рае. -- Но вообще-то странно, как это Анна Сергеевна так оперативно очутилась в Белой Пуще, -- вновь извлек свой блокнотик Василий Николаевич. -- Всего каких-то пару недель назад она была замечена в Кислоярске... Серапионыч деликатно кашлянул: -- Я тут припоминаю, что Пал Палыч говорил о некоей таинственной особе женского пола, которая остановилась в здешней гостинице, а затем, наняв карету, отъехала в западном направлении. -- Доктор поправил сползшее пенсне. -- А сразу после известного нападения на боярина Андрея я собственнолично заметил в конце улицы некую женскую фигуру. Теперь можно констатировать, что это именно Анна Сергеевна проездом в Белую Пущу выполняла задание Каширского, то есть направляла зомби на избранную жертву. -- И на сей раз они опять промахнулись, -- вздохнул Рыжий. -- Ведь целились-то в меня... Чумичка захлопнул колдовскую книгу и громогласно объявил: -- Нужен волк! -- В каком смысле? -- удивленно уставился на него Селезень. -- Все подтверждается -- смерть князя Григория может случиться, только если его загрызет волк. Когда я обернулся волком и загрыз его, то он не погиб, потому что я не настоящий волк. А нужен настоящий. -- Любопытно, -- подался вперед Василий. -- Но это же, боюсь, невыполнимая задача -- провести в замок настоящего волка, да еще натравить его на князя Григория... Или, может, выманить князя за пределы замка? -- Выманишь его, как же, -- проворчал Чумичка. -- Он же, скотина, после того случая без охраны даже в отхожее место не ходит! -- Погодите, кажется у меня есть на примете один волк, -- воскликнул Рыжий. -- То есть это не совсем волк, но в то же время все-таки волк. -- Как это -- волк, и в то же время не совсем волк? -- удивилась Надя. -- Оборотень, -- понизил голос Рыжий. -- Вот если бы напустить его на князя Григория. -- А где он, так сказать, обретается? -- поинтересовался Серапионыч. -- В Мухоморье, -- ответил Рыжий. -- То есть официальное название -- Новая Ютландия, это такое небольшое государство, которое располагается в болотной местности к западу от Белой Пущи и находится в весьма своеобразных отношениях с князем Григорием. -- Рыжий вздохнул. -- Эта страна знаменита высокой концентрацией доблестных витязей и рыцарей на квадратный километр, и наш оборотень -- как раз один из них. -- А это реально? -- спросил Василий, с напряженным вниманием слушавший Рыжего. -- В смысле напустить вашего витязя-оборотня на князя Григория. -- Для настоящих специалистов нет ничего нереального, -- неопределенно ответил Рыжий и вновь кинул тоскливый взор в сторону большой дороги. -- Ну как, возьмемся? -- весело глянул Василий на Александра Иваныча. -- А что, возьмемся! -- бесшабашно пробасил майор. -- Если вы решитесь на это дело, -- подхватил Рыжий, -- то я попрошу Дормидонта Петровича дать вам рекомендательное письмо к его коллеге, ново-ютландскому королю Александру, чтобы он оказал содействие. Разумеется, не раскрывая истинных целей. Но хочу сразу предупредить -- такая экспедиция может оказаться не менее опасной, чем обе предыдущие. -- Оборотней бояться -- на болото не ходить! -- громогласно пошутил майор и сам же захохотал так, что стены терема задрожали. -- Кстати о птичках, -- продолжил он уже немного тише, -- скажите, Наденька, как вам удалось подружиться с этим милым созданием? -- Майор указал на Змея Горыныча, мирно расположившегося под березками на другом конце лужайки. -- Видите ли, дело в том, что это не совсем Змей Горыныч, -- объяснила Чаликова. -- А кто же -- Василиса Премудрая? -- вновь захохотал майор. -- Нет, он тоже жертва адских козней князя Григория, -- совершенно серьезно сказала Надя. -- Вернее сказать, они. Та голова, что посередине -- это собственной персоной супруга князя Григория, княжна Ольга. Правая -- воевода Полкан, который всегда был ярым врагом Григория. А левая -- боярин Перемет, не боявшийся обличать князя. -- И как же они стали Змеем Горынычем? -- удивился Дубов. -- Помнится, баронесса это называла генной инженерией, а Чумичка -- колдовством, -- припомнил майор. -- Их заколдовал какой-то заморский чародей, -- буркнул Чумичка. -- И заколдовал как-то по-дурному, я даже не представляю, как теперь расколдовать. Но что-нибудь придумаю, не будь я Чумичка! В этот момент из глубины темной аллеи, ведущей от большой дороги к терему, появились два еле различимых силуэта. Первым их заметил майор. -- Поглядите, кто это там, -- сказал он Рыжему. -- Не зомби ли с вурдалаками? Рыжий внимательно пригляделся. И вдруг, сорвавшись с места, кинулся навстречу. -- Что это с ним? -- удивился Серапионыч. -- Неужели побочные действия моего эликсира? А Рыжий уже возвращался назад, а с ним -- боярин Андрей и царевна Татьяна Дормидонтовна. И если боярин красовался в своей обычной одежде, разве что весьма замызганной, то на царевне был кафтан лучника, наброшенный поверх разорванного платья. В руках она продолжала сжимать шест со слегка потрепанной хоругвью. -- О моя возлюбленная, -- восклицал Рыжий, -- зачем ты заставила меня так страдать, так волноваться? Я предполагал самое худшее! -- Да нет, милый, -- оправдывалась Танюшка, -- мы тут, понимаешь, поспорили, кто вокруг кого вращается, Земля вокруг Солнца, или наоборот, и решили выяснить... -- Знаешь, Васятка, а я ведь тогда действительно соврала, что я царевна, -- виновато сказала Надя. -- А настоящая Татьяна Дормидонтовна -- вот она. -- Что-то не очень-то похожа она на царевну, -- скептически оглядел