окойниками, не так ли? -- Кьяпсна радостно закивала. -- А как насчет живых? -- Все живые -- это будущие покойники, -- выдала Кьяпсна афоризм, достойный майора Селезня. -- Очень хорошо, -- Василий вернул колпак на голову, так как дождик несколько усилился. -- Скажите, кто этот человек? -- Дубов указал на невысокого господина в кафтане военного покроя, который стоял возле гроба и что-то говорил. -- Так это же сотник Левкий, временный воевода, -- тут же сообщила Кьяпсна. -- Хороший мужик, угостил меня чарочкой, когда поминали Афанасия, пущай земля ему будет пухом. И сказал еще: "Молись, бедная женщина, за упокой его души!". А я так думаю, что ежели человек жил по-божески, то он и так на небушко попадет -- молись, не молись. А уж ежели грешил... -- А это что за дама? -- перебил Василий, кинув взор в сторону женщины в темном платье, скорбно сморкавшейся в платочек близ Левкия. -- Вероятно, родственница? Приставив ладонь ко лбу, Кьяпсна внимательно пригляделась: -- Да нет, какая там родственница, у него же здесь никого не было. Это Марья Ивановна, овощная торговка, ее лавочка была рядом с Данилиной лягушатней и тоже сгорела. -- А те трое? -- продолжал выспрашивать Дубов. Всего на похоронах присутствовало пять человек -- не считая, разумеется, мрачного вида могильщиков, которые чуть поодаль переминались с ноги на ногу, ожидая, когда можно будет опускать гроб и закапывать могилу. -- Один -- ловец лягушек и пиявок, Матвей Лукьянович, он как раз снабжал покойника товаром. Другой, что в рясе -- это наш кладбищенский дьякон отец Герасим, он всех покойничков отпевает, царствие им небесное. Ну а кто же третий?.. А, знаю -- Свирид Прокопьевич, сосед Данилы Ильича по Завендской слободе. Тоже неплохой мужичок, с ним завсегда есть о чем поговорить... -- Вы с ним лично знакомы? -- несколько удивился Дубов. -- Да нет, но слышала о нем немало. А отец Герасим -- тоже прекрасный человек. Помнится, на поминках Афанасия он выпил полведра кьяпса и... Однако слова нищенки заглушил зычный рев дьякона Герасима -- очевидно, таким образом он пел отходную. Василий увидел, как могильщики опустили гроб в яму и принялись закапывать. Участники траурной процессии уныло потянулись к выходу. -- Ну, я пойду, пожалуй. Если что, вы знаете, где меня искать, -- торопливо проговорила Кьяпсна и засеменила вслед за теми, кто провожал в последний путь Данилу Ильича -- очевидно, надеясь на дармовую поминальную чарочку в "Веселом покойнике". А Василий Николаевич, в задумчивости бродя среди могил, размышлял и анализировал. Правда, с "информацией к размышлениям" у него было совсем не густо. -- Но это лучше, чем ничего, -- бормотал детектив себе под нос, выходя на одну из кладбищенских аллей. -- Кто же из этих пятерых тот "верный человек", о котором говорил покойный? Или его среди них не было? Начнем с сотника Левкия. Нет, его сразу можно отбросить. Я же помню, как Данила Ильич заподозрил и его, и Пульхерию Ивановну, и Фому в связях с заговорщиками. Так это или нет, покажет следствие, но пока что Левкием можно не заниматься. Отец Герасим тоже не в счет -- он тут дьяконствует, так что на похоронах присутствовал чисто по служебной необходимости. Наконец, оставшиеся трое -- торговка овощами Марья Ивановна, сосед по месту жительства Свирид Прокопьевич и поставщик лягушек Матвей Лукьянович. С одной стороны, просто случайные соседи или, так сказать, коллеги по работе. А с другой стороны, соседство или связь по торговой части могли возникнуть вследствие близких отношений. Например, ловец лягушек помог своему другу обустроить лягушачью лавочку... Да, предполагать можно все, что только угодно, и отработка любой версии займет как минимум несколько дней... Черт, дождь никак не унимается... А просто так наобум придти к любому из них и сказать, что я, мол, такой-то и такой-то, прошу вас как "верного человека Данилы Ильича" обеспечить надежную связь с Царь-Городом -- это, знаете, чревато... Неожиданно Дубов уткнулся в какую-то белую стену. Подняв взор, он обнаружил себя возле усыпальницы Загрязевых. Перед входом по-прежнему красовалась скульптура маэстро Черрителли, а чуть в стороне заброшенно темнела часовня князей Лихославских. -- Ну вот, занесла меня нечистая, -- вздохнул Дубов. -- И чего такого все находят в этом Черрителли? Самое обычное изваяние, каких много. Детектив обошел вокруг скульптуры и машинально пробежал выбитую на постаменте надпись: "Дорогому и любимому Мелхиседеку Иоанновичу Загрязеву -- от вдовы, сына и дочери. Ваятель Джузеппе Черрителли". -- Мел-хи-се-деку Иоанновичу, -- по слогам прочел Дубов и вдруг с размаху хлопнул себя по высокому холмсовско-штирлицевскому лбу, как будто комара пришиб, хотя комары в такую погоду сидели дома и носа на улицу не казали. Василий Николаевич резко повернулся и быстрыми шагами двинулся с кладбища. x x x Змей Горыныч с умилением смотрел на опорожненный штоф с самогонкой. Точнее сказать -- правая голова выказала явное удовольствие, средняя отвернулась, скривившись от отвращения, а левая только обреченно вздохнула. -- Ну не понимаю, как он может пить эту гадость? -- пропищала средняя голова. -- Ужасная дрянь! -- согласилась с ней левая. -- А главное, он пьет -- а голова потом трещит у всех. Но правая голова, похоже, не особенно брала в голову недовольство средней и левой. Она радостно ухмыльнулась и рыгнула оранжевым пламенем. -- Извиняюсь, -- пробасила она. А Баба Яга сидела на пороге в глубокой задумчивости. -- Так выходит, что вас трое в одной шкуре? -- не без удивления произнесла она. -- А то ты не знала? -- сварливо пискнула средняя голова. -- Запамятовала я, запамятовала! -- поспешно стала оправдываться Яга. -- Память у меня никудышная стала. Все забываю. Вот и заклинания колдовские напрочь позабыла. Все три головы посмотрели на нее с явным недоверием. Яга же виновато улыбнулась: -- У меня совсем из головы вылетело, что правая голова -- это воевода Полкан. Левая -- боярин Перемет. А средняя -- ее сиятельство княжна Ольга. Средняя голова вытянула шею и свысока небрежно кивнула. Правая же хмыкнула: -- Была. Двести летов обратно. -- Полкан! -- властно взвизгнула средняя. -- Молчу! Молчу! -- ухмыльнулась правая голова. -- А каким заклинанием вас заколдовал князь Григорий? -- снова вклинилась Баба Яга. -- Да нет, -- протянула средняя голова, -- это не он, вурдалак окаянный, а один заморский колдун, хорек смердячий. Мы трое тогда в Нижней горнице собрались. А пес Григорий и говорит с ухмылочкой: "Преврати-ка их, барон Эдуард Фридрихыч, в гадов. Да навечно, чтобы у них время на искреннее раскаяние было. Я люблю, когда раскаиваются и сапоги мне целуют. Ох, зело люблю!" -- А я тогда крикнул ему: "Хрен дождешься, пес безродный!", -- возмущенно пробасила правая. -- И нос ему по щекам размазать хотел, да не успел. Этот клоп чужеземный заклинание сотворил, и мы враз превратились... Ну да сама видишь, во что. -- А я помню, -- вступила в разговор левая голова, -- как Григорий тогда смеялся: "Все-то у тебя, господин барон, черт знает как получается. Но на этот раз даже презабавно вышло. Три глупца самонадеянных в одной шкуре". И расхохотался он тогда своим бесовским смехом -- до сих пор, как вспомню, мурашки по спине бегают. По шее то есть. Да еще добавил отсмеявшись: "И заклинание поставь посильней, чтобы это уродище о трех головах и одной заднице не могло мне вреда какого принести". -- Да, -- задумчиво продолжила средняя голова, -- вот и пришлось нам в лесу укрываться. Люди от нас убегали, как зайцы. Ну да и немудрено при таком гнусном обличии. Славные витязи головы нам порубать прицеливались, так от них нам самим скрываться приходилось. Ну а потом ты тут, Ягоровна, поселилась, когда тебя Григорий из замка своего вышвырнул. -- Князь Григорий, -- осторожно начала Яга, -- мой благодетель и... -- Да брось ты! -- ухмыльнулась правая голова, -- он только себе благодетель. -- Ты, Ягоровна, головой-то пошевели, -- язвительно пискнула средняя, -- это пока ты в Царь-Городе воду мутила в его пользу, так ты ему нужна была. А как тебе хвост там прижали да к нему ты прибежала, так он тебя одной рукой погладил, а другой за шиворот -- и в лес зашвырнул. -- Использовал он тебя, Ягоровна, -- вступила левая голова. -- А ты говоришь -- благодетель! -- Ладно, ладно, -- стушевалась Яга, -- Вы мне лучше про заклинание-то расскажите -- нельзя ли его снять каким-либо образом? -- Да мы ж с тобой, Ягоровна, об том много раз толковали, -- с удивлением покосились на нее все три головы. -- Странная ты стала, Ягоровна, после возвращения из Царь-Города, -- пискнула средняя голова. -- Может, сидение в остроге тебе на голову подействовало? -- сочувственно вопросила левая. -- А как ты оттуда убегла? -- вклинилась правая. -- Как, как? -- надулась Яга. -- Знамо как: заклинание сотворила и сбежала. -- И она поспешно поднялась на ноги и пошла в избу: -- Заболталась я тут с вами, пора обед готовить! И дверь за ней закрылась с занудным скрипом. Горыныч посидел в некотором недоумении, поводя головами. -- Это ты ее обидел, Перемет, -- напустилась средняя голова на левую, -- на полоумство ей намекаючи. -- А ты сама, княжна, -- пробасила правая, -- ласковостью не блещешь. -- Полкан! -- пискнула средняя. -- Да ладно. Молчу, -- насупилась правая. -- Токмо странно мне. Сначала говорила -- все заклинания запамятовала. А потом из острога с помощью заклинания же и убегла. -- А я спать хочу, -- заявила средняя. -- Это от твоей самогонки все, Полкан. -- Да, действительно, -- примирительно сказала левая, -- подремлем-ка часок-другой под дубочками. И чудище, грузно покачиваясь, побрело от избушки. А вскоре из-под дубов донеслось громовое похрапывание. Самогон был, видать, что надо. x x x Василий Дубов размашисто шагал по мангазейским улицам в сторону постоялого двора. Он еще не представлял подробностей того, как будет действовать дальше, но одно знал твердо -- действовать нужно скоро и споро. -- Только бы скоморохи оказались на месте! -- твердил детектив, будто заклинание. Их помощь теперь нужна была Василию как никогда. По счастью, Антип и Мисаил оказались на месте. Правда, они собирались куда-то уходить, но Василий твердо заявил: -- Складывайте вещи и приведите свою повозку в полную готовность. До утра нам придется отъехать в Царь-Город. -- Что за спешка, -- недовольно проворчал Антип. -- А как же свадьба?! -- воскликнул Мисаил. -- Какая еще свадьба? -- удивился Дубов. -- Какая, какая... Пульхерии Ивановны и Фомы! -- Свадьбы не будет! -- решительно заявил детектив. -- А если и будет, то тихая и благопристойная, без гулянок на Ходынской пустоши и прочих излишеств. -- И, немного успокоившись, добавил: -- А нам перед отъездом предстоят важные дела. Так что покамест я лягу спать, а к вечеру меня разбудите. -- Как скажешь, Савватей Пахомыч, -- разочарованно откликнулись скоморохи. Дубов же, скинув башмаки и колпак, лег на кровать и укрылся цветастым лоскутным одеялом. Однако сон не шел -- и детектив размышлял о своем: "А все-таки, откуда им стало известно про Дубова? Каширский? Едва ли. Будь он теперь в Мангазее, то разделался бы со мной без особых сложностей. Остается одно -- Анисим подслушал наш разговор в лавке с Данилой Ильичем. Ведь я же имел неосторожность назвать свое подлинное имя. А уж содержание разговора не оставляло никаких сомнений в том, что обоих собеседников надо убрать как можно скорее. С Данилой именно так и поступили, а вот с Дубовым им пришлось повозиться... -- Василий перевернулся на другой бок. -- А все-таки они, похоже, приняли меня за важную особу, не уступающую по значению воеводе Афанасию. Одного не пойму -- откуда здесь взялся мой портрет? Можно было бы предположить, что это нечто вроде фоторобота, составленного со слов тех, кто меня видел в прошлый приезд. Но что-то не похоже..." Мысли детектива стали путаться, и он провалился в глубокий сон. x x x Серапионыч неспеша брел в сторону терема Рыжего, с интересом разглядывая дома, палисадники и людей на царь-городских улицах. Вдруг доктор явственно услышал, как его окликнули по имени. Вернее, по отчеству. Доктор обернулся