Денн вас иннен -- ист драуссен... -- Благодарю вас, -- сказал король, терпеливо выслушав до конца, -- но, простите, насколько мне известно, никто из нас не владеет языком вашей музы, да и я знаю его лишь как разговорный... -- Нихт проблемен! -- широко улыбнулся Иоганн Вольфгангович и извлек еще один мятый листок. -- Вот тут другой мой стихотворение в переводе. -- И он, немного запинаясь, торжественно зачитал: -- Кто с плачем хлеба не вкушал, Кто, плачем проводив светило, Его слезами не встречал, Тот вас не знал, небесные силы!.. "Нечто похожее я уже где-то слышала", -- подумала Надя, пока Иоганн Вольфгангович раскланивался в ответ на сдержанно-вежливые аплодисменты сотрапезников, которых в этот момент высокая поэзия явно волновала меньше всего. -- По-моему, превосходно, -- высказал свое суждение Александр. -- A теперь, господа, с вашего позволения, я тоже хотел бы прочесть несколько строчек. -- Неужели и Ваше Величество заразились неизлечимой болезнью сочинительства! -- удивленно воскликнула мадам Сафо, всплеснув полными ручками. -- Увы, -- покачал головой Александр, -- сам лишенный дара сочинительства, я способен лишь на покровительство... Дело в том, что после Касьяна остались четыре или пять стихотворений, на которые людоед, видимо, не обратил внимания. Король протянул руку, и Перси подал ему несколько неказистых листков. При этом паж тихо, чтобы остальные не услышали, прошептал: -- A ведь из этого следует, что людоед, скорее всего, не из поэтов... Александр величественно кивнул и, бегло просмотрев рукописи, остановился на стихотворении, которое он, по-видимому, счел наиболее подходящим к случаю: -- Я хотел открыть тебе душу, Но ты ей предпочла мое тело... Во все время чтения паж украдкой наблюдал за присутствующими -- не выдаст ли кто-то себя невольным взглядом или жестом. x x x Увидав боярина Василия, Беовульф очень обрадовался, а когда узнал, что за причина привела к нему вчерашнего гостя, то пришел в неописуемый восторг и в лучших чувствах заключил Дубова в могучие объятия. -- Так, значит, вас пытались заколоть?! -- взревел Беовульф. -- Ну вы, в природе, даете!.. Да ради бога, живите, сколько хотите, у меня вы будете в полной безопасности, ко мне сюда ни одна сволочь не полезет -- убью! -- И, несколько успокоившись, добавил: -- Боярин Василий, милости прошу пожаловать ко мне в рыцарскую залу, выпьем по кубку старого доброго винца за ваше счастливое спасение! -- Не откажусь, -- улыбнулся детектив. Рыцарская зала представляла собою обширное помещение, стены которого в живописном беспорядке были увешаны старинными портретами, боевыми доспехами и охотничьими трофеями. -- Прошу! -- широким жестом указал Беовульф на огромный стол. Василий отодвинул громоздкое кресло, но непроизвольно вздрогнул: из-под стола с громким лаем выскочила огромная лохматая собака. -- Грегуар, молчи, шельмец! -- прикрикнул Беовульф. -- Мой любимец, -- пояснил он, целуя пса прямо в морду. -- Я его, знаете ли, в честь князя Григория так назвал. Чудная псина, только гадит где попало... -- Беовульф хлопнул в ладоши, и слуги внесли в залу огромный серебряный жбан и два позолоченных кубка. -- Это мои самые лучшие, -- с гордостью пояснил радушный хозяин, щедро разливая вино. -- Их за верную службу пожаловал моему пращуру, Гильденкранцу, сам королевич Георг. -- Какой королевич Георг? -- отпил Дубов из кубка. -- А, ну тот, что основал наше Мухоморье, сиречь Новую Ютландию. Его ведь выгнали из Ютландии, вот он сюда и перебрался. -- А за что его выгнали? -- заинтересовался Василий. -- Ну, он там такого начудил, просто любо-дорого! -- захохотал Беовульф. -- Такую потасовку устроил -- папашку своей невесты взял да и зарезал, понимаешь! Как завопит: "Крысы!" -- и шпагой в занавеску раз, и все. А нечего было стоять за занавеской! Во как... В другой раз заявился на совещание королевских советников с медведем на цепи... Вот с этим, -- указал радушный хозяин на изрядно тронутую молью медвежью шкуру, висевшую на стене. -- A когда на самого своего дядюшку, на короля то есть, стал наезжать, так это вообще! Да уж, славные были времена -- не то что сейчас. -- Беовульф горестно вздохнул, подлил себе в кубок мутного вина и опрокинул его в горло. В этом чувствовался опыт и сноровка. -- Ну что, боярин Василий, налить вам еще? -- предложил Беовульф своему гостю. -- Можно, -- чуть заплетающимся голосом ответил Дубов. В своей Кислоярской действительности он отнюдь не слыл безупречным трезвенником, но и к столь обильным возлияниям не привык. -- Себе я налью поменьше, -- как бы извиняясь, сказал хозяин. -- Мне ведь на свидание с дамой пора идти. А вы тут продолжайте, сделайте милость. -- Дама та самая, что вы давеча говорили? -- Ну конечно! Ах, какая женщина, какая женщина... Мне для нее ничего не жалко, я ей даже свой лучший золотой перстень подарил, вот как! Василий открыл рот, явно собираясь что-то сказать, но передумал и вместо этого отпил из кубка немного вина. -- Ну, я побежал, -- засуетился хозяин. -- А вы тут располагайтесь, чувствуйте, как дома. -- Извините, я хотел бы немного отдохнуть, -- сказал Василий. -- Знаете, после столь бурной ночи... -- Конечно, конечно! -- понимающе загромыхал Беовульф. -- Слуги укажут вам горницу, и отдыхайте хоть до скончания века! x x x Королевский летописец Пирум, принявший Чаликову в древлехранилище, расположенном в одной из башен замка, по своей наружности оказался совсем не похожим на тех не очень многочисленных историков, коих Наде довелось увидать воочию, а именно старца Пимена из оперы "Борис Годунов" и кислоярского кандидата исторических наук госпожу Хелен фон Ачкасофф. Чаликову, а точнее пажа Перси, встретил невысокого роста плотный мужичок в валенках и залатанной серой фуфайке, на фоне которой ярко выделялся пестрый шейный платок. Летописец широким жестом окинул свое хозяйство -- обширное круглое помещение, заставленное старыми комодами и высокими, почти до потолка стеллажами -- и произнес чуть скрипучим голосом: -- Ну вот, наконец хоть кто-то залюбопытствовал. A то ведь так и пропадут невостребованными сии драгоценные немые свидетели былых веков. Его Величество уже известил меня, дабы я всячески способствовал утолить твою любознательность, о мой дражайший юный друг! Говоря это, Пирум снял с одного из стульев, также весьма древнего происхождения, ворох пожелтевших бумаг, кинул их на пол и пригласил гостя присесть. -- Благодарю вас, господин летописец. -- Надя поудобнее устроилась на стуле. -- Для начала мне хотелось бы узнать, как возникло Мухомо... то есть Новая Ютландия. -- Нет ничего проще, мой юный друг, -- с готовностью откликнулся Пирум. -- Беспристрастные скрижали сберегли немало свидетельств, подлинных и мнимых, тех незапамятных лет, и единственная трудность в том, как отделить зерна истины от плевел вымысла, поелику не все очевидцы одинаково относились к тем давним событиям. -- Ну так может быть вы расскажете о них так, как лично вы их видите? -- предложила Надя. -- Увы, скромное положение королевского древлехранителя и летописца не дает мне права истолковывать то, что было, на собственный лад, -- высокопарно ответствовал Пирум. -- Мой долг -- быть беспристрастным и непредвзятым повествователем, дабы не уподобиться некоему господину Стобхарду, коий злонамеренно извратил сии давние и кровопролитные деяния на потребу невзыскательным зрителям своих бездарных представлений! Летописец подошел к стеллажам и, ловко взбежав по приставной лестнице, безошибочно снял с полки старинную книгу. -- Так слушай же, мой юный друг, -- начал Пирум, спустившись с лестницы и поудобнее устроившись за столом, -- сию повесть о печальных и вместе поучительных событиях, имевших быть более трех столетий тому назад на другом конце мира, вдали от сих мрачных и бесплодных болот! -- В просто Ютландии? -- догадалась Надя. -- Именно там. Жил в Ютландии королевич, именем Георг, хотя разные летописцы называют его иными именами, более привычными их наречиям. И вот обуяла сего королевича лютая гордыня, насланная бесами и злыми духами, и ввергла его в отчаяние и бурную безосновную подозрительность: довел он возлюбленную свою девушку до умопомрачения, а ближнего царедворца, мужа мудрого и доблестного, зарубил булатным мечом, приняв за диавола в крысьем обличье. Короля же, дядюшку своего, подозревал он в отравлении бывшего короля, Георгова батюшки, и также тщился умертвить. И завершились все эти безобразия тем, что переполнилась чаша терпения, и Георга изгнали из Ютландского королевства. Тогда он пустился странствовать вместе с приближенными своими, некими... -- Пирум заглянул в книгу и по слогам прочитал: -- Некими вельможами, имя коим Гильденкранц и Розенштерн. И когда после долгих трудных скитаний оказались они в наших краях, то королевич Георг приобрел за вполне умеренную плату обширную часть болот у белопущенского князя Феодора Шушка и, взяв в жены дщерь его Василису, обосновал на сих болотах королевство, кое нарек Новою Ютландией. И надобно тебе сказать, что здесь отпустили его бесы и злые духи, и правил он долго и справедливо, а хозяйствовал весьма рачительно и даже пытался осушать болото, но не успел, а в потомках, увы, не нашел достойных продолжателей своих славных дел. Да вот можешь сам взглянуть. Пирум подвел Надю к запыленному окну, сиротливо тускневшему меж двух высоченных полок, ломящихся под весом старинных пергаментов, и указал вдаль, где под косыми лучами предзакатного солнца блестели какие-то длинные нити. -- Это и есть болотоосушительные канавки, -- пояснил Пирум. -- Они тянутся далеко, на много верст. A между ними такие стрелки суши, у нас их прозвали грядками. Но поелику труды короля Георга остались незавершенными, то все так и стоит уже три века. Одна польза, что на этих грядках много грибов водится, и отнюдь не токмо мухоморов. "Значит, Александр -- еще и прямой потомок князей Шушков, -- отметила Надя. -- Будем это иметь в виду на крайний случай, если ничего не получится с Марфой". -- A кстати, господин Пирум, -- продолжала Надя, когда они вернулись за стол, -- меня вот еще интересует насчет княжны Марфы... -- Ничего не знаю, -- неожиданно помрачнев, буркнул летописец. -- Да? A Его Величество сказывал, что вы как раз много чего могли бы поведать, -- как ни в чем не бывало проговорила Надя. -- И еще он настоятельно просил передать, чтобы вы были со мной предельно откровенны, о чем бы я не спросил. Если это, конечно, не касается государственных тайн. -- Зачем тебе об этом знать? -- в беспристрастном голосе Пирума прорвались страдальческие нотки. -- Ничего хорошего от этого не будет, поверь мне! -- Да нет, сам я ничего предпринимать не собираюсь, -- успокоила Надя летописца. Это была если и не правда, то не совсем ложь. -- Но, может быть, удастся придумать способ, как ее спасти?.. -- Надежда с надеждой поглядела на Пирума. -- Ну ладно, -- решился древлехранитель. -- Но только поклянись, что не воспользуешься тем, что я тебе поведаю, во вред кому бы то ни было, и прежде всего -- самой Марфе. -- Клянусь! -- Чаликова торжественно стукнула себя в грудь. -- И что же влечет твою любознательность, мой юный друг? -- успокоившись, перешел Пирум в свой обычный велеречивый тон. -- Ну, о том, что злой колдун превратил княжну Марфу в лягушку, я уже наслышан, -- подумав, ответила Надя. -- И что вернуться в свой облик она может, только если ее поцелует некий Иван-царевич. Вот, собственно, и все. -- В ожидании захватывающей романтической истории Чаликова уставилась на своего ученого собеседника. -- A ведомо ли тебе, о любознательный юноша, что немало находилось желавших расколдовать княжну? -- после недолгого молчания заговорил Пирум. -- Особо много таковых было в годы моей молодости. Вместо того чтобы предаваться полезным занятиям, сии празднолюбцы ходили по болотам и лобызали всех лягушек подряд, пока им это не наскучивало и они не возвращались к более насущным делам. -- И одним из этих празднолюбцев были вы? -- смекнула Надя. -- Ты зело догадлив, мой юный следопыт, -- ответил Пирум, и Чаликова даже не