шал не из первых рук, а хорошо если из восьмых. -- Александр Иваныч, вы сказали -- "грузовик, похожий на тот". А что, он чем-то отличался от других грузовиков? -- продолжал Василий свои расспросы. -- Номером, -- кратко ответил Селезень. -- Судя по накладной, директору музея Козицкому был выделен грузовик "Зил-130" номер 33-33 МОР, и именно такие цифры были у машины, вознесенной на небо. Впрочем, все это бабские сказки. -- Было видно, что даже невероятные приключения в Царь-Городе и в Белой Пуще ничуть не поколебали уверенность майора в том, что чудес на свете не бывает. -- Сказки-то сказки, -- заметила Надя, -- но, насколько я поняла, это единственный случай, когда грузовик после выезда из города хоть как-то "засветился". -- Пожалуй, что так точно, -- согласился майор. -- Но это все, чем я могу помочь вашим поискам. Ну, разве что черкну парочку рекомендательных писем в Старгород, чтобы вас приняли ласково и оказали всевозможное содействие, ежели вы туда отправитесь... А это у вас что -- альбом с картинами? Неужто тот самый? -- Да, там Врубель и еще многое другое, -- ответил Василий, доставая альбом. Тот был столь широкоформатен, что в портфель сыщика целиком не помещался. -- Позвольте взглянуть. Да, редкий экземпляр. -- Майор перелистал несколько страниц и остановился на иллюстрации, изображавшей жениха Тамары в национальной воинской одежде. -- Да, так я и думал, -- с некоторым разочарованием проговорил Селезень. -- Именно так я и предполагал. -- В каком смысле? -- удивилась Чаликова. Майор Селезень вместо ответа зачитал стихи под репродукцией: -- Он сам, властитель Синодала, Ведет богатый караван. Ремнем затянут ловкий стан; Оправа сабли и кинжала Блестит на солнце; за спиной Ружье с насечкой вырезной. Играет ветер рукавами Его чухи -- кругом она Вся галуном обложена. Цветными вышито шелками Его седло; узда с кистями; Под ним весь в мыле конь лихой Бесценной масти, золотой. Питомец резвый Карабаха... -- Кстати, я раньше на все сто был уверен, что Карабах -- это фамилия конезаводчика, -- заметил майор. -- А о том, что это такое на самом деле, узнал только году так в восемьдесят восьмом. Нет, все же так писать нельзя! И иллюстрировать тоже негоже. -- А в чем дело? -- пожала плечами Надя. -- Прекрасные стихи. И иллюстрация неплохая... -- Так-то так, -- отложил альбом Селезень, -- но что получается? И Тамара, и Демон -- это личности незаурядные, наделенные могучим духом и высокими страстями, а жених Тамары -- просто ничтожество, о котором как о человеке и сказать-то нечего? Только о его сабле да ружье да о коне! -- Выходит, что так, -- согласился Дубов. -- Нет, не так! -- стукнул кулачищем по скамейке майор Селезень. -- Почему-то считается, что раз военный -- значит, солдафон или полный кретин. Ну ладно, Врубель его изобразил так же, как в поэме, но Лермонтов-то что? Он ведь сам был офицером, а так пренебрежительно пишет о человеке с ружьем! Или возьмем "Песню про купца Калашникова": купец -- благородный человек и образцовый семьянин, а царский опричник -- негодяй и прелюбодей... Нет, может быть, поэтом он был и неплохим, но настоящим патриотом не был. Вот скажите пожалуйста: когда мордавско-придурильский конфликт разгорелся, кого позвали -- высокодуховных художников? яйцеголовых профессоров? Нет -- позвали тупого вояку Селезня. И он, этот примат в майорской фуражке, навел мир!.. Ну ладно, чегой-то я маленько зарапортовался. Бывает, знаете, когда до глубины души проймут. У майоров, видите ли, тоже душа есть. -- И, уже успокоившись, Селезень добавил: -- А вообще-то вы будьте поосторожней. С чертовщиной свяжешься, так потом не развяжешься. Лермонтов "Демона" написал -- и погиб в расцвете лет. А Врубель так и вовсе с крыши съехал... Ну, бывайте, -- резко прервал майор содержательную беседу и двинулся к своему "Джипу", оставив Надю и Василия переваривать новую информацию. -- Да, ребята! -- внезапно обернулся Селезень. -- Если наклюнется еще какое-нибудь интересное приключение, не забудьте про меня. -- Всенепременно, Александр Иваныч! -- улыбнулся Василий, и "Джип", взревев мотором, сорвался с места. -- Да, Наденька, похоже, надо ехать в Старгород, -- проводив взглядом машину Селезня, резюмировал Дубов. -- Здесь мы ничего толком не узнаем. Предлагаю отправляться завтра с утра. -- Да, так и сделаем. Но сегодня я хочу заглянуть еще в одно место. -- В какое? -- В Кислоярский музей. Шансов, конечно, немного, но вдруг его работники что-то расскажут про своего коллегу Козицкого. -- Может быть, -- без особого энтузиазма отозвался Василий. -- Ну хорошо, вы идите в музей, а я пока начну собираться в дорогу. x x x Директриса Кислоярского городского музея Тамара Михайловна Свешникова встретила Чаликову очень любезно, а узнав о целях ее визита, даже попросила секретаршу никого к ней в кабинет не пропускать и не соединять, если вдруг паче чаяния кто-то позвонит. -- Знаете, госпожа Чаликова, а ведь вы не первая, кто приходил ко мне по этому делу, -- говорила Тамара Михайловна, проницательно поглядывая на Надю. -- Одна дама уже интересовалась, но я предпочла с нею не слишком откровенничать. Но вам я расскажу все, что мне известно, хотя, по правде говоря, и известно мне не слишком-то много. -- Что за дама, я уже догадываюсь, -- заметила Надя. -- Но почему именно ко мне такое доверие? Директриса чуть смутилась: -- Видите ли, у меня нет уверенности, если так можно выразиться, в чистоте замыслов госпожи баронессы фон Ачкасофф. А вы -- другое дело, тем более что действуете не совсем сами, а вместе с Василием Николаевичем Дубовым, не так ли? -- Надя кивнула. -- А уж господина Дубова я давно знаю за исключительно честного и бескорыстного человека. Между прочим, однажды он уже помог обогатить нашу коллекцию необычайно ценным экспонатом... -- Тамара Михайловна, может быть, вы были знакомы со своим Старгородским коллегой Всеволодом Борисовичем Козицким? -- спросила Надя. -- Что это был за человек? Госпожа Свешникова на минутку задумалась: -- Н-нет, лично с ним знакома не была, может, и видела когда на слете музейных работников. Но все наши общие знакомые, искусствоведы и музейщики, говорили буквально в один голос -- умница, эрудит, специалист в самых разных областях искусства, полиглот... А когда начались военные действия, Козицкий прислал мне письмо, в котором спрашивал совета, что делать с ценностями Старгородского музея. -- Письмо сохранилось? -- спросила Надя. -- Да нет, Всеволод Борисович прислал его, что называется, с оказией и просил по прочтении сжечь, а ответ послать с той же оказией. Он писал, что готовится к эвакуации музейных ценностей из Старгорода, и спрашивал, смогу ли я разместить их у себя в музее. Естественно, я написала, что согласна и сделаю все, что только смогу, чтобы музейные экспонаты были в целости и сохранности. Но даже не знаю, успел ли он получить мой ответ, так как вскоре все ценности были вывезены из Старгорода и исчезли вместе с директором. -- Тамара Михайловна, а почему он собирался их вывезти именно в Кислоярск? -- спросила несколько удивленная Надя. -- Ну что ж, -- чуть дрогнувшим голосом сказала директриса, -- я вам открою все, что мне известно, до конца. Но убедительно прошу в случае чего на меня не ссылаться. Всеволод Борисович писал, что, по его сведениям, Придурильские власти намерены продать картины Врубеля куда-то на Запад, а на вырученные деньги приобрести партию оружия. Естественно, Козицкий не мог допустить, чтобы искусство служило войне и смерти. Более того, он был одним из немногих, кто во времена военно-патриотической истерии имел мужество открыто выступать за мирное разрешение мордавско-придурильского конфликта. И потому опасался, что власти могут в любой момент снять его с должности "за пацифизм и измену Родине" и поставить послушного им человека. Оттого-то он так и торопился с эвакуацией. Но это не для протокола, -- еще раз подчеркнула Тамара Михайловна. -- И вот еще один момент -- скорее всего, он не имеет никакого отношения к вашим разысканьям, но имеет некоторое отношение к содержанию исчезнувших картин Врубеля. -- Да, это весьма любопытно. -- После таких откровений госпожи Свешниковой Наде уже было бы не совсем удобно не проявить должной заинтересованности даже в том вопросе, который ее в данный момент не слишком волновал. x x x Пока Чаликова беседовала с директрисой музея, Дубов сидел у себя в сыскной конторе и составлял список предметов, который нужно взять с собой в поездку. В отличие от неутомимой путешественницы Нади, Василий редко выезжал на дальние расстояния из родного Кислоярска, тем более -- на собственном "Москвиче". Когда детектив записывал пункт сто двадцать восьмой -- зубную щетку и мыло -- зазвонил телефон. С видимым неудовольствием оторвавшись от своего списка, Василий поднял трубку: -- Дубов у аппарата. -- Привет, Василий Николаич, это Ерофеев, -- раздался в трубке голос туристического бизнесмена. -- Помните наш разговор за обедом? -- Уточните, какой именно -- о летающих тарелках, туристическом бизнесе или Лох-Несском чудовище? -- Да нет, о Придурильском музее. Если вас это все еще интересует, то я к вам сейчас пришлю одного человечка. -- Что за человечек? -- стараясь не выдать волнения, как можно более равнодушно спросил сыщик. -- Да мой шофер. В смысле, водитель автобуса из Старгородского филиала моей турфирмы -- он сейчас как раз прибыл из рейса. Я его решил расспросить о том деле -- может, он чего слыхал о своем коллеге, что вывозил музейные экспонаты вместе с директором. И знаете что оказалось? -- Что он был с ним знаком? -- В известной степени, -- не без гордости сообщил Ерофеев. -- А если точнее -- это он сам и есть. -- Кто? -- подскочил на стуле детектив. -- Тот самый водитель?! -- Ну да, -- подтвердил Ерофеев. -- Ну так как, прислать его к вам? -- Непременно! -- воскликнул Василий. -- И чем скорее, тем лучше! x x x -- Совсем недавно я получила письмо на адрес музея, -- продолжала госпожа Свешникова, -- вернее, это даже не столько письмо, сколько небольшая искусствоведческая статья, которую я передала в газету "Литература и искусство". Обещали напечатать... -- А о чем статья? -- опять-таки больше из вежливости поинтересовалась Чаликова. Тамара Михайловна извлекла из стола почтовый конверт, а из конверта -- сложенный вдвое листок, и протянула его журналистке. Вот что там было написано: "Когда большой художник пишет картины к произведению большого писателя, то это уже не просто иллюстрирование, а нечто гораздо большее. Мне было очень интересно проследить это явление на примере "Демона" поэта Лермонтова и художника Врубеля, причем в динамике, в развитии. Оба мастера работали над поэмой и серией картин долгие годы и создали несколько вариантов -- известны как ранние "очерки" лермонтовского Демона, так и картины молодого Врубеля, которые я видел несколько лет назад в Старгородском музее. Цель моего исследования -- не сравнивать ранние и поздние варианты, а проследить сам процесс, как оба автора постигали глубины затронутых ими вопросов. Не уверен, что мне это удалось в полной степени -- ведь для того чтобы судить о творчестве столь великих мастеров, надо и самому быть незаурядной личностью. Однако буду очень вам признателен, если вы поспособствуете публикации моей статьи. С глубоким уважением, Сидоров". -- Статья показалась мне очень интересной, хотя и довольно спорной, -- пояснила Тамара Михайловна, -- и было бы совсем неплохо, если бы "Литература и искусство" ее опубликовала. У меня у самой появились кое-какие мысли по этому поводу, но жаль -- не смогу ими поделиться с господином Сидоровым. -- А что, обратного адреса нет? -- удивилась Надя. -- Увы, -- развела руками директриса. -- видите, здесь только штамп, да и тот какой-то устаревший: "ПОЧТА СССР П/О СУББОТИНО". -- Разрешите мне пока взять конверт, -- попросила Надя. -- Может быть, Василий Николаевич сможет установить, что это за "Субботино". -- Да, пожалуйста, -- кивнула директриса. -- Как, вы уже уходите? А я хотела чайком вас напоить... -- Извините, Тамара Михайловна, я должна подготовиться к отъезду, ведь завтра