и увидел крытый черный экипаж, запряженный парой лошадок. Из зарешеченного окошка ему махал глава сыскного приказа. -- А, Пал Палыч, -- обрадовался Серапионыч, -- всегда рад вас видеть. Экипаж остановился. -- Как хорошо, что я вас встретил, Серапионыч, -- оживленно заговорил Пал Палыч. -- Похоже, мы взяли след того негодяя, который нападал на князя Владимира и боярина Андрея. Сейчас едем его брать. Хотите посмотреть? -- Отчего же нет? -- Доктор поправил на носу пенсне. -- С превеликим удовольствием. -- Тогда поедемте вместе, -- предложил Пал Палыч и распахнул дверь. Серапионыч осторожно влез в экипаж. Там, кроме Пал Палыча, сидели еще несколько стрельцов сыскного приказа. Экипаж стронулся с места. -- Коробейник, продавший некоему прихрамывающему человеку три куска мыла, опознал его на улице, и выяснить, где он скрывается, было делом считанных часов, -- сообщил Пал Палыч. -- И где же? -- полюбопытствовал доктор. -- Вы не поверите -- в нашей городской канализации! И, что весьма удивительно, их там несколько, не меньше троих. -- Очень оригинально, -- протянул Серапионыч. -- Мыло, кровь на кресте, канализация... -- О чем это вы? -- не понял Пал Палыч. -- Да так, свои мысли, -- неопределенно ответил доктор. -- В общем, мы перекрыли канализацию в обоих концах Ново-Cпасской улицы, -- продолжал глава приказа, -- а крышку заперли на замок. Так что возьмем их прямо в логове. За этими разговорами группа захвата доехала до Ново-Cпасской улицы, где собрался, кажется, чуть ли не весь царь-городский сыскной приказ. Несколько стрельцов, вооруженных пиками и секирами, стояли в непосредственной близости от люка. Поодаль толпились многочисленные зеваки. -- Ну все, можем начинать, -- сказал Пал Палыч, неспешно вылезая из экипажа. Один из стрельцов, гремя ключами, открыл замок, двое других сдвинули канализационный люк с места. Пал Палыч наклонился над зияющим отверстием и громко крикнул: -- Вы окружены, сопротивление бесполезно! Выходи по одному, и без глупостей! Из недр канализации заслышались какие-то неясные звуки, и минуту спустя из отверстия начал появляться перепачканный землей деревянный ящик, оказавшийся гробом. Следом за ним оттуда же вылезли два человека, одетые в лохмотья, от которых разило нечистотами. Оба щурили глаза и что-то бормотали себе под нос. Стрельцы тут же связали им руки и повели в экипаж. Тем временем с гроба сняли крышку, и под нею оказался уже несколько подпорченный труп некоего богато одетого человека. -- Князь Владимир! -- узнал покойника Пал Палыч. -- Черт побери, зачем он им понадобился?! -- Вообще-то я догадываюсь, зачем, -- пробормотал Серапионыч, -- но это долго объяснять. Глава сыскного приказа вновь склонился над люком и крикнул: -- А теперь -- хромой! Из отверстия вылез высокий мрачный тип в дырявой шинели, висевшей на нем, как на вешалке. Он озирался кругом и тоже что-то бормотал. Стрельцы подвели к Пал Палычу молодого парня в расшитой тесемками синей рубахе. -- Значит, вы и будете тот самый коробейник Петрушка? -- спросил Пал Палыч. -- Он самый и есть, -- весело тряхнул парень копной черных кудрей. -- Посмотрите внимательно, узнаете ли вы этого, гм, человека? -- А и смотреть нечего, -- Петрушка блеснул белозубой улыбкой, -- он же и есть тот господин, что купил у меня три куска мыла! Неожиданно "господин" зарычал, будто дикий зверь, и, отринув от себя двоих дюжих стрельцов, вынул что-то из кармана шинели. Не успели охранники схватиться за свои секиры, как он бросился к Петрушке и попытался это что-то засунуть ему в рот. Но, к счастью, неудачно -- стрельцы набросились на него сзади и скрутили руки. На мостовую упал брусок мыла. -- А вот и третий, -- удовлетворенно сказал Пал Палыч, поднимая мыло. -- Увозите их поскорее в сыскной приказ и проведите дознание по всем правилам, -- отдал он распоряжение своим подчиненным. -- Ах да, еще не забудьте убрать перекрытия в канализации. -- Все Рыжий виноват со своим дерьмопроводом, -- донеслись до Серапионыча слова одного из зевак в толпе. -- Раньше никаких притонов под землей не бывало... Серапионыч смотрел, как хромого уводят в черный экипаж. Он тоже опознал человека в рваной шинели, но отнюдь не торопился докладывать об этом главе сыскного приказа. Задержанный в недавнем прошлом был наемником в Придурильской республике и в других "горячих точках", и Серапионыч собственными глазами видел его труп в Кислоярском морге каких-нибудь несколько месяцев назад. -- Значит, и этот тоже из тех, -- пробормотал доктор. И, обернувшись к главе приказа, попросил: -- Пал Палыч, не позволите ли вы мне поприсутствовать при допросе задержанных? -- Да сколько угодно, -- рассеянно махнул рукой Пал Палыч. x x x Коренастый мужичок шел по дороге, что-то мурлыкая себе под нос. Время от времени он поправлял лямки рюкзачка и поглядывал по сторонам -- не случатся ли еще какие разбойнички. И вдруг он услышал топот копыт у себя за спиной и быстро развернулся. Завидев карету, он даже как-то расслабился и чуть усмехнулся. И поднял руку, будто голосуя такси, хотя такой жест был совершенно чужд этому миру. Но, что еще более странно, карета, чуть обогнав его, остановилась, и в ней открылась дверца, приглашая пешехода вовнутрь. На ходу снимая рюкзачок, путник потрусил к экипажу. И, плюхнувшись на мягкие сиденья, весело осклабился: -- Привет, Херклафф! Хозяин кареты изобразил на своем лице "улыбку крокодила", которая на путника не произвела никакого впечатления. -- Прифет, Каширский, -- ответил хозяин, хитро поблескивая моноклем, и крикнул извозчику: -- Челофек! Трогай! Мать тфою... И снова, обращаясь к своему попутчику, вежливо спросил: -- Я прафильно выразился? -- В общем-то правильно, Эдуард Фридрихыч, -- отвечал Каширский, разглядывая пуговицы на камзоле попутчика. -- Но пристало ли барону так выражаться? -- Пристало! Пристало! -- радостно закивал барон. -- Мужик есть тфарь, понимающая лишь грубое слофо. И, заметив ухмылку Каширского, веско добавил: -- Вот и князь Григорий со мной по этому фопросу фсегда быль софершенно согласен. Каширский с нескрываемой досадой пожал плечами и отвернулся к окну. Барон же, выдержав паузу, спросил елейным голосом: -- Я слышал, у фас были неприятности? Каширский резко повернулся, видимо, собираясь и ответить столь же резко, но наткнулся на улыбку барона, как на столб. -- Да, было тут дело... -- промямлил он. Херклафф же, протирая монокль платочком, продолжал тем же невинным тоном: -- Я думать, что наш сфетлейший князь ф честь праздника будет ф хорошем расположении духа. Каширский навострился: -- Какого праздника? -- А фы не знаете? -- ехидно отвечал барон. -- Ах, майн гот, я забыл, фы же сидели ф каталашка. Я прафильно фыразился? -- А выразиться по сути вы не можете? -- не выдержал Каширский. -- Можно и по сути, -- отвечал барон, водружая монокль на место. -- Хотя я и не особенно ф курсе сути. Тфести лет от князя Григория не было никаких фестей, и вот он фдруг прислал мне приглашений на праздник. Наферное, опять затефайт какую-нибудь гроссе делишко. Еще кофо-нибуть заколдофать... Я так полагать, что фы, херр Каширский, знайть больше? Хотя если фы сидеть ф каталашка... -- Я хоть и сидел в каталажке, но знаю побольше вашего, Эдуард Фридрихыч, -- не выдержал Каширский. -- Что за праздник, я вам не могу сказать, но, судя по всему, он приурочен к взятию Царь-Города. -- А разфе Царь-Город фзят? -- блеснул моноклем барон. -- Я этого не заметить... -- Еще не взят, но вот-вот будет взят, -- с запальчивостью продолжал Каширский. -- И лично я многое сделал, чтобы это произошло скорее и вернее. -- Ф каталашке? -- растянул губы в улыбке Херклафф. -- Далась вам эта каталажка, -- ухмыльнулся Каширский. Он понял, что барон его нарочно "поддевает" каталажкой, и усилием воли вернул себе обычное спокойствие. -- Я запустил своих людей в канализацию и дал им соответствующие установки. И одна из них -- устранить Рыжего. Именно он -- тот единственный, кто может реально помешать нашим планам. -- Да-а? -- удивился Эдуард Фридрихыч. -- А я его фидел на штрассе -- жифой и здорофый! -- Да этот придурок оба раза промахнулся! -- с досадой проворчал Каширский. -- Сперва задушил моего же человека князя Владимира, а потом -- некоего боярина Андрея. Хотя во второй раз он действовал с наводчицей, но тут уже, что называется -- хотели как лучше, а получилось как всегда. Ну а князя Владимира пришлось выкапывать из могилы. Я хотел его оживить и тоже зазомбировать, да по времени не вышло. Ну ничего, с этим можно не торопиться. Главное, что Рыжий жив! Да, такая осечка... -- Быфает, -- с деланным сочувствием покачал головой Херклафф. -- А что за нафотчица -- фероятно, фройляйн Аннет? -- Вы с ней знакомы? -- резко повернулся Каширский к барону. -- Не знаком, но фесьма наслышан, -- неопределенно ответил тот. -- O-о, мы, кажется, отшен скоро будем иметь радость фидеть наш благодетель князь Григорий! -- радостно воскликнул Херклафф, когда дорога резко повернула и впереди показался блок-пост, возле которого сновали наемники князя Григория. x x x Барон фон Херклафф, подобно Каширскому, был своим человеком в обеих реальностях, но, многие годы путешествуя туда и обратно, он и сам теперь не мог бы с уверенностью сказать, которая из них для него "основная". Каширский догадывался, что Херклафф имеет свое собственное "окно" в Риге (или в двух Ригах -- "нашей" и "параллельной") и многое отдал бы, чтобы узнать, где оно находится и как им пользоваться. За несколько недель до потрясшего всю Ливонию съедения Pижского казначея Хейнера фон Трепша некий скромно, но со вкусом одетый господин вошел в здание ЦК Компартии Латвии на улице Элизабетес и, сопровождаемый удивленными взглядами дежурных милиционеров и длинноногих секретарш, беспрепятственно проследовал в кабинет "главного". Хозяин кабинета, плюгавый лысенькиймужичонка, почтительно поднялся из-за стола: -- О, Эдуард Фридрихыч, как я рад вас видеть... Однако господин Херклафф отнюдь не был склонен к дежурным любезностям: -- Я же гофорил тебе, думкопф, тупая ты задница, что мне нушно фыфести наши ценности. Там федь есть и тфоя доля. А ты сидеть, как пень, и ничефо не делать! -- А что я должен делать? -- тихо спросил "главный", и его кроличья мордочка исказилась от страха. -- О майн готт, с какими болфанами мне приходится иметь дело. Срочно организуй зафарушку! -- приказал гость, надвигаясь на него, как удав. -- В каком смысле? -- побледнел "главный". -- Кончай фалять дурака! -- загремел Херклафф. -- Делай, что тебе гофорят! -- Но я и так сижу на штыках, -- залепетал хозяин кабинета, -- а если дело не выгорит, то меня же просто посадят! -- А мне што за дело! -- надменно ответствовал гость. -- Но если ты, мерзафец, не фыполнишь тофо, что я тебе фелю, то я тебя просто с гофном съем! -- Херклафф осклабился, обнажив свои клыки. "Главный" задрожал, будто осиновый лист, а гость недвусмысленно пододвинул к нему телефонный аппарат. -- Да я это, -- заговорил в трубку хозяин кабинета, набрав дрожащим пальцем нужный номер. -- Высылайте отряд ОМОНа... Куда? -- шепотом осведомился он у Херклаффа, прикрыв трубку ладошкой. -- Куда хочешь, туда и фысылай -- презрительно ответил тот. -- Глафное -- обеспечь этот, как ефо... Да-да, шум! -- Ну, тогда к министерству внутренних дел, -- велел "главный" и, положив трубку, искательно обратился к гостю: -- Теперь вы удовлетворены, уважаемый Эдуард Фридрихыч? -- Удофлетфорен, -- бросил Херклафф и, небрежно открыв дверь ногой, покинул кабинет. Выходя из здания ЦК, он увидел "газики" ОМОНа, мчащиеся в сторону МВД, и удовлетворенно пробормотал: -- Ну фсе, дело сделано, можно и фосфояси... x x x Антип и Мисаил сидели за столом в небольшой уютной комнате Ефросинии Гавриловны и пили чай. Радушная хозяйка потчевала скоморохов блинами с черничным вареньем, которые те уплетали за обе щеки. От более крепкого угощения они решительно отказались. -- Нынче ночью мы должны быть свежими и тверезыми, -- с некоторым сожалением сказал Антип. -- Нам предстоит выполнить важное задание, -- начал было Мисаил, но Антип незаметно наступил ему на ногу. -- А я уже давно