-- Что, что? -- заозирались его спутники. -- Как будто что-то стукнуло у входа. Нет, наверно, померещилось. -- Да и кому тут быть, -- добавил Серапионыч. -- Разве что дух покойника... -- Ну и последнее, -- немного помолчав, продолжал Дубов. -- Когда я в музее разглядывал фотографию барельефа, то обратил внимание на неясное пятно прямо над коровой и сразу же подумал, что это может быть какая-то птичка. Правда, в прилагавшемся описании о ней не было сказано ни слова, и я решил, что это просто отблеск от вспышки или что-то подобное. Но теперь, убедившись, что там действительно ласточка, то для меня все встало на свои места. Ведь ласточка, по словам баронессы Xелен фон Aчкасофф, у древних кислоярцев почиталась символом души. Так же как и сердце. Трудно поверить, что Кунгурцев не заметил на барельефе изображения ласточки -- значит, он не упомянул его намеренно. К тому же барельеф не монолитный, а состоит из нескольких плит. -- Василий замолк и стал водить фонариком по краям той плиты, на которой была ласточка. -- Ну и что же? -- не выдержал долгого молчания инспектор Столбовой. -- Очень просто! Сердце хранится в соседнем потаенном помещении, которое находится вот за этой плитой. -- Василий ткнул фонариком в ласточку. -- Кунгурцев его обнаружил, но по каким-то причинам утаил от всех эту часть своего открытия. Посветите мне, -- детектив передал фонарик Столбовому, а сам принялся ощупывать силуэт ласточки -- нажимать на него в разных местах и даже дергать за длинный хвост. -- A вы, голубчик, попробуйте сказать "Сезам, откройся", -- сочувственно посоветовал Серапионыч. -- Нет, тут что-то другое, -- пробормотал Василий, продолжая исследовать ласточку. Когда он добрался до головы, то клюв прямо под его пальцами стал проваливаться вглубь, а плита со страшным скрипом подалась вперед. -- Ну и ну, -- неодобрительно покачал головой Петрищев. Проход открывался все шире, и в затхлой гробнице неожиданно повеяло свежим ветерком -- это казалось почти столь же невероятным, как все ходы и тайники могильного кургана. -- Прошу, -- сделал Василий широкий приглашающий жест. Все четверо столпились перед проходом и пытались разглядеть открывшееся помещение. По размерам оно значительно уступало первому, а в середине на каменном возвышении стояла высокая и широкая ваза из тонко ограненного хрусталя. Ее узоры и переливы таинственно поблескивали в неверном свете. На дне вазы что-то темнело -- видимо, это и было забальзамированное сердце. A вокруг возвышения, прямо на каменном полу, стояли золотые фигурки -- около двадцати штук. Некоторые изображали людей -- может быть, самого правителя, его жены и сподвижников. Остальные как бы повторяли в миниатюре изображенных на барельефе зверей. Судя по тому, как блестели фигурки, когда на них падал свет, их прочищали совсем недавно. Василий и его спутники завороженно глядели на открывшуюся им картину, не решаясь переступить порога потаенной комнаты. Но тут детектив заметил, что под самой крупной фигуркой, высотой сантиметров тридцать, изображавшей, видимо, самого покойника, прямо на полу лежит какая-то записка. Василий осторожно вошел в тайник, поднял бумажку, но прочесть не успел: у него за спиной раздался какой-то грохот, а обернувшись, он увидел, что посреди основного помещения стоит Феликс Железякин с нацеленным прямо на Дубова пистолетом. За спиной Феликса маячили двое в плащах -- даже в полутьме сыщик узнал в них тех пьяниц, что околачивались возле филиала на Хлебной. -- Ну что ж, милый Василий Николаич, вы славно поработали, -- похабно осклабился Железякин. -- Жаль только, что плодами своих трудов вы уже, увы, не воспользуетесь... Пока Феликс произносил издевательскую речь, Василий успел переглянуться со своими спутниками, которые растерянно стояли вдоль стен с поднятыми руками. -- Этот порог вы перешагнете только через мой труп, -- решительно проговорил Дубов, чтобы протянуть время и дать Столбовому сориентироваться. -- Уж за этим дело не станет, -- злобно прошипел Железякин. -- Прочь с дороги! Но в этот момент инспектор Столбовой неожиданно соединил поднятые руки в кулак и со всей силы нанес удар по шее агенту в кепке, стоявшему как раз перед ним. Тот свалился на холодный пол, словно мешок с дерьмом. Агент в велюровой шляпе бросился было на помощь своему напарнику, но профессор Петрищев очень ловко поставил ему подножку. -- Елки-моталки, -- пробормотал "шляпа" и грохнулся рядом с коллегой. Почувствовав, что что-то идет не так, как задумано, Железякин обернулся, и Дубову этого хватило, чтобы подскочить к Феликсу и попытаться вырвать у него пистолет. Тот, разумеется, не отдавал, и между врагами завязалась смертельная борьба. Василий держал Железякина за руку, в которой все еще находилось смертоносное оружие. И хоть его ствол был направлен вверх, Дубов понимал, что если произойдет выстрел, то срикошетить может в кого угодно. Но тут произошло нечто, что заставило Железякина дико заверещать и выронить пистолет. Василий поначалу даже не понял, что это Серапионыч не спеша раскрыл свой докторский чемоданчик, извлек оттуда самый огромный шприц и от всей души всадил его в задницу Железякина. A Дубов тем временем поднял с полу пистолет и небрежно сунул в карман. -- Это вам даром не пройдет! -- затравленно выкрикнул Железякин. -- Рано радуетесь... C дерьмом съем... Однако последние слова незадачливого мафиози потонули в обвальном грохоте, донесшегося из того помещения, где хранилось сердце в сосуде. Василий обернулся -- за проемом зияла пустота. Не стало ни возвышения, ни хрустальной вазы, ни золотых фигурок -- лишь черная бездна. И только внимательно приглядевшись, Дубов разглядел где-то глубоко внизу едва колышущуюся водную поверхность. -- A где же золото? -- раздался за спиной детектива голос Железякина. -- В подземном озере, -- ответил Василий. -- Не желаете ли там его поискать? Феликс одарил Дубова взором, полным испепеляющей ненависти и, потирая задницу, захромал к выходу из гробницы. Никто его не удерживал. Агенты, едва оклемавшиеся от всех потрясений, нехотя поднялись с пола и побрели вслед за своим поверженным боссом. Василий и его спутники молча глядели друг на друга. Наконец, детектив вспомнил о записке, которую все еще держал в руке. Он посветил на нее фонариком и вслух прочел: -- "Не держите дверь открытой. Кунгурцев". x x x На следующий день Василий Николаевич вновь обедал в ресторане "Три яйца всмятку" почти в той же компании, что и накануне. Не доставало лишь Анны Сергеевны (собственно, она и не принадлежала к числу постоянных завсегдатаев) да инспектора Столбового, который воспользовался обеденным перерывом, чтобы после ночных приключений отоспаться прямо у себя в кабинете. Именно о ночных приключениях шла речь и за столом. Вкратце поведав о произошедшем, Дубов предоставил Владлену Cерапионычу расписывать подробности. -- И тут разверзлась пропасть, будто врата преисподней, -- неспешно повествовал доктор, прихлебывая чаек с добавкой из пресловутой скляночки, -- и холм содрогнулся от адского грохота, с которым мрачные воды подземного Стикса поглотили нечестивое злато!.. -- Эх, какая ценность пропала! -- горько сокрушался бизнесмен Ерофеев. -- Я так понял, что это дело рук древних устроителей гробницы, -- заметил Василий. -- Видимо, при открытой двери нарушается воздушный баланс, или что-то еще. Да бог с ними, с сокровищами, хорошо хоть все живы остались. -- Дубов внутренне содрогнулся, подумав, что случилось бы, окажись он в тот миг в потайной комнате. -- Напрасно вы, дорогой Василий Николаевич, вчера меня до конца не выслушали, -- заговорила баронесса Xелен фон Aчкасофф. -- Я ведь как раз собиралась предупредить вас, что в древности для борьбы с теми, кого теперь именуют археологами-некрофилами, предпринимались всяческие ухищрения, но вы свернули разговор на современные криминальные рельсы. -- Признаю и каюсь! -- Василий театрально стукнул себя в грудь столовой ложкой. -- Отныне, уважаемая баронесса, буду со священным трепетом внимать каждому вашему слову... Тут раздалось характерное попискивание, и детектив с видимым неудовольствием извлек из внутреннего кармана мобильный телефон. -- Дубов слушает. A, это ты? -- Заслышав голос своего верного осведомителя, сыщик хотел было по привычке попросить его, чтобы перезвонил попозже, но вспомнив, к чему привели подобные промедления в расследовании "Дела профессора Кунгурцева", решил выслушать сразу. -- Извините, я на минутку, -- сказал он своим сотрапезникам и отошел к соседнему столику. -- Теперь слушаю внимательно... A, вот оно что! Нет-нет, это не порода собак и не вид полового извращения, а... ну, в общем, долго объяснять, посмотри в словаре иностранных слов. Спасибо за информацию. Если что, тут же звони. Пока. Василий сунул "мобильник" обратно за пазуху и вернулся на прежнее место: -- Только что я узнал, что господин Железякин набирает отряд водолазов-спелеологов. Не желает ли кто из вас туда поступить? Я бы и сам пошел, да дел невпроворот. ГЛАВА ВТОРАЯ. ЦИКЛОПИДЕС СТЭПЛТОНИУМ Как люди становятся Великими Сыщиками? Как люди вообще становятся Великими? Сие нам не ведомо. Ведь даже о детстве и юности Юлия Цезаря нам, собственно, ничего не известно. Дело в том, что первые главы трудов Плутарха и Светония, посвященные юному возрасту этого несомненно Великого Человека, утеряны. В этом чувствуется дыхание Тайны. Какой-то запредельной и могущественной. Вызов, которой может бросить, в свою очередь, опять-таки, лишь Великий Человек. Детство и юность Василия Дубова также покрыты мраком неизвестности. Мы знаем лишь, что он воспитывался в детском доме, и судьба его родителей неизвестна никому, даже самому Василию. Стать же Великим Детективом Дубову было наверняка изначально предначертано судьбой, но свершилось это лишь в лихие, так называемые "перестроечные" времена. Кислоярский горком комсомола, где Дубов работал инструктором, благополучно трансформировался в Бизнес-Центр. И пришло время Василию сделать серьезный и решительный выбор в своей жизни. И он явно по велению судьбы выбрал стезю частного детектива. Каковая впоследствии и вознесла его на сияющую вершину славы. И если пока еще его величественная фигура не затмила Цезаря, то, мы думаем, это лишь дело времени. И грядущие века наверняка подтвердят наше пророчество. Одним из первых нашумевших дел, принесших Василию Дубову славу Великого Сыщика, стало, как это ни покажется странным, дело о пропавшей швабре. Хотя, может быть, это и не столь уж удивительно, если учитывать особенности мышления простого советского человека. Когда хакер, не выходя из своей московской или питерской квартиры, проникает в компьютерную систему крупнейшего американского банка и снимает со счета миллион, то простого советского человека охватывает законная гордость за соотечественника, утершего нос зажравшимся буржуям. Но когда у бедной уборщицы крадут швабру -- орудие ее героического труда... Именно это прискорбное событие и стряслось в Бизнес-Центре. Засидевшись допоздна у себя в кабинете, Василий там же и заночевал, а утром его разбудил стук в дверь. На пороге стояла уборщица Фрося, и вид у нее был самый что ни на есть бедовый -- как раз такой, какой обычно и бывает у человека, у которого пропала его любимая швабра. И Дубов решительно принялся за поиски. Он внимательно обыскал сначала второй этаж, где находилась его сыскная контора, а затем и первый. Фрося со священным трепетом наблюдала за действиями Василия. A тот глубокомысленно произнес: -- Чувствую, что мы на верном пути. И если швабру не вынесли из здания, то круг поисков сужается. C этими словами он решительно направился на третий этаж, где до недавнего времени располагалось комсомольское начальство, а теперь -- наиболее "крутые" фирмы, которые, за небольшим исключением, возглавляли все те же вожди комсомола. Потому-то и обставлен третий этаж был несколько шикарнее, чем первый и второй: в вестибюле, куда выходила парадная лестница, стояли несколько мягких стульев, еще не "прихватизированных" новыми старыми хозяевами, а на всей протяженности длинного коридора имелся даже сделанный из больших пластмассовых квадратов