Сборник зарубежной фантастики Перевели с англ: © Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru), С. Мануков, А. Пахотин Мюриел Спарк. Член семьи --------------------------------------------------------------------- © Мюриел Спарк © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- -- Тебе надо бы прийти к нам и познакомиться с моей матерью, -- неожиданно сказал Ричард под Рождество. Труди уже давным-давно ждала этого приглашения, но все равно удивилась. -- Надеюсь, встреча с ней доставит тебе удовольствие, -- доба- вил Ричард. -- Во всяком случае, мать с нетерпением ждет тебя. -- Разве она обо мне знает? -- Конечно, -- ответил Ричард. -- О! -- Только не надо волноваться, -- посоветовал Ричард. -- Она очень милая и со всеми ладит. -- Да, это наверняка так и есть. Конечно, я очень хотела бы... -- Приходи на воскресное чаепитие, -- заключил он. Они встретились прошлым летом в Блейлахе -- одном из самых невзрачных приозерных городков южной Австрии. Труди отдыхала там со своей подругой по имени Гвен, которая в Лондоне снимала тесную ко- мнатку в гостинице "Кенсингтон", как раз над номером Труди. В отличие от последней, Гвен умела объясняться по-немецки. -- Я и не думала, что здесь может быть так дождливо, -- сказала Труди на третий день их отпуска, стоя перед закрытым двустворчатым окном и печально глядя на лениво стекающие по стеклу струйки воды. -- Совсем как в Уэльсе. -- Вчера ты говорила то же самое, -- с усмешкой ответила Гвен. -- А ведь погода была ясная. Тем не менее, ты заявила, что все это точ- но как в Уэльсе. -- Да, но и вчера чуточку моросило. -- Но когда ты сказала, что все это точно как в Уэльсе, как раз све- тило солнце. Конечно, отчасти ты права... -- В гораздо большей степени, чем ты думаешь. И все же я не представляла, что здесь может быть так сыро... -- Труди осеклась, услы- шав, как Гвен вполголоса считает до двадцати. -- Я понимаю, что ты приехала попытать счастья, -- наконец ска- зала Гвен. -- Но, боюсь, это не лучшее твое лето. Шум дождя усилился как бы в подтверждение ее слов. "Уж лучше захлопнуть ставни", -- подумала Труди. -- Может, мы сглупили, и надо было поехать в более дорогое мес- течко? -- Между прочим, дождь поливает и дорогие местечки. С равным успехом он поливает и достойные, и убогие местечки в этом мире. То же, кстати, касается и людей. Гвен стукнуло тридцать пять. Она была школьной учительницей. И ее костюм, и прическа, и даже карандашик губной помады -- от них вея- ло такой чопорностью, что Труди, по-прежнему стоявшую у окна в тоск- ливом созерцании дождя, вдруг осенило: Гвен уже оставила всякие на- дежды на замужество. -- То же касается и людей, -- задумчиво повторила Гвен. Но на другой день установилась хорошая погода. Подружки купа- лись в озере, потом сидели под оранжево-белым навесом на террасе гостиницы, потягивали яблочный сок и любовались сияющими непо- рочной белизной вершинами. Потом гуляли: Гвен -- в своих небесно-голубых шортах, Труди -- в пышном летнем костюме. По набережной слонялись туристы со всего света: грузные, прилично одетые немецкие матроны, сопровождаемые степенными мужьями и невозмутимыми де- тьми, тощие англичанки с непременным перманентом, резвые балаболы французы. -- Нет, я обязательно, обязательно должна заняться своим разго- ворником, -- сказала Труди. У нее было предчувствие: если она научится обходиться без посредничества Гвен, которая все же стесняла свободу, то ей больше повезет. -- Ты полагаешь, что тогда повысится вероятность встретить кого- нибудь? -- Гвен как будто подтверждала ее мысли, и Труди чуть вздрог- нула. -- О, и совсем не за этим. Я намерена просто отдыхать. Я не... -- Боже, Ричард! Труди вздрогнула еще раз, а Гвен уже болтала по-английски с муж- чиной, который, со всей очевидностью, не сопровождал ни жену, ни тету- шку, ни сестрицу. Он мило чмокнул Гвен в щеку. Гвен со смехом отплати- ла ему той же монетой. -- Замечательно, замечательно, -- проговорил Ричард. Он был чуть выше Гвен, темноволосый, с тонкими пегими усиками, широкогрудый. -- Как это тебя сюда занесло? -- спрашивал он у Гвен, с любопыт- ством косясь на Труди. -- Вот уж не чаял встретить здесь знакомых, да еще из Лондона... Он остановился в гостинице на противоположном берегу. В тече- ние последующих двух недель Ричард каждый день переплывал озеро на лодке, чтобы ровно в десять утра встретиться с соотечественницами, и иногда оставался до самого вечера. Труди была очарована Ричардом и с некоторым трудом верила в приятельское безразличие к нему Гвен. Правда, как ей стало известно, они работали в оджной школе и ежеднев- но виделись там. А это обстоятельство, по мнению Труди, служило дос- таточно веским основанием для стойкого равнодушия. В один из дней Гвен укатила по каким-то своим делам и оставила их вдвоем. -- Между прочим, тут отдыхают только самые утонченные цените- ли, -- заявил Ричард. -- Давай-ка пройдемся и осмотрим городок. Труди восторженно разглядывала отслаивающиеся пласты штука- турки на стенах маленьких домиков, обсаженные цветами старые балко-ны, луковки славянских церквей -- теперь все это и впрямь казалось ей красивым и притягательным. -- Здесь живут не только австрийцы? -- спросила она. -- Нет. Хватает и немцев, и французов. Это местечко многих прив- лекает красотой и тишиной. Исполненный уважения взгляд Ричарда то и дело останавливался на молодых шумливых обитателях спортивного лагеря, разбивших свои палатки на лугу у озера. Все они были долговязые, резвые, носили сво- бодные и короткие одеяния. Юноши и девушки возились и визжали, как ягнята, хотя и сохраняли при этом известное достоинство. -- О чем у них идет речь? -- полюбопытствовала Труди, когда они проходили мимо одной особенно веселой компании. -- О последних мотогонках, в которых они якобы участвовали. -- Разве они мотогонщики? -- Нет. Гонок, о которых они говорят, вообще никогда не было. Ну и что с того? Иногда, например, они рассуждают о киносъемках, которых тоже никто не проводил. Потому-то они и смеются. -- Не ахти как забавно, право слово. -- Они из разных стран, так что их юмор сводится к шуткам, кото- рые понятны всем без исключения. Вот они и болтают о вымышленных мотогонках. Труди хихикнула, чтобы не показаться пресным сухарем, и пытливо взглянула на своего спутника. Как-то раз Ричард обронил, что ему уже тридцать пять лет, и Труди сочла это вполне вероятным. -- А мне почти двадцать два, -- сказала она. Ричард метнул на нее взгляд и быстро отвел глаза, потом вдруг снова пристально посмот- рел и взял Труди за руку. А все потому, как он объяснил ей впоследст- вии, что эти дивные слова были почти равноценны предложению любви. Любовь и началась -- в тот же день после обеда, посреди озера, когда они сбросили обувь и принялись раскачивать лодку. Труди визжала и да- леко откидывалась назад, плотно прижимая свои голые ступни к босым ногам Ричарда. -- Боже, как чудесно я провела время с Ричардом, -- говорила она Гвен, когда они под вечер встретились в номере. -- Странно, но я всегда нравлюсь зрелым мужчинам. Гвен села на кровать и смерила Труди удивленным взглядом. -- Ричард ненамного старше тебя, -- сказала она. -- Э... ну, я чуток скостила себе годы, -- Труди усмехнулась. -- Ду- маешь, зря? -- И сколько же ты "скостила"? -- Э... ну... э... семь лет. -- Очень смело с твоей стороны, -- пробормотала Гвен. -- А тебе не кажется, что ты немножко злючка? -- Нет. Я хотела сказать, что твердить одну и ту же ложь снова и снова можно лишь при наличии известной смелости. Некоторым женщи- нам это наскучивает. -- О, я совсем не такая искушенная и опытная, как тебе кажется. -- Оно и верно: большой пользы из своего житейского опыта ты не извлекаешь, -- рассудила Гвен. -- Но неужели самая удачная женская тактика сводится к тому, чтобы вечно оставаться двадцатилетней? -- Ты просто заревновала, -- сухо сказала Труди. -- Вот и рассуж- даешь как дамочка не первой молодости. Во всяком случае, не это наде- ялась я от тебя услышать. В последний день отпуска Ричард пригласил Труди на лодочную прогулку. В озере отражалось низкое серое небо. -- А здорово похоже на Виндермер, правда? -- спросил он. Труди сроду не видела Виндермера, но согласилась, что очень, и посмотрела на Ричарда сияющими глазами двадцатилетней девушки. -- Порой это местечко напоминает мне Йоркшир, -- сказал Ричард. -- Правда, только в пасмурные дни. А вон там, где горы, -- ни дать ни взять Уэльс. -- Именно это я тогда и сказала! -- обрадованно воскликнула Тру- ди. -- Я сказала: Уэльс! Я сказала: это точно как Уэльс. А Гвен тотчас же стала спорить. Ты знаешь, она так стара душой, так заскорузла, да еще и школьная учительница... Кстати, ты давно с ней знаком? -- Несколько лет, -- ответил Ричард. -- Гвен очень славная и большой друг моей матери. Можно сказать, едва ли не член семьи. Поначалу Труди хотела съехать со своей лондонской квартирки в другое место, но потом похерила эту затею, поскольку ей все-таки неохо- та было покидать Гвен. Та каждый день видела Ричарда в школе и хоро- шо знала его мать. Кроме того, продолжительное знакомство Гвен с Ри- чардом помогало Труди заполнить пробел в сведениях о том отрезке его жизни, о котором она не имела ни малейшего представления и который, естественно, весьма и весьма интриговал ее. Она часто вбегала в комнату Гвен со своими наивными вопросами влюбленной девушки-подростка: "Гвен, как ты считаешь, если он дожи- дался меня у конторы и довез до дома, а потом назначил свидание на семь часов и еще пригласил вместе провести выходные... Что это зна- чит, по-твоему?" -- Он звал тебя к себе домой, чтобы представить матери? -- безо всякого воодушевления осведомилась Гвен. -- Нет, еще нет. О, ты полагаешь, он пригласит? -- Да, я так думаю. Рано или поздно он это сделает. -- Нет, ты правда так думаешь? -- Труди с девической порывисто- стью обняла Гвен. -- Когда приезжает твой отец? -- слегка отстранившись, тихо спросила та. -- Нескоро, если вообще приедет. Сейчас он не может покинуть Лестер и вдобавок ненавидит Лондон. -- Ты должна вызвать его. А с Ричардом поговорить и решитель- но выяснить его намерения. Девушкам твоего возраста необходима за-щита. Труди то и дело расспрашивала Гвен о Ричарде и его матушке. -- Они состоятельные люди? Что у них за дом? Почему Ричард до сих пор не женат? Его мать, она избалованная женщина? -- Люси просто чудесная, -- отвечала Гвен. -- О, ты называешь ее Люси! Наверное, вы с ней очень близки? -- Да, я почти член их семьи, -- говорила Гвен. -- Ричард часто упоминает об этом. Ты бываешь там каждое воск- ресенье? -- За редкими исключениями, -- говорила Гвен. -- Иногда у них и впрямь бывает весело, а порой просто видишь свежие лица. -- Почему же он не зовет меня знакомиться с матерью? -- воскли- цала Труди. -- Будь жива моя матушка и живи она здесь, в Лондоне, я бы уж, конечно, пригласила его домой, чтобы представить ей. -- Неужели это так важно?! -- Но ведь это был бы вполне определенный шаг... Мне все же хочется знать, что я для него значу. В конце концов, мы оба влюблены, и мы свободны. А то я порой начинаю думать, что у него в отношении меня вообще нет серьезных намерений. Но если он пригласит меня познакомиться со своей матерью, это будет вполне определенный шаг, правда? -- Да, да, конечно, -- отвечала Гвен. -- Я даже чувствую, что не смогу позвонить ему домой, пока не встречусь с его матерью. Я бы стеснялась говорить по телефону. Я дол- жна сначала познакомиться с ней. Это уже превращается в какую-то на- вязчивую идею. -- Воистину так, -- подтвердила Гвен. -- А почему бы тебе не ска- зать ему: Ричард, я хочу познакомиться с твоей матерью? -- Ну что ты, Гвен, есть вещи, которые девушка не может себе поз- волить. -- Девушка -- нет, но женщина-то может... -- Опять ты цепляешься к моему возрасту! Я же говорила, что ощущаю себя двадцатилетней. Я осознаю себя двадцатилетней. Я -- двадцатилетняя во всем, что касается Ричарда. Впрочем, я и не думала, что ты сумеешь мне чем-нибудь помочь. В конце концов, ты сама никогда