Васятка Татьяну Дормидонтовну. -- Ну, на тебя уж никак не угодишь, -- засмеялась Надя. -- Эта-то тебя чем не устраивает? -- У нее такой боевой вид, будто она вела войска в наступление. А царевнино ли это дело? -- Это наше общее дело! -- патетически воскликнул боярин Андрей, оказавшийся в этот момент возле журналистки и пастушка. -- Редко, но случаются такие годины, когда весь народ встает на защиту своего Отечества, без различия -- кто царевна, а кто последний простолюдин. -- Что это значит? -- удивился Рыжий, услышавший слова боярина. -- Где вы были? -- Да чепуха, милый, -- крепче прижалась царевна к своему возлюбленному. -- Главное, что мы снова вместе! -- Вы тут, я вижу, устали, продрогли, -- встрял Серапионыч. -- Давайте я и вас чайком попотчую! -- О, боярин Владлен, и вы здесь! -- обрадовалась Танюшка и от избытка чувств даже расцеловала доктора. -- Серапионыч! -- Боярин Андрей следом за царевной заключил доктора в могучие объятия. -- Это просто здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Ну, наливай чаю, будем веселиться... -- Ради такого случая можно бы и чего покрепче, -- намекнул майор. Такого рода намеки он называл "подсвечником по голове". -- Тут в подвале должно быть, -- заметила Танюшка. -- Тятенькины запасы. Пока Серапионыч наливал чаю новопришедшим царевне и боярину, Рыжий подошел к Дубову: -- Василий Николаич, в наших с вами профессиях есть нечто общее -- и политик, и детектив должны, подобно шахматному гроссмейстеру, просчитывать ситуацию на много ходов вперед. -- Да, вне всякого сомнения, -- кивнул Дубов, пытаясь сообразить, к чему на сей раз клонит Рыжий. А тот продолжал: -- Ну хорошо, допустим, нам с вами удастся избавить мир и народ Белой Пущи от князя Григория. Встает вопрос -- что делать дальше? -- В каком смысле? -- Ну, как наладить жизнь в Белой Пуще? И прежде всего -- нужно некое легитимное лицо, которое могло бы встать во главе государства. Хотя бы на первых порах. -- Да, разумеется, -- ответил Василий, еще не совсем понимая, о чем идет речь. -- На данный момент наиболее легитимной фигурой, как это ни парадоксально, является князь Григорий. После Ивана Шушка княжеский престол перешел к его дочке Ольге, а после нее -- к ее супругу Григорию. -- Но ведь Григорий убил князя и заколдовал Ольгу! -- возмутился детектив. -- И вы еще называете его этим, как его, легитимным! -- Полностью с вами согласен, -- вздохнул Рыжий, -- но нам надо считаться с реальностью. -- Самым легитимным руководителем будет тот, кого изберет народ, -- заявила Чаликова, которая внимательно прислушивалась к беседе Рыжего с Василием. -- Вы, Надя, мыслите категориями той эпохи и того мира, в котором живете, -- возразил Рыжий. -- Но нам это, увы, пока что не подходит. Удастся ли Чумичке расколдовать княжну Ольгу -- это еще вопрос... -- Так давайте спросим у нее, не осталось ли еще кого-то из рода Шушков, -- предложил Дубов. -- Да, не мешало бы, -- согласился Рыжий. -- Ну так идемте же, -- и с этими словами Надя повела Рыжего и Дубова к Змею Горынычу. Змей мирно полулежал под березками, опершись средней головой о хвост. Правая голова щипала травку на лужайке, а левая задумчиво почесывала шею о березу. -- Ваша Светлость Ольга Ивановна, -- вежливо обратилась Чаликова к средней голове, -- мои друзья хотели бы поговорить с вами. Рыжий и Дубов почтительно поклонились, а средняя голова гордо приосанилась: -- Слушаю вас. -- И тяжко вздохнула. -- Да только уж какая я теперь светлость... -- Мне хотелось бы узнать, -- начал Рыжий, -- какова была участь князей Шушков после того, как власть в Белой Пуще узурпировал князь Григорий. Средняя голова вздохнула еще грустнее: -- Судьба самая печальная. Пес Григорий всех извел, под корень. Сначала моего батюшку, уж не знаю, то ли отравным зельем, то ли еще как, а потом меня колдовством к себе приворожил и заставил замуж выйти... -- Средняя голова горестно замолкла. -- Да, но ведь кроме вас с батюшкой, еще и другие Шушки были, -- напомнил Дубов. -- Или я ошибаюсь? -- Были, да Григорий всех сгубил, -- вступила в разговор правая голова. Она перестала щипать травку, приподнялась и оказалась как раз на уровне Рыжего, обдав его вчерашним перегаром. -- Кого зарезал, кого опоил, а кого и задушил. -- Погодите! -- воскликнула левая голова. -- А как же княжна Марфа? -- Что за княжна Марфа? -- переспросила Чаликова. -- А, ну это дочка князя Ярослава, двоюродного брата твоего батюшки, -- уточнила левая голова, обращаясь к средней. -- Али забыла? -- Да нет, помню, конечно, -- пропищала средняя голова. -- Погоди, Перемет, а разве Марфа уцелела? Знаю, что она пыталась сбежать, но ее поймали и убили. Разве не так? -- Не совсем, -- ответила левая голова. -- Марфа действительно убежала, но ее нагнали на Мухоморских болотах, и тот колдун заморский, что нас потом в Змея превратил, Марфу обернул лягушкой... -- Мерзавец! -- густым басом проревела правая голова. -- Да я этого колдуна сегодня в замке у Григория видел. Надо было его хорошенько тряхнуть... -- Тряхнем, -- пообещал Дубов. -- Так что же с Марфой? -- Ну вот, он наложил на Марфу заклятие, -- продолжала левая голова, -- что пребывать ей в шкуре лягушачьей, покуда не явится добрый молодец и не поцелует ее. -- Ну, это уже похоже на сказки, -- разочарованно махнул рукой Рыжий. -- Какие там сказки! -- возмутилась левая голова. -- Про это многие в Мухоморье наслышаны, и до сих пор еще такие чудики находятся, что по болотам