ело заметил король, когда двери за Ольгой закрылись. -- Думаю, по этому поводу стоит поднять кубки. -- Всенепременнейше! -- подхватил Беовульф. И вдруг спохватился: -- Ваше Величество, а можем ли мы тут пировать, пока не решен еще один вопрос? -- О чем вы? -- недоуменно обернулся Его Величество. -- Ну разумеется, о Его Высочестве Викторе. Мы так и не решили, что с ним делать. -- Беовульф поставил на стол полный кубок, чего с ним никогда еще не случалось. -- Мы же, кажется, пришли к общему решению -- отрубить голову, -- напомнил почтенный Зигфрид. -- Если, конечно, Ваше Величество не решит как-либо иначе. Король задумался. В зале повисла гнетущая тишина. Марфа подалась вперед, но Надя незаметно удержала ее за руку. Наконец король нарушил молчание: -- Господа, вы возлагаете на меня непосильную ношу -- решать участь своего близкого родственника. Но я не вправе от нее уклоняться. Однако предварительно хотел бы выслушать мнение всех, находящихся здесь. -- Голову отрубить, что ли, -- задумчиво протянул Беовульф. Правда, в его голосе не слышалось прежней решимости. Видимо, первая злость уже прошла, а умеренная выпивка в сочетании с обильной закуской настроила славного рыцаря на более миролюбивый лад. Из-за стола поднялся дон Альфонсо, который с самого начала выступал против смертной казни в любом виде: -- Ваше Величество, ну какой прок, если мы отрубим Виктору голову? Богатства в стране прибавится, что ли? А давайте лучше отправим его канавы копать -- все польза для дела! -- Не, ну это уж вы хватили, -- вступил в спор славный Флориан. -- Где ж видано, чтоб уроженец королевского рода канавы копал? Это просто позор на весь мир! -- Ну хорошо, а что скажут дамы? -- спросил король, убедившись, что господам более сказать нечего. -- А может быть, друг мой, ты его простишь? -- неуверенно произнесла Катерина. -- Ты ведь сам говорил, что Виктор на это пошел не со зла, а единственно по искушению князя Длиннорукого. -- Я подумаю, -- кивнул король. -- А вы что скажете, госпожа Чаликова? Надя словно того и ждала, что к ней обратятся: -- Ваше Величество, тут вот зашла речь о князе Длинноруком. А ведь он ночью позорно бежал. И все наемники тоже сбежали. И Виктор имел все возможности покинуть замок, но не сделал этого. Как вы полагаете, почему? -- И сама же ответила: -- Потому что осознал свое преступление и не счел возможным уклоняться от заслуженного наказания. -- И что же, вы предлагаете простить? -- перебил Александр. -- Нет-нет, на это я пойти никак не могу. Да и народ меня, извините за высокие слова, просто не поймет! -- А что если подержать Его Высочество в темнице? -- осторожно предложил дон Альфонсо. -- Или отправить в изгнание без права возвращения на родину. -- Да, пожалуй, -- рассеянно ответил король. -- Каково бы не было решение Вашего Величества, но я Виктора не покину, -- твердо заявила доселе молчавшая княжна Марфа. Александр кинул быстролетный взор на Марфу и, еще немного помолчав, огласил решение: -- Единственно ради вас, дорогая Марфа Ярославна. Усадебка, где я находился после бегства из своего замка, теперь стоит пустая, а ведь там сад, огород и даже небольшое пастбище. Повелеваю Виктору удалиться туда и без особого дозволения за пределы усадьбы не выходить. Ну а вы, сударыня, если будет на то ваша воля, можете его сопровождать. -- Катерина что-то шепнула королю на ухо. -- Да-да, конечно, чуть не забыл. Корову с собой прихватите. -- Благодарю вас, Ваше Величество, -- склонилась Марфа в низком поклоне. -- Только ради вас, княжна, -- повторил Александр. -- Теперь уже поздно, темно, а с утра можете отправляться. Оглядев вытянувшиеся лица славных рыцарей, король спросил: -- Кажется, вам мой приговор показался слишком мягким? А как бы поступили вы на моем месте -- неужели не уступили бы просьбе девушки, столько испытавшей на своем веку? Рыцари молчали, избегая глядеть на короля, на Марфу и даже друг на друга. Первым молчание нарушил Зигфрид: -- Но мы должны взять с Его Высочества клятву, и лучше всего письменную, что отныне и впредь он отрекается от всяких прав на престолонаследие. -- Согласен, -- кивнул Александр. -- Вот вы, почтенный Зигфрид, этим и