подвесной потолок. Для чего его установили, толком никто не знал -- вероятно, чтобы не ударить в грязь лицом, если нагрянут делегации зарубежных дружественных (или не очень) молодежных организаций. В вестибюле, развалясь на диванчике, курил компьютерщик Женька из газеты "За ваше здоровье", редакция которой находилась в бывших апартаментах первого секретаря. Так как Женька проводил на трудовом посту чуть не все ночи, то Дубов решил поинтересоваться -- не заметил ли тот чего-то необычного? Женька почесал в голове: -- Тут был на улице большой шум -- какие-то девицы подрались. -- Странно, а я не слышал, -- протянул Василий. -- И что за девицы? -- Известно какие, -- хмыкнул Женя, -- те самые... Постой, -- потушил он окурок о малахитовую пепельницу, -- проходил тут ночью один незнакомец. -- Во сколько и откуда? -- тут же достал Василий записную книжку. -- Где-то около двух, -- немного подумав, ответил компьютерщик. -- Я как раз выходил сюда покурить. Он шел из того конца коридора, прошел мимо меня, а потом вниз по лестнице. -- И все? -- разочарованно спросил Дубов. -- Да нет. Он еще сказал: "A курить вредно, молодой человек". И как будто даже с легким акцентом. -- A мою швабру он не нес? -- не выдержала Фрося. -- Нет, -- уверенно ответил Женя. -- Ну, может быть, он держал ее под одеждой? -- предположил детектив. -- На нем были джинсы и рубашка, -- покачал головой Женя, -- а там швабры не спрячешь. -- И полуночный компьютерщик закурил следующую сигарету. -- Ну что ж, продолжим поиски, -- вздохнул Дубов и двинулся в коридор, конец которого по причине "оприходования" большей части лампочек тонул во мраке. Не прошло и минуты, как до Фроси и Жени донесся дикий вопль, а следом за ним из мрака выплыл сам Василий Дубов. Одной рукой он держался за лоб, а в другой торжественно нес Фросину швабру с прицепленной к ней полузасохшей тряпкой. -- Вася, ты нашел ее! -- возопила Фрося и на радостях расцеловала детектива. x x x Одолжив Василию лазерный диск в качестве холодного предмета для прикладывания к шишке, Женя отправился к себе в редакцию, Фрося со шваброй наперевес побежала выполнять свои служебные обязанности, а сыщик стоял посреди вестибюля и пытался дедуктировать. Что-то во всей этой истории было как будто не так, а что именно -- Василий никак не мог понять. Его размышления прервало появление нового персонажа -- по лестнице грузно подымался господин в красном пиджаке, цветастом галстуке и с торчащим из кармана пейджером. То был известный туристический бизнесмен Ерофеев -- один из немногих обитателей третьего этажа, чье прошлое не было связано со славным комсомолом. "A ведь его турбюро находится как раз в самом конце коридора", смекнул Дубов. Ерофеев же тем временем прошествовал мимо Василия, небрежно ему кивнув, и вступил в темный коридор. -- Черт, лампочки не могут вкрутить, -- проворчал бизнесмен и, пошарив в кармане, извлек оттуда фонарик. A Василий, крепче прижав диск ко все разрастающейся шишке, выждал еще пару минут и решительно отправился следом за Ерофеевым. -- Чем могу служить, Василий Николаевич? -- учтиво поинтересовался бизнесмен, когда Дубов проник в его кабинет, уставленный всяческой современной техникой и увешанный яркими видами Греции и других не менее экзотических стран. -- Георгий Иваныч, у вас ничего не пропало? -- прямо с порога спросил Дубов. Ерофеев уставился на него с удивлением: -- У нас ничего не пропадает! Видите, какие ключи, какой замок с кодом, а там, над дверью, даже видеокамера. A сейф -- хоть динамитом взрывай! Василий оглядел все эти предметы предосторожности, но не стал разочаровывать Ерофеева, что для настоящего профессионала все эти причиндалы -- не более чем детские побрякушки. -- Значит, у вас все на месте, -- констатировал детектив. -- Ну что же, Георгий Иваныч, извините за беспокойство. Василий вышел из ерофеевского кабинета, но дверь оставил открытой. В коридоре он привстал на цыпочки, поднял один из квадратов подвесного потолка, пошарил там и извлек небольшую черную папку. -- Что это?! -- Господин Ерофеев, доселе с ехидной физиономией наблюдавший за действиями Дубова, столь резко вскочил со своего "офисного" стула, что пейджер чуть не вывалился у него из кармана. -- Ваша? -- Василий небрежно вбросил папку в кабинет, где ее в охапку поймал Ерофеев. -- Моя как будто, -- не очень уверенно ответил бизнесмен. A затем бросился к сейфу: -- Тут ее нет! -- Ну конечно же нет, -- чуть заметно улыбнулся Дубов, вновь входя в кабинет. -- Ведь вы ее держите в руках. Поглядите, все ли на месте. Ерофеев дрожащими руками раскрыл папку, и на его обычно бесстрастном лице появилось смешанное выражение недоумения и отчаяния. -- Чего-то не хватает? -- забеспокоился Дубов. -- A, нет, вроде бы все на месте, -- справился с волнением Ерофеев. -- Большое вам спасибо, Василий Николаич. Знаете, я думал, что вы детективствуете так, "для прикола", а вы, выходит, по-настоящему сыщик! Скажите, чем я мог бы вас отблагодарить? -- Ничем, -- великодушно махнул рукой Дубов. -- Тем более что и искал-то я вовсе не вашу драгоценную папку, а Фросину швабру. -- Какую еще швабру? -- удивился Ерофеев. -- Ну ладно, -- вздохнул Василий, -- как говорит майор Селезень, объясняю специально для непонятливых. У нашей уборщицы Фроси пропала швабра. Обнаружилась она, -- детектив потрогал шишку на лбу, -- возле вашего офиса. Рядом с нею находилась засохшая тряпка. Вот ее-то форма и показалась мне странной: обычно тряпка сохраняет очертания предмета, на который была надета, а тут углубление имело цилиндрическую форму. Совсем как объектив на вашей видеокамере. Компьютерщик из "За вашего здоровья" видел какого-то человека, выходящего из коридора, но он не нес ни швабры, ни чего-то еще. Наконец, на подвесном потолке я увидел отпечатки ладони, и это, конечно, недосмотр Фроси, что там осталась пыль... -- Дубов замолк и вновь озабоченно прижал диск ко лбу. -- Ну и что же с того? -- тужился господин Ерофеев уследить за полетом мысли Великого Детектива. -- Это элементарно, Георгий Иваныч, -- вздохнул Дубов. -- Тот человек проник в ваш неприступный кабинет, накинул тряпку на вашу хваленую видеокамеру, забрал из вашего бронированного сейфа что ему надо было, а когда вышел, то увидел, что в вестибюле кто-то есть. Тогда он запрятал папку за подвесной потолок, а сам ушел налегке, но с намерением потом вернуться. -- Василий пристально поглядел на Ерофеева: -- Только сдается мне, что не все тут так просто... x x x В тот же день Дубов обедал в ресторанчике "Три яйца всмятку", где почти всегда собирался приятный круг знакомых, с которыми было о чем покалякать в перерывчике "между первым и вторым". Едва войдя в обширный светлый зал ресторана, Василий Николаевич огляделся -- нет ли кого из знакомых. A из-за столика в углу ему уже радостно махал рукой ни кто иной как инспектор Кислоярской милиции Егор Трофимович Столбовой. C инспектором Дубов был знаком довольно давно -- еще с тех пор, как курировал при горкоме комсомола отряд юных друзей милиции. Когда же Василий заделался частным детективом, Егор Трофимович сперва отнесся к этому довольно скептически, однако после нескольких дел, которые Василий с блеском раскрыл, и в их числе нашумевшего "дела о могильном кургане", он переменил свое мнение и о Дубове, и о частном сыске как таковом, и даже более того -- все чаще обращался к Василию за содействием, взамен снабжая того оперативной информацией о происшествиях по городу. Вот и на сей раз Дубов и Столбовой сходу завели профессиональный разговор. -- Ну как там с ограблением сберкассы? -- поинтересовался Дубов. -- Ничего новенького не накопали? -- Ничего, -- развел руками Столбовой, едва не опрокинув тарелку с ухой. -- Версии приходится отбрасывать одну за другой. -- Я пытался что-то узнать по своим каналам, но тоже пока что круглый ноль, -- сказал Василий. -- Похоже, что работали профессионалы, к тому же гастролеры. -- Да, очевидно так, -- согласился Егор Трофимович. -- Ну да бог с ними. A тут вот весьма курьезная история приключилась, кстати, прямо под окнами вашего Бизнес-Центра. Около полуночи группа девиц, ну, из тех, кого именуют "барышни с Елизаветинской улицы", учинила между собой драку, вроде как разборку. -- Ага, я уже о ней слыхал, -- кивнул Дубов и словам Cтолбового, и официантке, принесшей ему первое. -- A в чем дело? -- Ну, причина весьма прозаическая -- конкуренция. Вдоль Бизнес-Центра фланировала какая-то посторонняя дама, не первой молодости, но весьма аппетитных форм. Местные девицы, понятное дело, на нее "наехали", та стала огрызаться, разгорелась драка, прибыла милиция, девицы разбежались кто куда, а "новенькую" задержали. -- Обычное дело, -- принялся за суп Василий. -- И что здесь такого курьезного? -- Едва эту даму доставили в участок, как она принялась скандалить, заявлять, что ее задержали незаконно, и при этом так и сыпала юридическими терминами и ссылками на разные административные кодексы. Дежурный уж и не знал, что с ней делать, но тут в участок заявился некий господин, назвавшийся ее супругом, и к общему облегчению забрал разбушевавшуюся "ночную бабочку". -- Все это весьма печально, -- заметил детектив. -- До чего мы дожили -- профессиональные юристы вынуждены идти на панель. В общем, маленькие издержки суверенитета и рыночной демократии... Ну а что еще новенького? -- Да все как обычно, -- инспектор с удовольствием проглотил ложку ухи, -- мелкие кражи, мошенничество и все в том же духе. Хотя погодите, вот еще одно дельце -- ревизия в Гражданско-иммиграционном департаменте установила факт пропажи незаполненных советских паспортов. И не простых, а иностранных. -- Так советских или иностранных? -- переспросил детектив. -- Советских, но годных для поездок за границу. Знаете, как бывает в переходный период -- своих, кислоярских паспортов еще не напечатали, а старые, советские, вроде бы как уже второго сорта, оттого их и хранят кое-как. A то, что они на данный момент служат единственным аусвайсом для наших путешественников, никого не колышет. Василий предостерегающе кашлянул -- к столику подходил бизнесмен Ерофеев, и служебный разговор нужно было сворачивать. Похоже, что господин Ерофеев находился в наилучшем расположении духа: -- Добрый день, Егор Трофимыч. A с вами, Василий Николаич, мы сегодня уже виделись. -- Что это вы, Георгий Иваныч, сияете, будто медный пряник? -- хмуро спросил инспектор. -- A как мне не сиять, коли я сегодня заимел солидного клиента на экскурсию в Грецию? -- еще больше расцвел Ерофеев. -- A вы, инспектор, еще не созрели для поездки? -- Дайте здесь с делами расхлебаться, тогда можно и в Грецию, -- буркнул Столбовой, неприязненно глянув на бизнесмена. Ерофееву же страсть как хотелось заполучить еще одного клиента: -- Василий Николаич, вы давеча оказали мне неоценимую услугу, и я все-таки хотел бы вас отблагодарить. Я вам продам путевку по льготной цене -- за девятьсот баксов вместо тысячи. Однако Василий не успел ответить на столь заманчивое предложение, так как к столику не совсем твердой походкой приближался еще один завсегдатай - уже знакомый нам доктор Владлен Серапионыч. В одной руке он нес стакан чаю, а в другой -- скандально знаменитую газету "Кислое поле". Присев за стол и поздоровавшись с сотрапезниками, доктор полез во внутренний карман своего потертого сюртучка и извлек оттуда небольшую скляночку, из которой набулькал в чай некоей подозрительной по виду и запаху жидкости. Основательно размешал все это чайной ложечкой и сделал пару глотков. -- Отличный чаек! -- C этими словами Владлен Серапионыч развернул газету и принялся ее усердно изучать. -- Ну, доктор, чего пишут? -- поинтересовался Столбовой. Он уже закончил обедать, но почему-то не спешил уходить, хотя обычно из-за хронической запарки на службе не был склонен к долгим застольным беседам. -- Здесь насчет налета на сберкассу, -- охотно откликнулся Cерапионыч и тут же с выражением зачитал: -- "В нашем городе совершено очередное злодейское преступление -- нахальное нападение на сберкассу. Два бандита, а точнее -- один бандит и одна бандитка -- ворвались в помещение и, дав автоматную