ходят и всех подряд лягушек целуют! -- Ну и дураки, -- заключила правая голова. -- Это было бы слишком просто, -- раздался позади голос Чумички. Надя вздрогнула: -- Ты всегда так неожиданно появляешься... -- Так я не один, а с Васяткой, -- усмехнулся Чумичка. Действительно, рядом с ним стоял Васятка и с живым интересом изучал малопонятные письмена в колдовской книге. -- Ну и что же там слишком просто? -- переспросил детектив. -- Я говорю, слишком уж просто -- пришел, поцеловал и получил княжну. Наверняка ведь тот заморский колдун какую-нибудь закавыку придумал. -- Чумичка взял у Васятки книгу. -- Здесь сказано, что для расколдования княжны надобно, чтоб ее поцеловал не просто кто попало, а Иван-царевич. -- Ну, где ж мы вам Ивана-царевича возьмем? -- безнадежно махнул рукой Рыжий. -- Бедная сестра Марфа, -- вздохнула средняя голова. -- Мы с ней, как сейчас помню, не всегда ладили, а все жаль... -- Себя бы лучше пожалела, -- пробурчала правая голова. -- Погляди, Чумичка, -- Васятка потянул колдуна за рукав, -- здесь еще стоит слово "корысть", и почему-то оно написано вверх ногами. -- Ума не приложу, -- развел руками Чумичка. -- Да по-моему это слово не к Марфе вовсе относится... -- А я так думаю, что к Марфе, -- уверенно заявил пастушок. -- Ну и что оно, по-твоему, означает? -- спросил Дубов. -- Говори, Васятка, не стесняйся! -- Я так считаю, что все дело в нем и есть, -- смущаясь, сказал Васятка. -- Не то тут главное, чтобы княжну поцеловать, и даже, может быть, не то, чтобы это сделал Иван-царевич, а чтобы по чистой душе, безо всякой корысти. -- Ну, ты уж скажешь! -- хмыкнул Чумичка. -- А по-моему, Васятка мыслит правильно, -- задумчиво произнес Дубов. -- Князь Григорий и тот чародей, что заколдовал и вас, и княжну Марфу, они ведь явно судили о людях по себе, в смысле что и представить не могли, чтобы кто-то стал ходить по болоту и целовать лягушек совершенно безо всякой корысти. Так что эти злодеи как бы могут спать спокойно. -- Почему "как бы"? -- не понял Рыжий. -- Потому что они слишком плохо думают о людях, -- ответил детектив, -- и это их в конце концов погубит. -- Что вы имеете в виду, Василий Николаич? -- недоуменно спросил Рыжий. -- Кажется, у меня имеется на примете человек, способный расколдовать Марфу. -- В вашей реальности? -- вскинул брови Рыжий. Дубов утвердительно кивнул. -- Но откуда у вас возьмется Иван-царевич? -- Не совсем царевич, конечно, -- сказал Василий, -- но если он возьмется за поиски княжны, то уж совершенно бескорыстно, уверяю вас! -- Кажется, я догадываюсь, кого вы имеете в виду, -- заметила Надя. x x x Глава сыскного приказа сидел за столом у себя в кабинете и, попивая чай с бубликами, внимательно изучал сводку событий за минувший день: "В столицу был доставлен помощник ново-мангазейского городского казначея Митька Загрязев, уличаемый в измене Царю и Отечеству, многих смертоубийствах и мздоимстве безо всякой меры. Из дознаний оного Митьки Загрязева видно становится, что заговор весьма широк был и что замешаны в нем многие Царь-Городские бояре. Принято решение послать в Новую Мангазею особую следственную дружину, а также взять под стражу бывшего столичного градоначальника князя Длиннорукого". -- Ну и дела, -- присвистнул Пал Палыч, -- никогда я не доверял Длиннорукому, но чтобы он в заговоре состоял -- это уж чересчур!.. Пал Палыч продолжил чтение: "Во время народного гуляния по случаю победы нашей славной дружины беспорядков не имело места быть, но некие мелкие воры, воспользовавшись скоплением народа, произвели ряд покраж из карманов и сумок, и число их вдвое превосходит обычное". -- Совсем охамели эти ворюги, -- покачал головой глава приказа. -- Даже в такой день... И Пал Палыч перешел к отчету о бытовых происшествиях -- пьянках, мелких драках и обсчете покупателей на рынке. Жизнь Царь-Города постепенно входила в свое обычное русло. x x x Со стороны аллеи, ведущей к терему от большой дороги, донеслось приглушенное цоканье копыт. -- Ну, кого там еще черти принесли? -- покачал головой майор, первым услышавший эти звуки. На лужайку въехала серебряная карета, запряженная тройкой белых коней. Едва экипаж остановился, возница соскочил со своего места, распахнул дверь, и из кареты вышел собственной персоной царь Дормидонт. Все, кто находился на лужайке или на веранде, склонились в почтительном поклоне, если не считать Змея Горыныча, который мирно дремал под березками и был почти неразличим в сгустившихся сумерках. -- О, да тут все, понимаешь, в сборе! -- поприветствовал царь присутствующих. -- И ты, боярин Владлен, здесь! А, Рыжий, и ты тут? Да ладно, не боись, я нынче в духе. -- Царь двинулся к веранде. -- Ага, да вы тут чаи гоняете. Налей-ка и мне, эскулап. Токмо без той гадости, что ты давеча подбавил Длиннорукому. -- Да что вы, Государь! -- дежурно запротестовал Серапионыч, наливая Дормидонту чашку, но тот махнул рукой: -- Ничего, боярин Владлен, не отпирайся. Не виноват же ты, что от твоего снадобья из князя вся его суть истинная поперла. Оказалось-таки, что он в заговоре, понимаешь, состоит. Ну, ужо я ему покажу, башку отрублю, как пить дать! -- Царь с удовольствием отхлебнул чаю. -- Эх, чудная погодка. Было бы посветлее, так в лапту, понимаешь, сыграли бы... -- Какими судьбами, батюшка? -- осторожно спросила Танюшка, присаживаясь за стол. -- Да в городе совсем заморочили, -- вздохнул Дормидонт. -- Едва только пришла весть о нашей победе, как наши