Джанни Родари. Римские фантазии ----------------------------------------------------------------------- Пер. с итал. - И.Константинова, Ю.Ильин. Авт.сб. "Римские фантазии". М., "Правда", 1987. OCR & spellcheck by HarryFan, 1 October 2002 ----------------------------------------------------------------------- МИСС ВСЕЛЕННАЯ С ЗЕЛЕНО-ВЕНЕРИАНСКИМИ ГЛАЗАМИ Кто такая Дельфина? Бедная родственница синьоры Эулалии Борджетти - той самой, которая держит химчистку на Канале Гранде в Модене. Софрония и Бибиана, дочери вдовы Борджетти, немного стыдились своей двоюродной сестры, которая вечно ходила в поношенном сером халате и без конца чистила замшевые куртки, гладила брюки и рубашки. Между собой сестры называли ее "эта замарашка". Мать взяла ее в дом из милости, а также потому, что работала она за двоих и налог за нее платить не надо было - родственница. Случалось порой, что и у сестер просыпались какие-то добрые чувства, и тогда они брали ее с собой в кино, где покупали ей самый дешевый билет в самый последний ряд. - Они такие добрые, мои девочки! - говорила синьора Эулалия, внимательно следя за Дельфиной - вдруг она возьмет еще кусочек фаршированной свиной ножки. Но Дельфина и не думала брать еще кусочек. И пила воду, а не сок. А из фруктов ела только самые дешевые яблоки, а не мандарины. И она же мыла посуду после обеда, пока Софрония и Бибиана ели шоколадные конфеты. И еще она же ходила в церковь, потому что должен ведь хоть кто-нибудь из семьи ходить туда. А на грандиозный бал по случаю избрания президента республики Венера Дельфина не поехала. На бал отправились на космическом корабле торговой палаты Софрония и Бибиана с тетушкой Эулалией. На других кораблях на Венеру полетела еще половина жителей Модены и, наверное, половина Европы. В небо взлетели сотни космических кораблей с пылающими, как у ракет, хвостами. Дельфина слыхала, что праздничные балы на Венере просто великолепны. На них слетаются юноши и девушки со всего Млечного Пути. Оранжада и мороженого там сколько угодно. И все бесплатно! Дельфина постояла у двери, повздыхала, завидуя счастливцам, и вернулась в химчистку. Ей нужно было привести в порядок платье синьоры Фольетти, которое та наденет завтра, когда пойдет в оперный театр на "Золушку" Россини. Чудесное платье, черное, с золотым и серебряным шитьем, - ну прямо звездная ночь! Однако на бал синьора Фольетти это платье надеть не может - она уже была в нем два месяца назад на балу по случаю избрания другого президента Венеры. На этой планете то и дело меняют президентов, чтобы почаще устраивать празднества. Дельфина решила (ошибочно, но она еще этого не знала), что ничего - ни плохого, ни хорошего - не случится, если она примерит это красивое платье. Оно прекрасно сидело на ней! И зеркало подтвердило это, лукаво подмигнув ей. Кружась в танце, Дельфина выскользнула за дверь. Улица была пустынна, и Дельфина стала танцевать на тротуаре. Вдруг послышались чьи-то шаги и голоса. О боже, куда бы спрятаться! Неподалеку стоял небольшой семейный космический корабль. Он назывался "Фея-2", и люк у него оказался открытым. Дельфина забралась в корабль и спряталась на заднем сиденье. Ах, как хорошо было бы взлететь на этом корабле в небо и полетать спокойно от звезды к звезде, без забот и обязанностей, без придирчивой тетушки, болтливых кузин и ворчливых клиентов... Шаги и голоса приближались. Вот они уже совсем рядом! Передний люк открылся, и в корабль сели двое людей. Дельфина узнала их, испугалась еще больше и соскользнула на пол, сжавшись в комочек, чтобы ее не заметили. - Ой, мамочка! Это же синьора Фольетти! Если она увидит меня в своем платье... - прошептала Дельфина. - Как бы не опоздать! - сказала синьора Фольетти своему мужу синьору Фольетти, владельцу фабрики запасных деталей для консервных ножей. - И ровно в полночь вернемся обратно. Я хочу завтра утром слетать в Коккокурино за свежими яйцами. Синьор Фольетти пробурчал в ответ что-то невнятное, зажег спичку и закурил сигарету. В то же время он нажал на стартовую кнопку, и корабль взлетел со скоростью света (плюс два сантиметра в секунду). И еще раньше, чем спичка погасла, "Фея-2" прибыла на Венеру. Дельфина подождала, пока синьор и синьора Фольетти вышли из корабля и удалились, а затем решила: - Раз уж я тут, пойду и я взгляну на бал. Народу там будет, конечно, очень много, так что синьора Фольетти наверняка не заметит ни меня, ни своего платья. Президентский дворец был совсем рядом. Ярко светился миллион его окон. В самом большом зале семьсот пятьдесят тысяч гостей разучивали новый танец "Сатурн". Лучшего места, чтобы потанцевать никем не узнанной, и не найти! - Разрешите пригласить вас, синьорина? К Дельфине подошел высокий элегантный молодой человек спортивного вида. - Знаете, я только что прилетела и еще не умею танцевать "Сатурн". - Но это очень просто! Я научу вас! Этот танец похож на танго-вальс и на самбу-гавот. Видите, танцевать его так же просто, как ходить. - В самом деле, очень просто! А мы до сих пор танцуем менуэт-твист. - Вы землянка, не так ли? - Да, из Модены. А вы венерианин? Это видно по вашим зеленым волосам. - Но и вас отличает чудесный зеленый цвет. Я бы даже сказал, наш венерианский зеленый цвет. Это ваши глаза! - Правда? А мои кузины говорят, что глаза у меня цвета цикория. Дельфина и молодой венерианин станцевали "Сатурн" и еще двадцать четыре других бальных танца. Они остановились, лишь когда умолкла музыка и по громкоговорителю на всех языках Млечного Пути объявили, что через несколько минут президент республики Венера вручит приз самой красивой девушке праздника. "Вот счастливая! - подумала Дельфина. - Но не пора ли мне бежать к кораблю? Слава богу, еще только половина двенадцатого. Фольетти улетят ровно в полночь. И вернуться я могу только с ними. Снова спрячусь на заднем сиденье". Но тут к ней подошли какие-то два господина в парадных мундирах. Один из них взял ее за руку и повел на сцену. "Это конец! - испугалась Дельфина. - Наверное, синьора Фольетти увидела меня и заявила о краже своего вечернего платья! Кто знает, куда отправят меня теперь эти венерианские карабинеры?" А господа в парадных мундирах привели ее прямо на сцену, и кругом раздались аплодисменты. "Какие недобрые люди, - подумала Дельфина. - Радуются, что меня арестовали. Никому и в голову не приходит, что я невиновна". - Дамы и господа! - прозвучал голос из громкоговорителя. - Слово президенту республики Венера! Как?! Это президент? Но это же тот самый молодой человек, который весь вечер танцевал с Дельфиной? Кто бы мог подумать... Да, так и есть. Президент республики Венера! Он подошел к микрофону и торжественно провозгласил Дельфину Мисс Вселенной. Он ласково улыбнулся ей, а его помощники тут же вынесли на сцену множество подарков: холодильник, автоматическую стиральную машину с двадцатью семью программами, флакончики шампуня, тюбики зубной пасты, пакетики с таблетками от головной боли и космических недомоганий, золотой консервный нож (подарок фирмы "Фольетти", Модена, Земля). - А теперь, - объявил голос из громкоговорителя, - президент подарит синьорине кольцо с драгоценным камнем цвета ее глаз! У Дельфины дрожали пальцы, когда президент надевал ей кольцо... Вдруг взгляд ее случайно упал на наручные часы... Полторы минуты первого!.. Космический корабль супругов Фольетти!.. Химчистка!.. Дельфина вздрогнула, словно ее укусила оса, уронила кольцо, спрыгнула со сцены и пустилась бежать, расталкивая толпу, которая, впрочем, вежливо расступалась перед Мисс Вселенной. К счастью, "Фея-2" еще стояла на космодроме. Супруги Фольетти немного задержались на балу. Наверное, они захотели посмотреть, как чествуют Мисс Вселенную. Дельфина проскользнула на свое место и затаилась в ожидании. - Странно, - сказала синьора Фольетти мужу, когда они сели в корабль, - у девушки, которая весь вечер танцевала с президентом и потом была провозглашена Мисс Вселенной... - Очень красивая девушка! - воскликнул синьор Фольетти. - Видела, как она обрадовалась нашему золотому консервному ножу? Сразу видно, знает в них толк! - Я хотела сказать, - продолжала синьора Фольетти. - Тебе не кажется, что на ней было точно такое же платье, как мое? Ну помнишь, то черное, вышитое золотом и серебром, которое стоит пятьсот... - Да что ты! - Если б я сама не отдала его в химчистку... Синьор Фольетти закурил сигару. И в Модене они приземлились, прежде чем он успел выпустить облачко дыма. На следующее утро Софрония и Бибиана прибежали похвастаться перед Дельфиной - рассказать, что видели, слышали и делали на балу. - Мы чуть не потанцевали с президентом! - Я почти коснулась его руки! - Такой красавец! Вот только этот недостаток... - Какой недостаток? - У него зеленые, как цикорий, волосы. Будь я его женой, непременно заставила бы покрасить их. - А он женат? - Почти. Говорят, женится на Мисс Вселенной. Она блондинка и какая-то чудная. Представляешь, в полночь убежала! Говорят, что, если она возвращается домой после двенадцати ночи, мать бьет ее. Дельфина, разумеется, промолчала. А в полдень вся Модена заволновалась. С чрезвычайной миссией, получив двойные командировочные, в город прибыли посланцы планеты Венера. Они начали обходить все улицы дом за домом. - Что им надо? Кого они ищут? - Представляете, говорят, будто Мисс Вселенная - это одна из девушек Модены. - Модены или Рубьеры... - В суматохе на балу забыли спросить, как ее зовут. А президент Венеры непременно хочет сегодня же жениться на ней, иначе он подаст в отставку и вернется на свою фотоноколонку. Посланцы Венеры ходили с кольцом и сравнивали цвет драгоценного камня с цветом глаз моденских девушек, но сходства так ни разу и не нашли. Софрония тоже побежала примерить кольцо. - Синьорина, но у вас черные глаза! - Ну и что! Они у меня переменчивые. Вчера вечером, например, мои глаза вполне могли быть зелеными. Потом побежала примерить кольцо Бибиана. - Нет, синьорина, не то! У вас же карие глаза! - Ну и что! Если кольцо подойдет на мой палец, значит, девушка, которую вы ищете, - я. - Синьорина, не мешайте работать! Наконец посланцы с Венеры добрались до Канала Гранде и подошли к химчистке Борджетти. Но их немного опередила синьора Фольетти, которая пришла за своим платьем. - Вот оно, - вся дрожа, сказала Дельфина. - Но оно еще не готово! - возмутилась синьора Фольетти. - Как же так? - изумилась синьора Эулалия Борджетти. - Оно должно было быть готово еще вчера до захода солнца! Что это значит, Дельфина? Дельфина побледнела. Но тут в дверях появились венерианские послы. От страха Дельфина приняла их за карабинеров, решила, что они пришли арестовать ее за воровство, и упала в обморок. Когда же она очнулась, то увидела, что сидит на лучшем во всей химчистке стуле, а вокруг стоят посланцы с Венеры, двоюродные сестры, тетушка, синьора Фольетти, клиенты. За дверью на улице собралась огромная толпа горожан, и все с волнением ждали, когда она придет в себя. - Вот они! - вскричали посланцы. - Вот они, глаза зеленого, зелено-венерианского цвета! - А вот и платье, в котором Мисс Вселенная была вчера на балу! - радостно воскликнула синьора Фольетти. - Я... Я надела его... Но я не нарочно... - пролепетала Дельфина. - Что ты говоришь, детка? Это платье - твое! Какая честь для меня! Какая честь для Модены и Коккокурино! Наша Дельфина станет женой президента планеты Венера! И начались поздравления. В тот же вечер Дельфина улетела на Венеру и вышла замуж за президента Венерианской республики, который, чтобы никогда не расставаться с нею, тут же отказался от высокого поста и вернулся на свою фотоноколонку. Пришлось венерианцам выбрать нового президента и устроить еще один грандиозный бал. Туда отправилась и синьора Фольетти. Она передала Дельфине привет от тетушки Эулалии, Софронии и Бибианы, которые поехали лечиться на воды в Кьянчано-Терме. А еще синьора Фольетти привезла Дельфине дюжину крупных свежих яиц, купленных в Коккокурино. РОБОТ, КОТОРЫЙ ЗАХОТЕЛ СПАТЬ В 2222 году домашние роботы уже нашли широчайшее применение на всем земном шаре. Катерино был одним из них. Великолепный электронный робот, он призван был обслуживать семью профессора Исидоро Корти - преподавателя истории одного из римских