займитесь. -- Погодите, Ваше Величество, -- спохватился Беовульф, -- но если с вами, очень извиняюсь, что-либо случится, то не возникнут ли трудности, гм, ну понимаете... -- С наследником престола? -- пришел ему на помощь король. -- Думаю, что эти трудности мы скоро преодолеем. Разумеется, не без помощи моей Катерины. Не правда ли, дорогая? Катерина покраснела, но чувствовалось, что слова короля не пришлись ей не по душе. Заметив смущение будущей королевы, Александр возвысил голос: -- Ну что же, дамы и господа, все насущные вопросы мы, кажется, решили. Завтра возникнут новые, а пока что будем праздновать и веселиться! И Его Величество, собственноручно наполнив два кубка, один поднял сам, а другой протянул Катерине. x x x Простая крестьянская телега, запряженная пегой лошадкой, остановилась на обочине Кислоярского тракта, и щуплого вида мужичок помог своим попутчицам -- двум бабкам в сарафанах и платках -- спрыгнуть на дорогу. -- Спасибо тебе, добрый человек, -- низко поклонилась одна из них, более полная и статная. Вторая, маленькая и худая, в платье явно не по размеру, лишь что-то буркнула. -- А то переночевали бы у меня, -- предложил мужичок. -- На ночь глядя в наши леса лучше не соваться... Ну, как хотите. -- Он легонько стеганул лошадку, и телега, свернув с дороги, покатила по еле заметным в пожелтевшей траве колеям. А женщины двинулись дальше по дороге, которая через какую-то сотню шагов ныряла в дремучий лес. -- Может, напрасно мы отказались? -- опасливо проговорила более худая женщина. -- Не больно-то здесь приютно, особливо ночью... -- Ничего! -- Ее спутница привычным движением вскинула на плечо небольшой, но увесистый узелок. -- Ежели бодро пойдем, то уже завтра будем в Царь-Городе. Там у меня есть верные люди -- отлежимся. А уж потом придумаем, куда двигать! Так что не беспокойся, Петрович, прорвемся. -- Скорее бы, -- проворчала, или, вернее, проворчал Петрович. -- А то это ж ведь великий позор -- в бабском шмотье щеголять. -- Ради дела и не на такое пойдешь! -- хохотнула ее подруга, она же князь Длиннорукий. -- Ничего, придет и наш срок, попомни мое слово! -- Не пойму одного, князь -- пошто мы в Царь-Город идем? -- спросил Петрович. -- Лучше бы хоть в Белую Пущу... -- По конюшне соскучился? -- хмыкнул князь. -- Ну нет, к упырям мы не пойдем. Они ж, гады такие, нас просто кинули. А я князю Григорию верой и правдой служил!.. За этими разговорами беглые путчисты вошли в лес. Высокие ели, подступавшие вплотную к дороге, закрывали и без того стремительно темнеющее небо, и путникам приходилось идти уже чуть ли не на ощупь. Впрочем, Петрович чувствовал себя здесь, как щука в воде -- эти леса были ему немало знакомы по прежним нечестивым делам. Однако вскоре из леса заслышались голоса, и на дорогу высыпали несколько оборванцев с горящими лучинами. Соловей сразу узнал в них своих недавних приспешников, только с тех пор они успели еще более пообтрепаться. И не успели Длиннорукий с Петровичем и ахнуть, как попали в плотное кольцо окружения. -- Грабить будем! -- заявил разбойник в старом кожаном тулупе и с цигаркой в зубах. Если бы князь Длиннорукий имел желание и возможность присмотреться внимательней, то признал бы в нем женщину. Но князю было не до того -- теперь он более всего опасался, что грабители доберутся до его узелка с крадеными золотыми ложками, и от страха вдруг сделался необычайно красноречив. -- Да что ж это делается, люди добрые! -- запричитал Длиннорукий. -- Бедных старых женщин грабят прямо на большой дороге! Да нету у нас ничего, ничего нету! -- Похоже, с них и впрямь взять нечего, -- заговорили разбойники между собой. -- Нечего, соколики, как есть нечего! -- подхватил Длиннорукий. -- Было б у нас какое добро, так рази ж бродили б мы, горемычные, ночью по лесам? -- Ладно, ступайте, -- кинув цигарку оземь и растерев ее сапогом, разрешила разбойница. Похоже, теперь, в отсутствие Петровича, она взяла на себя роль "главного". Но тут вперед выскочил долговязый мужичонка в полуистлевших лохмотьях: -- Нет, эдак я не согласен! Ежели грабить нечего, так будем насиловать! Это был тот самый разбойник, с похотливыми замашками которого