бояре ко мне заявились -- мол, поздравляем тебя, царь-батюшка, и все такое. А сами готовы были меня со всеми потрохами Григорию сдать. И так мне, понимаешь, противно стало, что решил я на все плюнуть да и отъехать в свой терем. -- Дормидонт резко повернулся к дочке: -- Ну, Танюшка, довольно я наслышан от воеводничьего гонца о твоих доблестях с покойным боярином Андреем... -- Да что ты, батюшка, -- смутилась царевна. -- Мы выполняли свой долг, -- скромно заметил "покойный боярин Андрей". -- Ну ладно, дочка, я с тебя снимаю высылку из столицы, -- продолжал царь. -- Проси у меня все, чего хочешь! -- Только в разумных финансовых пределах, -- поспешно добавил Рыжий. -- Тятенька, позволь мне выйти за Рыжего! -- выпалила Танюшка. -- Тьфу, заладила! -- топнул ногой Дормидонт. И вдруг широко, по-доброму, улыбнулся: -- Ну да ладно уж, ради такого случая -- согласен! -- Правда, батюшка?! -- Не веря своему счастью, царевна бросилась на шею к Дормидонту. -- Многая лета жениху и невесте!!! -- громогласно заревел майор Селезень. -- Черт, совсем оглушил, -- проворчал Чумичка. -- Только как же я вас, понимаешь, благословлю? -- задался вопросом царь. -- Я ж не знал, что такое дело будет, священника бы с собою прихватил, иконку чудотворную... -- Священник у нас есть, -- заметила Чаликова. -- Государь, позвольте вам представить: отец Александр, майор, то есть настоятель Каменской церкви. -- Ну, вы уж хватили, Надежда, -- слегка опешил майор. -- Пока что я еще никакой не священник... -- Ну и что? -- не растерялась Надя. -- Тут ведь тоже пока что еще не свадьба. А только помолвка. -- Постойте, я что-то не понял, -- тряхнул головой Дормидонт. -- Вы что, собираетесь стать священником? -- Да, место приходского священника в Каменке оказалось вакан... то есть свободным, -- выдал справку Рыжий, -- и Александр Иваныч хотел бы его занять. И я прошу вас, Государь, способствовать этому назначению. Дело в том, что майор, находясь в Каменке, уничтожил обоз с тайным оружием князя Григория и теперь желает там поселиться, дабы, по его словам, крестом и мечом бороться с нечистой силой. -- Недурственно, -- Дормидонт с симпатией оглядел Селезня. -- Хоть рукоположение священников -- это не моя епархия, но, в конце-то концов, царь я али не царь? Отныне будешь священником. -- Ну так приступим к благословению? -- будто боясь, что отец передумает, напомнила Танюшка. -- Погоди, а как же иконка? -- нахмурился царь. -- Тут, в тереме, и всякой еды, и особливо пития довольно, а благодати -- никакой... -- Государь, -- выступил вперед боярин Андрей, -- может быть, мой крест заменит икону? Намедни он меня спас от смерти лютой, а нынче помог поднять наше воинство на врага! -- С этими словами боярин снял с себя крест и протянул его майору. -- А годится ли такая замена? -- засомневался царь. -- Давайте спросим у духовенства, -- предложил Рыжий. -- Годится, не извольте беспокоиться! -- великодушно прогудел майор, принимая крест от боярина Андрея. -- Ну так благословляю вас, понимаешь, на счастливую жизнь на благо самим себе, царю и Отечеству! -- с пафосом произнес Дормидонт. -- Будьте здоровы и живите долго, себе в радость и народу в утешение! Жених и невеста, взявшись за руки, смущенно поцеловались, а новопоставленный священник, подняв кооперативный крест, проревел: -- Многая, многая, многая лета, аллилуйя! И хоть майор не был уверен, что именно эти слова следует исполнять при помолвке, но та искренность, с какой он это делал, сторицей искупала все неточности и погрешности. -- Ну, такое дело не мешало бы и отпраздновать, -- заявил Дормидонт. -- Тащите из подвала вино и пенные меды! -- Государь! -- предостерегающе поднял палец Серапионыч. -- А для меня -- квас, -- продолжал царь, -- там должен быть жбан... И вообще, чего это мы тут в темноте сидим, пойдемте, понимаешь, вовнутрь, свечки зажжем и будем праздновать! -- Батюшка, здесь веселее! -- возразила Танюшка. -- Да, на свежем воздухе пользительнее для здоровья, -- поддержал ее Серапионыч. -- Ну так давайте дровишек принесем, костерок разведем, -- предложил Дормидонт. -- И будем, понимаешь, веселиться! x x x Князь Григорий был вне себя. Внешне это выражалось лишь в нервных движениях пальцев, быстро перебегавших по перстням с крупными каменьями. Да в тяжелом немигающем взгляде. Этот взгляд скользил по лицам солдат, бесславно вернувшихся в Белую Пущу. -- Вы бежали, как зайцы, -- тихо сказал князь Григорий. Тон был таков, что спорить охотников не нашлось. -- Вы не солдаты -- вы мразь. А Каширский мне говорил о вас как о смелых и отважных воинах. -- Я только... -- попытался встрять маг. -- Вас, недоносков, -- продолжал князь, даже не обратив внимания на Каширского, -- вас били в Прибалтике, вас били в Молдавии, вас били в Абхазии. Теперь вас побили и здесь. А я-то поверил вашим клятвам. Да вы в состоянии только грабить мирных селян. Вы не солдаты -- вы разбойники. И вдруг из толпы князева воинства, стоявшего понурив головы, раздался блеющий голос: -- Князь, не вели казнить!... -- Это еще кто? -- брезгливо спросил Григорий. Из толпы выпростался мужичок в драной рубахе и грязных портках. -- Это я, я разбойник! Я потомственный лиходей и душегуб! -- Откуда он здесь взялся? -- процедил сквозь зубы князь. -- С войском прибежал, -- услужливо доложил Каширский. -- Так ведь все бежали, -- развел ручонками грозный атаман. Правда, уже бывший. -- Херр Григорий, -- зашептал князю в ухо стоявший за его