догадалась, что вы здесь не просто так, -- проницательно прищурилась Ефросиния, -- и что Савватей Пахомыч по роду занятий вовсе не наш брат скоморох. Не буду расспрашивать вас, кто он на самом деле... -- А мы и сами этого не знаем, -- искренне пожал плечами Антип. -- Известно только, что нас с ним отправил тот человек, благодаря которому мы в тот раз вырвались из лап князя Григория. И, по моим наблюдениям, Савватей Пахомыч не совершает ничего предосудительного. Скорее даже наоборот. -- А мне, более того, кажется, что мы ему помогаем в таких делах, за которые потом не придется краснеть, -- тряхнув копной волос, промолвил Мисаил. -- И такое ощущение у меня второй раз в жизни. В первый раз я такое чувствовал там, в Белой Пуще. -- Да, и для меня тоже это был высший взлет, -- вздохнула Ефросиния. -- А что после? Мангазея, постоялый двор, пустые хлопоты, пьяные постояльцы и всякая дрянь... -- Хозяйка достала из шкапчика графинчик и набулькала себе в чарку смородиновой настойки. -- Ну, счастливого вам пути. Свидимся ли еще когда? -- И Ефросиния Гавриловна лихо опрокинула чарку себе в рот. -- Ну чего тебе? -- Последние слова относились к человеку с коротко остриженной головой, заглянувшему в комнату. Это был один из тех "лихих молодцев", с которыми утром встречался Дубов. -- Гавриловна, передай своему постояльцу, что дело сделано, -- и "новый мангазейский", нещадно скрипя сапожищами, вышел вон. -- И вот с такими рожами приходится дело иметь, -- печально развела руками Ефросиния. -- То ли дело на царевой скоморошьей службе... Бывало, сам князь Святославский проходил с нами эллинские трагедии перед показом у Государя... -- Сами виноваты, -- покачал головой Антип. -- Если бы тогда, в Белой Пуще, вели себя поскромнее, то и посейчас состояли бы на царевой службе. -- А я ни о чем не жалею, -- Ефросиния налила вторую чарку. -- В конце концов, все, что ни происходит -- все к лучшему. -- Кабы так... -- протянул Мисаил. -- Однако уже темнеет, пора будить нашего Савватея Пахомыча. Скоморохи встали из-за стола. -- Ну все, нам действительно пора, -- с деланной бодростью произнес Антип. И неожиданно дрогнувшим голосом добавил: -- Встретимся ли еще -- бог весть... -- Да благословит вас Господь! -- совершенно серьезно, безо всякой театральщины, прошептала Ефросиния и, тяжело встав из-за стола, истово, по-матерински перекрестила Антипа и Мисаила. x x x Татьяна Дормидонтовна неспеша прошлась по длинной анфиладе просторных горниц. -- Ох, давно же не бывала я в этом загородном тереме, -- вздохнула царевна. -- Кажется, с самого детства... Как сейчас помню -- батюшка на лужайке учил меня играть в лапту, а покойница матушка... Боже мой, да вот оно -- то кресло-качалка, в котором она так любила отдыхать. А я, бывало, примощусь рядом на низенькой скамеечке... -- И царевна, будто пытаясь уйти от нахлынувших воспоминаний, взбежала по скрипучей деревянной лесенке на второй этаж. "Все-таки напрасно я отослала охранников, -- озабоченно подумала Танюшка, вступая в полутемный коридор. -- Оставаться совсем одной в этом огромном тереме на отшибе большой дороги не очень-то уютно..." И вдруг, будто в ответ на ее опасения, заскрипел деревянный пол, и в конце коридора появилась какая-то темная фигура. -- Призрак! -- взвизгнула Танюшка, но, вспомнив о своем благородном происхождении, тут же взяла себя в руки: -- Сгинь, нечистая сила, изыди из царского терема! -- При этом она отважно сотворила крестное знамение. Однако призрак не сгинул, а преспокойно продолжал двигаться в сторону царевны. И тут она явственно различила в руках призрака внушительных размеров предмет в форме креста. Сомнений не было -- навстречу царевне плыл призрак покойного боярина Андрея. "Все ясно -- не похоронили, как подобает по православному обряду, вот он и бродит", смекнула Танюшка. -- О царевна, ты ли это? -- вдруг вопросил призрак зловещим шепотом. -- Д-да... Я, -- дрожащим голосом отвечала Татьяна Дормидонтовна, невольно отступая назад по коридору. -- Что ты делаешь тут, в этом затхлом пустынном тереме? -- продолжал расспросы призрак. -- А какое тебе дело? -- вскинулась было царевна, однако, сообразив, что с выходцем из небытия лучше не заедаться, честно ответила: -- Меня сюда отослал батюшка, подальше от возлюбленного. -- Вот как! -- будто бы даже обрадовался призрак боярина Андрея. -- Так ведь твой-то возлюбленный меня здесь вчера и поселил. На время, конечно. -- Неправда! -- топнула ножкой Танюшка. -- Не такой человек Рыжий, чтобы связываться со всякой потусторонней нечистью. -- Кто это нечисть?! -- вскричал было призрак, но крепко закашлялся -- давало знать недавнее покушение на удушение. -- Ты! -- заявила Танюшка. -- Ведь ты же призрак, а не я. -- Я -- призрак? -- изумился боярин. -- Ну, царевнушка, ты уж и скажешь! -- Так, значит, ты не призрак? -- только теперь начало доходить до Татьяны Дормидонтовны. -- Где ж ты видела, чтобы призрак ходил с крестом? -- сказал боярин Андрей. -- Обычно они бегут от креста, будто купцы от сборщика податей. -- Да, пожалуй, -- вынуждена была согласиться Танюшка. Что правда, то правда -- призраков, вооруженных крестом, да еще столь внушительных размеров, ей встречать еще не доводилось. Впрочем, равно как и призраков совсем без креста. x x x Около полуночи Василий стучался в обшарпанную дверь по тому адресу, который ему оставил дядя Митяй для связи. Дом представлял собой настоящую развалюшку в окружении таких же жалких лачуг. Дверь открыл сам дядя Митяй. -- О, это вы, Савватей Пахомыч! Ну, с чем пожавовали? -- С этими словами он провел своего гостя через темную прихожую в более чем скромно обставленную комнату, где на столе одиноко чадила свечка. -- Задание выполнено, -- присев на колченогий стул, сообщил Дубов. -- Вы его высведили? -- обрадовался Седой. -- Не только выследил, но и все остальное. Останки находятся в надежном месте, но к утру их желательно было бы все-таки убрать. -- Уберем, уберем, -- радостно приговаривал дядя Митяй. -- Савватей Пахомыч, благодарное Очечество не забудет вам этого вевикого дела!.. -- Но могут появиться осложнения, -- озабоченно перебил Дубов. -- Например, если кто-нибудь меня заметил. Так что я хотел бы уже до утра выехать из города. -- Да-да, конешно! -- Дядя Митяй порылся во внутреннем кармане и протянул Василию скрепленную печатями бумагу, на коей значилось, что податель сего, Савватей Пахомыч, должен быть повсюду пропускаем без задержек и путевых поборов. -- Вот спасибо! -- обрадовался Дубов. -- А как насчет наличности? Я об этом говорю отнюдь не из-за стяжательства -- но чтобы какое-то время скрываться, мне нужны средства. Дядя Митяй на минутку задумался: -- Давайте сделаем так. У меня сейчас пви себе почти нет денег, я не думав, што все случится так скоро. Я схожу к себе за деньгами, а вы приходите под утро прямо сюда, я вам отдам деньги, а вы мне покажете, где находится покойник. Потом смево можете ехать, я лично просвежу, чтобы вам не чинили препятствий, а остальное не довжно вас вовновать. -- Договорились! -- радостно потер руки Василий, вставая со стула. -- А я покамест пойду к Миликтрисе Никодимовне, надо же с ней проститься. Надеюсь, разлука будет недолгой... -- Дево молодое, -- захихикал дядя Митяй. -- На свадебку-то пвигласить не забудьте! За этими разговорами дядя Митяй проводил Василия, и тот скрылся во тьме переулка. За углом его ждала скоморошья повозка с Мисаилом на кучерском месте. -- Теперь -- на кладбище! -- вполголоса скомандовал Василий. -- Опять на кладбище! И ночью!.. -- театрально возмутился Мисаил, но Дубов уже решительно влезал в повозку. -- Н-но, родимые! -- прикрикнул Мисаил на лошадок, и те медленно потащили повозку по узкому переулку. x x x Как всегда по вечерам, Пал Палыч изучал сводку событий по Царь-Городу за минувший день. Однако на сей раз он их читал вслух, а его слушателем был ни кто иной как Владлен Серапионыч. Убедившись, что доктор непричастен к осквернению могилы князя Владимира, Пал Палыч проникся к нему гораздо большим доверием, чем в первые дни. -- "Лиходеи, извлеченные из канализации на Ново-Спасской улице, -- читал Пал Палыч, прихлебывая из блюдечка свой любимый чай с клюквенным вареньем, -- при дознании упрямо молчали и на вопросы отвечать отказывались. Лишь проходящий по делу по кличке "Хромой" сказал: "Каширский", после чего внезапно упал замертво. Установивший смерть лекарь Серапионыч произнес непонятное слово "зомби" и настоял, чтобы "Хромого" в покойницкой держали в ручных и ножных кандалах..." Что это значит, Серапионыч? -- Пал Палыч поднял удивленный взгляд на доктора. Серапионыч привычным жестом подлил в чай немного содержимого из своей скляночки. Ему нужно было многое объяснить своему собеседнику, но при этом не сказать ничего лишнего. -- Видите ли, достопочтеннейший Пал Палыч, -- начал Серапионыч, -- само понятие зомби пришло к нам из Африки, где некоторые колдуны владеют искусством оживлять покойников и подчинять их своей воле. Такой вот оживленный покойник и называется зомби. Это уже не совсем человек, и даже кровь у него другая... -- Ну вот, опять нечистая сила, -- вздохнул Пал Палыч. -- Но какое отношение ко всему этому имеет Каширский? -- Каширский поставил производство зомби, если так можно выразиться, на поточный метод, -- объяснил доктор. -- В тех краях, откуда прибыли все мы, то есть Василий Николаич Дубов, майор Селезень и ваш покорный слуга, не так давно начали появляться всякие темные личности, многие из которых числились мертвыми. И, едва засветившись, они куда-то бесследно исчезали. Между прочим, "Хромой" -- это один из них. -- Поганое дело, -- проворчал Пал Палыч. -- И теперь становится ясно, -- поправил Серапионыч сползшее набок пенсне, -- что Каширский и его люди сначала превращали весь этот сброд в послушных зомби, а затем переправляли в ваши края. -- Но зачем?! -- чуть не поперхнулся чаем глава приказа. -- Как это зачем? -- доктор отпил чаю с добавкой. -- Нападать на людей, выкапывать покойников и вообще выполнять все "установки" Каширского. -- Черт знает что, -- совсем погрустнел Пал Палыч. -- Мы и со своими лиходеями едва справляемся, а тут еще эта нежить... А кстати, Серапионыч, почему вы решили, что "Хромого" надо держать в покойницкой закованным? Теперь-то он уже по-настоящему покойник! -- Лучший покойник -- это мертвый покойник, -- вздохнул Серапионыч. -- Да, я был вынужден констатировать факт смерти, так как все процессы жизнедеятельности остановились. И все-таки эта смерть ненастоящая. -- В каком смысле? -- чуть нахмурился Пал Палыч. Ему начало казаться, что Серапионыч над ним просто смеется. Доктор же был серьезен, как никогда: -- Ну, во-первых, он и без того мертвец, а посему второй раз умереть не может. А во-вторых, чтобы его подопечные не проболтались, Каширский дает им дополнительную установку, согласно которой зомби немедленно умирает, если начнет говорить лишнее. И едва "Хромой" назвал имя Каширского, как тут же свалился замертво. Но эта смерть лишь кажущаяся -- через некоторое время труп оживает. Вот, собственно, почему я и попросил, чтобы с него не снимали кандалов. -- Бесовщина какая-то, -- поежился Пал Палыч. -- И что же теперь с ними делать? -- Лучше всего было бы их раззомбировать, ну, то есть, расколдовать, -- ответил Серапионыч. -- Но для этого нужен настоящий маг и чародей, причем не менее квалифицированный, чем господин Каширский. -- Где ж такого взять-то?.. Хотя вообще-то есть у нас один такой колдун, -- вспомнил Пал Палыч. -- Совсем недавно, пару недель тому обратно, он не только перехитрил Каширского, но даже умудрился выкрасть его из Белой Пущи и доставить в Царь-Город. А мы, старые тетери, упустили этого Каширского у себя из-под носа... -- Ну так зовите скорее вашего колдуна! -- подхватил Серапионыч. -- Увы, -- развел руками глава сыскного приказа, -- несколько дней назад он исчез из Царь-Города, и ни слуху, ни духу... Ну ладно, Серапионыч, хватит об этом, да еще и на ночь глядя. -- Пал Палыч заглянул в дневную сводку. -- Давайте о чем-нибудь повеселее. Вот, например, сообщение из Боярской Думы. -- Любопытненько, -- набулькал