давно и, как выяснилось, безуспешно боролся Соловей Петрович. Услышав, что его собираются насиловать, бывший Грозный Атаман не выдержал: -- Еще чего -- насиловать! Да вы знаете, кто я такой? Я -- Соловей-разбойник, ваш предводитель! Вы не смотрите, что одежка такая... Однако это заявление только еще больше разозлило душегубов. -- Петрович был настоящий лиходей, нам не чета! -- выкрикнул пожилой разбойник в лапте на одной ноге и сапоге на другой. -- Он бы никогда в бабское платье не переоделся, хоть его режь! -- Ложитесь, стервы! -- вдруг выкрикнул длинный душегуб. -- Страсть как не терпится вас понасиловать... -- Что, прямо на дорогу? -- чуть брезгливо спросил князь Длиннорукий. Он уже был готов подвергнуться даже обесчещению, лишь бы сохранить золотые ложки. -- На дорогу, на дорогу! -- захохотал длинный. -- Мне все равно где, лишь бы поскорее! Петрович все еще продолжал артачиться, а князь, поняв, что насилия избежать никак не удастся, соображал, как бы отдаться таким образом, чтобы длинный разбойник в потемках не заметил, кого он насилует -- бабу или наоборот. Но тут произошло нечто, чего не предвидели не только разбойники, но и их жертвы -- прямо из-за поворота со стороны Царь-Города на них налетела лихая тройка, позади которой темнела многоместная карета с зарешеченными окошками. И не успели душегубы скрыться в лесу, как их схватили дюжие молодцы в синих кафтанах царь-городских стрельцов. Последним из кареты неспеша вылез пожилой человек в шубе, небрежно накинутой поверх кафтана. В нем князь Длиннорукий узнал Пал Палыча -- главу Царь-Городского сыскного приказа. -- Ну, признавайтесь, кто из вас Соловей-разбойник? -- грозно спросил Пал Палыч, оглядев лиходеев, мелко дрожащих в крепких руках стрельцов. -- По всем приметам, нет его здесь, -- доложил старший стрелец. Длиннорукий на всякий случай пребольно наступил на ногу Петровичу, пока тот не совершил какую-нибудь очередную глупость. -- А вы, сударыни, кто таковые? -- строго обратился Пал Палыч к Длиннорукому и Петровичу. -- Откуда будете и куда путь держите? -- А мы бедные богомолицы, -- зачастил князь, -- в Симеонов монастырь идем грехи замаливать. А тут нас эти нехристи схватили, -- князь даже непритворно всхлипнул и утерся краешком платка, -- мало того что пограбить хотели, так еще чуть не изнасильничали! -- Ну ладно, разберемся, -- кивнул Пал Палыч. -- Может, вас подвезти до Царь-Города? -- Не, -- испуганно пискнул Петрович, а Длиннорукий добавил: -- Мы обет дали -- пешком на богомолье идти. Тем временем стрельцы погружали разбойников в карету. -- Жаль, самого Соловья так и не схватили, -- сказал старший стрелец Пал Палычу. -- Ничего, от нас он никуда не денется, -- весело ответил глава приказа. -- Дайте срок, и его поймаем, и всех других лиходеев, и князя Длиннорукого тоже... Ну, сударыни, счастливого пути, -- кивнул он богомолицам. -- Помолитесь и за нас, когда до монастыря доберетесь. -- Спасибо, батюшки, выручили вы нас, -- чуть не в пояс поклонился Длиннорукий. -- Такова наша работа, -- ответил Пал Палыч и скрылся в недрах кареты. Тройка развернулась, хотя на столь узкой дороге это было непросто, и понеслась в Царь-Город, где сподвижников Петровича ждало строгое, но справедливое наказание. -- Ну вот видишь, все обошлось, -- Длиннорукий весело похлопал Петровича по плечу. -- Еще обошлось ли, -- проворчал тот. Князь закинул за плечо узелок с ворованными ложечками, и они с Петровичем поплелись дальше по темной дороге. x x x ЭПИЛОГ Прошло около двух месяцев. В королевском замке шли новогодние празднества, в целях экономии объединенные со свадьбой Его Величества Александра с Катериной, отныне Ново-Ютландской королевой. Сколь ни уговаривали боярина Василия, на свадьбу прибыть он не смог, так как многочисленные дела требовали присутствия частного детектива Дубова в Кислоярске. Зато почетной гостьей на торжествах была Надежда Чаликова. В начале официальной церемонии она даже, по настоятельной просьбе Александра переодевшись в наряд пажа, помогала нести длинный шлейф на платье счастливой невесты, а потом, уже в обычном наряде, сидела за столом для почетных гостей. Разумеется, не обошлось