не имела успеха у мужчин, так ведь? -- Нет, не имела, -- ответила Гвен. -- Я с самого рождения была ужасно старой. -- А я думаю, что, если хочешь иметь успех у мужчин, надо изо всех сил цепляться за молодость. -- Мне кажется, мало проку в том, чтобы осуждать состояние, в ко- тором пребываешь по не зависящим от тебя причинам, -- рассудила Гвен. Труди расплакалась и убежала к себе, но спустя полчаса вернулась, чтобы задать Гвен еще несколько вопросов о матери Ричар- да. Теперь она вообще редко покидала Гвен -- разве что, когда уходила гулять с возлюбленным. Она уже потеряла всякую надежду и стала подумывать, что надое- ла Ричарду, как вдруг под Рождество он сказал: -- Тебе надо бы прийти к нам и познакомиться с моей матерью. Надеюсь, встреча с ней доставит тебе удовольствие. Во всяком случае, мать с нетерпением ждет тебя. -- Разве она обо мне знает? -- Конечно. -- О! -- Наконец-то свершилось! Все чудесно! -- воскликнула Труди, вбегая к Гвен и едва переводя дыхание. -- Он пригласил тебя домой, чтобы познакомить со своей матерью, -- полуутвердительно спросила та, не отрываясь от тетрадок. -- Но это очень важно для меня, Гвен! -- Оно понятно... -- Я собираюсь пойти в воскресенье к обеду, -- сообщила Труди. -- Ты будешь там? -- Не раньше ужина. -- Все это так много значит для меня, Гвен. -- Это начало, -- сказала Гвен. -- Начало положено. -- О, я убеждена в этом... Ричард заехал за ней в четыре часа. Он выглядел озабоченным и, вопреки обыкновению, не распахнул для Труди дверцу машины, а только чуть подвинулся и подождал, пока она сядет рядом. Труди решила, что он, вероятно, нервничает в преддверии ее первого знакомства с матерью. Миссис Ситон оказалась рослой, чуть сутуловатой женщиной с редкими серебристо-белыми волосами и большими светлыми глазами. -- Я надеюсь, вы будете звать меня Люси, -- сказала она. -- Вы курите? -- Я? Нет, что вы! -- поспешно ответила Труди. -- Зря. Успокаивает нервы, -- сообщила миссис Ситон. -- Вероят- но, пока у вас нет в этом необходимости. Не припекло еще. -- Но ведь... -- недоуменно пробормотала Труди. -- Ах, какая пре- красная комната, миссис Ситон! -- Люси, -- поправила хозяйка. -- Люси, -- едва слышно повторила Труди, очень смущаясь и робко поглядывая на Ричарда. Но он пил чай и смотрел в окно, как будто пытался определить, когда же, наконец, распогодится. -- Ричард должен отлучиться и будет к ужину, -- сказала миссис Ситон, небрежно разминая сигарету. -- Не забывай наблюдать часы, счастливец, ты слышишь? А Труди, я надеюсь, останется пока со мной. Уверена, нам найдется, о чем поговорить. -- Она посмотрела на Труди и едва заметно подмигнула -- будто бабочка взмахнула крылом. Труди приняла приглашение с заговорщицким кивком и изящно откинулась в кресле. Она ожидала, что Ричард сообщит, куда намерен отправиться, но он неотрывно смотрел в окно, отбивая пальцами нестройную дробь по обшивке дорогого кресла. -- По воскресеньям Ричард всегда гуляет, -- со вздохом заметила его мать, как только он вышел. -- Да, да, я знаю, -- сказала Труди так, что сразу стало понятно, кто составляет ему компанию на воскресных прогулках. -- Я полагаю, вам хотелось бы знать о Ричарде все, -- произнесла миссис Ситон таинственным шепотом, хотя поблизости никого не было. При этом она тихонько и гнусавенько засмеялась и подняла плечи так высоко, что едва не коснулась ими ушей. Труди неумело скопировала ее жест и придвинулась поближе. -- О, да, миссис Ситон, -- сказала она. -- Люси! Вы должны называть меня Люси, я же говорила. Я хочу, чтобы мы с вами стали настоящими друзьями и чтобы вы чувствовали себя у нас прямо-таки членом семьи. Хотите осмотреться в доме? Она повела Труди наверх и показала свою пышную спальню, одна стена которой была сплошь зеркальной, так что все предметы в комнате, в том числе и фотографии Ричарда и его отца на ночном столике странно раздваивались. -- Это Ричард на пони. Он обожал своего пони. Мы тогда жили в деревне. А вот отец Ричарда в самом конце войны. Что вы тогда дела- ли, милая? -- Училась в школе, -- со всем возможным простодушием ответила Труди. -- Боже мой, как я ошиблась, -- сказала миссис Ситон, задумчи- во глядя на нее. -- Я-то думала, вы ровесница Ричарда и Гвен. Гвен так мила. А вот Ричард-выпускник. До сих пор не могу понять, почему он по- шел в школьные учителя. Впрочем, о нем хорошо отзываются. Все, кро- ме Гвен. Вам нравится Гвен? -- Гвен гораздо старше меня, -- невпопад ответила Труди, расстроенная предположениями миссис Ситон относительно своего возраста. -- Она должна вот-вот объявиться. Гвен всегда приходит к ужину. А теперь я покажу вам другие комнаты и логово Ричарда. На пороге комнаты Ричарда его мать на миг замешкалась и, зачем-то прижав палец к губам, оставила дверь открытой. По сравнению с другими комнатами эта оказалась темной, неопрятной, похожей на спальню школьника. Пижамные штаны Ричарда валялись на полу рядом с кроватью, на том самом месте, где он из них вылез. Подобное зрелище было уже знакомо Труди по их с Ричардом посещениям гостиниц в долине Темзы. -- Ах, как неопрятно, -- сказала мать Ричарда, удрученно качая головой. -- Когда-нибудь он разведет тут мышей. К ужину пришла Гвен и повела себя совершенно как дома: сразу отправилась на кухню делать салат. Миссис Ситон нарезала ломтиками холодное мясо, а Труди отиралась поблизости, прислушиваясь к их беседе, свидетельствовавшей о долгих и довольно тесных отношениях. Было заметно, что мать Ричарда заискивает перед Гвен. --...Нет, дорогая, сегодня ее не будет. -- А Джоанна? -- Видишь ли, поскольку это первый визит Труди, едва ли она приедет. -- Помоги-ка мне сервировать стол, -- позвала Гвен Труди. -- Вот здесь ножи и вилки. За ужином миссис Ситон сказала: -- Как-то странно и необычно, что за столом нас только трое. Обычно по воскресеньям у нас так весело. На следующей неделе, Труди, вы должны непременно прийти и перезнакомиться со всеми нашими, не правда ли, Гвен? -- О, да, -- согласилась Гвен. -- Непременно. -- Ричард припозднится и едва ли сможет проводить вас домой. Несносный мальчишка, о чем он только думает? -- сказала мать Ричарда. По пути к автобусной остановке Гвен спросила: -- Ну, как, теперь ты довольна, что встретилась с Люси? -- Вроде да. Но Ричард мог бы и остаться. Тогда было бы совсем здорово. Полагаю, он хотел, чтобы я самостоятельно с ней пообщалась. Но вообще-то я очень нуждалась в поддержке. Должно быть, он не думал, что ты будешь к ужину. Наверное, считал, что мы с его мате- рью проговорим целый вечер. -- По воскресеньям я всегда ужинаю у Люси, -- сказала Гвен, пожимая плечами. На следующей неделе Труди виделась с Ричардом всего один-единственный раз в кафе, и то очень недолго. -- Экзамены, -- извинился он. -- Я очень занят, дорогая. -- Экзамены под Рождество? Мне казалось, они уже прошли. -- Подготовка отчета, -- поправился он. -- Уйма работы. Он отвез Труди домой, чмокнул в щеку и уехал. Глядя вслед машине, она вдруг почувствовала, что ненавидит его усики. Но тотчас же одернула себя и решила, что еще слишком юна, чтобы обсуждать таких мужчин, как Ричард. Он заехал за ней в четыре пополудни в воскресенье. И объявил: -- Матушка жаждет видеть тебя и надеется, что ты останешься у нас до ужина. -- Но ты никуда не уйдешь, Ричард? -- Нет, сегодня нет. Однако ему все же пришлось отправиться на какую-то встречу, о которой мать напомнила сыну тотчас же после обеда. Труди рассматривала альбом с фотографиями, затем слушала пространные рассказы о том, как миссис Ситон познакомилась с отцом Ричарда в Швейцарии и что он носил в те времена. В половине седьмого начался ужин. Присутствовало трое дам, включая Гвен. Одна, ее звали Грейс, была довольно смазлива, с ее личика не сходила удивленная мина. Другая, по имени Айрис, выглядела аж лет на сорок. У нее была подчеркнуто грубоватая повадка. -- И где же его носит, нашего свинтуса Ричарда? -- спросила она. -- Откуда мне знать, -- со вздохом сказала мать Ричарда. -- Раз- ве могу я у него спрашивать? -- Не судите его строго. Он много работал на этой неделе, наш непревзойденный милый учитель, -- сказала Грейс со своей удивленной гримаской. -- Весьма посредственный, должна вам заметить, -- вставила Гвен. -- А мне кажется, -- заспорила Грейс, -- что в школе он просто великолепен. -- Этот шекспировский тип действительно бывает великолепен, но только в самом конце весеннего семестра, перед отпуском, -- проворчала Айрис. -- Жму ему за это лапу, старому свинтусу. -- Замечательно, Айрис, -- воскликнула мать свинтуса. -- Ты тоже должна признать, Гвен... -- Очень дурной актеришко, если уж поминать Шекспира, -- отре- зала Гвен. -- Возможно, ты и права, но ведь его ученики -- всего лишь дети. Для них достаточно и тех способностей, которыми он наделен, -- печаль- но промолвила миссис Ситон. -- Я обожаю Ричарда, -- сказала Грейс, -- когда он напускает на себя такой деловой, такой важный вид. -- О да, -- согласилась Айрис. -- Ричард просто прелесть, когда начинает корчить из себя важную особу. -- Да, да, это так, -- с благоговейным обожанием сказала его мать. -- Знаете, это было в самом начале его учительской карьеры, однажды он... Когда все расходились, миссис Ситон сказала Труди: -- Вы придете на следующей неделе, не правда ли? Я хочу, чтобы вы чувствовали себя здесь совсем своей. Будут еще двое подруг Ричарда, я хочу, чтобы вы и с ними познакомились. Старые добрые друзья... По дороге к автобусной остановке Труди спросила Гвен: -- Ты не находишь, что это как-то глупо -- бывать у миссис Ситон каждое воскресенье? -- И да, мое юное создание, и нет. Время от времени видишь там свежие лица. А это уже какое-никакое развлечение. -- Ричард когда-нибудь бывает с вами? -- Нет, обычно он где-то пропадает. Да, впрочем, ты прекрасно знаешь, где. Остаемся только мы и миссис Ситон. Труди вдруг остановилась посреди мостовой. -- А эти женщины, они кто? -- спросила она. -- О, это старые подруги Ричарда. -- И часто они видятся с ним? -- Теперь уже нет, милая. Теперь они просто члены семьи. Перевел с англ. А. Шаров (sharov@postman.ru) Ричард Диминг. Парк детских увеселений --------------------------------------------------------------------- © Ричард Диминг © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- Маленькая тщедушная девочка выглядела лет на двенадцать, хотя ей вот-вот должно было сравняться пятнадцать. Но ее спутник тянул на все сорок пять, и в облике его было нечто вороватое, отталкивающее, хотя наружность он имел вполне приличную. Его тонкая бледная рука по-хозяйски сжимала запястье девочки, и это казалось немного неестественным. Девочка вяло плелась за мужчиной и с отсутствующим видом мусолила подаренную им шоколадку. Посмотрев на своего предводителя, она заметила на его лице выражение странного нетерпения, но это нимало не озадачило и не испугало ее. По лесопарку Сент-Луиса тут и там разбросаны ларьки с прохладительными напитками, но до сих пор девочка шествовала мимо них совершенно безучастно. Теперь же, когда они уже почти миновали последний киоск и направились было к аллее для верховой езды, она вдруг уперлась, причем вовсе не потому, что не хотела идти с мужчиной дальше. По-видимому, ее просто привлекла россыпь всевозможных лакомств в витрине ларька. Мужчина же все норовил утащить юную спутницу прочь оттуда, но в конце концов остановился и с трудом выдавил вымученную полуулыбку, когда девочка вдруг сказала на диво зычным голосом, который наверняка услышали все покупатели: -- Мистер, я пить хочу. Можно мне глоточек содовой? У ларька собралось человек двадцать, если не больше: супружеские пары всех возрастов, стайки хихикающих девушек, ватаги юношей, которые оценивающе посматривали не хохотушек; несколько покупателей, похоже, пришли сюда по одиночке. Заслышав голос девочки, человек пять обернулись и принялись разглядывать ее и ее спутника. Один из них -- крепко сбитый солдат-десантник лет девятнадцати, чистенький и опрятный, в лихо заломленном на стриженый затылок берете, перевел взгляд с девочки на