лицеев. Катерино, как и все прочие домашние роботы, умел делать массу вещей: готовить еду, стирать, гладить, вытирать пыль и так далее. Он ходил за покупками, подсчитывал расходы, выключал и включал телевизор, помогал детям делать уроки, печатал на машинке корреспонденцию профессора, водил автомобиль, разносил новости по соседям... Словом, это была отличная машина! Будучи машиной, Катерино, естественно, не нуждался в сне. По ночам, когда все отдыхали, он, чтобы не скучать, снова и снова отутюживал складку на брюках профессора Исидоро, потом заканчивал вязание синьоры Луизы, мастерил игрушки детям, красил и перекрашивал стены в кухне, покрывал лаком стулья. Когда же он не находил себе совсем никакого, даже самого простого дела, то отправлялся в гостиную, усаживался в кресло и принимался решать кроссворды. Синьор Исидоро выписывал специальный журнал для роботов, в котором кроссворды были составлены из самых трудных слов, какие только можно отыскать в словаре. Так что роботам приходилось немало попыхтеть над ними. Однажды ночью Катерино ломал голову над словом из семнадцати букв, как вдруг обратил внимание, как громко храпит в своей спальне профессор Исидоро. Он и прежде не раз слышал этот звук. Он даже нравился ему - такая приятная, нежная музыка. Она вносила некоторое разнообразие в ночную тишину. На этот раз, однако, Катерино поразила одна мысль. "Интересно, почему люди спят? - задумался он. - Любопытно, что они при этом чувствуют?" Он встал и на цыпочках прошел в детскую. Детей было двое - Роландо и Лучилла. Дверь они всегда оставляли открытой, чтобы чувствовать себя поближе к родителям, спавшим в соседней комнате. На тумбочке между их кроватями горела небольшая настольная лампа с голубым абажуром. Катерино внимательно посмотрел на спящих детей. Лицо Роландо было спокойным и безмятежным, а на розовом личике Лучиллы, напротив, блуждала легкая улыбка. "Улыбается! - с удивлением отметил Катерино. - Словно видит что-то хорошее. Но что можно видеть с закрытыми глазами?" Катерино в задумчивости вернулся в гостиную. Сел в кресло, но теперь уже у него не было никакой охоты решать кроссворды. "Надо будет как-нибудь и мне тоже попробовать поспать", - решил он. Роботы существовали уже почти сто лет, но до сих пор никому из них еще никогда не приходила в голову такая смелая мысль. "Гм, а что, собственно, мешает мне сделать это сейчас же? Да просто немедленно! - подумал Катерино. - Спокойной ночи, Катерино! Приятных сновидений!" - добавил он, сказав самому себе слова, которые каждый вечер говорила детям, укладывая их спать, синьора Луиза. Катерино припомнил, что его хозяева, чтобы уснуть, прежде всего закрывали глаза. Он попробовал сделать так же, но не сумел. Его глаза были устроены иначе, они все время - и днем, и ночью - оставались открытыми: у него не было век. Катерино поднялся, отыскал кусочек картона, вырезал из него два овала, поудобней устроился в кресле и прикрыл ими свои глаза. Сон, однако, не приходил, а сидеть с закрытыми глазами было ужасно скучно. Ведь он не видел при этом ничего такого, что могло бы вызвать у него ту же улыбку, что была у Лучиллы. Он видел только одну темноту, плотную и неприятную. Всю ночь Катерино провел в тщетных попытках уснуть. И утром, когда пришел, как обычно, с чашечкой черного кофе будить профессора, решил хорошенько понаблюдать за ним. В тот же день он обратил внимание на то, что обычно после обеда профессор Исидоро усаживался в кресло почитать газету. Некоторое время он действительно читал ее, а потом ронял на колени, глаза его закрывались, и из носа снова начинала звучать эта красивая и нежная музыка. "Песнь сна!" - подумал Катерино. Он с трудом дождался ночи и, едва вся семья улеглась спать, тоже уселся в кресло и принялся читать газету. Он прочитал ее всю насквозь, включая сообщения в траурных рамках и объявления, затем сосчитал все запятые и точки, сосчитал все слова, которые начинались на "а", все, которые начинались на "б", все, в которых было две буквы "т", но так и не уснул до самого рассвета, оставаясь бодрым, как часы, что тикали у него на руке. Катерино, однако, не прекратил на этом свои наблюдения и как-то раз за обедом обратил внимание на одну странную фразу, которую синьора Луиза сказала профессору: - Вчера вечером, чтобы уснуть, я стала считать овец. Знаешь, сколько я их насчитала? 1528. Пришлось прекратить, и уснула я только после того, как приняла снотворное. "Считать овец! - повторил про себя Катерино. - Что бы это значило? В квартире никаких овец нет и не было. И я не заметил, чтобы ночью проходило под окнами какое-нибудь стадо". Он думал над этим еще два дня и наконец решил спросить об этом Роландо. Задавая свой вопрос, Катерино испытывал жгучий стыд: ему казалось, что он, пользуясь доверием ребенка, хочет выведать у него какой-то очень важный секрет. Но все же он набрался храбрости и спросил: - Как нужно считать овец, чтобы уснуть? - Да очень просто! - ответил Роландо, не подозревая, что предает в этот момент человечество. - Закрываешь глаза и притворяешься, будто видишь овец. Затем представляешь изгородь, представляешь, будто заставляешь овцу прыгать через изгородь и считаешь - раз! Затем представляешь то же самое заново и так далее: это так скучно, что в конце концов волей-неволей засыпаешь. Мне никогда не удавалось насчитать больше тридцати овец. Лучилла однажды дошла до сорока двух, во всяком случае, она так говорит, но я нисколечко ей не верю! Узнав такой волнующий секрет, Катерино с трудом удержался, чтобы тут же не помчаться в ванную и не попробовать посчитать овец. Но вот наконец настала ночь, и он смог начать свой эксперимент. Он растянулся в кресле, прикрыл глаза газетой и попытался представить овцу. Сначала он увидел только белое, неопределенной формы облачко. Затем облачко стало приобретать какие-то контуры - появилось нечто похожее на голову, и очень скоро это действительно оказалась овечья морда. Затем облако выпустило ноги и хвост - это была овца! Гораздо труднее оказалось вообразить изгородь. Катерино никогда не был в деревне и об изгородях имел довольно смутное представление. Поэтому он попробовал заменить изгородь стулом. Представил превосходный, покрытый белым лаком стул из кухонного гарнитура и заставил овцу перепрыгнуть через него. - Прыгай! - приказал Катерино. Овца послушно перепрыгнула через стул и исчезла. Катерино тут же попытался представить вторую овцу, но тем временем исчез и стул. Пришлось все начинать сначала, но, когда он наконец снова увидел стул, овца почему-то отказалась прыгать через него. Катерино взглянул на часы и с ужасом обнаружил, что только на двух овец он потратил больше четырех часов. Он вскочил и бросился в кухню заниматься своей обычной ночной работой. "И все же, - подумал он, - одну овцу мне все-таки удалось заставить перепрыгнуть через стул. Надо не отступать, Катерино! Надо верить в себя! Завтра вечером будут две овцы, потом три, и ты добьешься своего!" Не будем рассказывать во всех подробностях, как долго тренировался Катерино, чтобы научиться представлять целое стадо овец. Достаточно сказать, что месяца через три после эксперимента с первой овцой Катерино удалось насчитать их сто штук, но сто первую он уже не увидел, потому что сладко уснул. Всего несколько минут, но он действительно спал! Он мог засвидетельствовать это с точностью часов. Еще через неделю ему удалось поспать целых три часа. А когда он уснул в воскресенье, то даже впервые увидел сон. Ему приснилось, будто профессор Исидоро чистит его ботинки и завязывает ему галстук. Прекрасный сон! В доме напротив жил профессор Тиболла. В ту ночь он проснулся незадолго до рассвета. Ему захотелось пить, и он пошел на кухню за водой. Прежде чем вернуться в спальню, профессор Тиболла случайно взглянул в окно, которое было как раз напротив гостиной профессора Корти. И что же он увидел там? В ярко освещенной комнате сладко спал в кресле робот Катерино! Профессор Тиболла рассмотрел его как следует, а когда прислушался, то ему показалось, будто он слышит какой-то негромкий звук. Неужели Катерино храпит? Профессор Тиболла распахнул окно и как был, в одной пижаме, не страшась простуды, закричал на всю улицу: - Тревога, тревога! Скорее сюда!.. Сразу же захлопали окна и двери, проснулись все соседи. В ночных рубашках и пижамах люди выбежали на балконы, а самые сердитые, едва только поняли, в чем дело, поспешили на улицу и стали громко возмущаться под окнами профессора Корти. Профессор Исидоро и синьора Луиза тоже испуганно выглянули в окно и спросили: - Что случилось? Землетрясение? - Какое там землетрясение! - рассердился профессор Тиболла, который кричал особенно громко и создавал больше шума, чем пожарная сирена. - Землетрясение у вас в доме! Вы спите на динамите, уважаемый профессор! - Вообще-то меня действительно интересует только античная история, - стал оправдываться профессор Исидоро, - но всем известно, что в древние времена динамит еще не был изобретен. - Мы мирные люди, - робко добавила синьора Луиза. - Никому не мешаем. И я просто не понимаю, из-за чего весь этот шум. Правда, наш сын вчера разбил мячом стекло, но мы уже сказали, что готовы возместить ущерб. - Вы лучше посмотрите, что делается у вас в гостиной! - сурово потребовал профессор Тиболла. Синьор Исидоро и синьора Луиза в недоумении посмотрели друг на друга, решили, что, пожалуй, не остается ничего иного, как последовать этому совету, и, шлепая домашними туфлями, направились в гостиную. В это время Катерино продолжал спать. На его металлическом лице блуждала счастливая улыбка, которая словно солнце освещала все его болты. Катерино спал и блаженно храпел. Храпел со свистом и мелодичным жужжанием. Звуки эти чередовались подобно звукам скрипки и рояля в какой-нибудь прекрасной сонате Бетховена. Свист словно задавал вопрос, а жужжание как бы отвечало ему. Оно явно возражало против чего-то, и тогда свист становился еще шаловливее, точно маленький внук, убегающий от дедушки, который хочет наказать его. Профессор Корти и его жена пришли в такой ужас, как будто еще никогда никто в мире не издавал носом подобных звуков. - Катерино! - вскричала синьора Луиза со слезами в голосе. - Катерино! - вскричал в тысячу раз более строго профессор Исидоро. С другой стороны улицы профессор Тиболла безапелляционно заявил: - Тут нужен молоток, уважаемый коллега! Возьмите молоток и стукните его по голове. И я еще не уверен, что он при этом проснется. Не исключено, что понадобится хороший электрический разряд. Профессор Исидоро отыскал на кухне молоток и собрался привести в исполнение совет своего коллеги и соседа. - Осторожно, не сломай его! - попросила, синьора Луиза. - Ты ведь знаешь, во сколько он обошелся нам, к тому же за него еще нужно уплатить последний взнос. На улицах, на балконах, во всем квартале люди стояли, затаив дыхание. В ночной тишине удары молотка профессора Корти по голове Катерино прозвучали подобно ударам судьбы, которая стучится в дверь, - "тук-тук-тук!" Катерино сладко зевнул, вытянул руки и с удовольствием потянулся. Всеобщее "ох!" раздалось на всех наблюдательных пунктах. Катерино вскочил и сразу же понял, что полгорода, не считая профессора Корти, походившего на статую, олицетворяющую негодование, присутствовало при его пробуждении. - Я спал? - спросил он. Ужас! Просто кошмар!! И он еще спрашивает об этом, бессовестный! Тут все услышали полицейскую сирену. Полиция, которую вызвала одна перепуганная старая дева из дома напротив, спешила, чтобы внести свой вклад в решение проблемы. Вклад этот был очень простым. Катерино арестовали, надели на него наручники, погрузили в фургон и отвезли в суд, куда срочно вызвали судью, который должен был разобраться в этом странном и необъяснимом случае. Судья, весьма благоразумный старичок, тут же осудил Катерино на пятнадцать суток и посоветовал полиции поменьше распространяться о случившемся. Так или иначе, газеты ничего не сообщили об этой истории. Но, как читатель уже легко догадался, в толпе, которая присутствовала при пробуждении Катерино, было немало и домашних роботов. И прежде всего там был робот профессора Тиболлы - Терезио. Не вмешиваясь в разговор своего хозяина с профессором Корти, он наблюдал за