поняла -- всерьез или с долей иронии. -- Но все-таки скажите -- правда вся эта история про Марфу, или выдумки? -- с трудом скрывая волнение, спросила Чаликова. -- Хотя, конечно, кто это теперь может знать, когда столько веков минуло... -- Чистая правда, -- уверил Пирум. -- И я, может быть -- один из немногих, кто сие знает достоверно. -- Каким образом? -- удивилась Надя. Летописец тяжко вздохнул: -- Это случилось почти полстолетия тому назад. Таким же днем, как нынче, я бродил по окрестным болотам и ловил лягушек. Много их было -- аж уста распухли каждую целовать. И вот уже на самом закате я решил оставить это и вернуться домой, как вижу -- сидит на кочке лягушка, самая обычная по виду, и смотрит прямо на меня. A глаза печальные-печальные. Ну, я ее и поцеловал. -- Пирум горестно замолк. -- Ну, ну и что же дальше было? -- не удержалась Надя. -- Ну, тут раздался гром среди ясных небес, и передо мною возникла девушка. Что ж ты, говорит, Иван-царевич, наделал -- не из любви и сострадания, а из пустой забавы поцеловал меня. Теперь мне вновь томиться в лягушечьей шкуре... -- Так что же, превращение не удалось только потому, что вы не Иван-царевич? -- переспросила Надя. -- Да нет, -- горестно махнул рукой Пирум, -- то, что избавителем непременно должен быть Иван-царевич -- это все досужие домыслы. Хотя вообще-то меня Иваном зовут. A если полностью, то Иоанн Пирум-Торвальдсен. Мой дальний пращур прибыл сюда, сопровождая королевича Георга. -- Ну и что же княжна Марфа? -- гнула Надя свое. -- Вообще я не раз слышал, что если чародей кого-то заколдовал, то он должен оставить хоть малую возможность расколдоваться. И этому правилу все колдуны обязаны следовать, даже самые черные. A тот чародей заморский, что княжну заколдовал, он такое придумал, чтобы и условие соблюсти, и всякой надежды на избавление лишить. -- Ну и что же он такое придумал? -- нетерпеливо воскликнула Чаликова. -- Тот, кто расколдует Марфу, должен быть ведомым одними бескорыстными чувствами, но никак не гордыней, стяжательством или праздным любопытством. Так мне сама княжна сказала, прежде чем обратно лягушкой обернуться. Теперь ей до скончания века по кочкам прыгать и квакать -- кто же станет безо всякой корысти по болотам бродить да лягушек целовать! -- Кажется, я знаю способ, как ее расколдовать, -- подумав, промолвила Надя. -- Но его надобно еще обдумать... "Все, как и говорил Чумичка, -- размышляла Чаликова, спускаясь вниз по винтовой лестнице. -- И если так, то кандидат в Иваны-царевичи у нас есть. Надо только его будет предварительно подготовить..." x x x Толком поспать Дубову так и не удалось -- его разбудил вежливый, но настойчивый стук в дверь. -- Войдите! -- крикнул детектив. Дверь отворилась, и в опочивальню заглянула горничная в белом передничке: -- Боярин Василий, извините, что прерываю ваш сон, но к вам гости. -- Гости? -- нехотя поднялся с кровати Василий. -- Какие гости? "Все, это ловушка, -- промелькнуло в голове сыщика, -- узнали, что я здесь, дождались, когда нет хозяина..." -- Прикажете просить? -- прервала горничная его размышления. -- Да, -- коротко ответил Василий, мысленно примериваясь к громадному канделябру, которым готов был встретить любого, кто покусится на его жизнь. Горничная исчезла, и тут же в комнату ввалился Кузька. Вид у него был немного встрепанный, но в то же время отчаянно-победительный. -- Значит, все-таки случилось что-то особенное? -- констатировал Дубов, внимательно оглядев домового. -- И ты еще спрашиваешь! -- топнул ножкой Кузька. -- Там такое, что просто жуть! Эх-ма, семь веков на свете живу, а такое... -- Ну и какое же? -- не утерпел Василий. -- Говори, не томи душу! -- А ты меня не торопи, -- насупился Кузька, -- дай спервоначалу отдышаться. А тут еще эти собаки чертовы совсем оглушили, хорошо еще не загрызли!.. Ну вот, -- приступил Кузька к повествованию, -- пришел это я на ихнее свидание, ну, то есть, господина Беовульфа и той бабенки. Залег в траве и наблюдаю, как они там любезничают. И вдруг чувствую -- что-то не так. А ее слуга, он присел на травку на полянке и как будто даже задремал... -- Ну и что же здесь "не так"? -- удивился Василий. -- Почему бы слуге и не подремать, пока хозяйка на свидании? -- То и не так, что никакой он не слуга, а самый настоящий колдун и ворожей! -- С чего ты это взял? -- Ну, я же и сам маленько ворожить умею, а уж распознать, где дело нечисто -- так это мне и вовсе пустяки! В общем, чую я, как этот слуга посылает Беовульфу свои "установки" -- мол, люба тебе эта девица, красива она, будто роза лесная, и всякое такое. Тоже мне роза лесная, -- фыркнул Кузька, -- лахудра она белобрысая! -- Ну а дальше что? -- поторопил Дубов. -- А что дальше -- ну, я решил, что пришла моя пора. Нет, я конечно, не могу с ним в ворожбе состязаться, но я находился ближе к тем двоим, и начал свои собственные "установки" посылать -- дескать, посмотри ты на нее, никакая она не роза, и не люба она тебе, и все прочее. Вижу -- стоит мой Беовульф в диком сомнении и глядит на свою бабенку, не может понять, любит ее али нет. Та почуяла, что дело дрянь, да и бросилась ему на шею. А он оттолкнул ее и пошел прочь. Тут уж и слуга ейный тоже унюхал, что кто-то ему мешает, и едва Беовульф ушел, то как закричит: "Опять нам на хвост наступили, туды его растак да разэдак..." -- На хвост? -- недоверчиво переспросил Дубов. -- Ну да, -- подтвердил Кузька, -- на этот, как его... эргетический. -- Энергетический, может быть? -- Ну да, наверно. Они вдвоем бросились лужайку обыскивать, а я, не будь дурак, поскорее сюда побежал. A та девка еще своему колдуну сказала: "После обеда у меня свиданка с Гренделем, если и тогда сорвется -- нам несдобровать". -- Несдобровать, -- задумчиво повторил Василий. -- Стало быть, они действуют не сами по себе, а... Ну, это неважно. А где свидание, ты не в курсе? -- Должно быть, как и вчера, -- подумав, ответил Кузька. -- Там такое местечко есть, на краю болота, как раз посередке между Гренделевой хибаркой и избенкой, где живет эта девица со своим колдуном. -- А откуда ты знаешь? -- Так мне же кикиморы сказывали. Избенка несколько годков стояла пустая, а они там всего пару недель как живут. И едва поселились, как тут же эта девка начала их обоих к себе привораживать! Тут в коридоре раздался шум, и в опочивальню ввалился собственной персоной доблестный рыцарь Беовульф. Вид у него был далеко не столь самоуверенный, как обычно. -- Ни черта не могу понять, боярин Василий, -- прямо с порога заявил он. -- О, я вижу, у вас гости! Что это за мелюзга такая? -- Чего??! -- вскинулся Кузька. -- Между прочим, именно благодаря Кузьке... то есть Кузьме Иванычу я вчера остался жив, -- поспешно сказал Василий. -- И именно он помог рассеять чары, которыми вас опутали эти аферисты. -- Кто-кто? -- не понял Беовульф. -- Ваша возлюбленная Прекрасная Дама и ее слуга со своими "установками". -- Что-то я ничего не понял, -- поморщился хозяин, -- объясните мне попроще, без этих заумствий. -- Попроще? -- задумался Дубов. -- Ну ладно. Вы давеча сказывали, что подарили своей возлюбленной золотое колечко, так? А вы не заметили, было оно сегодня на ней, или нет? -- Не было, в природе, -- тут же ответил Беовульф. -- Точно, не было! -- Эта дама и ее слуга просто манипулируют... то есть крутят вами в своих целях, которые мне пока что не очень ясны, -- веско продолжал Василий, -- и наша с вами задача... -- Чего?!!! -- взревел Беовульф и даже рванул на себе цепь. -- Чтобы я, Беовульф, доблестный рыцарь и верный подданный достославного короля Александра, позволил собою крутить?! В порошок сотру, честное благородное слово!.. Постойте, -- с подозрением поглядел он на Дубова, -- а может, это вы мною крутите? Настраиваете меня против нее с какими-то своими целями? Берегитесь, боярин Василий, ежели это так, то не погляжу что вы мой гость... Дав Беовульфу отвести душу, Дубов заговорил: -- Сегодня у вашей Прекрасной Дамы... -- Тоже мне "Прекрасная Дама", -- фыркнул Кузька. Василий строго посмотрел на домового и продолжал: -- Сегодня у нее назначено свидание с Гренделем. Если вы согласны мне помочь, то мы вместе возьмем с поличным и саму даму, и ее слугу, и вы убедитесь, что мои обвинения не голословны. -- Согласен, -- не раздумывая заявил Беовульф. -- И что я должен делать? -- Детали обговорим по дороге, -- ответил детектив, -- а сейчас дозвольте мне все-таки немного поспать. x x x Князь Григорий уже собрался было покинуть свой кабинет и отправиться в главную кремлевскую залу, где у него была назначена встреча с делегацией деревенских старост, однако в этот момент к нему без предварительного доклада ворвался начальник его тайного приказа. Такое случалось крайне редко и свидетельствовало о том, что произошло нечто чрезвычайное. -- Ну, чего еще стряслось? -- недовольно покосился князь на барона Альберта. -- Ваша Светлость, ужасное происшествие, -- чуть не с порога зачастил барон. -- Только что пришла весть, что над нашей северной заставой пролетал ковер-самолет, и пушкари-стражи границы его сбили! -- Ну и что же тут ужасного? -- удивился князь Григорий. -- Правильно сделали. Никому не дозволено безнаказанно нарушать небесные пределы моего княжества! Однако Альберт не разделял оптимизма своего повелителя: -- На ковре летел знаменитый на Востоке кудесник Сулейман по поручениям Багдадского султана Аль-Гусейна. -- Да, нехорошо получилось, -- нахмурился князь Григорий. -- И что же, почтенный Сулейман погиб? -- Какое там! -- махнул рукой Альберт. -- Жив-здоров, токмо зело сердит был. И Вашу Светлость бранил на чем свет стоит. Наши пушкари хотели его посадить в холодный погреб, дабы остудился, а тот обратился в едкий пар и улетучился. А следом за ним поднялся ковер-самолет и улетел неведомо куда. -- Даже и не знаю, что делать, -- задумался князь. -- С одной стороны, стражи поступили правильно, а с другой не хотелось бы портить отношения с нашим дорогим другом Аль-Гусейном. Придется отправить ему послание, а заодно чем-то умаслить. -- Чем? -- уныло вздохнул Альберт. -- У него же злата и адамантов полны закрома. -- Значит, пошлем ему наших девушек для гарема, -- решил князь Григорий. -- Эдак с десяток. -- Как? -- удивился Альберт. -- Наших, белопущенских девушек -- и для гарема?! -- Наших белопущенских девушек, -- отчеканивая каждое слово, повторил князь Григорий. И, прищурившись, пристально уставился на барона: -- A ведь вы, Альберт, родом кислоярец... -- Я не кислоярец, я -- упырь! -- вырвалось у барона. -- Ну тогда и выполняйте, что вам князь велит. -- Да не пойдут они, -- уныло протянул Альберт. -- Не пойдут, говоришь? -- хмыкнул князь. -- A мы их спрашивать и не будем. У нас ведь кажется, имеется свой лиходей и душегуб, вот его и запряги на это дело. -- Слушаюсь! -- радостно приосанился барон. -- Ну ладно, все у тебя? -- Все, Ваша Светлость. -- Тогда свободен. И не забудь усилить охрану всех амбаров и оружейных хранилищ. A двадцать первого амбара -- особливо! x x x Грендель брел по болотной тропинке и пытался вспомнить вдохновенные строчки, которые только что записал пером выпи на клочке пергамента, да позабыл на столе у себя в хижине. В отличие от своего вечного соперника Беовульфа, бедный поэт не имел возможности поднести к ногам возлюбленной золотых перстней и породистых щенков. Единственное, чем он мог завоевать сердце Прекрасной Дамы -- это вдохновенные стихи, льющиеся бурным потоком из любящей души. Место, в котором обычно назначал свидание Грендель, было вполне в его вкусе: зеленая полянка, находящаяся на пригорке, и потому менее заболоченная, чем вся окружающая местность, и посреди ее -- могучий, в три обхвата дуб, в тени которого вольготно росли огромные яркие мухоморы. Когда-то Грендель, вдохновленный суровой красотой этого уединенного уголка, даже посвятил ему стихи: "У Мухоморья дуб зеленый", но дальше первой строчки дело так и не пошло. Увидев сидящего под дубом человека, Грендель радостно побежал вперед, но остановился как вкопанный, когда увидел, что это вовсе не его возлюбленная, а вчерашний