мы отправляемся в Придурильскую республику -- попытаемся что-нибудь выяснить на месте. Спасибо вам за помощь! -- Желаю удачи, -- совершенно искренне сказала госпожа Свешникова. x x x Василий с нетерпением ждал водителя автобуса -- и вскоре в дверь постучали. -- Да-да, пожалуйста! -- крикнул сыщик. В кабинет вошел невысокого роста коренастый парень лет на вид двадцати пяти или чуть старше. -- Ну вот, пришел, -- сказал он, неловко встав в дверях. -- Да вы проходите, присаживайтесь, -- засуетился Дубов. -- Рассказывайте, рассказывайте скорее!.. -- Да чего там рассказывать, -- совсем смутился водитель. -- Я ведь только до омоновского поста доехал, а там мне эти гады так наваляли -- два ребра сломали, сотрясение мозгов, и ни черта не помню. -- Погодите-погодите, -- прервал Василий, -- что за гады?.. Кстати, как вас звать-величать? -- Костя. -- Давайте, Костя, с самого начала. Значит, вы помогли директору музея Козицкому погрузить музейное имущество в грузовик и поехали. Так? -- Так, -- кивнул Костя. -- Дядя Сева сказывал, что это очень ценные вещи и что их нужно вывезти подальше из города. -- Дядя Сева? -- удивился Василий. -- Вы что, его племянник? -- Да нет, просто сосед по коммуналке. Я его с детства знал. -- Но вы профессиональный водитель? -- Ну, тогда я как раз на права сдал. А Сева позвонил и сказал -- срочно нужна твоя помощь. -- Ну и куда вы должны были ехать? -- продолжал выспрашивать сыщик. -- Всеволод Борисович говорил о конечной цели? Костя на минутку задумался: -- Да нет, говорил только, что надо подальше из Старгорода, где не бомбят. А куда -- не сказал. Должно быть, и сам толком не знал. -- Ну хорошо, -- Василий попытался зайти с другого конца, -- а много ли было в баке бензина? Например, до Кислоярска хватило бы? -- До Кислоярска? -- прикинул Костя. -- Пожалуй, хватило бы. -- А в каком направлении вы поехали -- помните? -- Почему не помню? Такое разве забудешь -- в восточном. Там нас при выезде из города омоновцы и тормознули. Выволокли из машины и стали бить. -- За что? -- изумился Дубов. Костя глянул на него с недоумением: -- Да омоновцы потому что. Спасибо еще, хоть не убили. Я уже потом только в больнице очухался, доктор сказал -- перелом двух ребер и сотрясение мозга. И ничего не помню. -- А куда девался грузовик -- тоже не знаете? -- уже почти безнадежно спросил Дубов. -- Ну я ж говорю -- сознание потерял, -- ответил водитель. -- А грузовика этого я больше не видел. И дядю Севу тоже. Хороший был мужик, жаль, что погиб. -- Как погиб? -- тряхнул головой Василий. -- Ведь про него известно только то, что он пропал без вести! -- Погиб, -- совсем повесил голову Костя. -- Такого человека убили! -- Постой-постой, почему ты так уверен, что Всеволод Борисович Козицкий погиб? -- продолжал допытываться Дубов. -- Так ведь в газете об этом писали! -- объяснил Костя. -- Мол, погиб, но не отдал достояние Республики мордавскому агрессору... -- А, ну если в газете -- то уж конечно, -- тяжело вздохнул детектив. -- Ну ладно, Костя, спасибо за помощь, не буду больше тебя терзать, но оставь свои координаты -- если что, я к тебе еще обращусь. -- А что, завсегда пожалуйста, -- откликнулся Костя. -- Буду рад помочь. x x x Вечером, когда вещи в дорогу были собраны, Василий Дубов и Надежда Чаликова сошлись на "военный совет" в гостиной дубовской квартиры -- а квартира эта занимала второй этаж особняка на Барбосовской улице, принадлежащего вдове банкира Лавантуса Софье Ивановне. Приглашен был и доктор Владлен Серапионыч -- его советы, подкрепленные опытом и житейской мудростью, не раз помогали Василию в его запутанных расследованиях. А то дело, ради которого Дубов и Чаликова собирались с утра отправляться в Старгород, было именно таким -- запутанным и требующим опыта и житейской мудрости. Надя и Василий рассказывали друг другу и Серапионычу о том, что узнали за день, а доктор с непроницаемым лицом попивал чаек, одновременно разглядывая альбом Старгородского музея, и время от времени что-то записывал на листке бумаги. Выслушав сообщения журналистки и детектива, доктор отложил альбом: -- Ну что ж, можем подвести некоторые общие итоги. Первое -- давайте определимся, в каком направлении директор вывозил музейные ценности? -- В восточном! -- уверенно заявил Василий. -- Ведь Костя это очень хорошо помнит. Серапионыч покачал головой: -- Я ни в коей мере не ставлю под сомнения слова Кости, -- доктор заглянул в свои записи, -- подтверждающиеся сведениями майора Селезня, но никак нельзя скидывать со счетов и письмо Козицкого к его кислоярской коллеге Тамаре Михайловне, где он вентилировал возможность эвакуации ценностей в Кислоярск. И в заявке на грузовик, которую отыскала баронесса фон Ачкасофф, директор писал о перевозке ценностей в северном направлении -- это еще не Кислоярск, но уже в сторону нашей границы. -- Действительно, полная путаница, -- заметил Василий. -- И кругом тупик, -- добавила Надя. -- Выходит, так -- на грузовик напали омоновцы, водитель пострадал, но остался жив, а грузовик вместе с директором исчез бесследно. Если, конечно, не считать его вознесения на небеса во время бомбежки... Серапионыч отпил чаю: -- Само собой напрашивается следующее объяснение. Директор Козицкий хотел во что бы то ни стало спасти музейные ценности, а власти Придурильской республики собирались их продать и купить оружие. Догадываясь о планах властей, директор вместо ранее заявленного северного выехал в восточном направлении, с тем чтобы дальше действовать по обстоятельствам. Ведь даже водителю, которого Козицкий лично знал и которому мог доверять, он не сказал, куда собирается ехать. Скорее всего не из скрытности, а просто потому что сам не знал. Однако перехитрить власти директору не удалось -- на восточном выезде грузовик задержали омоновцы, водителя нейтрализовали, ценности передали по назначению, а уж о судьбе Козицкого можно только догадываться... -- Да, эта версия выглядит очень правдоподобно, -- вздохнул Дубов. -- Но если картины действительно продали куда-то на Запад, или куда бы то ни было, то почему о них до сих пор ни слуху ни духу? -- Ну, почему же ни слуху ни духу? -- возразила Чаликова. -- Вот господин Сидоров из села Субботино до сих пор о них исследования сочиняет... Ну, насчет Сидорова -- это я шучу, но во всем мире существуют такие, с позволения сказать, искусстволюбы, которые анонимно скупают произведения и держат их в своих особняках. Возможно, картины Врубеля попали к одному из них. Но, как бы то ни было, в одном ваша версия имеет очень весомое подтверждение -- вскоре после эвакуации музея резко активизировались военные действия и придурильские войска перешли в наступление. Может быть, Врубель помог. -- А все-таки картины удивительные, -- протянул Серапионыч и продемонстрировал Дубову и Чаликовой репродукцию "Демона в полете", открывавшего "демонскую" серию. -- Не говорю уж о стихах: Печальный Демон, дух изгнанья, Блуждал под сводом голубым, И лучших дней воспоминанья Чредой теснились перед ним. Тех дней, когда он не был злым, Когда глядел на славу Бога, Не отвращаясь от Него; Когда забота и тревога Чуждалися ума его, Как дня боится мрак могилы... И много, много... и всего Представить не имел он силы. -- Изумительно! -- совершенно искренне произнесла Надя. -- Только погодите, Владлен Серапионыч, ведь начало поэмы звучит немного по-другому... Сейчас вспомню: -- Печальный Демон, дух изгнанья, Летал над грешною землей, И лучших дней воспоминанья Пред ним теснилися толпой... -- Одну секундочку! -- вскочил Дубов из-за стола и стремглав выбежал из комнаты. -- Что это с ним? -- подивился доктор. -- Неужели чайное отравление? Однако Надежда не успела ничего ответить, поскольку в гостиной вновь появился Дубов. В руках он держал объемистый том. -- Вот достал у Софьи Ивановны, -- пояснил Василий. -- Сочинения М.Ю. Лермонтова, издание Ф. Павленкова, 1905 год. И вот смотрите: сначала -- "Демон. Восточная повесть". А потом -- первый, второй, третий и четвертый очерки "Демона". -- Детектив раскрыл страницу, где начинались "очерки". -- Так-так-так... Вот, пожалуйста, второй очерк "Демона": -- Печальный Демон, дух изгнанья, Блуждал под сводом голубым, и так далее. Датируется 1830 годом. Доктор, там не сказано, кто конкретно составлял альбом и подбирал стихи к картинам? -- Да нет вроде, -- откликнулся Серапионыч, рассмотрев выходные данные альбома. -- Можно только предполагать, что в его создании более или менее активно участвовал и сам В.Б. Козицкий. Во всяком случае, его фамилия значится в редакционной коллегии. Однако никак не выделена, а стоит в общем списке по алфавиту. -- Скажу вам одно, -- констатировала Надя. -- Кто бы ни подбирал стихи к иллюстрациям, но у искусствоведа-любителя господина Сидорова из почтового отделения Субботино уже был предшественник. -- В каком смысле? -- не понял Дубов. -- В смысле сопоставления ранних и поздних вариантов у Лермонтова и Врубеля. -- Да, чудные картины, -- продолжал между тем Серапионыч. -- Вот особенно эта -- "Тамара в гробу". Я видел ее широко известный вариант, но он как-то того... не убеждает. А этот я бы охотно повесил у себя в морге! Напрасный отблеск жизни прежней, Она была еще мертвей, Еще для сердца безнадежней Навек угаснувших очей. Произнеся эти бессмертные строки, Серапионыч отложил альбом и подлил в чай еще немного жидкости из скляночки: -- От этой картины исходит какая-то энергия, даже от репродукции! Я так и чувствую, что отлетевшая душа Тамары еще витает где-то рядом и рыдает о разлуке с телом... В позднем варианте, мне кажется, Михаил Александрович будто бы устыдился своей сентиментальности и как-то затушевал эти мотивы, но здесь они так чисты и пронзительны... -- Обмакнув глаза платочком, доктор встал из-за стола. -- Пойду помаленечку... Да, вот еще что, -- добавил он уже в дверях, -- чуть не запамятовал. Это, конечно, к делу не относится, но я сегодня звякнул в Старгород одному своему знакомому журналисту. Думал, может он чего слышал. -- Ну и как? -- заинтересовалась Надя. -- Да не особо. То есть он, может, что-то и знает, да только не стал бы по телефону рассказывать. Я тут, понимаете ли, забыл немножечко, в какой стране он живет. Это мы тут болтаем, что попало, где попало и с кем попало, а там... Э, да вы сами знаете. Но кое-что он мне все же поведал. Оказывается, из Козицкого там сейчас делают что-то вроде национального героя. Присвоили ему посмертно звание героя Придурильского труда и поставили бюст перед бывшим музеем, даром что теперь там уже располагается не музей, а ихний Совет по государственной безопасности. На торжественном открытии сам президент Смирнов-Водкин речь толкнул! Книжка вышла -- "Повесть о настоящем патриоте". Про то, как Козицкий, попав в окружение, взорвал себя вместе с грузовиком, чтобы только музейные ценности не попали к страшным и кровожадным мордавцам. И будто бы последними его словами были: "Отечество! Тебе я жертвую собой!". Ну и все такое прочее... Это я к тому, что ваши поиски истины в Старгороде будут очень затруднены -- вряд ли это понравится Придурильским властям, которые истину уже установили раз и навсегда... Ну, счастливого пути. -- И доктор, поправляя съехавший набок галстук, вышел из гостиной. x x x ГЛАВА ВТОРАЯ. ХОЛМ ДЕМОНОВ Рано утром Василий и Надежда выехали из Кислоярска на синем "Москвиче" Дубова, а уже к полудню благополучно достигли Придурильской границы. И если проверка на родной Кислоярской таможне носила чисто формальный характер, то перед вагончиком Придурильской таможни стояло несколько автомобилей. Их не очень умело, но старательно "шмонали" парни в залатанных камуфляжных нарядах. -- Ну, это надолго, -- вздохнул Василий. -- На час, не больше, -- профессионально прикинула Надежда. -- Вася, кто это там? -- Где? -- переспросил Дубов. -- Видите, физиономия в окне, -- указала Надя на таможенный вагончик. -- Это что, та рожа с бородой? -- пригляделся детектив. -- Ну и мордоворот, я бы с таким предпочел ночью не встречаться. -- И, подумав, добавил: -- Да и днем тоже... -- А вы его не узнали? Это ведь сам Мстислав Мыльник, командир