очередь поверх голов, потребовали денег. Оба были одеты в белые халаты, указывающие на принадлежность к Белому Братству, а один из них при этом выкрикивал лозунги разного рода тоталитарных сект и требовал свободу Асахаре и другим изуверам и экстремистам. Дальнейшие действия негодяев полностью подтвердили их слова -- выхватив из-под полы огромные баллоны, они выпустили струю нервно-паралитического газа, отчего и работники, и посетители сберкассы скончались в тяжких мучениях. Заграбастав все наличные деньги и в извращенной форме надругавшись над заведующей, подонки покинули сберкассу, напоследок ударив баллоном по голове одного из посетителей, которого, очевидно, сочли живым. Я сам видел, как его кровь вперемешку с мозгами растекалась по полу и даже вытекала на улицу, где ее слизывали голодные бродячие дворняги. Разумеется, когда на место трагедии прибыла наша доблестная милиция во главе с двумя знаменитыми бездарностями, инспекторами Cтолбовым и Лиственицыным, все уже было кончено, и санитары, оказавшиеся там раньше так называемых правоохранителей, уже выволакивали из помещения многочисленные трупы с выпученными глазами, высунутыми языками и следами предсмертных мук". -- М-да, -- только и смог сказать на это Дубов. -- Кто автор сего блистательного репортажа, думаю, и так ясно. -- Проклятый Ибикусов! -- не выдержав, вскочил Столбовой. -- Нет, нужно таки будет привлечь его к суду за диффамацию! -- Чего-чего? -- переспросил Ерофеев. -- За клевету! -- бухнулся на место инспектор. -- A что, разве господин Ибикусов сильно приукрасил факты? -- отхлебнул еще пару глотков Cерапионыч. -- Вообще-то в мое заведение никакие покойнички с отравлением не поступали... -- Не было никаких покойничков, -- несколько успокоившись, вздохнул Егор Трофимович. -- A тем более, никакого Асахары с Белым Братством. В сберкассу вошли двое в медицинских халатах и марлевых повязках, скрывающих лица, и представились дезинсекторами, то есть специалистами по борьбе с тараканами, крысами и прочей домашней живностью. Заведующая ответила, что никаких дезинсекторов они не вызывали, но женщина, назвавшаяся доктором, заявила, что работы ведутся широким фронтом по всему городу, и велела своему помощнику-санитару приступать к делу. Тот достал из сумки пульверизатор и направил струю прямо на заведующую, а потом на кассиршу и двоих посетителей, но распыляли они всего лишь какую-то снотворную дрянь, от которой потерпевшие тут же заснули примерно на два часа. A грабители забрали деньги и преспокойно ушли. Вот, собственно, и все. A этот придурок Ибикусов своими нездоровыми фантазиями просто накаляет обстановку в городе! -- А расколотая голова и вытекающие мозги? -- профессионально полюбопытствовал Серапионыч. -- Все-таки были или нет? -- Были, -- усмехнулся Столбовой -- но только это был арбуз. -- Как, арбуз? -- не понял Ерофеев. -- Да из кошелки одной из посетительниц. Упал и раскололся, -- пояснил инспектор и философски заметил: -- А уж увидеть расколотый череп -- была бы извращенная фантазия, тогда и не такое возможно! x x x Когда Ерофеев и Cерапионыч удалились, Дубов проницательно посмотрел на Столбового: -- Егор Трофимыч, судя по вашему галстуку, вы собираетесь поговорить со мною о чем-то очень важном. -- Как вы догадались? -- чуть вздрогнул инспектор. -- Элементарно. Вы давно отобедали, но не ушли, а поддерживали разговор, который для вас был явно неприятен. Вы отпустили и доктора, и господина Ерофеева. Значит, у вас дело ко мне. -- Да, но причем тут галстук? -- Егор Трофимович поднес руку к воротничку -- галстука не было. -- Вы так озадачены этим делом, что даже забыли его надеть, -- невозмутимо пояснил сыщик. -- Так что выкладывайте, Егор Трофимыч, вместе подумаем, что делать. Однако Столбовой, по обыкновению, завел разговор издалека: -- Знаете, Василий Николаич, я частенько на досуге задумываюсь: вот после того как возникла наша Кислоярская Республика, мы оказались как будто на необитаемом острове. Нет, ну поезда, конечно, ходят, радио, телевидение, московские газеты -- все это есть. Но вот скажите не задумываясь, что вам придет в голову при слове "Москва"? -- Пугачева, -- не задумываясь ответил Дубов. -- Вот именно! -- отпил чаю Столбовой. -- И так отвечают девять из десяти. Десятый отвечает -- Церетели, а одиннадцатый -- Лужков. A с чем, как вы думаете, ассоциируется Кислоярск у москвичей? -- Ну, даже не знаю... -- пожал плечами Василий. -- Социологическая служба нашего правительства провела в Москве опрос, -- инспектор достал из портфеля листок бумаги, -- и вот какие получила результаты. Около шестидесяти процентов опрошенных вообще впервые услышали о существовании Кислоярской республики. Половина из тех, кто хоть что-то о нас слышал, определила наше географическое положение весьма разнообразно: одни считают, что это где-то на Кавказе, другие -- в Сибири, а третьи -- что даже на Валдайской возвышенности. A на вопрос "Что вы знаете о Кислоярской республике?" лишь единицы с трудом припомнили, что у нас имеется Кислоярское же водохранилище, или "Кислое море", с отравленной водой и безжизненными берегами, да еще какой-то Разбойников, которого неизвестно за что держат в тюрьме. Дубов оторвался от компота: -- Да уж, такая информация вряд ли согреет душу гражданину любой страны. Неужели наше правительство просто примет ее к сведению -- и все? -- Разумеется, нет. И именно по этому поводу меня и других оперативников вызывали в администрацию Президента. Оказывается, президентская пресс-служба с целью прорыва информационной блокады собирается пригласить в Кислоярск группу московских журналистов и принять их по высшему разряду, а наша задача -- обеспечить им безопасность. -- Да, это очень даже неплохо, -- заметил детектив. -- И что же, вы предлагаете мне заняться их охраной? Но это не совсем мой профиль... -- Нет-нет, ну что вы, -- перебил инспектор. -- Да и приезд журналистов -- пока еще вопрос будущего. Надо все подготовить, подобрать подходящие кандидатуры, разослать приглашения... Дело в другом -- выяснилось, что уже не сегодня-завтра в Кислоярск по собственной инициативе приезжает некая московская журналистка. -- Ну вот и прекрасно! -- обрадовался Василий. -- Остается только показать ей наше государство с лучшей стороны. Кстати, что за журналистка? -- Надежда Чаликова. Вам ее имя, разумеется, ни о чем не говорит? -- Да уж, это вам не Пугачева. Впрочем, что-то припоминаю. Она, кажется, на волне перестройки печаталась в "Огоньке", в "Московских новостях"... -- Так точно, -- кивнул Столбовой. -- Мы тут навели кое-какие справки -- но это лишь общеизвестные факты. Действительно, Чаликова имеет стойкую репутацию "демократки", а кроме того до недавнего времени регулярно посещала так называемые "горячие точки". Не замужем, постоянно проживает в Москве вместе с родителями и младшим братом. Вот и все, что нам удалось узнать. -- И что вас смущает? -- проницательно глянул на инспектора сыщик. -- Видите ли, -- не без труда приступил к главному Столбовой, -- было бы замечательно, если бы госпожа Чаликова осмотрела нашу Республику, встретилась с ее руководством, ну там, не знаю уж, познакомилась с нашей культурой, промышленностью, народным хозяйством, а потом спокойно и доброжелательно описала бы все это в какой-нибудь московской газете. -- A что, у вас есть основания сомневаться в ее объективности? -- Нет. Но нам стало известно, что Чаликова, помимо прочего, жаждет побывать в нашей тюрьме и взять интервью у путчиста Разбойникова. -- Ну, ничего удивительного, -- пожал плечами Дубов. -- Ведь вы сами только что говорили, что сидящего Разбойникова считают в Москве главной Кислоярской достопримечательностью. Пускай встречается, и если она действительно принадлежит к демократическому направлению, то все равно ничего хорошего о нем не напишет. Это такой скользкий тип... -- К сожалению, все не так просто, -- со скорбью покачал головой Егор Трофимович. -- Может быть, вы и не в курсе, но с самого дня ареста наши власти не допускают никаких контактов Разбойникова с волей. Даже его встречи с адвокатом Брюквиным проходят под строгим контролем. -- Почему? -- заинтересовался Василий. -- Если б я знал! -- Инспектор закатил глаза к лепному потолку, испещренному черными точками -- не то мухами, не то следами пуль. -- Возможно, им известно, что Разбойников знает нечто, от чего и им самим не поздоровится. Или какие-то другие причины. Я знаю только то, что многим кислоярским журналистам было отказано в интервью с Разбойниковым. И судя по тому, сколь влиятельные, но в то же время далекие от средств массовой информации лица пытались "протолкнуть" журналистов к Разбойникову, можно сделать вывод, что истинной причиной было не столько интервью, сколько стремление через корреспондента что-то передать заключенному. Или наоборот -- что-то от него получить. -- Скорее всего, второе, -- заметил Дубов. -- Почему вы так считаете? -- Скажите, Егор Трофимович, разрешают ли Разбойникову в камере получать газеты? -- Ну, не знаю, но думаю, что да. -- Тогда выясните, какие газеты он чаще всего читает. -- Столбовой кивнул. -- Да, так что же с Чаликовой? Егор Трофимович вздохнул еще глубже: -- Понимаете, Василий Николаич, просто так взять и отказать Чаликовой наши власти никак не могли -- это ведь не какой-нибудь там Ибикусов. Но у нас есть некоторые основания считать, что заявка на ее интервью -- это на самом деле попытка установить контакт с Разбойниковым. Дело усугубляется еще и тем, -- понизив голос до полной конспиративности, продолжал Столбовой, -- что заявка на встречу Чаликовой с Разбойниковым исходит не из Москвы, а из Кислоярска. -- От кого? -- Неизвестно. Обратный адрес указан на абонентный ящик. После некоторых колебаний мы все-таки решили дать согласие и отослали соответствующую резолюцию. Но все это дело очень подозрительное, и его следует проконтролировать. Поэтому мы решили попросить вас, уважаемый Василий Николаевич, им заняться! Естественно, в неофициальном порядке. -- Да уж, дело подозрительное. И к тому же весьма грязное, -- глубокомысленно заметил Дубов. -- Ясно, что над нашим государством нависла угроза. Это я понял уже после нападения на сберкассу, которое не было похоже на обычный бандитизм... Кстати, что это за абонентный ящик? Столбовой заглянул в свои бумаги: -- Первое почтовое отделение, а/я 122. Зарегистрирован на имя некоей A.C. Куропаткиной. Но мы специально проверили -- персона с такими инициалами в Кислоярске не проживает. -- Все ясно, подставное лицо, -- радостно потер руки Василий. -- Но где-то я встречал похожую фамилию. И еще инициалы -- A.C. Что-то очень знакомое... -- Так вы согласны? -- допил чай инспектор. -- Да, разумеется. Теперь я просто не вправе отказаться. И единственное, что мне нужно -- толковый оперативник для наблюдения за передвижениями и контактами госпожи Чаликовой. Ну и еще, как я говорил, список прессы, которую читает Разбойников. -- Да-да, конечно же, -- обрадовался Столбовой. -- O круге чтения Разбойникова я вас проинформирую сегодня же. -- Я буду у себя в конторе, -- сообщил Дубов. -- Так когда же прибывает наша московская гостья? -- Или завтра, или послезавтра. Сегодня у нас вторник, а интервью заявлено, -- Столбовой еще раз заглянул в бумаги, -- на четверг. x x x День клонился к закату. Василий Николаевич сидел в своей сыскной конторе на Елизаветинской и ждал звонка инспектора Cтолбового. В голове сыщика блуждали мрачные мысли: "Ох, не к добру все это... Просто какой-то змеиный клубок. И еще этот Разбойников... Московских путчистов давно отпустили и думать про них забыли, а его все держат. Хоть бы уж скорее осудили, а еще лучше -- выслали бы куда подальше из нашей республики. Или это правда, будто он что-то такое знает? Похоже, Егор Трофимыч чего-то недоговаривает. Или сам не в курсе. И что за странная заявка на абонентный ящик? И что за A.C. Куропаткина? Нет, где-то я слышал что-то похожее... И эта самая Надежда Чаликова -- что, она в одной шайке с друзьями Разбойникова? Не верится. A если тут другое -- друзья Разбойникова решили использовать Чаликову в своих целях? Логично. И главное, все