празднество и без благородных рыцарей, провозглашавших здравицы и за Его Величество короля Александра, и за Ее Величество королеву Катерину, и за будущих наследников, и за всех присутствующих и отсутствующих -- как по отдельности, так и совокупно. Среди "совокупно отсутствующих" числилась и княжна Ольга: дела не позволили ей приехать лично, и законное правительство Белой Пущи представлял боярин Перемет. Правда, посланник Ольги не столько пировал, сколько, пользуясь удачным случаем, вел переговоры с посланцами других стран, также прибывшими на свадьбу. Однако же, несмотря на занятость, боярин Перемет нашел время побеседовать с Надей. Встреча состоялась в бывшем рабочем кабинете Виктора, который Александр предоставил Перемету для его дипломатической миссии. Боярин рассказал, что союзным Ольге войскам Кислоярского царства удалось "выбить" упырей из нескольких приграничных деревень, где тут же было объявлено о восстановлении законной власти князей Шушков. -- Полкан уже думает, как бы расширить освобожденные земли, -- рассказывал Перемет, -- а княжна даже поставила в воду несколько веток, чтобы весной пересадить их в землю на местах вырубленных Григорием рощ. И это только начало! А мне вот приходится мотаться по всему свету. Не успеваю, знаете ли. Лошади так медленно везут -- то ли дело, когда мы были Змеем Горынычем! -- Попросим Чумичку -- может, он вернет вас в прежний облик, -- пошутила Надя. Перемет лишь улыбнулся в ответ. -- Да, кстати, -- вспомнил Ольгин посланник, -- а отчего я не вижу здесь княжны Марфы? Мне велено передать ей поклон и послание от сестры. -- Виктору сюда хода нет, а Марфа без него ехать на свадьбу не захотела, -- объяснила Надя. -- Но я собираюсь на днях посетить их уединенное жилище, и если вы мне доверите, то передам и поклон, и послание. -- Такая скромность княжны Марфы, конечно же, весьма похвальна, -- вздохнул Перемет, -- но, боюсь, ей придется ради нашего общего дела прервать уединение. Я, правда, не видел послания Ольги, но догадываюсь, о чем идет речь. Недавно упыри устроили пышные похороны Марфиных костей, и появление живой княжны очень сильно посрамило бы их в глазах всего мира. -- Я постараюсь убедить княжну Марфу, -- сказала Надя. -- Это должно еще сильнее усилить брожение в Белой Пуще, -- понизил голос Перемет. -- Уже сейчас чуть не всякий день к Ольге тайно приезжают посланники от высокопоставленных бояр, вынужденных сотрудничать с Семиупырщиной, и ведут с ней важные переговоры. Ну и помощь, вестимо, оказывают... -- Понятно, они хотят это сделать сами и сверху, чтоб не допустить снизу, -- как бы про себя заметила Чаликова. -- Что-что? -- не разобрал Перемет. -- А скажите, Надежда, как поживает наш избавитель Иван-царевич? -- Иван-царевич? Жив и здоров, -- коротко ответила Надя. Подробнее распространяться она не стала, иначе пришлось бы начинать с тринадцатого века, разделения реальности на две, нашу и параллельную, затем плавно перейти к Гороховому городищу и прочим чудесам -- а у ее собеседника явно не было времени все это слушать. Как и то, что Наталья Кирилловна, вопреки опасениям Ивана-царевича, довольно быстро включилась в современную действительность Покровских Ворот и с помощью своего названного правнука и супругов Белогорских постепенно входила в роль хозяйки усадьбы. Надя улыбнулась, вспомнив, как во время последнего посещения встретила в окрестностях Покровских Ворот баронессу Хелен фон Ачкасофф, которую по причине поразительного сходства поначалу приняла даже за баронессу Наталью Кирилловну. Госпожа историк задумчиво бродила по лужайке с металлоискателем -- видимо, надеялась отыскать еще один клад. -- Скажите, а что боярин Василий? -- оторвал Надю от воспоминаний боярин Перемет. -- Боярин Василий? Он делает свое дело, и весьма успешно. -- Это также была истинная правда, хотя Надя не стала уточнять, на каком именно поприще боярин Василий достиг своих успехов. -- Э, да вот вы где! -- внезапно раздался над ухом Надежды неповторимый голос Беовульфа, отчего она даже вздрогнула. -- Мы тут за вас чары подымаем, а вас и нету! -- Извините, господин Беовульф, у нас тут был важный разговор, -- с улыбкой ответил