всем происходящим из окна кухни и не упустил ни одной детали. Были там и роботы из соседних домов. Им не так хорошо было видно, как Терезио, но тот был настолько любезен, что на следующий день, в четверг, когда домашние роботы, имея право работать только полдня, прогуливались, как обычно, в парке, подробно информировал их обо всем, что видел. - Могу заверить вас, многоуважаемые коллеги, что Катерино СПАЛ точно так же, как это делают люди. Больше того - и не сочтите это за преувеличение, - его манера спать отличалась совершенно особым изяществом. К тому же, это ведь был электронный сон. Он храпел, это верно, но лучше было бы придумать какое-нибудь другое, более красивое и музыкальное слово для определения того звука, который он издавал во сне. Так или иначе, это была электронная музыка! Роботы - и мужчины, и женщины - с волнением слушали рассказ Терезио. В их железных головах, начиненных сложнейшими электромагнитными устройствами, транзисторами, предохранителями, проводами и болтами, уже пронеслась и загудела, словно под напряжением в три тысячи вольт, мысль о том, что, если сумел уснуть Катерино, значит, они тоже могут спать. Нужно только понять, каким образом это делается. Пока что это было секретом Катерино, а его окружали стены тюрьмы и молчание газет. Подождать, пока Катерино выйдет из-под ареста, и попросить поделиться опытом? Нет, это было бы недостойно роботов с электронным мозгом. Выход из положения нашел Терезио. Он знал, какая тесная дружба связывает Катерино с детьми профессора Корти. Маленький Роландо, когда умело расспросили его и угостили жевательной резинкой, охотно сообщил, что Катерино, по-видимому, научился заставлять овец прыгать через изгородь. В ту же ночь Терезио тоже провел эксперимент, и весьма успешно. Потому что всегда ведь так бывает - самые большие трудности выпадают на долю первооткрывателя, и те, кто следует за ним, идут уже по проторенной дороге. А на третью ночь весь город был разбужен какой-то неслыханной музыкой - тысячи роботов, расположившись в креслах, устроившись на кухонных столах, на балконах среди горшков с геранью, на коврах в гостиных, спали и при этом блаженно храпели. Это была революция. В полиции, у пожарных, в муниципалитете телефон звонил не умолкая. Но ведь невозможно арестовать всех роботов в Риме! Не было даже такой большой тюрьмы, которая могла бы вместить их всех! И тот же судья, который осудил Катерино, теперь заявил, выступая по телевидению, что "совершенно необходимо прийти к соглашению". Действительно, не оставалось ничего другого, как договориться с роботами и признать их право спать по ночам. Иначе пришлось бы организовать специальную службу для ночного надзора за ними, понадобились бы тысячи стражников с молотками, которые должны были бы следить, чтобы роботы не засыпали. А кроме того, смогут ли уснуть под грохот стольких молотков сами горожане? Городу пришлось пойти на уступки. И вслед за Римом на это пошли Милан, Турин, Цюрих, Марсель, Лондон и Тумбукту. Даже в Тумбукту, в сердце Черной Африки, долетела к домашним электронным роботам великая новость о том, что роботы тоже могут спать. В тот день, когда Катерино вышел из тюрьмы, его радостно встретили десять или, быть может, пятнадцать тысяч коллег обоего пола. Не будем описывать их аплодисменты и приветствия. Самое время сообщить, что робот Виллибальдо, принадлежавший дирижеру оркестра работников трамвайного парка, даже специально написал по этому случаю гимн, который был исполнен хором из ста семнадцати роботов с золотыми болтами. В гимне говорилось: Пусть живет наш Катерино Без поломок и починок Целый век, целый век! Он - великий человек! Распевая гимн, роботы прошли по улицам Рима, и надо сказать, что славные римляне, забыв, как сердились недавно, наградили их аплодисментами. Ведь единственное, что никогда никого не удивляет в Риме, это желание поспать. Римляне любят спать ночью, любят поспать утром, охотно спят и днем, проводя в объятиях Морфея трудные для пищеварения часы. Один остроумный ученый, изучив и проанализировав факты, которые мы сообщили здесь, изложил свои выводы в книге, насчитывающей 2400 страниц, со множеством цветных иллюстраций, и заключительный абзац этого фундаментального научного труда выглядел так: "Только в Риме могло возникнуть у электронного робота желание спать, ибо ни в каком другом городе на нашей планете нет для этого более благоприятных условий". ПРИНЦ ПЛОМБИР Синьор Мольтени (третий этаж, квартира 12) был крайне обеспокоен. Он купил в рассрочку отличный холодильник марки "Двойной полюс", но вот уже два месяца не мог уплатить очередной взнос. А тут вдруг позвонили из магазина и говорят: "Или вы немедленно уплатите, или мы забираем холодильник!" А у синьора Мольтени нет ни денег, ни богатых друзей. Что делать? В то утро он с тоской посмотрел на холодильник, ласково погладил его и поговорил с ним, как с человеком: "Дорогой мой, боюсь, что нам придется расстаться, а без тебя дом станет для меня пустыней!" Холодильник хранил ледяное молчание, но синьор Мольтени все равно понял, что он хотел сказать, и согласился с ним: "Да, я знаю, ты должен делать холод, а не деньги!" В это же утро синьора Сандрелли (четвертый этаж, квартира 15) открыла свой холодильник - простенький "Пингвин", чтобы взять бутылку молока, и вдруг обнаружила, что он битком набит малюсенькими человечками, а один из них даже сидит на яйце. Человечки были в серебряных комбинезонах и в прозрачных скафандрах, сквозь которые виднелись их личики цвета сливочного масла и сиреневые волосы. Человечки спокойно посмотрели на синьору Сандрелли своими глазами цвета зеленого горошка и даже не шелохнулись. Только тот, что сидел на яйце, помахал ей ручкой, как бы говоря: "Чао, чао!" - О господи, марсиане! - вскричала синьора Сандрелли. - Вот уж не думала, что они такие крохотные! Эй, что вы там делаете в моем холодильнике? А ты давай слезай с яйца, еще разобьешь его! Человечек, однако, не послушался. Тогда синьора Сандрелли, особа весьма энергичная, взяла его двумя пальцами и поставила на банку сардин. - Марсианин ты или нет, а только заруби себе на носу - здесь командую я! - Закройте дверцу, а то сюда входит горячий воздух! - услышала она строгий и властный голос. - Что, что? - Мы прилетели с планеты, которая вся покрыта льдом, и еще не привыкли к вашей температуре. Пожалуйста, закройте дверцу, как вам уже было приказано. - Хотела бы я знать, - воскликнула синьора Сандрелли в совершеннейшем негодовании, - кто это смеет мне приказывать! А кроме того, как вы попали в мой дом? - Через форточку в кухне. Вы ведь оставляете ее открытой на ночь, опасаясь случайной утечки газа. - О, да вы, я вижу, неплохо осведомлены! - Весьма неплохо. Мы многие месяцы изучали ваши нравы и обычаи, а также ваш язык, прежде чем начать оккупацию. Закройте дверцу! - А почему надо было начинать оккупацию именно с моего холодильника? - Это уж вас не касается. К тому же мы захватили все холодильники в этом доме. Так что закройте дверцу и оставьте нас в покое! - И не подумаю закрывать! Вернее, закрою, но выключу холодильник, понимаете? Я вам покажу оккупацию! Один из человечков указал пальцем - так во всяком случае рассказывала потом синьора Сандрелли - на стул и предложил: - Ну-ка, взгляните! Белый крашеный стул вдруг сделался красным и тут же сгорел без всякого дыма. От него осталась только кучка пепла. На все это понадобилось ровно столько времени, сколько нужно, чтобы сосчитать до десяти. - Выключите ток - сожжем весь дом. Синьора Сандрелли с силой захлопнула дверцу холодильника и позвала привратницу: - Синьора Анна, вы знаете, что происходит? - Что, синьора Сандрелли? Батареи холодные? - Дело в том, что... И синьора Сандрелли обо всем рассказала привратнице. Та - всем жильцам. Спустя несколько минут на всех этажах - с первого по пятый - во всех квартирах происходило одно и то же: открывались и тут же захлопывались дверцы холодильников - где с удивлением, где со страхом, и повсюду с изумленными и взволнованными возгласами. Синьор Мольтени тоже бросился к своему "Двойному полюсу" и в молчаливой толпе космических пришельцев в серебристых костюмах сразу же заметил человечка, который выделялся своим высоким ростом и прекрасным золотым комбинезоном. - Так вы, наверное, самый главный? - полюбопытствовал синьор Мольтени, останавливая свою младшую дочь, которая уже протянула руки, чтобы завладеть этими великолепными игрушками. - Я принц Пломбир, - ответил золотой комбинезон. - На нашем языке мое имя звучит, разумеется, иначе. Но для вас сойдет и это. Кроме того, ко мне следует обращаться - ваше высочество. - Конечно, ваше высочество, - согласился синьор Мольтени. - А не может ли ваше высочество сказать, как долго вы собираетесь пробыть здесь? - Это зависит от погоды, - ответил принц Пломбир. - Нам нужен свежий снег, чтобы заправить звездолеты. Как только выпадет снег, мы продолжим путешествие. Мы собирались приземлиться на Северном полюсе, но попали сюда. - Значит, вы намерены обосноваться на Земле? - На Северном полюсе, как я уже сказал. Вы ведь там все равно не живете. А нашей планете угрожает столкновение с кометой, которая может растопить лед. Поэтому нам пришлось искать убежище в этой части Млечного Пути. И я возглавляю наш передовой разведывательный отряд. Как только мы устроимся на Северном полюсе, мы дадим знать на нашу планету, и все остальные наши соотечественники тоже прибудут сюда. - Интересно, сколько же вас, ваше высочество, если не секрет? - Всего лишь полтора миллиарда. Мы займем очень мало места. Мы даже не думали сообщать вам о себе после прибытия на Северный полюс, но обстоятельства, как видите, изменились. А теперь, будьте любезны, закройте дверцу, потому что от такой жары у меня начинает болеть голова. Синьор Мольтени повиновался, а затем бросился к окну. В февральском небе, голубом и прозрачном, солнце сияло со всей своей весенней силой. Синьор Мольтени с удовлетворением потер руки. - Глупец! - рассердилась синьора Мольтени. - У тебя захватчики на кухне, а ты радуешься. - Ты не понимаешь, - возразил синьор Мольтени, - ты просто не понимаешь, как нам повезло... Но в ту минуту синьора Мольтени так и не смогла узнать, в чем же им повезло, потому что в квартиру позвонили. Это был служащий фирмы "Двойной полюс". - Синьор Мольтени, здравствуйте. Я пришел за холодильником. Или, быть может, вы все-таки уплатите очередной взнос? - Ах, мне очень жаль, но у меня нет сейчас ни одной лиры. - В таком случае... - Разумеется, - сказал синьор Мольтени, - в таком случае вы должны будете... И так далее, и так далее. Только ничего этого вы сделать не сможете. - Как это не смогу? - Не думаю, чтобы его высочество позволило вам... - Какое еще высочество? Что за глупые шутки, синьор Мольтени? - Пройдите, пожалуйста, сюда, присядем тут, в кухне... - Ну вот, это уже другой разговор! - Да, только кончится он совсем не так, как вы думаете. Вот ведь какая история! Синьор Мольтени открыл холодильник и поспешил принести принцу Пломбиру свои извинения. - Ваше высочество, простите, этот синьор... - Я слышал, я все слышал. У нас своя система связи, дорогой Мольтени. Не беспокойтесь, в данный момент холодильник принадлежит мне. Так что его никто не тронет. - Что за шутки? - возмутился, вытаращив глаза, служащий фирмы "Двойной полюс". - Что это еще за гномики? Послушайте, синьор Мольтени, я не знаю, что за фокус вы придумали, чтобы не платить, но должен вам сказать, что моя фирма еще никогда никому не позволяла обманывать себя, хотя уже многие пытались сделать это и находились люди похитрее вас. А вы, господа, извольте поискать себе другое пристанище, вот хотя бы в раковине. Моя фирма намерена вступить во владение этим холодильником, и несколько жалких кукол не смогут помешать ей осуществить это намерение. Услышав такое оскорбление, принц Пломбир и его подданные ужасно возмутились. Но голос его высочества звучал громче всех и очень повелительно. - Синьор служащий, в наказание отправляйтесь под стол и засуньте руки в рот, так вы, по крайней мере, помолчите. Это было и просто и необыкновенно - в ту же минуту служащий фирмы "Двойной полюс" засунул все десять пальцев в рот, забрался под стол и повернулся лицом