гость. -- Боярин Василий?.. -- с трудом припомнил поэт его имя. -- Именно я, -- вскочил с травы боярин Василий. -- Извините, что отвлекаю вас от предстоящего свидания, но мне нужно срочно с вами поговорить. -- Может быть, лучше после? -- вздохнул Грендель. -- Заходите ко мне вечерочком... -- У нас нет времени, -- деловито проговорил Василий. -- Сейчас сюда придет ваша дама, и нельзя, чтобы она меня видела. -- Опять какие-то грязные тайны, -- поморщился Грендель. -- Однако я вас слушаю. -- Я повторяю свое вчерашнее предложение, -- сказал Дубов и посмотрел куда-то вверх, на крону дуба. -- Какое? Я, знаете, в последнее время стал такой рассеянный... -- Отправиться в Белую Пущу и... -- Нет-нет, и не просите! -- поспешно перебил Грендель. -- Во-первых, это глубоко противно моему душевному складу. А во-вторых... -- Господин Грендель, если я обращаюсь к вам за помощью, то только потому что у меня нет другого выхода, а время поджимает. -- Грендель вновь отрицательно покачал головой. -- Ну хорошо, -- почти с мольбой продолжал Дубов, -- прошу вас только об одном: когда вы увидите вашу возлюбленную, то постарайтесь хоть на мгновение взглянуть на нее беспристрастно, просто как на постороннего человека, а не как на женщину, которая вскружила вам голову... Все, мне пора, -- и с этими словами Василий побежал по тропинке в направлении Гренделевой хижины. На самом же деле он залег за одной из болотных кочек. Там было довольно мокро, но выбирать не приходилось. А Василий Николаевич очень хотел стать если и не участником, то хотя бы зрителем предстоящей бурной сцены, которую он задумал и срежиссировал. С противоположной стороны по тропинке двигалась ничем не приметная с виду парочка -- высокая блондинка в изысканном темном платье и коренастый мужичок в сером сюртуке. -- Жди меня там, -- властно приказала дама слуге, и тот покорно удалился за дуб. -- О, господин Грендель, как я рада вас видеть! -- чуть не пропела она высоким приятным голосом, протягивая руки своему воздыхателю. -- Сударыня, я у ваших ног, -- Грендель опустился на одно колено и почтительно поцеловал ей ручку. -- Ах, ну что вы, -- так и зарделась дама. -- Встаньте, пожалуйста, вы меня смущаете. Грендель послушно поднялся и, вглядевшись в лицо своей возлюбленной, невольно отшатнулся. -- Так, подействовало, -- радостно потер руки Василий в своем укрытии. -- Что с вами? -- забеспокоилась Прекрасная Дама. -- Господин Грендель, вы сегодня как-то не в себе. -- Да... -- пробормотал поэт. -- Как будто пелена спала с моих очей... -- Он только теперь приходит в себя! -- раздался за спиной дамы громовой голос. Дама резко обернулась -- на нее со стороны дуба тяжелой поступью надвигался собственной могучей личностью господин Беовульф. -- Не смей причинить ей ничего дурного! -- выкрикнул Грендель. -- Как же! -- прогремел Беовульф. -- Да она сама кому угодно чего хошь причинит! -- Что это значит?! -- взвизгнула дама и затравленно заозиралась по сторонам. -- Не беспокойтесь, сударыня, -- тоном ниже сказал Беовульф, -- ваш так называемый слуга вам не поможет. Равно как и его "установки". Можете посмотреть -- он там лежит, отдыхает и не скоро очухается. -- Что вы с ним сделали? -- завопила дама. -- Ну, приложил разок златою цепью, -- ласково прорычал Беовульф, -- Ничего, это не смертельно, я думаю. Просто легкое помутнение ума... -- Да-да, как будто пелена спала с очей моих, -- продолжал бормотать Грендель. -- Ах, как я заблуждался... -- Кстати, сударыня, -- продолжал "наезжать" Беовульф, -- что-то я не вижу на вас того перстенька, что я вам подарил. -- Я его забыла дома, -- заметно побледнев, пробормотала женщина. -- А может, потеряли? -- Может, и потеряла... -- Ну так радуйтесь, я его отыскал! -- И с этими словами Беовульф извлек из-за пазухи золотой перстень. -- Где вы его нашли?! -- в ужасе отшатнулась Дама. -- Там, где вы его потеряли, -- ответил Беовульф. И с явной угрозой добавил: -- Нынче ночью. Но тут, похоже, дама наконец взяла себя в руки. -- Вы, господин Беовульф, дурак, -- с нескрываемым презрением произнесла она. -- Но я знаю, кто за этим стоит! Тут она небрежно оттолкнула стоящего на ее пути Гренделя и решительно двинулась за дуб. Через некоторое время она появилась со своим слугой, который шел, качаясь и еле двигая ногами. Прекрасная Дама, ужасно бранясь, отвесила ему пинка и быстро удалилась по тропинке. Слуга же, бормоча что-то себе под нос, поплелся следом за ней. Беовульф и Грендель, некоторое время постояли, переминаясь с ноги на ногу и, видимо, не зная, что дальше делать. И в конце концов, смерив друг друга неприязненными взорами, молча разошлись в разные стороны. Когда Грендель медленно брел в сторону своей хижины, Дубов услышал его бормотание: -- Словно пелена спала... Это было какое-то наваждение... Убедившись, что поблизости никого нет, Василий встал из своего укрытия и подошел к дубу. По его ветвям спускался вниз Кузька. -- Ну как? -- радостно спросил домовой. -- Все в порядке? -- Здорово! -- только и смог ответить Василий. -- Я никогда не испытывал такого удовлетворения. Ведь ты все делал, как мы договаривались? -- Ну а то как же. Сначала я смотрел за дорогой и дал тебе знать, когда появилась та баба с колдуном. А Беовульф уже стоял за дубом и ждал. Едва колдун зашел за дуб, он как даст ему своей золотой цепью по башке, а тут уж и я заступил со своей ворожбой. Мол, погляди ты на нее, господин Грендель, и сразу поймешь, откуда птичка вылетела. -- Ну, откуда вылетела, это понятно, а вот куда улетела? Кузька на минуту задумался: -- Судя по тому, куда они побегли, то я думаю, что не в свою избенку, а куда подальше. Там, за болотом, перелесок, а через него проселок, который ведет в сторону Белой Пущи. Как раз в ту деревеньку, где бабкина изба стояла. -- И домовой погрустнел, вспомнив былые денечки. -- Может, пойдем? -- смущенно спросил Василий. -- А, Кузьма Иваныч? -- И уже веселее добавил: -- А хочешь, я тебя на плече понесу? Кузька хитро ухмыльнулся и как бы нехотя отвечал: -- Ну, так и быть. Пожалуй. Хороший ты человек, Василий, ни в чем тебе отказать не могу! x x x За ужином обстановка была совсем безрадостной. Все, кто находились за столом, ели мало, угрюмо уткнувшись в тарелки, и даже неуклюжие попытки короля Александра развеселить своих сотрапезников никак не могли повлиять на их настроение. Скорее, наоборот. -- Кушайте, господа, -- радушно потчевал Александр, -- а главное, запивайте. Конечно, пьянство -- дело негодное, но стаканчик старого доброго винца на сон грядущий, знаете... Первой не выдержала госпожа Сафо: -- Это чтобы послужить одновременно и выпивкой, и закуской? -- Не понимаю, о чем вы, сударыня, -- благодушно глянул на нее король. -- Ну так я вам объясню, Ваше Величество, -- запальчиво вскочила поэтесса, грозно уперев ручки в полные бедра, но король жестом усадил ее на место: -- Не нужно, не нужно, Ну зачем такие мрачные мысли? Может быть, нынче ночью, гм, ничего и не произойдет... Перси, налей мне вина! Паж, внимательно наблюдавший за госпожой Сафо и прочими, кто был за столом, вздрогнул и, конечно же, опять пролил мимо. -- Ну, за ваше здоровье, господа! -- поднял кубок Александр. -- И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно. -- Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! -- вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. -- И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню... -- То сам будет съеден! -- докончил мысль синьор Данте. -- Я предупредила! -- высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей. -- Такова есть наша жизнь, -- философически заметил Иоганн Вольфгангович. -- Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас. -- Если бы одни только червячки, -- вздохнула Сафо. -- Ну, господа, зачем так мрачно, -- снова заговорил король. -- С такими мыслями жить нельзя, иначе нам всем нужно завернуться в простыню и ползти на кладбище. Как говаривал... нет, не помню кто, даже умирать надо с улыбкой на устах. И мне как-то больше по душе боевой задор нашей глубокоуважаемой донны Клары. Знаете, я бы избрал нашим боевым кличем такие слова: ударим поэзией по людоедству! Спокойной ночи, господа. -- С этими словами Александр величественно поднялся из-за стола и, сопровождаемый Перси, удалился из трапезной. x x x Князь Григорий уже собирался покинуть свой рабочий кабинет, чтобы отойти ко сну, но тут дверь распахнулась, и барон Альберт ввел светловолосую даму в порванном черном платье. Из-за ее плеча робко выглядывал невзрачного вида мужичок. Однако их появление большой радости у князя Григория явно не вызвало: -- Ну, чего явились? Вам же было велено оставаться на посту до завтрева. Или даже до послезавтрева. Забыли, Анна Сергеевна? -- Мы ничего не забыли, Ваша Светлость, -- несколько надменно отвечала дама, которую князь Григорий назвал Анной Сергеевной. -- Но обстоятельства таковы, что оставаясь в Мухоморье, мы наверняка оказались бы за решеткой. -- Невелика потеря, -- проворчал барон Альберт, но князь так на него поглядел, что тот сразу как-то скукожился и бочком выскользнул из кабинета. -- Вот Каширский не даст соврать... -- продолжала Анна Сергеевна, еле кивнув в сторону своего спутника. -- Ну, Каширский соврет -- недорого возьмет, -- заметил князь. -- Так что же такого у вас приключилось? Анна Сергеевна поправила сползший черный чулок на левой ноге: -- Когда мы узнали, что боярин, -- тут она зло скривила губки, -- так называемый боярин Василий вступил в контакт не только с Беовульфом, но и с Гренделем, то предприняли операцию по его ликвидации. -- Согласно вашим директивам, -- вставил Каширский. -- Чего-чего? -- вскинул брови князь. -- Говорите проще, не умничайте! -- Согласно вашим указаниям, устранили, -- презрительно бросила Анна Сергеевна. -- Я самолично замочила его ножом, в корчме. -- Так, -- удовлетворенно кивнул князь Григорий. -- И в чем же закавыка? -- Сегодня Беовульф предъявил мне перстень, который он неделю тому назад подарил мне, а сегодня нашел, -- объяснила Анна Сергеевна. -- Ничего не понял, -- проворчал князь Григорий. -- Найти он его мог только в одном месте -- в корчме, где я его обронила, -- пояснила Анна Сергеевна. -- Когда убивала Ду... боярина Василия! -- Удивляюсь еще, как он дал нам бежать, -- добавил Каширский. -- В общем, я вижу, что работнички из вас... -- Князь задумался, подбирая сравнение пооскорбительнее. И, так ничего и не придумав, зашелестел бумагами. -- Ну, что у вас еще? -- поднял он взор на Анну Сергеевну с Каширским, которые стояли, неловко переминаясь, перед столом. -- Князь, это еще не все, -- несмело заговорил Каширский. -- Операция по охмурению Беовульфа и Гренделя прошла не столь успешно, как мы предполагали. -- Это еще почему? -- грозно вопросил князь Григорий. -- Они оба вышли из-под влияния моих установок, -- обескураженно развел руками Каширский. -- Я чувствую присутствие здесь другой силы внушения, куда более могучей, нежели моя!.. -- Не темни, говори по делу, -- оборвал его князь. -- Здесь мутит воду Чумичка, -- заявил Каширский. -- Он в прошлый раз был тут вместе с царевной и тем, кто именует себя боярином Василием. -- Не помню никакого Чумички, -- проворчал князь. -- Вы его очень хорошо помните, -- заявила Анна Сергеевна. -- Это именно он, обернувшись царевной, гм, причинил вам некоторые неприятности. -- Что?!! -- вскочил из-за стола Григорий. -- Схватить... изловить... на кол посадить... сжечь живьем... Ну, что встали? -- напустился он на Анну Сергеевну и Каширского. -- Прочь отсюда, олухи! Оставшись один, князь Григорий со сдавленным стоном упал в кресло. -- Это судьба, -- прошептал князь. -- Боярин Василий, Чумичка, Грендель... И что с того, что боярин убит -- колесо уже закрутилось. И что-то сделать уже поздно. Альберт! -- вскричал князь. -- Крыса чернильная! В кабинет испуганно заглянул начальник тайного приказа. -- Чего изволите, Ваша Светлость? -- Запереть в замке все ворота. Поднять мосты. На стене выставить лучников. И чтобы до послезавтра без моего приказания ни одна собака сюда не