Перемет. -- Какие еще разговоры?! -- удивился славный рыцарь. -- Вот-вот полночь пробьет, идемте скорее Новый Год встречать! -- Ну, идемте, -- согласился Перемет, нехотя вставая из-за стола. -- Да-да, разумеется, -- вскочила Надя. -- Это у нас древний обычай -- играть королевские свадьбы на Новый Год, -- говорил Беовульф едва поспевающим за ним Чаликовой и Перемету. -- Еще королевич Георг... Вы слышите? Надя напрягла слух -- и услышала приглушенный звон колоколов, означающий наступление полночи. Украдкой бросив взор на свои часики, она отметила, что до наступления Нового Года еще около получаса, но здесь, в мире, который Надя считала параллельным, отношение ко времени было несколько иным -- тут оно, в зависимости от восприятия, могло и влачиться, будто старая кляча, и лететь быстрее ковра-самолета. А Новый Год наступал не тогда, когда это объявляла говорящая глава государства в общественном российском телевизоре, а по времяощущению королевского звонаря. -- Ну, скорее, скорее, -- поторапливал Беовульф. И вдруг, будто по волшебству, они оказались в огромной зале, полной празднично накрытых столов и огромного множества людей, неподвижно стоящих вдоль стен. Помимо Александра и Катерины, тут были и рыцари, и поэты, и многочисленные гости, в большинстве своем Наде не знакомые. Старый Теофил стоял у открытого окна, через которое явственно долетали величественные звуки колокола. -- Не волнуйтесь, впустим Новый Год -- и закроем, -- шепнул Беовульф Наде, непроизвольно запахнувшей на себе пуховой платок -- вообще-то в замке даже и с закрытыми окнами было не слишком-то тепло. Когда смолк последний удар, Теофил поспешно захлопнул окно. Из толпы гостей отделился пожилой господин в роскошном камзоле и величественно подошел к молодоженам. -- Кто это? -- тихо спросила Чаликова. -- Не узнаете? -- хмыкнул Беовульф. -- А вы посмотрите внимательно. -- Пирум! -- приглядевшись, изумилась Надя. Действительно, нелегко было узнать в нем затрапезного летописца, принимавшего Надю в круглой башне. Хотя, наверное, и Пирум вряд ли признал бы в Наде того любознательного юношу, который докучал ему расспросами о княжне-лягушке. Теперь господин Пирум держал в руке некую пожелтевшую рукопись, из чего Надя сделала вывод, что древлехранитель собирается прочесть напутствие, коим Ново-Ютландских королей провожали в семейную жизнь двести или даже триста лет назад. -- Как бы не получилось какой-нибудь несуразицы, -- тихо проговорил Беовульф. И пояснил: -- Обычно наши короли женятся на благородных девицах или даже на соседних царевнах, а здесь такой мезальянс. Хотя, конечно, госпожа Катерина -- прелестное создание, вполне достойное нашего короля... Однако Пирум, на ходу пробежав рукопись, небрежно сунул ее в карман и, остановившись на почтительном расстоянии перед королевскою четой, негромко сказал: -- Позвольте мне отойти от обычая и не утомлять вас долгим и поучительным посланием основателя Новой Ютландии королевича Георга к своим потомкам -- Вашему Величество оно ведомо, а Ее Величество может с ним ознакомиться при любом удобном случае. Наде показалось, что гости и даже сам король облегченно вздохнули -- момент для зачтения древних манускриптов был явно не самый подходящий. -- А чтобы уж совсем не уклоняться от обычаев, освященных веками, -- воодушевленно продолжал Пирум, -- позвольте высказать одно старинное напутствие. Желаю вам жить в мире и согласии долгие годы на благо королевства и его народа, а умереть в один день. -- Благодарю вас, дорогой Пирум, за добрые пожелания, -- поспешно ответил Александр, заметив, как при последних словах потемнели глаза Катерины. -- А теперь прошу всех к столу! -- Погодите, Ваше Величество, -- сурово остановил его летописец. -- Вы должны исполнить еще один старинный обычай, уходящий в незапамятное прошлое! -- Какой еще обычай? -- чуть нахмурился король. А Пирум, напротив, неожиданно широко улыбнулся: -- А вы забыли? Ну разумеется, облобызать невесту! -- Ах, вот оно что! -- рассмеялся Александр. -- Да, такими обычаями грешно пренебрегать. -- С этими словами Его Величество привлек к себе Катерину, и уста счастливых молодоженов слились в долгом поцелуе.