к стене. Видно было только, как вздрагивают от рыданий его плечи. Семья Мольтени дружно зааплодировала. - Ваше высочество, как вам это удалось? - Пустяковая шутка. Мы хорошо изучили ваш мозг и знаем, как заставить вас повиноваться. Пожалуйста, закройте дверцу. До свидания. - До свидания, ваше высочество! Всегда к вашим услугам! Теперь уже синьоре Мольтени не надо было ничего объяснять. Теперь она бросилась к окну. - Как было бы хорошо, если б такая погода продержалась подольше! - воскликнула она. И погода действительно долгое время стояла отличная - солнце без устали сияло на голубом, безоблачном небе. Между тем известие о том, что космические пришельцы захватили холодильники, обошло все газеты. Люди с интересом пожирали бесконечные статьи, в которых подробно излагались беседы пломбиров - так стали называть захватчиков - с земными учеными, съехавшимися со всех концов планеты. Но больше всего людей, как обычно, интересовали разные "подробности. Они хотели знать, что ел на завтрак принц Пломбир (скромное блюдо из подсахаренного льда), они записывали рецепты, которые синьора Сандрелли получала у своих гостей (рецепты разных сортов мороженого, разумеется, одно лучше другого), и переживали за синьора Мольтени, на которого фирма "Двойной полюс" подала в суд. Так что возле дома на улице Макмагон с утра до вечера в ожидании новостей стояла толпа. - Принц Пломбир получил еще сорок предложений руки и сердца... - Говорят, дочка привратницы тоже влюбилась в него... - У пломбиров, что живут на втором этаже, в четвертой квартире, аллергия от сливочного масла... Когда принц Пломбир согласился выступить с небольшим заявлением по телевидению, весь город с интересом прильнул к экранам, разглядывая его. А потом предложения руки и сердца уже тысячами посыпались со всех пяти континентов. Но принц Пломбир сообщил, что он уже обручен с девушкой, которая живет на его родине и которую зовут Лун-Лун, что означает "ледник в цвету". Наконец небо затянули серые тучи, и метеорологические бюллетени сообщили, что ожидается снег. Пломбиры извлекли свои звездолеты из-под листьев салата, которыми прикрыли их на нижней полке холодильника, и стали готовиться к отлету. Синьор Мольтени очень заволновался. В суде все складывалось не в его пользу. Скоро он опять окажется в трудном положении: или придется платить задолженность, или расставаться с холодильником. Однажды утром он выглянул в окно и увидел, что улицы и крыши домов укрыты снегом. "Все кончено! - решил он. - Пойду хоть первым сообщу эту новость его высочеству". Но принц Пломбир уже знал, что выпал снег. - Вижу, вижу, - сказал он. - У нас своя система наблюдения сквозь двери холодильников. Мы уже собрали снег на балконе, звездолеты готовы к старту. - Итак, прощайте! - невольно вздохнул синьор Мольтени. А про себя добавил: "Прощай и мой холодильник!" - Да нет, - улыбнулся принц Пломбир, словно прочитав его мысли. - Не надо с ним прощаться. Взгляните-ка на это! "Это" был листок, на котором принц Пломбир собственноручно написал огромными буквами - можете себе представить, как это было трудно ему, такому крохотному, - следующее заявление: "Я считаю, мне очень повезло, что мне было оказано гостеприимство в одном из холодильников марки "Двойной полюс". И я со всей ответственностью заявляю, что это лучший холодильник во всей Солнечной системе. Принц Пломбир". - Вот увидите, - продолжал его высочество, - получив такую рекламу, фирма "Двойной полюс" не только не вспомнит о неуплаченных взносах, но и не потребует от вас новых. Можете считать, что холодильник ваш и вам не придется больше платить ни чентезимо! Так и было. Вот почему синьор Мольтени, когда кто-нибудь из его друзей оказывается в затруднительном положении с деньгами, обычно утешает его так: - Не унывай! Марсиане помогут! УЙДУ К КОШКАМ У синьора Антонио, пенсионера, в прошлом начальника железнодорожной станции, была большая семья - сын, невестка, внук Антонио, которого звали просто Нино, и внучка Даниела. Но у него не было никого, кто бы уделял ему хотя бы немножечко внимания. - Помню, - начинал он вспоминать, - когда я был заместителем начальника станции в Поджибонси... - Папа, - перебивал его сын, - дай мне спокойно почитать газету. Меня очень интересует правительственный кризис в Венесуэле. Синьор Антонио обращался к невестке и начинал все сначала: - Помню, когда я был помощником начальника станции в Галларате... - Папа, - прерывала его синьора невестка, - почему бы вам не прогуляться немного? Вы же видите, что я натираю пол "голубым воском, который дает больше блеска". Не больше успеха имел он и у внука Нино. Тому надо было прочитать захватывающий рассказ в картинках "Сатана против дьявола", запрещенный детям до восемнадцати лет (а ему было шестнадцать). Синьор Антонио очень надеялся на внучку, которой позволял иногда надевать свою фуражку начальника станции, чтобы поиграть в железнодорожную катастрофу, в результате которой сорок семь человек погибало и сто двадцать бывало ранено. Но Даниела тоже была занята. - Дедушка, - говорила она ему, - не мешай мне смотреть детскую передачу, она очень познавательна. Даниеле было семь лет, но она очень любила учиться. Синьор Антонио вздохнул. - Да, видно, в этом доме нечего делать пенсионерам, бывшим служащим государственной железной дороги! Вот я обижусь когда-нибудь и уйду. Даю слово. Уйду к кошкам. И действительно однажды утром он вышел из дома, сказав, что идет играть в лото, а сам направился на площадь Арджентина, где среди руин античного Рима нашли себе прибежище тысячи кошек. Он спустился по лестнице, перешагнул через железную перекладину, которая отделяет царство кошек от царства автомобилей, и превратился в кота. И сразу же стал облизывать свои лапы, чтобы не занести в эту новую жизнь пыль с человеческой обуви. Тут подошла какая-то довольно облезлая кошка и принялась внимательно разглядывать его. Разглядывала, разглядывала и наконец сказала: - Извини, но ты не был прежде синьором Антонио? - Не хочу даже вспоминать о нем! Он подал в отставку. - Значит, мне показалось. Знаешь, а я была той учительницей-пенсионеркой, которая жила в доме напротив. Ты, конечно, видел меня. Или, быть может, мою сестру. - Да, я видел вас. Вы всегда ссорились из-за канареек. - Верно! Но мне так надоело ссориться, что я решила уйти к кошкам. Синьор Антонио очень удивился. Он думал, что только ему одному пришла в голову такая хорошая мысль. И вдруг оказалось, что среди всех этих кошек, живущих на площади Арджентина, только половина - настоящие кошки, то есть такие, чьи родители были настоящими котами и кошками. А остальные - это все люди, которые расхотели быть людьми и превратились в котов и кошек. Был тут мусорщик, сбежавший из приюта для престарелых, были одинокие синьоры, которые не ужились со своими служанками, был тут даже судья - еще довольно молодой человек, женатый, имеющий детей, машину, четырехкомнатную квартиру с двумя ванными, и никто не понимал, почему он пришел к кошкам. Однако он не важничал, и когда "кошкины мамы" приносили кульки с рыбьими головами, колбасной кожурой, сырными корочками, макаронами, косточками и куриными потрохами, он брал свою долю и удалялся на самую высокую ступеньку какого-нибудь античного храма. Кошки-кошки не ревновали к кошкам-людям. Они держались с ними совершенно на равных, без всякого высокомерия. Друг другу, однако, они нередко говорили: - А вот нам бы и в голову не пришло стать людьми - при теперешних-то ценах на ветчину! - У нас тут очень славная компания, - сказала синьору Антонио кошка-учительница. - А сегодня вечером у нас лекция по астрономии. Придешь? - Конечно. Ведь астрономия - моя страсть. Помню, когда я был начальником станции в Кастильон дель Лаго, то установил на балконе телескоп с двухсоткратным увеличением и по ночам рассматривал кольца Сатурна, спутники Юпитера, которые выстроились в ряд, словно косточки на счетах, и туманность Андромеды, похожую на запятую. Послушать его рассказ собралось много кошек. В их компании еще никогда не было бывшего начальника станции. А они так много хотели разузнать о железной дороге. Спрашивали, например, почему в туалетах вагонов второго класса никогда нет мыла и так далее. Когда же стемнело и на небе стали хорошо видны звезды, кошка-учительница начала свою лекцию. - Вот, - оказала она, - посмотрите сюда. Это созвездие называется Большая Медведица. А это - Малая Медведица. Повернитесь, как я, и посмотрите направо от башни Арджентина. Это Змееносец. - Ну прямо зоопарк, - заметил кот-мусорщик. - Кроме того, тут есть Козерог, Овен и Баран, а также Скорпион. - Даже? - изумился кто-то. - А вон там созвездие Пса. - Черт возьми! - заволновались кошки-кошки. Больше всех возмущался Рыжий Разбойник, которого так прозвали потому, что он, хоть и был совершенно белый, отличался очень воинственным нравом. Это он-то и спросил вдруг: - А созвездие Кота есть? - Нет, - ответила учительница. - И звезды нет, хотя бы самой маленькой, которая называлась бы Кошка? - Нет. - Выходит, - возмутился Рыжий Разбойник, - дают звезды собакам и свиньям, а нам нет? Хорошенькая история! Раздалось возмущенное мяуканье. Кошка-учительница повысила голос, чтобы оправдать астрономов: они знают, что делают, у каждого своя профессия, и если они решили, что не надо называть Котом даже астероид, значит, у них есть на то свои основания. - Основания, которые не стоят и мышиного хвоста! - отрезал Рыжий Разбойник. - Послушаем, что скажет об этом судья. Кот-судья объяснил, что ушел в отставку как раз для того, чтобы больше никого и ни о чем не судить. Но в данном случае он сделает исключение: - Мое мнение таково: астрономы - негодяи! Раздались оглушительные аплодисменты. Кошка-учительница выразила сожаление, что защищала их, и пообещала пересмотреть свои взгляды на жизнь. Собрание решило организовать демонстрацию протеста. Специальные послания были немедленно отправлены с курьером всему кошачьему населению Рима - и в форумы, и в мясные лавки, и в больницу Сан-Камилло, где под каждым окном сидит по коту в ожидании, не выбросят ли им больные свой ужин, если он окажется невкусным. Послания полетели также котам в Трастевере, бродячим кошкам римских пригородов, а также котам среднего сословия, на случай если они пожелают присоединиться, забыв на время свое изысканное меню, пуховую подушечку и бантик на шее. Встречу назначили в полночь в Колизее. - Великолепно! - оказал кот-синьор Антонио. - Я был в Колизее туристом и просто посетителем, но котом еще никогда не был. Это будет для меня новый волнующий опыт. На следующее утро посмотреть Колизей явились американцы - пешком и в машинах, немцы - в автобусах и старинных фаэтонах, шведы - с кожаными мешками через плечо, жители Абруцци - с тещами, миланцы - с японской кинокамерой. Но никто ничего не смог увидеть, потому что Колизей был оккупирован котами. Заняты все входы и выходы, арена, лестницы, колоннады и арки. Почти не видно было древних камней - повсюду только кошки и кошки, тысячи кошек. По сигналу Рыжего Разбойника появился транспарант (работы учительницы и синьора Антонио), на котором было написано: "Колизей захвачен! Хотим звезду Кот!" Туристы, путешественники и прохожие, которые, остановившись, забыли, что им надо следовать дальше, с восторгом зааплодировали. Поэт Альфонсо Кот произнес речь. Не все поняли, что он хотел сказать, но один только вид его убедил всех, что если поэт может быть Котом, то уж звезда и подавно. Начался большой праздник. Из Колизея отправились коты-посланцы в Париж, Лондон, Нью-Йорк, Пекин, Монтепорцио Катоне. Агитацию решено было проводить в международном масштабе. Предусмотрено было захватить Эйфелеву башню, Биг-Бен, Эмпайр Стейт Билдинг, площадь Небесного Согласия, табачную лавку "Латини" - словом, все самые известные места. Коты и кошки всей планеты обратятся к астрономам со своим призывом на всех языках. И в один прекрасный день, вернее, ночь, созвездие Кот засияет собственным светом. В ожидании новостей римские коты и кошки разошлись по своим "домам". Синьор Антонио и кошка-учительница тоже поспешили на площадь Арджентина, строя по пути новые планы захвата. - Как было бы хорошо, - мечтал он, - если бы вокруг купола святого Петра стояли кошки с поднятыми вверх хвостами! - А что бы ты сказал, - спросила учительница, - если б я предложила занять Олимпийский стадион в тот день, когда там будут играть футбольные команды Рима и Лацио? Синьор Антонио хотел было сказать: "Потрясающе!" - с восклицательным знаком, но не успел произнести и полслова, потому что услышал вдруг, как его зовут. - Дедушка! Дедушка! Кто это? Даниела! Она вышла из школы и узнала дедушку. Синьор Антонио уже приобрел некоторый кошачий опыт и притворился, будто не слышит. Но Даниела настаивала: - Ну что же ты, дедушка! Зачем ты ушел к кошкам? Я уже столько дней ищу тебя повсюду - на суше и на море. Сейчас же возвращайся домой! - Какая славная девочка! - заметила кошка-учительница. - В каком она классе? Наверное, у нее прекрасный почерк? И она хорошо моет руки? И, уж конечно, она не из тех детей, которые пишут на дверях туалета: "Долой учительницу!"