Кислоярского ОМОНа! -- Так он же в розыске! -- вырвалось у Дубова. -- У вас в розыске, -- уточнила Чаликова, -- а здесь он уважаемый человек, хотя наверняка живет под чужим именем. Тут это распространено -- бывшие омоновцы чуть не со всего Союза в Придурильской Республике занимают высокие посты, вплоть до министров, но под вымышленными фамилиями, и все знают, кто они такие, но никто ничего поделать не может. -- А что же Мыльник? -- Ну, после бегства из Кислоярска он успел отличиться и в Старгороде... -- Тогда он должен что-то знать и по нашему делу! -- вскочил Дубов, едва не стукнувшись о потолок "Москвича". -- Мы должны его "расколоть", другого такого шанса не будет! Надя скептически покачала головой: -- Опасно. Боюсь, это не мы его расколем, а он нас к стенке поставит. Но Василий уже вылезал из машины: -- Я знаю, как его прищучить! Подождите меня здесь. -- Нет-нет, я с вами, -- решительно возразила Надя. -- Помирать, так вместе! Мстислав сидел за столом в более чем скромном кабинете начальника таможни и с мрачным лицом чистил револьвер. -- Чего надо? -- грубо спросил он, увидев незваных гостей. -- Мы к вам по важному делу, -- заявил Дубов и многозначительно понизил голос: -- Господин Мстислав Мыльник. -- Чего? -- вскинулся начальник таможни. -- Моя фамилия Мясников, ясно?! -- Ясно-ясно, -- хмыкнул Василий. -- Это производная от вашего прозвища "Кислоярский мясник", не так ли? -- Пристрелю, суки! -- Мстислав вскочил из-за стола и наставил револьвер прямо на Дубова. Тот и бровью не повел: -- Стреляйте, пожалуйста. Но это ровным счетом ничего не изменит. Тут в разговор вступила Чаликова: -- Господин... ну хорошо, пусть будет Мясников, вы, конечно, можете нас застрелить, но в ваших же интересах сперва нас выслушать. Пересилив себя, Мстислав опустился на стул и швырнул револьвер в шуфлятку стола: -- Говорите! -- Вы, конечно, не в курсе перипетий международной политики, -- начал Дубов, -- но я хотел бы вам кое-чего сообщить. Кислоярское руководство желает получить омоновца Мстислава Мыльника для организации показательного процесса, благо материалов хватает на три "вышки". Придурильская Республика испытывает хронические трудности с продуктами. И вот наши и ваши руководители договорились продать вас за тонну зерна... -- Что-о?!!! -- взревел Мстислав. -- Да я им, сукам, верой и правдой... А они -- сами стали министрами да генералами, мэрами да херами, а меня поставили на эту вонючую таможню!.. -- И ясно почему, -- подхватила Надя. -- Просто так выдавать вас для них было бы слишком уж "западло", вот они и предложили Кислоярскому руководству: если сможете найти Мстислава, то забирайте. -- Я -- частный детектив Дубов, -- не без гордости представился Василий, -- и именно мне поручено ваше разыскание. А то, что вас назначили начальником таможни именно на Кислоярскую границу -- так это ваши паханы просто вас подставили, чтобы мы вас быстрее нашли. Неужто не понятно? -- Понятно, -- процедил Мстислав. -- И что, вы явились меня арестовывать? Посмотрим, как вы это делать будете... -- А мы и не собираемся вас арестовывать, -- заявил Василий. Мстислав от неожиданности раскрыл рот: -- Почему это? -- Видите ли, лично мне, то есть гражданину Дубову, совершенно безразлично, будет ли государственный преступник Мстислав Мыльник сидеть в Кислоярской Централке, или гражданин Мясников продолжит исполнять должность начальника таможни. Мне нужно нечто совсем иное... -- А, ну понятно, -- нервно подергал себя за бороду Мстислав. -- Вам нужны деньги. Должен вас огорчить -- я беру не деньгами, а продуктами. Но я подарю вам нечто большее, чем деньги или продукты -- я подарю вам жизнь. -- В каком смысле? -- не поняла Чаликова. -- Так и быть, не стану вас расстреливать. -- Ну спасибо, -- покачал головой Дубов. -- Слыхал я, что омоновцы -- неблагодарный народ, но до такой степени... -- Погодите, -- вновь вмешалась Надя, -- одну минуточку, господин Мсти... Мясников. Вы участвовали в нападении на грузовик 33-33 МОР при восточном выезде из Старгорода? -- Не в нападении, а в контрольной проверке, -- поправил Мстислав. -- Я не бандит какой-нибудь. "А кто же?" -- чуть не вырвалось у Дубова. Вслух же он сказал: -- Значит, участвовали. И какова судьба его содержимого и сопровождающих? -- А то вы сами не знаете! -- ухмыльнулся Мстислав. -- Знаем, -- кивнул Василий. -- Знаем, что после вашей "контрольной проверки" водитель грузовика оказался в больнице с ушибами и с сотрясением мозга. Нас интересует судьба музейных ценностей и директора Козицкого. -- Какого еще директора, -- зло глянул Мстислав на Дубова и Чаликову. -- Мне сказали, я сделал. А что они там везли -- не моя забота. -- Ну и что же вы сделали? -- нетерпеливо спросил детектив. -- Что надо, то и сделал, -- отрезал Мстислав. -- Шлепнул на месте за оказание сопротивления. Согласно законам военного времени. -- А грузовик? -- Ну что вы ко мне пристали?! -- не выдержал Мстислав. -- Что, если я вас на месте не пристрелил, так вы уж меня тут доставать, блин, будете? Вон отсюда! -- Так как рука омоновца недвусмысленно полезла в стол за револьвером, то Дубов с Чаликовой предпочли более не искушать судьбу и покинули вагончик. Уже на улице они увидели, как Мстислав высунулся из окна и крикнул своим подчиненным: -- Эй вы там, пропустили синий "Москвич"! x x x Мстислав походил по вагончику из угла в угол. Потом сел за стол, посидел. Вскочил, извлек из сейфа бутылку водки и прямо из горлышка отпил грамм сто. Закурил сигарету. И вот теперь, похоже, решился. Он высунулся из окошка и крикнул: -- Эй, ребята! Все живо сюда! Когда все шестеро его товарищей по оружию собрались в комнатушке, Мстислав сказал короткую речь: -- Братва. Эти козлы из Старгорода хотят нас подставить. Они там, суки, собираются нас за башли сдать Кислоярским гадам. А какой у них на нас зуб, не мне вам объяснять. -- Как и положено гениальному оратору, Мстислав выдержал паузу и продолжил: -- А вот хрен им. С нами такие приколы не ломятся. Не на тех напали. Есть тут, братва, у меня одно толковое дело на примете. Бабки хорошие обещают, и пострелять можно будет вволю. Не то что здесь киснуть. Так что лично я отсюда сматываюсь. Кто со мной? Все? Тогда по коням! Похватав свои нехитрые пожитки, бывшие таможенники, а ныне вольные стрелки, высыпали из вагончика. Как раз возле шлагбаума стоял микроавтобус "Латвия". Весело размахивая автоматами, солдаты удачи выкинули шофера и, погрузившись внутрь, покатили навстречу приключениям. Через некоторое время к открытому шлагбауму подъехал грузовик. -- Куда это они запропастились? -- спросил старый водитель своего молодого напарника. -- А может, проедем, пока их нет? -- предложил тот. -- Десять долларов сэкономим. -- Эх, пацан, ты этих живоглотов плохо знаешь, -- отмахнулся старый. -- Они тут где-нибудь неподалеку засели. И только мы поедем, они и наскочат. -- Ну и что? -- спросил молодой. -- А то, -- многозначительно отвечал старый. -- Пришьют нам незаконный переход границы и отберут весь груз. Вот что. И тут из кустов появился водитель "Латвии", отсиживавшийся там с перепугу. -- А, ну вот один и ползет, -- сказал старый. -- А почему он не в форме? -- удивился молодой. -- Какая там форма, -- усмехнулся старый, -- они одеваются во что у нас, шоферюг, отнимут. -- И оружия при нем нет? -- все продолжал расспросы молодой. -- Пропил, наверно, -- пожал плечами старый. -- Хватит трепаться, давай десятку сюда. Может, без шмона обойдется. А водитель "Латвии", подойдя поближе, обратился к старому шоферу: -- Мужик, слушай, подбрось до Кислоярска. -- Ну что ж, это можно, -- спокойно отвечал старый, протягивая десять долларов. -- Ну так ты нам сначала печать шлепни, и поехали. -- Мужики, -- опешил тот, -- да я простой водила! Какая у меня печать? -- Ладно, -- осклабился старый, -- брось дурака валять. Больше десятки у нас все равно нет. -- Да вы не поняли, -- уже занервничал водитель "Латвии", -- я тут случайно застрял. Таможенники на моем микрушнике уехали... -- Как тебя зовут? -- деловито осведомился старый. -- Руслан. А что? -- Ну так вот, Руслан, -- спокойно продолжал шофер, -- больше денег у нас нет. Хочешь, можем блок сигарет дать? -- Да на хрена мне ваши сигареты!.. -- разозлился Руслан. -- Ну, не нужны сигареты, бери десять долларов, -- невозмутимость старого шофера была непробиваемой. Руслан с досадой обернулся по сторонам, и его взгляд уперся в вагончик. В его голове мелькнула мысль: "А, была не была! Возьму-ка я там печать. Шлепну ее в их бумагах, и дело с концом". Сказано -- сделано. Печать нашлась в открытом сейфе рядом с початой бутылкой водки. Руслан отхлебнул из нее маленько для храбрости. Но когда он вышел из вагончика, у шлагбаума уже стояли еще два грузовика и один автобус. И не успел он поставить печать старому шоферу, как к нему подскочили другие водители: -- Начальник, почему задерживаешь? Уже через час Руслан сидел на вынесенном из вагончика стуле. И шлепал печатью в подставляемые ему бумаги совершенно не глядя. Лишь вежливо осведомляясь: -- Наркотики и порнографию не везете? Все, конечно же, отвечали отрицательно, но некоторые сразу же прибавляли еще десять долларов. Время от времени Руслан прикладывался к бутылке "Метаксы", оставленной водителем экскурсионного автобуса. И закусывал копченой колбасой от водителя рефрижератора. А карманы его куртки оттопыривались от мелких долларовых купюр, которые ему совали, хотя он и честно отказывался. -- Наконец-то порядок на таможне навели, -- говорили водители, отъезжая от пропускного пункта. Они не знали, что за это им надо благодарить частного детектива Дубова. Впрочем, и сам Дубов об этом не знал. x x x Синий "Москвич" неспешно катился по неровной дороге. Кругом простирались унылые Придурильские пейзажи, изредка прерываемые рекламными щитами, прославляющими достижения Республики под мудрым руководством Президента и правящей партии и призывающими граждан отдать все силы для победы Великих Идеалов. -- Боюсь, Вася, что после откровений Мстислава наше путешествие уже не имеет значения, -- заметила Чаликова. Дубов отрицательно покачал головой: -- Мстислав или врет, или недоговаривает. А может быть, говорит некую полуправду, из которой еще нужно извлекать рациональное зерно. Вспомните: он легко признался, что "шлепнул" Козицкого, но взвился, когда его спросили о грузовике. -- Просто нервы не выдержали, -- возразила Чаликова. -- Возможно, -- не стал спорить детектив. -- Но разговор на эту тему был ему очень неприятен. Почему? Ведь, казалось бы, для него это -- только эпизод, одно из многочисленных преступлений, не более. -- Васенька, я посоветовала бы вам ехать чуть побыстрее, -- помолчав, сказала Надя. -- Зачем? -- беззаботно откликнулся Дубов. -- Мстислав нас пропустил без очереди, так что до вечера сто раз успеем... -- Да нет, дело в другом. Я боюсь, как бы Мстислав не понял, что мы его просто брали "на пушку" и не снарядил за нами погоню. И вообще, нам не мешало бы на некоторое время куда-нибудь свернуть. Так, на всякий случай. -- Согласен, -- кивнул Василий, -- да куда тут свернешь? Уже час едем, и никаких ответвлений. -- А вон там, глядите -- какой-то указатель! Действительно, с правой стороны к шоссе примыкала узкая дорога, на ржавом указателе в начале которой значилось: "Субботино -- 5 км". -- Ну что ж, заедем в Субботино, -- сказал Василий и решительно повернул "Москвич". Дорога с каждой верстой становилась все более ухабистой и запущенной, но в конце концов привела в Субботино -- бедную деревеньку, раскинувшуюся вдоль узенькой речки, за которой вдали темнели холмы. -- Вася, остановитесь, -- попросила Надя, увидев идущую навстречу женщину с почтовой сумкой. Дубов притормозил "Москвич", и они вышли наружу. Женщина тоже остановилась и с подозрением поглядывала на незнакомцев. Чаликова покопалась в сумочке и извлекла письмо, которое ей оставила Тамара Михайловна Свешникова. -- Насколько я понимаю, сударыня, вы здешний почтальон? -- поинтересовался тем временем Василий. -- Почтальон, -- ответила женщина, переводя пытливый взор с Дубова на Чаликову. -- А