пробежала! Ни одна мышь не проскочила! Ни одна ворона не залетела! -- Слушаюсь, Ваша Светлость, -- пролепетал барон Альберт. -- Еще будут приказания? -- Да! -- рявкнул князь. -- Усилить надзор надо всеми! И над обоими Длиннорукими, и над этим дураком Каширским, и над Анной Сергеевной. Никому доверять нельзя, никому. Барон Альберт на цыпочках покинул княжеский кабинет. -- Ох, не в духе нынче хозяин, -- вздыхал барон, тяжело ступая по длинному полутемному коридору. -- И так каждый год. Только наступает октябрь, как будто с цепи срывается. И что ж это за тайна такая, что даже мне, главе тайного приказа, не ведома? x x x Леший и его друг водяной привычно сумерничали в корчме, когда раздался стук в дверь. -- Толкайте, да посильнее! -- крикнул корчмарь, и тут же дверь ввалилась вовнутрь, а следом за нею и запоздалый посетитель -- высокий человек в лохмотьях, с которыми несколько контрастировала широкополая шляпа, надвинутая на самые брови. -- Добро пожаловать, дорогой гость, -- приветствовал его хозяин. Вошедший украдкой огляделся по сторонам, снял шляпу и кинул ее на ближайший столик. -- Боярин Василий! -- в голос ахнули водяной и леший. -- Никто не знает, что я здесь, -- устало вздохнул Василий, присаживаясь за столик. -- Переночуем, а завтра утром поедем восвояси. -- A как же... -- начал было водяной и осекся. -- Увы, -- развел руками Дубов, -- сам я ничего не могу сделать, а те, на чью помощь рассчитывал, отказались. Да сам виноват -- такие дела с наскока не делаются. Ну ничего, доживем до будущего года... -- Ах да, чуть не забыл. -- Леший достал из-под стойки запечатанный в трубочку свиток. -- Это для вас. -- Любопытненько. -- Василий подошел к стойке и, разломав печать, пробежал послание. -- Кто его принес, вы не заметили? -- Русалка, -- с некоторым удивлением ответил леший. -- Я уж хотел ей сказать, что вас нет, что вас убили, а ее уж и след простыл. -- Теперь и это уже ни к чему, -- и Дубов, мелко порвав письмо, кинул его в тлеющую печку. -- Кузьма здесь? -- Да, в вашей горнице, -- кивнул корчмарь. -- Спокойной ночи, господа, -- и Василий по скрипучей лестнице стал подниматься на второй этаж. -- Да-да, ничего не вышло, -- бормотал он себе под нос. -- Остается только заехать за Надей, и домой... -- Ну где ж ты пропадал? -- напустился Кузька на Василия, едва тот переступил порог комнаты. -- Я тут весь изволновался... -- На болоте прятался, -- ответил Дубов, опустившись на кровать. -- Не мог же я тут среди дня появиться! Ну как, вещи ты сложил? -- Сложил, -- буркнул Кузька. -- Выходит, впустую ездили, эх-ма... -- Завтра затемно выезжаем, -- сообщил Василий, -- а теперь неплохо бы малость подремать. Дверь бы чем припереть на всякий случай? Но тут дверь в "апартаменты" Дубова распахнулась, и в ней, к немалому удивлению детектива, возникла долговязая фигура Гренделя. Василий про себя усмехнулся, но виду не подал. -- Чем могу служить? -- вежливо осведомился он. -- Я, право, не знаю. -- выдавил из себя Грендель и замолк. Бедолага явно находился в полном расстройстве чувств. Он затравленно озирался по комнате, будто ища поддержки у этих облезлых стен и пошарпаной мебели. -- Я, понимаете ли, человек тонкий, но... -- наконец собрался с духом Грендель, и в этот момент дверь резко распахнулась и на пороге возникла массивная фигура Беовульфа. -- Я, знаете ли, человек такой... -- начал было он, но увидев Гренделя, осекся. Грендель машинально попятился к окну. Беовульф же лишь ухмыльнулся. -- И ты здесь. -- И, уже обращаясь к Дубову, продолжил: -- Я, знаете ли, такой человек, никому обид прощать задарма не намерен. Так что князю Григорию придется заплатить за подстроенную подлянку. Вот. -- Своею жизнью заплатить! -- с пафосом добавил Грендель. -- Во-во, -- мрачно ухмыльнулся Беовульф. -- Это я и имел в виду. -- Ну что ж, господа, прекрасно, -- улыбнулся Дубов. -- Если я вас правильно понимаю, вы поддерживаете мой план и готовы принять в нем участие. -- При этом заклятые друзья закивали головами. -- В таком случае нам пора в путь. -- Как? Прямо сейчас? -- опешил Грендель. -- Да. Это как-то того... -- пробурчал Беовульф. -- Увы, господа. -- развел руками Дубов. -- Время не терпит. В нашем распоряжении чуть более суток. Поэтому надо выходить рано утром. Если вы, конечно, не передумали. -- Я готов, -- выпятил впалую грудь Грендель. -- А чего там... -- махнул рукой Беовульф. -- Пошли! Только почему такая спешка? -- Дело в том, что князь Григорий уязвим только один день в году, -- объяснил Василий. -- Точнее, одну ночь. И эта ночь -- следующая. Подробности я расскажу по дороге, а теперь надо подумать о том, как нам обеспечить себе свободу действий. Господин Беовульф, как насчет того, о чем я вас просил? -- Мои люди проследили, куда они сбежали, -- самодовольно кивнул Беовульф. -- Ну, та дама и ее прислужник. -- И куда же? -- В Белую Пущу, к этому вурдалаку Григорию! И как я мог в нее втрескаться, ума не приложу. -- A я тем более в полном недоумении, -- меланхолично вздохнул Грендель. x x x Король Александр и Надежда Чаликова сидели в потемках и прислушивались к мертвому молчанию, царящему в королевских покоях. Не было слышно даже мурлыканья Уильяма. Когда им стало невмоготу слушать зловещую тишину, Александр вполголоса предложил: -- А действительно, Наденька, что это мы тут сидим, будто в рот воды набравши? Если особо не шуметь, то можно и поговорить. -- Да, пожалуй, -- также вполголоса согласилась Надя. -- Знаете, Ваше Величество, когда вы давеча за обедом читали стихи Касьяна, то я наблюдала буквально за каждым. -- Ну и как? -- заинтересовался король. -- Никакого результата. Во всяком случае людоед, если он один из ваших поэтов, ничем себя не выдал. Разве что... -- Надя замолкла. -- Ну, договаривайте, -- шепотом поторопил ее Александр. -- Если вам что-то показалось, то не таите. -- Мне показалось, что донна Клара... Ну, в общем, она как-то странно на вас глядела. Я бы об этом и не вспомнила, если бы не ее выпрыги за ужином. -- ну, когда она заявила, что, мол, ежели людоед к ней заявится, и все такое прочее. -- Ну, это она просто от страха, -- вздохнул Александр. -- А если донна Клара таким образом пыталась отвести от себя возможные подозрения? -- предположила Надя. -- Все может быть, -- не стал спорить король. -- А что это вы, Наденька, за обедом мне сказали, что людоед не из поэтов? Ну, оттого что он Касьяна съел, а его стихи не взял. -- Знаете, Ваше Величество, по зрелому размышлению я пришла к выводу, что это, пожалуй, не совсем так. Поэты действительно живо интересуются стихами, но с одним уточнением -- своими. Но отнюдь не чужими, особенно если они не хуже твоих собственных. А то, что писал Касьян, на мой взгляд, это все-таки настоящая поэзия, хоть и не без недостатков. -- Нечто подобное я и собирался вам сказать, -- ответил Александр. В темной комнате вновь повисло зловещее молчание. -- Ваше Величество, -- вновь заговорила Надя, -- из разговора с летописцем господином Пирумом я поняла, что вы, кроме всего прочего, являетесь прямым потомком князя Феодора Шушка. Ну, тестя королевича Георга. -- Да, это так, -- согласился король. -- Более того, и в последующие сто с чем-то лет, до прихода князя Григория, ново-ютландские короли несколько раз женились на княжнах из Белой Пущи, и наоборот. -- Это значит, что при определенном стечении обстоятельств вы могли бы занять княжеский престол в Белой Пуще? -- деланно равнодушным тоном спросила Чаликова. -- Что за глупость! -- удивился король. -- Там уже есть свой князь, да и на что мне это вурдалачье царство? -- Да, но если с князем Григорием что-то случиться, то занять престол будет некому -- ведь никого из Шушков не осталось... -- Нет-нет-нет, и слушать не желаю! -- решительно перебил Александр. -- Если вы с боярином Василием и впрямь решились извести князя Григория, то я вам мешать не буду, но меня от ваших замыслов -- увольте! -- Ну что вы, Ваше Величество, избави меня боже вмешивать вас в наши дела, -- поспешно ответила Надежда. -- Но хоть чисто отвлеченно поговорить о престолонаследии все-таки можно? -- Ну, отчего ж не поговорить? -- мгновенно успокоился король. -- Поговорить можно. И даже нужно. А то заснем тут и не заметим, как нас... гм... ну, вы, Наденька, понимаете. Да, так вот насчет престолонаследия. Если продолжить вашу мысль, то я мог бы наследовать чуть ли не всем королевским, княжеским и прочим престолам Европы. Ведь Ютландский королевский двор, откуда изгнали Георга, находился в родстве со многими августейшими семьями. Ну а сейчас у нас, конечно, все по-другому. Вернее, так же, но только в местных мерках. -- В каком смысле? -- переспросила Надя. -- Ну, например, в том, послании, что привез боярин Василий, Кислоярский царь Дормидонт именует меня не иначе как "брат Александр". И это не просто принятое обращение между монархами, а действительно так. Моя бабушка была замужем за его дедушкой. Или нет, кажется наоборот. Ну и с другими правителями из соседних княжеств, поменьше, мы тоже в родстве. Это, конечно, не Испания и не Пруссия, даже не Ливония, но все же... -- Но неужели для Вашего Величества в окружающих княжествах не нашлось подходящей невесты? Как показалось Чаликовой, король горестно вздохнул, и Надя пожалела, что затронула эту тему, видимо, болезненную для Александра. "Может, половая ориентация не позволяет ему жениться?" -- промелькнуло в голове журналистки. -- Видимо, не нашлось, -- усмехнулся король. -- Была одна вполне подходящая, так и та замуж вышла. -- Вы имеете в виду царевну Татьяну Дормидонтовну? -- сообразила Надя. -- Ну да. Дормидонт приглашал и меня на свадьбу, да тут как раз дождик полил... А если по-серьезному, так черт бы побрал все эти августейшие браки! -- неожиданно вырвалось у Александра. -- И как я завидую Татьяне Дормидонтовне, что она вышла за человека, которого действительно любит!.. Ох, чего-то я расшумелся, -- понизил голос король. -- Эдак мы нашего людоеда спугнем. Надя прислушалась к мертвящей тишине и вполголоса спросила: -- А разве вы, Ваше Величество, против династических браков? Король немного помолчал и вдруг по своему обычаю свернул разговор на совершенно другую тему: -- Вот я слушаю вас, Наденька, и с боярином Василием беседовал, и заметил, что довольно странными словами вы порой изъясняетесь: династический, интересоваться, результат... Знаете, я вас еще как-то понимаю только потому, что немного знаком с европейскими языками. Правда, наречия своих предков, ютландских королей, к своему стыду, так и не выучил... Сдается мне, что прибыли вы сюда не совсем из Царь-Города... -- А откуда же, по-вашему? -- упавшим голосом спросила Чаликова. -- Должно быть, из какого-нибудь торгового города, где смешались языки многих народов и иноземные слова естественно вошли в повседневное употребление. Ну, например, из Новой Мангазеи. -- Да нет, Ваше Величество, из Москвы. -- Сказав это, Чаликова чуть не прикусила язычок. -- А, ну понятно, -- протянул Александр, но по его виду Надя поняла, что тот слышит это название чуть ли не впервые. Действительно, в параллельном мире, где жили король Александр, царь Дормидонт, князь Григорий и в котором волею судьбы оказалась московская журналистка Чаликова, Москва была небольшим городком, известным разве что тем, что, находясь на стыке Суздальского, Рязанского и Тульского княжеств, он время от времени переходил из рук в руки при княжеских междоусобицах. x x x ДEНЬ ТPEТИЙ Грендель в потемках вел Дубова и Беовульфа через болота и перелески по одному ему ведомым волчьим тропам. -- Осторожно, здесь топкое место, -- говорил он. -- Идите строго за мной, а если шаг вправо, то там трясина... Беовульф то и дело проваливался под своим весом чуть не по колено в болотную топь и время от времени, не в состоянии сдержать чувств, громогласно бранился: -- Куда ты завел нас, ирод! Утопить хочешь, да?! Не могли идти по обычной дороге, что ли?.. -- В том-то и дело, что не могли, -- успокаивал его Василий. -- Никто не должен знать, куда мы идем, иначе все пропало. А тут шпионы князя Григория на всяком