ими делать? - спросил я. Ребята переглянулись. - А мы с ними ничего и не собирались делать, - отве-чают они. - Просто было интересно с этим повозиться. Наверное, они заметили, как я на них посмотрел, пото-му что вдруг хором сказали: - Мы можем раздавать их зрителям после представле-ния на память, папа, - и глядят на меня с улыбкой: дес-кать, видишь, какие мы практичные. Ну вы сами видите, каких я практичных сыновей вос-питал. Изобрели копирующий аппарат и думают исполь-зовать его для любительских фокусов! Я покачал головой. - Нет, я придумал кое-что получше. Эти штуки ведь ничего не стоят, если не считать расходов на пластмассу и на электричество, а потому из них можно много чего на-готовить. (Они сразу поняли, к чему я клоню: я ведь за-нимаюсь бижутерией.) Ну, скажем, индийские браслеты или цыганские серьги. - Ничего не выйдет, папа, - говорят они, а Ларри до-бавляет: - Вот посмотри. Он подобрал одну монетку и швырнул ее об стену. Словно бы вспыхнуло радужное пламя - и все. От моне-ты даже и следа не осталось. - Видишь? - спрашивает Лео. - Стоит нарушить структуру - и ты опять получаешь световые волны, кото-рые движутся со скоростью сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду. Это он правду сказал. Я взял с верстака коловорот и по-пробовал просверлить в десятнцентовике дырочку. Хоп! Ни монеты, ни даже пластмассовой оболочки. Ларри го-ворит: - Вот видишь, папа, они годятся только на бесплат-ные сувениры. Забавная новинка, и ничего больше. До чего же они оба у меня непрактичные! - Так сделайте их тяжелее, раз уж вы научились их изготовлять. Подберите оболочку потверже. На такие штучки всегда есть спрос - иностранные монеты, цветоч-ки там или даже мушка какая-нибудь красивая. Ну, оказалось, они уже пробовали, только ничего не вышло. Монеты-то образовывались, но как только теплая пластмасса ударялась о матрас, они сразу исчезали. Ребя-та мне тут же это и показали. Эх, получи я их образование, давно бы я был миллио-нером! Самых простых вещей сообразить не могут. - Вот что, ребята! До того, как проецировать изобра-жение, приклейте на негативе к монете крохотное ушко. И тогда в него можно будет пропустить нитку или про-волочку. Вижу, им неприятно, что они сами до этого не додума-лись. Ну, мне и захотелось их подбодрить. Это не дело, если отец собственных сыновей обескураживает. Я и го-ворю: - Вот что, ребята. Я где-нибудь добуду золотую моне-ту в двадцать долларов и закажу ювелиру приделать к ней ушко, как я вам и говорил. Вы изготовите побольше копий, и я покажу их Тони (это мой художник), а уж он что-ни-будь сообразит. Прибыль поделим пополам. Так мы и сделали. Они мне наготовили полный бочонок золотых монет (их изображений в оболочке, само собой). Золотые эти совсем ничего не весили. Тони понаделал из них всяких ожерелий, поясков, серег, обручей на голову, и расходиться они начали, как горячие пирожки. Я поста-влял их крупным магазинам в Нью-Йорке и Далласе и бижутерийным лавочкам в Лос-Анджелесе. Они сразу вошли в моду. И выглядели совсем как настоящие. Да собственно, в некотором роде они и были настоящими. Только такие украшения из подлинного золота совсем оттянули бы руки или шею, а эти были легче перышка. Некоторое время спрос на них был очень большой, и мы порядочно зара-ботали. Да оно и понятно. Электричество обходится дешево, лазерный аппарат и трубка были уже изготовлены рань-ше, а двадцатидолларовая монета стоит в антикварном ма-газине всего семьдесят два доллара. Так что можете сами высчитать чистую прибыль. В общем, как я уже сказал, мы на них неплохо заработали. Однако мода - это мода, и когда украшения из монет всем приелись и перестали расходиться, я попросил ребят изготовить мне кое-что еще. Тут уж я пошел на расходы: купил восьмикаратовый бриллиант самой чистой воды и заказал для него съемную филигранную оправу (понимаете, такая оправа позволяла изготовить несколько моделей). Ну, с бочонком таких по-брякушек можно было сделать настоящее дело. Из-за пленки камешки выглядели похуже оригинала, но все-таки сверкали неплохо, можете мне поверить. Я ограничился одним бочонком потому, что намеревался продавать такие украшения как редкость. У меня их было достаточно для десятков диадем, кулонов, подвесок и хватило еще для особого заказа - одна миллионерша, жена нефтяного маг-ната, расшила ими свое платье к свадьбе дочки. Конечно, я не утверждал, что ото бриллианты, как и не выдавал мои золотые монеты за золото, и торговал я ими как бижуте-рией, только особого сорта. Они стали специальностью мо-ей фирмы и соперничали даже с австрийским горным хру-сталем и стразами. Я мог бы найти сотни способов, чтобы использовать за-твердевшие голограммы, и сказал ребятам, что им пора бы запатентовать процесс, и поскорее. А пока больше ни-чего изготовлять не следует. Они сразу согласились. Хорошие ребята, только несерьезные. Видите ли, им все это уже успело надоесть. А что дело приносит деньги, их совсем не интересовало. Тут как раз подошло рождество - время для нас самое горячее, - и я так захлопотался, что спросил ребят про патент только после Нового года. Они поглядели друг на друга, потом на меня и хором вздохнули. - Мы решили не брать патента, папа. Ага! Благородство взыграло, подумал я. Опубликуют формулу в каком-нибудь научном журнале и подарят свое открытие человечеству. А какой-нибудь ловкач добавит пустячок, да и возьмет патент на свое имя. - Почему же вы так решили? - спрашиваю я терпе-ливо. - Слишком опасно, - говорят они хором. А потом Лео начал объяснять про сохранение энергии, а Ларри - про атомную бомбу, и зачастили, зачастили, так что у меня голова кругом пошла от этих их "е равно эм це в квадра-те" и "эффектов реверберации при наложении волн". Ну, я их перебил: - Бог с ней, с наукой. Объясните-ка по-человечески. - Проще объяснить нельзя, - сказал Лео, а Ларри добавил: - Мы лучше тебе покажем. Накануне выпало много снегу, и двор был весь в су-гробах. Ларри спустился в подвал и принес оттуда мешочек с десятицентовиками, которые так там и лежали в бочон-ках. И еще он принес духовое ружье. Потом положил десятицентовик на сугроб, а на этот десятицентовик - еще один. А сам взял камешек и бросил его на монетки. Когда камешек о них ударился, они, как всегда, вспыхнули и исчезли. - Ну и что? - спрашиваю я. - Мы же всегда знали, что они непрочные. И всех клиентов я об этом предупреж-дал. - Посмотри получше, папа, - говорит Лео и показы-вает туда, где лежали монетки. Снег там подтаял, и обра-зовалась ямка дюйма полтора в поперечнике и чуть мень-ше дюйма глубиной. Но я все равно не мог понять, к чему он. клонит. Ребята повели меня за дом, к большому сугробу, куда мы счищаем снег с крыши. Этот сугроб был чуть не в че ловеческий рост. Лео взял десять монеток и осторожно вдавил их колбаской в снег на высоте груди. Потом отвел нас шага на четыре к забору и выстрелил из духового ружья. Тут на секунду словно метель разбушевалась. А когда в воздухе прояснилось, я гляжу - от сугроба ни-чего не осталось, и пахнет словно после грозы. Тут меня как осенило. Я схватил Лео за руку и за-кричал: - Да это же замечательно! Кому нужны все эти по-брякушки? Вы ведь можете за один час очистить от заносов целый город или шоссе! Но ребята только головами покачали. - Нет, папа. Ты сам человек мирный и нас такими же воспитал. Разве ты не понимаешь, к чему это может при-вести? Тут Лео начал объяснять, и Ларри начал объяснять, а я только молчал и слушал. - Ведь таким способом можно изготовить оружие уничтожения пострашней водородной бомбы. Чтобы убрать этот сугроб, хватило десяти монеток. А ты попробуй пред-ставить себе, что случится, если кто-нибудь сложит кучкой тридцать таких монеток и выстрелит в них из духового ружья? Или пятьдесят? Или сто? Одна разбитая монетка исчезает словно бы бесследно, просто возвращаясь в общее электромагнитное поле, и энергии при этом выделяется так мало, что невозможно измерить. Когда исчезли две мо-нетки одновременно, выделилось тепло, которое растопило немного снега, как ты сам видел. Десять уже взорвались с выделением значительного количества тепла и ионизиро-вали кислород в атмосфере. Ты ведь почувствовал запах газа, который при этом получился, - озона? Мы рассчи-тали, что будет происходить, если увеличивать число монет вплоть до сотни. А дальше мы просто побоялись считать. При добавлении каждого нового десятка, помимо взрыва и выделения тепла, возникают всякие явления вторичного порядка, и при этом все более сильные. Мы вернулись в дом и с полчаса сидели молча. Я хо-рошенько обдумал все это. Ребята были абсолютно правы: в мире и без нас хватает неприятностей. И я им сказал, что они правильно решили. Тут оба вскочили и давай меня целовать - это взрослые-то люди! И оба просто сияют. - Папа, ты у нас молодец! А потом как-то сразу сникли, словно им меня жалко стало, - что все мои мечты о богатстве пошли прахом. - Не расстраивайтесь, ребята, - говорю я им.- У ме-ня же есть вы. Так чего мне еще надо? Свою старость я хорошо обеспечил. Тут я даже немного всплакнул - от радости. Ну, о патенте, конечно, больше и речи не было. И ап-парат ребята сразу разобрали. Про.это изобретение мы больше не говорим. Но когда выпадает много снега, ре-бята мне улыбаются, а я улыбаюсь им в ответ. Потому что мне все соседи завидуют: дорожки во дворе у меня всегда расчищены, а никто из них ни разу не видел, чтобы я брал-ся за лопату. Мы рассчитали, что после обычного снегопада двух монет мало, а десяти- многовато. А вот три будет в самый раз. Я кладу монетки через равные промежутки и наловчился стрелять из духового ружья почти без прома-ха. Какой толк от изобретения, если из него нельзя извлечь пользы, ведь верно? Я человек практичный.
Альфонсо Альварес Вильяр. Телеуправляемая коррида --------------------------------------------------------------- Сборник "Практичное изобретение" библиотеки Зарубежной фантастики, 1974 OCR: Благовест Иванов --------------------------------------------------------------- В роскошно обставленной приемной табачный дым сто-ял столбом. Дым был такой густой, что, казалось, его мож-но жевать, и тщедушного человечка в нем почти не было видно. Он приходил сюда ежедневно уже целую неделю. "Дон Хосе не может вас сегодня принять", - неизменно говорили ему секретарши сеньора Карраско, импрессарио знаменитого матадора Эль-Наранхито. Они уже при-выкли к "малышу", а он, сидя в приемной, видел, как пе-ред ним с утра до вечера бесконечной вереницей проходят в кабинет дона Хосе пикадоры, киноактрисы, исполнитель-ницы фламенко и просто искатели и искательницы приклю-чений. Но этот тип, на визитной карточке которого рядом с именем стояло подозрительное звание "доктор физиче-ских наук", дона Хосе не интересовал: для него, мульти-миллионера, любой ученый был чокнутым или бездельни-ком. Наверно, думает выпросить тысяч десять на продол-жение каких-нибудь исследований. В этот день дон Хосе пришел к себе в контору в плохом настроении. Сказочный контракт для его подопечного, Эль-Наранхито, похоже ускользал из рук: латиноамери-канские импрессарио осмелились сравнить знаменитого тореро с его заклятым врагом и соперником Эль-Лимонсито! Пока ни о чем договориться не удалось, и контракт повис в воздухе. Рядом с такой неудачей любая другая не-приятность казалась сущим пустяком, и поэтому дон Хосе решил принять доктора Гонсалеса. Отхлебнув виски из стакана, который сеньор Карраско, возлежавший на шведском диване, соизволил ему предло-жить, доктор Гонсалес закашлялся. Этот экзотический на-питок он пробовал впервые в жизни. - Выкладывайте, что там у вас, да побыстрее - у меня много работы, - сумрачно процедил сквозь зубы сеньор Карраско, разглядывая висевшую на стене бычью голову с рогами, которая, казалось, жадно втягивала сухими нозд-рями кондиционированный воздух. - Видите ли, дон Хосе, я работал в университете элек-трофизиологом... - заговорил доктор Гонсалес, покраснев, как девушка, признающаяся в полицейском участке, что она занимается проституцией. - А что это такое? - грубо перебил его импрессарио. - Сейчас расскажу. Мы втыкаем