еще и оператор, и телеграфист, и начальник почты, и весь персонал в одном лице. -- Замечательно! -- обрадовалась Чаликова и протянула конверт. -- Скажите, это послано из вашего почтового отделения? -- Из нашего, -- ответила связистка, едва взглянув на конверт. -- Вы уверены? -- переспросил Дубов. -- Мало ли Субботино в бывшем СССР? -- Это точно наше, -- уверенно повторила женщина. -- Видите, вторая буква "Б" чуть смазана. Уже третий год просим начальство, чтоб новый штемпель прислали... -- Может быть, вы припомните, кто отправлял этот конверт? -- как бы невзначай спросила Чаликова. -- А, так это же Сидоров. Ну, наш беженец. -- В каком смысле беженец? -- не понял Дубов. -- Да в самом прямом. Мордавский агрессор разбомбил его дом, вся семья погибла, он один чудом остался в живых. Вот сейчас живет у нас в Субботине. -- И что это за человек? -- продолжал расспросы Дубов. -- Не, ну мужик он хороший -- вежливый, непьющий, вот только... Погодите, -- опомнилась почтальонша, -- а чего это вы тут все расспрашиваете? Уж не Мордавские ли вы шпионы?! Василий хотел было ответить, кто они такие, но Надя незаметно наступила ему на ногу: -- Нет-нет, мы не шпионы, мы наоборот -- из... ну, в общем, из организации, которая ищет пропавших без вести. Мы тут разыскиваем одного Сидорова -- может быть, это тот самый. -- А, ну так это другое дело! -- обрадовалась связистка. -- Но поймите меня правильно -- я обязана протелеграфировать в ближайшее отделение Госбезопасности, что в селе появились посторонние. У нас ведь приграничная полоса... -- Ради бога, -- безмятежно махнула рукой Надя. -- Раз надо, значит надо. Просто мы хотели бы узнать побольше про вашего Сидорова -- может быть, это вовсе и не тот, которого мы ищем, и тогда не стоит зря его тревожить. -- А, понимаю, понимаю, -- закивала почтальонша, -- это вы хорошо придумали. Только Сидоров живет очень скрытно. У нас ведь, знаете, село бесперспективное, половина изб пустуют, а он поселился в самой дальней, на отшибе. И редко куда ходит, разве только до почты. -- И на что он живет? -- удивился Василий. -- А он, видать, большой ученый! -- уважительно сказала связистка. -- Постоянно рассылает заказные письма и бандероли, а потом ему со всего света приходят ответы и даже денежные переводы. Вот на них-то он и живет. Ну, еще на огороде кое-что выращивает. -- И куда он шлет свои письма и бандероли? -- спросил Дубов. -- Да по всему свету. И во Францию, и в Италию, и в Германию... А если по бывшему Союзу -- то в журналы и всякие академии художеств. Я ж говорю -- профессор! Как-то спросила, чего он посылает, а он ответил шибко мудрено -- мол, статьи по искусствоведению... -- И еще один вопрос, если позволите, -- вновь заговорила Чаликова. -- По какому документу вы ему выдаете переводы и все прочее -- по паспорту или как? -- Да нет, паспорт и все документы у него пропали при бомбежке. А переводы выдаем по справке, выданной нашим местным сельсоветом взамен утерянного паспорта... Ну так как -- ваш это Сидоров, или как? -- Похоже, что наш, -- не очень уверенно ответил Василий, -- но некоторые сомнения все же остаются. -- Мы хотели бы встретиться с ним лично, -- добавила Надежда. -- Как к нему пройти? -- Да очень просто. Идите вон по той улице до самого конца, и самая последняя избушка -- его. Но только на машине вы туда не проедете, там даже наш тракторист Максимыч намедни увяз. Да вы оставьте ее возле почты, я уж присмотрю. x x x Преодолевая бездонные лужи, Дубов с Чаликовой медленно, но верно пробирались к избушке Сидорова. Вдруг Надя остановилась: -- Вася, а вам не кажется странным -- в Италию с Францией он посылает искусствоведческие статьи с обратным адресом, чтобы получить ответ и гонорар, а в недальний Кислоярск -- "из деревни от дедушки". К чему бы это? -- Может, просто забыл уточнить по рассеянности? -- предположил детектив. -- Хотя нет... И вообще, похоже, все сходится! -- Что сходится? -- не поняла Чаликова. -- Осторожно, Наденька, не поскользнитесь. Если я не ошибаюсь, нам вон к той избушке... Добрый день, господин Сидоров! -- радостно закричал Василий высокому и чуть сутуловатому человеку в старой фуфайке, который копался в огороде. Тот поднялся с грядки и подошел к полуобвалившемуся плетню: -- Чем могу служить, господа? -- Разрешите представиться. Я -- частный детектив Дубов, а эта очаровательная дама -- журналистка Чаликова. Мы занимаемся поисками людей, пропавших во время военных действий. -- Естественно, по запросам заинтересованных лиц, -- добавила Надя. -- Любопытно, кому это понадобился Сидоров, -- невесело усмехнулся огородник. Однако в его глазах за толстыми стеклами очков мелькнуло недоумение и даже легкий испуг. -- Ну, например, директрисе кислоярского музея госпоже Свешниковой, -- не задумываясь ответила Чаликова. -- Ее заинтересовали ваши исследования в области, так сказать, сравнительного демоноведения, и она хотела бы поделиться с вами своими мыслями. -- Искренне сожалею, что забыл указать в письме точный обратный адрес, -- учтиво заметил Сидоров, -- однако очень сомневаюсь, чтобы почтеннейшая Тамара Михайловна специально для этого стала обращаться к частному сыщику. -- Разумеется, -- согласился Дубов. -- Мы, конечно, рады, что помогли госпоже Свешниковой вас разыскать, но куда больше сами рады, что нашли вас. -- И, понизив голос, добавил: -- Уважаемый Всеволод Борисович. Сидоров спокойно обвел взглядом Дубова и Чаликову и столь же спокойно произнес: -- Давайте пройдем в дом. А то негоже гостей принимать на улице. Изнутри избушка Сидорова выглядела еще беднее, чем снаружи. Наде и Василию сразу бросилось в глаза, что вперемешку с нехитрым крестьянским скарбом повсюду лежали рукописи на многих европейских языках. А из красного угла, где в деревенских избах обычно находятся образа, глядел портрет академика Лихачева. -- Присаживайтесь, господа, -- пригласил Сидоров. -- Извините за беспорядок, сейчас поставлю самоварчик... -- Может быть, приступим к делу? -- нетерпеливо предложил Василий. -- Да, конечно, -- откликнулся хозяин. -- Как я понял, когда вы назвали меня Всеволодом Борисовичем, это не было простой оговоркой, не так ли? -- Совершенно верно, -- отчеканил Дубов. -- Я с полной ответственностью утверждаю, что вы -- бывший директор Старгородского музея Всеволод Борисович Козицкий. И не пытайтесь этого отрицать! А хозяин ничего и не отрицал -- он продолжал возиться с самоваром. -- Нам известно о вас гораздо больше, чем вы думаете, -- продолжал Дубов. -- Если хотите, я могу рассказать в подробностях, как вы превратились из директора Козицкого в беженца Сидорова. Сидоров по-прежнему молчал. Но заговорила Надя: -- Погодите, Вася, но с чего вы взяли, что господин Сидоров -- это Козицкий? Ведь директор музея пропал без вести, а по официальной версии -- погиб... Дубов поудобнее устроился на колченогой табуретке: -- А вот послушайте. И если я в чем-то ошибусь, то прошу вас, Всеволод Борисович, меня поправить. Когда началась Мордавско-Придурильская война, то музейные ценности, в том числе картины Врубеля, оказались под угрозой: они могли погибнуть при бомбежке либо просто быть распроданы. -- За оружие, -- вставила Надя. -- За оружие и боеприпасы, -- подтвердил Василий. -- Но вы, Всеволод Борисович, этого допустить никак не могли, а потому начали вентилировать вопрос о переправке картин и всего прочего за кордон, а конкретно -- в Кислоярск. Однако обстоятельства вынудили вас форсировать события. Но наивный маневр с целью запутать следы не дал желаемого результата -- на восточном выезде из города грузовик 33-33 МОР был остановлен отрядом ОМОНа, вашего водителя Костю выволокли из кабины и принялись зверски избивать... -- Он погиб? -- вскрикнул хозяин. -- Кто, Костя? Жив и здоров, -- успокоил его Василий. -- Слава богу! -- прошептал Козицкий. -- Я до сих пор не могу себе простить, что оставил его... -- Ну, не упрекайте себя так, Всеволод Борисович, -- мягко сказала Надя. -- Все равно вы бы ничем ему не помогли, а ведь вам нужно было спасать коллекцию. -- Дальнейшее представляется мне так, -- продолжал Дубов. -- Поскольку Придурильские руководители не очень-то доверяли своим омоновцам, то им просто было дано распоряжение задержать грузовик и передать спецслужбам, без указания на характер и ценность грузов. Однако омоновцы, начав избивать водителя, так увлеклись своим любимым занятием, что даже сразу не заметили, как вы пересели за руль и уехали. А для "отмазки" перед начальством их командир Мстислав составил рапорт в том смысле, что вы оказали сопротивление и вас пришлось поставить к стенке, а грузовик сжечь. Ну или что-то в этом роде. -- Василий отхлебнул чаю из треснувшего стакана и продолжал: -- Именно то обстоятельство, что вас считали погибшим, а грузовик уничтоженным, и позволило вам довольно долго и беспрепятственно передвигаться по территории Придурильской республики. -- В мирное время я много ездил по Старгородскому району с лекциями и краеведческими экспедициями, -- вздохнув, сказал Козицкий. -- И, смею надеяться, неплохо знаю все лесные и полевые дороги. Именно по ним я доехал до этих мест, а ночью пересек Кислоярское шоссе. Тут, сразу за Субботином, находятся заброшенные полигоны -- раньше они были на территории двух районов, Старгородского и Кислоярского. Но я знал, что там есть дороги, по которым можно пересечь границу... -- Директор надолго замолк. Тогда слово вновь взял Василий: -- То, что вы находитесь здесь, означает одно: переправить ценности через кордон вы так и не смогли. Но это значит и другое: раз вы тут живете под чужим именем, рискуя быть разоблаченным, то ценности не погибли, а хранятся где-то поблизости. Или я не прав? -- Вы совершенно правы, господин Дубов, -- спокойно сказал Козицкий. -- Просто я подумал, что если вы с такой точностью воссоздали мое бегство из Старгорода, то и найти место, где я прячу музейные ценности, для вас не составит труда. А может, вы его уже знаете? -- Ну, это уж вы преувеличиваете мои способности, -- чуть смутился Василий. -- Я ничего доподлинно не знаю, лишь могу предполагать с большей или меньшей долей вероятности. Что касается места... -- Василий на минутку задумался. -- Скорее всего, это где-то на полигоне. Не так ли? -- Да, -- кратко ответил Козицкий. -- Я заехал на полигон, но запутался в многочисленных дорогах -- ведь раньше я там никогда не бывал. А уже близился вечер, да и бензин заканчивался. Нужно было что-то делать, и я не нашел ничего лучшего, как загнать грузовик в заброшенный бункер. Но тут вдруг начался налет. Наверно, они заметили, что по бывшему полигону что-то движется, и решили на всякий случай скинуть бомбу. Должно быть, завалило въезд в бункер, и я оказался в кромешной тьме. Я и сейчас без содрогания не могу вспомнить, как шарил по стенам моего склепа и всюду натыкался на шершавый холодный камень... Но потом немного освоился и, обдирая до крови пальцы, прорыл небольшой лаз и выбрался наружу. Ну а остальное вам, должно быть, известно не хуже, чем мне. Я сказался беженцем по фамилии Сидоров, поселился здесь, в Субботине, и продолжал, по мере возможностей, научную работу. -- Всеволод Борисович тяжело вздохнул. -- Но теперь, как я понимаю, ей пришел конец? -- Всеволод Борисович, мы могли бы взглянуть на ваши сокровища? -- спросил Дубов. -- Отчего же нет, -- невесело усмехнулся директор. -- Взгляните, пока можно. Очень скоро они будут распроданы, а скорее всего -- разворованы, я сгину в подвалах Придурильской охранки, а вам наш президент торжественно вручит какой-нибудь орден... -- Нет-нет, Всеволод Борисович, вы нас, кажется, принимаете не за тех, -- возразила Чаликова. -- По крайней мере, с Придурильской охранкой мы ничего общего не имеем. -- Знаете, я уже никому не верю, -- задумчиво откликнулся директор. -- Но мне кажется, что вы явились не со злыми намерениями. -- Мы явились в поисках истины! -- заявил Василий. -- А что есть истина? -- резко обернулся к нему Козицкий. -- Я веду... то есть искусствовед-любитель Сидоров ведет обширную переписку со всем светом, в том числе и с коллегами бывшего директора музея