыча к себе в каюту на совет. -- Приближается решающий момент, -- говорил банкир, -- и мы должны усилить бдительность. Видимо, сегодня до вечера мы подплывем к острову, и потому встает вопрос -- что делать дальше? -- Утро вечера мудренее, -- сказал доктор. -- По моему мнению, надо, пока возможно, тянуть время. Объявим высадку на остров на завтра утром. -- Согласен, -- кивнул Гераклов. -- Но что, если они начнут первыми, ночью? -- Вот тогда и поглядим, -- беспечно ответил Серапионыч. -- В любом случае, мы не знаем, сколько человек и кто конкретно на их стороне, так что остается только ждать и надеяться на лучшее. -- Лично я сидеть сложа руки не собираюсь! -- заявил Гераклов. -- И если мне суждено погибнуть в неравной схватке, то я заберу с собой по меньшей мере одного... или даже двух коммунистов! -- Вот, значится, и в Германии, -- задумчиво пробурчал Серапионыч, -- боролись с коммунистами, а напоролись... -- На что это вы намекаете? -- округлил глаза Гераклов. -- Главное -- не пороть горячку, -- громко перебил возникающую дискуссию банкир. -- Этой ночью мы должны утроить бдительность. В конце концов, речь идет не только о жизни и смерти, но и об огромной сумме. Если наше предприятие увенчается успехом, то я обязательно исполню свою заветную мечту и открою филиал "Грымзекса" в Париже. -- Какое убожество мыслей, -- криво усмехнулся Гераклов. -- Мои планы куда грандиозней. Я на всю свою долю накуплю бананов и начну собственную кампанию по выборам в Президенты. Мой лозунг будет: "Каждому кислоярцу -- по банану!". A уж когда я встану во главе государства... Доктор, -- перебил свои мечтания политик, -- а каковы ваши планы? -- Мои планы? -- переспросил Серапионыч. -- Знаете, Константин Филиппыч, спросите меня о чем-нибудь попроще. A если говорить о плане-минимум -- так это вернуться домой в Кислоярск живым и невредимым. И чтобы Егор увидел своих родителей и сестру. x x x В это же время другой тайный совет проходил в машинном отделении, и в нем участвовали кок Иван Петрович Серебряков, ворон Гриша, мотористка Степановна и штурман Лукич. -- Кажется, час близок, -- говорил Серебряков. -- Теперь я могу повторить хрестоматийное: сегодня -- рано, а завтра -- поздно. -- Значит, нынче ночью? -- радостно уточнила Степановна. -- Именно так, -- подтвердил кок. -- Если они решат высаживаться на берег вечером, то там их ждет, безо всяких кавычек, ночь длинных ножей. A если завтра утром, то ночью мы захватим обе шлюпки и сойдем на берег. -- На берррег! -- завопил Гриша. -- Что, так сразу на берег? -- удивился штурман. -- A как же вода, провизия, лопаты, наконец? Что-то ты, Петрович, опять горячку порешь. Петрович скрипуче рассмеялся: -- Провизия, лопаты? Они сами нам все предоставят, так что, товарищи, по данному поводу не волнуйтесь. На этот счет у меня имеется великолепный план... И тут до машинного отделения долетел истошный вопль: -- Земля!!! x x x Первым землю увидел и всех о том оповестил бесцельно шатавшийся по палубе репортер Ибикусов. Но когда туда поднялись все пассажиры и члены экипажа, то земли как таковой они еще не увидели -- лишь вдали на горизонте маячил крест. По размерам он был явно намного больше тех крестов, которые торчали из воды, когда яхта проплывала через "кладбище". Но по мере приближения выяснилось, что крест стоит не на воде, а на холме, а холм -- на небольшом острове. В нескольких сотнях метров от острова яхта бросила якорь. -- Предлагаю назвать его островом Грымзина, -- торжественно произнес Гераклов и подмигнул Егору: -- Надо же как-то подмазаться к нашему Рокфеллеру. -- Ну зачем же... -- смутился банкир, хотя было видно, что это предложение ему польстило. -- Но уж тогда холм назовем пиком Гераклова. Кстати, уважаемый Евтихий Федорович, что это за крест? Адмирал поглядел в бинокль и слегка поежился: -- Нехорошее дело. Ох, нехорошее. -- A что такое? -- забеспокоился Грымзин. Адмирал молча протянул ему бинокль, и Грымзин увидел, что крест -- это на самом деле не крест, а врезавшийся в холм самолет, который стоял, воткнувшись носом в землю, и осенял сей неприветливый остров обломками своих мертвых крыльев. -- Ай, смотрите, что это! -- закричал Егор, показывая за борт. Там из воды торчала маленькая темная голова на длинной шее. Дав всем, кто был на борту, полюбоваться собой, неизвестное существо скрылось под водой и уплыло прочь -- вода забурлила, и в водоворотах замелькал толстый зеленый хвост. -- Кто это? -- ахнула Вероника. -- Мутант, -- уверенно предположил Серапионыч. -- Вот что случается, когда водоем сверх меры загаживают химическими отходами! Иное мнение высказал Ибикусов: -- Я имею конфиденциальную информацию, что подобных мутантов специально разводили на тайных фермах советских спецслужб с особыми целями. Может быть, эту тварь для того тут и поселили, чтобы она отпугивала от острова праздных посетителей. -- Господа, я думаю, что происхождение этого зверя не так уж и важно, -- заявил Гераклов. -- Главное, чтобы он и дальше обитал на Кислом море. -- Почему? -- удивился Грымзин. -- И вы еще спрашиваете, почему! Да во всем мире до сегодняшнего дня были известны только два места, где водятся подобные феномены -- озеро Танганьика в Африке и Лох-Несс в Шотландии. Наше Кислое море -- третье! Теперь сюда понаедут туристы, ученые со всего мира, мы будем проводить научные конференции, конгрессы, симпозиумы и шахматные турниры, Кислоярская Республика станет известна во всем мире. И если я стану президентом, то добьюсь, чтобы портрет нашей Кисси украшал герб Республики! x x x Яхта погрузилась в ночь. Егор ворочался на койке в своей каюте и никак не мог заснуть. Ему как воочию виделись жуткие картины минувшего дня -- зловещее кладбище, огромный мертвый крест на холме, наконец, неведомый зверь, обитающий в ядовитых пучинах Кислого моря. И тут дверь тихо скрипнула и отворилась. В каюту проскользнули две темные фигуры. И не успел Егор и вскрикнуть, как ему в рот был грубо затолкан кляп, пахнущий машинным маслом, а руки и ноги оказались прочно связанными. И непрошеные гости подхватили его и куда-то потащили. x x x Вероника в это время тоже никак не могла заснуть. Какие-то неприятные образы и впечатления тревожили душу и медленно погружали в тяжелую дремоту. И, как часто бывает, на грани сна и яви ее посетили странные видения, более реальные, чем сны, и более неприятные и липкие, нежели действительность. СОН ВЕРОНИКИ Она увидела себя в доме своего дядюшки генерала Курского, который в это время отбыл в Москву на слет ветеранов освободительных войн. A Вероника в вечерней тиши ожидала прихода угонщика автомобилей. Это был известный в уголовной среде специалист в данной области, в настоящее время находящийся не у дел -- проблема состояла в том, что он умел взять любой автомобиль, но вечно засыпался на сбыте. Вероника собиралась предложить ему взаимовыгодный мезальянс -- то есть она брала на себя продажу машин друзьям и знакомым генерала Курского. Расчет предполагался исходя из пятидесяти процентов специалисту, а остальное Вероника намеревалась переводить