мужчину и насупился. Мужчина с застывшей улыбкой повернулся к спутнице и сказал так тихо, что его услышала она одна: -- Потом. Потерпи немножко, и я куплю тебе сколько угодно этой содовой, а сейчас идем. -- Но я пить хочу, мистер, -- пробубнила девочка. Уже несколько человек хмуро разглядывали мужчину, у киоска воцарилась мертвая тишина, на лице десантника появилось смешанное выражение злобы и нерешительности. Мужчина смотрел только на девочку. -- Жди здесь, -- раздраженно бросил он, выпустил ее руку, подошел к ларьку, положил на прилавок десятицентовик и попросил бутылку содовой. -- Какой? -- тоном страдальца спросил затырканный продавец, не заметив ни девочку, ни мужчину, ни внезапного безмолвия в очереди. -- Любой, -- ответил мужчина. Передернув плечами, продавец откупорил бутылку апельсиновой шипучки, поставил ее на прилавок и взял монету. Мужчина поспешно подхватил бутылку и отнес девочке. -- Ну, теперь пошли, -- сказал он и шагнул к аллее. -- Соломинку забыли! -- громогласно возвестило дитя. Мужчина уставился на девочку с таким видом, словно с удовольствием оттаскал бы ее за уши, но потом опять вымученно усмехнулся. Избегая растерянно-враждебных взглядов, он вернулся к прилавку, вытащил из стеклянного стакана соломинку и вручил ее девочке. -- Спасибо, мистер, -- громко сказала та, сунула соломинку в бутылку и снова доверчиво подала мужчине руку. Он судорожно схватил ее и так торопливо зашагал к аллее, что девочке пришлось едва ли не бежать за ним на своих тоненьких ножках. Покупатели все как один смотрели вслед странной парочке. Угрюмо-растерянная мина на лице юного десантника вдруг сменилась выражением решимости. Он отошел от прилавка и проговорил, ни к кому не обращаясь: -- Девчонка видит этого парня впервые в жизни. Если хотите, можете стоять тут и шевелить мозгами хоть целый день, а я разберусь, в чем дело. С этими словами он бросился догонять мужчину и девочку. Почти тотчас за ним последовали еще трое парней, потом -- одинокий мужчина, а вскоре и остальные покупатели потянулись вслед за десантником. Мужчина бросил встревоженный взгляд через плечо, увидел, что его нагоняют два десятка человек, и резко остановился, охваченный ужасом. Он попытался высвободить пальцы из ладони девочки, но та от удивления еще крепче ухватилась за руку спутника, и теперь ему пришлось бы тащить ее за собой, вздумай он спасаться бегством. Мужчина в страхе ударил девочку по запястью и, наконец, освободился, но десантник уже настиг их. Мужчина попятился, прижался спиной к дереву и, подняв руки, попытался изобразить нечто вроде примирительной улыбки, но вместо нее получилась испуганная гримаса. Десантник загнал свою жертву в угол и теперь не знал, как ему быть. Он молча стоял перед оробевшим мужчиной, сжав кулаки и злобно сверкая глазами. Спутник девочки по-прежнему силился выдавить примирительную улыбку. Но тут подоспели покупатели и выстроились вокруг них полукругом. Какая-то пожилая женщина с золотыми коронками, сопровождаемая кротким с виду мужчиной в летах, решила отобрать инициативу у десантника и резко спросила девочку: -- Ты знаешь этого человека, милая? Девочка с любопытством смотрела на внезапно собравшуюся толпу; казалось, происходящее нимало не тревожит ее. Услышав вопрос, она взглянула на яркозубую даму и вежливо ответила: -- Нет, мадам, но это добрый дядя, он купил мне шоколадку. Женщина зыркнула на "доброго дядю", и ноздри ее раздулись. Потом она опять посмотрела на девочку и изобразила на лице улыбку, призванную завоевать доверие ребенка. -- Значит, ты только сегодня познакомилась с ним, дорогая? -- Да, мадам, в павильоне возде туалета. Женщина снова повернулась к спутнику девочки, на лице ее появилось выражение едва ли не первобытной ярости. -- Стало быть, вы отирались возле женского туалета? Поджидали невинное дитя, которое еще не знает, что нельзя вступать в беседу с незнакомцами, так? Куда вы хотели ее отвести? В кусты? -- Послушайте, -- проблеял мужчина, -- я ничего не сделал. Почему вы на меня взъелись? -- Куда вы ее ведете? -- не сулящим ничего хорошего тоном повторила женщина. -- В той аллее ничего нет, одни укромные уголки. -- Мы просто прогуливаемся, -- с подвыванием ответил мужчина. -- Закон не запрещает угощать детей шоколадом, а я люблю детей. -- Охотно верю, -- фыркнула золотозубая дама. Мужчина лихорадочно оглядел враждебные лица. Надеяться было почти не на что. Он дважды сглотнул слюну, прежде чем сумел выговорить, едва не сорвавшись на истерический визг: -- Вы не вправе допрашивать меня. Я ничего плохого не сделал. Но голос, лицо и повадка выдавали его с головой. Толпа рассвирепела пуще прежнего. Стоявший перед мужчиной десантник ни на миг не разжимал кулаки. Наконец он дал волю своему гневу. -- Ты, поганый растлитель! -- взревел парень и с размаху ударил мужчину по лицу. Тот врезался спиной в дерево, предпринял робкую попытку защититься, но у него не было ни единого шанса. Крепкий молодчик размеренно, расчетливо и почти бесстрастно принялся избивать свою жертву, пока лицо ее не превратилось в кровавое месиво, а туловище -- в содрогающийся куль с костями. Мужчина попытался было опуститься на землю и прикрыть голову руками, чтобы прекратить неравный бой, но десантник рывком поднял его на ноги, опять прижал к дереву и, придерживая одной рукой, принялся осыпать новыми ударами. Безмолвная толпа с мрачным одобрением взирала на это действо. Судя по лицам, никто не испытывал ничего похожего на ужас. Девочка тоже наблюдала. После первого удара безучастная мина на ее лице сменилась выражением нездорового любопытства, а по мере того, как десантник входил во вкус, девчонка возбуждалась все сильнее и сильнее, пока, наконец, в ее глазах не появился лихорадочный блеск. Но вот десантник начал уставать, и возбуждение юной зрительницы пошло на убыль. Она тихонько попятилась назад и смешалась с толпой, слишком поглощенной созерцанием побоища, чтобы заметить ее уход, а потом неспешно двинулась к ларьку и скрылась за ним. Когда бесчувственная жертва медленно опустилась наземь, девочка была уже далеко. Теперь она шла быстрым шагом, почти бежала. Час спустя девочка вернулась домой. Отец храпел на диване в гостиной, мать изучала колонку светских новостей. Когда дочь вошла в парадную дверь, мать рассеянно подняла глаза и сказала: --Ты уже вернулась из парка, Донна? Хорошо повеселилась? -- Да, мадам, -- вежливо ответила Донна. -- И что ты только находишь в этом парке? -- молвила мать. -- Я-то думала, тамошних увеселений хватит на два-три воскресенья отсилы, а ты туда все лето бегаешь, если не ошибаюсь? Но этот вопрос был не более чем выражением праздного родительского любопытства, и ответа на него никто не ждал. Мать уткнулась в газету, прежде чем девочка успела открыть рот. В следующее воскресенье Донна, по обыкновению, пришла к павильону ровно в два пополудни, уселась на скамейку напротив мужского туалета, привалилась спиной к стене и стала терпеливо ждать. Донна была смышленой и не по годам начитанной девочкой, но выбор места определялся скорее собственным житейским опытом, нежели почерпнутой из книжек премудростью. В любом учебнике психиатрии можно прочитать, что уличные туалеты -- излюбленные охотничьи угодья всякого рода половых извращенцев. Но Донна просто знала: если посидеть на этой скамье подольше, рано или поздно дичь для ее воскресных игрищ непременно появится. Со временем у девочки развилось чутье на таких типов, поэтому большинство входивших в туалет мужчин она удостаивала лишь беглого взгляда. Однажды Донна для пробы улыбнулась какому-то нервному человеку лет шестидесяти, но тот только радушно улыбнулся в ответ и бросил на ходу: -- Приветствую вас, юная леди. Около половины четвертого девочка, наконец, нашла того, кто был ей нужен, -- небрежно одетого краснолицего человечка лет пятидесяти пяти, с бегающими глазками, опясанными багровыми ободками. Он посмотрел на Донну и пошел было дальше, в туалет, но резко остановился, когда она одарила его его лучезарной улыбкой. Мужчина тускло улыбнулся в ответ, но не так, как взрослые обычно улыбаются детям, а совсем по-другому, -- оценивающе. Его глаза медленно оглядели худенькую девочку с ног до головы. -- Папу ждешь, малышка? -- с надеждой спросил он. -- Нет, отдыхаю просто. Я одна пришла. Красноглазый заметно обрадывался и воровато заозирался по сторонам. -- Не хочешь сходить в зоопарк, посмотреть на медведей? -- Эка невидаль, -- ответила девочка. -- Мне бы лучше шоколадку. Мужчина снова опасливо огляделся, убедился, что никто не обращает на них ни малейшего внимания, и спросил: -- А с какой стати я должен покупать маленьким девочкам шоколадки? Что мне за это будет? -- Что хотите, -- невозмутимо ответила Донна, посмотрев ему в глаза. Человечек явно удивился. Он еще раз пытливо оглядел девочку, и зрачки его подернулись тонкой поволокой. -- Как это, что хотите? -- Сами знаете. Купите мне шоколадку, а потом мы поиграем в любую игру по вашему желанию. Я пойду с вами смотреть на медведей, или просто погулять. Что вам будет угодно. Мужчина облизал губы. -- Погулять? А где? -- Где вам нравится. Я знаю одну дорожку для всадников, туда редко кто заглядывает. На лице мужчины появилось смешанное выражение надежды и изумления. -- А ты, видать, опытна не по годам. Сколько тебе лет? -- Двенадцать, -- соврала Донна. Он снова окинул взглядом ее худенькое тело. -- Ты уже ходила в эту аллею с мужчинами? -- Конечно. Если они покупали мне шоколадку. Мужчина опять заозирался, на сей раз еще более воровато. -- Они вон там продаются, -- сообщила Донна, указывая на ларек посреди павильона. -- Я люблю с орехами. -- Ладно, -- сказал мужчина, -- подожди здесь. Он быстро сбегал к ларьку и принес девочке шоколадку. -- Спасибо, -- вежливо проговорила Донна и, поднявшись со скамьи, привычным движением вложила руку в ладонь мужчины. -- До этой аллеи путь неблизкий, -- предупредила она. -- Надо идти почти через весь парк. Я покажу дорогу. Аллей для верховой езды в парке было предостаточно, и девочка повела своего спутника в сторону, противоположную той, в которую шла в прошлое воскресенье. Они преодолели почти полмили и миновали по пу- ти два ларька, пока, наконец, добрались до цели своего похода. Здесь то- же стоял ларек, прямо на перекрестке аллеи и дороги. Его окружала обы- чная разношерстная толпа -- мужчины и женщины всех возрастов, неско- лько ребятишек. Приблизившись, Донна оглядела лица покупателей и об- ратила внимание на молоденького матроса в темно-синей форме, почти трещавшей по швам на широких плечах. Проходя мимо матроса, девочка вдруг уперлась и громко произнесла: -- Мистер, я пить хочу. Можно мне глоточек содовой? Человечек остановился, его красное лицо сделалось и вовсе пунцо- вым, глаза тревожно забегали. Он еще не знал, как отреагируют на слова девочки окружающие. Матрос медленно обернулся и хмуро взглянул на девочку и мужчину. Остальные тоже смотрели на них во все глаза. Выпустив руку Донны, краснолицый принялся неловко рыться по карманам в поисках монетки. Девочка невозмутимо смотрела на него, но спокойствие ее черт лишь скрывало растущее волнение от предвкушения того, что вот-вот должно было произойти. Волнение, замешенное на ненависти ко всем мужчинам, которые покупали шоколадки маленьким девочкам. Мстительная ненависть наполняла тщедушную грудь подобно смертоносному змеиному яду, но ни единой нотки этого чувства не прозвучало в голосе девочки, когда она снова открыла рот и зычно протрубила: -- Пожалуйста, мистер, купите мне содовой. Перевел с англ. А. Шаров (sharov@postman.ru) Джон Нельсон. Все из-за Диккенса... --------------------------------------------------------------------- © Джон Нельсон © перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- Я хоть и был новичком в полиции, но работал с Аланом Хайтом, оп-ытным патрульным с десятилетним стажем и весьма необычной личнос-тью. Низкорослый, с выцветшими карими глазами и русой шевелюрой, состоявшей из трех вихров, он ни разу не причесался и не посмотрел