проволочки в мозг животным и пропускаем электрический ток... - Друг любезный, вы ошиблись адресом. Мы втыкаем быкам шпаги и бандерильи, и не в мозг, а чаще в другие места. - Пожалуйста , наберитесь терпения, дон Хосе. Я хо-тел вам сказать следующее: электрический ток может за-ставить любое животное делать только те движения, какие мы от него хотим. Главное - надо знать, куда вживлять эти самые проволочки, которые мы называем электро-дами... - К делу, к делу, в лекциях по электро... как ее?., я не нуждаюсь! И вообще, при чем тут я? - Сейчас поймете. Я изобрел (вот посмотрите схему) аппарат, который позволит нам буквально вить из быков веревки. Когда сеньор Карраско это услышал, сигара длиной в километр, дымившая, как вулкан, выпала из его пальцев. Казалось, от хохота у него вот-вот лопнет брюхо. Управ-лять быком, вить из него веревки? Такое может лишь Эль-Наранхито, но только для Эль-Наранхито изобре-тения этого голодного профессора ни к чему. Он представил себе, как этот мозгляк дразнит огромного быка батарейкой карманного фонарика. - Еще минутку, дон Хосе. Все проще, чем вы думаете. Вам придется только подкупить кого-нибудь из служителей в стойлах, чтобы тот прикрепил к голове быка крохотный приемопередатчик ультракоротких волн. Это очень легко - у приемопередатчика есть присоски, он не принесет быку никакого вреда... - А потом вы протянете километровый кабель, да? И будете управлять быком, как мои дети игрушечной ма-шиной, которую я подарил им в сочельник? - с хохотом перебил его сеньор Карраско. Все это теперь ужасно забав-ляло его, и он уже не жалел, что принял доктора Гонсалеса - изобретателя четырех четвертей. - Вы не даете мне объяснить, дон Хосе. Слышали о телеуправляемых ракетах? Так вот, здесь кабель тоже не нужен. Теперь сеньор Карраско расхохотался еще громче: он представил себе быка, летящего со скоростью двадцать ты-сяч километров в час по направлению к Марсу. - Посмотрите на этот аппарат, - и физик вытащил из футляра предмет, похожий на обыкновенный транзистор. - С его помощью я могу посылать сигналы приемопередатчи-ку, укрепленному на голове у быка, а тот в свою очередь посылает ультракороткие волны нервным центрам. Я ра-ботал над этим изобретением больше десяти лет. Каким же дураком надо быть, чтобы потратить десять лет па такую глупость, когда есть занятия, которые позво-ляют месяцев за шесть обзавестись великолепной кварти-рой и автомобилем новейшей марки! Но доктор Гонсалес невозмутимо продолжал: - Короче говоря: если вы или ваш человек пришлеп-нете эти аппаратики на головы быкам, с которыми будет драться Эль-Лимопсито, я все устрою так, что Эль-Лимонсито провалится, и тогда ваш подопечный станет пер-вым на Национальной Фиесте. Дон Хосе утратил дар речи - последняя фраза попала в самую точку. На что бы он ни пошел, только бы ненавист-ный Лимонсито потерпел крах! Обратился бы даже за помощью к колдуньям - если бы те еще /кили в Испании. Возможно, даже вероятней всего, что предложение этого жалкого маньяка - чистое надувательство , но в такой ситуации, как сейчас, схватишься и за соломинку. Будучи, однако, деловым человеком, сеньор Карраско знал, что в любом деле, прежде чем решать, важно выяснить, сколько это будет стоить. Поэтому он спросил: - А сколько вы хотите за это изобретение? - Миллион песет, - ответил с неожиданной твердо-стью человечек. Черт возьми! Откуда этот книжный червь знает, что такие суммы вообще существуют? Дон Хосе опрокинул в глотку стакан виски и задумался. Но что толку думать о химерических затеях? Ведь это все равно, как если бы че-ловеку предложили северное полушарие Луны. - Хорошо. Но деньги вы получите, только когда ста-нут известны результаты. Как раз в воскресенье в корриде выступает этот сукин сын Лимонсито и мой тореро. Приходите завтра, и мы все обсудим. На другое утро, и на следующее, до самой субботы, док-тора Гонсалеса принимали первым. Разношерстная публи-ка, ожидавшая в приемной, иронизировала и обменивалась злыми шутками. Бульварные листки заговорили про "малыша-физика", прочили его в бандерилъеро при Эль-Нарапхито, а какой-то сотрудник телевидения попытался даже взять у доктора интервью. И вот наконец наступило воскресенье. Вся Испания уже целый месяц только и говорила о предстоящей корри-де. Люди шли на все, чтобы раздобыть билет, и после кор-риды немало перекупщиков приобрели на "заработан-ное" новые машины. К четырем часам на скамьях яблоку негде было упасть, и еще десять миллионов испанцев смот-рели на арену, сидя перед экранами своих телевизоров. По арене продефилировали квадрильи, и опять, в несчетный раз, повторились традиционные ритуалы испан-ской тавромахии. Ритм пасодобле зажигал в душах огонь. Пропела труба, и на середину арены, словно брошенный из пращи камень, вылетел громадный бык. Здесь он оста-новился как вкопанный, Эль-Лимонсито стал прямо пе-ред ним, но бык не двинулся с места. Он не двинулся бы, даже если бы в него вонзали горящие бандерильи: его дви-гательные центры парализовал четырехвольтовый ток. Ма-тадор подступал к быку вплотную, осыпал его бранью (к счастью, не услышанной микрофонами телевидения), но все было напрасно. Публика начала терять терпение, послышались свист-ки, но тут бык сорвался с места, и застигнутого врасплох Эль-Лимонсито спас только отчаянный прыжок в сторо-ну. В быка словно вселился дьявол: он бодал воздух то на-право, то налево, но не обращал ровным счетом никако-го внимания ни на матадора, ни на членов его квадрильи, когда те пытались продемонстрировать блестящую рабо-ту плащом. Верхом на лошади появился пикадор, этот броненосец тавромахического флота. Бык доверчиво подошел к пика-дору, словно подставляя себя под копье, но едва острие вонзилось ему в крестец, как бык, подпрыгнув на невероят-ную высоту, выбил из рук пикадора копье, и оно, пролетев изрядное расстояние, пробило соломенную шляпу фотографа, намеревавшегося увековечить эту сцену. Пикадор подобрал копье и снова ринулся в бой, но бык словно взбе-сился: он поддел лошадь рогами, и пикадор всей тяжестью своих ста двадцати килограммов плюхнулся на бычий за-гривок. Каким-то чудом ему удалось ухватиться за рога, и так он продержался несколько секунд, в то время как бык скакал и брыкался, словно одержимый. Нормальное тече-ние корриды было нарушено, однако правила есть прави-ла, и квадрнлья Эль-Лимонсито перешла к третьему эта-пу боя. Первый бандерильеро вонзил в круп быка две пары бандерилий; третья пара упала на арену, потому что бык побежал, делая зигзаги; другого бапдермльеро он догнал, свалил и покатил по арене как мяч. Зрители закатывались хохотом и не могли остановиться - такого не было еще ни на одной корриде; но настоящие любители возмущенно требовали, чтобы им вернули деньги за билеты. А невзрач-ный человек за камерами кинохроники лихорадочно вертел в это время переключатели чего-то похожего па транзистор. Началась завершающая часть боя - злополучней всех, описанных доном Хосе Мария Коссио в его фундаменталь-ном труде "История корриды". Острие шпаги все время соскальзывало с боков животного, и в какой-то миг она по самую рукоять врезалась в землю. Эль-Лимонсито застыл в странной позе, словно выполняя трудное гимнастиче-ское упражнение. И тут произошло самое комическое со-бытие этой незабываемой корриды: коварно взмахнув ро-гами, бык сдернул с Эль-Лимонсито одежду, и тот остался в одном нижнем белье, а потом, когда тореадор бросился бежать, бык сорвал с пего и то малое, что на нем еще оста-валось. Смеялись мужчины, иностранки хихикали, а скром-ные испанки прятали лица за веерами. Эль-Лимопсито бежал с арены, сопровождаемый градом подушечек для плетения кружев и нелестных замечаний по адресу его ро-дословной. Для Эль-Лимонсито это был конец. Теперь он мог рассчитывать только на место клоуна в цирке, с ним уже никто не подписал бы контракта. Настал черед Эль-Наранхито. Если бы внимание зри-телей не было поглощено тем, что происходило на арене, они, возможно , заметили бы все того же человечка. Только на этот раз он не отрывал глаз от листка бумаги - на нем был записан план, разработанный до мельчайших подроб-ностей сеньором Карраско, тореадором и, разумеется, им самим. Если Элъ-Лимонсито потерпел позорный провал, то работа его соперника, напротив, была великолепной. Бык шел туда, куда ему надлежало идти. Десять миллионов испанцев, затаив дыхание, смотрели, как он мирно обню-хал лицо Эль-Наранхито и стал перед ним на колени. Все бандерильи вонзились куда полагается, на взмахи пла-ща бык отвечал так, как от него ожидали, и наконец после одного-единственного виртуозного укола шпагой он упал как подкошенный. Никто не знал, что смертоносный элек-тромагнитный импульс разрушил большую часть его под-корковых центров, а произвести вскрытие никому не при-шло в голову. Не стоит рассказывать, что произошло с остальными быками. Эль-Лимонсито был так деморализован, что док-тору Гонсалесу почти не пришлось пускать в ход свой передатчик: из рук вон плохая работа окончательно погу-била репутацию доселе знаменитого матадора. А Эль-На-ранхито одержал блестящую победу над своими тремя быками и получил всего шесть ушей и три хвоста только потому, что у этих быков больше не было ни хвостов, ни ушей. Его осыпали дождем цветов и любовных записок, и, когда он уходил с арены, полиции пришлось спасать его от почитателей. Тем временем странная личность с транзистором подо-шла к сеньору Карраско. Они обменялись несколькими фразами, а потом человечек, сжимая в руке сложенный банковский чек, стал проталкиваться к выходу. Выбрав-шись наконец из толпы, он осторожно разогнул чек, взгля-нул па него - и его лицо вспыхнуло: в проставленной сумме было на два нуля меньше, чем они условливались! Лицо человечка исказила зловещая гримаса. Импрессарио в эту минуту уже пробивался наружу, в окружении поклонников, наперебой поздравлявших его о успехом Эль-Наранхито. Вдруг кто то закричал: "Бык, бык вырвался!", и началась паника. Почувствовав, что тол-па вот-вот подомнет его под себя, сеньор Карраско попы тался перепрыгнуть через загородку, но его сбили с ног. И как ни больно его топтали, он был в полном сознании в тот момент, когда ощутил на затылке обжигающее дыха-ние быка. Потом словно два ледяных стержня вошли в его спину - и больше он не чувствовал ничего, потому что бык пригвоздил его, как высушенную бабочку, к дощатой стене прохода.