? - Нет, она большая умница, - сказал синьор Антонио, немного разволновавшись. - Пойду провожу ее. Посмотрю, чтобы не переходила улицу на красный свет. - Все понятно! - вздохнула кошка-учительница. - Ну что ж, а я пойду посмотрю, как поживает моя сестра. Может быть, у нее начался деформирующий артрит, и она не может сама надеть туфли. - Ну, дедуля, пошли! - приказала Даниела. Люди, слышавшие это, не удивились. Они подумали, что так зовут кота. Что ж тут особенного, ведь есть же коты, которых зовут Бартоломео и Джерундио, что означает деепричастие. Придя домой, кот-синьор Антонио сразу же забрался в любимое кресло и пошевелил ухом в знак приветствия. - Видели? - спросила Даниела, очень довольная. - Это же сам дедушка! - Верно! - подтвердил Ниво. - Дедушка тоже умел двигать ушами. - Ладно, ладно, - сказали несколько смущенные родители. - Ну а теперь за стол! Но лучшие, самые вкусные куски передавали коту-дедушке. Его угощали мясом, сгущенным молоком, печеньем. Его ласкали и целовали. Слушали, как он мурлычет. Просили дать лапку. Чесали за ушком. Сажали на вышитую подушку. Устроили для него туалет с опилками. После обеда дедушка вышел на балкон. В доме напротив он увидел кошку-учительницу, которая поглядывала на канареек. - Ну как? - спросил он ее. - Великолепно! - ответила она. - Сестра обращается со мной лучше, чем с папой римским. - А ты призналась, кто ты? - Ну что я - дурочка! Узнает, так еще упрячет в сумасшедший дом. Она дала мне одеяло нашей бедной мамы, на которое прежде даже смотреть не позволяла. - А я и не знаю, как быть, - признался кот-синьор Антонио. - Даниела хотела бы, чтобы я снова стал дедушкой. Все они очень любят меня. - Ну и глупец! Открыл Америку и бросаешь ее. Смотри, пожалеешь! - Прямо не знаю, - повторил он, - как быть. Готов сдаться. Так хочется закурить... - Однако как же ты думаешь снова превратиться из кота в дедушку? - О, это проще простого! - сказал синьор Антонио. И действительно, он пошел на площадь Арджентина, переступил железную перекладину в обратном направлении, и на месте кота тут же появился пожилой синьор, закуривающий сигарету. Он вернулся домой в некотором волнении. Даниела, увидев его, запрыгала от радости. На балконе дома напротив кошка-учительница приоткрыла один глаз в знак доброго пожелания, но про себя проворчала: "Ну и глупец!" Рядом с ней на балконе стояла ее сестра. Она с нежностью смотрела на кошку и думала: "Не надо слишком привязываться к ней, ведь если она умрет, я буду очень страдать, и у меня начнется аритмия". А потом настал час, когда кошки, живущие на форумах, проснулись и пошли ловить мышей, а кошки с площади Арджентина собрались в ожидании тех добрых женщин, которые приносят им кулечки с лакомством. Коты и кошки, живущие в больнице Сан-Камилло, расположились на клумбах и аллеях, надеясь, что ужин будет невкусным и больные тайком выбросят его за окно. И все эти бродячие коты, которые прежде были людьми, вспоминали, как они когда-то водили автопоезда, работали за токарным станком, печатали на пишущей машинке, были молодыми и влюблялись в красивых девушек. ВСЕ НАЧАЛОСЬ С КРОКОДИЛА Вчера, 23 марта, в 10 часов утра - я был дома один - у входа зазвонил колокольчик. Я открыл дверь и увидел перед собой крокодила. Беглого взгляда было достаточно, чтобы заметить, что поверх обычной пластинчатой кольчуги на пресмыкающемся надет коричневый костюм. Его дополняли белая рубашка в узкую голубую полосочку, черные ботинки, зеленый галстук, темная, недурного фасона шляпа и большие очки в роговой оправе. Других подробностей так, с ходу мне разглядеть не удалось. Не столько потому, что я был ослеплен этим невероятным галстуком, сколько потому, что мои руки сами собой тут же захлопнули дверь и накинули цепочку. Как журналист я привык встречаться с самыми разными людьми, но впервые ко мне явился, и к тому же без всякого предупреждения, крокодил. "Куда только смотрит привратница! - рассердился я. - Мало того, что она позволяет разносчику из булочной пользоваться лифтом, хотя это строжайше и категорически запрещено всеми жильцами, мало того, что целые дни только и делает, что считает, кто сколько раз из соседей чихнул, теперь она еще пропускает в дом животных из зоопарка!" - Синьор! - раздался между тем из-за двери вполне человеческий голос. - Синьор, выслушайте меня! Отбросьте предрассудки и не судите по одежде. - Я принимаю только тех, с кем заранее уславливаюсь о встрече, - твердо заявил я. - Конечно, конечно. Но вы так нужны мне! - Могу себе представить. И все же я бы посоветовал вам выбрать на завтрак какого-нибудь другого жильца. Я слишком тощ, вешу всего пятьдесят семь килограммов, в одежде. А кроме того, имейте в виду, что моя жена очень дорожит нашим персидским ковром. Если вы съедите меня, а затем начнете проливать, как обычно, свои крокодиловы слезы и намочите ковер, вы думаете, моя жена простит вам это? - Синьор! Впустите меня! Я все объясню! За мною гонятся! - Еще бы! Уверен, что служители зоопарка сейчас схватят вас и посадят в бассейн. - Уверяю вас, я не имею никакого отношения к зоопарку! Впрочем, вы и сами должны были бы понять это. Разве вы видели когда-нибудь говорящего крокодила? - Гм... Нет, - вынужден был согласиться я. - То-то! - продолжал крокодил. - Так что успокоились? - При закрытой двери и с заряженным револьвером я всегда чувствую себя совершенно спокойно. Револьвер, по правде говоря, лежал в ящике письменного стола, но мой визитер ведь не мог узнать, что я обманываю его. - Прошу вас, откройте! Мне грозит смертельная опасность! В его голосе прозвучала такая мольба, что я заколебался. - Подождите минуту, - сказали. - О, ради бога, скорее! Я бросился к столу, схватил револьвер, убедился, что он заряжен, и вернулся к двери. - Откройте, а то будет поздно! - А по мне так наоборот - никогда не будет рано, - сердито возразил я, снимая цепочку. Крокодил влетел в квартиру и остановился, тяжело переводя дыхание. Я заметил, что у него была с собой большая кожаная сумка, а когда я увидел, что из кармана пиджака выглядывает фиолетовый платок, то чуть сознания не лишился от такой безвкусицы. - Спасибо, - поблагодарил крокодил, падая на диван и вытирая пот своим ужасным платком. - Клянусь, вы не пожалеете, что помогли мне. Наша компания очень сильна и никогда не забывает оказанные ей услуги. - Так вы не один? - невольно содрогнулся я. - Уж не хотите ли вы сказать, что все нильские крокодилы явились в Италию с моим адресом в кармане? - Я не с Нила, уважаемый синьор. Я прибыл с планеты Дзерба. - Понимаю, понимаю. Вы, значит, своего рода космический крокодил. - Конечно, вам это кажется очень странным. Ведь у вас тут крокодилы влачат жалкое, бессмысленное существование в реках или сидят всю жизнь в зоопарках, ни о чем не беспокоясь. На планете Дзерба, напротив, мы, крокодилы, за многие тысячелетия создали высочайшую цивилизацию. - А люди? - Подобных четвероногих у нас там нет. Планету населяем только мы. - Рад за вас, - сухо произнес я. - Вижу, у вас там выпускают превосходные зеленые галстуки... - Мы выпускаем их всех цветов, - заявил дзербианский крокодил. - Однако я, например, ношу только зеленые. Это цвет моей фирмы. - А, так вы, значит, занимаетесь коммерцией? - Я работаю в фирме "Дзиру", которая выпускает знаменитый стиральный порошок для домашних стиральных машин. Наш девиз: "Где только "Дзиру" применяют, там о грязи забывают!" И на Землю я прилетел в специальную командировку, чтобы изучить возможности сбыта здесь нашей продукции. Командировка - разведка, понимаете? Нужно изучить местные товары, продукцию конкурирующих фирм, цены и так далее. - Теперь я действительно начинаю кое-что понимать, - перебил я. - Очевидно, за вами охотятся представители наших земных фирм, выпускающих стиральные порошки. Наверное, хотят воспользоваться вашим, извините, видом и посадить вас в зоопарк. Да, трудные настали времена, дорогой синьор, трудные! Тяжелая конкурентная борьба идет не на жизнь, а на смерть! - Нет, нет, вы ошибаетесь. Подобной опасности, во всяком случае сейчас, еще нет. Я материализовался, прибыв с планеты Дзерба, всего каких-нибудь полчаса назад, на крыше этого дома. И вы первый землянин, с которым я вступил в контакт. По чистой случайности, должен признаться, не только по крайней необходимости. Опасность исходит для меня совсем с другой стороны - с планеты Морва, что значит мор. Я вскочил с кресла так, словно сел на кнопку. - Неужели еще одна планета, населенная крокодилами? - К сожалению, нет, синьор. Морва населена чудовищными существами. Но самое ужасное, что морвиане тоже выпускают стиральный порошок. Причем он не идет ни в какое сравнение с нашим. Уж мне-то вы можете поверить - я ведь занимаюсь этим делом уже четверть века. И вся беда в том, что морвиане тоже, как говорится, положили глаз на вашу Землю. - Должно быть, мы прославились во Вселенной как страшные грязнули и неряхи, - заметил я. Дзербианец не поддержал мою шутку. Он пояснил, что несколько минут назад едва не попался в лапы двум морвианам. - Если они схватят меня, я исчезну, и Земля, можно сказать, пропадет. - Для вашей фирмы, вы хотите сказать? - Пропадет, пропадет, синьор. Вы, земляне, еще не знаете морвиан! По-плохому или по-хорошему они заставят вас покупать огромное количество их стирального порошка. Ваша экономика придет в упадок. Начнутся голод, нищета, войны и революции. - Забавный вы, однако, тип! - прервал я его. - У нас отличные земные стиральные порошки, их вполне достаточно, и нам вовсе ни к чему, чтобы являлись сюда всякие дзербианские крокодилы или морвианские... Кстати, а какие животные живут на Морве? - Там живут... Требовательный звон колокольчика украл у меня его ответ. - Это они, - прошептал крокодил и в волнении вскочил с дивана. - Ради бога, спрячьте меня! - Но это может быть почтальон или сантехник... - Это они! Я узнаю их по запаху. Ради всего святого, спрячьте меня в какой-нибудь шкаф! - У меня есть предложение получше. Раздевайтесь поскорее, и я посажу вас в ванну. Она как раз наполнена теплой водой, потому что я собирался принять ванну, как делаю это каждое утро. И я скажу, что вы мой личный крокодил. Сейчас многие держат дома крокодилов. Никакие законы не запрещают этого. Ну, давайте живее! Все равно другого выхода нет! Крокодил покраснел. - Мне неудобно... Раздеваться перед незнакомым человеком... - О господи, нашли время думать о таких пустяках! Колокольчик между тем продолжал упорно звенеть. Я затолкнул дзербианца в ванную и постарался притвориться заспанным. Затем открыл дверь и широко зевнул, будто только что проснулся: - Что вам угодно? На лестничной площадке стояли два индюка. Я сразу понял, что это именно индюки, несмотря на красные фраки, в которые они были одеты, и желтые цилиндры, которые они приподняли, приветствуя меня. - Вы, судя по всему, привыкли встречаться с индюками? - не без лукавства спросил один из них. - Я встречаюсь с ними обычно за праздничным столом в новогодний вечер, - ответил я, - при этом они всегда хорошо зажарены, окружены гарниром из картофеля, а в качестве приправы я предпочитаю кремонскую горчицу. - Остроумно, - заметил морвианин, - но неправдоподобно! Впрочем, тот факт, что вы нисколько не удивлены нашим появлением, все сразу упрощает. Совершенно ясно, что вы ждали нас и, значит, все знаете. Ясно