Козицкого. И наверняка многие из них догадываются, что Сидоров -- это и есть Козицкий, но вида не подают, потому как понимают, что иначе... Ну да вы сами знаете. -- Да, конечно, -- кивнула Надя, вспомнив зверское лицо Мстислава. -- Между прочим, я переписываюсь также с одним человеком, живущим в окрестностях Калининграда, -- продолжал Всеволод Борисович. -- Конечно, открыто он об этом не пишет, но из писем я понял, что он скрывает часть Янтарной комнаты. Этот человек тоже отлично понимает, что если он откроет истину, то все будет просто-напросто разворовано. Истина -- это прекрасно, я сам за истину, но когда она становится личной собственностью непорядочных людей, то стоит подумать -- а не придержать ли ее под спудом до лучших времен? -- Я с вами не согласен, -- раздумчиво ответил Василий, -- но и мешать вам не намерен... Нет, я не вправе брать на себя роль судьи. -- Вы хотели посмотреть на музейные ценности? -- прервал вновь возникшее молчание Козицкий. -- Что ж, я готов их вам показать. Но дождемся ночи -- днем нас могут увидеть. x x x В прохладной тьме директор карабкался по осыпающемуся склону, освещая свой путь керосиновой лампой "летучая мышь". Он пыхтел, отдувался, но Василий с Надей еле поспевали за ним. Всеволод Борисович знал каждый камушек на этом склоне, и сей нелегкий путь был ему привычен. А главное -- в радость. Он шел в свой Храм. А дорога, ведущая к Храму, всегда трудна, но радостна. И он служил своим богам внутри этого мрачного, поросшего корявым кустарником холма. Он знал, зачем карабкается по неверному склону, знал, зачем корпит ночами над рукописями, знал, зачем живет. И Василий мог бы позавидовать ему, если бы сам не был столь же одержимым служителем своей богини -- Фемиды. Козицкий отвернул в сторону огромный булыжник, прикрывавший мрачный лаз. Согнувшись, на четвереньках, они проникли в таинственные глубины холма. Узкая нора, по которой они ползли, казалась бесконечной. И страх наступал им на пятки -- казалось, что холм сейчас осядет и погребет их под собой. И никто даже не узнает, куда они исчезли. -- Все это похоже на страшную фантастику, -- сказал Василий, чтобы как-то отвлечься от охватывающего ужаса. -- Теперь я не удивляюсь, что возникла легенда о похищении вашего грузовика инопланетянами. -- Эту легенду придумал я, -- ответил Козицкий. -- На случай, если бы кто-то случайно заметил меня на полигоне и вообще -- для того, чтобы подпустить побольше туману. Ведь люди так склонны верить подобным сказкам! И как-то внезапно лаз закончился. Василий и Надя осторожно поднялись на ноги и стали оглядываться. В неверном свете керосиновой лампы вырисовывались темные бетонные стены огромного помещения. Посредине стоял покрытый толстым слоем пыли грузовик. К его заднему борту была приставлена небольшая лесенка. Директор поднялся по ней, откинул брезент, и Надежда представила себе, что это вовсе и не грузовик Зил-130, а старинный испанский галион, груженый сокровищами исчезнувшей навсегда цивилизации. Цивилизации далекой, как Марс, и непонятной, как ацтекские письмена. Но породившей прекрасные творения искусства, которые уже непонятны вздорным и измельчавшим потомкам. Те, кто должен был наследовать эти сокровища, погрязли в стяжательстве и наживе. Тот, кто не имеет собственной культуры, не в состоянии понять и чужую. И вот остался один -- хранитель не сокровищ, но реликвий прошлой культуры, тот, кто понимает, что уйдут в небытие озлобленные дикари и народится новая цивилизация, и новые люди смогут принять в свои руки, не замаранные чужой кровью и награбленным златом, дар великих предков, и возобновится связь времен. Торжественная тишина повисла в темной пещере. Всеволод Борисович как бы передал Василию и Наде часть той ответственности, которую по велению судьбы взял на себя. Ответственность перед культурой. Ответственность перед человечеством. И они почувствовали всю ее тяжесть. Василий присел на последнюю ступеньку лестницы и невидящим взором уставился в темноту. Надо было сделать выбор, такой, чтобы потом не стыдиться самого себя всю жизнь. ГЛАВА ТРЕТЬЯ. БЕСЫ Обеды в ресторанчике "Три яйца всмятку" были уже в какой-то степени традиционными. Конечно, когда Дубов и его друзья находились в городе. И разговоры за десертом тоже велись традиционные -- о всякой небывальщине. Так, на этот раз господин Ерофеев потчевал сотрапезников историей о том, как таможенники отняли у его шофера микроавтобус и укатили на нем в Кислоярск, где он впоследствии и был найден. Публика с удовольствием смеялась в том месте, где водитель ставил печать в документы всем желающим и за это ему совали деньги, так что за день он заработал более тысячи долларов. После чего ночью отправился домой на попутке. Смеялись, но не верили. Хотя и сам господин Ерофеев не особенно в это верил. -- А может, он мне и лапшу на уши повесил, -- смеясь, пожимал плечами бизнесмен, -- сам где-то халтуру провернул, потом приехал в город, оставил микрушник на другом конце Кислоярска и наплел мне целую историю. Хотя зачем -- непонятно. -- Может, чтобы вы не узнали? -- предположил Серапионыч. -- А мне-то какое дело, -- снова пожал плечами Ерофеев. -- Бабки заработал -- молодец. Машину в гараж поставил, и гуляй вальсом. -- Нет, ну я имел в виду, -- продолжал Серапионыч, -- чтобы вы не узнали про его отлучку. -- Да нет, доктор, -- улыбнулся Ерофеев, -- машину нашли гаишники на Родниковой в тот же вечер, когда он должен был вернуться в город. -- Тогда зачем придумывать какую-то безумную историю? -- обиделся на вруливого водителя Серапионыч. -- Странно. -- Вот и я говорю -- странно, -- обратился Ерофеев к Дубову. -- А вы что скажете, господин сыщик? Дубов задумчиво покрутил ложечкой в стакане с чаем: -- Знаете ли, я как раз проезжал через эту таможню и, судя по вашему рассказу, примерно в то же время. И таможенники были на месте и, по-моему, никуда уезжать не собирались. Но дело не в этом. -- А в чем? -- нетерпеливо спросил Ерофеев. -- Да в том, что эти таможенники -- бывшие Кислоярские омоновцы, и сюда им соваться -- полное безумие. -- Значит, соврал? -- уточнил Ерофеев. -- Но с другой стороны, -- продолжал рассуждать Дубов, -- если он прибыл в город вовремя, даже пусть попутно подхалтурив, то зачем оставлять машину где-то на улице? Да еще и с дверями настежь и с ключами в зажигании. Ведь, если я вас правильно понял, гаишники именно из-за этого обратили на "Латвию" внимание. Я сам водитель со стажем и такой безалаберности никогда не допускал. -- А может, он был того? -- предположил Серапионыч и щелкнул себя пальцем по горлу. -- Может быть, конечно, -- покачал головой Дубов, -- но опытный водитель выключает фары и запирает машину даже, как говорится, на "автопилоте". -- Так, значит, не врет? -- снова вклинился Ерофеев. -- Хотя, может, он дал ее кому-нибудь покататься? -- предположил Дубов. -- За тысячу долларов? -- усмехнулась баронесса, до этого молча поедавшая вегетарианский салат. -- Господи, ну и тему вы для разговора нашли! Василий Николаич, расскажите нам лучше, как вы съездили в Старгород и что вы там узнали о картинах Врубеля. Эта тайна меня куда больше занимает, нежели шоферские фантазии. Дубов как-то неловко отхлебнул чай. Поморщился, хотя чай был неплохой -- "Липтон". И наконец изрек: -- Э-э-э, -- врать Великий Сыщик был не мастер, -- понимаете ли, госпожа Хелена... -- Тут он снова сделал паузу и хлебнул еще чайку, видимо, набираясь храбрости. -- До Старгорода мы, собственно, не доехали. Машина сломалась. Старый "Москвич" -- это автомобиль не для дальних поездок. -- Сыщика явно "понесло". -- Вкладыши коленвала сношены, а поменять их сложно. Сам я, по крайней мере, не умею. Хотя как-то однажды менял картер, когда пробил на ухабах... Баронесса внимательно слушала всю эту чушь и даже деловито кивала головой. Ерофеев явно не понимал, что происходит, и с удивлением поглядывал на Дубова. Серапионыч же догадывался, что Василий что-то откопал и просто не хочет говорить об этом баронессе. -- А вы слышали, -- пришел на выручку Дубову доктор, -- к Земле летит астероид и упадет в наше Кислое море? -- А вот это интересно, -- оживился Ерофеев, -- туристы понаедут, ученые... И вопрос о картинах Врубеля, к удовольствию Дубова, сошел со сцены. Только госпожа Хелена очень уж задумчиво жевала салат. Даже не замечая, что это салат доктора. А когда обед был закончен и все вставали из-за стола и прощались до следующего раза, баронесса, пожимая руку Василия, внезапно задержала ее в своей. -- Василий Николаевич, а вы не хотите заглянуть ко мне? -- проникновенно сказала она. -- Посмотреть некоторые новые экспонаты. Дубов слегка опешил -- баронесса редко приглашала кого-либо к себе. И он, как бы ища поддержки, оглянулся по сторонам. Его растерянный взгляд встретился с весело блестящими из под пенсне глазами Серапионыча. И тот хитро подмигнул Дубову. -- Ну что ж, госпожа Хелена, -- решился Василий, -- когда вам будет удобно? -- Сейчас, -- решительно сказала баронесса. -- А, ну сейчас, так сейчас, -- деланно равнодушно пожал плечами Дубов. -- Я уж давно мечтал ознакомиться с вашей коллекцией. x x x Жилище баронессы произвело на Василия сильное впечатление. Что, собственно, немудрено -- люди с менее устойчивой нервной системой просто падали в обморок. Именно такая беда приключилась с сантехником, пришедшим прочистить раковину, забитую кофейной гущей. Увидев в прихожей мумию фараона, бедолага лишился чувств. А когда пришел в себя, обнаружил, что лежит в саркофаге, куда его заботливо перетащила госпожа Хелена. Она же хотела как лучше -- саркофаг был ее кроватью. Нет, сантехник, конечно, прочистил раковину, но впредь зарекся ходить к госпоже Хелене в трезвом виде. Дубов в обморок не падал, но ему все-таки потребовалось некоторое время, чтобы освоиться. Вскоре он начал с интересом осматриваться по сторонам, а уже через пять минут поставил под сомнение подлинность телевизора образца тридцать девятого года. Правда, в этом великий сыщик был посрамлен. Баронесса прочитала ему короткую лекцию по истории телевизионного вещания. Из которой вытекало, что еще до начала второй мировой войны велись разработки в области передачи изображения на расстоянии. Другое дело, что широкое телевизионное вещание началось лишь после окончания войны. Так что первые телевизоры были созданы в тридцатых годах, и это один из них. И вдруг баронесса, даже не закончив лекции, перешла к боевым действиям -- она схватила Василия за лацканы пиджака и притянула к себе. -- Хватит заговаривать мене зубы! -- негромко, но с чувством сказала она. В ее глазах появился уже знакомый Дубову блеск, который означал, что баронесса готова "слямзить" какой-нибудь бесхозный исторический экспонат. И ее ничто не остановит. -- Василий, вы меня любите? -- спросила она требовательно. Василий был готов ко всему, но только не к этому. А потому ответил первое, что пришло в голову: -- Я вас уважаю, госпожа Хе... -- Вы что, отвергаете мои нежные чувства? -- В голосе баронессы прозвучала угроза. -- Я, знаете ли, ну... -- Василий не знал, что сказать. И наконец придумал: -- Я предпочитаю холостую жизнь... -- А я и не покушаюсь на вашу руку, -- с пафосом отвечала баронесса, -- мне нужно ваше сердце! Это прозвучало несколько по-людоедски, отчего у Василия пробежал холодок по спине. Хотя он и понимал, что госпожа Хелена просто оговорилась. А она тем временем, отпустив один лацкан, принялась нервно расстегивать пуговки своей кофточки. -- Э-э-э, мадам, давайте не будем забегать вперед, -- неуверенно промямлил Василий. Великий Сыщик не был пуританином. И, мягко говоря, не чурался прекрасного пола. А баронесса была достаточно интересная женщина в расцвете лет. И все же что-то его останавливало. -- Госпожа Хелена, -- осторожно начал Василий, -- если вас интересуют картины Врубеля, то... -- Здесь он сделал длинную паузу, а баронесса перестала теребить пуговки. Пауза затянулась. -- Ну так говорите же! -- не выдержала госпожа Хелена. В глазах Дубова сверкнула озорная искорка: -- ...