Доналд Уондри. Странная жатва --------------------------------------------------------------- Сборник "Практичное изобретение" библиотеки Зарубежной фантастики, 1974 OCR: Благовест Иванов --------------------------------------------------------------- Солнце еще не встало, когда Эл Мейерс, позавтракав, поднялся из-за стола. Даже в графстве Шоутак, где живет крепкий народ, он выделялся ростом и силой. Лицо его бы-ло обветренным, а могучие руки покрыты курчавыми тем-ными волосами. Ничего в нем не было лишнего - мускулы да кости. И хоть Элу перевалило за пятьдесят, двигался он с легкостью юноши. - Славно ты накормила меня, мать, - похвалил он свою пышнотелую супругу. И она улыбнулась ему в ответ, как улыбалась и в засуху, и в бурю, и когда налетала са-ранча, и когда разражался кризис. - Придется мне с тобой поехать. Если станешь здесь весь день прохлаждаться, некому будет яблоки собирать. - Все соберем к вечеру, Хэнк! - взревел Эл. В дверях появился сезонный рабочий. На его лице бы-ли следы мыльной пены. Он торопливо вытирался поло-тенцем. - Сотни две бушелей * соберем, - сказал Эл. - Может, и больше. Хэнк, поджарый бродяга, поплелся за Элом. Они прошли мимо курятника. Кричали петухи, несушки с кудах-таньем разлетались в стороны, пищали подросшие с весны цыплята. Даже в грязной потрепанной куртке Эл являл собой великолепное зрелище, казался бронзовым богом земли. Они миновали свинарник. Поросята толклись у корму-шек, от которых распространялся кислый запах. Солнце только что поднялось над горизонтом, и теплый воздух со-хранял особенный аромат позднего лета, в котором смеши-вались запахи парного молока, навоза, клевера, сена, зер-на, сухой земли и созревающих растений. У сарая стояла телега, нагруженная пустыми корзина-ми. Эл подхватил вожжи и тронул лошадей. Пара битюгов потащила телегу по пыльной дороге. - Добрый выдался год, - сказал Эл. Он набил табаком старую вересковую трубку и зажег ее, не отпуская вожжей. - Ага. Только чудное все в этом году. - Точно. Вот как растения вымахали. Никогда рань-ше таких не видал. Хэнк сплюнул жвачку. - Не только в том дело, что вымахали. Они даже без ветра трясутся. Я вчера помидоры окучивал, а они вдруг зашевелились. - Н-но! - крикнул Эл. Лошади затрусили быстрее. Он затянулся и выдохнул клуб душистого дыма. - Ты прав. Сам не знаю, что с ними творится. Никогда не было такой погоды и такого урожая. Что-то неладно. Помнишь, прошлой осенью пшеница снова принялась расти. Черт знает что! Только в октябре мы смогли все собрать. Хэнк поежился. - Не нравится мне это. Порой, как бы сказать... мне кажется, что все это плохо кончится. - А? Хэнк задумался. - А? - повторил Эл. - Вчера ветра не было, а могу поклясться, что весь клевер полег, как только я собрался косить. - А? Это тебе померещилось. Эл был спокоен. Хэнк промолчал. - Никогда не видал, чтобы кукуруза росла, как в этом году, - через некоторое время сказал Эл. Копыта лошадей поднимали желтую пыль. - Не меньше чем десять футов! Фред Олтмиллер вчера говорил, что соберет не меньше полутора сотен бушелей с акра. Да и початки чуть не по футу каждый. Хэнк поморщился. - Когда я шел по полю, кукурузу так качало, словно надвигалась буря. И ни единого облачка вокруг. И никако-го ветра. - Поменьше самогона пить надо, - ухмыльнулся Эл. - При чем тут самогон? - возразил Хэнк. - Не вру я. Я бы мог поклясться, что кто-то рядом стоит, когда полол арбузы на той неделе. Вроде бы голоса слышал. - Ну и кто же ото говорил? - Со всех сторон слышал. Шепот, словно арбузы разговаривали. Эл фыркнул: - Этак ты до сумасшедшего дома докатишься. Трид-цать лет я копаюсь здесь в земле и ничего подобного не слыхивал. - Да я не вру! Это с самой весны началось. Они проехали мимо полей спелой пшеницы и овса, обогнули огромный валун и начали взбираться на холм, где паслись коровы, пощипывая траву, росшую между камня-ми и корявыми деревцами. Элу не хотелось признаваться в том, что он согласен с Хэнком. Солидным людям свойственно отрицать существование необъяснимого, противоречащего жизненному опыту. С того дня, как Эл увидел, что прошлой осенью все растения возобновили рост, он ломал себе голову, что бы это могло значить. И весенний сев, изумительная погода, богатый урожай - все это было омрачено признаками ка-ких-то грядущих потрясений. Он видел, как в безветренные дни чуть колыхалась трава. И не мог забыть, как шепта-лись деревья, когда он обрызгивал химикалиями яблони и вишни. - И все-таки это был неплохой год, - повторил Эл. - Яблоки хоть прямо на выставку. Деревья под ними гнутся. *Бушель - мера емкости, равная 36, 3 литра. - Прим. перев. Телега перевалила через вершину холма, и лошади припустили вниз по склону. - Ты только погляди...- его голос сорвался. Еще вчера в этой ложбине между двумя небольшими холмами рос яблоневый сад. Вчера. Сегодня на его месте была лишь изрытая земля и борозды, тянущиеся к дальнему холму. Эл охнул, и лицо его покрылось красными пятнами. У Хэнка чуть глаза не вылезли из орбит. Он раскрыл рот и закрыл его снова. Словно привидение увидел. Пальцы потянулись к вороту рубахи. Солнце поднялось выше. По-ле было ровным, только что вскопанным. Но на нем не бы-ло ни единой яблони. От громоподобного возгласа Эла задрожал утренний воздух: - Какой-то вонючий ворюга спер мои яблоки! Хэнк ответил как во сне: - Но здесь нет ни одного дерева... и яблок нет... ниче-го нет. Эл взял себя в руки. - Даже корней нет. - И пней, - сказал Хэнк. Они оторвали глаза от пустого поля и посмотрели друг на друга. - Яблони ушли, - предположил Хэнк. Лошади заржали. Лицо Эла казалось маской гнева и изумления. - П-а-а-шли! - стегнул он лошадей кнутом по бокам. Лошади припустили вниз, сбавили скорость на поле и поволокли телегу вдоль глубоких борозд, мимо ям, к пшеничному полю. Казалось, там прошла целая армия. - Быть того не может, нам это снится... или мы оба спятили, - бормотал Эл. Хэнк поежился. - Может, повернем назад? - Заткнись! Если кто-то спер мои яблоки, я ому ноги пообломаю! Лучший урожай за тридцать лет! Хэнк молил его: - Послушай, Эл! Не только яблоки пропали! Деревьев ведь тоже нет. Даже корней. Никто бы не смог сделать это-го за одну ночь. Эл, насупившись, продолжал погонять лошадей. Лоша-ди взобрались на холм и спустились на дорогу, которая ве-ла к озерцу, оставленному ледником. Здесь Эл натянул по-водья, и лошади встали. Глаза Эла сверкали. Хэнк бессмысленно оглядывался. Трясущейся рукой он отыскал жвачку, откусил и тут же выплюнул. Он попытался расстегнуть уже расстегнутую рубашку. Ему не хотелось видеть того, что он увидел. - Господи, спаси и помилуй, - бормотал он. - Спаси и помилуй, - повторял он как заевшая граммофонная пластинка. Весь яблоневый сад столпился вокруг озерца. В полумиле от положенного места. А в остальном сад не изменился. Эл соскочил с телеги и с бесстрастным лицом стал подбираться к яблоням, словно кот, подкрадывающийся к добыче. Яблони джонатан шевелили ветвями. Ветра не было. Яблони были похожи на толпу людей, горячо обсуждающих что-то. Они трясли ветвями, перешептывались и вор-чали. Хэнк прислонился к оглобле. Жевательный табак сте-кал у него изо рта на подбородок. - Сюда! Давай! - кричал Эл. - Неси шесты и сетки! Будем яблоки собирать! Но ему не пришлось собирать яблоки. Он протянул ру-ку к большому красному яблоку, низко висящему на бли-жайшем дереве. Ветка отклонилась и тут же метнулась вперед, словно катапульта. Эл присел. Яблоко разбилось о борт телеги. Лошади заржали и понесли. И как будто по сигналу весь сад пришел в движение. Поднялся шум, подобный ветру. Вершины деревьев изгибались и дергались, как при урагане. Яблоки градом летели в фермеров, так что в воздухе потемнело. Они отскакивали от лиц и тел и катились по траве. Никогда еще над графством Шоутак не раздавалось крика, подобного тому страшному, нечеловеческому воплю, что вырвался из горла сезонного рабочего, которого на ди-кой скорости понесли лошади и умчали прочь. Ларс Андерсен шел по тропке с косой на плече. Он собирался скосить несколько полянок и потому встал так рано. Его шотландская овчарка бежала рядом. Тропинка огибала огород, а затем вела вдоль аллеи вязов. Как всем известно, ни одна уважающая себя собака не подойдет в случае нужды ни к траве, ни к овощам, и поэтому колли подбежала к одному из деревьев. Но едва она приблизилась к дереву, как нижний сук опустился и отбросил ее на дю-жину футов в сторону. Пес взвыл и со всех ног бросился бежать. Ларс повернулся и вслед за собакой пошел домой. Его лицо приняло задумчивое выражение. Он решил, что ко-сить сегодня не стоит. Старая Эмили Тобер возилась со штопкой носков все утро, прежде чем отложила их в сторону: "Джедд подождет - ничего с ним не сделается. Не могу же я одновре-менно и варить, и шить, и в огороде возиться. А арбузы уже поспели, пора их везти на рынок". Она сложила рукоделие в большую плетеную корзину, надвинула на лоб широкополую соломенную шляпу и вы-шла на улицу. Через двор, мимо цветочных клумб она направилась к арбузам. На грядках вызрело с полсотни больших арбузов, которые пора было срывать. Она сложит их вдоль тропин-ки, а Джедд завтра с утра соберет их и отвезет на рынок. - Ей-богу, в жизни не видала таких арбузов! Старая Эмили, уперев руки в бока, рассматривала зеле-ные шары. Арбузы уродились гигантскими, по три-четыре фута в поперечнике, каждый больше чем по сто фунтов ве-сом. Все лето она дивилась на них. - Ну что ж, - сказала она наконец, - чем они здоро-вее, тем за них больше дадут. И подошла к ближайшему арбузу. Наверно, там был незаметный склон, потому что при виде старухи арбуз покатился от нее, - Клянусь богом, - сказала старая Эмили. - Как идет время! Уже не могу с огородом управиться. И она пошла вслед за арбузом. Он откатился еще немного. Старая Эмили встревожилась. Она засеменила вслед за ним. Арбуз, подпрыгивая, бегал вокруг на привя-зи стебля. Старая Эмили бежала за ним, а он умудрялся в последний момент увернуться от ее рук. У старой Эмили шумело в голове. Она решила, что перегрелась на солнце. Она уже не такая проворная, как была когда-то. В глазах все поплыло, арбуз все катился и катился. Она остановилась и присела, чтобы перевести дух. Наконец он подкатился к ней сзади и ударил ее. Тогда-то она поняла, что ей грозит беда. Старуха поднялась на ноги и отбежала от арбузных гряд. - Нет, - заплакала она. - Арбузу меня не догнать. Арбуз за мной побежал, но меня не догнал. Не давайте старому арбузу меня поймать! Эти и только эти слова она и повторяла до самого кон-ца своей жизни. Когда Гус Фогель нажал на газ, комбайн загремел и с громыханием покатился к пшеничному полю. - В такую погоду мы управимся к ночи! - крикнул Гус. - Если только машина выдержит, - откликнулся его брат Эд, ехавший рядом. - Зерно идет по два доллара с четвертью за бушель, - заявил Гус. - Могу поспорить, что в этом году мы соберем по сотне бушелей с акра. Оба комбайна тряслись по пыльному, заросшему сорняками проселку. Наконец впереди, за ручьем и выгоном, показалось золотое пшеничное поле. Пшеница поднималась до плеч. Никто не помнил та-кой высокой пшеницы в этих краях. Колосья были больши-ми и крепкими. Гус и Эд загнали комбайны в угол поля. Сейчас длин-ные ряды колосьев, стоящие прямо, как солдаты, упадут под ножами машин. Триста двадцать акров пшеницы дадут братьям больше семидесяти тысяч долларов. Когда машина рванулась вперед, Гус, охваченный азар-том, завопил: - Давай! Так их! Но, как будто под ураганом, пшеница полегла перед комбайном, и, по мере того как комбайн приближался, все новые тысячи колосьев прижимались к земле. Ни намека на ветер. Воздух был теплым и ароматным, солнце плавилось на спелой пшенице, ласточки щебетали утренние песни, а высоко над головой, каркая, кружились вороны. Но перед комбайнами пшеница лежала, тесно прижавшись к земле. По сторонам пшеница осталась стоять, и оттуда доносился шепот, бормотание тысяч голосов, Гус почувствовал, как волосы его встают дыбом. Он оглянулся. Ни один колос не попал под ножи. Охваченный неожидан-ной, слепой яростью, он на полной скорости погнал комбайн вперед. Ножи пели песню сверкающей стали, но пшеница прижималась к земле быстрее, чем он успевал ее нагнать, и ножи бесцельно взрезали воздух. Гус и Эд остановили машины и спустились на землю. Гус встал на колени и наклонился к колосьям. Стебли распрямились, словно прутья, и стегнули его по лицу. От бо-ли и неожиданности Гус ахнул. На висках вздулись крас-ные вены. Внутри у него что-то оборвалось, и он упал на землю. Эд бросился к нему на помощь. Среди удивительных событий, случившихся в то утро в графстве Шоутак, не последнее место занимает история со сбежавшей картошкой. Картофелем было засажено маленькое поле, не больше акра. Принадлежало оно Питеру ван Шлюйсу. Картофель должен был созреть к началу августа, но этого не случи-лось. День ото дня картофельные кусты продолжали рас-ти, зеленеть и становиться пышнее. Питер был обстоятель-ным голландцем и разбирался в картофеле не хуже, чем в шнапсе. - Сдесс што-то не так, - торжественно сказал он сво-ей американской фрау. - Сачем они растут, когта не долшны расти? Им нато пыло остановиться уше тве нетели насат. - Ну и выкопай их, - ответила костлявая Гертруда.- Если клубни созрели, значит, они созрели. А если нет - ты сам поймешь, стоит тебе выкопать пару кустов. - Йа, - согласился Питер.