на счет детских домов. A машины заимствовать у друзей и знакомых же генерала Курского. "Эти не обеднеют", думала Кислоярская последовательница Юрия Деточкина. И тут Вероника вздрогнула от резкого звонка в дверь. Хозяйка была несколько удивлена -- на пороге стояли двое молодых ребят. Мысли ее текли примерно так: "Почему двое? Ведь тогда придется делить на троих. Но отступать уже поздно, будь что будет". После столь глубокомысленного заключения Вероника наконец обрела душевное равновесие. Итак, она взяла себя в руки в прямом и переносном смысле, то есть демонстративно взвесила свои груди, что произвело должный эффект на предполагаемых юных угонщиков. Правда, сама Вероника такого эффекта, похоже, не ожидала. Не успела она и охнуть, как оказалась на диване, а ее халат полностью распахнут. Один из них, брюнет, сладострастно урча, занялся ее грудями, а блондин уже стаскивал с нее трусики. От неожиданности Вероника даже не знала, как ей реагировать на такую лихую атаку. Сначала она хотела разозлиться и хорошенько их отчитать и даже отодрать за уши, но тут ее разобрал безумный хохот. Придавленная брюнетом, она извивалась, смеясь, как полоумная, потому что блондин своим языком щекотал ее между ног. Ребята, слегка опешив, отпрянули от нее. Веронике стало неудобно -- она поняла, что гости ждали несколько иной реакции. -- A может, сначала выпьем и поговорим о делах? -- осторожно спросила Вероника. Ребята радостно согласились и... снова принялись за ее тело. Брюнет впился губами в ее груди, а блондин решительно задрал ее ноги вверх, отчего с левой ноги слетела туфля, и резко овладел ею. -- Какой кошмар! -- простонала Вероника. Брюнет, оторвавшись от ее сосков, выпучил глаза: -- Что? -- Но Вероника уже не стала ему отвечать, а, закатив глаза, сладострастно провела языком по губам. "Может, они на мне репетируют угон автомобиля? Но в таком случае они уже взломали капот. И еще немного -- заведут". И действительно, вскоре Вероника Николаевна задергалась под ребятами, как ужаленная, чем окончательно растрепала старательно уложенные волосы. Первыми словами, которые она произнесла после того, как ребята ее оставили, были: "Какой кошмар!". Правда, с оттенком удовлетворения. Брюнет же, одевая штаны, деловито спросил: -- Извините, мадам, вы не могли бы с нами рассчитаться? -- Что?! -- изумилась Вероника. Она-то предполагала расчет после дела. Ребята переглянулись. И тут в разговор вступил блондин. Тоном терпеливого учителя он стал объяснять: -- Понимаете, мадам, мы помогли вам решить некоторые ваши интимные проблемы и хотели бы... Но тут Вероника вскочила с постели: -- A вы, собственно, кто такие? Я ожидала приличного автомобильного вора, а тут ко мне ворвались два юных сексуальных маньяка, да еще и деньги с меня требуют! -- A разве вы не Анна Сергеевна Глухарева? У нас тут заказ на интимное обслуживание гражданки Глухаревой. Вот у меня здесь и накладная от интим-клуба "SLIKTI", -- растерянно сказал брюнет. Но его слова повисли в воздухе, потому как незапертая дверь осторожно отворилась, и на пороге возник приличный мужчина средних лет в широкополой шляпе, закрывающей половину лица, и в щегольском костюме. Все участники немой сцены воззрились на него, как на привидение. Несколько смутившись, как бы извиняясь, тот произнес: -- Я, понимаете ли, звонил, но вы, видимо, не слышали... -- Тут он уставился на Веронику, и посмотреть было на что. Распахнутый халат открывал груди, извлеченные из лифчика, отстегнувшиеся резинки и съехавшие вниз чулки. При этом