также, что коммерческий разведчик фирмы "Дзиру" находится в вашем доме. Выдайте нам его. И без всяких фокусов. Имейте в виду - попытаетесь помешать нам, будете иметь неприятности. - Какие еще неприятности? - спросил я, притворяясь, будто подавляю зевоту. Морвианин номер два, не отвечая на мой вопрос, прошел в прихожую и принялся осматривать квартиру. - Эй, послушайте! - возмутился я. - Кто дал вам право вторгаться в чужой дом? У вас есть ордер на обыск? Морвианин номер один тоже вошел в квартиру, потянул два-три раза носом и решительно направился к ванной. - Кто там? - спросил он, пытаясь открыть дверь, которую осторожный дзербианец закрыл изнутри. - Там купается мой крокодил. К вам это не имеет никакого отношения. - Ваш крокодил, не так ли? Прекрасно. А с каких это пор крокодилы, купаясь, запираются в ванной? - Он всегда так делает. Он не любит, чтобы его беспокоили, когда моется. Это очень скромное, застенчивое существо. Морвианин бросил на меня уничтожающий взгляд своим левым глазом. Затем ткнул клювом в дверь, и та рассыпалась в прах. Если уж быть точным до конца, от нее осталось не больше чайной ложечки дымящегося пепла. - Час от часу не легче! - вскричал я. - Врываются в мой дом, сжигают двери... Да за такие дела полагается каторга! Я бы, наверное, высказал еще множество других соображений, но тут меня сразило совершенно необыкновенное зрелище - удобно устроившись в моей ванне, спокойно тер себе спину розовый слоненок, причем делал это щеткой с длинной ручкой, которую обычно употребляю для этой операции я. Слоненок радостно затрубил в знак приветствия, а затем окатил морвиан из хобота парой ведер мыльной воды. - И это, по-вашему, крокодил? - спросил морвианин номер один, вытирая глаза цилиндром. - Это слон, - пробормотал я, - но зовут его Крокодил. Его могли бы также звать Джумбо, Дум-Дум или Верчинджеторидже... А вам разве не все равно? - Все равно заберем его, - сказал морвианин номер два. - Уж очень это все подозрительно! - Не стоит, - сказал первый. - Нам некогда возиться тут со всякими слонами. Этот проклятый дзербианец все-таки провел нас, но он не мог уйти далеко! - А моя дверь? - возмутился я, следуя за ними к выходу. - Кто мне заплатит за дверь? - Отправьте счет фирме "Дзиру", - ответил морвианин номер один. За подобное внеземное остроумие я готов был задушить его. Расставшись с индюками, я бросился в ванную. Зеркало отразило мое лицо - с открытым от удивления ртом оно выглядело на редкость идиотским. А розовый слоненок исчез. Я вздрогнул, потому что снова зазвонил колокольчик. - Что еще стряслось? - заорал я в совершеннейшем бешенстве. - Меня нет дома ни для крокодилов, ни для индюков, ни для слонов, ни для носорогов! И все же я пошел и открыл дверь. В квартиру влетел дзербианский крокодил. - Извините, - воскликнул он, - я забыл у вас свою сумку! - Постойте! - сказал я, придержав его за рукав. - Вы же должны были сидеть в ванне? - Только этого еще не хватало! - ответил он, передернувшись. - Они поймали бы меня! Я вылез в окно и забрался на крышу. - А розовый слоненок? - Какой еще слоненок? - Ну тот, что сидел в ванне вместо вас и что без разрешения воспользовался моей щеткой! Крокодил упал на пол и забился в рыданиях. - Это конец! - застонал он. - Я не посмею теперь вернуться домой! - Простите, но в чем дело? Объясните наконец. Имею же я право знать, что происходит в моей ванне! - Этот слон - агент с планеты Цокка, он работает на фирму "Песс". Если б вы только знали, какие это негодяи! Они выжидают, пока мы сделаем всю черновую работу, пока отыщем рынки сбыта, подготовим почву, а затем заявляются и продают свой стиральный порошок за полцены, подрывая все наши планы. Крокодил безутешно рыдал. И вдруг я в ужасе заметил, что он льет свои слезы на персидский ковер, которым так дорожит моя жена. - Несчастный! Посмотрите, что вы наделали! Уходите, и чтоб чешуи вашей тут не было больше! Он ушел, утирая слезы своим ужасным фиолетовым платком. Когда он уже спускался по лестнице, я нагнал его и спросил, почему же морвианские индюки не узнали цоккианского слона. - Да потому что он переоделся, разве не понимаете? - Нет, совершенно ничего не понимаю! - Цоккианцы - не слоны. Это леопарды! И только мне одному известны все их трюки. Да что толку! Прощайте, синьор, прощайте. Вот так-то. Потом было опубликовано много разных сообщений по этому поводу, но никто лучше меня не знает истинную причину наших несчастий. Все началось у меня дома, именно так, как я рассказал. Остальное, к сожалению, уже всем известно. Морвиане, дзербианцы и цоккианцы сговорились и поделили между собой нашу планету, так что теперь нашу старушку Землю и не узнать! Дзербианцы получили право на монопольную торговлю в Европе и Африке. Видите, во что они превратили Альпы? И следа не осталось от гор Монблан и Червино. Исчезла и Мармелада. И вместо горного хребта, высоких, укрытых ледниками вершин, вместо прекрасных долин на многие километры растянулась высеченная на остатках альпийского хребта гигантская надпись: "Где только "Дзиру" применяют, там о грязи забывают!" Ночью, подсвеченная гигантскими прожекторами, она хорошо видна с Луны. Ничего не поделаешь - межпланетная реклама! Новинка для нашей Галактики. Морвиане и дзербианцы то же самое сделали с континентами и океанами, которые достались их фирмам. Так что Земля вертится теперь в космическом пространстве простым рекламным шариком. А звезды на небосводе располагаются ночью так, что образуют рекламу крупной фирмы "Дзер-Мо-Цок", которая была создана недавно предпринимателями трех прежде соперничавших планет. Сейчас эта фирма "выбросила" на Землю новую мастику для паркета. Навсегда изуродован прекрасный рисунок Большой Медведицы, расколоты и другие созвездия, разбит на куски Млечный Путь. И всего лишь маленькой деталькой в буквах "и" светятся звезды Арктур, Антарес и Сириус. По всему небосводу без конца повторяется теперь по вечерам все одна и та же назойливая реклама: "Мастика "Билибонц" блестит, как сотня солнц!" МОТТИ И ПАКЕТИК Портрет синьора Корнелиуса Мотти был умным вором. Инспектор Джеронимо всегда говорил это своему помощнику Де Доминичису: - Де Доминичис, знаете, что я вам скажу? - Да, да, слушаю, инспектор. - Этот Мотти не похож на других воров. У него есть воображение, вот что его отличает. Он изобрел больше трюков, чем Гульельмо Маркони [знаменитый итальянский ученый и изобретатель]. Вот я и хотел бы знать, что он теперь задумал. Ведь уже больше года, как он не дает о себе знать - ни разу не попадался. А о Пакетике что-нибудь слышно? - Нет, инспектор. - Вот-вот. А ведь он всегда работает с Мотти. Это его тень. - Интересно, почему Мотти, такой умный, связывается с этим Пакетиком, таким глупым? - Чтобы голова отдыхала. Гению всегда нужен более или менее глупый помощник, чтобы он мог передохнуть, пока тот говорит или слушает. Ведь невозможно все время думать только о чересчур умных вещах. В это время на другом конце города Мотти показывал Пакетику свое новое изобретение. Разница в характерах и способностях отражалась в их именах. Мотти - это настоящее имя, а Пакетик - всего лишь прозвище. Воришка получил его однажды, когда, ограбив ювелирный магазин, вместо того чтобы сунуть добычу в карман и поскорее смыться, принялся упаковывать часы, кольца и драгоценные камни в пакетик и перевязывать его шелковой ленточкой. Так что полиция смогла сразу же без труда задержать его. - Не пройдет и двух месяцев, как благодаря этой штуке мы станем богачами, - сказал Мотти, показывая какой-то аппарат. - Но это, конечно, не фотоаппарат? - спросил Пакетик. - А что же, по-твоему? - Очень похоже, но я бы все-таки не стал утверждать, чтобы не ошибиться. - Можешь утверждать, Пакетик, без всякого опасения. Это действительно фотоаппарат. И сейчас ты увидишь, как он работает. Встань вон там и подумай о чем-нибудь. Пакетик послушно встал в позу и постарался подумать о чем-нибудь умном. К сожалению, на ум ему пришла только колбаса, которую он видел однажды в одном колбасном магазине и которая поразила его своей длиной. Мотти щелкнул затвором, удалился ненадолго в темную комнату, вернулся со снимком и принялся изучать его с помощью лупы. - Наверное, я плохо вышел, - сказал Пакетик. - Интересно, почему у меня на снимках всегда такой глупый вид? - Колбаса зато вышла очень хорошо, - сказал Мотти. - Что? Мотти, не уверяй меня, что с помощью этой машины ты можешь фотографировать мысли! - И все же дело обстоит именно так. Посмотри сам. Пакетик взял лупу, присмотрелся и увидел колбасу. В его голове она тоже была такой длинной, что занимала весь мозг от уха до уха. - Ты просто молодец, Мотти! Тебе хорошо заплатят, если ты запатентуешь эту штуку. - Очнись, Пакетик! Есть другой способ заработать деньги, и побыстрее. Система Мотти оказалась исключительно простой и продуктивной, как, впрочем, и все другие его изобретения. Дня через два в городе начались прямо-таки фантастические кражи. Один богатый человек, который никогда никому не доверял секрет своего сейфа, обнаружил, что тот пуст. И инспектор Джеронимо не нашел ни малейших следов взлома. А по ночам банки, казалось, сами открывались, чтобы пропустить воров. Один старый скупец, который прятал свои деньги на балконе в горшке с геранью и никогда ни одной душе не говорил об этом, чуть не сошел с ума от огорчения, когда горшок исчез. - Это работа Мотти, - сказал инспектор Джеронимо, когда зафиксировали уже двадцатую кражу. - Пойдем-ка навестим его. Пошли он и Де Доминичис. И обнаружили, что Мотти и Пакетик занялись честнейшим делом. Они стали фотографами. Пакетик снимал клиентов в ателье. Мотти ходил по городу и снимал на улицах. - Новый год - новая жизнь! - улыбнулся Пакетик, с поклоном встречая гостей. - Новый год? Но ведь у нас сейчас август! - Никогда не поздно начать честную жизнь, - возразил Мотти, появляясь из темной комнаты с пленкой в руках. Когда полицейские ушли, Мотти подмигнул Пакетику и показал ему свою новую жертву. Он незаметно снял синьора Корнелиуса, самого богатого человека в городе, и в его мыслях можно было легко, как в книге, прочитать, что тот собирается на следующий день уехать в Париж и взять с собой в черной кожаной сумке сто миллионов. Когда он уезжал, Мотти и Пакетик тоже были на вокзале, и сумка исчезла. Сто миллионов это не сто орешков. Мотти и Пакетик разделили их по-братски, закрыли фотоателье и удалились от дел. - Эти двое обвели меня, - проворчал инспектор Джеронимо, узнав об этом. - Нужны, однако, доказательства. Мотти так хитер, что, если мы арестуем его без улик, он может высмеять нас на суде. Давай сначала заглянем к Пакетику. Пошли он и Де Доминичис. Пакетик жил в скромном домике на окраине города. Он принял их в огороде, в домашней одежде, потому что окучивал клубнику. - Мое почтение, инспектор, - радостно улыбнулся он, - приветствую вас, бригадир Де Доминичис. Не хотите ли пройти в дом? А там инспектор Джеронимо увидел над комодом фотографию, вставленную в красивую серебряную рамку. - Это мой дядя Густав, - объяснил Пакетик. - Очень хороший человек! Оставил мне небольшое наследство, поэтому я и бросил дело. - Твой дядя Густав почему-то как две капли воды похож на синьора Корнелиуса, - заметил инспектор. - Ну что вы! Они даже незнакомы. Корнелиус... Надо же! Ах, будь у меня его миллионы... - Кто знает, - заметил инспектор Джеронимо. - Может статься, они именно у тебя. Он снял портрет со стены и просто так, по привычке, словно его интересуют отпечатки пальцев, принялся рассматривать его с помощью лупы, с которой никогда не расставался. Ну и, разумеется, поскольку зрение у него было хорошее, он увидел то, что нужно было. Он увидел в голове синьора Корнелиуса мысль о черной сумке со ста миллионами и даже время отхода поезда. - Вот, значит, что изобрел Мотти! - воскликнул он не без восхищения. Пакетик побледнел и проклял про себя тот день, когда решил выразить признательность синьору Корнелиусу, повесив на стене его портрет - тот самый фотопортрет, который Мотти так советовал сжечь. Мотти и Пакетик оказались в одной камере, что, впрочем, вполне справедливо. Пакетик поначалу со страхом ожидал упреков от своего руководителя. Но Мотти был истинным джентльменом - он никогда не