- Но так нелся. Они опостали на тве нетели. - Если бы ты не был таким лодырем, то и выкопал бы их две недели назад. - Это не есть так, - начал было Питер, но Гертруда принялась с шумом переставлять кастрюли и сковородки. Питер поморгал и встал. Как трудно ладить со столь умнейшей фрау! В этой проклятой Америке фрау слишком независимы. Ими не покомандуешь, их нельзя даже побить для порядка. Он направился к сараю, где из множества инструмен-тов выбрал мотыгу. Потом не спеша набил обкуренную, со сломанным чубуком трубку и зажег ее. Питер подошел к картофельному полю и вытер потное лицо носовым плат-ком размером с небольшую скатерть. - Гертруда, - проворчал он себе под нос, - такая ше упрямая, как картофель. Выразив таким образом свой протест, он принялся копать картошку. Но клубней не было. Рядом с ним росла груда земли, но ни одной картофелины так и не показа-лось. - Тут долшен пыть картошка, - ворчал Питер.- Тут долшен пыть польшой картофель. Он оглядел могучую ботву. - Это есть неправильно для картофель, - с осуждени-ем сказал он и вновь принялся копать. Может, его обманывают глаза? Или корни на самом де-ле уползают вглубь? Он с отвращением посмотрел на лист-ву. Конечно, листья приблизились к земле. - Как? - воскликнул Питер. - Сначит, так? Он вновь взялся за мотыгу. Сначала он наблюдал маневры картофеля с интересом, который сменился наивным изумлением и, наконец, тревогой. Без всякого сомнения, картофельный куст прятался от него в землю. Но этого не может быть! Наверно, вчера вечером он перепил шнапса... А возможно, слишком печет солнце. Он вытер пот с лица подолом синей ситцевой рубахи. До клубней он так и не добрался, и глаза явно не обманывали его - вершина куста уже сравнялась с поверхностью земли. Но остальные кусты стояли как прежде. Только один куст ушел в землю. И это было невероятно. Питер продолжал копать. Груда земли все росла. Яма становилась все глубже. Но неуловимые клубни скрывались от преследующей их мотыги. От этого можно было сойти с ума. Наверно, под кустом была пещера не меньше, чем залив Зойдер-Зее. Ту-да еще свалишься вслед за кустом! Его медленный мозг, проделав такую сложную работу, заставил его на минуту остановиться. Но нет. Десять лет он копает здесь землю и десять лет собирает урожай. Все это было очень странно. Питера мутило, будто с похмелья, но в нем проснулось упрямство. Это все козни черта. Черт пытается затащить его в преисподнюю. А может, весь мир сошел с ума? Или сам Питер? Питер копал и отбрасывал землю, но заколдованный куст уходил вниз, словно крот. Куча земли превратилась в холм, и Питер оказался в глубокой яме. Картофельный куст зеленел у его ног. Питер уже добрался до слежавше-гося песка. Он был зол и по-прежнему упрямился. Од ко-пал, пока не онемели руки. Он сыпал проклятьями по-гол-ландски и ругался по-английски. Он ворчал и чертыхался. - Кто-то ушел с ума или я есть ушел с ума, - решил он наконец и без особой надежды попытался вырвать из земли убегающий куст. - Боюсь, что вы столкнулись с какими-то трудностями. Разрешите вам помочь? - услышал он вежливый голос. На краю ямы стоял незнакомец с живыми серыми глазами. На нем были старые джинсы, грязная ковбойка и помятая шляпа. Короткая трубка торчала во рту. Вокруг указательного пальца он лениво крутил кольцо цепочки, на которой болтался золотой ключик. У него было углова-тое лицо и странная отметина - не шрам, а, вернее, след от ожога на левом виске. По этому пятну Питер угадал в нем новичка в этих краях, о котором ему уже приходи-лось слышать. Это он год назад купил ферму Хоффмана в районе Шоутакского Центра. Он расплачивался наличны-ми и назывался странно - Зеленый Джонс. - Спасипо, я справлюс, - огрызнулся Питер.- Картофель есть трудно копать в этот год. У незнакомца от удивления челюсть отвисла. - Вы хотите сказать, что копаете картошку? Так глу-боко под землей? Питер чувствовал себя крайне несчастным. - Йа. - Ну и глубоко вы ее сажаете! А почему бы вам не взяться за те кусты, что растут ближе к поверхности? Питер мрачно взглянул на Зеленого Джонса, затем перевел взгляд на куст, вершина которого находилась уже в пяти футах от поверхности земли. Будь проклята эта картошка! Будь проклят незнакомец! Будь все проклято! - Йа, - сказал он.- Помогите мне фыбраться наружу. Зеленый Джонс протянул ему руку, закашлялся, когда Питер пыхнул ему в лицом дымом, но помог выбраться из ямы. - Плаготарю за помош, - сказал Питер. - Не стоит благодарности. Питер подошел к соседнему кусту, поплевал на руки и врубил мотыгу на фут в землю. Куст тут же ушел на пол-тора фута вглубь. Питер взревел от гнева. - Ого! - воскликнул зритель. У Питера молнии сыпались из глаз. Зеленый Джонс хмыкнул себе под нос и выдохнул клуб дыма. - Как это вам удается, ума не приложу, - сказал он.- Но в жизни не видел ничего подобного. И Зеленый Джонс ушел в прекрасном настроении, беззаботно вышагивая по дороге, оставив позади аромат табака и разгневанного голландца. - Картофель! - рычал Питер.- Майн гот, все сошли с ума от шары. Второй куст картофеля так же быстро уходил под зем-лю. Таинственное погружение доконало Питера. И он по-брел к дому, чтобы утопить свои беды в море шнапса. Инцидент на ферме Лоринга отличался от других своей кратковременностью. Миссис Лоринг пожелала консервировать кукурузу. Лу Лоринг обещал жене привезти столь-ко початков, что ей на всю зиму хватит. Выбрав свободную минутку, он позвал с собой свою дочь Марион и отправил-ся на поле, где росла сладкая кукуруза. Марион захватила с собой корзину, чтобы идти вслед за отцом и складывать туда початки. Лу протянул руку и хотел сорвать початок. Початок спрятался за стеблем. Кукуруза зловеще забормотала, и ее стебли, возвышавшиеся более чем на десять футов, затряслись. Лу неуверенно последовал за початком. Тот тут же вер-нулся на. старое место. Лу протер глаза. Марион взвизгну-ла и опрометью бросилась к дому. Лу выругался и протянул руку к другому початку. Неужели весь стебель крутится? Или только початок отодвигается? А может, это ему мерещится? Зловещие звуки на-полнили сердце Лу ужасом. Между рядами кукурузы росли тыквы, виднелись кое-какие сорняки и кустик степной вишни. Лу наклонился, чтобы сорвать нижний початок, и чуть не наступил на кус-тик. Тот подпрыгнул и опустился неподалеку. Корни заше-велились, начали ввинчиваться в почву, и куст медленно выпрямился. Насмотревшись на вертящиеся початки и прыгающие кустики, Лу понял, что ему придется денек отдохнуть и сходить к врачу, чтобы тот проверил его зрение. Так он и сделал. Обитатели Шоутака проводили немало времени в магазине Энди. По субботам Энди неплохо зарабатывал, торгуя из-под полы минпесотской Чертовой дюжиной - так назы-вался сорт зерна, из которого он гнал отличный самогон. В остальные дни недели магазин пустовал, особенно в по-недельник и во вторник. Но в тот вторник фермеры с утра начали осторожно стекаться к Энди. К полудню их собра-лось больше десятка. Энди не мог понять, что случилось, но торговля самогоном шла бойко. В магазине было достаточ-но скрипучих стульев, пустых бочек, поставленных на по-па, и ящиков, чтобы усадить всех желающих. Мрачность посетителей заинтриговала Энди. - Как дела? - спросил он, когда вошел Эл Мейерс. - Так себе. Эл подхватил треснутый стакан, осушил его и поставил на стойку. - Что-нибудь случилось? - Ну... да нет. - Выпей еще, старина. - Не возражаю, - Эл одним глотком осушил второй стакан. - Что-то ты плохо выглядишь, Эл. В магазин ввалился Питер ван Шлюйс. - Привет, Питер, ты чего не в поле? Питер мрачно взглянул на Энди. - Этот картофель, - пробормотал он. - Он есть как черт. - Чего? - Энди навострил уши. Жгучий интерес охва-тил остальных присутствовавших. - Йа. Я есть копал за один картошка, и я копал быст-ро, но картошка уходиль в семля быстрее. Йа. Я думай, што там есть дыра, Польшей, польшой пот эти картошка. А мошет быть, эта картошка есть заколтованный, или я есть сошел с ума, потому что солнце ошень горячий. - Будь я проклят, - перебил его Эл. - А я-то думал, что мне мерещится. Послушайте! И он рассказал о яблоневом саде, который ушел от не-го. Сначала он смущался и почти умолял фермеров пове-рить ему, по когда этот большой человек понял, что вопре-ки ожиданию никто над ним не посмеивается, он оживил-ся, как ребенок, рассказывающий волшебную сказку. - Так это твой парень промчался здесь как молния с пару часов назад в старой телеге? - спросил Энди. - Ага, Хэнк смотался. Да я его и не виню. Я думаю, он не вернется. Эд Фогель сидел мрачнее тучи. - Я сейчас видел доктора Паркера. Он сказал мне, что Гуса утром хватил удар, когда он косил, но Гус выкарабкается. Только он ничего не скосил. Мы так и не смог-ли скосить ни колоска. Пшеница просто ложилась, а ко-гда комбайн проезжал, снова вставала. Можно подумать, будто она живая и знает, что я хочу делать, - Грош цена теперь моим яблокам, - сказал Эл, - После того как они разбросались, их так побило, что они и на сидр не годятся. - Эдак никакого урожая нам не собрать, - задумчиво сказал Эд. - Разорились мы, вот что. Его слова вызвали сочувственный отклик собравшихся.. До этой минуты ни один из фермеров не осознавал полностью размеров несчастья, обрушившегося на них. Каж-дый был занят лишь своими тревогами. Фантастический бунт растений казался тайной. Но слова Эда заставили их осознать, с чем им пришлось столкнуться. Если им всем это не померещилось, если они не сошли с ума и видели то, что видели, если им и дальше не удастся собирать урожай, тогда они все разорены. Им не заплатить долгов, не оплатить закладных. Им не купить даже самого необходимого. У них будет нечего есть и не на что купить семена. - Меня и за миллион долларов не заставишь жрать эти прыгающие яблоки, - заявил Эл Мейерс, и он не притворялся. - Ну, и как нам быть? - беспомощно спросил Эд. - Ни урожая, ни еды, ни денег. В этом году цены на все хорошие, но продать нечего. Энди поглядел на них поверх очков в черепаховой оправе. - А не пойти ли вам к Дэну Кроули? - Правильная мысль, - согласился Эл, поднимаясь на ноги. - Пойдемте, парни? - Давайте. Он же агент министерства сельского хозяйства. К Кроули пришла толпа сумрачных людей. - Спокойно, ребята, - сказал им Кроули. Он был толст и лыс. Нос его был подобен бугшприту, подбородок покрыт щетиной. Во рту торчала вонючая сигара. Он сидел, возложив ноги на конторский стол, и, выслушивая ферме-ров, испускал струи ядовитого дыма. Его выцветшие го-лубые глаза смотрели бесхитростно. Дэн Кроули казался безобидным, беспомощным и недалеким человеком. Но внешность его была обманчива. Голова у Дэна варила не-плохо. Однако он не считал нужным утруждать себя без необходимости. - Такие вот дела, - закончил Эл Мейерс. - Ну прямо хоть жги урожай на корню и сматывайся из графства на все четыре стороны. - Зачем так, Эл! Ты же знаешь - я здесь для того, чтобы вам помогать. - Йа, - вмешался Питер ван Шлюйс. - Што есть нам от этого хорошего? - Немало хорошего. Успокойтесь. Я во всем разберусь. Дэн засунул большие пальцы рук под мышки и откинулся назад. - У вас есть идея? - с надеждой спросил Питер. - Конечно. Теперь идите по своим делам, а я подумаю. Все будет в порядке. Дэн казался уверенным в себе. Фермеры ушли. По мере того как появлялись все новые фермеры с рассказами о злых шутках, которые сыграла над ними приро-да, Шоутак Центром все более овладевало беспокойство. Магазин Энди гудел взволнованными и злыми голосами. Графство Шоутак населяют в основном крепкоголовые голландцы, скандинавы и немцы, осевшие на Среднем Западе во время великих переселенческих волн конца девятнад-цатого века. Парод это консервативный, работящий и упря-мый. Они цепляются за старые обычаи и суеверия, приве-зенные из Старого Света. В городе носились слухи о ведь-мах, колдовстве, гномах, гоблинах и злых духах. Что заставило взбунтоваться растения в Шоутаке? В других местах ничего подобного не наблюдалось. И что предпримет Дэн? Можно начать хотя бы с обследования полей, Дэн покинул контору и в служебной машине поехал на поля. Ярко светило солнце, и земля казалась покинутой - не было видно ни единого фермера. Жатва должна была быть в полном разгаре, но поля были безлюдны и недвижи-мы. Порой Дэну встречались косилки, жатки, комбайны, повозки, но людей возле них не было. День был тихим: во время жатвы порой наступают та-кие спокойные, умиротворенные дни. Но поля, хоть и безлюдные, не были безмолвны. Время от времени Дэну казалось, будто на пшеничных полях, на лужайках что-то ше-велится, он видел, как покачиваются