Серапионыч в чашку из любимой скляночки. Пал Палыч с выражением зачитал: -- "Слободская девка Маруська, выйдя за водой, застала своего жениха Ивашку лобызавшимся возле колодца с соседкой Нюркой, много известной всей Семеновской слободке своим веселым поведением. Увидя сие, Маруська ударила Ивашку по голове ведром, отчего ему на пол дня память отшибло, а оную деву Нюрку, дабы неповадно ей было, зело оттаскала за волосья..." -- Где, прямо в Боярской Думе? -- несколько удивился Серапионыч. -- Ах, извините, я не там читаю, -- спохватился Пал Палыч. -- Но вообще вы не подумайте чего дурного, народ-то у нас смирный... Ага, вот: "В Думе обсуждали вопрос отрешения от власти царя Дормидонта, и на этом сошлись мнения многих бояр. Разноголосицу вызвало то, что должно воспоследовать за смещением царя. Боярин Илюхин склонял Думу к созыву Народного Собора, дабы на нем низложить Дормидонта и избрать нового, достойнейшего Государя. Зато боярин Иосиф порывался тут же, прямо в Думе, провозгласить царем князя Длиннорукого. Сам же столичный градоначальник молча слушал сии речи, а затем поднялся и, поблагодарив своих приверженцев за доверие, решительно отказался от всяких притязаний на престол и призвал бояр и народ поддержать законного Государя Дормидонта Петровича. Однако, садясь на место, он бросил боярину Иосифу непонятные слова: "Не спешите, плод еще не созрел"... -- М-да, еще не созрел, -- как бы про себя пробормотал Серапионыч. -- Но очень скоро созреет. -- Что вы говорите? -- оторвался от занимательного чтива Пал Палыч. -- А, нет, это я так, своим мыслям. Пожалуйста, продолжайте. Пал Палыч продолжил: -- "В самый разгар жарких споров пришло известие, что в Боярскую Думу едет царь. По сему поводу боярин Илюхин сказал: "Наконец-то наш Государь образумился и решил самолично объявить о своем отречении". Вослед за известием явился и сам Государь Дормидонт Петрович. Был он грозен, но спокоен. И сказал речь краткую, но дельную, что Отечество в опасности и что отринуть надо раздоры и всем сплотиться перед лицом угрозы. Когда же Государь завершил речь, то все дружно зарукоплескали, а боярин Иосиф вскочил с места и запел Дормидонту Петровичу "Многая лета", в чем был усердно поддержан князем Длинноруким. По окончании пения градоначальник попытался было броситься Государю в объятия, но тот уклонился от оных и покинул Думу". -- Пал Палыч отложил свиток. -- Ну и дела творятся в нашем богоспасаемом Отечестве! Неужели Господь наконец-то вразумил нашего Государя? -- И Пал Палыч, отставив чашку с остывшим чаем, сотворил крестное знамение. Серапионыч лишь еле заметно улыбнулся -- он не стал говорить главе сыскного приказа о своей скромной лепте, внесенной в дело вразумления кислоярского правителя. x x x Василий Дубов, Антип и Мисаил уже довольно долго кружили по жутким подземельям княжеской усыпальницы, однако многочисленные коридоры все время уводили их куда-то в сторону от направления, указуемого стрелкой на компасе. -- Ничего, ребятки, не волнуйтесь, все будет хорошо, -- подбадривал детектив скоморохов, но и сам он уже начинал не на шутку тревожиться. Впрочем, Василий догадывался, в чем причина: за последние дни на городской рынок было "вброшено" меньше "лягушачьих" монет, чем в начале их пребывания в Новой Мангазее, а деньги в тайнике, как Василий понял из записей на свитке, находились в постоянном движении. Так что перебои в работе компаса можно было объяснить меньшим количеством в тайнике тех монет, которые, собственно, и притягивали чудо-стрелку. От этих неприятных мыслей Дубова отвлек страшный грохот за спиной, а затем не менее дикий вопль. Непроизвольно вздрогнув, детектив обернулся и увидал, что Мисаил лежит под каким-то рыцарем в доспехах, а Антип пытается его оттуда вызволить. Поставив светильник на шершавый пол, Василий бросился на помощь, и вскоре Мисаил с трудом встал на ноги. -- Да вот видишь, Савватей Пахомыч, мы тут впотемках задели этого истукана, -- указал Антип на мумию в латах и кольчуге, лежащую поперек прохода, -- он и обвалился. -- Надо бы поставить на место, -- покачал головой Василий. -- Бесполезно, -- проворчал Мисаил, потирая ушибленную коленку. -- Понесла же нас нечистая в эту чертову усыпальницу! Так я и знал, что добром все это не кончится... -- Ну так давайте его хотя бы посадим, -- указал Василий в нишу, из которой свалился доблестный витязь. -- Попробовать можно. -- Антип поплевал себе на ладони и отважно взялся за ржавые доспехи. Когда покойник был кое-как усажен на прежнее место, Василий глянул на компас -- и взвыл куда безрадостнее, чем даже Мисаил под покойником. -- Что такое? -- переполошились скоморохи. -- Все, мы окончательно сбились со следа, -- совладав с первыми эмоциями, сообщил Дубов. -- Стрелка работает только до первых петухов. -- Но ведь здесь же нет петухов, -- пожал плечами Антип. -- Зато там есть! -- указал Василий куда-то вверх. -- И они уже откукарекали. Теперь мы тут как слепые котята. -- Что же делать?! -- еще больше всполошились скоморохи. -- Ну, все не так страшно, -- принялся детектив успокаивать своих товарищей. -- Дождемся следующей ночи и уже тогда... -- Что?!!! -- позабыв о боли в коленке, вскочил Мисаил. -- Провести здесь всю ночь и весь день?! Здесь, в сем царстве мертвых, где каждый камень вопиет о бренности этого, как его... -- О бренности всего сущего, -- подсказал Антип и пояснил: -- Это из гишпанской трагедии "Богатеи тоже стенают", часть последняя. -- Ну вот. А мы с вами не такие уж богатеи, нам стенать не положено, -- с деланной бодростью заявил Василий. -- И вообще, надо беречь свет. -- Детектив загасил светильник, и их окутала гулкая тьма, в которой вековая затхлость гробового подземелья казалась еще нестерпимей, а вздохи Мисаила походили на стенания неприкаянных душ. x x x Майор Селезень аккуратно, можно даже сказать -- любовно укладывал дерн вокруг свежевырытого окопчика. Васятка сидел рядом и задумчиво смотрел на большую луну, заливающую своим белесым светом холмы и луга, мост и дорогу. -- Дядя Саша, -- внезапно спросил он, -- а кем вы были в своей стране? -- Сначала я был военным, -- не отрываясь от дела, отвечал майор, -- а потом пытался стать политиком. -- При этом Селезень криво усмехнулся. -- А почему "был"? -- в свою очередь спросил он. Васятка замялся: -- Если честно, дядь Саша, то мне кажется, что вам не очень-то и хочется возвращаться в свою страну. -- М-да, -- покачал головой майор. А Васятка уже более уверенно продолжал: -- Я думаю, то, чем вы занимались там, люди не ценили по достоинству. И вы чувствовали себя ненужным. А здесь, у нас, вы делаете то, что другие не умеют или не хотят делать. В общем, здесь вы нужны. И вы можете сделать для людей много полезного. А ведь каждому честному человеку хочется ощущать, что ты нужен. Что не зря на свете живешь. Не зря хлеб ешь. -- Ну, ты у нас еще и философ, -- рассмеялся майор и потрепал мальчишку по загривку. -- А что, я не прав? -- вскинулся Васятка. -- Да нет, прав. -- вздохнул Селезень. -- В нашем мире, то есть, я хотел сказать, в нашей стране, ни честность, ни смелость не ценятся. У нас у кого денег больше, тот и герой, тому и почет. Увы. Майор сел на край окопчика и задумчиво посмотрел куда-то вдаль. -- А тут... Эх, как я понимаю Рыжего. Тут можно делать дело и не оглядываться на всяких там болтунов и демагогов. Политики хреновы! -- И майор с досадой сплюнул в росистую траву. -- Тут, у вас, тоже такие есть. Но здесь хоть им можно хвост-то поприжать. -- Так может, вы у нас и останетесь? -- с надеждой спросил Васятка. -- А, дядь Сань? -- Не знаю, -- усмехнулся Селезень, -- Да и загадывать наперед не хочу. Майор легко, по-кошачьи выпрыгнул из окопчика. -- Пойдем-ка лучше, друг Васятка, соснем часок, -- обнял он парнишку за плечи. -- Завтра будет горячий денек. Вот коли, Бог даст, жив останусь, тогда и на будущее загадывать буду. -- Тьфу, тьфу, -- испуганно сплюнул через левое плечо Васятка. x x x Когда у скоморохов уже тихо "поехала крыша", да и сам Дубов начал испытывать подступающее отчаяние, детектив услышал какое-то неясное бормотание. "Что это, звуковые галлюцинации? -- тревожно подумал Василий. -- Тогда дело дрянь..." -- Мисаил, это ты? -- строго спросил он. -- Что?! -- нервно вскрикнул Мисаил. -- Тогда ты, Антип? -- А я думал, что это ты, Пахомыч... Тем временем бормотание становилось как будто отчетливее, и Василий, напрягши слух, разобрал некоторые слова: -- Свовочи все, свовочи... И куда эти придурки, Анисим с Вячесвавом подевавись?.. Самому, что ли, этого гвупца Савватея кончать?.. Чевт бы их всех побвал... Злобное бормотание становилось все отчетливее, и вдруг в конце тоннеля на миг блеснул свет. Мисаил истерически вскрикнул. -- Тише! -- зашипел Василий. -- Так это же покойник встал из гроба! -- с отчаянием прошептал Мисаил. -- Все, нам конец... -- А по-моему, это только начало, -- обреченно вздохнул Антип. -- Кричите, кричите, -- продолжал между тем свое ворчание "покойник". -- Я вас не боюсь, потому как вы мевтвецы, а я ешшо живой... И так скоро помивать не собиваюсь... -- Вперед! -- вполголоса скомандовал Дубов. -- Он-то нас и выведет, куда надо. И умоляю вас, старайтесь не шуметь. Держась за руки, гуськом все трое дошли до конца коридора, откуда продолжал доноситься голос. Там коридор упирался в другой проход, и шагах в тридцати слева от себя путники увидели какую-то темную фигуру, держащую в руке фонарь. Светильник раскачивался, и по неровным стенам металась тень незнакомца. -- Вперед, за ним, -- шепотом велел детектив, и вся троица, стараясь не создавать лишнего шума, двинулась вслед за темной фигурой. -- Он заведет нас в самую преисподнюю, -- не удержался от замечания Мисаил. И вполголоса добавил: -- Как одинок среди немых гробов Сей еле слышный голос человека... -- Мисаил, помолчи, пожалуйста, -- с еле сдерживаемой яростью попросил Дубов. Он внимательно прислушивался к ворчанию человека со светильником: -- И эта Мивиктьиса -- дура стоевосовая... Все кругом -- или дураки, или воры, как с такими дело иметь... Василий слушал и диву давался -- неужели это злобное бормотание принадлежало тому самому Седому, или дяде Митяю, которого он поначалу принял за ново-мангазейского бургомистра и который так очаровал его в доме Миликтрисы Никодимовны? Но сомнений не оставалось -- то был именно он. Вдруг стены узкого тоннеля раздвинулись, и фонарь Седого осветил своды знакомой залы с мраморным гробом посередине -- оказывается, Василий сбился с пути в непосредственной близости от конечной цели подземного путешествия. И не успел дядя Митяй сдвинуть факел, чтобы проникнуть в тайник, как в зале раздался грозный голос: "Руки вверх!", а следом ярко вспыхнул второй фонарь, резко высветив на фоне замшелой стены три темных силуэта. Дядя Митяй попятился было к одному из четырех выходов из залы, однако Дубов, подскочив, схватил его за шиворот и вернул на середину. -- Сопротивление бесполезно, дядя Митяй, -- крикнул детектив, и его слова громовым эхом отозвались под высокими сводами. И, понизив голос, добавил: -- Или прикажете называть вас полным именем -- Димитрий Мелхиседекович Загрязев? -- Зовите, как хотите, -- ответил дядя Митяй, расплывшись в доброй улыбке, совсем не соответствующей его незавидному положению. -- Я вижу, что вы меня высведили. Очень ховошо. Ну вадно, я понимаю, что вам нужны деньги, -- продолжал он, безмятежно переводя взор с Василия на скоморохов. -- Сотня зовотых вас устроит? Или надо больше?.. Чевт побери! -- спохватился дядя Митяй. -- Вы же сведили за мной, а не за Дубовым! -- Это не совсем так, дядя Митяй, -- усмехнулся Дубов. -- Дубова я могу предъявить вам хоть сейчас. -- О, пьеквасно! -- обрадовался Седой. -- Вы что, пьиташшили его прямо сюда? Ну, тогда отпадают и хвопоты по сокрытию тела. -- Д-да, пожалуй, -- согласился Василий и извлек из внутреннего кармана какую-то маленькую баночку. Когда он открыл ее, то по смрадному подземелью разнесся весьма приятный запах, исходящий от зеленоватой мази, что была в баночке. Детектив помазал себе лицо и что-то прошептал. И тут произошло нечто