опускался до грубых слов. - Идея Мотти была гениальна, - комментировал позднее инспектор. - Ведь в самом деле большинство людей только и думает, что о своих деньгах, хотя можно думать о стольких других прекрасных вещах, Не так ли, Де Доминичис? - Совершенно с вами согласен, инспектор. Заколдованная пластинка Пакетик был большим любителем современной эстрадной музыки. Он целые дни проводил в магазинах грампластинок и с увлечением слушал там разные песенки. Вечером он возвращался с горящими глазами, возбужденный, и ноги его танцевали сами собой даже в кровати. - Сегодня слушал такую пластинку!.. Чуть с ума не сошел! - рассказывал он Мотти. - Вижу, - отвечал Мотти, отрываясь от рассказа в картинках, который он рассматривал, чтобы пополнить свое образование. - Каким образом, Мотти, дорогой мой? - Ты же знаешь, я хорошо разбираюсь в людях. - И что же ты еще увидел, Мотти, в своем драгоценном Пакетике? - Я заметил, что с некоторых пор ты очень часто употребляешь выражение "сойти с ума". - Это опасно? Может быть, мне следует показаться какому-нибудь врачу или специалисту по грамматике? - Думаю, что выражение "сходить с ума" принесет нам именно то, что нужно. - Нужно, Мотти? Но ведь нам ничего не нужно. У тебя еще гора рассказов в картинках, а у меня - еще двести магазинов грампластинок, в которых надо побывать. - Нужно что-то отложить и на старость, Пакетик. И нам придется самим позаботиться об этом, потому что правительство, к сожалению, пока еще не установило пенсию для воров. - Я не умею думать, Мотти, ты ведь прекрасно знаешь это. Последний раз после того, как я думал, у меня две недели болела голова. Мотти подумал, подумал, а потом недели две что-то делал. Ходил в какие-то лаборатории... Принес домой множество странных приборов... Он забросил рассказы в картинках и читал труды по электронике, от страха перед которыми у Пакетика мурашки пробегали по коже. - Оставь ты все это, Мотти, - советовал он. - У меня голова кружится от одного вида этих книг. Однажды вечером Мотти вернулся домой с квадратным конвертом. - Постой, Мотти, - сказал Пакетик, - на этот раз я точно знаю, что ты купил. Пластинку! - Я не покупал ее. - Но это же пластинка. Как это мило с твоей стороны! Ты знаешь, что я обожаю музыку... - Успокойся, Пакетик. Сядь и послушай. - Хорошо, Мотти, сажусь и слушаю. Он действительно приготовился слушать - сидел весь внимание. А через секунду он уже сходил с ума в диком, безудержном танце - вскакивал на стол, прыгал по стульям, размахивал как безумный руками, тряс головой и издавал такие вопли, что стекла дрожали. - Что такое, Мотти? Что случилось? - удивился он, отирая пот со лба, когда музыка умолкла. - Почему не ставишь пластинку? - Я поставил ее. - Так что же, она беззвучная, что ли? Или это какая-нибудь шутка? - Это заколдованная пластинка, Пакетик. Пластинка, которая сводит с ума. Ты танцевал все время, пока она звучала, но даже не помнишь этого. - А ты? Ты тоже танцевал? Я не видел. Ты все время сидел за столом, Мотти. Мотти вынул из ушей два больших ватных тампона. - У меня было вот это, - объяснил он. - Ради бога, Мотти, объясни мне, что происходит? Что ты изобрел на этот раз? - Пластинку, которая сводит с ума. В буквальном смысле, а не в переносном. Слишком долго было бы объяснять, как я это сделал, какие использовал акустические законы и так далее. Достаточно сказать, что эта пластинка действует на нервную систему. Тот, кто слушает ее, не может не танцевать. И пока танцует, так захвачен танцем, что ничего не замечает. А когда музыка умолкает, тут же обо всем забывает. Пакетик подумал немного, рискуя вызвать головную боль. - Не понимаю, - сказал он затем, - если я ничего не замечаю - какое же это развлечение? Мотти объяснил ему, терпеливо и старательно подбирая самые простые и ясные слова, чтобы Пакетик не очень пострадал от них, в чем состоит развлечение. К концу объяснения Пакетик так широко открыл глаза, что даже не смог закрыть их, и в ту ночь ему пришлось спать и видеть сны с открытыми глазами. Утром Мотти и Пакетик вместе вышли из дома. Выбрали магазин грампластинок, где было особенно много народу. Прежде чем войти, хорошенько заткнули себе уши ватой. - Смотри, Пакетик, горе тебе, если вздумаешь вынуть вату. Забудь свою любовь к музыке. На повестке дня стоят более важные вопросы. - Я скорее отрежу себе уши, чем выну вату, Мотти. На этот раз Пакетик сдержал слово. Он устоял перед всеми соблазнами, не вынул вату и вел себя как настоящий, вполне сложившийся вор, каким он, в сущности, и был. Все прошло великолепно. Мотти попросил у продавца какую-то пластинку, прошел в кабину для прослушивания, поставил на проигрыватель заколдованную пластинку, которую принес с собой, и, не сомневаясь в успехе, распахнул дверь кабины... Стоило музыке зазвучать на весь магазин, как начался конец света. Затанцевали даже продавцы и продавщицы - они прыгали по прилавкам, забирались на самые высокие шкафы и, словно обезьяны, цеплялись за люстры. Покупатели вели себя точно так же. Солидные мужчины, которые пришли в магазин, чтобы купить Девятую симфонию Бетховена в исполнении оркестра под управлением Тосканини, танцевали, как студенты-первокурсники на карнавале. Элегантные дамы средних лет, которые минуту назад еще колебались, не зная, что же выбрать - танго Бьянки или романс Тости, плясали, как девчонки в джинсах на концерте Битлзов. Все буквально сошли с ума. Пакетик, вежливый и спокойный, ходил между танцующими и не упустил никого. - Позвольте! Я только на минуту возьму ваш бумажник. Благодарю, все в порядке. Можете продолжать танец, приятного развлечения! Синьора, будьте добры, вашу сумочку. Спасибо, вы очень любезны! Молодой человек, можно вас на минутку? Мне нужно осмотреть ваши карманы. Вот и все. Вы свободны! Танцуйте, танцуйте! В три минуты он наполнил баул, который принес с собой, бумажниками, дамскими сумочками, кошельками и разной мелочью. Когда же ему показалось, что работа закончена, он подмигнул Мотти и вышел из магазина. А Мотти спокойно дождался, пока пластинка доиграет до конца. Он сиял ее, положил в большой карман, который был у него на подкладке пальто, протиснулся сквозь толпу покупателей, которые уже вернулись в прежнее состояние и совершенно не помнили, что с ними только что было, вернул продавцу пластинку, сказал, что зайдет в другой раз, поблагодарил, попрощался и ушел, насвистывая веселую песенку. Минуту спустя в магазине грампластинок снова начался конец света, только теперь уже совсем другого свойства. Синьор, который решил купить Девятую симфонию, обнаружил, что у него нет бумажника. То же самое произошло и со всеми остальными. - Моя сумочка! - Мои деньги! - У меня все украли! Кассирша упала в обморок - Пакетик не забыл прихватить и всю утреннюю выручку. Комиссар Джеронимо, прибывший на место происшествия по вызову хозяина магазина, ничего не понимал. Карманник может украсть один бумажник, может украсть три. Но каким образом этот вор, который побывал тут, смог обчистить десятки и десятки карманов, да еще так, что этого никто не заметил? - Знаете, мы слушали музыку... - попыталась объяснить одна синьора. - И все были в невероятном экстазе, не так ли? - с иронией подхватил комиссар. - Ну-ка, Де Доминичис, соберите показания. Пока нам не остается ничего другого. Бригадир Де Доминионе составил протокол допроса на двенадцати страницах. У него рука заболела - столько он писал. К великому огорчению, часа через три ему снова пришлось поработать шариковой ручкой - таинственный карманник побывал еще в одном магазине грампластинок. А в это время Мотти и Пакетик в спокойной домашней обстановке составляли опись награбленного. Пакетик разложил на столе в строгом порядке тридцать семь бумажников, двадцать пять сумочек и разные другие емкости для денег: конверты, сложенные вдвое открытки и даже один завязанный узелком платочек. - Находятся же еще люди, которые носят деньги в платочке! - недовольно проворчал он. - Это же просто оскорбление для фирм, которые выпускают кожгалантерею. Интересно... - Что тебе интересно, мой славный Пакетик? - Интересно, у кого я взял этот узелок? Там, во втором магазине, была одна старушка... Совсем седая старушка! Очень похожа - теперь я вспоминаю - на мою бедную маму. Может, она выбирала пластинку для внука, в подарок ко дню рождения. Ай-ай-ай... - Что еще, Пакетик? - А вдруг он болен? - Кто? - Этот мальчик. Тот, которому старушка хотела подарить пластинку. Представляешь, Мотти, а вдруг у него краснуха? И он должен лежать в постели, все время один - ведь детей к нему не пускают. Ты же знаешь, Мотти, что больных краснухой изолируют! Бедный малыш! - Прости, но с чего ты взял, что он болен? - Я чувствую это, Мотти. Мне говорит об этом какой-то голос... Мотти, дорогой, он болен! И его бабушка, совсем седая бабуленька, достала из комода свои сбережения, завязала их в узелок и пошла покупать пластинку, чтобы внуку было не так скучно... И вместо этого... - Пакетик, ты хочешь, чтобы я прослезился? - Нет, Мотти, не надо плакать. Я сам уже плачу, видишь... Не знаю, что со мной творится. Это все из-за платочка. Он напомнил мне мою бедную маму. Мотти, дорогой, а нельзя было бы хотя бы этот платочек... - Что, Пакетик? Объясни же наконец толком, а то действуешь на нервы. - Не сердись, Мотти. Я подумал, что хотя бы раз... Ну что нам стоит отказаться от этой горсти монет в узелке? Там и двух тысяч лир не наберется... - Ладно, Пакетик. Договорились. Завтра утром вернешься в магазин и сделаешь вид, будто нашел этот узелочек на полу. - Ну, а как они узнают, что он принадлежит старушке? Ах, Мотти, Мотти, если б ты мог вернуть его ей. Ты такой умный, Мотти! Ты бы просто осчастливил меня. Пакетик горестно рыдал, вспоминая свою бедную маму, платочек, старушку, краснуху... Мотти пришлось довольно долго думать, чтобы найти способ осушить эти слезы. - Пакетик, - сказал он, поразмыслив. - Что было в магазинах, после того как мы ушли? - По-моему, Мотти, ничего особенного. Вызвали полицию, полиция опросила присутствующих и составила список ограбленных. Вот и все, Мотти, больше ничего, уверяю тебя. - Значит, в полиции есть и адрес старушки. - О господи, Мотти! Ну конечно! - Так вот, если мы вернем только платочек, это вызовет подозрение, и старушка будет иметь неприятности. - О нет, только не это, Мотти! Ни за что на свете! - Тогда нужно вернуть все, Пакетик! И не только во второй, но и в первый магазин. Полиция совсем прекратит следствие, и старушку оставят в покое. Ты ведь знаешь этого несчастного комиссара Джеронимо - дай ему хоть какой-нибудь след, дай ему старушку, даже самую маленькую, и он доведет дело до конца. Ну как, решено? - Решено, Мотти. Ты просто ангел! На следующее утро владельцы обоих магазинов нашли возле дверей узлы с бумажниками, сумочками и тому подобным. С помощью списков, составленных бригадиром Де Доминичисом, быстро отыскали пострадавших и вернули им все, что было украдено. И старушке тоже вернули узелочек, хотя у нее не было никаких внуков - ни больных, ни здоровых, она просто любила музыку и экономила на ужине, чтобы купить пластинку с прелюдиями Шопена. - Поистине загадочный случай, комиссар, - заявил Де Доминичис. Комиссар Джеронимо не ответил. Он подумал, что никогда не угадаешь, что творится в душе человека, даже если этот человек вор, и закрыл дело. КУКЛА НА ТРАНЗИСТОРАХ - Ну и что же? - спросил синьор Фульвио у синьоры Лизы, своей жены, и синьора Ремо, своего шурина. - Что же мы подарим Энрике на Новый год? - Красивый барабан! - с готовностью предложил синьор Ремо. - Что? - Ну да, большой барабан. С палочками, чтобы бить в него! Вам! Бум! Вам! Бум! - Ну что ты, Ремо! - удивилась синьора Лиза, которой он приходился братом. - Такой барабан занимает слишком много места. И потом, что скажет жена мясника?! - Я уверен, - продолжал синьор Ремо, - что Энрике очень понравилась бы пепельница из цветной керамики в виде лошади, а вокруг нее много других маленьких пепельниц, тоже из цветной керамики, только в виде головки сыра качкавала. - Энрика не курит, - строго заметил синьор Фульвио. - Ей всего семь лет. - Ну тогда серебряный череп, - снова нашел выход из положения синьор Ремо. - Или медный ящичек для ящериц, а можно еще