головки клевера, и слышал, как бесчисленные слабые голоса несутся из травы и от грядок овощей. Роща словно плакала - это колебалось множество лепестков, листьев и травинок. Кусты сумаха и рябины, росшие вдоль пыльной дороги, раскачивались будто под ветром и трепетали без видимой причины. Дэну было не по себе. Все лето он подмечал, что в природе происходят изменения, но теперь быстрый и зловещий характер этих изменений поражал своей завершенностью. Деревья, овощи таинственным образом обрели волю и способность к решениям. И отвергли владычество че-ловека. Всю вторую половину дня Дэн колесил по проселкам, трясся по следам, оставленным телегами, пока не объездил все графство Шоутак. И где бы он ни побывал, везде обнаруживал то же обманчивое спокойствие, шепот невидимых собеседников, трепетание стеблей и колосьев, хотя воздух был недвижим. Когда Дэн повернул обратно, солнце уже опускалось, и ему почудилось, что с заколдованных полей и зачарованных лесов зазвучали новые, более громкие го-лоса. Но он обратил внимание на одно обстоятельство. Странные явления ограничивались долиной, окружен-ной холмами, посредине которой лежал Шоутак Центр. Подходя к конторе, Дэн миновал группу людей, выслушивавших сагу о сбежавшей картошке Питера ван Шлюйса. - Вот я там есть стою, на глубина пять фут, йа, и дер шеловек этот миштер Дшонс стоит поверх и смеется. Мошет, это очень смешно на похоронах тоше? Дэн удивился - в самом деле, странно, чтобы нашелся человек, которого развеселило это зрелище. Он задумчиво проследовал в контору и остановился у стола, разглядывая лежавшие на нем бланки и анкеты. Он отлично представлял себе, что случится, если он сообщит об этих событиях в Вашингтон. "Яблоневый сад Мейерса прошлой ночью покинул положенное место, и деревья спустились к пруду на ферме Хэгстрома, потому что им там больше понравилось". Затем надо будет написать о пшенице братьев Фогелей, которая не хотела, чтобы ее косили. "Какие меры мне следует принять? Жду ваших указаний". Или так: "Арбузы Эмили Тобер не желают, чтобы их срывали. Означает ли это, что она больше не пользуется льготами в соответствии с Программой Содействия Поддержанию Стабильных Цен на Арбузы?" Нет, подумал Дэн. Как только он отправит такой официальный доклад, его немедленно уволят и заменят другим служащим. Единственное, что ему оставалось, - заняться дальнейшими исследованиями и выяснить, в чем же дело. Он подошел к стене и принялся рассматривать большую карту графства Шоутак. На ней были показаны размер и расположение каждой фермы, типы и площади посевов раз-личных культур. Он обвел карандашом приблизительные границы феномена. В центре круга оказалась ферма Зеле-ного Джонса. И Дэн решил нанести Джонсу визит. Как только Дэн, миновав почтовый ящик с надписью "3. Джонс", свернул на дорожку, он обратил внимание на то, что земли вокруг фермы не обработаны. Джон не был фермером. На его полях росли лишь сорняки. Дэн затормозил возле старого серого деревянного дома, окруженного вязами и кленами. В окнах нижнего этажа горел свет. Со вздохом Дэн выбрался из машины и зажег очередную сигару. Он нажал на кнопку звонка, и вскоре высокий худой человек с угловатым лицом открыл стеклянную дверь. Дэн сказал: - Я сельскохозяйственный агент графства. Разрешите зайти к вам на несколько минут? - Простите, - сухо ответил Джонс. - Я очень занят и не смогу вас принять. - Я тоже занят, - Дэн пыхнул в лицо Зеленому Джон-су облаком едкого дыма. - Не позднее сегодняшней ночи мне надо будет послать в Вашингтон доклад о состоянии посевов. - А какое это имеет ко мне отношение? У меня нет никаких посевов, - нахмурился Джонс. - Может, и нет. Может быть, это распространяется только на посевы других людей. Во взгляде Джонса мелькнула тревога. - Что вы имеете в виду? Дэн медленно ответил: - Дело в том, что этим летом в нашей округе происходит что-то странное. Вернее, это тянется весь год, с того дня, как вы здесь появились. Деревья ходят, картошка прыгает, и вообще творится черт знает что. Джонс сказал голосом человека, которому надоело все на свете: - До меня долетали кое-какие из этих диких слухов. - Это не дикие слухи. Сегодня днем я осмотрел посе-вы. Вся растительность вокруг Шоутак Центра будто сошла с ума. Немного подальше от центра идет полоса примерно в четверть мили, где эти явления прослеживаются слабее, а вне четко очерченного круга не обнаруживается никаких отклонений. Мне было достаточно взглянуть на карту, что-бы понять - центр круга находится именно здесь. Зеленый Джонс оскорбленно взглянул на Дэна и холод-но сказал: - Не хотите ли вы намекнуть, что я имею отношение к этим явлениям? - Намекнуть? Черта с два! Я в этом уверен. Джонс разглядывал агента со странным, но явным одобрением. Наконец, будто взвесив все за и против, он пожал плечами и сказал: - Ваша взяла. Вы оказались неплохим сельским детективом. Видимо, я могу вам довериться. Не хочется, чтобы труд всей моей жизни был погублен за один день. Он отступил на шаг. - Заходите. Гостиная была обставлена весьма скудно. Кроме дива-на, нескольких стульев и письменного стола ее украшали лишь два портрета: Бэрбанка и Дарвина. - Присаживайтесь, - сказал хозяин. Дэн опустился на стул, который тут же рассыпался под ним. - Ой-ой-ой, как нехорошо, - воскликнул Джонс. - Это был такой хороший стул. Дэн пересел на более основательный диван и громко высморкался с виноватым, но отнюдь не расстроенным ви-дом. К сожалению, он тут же уронил свою сигару, которая прожгла дырку в толстом голубом ковре. - О, мой прекрасный ковер! - с прискорбием произ-нес Джонс. - Простите, - пробормотал Дэн. - Ничего, чему быть, того не миновать. - Тем более это относится к соседским урожаям, - Дэн ловко ввел разговор в прежнее русло. - Джонс, я не знаю, кто вы такой и как этого добились, но вы черт знает что натворили! Джонс облокотился о камин. Издали доносилось заунывное жужжание. Хозяин дома задумчиво крутил золотой ключик на цепочке. Он казался равнодушным, даже рас-сеянным, и все же чувствовалось, что он находится во вла-сти одной мысли. - Мое настоящее имя не играет роли. Я ботаник. Несколько лет назад я пришел к выводу, что растительный мир обладает способностью к элементарным ощущениям, Это еще нельзя назвать разумом. Я обратил внимание на то, как корни деревьев пробираются к отдаленным подзем-ным водосточным трубам. Я вспомнил о росянке, которая действует с почти человеческой изобретательностью. Она привлекает к себе насекомых, заманивает их в ловушку и пожирает. Я пришел к убеждению, что способность к ощущени-ям характерна для всего растительного мира. Я понял, что пробуждение разума в растениях или хотя бы способности к движению будет величайшим достижением науки и благодеянием для всего человечества. Тогда растения, подоб-но животным, сами смогут отыскивать источники воды и, таким образом, не будут бояться засухи. Б этом направле-нии и развивались мои исследования. Мне не удавалось до-биться ничего путного до тех пор, пока другие ученые не открыли, что под влиянием ультрафиолетового излучения и электрического освещения в ночное время зеленые побе-ги начинают расти вдвое быстрее. Физики обнаружили, что на растения действуют и различные типы космического излучения, вызывающие в них радикальные изменения. Два или три года назад я обнаружил, что универсаль-ное излучение, впервые открытое Диманом, резко увели-чивает активность растений. Я построил аппарат, способ-ный улавливать и концентрировать это излучение. А когда я подверг облучению некоторые растения в оранжерее, они принялись расти как сумасшедшие. Тогда я решил поста-вить эксперимент на более широкой основе и купил эту ферму, потому что она расположена в изолированном районе. И в течение последнего года я бомбардировал расти-тельность вокруг Шоутак Центра излучением Димана. Результаты вам известны - ненормальный рост, движу-щиеся растения и явное стремление к разумным действи-ям. Вот и все. Как видите, я раскрыл свои карты. Дэн насупился. - Вы уверяете, что лучи заставляют растения думать? - Не знаю. Я только могу сказать, что излучение Ди-мана всегда было необходимо для роста растений. Я дока-зал это, пытаясь вырастить цветы в изолированной от излучения теплице. Я понял, что достаточно сильное концентрированное излучение может привести к ненормальному развитию и ускорить эволюцию вида. Я пока только экспериментирую и регистрирую результаты опы-тов. На мой взгляд, это уже не инстинкты, но, пожалуй, назвать ото разумом еще рано. - Но почему все произошло именно сегодня, если вы экспериментировали целый год? Джонс пожал плечами. - Учтите, я знаю ненамного больше вашего. Мне известно, почему произошли изменения, но, чтобы уяснить себе все факторы, нужны многолетние опыты. Возможно, мы приблизились к пограничной линии, по ту сторону которой находится неразумная растительность, подвергавшаяся постоянному, хоть и слабому воздействию. В расте-ниях под влиянием излучения Димана накапливались изменения, пока вчера ночью они не достигли какого-то предела насыщения и не превратились в разумные. - Я полагаю, что самое лучшее для вас сейчас - все это прекратить, - сказал Дэн. Джонс взглянул на него с ужасом: - Но эксперимент еще только начался! Подумайте о том, что получит человечество в результате моей работы! Возможно, будет изменен весь ход человеческой цивили-зации. - Да, - помрачнел Дэн.- Этого-то я и боюсь. Если это будет дальше продолжаться, никакой цивилизации не останется. Животным придется употреблять в пищу только других животных. Нам тоже не останется ничего, кроме животной пищи, а на этом долго не протянешь. Если уро-жай ложится на землю или уходит от вас, собрать его невозможно. Как же, по-вашему, мы будем жить? Это ошеломило Зеленого Джонса. Несмотря ни на что, Дэн почувствовал к нему известную симпатию. Этот человек был явно искренен, и когда начинал свои опыты, на-верняка хотел добра людям. Только ли он виноват в том, что результаты эксперимента оказались не такими, как он рассчитывал? - Я и не предполагал, к чему это может привести. Ботаник крутил в пальцах ключик, но мысли его были далеко. Дэн поднялся: - Джонс, вы попали в переделку. - Да? - Ван Шлюйс не может похвастаться острым умом, многие другие ребята тоже, но рано или поздно они придут к той же мысли, что и я, вспомнив, как вы хихи-кали, когда он гонялся за картофельным кустом. Или они догадаются взглянуть на карту, И да поможет вам бог, когда парни явятся сюда, чтобы поговорить с вами всерьез. Вы погубили их урожай, и вам несдобровать. Только тут ботаник впервые вернулся из мира грез на грешную землю. Он побледнел. - Да, я вынужден признать, что ошибся. - На лице его блуждала тень улыбки.- И все же это было божественное зрелище, когда голландец гонялся за своей кар-тошкой! - Послушайтесь моего совета, уезжайте отсюда, пока не поздно, - резко сказал Дэн, - Вы полагаете, что мои дела так плохи? Но не могу же я бросить, эксперимент, не доведя его до конца! - вос-кликнул ботаник дрожащим голосом..- Да и как мне уехать? У меня машина сломалась. - Если эксперимент вам дороже собственной шкуры, тогда я снимаю с себя всякую ответственность. Но я полагаю, что ваша эвакуация входит в круг моих официальных обязанностей. Если вы решите уехать сегодня ночью, я довезу вас до соседнего города на своей машине. Джонс в задумчивости положил в карман золотой ключик. Казалось, он борется с самим собой. - Где находится ваш излучатель? - спросил Дэн из любопытства. - В соседней комнате.- Ученый больше не колебал-ся.