шагу. -- А кстати, боярин Василий, отчего такая спешка? -- спросил Грендель, когда они вышли на сравнительно сухое место и зашагали по еле заметной в траве тропинке, вьющейся по узкой опушке между тронутыми осенью перелеском и зловещим болотом, откуда раздавались лягушачьи трели и дальнее завывание выпи. -- Это связано именно с сегодняшней датой, -- ответил Василий. -- Нам стало известно, что князь Григорий может быть уничтожен только одним способом -- если его загрызет волк в ночь свадьбы. Когда он хотел жениться на царевне Татьяне Дормидонтовне, то мы решили этим воспользоваться и под видом царевны привезли ему колдуна Чумичку. А ночью он обернулся волком и перегрыз князю глотку. -- Вот это круто! -- загоготал Беовульф. -- Дорого бы я дал, чтобы на эдакое поглядеть! -- А хорошо ли так поступать? -- задумчиво промолвил Грендель. -- Каков бы ни был Григорий, но такое разочарование: любимая девушка превращается в волка и впивается тебе в горло. -- Лучше вспомните, сколько народу загубил этот злодей, -- возразил Дубов и сорвал с куста огромную черную ежевичину. -- Осторожно, там могут быть змеи, -- предупредил Грендель. -- Погодите, Василий, но если Чумичка, то есть царевна, в общем, если князю перегрызли глотку, то как он остался жив? -- Значит, плохо грызли! -- громогласно встрял Беовульф. -- Да нет, здесь другое, -- вздохнул Дубов. Теперь он старался держаться подальше от ежевичника, который тянулся вдоль тропинки. -- Во-первых, Чумичка все же оказался не настоящим волком, а как бы понарошку. А нужен настоящий. -- То есть я? -- тихо промолвил Грендель. -- Но ведь и я тоже не совсем... -- Да, но во время превращения вы становитесь волком по-настоящему? -- пристально глянул на него Василий. -- Ну, так-то так, -- промямлил Грендель, -- да какой я волк! И загрызть-то толком не смогу. -- Да не слушайте вы его, боярин Василий! -- загремел Беовульф. -- Придуривается! -- Я попросил бы! -- вскинулся Грендель. -- Господа, ну не ссорьтесь же по пустякам! -- повысил голос и Василий. -- Нам предстоит важная, можно сказать -- историческая миссия, а вы, право же, как малые дети. -- Ну хорошо, а в чем же вторая причина? -- как ни в чем не бывало спросил Беовульф. -- Вторая причина в том, как понимать выражение "ночь свадьбы". По зрелому рассуждению мы пришли к выводу, что речь здесь идет не о "волчьей свадьбе" с лже-царевной Татьяной Дормидонтовной, а о его настоящей свадьбе с белопущенской княжной Ольгой. -- Ну, когда это было... -- вздохнул Грендель. -- Это было двести с чем-то лет назад, четвертого октября. В то время Григорий уже прибирал к себе власть в Белой Пуще, но формально она еще принадлежала Шушкам: на княжеском престоле сидела Ольга, дочка Ивана Шушка, которому, по всей вероятности, помог отойти в лучший мир его постельничий Григорий. -- Ах он поганец! -- не сдержался Беовульф. -- Да я его... -- Чтобы утвердиться у власти, -- продолжал Дубов, -- Григорию надо было официально жениться на Ольге, которую он каким-то способом приворожил и подчинил своей черной воле. Для этого ему нужно было войти в церковь и принять участие в христианском обряде. А вы представляете, каково это для матерого вурдалака. Вот оттого-то и ночь четвертого октября является для князя Григория наиболее уязвимой. И если мы теперь до него не доберемся, то следующая возможность представится не ранее четвертого октября следующего года. -- Вы бы так сразу и объяснили, -- тихо промолвил Грендель. -- Осторожнее, там справа опасный омут. -- Ну так вперед, чего мы медлим! -- нетерпеливо взревел Беовульф. x x x За завтраком король Александр то и дело поглядывал в окно, за которым на фоне голубеющего утреннего неба желтели немногочисленные листья, еще не слетевшие с кленов. -- Думаю, к вечеру вода сойдет, -- мечтательно произнес король, отпив из кубка немного вина, которое ему налил паж, на сей раз, к общему удивлению, не пролив ни капли. -- Кажется, нынешняя ночь прошла спокойно? Надя украдкой пересчитала присутствующих, и ей показалось, что кого-то недостает. Очевидно, этим же занимался и синьор Данте, который, почтительно привстав, обратился к королю: -- Ваше Величество, по-моему, среди нас нет донны Клары... -- А кстати, где донна Клара? -- оглядел сотрапезников Александр. -- Да, фрау Клархен -- это такая женщина! -- мечтательно протянул Иоганн Вольфгангович. -- Отшень будет жалко, если ее скушали. К королю подошел Теофил, во время трапезы стоявший в дверях. -- Ваше Величество, -- негромко заговорил он, -- спальня донны Клары заперта изнутри, и никто не откликается. Услышав эти слова, Надя заметно побледнела, а король, как ни в чем не бывало, отпил еще немного вина: -- Господа, я уверен, что ничего особенного не случилось. Просто наша уважаемая донна Клара так тщилась встретить людоеда во всеоружии, что проспала завтрак... Перси, передай мне, пожалуйста, вон то блюдо! -- И незаметно для других Александр шепнул Наде: -- Боюсь, придется ломать дверь. x x x Похоронный обряд был в полном разгаре. Вся многочисленная челядь господина Беовульфа в темных нарядах собралась на родовом погосте Розенштернов, дабы проводить в последний путь скоропостижно скончавшегося боярина Василия. Солнце едва взошло, и капельки ночной росы живописно переливались на траве и на внушительных каменных надгробиях. На возвышении перед разверстой могилой стоял роскошный гроб, украшенный серебряными заклепками и позолоченными цепями. Рядом с гробом "толкал" прочувствованную речь представительный господин в черном камзоле -- старший дворецкий Беовульфа. -- О смерть, злодейка-Смерть, зачем ты возложила свою хладную костлявую длань на этого замечательного человека? Зачем подослала подлых убийц к его ложу? Вдали от любимого Отечества, вдали от родных и друзей... Судя по поэтическим оборотам, можно было понять, что сочинитель сей речи обладал незаурядным талантом. Действительно, автором был собственной персоной господин Грендель, а самый первый ее слушатель, господин Беовульф, рыдал, будто малое дитя, хотя "отпеваемый" находился там же, в комнате приболотной корчмы, и внимал похоронной речи вместе с Беовульфом. -- Кто бы он ни был, этот гнусный убийца, его постигнет участь, коей он заслуживает, -- продолжал дворецкий, -- и мой владетельнейший хозяин, господин Беовульф, со своей стороны обещал и поклялся сделать все, дабы наказан был не только убийца боярина Василия, но и те, кто его послал!.. Участники траурной церемонии слушали надгробное слово не очень внимательно, время от времени переговариваясь между собой. -- Все-таки наш хозяин благороднейший человек, -- говорил начальник псарни главному повару. -- Мало того что дозволил хоронить боярина Василия на своем родовом погосте, так еще и уступил ему свой лучший гроб. -- А что же он сам не пришел на погребение? -- спросил повар. -- Занемог, бедняга, -- вступила в беседу горничная. - Вообще-то он очень хотел быть сам и произнести прощальное слово, но пришлось остаться дома, -- и она махнула рукой в сторону замка. Все эти разговоры велись голосами куда более громкими, чем приличествовало при погребении, и предназначались, главным образом, нескольким темного вида личностям, явно не из местных жителей, которые шныряли в толпе провожающих. Домовой Кузька, а он и был своего рода негласным распорядителем похорон, сидел на каком-то старом надгробии, сделанном из огромного серого валуна, и подавал условные знаки, когда надо заводить разговоры. Темные личности жадно ловили ушами всю эту дезинформацию и, отойдя в сторону, украдкой записывали ее на клочки пергамента. Рядом с валуном стояли корчмарь-леший и его друг водяной, держащий в руках венок из болотных трав и тины с вплетенными в него кувшинками. Время от времени, слушая погребальную речь, водяной начинал трястись беззвучным смехом, и тогда Кузька строго тыкал его пальцем в бок: -- Ты что, забыл, где находишься? -- Так это ж я так плачу, -- хихикая, отвечал водяной. -- Эх, какого человека загубили, -- вздыхал леший. -- Где я еще такого постояльца найду?! -- ...так покойся же, боярин Василий, с миром, -- вещал дворецкий. И со слезами завершил: -- И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной. (Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все-таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек). Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц-кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили: -- Ох ты батюшка боярин свет-Васильюшка, На кого ж ты нас покинул, горемычныих, В путь далекий ты собраисся, Во неродную землю-матушку, Во землю-матушку во болотную... Кузька чуть заметно махнул рукой, и главный псарь спросил у повара: -- А почему гроб не открывали? Повар пожал плечами, но вместо него ответил Беовульфов садовник: -- Да говорят, его эти злодеи так изуродовали, что глядеть страшно. -- Ну и дела, -- вздохнул повар. -- И кому только боярин Василий дорогу перешел? -- Да обычные лиходеи, -- уверенно заявила горничная. -- Решили, видать, что у него злата много, да просчитались -- у боярина Василия при себе ничего-то и не было. Дворецкий подошел к Кузьке: -- Кузьма Иваныч, может, пора завершать? -- Пожалуй, что пора, -- согласился домовой и кивнул плачеям. Те, допев очередной душещипательный куплет, замолкли, и несколько здоровенных работников стали опускать гроб в сырую землю. x x x Король Александр, паж Перси и несколько наиболее надежных слуг собрались перед дверью одной из комнат. Его Величество осторожно постучал в дверь. Никто не откликнулся, и тогда, постучав громче, Александр крикнул: -- Донна Клара, отворите или хотя бы дайте знать, что вы внутри и живы! -- Так как и это предложение осталось без ответа, то король велел одному из слуг: -- Открывайте! Слуга, он же, по-видимому, и королевский ключник, выбрал увесистый ключ из огромной связки, висевшей у него на шее, попытался отворить дверь, но ничего не вышло. -- Там ключ внутри, -- пояснил ключник. -- М-да, нехорошо, -- нахмурился король. -- Ну что ж, ломайте дверь! То, что Чаликова увидела в комнате, заставило ее, многоопытную журналистку, неоднократно бывавшую в так называемых "горячих точках", стремглав выбежать в коридор. У короля же Александра хватило выдержки пробыть там еще некоторое время и сделать кое-какие наблюдения, после чего он в сопровождении Нади удалился в свои покои. -- Ясно одно, что дело не в чтении стихов Касьяна, -- как ни в чем не бывало произнес Александр, привычно устроившись за своим столом. -- Да-да, -- через силу кивнула Надежда. -- Тут что-то другое... -- Довольно странный случай, -- продолжал король. -- Донна Клара съедена, царствие ей небесное, дверь закрыта изнутри, а людоеда внутри нет. По вашей логике получается одно -- самоубийство. -- Да-да, -- машинально подхватила Надя, -- и тогда появляется еще одна версия: донна Клара совершила предыдущие два преступления и теперь, терзаемая угрызениями совести, съела сама себя... Что? -- удивилась Чаликова собственным словам. -- Что-то меня немного занесло. -- Самую малость, -- через силу улыбнулся Александр. -- И не удивительно, особенно после того, что вы увидели. Впрочем, окно в спальне было только прикрыто, но полностью не закрыто. -- Стало быть, преступник бежал через окно? -- уже почти деловито проговорила Надя. -- Ваше Величество, вы не обратили внимания, нет ли под окном каких-то следов? -- Да, я сразу же глянул вниз, но никаких следов не заметил, -- вздохнул король. -- И это тоже странно. Земля мокрая, но дождя не было. -- Александр задумчиво глянул в окно. -- Наверно, уже сегодня возобновится связь с окружающим миром... -- Значит, людоед выпрыгнул из окна, заровнял следы, а затем либо ушел на болота, либо вернулся в замок через одну из дверей, -- уверенно предположила Надя. -- Его бы заметили, -- возразил Александр. -- А впрочем, ваше предположение отчасти похоже на правду. -- Не сомневаюсь, что тут все гораздо сложнее, -- заметила Надя. -- Или наоборот -- до предельного просто. x x x Уже совсем рассвело, а Грендель все продолжал вести Дубова и Беовульфа через болота. -- Красивые