нности евреями после александровских полегчаний 1856? -- Для 60-х, годов картина такая: "Когда получается Высочайший манифест о рекрутском наборе и евреи успевают проведать о нем, то прежде, чем манифест обнародуется установленным порядком, все члены еврейских семейств, годные к военной службе, разбегаются из своих жилищ в разные стороны..." По требованиям веры, по "отсутствию товарищества и вечн[ой] обособленности еврейского солдата... военная служба представлялась для евреев самою грозною, самою разорительною и самою тягостною из всех повинностей"62. Хотя с 1860 была дозволена служба евреев и в гвардии, с 1861 -- производство в унтер-офицеры, прием в писари63, -- но не было доступа к чинам офицерским. И. Г. Оршанский, свидетель тех 60-х годов, констатирует: "Правда, есть много данных, подтверждающих мнение, что евреи, действительно, в последние годы не отправляют рекрутской повинности натурой. С этой целью они покупают и представляют в казну старые рекрутские квитанции", -- иные крестьяне хранили их даже с 1812 и не знали им цены, еврейская находчивость привела их в движение; еще -- "нанимают охотников" вместо себя, "вносят в казну известную сумму". "А также стараются разделить семейства на меньшие единицы", -- таким путем в каждой семье использовать льготу "единственных сыновей" (освобождаемых от военной службы). Однако, замечает он, "все уловки для уклонения от рекрутчины... встречаются и в чистокровной русской земщине", и дает цифры по Екатеринославской губернии. И даже удивляется, что русские крестьяне и за высокую плату не остаются на военной службе, а хотят "вернуться к излюбленному занятию русского народа -- земледелию"64. В 1874 рекрутскую повинность заменил единый устав о всеобщей воинской повинности, принесший евреям "значительное облегчение". "В самом тексте устава не содержалось каких-либо статей, дискриминирующих евреев"65. Впрочем, после военной службы евреям отныне не разрешалось оставаться на жительстве во внутренних губерниях. Были выработаны и правила, чтобы "привести в известность численность мужского еврейского населения", ибо оно оставалось в сильной степени неопределенным, не учтенным. Начальникам губерний рассылались "сведения о злоупотреблениях евреев с целью уклонения от воинской повинности"66. В 1876 приняты были первые "меры к ограждению правильного исполнения евреями воинской повинности"67, Еврейская энциклопедия видит в них "тяжелую сеть репрессивных мер": "были изданы правила о приписке евреев к призывным участкам, о замене неспособных к службе евреев евреями же", и о проверке правильности льгот по семейному составу: при нарушении этих правил "разрешалось призывать... единственных сыновей"68. Привременная петербургская, влиятельная в те десятилетия газета "Голос" приводит такую официальную правительственную, довольно поразительную цифру, опубликованную "в отчете об исполнении призыва новобранцев в 1880 году... Недобрано новобранцев всего [по Российской империи] 3.309; в этом общем итоге недобора евреев значится 3.054, что составляет 92%"69. Недоброжелательный к евреям А. Шмаков, известный адвокат, приводит со ссылкой на "Правительственный Вестник" такие данные: за период 1876-1883: "из 282.466 подлежавших призыву евреев не явилось 89.105, т. е. 31,6%". (Общий недобор по Империи был -- 0,19%.) -- Администрация не могла этого не заметить и был проведен ряд "мероприятий к устранению такого злоупотребления". Это дало эффект, но ближний. В 1889 подлежали призыву 46.190 евреев, не явились 4.255, т. е. 9,2%. Но в 1891 "из общего числа 51.248 евреев, занесенных в призывные списки, уклонил[и]сь от воинской повинности... 7.658, 14,94% -- в то время, когда процент неявившихся христиан едва достигал 2,67%". -- В 1892 не явилось: евреев 16,38%, христиан -- 3,18%. -- В 1894 не явилось к призыву 6.289 евреев -- то есть 13,6% (при общем проценте неявки призывников -- 2,6%)70. Однако из этого же материала по 1894 видим: "всего же подлежало отбытию повинности: 873.143 христианина, 45.801 еврей, 27.424 магометанина и 1.311 язычников". Сравнение этих цифр тоже поражает: ведь в России магометан было (по счету от 1870) -- 8,7%, а их состав в призыве был лишь 2,9%! Евреи поставлены в невыгодное положение и сравнительно с магометанами, и с общей массой населения: их доля призыва -- 4,8%, а доля в населении (на 1870 г.) -- 3,2%. (Христианская же доля призыва 92%, а в населении -- 87%.)71 Из всего тут сказанного не следует заключить, что в тогдашнюю, 1877-78, турецкую войну солдаты-евреи не проявили храбрости и боевой находчивости. Убедительные