- Да, я попал в переделку. Но жалеть об этом поздно. Я принимаю ваше предложение. Если в моем распоряже-нии будет часа два, чтобы сложить мои записки и неко-торые из личных вещей, я уеду. - И вы прекратите все это?.. - Разумеется. Я обещаю вам. - Голос его звучал искренне. Дэн разбирался в людях и знал, что Джонс сдержит свое слово. - Я вернусь ровно в десять. И советую вам больше никого не пускать в дом. Окрыленный успехом, Дэн уехал. Он понял, что избавил сельское хозяйство графства Шоутак от грозившей ему опасности. Странно было ехать по зачарованному лесу. Ночь была безлунной и безветренной. Недвижный воздух окутывал осенний мир прохладным сном. Природе не хватало лишь умиротворенности. Шуршали листья, и в черных кронах что-то шевелилось, со всех сторон доносилось непрестанное бормотание. Все растения будто ожили. Слышались го-лоса, принадлежащие неизвестно кому, непонятное шур-шание. На Дэна нахлынули детские воспоминания о ле-гендах про заколдованные леса, обиталища ведьм, про дриад на деревьях, гномов и карликов, которые живут в траве и под шляпками грибов. Может быть, когда-то, очень давно, излучение Димана было сильнее, мир был моложе и растениям были присущи движение и разум. А потом, с веками, способности эти были утеряны, и о них остались лишь туманные воспоминания. Джонс только вернул при-роде ее древние чары. Пока Дэп ехал через лес, причудли-вые образы и таинственные силы держали его в своей вла-сти. И когда голоса и плач безликих созданий остались по-зади, а впереди зажглись огни городка, он почувствовал облегчение. Вернувшись в контору и плотно затворив дверь, Дэн положил ноги на стол и стал курить сигару за сигарой. Маленькая настольная лампа не могла рассеять полумрак в комнате. Вскоре воздух стал затхлым и голубым от сигарного дыма. Сквозь полуприкрытые шторы Дэн видел тени людей за окном: спорящих фермеров, беспокойных старух, испуганных и потерявших надежду, растерянные лица, сильных и слабых, отупевших и разгневанных, и на всех лицах была печать горя, вызванного бунтом природы. Столкнувшись с событиями, не виданными в их жизни, они не смогли справиться с ними и тем более их понять. Един-ственное, на что они были способны, - укрыться в толпе себе подобных. Наигранное веселье городка, выпивка мог-ли заглушить беспокойство: казалось, что люди черпали храбрость из общения друг с другом. Это была ночь драк, перебранок и яростных споров, ночь громких песен. Дэн сложил руки на коленях. Он не хотел встречаться с людьми до тех пор, пока не выполнит своей задачи. Се-годня ночью кончится странная жатва, и завтра он сможет доложить о состоянии уборочных работ. Дэн очень устал. И он задремал, потому что принадлежал к числу тех сча-стливых смертных, которые могут спать в любой обстановке. Спал он недолго. В начале десятого ему послышался далекий гул, эхо которого протянулось мостом между сном и действительностью. Но, прислушавшись, он различил лишь топот бегущих людей. Улица за окном опустела. С минуту Дэн глядел на улицу, потом в тревоге вскочил и отбросил стул с такой силой, что тот отлетел к стене. Он выбежал из комнаты, Улица была почти пуста. Оживление, царившее на ней час назад, стихло. Лишь разбитые окна, болтающаяся калитка, осколки бутылок да пара перевернутых бочонков у дверей заведения Энди напоминали о шумевшей здесь толпе. Единственным живым существом на улице была смор-щенная старушка, медленно бредущая мимо церкви. - Куда все подевались? - крикнул ей Дэн. Старая миссис Томпкинс подслеповатыми глазами взглянула на него. - А? Они все пошли к дому Джонса. - Что?! - Господи, помилуй, зачем так кричать? Я не глухая. Они все пошли туда, и хорошо сделали. Питер все рассказывал и рассказывал. И уж не помню кто решил, что этот Джонс, наверно, может многое поведать о том, что тво-рится. Я женщина верующая, но я так скажу: если этот Джонс виновник всех наших бед, я бы... Поделиться своими мыслями с Дэном она не успела, потому что Дэн прыгнул в машину и помчался к ферме Джонса. Он надеялся, что сможет обогнать разгневанных фермеров. Он еще не представлял, что скажет или сделает, но полагал, что они хотя бы выслушают его. Дэн разделял их чувства. Они были запуганы, растерянны и разорены. И как бы они ни наказали Джонса, это было бы справед-ливо. Но Дэн понимал и ученого, его страсть к открытиям в неведомых областях знания, его желание идти на экс-перимент, к чему бы это ни вело, его основную цель - помочь человечеству и делать добро. Эксперимент вышел из-под контроля. Излучение Димана одарило растительное царство жизненной силой, поднявшейся против человека. Глядя по сторонам, Дэн заметил некоторые изменения. Он отлично помнил, что должен проехать мимо виноград ника Хапсена, но виноградник куда-то исчез; виднелась лишь изрытая земля. А от каштановой рощи Риттера остались только глубокие борозды. Приближаясь к ферме Джонса, Дэн ощутил внезапное стеснение в груди. Толпа фермеров окружила дом, Лучи карманных фонариков и свет факелов отбрасывали на лица колеблющиеся блики и тени. Толпа замерла. Вдруг, к удивлению Дэна, люди бросились бежать изо всех сил к своим машинам. И Дэн остался совсем один при свете луны. Остановив машину, Дэн ощутил, что его бьет дрожь. Громадная черная масса, шевелящийся холм поглотил дом. Дэн вылез из машины и несколько секунд стоял неподвижно, словно парализованный. Лесные и садовые деревья, цветы и виноградные лозы, различные овощи, кусты, пло-ды и ягоды, представители всех видов растительного мира графства Шоутак собрались здесь и окружили дом Джонса. В воздухе висел гул голосов, зловещий, неразборчивый шум растений. Потом он разобрал и другие звуки - звон разбитого стекла, треск дерева - и понял, что окна и даже стены дома поддаются напору растений. Внезапно раздался крик о помощи и Дэн с трудом узнал голос Джонса. Словно судорога прошла по стене из растений, окруживших дом. Все потонуло в оглушительном реве растений. Это нельзя было сравнить ни с чем на свете. С непривычной для него резвостью Дэн бросился к багажнику машины. Он возил с собой различные образцы сельскохозяйственных приспособлений, демонстрация ко-торых входила в его обязанности. В их число входили хи-микалии, яды, удобрения и всевозможные инструменты. Среди них был и портативный огнемет, рассчитанный на то, чтобы с его помощью сжигать зараженные вредителями участки полей и погибшие деревья. Он схватил огнемет и направил его на живую массу растений. Струя пламени уперлась в перепутанную листву, сучья и лозы. Затем по слышался печальный звук, как будто многочленное полуразумпое безъязыкое существо молило о жизни. Наконец в зеленой массе образовалось отверстие. Огонь начал лизать стену дома. Дэн выключил огнемет, но не выпустил его, подбегая к дому. Грузное тело Дэна не было приспособлено к таким резким движениям, но он высоко подпрыгнул, увидев, как темные ветви и лианы бьются в боковые окна гостиной, выбивая стекла. Он с такой силой ударил плечом о дверь в соседнюю комнату, что она слетела с петель. Дэн увидел движок, жужжащий на полу у двери, - на щетках его вспыхивали искры. Движок был соединен с прибором в центре комнаты, похожим на громадный металлический ящик. Стенки его поблескивали и пульсировали, источая мертвенное сияние, от серебряного до огненного. Под потолком, соединенный с ящиком толстыми кабелями, уходившими вглубь, к невидимому, спрятанному там механиз-му, висел шар, сиявший ослепительным светом, он источал потоки силы, распространявшейся во все стороны. Шар также издавал звук - странное, всепроникающее гудение па пределе слышимости. Заднее окно комнаты было разбито, и поток растений уже подобрался к машине. Джонс лежал на полу, видимо лишившись сознания в тот момент, когда зеленая масса ворвалась в комнату. На секунду Дэн вновь включил огнемет. Растения обратились в пыль, и внезапно сверкающий шар расплавился, превратившись в яркую вспыш-ку пурпурного, красного и серебряного с синими искрами пламени. Дэн выволок Джонса из горящего дома. Ночь была наполнена громким, протяжным и скорбным воем, который постепенно перешел в неразборчивое бормотание, нераз-борчивый шепот. Потом наступила тишина. Замерло дви-жение, смолкли голоса. Только язык пламени и клубы дыма поднимались над умирающим домом и мертвой массой растений. На следующий день жатва вокруг Шоутак Центра проходила как обычно. С гибелью машины деревья, овощи и травы утратили свои новые способности. Дэн часто раздумывал над тем, что же случилось той ночью. То ли растения, движимые зарождающимся разу-мом, собрались, чтобы убить своего создателя, то ли за-щитить его и машину? Но вряд ли ему удастся узнать об этом. Пока Дэн смотрел на горящий дом, Зеленый Джонс, видимо, пришел в себя и следы его затерялись в ночи.  * Сборник. Этот проклятый компьютер *  --------------------------------------------------------------- СБОРНИК НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИХ РАССКАЗОВ. ВЫПУСК ПЕРВЫЙ Ленинград, Агентство Информпресссервис 1991 Сост. В. Ю. Ким. SCAN & READ: Питер Линкс. 20.10.01 --------------------------------------------------------------- С. САЙКС. ЦИФЕРТОН НА Рождество все словно с ума посходили. Реклама компьютерной игры не исчезала с телевизионных экранов. Дети ныли и клянчили у родителей новомодную игрушку. Дэн Морган вспомнил, как во времена его детства поток хула-хупов разноцветной волной захлестнул всю округу, и не устоял: приобрел для своего девятилетнего сына Цифертон. Наблюдая, как Джаррод срывает с коробки обертку, Дэн подумал, что игра эта проста обманчивой простотой. Она была выполнена в виде маленькой "летающей тарелки" черного цвета. Перед игроком ставилась задача повторять во все усложняющемся порядке комбинации мигающих огней и звуков. Четыре огонька - красный, синий, желтый и зеленый - вспыхивали в случайной последовательности, сопровождаемые четырьмя мелодичными звуками разных тонов. - Ух! Цифертон! - восторженно завопил Джаррод и жестом профессионала возложил руки на цветные клавиши: он уже поднаторел в теории, поскольку не пропускал ни одной рекламы, которыми переслаивали по субботам программы мультфильмов. Кэсс посмотрела на зачарованного игрой сына. - Хорошо, что ты не забыл купить для нее батарейки, - сказала она. - Чертовски дорогая игра, - проворчал Дэн. - Надеюсь, она окажется долговечнее, чем "Воздушный хоккей", что я подарил в прошлом году. - Но, милый, хоккей сломал ты, а не Джаррод... ПОКА Джаррод демонстрировал своим друзьям на улице новый велосипед, Дэн оторвался от уборки, чтобы испробовать компьютерную игру. Он прикоснулся к клавишам, но огоньки не зажглись. Тогда он нажал мягко, копируя движения сына, - игрушка молчала. - Проклятье! Она уже сломана! Кэсс подняла голову. - Уже? Ты уверен? Ты прочитал инструкцию? - Где коробка? - По-моему, ты сжег ее в камине. - Я такой аккуратист, - вздохнул Дэн и отложил игру в кучу старых игрушек Джаррода. - Ребенок не читал никаких инструкций. Откуда он знал, как она работает? - Чудеса телевидения. Если бы ты каждую субботу просиживал по полдня перед экраном, то не только стал бы специалистом по компьютерным играм, но и знал бы наизусть все рекламные гимны во славу овсянке. В комнату ворвался Джаррод. - Где Цифертон? - вопросил он. - В твоих игрушках. Мой руки, обед почти готов. - Я только покажу Цифертон Майку и Кевину. - Потом, - отрезала Кэсс. - Ну на минутку! Дэн кашлянул. - Ты слышал, что сказала мама? Дэн оторвался от газеты и посмотрел на сына. Мальчик уже сидел скрестив ноги на полу и играл в Цифертон. Прошло уже две недели, а ребенку до сих пор не надоело. Ни с одной игрушкой так не было. Напротив, Джаррод все больше увлекался мигающими огоньками и причудливыми гармоничными звуками. "Порой он даже предпочитает игру телевизору, что само по себе уже фантастика", - подумал Дэн. - Дай-ка я попробую, - сказал он, отложив газету. Джаррод, казалось, не слышал его. Он был весь в игре, продолжая повторять сочетания огоньков. Каждый раз, когда он ошибался, компьютер издавал резкий диссонирующий звук и начинал все сначала - с одного огонька и одной ноты. Цифертон полыхнул зеленым. Джаррод нажал на зеленую клавишу и повторил сигнал. Зажглись зеленый и желтый огоньки, тут же прозвучали две тихие мелодичные ноты. Джаррод нажал на зеленую и желтую клавиши и в награду получил третий цвет и третий звук. Когда серия усложнилась до комбинации из двенадцати вспышек и нот, Джаррод ошибся, и ему пришлось начинать сначала. - Эй! - окликнул Дэн, опускаясь на пол рядом с сыном. - Теперь я. Джаррод и ухом не повел. Дэн дотронулся до него, удивляясь полной отрешенности ребенка. - Джаррод! Только теперь мальчик вышел из транса. Он поднял