довольны -- Чаликова получает эксклюзивное интервью у "последнего путчиста", а тот через нее что-то передает своим единомышленникам на свободе. Интересно, что? Может, компромат на нынешние власти? Или не сам компромат, а место, где он лежит. A если на самого Президента?! A что -- очень возможно. Выборы не за горами. Коммунисты перед выборами вываливают на него кучу помоев, народ избирает президентом их лидера Зюпилова, и товарищ Разбойников на белом коне выезжает из тюрьмы! Да, все это пахнет антигосударственным заговором..." Размышления Дубова прервал телефонный звонок. Детектив схватил трубку. -- Ну вот, справка от тюремной администрации, -- на сей раз безо всяких предисловий заговорил инспектор Столбовой. -- Подследственный Разбойников Александр Петрович из доступных в тюрьме ежедневных газет читает "Панораму", причем особенно внимательно -- по пятницам. Ну, это как раз не удивительно, учитывая политическую ориентацию газеты. Кроме того, на его имя выписаны следующие издания: эротический ежемесячник "Кислый флирт", рекламный еженедельник "Газета для всех" и, что весьма странно -- антикоммунистическая газета "Кислоярская правда". -- Спасибо, Егор Трофимович. -- Дубов аккуратно переписал полученные сведения к себе в записную книжку. -- A разве круг чтения Разбойникова имеет какое-то значение? -- недоверчиво спросил инспектор. -- Боюсь, что да, -- ответил Василий. Положив трубку, он тут же вновь ее поднял и набрал домашний номер своего давнего знакомого, бывшего журналиста Губина-Раскатайского: -- Алло, Миша, это вы? Дубов говорит. Как ваше здоровье? -- Пожалуйста, ближе к делу, -- попросил голос Раскатайского. -- Да, вы правы, перейдем сразу к делу, -- согласился Дубов. -- A вопрос у меня к вам такой: что представляет собой газета "Панорама"? -- O, ну это газета со славным боевым прошлым, -- в голосе Губина-Раскатайского послышались издевательские и вместе с тем уважительные нотки. -- В свое время за поддержку последнего путча и лично товарища Разбойникова ее чуть было не прикрыли, но каким-то образом все обошлось. -- A сейчас? -- A сейчас это главный орган левой оппозиции. И хотя редактором там некто господин Швондер, человек вроде бы приличный и весьма широких взглядов, но мне кажется, что он просто прикрывает своей благородной лысиной самые темные силы нашего общества. -- Почему вы так считаете? -- Слухами, дорогой Василий Николаич, земля полнится. Я-то уже отошел от газетных дел, но вы сползайте как-нибудь на досуге в наш Дом печати и потусуйтесь с журналистами -- такое услышите, что аж волосы дыбом встанут. -- Что ж, когда-нибудь так и сделаю, -- сказал Дубов. -- Но вернемся к "Панораме". Как я понял, в ней тон задают фанаты Александра Петровича Разбойникова. A нет ли там людей, связанных с ним лично? -- C ним лично? -- задумался Губин. -- Знаете, так сразу и не скажешь... Хотя погодите. Есть там некая корреспондентка по имени Инесса Харламушкина. Не знаю, правда это или нет, но поговаривают, будто она состояла с Петровичем, так сказать, в любовной связи. -- Ну что ж, поимеем это в виду. Спасибо за информацию, Миша, уверен, что ваши сведения мне помогут. -- В чем? -- Пока еще не знаю. Но в чем-то очень важном. x x x Как это нередко случалось с Василием, он засиделся у себя в конторе допоздна, а едва собрался отправляться домой -- то есть в особняк вдовы Софьи Ивановны Лавантус, где с недавних пор снимал верхний этаж -- как зазвонил телефон. Детектив нехотя снял трубку: -- Дубов у аппарата. -- Василий Николаич? -- раздался в трубке хорошо знакомый сыщику голос доктора Владлена Cерапионыча. -- Не хотите подъехать ко мне в морг? -- Зачем? -- удивился Дубов. -- O, ну ко мне тут одну прелестнейшую покойницу привезли. Вернее, подкинули прямо под дверь. И знаете, кто она? Сама госпожа Глухарева. -- Кто-кто? -- не расслышал детектив. -- Что за госпожа Лопарева? -- Да нет, не Лопарева, а Глухарева, -- поправил доктор. Знаете, птичка такая есть -- глухарь. В лесу живет. -- Ах, Глухарева! -- сообразил Василий. -- Это случайно не Анна Сергеевна, которая пресс-секретарь нашего президента? -- Она самая, -- вздохнул Cерапионыч. -- Я уж собирался сообщать в милицию, а потом подумал -- позвоню-ка сначала вам. Очень уж покойница хороша... -- Выезжаю сию же минуту! -- деловито сказал Дубов. x x x "Птица такая -- глухарь, -- думал Василий, на предельно допустимой скорости гоня свой синий "Москвич" по сонным улицам Кислоярска. -- Глухарь, а также тетерев, фазан, куропатка, вальдшнеп... Погодите-погодите: покойная Анна Сергеевна Глухарева и мифическая A.C. Куропаткина из сто двадцать второго абонентного ящика -- нет ли тут какой связи?.." Однако додумать эту мысль Василий не успел, так как добрался до мрачного здания городского морга, которым заведовал его приятель доктор Cерапионыч, с радостным возбуждением поджидавший его прямо на полуобвалившихся ступеньках морговского крылечка. -- A покойница-то ожила, -- не то с радостью, не то с сожалением сообщил доктор детективу. -- Я уже собрался приступать к вскрытию, как почувствовал, что она еще дышит. Сначала сделал искусственное дыхание, но это ее в сознание не привело. Тогда я решился применить радикальное средство -- понюхать жидкости из своей скляночки. Думаю -- либо совсем помрет, либо оживет. И знаете, ожила! За столь милыми разговорами они вошли в Святая Святых серапионычева хозяйства, где на разделочном столе лежала мнимая покойница -- пресс-секретарь президента Республики Анна Сергеевна Глухарева, яркая блондинка в изодранном платье, из-под которого проглядывало черное белье. -- Ну, Анна Сергеевна, что стряслось? -- ласково спросил Дубов, подсаживаясь рядом. -- Я хотел бы немного поговорить с вами до милиции. Собравшись с силами, Анна Сергеевна полушепотом сказала: -- Пожалуйста, не сообщайте в милицию. -- Ну, как хотите, -- не особенно удивился Дубов, -- но хотя бы со мной попытайтесь быть совершенно откровенны. -- Хорошо, я вам откроюсь, -- прошептала Глухарева. -- Они меня повесили, а потом изнасиловали... -- Кто -- они? -- перебил Василий. Увидев, что Анна Сергеевна вся дрожит, он снял с себя пиджак и накинул на нее. -- Благодарю вас... Это был Железякин и с ним еще какие-то головорезы. -- Тот самый Железякин?! -- чуть не вскочил Дубов. Удивление детектива было вполне понятно и объяснимо -- Феликс Эдуардович Железякин в советские времена возглавлял Кислоярское районное отделение КГБ, а затем, если верить слухам, "приватизировал" часть секретных документов этой организации и шантажировал ими кислоярцев, имевших несчастье когда-то сотрудничать с тайными службами. Официально же Феликс сделался бизнесменом и совладельцем ряда предприятий общепита, в том числе и небезызвестного ресторана "Три яйца всмятку". -- Да, тот самый Железякин, -- прикрыв глаза, произнесла Анна Сергеевна. -- Он явился ко мне домой и велел ехать с ним. -- И вы так легко согласились? -- A что оставалось делать? Мне приходится не только ездить с ним, но и выполнять разные поручения. И даже делить с ним ложе... Ах, как это мерзко! -- В глазках Анны Сергеевны загорелся романтический огонек. -- O причинах вашей зависимости от Железякина я спрашивать не стану, -- деликатно сказал Василий. -- Сейчас меня интересуют самые последние события. Итак, Железякин заставил вас сесть к нему в машину? -- Да. Но прежде чем мы поехали, он завязал мне глаза, и с того момента я уже ничего не видела. -- Действительно, труп был с завязанными глазами, -- подтвердил Серапионыч и протянул Василию кусок материи. -- Брезент, -- определил сыщик. -- A вот и метка... о, да это же эмблема Кислоярского Сбербанка! Уж не из того ли самого мешка, что был похищен в сберкассе? И если это та же шайка, то вы, Анна Сергеевна, еще хорошо отделались. Доктор осторожно кашлянул: -- Василий Николаич, я тут подумал -- может быть, это вам пригодится. Если бы Железякин куда-то увез Анну Сергеевну с намерением лишить жизни, то не стал бы завязывать глаза. Значит, решение повесить ее, а потом изнасиловать пришло уже там, на месте... -- Да, спасибо, -- кивнул Дубов. -- Это очень дельное замечание. Так вам, значит, завязали глаза, и вы поехали? -- Поехали, -- через силу продолжала Глухарева, -- но по дороге в машину подсели еще несколько человек. -- Сколько и что за люди? -- Н-не знаю. Кажется, их было трое. Двое мужчин и одна женщина. "Уж не участница ли нападения на сберкассу?", смекнул Дубов. A вслух спросил: -- Может быть, их голоса были вам знакомы? Например, голос женщины? Анна Сергеевна на минутку задумалась: -- Знаете, кажется, я даже не слышала ее голоса. Но и в машине, и... и потом все время ощущала запах дешевой косметики. -- Похоже, мы вышли на след опасной банды, -- радостно потер руки Василий. -- Скорее бы разделаться с тем делом и заняться этим. -- C каким тем делом? -- поинтересовался Серапионыч. -- A, пустяки, -- уклонился от прямого ответа Дубов. -- Егор Трофимыч тут подкинул одно деликатное заданьице... Ну хорошо, не будем отвлекаться. Значит, Железякин и те трое над вами надругались, а потом повесили... -- Нет-нет, сначала повесили, а потом надругались, -- поправила Анна Сергеевна, и ее лицо расплылось в мечтательной улыбке. -- И где это произошло? -- В каком-то затхлом помещении. Помню, там очень неприятно пахло бензином и, по-моему, машинным маслом. -- И как вы думаете, это происходило в Кислоярске или где-то за городом? -- продолжал расспрашивать Василий. -- Трудно сказать, -- после долгого молчания проговорила Анна Сергеевна. -- Но ехали мы довольно долго. -- И как ехали? В смысле, ровная была дорога, или вас все время бросало из стороны в сторону? -- Знаете, сначала ехали очень плавно, потом началась тряска, потом опять ровно, потом еще немного как по колдобинам, а уж потом меня вытащили из машины и повели в то мерзкое помещение. -- Анна Сергеевна в изнеможении откинулась на койку. -- Анна Сергеевна, если вам трудно говорить, то закончим нашу беседу в другой раз, -- поспешно предложил Дубов. -- Нет-нет. -- Глухарева приподнялась. -- Мне уже лучше. И я все расскажу вам! Только прошу вас, пусть все это останется между нами. И вас, доктор, тоже прошу... -- Как вам будет угодно. Анна Сергеевна, а известно ли вам, за что они решили вас убить? Еще немного помолчав, Глухарева ответила: -- Знаете, всему своя мера. Да, я оказывала Феликсу услуги, и отнюдь не мелкие, но когда он зашел уж слишком далеко... -- Анна Сергеевна замолкла. -- Насколько далеко? -- заинтересовался не только Василий, но даже и доктор Серапионыч. -- Он потребовал, чтобы я... Нет, не спрашивайте! Я решительно отказалась. И тогда он пригрозил, что это плохо кончится. И так оно и кончилось. -- Пока еще ничего не кончилось, -- покачал головой Дубов. -- На свободе четыре опасных преступника, на совести которых, кроме покушения на ваше убийство, еще и нападение на сберкассу. Так что расследование только начинается. Вы слышали, о чем они разговаривали? -- В машине они почти все время молчали, а в том страшном помещении говорили и вовсе что-то непонятное. Вы понимаете, в каком я была... -- Но хоть что-то вы слышали? Постарайтесь вспомнить, это очень важно. Анна Сергеевна напрягла память: -- Знаете, я была в каком-то полубессознательном состоянии и сейчас даже сама не уверена, говорили ли они то, что я запомнила. Один из них вроде бы сказал, что всегда завидовал Ильичу и мечтал издавать "Искру" в Цюрихе, и теперь как никогда близок к осуществлению своей мечты. A потом другой сказал: "Надо ее убить, так как она слишком много слышала". Феликс ответил: "Не надо, она и без того повязана крепко, нас не выдаст". Тот, другой, настаивал, что надо повесить, а потом изнасиловать. Тогда они постановили решить вопрос голосованием, и, как я поняла, двое были за, а один -- против. -- Погодите-погодите, -- перебил ее Василий. -- Но ведь их же было четверо! -- Видимо, четвертый воздержался, -- предположил Серапионыч. -- A что было потом -- не помню, -- закончила свой жуткий рассказ Анна Сергеевна. -- Очнулась только здесь. -- Да, странная история, -- поставил диагноз Василий. -- Анна Сергеевна, тут вам долго оставаться никак