на одной ноге была туфля, а на лице -- некая белая тягучая влага. Брюнет, понурив голову, скорбно произнес: -- Кажется, мы ошиблись адресом. Приносим извинения... -- И с этими словами ребята осторожно, как в больничной палате, выплыли за дверь. Вероника, судорожно запахнув халат, засуетилась: -- Понимаете, тут вышла досадная ошибка, я вам сейчас все объясню. Присаживайтесь сюда. O да, спасибо, это мои. Не желаете ли выпить и поговорить о делах? Какие машины брать будем? -- говорила Вероника, нервно теребя в руках кружевные трусики и стараясь заглянуть в лицо незнакомцу. -- Я, собственно, по другому делу, но можем поговорить и об этом, -- до боли знакомым голосом произнес странный гость, аккуратно снимая шляпу и водружая ее себе на колено. "Боже мой, это же ведь Дубов!", холодея от страха, подумала Вероника -- и в холодном поту вновь вернулась в действительность. A действительность мерно покачивалась на пологих волнах Кислого моря, и бледные лучи восходящего солнца проникали в каюту сквозь иллюминатор. "Интересно, к чему снятся покойники, -- размышляла Вероника, одевая трусики и белое боа, -- к дождю или не к добру?". x x x. ГЛАВА СЕДЬМАЯ. БЛЕСК СОКРОВИЩ. ДЕНЬ ПЯТЫЙ -- ПЯТНИЦА Сон Вероники оказался явно не к добру: в пятницу утром яхта недосчиталась четырех своих обитателей (из одиннадцати). Бесследно исчезли кок Серебряков, мотористка Степановна, штурман Лукич и Егор. Кроме того, пропали обе шлюпки и, что самое удивительное, алый парус с одной из мачт. -- Все ясно -- они со своей фальшивой картой сбежали на остров, -- сказал доктор Гераклову и Грымзину. -- Неужели и Егор тоже с ними? -- недоуменно воскликнул Гераклов. -- Не думаю, -- ответил Серапионыч. -- То есть, наверное, с ними, но не по своей воле. -- Я все понимаю, -- произнес Грымзин, -- но одного в толк не возьму: на какого черта им понадобился парус? -- Скоро узнаете, -- криво усмехнулся Гераклов. -- Думаю, что скоро мы получим ответы и на другие вопросы, -- поддержал Серапионыч. x x x Когда рассеялся утренний туман, оставшиеся на яхте смогли при помощи адмиральского бинокля разглядеть, что творилось на острове. У берега, привязанные к прибрежным ивам, покачивались обе шлюпки. Чуть поодаль проглядывался полуразвалившийся особнячок -- очевидно, тот самый "рыбацкий домик", где когда-то развлекалось гэсовское начальство. Переведя бинокль в сторону холма своего имени, Гераклов увидел, как Степановна и Лукич прикрепляют к самолету красную тряпку с белым кругом в центре. -- Вот и ответ на ваш вопрос, -- сказал политик, передавая бинокль банкиру. -- Евтихий Федорович, а каковы ваши соображения? -- обратился к адмиралу Грымзин. Адмирал еще раз глянул в бинокль: -- Подойти ближе к острову яхта не может -- дальше мелководье. Обе шлюпки у пиратов. Да и приближаться к острову небезопасно -- они могут быть вооружены. -- Наверняка вооружены! -- вставил Гераклов. -- Но, с другой стороны, не все так трагично, -- продолжал Рябинин. -- Они не могли увезти с собой достаточное количество провизии. Потому-то и захватили Егора. -- Неужели они его собираются... -- не договорил Ибикусов. Репортер много и охотно писал в разных газетах на темы каннибализма в определенных кругах Кислоярского общества, но искренне ужаснулся, впервые столкнувшись с этим явлением на практике. -- Нет-нет, господин Ибикусов, я совсем другое имел в виду, -- улыбнулся в бороду адмирал. -- A что же? -- тревожно спросила Вероника Николаевна. -- Смотрите! -- вдруг воскликнул Серапионыч. -- Кажется, к нам гости. Действительно, одна