в зеркало за те две недели, что мы проработали в паре. Алан всегда носил свежие сорочки, но все остальные предметы его одежды пребывали в ужасном состоянии. Он редко общался с сослуживцами в участке, и они, похоже, не обращали на него внимания. Но если уж кому-то случалось заговорить с ним, то не иначе как на удивление почтительно. Почти каждый день мы с Аланом по несколько раз выезжали на вы-зовы. Чаще всего приходилось разбираться с дорожными происшествия-ми, семейными ссорами, заявлениями о кражах и так далее. Таковы уж будни полицейского. По пути к потерпевшим Алан неизменно разглаголь-ствовал о книгах: от новейших детективов, которые он считал неимоверно тоскливыми, до трактатов по новейшим теориям эволюции живой приро-ды. Почему-то его особенно тянуло именно на них. Однажды нас вызвали на происшествие, о котором и пойдет речь. Это был первый смертельный случай за время моей службы. В одной из квартир большого дома в небогатом районе раздался выстрел. На шум прибежал сосед и долго колотил в дверь, но никто не открыл. Вскоре появился домовладелец, тоже услышавший выстрел, и открыл дверь запасным ключом. В мягком кресле посреди комнаты сидел обитатель квартиры. На голове его зияла рана, неподалеку валялся пис-толет двадцать второго калибра. В ожидании нашего приезда домовладе-лец и сосед, как могли, отбивались от любопытных, норовивших загля-нуть в квартиру. Дабы не возбуждать нездорового интереса, на голову и плечи покойного набросили пальто. Мы с Аланом насилу протиснулись сквозь толпу. Ни слова не гово-ря, Алан шагнул к жертве, сорвал пальто и принялся дотошно осматри-вать труп. Я взглянул на окровавленную голову и отвернулся. И как это Алану удается сохранять равнодушие, не выказывая ровным счетом ни-каких чувств? Впрочем, тогда я еще многого не понимал. И мало знал Алана. Пока он осматривал квартиру, я очищал коридор от зевак, а потом вернулся и, наконец-то, спокойно окинул взглядом комнату. Тесная гости-ная со стеклянной дверью на балкон. Слева крошечный обеденный стол, за ним -- узкий альков, служивший кухней. Коридор справа вел в спальню -- во всяком случае, я так предполагал. Меня удивило книжное изобилие на стеллажах вдоль стен. Почти никакой другой мебели в доме не было, только кресло, в котором сидел покойный, да письменный стол, завален-ный всякой всячиной. На одном краю возвышался небольшой бюст Чарл-за Диккенса, посередине стояла пишущая машинка. Остальное простран-ство занимали стопки бумаг и книг -- общим счетом не меньше десятка. На стене, у которой стоял стол, не было книжных полок: тут размещался огромный встроенный радиоцентр. Как и следовало ожидать, Алан изучал книги с большим вниманием и явным интересом. Я решил пристальнее взглянуть на тело, но и на этот раз меня хватило ненадолго: даже малокалиберный пистолет может на-делать серьезных разрушений, когда из него стреляют в упор. Передо мной сидел мужчина лет шестидесяти пяти, с обширной плешью, маленького роста и немоверно тощий. Сомневаюсь, что при жиз-ни он мог похвастаться хорошим здоровьем. -- Как его зовут? -- спросил я домовладельца. -- Эндрю Торнтон. Я снова взглянул на покойника. -- Что довело его до этого? -- Понятия не имею. -- Я знаю, -- ко мне подошел топтавшийся в дверях сосед. -- Пару недель назад он узнал, что страдает болезнью Паркинсона, и впал в уны-ние. Врач сказал, что развитие болезни можно замедлить, если прини-мать лекарство и выполнять определенные упражнения. Но итог все рав-но был неизбежен, и эта мысль доконала его. -- Вы его друг? -- Нет, -- сосед покачал головой. -- Но, по правде говоря, я, кажет-ся, оказался его единственным приятелем. За два года нашего знакомст-ва я ни разу не видел у него гостей. Он был поглощен каким-то занятием. -- Диккенсом и криминологией, -- подал голос прежде молчавший Алан. Я повернулся к нему. Он разглядывал книгу, лежавшую возле пи-шущей машинки. -- У него здесь весьма обширная библиотека по обоим этим предметам. А ты заметил, на какую частоту настроен приемник? Я сделал большие глаза. Алан включил радио, и комната тотчас наполнилась знакомыми шумами и треском полицейской частоты. Я слы-шал даже голос нашего диспетчера Лии Смит. Алан выключил приемник. -- А записка? -- спросил он, кивнув на пишущую машинку. Чувствуя себя круглым дураком, я подошел к машинке, из которой торчал лист бумаги, и прочел: "Я видел наилучшие времена, я видел на-ихудшие времена, но такого никак не предполагал. Желаю тем, кто придет после меня, внимательно следить за превратностями собст-венной судьбы". -- Я проверил балконную дверь, -- вдруг заявил Алан. -- Заперта. Посмотри окна. -- Не дожидаясь ответа, он обратился к соседу и домо-владельцу: -- Вы видели кого-нибудь в коридоре? Может быть, слыша-ли, как кто-то выходил из квартиры перед выстрелом? -- Конечно, нет, -- обиделся сосед. -- На что вы намекаете. Ведь это несомненное самоубийство. Дверь заперта, пистолет рядом с трупом, в машинке -- записка. -- Он умолк и покачал головой, негодуя по поводу намеков полицейского. -- Спустись к машине и вызови сыщиков, -- помолчав, велел мне Алан. -- Не исключено, что это не самоубийство. Я вытаращился на него. Алан склонился над письменным столом, постучал пальцем по календарю, потом по книге. -- Взгляни, -- сказал он. На сегодняшнем листке календаря не бы-ло никаких записей. Я перевернул его и увидел размашисто выведенные слова: "Не упусти первого духа". В ответ на мой вопросительный взгляд Алан только пожал плечами. Я взял со стола книгу и перелистал ее. "Большие надежды". Где-то в двадцатых страницах я нашел магазин-ный чек, вероятно, служивший закладкой. Я снова вопросительно посмот-рел на Алана. Он кивнул. -- На чеке -- сегодняшняя дата, а сейчас всего двадцать минут од-иннадцатого утра. Ты можешь объяснить, зачем человек покупает книгу на четыреста сорок страниц за несколько минут до самоубийства? В половине первого мы отправились закусить в "Тако-белл" -- де-шевую и грязную забегаловку, облюбованную Аланом. Сюда и явился сменивший нас в квартире сыщик Джо Мартин. Он протиснул свои груз-ные телеса между столиками, уселся напротив нас и криво ухмыльнулся. -- Увидел вашу машину перед входом и решил рассказать, что мы раскопали. Кабы вы не заметили чек, заключение следователей было бы, несомненно, однозначным: самоубийство. Мы пошли в магазин и задали пару вопросов. И что же? Торнтон купил толстую книгу, поскольку собира-лся в долгое путешествие, но не сказал, куда едет. Соседи тоже этого не знают. В квартире мы не нашли ни авиабилетов, ни иных вещей, способ-ных пролить свет на дело. Зато нашли фамилию поверенного Торнтона. Чарлз Теллер из фирмы "Теллер, Браун и Хопкинс". В глазах Алана сверкнул огонек. -- Слишком дорогая фирма для человека, живущего в квартире на Пятьдесят пятой улице. Джо кивнул. -- Я подумал о том же. Назначил с ним встречу. Послушаем, что он скажет. Утром я беседовал с врачом Торнтона. Сведения о болезни Паркинсона подтвердились. -- Что еще? -- Обычная бодяга. Надо проверить все бюро путешествий и выяс-нить, где Торнтон заказывал билеты. Может, у вас есть какие-то идеи? Алан вдруг вскочил и замахал руками. -- Подожди минутку, Джо. Вскоре он вернулся с телефонной книгой. Открыв ее на разделе "Бюро путешествий", он начал читать названия, одновременно размыш-ляя вслух: -- Что мы знаем о Торнтоне? Он интересуется работой полиции. Поклонник Диккенса. Это подтверждает и сегодняшняя покупка "Больших надежд". А еще... -- он помолчал и вдруг рассмеялся. -- Как вам такое бюро путешествий? -- Алан пододвинул спраочник к Джо и ткнул паль-цем в страницу. -- "Пипс". -- Почему именно это? -- спросил Джо, растерянно качая головой. -- Пипс -- главный герой "Больших надежд". -- Притянуто за уши, -- с большим сомнением сказал Джо. -- Но я все равно проверю. -- Он встал, собираясь уходить. -- Дайте знать, если вас осенят еще какие-нибудь гениальные идеи. -- Что ты обо всем этом думаешь? -- спросил я Алана, когда Джо ушел. Он развел руками. -- Кто знает? Мне не дает покоя вопрос: зачем Торнтон купил "Большие надежды", когда у него в доме уже было два экземпляра? В половине пятого снова появился Джо. Алан угадал с бюро путе-шествий. 9 июня, то есть, через три месяца, Торнтон должен был выле-теть в австралийский город Перт, а оттуда отправиться автобусом на юг в маленький городок Банбери. Сегодня утром он забронировал там номер. Адвокат Теллер ничего не знал об этой поездке, но его оценка заве-щания представляла большой интерес. Выяснилось, что Торнтон не им-ел родственников и жил на доход от вкладов. Откуда взялись деньги, Теллер не знал, но состояние покойного оценивалось в четверть миллио-на долларов, которые он завещал университету на развитие преподава-ния литературы. Правда, со странной оговоркой: если в течение суток по-сле смерти Торнтона не объявятся другие претенденты на наследство. Мы сели в машину, но Алан не сразу запустил мотор. Наконец он резко повернулся ко мне. -- Давай еще разок осмотрим квартиру. -- Что говорилось в записке? -- спросил Алан, внимательно огля-дывая книжные полки. -- Точно не помню. Что-то вроде "я видел лучшие из времен, я ви-дел худшие из времене"... Стоп, я понял, что ты имеешь в виду. -- Я по-дошел к полке и начал читать названия на корешках книг. Быстро нашел "Повесть о двух городах", открыл первую страницу и увидел: "Это было самое лучшее время, это было самое худшее время, это был век мудрый, это был век безрассудный". Я пролистал книгу. Никаких пометок, никаких закладок. -- Это не единственный экземпляр? -- изумленно спросил я. Алан кивнул. -- Я видел еще два. Чем кончается предсмертная записка? -- Он не мог предугадать превратностей судьбы... Точно не помню. -- Все ясно, -- Алан снял с полки еще одну книгу. Из нее торчал чек, а на корешке значилось "Приключения Оливера Твиста". Напарник протянул мне чек. -- Сегодня утром он на полгода арендовал депозитный ящик. По пути в участок мы еще раз обсудили все, что узнали. -- Вроде бы, мы имеем дело с самоубийством, но ему сопутствуют странные обстоятельства, -- Алан хихикнул, и я продолжал: -- Торнтон увлекается сыскным делом. В оставленной им записке есть выдержка из "Повести о двух городах" и туманная ссылка на "Оливера Твиста". Зака-заны билеты в Австралию и номер в местечке под названием Барнаби. На завтра намечена встреча с каким-то "первым духом". В день самоубийст-ва арендован ящик и куплена книга, два экземпляра которой уже есть в доме. -- Я помолчал. -- Кажется, все. Если ты видишь в этом какой-то смысл, значит, ты намного умнее меня. Остановившись у светофора, Алан посмотрел на меня и хмыкнул. -- Я еще не во всем разобрался. Но позвоню тебе, когда разгадаю остальное. Ты занят вечером? -- Нет, а что? -- удивился я. -- Сможешь приехать в участок в половине первого? -- Ночи? Ты с ума сошел? -- Я все объясню на месте. -- Ладно, приеду, -- я пожал плечами. -- Хотя и не имею ни малейшего представления о том, что происходит! Я прибыл в участок без двадцати пяти час. Алан и Джо Мартин уже ждали меня. Джо тоже ничего не понимал и требовал объяснений, но Алан заявил, что мы едем на автовокзал. Мы были там без семи минут час, и Алан направился прямо ко входу. Мы с Джо замешкались. -- Послушай, Алан, -- начал я, -- мы знаем, что у тебя есть для нас сюрприз, и не хотим его испортить. Но, как ты знаешь, работа у нас не самая безопасная, и, прежде чем ввязаться в дело, которое, возможно, имеет отношение к убийству, мы... -- Никакого убийства не было. Эндрю Торнтон покончил с собой. Но он очень тщательно подготовил свое самоубийство. -- Именно поэтому он купил книгу, арендовал ящик, заказал билеты на самолет? -- недоверчиво спросил Джо. -- Потерпите минтку. Но надо спешить, иначе полиция лишится своей доли денег. -- Не дожидаясь нашего ответа, Алан быстро вошел в здание автовокзала. Мы в полном недоумении последовали за ним. Он зашагал к автоматической камере хранения, остановился у ящика под но-мером 96, посмотрел на часы и принялся разглядывать толпу, удивите-льно