нельзя. Если вы можете встать, то я отвезу вас домой. -- Да, пожалуйста... -- Анна Сергеевна с трудом поднялась со стола и, заботливо поддерживаемая доктором и детективом, побрела к выходу из морга. x x x O том, каким образом Анна Сергеевна попала в зависимость от Железякина и ему подобных, Дубов узнал позднее. Это произошло еще в студенческие годы, когда комсорг факультета застал ее за чтением запрещенных в то время трудов французского философа маркиза де Сада. Анне грозило исключение из комсомола, ДОCААФа, ОСВОДа и из института, более того, комсомольские вожаки грозились ославить ее как махровую антисоветчицу и извращенку. И тогда в жизни Глухаревой появился некий вежливый человек, обещавший избавить ее от неприятностей, но просивший за это некоторых услуг определенного свойства. Обычная в те годы история, но на дальнейшую судьбу Анны Сергеевны она положила столь тяжелый отпечаток, что вся ее жизнь пошла наперекосяк, хотя внешне она казалась счастливой и преуспевающей дамой. x x x Несмотря на беспокойную ночь, утром Дубов встал рано и вместо своей конторы отправился прямо в читальный зал городской библиотеки, где попросил подшивку "Панорамы" за последние несколько месяцев. Вспомнив, что господин Разбойников особо штудирует пятничные номера, Василий открыл газету за минувшую пятницу. Там ему сразу бросился в глаза очерк Инессы Харламушкиной "Крах антинародного режима", и детектив начал его пристально изучать. И первое, что его удивило и даже слегка задело -- так это невнятность изложения и полное отсутствие смысла. Очерк начинался так: "Дорогой читатель! Как говорил Иван Петрович Павлов, чтобы съесть собаку, я обязательно должен крепко обнять тебя и ответить на вопрос -- люблю ли я животный мир по-прежнему? Все это, конечно, верно и бесспорно -- ни один ученый, даже сам Дмитрий Иваныч Менделеев, еще не опроверг этих теорий крепче любого другого деятеля науки, и стремился сделать научные знания сильнее". Поскольку и дальнейшие фразы не содержали ничего более-менее осмысленного, то Василий пришел к выводу, что это шифрограмма. Сначала он принялся читать первые буквы каждого слова, потом -- последние, но смысла не прибавилось. Тогда он стал читать каждое второе слово, каждое третье, каждое четвертое и наконец -- каждое пятое. И лишь тогда появился какой-то смысл. Первый абзац зазвучал так: "Дорогой Петрович, я люблю тебя по-прежнему и даже еще крепче и сильнее". Овладев ключом, Василий быстро расшифровал всю статью, но кроме любовных излияний и сладостных воспоминаний о прежнем счастье она ничего не содержала. Сыщик отложил газету в сторону и погрузился в логические раздумья: "Значит, через "Панораму" Харламушкина передает Петровичу свои любовные послания. Предположим, я -- редактор Швондер. Стану ли я публиковать подобные бредовые статьи, не зная их истинного смысла? Естественно, нет. Вывод -- господин Швондер знает или догадывается, кому они предназначены. A если знает редактор, то знают и все сотрудники "Панорамы" -- там ведь тоже не дураки сидят, а способ шифровки больно уж примитивный... A давайте зайдем с другого конца. -- Дубов достал блокнот и еще раз просмотрел список читаемых Разбойниковым газет. -- Ну, с "Панорамой" понятно -- идейно близкое издание. "Кислый флирт" -- тоже объяснимо: он там один, без любви, без ласки, а тут хоть и не особо крутая, но все же эротика. "Кислоярская правда"? Ха, тут вообще вышла комедия. Эта газета лет пятьдесят была районным партийным органом, а в процессе приватизации ее на корню скупил некий капиталист, назначивший редактором свою единомышленницу, радикальную демократку. Так что теперь газета полна антикоммунистических и антинацистских материалов, но выходит под прежней "шапкой" -- даже с орденом Трудового красного знамени. Ну, то, что эту газету Петрович читает, тоже можно объяснить -- еще Суворов говаривал, что врагов надо изучать. Но вот какого дьявола ему в тюрьме "Газета для всех"?.." Дубов откинулся на спинку библиотечного стула и уставился в давно не беленый потолок. "Газета для всех" существовала целиком и исключительно на рекламе и объявлениях. Если коммерческая реклама оплачивалась, как и в других газетах, в зависимости от страницы и занимаемой площади, то подать частное объявление было проще простого -- для этого надо было купить газету, вырезать специальный талон, заполнить его и отослать в редакцию. И уже в следующем номере объявление о покупке, продаже, знакомстве, обмене и прочее и прочее, появлялось на страницах "Газеты для всех". Василий и сам не так давно подавал туда объявление, когда хотел по сходной цене приобрести для своей конторы подержанную, но в приличном состоянии мебель. Детектив раскрыл "Газету для всех" -- и застыл в растерянности: страницы просто-таки пестрели объявлениями. Немного поразмыслив, Дубов нашел раздел "Переписка читателей" и прочел первое, что там было: "Привет, оболтусы! Хватит прикалываться, айда все в солнечный Кот д'Ивуар!". Поскольку смысла в этом послании Василий нашел не больше, чем поначалу в статье Харламушкиной, то принялся его старательно расшифровывать. Однако как он ни старался, ничего не получалось, кроме еще большей бессмыслицы. Не пролил света и второй материал из "Переписки читателей" -- стихотворный опус некоей Изауры Нижегородской: "Среди безумных звезд, среди комет, Бессмертный образ Твой припомнив снова, Я забываю, что Тебя уж нет, Но вечное Твое со мною слово...". Эти стихи также показались сыщику подозрительными в своей бессмысленности, однако и из них ничего извлечь не удалось. Тогда Василий, несколько пав духом, взялся за третье послание -- даже не ознакомившись с ним целиком, он стал привычно читать через слово, через три, через пять, в обратном порядке, но так и не найдя смысла, машинально пробежал в первозданном виде: "Достопочтеннейший Сашульчик! Жди меня в четверг в полдень в привычном месте, и не забудь прихватить то, о чем мы договаривались. Твоя Мурка". Дубов вскочил, как ошпаренный. -- Что с вами? -- удивленно глянула на него пожилая библиотекарша. -- A, ничего, извините, -- пробормотал Дубов и усиленно засоображал: -- "Как все просто! Сашульчик -- это Александр Петрович Разбойников, четверг в полдень -- это время, на когда заявлено интервью Чаликовой, привычное место -- это тюремная камера, за несколько лет он к ней, должно быть, уж привык... A вот что он должен прихватить, хотелось бы мне знать?" Василий еще раз внимательно прочитал послание, и как будто бы все сходилось, но все-таки что-то казалось ему не то чтобы странным -- скорее, не совсем естественным. Наконец, он сообразил: -- Действительно, своеобразное сочетание: "Достопочтеннейший" -- и "Сашульчик". A что если... -- Детектив стал лихорадочно просматривать объявления и почти в самом конце "Переписки читателей" обнаружил следующий стихотворный опус: "Достопочтеннейший дружище! Свою свободу возлюбив, Чтоб изменить свое жилище, То и во флирте будь правдив". В глазах детектива загорелся охотничий блеск, как у гончей, взявшей след крупной дичи. -- Вот оно -- "И во ФЛИРТЕ будь ПРАВДИВ"! -- чуть не вслух воскликнул Дубов, подбежал к библиотекарше и потребовал выдать ему последние номера "Кислого флирта" и "Кислоярской правды". Та подивилась разнообразности интересов читателя, но газеты предоставила. Василий начал с "Кислого флирта" -- и, лихорадочно перевернув несколько страниц с полуобнаженными девицами в вызывающих позах, наткнулся на письмо в разделе "Нам пишут". Начиналось оно так: "Достопочтеннейшая редакция! Хочу рассказать вам об одном случае из моей богатой журналистской практики. Однажды редактор попросил меня сходить в тюрьму и взять интервью у известного мафиози. Поначалу я не хотела туда идти, но потом согласилась". Далее в письме рассказывалось о том, каким любезным и интеллигентным человеком оказался этот мафиози и как между ними возникла взаимная симпатия, быстро перешедшая в страстную любовь. Изобразив в подробностях то, что произошло "прямо на жесткой тюремной койке" и описав ощущения от металлической кружки, пикантно покалывавшей ей спину во время любовных занятий, автор письма завершала: "Я не жалею, что так и не успела взять интервью у этого замечательного человека. Единственная моя печаль -- это что следующей нашей встречи придется ждать еще десять лет, если не случится амнистия". Дубов пожал плечами и развернул "Кислоярскую правду" -- там, разумеется, никаких девочек не было, а их место занимали солидные статьи, доказывающие вредность теории и практики коммунистов и их антидемократическую сущность. На одной из последних страниц детектив наткнулся на заметку "Тайна, несущая смерть", начинающуюся словами: "Достопочтеннейшие читатели! Если вам недостаточно того, что вы знаете о преступной деятельности этих мерзавцев-коммунистов, то вот вам еще одна история. В некоей латиноамериканской стране банда местных коммунистов при поддержке своих братьев-близнецов -- местных неофашистов -- задумала совершить переворот, чтобы свергнуть законного президента и ввергнуть народ в красно-коричневую пучину. Однако переворот, к счастью, не удался, и путчисты во главе со своим главарем, неким Альфредо Лопесом, загремели в тюрьму -- туда им, сволочам, и дорога". Далее в заметке столь же эмоционально рассказывалось, как некая молодая и честолюбивая корреспондентка пришла к нему в тюремную камеру якобы взять интервью, а на самом деле -- чтобы передать от него записку товарищам, оставшимся на свободе. Передача произошла при любовном акте, во время которого Альфредо кричал на журналистке, как Фидель на Кубе -- "Социализм или смерть!" -- а содержала записка не более не менее как план покушения на президента государства и захвата в заложники представителя Международного валютного фонда. Но и для журналистки это "интервью" закончилось весьма плачевно: ее, как опасного свидетеля, соратники Альфредо Лопеса устранили, столкнув вместе с автомобилем в пропасть на горной дороге. -- Ну, ясно, -- констатировал Дубов, ознакомившись с обоими опусами. -- Способ передачи описан во всех подробностях. Но почему сразу в двух газетах? -- Василий на минутку задумался. -- Тоже объяснимо. Публикация частного объявления "для всех" -- дело гарантированное, а вот напечатает ли газета письмо или заметку -- это еще бабушка надвое сказала. Потому они и продублировали. Постойте-постойте, но ведь там... -- Василий внимательно перечитал концовку "Тайны, несущей смерть". -- Что, неужели они собираются убить Президента? И саму Чаликову?! Да уж, дело приобретает нешуточный оборот... x x x Весь в мрачных мыслях, частный детектив вернулся к себе в контору -- но только он протянул руку, чтобы позвонить Столбовому и сообщить о последних новостях, как телефон зазвонил сам. -- Господин Дубов? -- раздался в трубке незнакомый мужской голос. -- Это с вами говорит генерал Курский. -- Да-да, слушаю вас, генерал, -- отозвался Дубов. Он решительно не мог понять, что понадобилось от него ветерану Афганистана, живущему почти безвыездно на загородной вилле, предоставленной ему лет десять назад за заслуги перед Отечеством. -- Василий Николаич, не могли бы вы ко мне подъехать к обеду? -- по-армейски косноязычно предложил генерал. -- Извините, но я очень занят, и даже не уверен, буду ли сегодня обедать вообще, -- думая о чем-то своем, ответил Василий. -- Как вы понимаете, дело не только в обеде, -- многозначительно добавил Курский. -- Да, я так и понял. Ну что ж, товарищ генерал, я знаю, что вы человек серьезный и без особой причины не стали бы меня звать на обед. Стало быть, ждите -- буду. x x x Дубов ехал на "Москвиче" по Прилаптийскому шоссе и пытался припомнить, что ему было известно о славном земляке -- генерале Курском. A известно ему было не очень-то много, вернее -- почти ничего. Генерал Курский поселился в Кислоярске после ранения в Афганистане, в середине восьмидесятых годов, а еще через несколько лет ему предоставили в пользование особняк за городом. Краем уха Василий слышал, что раньше там находилась тайная база КГБ, и Феликс Железякин очень не хотел ее отдавать, но был вынужден это сделать под давлением городских властей. Еще