все-таки у нас места, -- говорил он, указывая на перелесок вдали на холме. -- Октомврий уж настал, уж роща отряхает... А за тою рощей начинается Черная трясина, самое страшное место во всей Новой Ютландии -- если кто туда попадет, то возврата ему не будет. -- А что так? -- заинтересовался Василий. -- Говорят, что эта местность заколдована, чтобы никто не мог туда проникнуть. Будто бы там сокрыт хрустальный гроб... -- А-а, знаю! -- захохотал Беовульф. -- Стоит хрустальный гроб, а в гробу спит юная дева и ждет своего прекрасного принца! Слышали мы эти бабкины сказки. -- Да нет же, -- с досадой ответил Грендель. -- Никакая это не юная дева и не принцесса, а замужняя женщина. И лежит она там почитай без малого полтораста лет... -- А кто же ее освобождать должен, коли не принц? -- несколько удивился Василий. -- Я так слышал, что это должен быть ее прямой потомок, внук, или даже правнук, -- не очень уверенно сказал Грендель. -- Осторожнее, там топкое место, заберите чуть правее... А вон там, -- указал он совершенно в другую сторону, где начинались "грядки", чередующиеся канавками, -- то место, где княжна Марфа закончила свой недолгий век в человеческом обличии. -- Сказкины бабки! -- опять захохотал Беовульф и в очередной раз провалился чуть не по колено в болотную жижу. -- То есть, я хотел сказать, бабкины сказки. -- Какие еще сказки! -- возмутился Грендель. -- Ведь даже наш Ново-Ютландский король Иов, который правил в те годы, установил на этом месте памятный камень. Он и по сей день там стоит! -- А это не может быть, извините, просто дань поэтическому сказанию? -- осторожно заметил Дубов. -- Например, для привлечения любопытствующих. -- Ну конечно же нет, -- воскликнул Грендель. -- Когда у нас будет время, я непременно свожу вас, маловеров, туда -- там все сохранилось, как было двести лет тому назад. Княжна не знала, куда ей деваться, и побежала по одной из "грядок". Но ей не посчастливилось -- знаете, часть из них сквозные, по ним можно было пройти через все болото, и тогда Марфа имела бы надежду спастись. А она как на грех побежала по "грядке", которая заканчивалась там, где сходились две канавки, а броситься в воду она не решилась. Тут ее нагнали подручные князя Григория, а колдун превратил в лягушку. С тех пор она в тех местах, говорят, и обитается. -- Свежо предание, а верится с трудом, -- заметил Василий. -- Я ж говорю -- сказки! -- добавил Беовульф. Грендель только махнул рукой, не желая пускаться в пустые споры. Некоторое время спутники шли молча, и лишь когда они миновали невысокий холм, поросший кустарником, Грендель разомкнул уста: -- Здесь начинаются владения князя Григория. -- И, обернувшись назад, с чувством произнес: -- О Мухоморская земля! Уже за шеломянем ты еси. Беовульф лишь фыркнул, а Василий подумал, что у Гренделя наверняка в суме хранится мешочек с горстью родной болотной земли. x x x С утра у князя Григория раскалывалась голова -- как уже двести с чем-то лет подряд в этот день, четвертого октября. Но князь, привыкший не поддаваться обстоятельствам, уже с утра находился в своем рабочем кабинете. Ему предстояла нелегкая задача -- установить, кто из двух князей Длинноруких настоящий, а кто самозванец, а главное -- с какими целями этот самозванец прибыл в Белую Пущу. Князь Григорий чувствовал, что появление двух Длинноруких тоже как-то связано с остальными событиями последних дней, и оттого очень хотел докопаться до истины. -- Ну что, Каширский, хоть это-то вы сможете? -- спросил князь Григорий у чародея-недоучки, который в почтительной позе стоял перед княжеским столом. -- А как же, Ваша Светлость! -- рассыпался в уверениях Каширский. -- Мне это раз плюнуть. -- Посмотрим, -- процедил князь Григорий и хлопнул в ладоши. Тут же охранники ввели в кабинет обоих Длинноруких. Оба, несмотря на ночь, проведенную в неволе, чувствовали себя бодро и уверенно. -- В первый и последний раз призываю одного из вас признаться в самозванстве, -- морщась от головной боли, произнес князь Григорий. Оба Длинноруких молчали. -- Ну что ж, пускай вам будет хуже, -- с угрозой продолжал князь, не дождавшись признания. -- Каширский, приступайте! Каширский встал посреди комнаты напротив обоих Длинноруких и, сделав страшное лицо, заговорил замогильным голосом: -- Энергия правды перетекает к вам, и вы не сможете лгать, как бы того не хотели... Даю вам установку признаться в том, что вы не тот, за кого себя выдаете... Один из Длинноруких внимал "установкам" чародея и даже чуть покачивался в такт его речи, другой же остолбенело взирал на Каширского, слегка приоткрыв рот. -- Ну, говорите же! -- закончил свой сеанс Каширский. Первый из Длинноруких прекратил раскачиваться и, положив руку на грудь поверх порванного кафтана, торжественно провозгласил: -- Был, есмь и буду князь Длиннорукий, градоначальник Царь-Городский, заточенный во узы по вражиим наветам! -- И я тоже! -- расплылся в дурацкой улыбке второй. -- Ну? -- грозно обернулся князь Григорий к Каширскому. -- Что же твои хваленые чародейства? Каширский с умным видом почесался там-сям, пожевал губами и в конце концов выдал резюме: -- Они оба настоящие. -- Что-о? -- зловеще прошипел князь, скривив тонкие губы то ли от головной боли, то ли в усмешке. Каширский побледнел, сжался и быстро залепетал: -- Это был пробный тест, мой повелитель. Пока что ясно то, что один из них -- настоящий Длиннорукий, а другой подготовился к тому, что может быть подвержен психологическому сканированию со стороны столь квалифицированного специалиста, как ваш покорный слуга. Видите ли, князь... -- Пока что я вижу одно, -- голосом, не предвещающим ничего хорошего, перебил князь Григорий, -- то, что ни от вас, ни от госпожи Глухаревой нет никакой пользы. -- Вы ко мне несправедливы! -- возмутился "квалифицированный специалист", но князь его не слушал: -- Вы завалили дело с Гренделем и Беовульфом -- раз. Вы даже боярина Василия не могли убрать чисто -- два. Прикажете продолжать? -- Нет, не надо, -- поспешно ответил Каширский. -- Тогда делай свое дело! Каширский снова набычился, напрягся и даже чуть зашевелил ушами. Один из Длинноруких устремил взор на Каширского и немного подался в его сторону. Второй же Длиннорукий все так же стоял столбом с видом полного дурака. Похоже, что опыты чародея действовали на обоих, только по-разному. И вдруг в звенящей тишине из-под княжеского стола выкатилась крупная золотая монета. Она, поблескивая боками, деловито двигалась в сторону двери, и путь ее пролегал ровно промеж обоих Длинноруких. И вот тот из них, что покачивался в гипнотическом трансе, ловко, как кот на мышь, бросился на монету. -- Кхе-кхе, -- усмехнулся князь Григорий, -- вот мы и разобрались, кто здесь самозванец. -- Это не я! -- испуганно подал голос тот Длиннорукий, что лежал на полу, крепко сжимая в жирной ручонке золотой. -- Конечно, не ты, -- спокойно отозвался князь. -- Тебя спасла от темницы твоя воровастая сущность. -- И, уже обращаясь к Каширскому, зловеще продолжил: -- Вот мы и разобрались, любезный, без твоих фиглей-миглей. Каширский сжался, как кролик перед удавом: -- Ну, это по чистой случайности, вы обронили монетку... -- Это у тебя с Анной Сергеевной все чистые случайности, -- с неприятным хрустом размял длинные пальцы князь. -- А у меня точный расчет. -- Ваша Светлость, если бы вы соизволили мне дать еще немного времени, то я бы все непременно и сам... Но тут произошло нечто неожиданное: второй Длиннорукий слегка щелкнул пальцами, и теперь Каширский, мелко задрожав всем телом, стал опускаться на пол неподалеку от "первого" Длиннорукого. -- Вот этот... этот! -- залепетал Каширский, беспомощно хватаясь руками за воздух. -- Я знаю, кто он... -- И кто же? -- спросил князь, с некоторым удивлением глядя на корчащегося Каширского. Но тот не успел ответить, так как "второй" Длиннорукий вдруг стал резко худеть и увеличиваться в росте, а его черты начали меняться прямо на глазах у изумленных зрителей. -- Да, ты прав, Каширский, -- презрительно заговорил он, окончательно приняв другой облик, -- я Чумичка. Вы убили Василия, можете убить и меня, но ваше время истекло. Не я, так другой прикончит все это вурдалачье царство! -- Велите казнить его, Ваше Превосходительство, -- злобно забормотал Каширский, тщетно пытаясь подняться с пола. -- Велите его расстрелять, повесить, утопить... -- Тебя не спросили, -- презрительно бросил князь Григорий. -- Нет, я его заставлю послужить на благо себе. Он ведь настоящий чародей, как я вижу, не то что некоторые. -- И, обратившись к Чумичке, спросил: -- Ну как, пойдешь ко мне на службу? -- Никогда, -- тихо, но твердо ответил Чумичка. -- Ну что ж, я тебя не неволю, -- через силу усмехнулся князь. -- У тебя будет время обдумать мое предложение. Отведите его у темницу и глаз не спускайте! Охранники тут же подскочили к Чумичке и, не дав ему даже пошевелиться, схватили под руки и вывели прочь. -- Вон, -- негромко сказал князь Каширскому, -- и постарайся не попадаться мне на глаза, покамест не позову. Каширский, радуясь, что так легко отделался, попытался встать, но, не сумев, на четвереньках пополз к двери. Когда горе-чародей столь нелицеприятным образом покинул княжеские апартаменты, "настоящий" Длиннорукий, кряхтя, встал с пола: -- Ну что, князь Григорий, убедился теперь, что я -- это я? -- А бес тебя знает, может, и ты тоже -- не ты, -- проворчал князь Григорий. -- Ну ладно, отправляйся на конюшню. -- На конюшню? -- изумился Длиннорукий. -- А то куда же? Ты ведь туда так рвался. Хотя нет, на конюшню рвался тот, самозванец. Но ты однако же туда сходи. -- Для чего? -- Найдешь там некоего Петровича, душегуба и лиходея. Познакомишься с ним, а завтра я отправлю вас обоих на важное задание. -- Вот это по мне, -- обрадовался Длиннорукий. -- А что за задание? -- Его тебе расскажет барон Альберт, -- поморщился Григорий от накатившей головной боли. -- А сейчас оставь меня. -- Но, когда Длиннорукий достиг двери, негромко добавил: -- А монетку верни! Едва Длиннорукий, опечаленный расставанием с монеткой, кланяясь покинул кабинет, князь Григорий стиснул голову руками и чуть слышно пробормотал: -- Кажется, все к лучшему. Боярин Василий мертв, Чумичка в темнице... Только бы эта боль прошла поскорее. И скорее бы этот день прошел... x x x Александр подавленно молчал, сидя в глубоком кресле. Молчала и Надя. Она понимала, что если король пригласил ее к себе в покои, то собирается что-то сказать. Поэтому Чаликова терпеливо ждала. -- Вот и Уильям куда-то запропал, -- после долгого молчания тихо проговорил Александр. -- Надеюсь, Ваше Величество, что он не стал добычей людоеда, -- позволила себе пошутить Надя. Однако Его Величество был настроен куда серьезнее. -- Как жаль, -- вздохнул он, -- еще несколько дней, и она была бы спасена. -- Кто, донна Клара? -- удивленно переспросила Надя. -- Да. Теперь этого можно не скрывать, хотя я прошу вас особо не распространяться -- огласка тут совершенно ни к чему. Но вам я скажу -- вдруг это поможет установить истину. -- Значит, донна Клара носила в себе какую-то тайну? -- понизила голос Чаликова. -- Эта женщина пребывала здесь под именем известной гишпанской стихотворицы не столько по нашему давнему обычаю, сколько потому что должна была таить собственное имя. -- Если не секрет, Ваше Величество, от кого она скрывалась? -- От князя Григория. Как вам, вероятно, известно, земля Белой Пущи разделена между князьями и боярами, многие из которых -- потомки тех, кто уцелел от Шушковских времен. -- Как, разве там не упыри заправляют? -- удивилась Надя. -- Заправляют, конечно, упыри, -- согласился Александр, -- но делают это не напрямую. A для видимости в Белой Пуще даже существует не больше не меньше как Боярская Дума. Это чтобы иметь дело с иноземными правителями, которые прекрасно знают, кто в Пуще хозяин, но вступать в прямые сношения с упырями им вроде как бы неприлично, а с боярами -- совсем другое дело, даром что эти бояре пляшут под вурдалачью дудку. -- Надо же, а я и не знала! -- покачала головой Чаликова. -- Князь Григорий -- очень умный... чуть было не сказал "человек", -- продолжал король. -- Очень умный правитель. Или, скорее, хитрый. Он прекрасно понимает, что чисто по-человечески народу легче подчиняться не упырям, а своим же помещикам. Но не дай бог кому-то хоть в чем-то отойти от воли князя Григория -- и в одну прекрасную ночь вся помещичья семья исчезнет без следа, а в усадьбе появится новый барин, более послушный. И не дай господь кому-то из селян залюбопытствовать, куда девались прежние хозяева! -- Значит, донна Клара... -- Донна Клара -- это дочка одного из таких помещиков. К счастью, в ту ночь, когда исчезла ее семья, ее самой в усадьбе не было. Уж не знаю, каким чудом ей удалось добраться до моего замка, но отказать ей в приюте я никак не мог. Конечно же, я прекрасно понимал, что здесь она не может быть в полной безопасности, и собирался переправить в одно из соседних княжеств, менее зависимых от Белой Пущи, где она могла бы жить даже под своим настоящим именем, но увы -- тут пошел дождь, замок затопило... -- То есть вы, Ваше Величество, полагаете, что донна Клара стала жертвой агентов князя Григория? -- спросила Чаликова. -- Я мог бы так полагать, если бы не первые два случая, -- вздохнул король. -- Но Касьян -- это обычный сельчанин, хотя и одаренный несомненным поэтическим даром. A вот Диоген... -- Я так чувствую, что он тоже не совсем Диоген, -- осторожно заметила Надя. -- Вы правы, -- согласился Александр, -- хотя тут совсем другой случай. Я не вдавался в подробности, но он -- уроженец Кислоярского царства. Начитавшись книжек заморских философов, он стал проповедовать мысли, отличные от принятых в Царь-Городе представлений о сущности христианства вообще и православия в частности. И тем самым настолько, как вы выражаетесь, "достал" царь-городских церковников, что те чуть было не отправили его на костер. -- Неужели царь Дормидонт допустил бы такое изуверство? -- Брат Дормидонт по своей доброте и незлобивости решил как бы опередить церковников и сослал его в один из монастырей на покаяние. Ему бы сидеть там тихо, а он бежал из обители, вернулся в столицу и продолжал свои еретические выходки пуще прежнего. Как-то раз даже встал на четвереньки перед входом в храм Ампилия Блаженного и, изображая собаку, лаял на прихожан и хватал служителей церкви за рясы. Уж не знаю, что он хотел этим сказать, но после того случая его схватили и бросили в темницу на две седмицы и еще один день. Тогда уж он понял, что житья в Царь-Городе ему не будет, и бежал сюда. Ну, я ему предоставил кров и скромное пропитание, но с условием, чтобы никаких выходок. И он эти условия соблюдал, только порой очень уж вином злоупотреблял, да тут уж чего поделаешь... Я даже подумал, что в его гибели повинны царь-городские церковники, но теперь видно, что тут все иначе. -- A не значит ли это, что и другие поэты... -- начала было Надя, но Александр быстро приложил к устам палец с перстнем -- и Чаликова поняла, что дальнейшие разговоры на данную тему совершенно излишни. По крайней мере, до следующего несчастного случая. Выйдя из королевских покоев, Надя услышала какой-то шум, доносящийся с улицы через неплотно закрытое окно. Со свойственным ее профессии любопытством она немедленно ринулась к окну, выходящему во двор замка и, распахнув его, распласталась на широком подоконнике, рискуя вывалиться наружу. И пожалела, что при ней нет фотоаппарата. А зрелище того стоило: в ворота замка строем входил отряд королевской гвардии в полном составе -- то есть все четыре солдата и их командир с лихо закрученными усами. Последний торжественно нес на бархатной подушке кота Уильяма. Вид у Уильяма был весьма потрепанный, но довольный -- видимо, его похождения увенчались успехом: сердца сельских кошек были покорены, а местные коты посрамлены. x x x Петрович шел по полевой дороге, радостно вжикая один о другой двумя кухонными ножами -- всем, что у него осталось с тех времен, когда он был Соловьем-разбойником, Атаманом отчаянных головорезов и грозой царь-городских лесов. Это был первый раз, когда Петровича освободили от работ на княжеской конюшне и выпустили за пределы кремля. Конечно, не просто так прогуляться, а раздобыть с десяток девок помоложе да покрасивше для отсылки Багдадскому султану Аль-Гуссейну. Несколько позади плелись Глухарева с Каширским. Они совершенно не разделяли восторга Атамана и даже более того, видели в этом явную немилость князя. -- Эх, сейчас будем грабить и убивать! -- мечтательно вздохнул Петрович, завидев идущих ему навстречу двух молодых женщин. Одна, довольно полная, в цветастом сарафане, тащила коромысло с двумя ведрами, а вторая, высокая и тощая, несла в одной руке корзину, а другой придерживала острую косу, лежащую на плече. -- Сейчас, сейчас, -- сладострастно повторил Петрович и ускорил шаг навстречу своим жертвам. Анна Сергеевна лишь хмыкнула -- мол вот уж плевое дело. А Каширский в угоду ей глупо хихикнул: -- Пару внушений, и они наши. Соловей ничего этого не слышал, потому что был полностью поглощен предвкушением грабежа. И его совершенно не волновало, что эта операция идет несколько вразрез с его убеждениями защитника всех угнетенных и униженных, а также врага всех богатеев, пьющих (в данном случае -- почти буквально) кровушку бедного трудового люда. Как истинный художник, Петрович творил очередной шедевр. И в порыве вдохновения он заверещал фальцетом: -- Всех зарежу! Всем кровь пущу! -- И, чуть сбавив обороты, уточнил: -- Кто будет рыпаться. Бабы остолбенели от такого лихого наскока и "не рыпались". -- А теперь вы пойдете со мной, -- зловеще поигрывая кухонными ножами, продолжал Петрович. -- И без глупостей! Совершенно очумев от такой наглости, бабы стояли, разинув рты и не двигаясь с места. -- А может, установочку дать? -- шепотом спросил у Анны Сергеевны Каширский. -- Не надо, -- отрезала та. Ей явно начинали нравиться лихие "наезды" Петровича. Плешивый и плюгавый в обыденной жизни, Соловей сейчас казался почти орлом. Или даже коршуном, упавшим с небес на глупых куриц. -- А потом я вас отправлю в гарем к моему приятелю султану, -- продолжал вещать Соловей, явно войдя в раж. Но тут одна из баб, та, что с косой и корзинкой, вдруг спросила: -- Куды? Своим глупым вопросом она явно сбила Петровича с мысли, и он, запнувшись, остановился на полуслове и, мучительно напрягая мозги, пытался понять, что она имела в виду. Анна Сергеевна решила прийти ему на помощь. -- К султану, дура. В гарем, -- строго сказала она и уже от себя добавила: -- Вас там будут насиловать злые евнухи. А вот этого явно говорить не надо было. Потому как бабы резко посуровели лицами, а Каширский покачал головой. -- Ах, Анна Сергевна, Анна Сергевна, -- пробормотал он, -- похоже, вы весь налет испортили. Надо было установочку дать... -- А иди ты знаешь куда, -- взвилась Глухарева. -- Гренделя надо было лучше своими установками потчевать. Тогда бы мы не оказались здесь, в компании плешивого душегуба и этих деревенских дурех. -- Да что вы понимаете! -- возмутился Каширский. -- Вы сами-то... Петрович, видя, что все начинает идти наперекосяк, попытался выправить положение. -- Всем стоять! -- взвизгнул он. -- Не то горло перережу! Но было уже поздно -- как говорят в таких случаях, "ситуация вышла из под контроля". Бабы грозно двинулись на него. Что было дальше, Грозный Атаман так и не понял -- он весь мокрый бежал по раскисшему осеннему полю и пытался стащить с головы ведро. Когда это наконец ему удалось, то он увидел, что далеко впереди вприпрыжку несутся Глухарева с Каширским. Петрович обернулся на бегу, и душа его с грохотом рухнула в пятки -- следом за ним бежала высокая девица и размахивала косой. -- Я те покажу насильничать! -- кричала она. -- Я те щас срам-то отрежу, шоб не повадно было!.. "Все, пришла моя смертушка", -- промелькнуло в голове Петровича, и он припустил во всю мочь. Так на одном дыхании он влетел в ворота замка, где с лету напоролся на борона Альберта. -- Эй, Соловей, что случилось? -- спросил тот, удерживая конвульсивно дергающегося душегуба за шиворот. -- Анна Сергеевна тут с Каширским пронеслись как угорелые. Может, ты мне в конце концов объяснишь, что все это значит? -- Там... Бабы... -- задыхаясь, проговорил Петрович. -- Вообще-то они должны были бы быть здесь, а не там. -- Бегут... Сюда... -- выдохнул Соловей. -- Это хорошо, -- повеселел Альберт. -- И чем это ты их приманил, плешивый гуляка? -- Они... Меня... Убить хотят! -- выкрикнул Петрович. -- Что-то я не... -- насупился Альберт. -- Спасите меня, -- взвыл Грозный Атаман. -- Порешат ведь не за грош! -- Да ты совсем очумел, -- уже разозлился барон. -- Хватит тут дурака валять -- ступай и приведи девок! -- Не губите, -- взмолился Петрович, -- лучше на конюшню дерьмо выгребать! И тут их препирательства прервал стражник, который стоял у ворот: -- Господин барон, там за воротами целая толпа баб... -- А-а-а! -- закричал в ужасе Соловей и попытался бежать, но цепкие пальцы Альберта продолжали удерживать его за воротник. -- Это за мной! Господин барон, не выдавайте меня им! Лучше повесьте на кремлевской стене! Но только не снаружи... -- Чего им надо? -- не обращая внимания на стенания Петровича, спросил Альберт. -- Хотят, чтобы их отправили в гарем к султану. -- ответил стражник. Альберт удовлетворенно хмыкнул и отпустил кафтан Петровича. Душегуб и лиходей, гроза царь-городских лесов упал на холодные камни двора, как мешок с овсом. -- Скажи, сейчас будем отбирать лучших, пусть в очередь выстраиваются, -- весело крикнул барон и, поправляя на ходу белоснежное жабо, переступил через Петровича и поспешил к воротам. x x x На сей раз обстановка за обедом была уж совсем безрадостная. Никто ничего не говорил, кусок в горло явно тоже никому не лез, но все ели, чтобы не вызвать подозрений в сытости. Король Александр в течение обеда несколько раз вставал из-за стола, подходил к окну и устремлял взор на болота. -- Если снова не задождит, то к вечеру мы обретем связь с миром, -- наконец произнес король. -- И сможем наконец выбраться из этого... -- подхватил сеньор Данте. -- Простите, Ваше Величество, из вашего замка. -- Вам наскучило мое гостеприимство? -- обернулся к нему Александр. -- Ах нет, Ваше Величество, -- поспешно залебезил поэт, -- для меня всегда истинный праздник гостить у вас в замке, а уж последние несколько дней я буду вспоминать, как счастливейшую пору моей жизни... -- Если останетесь живы, -- не удержалась госпожа Сафо. -- Я вам не Диоген и не донна Клара, -- заявил Данте, -- меня голыми зубами не возьмешь! "Вот и донна Клара так же говорила, а где она теперь?", невесело подумала Чаликова. -- Господа, ну опять вы об этом, -- вздохнул король, вновь садясь за стол. -- Чему суждено быть, то и сбудется. Я со своей стороны предпринимаю некоторые действия и надеюсь, что скоро истина будет раскрыта. "Был бы тут Вася Дубов, -- помечтала Надя, -- или хотя бы инспектор Лиственицын..." -- А я здесь больше ночевать не буду! -- не выдержала мадам Сафо. -- Ваше Величество можете считать это чем угодно, но я предпочитаю утонуть в болоте, чем... -- Поэтесса, не договорив, опрокинула себе в рот огромный кубок с вином. -- А мне почему-то кажется, что все будет зер гут, -- флегматично заметил Иоганн Вольфгангович, поправляя салфетку, накинутую поверх безупречного фрака. Никто ему возражать не стал -- все в глубине души надеялись, что этот кошмар скоро кончится, хотя и не очень-то верили в благополучный исход. x x x Каменный мост через ров перед замком князя Григория был полон женщин самого разного возраста -- кандидаток на отправку в гарем к багдадскому султану. Судя по наплыву соискательниц, конкурс составлял не менее десяти человек на место, так что приемной комиссии, куда входили служивые печально знаменитого тайного приказа, предстояло сделать непростой выбор. Похоже, что работа шла, как по конвейеру: чиновник в синем кафтане записывал имена претенденток, которые продолжали понемногу прибывать, и вызывал их в порядке поступления. Большинство девиц вскоре с разочарованными физиономиями