спиной Херклафф, -- отдайте его мне. Их бин его кушать. -- Ведьму с котом надо было кушать. -- небрежно бросил князь и продолжил уже громче: -- Настоящему злодею всегда найдется место при моем дворе. -- Григорий выдержал паузу. -- Будет выгребать навоз на конюшне. А такие солдаты, -- он произнес это слово, как выплюнул, -- мне даже и на это не нужны. Дама В Черном придвинулась бочком к униженному и оскорбленному Соловью. -- А ты мне понравился, -- шепнула она, -- там, на дороге. Завтра вечером я приду к тебе на конюшню. Чувственный оскал дамы был последней каплей. Нервы Петровича не выдержали, и он, великий злодей и душегуб, восстановитель справедливости, гроза богатеев, рухнул без чувств, как куль с дерьмом. x x x Несмотря на то, что стрелки на "Командирских" часах майора Селезня давно перевалили за полночь, веселье в загородном царском тереме было в полном разгаре. Царь Дормидонт, который со вчерашнего дня не пил ничего крепче кваса, с удивлением обнаружил, что для истинного веселья вовсе не обязательно употребление вина и прочих горячительных жидкостей -- главное, было бы общество приятных и симпатичных тебе людей. Остальные употребляли, но в меру. Каждый в свою. Майор пил на брудершафт с правой головой Змея Горыныча, то есть с воеводой Полканом. -- Ты мужик, и я мужик, -- говорил Селезень, -- сладим! -- Конечно, сладим, -- радостно соглашался Полкан. Так как майор угощал его очищенной пшеничной водкой из царских погребов, а не самогонкой от Бабы Яги, то воевода не дурел, а наоборот -- чувствовал прилив новых идей: -- Иваныч, когда ты с Василием снова пойдешь на князя Григория, то действуй по строгим правилам нашей военной науки. А коли поймаешь этого заморского чародея, так первым делом зови меня -- я из него душу вытрясу, но заставлю нас расколдовать. -- Будет сделано, Полкаша, -- деловито отвечал майор, целуя воеводу прямо в зеленую морду. -- Да я сам из него душу вытрясу, дабы неповадно было моего лучшего друга обижать! Употребляемая Полканом высококачественная водка оказала благотворное воздействие и на его соседку -- среднюю голову, то есть княжну Ольгу, обычно бывшую не в духе вследствие состояния, которое в народе называется "во чужом пиру похмелье". Ольга охотно беседовала с царевной Танюшкой, которая интересовалась, какие подвенечные платья были в ходу два века назад. -- Да какая разница, дорогая царевна, в каком платье под венец идти, -- говорила Ольга, -- лишь бы по своей воле и за хорошего человека. Вот тебе повезло, так будь счастлива. -- А я уж и так счастлива! -- чуть не запрыгала царевна. И погрустнела: -- Жаль только, не могу я тебя, Ольга Ивановна, пригласить к себе на свадьбу. -- А ведь и я тоже могла быть счастлива, -- тяжко вздохнула Ольга. -- И как этот пес Григорий охмурил меня? Не иначе ему тот заморский колдун помог... А у меня был другой жених -- умный, статный, храбрый, он даже Григорию не боялся в глаза говорить, что про него думает. И когда узнал о моем замужестве, то я не услышала от него ни слова упрека. -- С огромного круглого глаза княжны скатилась горючая слеза. -- Но и его постигла столь же страшная участь... -- Он? -- догадалась Танюшка, чуть заметно кивнув в сторону левой головы. -- Да, -- кивнула княжна. -- Боярин Перемет. Увидела бы ты его лет двести тому обратно... Перемет, к счастью, не прислушивался к разговору двух высокородных особ -- он беседовал с детективом Дубовым. Василий, уже прикидывая возможность экспедиции в Новую Ютландию, расспрашивал Перемета об этой стране. -- По правде сказать, я мало что знаю об этой стране, -- отвечал Перемет. -- Мы туда вообще-то не суемся. Там чуть не каждый третий мнит себя славным витязем, а для любого из них истинная радость повоевать с драконом, а уж убить дракона... Хотя на что нам такая жизнь? -- вздохнул Перемет. -- Не станешь ведь каждому встречному объяснять, кто такой Змей Горыныч на самом деле! Слыхал только, что Ново-Ютландский король Александр очень сильно зависит от князя Григория и вынужден чуть не во всем ему подчиняться. -- Как вы думаете, способен ли он выступить против князя Григория? -- Открыто вряд ли. Но помочь врагам Григория, думаю, мог бы. Василий что-то черкнул себе в блокнот. -- А есть ли возможность незаметно проникнуть в замок князя Григория? И вообще, что его замок из себя представляет? -- продолжал расспросы Василий. -- Я там был только один раз, да и то ничего в потемках не разглядел. Перемет задумался: -- Вообще-то замок не очень старый -- при Шушках ничего подобного не было, его отстроил уже князь Григорий, причем по образцу рыцарских замков Пруссии или Фландрии. Мне в моем нынешнем облике туда хода не было, так что об устройстве замка я ничего толком сказать не могу. Хотя да -- Ягоровна, ну, то есть настоящая Ягоровна, а не ваша госпожа Чаликова, как-то говорила, что из замка ведет какой-то потайной лаз. И что будто бы Григорий раньше им пользовался, когда по ночам отправлялся попить кровушки окрестных поселян. Но сохранился ли этот лаз по сей день и где он выходит наружу -- бог весть... -- Перемет немного помолчал. Молчал и Василий, ожидая, что его собеседник еще что-то вспомнит. Но Перемет заговорил совсем о другом: -- А насчет Марфы, мне кажется, Васятка прав. Если человек будет думать только о выгоде, то ничего не получится, будь он хоть трижды Иван-царевич. И мой вам совет -- постарайтесь первым делом захватить именно этого колдуна, Эдуарда Фридрихыча, пока он у