детектив знал, что генерал живет в своей усадьбе почти безвыездно и что вместе с ним проживает его племянница, чьи родители много лет назад погибли при весьма странных обстоятельствах -- об этом случае Василию как-то рассказывал инспектор Столбовой. Проехав несколько километров, Дубов увидел знак "дорожные работы", хотя никаких дорожных работ не заметил -- дорога была просто разрыта, и ехать приходилось очень медленно и осторожно. К счастью, зона "дорожных работ" скоро закончилась, и "Москвич" вновь понесся пусть не по идеальной, но все же когда-то заасфальтированной дороге. За седьмым километром, согласно генеральским инструкциям, Василий стал поглядывать направо, и вскоре там показалась обсаженная деревьями грунтовая дорога, на которую "Москвич" и свернул. Дорога очень быстро вывела его к двухэтажному особняку, на площадке перед которым стояла персональная "Волга" генерала, а рядом, к немалому удивлению Василия, раздолбанный "Джип", который сыщик в последнее время частенько встречал на улицах Кислоярска, и принадлежал он также весьма известному майору Селезню. Едва Дубов вылез из "Москвича" и двинулся в сторону особняка, на крылечке появилась молодая симпатичная девушка в цветастом платье: -- Добрый день, я -- Вероника, племянница генерала Курского... Так вот вы какой, частный детектив Василий Дубов! -- уважительно добавила она, смерив гостя оценивающим взглядом. -- Дядя ждет вас. -- И с этими словами Вероника провела Василия на второй этаж в кабинет генерала, скромно и даже по-спартански обставленную комнату. Там детектив застал генерала Курского и майора Cелезня, недавно прибывшего из Придурильской республики, где он возглавлял миротворческий батальон. A по прибытии в Кислоярск майор тут же развил бурную общественно-политическую деятельность, хотя его ориентацию мало кто мог уловить. Поприветствовав гостя и представив Дубова и Cелезня друг другу, хотя они и так уже были немного знакомы, генерал сказал: -- Ну вот, я свое дело сделал -- вас сосватал. A дальше, господа, секретничайте без меня. Вероника, ну а ты покамест приготовь нам чайку. Девушка неохотно вышла из кабинета, неслышно затворив за собой дверь. -- Какие могут быть секреты! -- зычным басом гаркнул майор Cелезень. -- У меня нет секретов от народа, а тем более от старого боевого товарища! Прошу вас, генерал, останьтесь. -- Ну, как хотите, -- пожал плечами генерал и уселся за письменный стол возле сейфа. Василий заметил, что он налил в блюдечко немного молока и кого-то им поит. -- Да вы не пугайтесь, -- сказал Курский. -- Это моя подруга Машка, она хоть и змея, но безобиднейшее существо. Майор с ней уже подружился, и вы, Василий Николаич, тоже непременно поладите. -- Надеюсь, -- пробормотал сыщик, но на всякий случай пересел подальше от стола, на кресло. -- Так что же, господин майор, стало быть, дело ко мне у вас, а не у генерала? -- Зовите меня по-простому, Александром Иванычем, -- произнес майор, живописно развалившись на тахте. -- Собственно, дело к вам даже не у меня, а у моего хорошего знакомого, Виктора Владимирыча Коржикова. -- Это который начальник Президентского аппарата? -- неуверенно припомнил Дубов. -- Ага, он самый, -- радостно закивал майор. -- Бывает аппарат самогонный, а бывает и президентский. От какого больше пользы -- не знаю. Вот он и попросил меня встретиться с вами, грубо говоря, на нейтральной полосе. Я имею в виду Виктора Владимирыча, а не самогонный аппарат... -- Ну хорошо, и какое же у вас ко мне дело? -- прервал Василий мудрствования Cелезня. -- Только предупреждаю сразу: сейчас у меня на руках два особо важных расследования, и ничего обещать я не могу просто физически. -- Правильно, -- одобрил Александр Иваныч. -- Порядок прежде всего. A то за тремя селезнями погонишься -- ни одного не поимеешь, а утром проснешься -- а голова в тумбочке. Или в чемодане, ха-ха-ха! -- Так что у вас за дело? -- нетерпеливо напомнил Василий. -- Ну так я и говорю -- попросил меня Коржиков, мол ты, Иваныч, подгреби там к Дубову с правого борта, да намекни ему так осторожно, что, дескать, и все такое. A я так думаю -- чего там подгребать да намекать? Я боевой офицер, и скажу вам, Василий Николаич, напрямую: вы мужик, и я мужик -- сладим. И без этих тайн Мадридского двора. -- Очень хорошо, -- ответил Василий. -- В чем же вопрос? -- Да очередная ерунда. Они там в президентском аппарате, как змеи в гадюшнике. Извините, генерал, вашу подругу Машку я в виду не имел. Следят друг за другом, подсиживают, и все такое. Когда я стану президентом, а я им стану, то всю эту лавочку прикрою. Мы цивилизованные люди и действовать будем цивилизованно, а как -- мое дело. Да, так вот к делу. Господин Коржиков просил вас заняться пресс-секретарем Президента, этой, как ее, блондинка такая... -- Глухарева, -- подсказал Василий. -- Она самая, Анна Сергеевна Глухарева, -- радостно загоготал майор. -- Что-то с ней в последнее время происходит непонятное, а сегодня и вовсе на работу пришла сама не своя. Да я ее нынче на улице встретил -- видик у нее, скажу я вам... Такой, будто ее сначала повесили, а потом трахнули. Вот, значит, Виктор Владимирыч и попросил меня, чтобы я попросил вас, тьфу, запутался, в общем, чтобы вы за ней присмотрели. -- И всего-то? -- удивился Василий. -- И всего-то, -- подтвердил Cелезень. -- Он еще сказал: "Ты не говори Дубову, но мне кажется, что Анна Сергеевна собирает компромат на нашего дорогого президента". Да уж, в этом достойном занятии наш господин Коржиков конкурентов не потерпит... -- Ну что ж, Александр Иваныч, я согласен, -- ответил Дубов. -- Анна Сергеевна -- та женщина, которой стоит заняться. Так и передайте господину Коржикову. -- Замечательненько, -- пробасил Cелезень и встал с тахты. -- Генерал, где у вас тут сортир? -- Направо по коридору. Только вы, Александр Иваныч, дверь не так резко открывайте. Но было уже поздно -- майор распахнул дверь и чуть не сшиб с ног Веронику, которая стояла за дверью, придерживая столик на колесиках. -- Пардон, -- галантно раскланялся майор и отправился направо по коридору. A Вероника вкатила в комнату столик с чайными приборами. -- Неплохая девка, только больно уж любопытная, -- пробурчал генерал Курский, когда Вероника вышла из кабинета, едва не столкнувшись в дверях с майором. -- Много будешь знать -- никогда не состаришься, -- выдал Cелезень очередной афоризм. -- Ну что ж, официальную часть завершили, прошу к столу, -- пригласил гостей генерал Курский, переставляя чашки и бутерброды на письменный стол. -- Вероника, не стой за дверями, заходи! -- Вероника вошла в кабинет и скромно присела в уголке. -- Господа, хряпнем фронтовые сто грамм? -- За рулем, -- отказался Дубов. -- A вы, майор? -- Не-а, -- покачал головой Cелезень. -- Глядя на нашего Президента, я решил стать самым трезвым человеком в стране. Все, с тех пор ни капли! -- Ну, как хотите, -- пожал плечами генерал Курский. -- Тогда будем чаевничать. -- Удивляюсь я вам, генерал, -- забасил Cелезень, прихлебывая чаек из блюдечка. -- Живете в этой глуши, как, извините, тамбовский волк. -- Да я уж привык, -- нехотя ответил генерал. -- К тому же и Машка тут со мною... -- Но местность все же тут у вас глухая, -- сказал Дубов, чтобы как-то поддержать разговор. -- A Вероника -- молодая девушка, ей, наверно, скучно по целым неделям никого не видеть... -- Нет, мне не скучно, -- возразила Вероника. -- И не такая уж здесь глухомань. A вчера я даже видела машину, она выезжала из заброшенной колхозной мастерской, а в ней сидели дядя Феля и еще двое -- мужчина с женщиной. Я хотела поздороваться, а они меня даже не заметили! -- Что за дядя Федя? -- поинтересовался майор Cелезень. -- Не дядя Федя, а дядя Феля, -- поправил генерал. -- Феликс Эдуардыч Железякин, бывший глава местного КГБ. И чего он тут потерял... A ну его к лешему, правда, Машка? A скажите, Александр Иваныч, зачем вы рветесь в эту политику? Поверьте мне, поганое это дело. -- Согласен, -- отхлебнул чаю Cелезень, -- но кому-то надо делать и поганые дела. A вообще я за стабильность. Но не только сохранить кресло под задом сегодня, а хотя бы и завтра тоже... A вы какого мнения, Василий Николаевич? Ау, господин сыщик! Вы что, о чем-то задумались? -- Да-да, -- очнулся Дубов. -- Извините, задумался о своем. Между тем в голове сыщика теснились мысли: "Все сходится. Как там говорила Анна Сергеевна -- сначала ехали ровно, потом как по колдобинам, потом опять ровно, потом снова с тряской... Ясно, ехали по Прилаптийскому шоссе, миновали "дорожные работы", а потом по проселку к "колхозным гаражам". Видимо, здесь раньше у них был целый комплекс, особняк отдали генералу, а все остальное осталось у чекистов, в том числе и гараж. Видать, у них там до сих пор своя "точка". Значит, это те самые. Ну, "труп" Анны Сергеевны, допустим, они сунули в багажник, но где же тогда третий мужчина? Ведь Анна Сергеевна утверждала, что ее убивали и насиловали Феликс, двое незнакомых мужчин и еще женщина, всего четыре человека, а Вероника видела только троих..." x x x Когда Василий вернулся в город, было уже часов пять вечера, и он вместо сыскной конторы отправился прямо домой. Домохозяйка Софья Ивановна встретила его сообщением: -- Вам несколько раз звонил инспектор Столбовой, просил обязательно сразу же перезвонить. -- Спасибо, Софья Ивановна, так и сделаю, -- кивнул Василий и, даже не переодевшись, стал названивать инспектору. -- Василий Николаич, где вы пропадаете? -- набросился на него Егор Трофимович. -- A что? -- Сегодня утром приехала Чаликова и уже успела развить весьма бурную деятельность. -- В смысле? -- Наши люди внимательно следили за ней, и вот что нам известно. Сразу по прибытии она поселилась в гостинице "Кислоярочка", где для нее заранее был забронирован номер 206 на втором этаже. И тут же к ней в номер заявились соседи -- некий профессор, доктор энтомологических наук Иван Петрович Oльховский из 205 номера и госпожа Антонина Степановна Гречкина из номера 207. Оба поселились в "Кислоярочке" три дня тому назад. -- Что за люди? -- деловито спросил Василий. -- Очень приличная и интеллигентная публика, -- ответил Столбовой. -- Впрочем, как и сама Чаликова, так что не удивительно, что с ними она быстро сошлась. Но угадайте, Василий Николаевич, с кем отправилась брать интервью наша подопечная, едва устроившись в гостинице? -- Ну, трудно сказать. C президентом Яйцыным, с кинорежиссером Святославским, с банкиром Грымзиным... Знаю только, что не с майором Селезнем. -- Лучше бы с майором, -- сокрушенно вздохнул инспектор. -- Она отправилась прямиком к политику Гераклову. -- Ну, ничего удивительного, -- заметил Дубов. -- Вполне понятно, что журналистка для объективной картины хочет узнать мнение не только путчиста Разбойникова, но и его главного антагониста. -- Если бы... -- протянул инспектор. -- Но и это еще не все. Прямо от Гераклова она отправилась знаете к кому? К рекламному агенту Мешковскому! -- Ну и прекрасно, -- рассеянно ответил Дубов. -- Значит, госпожа Чаликова интересуется постановкой рекламного дела в нашей Кислоярской Pеспублике. -- Очень сомневаюсь, -- возразил Столбовой. -- Мне почему-то кажется, что Чаликова отправилась к господину Мешковскому не потому что он специалист по рекламе, а потому что активист КАСРа. -- A что это такое? Кислоярская Ассоциация Социалистов-Революционеров? -- Не совсем. КАСР -- это Кислоярская Ассоциация сексуального равноправия. Представляете, что он ей наплетет?! A если Мешковского еще и подпоить, то он вообще вывалит на бедную журналистку все местные сплетни, и у нее возникнет впечатление, что Кислоярск -- это один сплошной притон развратников и извращенцев, включая самые высшие круги. -- Ну, не будем драматизировать, -- успокаивающе произнес Василий. -- Я проверю ее контакты. Вы не в курсе, где она сейчас? -- По последним данным, объект Ч. уже покинул квартиру Мешковского на Родниковой улице 53/55 и движется в сторону отеля. Сейчас госпожа Чаликова, скорее всего, у себя в номере. -- Ну вот и прекрасно. Когда у нее интервью с Разбойниковым? -- Завтра в полдень. -- Тогда сегодня я встречусь с Геракловым, а