большую для такого позднего часа. Только что прибыл автобус, с которого сошло несколько десятков человек. Увидев среди них худощаво-го мужчину в костюме-тройке, Алан кивком указал на него. Джо опешил. -- Чарлз Теллер? Алан снова кивнул, повернувшись ко мне. -- Познакомься с "первым духом". Теллер улыбнулся и достал из жилетного кармашка ключ. -- От девяносто шестого? -- спросил Алан. -- Полагаю, там лежит новое завещание, по которому значительная часть состояния Торнтона, по которому значительная часть его состояния отходит управлению полиции -- скорее всего, нашему участку? Теллер открыл дверцу и вытащил большую бурую папку. -- Точнее, половина всех денег, сто двадцать пять тысяч долларов, -- сказал он. -- На покупку нового снаряжения и подготовку полицейских. Вторая половина передается университету, как и говорилось в первом за-вещании. Джо уставился на Алана, не веря своим ушам. -- Как ты до этого додумался? Алан улыбнулся. -- Подумав, что произошло убийство, мы начали искать убийцу, а это было бессмысленно. Но как только я пришел к выводу, что убийства не было, все стало просто и ясно: улики подобраны таким образом, чтобы привести нас к верному заключению, но не прямым, а весьма извилистым путем. Короче, он превратил расследование в игру. -- А что навело тебя на эту мысль? -- Билет в Австралию и название бюро, где он был куплен. Идея взята из "Больших надежд". Если вы помните, в книге благодетель по имени Магидж отправился в Австралию. Но почему Торнтон решил ехать из Перта в Барнаби автобусом? Очень просто: следовало как-то подчерк-нуть важность автовокзала. Аренда шкафчика сама по себе не имеет ни-какого смысла, значит, и это тоже часть игры. Намек на некое место, свя-занное с автобусами. Шкафчик на автовокзале, куда мы и пришли. Как уз-нать номер шкафчика? День, на который куплен билет, -- 9 июня. То есть, 9.6. Или 96. Но самое главное -- 9 июня 1870 года -- день смерти Диккенса. Теперь время встречи. В календаре записано: свидание с дух-ом. Ясно, что ответ следовало искать у Диккенса. Только в "Рождественс-ких повестях" есть три духа. Какая фирма состоит из трех человек? "Тел-лер, Браун и Хопкинс". И, подобно первому духу, мистер Теллер прибыл в час ночи. -- И, конечно, в первом завещании говорилось, что в шкафчике ле-жит второе. Поскольку у Торнтона было два увлечения, во втором завещании деньги поделены пополам. -- Вы правы, -- подтвердил Теллер. -- Я не совсем понял указа-ние Торнтона достать завещание только в том случае, если полицейский придет на место встречи ровно в час ночи. Но я не подозревал, что он замышляет самоубийство. -- Получается, полиция должна была доказать, что заслуживает этих денег, иначе вся сумма пошла бы университету, -- я начал смеять-ся. -- Ну, Алан, если после этого ты не получишь повышение, считай ме-ня круглым дураком. Кто еще смог бы так быстро добыть для нашего участка сто двадцать пять тысяч долларов? Алан насмешливо улыбнулся. -- Сдается мне, скоро выяснится, что Торнтон подшутил над всеми нами. Помните, что главным ключом послужила книга "Большие надеж-ды". Но благодетель Магидж был каторжником, тайком вернувшимся в Австралию. Все его деньги изъяли и передали в королевскую казну. Если мы попробуем выяснить прошлое Торнтона... В этот миг к нам приблизился крепко сбитый мужчина в синем кос-тюме. -- Извините, но мне передали, что по просьбе Эдварда Торнбуша, известного также под именем Эндрю Торнтон, я должен встретиться здесь с поверенным Чарлзом Теллером... -- он оглядел нас, пытаясь понять, кто тут поверенный. -- Позвольте представиться. Я -- Берт Аль-бус из Налогового управления... перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) Чак Брайт. В книгах -- зло! --------------------------------------------------------------------- © Чак Брайт © перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- Время от времени мать подкидывала Биллу Бирнбауму деньжат, и он покупал книги. Сегодня, как бывало каждый вторник, Билл направился в книжный магазин Сингха, зная, что застанет его за прилавком. Сингх будет сидеть в позе алебастрового будды за тяжелой дубовой конторкой и пыхать сигарой. Он был настолько толст, что, однажды втиснув свои громадные телеса меж подлокотниками кресла, больше уже двигаться не мог. В таком положении он изрядно смахивал на вздувшийся труп утопленника, извлеченный из затянутого тиной пруда. Мысленно рисуя этот живописный образ, Билл хихикнул, но тотчас одернул себя: негоже предаваться мелодраматичным настроениям. Он медленно шел по улице и внимательно смотрел под ноги, чтобы, не дай бог, не оступиться. Заметив у обочины английскую булавку, парень поднял ее (добрый знак) и, произнеся магическое заклинание на счастье, прикрепил к лацкану пиджака. Потом оглянулся, проверяя, не обратил ли кто внимания на его странное поведение, и продолжал мысленную бесе-ду с самим собой. Ох, как же он ненавидит Сингха. И тот, судя по всему, отвечает ему взаимностью. -- Он всегда насмехается надо мной! -- произнес Билл, да так громко, что проходившие мимо девчонки остановились и фыркнули. Ну и пусть! Сегодня его занимают более важные вопросы. А глав-ное, предстоит столкновение. Да, да, столкновение. Спитой чай утром так и показал: в ближайшие сутки ожидается столкновение, которое может быть чревато опасностью. Чаинки никогда не обманывают. А в чем ему подали чай? В хрупкой фарфоровой чашке с маленькой трещиной, сквозь которую сочился черный напиток, образуя на скатерти причудливое пят-но. Вот и говори после такого о совпадениях! -- Совпадение? -- хмыкнул Билл, приближаясь к магазину Сингха. -- Совпадение. О, если бы! -- Что вы сказали? -- спросил его пожилой мужчина, стоявший ря-дом у перехода в ожидании зеленого сигнала светофора. -- Я сказал "О, если бы!". Но, по-моему, это вас не касается. Дрожь в голосе Билла испугала старика. Он отпрянул и, покачав головой, начал переходить улицу на красный свет. -- Нарушитель! -- гаркнул Билл, показывая на старика, но не обра- щаясь ни к кому конкретно. Старик обернулся и что-то пробормотал, но Билл не расслышал. Это привело парня в ярость, и он заорал: -- А скре-щенные ножи на соседнем столике -- тоже совпадение? Потом он резким движением поправил очки и галстук-бабочку и, когда загорелся зеленый свет, стремительно перешел улицу. Подойдя к потемневшей от грязи стеклянной двери магазина, Билл растерянно остановился. Столкновение? Несомненно, с Сингхом. С кем еще? Он по-чувствовал желание развернуться и опрометью броситься домой, в свою двухкомнатную квартиру на тринадцатом этаже старого, но прочного до-ма. Избежать столкновения... Это было бы разумное решение. Но, если он не войдет в магазин, Сингх поймет, почему, и вскоре растрезвонит об этом на весь свет. Билл живо представил себе досужие разговоры. Сингх непременно произнесет свое любимое присловье: "Билл опять сбрендил. Решил больше не ходить сюда". И все будут покатываться со смеху. Допустить такое Билл не мог. Он решительно открыл дверь, в кото-рой призрачными бликами отражался город, и заглянул в окутанный по-лумраком магазин. До закрытия оставалось всего несколько минут. Сингх, разумеется, восседал за конторкой у двери, с сигарой в зубах, и заунывно объяснял что-то покупательнице, неизменно приходившей по вторникам. Время от времени он пускал сизые клубы быма в нос пуделю персикового окраса, которого мисс Флаэрти (так звали даму) держала на руках, и тогда собачонка чихала. Берет на голове пуделя с каждым чихом сползал все ниже, вызывая ухмылку на физиономии довольного собой Сингха. Ог-лянувшись на скрип двери и увидев Билла, Сингх осклабился пуще преж-него и обнажил громадные желтые зубы. Отступать поздно. Глубоко вздохнув, Билл вошел в магазин под противный звон дверного колоколь-чика. -- Добрый вечер, Билл, -- злорадно молвил Сингх, бросая на парня косой взгляд. Билл поспешно направился в угол, где стояли его любимые книги. -- Малость запоздали, а? -- продолжал Сингх. -- Я уж думал, вы сегодня не объявитесь. -- И зря думали, -- ответил Билл, довольный тем, что дал Сингху достойный отпор. И откуда ему известно, что Билл сегодня подумывал не приходить сюда? В этом человеке есть что-то зловещее. Билл шагнул к столу, на который обычно складывали его "старых друзей" -- подержанные книги. Сингх презрительно называл их "Писа-ния о загробном мире и прочее чтиво". Чтиво! Еще чего! Если это -- все, на что способен Сингх, такое столкновение вполне устраивает Билла: по-беда за ним. Оставаясь наедине с милыми сердцу книгами о сверхъесте-ственных явлениях и спиритизме, он всегда испытывал душевный подъ-ем. Их кожаные переплеты попахивали тленом, и у Билла кружилась го-лова при мысли о том, что эти тома уже принадлежали кому-то. "Священ-ные откровения" Дэвиса соседствовали с трактатами доктора Кейна о ду-хах. Тут же лежала классика: "Живой призрак" Майерса. Билл хорошо знал эту работу. Но вот он увидел книгу, которой прежде в магазине не было. Во всяком случае, в прошлый вторник. Взяв ее в руки, парень про-чел: "Правила распознавания волшебных колоколов по их звону". Автор -- доктор Фрэнсис Хееринг. Вот это совпадение! Книга доктора Хееринга стала предметом ожесточенного спора на вчерашнем заседании общест-ва "Глаз души". В ней описываются церковные колокола с особым темб-ром звучания, которые веками созывали паству на службы. Они также об-ладают способностью отпугивать ведьм и отвращать черную смерть -- чуму, в былые времена косившую население целых стран. Все, кто читал эту книгу, восторженно отзывались о ней. Билл раскрыл том. На титульном листе было начертано: "Сейлем-ская приходская библиотека, Сейлем, Массачусетс". Потрясенный, Билл начал бережно переворачивать пожелтевшие страницы, с трепетом всма-триваясь в блеклый серый шрифт таинственной книги. Вдруг из нее выпал потертый засаленный конверт со странными разводами. На оборо-тной стороне красовалась бурая сургучная печать с пентаграммой. Будто застигнутый врасплох шкодливый мальчишка, Билл ворова-то сунул конверт обратно в книгу и резко повернулся к Сингху и мисс Флаэрти. Те были поглощены беседой и ничего не заметили. -- Я хочу купить эту книгу, -- севшим голосом объявил Билл. -- Несите ее сюда! -- гаркнул Сингх. -- Я не намерен бросаться на ваш зов. Вы не в ресторане, и я не официант. Пока Сингх и мисс Флаэрти от души смеялись этой шуточке, Билл быстро расплатился и покинул магази под веселый звон дверного колоко-льчика. Вернувшись домой, он запер дверь на все замки, закрыл окна и за-дернул шторы. Билл любил темноту, она давала ему ощущение полной безопасности. Он сел за стол, зажег лампу и несколько минут молча смо-трел на книгу, будто медитируя. Затем, словно в трансе, достал черную свечу, запалил ее и с трепетом водрузил рядом с книгой, завороженный отблесками пламени на переплете. Вдруг невнятный внутренний голос повелел: "Достань конверт". Билл резко обернулся, ожидая увидеть кого-то или что-то, потом улыбнулся и сказал: -- Разумеется, достану. Вытащив его из книги, он еще раз пристально изучил печать. Несо-мненно, пентаграмма, и очень старая. Билл ковырнул ее ногтем, сургуч треснул и посыпался. Целостность печати была нарушена. Билл охнул при мысли о том, что может произойти, если он вскроет письмо. Последс-твия совершенно непредсказуемы. Но как еще узнать его содержание? Не каждый же день из книг выпадают загадочные письмена, запечатанные сургучом. Тем более, из книг, изданных в Сейлеме. У кого еще есть такая? Билл начал опасливо вскрывать конверт, почти уверенный, что от-туда вот-вот выскочат усохшие духи и, вихрем пронесясь над его головой, начнут свои нестройные сатанинские песнопения. Возможно, в клубах се-рого дыма появятся вестники самого Люцифера на раздвоенных копытах. Билл хихикнул от удовольствия, предвкушая невероятное, и без да-льнейших колебаний вскрыл письмо. Ничего не случилось. Ровным счетом ничего. Разочарованный, Билл сунул палец в конверт и тотчас вскочил, как ужаленный, громко вопя от боли. Не веря своим глазам, он уставился