совсем неожиданное: черты лица резко изменились, став более мягкими, куда-то исчезли залысины, и перед скоморохами и дядей Митяем предстал совсем другой человек. -- Дубов! -- в ужасе вскрикнул дядя Митяй и в изнеможении опустился на сырой пол. -- Совершенно верно, я -- Василий Дубов, -- будничным голосом произнес детектив. -- Вижу, вы меня сразу признали. -- Возьмите все, -- вдруг залепетал дядя Митяй, ползая по полу, -- все бевите, только не губите!.. -- Встаньте! -- брезгливо бросил Дубов. -- Проигрывать тоже нужно достойно. -- Все возьмите, все, -- истерично бормотал Седой, -- я вам дам еще больше, гораздо больше... -- Сколь мелок он, сколь жалок, сколь ничтожен, -- не удержался Мисаил от цитаты из какой-то душещипательной трагедии. -- Вот именно, -- одобрительно кивнул Дубов. -- С одним только добавлением -- на совести этого человека не менее трех загубленных человеческих душ. А если хорошенько посчитать, то и гораздо больше. -- Непвавда! -- подал голос дядя Митяй. -- Ну посмотрите на меня, какой же я убивец? Я и мухи не способен обидеть. -- О ваших отношениях с мухами я ничего не знаю, -- ледяным тоном ответил детектив. -- А что касается людей, то сами вы их, конечно же, не убивали. За вас это делали другие. Раньше -- некто Манфред Петрович, которого вы убрали за то, что он слишком много знал, а в последнее время -- некие Анисим и Вячеслав. Именно они убили сначала Манфреда, а затем еще ряд людей, в том числе отставного военного Данилу Ильича и даже духовное лицо -- отца Нифонта, который в поисках своего племянника Евлампия узнал больше, чем ему было положено. Если желаете, я могу сказать, во сколько монет вы оценивали человеческие жизни, но это, конечно, уже частности. -- Я это девав ради Очечества! -- пискнул дядя Митяй. -- Будущие поколения меня опвавдают!.. -- Едва ли они вас оправдают за то, что вы подготавливали почву для завоевания Новой Мангазеи князем Григорием, -- возразил Дубов, -- и с этой целью устраняли всех, кто мог вам в этом помешать. Правда, поначалу я не мог понять, какую роль во всей вашей деятельности играет Миликтриса Никодимовна, но теперь, кажется, понял: она поставляла для вас "одноразовых" исполнителей для совершения таких убийств, которые нельзя было поручить деятелям вроде Анисима и Вячеслава. Не так ли, дядя Митяй? -- Тот молчал, угрюмо уставившись в пол. -- Ясно, что воевода Афанасий -- это значительная личность, и его убийство непременно должно вызвать самое тщательное разыскание. И если бы нашли наемников, то могли бы открыться и другие их деяния, и в конце концов вышли бы на вас. А так -- Евлампий делает свое дело, то есть убивает Афанасия, потом бесследно исчезает, тут уж постарались все те же Анисим с Вячеславом, и если даже следствию что-то удастся раскопать, то до истинного убийцы им так просто не добраться. -- Но ты же добрался, Савватей, то есть... -- замялся Антип. -- Зовите меня по-прежнему, Савватеем, -- улыбнулся Дубов. -- А если хотите, то Василием Николаичем. -- Да, я добрался. Но это моя работа и мой долг, -- не без некоторого пафоса произнес детектив. -- Теперь встает новый вопрос -- что делать с ним? -- То есть? -- тряхнул волосами Мисаил. -- Какого наказания достоин этот человек, дядя Митяй, он же Седой, он же Димитрий Мелхиседекович Загрязев, за свои черные деяния? -- Пьекватите этот самосуд! -- захорохорился дядя Митяй. -- Я требую, чтобы меня судил Мангазейский суд, самый ствогий и спваведливый! -- Как же, сейчас, -- хмыкнул Дубов. -- А то я не знаю, что все местные суды подкуплены-перекуплены вами и такими, как вы. Я отдам вас царь-городскому суду, и единственное, что может спасти вас от лютой казни -- так это чистосердечное признание и всяческое содействие следствию!.. Впрочем, довольно болтовни -- нам надо выехать затемно, чтобы поскорее успеть в столицу. -- А если он начнет сопротивляться? -- подал дельную реплику Антип. -- Ну то есть прямо на улице, пока мы не уедем из Мангазеи. Я так понял, что это весьма известный в городе человек... -- Пожалуй, -- согласился Дубов. -- В нашем случае рисковать никак нельзя -- от этого зависит судьба всего государства. А, знаю! -- Василий вновь открыл баночку и, не дав Димитрию Мелхиседековичу опомниться, мазанул его по лицу. Тут произошло нечто уж вовсе невообразимое -- куда-то исчез барственный дядя Митяй, которого Дубов поначалу даже принял за мэра, а на его месте возник жалкий ничтожный старикашка с клочковатой бороденкой и бегающими глазками. Чумичкина мазь точно и беспощадно высветила его истинную сущность. -- Теперь наш друг может сколько угодно кричать, что он -- сам господин Загрязев, -- с легким ехидством заметил детектив. -- Ну что ж, веди нас, Иван Сусанин... x x x ГЛАВА ШЕСТАЯ ПЯТНИЦА. ВСЕ ХОРОШО, ЧТО КОНЧАЕТСЯ Майор Селезень лежал в крохотном окопчике, который он вырыл перед самым рассветом. За его спиной вставало солнце и приятно грело лопатки. А в низинах еще белели клочья ночного тумана. К мосту медленно подползал обоз вражеского войска. Несколько сотен солдат двигались пешим порядком, возглавляемые конными командирами. Эта колонна уже перешла мост, а за ней шла колонна крытых телег, груженых "секретным оружием". Сзади, несколько поотстав, тянулись телеги с продовольствием и амуницией. И все это шествие замыкал небольшой арьергард человек из пятидесяти. Майор весь напрягся и подобрался, как кот, навострившийся на мышь. Он не глядя проверил свое имущество: пистолет в кобуре, гранаты на бруствере окопчика справа, запасной диск к "Дегтяреву" слева. -- Ну, пора, -- выдохнул он, когда большая часть крытых телег вползла на мост. И майор нажал красную кнопку на крохотном пультике. Мост как-то медленно и лениво начал вспучиваться и подыматься вверх. Земля задрожала. И тогда яркая вспышка пламени опалила безмятежное утро. Фигурки людей по обе стороны моста застыли в оцепенении, наблюдая, как большая часть их секретного обоза в виде горящих обломков падает в реку. И тогда с ближайшего холма на них обрушился шквал пулеметного огня. Началась паника. Лошади ржали и вставали на дыбы. Люди метались среди горящих и перевернутых телег в поисках укрытия. А майор Селезень, выпустив по противнику все патроны, тут же метнул на дорогу три гранаты и, поставив на пулемет свежий диск, снова открыл огонь. Наемники же, наконец сообразив, откуда их обстреливают, открыли беспорядочную пальбу по верхушке холма. Но те, кто уже были на другой стороне реки, находились слишком далеко, а те, кто находились ближе, были прижаты плотным огнем пулемета к земле. Опустошив вторую обойму, майор быстро швырнул оставшиеся две гранаты и, подхватив "Дегтярева",понесся вниз с холма, пригибаясь в высокой траве. Вскоре он нырнул в прибрежный кустарник и растворился среди листвы. А наемники еще несколько минут обстреливали холм, боясь покинуть свои неверные укрытия. Но в конце концов, понукаемые командирами, короткими перебежками двинулись наверх. Обнаружив пустой окоп, они вздохнули с облегчением -- противник отступил, а преследовать его никто особо не желал. А внизу на дороге догорала последняя телега с "секретным оружием". x x x Змей Горыныч тяжело, как подбитый бомбардировщик, ткнулся в землю неподалеку от мрачного замка князя Григория. Баба Яга скатилась с его спины кубарем, ноотделалась лишь легкими ушибами. Другое дело, ее черный кот. Трудно сказать, каким местом он пострадал, но, по крайней мере, вставая и отряхиваясь, он бранился долго и витиевато. Змей же, понурив все три головы, лишь разводил маленькими лапками. -- Закусывать, дьявол тебя побери, надо! -- закончил монолог кот. -- Да ладно тебе, -- примирительно пропищала средняя голова. -- Ну, не рассчитали маленько. -- И, уже обращаясь к Яге, продолжила: -- Ты главное, Ягоровна, не забудь: красная книга с блестящими железными уголками. И надпись -- "Нечисть". -- Не волнуйся, все запомнила, -- отвечала Яга. -- Ты лучше кулаки держи. -- А это еще зачем? -- удивленно пробасила правая голова. -- На удачу. x x x Ровно в полдень царь Дормидонт вошел в залу и, кивнув присутствующим, занял место во главе огромного стола. На лавках с обоих сторон чинно восседали ближние бояре, воеводы и прочие влиятельные государственные лица. Многие уже были наслышаны об удивительной перемене, произошедшей с Государем, но не знали, к чему бы это и чем чревато лично для каждого из сидящих за столом. -- Я вас пригласил к себе, чтобы обсудить положение в стране и о том, что делать будем, -- негромким голосом начал царь. -- По последним сведениям, вражеское воинство расположилось в Каменке и в любое время может двинуться на Царь-Город. Готовы ли мы защитить нашу страну, наш народ и нашу столицу? Из-за стола поднялся длиннобородый господин в довольно необычном наряде -- военном кафтане, накинутом поверх собольей шубы. -- Государь, позволь доложить, что славное воинство наше завсегда предано тебе и нашему Отечеству и... -- По делу говори! -- повысил голос царь и даже пристукнул ладонью по столу. -- Это глава военного приказа, -- шепнул Рыжий Серапионычу. Доктор сидел между Рыжим и князем Длинноруким. Обычный наряд Серапионыча, то есть мятый сюртук со съехавшим набок галстуком, ничуть не обращал на себя внимания разодетых в соболиные и прочие наряды царедворцев. На всей протяженности стола были выставлены вазы с фруктами и кувшины с разнообразными винами, наливками, водкой и пенными медами, и только перед Дормидонтом стоял жбан с квасом. Тем временем глава военного приказа немного дрожащим от царского окрика голосом говорил: -- Утром наша дружина числом тысяча воинов выступила из Царь-Города и к завтрему должна достигнуть Каменки. И там дать сражение неприятелю. Однако, -- тут он немного замялся, -- однако нелегко нам придется, ежели князь Григорий и впрямь располагает неким потаенным оружием, о коем все мы немало наслышаны. -- Да брехня все это! -- перебил его Длиннорукий. -- А тебе, княже, слова еще не давали! -- рявкнул царь. И, вновь оборотившись к главе военного приказа, спросил: -- А каково, понимаешь, настроение в войсках? Тот несколько смутился: -- Правду сказать? -- А то что же? -- взъярился Дормидонт. -- Мы тут не в бирюльки играем, а решаем участь нашего государства! Ну говори, не бойся, все как есть говори. -- Если правду, то настроение в войсках не намного лучшее, чем в Боярской Думе, -- одним духом выпалил глава приказа и с испугом уставился на Дормидонта. -- М-да, -- нахмурился царь. -- Да ты садись. Князь Длиннорукий! -- Слушаю тебя, мой Государь! -- Градоначальник резво вскочил с места. -- Это я тебя слушаю. Что сделано для укрепления столицы, буде войско неприятеля дойдет, понимаешь, до Царь-Города? -- Ни в жисть не дойдет! -- оптимистично махнул князь бебряным рукавом. -- А коли приведет эдакая беда, то вся столица встанет на твою защиту, царь-батюшка, и я первый! Да ты же знаешь, как мы все тебя любим... Пока царь-батюшка и все, кто был за столом, внимали разглагольствованиям князя Длиннорукого, Рыжий подмигнул Серапионычу -- мол, приступайте. Серапионыч с ловкостью фокусника-иллюзиониста извлек из внутреннего кармана платочек и деликатно высморкался. И никто не заметил, что при этом он что-то подлил из скляночки в чарку своему соседу Длиннорукому. Царь не прерывал речь городского головы, но слушал ее с нескрываемой усмешкой. Завершив свое эмоциональное выступление, князь наполнил чарку вишневой наливкой и вдохновенно провозгласил: -- Так поднимем же чару за здравие нашего дорогого Государя, за процветание Отечества, и да провалятся все наши враги в тартарары! Пренебречь такою здравицей было никак нельзя, и все присутствующие наполнили свои чарки -- кто вином, кто водкой, а кто и медовухой. Один лишь Дормидонт подлил себе немного квасу. Князь Длиннорукий привычным движением влил в глотку содержимое чары и вдруг, выпучив глаза, крепко закашлялся. Сидевший рядом с ним боярин в медвежьей шубе ("Князь Святославский", шепнул Серапионычу Рыжий) вскочил с места и хлопнул соседа по спине. Тот перестал кашлять и с блуждающей усмешкой опустился на место. -- Ну все, побазарили -- и к делу, -- негромко сказал