примеры того и другого приводил в то время журнал "Русский еврей"72. Впрочем, в ту войну в армии развилось большое раздражение против евреев, главным образом из-за бесчестных подрядчиков-интендантов -- а "таковыми были почти исключительно евреи, начиная с главных подрядчиков Компании Горовиц, Грегер и Каган"73. Интенданты поставляли (надо думать -- при высокочиновных покровителях) по вздутым ценам недоброкачественное снаряжение, знаменитые "картонные подошвы", из-за которых отмораживали ноги солдаты на Шипке. В эпоху Александра II заканчивался -- неудачею -- полустолетний замысел привязать евреев к земледелию. После отмены в 1856 еврейского усиленного рекрутства земледелие "сразу потеряло всю притягательную свою силу" для eвреев или, словами государственного чиновника, произошло "ложно[е] толковани[е] ими манифеста, по которому они считали себя свободными от обязательного занятия земледелием" теперь, -- и могли свободно отлучаться. "Почти совершенно прекратились и самые ходатайства евреев о переселении их в земледельцы"74. Состояние же колоний существовавших -- оставалось все тем же, если не хуже: "поля... вспаханы и засеяны точно на смех, или только для вида". Вот, в 1859 "некоторые колонии не выбрали даже посеянного зерна". Для скота и в новейших "образцовых" колониях все так же нет не только хлевов, но даже навесов, загонов. -- Большую часть земель евреи-колонисты все время отдают в наем на сторону, в аренду -- крестьянам или немецким колонистам. -- Многие просят разрешения нанимать в работники христиан, а иначе грозят еще сократить посевы, -- и признано было за ними такое право, даже и независимо от величины реального посева75. Конечно, образовалось среди колонистов сколько-то и зажиточных земледельцев, успешно занимавшихся своим хозяйством. Очень оправдывало себя приселение немецких колонистов, у кого перенимали опыт. И молодое, тут родившееся поколение было приимчивее к сельскому хозяйству и немецкому опыту, у них появлялось и "убеждение в выгодности земледельческого их положения, в сравнении с прежним в городах и местечках", в той тесноте и изнурительной конкуренции76. Однако несравнимое большинство стремилось прочь от земли. Все те же инспекторские доклады становятся совсем монотонны: "Везде поражало общее нерасположение евреев к земледельческим работам, сожаление их о прежнем их занятии ремеслами, торгом и промыслами"; они проявляли "неутомимое усердие во всяких промышленных занятиях", например "среди самого разгара полевых работ... уходили с поля, узнав, что по соседству можно выгодно купить или продать лошадь, вола или что-либо другое"; пристрастие к ""мелочным торговым оборотам", требовавшим, по их "убеждению, меньшего труда и дававшим больше средств к жизни"", "более легк[ая] нажив[а] евреев в ближайших немецких, русских и греческих селах, в которых евреи-колонисты занимались шинкарством и мелким торгашеством". Но еще ущербнее для состояния земли -- уход в отлучки длительные и дальние: оставляют одного-двух членов семьи при домах в колониях, остальные -- на заработки, на маклерство. А в 60-х годах (итог полустолетия от основания колоний) дозволено было отлучаться из колоний и полными семьями или одновременно многими членами; в колониях числилось немало таких, кто в них никогда и не жил. Отпуская из колонии, часто не ставили срока приписки к сословию в новом месте и там "многие по несколько лет сряду оставались, с семействами, не приписанными ни к какому сословию, не несли никаких податей и повинностей". А в колониях выстроенные для них дома стояли пустые и приходили в упадок. С 1861 дано было евреям и право содержать питейные дома в колониях77. Наконец, петербургским властям вся идея еврейского земледелия проступила в окончательно безотрадном виде. Недоимки (прощаемые по разным государственным и тронным событиям как, например, бракосочетание императора) -- все росли, и каждое прощение их только поощряло и впредь не платить податей и не возвращать ссуд. (В 1857 кончились очередные 10 лет льготы и отсрочек, добавили еще 5 лет. Но и в 1863 не могли собрать долгов.) И для чего же было переселять? и для чего же давать льготы и ссуды? Вся эта 60-летняя эпопея с одной стороны открывала евреям-земледельцам временное "средство избежать исполнения государственных повинностей", но у подавляющего большинства не развило "охоты к земледельческому труду"; "успех не соответствовал расходам". Напротив, одно "простое дозволение проживать во внутренних губерниях, без всяких льгот, -- привлекало в эти губернии несравненно большее число евреев-переселенцев" -- так