Григория в Пуще. Недаром же он два века спустя снова сюда пожаловал. А уж через него и до князя скорее доберетесь. -- Постараемся, -- кивнул Василий. x x x Совсем пригорюнившись, Петрович сидел на куче конского навоза и размышлял опревратностях разбойничьей судьбы. Внезапно его чуть не ослепил яркий свет, исходивший из какой-то странной лампадки, которую держал в руке некий господин. -- О, здрафстфуйте, дорогой херр Петрофич! -- сладким голоском произнес незнакомец, и Соловей с ужасом узнал того улыбчивого господина, что его чуть не съел на большой дороге. Грозный Атаман попытался было зарыться в то, на чем сидел, а господин Херклафф тем временем деловито водил фонариком по сторонам. -- Зер гут, и даже посуда есть ф наличии, -- радостно добавил людоед, когда луч выхватил из тьмы вилы и лопату. -- Пошелайте мне приятнофо аппетита! Петрович дрожал, как осиновый лист -- спасения ждать было неоткуда. Но тут совершенно неожиданно в конюшне вспыхнула еще одна точно такая же лампадка -- ее держала Дама В Черном, или, иначе говоря, Анна Сергеевна Глухарева. Увидав Петровича, Анна Сергеевна с похотливым урчанием двинулась в сторону навозной кучи, но дорогу к вожделенной цели ей преградил Херклафф: -- Либе фройляйн, што фам здесь надо? -- Его! -- решительно указала Анна Сергеевна на Петровича. Тот дрожал пуще прежнего и прикидывал, что хуже -- быть съеденным или еще раз обесчещенным. Ни то, ни другое его совсем не радовало. -- Пардон, фройляйн, однако я пришел раньше фас, -- учтиво раскланялся Херклафф. -- А мне плевать! -- надменно процедила Глухарева. -- Прочь с дороги! С этими словами Дама подбежала к Петровичу и сходу завалила его на навозную кучу. Так как Соловей не был знаком с первой заповедью жертвы насилия, то вместо того чтобы расслабиться и получить удовольствие, он дико заверещал. Однако Анну Сергеевну, похоже, это еще больше возбуждало -- она чуть не зубами разрывала на Петровиче его неказистую одежку. Оторопевший от такой наглости Херклафф не сразу пришел в себя, а когда увидал, что его добыча вот-вот достанется сопернице, решительно схватил Петровича за ногу и потянул к себе. Анна Сергеевна не сдавалась, а несчастный Петрович, чувствуя, что его вот-вот разорвут пополам, орал уже просто неблагим матом. И тут дверь распахнулась, и в конюшню ворвались трое охранников с секирами наголо. -- Что за шум? -- грубо спросил старший. -- А мы тут разфлекаемся, -- нехотя выпустив Петровича и состроив некое подобие улыбки крокодила, чуть не пропел людоед. -- Не так ли, фройляйн? -- Так, -- буркнула Анна Сергеевна, столь же нехотя оторвавшись от Петровича. -- Развлекайтесь потише, -- подозрительно оглядев всех троих, сказал охранник. -- А-а, ну так мы уше заканчифаем, -- елейным голосом произнес Херклафф. С этими словами он как ни в чем не бывало подал руку Глухаревой. Та бросила последний вожделенный взор на Петровича и, увлекаемая людоедом, вместе с ним покинула конюшню. Главный охранник погрозил кулаком жалобно поскуливающему Грозному Атаману и вместе со своими товарищами вышел следом за Анной Сергеевной и Херклаффом. Петрович вновь остался наедине с кромешной темнотой и кучей навоза. x x x А на веранде царского терема веселье шло своим ходом: уже изрядно хлебнувший из своей скляночки доктор Серапионыч обучал Чумичку, царевну Танюшку и боярина Андрея танцевать летку-енку, а Дормидонт, глядя на них, хлопал в ладоши и заливался беззаботным смехом, будто малое дитя. В это же время Чаликова и Рыжий, расположившись на деревянных чурках возле костра, негромко беседовали. -- Извините, господин Рыжий, за чисто журналистское любопытство, -- говорила Чаликова. -- Я ведь так понимаю, что ваша реальность не ограничивается Кислоярским царством, Белой Пущей и ближайшими окрестностями, не так ли? -- Да, разумеется, -- согласился Рыжий, подкинув в костер небольшое полено. -- А мне вот интересно -- что находится у вас на месте наших Москвы, Петербурга, ну там Парижа, Рима и прочих центров мировой цивилизации? -- Я не очень хорошо знаком с той действительностью, которую вы называете своей, -- чуть подумав, ответил Рыжий. -- Я ведь бывал не дальше вашего Кислоярска, мне надолго отлучаться нельзя. Но я слышал и о Москве, и о Ленингра... то есть Санкт-Петербурге. В нашей действительности Москва -- это небольшой захудалый городок на периферии Смоленского княжества, а на месте Санкт-Петербурга до сих пор стелятся нетронутые чухонские болота. -- А я вот за это время успела побывать и в Москве, и в Петербурге, -- сказала Надя. -- Ну, в Москве-то я постоянно живу, у меня там родители и брат, хотя в последнее время больше бываю в Кислоярске. А вот Петербург... Знали бы вы, какая это красота, какое величие -- одетая в гранит Нева, Зимний дворец, Мойка, Адмиралтейство, белые ночи, когда одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса... В глазах Рыжего промелькнула какая-то неясная тень, однако он выдавил из себя любезную улыбку: -- Да, должно быть, это весьма красивый город. -- И вы знаете, там живут очень интересные люди. Я вот познакомилась с одной семьей. -- И, не глядя на собеседника, Чаликова добавила: -- Некие Веревкины. -- Рыжий непроницаемо молчал, наблюдая за искорками костра, и Надя продолжила: -- Очень милая и интеллигентная семья, Марья Петровна уже на пенсии, а Семен Васильевич еще работает, преподает в школе математику. Знаете, жизнь сейчас трудная, на одну пенсию прожить сложно, а они все никак