на палец, с которого на стол упали несколько капель крови. Конверт-западня! Потрясающе! Это уже что-то! Билл осторожно отогнул клапан конверта. Так и есть: бритвенное лезвие. Интересно, как долго оно защищало содержимое конверта от чу-жих рук? Помимо лезвия, в конверте оказались три листа тончайшей бумаги, сложенных вдвое. Девственно чистых. Билл внимательно осмотрел все странички -- ничего. Но зачем класть в конверт лезвие и ставить сургуч-ную печать с пентаграммой, если в нем ничего нет? -- Дураку ясно: такого быть не может! -- воскликнул Билл. Попра-вив очки, он взял лупу, пододвинулся поближе к лампе и начал внимате-льно изучать листы. Ага! Довольно скоро он обнаружил на первой страни-це четыре едва различимых слова: от фитиля к бумаге. Что сие означа-ет? Билл даже захлопал глазами от растерянности. Надеясь на помощь ниспосланного богом или любого другого вдохновения, он несколько раз произнес эти слова вслух: "От фитиля к бумаге". Он посмотрел на свечу, потом опять на лист. "От фитиля к бумаге". Ну, конечно же! Тайнопись! Как в детских играх: слова пишутся лимонным соком, и строки на листе остаются невидимыми, но проступают, будто по мановению волшебной палочки, стоит только поднести лист к огню. Билл поднял бумагу над язычком пламени; от нетерпения у него дрожали руки. Но, сколько ни водил он листом над огнем, ничего, кроме пятен копоти, на нем не появилось. Не беда. Билл перевернул лист. И вдруг на нем начали возникать какие-то значки. Чье-то имя? Да. И дата. Мэтью Молл, 1689. Билл оторопел и едва не сжег лист. Немного опомнившись, он при-нялся размышлять вслух. Сейлем, Массачусетс. Через три года после обозначенной на письме даты начнутся печально знаменитые суды над колдуньями. За ворожбу и якшание с нечистой силой будет сожжено де-вятнадцать человек. Но кто такой Мэтью Молл? Почему его имя смутно знакомо? Билл взял свечу, подошел к окну и снова погрузился в разду-мья. Потом чуть отодвинул штору и стал смотреть вниз, на почти безлюд-ную улицу. Это зрелище всегда завораживало его... Мэтью Молл? Один из членов общества "Глаз души"? Нет. Кто же? Ага, Билл недавно читал о человеке с таким именем. Он направился к конторке, на которой всегда лежал раскрытый справочник странных и необычных событий "Консорциум дьябулум". И совсем не удивился, от-ыскав там следующее: Мэтью Молл (?-- 1692). "Мы еще напьемся вашей крови!" -- вот последние слова, произнесенные обвиненным в колдовстве Мэтью Моллом во время его казни в деревне Сейлем в 1692 году. Он родился в бедной пуританской семье. Через его усадьбу протекал ручей, един-ственный источник питьевой воды. Гилберт Пинчен, богатый купец, желавший завладеть наделом Молла, устроил травлю Мэтью, подве-дя его под суд за колдовство, богохульство и ритуальное убийство невинных младенцев. После его казни Пинчен получил землю Молла, возвел громадный дворец и устроил пышное новоселье. Но прибыв-шие на празднество гости нашли в спальне его бездыханное тело. Он умер от кровоизлияния в мозг. Тут жители Сейлема вспомнили предс-мертное проклятие Молла, и их охватил ужас. Билл содрогнулся, но продолжал читать. По бытующему в Новой Англии преданию, Мэтью Молл занима-лся черной магией и, возможно, был колдуном. За много лет до своей казни он записал в виде криптограмм и магических формул многие страшные тайны, которыми владели люди, занимавшиеся той же де-ятельностью. В письменах его содержатся заклинания, помогающие обрести богатство, отомстить злейшим врагам, а также формула волшебного порошка, дающего людям способность подниматься в во-здух и летать. По преданию, эти тайные письмена были вложены в конверт, сделанный из кожи одной из жертв сатанинских обрядов Молла. Не существует никаких исторических данных и документов, подтверждающих или опровергающих эти сведения о Мэтью Молле, но слухи все ходят... Кто сказал, что нет свидетельств и документов? Билл подошел к столу и долго рассматривал вытащенные из конверта листы, потом вздо-хнул. Предстояла серьезная работа. Он запалил еще одну свечу и приступил к делу. Надо было расши-фровать тайнописные заклинания Молла. Билл просидел несколько ча-сов, не разгибая спины; время от времени он слышал заунывные причи-тания Мэтью Молла, взывавшего к нему сквозь толщу веков: "Бра-а-а-тец! Бра-а-а-атец!" Билл поднял голову, лишь когда часы пробили три. Вскоре он закончил расшифровку первой страницы, на которой были три таинствен-ных криптограммы и короткая надпись: Найдя мистические знаки на портале, обретешь большое богатство. Теперь он знал, что делать. Билл снял со стены церемониальный кинжал, поставил к двери стул, взобрался на него и принялся вырезать на притолоке замысловатые значки, то и дело сверяясь с листом бумаги, который держал перед собой. Пробило четыре часа утра. Водворив кинжал на стену и отодвинув от двери стул, Билл сел и принялся ждать. Но обещанное не исполнилось: ни золотые слитки, ни биржевые ценные бумаги не посыпались с потолка. Не произошло ров-ным счетом ничего. Разочарованию Билла не было предела. Скрипнув зубами, он взялся за второй лист пергамента. -- Не все сразу, -- успокаивал он себя, поднося лист к пламени четвертой по счету свечи. Вскоре догорела и она, пришлось запалить пя-тую. Но в конце концов усилия увенчались успехом: появилось изображе-ние "дурного глаза", а под ним -- заклинание, способное причинить вред врагам. О существовании "дурного глаза" Билл знал давно и не раз чи-тал его описания в книгах. Черный неподвижный зрачок оказался точь-в-точь таким же, какие находили в гробницах фараонов. Такой же знак до сих пор красуется на рыбацких фелюгах в Средиземном море, охраняя рыбаков от предательских банок и рифов. Именно боязнь дурного глаза вынудила сейлемских судей отдать приказ вводить колдунов и ведьм в зал заседаний спиной вперед и с завязанными глазами, чтобы избежать порчи. И вот символ здесь, у Билла. Можно предать проклятию всех врагов. Следуя указаниям, Билл должен был кровью написать их имена рядом с изображением и трижды повторить заклинание. Это даст ему власть над ними. Врагов хватало, поэтому Билл обрадовался, увидев, что возле рисунка вдоволь свободного места. Но с кого начать? Кто первым должен почувствовать силу прокля-тия? Кто причинял Биллу больше неприятностей? Одно из имен проси-лось на лист особенно настырно. Билл выжал из порезанного пальца не-сколько капелек крови, вывел рядом с символом Сингх и принялся дол-донить заклинание. Завершив ритуал, он приступил к работе над третьим листом. На его расшифровку ушло около двух часов, а итогом трудов стали всего че-тыре слова: Порошок дает способность летать. Билл недоуменно потряс головой. Порошок? Какой порошок? Он сжал кулаки. При чем тут порошок? Билл уже предвкушал радость полета, и вдруг все пошло насмарку из-за какого-то неведомого порошка! А если предположить, что два первых заклинания оказали дейст-вие, и что... Вдруг он увидел на полу возле двери конверт. Что происхо-дит? Билл протер глаза и посмотрел на стол. Первый конверт лежал на месте. Что же это, еще один? По спине побежали мурашки. Билл вскочил, рванулся к двери, схватил конверт и быстро вскрыл. Стопка сотенных ку-пюр... Солнце уже давно взошло, и его лучи, особенно яркие в полумраке комнаты, падали на притолоку и вырезанную на ней надпись: обретешь большое богатство. Началось! Билл пустился было в пляс, но тотчас спохватился. Сингх! Проклятие! Он сунул конверт в карман, подбежал к телефону и набрал номер книжного магазина. В среду он закрыт, но хозяин обычно снимает трубку. Как-то будет сейчас? Если с ним ничего не случилось... Три гудка, четыре... -- Магазин Сингха, -- ответил незнакомый голос. -- Мистер Сингх? -- Билл не верил своим ушам. -- Я. В чем дело? Что вам нужно? -- О, вы там... -- обманутый в своих ожиданиях, Билл испытал глубокое разочарование. -- Конечно, здесь. Где еще мне быть? Это вы, Билл Бирнбаум? -- Да, мистер Сингх. -- И зачем вы меня беспокоите? -- Я... хм! Я просто хотел спросить, все ли в порядке. У вас очень странный голос. -- В порядке? -- истошно завопил Сингх. -- Я влез на стремянку, чтобы достать с верхней полки книгу, а чертова стремянка вдруг рассыпа-лась подо мной. Я упал, сломал руку, вывихнул ногу и потянул поясницу. В порядке! Погодите-ка! Откуда вам известно... Но Билл уже повесил трубку, закрыл глаза и произнес: -- Спасибо тебе, братец Мэтью Молл. Но где порошок? Тот, который дает способность летать? Где он может быть? Ну, конечно, во втором конверте. Билл сунул руку в карман и достал конверт с долларами. На самом дне лежал крошечный пакетик с мелким белым порошком. Вот он! Итак, сначала -- доллары, потом -- увечья Сингха, а теперь и порошок для полета. Нервы были на пределе, и Билл едва не просыпал порошок на пол, пытаясь растворить его в стакане с водой. Осушив стакан двумя большими глотками, он сел на стул и принялся ждать. Надо запастись терпением. Не все сразу... Прошло несколько минут. Билл чувствовал, что тело немеет и сильно содрогается, как будто по нему пропускают электрический ток. Во рту пересохло, губы запеклись, и Билл облизал их. Порошок начинал дей-ствовать. Билл попытался сосредоточиться на листах. Порошок дает способность летать. Поначалу слова плясали перед глазами, потом исчезли, уступив место ярким разноцветным вспышкам. Что-то происходило. Никогда пре-жде Билл не испытывал подобных ощущений. Вскоре он почувствовал необычайную легкость, руки сами по себе поднимались вверх. Билл по-пытался покачать одурманенной головой, встать со стула и подойти к окну. Комната поплыла перед глазами, пот тек градом. Билл расстегнул ворот рубахи. -- Порошок дает способность летать! -- заорал он, распахивая окно и влезая на подоконник. Билл покачнулся, сделал шаг влево, потом вправо и снова гаркнул: -- Летать! Потеряв равновесие и едва не сверзившись вниз, Билл ухватился одной рукой за раму, а другой погрозил собравшейся на улице толпе, которая в ужасе наблюдала за ним. -- Летать! -- крикнул Билл и прыгнул из окна. Мистер Сингх выключил телевизор после выпуска местных новос-тей. Он был вполне доволен. Билл Бирнбаум, страдавший серьезным расстройством психики, выпрыгнул из окна своей квартиры на тринадца-том этаже. Самоубийство в состоянии наркотического опьянения, никаких сомнений быть не может. Сингх радостно потер руки. С одним делом покончено. Теперь надо подумать, как заставить мисс Флаэрти прикон-чить своего мерзкого пуделя... перевели с английского Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) Джек Ритчи. Десять минут --------------------------------------------------------------------- © Джек Ритчи © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------------- Я вошел в вестибюль мэрии с коробкой, завернутой в бумагу, и быстрым шагом направился к лифту. Стоявший у двери полицейский пристально посмотрел на меня, но не окликнул. Возможно, его внимание привлекла моя живописная борода. Я поднялся на третий этаж, миновал еще двух полицейских (один из них почесал подбородок и нахмурился) и открыл дверь приемной мэра. Там в углу за столом у высокой двери сидел молодой человек. Увидев мою ношу, он захлопал глазами и нервно спросил: -- Чем могу служить? -- Мне надо немедленно побеседовать с мэром. -- Вы с ним условились? Он вас ждет? -- Нет, -- я взглянул на часы. -- Но это очень срочно. -- Минутку, -- проговорил юноша, облизал пересохшие губы и поспешно скрылся за высокой дверью, заперев ее за собой. Я слышал, как щелкнул замок. Минуты четыре стояла тишина, потом кто-то опасливо открыл дверь из коридора. В приемную заглянул долговязый мужчина в синем костюме, за его спиной толпились полицейские. Долговязый посмотрел на коробку, потом на меня, словно оценивая положение, подал какой-то знак полицейским и с опаской вошел в приемную. -- Вы хотите встретиться с мэром? -- спросил он. -- Да, -- подтвердил я. -- Вы и есть мэр Петтибоун? -- Нет, я Уаймар, его помощник, -- долговязый выдавил улыбку. -- Зачем вам к мэру? -- По личному делу. Наступила напряженная тишина. Уаймар