царь. -- Теперь ты, Рыжий. Рыжий неспеша поднялся с места: -- Господа, военные действия вызовут, кроме всего прочего, проблемы с убитыми и ранеными. Им потребуется лекарская помощь, и с этой целью Государь пригласил Владлена Серапионыча, который поможет ценными советами по части медицинской помощи. -- С этими словами Рыжий указал на доктора. Тот чуть привстал и раскланялся. -- А, эскулап, и ты здесь? -- добро глянул на Серапионыча царь. -- Это хорошо, понимаешь... -- А чего тут хорошего? -- вдруг подал заплетающийся голос князь Длиннорукий. -- Да вы только поглядите на этого эскулапа: такой же прохиндей, как сам Рыжий! -- Князь, ведите себя прилично, -- брезгливо бросил Рыжий Длиннорукому. Тот словно этого и ждал: -- Кто бы говорил о приличии! Можно подумать, что это я, а не ты царевну... -- Тут князь употребил не совсем пристойное слово, обозначающее то, что делал Рыжий с царевной. -- Попридержи язык, нечестивец! -- загремел царь, медленно подымаясь из-за стола. -- Уймись, или покинь мой терем! -- Наш Государь не выносит сквернословия, -- радостно сообщил Рыжий Серапионычу. -- Все, теперь князю крышка! А князь и не думал униматься. -- Это еще вопрос, кому покидать твой терем, а кому оставаться, -- продолжал он, бестолково размахивая короткими полными руками. -- Я -- столичный градоначальник, а эти все -- кто они? Быдло! Жалкие, ничтожные людишки! Дай, царь-батюшка, я тебя обниму и поцелую! -- С этими словами Длиннорукий, едва не свалив с лавки князя Святославского, сидевшего одесную царя, потянулся к Дормидонту, явно желая запечатлеть на его царственном лике пламенное лобзание. Однако Дормидонт вовремя уклонился, и князь угодил всей физиономией в жбан с квасом. Лишь теперь бояре пришли в себя и принялись стаскивать князя со стола. -- Что вы себе позволяете! -- вырываясь, кричал Длиннорукий. -- Невежи, хамы, засранцы, как вы ведете себя с градоначальником! -- Ты больше не градоначальник! -- стукнул посохом по полу Дормидонт. -- Убирайся вон, пока я не отправил тебя в темницу! -- Ха-ха-ха, сейчас, -- нахально заржал князь. -- Да это я отправлю тебя в темницу! И вас всех отправлю в темницу, коли будет на то моя воля... -- Неожиданно он вырвался из рук бояр и, вскочив на стол, пошел вприсядку, топча жбаны и чарки. Водка и пенные меды брызнули на роскошные боярские шубы. Но тут первое действие серапионычева эликсира подошло к концу, и князь свалился на пол, едва не зашибив одного из бояр. Дормидонт же, как ни в чем не бывало, опустился на свое председательское место: -- О том, кто станет преемником Длиннорукого, я сообщу позже. А теперь продолжим наше совещание. Что имеет сказать глава сыскного приказа? Пал Палыч, скромно сидевший за дальним концом стола, поднялся и начал что-то докладывать о криминальной обстановке. Тем временем двое стрельцов, ухватив Длиннорукого за ноги, поволокли его из залы. Никто из присутствующих даже не посмотрел в ту сторону. А Рыжий украдкой сделал жест большим пальцем, что значило -- молодец доктор, сумел разделаться с Длинноруким без яда и наемных убийц! x x x Баба Яга бочком с опаской зашла в огромный мрачный зал, полный дорогих гостей князя Григория. Сам князь в роскошном пурпурном одеянии стоял на возвышении подле трона и вещал: -- ... и тогда завтрашний день будет наш! -- Публика внимала ему с воодушевлением. -- Мы построим новый порядок!.. Тут вот некоторые говорят, что я не забочусь о народе, что он стал хуже жить... -- Неправда! -- возмущенно закричал кто-то из гостей. -- А это правда, -- поправил усы князь Григорий. -- Да, у связи с подготовкой к справедливой освободительной войне благосостояние народа снизилось, однако я твердо заявляю: наш народ будет жить плохо, но недолго! Баба Яга, вполуха слушая речь князя, разглядывала гостей и наконец встретилась взглядом с Дамой В Черном. -- Анна Сергеевна... -- в ужасе прошептала Яга и осеклась. Но, похоже, Дама не обратила на нее особого внимания, и Яга поспешила прошмыгнуть в низенькую дверь. В библиотеке было сумеречно, тихо и пахло плесенью. Рядами на полках стояли тысячи книг. Яга растерялась. -- Это же как иголка в стоге... -- ошеломленно проговорила она. -- Значит, будем осматривать все, -- деловито подвел черту кот и лихо спрыгнул с плеча хозяйки. -- Ты вдоль этой стенки. Я вдоль той. x x x Царевна Татьяна Дормидонтовна и боярин Андрей, сидя за летним столиком на веранде загородного царского терема, пили чай и обсуждали вопрос первостепенной государственной важности -- вращается ли Земля вокруг Солнца, или наоборот? Гелиоцентрическую систему отстаивала Танюшка: -- Конечно, Земля вокруг Солнца! Солнце большо-о-ое, а Земля в сравнении с ним совсем ма-а-аленькая, вот она и крутится. А если бы остановилась, то тут же на Солнце упала бы и сгорела. -- Как же она упадет, когда мы внизу, а Солнце -- наверху? -- недоверчиво хмыкнул боярин. -- Что-то ты, царевна, путаешь. -- Ничего я не путаю! -- стукнула кулачком по столу Танюшка. -- Мне это сам Рыжий говорил. А уж он все знает! -- Уж не знаю, что знает твой Рыжий, а я знаю только одно: мы стоим на месте, а кружится Солнце. Утром восходит с одной стороны земной тверди, а вечером с другой стороны заходит. -- А ночью? -- ехидно спросила царевна. -- А ночью согревает дно земли. -- Какое еще дно? Земля круглая! -- Чего-чего? -- Боярин Андрей даже подскочил на плетеном стуле. -- Земля круглая, -- уверенно повторила царевна. -- То есть шарообразная. -- Чушь! -- заявил боярин Андрей. -- Извини меня, дорогая царевна, но, слушая тебя, у меня создается впечатление, что ты бредишь. -- Аналогично, -- бросила царевна словечко, явно также почерпнутое из лексикона Рыжего. И выложила последний, самый веский аргумент: -- Вот моего тятеньку, царя Дормидонта Петровича, все так и кличут: "Царь-батюшка, наше красное солнышко". И все вокруг него крутится. А иначе что он был бы за красное солнышко? А ты говоришь -- Солнце вокруг Земли! Столь убедительный довод оспорить было бы довольно сложно, однако боярин Андрей не сдавался: -- Ну ладно, давай спросим у народа. С кем он согласится, тот и прав. -- Как это, у народа? -- не поняла Танюшка. -- Ну, у первого встречного. Выйдем на большую дорогу и спросим. -- Да по этой большой дороге иногда по полдня никто не проходит и не проезжает. -- Ну, ежели никого не дождемся, значит, оба неправы, -- заключил боярин Андрей, -- и будем считать, что и Солнце, и Земля вертятся вокруг Луны. -- Ну так пошли скорее! -- Царевна вскочила из-за стола и резво побежала по проселку, ведущему к тракту. Боярин Андрей двинулся следом. На дороге, как обычно, было безлюдно. На протяжении видимости не наблюдалось ни карет, ни телег, ни пешеходов. -- Ну и где же твой народ? -- не без доли ехидства спросила царевна. -- Подожди немного, -- ответил боярин Андрей. -- Ты ж сама сказывала, что здесь не больно-то многолюдно. -- А вот и народ! -- обрадовалась Танюшка, вглядевшись в направлении Царь-Города. Вскоре и боярин Андрей увидал вздымавшуюся на дороге тучу пыли: -- Ну, это, должно быть, пастух стадо гонит. -- Нет, это воеводы гонят наше войско на князя Григория, -- уверенно определила царевна. -- Помню, тятенька что-то говорил об этом. -- Ой, не к добру, -- озабоченно нахмурился боярин Андрей. -- А что, надо ждать, пока Григорьевские упыри войдут в Царь-Город? -- запальчиво топнула ножкой царевна. -- Да нет, конечно, просто я очень хорошо знаю, кто и как заправляет в нашем славном воинстве. На словах клянутся в верности Царю и Отечеству, а сами, навроде князя Длиннорукого, делают все, чтобы подорвать боевой дух и посеять в дружинниках зерна пораженчества. -- Это как? -- не поняла Танюшка. -- Ну, засылают в войска своих людей, которые говорят, что, дескать, народ Белой Пущи -- это наши братья, а князь Григорий имеет одну цель: установить в Кислоярском царстве справедливость и благоденствие. Как ты думаешь, Татьяна Дормидонтовна, отчего Государь с Рыжим так долго не отправляли войска в поход? А они просто-напросто боялись, что вся дружина вместе с копьями, мечами и пищалями при первой же возможности сдастся в полон и перейдет на сторону Григория! Тем временем дружина подошла настолько близко, что уже можно было различить и отдельных ратников, и обозы с боеприпасами и продовольствием, и воеводу на белом коне, и даже хоругвь, несомую высокорослым знаменосцем. -- Пора уходить, -- озабоченно пробормотала царевна. -- А о том, кто вокруг кого крутится, потом спросим... -- Некуда нам уходить, -- покачал головой боярин Андрей. -- Когда сюда явится Григорий, то уж никуда не сокроемся. Тебя доставят к нему "у койку", ну а меня повесят на одном суку с Рыжим. А дружина подошла уже совсем вплотную, и перед самым носом боярина Андрея воевода испуганно осадил коня. -- Б-боярин Андрей, это ты? -- пролепетал воевода, с ужасом уставясь на боярина. -- А то кто же? -- не очень вежливо ответил тот. -- И царевна здесь? -- еще более изумился воевода. -- Да, царевна. Ну и что? -- вступила в разговор Танюшка. -- Али тебе не ведомо, что тут батюшкин загородный терем? -- Д-да... Но тебя же убили? -- дрожащим голосом продолжал воевода, вновь обернувшись к боярину Андрею. -- Здесь царевна... Царевна тут... -- пробежало по рядам воинов. Боярин же Андрей вовсе не отрицал, что его убили: -- Да, меня загубили злодеи, супостаты, враги царя-батюшки и нашего славного Отечества, но я нарочно, назло им, встал из гроба, дабы не попустить поругания нашего царства-государства, дабы не отдать надежу нашу, царевну Татьяну свет-Дормидонтовну злому ворогу на лютую забаву! Голос боярина креп, и все больше дружинников начали прислушиваться к пламенной речи воскресшего покойника. -- А ты не врешь? -- спросил, однако, воевода, воспользовавшись недолгим перерывом в выступлении боярина. -- Вот те святой крест! -- выкрикнул боярин Андрей и, сорвав с себя "кооперативный" крест вместе с медной цепью, поднял его высоко над головой. -- Тот самый крест!.. -- пронеслось по войску. -- О чем задумались, служивые? -- возвысил голос боярин. -- Али забыли призвание свое священное -- стоять на защите Народа и Отечества, Царя нашего богоданного и славной царевны, быть оплотом надежным для матерей и отцов своих, жен верных и малых детушек?! Али хотите, недругов лукавых наслушавшись, отдать народ свой на поругание идолищу поганому, кровопийце бессовестному?! Кто еще спасет его, как не вы? Боярин Андрей закашлялся (все еще давало знать недавнее покушение), но ему на помощь пришла Танюшка. Подскочив к знаменосцу, она вырвала у него из рук хоругвь. Тот от неожиданности чуть не упал, а царевна, высоко подняв хоругвь, крикнула во весь голос: -- Вперед, на врага! Пытаясь взмахнуть знаменем, Танюшка порвала древком верхнюю часть платья, чуть приобнажив грудь. Но, не замечая этого, она решительно двинулась вперед по дороге. Следом за нею с поднятым крестом последовали боярин Андрей, воевода и все войско. -- За Царя, за Отечество! -- крикнул боярин. -- За Царя, за Отечество!!! -- воодушевленно отозвалась дружина. И это было уже не прежнее деморализованное воинство, но сплоченный боевой отряд, готовый ради спасения Родины совершить любые чудеса ратного подвига. x x x -- Что это мы так усердно ищем? -- услышала за своей спиной Баба Яга. -- Да так, почитать перед сном, -- не растерялась она и, обернувшись, увидела перед собой Даму В Черном. -- И кот твой тоже, я вижу, большой книголюб? -- небрежно, будто продолжая светскую беседу, говорила Дама, помахивая алым веером. -- Да, вы знаете, -- воодушевилась Яга, -- как дорвется, так за хвост не оттащить. Все читает и читает. И даже по ночам. Свечек на него не напасешься. Я уж ему говорила... -- Мне все время кажется, что я вас где-то видела, -- совершенно не обращая внимания на болтовню Яги, проговорила Дама. Яга заметно побледнела и невпопад выпалила: -- Да, мне многие говорили, что я похожа на Пугачеву... -- И осеклась под пристальным взглядом Дамы. -- Мне кажется, не помешает позвать стражу, -- зловеще процедила та. И, резко повернувшись, направилась к дверям, но в этот момент подскочивший кот намертво вцепился в ее юбки. Дама даже