из шлюпок отделилась от берега и направилась прямо к "Инессе". И вскоре на яхту торжественно взошла Степановна. -- Товарищи, я прибыла по поручению капитана Ивана Петровича Серебрякова, -- официально сообщила мотористка. -- Пока что здесь один законный капитан -- это я, -- приосанившись, возразил адмирал Рябинин. -- A вам, Степановна, должно быть стыдно за ваше участие в этой авантюре. Ну так какое же у вас поручение от господина Серебрякова? -- Товарищ Серебряков просил предоставить часть провизии и три лопаты. A также то, что ему потребуется впоследствии. Тут уж не выдержал и Грымзин: -- Что? Да какого хрена!.. -- Не забывайте, что у нас находится Егор, -- спокойно парировала Степановна. -- Лучше взгляните туда. Вероника выхватила у адмирала бинокль и навела его на остров. На берегу, рядом со второй шлюпкой, стоял Егор. На нем были только майка и трусики -- то, в чем он был похищен. Рядом с Егором стоял штурман Лукич и держал нож возле его шеи. Курская чуть не лишилась чувств, так что адмирал едва успел ее подхватить. -- Вы не смеете мучить ребенка! -- сдавленно, но гневно закричала Вероника. -- Никто не собирается его мучить, -- спокойно возразила Степановна. -- И ничего с вашим мальчиком не случится... Если вы, конечно, будете хорошо себя вести и выполнять все наши требования. -- Послушайте, я согласна отправиться заложницей вместо Егора! -- вдруг заявила Вероника. Мятежная мотористка сразу согласилась: -- Что ж, это можно. Тогда вы поплывете со мной, а вторым рейсом мы вернем Егора. A сейчас я хотела бы побывать на кухне. -- Вероника Николаевна, вы обдумали последствия своих намерений? -- осторожно спросил доктор Серапионыч, когда Степановна в сопровождении Грымзина отправилась за припасами. -- Чего думать! -- воскликнула Вероника. -- Тут надо что-то делать. Извините, я схожу переоденусь. x x x Вскоре на палубу вернулись Степановна и Грымзин -- они тащили кучу корзинок с провизией, из одной даже торчали две бутылки. Кроме того, Степановна несла еще и три лопаты. -- Скажите, но зачем вам лопаты? -- вопросил Гераклов. -- A то вы сами не знаете! -- хмыкнула Степановна. -- Догадываюсь, -- ответил Гераклов, -- но ничего у вас не получится. Доктор многозначительно кашлянул. -- Ну ладно, нечего тут растабарывать, -- сказала мотористка. -- Погрузите все это в лодку. A я хотела бы встретиться с радистом. -- Только в моем присутствии, -- заявил Гераклов. -- Ну неужели вы не понимаете, что это дело личное!.. -- Только в моем присутствии. -- Ну ладно, любопытненький мой, идемте. Тут на палубе появилась и Вероника в лакированных туфлях, черном платье и белом боа. -- Ну все, я готова. Поплыли? x x x Увидев в дверях радиорубки Степановну, да еще и вместе с Геракловым, Oтрадин слегка вздрогнул. -- Андрюша, простите меня! -- тихо сказала Степановна. -- За что? -- пожал плечами Oтрадин. -- Я виноват не меньше вас. Мотористка нагнулась и крепко, взасос поцеловала своего возлюбленного. Потом, не говоря ни слова, почти выбежала из радиорубки. Гераклов недоуменно пожал плечами и поспешил следом за ней. x x x Когда шлюпка со Степановной, лопатами, провизией и Вероникой отплыла в сторону острова, на палубу вышел радист Oтрадин. -- Константин Филиппович, можно вас на минуточку? -- тихо обратился он к Гераклову. -- Да, разумеется, -- ответил Гераклов. -- Давайте пройдем к вам в рубку. Заодно и новости послушаем. Однако по радио никаких новостей не передавали -- звучала музыка. Oтрадин, не говоря лишних слов, достал из шуфлятки и протянул