если вас интересуют картины Врубеля, то причем тут мое сердце? Баронесса поняла, что попала впросак, и стушевалась. Отпустила пиджак. И уж совсем как-то машинально пожала плечами. Дубов не спеша направился к дверям, она его не удерживала. Госпожа Хелена стояла будто в задумчивости посреди своего дома-музея, словно сама превратившись в экспонат. Лишь когда хлопнула дверь, баронесса обернулась и, криво усмехнувшись, погрозила пальцем мумии фараона: -- Говорила же я тебе: не путай любовь с наукой! x x x Выйдя от баронессы, Дубов решил прогуляться пешком по городу. Немного проветриться и поразмыслить. И как-то совершенно незаметно ноги сами привели его на угол Матвеевской и Родниковой. То есть в то самое место, где была найдена угнанная "Латвия". Детектив по привычке размышлял: "Район, конечно, шебутной: хулиганы, пьяницы, мелкие спекулянты типа "спиртик-водочка". Но никакие террористы и путчисты здесь не обитают, такие живут в более престижных районах города. Что здесь делать наемным бандитам? Оружием тут не торгуют, по крайней мере, приличным. Развлечься? Так ведь и "приличные девочки" в этом районе не водятся. Что им здесь делать? В смысле, наемникам. Может, действительно водитель микроавтобуса что-то приврал? Хотя все равно непонятно -- зачем?" И тут плавный ход мыслей детектива был нарушен самым бесцеремонным образом -- кто-то подошедший сзади закрыл Дубову глаза и спросил сладким голосом: -- Васенька, а ну-ка отгадай Сашульчика по голосу! -- Мешковский!... -- простонал Дубов. Для жителей Кислоярска этого было вполне достаточно, чтобы понять, какая чума внезапно свалилась на детектива. Для остальных же поясним. Александр Мешковский в свое время был видной фигурой в культурной жизни города. Всяческие шоу, презентации и инсталляции не обходились без его участия. А потом... А потом Мешковский начал пить. Злые языки поговаривали, что проблема в его сексуальной ориентации: мол, прекратились гонения на голубых, так они и растерялись. Это, конечно же, было не так. Просто Сашульчик потерял веру в свой талант. Это был, так сказать, затянувшийся творческий кризис, вроде самолета, попавшего в штопор. Когда уже не слушаются рули и земля стремительно приближается все ближе и ближе... А стихийным бедствием Мешковский стал благодаря своим бесконечным монологам. И спорить с ним выпившим, а выпивши он был всегда, было бесполезно, потому как он жутко обижался и начинал изображать из себя "уличную девку". Хотя настоящие уличные девки сгорели бы от стыда при виде такого поведения. Так что у Дубова было два выхода, один другого краше: либо скандал, либо выслушать порцию бессвязной болтовни и потихонечку смыться. Василий не любил шумных и непристойных сцен, а потому предпочел второй вариант. А Мешковский уже извергал фонтаны слов, даже не интересуясь, слушают ли его: -- ...А друзья называли Чайковского любовно "чайничек". И хотя у нас совершенно уснуло правосудие, "золотой век" поэзии уже позади. В связи с этим, я думаю, надо признать все же, что водка лучше виски и Тихона Хренникова. Он не умел писать письма, а я, наверное, съезжу в Австралию. Так, на недельку... Дубов мало обращал внимания на всю эту болтовню и лишь кивал головой время от времени, стараясь изобразить заинтересованность. -- ...Им, конечно, далеко до Генриха Манна, но зато какие смелые и наглые. И с автоматами. Это здорово возбуждает, -- продолжал изливаться Мешковский. Дубов же при слове "автоматы" профессионально насторожился. -- Всю ночь мы разговаривали. А наутро их уже не было. Как жаль, как жаль, -- опечалился Мешковский и даже, похоже, решил пустить слезу, но не выжал. Что его еще больше огорчило. -- Полный стол водочки, а поговорить не с кем. Может, вы заглянете ко мне, Василий Николаевич? -- Загляну, -- решительно ответил сыщик, что даже на секунду сбило Сашульчика с толку. Но лишь на секунду. Думать он был не любитель, а жил лишь эмоциями. -- Вы мне всегда нравились, Василий, -- с пафосом произнес Мешковский. -- Вы грубоваты и малопрезентабельны, но я вас понимаю. Пойдемте ко мне. Я покажу вам письма Чайковского к Жириновскому. x x x Беспорядок в квартире Мешковского был продолжением беспорядка в его голове. Богемно, со вкусом и немного грязно. Василий знал Сашульчика и потому знал, что выудить что-либо из него можно только между первыми ста граммами и вторыми ста граммами. В этом промежутке Мешковский был более-менее вменяем. А потому, как только они сели за стол и выпили по рюмке, Дубов стал наседать на него с вопросами. -- Где это вы, Сашульчик, так разжились водочкой? -- как бы невзначай поинтересовался сыщик. -- Да и продуктов, я вижу, целая куча... Должно быть, нашлись богатые спонсоры? -- О, да-да, -- радостно подхватил Мешковский, -- такие спонсоры! Такие симпатичненькие мужчинки! -- Тут Сашульчик испуганно смолк. -- Ах, ведь их главный предупреждал, чтобы я молчал об их визитации! -- Вот как? -- удивился Василий. Или сделал вид, что удивился. -- Странно. Обычно господа спонсоры не очень-то любят скромничать -- наспонсорят на полушку, а шуму... -- Детектив доверительно понизил голос: -- Но мне-то вы можете все рассказать, я вас не выдам. -- О да! -- томно повел глазками в сторону бутылки радушный хозяин. -- Если бы вы, Васенька, были поэтом, то я сбацал бы в "Железке" вашу репрезентацию, а в спонсоры непременно позвал тех противненьких мужчинок. -- А что это за мужчинки? -- Василий решил идти напролом, так как знал по опыту, что еще минут десять -- и Сашульчик совершенно перестанет быть пригоден к деловому употреблению. -- Ах, это такие мужчинки! -- вздохнул Мешковский. -- Я им так старался приглянуться -- и все мои усилия не вызвали в их душах ответных поползновений. А их главненький очень заинтересовался альбомом "Обитатели Кислоярского зоопарка", а когда я его напрямую спросил, нравлюсь ли я ему, то он ответил, что предпочитает любить всяких зверушек и собирается наутро отъехать в деревню, где пленэр наполнен разными козочками, коровками, свинками, лошадками... Да вы сами поглядите! Вскочив из-за стола, Мешковский подошел к книжному шкафу и снял с полки зоопарковский альбом, зажатый между Бхагавадгитой и перепиской Рихарда Вагнера. Однако на соседней полке вместо книг стоял запасной графинчик, отнюдь не пустой, и рюмочка. Сашульчик отложил альбом в сторонку, налил себе водочки и залпом выпил. Такого поворота Дубов никак не ожидал. Он, однако, попытался задать еще один вопрос: -- А как звали их главненького? Но было поздно: Мешковский, игриво покачивая бедрами, уже следовал к проигрывателю. И Василий понял, что ему, скорее всего, придется довольствоваться теми скромными сведениями, что удалось извлечь из Сашульчика в небольшом перерывчике между первой и второй. Проблески разума в красных глазах Мешковского окончательно погасли. К тому же в комнату вплыл некий худосочный господин и плавно перетек за стол. Его маленькие детские ручки ловко замелькали, закидывая в рот селедку под маринадом, сливовый джем, копченый шпек и апельсин. Все это стремительное поглощение пищи обильно запивалось водочкой, как водой. И в полном молчании. Дубов в очередной раз за сегодняшний день был поражен. Мешковский же распахнул свои любвеобильные объятия: -- Све-е-етик! Но тот человечек, которого он называл Светиком, никак не реагировал на приветствия Сашульчика. Ну разве что хрюкнул. Правда, довольно дружелюбно. При этом опуская яблоко в карман пиджака, а куриную ножку за пазуху. Мешковский попытался облобызать Светика, но тот мягко уклонился, и хозяин попал рукой в винегрет. Светик аккуратно извлек руку Сашульчика из тарелки, аккуратно же облизал пальцы и снова погрузился в процесс забрасывания еды в рот и карманы. Тогда Мешковский просто поцеловал его в макушку и перенес свое внимание на проигрыватель. А комната тем временем наполнялась людьми, возникавшими, казалось бы, из ниоткуда. Кто-то уже шурудил в холодильнике, деловито гремя банками. А кто-то рылся в шкафу, выкидывая прямо на пол цветастые галстуки Мешковского. Сам же хозяин наконец запустил добитую радиолу, и по квартире понеслись истерические вопли Пугачевой: "...все могут короли...я так хочу, чтобы лето не...как айсберг в океане...какой был полковник!" Дубов, стараясь не привлекать к себе внимания, двинулся к дверям, но там он столкнулся с господином Светиком, который вальяжно выплывал вон, нагруженный провизией, как испанский галион золотом. Сыщик деликатно посторонился, и худосочный обжора хрюкнул ему дружелюбно. Хотя, может, это была просто отрыжка? А Сашульчик уже танцевал, завернувшись в простыню. "...и будешь ты летать с одним крылом..." Василий хотел сказать "до свидания", но, здраво подумав, предпочел удалиться без прощаний. От греха подальше... x x x В кислоярском угро было людно и шумно, как на вокзале. Дубов, бросив дежурному: "Я к Столбовому", окунулся в облака табачного дыма и непрерывный гомон. Добрый день, привет, здрасьте -- неслось со всех сторон, но он упорно продвигался к цели. И в конце концов налетел на Столбового в дверях его кабинета. -- А, Василий Николаич, -- виновато улыбнулся хозяин, -- извините, спешу, спешу. -- Егор Трофимыч, -- решительно преградил ему дорогу Дубов, -- пару минут, не более! Столбовой, скорбно потоптавшись на месте, развел руками -- мол, что с тобой сделаешь -- и вернулся в кабинет. -- В город приехала банда наемников, -- с порога начал Дубов. -- Они вооружены автоматами, правда, их цели мне пока не известны. -- Только чего нам не хватало, -- грустно покачал головой Столбовой, -- мы и так уже на ушах стоим из-за взрыва в храме кришнаитов. Очередного. Черти б их побрали. -- Ну так, может, это их работа? -- сразу навострился Дубов. -- Кстати, когда произошел взрыв, что за взрывчатка, есть ли свидетели? -- Рванули примерно час назад, -- уже более деловито отвечал Столбовой, -- а со свидетелями нам повезло. Что, собственно, среди бела дня и немудрено. Есть описания преступников, и мы в принципе знаем, кто это и на кого они работают. Может, и те, про кого вы говорите. -- Мои подопечные, -- усмехнулся Дубов собственным словам, -- бывшие местные омоновцы. Я думаю, все их физиономии есть в вашей картотеке. Они же у вас в розыске числятся. -- А, омоновцы, -- протянул Столбовой. -- Нет, во взрыве замешаны лимоновцы. Политика, чтоб ей... А омоновцы -- это не по нашей части. -- Как не по вашей? -- опешил Дубов. -- А так, -- спокойно отвечал Столбовой, -- это дело в прокуратуре. У госпожи Анны Венедиктовны Кляксы. Знаешь такую? -- Дубов горестно кивнул. -- Вот к ней и сходи. А нам и при желании некогда -- надо со взрывниками разбираться. Сверху трясут. Политика, чтоб ей пусто было. Выборы на носу, и все такое. А сейчас извини, мне пора на доклад к начальству. -- Столбовой торопливо пожал руку Дубова и, как бы извиняясь, снова добавил: -- Политика... x x x Анну Венедиктовну Кляксу Дубов лично не знал, но, судя по рассказам, она не была замарана ни в одном хорошем деле. Ну и внешность и характер вполне соответствовали ее странной фамилии. В поле зрения Василия эта мадам попала в свое время в связи с делом беглого прокурора Рейкина, который, переквалифицировавшись в уголовника, доставил много хлопот как милиции, так и лично Дубову. Дружба Рейкина и Кляксы была по-фрейдистски странной, так как беглый прокурор любил переодеваться в женские одежды и, похоже, не только маскировки для. А Анна Венедиктовна, в свою очередь, предпочитала мужские костюмы, курила гнусные папиросы и старалась говорить нарочито грубым "мужественным голосом". Так что об их дружбе можно было бы написать новомодный роман и издать его в каком-нибудь толстом интеллигентном журнале, не чуждающемся порнографии. Но проблема лишь в том, что Василию Дубову, человеку несколько консервативному в вопросах любви, претили как мужчины, корчащие из себя женщин, так и женщины, изображающие из себя мужчин. И мы разделяем его точку зрения. Так что оставим Рейкиным и Кляксам воспевать Рейкиных и Клякс. В очередной раз за сегодняшний бесконечный день Дубову пришлось испытать шок. Мадам Клякса гордо восседала в своем кабинете на фоне красного знамени с серпом и молотом в белом круге. -- Это из