онемела от такой наглости и совершенно неожиданно завопила дурным голосом: -- Помогите! Убивают!! Дверь в библиотеку распахнулась, как по команде. В ней маячили физиономии Каширского и Херклаффа. Но дверь оказалась узковата для двоих, и они, бранясь друг на друга, благополучно в ней застряли. -- Щелкай пальцами! -- крикнул Яге кот, продолжая удерживать истошно визжащую Даму. Яга вытянула руку, и... и здоровенная шаровая молния полетела в сторону двери. Два заклятых друга, маг и людоед, проворно залегли. И вовремя. От дверного косяка на них полетели щепки и камни. Дама в ужасе рванулась что есть сил и, оставив свои черные юбки в когтях кота, побежала к дверям. Там она, споткнувшись о лицо Каширского, упала, дрыгая в воздухе ногами в черных чулках и продолжая издавать вопли на манер полицейской сирены. -- Бежим! -- бросил Яге кот, уже направляясь к противоположной двери. -- А книга? -- Уже у меня! Бежим скорее, а то они скоро очухаются! И Яга, выпустив еще парочку молний в сторону двери, поспешила за котом, сжимавшим в лапах объемистый фолиант. А за кучей-малой из мага, людоеда и садомазохистки возникла готическая фигура князя Григория. -- Лежим? Отдыхаем? -- зло и ехидно осведомился он. -- Да я их!.. -- придушенно выкрикнул Каширский. -- Пусть только с меня слезет эта.. -- Я вам не "эта"! -- окрысилась Дама, -- они меня раздели и хотели... Ай! Перестаньте кусаться! -- взвизгнула она, обращаясь уже к Херклаффу, приложившемуся зубами к ее белому бедру. -- А фы менья не искушайте! -- отозвался тот. Мрачно взиравший на все это безобразие князь в конце концов не выдержал и, топнув ногой, рявкнул: -- Встать! Догнать и поймать! Немедленно! -- И процедил сквозь зубы: -- Придурки. x x x Скоморошья повозка весело катилась по колдобинам Мангазейско-Царьгородского тракта. Лошадьми правил Антип, а Дубов с Мисаилом сторожили дядю Митяя, который содержался связанным в "соломенном закутке". При этом они вели неспешную беседу. -- Ну расскажи, Савватей... то есть Василий Николаич, как ты все-таки его выследил? -- спрашивал Мисаил. -- Ну, это долгая история, -- махнул рукой Василий. -- Так ведь и дорога не близкая, -- возразил скоморох. Василий поудобнее устроился на низенькой скамеечке и приступил к повествованию: -- Главное в нашем деле -- уметь увидеть связь в вещах и явлениях, которые, казалось бы, ну никак не связаны между собой. И могу сказать тебе, а заодно и себе в утешение -- то, что мы претерпели в переходах княжеской усыпальницы, не прошло напрасно. -- Ну еще бы, -- подхватил Мисаил, -- у меня до сих пор, чуть вспомню, коленки дрожат... -- Нет-нет, я в другом смысле, -- перебил Дубов. -- Как ни странно, именно там, на кладбище, и находился главный ключ к разгадке многих тайн. Мисаил кивнул, хотя по его лицу Василий увидел, что тот из его речений мало что понял. Тогда детектив стал объяснять в более популярной форме: -- Помнишь ту белокаменную часовню с изваянием маэстро Черрителли? Будь у меня такая же безупречная память, как у тебя, то я, конечно же, запомнил бы надпись, адресованную дорогому Мелхиседеку Иоанновичу от скорбящих вдовы, сына и дочери. Но, конечно, столь редкое и невыговариваемое имя в моей памяти не задержалось. А зря -- иначе я сразу насторожился бы, когда его услышал, -- Василий указал в сторону закутка. -- Димитрий Мелхиседекович. И только оказавшись еще раз на кладбище и своими глазами прочтя надпись под изваянием, я сообразил, в чем дело. И вот тут-то я припомнил ваш с Антипом рассказ, который поначалу пропустил мимо ушей как не имеющий прямого отношения к нашему делу. -- Какой рассказ? -- несколько удивился Мисаил. -- Ну, о том человеке с бородой, что чуть не ежедневно ходит молиться в семейный храм-усыпальницу Загрязевых. И уж тут все встало на свои места: этот бородач -- ни кто иной как дядя Митяй, или Димитрий Мелхиседекович, сын того Загрязева, которого изваял знаменитый Черрителли. Но столь часто он посещает усыпальницу отнюдь не для молитв за упокой души своих родственников, а с несколько иными намерениями. -- С какими? -- не понял Мисаил. -- Через особый подкоп наш уважаемый дядя Митяй забирался в запутанные ходы-переходы усыпальницы князей Лихославских, где в одном из укромных уголков он и оборудовал известный нам тайник. В котором складывал изъятые из оборота золотые монеты и драгоценности. Потом он их, конечно, переправлял куда-то дальше, но этими махинациями займутся более компетентные органы. -- Кто-кто? -- Ну, следователи, или как они там зовутся, из сыскного приказа. Василий прислушался -- из закутка донесся сдавленный стон. Это дядя Митяй, услышавший разъяснения Дубова, постигал народную мудрость о том, что "и на старуху бывает проруха". Или, выражаясь более высоким слогом -- "на всякого мудреца довольно простоты". -- Теперь относительно прочего, -- продолжал Василий уже громче, чтобы их пленнику не приходилось напрягать слух. -- Господин Загрязев был настолько уверен в надежности и недоступности своего тайника, что держал там улики против себя. Я имею в виду сведения о передвижении драгоценных монет и список своих жертв с подробной сметой, во сколько обошлось то или иное убийство. И хотя некоторые имена были замазаны, а некоторые изменены, мне не доставило особых трудностей догадаться, что Садовая -- это Миликтриса Никодимовна, живущая в Садовом переулке, а замазанным было имя некоего Евлампия из Каменки, убийцы воеводы Афанасия. Вернее, наемного исполнителя, так как истинный убийца даже не Загрязев, а те могущественные и влиятельные силы в Царь-Городе, что за ним стоят. Но, я надеюсь, Димитрий Мелхиседекович проявит здравый смысл и не станет упрямиться в раскрытии нитей заговора. Вновь прислушавшись к бессильно-злобному вою дяди Митяя, Василий добавил, заметно понизив голос: -- Одного опасаюсь -- если мы приедем в Царь-Город, а там уже войска князя Григория, то наша Мангазейская экспедиция теряет всякий смысл... Глянув через маленькое окошко, детектив увидел, что повозка едет мимо каких-то бедных избушек. -- Мисаил, что это за деревня? -- спросил Дубов. -- И далеко ли до столицы? -- Так мы почти что в Царь-Городе! -- весело откликнулся Мисаил. -- Это ведь Симеоновское предместье. Дорога немного повернула в сторону, и взору путников предстали высокие башни Симеонова монастыря. Вдали явственно виднелись стены Царь-Города. x x x Змей Горыныч летел неровно, его бросало из стороны в сторону, как "кукурузник", в котором три пилота пытаются рулить одновременно. -- Надо махать крыльями плавнее, плавнее! -- говорила средняя голова. -- Так надо ж повыше подняться! -- спорила с ней правая. -- Сейчас мы елку снесем! -- вопила левая. А кот, устроившись на чешуйчатой спине Горыныча, сосредоточенно листал книгу. -- Я уж думала, нам крышка, -- вздохнула Яга. -- Ну нашел хоть что-нибудь стоящее? -- Да, кое-что есть, -- пробормотал кот. -- Похоже, из-за этой книги действительно стоило лезть в самое пекло. -- Эй, Ягоровна! -- обернулась средняя голова, -- А куда лететь-то? В избу нельзя, там Григорий, паук окаянный, нас враз достанет. Яга улыбнулась задорно, что вызвало полное недоумение у Змея. -- А ты знаешь, где царский загородный дом? -- спросила она. -- А что нам там делать? -- совсем опешила средняя голова. -- Нас там так приголубят... -- Лети туда, -- снова улыбнулась Яга, -- а по поводу встречи не волнуйся -- там наши друзья. И никто нас там не обидит. -- Ну-ну, -- только протянула голова, но больше вопросов задавать не стала. x x x Соловей Петрович шел по дороге, понурив голову и загребая босыми ногами пыль. Точнее, его вели. Совершенно сдуру он попал в плен к движущимся на Царь-город войскам князя Григория. А ведь его душегубы-сотоварищи, как всегда, оказались куда как проворнее. Да, не повезло. Хотя ведь грозились поначалу расстрелять на месте. Но Бог миловал. Соловей ведь тоже был вроде как против царь-городских. Хотя и не за Григория. А потому наемные вояки и порешили его не расстреливать, но взять в плен. Поначалу Петрович еще попытался хорохориться и блеющим голоском затянул: -- Я ли-лиходей и ду-душегуб. Я... На что ему лишь грубо бросили: -- Заткни пасть, козел! И он вынужден был "заткнуть пасть". И теперь топал по дороге с этими озлобленными вояками в черных кафтанах и со странными пищалями, которые они называли "калаш". Очень хотелось писать. Но попроситься отойти на минутку в кусты Соловей боялся. Его вообще очень пугали эти странные люди, которые говорили вроде как понятно и одновременно как-то чудно. И не свои, и не заморские. И злые. У-у-у какие злые! Как черти. А малая нужда так подпирает, что хоть волком вой. Все неприятности в жизни случаются, как известно, неожиданно. И чем крупней неприятность, тем она, соответственно, неожиданней. Из-за поворота дороги на них двигалась толпа. Только через несколько мгновений Соловей сообразил, что это царь-городское войско, почему-то возглавляемое здоровенным бородатым мужиком, который размахивал внушительным крестом, и какой-то полоумной девицей. Кстати сказать, лицо ее показалось Петровичу знакомым, но сейчас ему было не до того. События развивались стремительно. Княжеская дружина остановилась в нерешительности, и кто-то в первом ряду выстрелил из своей пукалки по цареву войску. Похоже, кого-то ранили, а может, даже и убили. Но это послужило сигналом к бою. Из рядов царь-городцев выступили вперед стрельцы и бабахнули из своих пищалей. Пользы от залпа картечью оказалось гораздо больше, чем от "калашей". Многие были ранены, и достаточно серьезно. А царь-городцы, закрепляя первый успех, с грозными криками бросились на врага. С мечами, палицами и копьями. "Доблестные вояки" князя Григория, вначале пытались отстреливаться, но, быстро сообразив, что сейчас их просто-напросто изрубят на куски, начали врассыпную отходить в лес. Петрович стоял один посреди дороги, и ему уже больше не хотелось писать -- штаны его были мокры. Прямо на него налетел грозный, как медведь, чернявый мужик с огромным красным крестом. -- А, попался, супостат! -- зарычал он. -- Я ли-лиходей и... -- Соловей, наверно, хотел сказать что-то другое, что он не с княжескими, что он их и знать не знает, но на языке вертелось лишь "всех зарежу" да "кровь пущу". И здоровенный крест опустился на его горбушку. Петрович заверещал благим матом. А крест равномерно опускался на его бока, спину и задницу. И быть бы Соловью покойником, ежели бы в нем наконец не сработал инстинкт самосохранения. И он побежал. Он бежал так, как никогда в жизни не бегал. И при этом продолжал вопить, хотя, похоже, за ним никто и не гнался. Да и кому он был нужен, этот плюгавый плешивый мужичонка в мокрых портках. x x x Солнце медленно клонилось к закату. На обширной веранде загородного царского терема чаевничали Василий Дубов, доктор Серапионыч и Рыжий. Первые двое рассказывали о своих приключениях в Новой Мангазее и Царь-Городе, а Рыжий, слушая их, все время расхаживал взад-вперед и то и дело поглядывал в сторону большой дороги. -- Извините, что я все время мельтешу, -- вздохнул он, ненадолго присев за стол с огромным самоваром посреди, -- но я услал сюда боярина Андрея, а наш Государь, как мне стало ведомо, отправил сюда же Танюшку. И вот никого из них нет, и я даже не знаю, что думать. Вы же сами видите -- тарелки, чашки, варенье, все на столе, а никого нет! -- Да вы не волнуйтесь так, голубчик, -- участливо проговорил Серапионыч, привычным движением подливая себе в чашку из скляночки. -- Все образуется. Давайте я и вам добавлю, для успокоения. -- Ну да, чтобы я, как Длиннорукий, пошел по столу вприсядку, -- невесело ухмыльнулся Рыжий. -- Владлен Серапионыч, так вы, кажется, остановились на том, что обитатели канализации оказались ожившими покойниками? -- Ну да, то есть типичными зомби. Насчет тех двоих точно не знаю, но хромой -- определенно один из тех. -- Даже более того, -- заметил Василий, -- судя по вашим описаниям, это ни кто иной как Расторгуев, бывший наемник. -- Детектив заглянул к себе в блокнот. -- Ранение в ногу получил в девяносто первом в Абхазии, а в октябре девяносто третьего погиб в Москве, защищая