выходили из ворот замка, но некоторые, очевидно, оставались на "второй тур" отборочного процесса. "Живая очередь" двигалась довольно живо, однако три дамы, скучковавшиеся особняком от остальных, видимо, считали иначе. Особенно одна из них, весьма внушительных размеров и с золотой цепью, живописно накинутой поверх сарафана, не переставая ворчала: -- Ну что они там, не могут побыстрее? До вечера не попадем ведь! -- Да успеем, вечно ты суетишься не по делу, -- возражала ей другая дама -- гораздо худее, в заплатанном платье и в таком же платочке, небрежно повязанном на голову. -- Кажется, зря мы ввязались в эту затею, -- не без опаски заметила третья, одетая уж вовсе немыслимо: сверху ее украшало что-то вроде боярского кафтана, а снизу -- некое подобие юбки, наскоро сшитое из цельного куска материи. -- Вообще-то надо было бы получше подготовиться, -- оглядев себя и подруг, прогудела первая дама. -- А в эдаких нарядах ни одна сволочь на нас не позарится. -- Кто ж знал, что представится такая возможность, -- возразила вторая дама. -- Ну так давайте уйдем и будем действовать по прежнему плану, -- предложила третья. -- Сначала попытаемся тут! -- заявила первая. -- Но это нужно как-то ускорить. -- Как? -- безнадежно махнула рукой вторая дама. -- Способом вечным, как мир! -- Первая дама бесстыдно задрала подол платья и извлекла откуда-то из своих глубин золотую монетку. -- Ой, рискованно, -- покачала головой третья. -- Достойны ли такие действия звания благородной дамы? -- засомневалась вторая. -- Достойны, достойны! -- захохотала первая и решительно направилась к чиновнику. То, как она передавала монетку должностному лицу, не укрылось от взоров других претенденток, ожидающих своего череда. -- Не пускайте никого! -- закричала полная девица, как раз та самая, что нахлобучила Петровичу ведро на голову. -- Я здесь раньше всех стояла! -- Взяточники! Мздоимцы! -- заголосили и другие женщины, не то чтобы от зла, просто они были рады любой возможности снять напряжение долгого ожидания. -- Тихо, девоньки! -- прикрикнул чиновник. -- Всех примем, не беспокойтесь. -- И, дождавшись, когда из ворот понуро вышли несколько очередных отвергнутых соискательниц, выкрикнул: -- Олимпиада, Сосипатра и Поликсена! Взяткодательница и две ее подруги резво побежали к воротам и скрылись в недрах замка. Впрочем, долго они там не пробыли -- не прошло и получаса, как ворота приоткрылись и дюжие охранники к радости прочих претенденток молча вышвырнули их вон. -- Как они смели! -- возмущалась первая дама, потирая задницу с ярким оттиском сапога. -- Этого я им никогда не забуду! Ну, Григорий, погоди! -- Сами виноваты, -- вздыхала вторая дама, поправляя сбившийся набок платочек. -- Хорошо еще легко отделались, -- оптимистично возразила своим подругам третья. -- Ладно, пошли искать вход в подземелье. Времени-то уже в обрез. x x x Князь Григорий обедал прямо у себя в кабинете, а барон Альберт, почтительно склонившись, докладывал о последних событиях: -- Ваша Светлость, у меня для вас две новости: одна хорошая, а другая -- не очень. С какой прикажете начать? Князь Григорий отодвинул тарелку с обглоданными костями и придвинул кубок не то с вином, похожим на кровь, не то наоборот: -- Начни с хорошей. Плохих у нас и так уже выше крыши. Альберт извлек из-за пазухи несколько бумажек: -- Вот только что поступили донесения, что сегодня утром на родовом кладбище Pозенкранцев были преданы земле бренные останки боярина Василия. -- Так, -- Григорий с удовольствием отхлебнул из кубка, -- ну а что же Беовульф и Грендель? -- Беовульф на похоронах не присутствовал, так как занемог и остался дома, а Грендель куда-то исчез. -- Нехорошо, -- нахмурился князь, -- его надо непременно взять под наблюдение, и как можно скорее. Одна радость -- нет больше этого боярина Василия. -- Жаль его все же, -- притворно вздохнул барон Альберт. -- Умер на чужбине, и чужие люди его хоронят... -- Кстати, не забудьте послать мои, хм, искренние соболезнования царю Дормидонту и королю Александру, -- добавил князь. -- Ну так что же у тебя за плохая новость? -- Дело в том, Ваша Светлость... -- замялся Альберт и, решившись, выпалил одним духом: -- Чумичка исчез! -- Что-о?!! -- Князь Григорий резко встал из-за стола, и увесистый кубок полетел в барона, так что тот едва успел увернуться. -- Князь, извольте выслушать... -- Ничего не желаю слушать, -- процедил князь. -- Да я тебя самого засажу в темницу на место Чумички, и будешь ты там сидеть с крысами и тараканами, пока мы его не найдем!.. -- И, немного успокоившись, князь Григорий угрюмо спросил: -- Когда и как это произошло? -- Да только что, -- поспешно залепетал начальник тайного приказа. -- Его охранник на миг отвернулся, а потом глядит -- Чумички уж и след простыл. -- Все ясно, колдовство, -- злобно прошипел князь. -- Что толку, что боярин Василий мертв, когда Чумичка и Грендель могли и без него столковаться. Да как на грех и тот и другой незнамо где. И почему я, дурак, не послушался Каширского!.. Значит, так, -- быстро и решительно заговорил князь. -- Принять все меры разыскания и безопасности. И если что еще случится -- ты, лично ты за все своей дурной башкой ответишь. Понятно? -- По-понятно, -- совсем сник барон. -- Тогда ступай! Альберт на негнущихся ногах вышел из княжеского кабинета, бормоча себе под нос: -- Уж сто лет без малого при князе состою, а таким его ни разу не видал. И чего ему этот дурак Грендель дался вместе с Чумичкой?.. x x x -- Ну что же, через ворота в замок проникнуть не удалось, значит, будем искать подземный ход, -- деловито сказал Василий. Он, Беовульф и Грендель расположились прямо на ковре опавших листьев в небольшой рощице и закусывали прихваченными с собой яствами, запивая прохладной водичкой из ручья, отделяющего рощу от сжатого поля. Вдали на фоне холодного осеннего неба чернели башни и стены Григорьевского замка. -- Этого я им не забуду! -- кипятился Беовульф, потирая зад. -- Меня, доблестного рыцаря в двадцать пятом поколении, вышвырнуть, как последнюю потаскуху! -- Так ведь тебя именно в таком качестве и вышвырнули, -- усмехнулся Грендель, но тут же добавил: -- Да и не тебя одного, нам с боярином Василием тоже досталось. -- Что ж, правда, -- немного подумав, согласился Беовульф. -- По этому случаю неплохо бы с горя выпить. -- Доблестный рыцарь порылся у себя в бездонной суме и выудил оттуда огромную плетеную бутыль. -- Не желаете, господа? -- Только немного, чисто символически, -- сказал Василий. -- Да и вы не особенно увлекайтесь -- ночью мы должны быть в лучшей форме. -- Чисто символически! -- захохотал на весь перелесок Беовульф и, приложившись к горлышку бутыли, сделал несколько могучих глотков. -- Так где же, боярин Василий, искать ход в подземелье? -- спросил он, пуская бутыль по кругу. Дубов отпил совсем немного: -- Сейчас в замке находится Чумичка, он мне вчера прислал весточку. Как я понял, передал с какой-то знакомой русалкой, и она по болотным канавкам доставила ее в корчму. В общем, потайной ход ведет через конюшню, и Чумичка будет всю ночь держать его открытым. Но вот где этот ход выходит наружу, даже ему узнать не удалось. -- А как же мы его найдем? -- Грендель тоже отпил чуть-чуть вина. Чисто символически, чтобы не обижать своего "заклятого друга". -- Думаю, что это вполне возможно, -- с деланным энтузиазмом откликнулся Дубов, прожевывая кусок копченой говядины. -- Конюшня находится возле северной стены замка, значит, и второй выход следует искать где-то в той стороне. -- Василий небрежно махнул рукой, определяя общее направление поисков. -- Хотя, конечно, это отнюдь не стопроцентно... -- Я, конечно, не знаю, -- неуверенно заговорил Грендель, -- но часто в рыцарских сказаниях говорится, что... -- Поэт-оборотень прикрыл глаза и начал медленно, с наслаждением, читать отрывок из какой-то баллады, возможно, даже собственного сочинения: -- Похитил доблестный рыцарь Альфред возлюбленную невесту, Прекрасную Беренику, что в башне высокой томилась, И по подземному ходу он из дворца ее вывел, И так сказал Альфред невесте своей Беренике: "Будь же моею женою, возлюбленная Береника, А коли не люб я тебе, то будь как ветер свободна И выбирай себе жениха по любви и согласью, Я же и тем буду счастлив, что ты счастлива будешь". И отвечала Альфреду невеста его Береника: "Счастлива быть я могу лишь с тобою, славный мой рыцарь. Вся я твоя, милый Альфред, и бери меня в жены". И, произнесши сии слова, упала в объятья Альфреда. Тогда Альфред Беренику осторожно на руки поднял, В лодку ее положил и, оттолкнувшись от брега, Вдоль по волнам понеслася быстрая лодка...". -- То есть, как я понял, подземные ходы обычно заканчиваются возле реки, -- перебил Василий, почувствовав, что Грендель может читать до вечера. А разомлевший от вина Беовульф умиленно слушать. -- Ну да, это я и хотел сказать, -- вздохнул Грендель. -- Откуда здесь река! -- с досадой махнул рукой Беовульф. -- Тут до ближайшей реки сотня верст, а по этим ручейкам только игрушечные кораблики пускать. -- Да уж, тут на лодке не уплывешь, -- согласился Василий и вдруг хлопнул себя по лбу: -- Постойте! Ведь этому ходу, как и замку, около двухсот лет! -- Да, ну и что? -- удивились его спутники. -- А то, что раньше тут были густые леса, которые Григорий вырубил, так что осталось одно название -- Белая Пуща. И здесь вполне могла протекать речка, пускай и не слишком широкая, но все же пригодная для малого судоходства. -- Может, и была, -- прогудел Беовульф, -- да как леса вырубили, так вся и пересохла. -- А что если этот ручеек, откуда мы пьем воду -- это и есть бывшая река? -- в радостном возбуждении потер руки Василий. -- А ведь точно! -- воскликнул Грендель. -- Я еще обратил внимание, что сам ручеек узкий и мелкий, а пойма широкая. -- Ну что же, друзья мои, -- подытожил Дубов. -- стало быть, наша ближайшая задача -- исследовать тот берег ручья, что ближе к замку. Не скажу, что уверен в успехе, однако пока что это наш единственный шанс! x x x Князь Григорий сидел за столом у себя в кабинете с обернутой вокруг головы тряпкой, которую он время от времени промокал в кастрюле с горячей водой. Но это не очень помогало -- боль в голове с каждым часом становилась все сильнее. И так было каждый год в этот самый день -- князь знал, что ему предстоит долгая бессонная ночь, и только к утру боль пройдет. Князь даже обрадовался, когда дверь приоткрылась и к нему в кабинет вкрадчивой походкой втек барон Альберт -- оставаться наедине с болью становилось все нестерпимей. Князь Григорий с трудом выдавил из себя ухмылку: -- Ну, что новенького? -- Все меры предосторожности принимаются, -- бодро заговорил глава тайного приказа. -- Так что не извольте беспокоиться, Ваша Светлость, никто вас ни днем, ни ночью не потревожит. -- Рад слышать, -- поморщился князь. -- А скажи мне, что это за толпа баб собралась нынче у ворот? Они там так галдели, что даже у меня слышно было. -- А, так это соискательницы мест в гареме Его Величества Султана, -- расплылся в сладкой улыбочке барон. -- Такие девушки... -- Погоди, какие еще девушки? -- перебил князь Григорий. -- Я же просил десять штук, а их там, наверно, чуть не сотня? -- Двести тридцать две, -- заглянул к себе в записи Альберт. -- Но мы отобрали из них двадцать восемь достойнейших, дабы уже из их числа выбрать десять самых лучших. -- И откуда их столько? -- удивился князь. -- Сами набежали, едва прослышали о гареме! -- радостно подхватил барон. -- Извините, Ваша Светлость, если у вас ко мне нет других дел, то я побегу. -- Куда это ты так торопишься? -- передернулся князь Григорий. -- Да я ж вам объяснял -- второй черед состязаний. Прошедшие отборочную часть двадцать восемь девушек будут без верхней одежды исполнять белопущенские народные пляски. Не желаете ли поглядеть на них лично? -- Нет, не желаю, -- отрезал князь. -- Ну ладно, ступай. Или нет, погоди. Сколько, ты сказал, было соискательниц? -- Двести тридцать две, -- снова глянул в записи Альберт. -- Одного не пойму, -- вздохнул князь Григорий. -- Ну каж