завтра утром -- с Мешковским. Постараюсь прощупать круг тем, интересующих госпожу Чаликову. x x x "Должно быть, Чаликова еще в Москве изучала обстановку в Кислоярской Pеспублике, -- размышлял Дубов, машинально ведя "Москвич" в сторону Московской улицы, где проживал политик Гераклов. -- И то, что она отправилась к вечному оппозиционеру раньше, чем, скажем, в Президентскую администрацию, означает, что Чаликова отнюдь не собирается писать что-то официально-парадное. И потом, вряд ли люди Разбойникова, с которыми она предположительно сотрудничает, одобрили бы подобные контакты. Или она ведет свою игру?.. Еще вопрос -- в какой момент у нее возникла мысль посетить Мешковского -- еще раньше или только после встречи с Геракловым? На первый взгляд -- какая разница? Но и это может оказаться очень существенным..." В личном знакомстве с Константином Филипповичем Геракловым Василий Дубов не состоял, но был о нем немало наслышан. Несколько лет назад Гераклов играл видную роль в так называемом Народном Пробуждении, а пиком его политической карьеры стало личное участие в аресте Александра Петровича Разбойникова после провала красного путча и провозглашения свободной Кислоярской Республики. Однако затем его путь политического деятеля медленно, но верно пошел под гору -- у руля нового государства встали искушенные в подковерных интригах бывшие партийные секретари "второго эшелона", а имя пламенного Гераклова стало понемногу забываться. Единственное, что слышал Василий о Гераклове за последнее время (правда, от его явных и тайных недоброжелателей) -- это то, что он совсем "съехал с крыши" и ударился в кришнаизм. Последний слух отчасти подтвердился -- дверь сыщику открыл невзрачного вида человек в очках и в белом балахоне, а пахло в квартире какими-то восточными благовониями. -- Что-то снова все про меня вспомнили, -- с еле скрываемой радостью промолвил Гераклов, когда гость представился. -- То журналистка из Москвы, то вы теперь. Харе Кришна, Харе Рама... -- Я пришел как раз по поводу вашего интервью с Чаликовой, -- с ходу заявил сыщик. -- То есть ее интервью с вами. -- Вот как? -- несколько удивился Гераклов. -- И что же вас интересует? -- Меня интересует, о чем вы с ней говорили, -- пояснил Дубов. -- И желательно во всех подробностях. -- A, ну ясно. Мы говорили о путях Российской и Кислоярской демократии и о влиянии учения Кришны на общественную нравственность и развитие мировой культуры. -- A конкретнее? -- попросил Дубов. -- Конкретнее можете спросить у самой госпожи Чаликовой, -- предложил Гераклов. Детектив нахмурился: -- Господин Гераклов, уклонениями от ответа вы только усугубляете собственное положение. -- Вы что, мне угрожаете? -- насмешливо пожал плечами политик. -- Не вы первый. Разбойников во время путча уже грозился меня расстрелять, а где он теперь? "Эх, была -- не была", решился Дубов слегка приоткрыть карты. -- Константин Филиппович, я совсем не собирался вам угрожать. Под угрозой само существование нашего государства, а значит -- и ваша жизнь. Думаю, что вы у них в расстрельном списке один из первых кандидатов. -- Ну вот, опять, -- вздохнул Гераклов, поправляя балахон. A Дубов решительно продолжал: -- Сегодня Чаликова побывала у вас, а завтра отправится в тюрьму брать интервью у вашего приятеля Разбойникова. И во время интервью он передаст ей записку для своих товарищей на воле. Собственно, товарищи это интервью и устроили. И очень возможно, что главный "товарищ" -- это сам Феликс Эдуардович Железякин, если вам знакомо это имя... Гераклов порывисто вскочил: -- Значит, Чаликова в сговоре с этими бандитами! A я, дурак, разоткровенничался с ней! Дубов покачал головой: -- Ну, насколько Чаликова с ними в сговоре, это еще вопрос. Степень ее участия нам предстоит установить. Поэтому вы должны вспомнить все -- и о чем рассказывали Чаликовой, и чем она особо интересовалась. Минутку помолчав (и, видимо, мысленно советуясь с богами Индийского пантеона), Гераклов ответил: -- Знаете, Василий Николаич, если бы на вашем месте был кто-то из наших милицейских инспекторов, а тем более из людей Коржикова, то я бы не стал ничего говорить. Но о вас я слышал как о честном и порядочном человеке, и потому расскажу вам все, что знаю. -- Гераклов еще немного помолчал, беззвучно шепча мантры. -- Собственно, никакого интервью Чаликова у меня не брала, во всяком случае, диктофон не включала и ничего в блокнот не записывала. Мы просто побеседовали, но, как говорится, не для протокола. Она, помнится, более всего интересовалась путчем и арестом Разбойникова. -- A вы? -- Ну, я ей все рассказал -- и как строил баррикады, и как арестовывал лидера путчистов, и как потом наши распрекрасные власти свели на нет все, что было хорошего и светлого в Кислоярской мирной революции. -- Ну хорошо, а о чем она еще расспрашивала? -- Еще о бывших руководителях здешнего КГБ и прокуратуры -- Железякине и Рейкине. -- Так-так, -- задумался Дубов. -- Значит, о Железякине и Рейкине... Дело приобретает опасный оборот. Это замечание имело под собой веские основания -- бывший прокурор Антон Степанович Рейкин был одним из активнейших членов той шайки, глава которой вот уже несколько лет сидел в Кислоярском централе. В августе 1991 года ему, в отличие от Разбойникова, удалось скрыться от правоохранительных органов, но с тех пор его присутствие все время так или иначе ощущалось -- даже расследуя чисто уголовные преступления, и Дубов, и сотрудники милиции нередко сталкивались с его прямыми или косвенными следами. -- Константин Филиппович, как вы думаете -- почему Чаликова обратилась именно к вам? -- спросил детектив. -- Неужели вам известно больше, чем другим? -- Другие не так болтливы, как я, -- печально ответил Гераклов. -- Язык мой -- враг мой. Если бы я умел вовремя молчать, то сидел бы не здесь, а в Кабинете Министров!.. Но с вами-то я могу быть откровенным. Видите ли, в чем дело. В августе девяносто первого, когда мы переняли архив и картотеку КГБ, была создана специальная комиссия по их анализу. В нее включили и меня как представителя прогрессивной общественности. -- Да, я слышал об этой комиссии, -- кивнул Дубов. Гераклов продолжал: -- Ну вот, когда мы начали разбор документов, то столкнулись с довольно странным явлением: с органами сотрудничали почти исключительно те кислоярцы, кто уже умер, или переменил место жительства, или давно отошел от дел. И мне сразу стало ясно -- чекисты заранее предполагали, чем все кончится, и рассортировали материалы, причем наиболее ценную и взрывоопасную часть где-то припрятали. -- Железякин?! -- воскликнул Василий. -- Не сомневаюсь. A с чего это он, как вы думаете, так шикует? Не с ресторана же своего, этого, как его, "Три яйца всмятку". Ясно, что он живет шантажом. Те из бывших агентов, кто вышел в бизнесмены, просто платят ему дань, депутаты проталкивают в парламенте нужные ему решения, судьи выносят соответствующие приговоры, ну и так далее. И все под угрозой, что он пустит в дело компрометирующие материалы. То есть я, конечно, не знаю, как все это происходит на самом деле... -- Ну, тут уж технология, отработанная веками, -- заметил Василий. -- Видимо, так, -- кивнул Гераклов. -- Но один раз чекистский компромат все же был пущен в ход, и притом самым топорным способом. Вы помните самоубийство пресс-секретаря Президента -- ну, того, кто был до Глухаревой? -- Да, что-то припоминаю. Он еще оставил какую-то путаную предсмертную записку в том смысле, что "не то я галоши украл, не то у меня галоши украли". -- Я могу вам рассказать, как все было на самом деле, -- продолжал Константин Филиппович, -- так как и сам, увы, оказался замешан в этом некрасивом деле. Если вы помните, сразу после путча было приостановлено издание целого ряда проимперских газет, в том числе "Красной панорамы". И шла дискуссия -- закрыть вообще, или все-таки разрешить им выходить. Главным сторонником закрытия выступал как раз покойный пресс-секретарь. И вот буквально накануне принятия окончательного решения по "Красной панораме" я нахожу у себя в почтовом ящике учетную карточку агента КГБ с именем и фамилией пресс-секретаря Президента. A дальше следует длинный список сообщений агента с 1961 по 1991 год с пометками -- "уплачено десять рублей", "уплачено двадцать рублей" и так далее. Мне бы сначала выяснить, что это такое и, как говорят у вас, криминалистов, "кому это выгодно", а я сразу побежал с этой карточкой в "чекистскую комиссию". Ну, разгорелся скандал, пресс-секретарь застрелился, а "Красная панорама" под шумок возобновила выход, хотя и без слова "Красная". Потом, правда, выяснилось, что эта учетная карточка была не то чтобы фальшивкой, но и не совсем настоящей. Оказывается, чекисты тоже занимались приписками и причисляли к завербованным агентам множество людей, которые об этом даже не подозревали, а донесения писали сами и гонорар за них клали себе в карман. Именно таким "агентом" и был будущий пресс-секретарь, а позже выяснилось, что его подписи -- неумелая подделка. Так что они знали, как подкинуть компромат, чтобы самим не "засвечиваться". Василий взглянул на часы: -- Кажется, поздно, а у меня нет времени -- завтра Чаликова отправляется к Разбойникову. Поэтому последний вопрос. Постарайтесь припомнить, не заходила ли у вас речь о рекламном агенте Мешковском? -- Как же, заходила, -- не задумываясь, ответил Гераклов. -- Как бы невзначай госпожа Чаликова что-то спросила о сексуальной ориентации наших бывших руководителей. -- Кого именно? -- Кажется, Рейкина. Или даже самого Железякина... Нет, не помню. -- И что же вы? -- Ну, я ответил, что предоставляю каждому заниматься любовью в соответствии с его пристрастиями: гетеросексуальной любовью, гомосексуальной любовью, хоть скотоложеством -- лишь бы другим не мешали. A если эта проблема так уж интересует госпожу Чаликову, то ей лучше всего обратится к Александру Мешковскому -- он даст самые исчерпывающие консультации. -- A что же Чаликова? -- Ну, она кивнула и повернула разговор на другую тему. -- Ну что ж, Константин Филиппович, -- сказал Дубов, -- спасибо вам за помощь. Если что, я снова к вам обращусь. A пока позвольте откланяться. x x x Ведя "Москвич" по вечерним улицам, Дубов переваривал полученную информацию: "Что ж, теперь мне ясно, почему уцелела "Панорама". Но это, конечно, детали. Разгадка самоубийства бывшего пресс-секретаря президента? Не думаю, что это дело стоит теперь ворошить. Здесь другое -- зачем Феликс подкинул компромат, вместо того чтобы его просто пошантажировать? Ответ один -- ему нужно было освободить должность для Анны Сергеевны. Хотя и здесь, наверное, все сложнее... Да нет, от Гераклова я узнал в основном лишь то, что и так лежало на поверхности. Чует моя душенька, что более ценные сведения раздобуду у Мешковского..." x x x Утром Дубов отправился к рекламному агенту Александру Мешковскому, с которым был давно, хотя и не близко знаком и которого считал кем-то вроде своего общественного осведомителя. Правда, сам господин Мешковский об этом не догадывался. По роду своих профессиональных обязанностей и половых наклонностей Мешковский имел весьма обширный круг знакомств в самых разных слоях и всегда был в курсе событий, в том числе и скрытых от широкой общественности. Для получения интересующих сведений Дубов обычно заявлялся к Мешковскому с бутылкой водки и, дождавшись вхождения рекламного агента в стадию среднего подпития, начинал расспросы. Правда, по опыту детектив знал, что успеть нужно в сравнительно короткий срок между наступлением средней стадии и тем моментом, когда Мешковский ставил на проигрыватель свою любимую пластинку с Пугачевой, Кобзоном или аргентинским танго и начинал танцевать, ритмично раздеваясь под музыку либо до нижнего белья, либо до полного обнажения -- в зависимости от качества водки. x x x Чтобы застать господина Мешковского, Василий отправился к нему с утра пораньше. Сыщику повезло -- Мешковский был дома один и маялся "после вчерашнего". Увидев в руках гостя бутылку, рекламный агент очень обрадовался и тут же стал накрывать на стол. -- Ну, Сашульчик, я слышал, вами вчера интересовалась московская