прислушался. Уловив звук, исходивший из моей коробки, он указал на нее и нервно спросил: -- Что это там тикает? В коробке действительно тикало. Я повернулся и чуть было не выронил ее, но успел подхватить. Помощник мэра в страхе зажмурился, потом открыл глаза и облегченно вздохнул. -- Что в коробке? -- спросил он. -- Это вас не касается, -- я взглянул на часы. -- У меня всего десять минут и ни секундой больше. Мне надо поговорить с мэром. Помощник вздрогнул и сделал шаг в мою сторону. -- Десять минут? Почему такая спешка? Мэр очень занят. Не могли бы вы прийти позже? -- Нет, -- я сел на стул и поставил коробку рядом. -- Если вы не пропустите меня, я буду прорываться силой. Дальнейшие события развивались с молниеносной быстротой. Уаймар схватил мою коробку, бросился к двери в коридор и истошно завопил: -- Ведро! Скорее! Через десять минут эта штука взорвется! Я ринулся за ним. -- Какое вы имеете право! Уаймар не обратил на меня ни малейшего внимания. -- Черт! Давайте скорее воды! С десяток полицейских бестолково забегали туда-сюда. Взломали замок кладовки. Там стояли щетка и пылесос, валялись тряпки. Была раковина, но ведра не было. Полицейский проворно заткнул слив и пустил воду. -- Мистер Уаймар, сюда! Помощник бросил коробку в раковину. -- Она водонепроницаемая, -- тихо сказал я. Уаймар вытаращил глаза. -- Водонепроницаемая? -- Он замахал руками. -- Отойдите все! Каждую секунду может грянуть взрыв! Толпа увлекла меня в дальний конец коридора. -- Позвоните в полицию, пусть пришлют саперов! -- надрывался Уаймар. Полицейский козырнул. -- Слушаюсь! Какой там номер? Уаймар позеленел. Еле сдерживаясь, он повернулся к сержанту и сказал: -- Мерфи, вызовите саперную бригаду. Сержант ушел, и настала моя очередь. Помощник мэра распорядился схватить меня и отвести на второй этаж, а сам бросился эвакуировать из здания людей. Спустя четверть часа он вернулся в прекрасном расположении духа и объявил: -- Саперы прибыли, -- после чего достал из кармана лист бумаги и протянул мне. -- Это нашли под оберткой вашей коробки. Ваша записка? Я прищурился и стал читать: "Мэру Петтибоуну. Я возмущен Вашим произволом в деле о строительстве памятника ветеранам войны. Эти действия не отвечают интересам общества. Поскольку законного способа сместить Вас с должности нет, я вынужден Вас взорвать. Мститель". Я покачал головой. -- Нет, это не мой почерк. У меня более разборчивый. Уаймар бросил на меня грозный взгляд. -- Вы или не вы сочинили эту записку? -- Уважаемый, зачем посылать предупреждение, если хочешь взорвать здание? -- Мало ли чокнутых. Я улыбнулся. -- А на бумаге есть отпечатки моих пальцев? -- Ваше имя? -- спросил Уаймар. -- Джеймс Беллингтон. -- Адрес? -- Мотель "Мелфорд". Мерзкая дыра, но на лучшее у меня пока нет денег. -- Вы что, один из тех, кто вложил личные средства в строительство памятника ветеранам на востоке города? Я помолчал, подергал себя за бороду и ответил: -- Ни слова не скажу без адвоката. В комнату вошел огромный полицейский в причудливом шлеме с забралом, вероятно, сапер. На нем была диковинная толстенная куртка, в руках он держал мою насквозь мокрую коробку. Подняв забрало шлема, он доложил: -- Проверили. Там только дешевый будильник и больше ничего. -- Конечно, -- подал голос я. -- А вы чего ждали? Бомбы? -- Вы все еще хотите встретиться с мэром Петтибоуном? -- хрипло спросил меня Уаймар. -- Сейчас я уже не расположен к беседе, -- я улыбнулся. -- А вы неплохо охраняете мэра. Желающим его взорвать придется проявить изобретательность. Уаймар с прищуром посмотрел на меня. Я встал. -- Всего хорошего, господа. -- Не забудьте свои часы, -- спохватился помощник мэра. Я пожал плечами. -- Боюсь, от них мало что осталось. Передайте обломки в полицейский музей и скажите мэру Петтибоуну, что я вернусь. В вестибюле первого этажа я купил пачку коротких сигар, закурил и медленно вышел на улицу. На углу остановился у киоска и принялся разглядывать журналы, предназначенные для озабоченных мужчин. -- Какая гадость! -- сказал я. Пожилой продавец в потрепанном пальто, с сумкой для мелочи на поясе, вздохнул. -- Вот что, дорогой, если не хотите это читать, не читайте, или гоните монету и прячьте покупку за пазуху. -- Я не возьму эту дрянь и даром. Надо бы вовсе запретить печатать и продавать такую грязь! Продавец начал сердиться. -- Тогда ступайте в библиотеку и возьмите там приличную книгу. Мое дело -- предлагать людям то, что им нужно. Одному -- одно, другому -- другое. Я ткнул тростью в стену киоска. -- Достаточно одной гранаты, чтобы разметать всю вашу макулатуру. Продавец посмотрел на меня с тревогой. Я же попыхал сигарой и зашагал дальше. Дойдя до перехода через улицу, остановился и бросил взгляд через плечо. У газетного киоска стоял долговязый мужчина в длинном пальто военного покроя и явно о чем-то расспрашивал продавца. Оба смотрели в мою сторону, старик недоуменно пожимал плечами. Светофор мигнул, и я перешел дорогу. В дешевой лавочке купил будильник, две батарейки и два ярда телефонного шнура. Выйдя на улицу, я закурил вторую сигару, прошел несколько кварталов и остановился у безвкусного массивного фасада Музея изобразительных искусств. Сколько же надо динамита, чтобы взорвать такое монументальное уродство? Бросив сигару на тротуар, я поднялся по ступеням и вошел в музей. Побродив по залам, добрался, наконец, до галерее в глубине здания, где была выставка полотен Утрилло, Пикассо и Модильяни. Я -- человек консервативных взглядов, и их мазня вызывала у меня отвращение. Я заскрежетал зубами. -- Мерзость! Форменная мерзость! -- сказал я и даже ударил тростью по медной табличке с надписью. Передо мной тотчас вырос охранник. -- Прошу этого не делать, сэр, медь легко мнется. Я ткнул пальцем в одну из картин и воскликнул: -- Мазня! Пустой перевод холста и красок! Сжечь все это! А еще лучше -- взорвать! -- Осторожно, сэр, вы можете продырявить картину, а мне отвечать. Чтобы обрести душевное равновесие, я отправился в зал старых голландцев и минут двадцать проторчал там. Когда я снова вышел на улицу, то заметил того же долговязого в длинном пальто. Он спускался с крыльца музея. Значит, был там вместе со мной. Я подергал бороду и, решив запутать его, начал входить в магазины и выходить через задние двери. После нескольких таких трюков мне удалось оторваться от преследователя. Неподалеку от своего мотеля я заглянул в бакалейную лавку, купил сто грамм масла, бутылку молока, хлеб, колбасу и пакет сахару. Войдя в "Мелфорд", сразу же заметил долговязого в полувоенном пальто. Он сидел в вестибюле и читал газету. Поднявшись к себе, я соорудил бутерброд и перечитал вчерашнюю статью о проекте мемориала ветеранам. На берегу озера хотели возвести громадный комплекс, для чего надо было снести несколько стоявших там домов. Цены на квартиры в них, естественно, разом подскочили, поскольку предполагалась, что городские власти будут выкупать их по любой цене. Однако на вчерашнем заседании городского совета по настоянию мэра было решено перенести стройку с восточного берега на северный, в более дешевый район. Понятно, что люди, купившие квартиры на восточном берегу, вылетели в трубу, ибо их вложения в недвижимость обесценились. Зазвонил телефон. Это был Джефри Мейпл. В колледже мы с ним жили в одной комнате и остались друзьями на всю жизнь, поскольку наши взгляды на многие ее стороны поразительно совпадали. -- Ну, что, был в мэрии? -- спросил Джефри. -- Как там? -- Как я и думал. -- После обеда опять пойдешь? -- Разумеется. Надеюсь, ты звонишь не из своей комнаты? -- Нет, из автомата. -- Молодец, -- я повесил трубку, доел бутерброд и допил молоко. После этого открыл шкаф, снял с полки стоявшую там еще одну коробку и принялся за работу. В два часа все было закончено, и я позвонил управляющему мотелем. -- Во сколько сегодня закрывается мэрия? -- Это мистер Беллингтон? -- Да. Воцарилось долгое молчание. Похоже, управляющий с кем-то совещался. Наконец он ответил: -- Мэрия работает до восьми, но многие ее отделы закрываются в пять. -- Ага, -- я посмотрел на часы. -- Время еще есть. Через двадцать минут мне понадобится машина. Вызовите, пожалуйста, такси. Докурив сигару, я надел пальто, взял коробку и вышел из комнаты. Управляющий смерил меня подозрительным взглядом. -- Такси ждет, сэр. У мотеля стояла одна машина. Я сел в нее и, сказав, куда ехать, заметил за собой моторизованный "хвост". Подъехав к мэрии, я увидел, что у входа стояла диковинная машина из прочной стали, с какой-то большой клеткой в кузове. В вестибюле толпилось множество людей, в лифт никого не пускали. Я думал, что не пустят и меня, но путь оказался свободным. На третьем этаже лифтер открыл дверцу, я вышел, и лифт поехал вниз. В коридоре никого не было, гулкий стук моих каблуков создавал раскатистое эхо. В углу приемной мэра сидел все тот же нервный юнец. -- Я хочу поговорить с мэром не позже чем через десять минут, -- объявил я. -- Разумеется, -- поспешно сказал юнец. -- Присядьте. Я сел на кожаный диван и осторожно поставил коробку рядом. Секретарь откашлялся. -- Можно попросить вас о небольшом одолжении? -- спросил он и встал. -- Мне надо чуть подвинуть шкаф. Вы не поможете? -- Конечно, помогу, -- я поднялся, оставив коробку на месте, и взялся за шкаф. И тут же дверь из коридора распахнулась, в приемную ворвались Уаймар и полицейские. Следом -- двое в толстых курках и шлемах с забралами. -- Всем выйти! -- приказал один из них. -- Коробку не трогать! Сейчас вкатим аппарат и просветим ее рентгеном. Загнав меня в дальний конец коридора, помощник мэра зашипел: -- Вы что, не можете избавиться от навязчивой идеи? -- Какой навязчивой идеи? -- Зачем вы хотели взорвать газетный киоск? Я тупо захлопал глазами. -- Сэр, я никогда... Он поднял руку, призывая меня к молчанию. -- Не отпирайтесь. И музей грозили взорвать. Нам это известно. -- Я говорил, что надо взорвать только галерею модерна, -- уточнил я. -- Вы видели выставленную там мазню? -- Нам известно также, что вы купили еще один будильник, батарейки и провод. Распахнулась дверь, из приемной вышел забронированный полицейский. -- Там, несомненно, бомба. Рентген помог разглядеть часы, провода и какой-то наполнитель. Следующие четыре часа я провел в кутузке. Потом там появился Уаймар. Он был печален. Его сопровождал невзрачный молодой человек с коротко остриженной головой и служебной улыбкой на физиономии. Помощник мэра трясся как в лихорадке и явно был готов задушить меня. -- В вашей коробке была не взрывчатка! -- прошипел он. -- Неужели? -- удивленно сказал я. -- И это вас расстроило? Он сжал кулаки. -- Там был обычный сахарный песок! Я кивнул. -- Вам надо было просто спросить меня, что в коробке, и я бы вам сказал. Уаймар повернулся к невзрачному молодому человеку. -- Он в вашем распоряжении, доктор. Когда мы остались наедине, врач угостил меня сигарой моей любимой марки, дал мне прикурить и сказал: -- Я доктор Бартон. Но вы можете звать меня просто Сэмом. -- На кой черт мне это надо? -- Часто ли у вас возникает желание взрывать здания и людей? -- Полагаю, что в наши дни оно время от времени возникает у каждого. Врач -- явно психиатр -- снисходительно усмехнулся. -- И много денег вы лично потеряли в связи с переносом места строительства мемориального комплекса? Я промолчал. -- И вы считаете, что в этом повинен мэр? -- Психиатр лукаво подмигнул. -- Поэтому и начали его поэтапную обработку? На первый раз в вашей коробке был только будильник, потом другие детали бомбы, но без заряда. Вы так и будете таскать полупустые коробки, до тех пор пока полицейские... как бы это сказать? Пока им не надоест и они перестанут обращать на вас внимание. И тогда в один прекрасный день... -- Ба-бах! -- подсказал я. Врач кивнул. -- Вот-вот. Ба-бах! В тот день ваша коробка будет снабжена совсем другим механизмом, правильно? -- У вас пытливый ум. Моя похвала вдохновила его. -- Я учился на одни пятерки, -- врач подался ко мне. -- В тот последний раз вам надо будет прибавить кое-что к содержимому