глаза, и на какой-то миг Дэн уловил в них выражение, глубоко его поразившее. Как будто на него смотрел незнакомец - кто-то, кто был намного старше и гораздо мудрее девятилетнего мальчика. Затем незнакомец растаял, и снова появился ребенок. - Ты чего, пап? - Что?.. Э-э... можно мне попробовать? По-моему, это занятная штука. - Конечно! Держи, - мальчик передал ему Цифертон. Знаешь, как играть? - Нужно повторять последовательность огоньков, да? - Ага. А если дашь промашку, она тебе гуднет малиновым. Лучше начинай с самой простой серии. Ты должен правильно повторить одиннадцать вспышек, чтобы выйти на первый уровень. Я сейчас на втором. Мне надо выдать двадцать подряд, а я пока на тринадцати сбиваюсь. Несчастливое число. Дэн уселся, как Джаррод, скрестив ноги, и положил руки на пластмассовые клавиши. - Ничего не происходит. Джаррод хихикнул. - Ты забыл включить, - он указал на маленькую кнопку, которую Дэн раньше не замечал. - А... Понял. Ну, Цифертон, поехали. Дэн дошел до пяти и сбился - к великой радости сына. В комнату вошла Кэсс. - Дети! Пора ужинать! - позвала она. - Черт! Из-за тебя я ошибся, - возмутился Дэн и начал сначала. - Не из-за меня! - огрызнулась Кэсс. - Я только сказала... - Тихо! Я не могу разговаривать и одновременно... Цифертон снова малиново тявкнул. Джаррод повалился на спину, заливаясь смехом. - Еда на столе, - повторила Кэсс. - Минутку, - пробормотал Дэн. - Дай мне только набрать одиннадцать. Кэсс в растерянности замолчала, глядя на сгорбившегося над игрой мужа. Дойдя до семи, он неизменно ошибался в последовательности огоньков, и ему приходилось начинать с нуля. - Все сгниет, прежде чем ты выиграешь, - вздохнула Кэсс. - Тс-с! После пяти она ускоряет темп. Ты заметила? Если промедлишь хоть секунду - считай, пропало. - Погоди, вот доберешься до второго уровня... - сказал Джаррод. - У нас в школе один парень дошел до третьего. Но он "профессор" в математике. И еще играет на пианино. По-моему, это помогает. Па, можно мне учиться на пианино? - А что общего у пианино с Цифертоном? - удивилась Кэсс. - Не знаю. Это вроде как музыка. Бобби Эйвори играет с закрытыми глазами и доходит до шестнадцати. Он говорит, что у него в голове звучит песенка. - Эти двое когда-нибудь замолчат? - разъярился Дэн. - Я не могу сосредоточиться! Кэсс молитвенно возвела глаза. - Почему ты не можешь просто смотреть телевизор, как другие мужья? Хватит с меня одного девятилетнего ребенка в семье... Еда на столе, джентльмены. Мойте руки. - Слышал, что мама сказала? - обратился Дэн к Джарроду. - А ты, пап? - Иди, иди... КЭСС и Джаррод сидели за столом и ужинали, когда к ним присоединился торжествующий Дэн. - Она пикает, когда выигрываешь, - сообщил он. - Я выдал одиннадцать подряд. Не так уж сложно, если умеешь сосредоточиться. - Тебе потребовалось всего тридцать минут, - не без ехидства заметила Кэсс. - Ты преувеличиваешь. На самом деле... - Дэн взглянул на часы и заморгал. - Ну и ну! А казалось, прошло всего две-три минуты. Как так? Отбивная остыла, но Дэн счел за лучшее не комментировать сей факт. - Идешь на второй уровень, пап? - Конечно. Почему нет? Двадцать подряд - пара пустяков. ДВАДЦАТЬ подряд оказалось не парой пустяков. Дэн ощутимо расстроился, когда Джаррод первым добился успеха и приступил к третьему уровню: теперь ему нужно было выстроить последовательность из тридцати двух огоньков и звуков. Последний уровень, четвертый, состоял - по слухам - из пятидесяти шести вспышек, но Джаррод не знал никого, кто совершил бы такой невероятный подвиг. - Все дело в сосредоточенности, - объяснял Дэн Ларри Хейесу, когда они ехали в город, где оба работали в электротехническом отделе фирмы "Воссман". - Это на самом деле увлекательная игра. Уж как затянет - не оторвешься. Хочется играть еще и еще... Уже прошло три месяца, а Джарроду нисколько не надоело. Он уже бьется над четвертым уровнем, самым высоким. А я застрял на третьем. Даже не знаю, удастся ли мне когда-нибудь повторить серию из тридцати двух вспышек. Хейес усмехнулся. - Мой парень требует Цифертон на день рождения. Кажется, он сведет меня с ума. - Не говори, - улыбнулся Дэн. - Но все-таки благодаря этой игре у Джаррода улучшились отметки. Не понимаю, каким образом, но, похоже, мальчик впервые выходит в отличники. И представь, он умолял нас - умолял, - чтобы ему позволили учиться на пианино. Будто это помогает с Цифертоном. Ты понимаешь? В его возрасте я упрашивал родителей, чтобы они разрешили мне бросить скрипку... Самая странная игра из всех, что я видел. - Да, наши дети живут в эпоху вычислительных машин, это уж точно, - кивнул Хейес. - Моему парню одиннадцать, а у него четыре... нет, пять разных компьютерных игр и игрушек. Я даже не знаю, как некоторые из них работают. Порой я чувствую себя невеждой. Господи, что случилось с бейсболом, воздушными змеями, салочками? Куда делись спортивные игры? Дети только и делают, что сидят и нажимают на кнопки. Нет, не нравится мне все это... - ДЭН! - Кэсс толкнула в темноте мужа. - Дэн, проснись! - Что? - Проснись. Дэн зевнул и перевернулся на бок. - Что случилось? - Тихо. Ты слышишь? - Что - слышишь? - Он снова за игрой. Дэн прислушался. В отдалении он уловил мелодичные звуки Цифертона, доносящиеся из спальни Джаррода. Дэн нащупал в темноте часы и нахмурился, различив светящийся циферблат. - О боже! Четвертый час... Какого черта он играет? - Я же говорила, что и прошлой ночью мне послышались эти звуки, но ты заявил, что я свихнулась. Дэн, пойди и отбери у него игру. Это уже не смешно! Он теперь вообще ничем другим не занимается. Меня тошнит, когда я ее слышу. По-моему, она на него влияет. - Каким образом? - Не знаю. Вроде бы... он становится другим. Ты не замечал? - У него превосходные отметки в школе. Может быть, у нас с тобой растет Эйнштейн. Что здесь плохого? - Дело не в отметках, Дэн. Тут что-то другое... Ты видел, какие у него становятся глаза после этой чертовой игры? Дэн все чаще и чаще видел это выражение в глазах сына. Взгляд того самого незнакомца, только теперь чужак жил в Джарроде дольше и медленнее исчезал после того, как мальчик выныривал из состояния глубочайшей сосредоточенности. Дэн не делился с Кэсс своими наблюдениями, считая их, скорее, плодом собственного воображения. - Он какой-то наэлектризованный, - продолжала Кэсс. - Я по нескольку минут не могу до него докричаться. Кажется, эта игра гипнотизирует мальчика. Мне приходится словно отзывать его откуда-то. Это жутко, Дэн. Ты, конечно, замечал такое? У Дэна давно уже не хватало времени на Цифертон, но он помнил смутное ощущение отрешенности, возникающее после игры с огоньками. - Ну, ты идешь? Или должна пойти я? Дэн пошарил под кроватью в поисках тапочек, чертыхнулся и зашлепал босиком по коридору к комнате Джаррода, по пути считая доносящиеся до него мелодичные звуки. Цифертон резко фыркнул на пятьдесят первой ноте. Он не стал зажигать свет. Мелодичное пиканье продолжалось. Остановившись у двери Джаррода, Дэн считал про себя звуки. Он отворил дверь, приготовившись сначала поздравить сына с близким финишем, а затем строго отчитать за ночные бдения, но картина, открывшаяся глазам Дэна, лишила его дара речи. Маленькая, темная, словно тень, фигурка неестественно прямо сидела посреди постели скрестив ноги. Во мраке комнаты желтые, красные, зеленые и синие вспышки призрачными огнями озаряли лицо Джаррода. Его широко раскрытые, немигающие, невидящие глаза были устремлены куда-то вдаль, а руки летали по клавишам, отвечая на цвета и звуки, диктуемые игрушкой. Дэн уставился на ребенка - на незнакомца! - с головокружительной скоростью играющего на компьютере, и по его спине забегали мурашки. В глубинах сознания раздался предостерегающий шепот. Дэн понял, что ему ни в коем случае не следует тревожить мальчика. Он должен тихо стоять и ждать, когда Джаррод... вернется. Тормошить его сейчас - значит мешать... Мешать чему? Переносу... Дэн не понял, что означало это слово и почему оно пришло ему на ум. Единственное, в чем он был уверен - это в том, что мальчик на грани душевного срыва. Он стоял и ждал, считая про себя вспышки и звуки. Пятьдесят один, пятьдесят два, пятьдесят три... Раздался мягкий диссонирующий перезвон, словно компьютер выговаривал ребенку за ошибку. Джаррод глубоко вздохнул и отложил игру. - Ты давно тут... смотришь? - спросил мальчик, включив ночник. - Несколько минут, - ответил Дэн, чувствуя себя виноватым, как будто нарушил чью-то молитву. Джаррод поднял на него глаза, и Дэн поразился мудрости и великодушию, светившимся во взгляде сына. В этих глазах не было ничего от его ребенка, но существо, которое на него смотрело, каким-то образом беззвучно успокаивало Дэна, заверяло, что все идет должным порядком. - Ты знаешь, который час? - наконец спросил Дэн. - Мне теперь не хочется много спать, - отрешенно сказал Джаррод. - В сущности, мне нужно спать совсем мало. Я чувствую себя вполне отдохнувшим. Тебе мешают звуки? - Н-нет, Джаррод... Пожалуйста... Не играй больше в эту игру... - Но я почти ТАМ... - Знаю. Просто... Я думаю, тебе нужно на время оставить Цифертон, вот и все. - Если ты достигнешь четвертого уровня: то сможешь пойти со мной, - тихо проговорил мальчик. Дэн покрылся испариной от страха. Он подошел к постели и сел рядом с сыном. - Пойти с тобой - куда, Джаррод? - Туда. - Не понимаю. Куда ты собрался? - Это... - Мальчик заморгал, и незнакомец внутри него стал медленно исчезать. - Это... какое-то иное место... Они... учат нас... - Учат? Чему? - Тому, что мы должны знать. - Кто такие "они"? - Дэн никак не мог решить, спит Джаррод или бодрствует. Сын уже слишком большой для детских фантазий. "Мальчик, должно быть, спит, - подумал Дэн. - Спит и разговаривает спросонья, как другие ходят во сне". - Я не сплю, - сказал Джаррод, прочитав его мысли. - Ты за меня не беспокойся. Они не причинят нам вреда. Они пытаются помочь. Дэн взял в руки компьютерную игру. - В общем, так. До поры до времени Цифертона ты не увидишь. Джаррод потянулся к коробке. - Нет! Прошу тебя! Не отбирай игру! Мне она нужна. Папа, я почти там! - Черта с два! А сейчас ложись! - Отда-а-ай! - вот теперь ребенок окончательно вернулся в сына. - Может быть, потом. Не сегодня. Спать! - С этими словами Дэн выключил ночник. - Завтра поговорим. - ЗНАЧИТ, это и есть Цифертон? - спросил Хейес, когда Дэн достал игру в электричке. - Он самый. Сегодня застукал Джаррода за игрой в три часа ночи. Сна ни в одном глазу - сидит и играет. Я весь в раздумьях. У него уже получается пятьдесят три вспышки подряд. Мне чудится, если он дойдет до конца, его увезут в психушку. Ночью он напугал меня не на шутку. Хейес протянул руку и взял игру. - Чем же? - Ну не знаю... Он бормотал что-то, как "они" чему-то учат его и как он "уйдет" куда-то. Я на самом деле очень встревожен, Ларри. Эта чертова игра вызывает галлюцинации, как наркотик. Я отобрал ее у парня. - А ты уверен, что это не зависть? Ведь ты прочно застрял на третьем уровне... Как в нее играть? Хейес потыкал пальцем в клавиши - никакого результата. - Не знаю, стоит ли тебе показывать... Представь, все в стране справились с четвертым уровнем и ходят, как лунатики, с остекленелыми глазами. - У твоего сына остекленелые глаза? Дэн вздохнул и включил игру. Вспыхнул красный огонек - раздался мелодичный звук. Хейес нажал на красную клавишу. - Не могу сказать, что остекленелые, но глаза у него... какие-то другие. Такое чувство, что на меня смотрит кто-то чужой - кто гораздо старше и куда разумнее меня. Прямо в дрожь бросает. - Не мешай. Я должен сосредоточиться, - сказал Хейес. Подошел контролер. - А, Цифертон, - ухмыльнулся он. - У моего парня тоже есть. Самая распроклятая игра из всех, что я видел. Малыш бьется над четвертым уровнем, а ведь ему всего семь лет. До того смышленый, что меня порой оторопь бьет. Дэна неожиданно прошиб холодный пот. Где-то в глубинах памяти вертелись обрывки стихотворения... что-то о музыке и детях... о разноцветной одежде и... - Сделано! - возликовал Хейес. - Одиннадцать подряд! Теперь второй уровень. - Флейтист из Гаммельна! - громко сказал Дэн. - Что? - Электронный Крысолов. Цифертон - это... - он замолчал. Чушь. Абсолютная, несомненная чушь. - Ларри, я сегодня опоздаю. Предупреди Уилсона. Мне нужно зайти в библиотеку, хочу кое-что выяснить. ВОТ ОНО: И плащ его странный, как платье шута, Раскрашен был в желтый и красный цвета... ...