вещдоков, -- проскрипела она вместо приветствия. Василию, конечно, доводилось видеть в кабинетах следователей всякие совершенно неожиданные вещи, изъятые у преступников, но никто еще не развешивал их аккуратно на стенке. Немного придя в себя, он быстро изложил суть дела, так как задерживаться в таком месте и в такой компании ему совершенно не хотелось. Притон Мешковского представлялся ему теперь просто детской песочницей, а музей баронессы -- магазином игрушек. -- Кхе-кхе! -- каркнула милейшая Анна Венедиктовна, не вынимая папиросы изо рта. -- Омоновцы, говорите? Ха! Сейчас мы ими займемся. Василий Николаевич вздохнул с некоторым облегчением. Но тут же насторожился. -- Извините, Анна Венедиктовна, -- осторожно спросил он, -- а что это вы пишете? -- Кхе-кхе, -- глянула на Василия поверх очков очаровательная мадам Клякса. -- Повесточку товарищу Мешковскому. На ближайшую пятницу. -- И все? -- с совершенно глупым лицом брякнул Дубов. -- Нет, почему же. Кхе-кхе, -- ласково проскрежетала та в ответ. -- Еще я напишу участковому, чтобы проверил факты. А еще разошлю циркуляр по райотделам и вытрезвителям. -- И вытрезвителям? -- с отчаянием в голосе отозвался Дубов. -- Таков порядок, товарищ-щ-щ! -- несколько повысила тон добрейшая Анна Венедиктовна. Видимо, ей показалось, что Василий над ней насмехается. -- Мы здесь работаем, а не в бирюльки играем! А за донесение фактов вам спасибо. Дубов машинально откланялся и вышел из кабинета мадам Кляксы, как мумия безымянного фараона из коллекции госпожи Хелены. В забегаловке напротив прокуратуры он опрокинул рюмку коньяка и закусил ее долькой лимона. Только тогда к нему начало возвращаться ощущение, что он находится в реальном мире, а не в каком-то бредовом сне. -- Все! Все к дьяволу! -- прошептал он. -- А что, вы тоже сатанист? -- с дружеской улыбочкой осведомился бармен. Озираясь, как затравленный зверь, Дубов выскочил на улицу, прыгнул в свой "Москвич" и рванул с места, так что покрышки завизжали. Абсолютно на автопилоте он несся в сторону дачного поселка "Жаворонки". Но по дороге его остановили гаишники за превышение скорости и в качестве наказания заставили выпить с ними на брудершафт. Василия это уже совершенно не удивило. Его приученный к четкой логике мозг решил взять тайм-аут. -- Мне надо отдохнуть, -- бормотал Дубов, как кришнаит мантру, подъезжая к скромной даче писательницы Заплатиной. x x x Василий Дубов, бледный, как полотно, сидел в шезлонге, в который его заботливо усадила хозяйка. Великого Сыщика рвало в течении получаса после того, как он добрался до дачи Ольги Ильиничны Заплатиной. Зато теперь ему полегчало. Доктор Серапионыч заботливо готовил для него травяной чай, при этом роняя время от времени пенсне в чашку. -- А у нас тут, Василий Николаич, -- говорил он, стряхивая пенсне, как градусник, -- свой небольшой детективчик приключился. -- Да? -- вяло отозвался Дубов. -- Из нас сыщики, как из мармелада пуля, -- с досадой пробасил майор. -- Вот если бы вы были здесь... -- Ну, не скажите, Александр Иваныч! -- обиделся доктор. -- Серапионыч, я вас, конечно, уважаю, -- набычился Селезень, -- но, по-моему, мы все прошляпили. -- Нет, сударь, -- встал в позу доктор, -- мы действовали правильно. А то, что они удрали, не наша вина. -- Извините, господа, что я вас прерываю, -- подал слабый голос из шезлонга Дубов, -- но не могли бы вы мне объяснить, что, собственно, произошло. -- Вот, доктор, и объясните все Василию Николаичу, -- усмехнулся Селезень, -- хотя с выводами я все равно не согласен. -- А я и не делал никаких выводов, -- обиделся Серапионыч. -- А я заранее с ними не согласен, -- упрямо повторил майор. Дубов застонал -- негромко, но с чувством. Доктор с майором рванули к шезлонгу. -- Василий, вам плохо? -- проникновенно басил майор. -- Василий, вам нехорошо? -- осведомлялся доктор. -- Спасибо, уже лучше, -- махнул рукой Дубов, -- но, может быть, вы все-таки объясните мне?.. -- Да-да, конечно, -- засуетился доктор. -- Извините нас, ради бога. -- И, покосившись на майора, продолжал: -- Просто сегодня Александр Иваныч подошел ко мне и сказал, что видел в нашем поселке бывшего омоновца Мыльника. -- Я сказал, что мне показалось, что я его видел, -- поправил доктора Селезень. -- Но ведь так оно и оказалось! -- парировал Серапионыч. Дубов снова застонал, и, как бы упреждая вопросы о самочувствии, добавил: -- Нет, нет, уже легче. -- Да, ну так вот, -- продолжал доктор, -- я сопоставил это с сегодняшним рассказом Ерофеева, и мы с Александром Иванычем решили в этом деле разобраться. Нашли ту дачу, где он видел этого бандита, но на ней уже никого не было. -- Упустили! -- горестно махнул рукой Селезень. -- Хозяин исчез вместе с какой-то подозрительной компанией, -- продолжал доктор, -- в которой был и Мыльник. Правда, Яшка Кульков, обитающий на той же улице, сказал нам, что позже хозяин вернулся и ушел с какой-то женщиной в черном платье. Но Яше, как известно, всюду, гм, прекрасный пол мерещится. -- Ох, не засоряли бы вы голову всякими глупостями недужному человеку, -- попыталась вмешаться хозяйка. Но Дубов остановил ее жестом руки. -- Когда это произошло? -- уже более осознанно спросил он. -- Вчера днем я видел Мыльника, -- отвечал за доктора Селезень, -- но сначала решил, что мне показалось, и подумал: бред. А сегодня вот поделился с Серапионычем. И мы пошли на ту улицу, но нам тамошние обитатели сказали, что хозяин со вчерашнего вечера на дачу не возвращался. Может, в город уехал с какой-то темной компанией. У него, кстати, вообще там всякие странные личности последнее время крутились. А на той улице как раз Феликс Алин живет. Ну, этот рифмоплет, который под Маяковского прикидывается. Вот мы к нему и завернули оглобли. -- Да, -- скорбно покачал головой Серапионыч, -- и нам даже пришлось выслушать поэму о советском паспорте. А что поделаешь? Нам же надо было выведать у этого пролетарского поэта, что он видел. И, как оказалось, таки видел он немало. -- Графоман -- находка для шпиона! -- выдал очередной афоризм майор. -- У меня аж брюхо свело от его стишков, но я стойко улыбался и только головой кивал. А доктор, ну молодец, так он даже что-то такое загнул о нобелевской премии по литературе. Ну, тут Феликс и размяк. -- Увы, -- хитро сверкнул пенсне доктор, -- пришлось немного приврать. -- Немного! -- хохотнул Селезень. -- Ну, самую малость, -- улыбнулся доктор, -- зато Феликс рассказал нам, по секрету, разумеется, что действительно видел у своего соседа и Мыльника, и других, как он выразился, "героев сопротивления". Только ему непонятно было, что у них общего с этим жмотом и куркулем Виссарионом. А тот, судя по слухам, за деньги готов хоть к черту в пасть полезть. -- Но поэма-то была дерьмовая! -- неожиданно брякнул майор. -- Погодите, но куда же все исчезли? -- спросил еще слабым голосом Дубов. -- Сие нам не ведомо, -- развел руками доктор. -- Ну, я же и говорил -- мы все провалили, -- рубанул майор, -- пинкертоны неумытые. -- Как же так, батенька, -- снова взвился доктор, -- мы все анализы собрали. Тьфу ты, я хотел сказать -- информацию. И вообще... Дубов снова застонал: -- Господа, успокойтесь! Все было правильно, и мне лично теперь все понятно. -- Что вам понятно? -- удивился доктор. -- Объясните и нам, Василий Николаич. -- О нет, только не сегодня, -- взмолился детектив. -- Давайте как-нибудь потом. Слишком уж день сегодня был сумасшедший. Хотя это, пожалуй, еще мягко сказано. Наемники, мумии, танцы в простынях, Клякса с папироской, пьяные гаишники. Я немного устал от всего этого. Серапионыч с Селезнем понимающе переглянулись. -- Конечно, Васенька, отдыхайте, -- заботливо пробормотал доктор. -- А то крыша отъедет -- не поймаешь, -- сочувственно пробасил майор. -- Сейчас вам Владлен Серапионыч еще чайку даст. Только вот сахар очками разболтает... Е.абаринова-кожухова. Золотая лягушка Холм Демонов ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. andris_purvs@hotmail.com Дама В Черном шла по еле приметной в лунном свете тропинке. Время от времени она презрительно фыркала и подбирала длинные юбки. Ей явно не нравились ни болота, ни ночные прогулки по ним. Ее проводник низко кланялся и говорил с почтительностью: -- Ступайте сюда, Ваша Светлость, -- и заискивающе поглядывал на Даму, но ее лицо было скрыто вуалью. Хотя нетрудно было догадаться о том, что оно дышало презрением и брезгливостью. В ряске оглушительно вопили лягушки. -- Как они противно квакают! -- с омерзением произнесла Дама. -- Время их подошло, вот они и квакают, -- почтительно отвечал проводник. -- Да и кто им запретит? -- Молчать! -- топнула ножкой Дама. И лягушачий хор стих в тот же миг. Навалившаяся тишина была такой густой, что зазвенело в ушах. Проводник удивленно потряс головой. -- Нечего башкой трясти, остолоп! -- грубо прикрикнула на него Дама. -- Ступай побыстрей, я не собираюсь ночевать здесь, возле этого поганого городища в компании жаб. За этими разговорами Дама и ее проводник вышли на узкую колдобистую дорогу, где стояла карета, запряженная тройкой черных коней. Кони нетерпеливо били копытами, грызли удила и косили злым глазом на безмолвного кучера. Проводник угодливо склонился перед Дамой В Черном: -- Ваша Светлость, я свое дело сделал, не угодно ли будет со мной расплатиться? -- Ну что ж, сейчас ты получишь свою плату, Виссарион, -- с ехидным смешком отвечала Дама. В неверном свете ущербной луны блеснул кинжал, непонятно откуда появившийся в руке Дамы, и ее проводник с глухим стоном упал на дорогу прямо под копыта коней. Придержав юбки, Дама презрительно столкнула бездыханное тело изящным башмачком, и болото с горестным вздохом поглотило труп. -- Ступай на прокорм пиявкам, -- процедила Дама, отряхивая подол и, уже садясь в карету, бросила кучеру: -- Трогай! ГЛАВА ПЕРВАЯ ВОСКРЕСНЫЕ ПОСИДЕЛКИ Со времени путешествия в Царь-Город и в Белую Пущу прошло около двух недель, и эти события, в силу их невероятности, с каждым днем все более казались их участникам чем-то вроде удивительного сновидения. Новые расследования занимали пытливый ум частного детектива Василия Дубова, и в очередное воскресенье, чтобы немного отдохнуть от дел, он прибыл в дачный поселок "Жаворонки", где, как обычно, остановился у писательницы Ольги Ильиничны Заплатиной. А уже оттуда предпринял пешеходную прогулку до близлежащей деревни Заболотье. x x x Известнейший кислоярский врач Владлен Серапионыч частенько любил повторять, что за едой следует говорить о чем-то приятном -- об искусстве, о дружбе и любви, но никак не о делах. И сам же частенько нарушал это правило. Ирландский паб "Pokrow's Gate", интерьер коего был обильно украшен допотопного вида "зингерами", "ундервудами", "феликсами" и прочим милым сердцу старьем, представлял собою главный и чуть ли не единственный очаг цивилизации в Заболотье -- это если не считать старинной родовой усадьбы Покровские Ворота, собственно и давшей название пабу. Когда-то в этой усадьбе, находящейся неподалеку от Заболотья, проживали бароны Покровские, в годы советской власти там располагалось правление местного колхоза, а после ликвидации колхозной системы Покровские Ворота вернули наследнику баронов Покровских, известному кислоярскому поэту и переводчику Ивану Покровскому, которого местные жители за весьма своеобразные нравы почему-то прозвали Иваном-царевичем. Несмотря на ленчево-обеденное время, в зале было весьма малолюдно: в дальнем углу, лицом к стене, сидел какой-то гражданин в широкополой шляпе, а недалеко от буфетной стойки, за уютным деревянным столиком, предавались скромной трапезе частный детектив Василий Дубов и доктор Владлен Серапионыч. При этом они безбожно нарушали докторское правило, то есть беседовали именно о делах. -- Нет, ну народ здесь, в Заболотье, хороший, -- говорил Василий Николаевич, неспеша прихлебывая фирменный овощной суп "Ельцин в Дублине", -- только вот пьют, собаки, как... как собаки! И от этого вечно всякие происшествия. Вот я, когда сюда шел, встретил местного тракториста Савельича -- уже на бровях! Ну ладно, выпил, так сидел бы дома, а он на трактор полез. Не