Белый дом в составе баркашовского штурмового отряда. В общем, типичный послужной список для тех субъектов, которые за последние несколько месяцев "засвечивались" в Кислоярске, а затем бесследно исчезали из нашего поля зрения. Теперь ясно, кто их зомбирует и переправляет сюда -- господин Каширский. Хотя вряд ли он действует в одиночку... -- Не прощу себе, что допустил его бегство из темницы! -- Рыжий вскочил из-за стола и вновь зашагал туда-сюда по веранде. -- Василий Николаич, расскажите лучше о своих достижениях в этой, как ее... -- попросил доктор. -- В Новой Мангазее? Да знаете, долго рассказывать, -- махнул рукой Дубов. -- Слишком свежи воспоминания. И, к сожалению, не особо приятны... -- Но ведь заговор вы раскрыли? -- заметил Рыжий, прервав бесцельное хождение и вновь присев на стул. -- Отчасти, -- ответил детектив. -- Мне удалось вывести на чистую воду одного из этой шайки, и теперь остается только надеяться, что через него ваши следственные органы раскроют и весь заговор. -- Да, я в курсе, что вы привезли его в столицу. Наш сыскной приказ уже занялся им, -- удовлетворенно кивнул Рыжий. -- Но кто он, этот негодяй? -- Этот негодяй занимал в Мангазее какую-то должность, даже не знаю какую, а зовут его дядя Митяй. Или, точнее, Димитрий Мелхиседекович Загря... Что с вами? -- удивился Василий, так как Рыжий вновь вскочил со стула, едва не опрокинув стол вместе со всем самоваром, и пуще прежнего забегал по веранде: -- От кого угодно мог ждать, но не от него! Ведь это ж именно я устроил Загрязева в Мангазейское казначейство. Думал -- честный человек, настоящий монетарист, а он... -- Ну не убивайтесь так, -- стал успокаивать Рыжего Серапионыч. -- Всем нам свойственно ошибаться в людях. -- Но не до такой же степени, -- тяжко вздохнул Рыжий, вновь присаживаясь за стол. -- Ладно уж, доктор, налейте и мне вашей жидкости. Только чуть-чуть, чтобы без присядки по столу... Смотрите, что это?! Последнее восклицание относилось к какому-то четырехугольному предмету, который медленно летел по закатному небу, явно идя на снижение. -- Если бы я верил в сказки, то решил бы, что это ковер-самолет, -- заметил Серапионыч. -- Да ведь это и есть ковер-самолет, -- приглядевшись к летательному объекту, определил Дубов. А ковер, покружив над теремом, лихо приземлился прямо на лужайке перед верандой. На его борту находились два пассажира, один из коих оказался майором Селезнем, а в другом Дубов узнал пастушка Васятку. -- Александр Иваныч, вы живы! -- обрадовался Рыжий. -- А я уж и не чаял вас встретить... -- Жив, как видите, -- радостно пробасил майор, присаживаясь за стол. -- Не скажу, что живее всех живых, но все еще малость трепыхаюсь. Доктор, подлейте и мне чуток вашей гадости -- наверху больно уж прохладно. А Васятке горячего чаю. -- Да-да-да, конечно же, -- засуетился Серапионыч. -- Но расскажите, где вы были, что делали! -- Был в деревне Каменке, а делал то, что нужно было в данный момент, и то, что от меня зависело. -- Майор явно не был склонен расписывать свои боевые похождения. -- Зато вот без Васятки ничего бы не получилось. -- Да ну что ты, дядя Саня, -- смутился Васятка. -- Однако расскажите, Александр Иваныч, удалось ли вам узнать, что это за секретное оружие князя Григория? -- нетерпеливо спросил Рыжий. -- Увы, -- покачал головой майор, -- я его уничтожил, так и не узнав, что это такое и каков принцип действия. Известно только, что неприятель собирался кроме всего прочего использовать боевую авиацию в лице ковров-самолетов. Вот один из них. -- Селезень вздохнул. -- Последний. Хорошо, Чумичка проинструктировал насчет управления, а иначе бы грохнулись за милую душеньку. -- Вы уничтожили все запасы секретного оружия? -- недоверчиво переспросил Дубов. -- Ну, все не все, но то, что было в наличности. Весь обоз, -- скромно ответил Селезень и отхлебнул из чашки, куда Серапионыч плеснул малую толику своего эликсира. -- Однако же нет никаких гарантий, что это оружие не будет изготовлено в еще больших количествах и что князь Григорий вновь сюда не полезет. -- Да, надо что-то делать, -- тяжко вздохнул Рыжий. -- Еще неизвестно, чем все кончится на этот раз. Хватит ли у нас сил противостоять его войскам даже без секретного оружия? -- Чувствую, что мне придется здесь задержаться, -- заметил майор. -- Правда, дядя Саня, оставайся! -- подхватил Васятка. Он с удовольствием прихлебывал ароматный чай, налитый Серапионычем. -- Кстати, Васятка, ведь священник отец Нифонт -- из вашего прихода? -- вдруг спросил Дубов. -- Да, -- кивнул пастушок, -- но он поехал в Новую Мангазею разузнать о судьбе своего племянника Евлампия и до сих пор не вернулся. -- Я его там повстречал, -- заметил детектив. -- И отец Нифонт говорил мне, будто ты высказал какое-то предположение о судьбе Евлампия. -- Да, я ему сказал, что Евлампий, наверное, ввязался в какое-то нехорошее дело и угодил в темницу. Но вообще-то я думаю, что с ним случилось что-то еще худшее. -- И ты оказался прав. -- Василий Николаевич отпил чая и закусил куском ржаного каравая. -- Евлампий погиб. -- Какой ужас, -- прошептал Васятка и перекрестился. -- Но правда и то, что он ввязался в нехорошее дело. Именно Евлампий и был тем, кто убил воеводу Афанасия. -- Вы и это раскрыли? -- подивился Рыжий. -- Да. Однако Евлампий был всего лишь исполнителем, которого убрали, как только он сделал свое дело. Собственно техническую подготовку осуществляли другие люди, и в их числе господин Загрязев. -- Так он еще и убийца! -- совсем пригорюнился Рыжий. -- Вот и верь после этого в людскую порядочность... -- И должен вас огорчить еще больше, -- продолжал Дубов. -- Отец Нифонт, этот достойнейший и порядочнейший человек, тоже погиб. -- Не может быть! -- вскричал Васятка, и на его глазах блеснули слезы. -- Увы, это так, -- вздохнул детектив. -- Сам того не подозревая, отец Нифонт встал на пути мангазейских заговорщиков, ну и они его просто-напросто уничтожили. Над верандой повисло невеселое молчание. -- Послушайте, господин Рыжий, -- вдруг оборотился Селезень к царь-городскому реформатору, -- а я к вам с челобитной. И не совсем обычной. -- Слушаю вас, Александр Иваныч, -- несколько удивленно сказал Рыжий. -- Я так понял, что Каменка осталась без священника. И прошу вашей протекции, чтобы меня назначили на место отца Нифонта. -- Я, конечно, постараюсь вам помочь, -- еще больше изумился Рыжий, -- но почему вдруг священником? Вы могли бы стать одним из воевод или даже главой военного приказа... -- Нет, -- решительно покачал головой майор, -- если я стану воеводой, то придется принимать участие во всех этих интригах и мелком политиканстве, а мне это надоело. Я еще в Кислоярске понял, что политика -- дерьмо, пардон за выражение. А вот практическое дело... -- Да, но почему именно священником? -- недоумевал Рыжий. -- Не просто священником, а священником в приграничной Каменке, -- уточнил майор. -- Там сейчас нужен именно такой человек как я -- способный противостоять нечисти не только крестом, но и мечом. В смысле, "Дегтяревым". -- Да, это прекрасная идея, -- подумав, согласился Рыжий. -- Но пока еще неизвестно, чем кончатся военные действия. Наша дружина настолько неподготовлена и деморализована, что войска князя Григория могут их побить безо всякого тайного оружия... -- Нет-нет, -- перебил Селезень, -- когда мы летели сюда, то видели, как наши войска гнали князь-григорьевских наемников -- за милую душу! -- Правда?! -- опять вскочил Рыжий. -- Что ж вы молчали... Хоть одна позитивная весть! -- И снова погрустнел: -- Только куда же все-таки подевались царевна и боярин Андрей?.. -- Смотрите, что это?! -- вскричал Дубов, указывая на темнеющее небо. Там летело что-то вроде истребителя, выпускавшее огонь из трех реактивных сопел, так что сам объект почти не был виден. -- Малая авиация, -- спокойно пожал плечами Серапионыч. -- Что вы, доктор, откуда здесь авиация? -- возразил Рыжий. -- Уж не тайное ли это оружие князя Григория? -- проницательно заметил Васятка. Тем временем "истребитель", сделав крутой вираж, бухнулся прямо на лужайку, отчего царский терем покачнулся, как при землетрясении. Когда пыль улеглась, обитатели веранды увидели, что рядом с теремом приземлился вовсе не боевой аэроплан, а жуткое трехголовое чудище, на спине у которого виднелся неясный женский силуэт. -- Ба, да это же наши старые приятели -- Баба Яга и Змей Горыныч! -- перекрывая грохот, радостно сообщил майор Селезень. -- Как раз к ужину! Ну, я пошел за "Дегтяревым"... -- Какой еще Змей Горыныч? -- встряхнул шевелюрой Рыжий. -- Это же антинаучно! -- Весьма интересный экземплярчик, -- пробормотал Серапионыч, -- надо бы произвести вивисекцию... -- Уж извините, опять маленько промахнулись, -- приятным густым басом прогудела правая голова Змея, галантно помогая Бабе Яге спуститься на землю. На ее плече сидел черный кот с громадной книгой в лапах. -- Что это такое?.. -- пролепетал Рыжий. -- Что, старых знакомых не узнаешь? -- промурлыкал кот человеческим голосом и, спрыгнув с плеча хозяйки, обернулся в человека. А точнее -- в колдуна Чумичку. Едва приняв свой обычный облик, Чумичка произвел резкий жест руками, и Баба Яга обернулась в молодую красивую женщину. -- Наденька! -- вскрикнул Дубов и бросился ей навстречу. -- Госпожа Чаликова, -- пробормотал Рыжий. -- Ну и дела... А средняя голова Горыныча грустно вздохнула: -- Вот если бы ты и нас так же... -- Погодите, и до вас доберемся, -- бросил Чумичка Змею загадочную фразу. -- Вот изучу книгу... -- Да вы присаживайтесь, Надюша, сейчас я вам чайку налью, -- привычно хлопотал Серапионыч. -- Откуда только вы прибыли в таком виде и на таком, гм, транспорте, ежели не секрет? -- Из замка князя Григория, -- как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила Надя. -- Наденька, но как вас туда занесло?! -- в ужасе вскрикнул Василий. -- Знал бы, никогда не отпустил бы вас в этот гадюшник! -- Потому-то я вам и сообщать не стала, -- обаятельно улыбнулась Чаликова, принимая от Серапионыча чашку с чаем. -- Когда я прибыла в Кислоярск и не нашла Великого Детектива в его рабочем кабинете, то стала наводить справки и узнала, что он отъехал в "Жаворонки". А уже в "Жаворонках" наша милейшая Ольга Ильинична Заплатина сообщила мне, что Василий Николаич вместе с Александром Иванычем и Владленом Серапионычем куда-то пошли и не вернулись, так что она даже хотела снарядить поиски. Ну, я ее уговорила не волноваться, а сама отправилась сюда, то есть в Царь-Город. Столковалась с Чумичкой, ну и... -- Хотели пробраться в замок под видом Бабы Яги и кота, -- добавил Чумичка, -- чтобы разведать, что там и как. Я даже надеялся еще разок попробовать, коли будет возможность, извести князя Григория, но теперь видно, что это надобно делать иначе. -- И Чумичка вновь углубился в чтение. -- Вынести эту книгу -- единственное, что нам удалось, -- заметила Надя. -- К сожалению, меня разоблачила Анна Сергеевна Глухарева, и пришлось бежать. И коли не Змей Горыныч, то стали бы мы верной добычей Каширского... -- О, так там была и Анна Сергеевна! -- хмыкнул Селезень. -- Удивительная женщина! Дубов же был настроен далеко не столь благодушно: -- Так что же -- и Глухарева, и Каширский теперь у князя Григория? Но это же очень опасно! Они теперь ни перед чем не остановятся, ведь всякая неудача их просто разъяряет. Так что в любое время можно ждать новых гадостей. -- Ну, может быть, вы несколько сгущаете краски? -- спросил Рыжий. -- Вы просто не знаете госпожи Глухаревой, -- покачала головой Чаликова. -- Погодите, я тут сейчас вспомнил, -- хлопнул себя по лбу Селезень. -- Этот наемник, Мстислав, которого я захватил было в плен, говорил о планах своего командования -- после захвата Царь-Города идти на северо-восток. A это как раз к Гороховому городищу! -- Что за чепуха! -- оторвался от книги Чумичка. -- Там же ничего нет, кроме лесов и болот. -- Значит, они собираются захватить "наш" Кислоярск! -- дошло до Василия. -- Нет, ну этого уж никак нельзя допустить. -- Вот потому-то я и решил остаться здесь. В смысле, в Каменке, -- заявил майор. -- На переднем к