Зеленые искорки в синих очах - Так соль полыхает, коль бросить в очаг... ...Трех нот не успел он извлечь (таких волшебных трезвучий еще не слыхали на этом виды видавшем свете), Как слышит шуршанье, галдеж, щебетанье, И визг, и толканье, и нот топотанье, Сабо стукатню, и смешную возню, И хлопанье рук, языков болтовню, Словно птичник проснулся к пригожему дню, - Выбежали ребятишки И все-все мальчишки, и все-все девчонки - Кожа - что бархат, как лен - волосенки, Жемчужные зубки, живые глазенки - помчались вприпрыжку и вскачь, хохоча, Влекомые дивной игрой трубача...* * Отрывок из хрестоматийного стихотворения английского поэта Роберта Браунинга (1812-1889) "Дудочник из Гаммельна", где в поэтическом виде излагается легенда о Крысолове. ДЭН откинулся на спинку стула и пробежался пальцами по игре. В сущности, игра ли это? А может быть, нечто большее? То ли дети развлекаются обычной детской игрушкой, то ли... их обучают? И если так, то кто и зачем? Можно ли считать серии вспышек и звуков безобидными случайными комбинациями? Или это некий код, который, начав с азов, поднимается к высшим ступеням передачи бесконечно сложной информации? Дэн снял с полок несколько книг по гипнозу и записал их на себя. - "МЕДИТАЦИЯ и Карма", - читал вслух Хейес, перебирая стопку книг на столе Дэна. - "Формы сознания. Программирование и метапрограммирование человеческого биокомпьютера"... Что, Дэн, решил перейти с романов ужасов на чтиво полегче? - Может быть, есть смысл порыться в научной фантастике... - пробормотал Дэн, оторвавшись от книги "Гипноз и альфа-волны". - А еще лучше - сказки... Бред какой-то! Хейес отодвинул книги и присел на край стола. Посередине лежал брюхом кверху распотрошенный Цифертон, отдельно валялись батарейки. - Зачем ты его раскурочил? - спросил Хейес. - Решил создать пиратскую копию? Не выйдет. Эта штука запатентована. - Я не могу залезть внутрь. - Внутрь чего? - Этой... штуки, - Дэн ткнул в игру отверткой. Хотел посмотреть на ее внутренности. Совершенно немыслимо ее разобрать не испортив. Можно лишь вынуть батарейки. И все. Кажется, я скоро возьмусь за молоток. Хейес поцокал языком. - У тебя комплекс неполноценности, что ли? Дэн откинулся на стуле и заложил руки за голову. - Ларри, я связался с фабрикой игрушек, где делают эти штуки. Хотел поговорить с изобретателем, кто бы его ни изобрел - дьяволы, бесы ли. Знаешь, что мне ответили? Ее никто не изобретал. Ее изобрел компьютер. - Компьютер породил маленьких компьютерят? - Хейес со значительным видом склонил голову. - Главное, никто не знает, кто ввел в компьютер информацию, чтобы тот выдал... игру. Похоже, спросить за это не с кого. - Ну и что? Это чертовски занятная штуковина. Их расхватывают так быстро, что магазины не успевают делать запасы. Я обошел пять магазинов, хотел купить Цифертон сыну, и везде все распродано. Меня поставили на очередь, черт побери! Ты представляешь: очередь - за игрой! Обещали позвонить. Дэн наклонился и медленно поставил батарейки на место. - Если это игра, - произнес он. - Что ты имеешь в виду? - Ларри... Предположим, что ты... ну, скажем, миссионер. Твое задание - отправиться в джунгли, отыскать самых примитивных, диких, суеверных, подозрительных и гнусных язычников на Земле, извлечь их из каменного века и приобщить к веку двадцатому. Ты должен дать им образование, обучить их, ознакомить с современной технологией, столь далекой от их понимания, что само твое появление пугает их до смерти. Но это твоя работа, твой долг. Потому что в невежестве они очень скоро перебьют друг друга. Они не знают, как... выжить в их отсталом маленьком мирке. Они погрязли в собственном дерьме. Они невероятно жестоки по отношению друг к другу. Их племенные обычаи столь варварские, что они убивают себе подобных из одного лишь страха и суеверия. Схватываешь? Хейес поднялся со стола и пересел в кожаное кресло. - Веселенькая вышла бы у меня прогулка! - Пожалуйста, будь серьезней. Это всего лишь гипотеза. Предположение. Как бы ты приступил к заданию7 - Ну... по правде сказать, я бы на это не пошел. - Хейес пожал плечами. - По-моему, их лучше оставить в покое. Я признаю закон естественного отбора. Может быть, так и надо, чтобы они поубивали друг друга. Может быть, выживание не для них. Дэн задумчиво тер Цифертон, лежащий у него на коленях, словно это была волшебная лампа Алладина. - Нет. Твоя личная философия в данном случае неприменима. Ты обязан спасти их от самих себя. С чего начать? Учти - завидев тебя, они убегают. Ты даже не можешь приблизиться. - Я знаю их язык? Дэн нахмурился. - Ну кое-что ты о них знаешь, потому что наблюдал исподтишка, тайно изучал их... годами. И тебе кое-что известно об их... способе общения. Однако словарь очень скудный, ограниченный. Больше толку, если они выучат твой язык. Как ты станешь учить их, если не можешь приблизиться в открытую? - Дэн, зачем ты все это спрашиваешь? Хочешь сказать, что собираешься вступить в Корпус мира? - Ну пусть так. Я объясню после... если потребуется. - Что ж, давай прикинем. Мне придется общаться сними как-то так, чтобы не пугать их. Дэн кивнул. - Хорошая идея. Как? - Я бы выяснил... чем их можно заинтересовать. Что им нравится. Может, их хлебом не корми, дай только какие-нибудь безделушки... или зеркальца... или инструменты... или... - Игрушки? - Да. Что-то в этом роде. Я бы, пожалуй, оставил все барахло под каким-нибудь деревом. Они привыкли бы к месту и начали утаскивать подарки к себе... Оставлял бы им еду... Ну и в том же духе. - А сам не показался бы? - Поначалу нет. Потом, скажем... оставил бы под деревом свою фотографию. - Хейес просиял от внезапного озарения. - Вот что я сделал бы! Фотография! Потом, позднее, покажусь я сам... На минуточку, на расстоянии. Затем появлюсь ближе. И так далее. Дэн продолжал поглаживать Цифертон. - Не забывай, это дикари. Они могут убить тебя просто от ужаса. Тебе нужно ввести их в современный мир, а времени у тебя не так уж и много. Каждый день они убивают друг друга, деревни тонут в грязи. Их одолевают болезни. - Не могу представить, кто станет возиться с ними, - фыркнул Хейес. - О господи! Ты хочешь навести меня на мысль. Понял! Умлсон переводит нас в филиал в Южной Америке, правильно? - Да нет же! Пожалуйста, потерпи еще. Ты не поверишь, как мне это важно. - Поверить трудно... Ну ладно. Думаем. Говоришь, мало времени... Тогда придется привлечь тех, кто меньше всех боится, кого легче учить, самых доверчивых, самых... - Маленьких? - Дэн сжал Цифертон так, что побелели костяшки пальцев. - Да, детей. Полагаю, так ведь и поступают миссионеры в далеких странах? Собирают детишек в школы, учат их распевать псалмы... Ну а потом дети обучают родителей. Не успели опомниться - вуаля! - техника: телевизионные антенны в джунглях. И все спасены. Точка. Как считаешь, я получу приз? А благодарность в приказе? Ну хоть что-нибудь? Дэн поднялся, пересек комнату и положил Цифертон на колени товарищу. - Вот что я тебе скажу. Представь, что это вовсе не игра... Я думаю, это... инструмент. Обучающий инструмент. Придуманный специально для детей. Он предназначен для тренировки мозга таким образом, чтобы ребенок за очень короткое время усвоил приемы глубокой медитации. В считанные недели он добивается таких успехов, каких не принесут долгие годы занятий йогой. Что ты на это ответишь? Хейес перевел взгляд на разноцветную коробку. - Ты серьезно? А что такое "медитация"? Дэн потянулся за книгой на столе. - "Медитация - умственное действие, цель которого - приведение психики человека в состояние углубленности и сосредоточенности. Сопровождается отрешенностью от внешних объектов... Играет важную роль в йоге..." Слушай: "На высочайшей ступени медитации человек утрачивает чувство самосознания и личности, сливаясь в единое целое с богом..." Джаррод пока еще не достиг высшей ступени. Но когда его способность к концентрации мысли достигнет требуемого уровня... - Ну бог... - Хейес хмыкнул. - Да это в книге - "бог". А если заменить это слово иным? Например, высшим разумом? Или - несравненно более высокой, чем наша, цивилизацией, перед которой мы как дикари в джунглях? Хейес с ужасом воззрился на игру, словно при малейшем движении она должна была ударить его током. - Что? Что произойдет?.. - Не знаю. Я потеряю его. В каком-то смысле... я потеряю его навсегда. Ларри, я понимаю, мои слова звучат глупо, но мне кажется, эту игрушку нам подбросили... откуда-то издалека... - Думаешь, русские? - Намного дальше. Хейес осторожно поднял Цифертон и поставил на стол. - Какое же это расстояние, по-твоему? - Может быть, несколько световых лет. - Ого! - Думаешь, я спятил? - Совершенно точно. Слушай, Дэн... - Плевать! Я тоже думаю, что свихнулся. Но черт побери, все это имеет смысл! Они используют эти штуки... приборчики для настройки. Когда мозг ребенка испускает альфа-волны - или еще какие-нибудь - достаточно долго... и достаточно интенсивно... это как прямой провод... Один бог знает куда. А может быть... это их средство доставки. Забираются в детские головы, наводят там порядок и готовят ребятишек к... тому, что предстоит. - Тесные контакты странного рода, - кивнул Хейес, потирая виски. - Ты съехал с колес, дружище. И сам знаешь, что это так. Думаешь, они посылают сюда миссионеров, чтобы обучать дикарей? - Что-то вроде этого. - Дэн, иди домой. Возьми отпуск на недельку. Я объясню Уилсону. Все будет хорошо. - Я не сошел с ума, Ларри. - А я и не говорю. Ты просто переутомился. Дэн вздохнул и потер глаза. - Да. Я устал. Но я не псих. - Иди домой. ВОЙДЯ в дом, Дэн услышал, как на кухне распевает Кэсс, нарезая сельдерей для салата. Телевизор в гостиной был включен, на экране бушевали спортивные страсти. - Где Джаррод? - спросил Дэн, входя в кухню. - Ой! Ты меня напугал до смерти! Почему так рано? - Голова болит. Где малыш? - По-моему, в гостиной. Что хочешь - свеклу или зеленую фасоль? - Все равно. - Значит, фасоль. Джаррод терпеть не может свеклу. - Кэсс пощупала лоб мужа. - Милый, дать тебе аспирин? Ты плохо выглядишь. - Я в норме... Он вернулся в гостиную и выключил телевизор. Откуда-то сверху слабо доносилось тонкое пиканье Цифертона. - Взял на время у приятеля с нашей улицы, - сказала Кэсс. Дэн ринулся по лестнице, перешагивая через две ступени. - Он сказал что-то насчет четвертого уровня, - успела промолвить Кэсс. - Дэн, не ругай его... Когда он достиг двери спальни, мелодичные звуки прекратились. Они прекратились не диссонансным фырканьем, как всегда, они прекратились сами по себе. Дэн не знал, сколько звуков было на этот раз, но он почему-то был уверен, что - пятьдесят шесть. Дэн толкнул дверь. Она не открывалась. - Джаррод! Джаррод! - закричал он, бросаясь всем телом на преграду. Внезапно дохнуло клевером и озоном - дверь распахнулась. Спотыкаясь, Дэн бросился в комнату. Чуть выше кровати затухало бледное голубое мерцание. Дэн рванулся к Цифертону, который только что - мгновение назад - покоился на коленях сына. Небольшая вмятина на постели еще хранила тепло. Но ребенка не было. Дэн присел на край кровати и осторожно взял разноцветную, словно карамелька, игру. Он выждал немного, чтобы перестали дрожать пальцы, и прошептал: - Держись, сынок. Жди меня, Джаррод. Я приду. Не торопясь, он приступил к игре. Перевели с английского В. БАБЕНКО и В. БАКАНОВ Н. ЛАЗАРЕВА. ГОЛЫЙ САПИЕНС Наталия Лазарева - по образованию инженер-программист, сотрудник журнала "Знание - сила". Участник второго Всесоюзного семинара молодых писателей-фантастов (Малеевка). Искусственного человека делали и в Штатах, и в Кейптауне, и в Париже. В нашем институте тоже делали искусственного человека. А наш зам по науке В. А. Конопатов (тогда еще простой завлаб) даже изобрел и внедрил "мягкий зарядник" - особый прибор для питания искусственного человека (И