удивлюсь, ежели грабабахнется вместе с трактором -- и сам побьется, и машину угробит. А ведь прекрасный человек! -- Да, алкоголь -- это настоящий бич человечества, -- сочувственно закивал доктор Серапионыч и привычным жестом полез во внутренний карман сюртука, где у него всегда хранилась скляночка с какой-то жидкостью, от одного запаха которой здоровенные люди порой валились чуть не замертво. Доктор же как ни в чем не бывало вылил около трети содержимого к себе в фирменное харчо "Кот и луна", старательно размешал и отправил в рот полную ложку. -- Эх, знатное харчецо!.. Жаль только, компания наша поредела: Наденька в Петербурге, майор засел на даче и запойно штудирует Псалтырь, а баронесса укатила на научную конференцию. -- В Старгород, -- усмехнулся Дубов. -- Да, я тоже так подумал, -- кивнул Серапионыч. -- Кстати, Василий Николаич, -- обратился доктор к своему сотрапезнику, -- а вы здесь по делам, или как? -- Или как, -- отозвался Василий, оторвавшись от фирменного компота "Трилистник" (в пабе все блюда именовались фирменными). Впрочем, и одежда детектива -- цветастые "бермуды" и такая же майка -- говорили о том, что здесь он действительно на отдыхе. -- Надо же иногда, знаете, оторваться от дел, съездить на природу... -- А дела у вас, конечно же, первеющей важности, -- заметил доктор. -- Не скупитесь, Васенька, поделитесь сокровенным! -- Ну, отчего же не поделиться, -- охотно сказал Дубов, -- тем более, что именно от своих друзей я часто получаю советы и сведения, которые помогают мне установить истину. Но это строго конфиденциально -- то, чем я сейчас занимаюсь, пока что под большим секретом. Ну да вы, Владлен Серапионыч, не из болтливых... Подождав, когда от столика отошел официант, забравший пустые тарелки и принесший два стакана чая, Дубов приступил к повествованию: -- Этим делом меня в неофициальном порядке попросили заняться наши правоохранительные органы. Дело в том, что в Кислоярске появлялись всякие темные личности -- бывшие спецназовцы, члены самых разнообразных экстремистских группировок и просто бандиты, причем многие из них ранее числились убитыми или пропавшими без вести. Короче, "солдаты удачи", а точнее -- "псы войны". Ну, собственно, кое-что вам и так уже известно. Я имею в виду тот случай, когда вы с майором Селезнем чуть не поймали одну такую теплую компанию. Которая испарилась вместе с куркулем Виссарионом. Так вот, нашу милицию очень интересует, куда они все поиспарились. Может, легли на дно и ждут условного сигнала? А потом устроят эдакий небольшой веселенький переворот. -- Да, ну и дела, -- задумчиво протянул Серапионыч, привычным жестом подливая в чай из скляночки. А Дубов продолжал: -- Хотя нет, один из них все же "засветился". Знаете, как говорят: "Узнаете каждого по делам его". Тот самый Мстислав Мыльник, которого опознал майор, в прошлом один из главарей Кислоярского, а затем Придурильского ОМОНа. На сей раз никто его не видел, иначе бы тут же арестовали, но его присутствие в городе выдали именно дела. -- И что за дела? -- заинтересовался Серапионыч. -- Дела, скажем так, не совсем красивые, -- немного замялся Дубов. -- Все мы любим животных, так сказать, братьев наших меньших, но Мстислав делает это очень уж грубо и прямолинейно. -- Как и положено психопатической личности, -- вставил Серапионыч. -- На сей раз жертвами его, гм, не совсем традиционных наклонностей стали две овчарки, один водолаз и горная овца из зоопарка, -- сообщил Василий. -- А насчет зацепок я вот что скажу -- с Мстиславом и его головорезами в Придурильской Республике сталкивался, в самом прямом смысле, майор Селезень, так что я приехал в "Жаворонки" заодно еще и проконсультироваться с ним... Однако закончить мысль Великому Детективу не удалось, так как в паб вбежали несколько человек в возбужденных чувствах. -- Доктор, скорее! -- кричали они. -- Такое несчастье! -- Ну что там еще случилось? -- Серапионыч неспеша отставил в сторону недопитый чай. -- Опять тяжелая алкогольная интоксикация? -- Савельич с трактором в канаву гигнулся! -- одним духом выпалила бойкая старушка, возглавлявшая делегацию. -- Ну, так бы сразу и сказали, -- спокойно поднялся из-за стола доктор. -- Ладно, пойдем глянем, в чем дело. Ну там насчет медицинской помощи, или вскрытия... x x x Едва доктор в сопровождении сельчан покинул паб, человек в шляпе встал из-за своего дальнего столика и направился к Дубову. Его внешность показалась детективу знакомой, а когда тот приблизился, стало ясно, что это ни кто иной как Царь-Городский реформатор господин Рыжий. Правда, в шляпе, босоножках и мешковатом сером костюме он выглядел далеко не столь импозантно, как в шубе с царского плеча. Стараясь ничем не показать удивления, Василий отодвинул в сторону посуду и жестом пригласил Рыжего за столик. -- Василий Николаич, я прибыл сюда по очень важному делу, -- без предисловий и прочих царь-городских церемоний начал Рыжий, -- и, несмотря на произошедшие между нами недоразумения, вынужден вновь обратиться к вам за помощью просто потому, что другого выхода не вижу. -- М-да, -- протянул Дубов, -- у меня есть правило -- помогать даже тем людям, которые мне лично не нравятся. -- Ну что ж, -- криво усмехнулся Рыжий, -- мои дела, как и мои идеи, многим не нравятся. -- Ваши идеи, -- спокойно отвечал Василий, -- это ваше личное дело. Мне же не нравятся ваши методы. Более того, мне кажется, вы считаете, что цель оправдывает средства. -- Да, я действительно так считаю, -- снова усмехнулся Рыжий. -- Хотя, конечно, с некоторыми оговорками... -- А я считаю, -- резко прервал его Дубов, -- что это аморально! Рыжий смутился и уставился в окно. Над столом повисла неловкая пауза. -- Так вы мне поможете? -- в конце концов спросил Рыжий. -- Да, я, конечно, постараюсь помочь, -- уже успокоившись, отвечал Дубов, -- хотя ничего конкретного обещать не могу. Кстати, господин Рыжий, как это вам удалось сюда попасть? Ведь ваши мудрецы утверждают, что это можно сделать только в полнолуние. -- Мудрецы немного ошиблись в расчетах, -- не моргнув глазом, ответил Рыжий. -- Оказывается, пропускная способность городища несколько шире: путешествовать можно ежедневно, вернее -- еженощно, от заката до рассвета. -- А, ну понятно, -- кивнул Василий. -- И что за необходимость заставила вас вновь обратиться ко мне? -- Непосредственная опасность, грозящая Кислоярскому царству не только потерей государственной независимости, но и, боюсь, просто физическим уничтожением. -- Ну, это уж вы, пожалуй, преувеличиваете, -- заметил Дубов, но, мельком взглянув на Рыжего, понял, что тот говорит на полном серьезе. -- Что ж, тогда изложите ситуацию. -- Вот это уже деловой разговор, -- с удовлетворением откликнулся Рыжий. -- Суть дела такова. Князь Григорий, как вам, вероятно, известно, остался в живых и теперь перешел от угроз к самым недвусмысленным действиям -- он сконцентрировал чуть ли не все свои регулярные войска на нашей границе, вблизи от деревни Каменка, и в любой момент может ввести их на нашу территорию. В столице началось брожение, многие бояре уже чуть ли не в открытую ждут князя Григория, чтобы вручить ему ключи от Царь-Города. Единственный, кто мог бы хоть сколько-то консолидировать народ перед лицом столь грозной опасности -- это наш царь Дормидонт Петрович, но он, едва узнав о происходящем, тут же впал в новый запой, и даже наши лучшие лекари и знахари не в силах привести его в более-менее нормальное состояние. Хотя для него, скорее, нормальным состоянием является именно запой. Кроме того, что-то совершенно непонятное, но угрожающее происходит в Новой Мангазее... -- Это город, который когда-то давно присоединил царь Степан? -- припомнил Дубов. -- Совершенно верно. Мои люди сообщили, что там затевается антигосударственный заговор, хотя кто его готовит и в чем его сущность, пока не ясно. В общем, нужна ваша помощь. -- Ну что ж, раз нужна -- значит, окажем. -- Василий деловито раскрыл свой неразлучный блокнот. -- Стало быть, отечество в опасности -- раз. Государь в запое -- два. Наконец, заговор в Новой Мангазее -- три. Ах да, еще убийство князя Владимира, которое я так и не раскрыл. Насчет первого пункта поговорим с майором Селезнем -- уверен, что он не откажется поехать с нами в Царь-Город и помочь с организацией народного ополчения. Вот с Мангазеей посложнее -- можно было бы попросить заняться ею госпожу Чаликову или баронессу фон Ачкасофф, но увы -- баронесса в настоящее время находится, гм, в научной командировке. А Надя поехала в Москву и в Петербург, и хоть должна не сегодня-завтра прибыть в Кислоярск, но ждать ее не стоит, ведь дело, как я понимаю, самое неотложное. -- Говоря это, Дубов с особым нажимом произнес слово "Петербург", но Рыжий и бровью не повел: очевидно, бывшему студенту Толе Веревкину более привычным было слово "Ленинград" -- название города, вблизи которого он двадцать с чем-то лет назад "утонул" в Финском заливе. -- Ну что ж, Мангазеей придется заняться мне самому, -- продолжал детектив, -- а уж что касается исцеления Дормидонта Петровича от пьянства... Дубов не договорил, так как в паб вернулся Серапионыч. Кивнув Рыжему, как будто тот был его давним знакомым, доктор присел за столик. -- Владлен Серапионыч, -- тут же обратился к нему Дубов, -- умеете ли вы выводить людей из длительного запоя? -- Ну, вообще-то умею, -- откликнулся доктор, привычно подливая в остывший чай из скляночки. И, пристально глянув на Рыжего, добавил: -- А вы, милейший, не особливо похожи на запойного... -- Нет-нет, -- смутился Рыжий, -- речь не обо мне. -- Доктор, согласны ли вы отправиться в параллельную действительность и излечить от пьянства царя Дормидонта? -- тут же взял быка за рога Василий. Даже Рыжий от такой стремительности слегка опешил. Серапионыч же почти не удивился: -- Я, правда, не совсем понял, о чем речь, но раз уж вы, Василий Николаич, предлагаете, то я со всем моим удовольствием. -- Вот и чудесненько, -- в предвкушении головокружительного расследования потер руки Василий. -- Тогда не будем терять времени. До заката еще далеко, собраться мы успеем. Я скажу Александру Иванычу, чтобы заводил свой "Джип"... -- Нет-нет, "Джипа" не надо, -- перебил заметно повеселевший Рыжий, -- за городищем нас будет ждать карета. -- Прекрасно, -- обрадовался Дубов, -- тогда я иду к майору, а вы, господин Рыжий, введите доктора в курс дела. Встретимся ближе к вечеру на городище. x x x Говоря об умении выводить людей из запоя, доктор отнюдь не кривил душой -- он уже имел некоторую практику в этой области. Одна весьма поучительная история из этой практики произошла лет десять назад. Шло обычное ночное дежурство в морге. Владлен Серапионыч, крайне щепетильный в отношении порядка на рабочем месте, к полуночи перемыл все пробирки и инструменты и уже заваривал чаек, когда в покойницкой раздался жуткий вопль. Серапионыч любовно обернул чайничек полотенцем и пошел посмотреть -- кому это из усопших там неймется. На одном из столов сидел мужик, зябко кутаясь в застиранную простыню. Он поводил по сторонам безумным взглядом и бормотал что-то себе под нос. -- В чем дело? -- участливо осведомился Серапионыч. -- Г-г-где я? -- спросил мужик. -- В морге, батенька, в морге, -- улыбнулся доктор. -- Как вас, кстати, зовут? -- Георгий, -- ошеломленно проговорил мужик. -- А что? -- Да понимаете ли, друг мой Георгий, -- протирая платочком пенсне, отвечал Серапионыч, -- вы у нас числитесь как "безымянный труп мужского пола". А это непорядок. Теперь же я с чистым сердцем напишу на вашей бирке: "Труп товарища Георгия". Товарищ Георгий затравленно посмотрел на картонную бирку, привязанную к большому пальцу левой ноги. -- Но я же не труп? -- неуверенно проговорил он. -- Труп, труп, -- заулыбался Серапионыч. -- Поверьте моему опыту, голубчик: вы самый что ни на есть первостатейный труп. -- Серапионыч подсел к Георгию на стол. -- Я, знаете ли, уже столько покойничков повидал на своем веку. И такие презабавные мне попадались. -- Но я ж вроде... -- пробормотал Георгий. -- Ну, в конце концов, если хотите, -- развел руками доктор, -- я могу вам