не могут отказаться от советских привычек -- ну там читать "Новый Мир", ходить в музеи, на выставки, в театр... -- И где они живут? -- разомкнул уста Рыжий. -- Да там же, где и раньше, на Литейном, -- ответила Надя. -- Впрочем, вам это название, должно быть, ни о чем не говорит. Сын у них пропал без вести лет двадцать назад или чуть больше, а дочка замужем, у нее двое детей, и живут они, если не ошибаюсь, в Тихвине, это под Санкт-Петербургом. -- Весьма любопытно, -- заметил Рыжий. -- Непонятно только, для чего вы все это мне рассказываете? -- Да, действительно, -- согласилась Чаликова. -- Совершенно не для чего. Неожиданно Рыжий вскочил: -- Давайте, Надя, подойдем поближе к терему. Кажется, наш Государь занялся раздачей слонов, надо проследить, чтобы он не очень увлекался. -- Рыжий подал Наде руку, и они направились к терему. А на веранде царь Дормидонт, собрав вокруг себя всех, кто находился в тереме, толкал речь: -- Ну что, мы тут, понимаешь ли, собрались все те, кто ковал нашу победу над лютым ворогом. И я решил всех вас наградить по-царски! -- Но в пределах реальных возможностей, -- добавил Рыжий, вступая вместе с Чаликовой на веранду. -- Ну, тебя, Танюшка, я уж наградил, -- продолжал царь, -- дал добро на замужество. -- Благодарю тебя, батюшка! -- низко поклонилась Танюшка. -- А ты чего, понимаешь, желаешь? -- оборотился царь к боярину Андрею. Тот поднялся: -- Государь, если я и принес какую-то пользу тебе и Отечеству, то не ради наград! Царь нахмурился: -- Ты что, невежа, отказываешься от царской милости? Так я тебя накажу! Боярин Андрей поклонился: -- На все твоя воля, царь-батюшка. Готов принять любое наказание. -- А наказание будет такое, -- продолжал Дормидонт. -- Назначаю тебя царь-городским головой, заместо пройдохи Длиннорукого. У боярина от такого наказания чуть не отвисла челюсть, а Рыжий обрадовался: -- Прекрасная идея! Да мы теперь такое провернем -- не только канализацию, но и водопровод построим. А там, глядишь, и на электрификацию замахнемся... -- Ну, заладила сорока, -- вздохнул царь. -- А ты помолчи, зятек любезный. -- И обернулся к Дубову: -- Ну а ты чего желаешь, Василий Николаич? Детектив несколько смутился: -- Ваше Величество, в раскрытии мангазейского заговора мне очень помогли два скомороха, Антип и Мисаил... -- А, помню, -- подхватил Дормидонт, -- когда-то они состояли у меня на службе. Князь Святославский уже мне замолвил за них словечко, и я отдал распоряжение возвернуть их обоих взад на службу в Потешный приказ. А ты скажи, чего сам желаешь. -- Ну ладно, -- решился Василий. -- Государь, не могли бы вы написать для меня рекомендательное письмо к вашему коллеге, королю Новой Ютландии Александру? -- Чего-чего? -- удивился царь. -- Хочешь, я тебе пожалую шубу со своего плеча? -- Да нет, мне бы письмецо... -- А может, терем в Царь-Городе? Это я могу. -- Да нет, Государь, на что мне терем? Письмо бы... -- Ну ладно, будь по-твоему, -- вздохнул царь. -- Чую, тут какой-то подвох, да что с тобой поделаешь... Чего писать-то? -- Так уже все готово, -- подскочил к нему Рыжий, на ходу вытаскивая из-под кафтана мелко исписанную грамоту. -- О, так вы уже все сговорились, -- хмыкнул Дормидонт, -- принимая бумагу. -- Что ж тут написано? "Прошу принять подателей сего и оказать всяческое содействие..." А, ну это другое дело! -- Царь, с подозрением осмотрев шариковую ручку, поспешно поданную ему Чаликовой, все-таки украсил письмо своим автографом. -- А вам, сударыня, чего хотелось бы? -- повернулся царь к Наде. -- Хотите я вас назначу, понимаешь, боярыней? -- Да нет, с меня довольно и того, что побыла Бабой Ягой, -- уклонилась от столь заманчивого предложения Чаликова. -- И потом, без Чумички я бы ничего не добилась. А без Змея Горыныча не смогла бы выбраться из замка князя Григория. -- Да не нужно мне ничего, -- буркнул Чумичка. -- А ежели чего и понадобится, так я колдовством добуду. -- Постойте! -- вскочил со стула Рыжий. Все с удивлением уставились на него. -- Кажется, я знаю, что делать с Горынычем! -- И что же? -- благожелательно спросил Дормидонт. -- В народе бытуют суеверия, будто в районе Холма Демонов, или Горохового городища, находится край земли, где обитает страшный Змей Горыныч. Так почему бы нам, пока Чумичка не найдет способа расколдования, не принять его на государеву службу и не поселить возле городища, дабы там не ходили все кому не положено? -- Неплохая мысль, -- согласился Дормидонт. A Василий воскликнул: -- Гениальная! -- Ну так я пойду, поговорю с ним, -- заявил Рыжий. -- Вернее, с ними. -- И он скрылся во тьме в направлении березок. -- Ну а тебе чего желается, эскулап? -- обратился Дормидонт к Серапионычу. Тот как раз в это время доставал скляночку, чтобы подлить себе в чай. -- Мне желалось бы, -- заговорил доктор, с сожалением пряча скляночку во внутренний карман сюртука, -- чтобы вы, Государь, гм, не подвергали князя Длиннорукого ампутации головы, а ограничились более гуманными методами наказания. -- Что-то ты больно мудрено изъясняешься, боярин Владлен, -- покачал головой царь. -- Доктор хочет сказать, чтобы вы не рубили Длиннорукому голову, -- пояснила Чаликова. -- Ну ладно, голову рубить не буду, -- нехотя согласился Дормидонт. -- Хотя надо бы, ох как надо бы... Но тут воротился Рыжий: -- Горыныч согласен. Мы сошлись на ведре самой чистой водки и некотором весьма скромном количестве еды в день. Ну, еще надо будет еще построить в районе