открывалку для черепах или пульверизатор для фасоли в виде зонтика... - Ну, что ты, Ремо, - возразила синьора Лиза, - мы же серьезно говорим. - Ладно. Буду серьезен. Два барабана. Один, настроенный на до, другой - на соль. - Я знаю, - перебила его синьора Лиза, - что понравится Энрике! Хорошая электронная кукла на транзисторах, исполняющая множество команд. Знаете, из тех кукол, которые умеют ходить, говорить, петь, записывать телефонные разговоры, ловить стереофонические радиопередачи и ковырять в носу. - Согласен! - заявил синьор Фульвио со всей категоричностью отца семейства. - Ну, а мне все равно. Покупайте что хотите. Я пошел спать, - сказал синьор Ремо. Прошло несколько дней, и наступил Новый год со множеством ярких игрушек, украшающих витрины всех магазинов, со множеством пепельниц в виде маленького флорентийского писца, выставленных повсюду, где только можно, и со множеством волынщиков - подлинных и поддельных, со снегом на альпийских вершинах и туманом в Поданской долине. Новая кукла уже сидела под новогодней елкой и ждала Энрику. Дядя Ремо - это все тот же синьор Ремо, который синьору Фульвио приходится шурином, синьоре Лизе - братом, а для дворника просто счетовод, для продавца в газетном киоске - покупатель, для городского стражника - пешеход, а для Энрики - дядя (как же много разных людей может соединиться в одном человеке!), так вот, этот дядя Ремо с насмешкой посмотрел на куклу. Надобно вам сказать, что потихоньку от всех он очень серьезно изучал колдовство и мог, к примеру, одним только взглядом расколоть мраморную пепельницу. А теперь он прикоснулся к кукле в нескольких местах, передвинул кое-какие транзисторы, снова усмехнулся и ушел в кафе. Тут в комнату вбежала Эврика и испустила радостный крик, который родители с наслаждением подслушали из-за двери. - Какая красивая! Какая чудесная кукла! - в совершеннейшем восторге вскричала Энрика. - Я сейчас же приготовлю тебе завтрак! Она принялась торопливо рыться в углу, где лежали игрушки, отыскала там большие чашки для кофе, блюдца, стаканы, вазочки, бутылочки и так далее и расставила все это на кукольном столике. Затем велела новой кукле пойти на свое место, позвать несколько раз "маму" и "папу", наконец, повязала ей на шею салфетку и собралась кормить ее. Но кукла, едва девочка отвернулась на минутку, хорошим пинком отшвырнула накрытый стол. Блюдца разбились, чашки покатились по полу и, ударившись о батарею, тоже раскололись, и от них остались одни черепки... Тут, разумеется, прибежала синьора Лиза. Она испугалась, что Энрика ударилась или поранилась. Прибежала и, не разобравшись, в чем дело, тут же накричала на дочь, назвав ее "плохой, противной девчонкой", и добавила: - Какая ты нехорошая! Обязательно в Новый год надо что-то натворить. Смотря, будь осторожна, а то заберу у тебя куклу, и ты больше не увидишь ее! И ушла в ванную комнату. А Энрика, оставшись одна, схватила куклу, отшлепала ее как следует, назвала ее "плохой, противной девчонкой" и упрекнула в том, что она устраивает неприятности как раз в Новый год: - Смотри, веди себя хорошо, а то запру в шкаф и не выпущу больше оттуда! - Почему? - спросила кукла. - Потому что ты разбила блюдца. - А я вовсе не хочу играть с ними, - заявила кукла. - Я хочу играть с машинками. - Я тебе покажу машинки! - рассердилась Энрика и шлепнула ее еще разок. Кукла не растерялась и вцепилась ей в волосы. - Ой! Что ты делаешь? Почему бьешь меня? - Законная самозащита, - ответила кукла. - Ты же сама научила меня драться! Ты первая ударила. Я и не знала, как это делается. - Ну ладно, - ответила Энрика, желая сменить тему разговора. - Будем играть в школу! Я буду учительницей, а ты - ученицей. Вот твоя тетрадь. Я вижу, ты сделала в диктанте много ошибок, и я ставлю тебе двойку! - А при чем здесь эта цифра "два"? - При том, разумеется. Так делает в школе учительница. А кто пишет без ошибок, тому она ставит пять. - Почему? - Потому что так учатся! - Ну и насмешила ты меня! - Я?! - А кто же! - ответила кукла. - Ну подумай сама - ты умеешь ездить на велосипеде? - Конечно! - А когда училась и падала с него, тебе кто-нибудь ставил двойку или кол? Энрика в смущении замолчала. А кукла продолжала: - Вот подумай: когда ты только еще училась ходить и вдруг ни с того ни с сего садилась на пол, твоя мама ставила тебе на попку двойку? - Нет... - Но ходить ты все равно научилась? И говорить научилась, и пить, и есть, и пуговицы застегивать, и шнурки завязывать, и зубы чистить, и уши мыть, и открывать и закрывать двери, и звонить по телефону, и включать проигрыватель и телевизор, и спускаться и подниматься по лестнице, и бросать и ловить мяч, и отличать своего дядю от незнакомого человека, собаку от кошки, холодильник от пепельницы, ружье от штопора, сыр пармезан от горгонцолы, правду от лжи, воду от огня. И все это без каких бы то ни было отметок, плохих или хороших. Не так ли? Энрика притворилась, будто не заметила вопросительного знака, и предложила: - Давай я вымою тебе голову! - Ты с ума сошла? В Новый год... - Но я очень люблю мыть куклам голову! - А я очень не люблю, когда мне мыло попадает в глаза! - Ну знаешь! Ты - моя кукла, и я могу делать с тобой что захочу. Ясно? Это "ясно?" было из словаря синьора Фульвио. И синьора Лиза тоже нередко завершала свои разговоры этим выразительным "ясно?". Теперь настала ее, Энрики, очередь заставить уважать свои родительские права. Но кукла, похоже, даже не обратила внимания на это веское слово. Она забралась на самую верхушку елки, разбив по пути несколько цветных лампочек, и стала раскачиваться, как на качелях. Энрика, чтобы не ругаться с нею, отошла к окну. Во дворе мальчишки играли с мячом, катались на самокате, на велосипеде, пускали стрелы из лука, играли в кегли. - Почему не пойдешь во двор поиграть с ребятами? - спросила кукла, засунув палец в нос, чтобы подчеркнуть свою независимость. - Там одни мальчишки, - ответила Энрика. - Они играют в мальчишеские игры. А девочки должны играть в куклы. Они должны учиться быть хорошими мамами и хозяйками, должны уметь накрывать на стол, стирать, чистить обувь для всей семьи. Моя мама всегда чистит ботинки папе. И сверху и снизу. - Бедняжка! - Кто? - Твой папа! У него, значит, нет рук... Энрика решила, что настал самый подходящий момент дать кукле пару хороших пощечин. Чтобы добраться до нее, надо было залезть на елку. Ну а елка, разумеется, не растерялась и тут же воспользовалась случаем, чтобы свалиться на пол. Вдребезги разбились лампочки и стеклянные игрушки - ужас! А кукла оказалась под столом и решила, что в этой ситуации лучше всего захныкать. Однако она первая забеспокоилась и бросилась к Энрике: - Ты не ушиблась? - Я не хочу с тобой разговаривать! - заявила Энрика. - Это ты во всем виновата! Ты невоспитанная кукла. Уходи! Ты не нужна мне больше! - Наконец-то! - воскликнула кукла. - Теперь-то ты наконец поиграешь с машинками! - И не подумаю! - возразила Энрика. - Возьму свою старую тряпичную куклу и буду играть с ней. - Ах, вот как! - вскричала новая кукла. Она осмотрелась, нашла тряпичную куклу, схватила ее и вышвырнула в окно - сквозь стекла, даже не открывая его. - Я буду играть с моим плюшевым мишкой! - заявила Энрика. Новая кукла отыскала плюшевого мишку и забросила его в мусорный бак. Энрика расплакалась. Родители услышали ее плач и прибежали как раз вовремя, чтобы увидеть, что новая кукла завладела ножницами и напропалую кромсает наряды из кукольного гардероба. - Что это за безобразие! - вскричал синьор Фульвио. - Ох я несчастная! - вскричала синьора Лиза. - Думала, что купила куклу, а оказывается, принесла в дом ведьму! Папа и мама бросились к маленькой Энрике, подхватили ее на руки, стали ласкать, жалеть, целовать. - Паф! - сказала кукла с самого верха шкафа, куда она забралась, чтобы подрезать свои волосы, которые, по ее мнению, были слишком длинными. - Ты слышала? - испугался синьор Фульвио. - Она сказала "паф!" Этому ее мог научить только твой брат! Синьор Ремо появился в дверях, словно его кто-то позвал. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что происходит. Кукла подмигнула ему. - Что случилось? - спросил дядя, притворившись, будто с неба свалился. - Она не хочет быть куклой, - захныкала бедная Энрика. - Бог знает что о себе возомнила! - Я хочу пойти во двор и играть в кегли! - заявила кукла, посыпая сверху пряди волос. - Я хочу барабан! Хочу в лес, на луг, в горы! Хочу кататься на самокате! Хочу стать физиком-атомщиком, железнодорожницей, педиатром. И еще сантехником! И если у меня будет дочь, я пошлю ее в спортивный лагерь. И если она вздумает мне сказать: "Мама, я хочу быть домашней хозяйкой, как ты, и чистить обувь своему мужу. Сверху и снизу", - я отправлю ее в наказание в бассейн, а затем поведу в театр. - Да она с ума сошла! - сказал синьор Фульвио. - Наверное, у нее испортился какой-нибудь транзистор. - Ну-ка, Ремо, - попросила синьора Лиза, - взгляни, в чем там дело. Ты ведь разбираешься в этом. Синьор Ремо не заставил себя долго упрашивать. И кукла тоже. Она прыгнула ему на голову и стала делать сальто-мортале. Синьор Ремо прикоснулся к кукле в нескольких местах, что-то повернул, что-то подкрутил, и кукла превратилась в микроскоп. - Ты ошибся, - заметила синьора Лиза. Синьор Ремо снова что-то подкрутил. Кукла превратилась, в диапроектор, потом в телескоп, в роликовые коньки, в стол для игры в пинг-понг... - Но что ты делаешь? - удивился синьор Фульвио. - Ты сейчас совсем испортишь ее! И где ты видел куклу, которая походила бы на стол? Синьор Ремо вздохнул и еще что-то покрутил. Кукла опять стала нормальной говорящей куклой с длинными волосами. - Мама, - сказала она на этот раз кукольным голосом, - я хочу устроить стирку. - О, наконец-то! - воскликнула синьора Лиза. - Вот это другой разговор. Ну-ка, Энрика, поиграй со своей куклой. Еще успеешь провести хорошую стирку до обеда. Но Энрика, на глазах у которой происходили все эти превращения, похоже, была в чем-то не уверена. Она посмотрела на куклу, на дядю Ремо, на родителей и наконец с глубоким вздохом произнесла: - Нет, я хочу пойти во двор и играть там с ребятами в кегли. И может быть, даже стану делать сальто-мортале. ЗЕЛЕНОЕ ЯЙЦО Старый Омобоно жил в маленьком домике на окраине села совсем один. Жена его давно умерла, а детей у него не было. Так что компанию ему составляли куры в курятнике, боров в свинарнике да осел в хлеву. Осел помогал обрабатывать землю. Боров ни в чем не помогал. Однако Омобоно знал, что кормит его не напрасно, - рано или поздно он обернется ветчиной, колбасой и сосисками. Ну а куры несли ему яйца. И вот однажды утром Омобоно сходил в курятник за свежими яйцами и, вернувшись в дом, вдруг обнаружил в корзине среди белых яиц одно зеленое. - Такого я еще никогда не видел, - проворчал он. Старики, известное дело, нередко разговаривают сами с собой вслух. - Зеленое яйцо! Готов спорить, что его снесла Пимпа. Эта курица уже давно стала какой-то странной, будто кто-то запугал ее. Зеленое яйцо! Прямо хоть пиши об этом в газету! Он взял яйцо и поднес к уху. - Надо же! Вот так новости! Яйцо, а гудит, как машина. Словно там мотор вместо желтка. Старик положил белые яйца в буфет, а зеленое - на стол и принялся разглядывать его. Гула вроде не было, но стоило Омобоно приложить яйцо к уху, как он снова слышал его. Тогда Омобоно взял ложечку, осторожно разбил скорлупу и отколупнул два или три кусочка, чтобы заглянуть внутрь, но испугался и положил яйцо на стол. И тут из отверстия в скорлупе вдруг один за другим начали выскакивать крохотные, ростом не больше ногтя, человечки. Омобоно насчитал сначала десять человечков, потом еще десять и еще... И каждый что-то нес на спине или тащил за собой на невидимой веревочке, только непонятно было, что именно. В одно мгновение человечки разбежались во все стороны. Кто спешил сюда, кто - туда. Некоторые как будто что-то забивали молоточками, другие пилили. А все вместе - работали дружно, быстро, старательно и совершенно бесшумно. Но когда Омобоно наклонился к столу и прислушался, ему показалось, что он слышит удары топора, скрип, скрежет и даже чьи-то повелительные голоса. "Это, наверное, какие-нибудь начальники", - решил Омобоно. А минут