Гераклову небольшой полиэтиленовый пакетик, внутри которого лежала бумажка. -- Что это? -- удивился политик. -- Не знаю, еще не разворачивал. Это мне передала Степановна во время нашего страстного поцелуя, так сказать, из уст в уста. Гераклов извлек бумажку. На ней мелким почерком был написан подробный отчет о событиях последних дней, а внизу указано время выхода в эфир и длина волны -- 1,73 миллиметра. -- Я думаю, что мне нечего от вас скрывать. Ведь мы с вами, -- Oтрадин усмехнулся, -- в одной шайке. Не так ли? -- Не так, -- резко возразил Гераклов. -- В разных. Андрюша растерялся: -- A как же это самое, в общем, "Полкведим невинс неракста"? -- И вы могли подумать, что я -- я! -- Константин Гераклов, мог вступить в сговор с этими красными недобитками! -- патетически, как на митинге, воскликнул Гераклов. -- Просто кое-кто подслушал и пароль, и вообще всю сцену вашего совращения. Подумать только -- человек готов за какой-то миллион продать и ум, и честь, и совесть. Стыдно, уважаемый Андрей Владиславович! -- A что мне оставалось делать? -- возразил радист. -- Они бы все равно нашли способ добиться своего, а так у меня хоть появилась возможность как-то их контролировать. -- В каком смысле контролировать? -- переспросил Гераклов. -- Вы что, ведете какую-то свою игру? На кого работаете?! Oтрадин на минутку задумался: -- Сейчас я не могу вам открыть, какую игру я веду и на кого работаю. Но одно могу сказать твердо -- с шайкой Серебрякова я ничего общего не имею. -- Значит, вы с нами? -- обрадовался Гераклов. -- Не совсем, -- возразил радист. -- Как выразился бы поэт, "Двух станов не боец, но только гость случайный..." -- Так уж и случайный? -- хмыкнул Константин Филиппович. -- Да, вы правы -- не случайный. Я ответил бы так: я против них, но не с вами, хотя в настоящее время и не против вас. Поэтому я готов до определенного момента вам помогать. -- Что-то вы темните, -- поморщился Гераклов. -- A я предпочитаю сражаться в открытую. -- Что будем делать с этим посланием? -- еще чуть помолчав, спросил Oтрадин. -- Передавать его или нет? -- Делайте, что хотите, -- махнул рукой Гераклов. -- Все равно скоро эта мышиная возня прекратится: если на выборах победят левые патриоты, то всем нам не поздоровится, а если Яйцын... Давайте лучше послушаем новости. Музыка прекратилась, и рулевой "Икс-игрек-зет плюс" Яша Кульков приступил к обзору событий дня: -- Здравствуйте, дорогие господа радиослушатели! Вы знаете, как мы вас любим и как готовы и вас научить любить, чтобы вы делали это регулярно каждый день. Причем самыми разными способами, о чем главная новость. Вступила в решающую фазу предвыборная борьба за многотрудное кресло Президента Кислоярской Республики. Сегодня кандидат от левых товарищ Зюпилов посетил собрание КАСРа. Для тех, кто не в курсе, поясняю: Кислоярское общество сексуального равноправия. Уважаемый политик призвал товарищей гомосексуалистов и лесбиянок голосовать за себя, обещая в случае прихода к власти узаконить однополые браки. Активисты клуба со своей стороны пообещали пригласить товарища Зюпилова на первую же комсомольскую свадьбу. Интересно, чем на это ответит наш Президент Кирилл Аркадьевич Яйцын? Может быть, разведется с Ангелиной Францевной и обвенчается со своим новым старшим помощником господином Селезнем? A ведь времени до выборов осталось уже совсем немного. Ну а теперь по вашим многочисленным заявкам споет Старуха Изергиль -- молодая, но подающая большие надежды исполнительница, восходящая звезда советской эстр