городища сарай с крытым навесом -- все это вполне в разумных пределах. -- Ну вот и прекрасно, -- подытожил Дормидонт. -- Но все-таки я его расколдую, -- заявил Чумичка, -- дайте только срок. А Рыжий отвел в сторонку Чаликову: -- Надя, вы тут рассказывали об одной семье из Санкт-Петербурга, как их, забыл... -- О Веревкиных, -- напомнила Надя. -- Да-да. Надо бы помочь хорошим людям. -- Рыжий пошарил в кармане своего кафтана и извлек несколько золотых монет. -- Если снова попадете в Питер, то передайте им. Эти деньги, конечно, в вашем мире недействительны в качестве дензнаков, но там все же чистое золото... -- Хорошо, обязательно передам, -- ответила Чаликова, бережно пряча монеты в сумочку. x x x Таким князя Григория господин Каширский не видал никогда, а начальник его Тайного приказа -- очень давно. Оставшись с ними в своей рабочей горнице, князь уже не считал нужным сдерживаться, а напротив -- дал полную волю чувствам. -- Вы что, сговорились выставить меня перед усем белым светом на позоришче?! -- кричал князь Григорий, топая ногами и стуча кулаком по огромному столу. -- Я на тебя положился, как на себя, а ты мне уместо воинов подсунул каких-то полудурков! -- Последние слова относились к Каширскому, который стоял перед князем, смиренно потупив голову и мысленно посылая ему установки к спокойствию и сбалансированности. Но, видимо, не слишком удачные. -- Ну чего ты молчишь? -- продолжал разоряться князь Григорий. -- Или тебе сказать нечего?! -- Ваша Светлость, я предпринял все, что мог, -- разомкнул уста Каширский, -- но объективные обстоятельства... -- Вечно у вас какие-то обстоятельства! -- выкрикнул князь. -- Ладно, с тобой позже разберемся. И с твоими обстоятельствами тоже. -- Я вам все объясню, -- начал было Каширский, но князь Григорий уже переключился на главу Тайного приказа: -- А ты, бездарь, куда смотрел? Мало того что ко мне в дом лезут усе кому не лень, так еще и с Новой Мангазеей полный провал! Я ж тебе тышчу раз говорил -- особое внимание и особое тщание приложь, но чтобы мангазейцы ждали меня как дорогого гостя и освободителя! Да если бы я захватил Мангазею, то они бы все вот где у меня сидели! -- Князь продемонстрировал сжатый кулак. -- Ваша Светлость, мы делали все строго по вашим указаниям, и я даже не понимаю, что случилось с нашим тамошним человеком, -- печально проговорил глава приказа. Это был тот самый барон Альберт, который несколько лет назад вел переговоры о выкупе царь-городских скоморохов. Разумеется, тогда он и представить не мог, что именно эти скоморохи помогут вывести на чистую воду "нашего тамошнего человека". -- Я вижу одно, -- князь Григорий зло пробуравил барона холодным взглядом, -- что с такими работничками, как вы, я никакого толку не добьюсь. Князь уселся за стол и несколько минут сидел молча, будто изваяние. "Мои установки подействовали", радостно подумал Каширский. Барон же Альберт, давно знавший князя, понял, что Григорий уже почти успокоился и готов к новым славным делам. -- Ну что же, -- прервал князь долгое молчание, -- пролитую воду не соберешь. Теперь мы должны загладить у глазах народа горечь поражения после неудачного похода. Надеюсь, с этим вы согласны? -- Каширский и Альберт молча закивали. -- Какие будут предложения? Так как предложений не последовало, то князь Григорий, еще немного помолчав, продолжал сам: -- Есть тут поблизости от нас одно королевство -- зовется Новая Ютландия. Все у меня до него руки не доходили, но теперь, пожалуй, случай самый подходяшчий. -- Сказать воеводе, чтобы дружину собирал? -- спросил повеселевший Альберт. -- Да погоди ты, -- устало махнул рукой князь Григорий. -- Не будем разменивать нашу славную дружину на такие пустяки. -- Князь понизил голос. -- Имеется тут у меня одна задумка... Однако речь князя прервал какой-то шум за неплотно закрытым окном. -- Ну что там такое? -- недовольно поморщился князь. -- Даже ночью покоя нет. Барон Альберт выглянул в окно и увидал два удаляющихся и при этом выразительно жестикулирующих силуэта. -- А, да это ж наша дорогая гостья Анна Сергеевна вместе с господином Херклаффом. Видать, чего-то не поделили. (Барон оказался бы немало изумлен, если бы узнал, что именно не поделили госпожа Глухарева и господин Херклафф). -- Нечего им тут бездельничать, -- заметил по этому поводу князь Григорий. -- Что ж, и для них в Новой Ютландии дельце найдется. -- Не будет ли Вашей Светлости угодно ввести нас в курс ваших намерений? -- напомнил Каширский. -- Придет пора -- введу, -- хмуро отрезал князь. -- Спешки покудова нету. И вообще, ступайте-ка вы обое вон отсюда... Оставшись один, правитель Белой Пущи вновь впал в неподвижное молчание. Но в это время его злой разум вырабатывал новые, куда более изощренные замыслы. x x x А через несколько дней весь Царь-Город гулял на свадьбе Рыжего и Татьяны Дормидонтовны. Царевна была диво как хороша в расшитом золотом сарафане. Да и жених гляделся хоть куда. И гости нестройно, но с задором, кричали "горько!". И жених лобзал невесту в жаркие уста с превеликим чувством. И были песни и пляски. А как свечерело -- большой фейерверк, организованный майором Селезнем. И столы ломились от яств, и гости пили вина и бражку хмельную в количествах немереных. Один лишь Великий Сыщик медов пенных не пил, все размышлял о предстоящем ему путешествии. А если что по усам и текло, то, как известно, в рот не попало. x x x Сказка ложь, да в ней намек -- добрым молодцам урок.