коробки. Например, кнопку снаружи, чтобы нажать ее и взорвать бомбу. Я попыхал сигарой. -- Разомкнутая цепь или замкнутая? Психиатр поскреб подбородок. -- Если цепь разомкнута, бомба взрывается при нажатии кнопки... -- он задумчиво покачал головой. -- Нет, так не годится. Увидев вас с коробкой, полицейские могут успеть пустить вам пулю в лоб, и вы не сможете нажать кнопку. -- Логично, -- согласился я. -- Однако существуют и замкнутые цепи. Ток уже идет, но контакт взрывателя нейтрализован. И только если отпустить кнопку... -- Ба-бах! -- подсказал я. -- Верно. В этом случае полиции нельзя стрелять вам в голову, потому что тогда ваш палец тотчас соскользнет с кнопки и бомба взорвется. -- Вы очень точно все описываете. Его лицо омрачилось. -- Вы еще не купили кнопку? -- Нет. Если куплю, вам первому скажу. -- И ничего не предпринимайте, не переговорив со мной, -- попросил врач, вручая мне свою визитную карточку. -- А пока я хотел бы встретиться с вами у меня в кабинете. Скажем, в четверг в десять утра. -- Значит, меня не сажают в тюрьму? -- Нет, -- он похлопал меня по плечу. -- Можете идти. Полиции не в чем вас обвинить. Напротив, это она сплоховала. И поскольку в коробке не было взрывчатки... -- А носить в коробках сахар, будильник и провод закон не запрещает... -- Вот именно. Но прокурор опасается, что вы задумали шантажировать городские власти. Это так? -- Нет, как-то не пришло в голову. -- И хорошо. Хотя в общем-то я думаю, что вы репетировали взрыв. Спустя двадцать минут я был на улице и вскоре заметил, что за мной следит все тот же долговязый в длинном пальто. Я отправился в центр города, где приобрел в недорогом магазине ту самую кнопку, о которой говорил психиатр. Я не стал возвращаться в мотель, а пошел к Джефри и снял комнату по соседству с ним. -- Пойдешь завтра? -- спросил он меня. -- Да. Купил кнопку. -- Желаю удачи. Надеюсь, на сей раз сработает. В ту ночь я плохо спал и мучился кошмарами, самым ярким из которых был сон про взрыв Музея изобразительных искусств. В десять утра я позвонил доктору Бартону и сообщил ему о покупке кнопки. Врач осень расстроился. -- Так быстро? Но вы еще не были у меня на приеме. -- Звоню, чтобы проститься, -- сказал я. -- Думаю, теперь мы свидимся только на том свете. -- Минутку! -- в отчаянии выкрикнул он. -- Что вы намерены предпринять? -- Пойти к мэру Петтибоуну. Сегодня все будет хорошо. -- Вы у себя в мотеле? -- Нет. -- Я повесил трубку, попыхивая сигарой, прочел утреннюю газету, взял под мышку свою коробку, вышел, сел в такси и велел ехать к мэрии. Но за квартал от цели потребовал остановиться, расплатился и зашагал дальше, держа палец на кнопке. Улицы были оцеплены и кишели полицейскими, не пускавшими людей на центральную площадь, очищенную от автомобилей и пешеходов. У входа в мэрию стояли Уаймар и доктор Бартон, которые норовили спрятаться за колоннами. Внезапно я оробел, почувствовав нечто похожее на боязнь сцены, которая обуревает начинающего лицедея. Я сделал два шага в сторону мэрии, но тотчас развернулся и пошел обратно. -- Куда вы? -- вдруг раздался голос Уаймара. Я зашагал быстрее и, оглянувшись, увидел помощника мэра, доктора Бартона и ватагу полицейских, бежавших ко мне. Я бросился наутек и снова обернулся только в конце квартала у Музея изобразительных искусств. Погоня приближалась. Я взлетел на крыльцо и юркнул в здание. Пробегая по залу голландских мастеров, я слышал сзади топот ног преследователей. С бьющимся сердцем я бежал по галерее римской скульптуры. Чиновники и полиция не отставали. Впереди была галерея современного искусства. Промчавшись мимо удивленных охранников, я опустился на пол у окна. Орава, наконец, догнала меня. Я поднял руку и истерически закричал: -- Остановитесь! Еще один шаг, и я отпущу кнопку! Помощник мэра и его войско стали как вкопанные. Я перевел дух и сказал: -- Мистер Уаймар, я снимаю свое требование о встрече с мэром Петтибоуном. Понимаю, что оно невыполнимо. Уаймар сделал шаг вперед. -- Стойте! -- крикнул я. -- Иначе сниму палец с кнопки. Через десять минут... Могу и сию секунду, но мне хочется сперва отдышаться, а уж потом принимать столь важное решение. Уаймар замер. -- Нет-нет! -- крикнул доктор Бартон. -- Не торопитесь, отдышитесь. Это серьезное решение. -- Какого ущерба можно ожидать, если он отпустит кнопку? -- спросил Уаймар полицейского в защитной куртке и шлеме. -- Трудно сказать. Возможно, рухнет все здание. Я посмотрел на часы. -- Девять минут... -- Очистить помещение! -- заорал помощник мэра. -- А вы, Бартон, поговорите с ним, убедите. -- Вряд ли я смогу что-то сделать, -- ответил психиатр. -- Тут нужен иной специалист -- священник, пастор или раввин. -- Восемь минут, -- произнес я. Мои преследователи сбились в кучку у входа в римский зал. Усмехнувшись, я встал и зашагал к ним. Они попятились и расступились. Меня вдруг охватило дотоле неведомое ощущение силы и власти. Я с улыбкой прошел через залы раннего американского искусства, литографии, рисунков одаренных школьников, вышел на улицу и пересек площадь. Все мои преследователи и охранники высыпали из музея и наблюдали за мной с лестницы у входа. С минуту я смотрел на них, потом демонстративно снял палец с кнопки. Естественно, ничего не произошло. Я открыл коробку, извлек будильник и провода и поднял повыше, чтобы все видели. Затем перевернул коробку вверх дном, показывая, что она пуста. Меня тотчас окружили полицейские и разъяренные чиновники во главе с Уаймаром. -- Что это за шутки? -- сипло спросил он. Я злобно зыркнул на него. -- Никаких шуток. Я просто хотел встретиться с мэром. Очевидно, в нашем городе это -- тяжкое преступление. -- Это уже чересчур. Может, в вашей коробке и не было бомбы, но вы... -- А будильник, провода и, наконец, эта кнопка! -- А разве есть какой-нибудь закон, который запрещает носить в коробках будильники и провода? Что если человек просто увлекается опытами с часами? -- Я погрозил Уаймару пальцем. -- Я пожалуюсь на вас в союз защиты гражданских прав. Я вчиню вам иск на миллион долларов за их нарушение. -- Вам место в тюрьме, -- заявил помощник мэра. -- Неужели? Это за что же? Меня травили как дикого зверя, преследовала толпа, возглавляемая представителем властей. Нет, после такого я, пожалуй, все-таки подам в суд и сдеру с вас миллиона два. Из-за спины помощника мэра вдруг вынырнул маленький суетливый человечек. -- Успокойтесь, Уаймар, -- сказал он. -- Не лезьте в бутылку. У нас и так бюджетный дефицит. -- Кто вы такой? -- сердито спросил я. -- Мэр Петтибоун, -- словно оправдываясь, ответил он. -- Ага! Наконец-то вы высунули нос из своей крепости. Хочу сообщить вам, что возле мотеля, в котором я проживаю, асфальт испещрен глубокими выбоинами и по ночам невозможно спать из-за грохота грузовиков. Требую незамедлительно принять меры. Топнув ногой по тротуару, я развернулся и зашагал прочь. Мне казалось, что рука закона должна ухватить меня за плечо, но ничего подобного не произошло. Мой внезапный уход поверг всех в растерянность. Так часто бывает, когда одна из армий вдруг стремительно отступает. Я остановил такси и сообщил водителю адрес, но вскоре передумал и велел остановиться у магазина. Войдя туда, я юркнул в туалет. Там сорвал с себя парик и бороду, выбросил шляпу, вывернул наизнанку свое синее пальто, отчего оно сделалось коричневым, и вышел на улицу через заднюю дверь. Прошагав квартал, я нашел другое такси и сказал водителю: -- В аэропорт. На другой день мы с Джефри встретились в Сент-Луисе. Он показал мне два полотна Пикассо, три картины Утрилло и две -- Модильяни. -- Все прошло как по маслу, -- сказал он. -- Я, как мы и задумали, пришел в музей и, едва ты прибежал туда со своей коробкой, спрятался в туалете. Когда все, включая охранников, побежали за тобой на улицу, я прошел в галерею, вырезал самые ценные полотна и сунул под пальто. Потом спокойно вышел. В суматохе никто не обратил на меня внимания. -- Он разлил виски, подал мне стакан. -- Как ты думаешь, мы сумеем еще раз провернуть такое дельце? Я улыбнулся. -- Точь-в-точь -- едва ли. Но что-нибудь похожее придумаем. Смотря какой мэр попадется. Перевели с англ. Л. Соколова, А. Шаров (sharov@postman.ru) Джеффри Хадсон. Что ты почувствовал? --------------------------------------------------------------- © Джеффри Хадсон © Перевел с английского А. Шаров (sharov@postman.ru) --------------------------------------------------------------- Питер Финни промчался мимо очаровательной секретарши и влетел в роскошный кабинет доктора Эйка. -- Подонок! -- выпалил он. -- Грязный вонючий подонок! Доктор Эйк удивился, но виду не подал. Взглянув на часы, он невозмутимо заметил: -- Что-то ты нынче рановато, Питер. Что-нибудь случилось? -- Ты чертовски прав, грязный заскорузлый пруссак! Доктор Эйк задумчиво погладил свою козлиную бородку и кивнул в сторону черной кушетки. -- Хочешь, поговорим об этом? -- Нет, не хочу! -- взревел Финни и отвесил кушетке пинок. -- Надоело мне это пустомельство, обрыдло изливать тебе душу за сто долларов в час. Кабы я знал про вас с Глорией... -- Он умолк и сжал кулаки. -- Присядь, -- спокойно проговорил доктор Эйк. -- Ты слишком взволнован. -- А ты чего ожидал, вшивый гад? -- Пока не могу сказать, -- ответил доктор Эйк. -- Может, попробуем разобраться? -- А чего тут разбираться? Я уже и так во всем разобрался. По вторникам и четвергам в "Эль-Греко". Моя так называемая благоверная говорит, что ездит играть в бридж, а на самом деле вы с ней забиваетесь в отдельную кабинку в "Эль-Греко", правильно? -- Да ты успокойся... -- Не хочу я успокаиваться! -- Чего же ты хочешь? -- Убить тебя хочу, вот чего! -- Финни выхватил из кармана черный пистолет с коротким стволом. -- Как давно ты испытываешь это желание? -- осведомился доктор Эйк. -- Со вчерашнего дня. С семи часов вечера, потому что именно тогда я узнал правду. -- Узнал правду... -- эхом откликнулся доктор Эйк. -- Да, тварь бородатая! Узнал, чем занимается моя женушка по вторникам и четвергам. Конечно, мне следовало догадаться раньше, коль скоро Глория никогда не была заядлой картежницей. А впрочем, что говорить? Ты, засранец, и сам все знаешь! -- Объясни толком, что стряслось, -- попросил доктор Эйк. -- Вчера мы припозднились со съемками "Питера и Джорджа", -- начал Финни. -- Осветитель заболел, а новый ничего не знает, вот мы и работали, как сонные мухи, сорвали график, и все такое. Короче, провозились до семи вечера. -- Что ты почувствовал, когда понял, что работа затягивается? -- Злость я почувствовал, вот что! Я не статист, а кинозвезда, меня нельзя задерживать! -- Финни уселся на кушетку и положил пистолет рядом. -- Короче, отсняли. Я устал, и тут Джордж предложил промочить горло. Мне хотелось домой: Глория волнуется, когда я езжу по шоссе. Я уже семь раз в аварии попадал, как тебе известно. Но Джордж настоял, и мы зашли в "Эль-Греко". Это на углу Уилшир и Льюис. Впрочем, тебе ли не знать, сосиска ты недожаренная! -- Что ты имеешь в виду? -- спросил доктор Эйк. -- А вот что. Покуда мы заливали за воротник, тамошний буфетчик заливал приезжей деревенщине, какие знаменитости заходят к нему опрокинуть рюмочку. Плел им про Пола Ньюмэна и Энджи Дикинсон, а потом и говорит: к нему, мол, захаживает сама Глория Старр. Тут-то я и навострил уши. -- Навострил... -- отозвался доктор Эйк. -- Вот именно, выродок болотный. А буфетчик знай себе распинается: какая она красавица, эта Глория Старр, какая соблазнительная, да еще и человек хороший. А про мужа ее -- ни словечка. -- И что ты почувствовал? -- Взбесился я, -- ответил Финни, ложась на кушетку и поглаживая пистолетом по животу. -- Да и как не взбеситься? Глория уже полтора года ничего не делает. После "Пляжа на заре" ни разу нигде не снялась. Фильм и сборов не сделал, и шедевром не был. А я -- в главной роли в крупнейшем телесериале "Питер и Джордж". И вот, сидим мы с Джорджем в пивнушке, любимцы сорока двух процентов телезрителей, а этот гад буфетчик ни разу про нас не слыхал! -- И что ты почувствовал?