знаменитость? -- приступил Дубов к расспросам после первой рюмки, которую Мешковский мгновенно опрокинул в себя. -- Да, интересовалась, -- закусил соленым огурчиком Мешковский. -- Очень милая дама. Будь я гетеросексуалом, то непременно за нею приударил бы. -- A если не секрет, о чем вы с нею говорили? -- подлил Дубов Мешковскому еще пол рюмочки. -- O, ну она оказалась очень толерантной к моей сексуальной ориентации, не обзывала гомиком и извращенцем, как некоторые из наших с вами земляков. Тем более что и, так сказать, в высших сферах у нас распространены разного рода нетрадиционные виды любви. Помнится, госпожа Чаликова поведала мне об одном пикантном случае из московской хай-лайф, когда некий министр пришел на свидание к другому министру, а в это время известный транссескуал Марычев... -- Хозяин опрокинул пол рюмочки и трясущимися пальцами потянулся за закуской. Воспользовавшись паузой в словоиспусканиях Мешковского, Дубов сказал: -- Ну да ладно, бог с ними, и с московскими министрами, и с Марычевым. Ведь госпожа Чаликова спрашивала вас о сексуальной ориентации некоторых представителей здешней политической элиты, не так ли? -- Василий подлил еще пол рюмки. -- O ком конкретно -- о президенте Яйцыне, о майоре Селезне, о министрах, депутатах парламента? Мешковский схватил рюмку, выпил и игриво взглянул на гостя: -- A отчего это частный сыщик так интересуется сексуальной ориентацией майора Cелезня? Учтите, душенька, я сам на него глазик положил и надеюсь когда-нибудь залучить к себе в гости. -- Обещаю, что и не посмотрю в его сторону, -- клятвенно стукнул себя в грудь Василий. -- Так о чем у вас спрашивала Чаликова? Постарайтесь вспомнить. -- C этими словами детектив сделал движение, которое можно было понять так, как будто он собирается вернуть недопитую бутылку себе в портфель. Именно так и поняв жест Дубова, рекламный агент засуетился и изобразил на лице глубокое напряжение мысли: -- Да-да-да... Она что-то спрашивала насчет сексуальной ориентации государственных мужей, но не нынешних, а прошедших. -- Кого именно? -- напирал Василий. -- Ну, Рейкина, -- нехотя ответил Мешковский. -- И что вы ей ответили? -- Дубов налил полную рюмку. -- Ну, ответил все, как было. -- Рюмка мгновенно опустела. -- Рассказал ей о невинных забавах этого милого прокурорчика. -- И что же именно? -- Ну, то, что он, некоторым образом, коллега Марычева, только груди носит не поверх, а пониз одежды. -- В каком смысле? Откуда вы знаете? -- В том смысле, что Рейкин -- типичный транссексуал, любит наряжаться в дамские платья. Помнится, этим еще грешил и незабвенный Александр Федорович Керенский... Дубов подлил Мешковскому еще пол рюмки: -- Откуда у вас такие сведения? -- Ну, это общеизвестный факт, -- выпил Мешковский. -- Что, транссексуализм прокурора Рейкина? -- Да нет, присяжного поверенного Керенского. -- A я спрашиваю о Рейкине. -- Заметив, что хозяин уже поглядывает в сторону проигрывателя, гость налил треть рюмки. -- O, ну, с Рейкиным целая история. Еще в годы советской власти я был "голубым", а он -- "трансом". Но он, кроме того, был прокурором, а я... -- Мешковский безнадежно махнул рукой. --- Ну, ну, -- поторопил его Дубов. -- Он был прокурором, а вы? -- A я -- простым педиком, которого могли в любой момент арестовать и посадить. И вот Антон Степаныч вызывал меня к себе и, угрожая возбудить уголовное дело, переодевался в женское белье и заставлял себя трахать, пардон за выражение. -- И что, все это вы рассказали Чаликовой? -- изумился детектив. -- Да! -- гордо ответил рекламный агент. -- Теперь мне нечего скрывать. Это раньше я был поганым извращенцем, а теперь открыто могу смотреть всем в глаза! -- C этими словами господин Мешковский поднялся из-за стола, поставил на проигрыватель пластинку Пугачевой и под песню "Ах, какой был мужчина -- настоящий полковник" начал что-то отчебучивать ногами, одновременно скидывая с себя всю одежду. Поняв, что больше ничего от Мешковского не добьется, Дубов кинул в рот кусок соленого огурчика и тихо покинул квартиру рекламного агента, который этого даже не заметил, занятый танцевально-раздевательным процессом. x x x От Мешковского Дубов отправился в сторону городской тюрьмы, где впервые должен был увидеть свою подопечную -- Надежду Чаликову. Поскольку времени до полудня оставалось достаточно, Василий ехал медленно. Но мысль его работала не переставая: -- Рейкин... Бывший прокурор Рейкин... Находящийся в розыске Антон Степанович Рейкин -- транссексуал? -- Почувствовав, что интенсивный мыслительный процесс отвлекает его внимание от уличного движения, Дубов свернул в тихий переулок и остановил "Москвич" возле тротуара. Теперь он мог достать свой рабочий блокнот и сконцентрироваться на главном: -- Итак, Рейкин -- транссексуал и любит наряжаться в женское платье. В настоящее время находится на нелегальном положении. -- Василий перелистал последние несколько страниц записной книжки. -- По словам Анны Сергеевны Глухаревой, ее вешали и насиловали трое мужчин, из которых она знает только Феликса Железякина, и с ними одна женщина. Так как глаза у Анны Сергеевны были завязаны, она определила мужчин по голосам, а женщину -- по запаху косметики. Далее, Вероника, племянница генерала Курского, видела автомобиль, в котором ехал Железякин, а с ним -- незнакомые Веронике женщина и мужчина. По времени наблюдения, по ремонту на дороге и некоторым другим приметам я уже установил, что речь идет об одной и той же группе людей. Вывод: Анну Сергеевну насиловали не четыре, а три человека -- Железякин, кто-то еще, и бывший прокурор Рейкин в дамском платье и воняющий дамской же косметикой. -- Василий перелистал еще несколько страничек назад. -- Теперь ограбление сберкассы, в котором участвовала женщина. Думаю, не будет слишком фантастичным предположение, что и здесь женщиной был прокурор Рейкин. Тем более что для повязки на глаза Глухаревой использовали кусок инкассаторского мешка. Кто был ее, то есть его сообщником? Феликс Железякин? Нет, зачем ему самому грабить, если он легко может добывать деньги более простым способом -- шантажом. A не был ли им тот третий человек, что участвовал в осквернении Анны Сергеевны? -- Дубов взглянул на часы. -- Ну хорошо, минут через десять поеду. Теперь вернемся к Чаликовой и попытаемся в свете последних сведений взглянуть на ее контакты в Кислоярске. Едва поселившись в гостинице, она отправляется к Гераклову, а от него -- к Мешковскому. У обоих она интересуется участниками путча, в частности -- их сексуальной ориентацией, а в особенности -- сексуальной ориентацией Рейкина. Стало быть, госпожа Чаликова уже что-то знала, или о чем-то догадывалась. A вот еще интересный момент -- едва она поселилась в номере, как вступила в контакт с другими постояльцами -- профессором Иваном Петровичем Ольховским и госпожой Антониной Степановной Гречкиной... -- Василий вновь глянул на часы. -- Пора. -- И он резко завел автомобиль. x x x Чтобы добраться до Кислоярского централа, следовало миновать железнодорожный переезд и обогнуть Матвеевское кладбище по булыжной дороге (если на автомобиле), либо пройти прямо через кладбище -- сразу за ним поднимались мрачные стены тюрьмы Анри Матисса. Никто в Кислоярске толком не знал, почему это заведение носит имя знаменитого живописца, а наиболее правдоподобным считалось объяснение, что название это пошло с тех пор, когда в нее заключили некоего художника, подделывавшего картины французских импрессионистов, в том числе и Анри Матисса. Имя фальсификатора давно все забыли, а название прижилось. Так это было или нет, но подобная версия вполне удовлетворяла кислоярцев, среди которых числилось немало деятелей и знатоков высокого искусства, или, по крайней мере, таковыми себя считающих. Дубов оставил машину во дворе одного из домов перед переездом и дальше пошел пешком -- его "Москвич" в городе изрядно примелькался, а ему не хотелось "засвечиваться". Неподалеку от входа в Централку детектива поджидал невзрачного вида господин с портфелем, в длинном плаще, шляпе и в темных очках -- тот самый агент наружного наблюдения, который со вчерашнего дня "вел" Чаликову. -- Объект появится через пару минут, -- деловито сообщил агент. -- Давайте пройдем туда. -- Он указал на неприметную скамеечку недалеко от входа, с которой неплохо проглядывались окрестности. -- Сегодня утром она вступала в какие-то контакты? -- профессионально поинтересовался Дубов. -- Никак нет, -- ответил агент. -- Все утро провела у себя в номере... Да, вот это вам от инспектора Cтолбового. -- Что это за штуковина? -- удивился Василий, глядя, как агент вытаскивает из портфеля два одинаковых предмета с антеннами. -- Переговорное устройство, -- пояснил агент. -- Для более оперативной связи... A вот и объект, -- указал он на высокую молодую женщину, грациозно ступавшую на высоких каблучках по булыжникам, как по танцевальному паркету. -- Ах, какая красавица! -- восхитился Дубов. -- Такая женщина -- и в одной шайке с этими головорезами! Когда журналистка исчезла в мрачных недрах контрольно-пропускного пункта, агент встал со скамейки: -- Для приема нажмите эту кнопку, а для передачи -- наоборот. Я пошел наблюдать за свиданием через глазок и буду вам тут же все докладывать. Так сказать, репортаж с места события. -- И с этими словами агент двинулся следом за Чаликовой. Василий огляделся. C наблюдательной скамейки открывался вид не только на вход в тюрьму, но и на край Матвеевского кладбища. И тут сыщик увидал, как среди крестов и надгробий бегает солидный седобородый господин в золотых очках, сером костюме и с огромным сачком. Однако бабочка все время упорхала у него из-под сачка, пока наконец не полетела в сторону скамейки, где сидел Дубов. Еще миг -- и голова детектива оказалась в сачке. -- Извините меня, пожалуйста, -- говорил господин, бережно высвобождая голову Дубова, -- такой редкий экземпляр Циклопидес Степлтониум, и опять упустил! A ведь эта бабочка водится только здесь! -- Натуралист присел на скамеечку и явно не собирался уходить. -- A это что у вас за антенна -- радио слушаете? -- Нет, не радио, -- не слишком вежливо ответил детектив. -- И вообще, любезнейший, ловите своих бабочек и не мешайте мне ловить моих... Только мои-то бабочки покрупнее будут, -- добавил он, когда господин с несколько уязвленным видом отошел в сторонку. Вскоре Василий увидел, как ловец насекомых гоняется по кладбищу за каким-то жуком. Но тут Дубов забыл о своем новом знакомце, так как из рации раздался голос: -- Объект Чаликова вошла в камеру к подследственному Разбойникову и извлекла диктофон и блокнот. -- Следите, не передает ли что-то Разбойников Чаликовой, -- напомнил сыщик. -- Пока что в непосредственный контакт они не вступали, -- сообщил агент. -- Продолжаю вести наблюдение. Дубов извлек из кармана блокнот и вновь стал просматривать записи последних дней. "Значит так, Чаликова поселилась в гостинице и тут же вступила в контакт с соседями -- Антониной Степановной Гречкиной и доктором энтомологических наук Иваном Петровичем Ольховским..." Но тут агент снова вышел на связь: -- К сожалению, видимость не самая лучшая, но объект Ч. вступил в близкий, если не сказать тесный контакт с Разбойниковым. Проследить передачу пока не удается... Ух ты, ну и ну, что вытворяют!.. Вот это да! -- Неужели?.. -- испугался Дубов, вспомнив зловещую статью в "Кислоярской правде". -- Так точно! -- ответил агент. -- Следующий выход на связь -- через десять минут. -- Погодите, -- остановил его Дубов. -- Вы не знаете, что это за наука такая -- энтомология? -- Кажется, что-то связанное с насекомыми, -- не очень уверенно ответил агент и отключил связь. Дубов машинально глянул в сторону кладбища, но человека с сачком не было видно. "A что если это и был тот самый профессор Oльховский?! -- стукнуло Василию в голову. -- И он не просто сосед Чаликовой по гостиничному номеру, а... A кто? A черт его знает кто! Зато вторая соседка, госпожа Гречкина Антонина Степановна... Антонина, да еще и Степановна..." Но детектив вновь не успел додумать, так как в рации раздался голос наблюдательного агента: -- Все, через пять мину