настойчиво стремились они туда78. Если на 1858 формально числилось еврейских колонистов 64 тыс. душ, то есть 8-10 тысяч семей, то к 1880 министерство числило лишь 14 тысяч душ, меньше 2 тысяч семей79. А комиссии на местах, проверявшие, используется ли земля или лежит в небрежении, в 1872 во всем Юго-Западном крае обнаружили еврейских колонистов менее 800 семей80. С несомненностью видели теперь российские власти: образовать из евреев оседлых земледельцев -- не удалось. Уже не верилось, чтобы "лелеянная надежда на процветание колоний осуществилась". Министру Киселеву было особенно трудно расстаться с этой мечтой, но в 1856 он ушел в отставку. Один за другим гласили официальные документы: "переселение евреев для занятия земледелием "не сопровождалось благоприятными результатами"". -- Между тем "огромное пространство плодоносной, черноземной земли оставалось в руках евреев без производительности". Ведь для еврейского населения была намечена и удерживалась лучшая земля. Та часть, какую временно сдавали в оброк желающим, давала большой доход (на него и содержались еврейские колонии): население на Юге росло, все просили землю. Теперь и земля похуже, из резерва, сверх отведенной для еврейской колонизации, быстро росла в ценности81. Новороссийский край впитал уже много других деятельных поселенцев и "перестал нуждаться в искусственной колонизации"82. У еврейской колонизации не оставалось уже никакого государственного смысла. И в 1866 Александр II утвердил: действие особых постановлений о перечислении евреев в земледельцы -- остановить. Теперь стояла задача: как уравнять еврейских земледельцев с прочими земледельцами Империи. Еврейские колонии оказались неспособны к начавшейся повсюду самостоятельной земской жизни. Теперь оставалось -- открыть им уход из земледельческого состояния, даже и раздробительно, не в полном составе семьи (1868), переход в ремесленники и в купцы. Разрешено было им и выкупать свои земельные наделы -- и они выкупали, и перепродавали с большим барышом83. Однако, в споре разных проектов в министерстве государственных имуществ, вопрос о преобразовании еврейских колоний затянулся, затянулся и даже вовсе остановился к 1880. А между тем с новым воинским уставом 1874 г. для евреев-земледельцев отпали и рекрутские льготы -- и ими окончательно был утерян последний интерес к земледелию. К 1881 "в колониях "преобладали усадьбы из одного только жилого дома, вокруг которого не было и признаков оседлости, т. е. ни изгороди, ни помещений для скота, ни хозяйственных построек, ни гряд[ок] для овощей, или хотя бы одного дерева или куста; исключений же было весьма немного""84. Чиновник с 40-летним опытом по земледелию (статский советник Ивашинцев, посланный в 1880 для исследования состояния колоний) писал: во всей России "не было ни одного крестьянского общества, на которое столь щедро лились бы пособия" -- и "пособия эти не могли оставаться тайною для крестьян и не могли не вызывать в них недоброго чувства". Соседние с еврейскими колониями крестьяне ""негодовали... что им... за недостатком у них земли, -- приходилось арендовать, за дорогую цену, у евреев земли, дешево отведенные последним от казны в количестве, фактически превышавшем действительную потребность". Этим именно обстоятельством объяснялось... "отчасти и то ожесточение крестьян против евреев-земледельцев, которое выразилось разорением нескольких еврейских селений"" (в 1881-82)85. В те годы работали комиссии, производившие отрезку крестьянам избыточной земли от еврейских поселений. Неиспользованные или заброшенные участки забирались правительством обратно. "В Волынской, Подольской и Киевской губерниях из 39.000 десятин осталось [под еврейским хозяйством] только 4.082"86. Но сохранились и весьма обширные еврейские земледельческие поселения. Вот Якшица в скудоземной Минской губ.: на 46 семей 740 десятин87, то есть в среднем по 16 дес. на семью, что не часто встретишь у крестьян Средней России. -- Вот Анненгоф Могилевской губ., тоже не раздольной землями: в 1848 г. 20 еврейских семей получили каждая по 20 дес. казенной земли, но к 1872 обнаружено там только 10 семей, и большая часть земли не обработана, глохнет88. -- Вот Вишенки Могилевской губ. -- по 16 дес. на семью89, Ордыновщина Гродненской -- по 12 дес. -- А в южных губерниях тем естественней простор; в первоначальных поселениях сохранилось: в Большом Нагартаве -- по 17 дес., в Сейдеменухе по 16, в Ново-Бериславе по 17. -- В поселке Роскошная Екатеринославской губ. -- по 15 дес., но вместе с землей "при колонии" получится по 42 дес.90 -- В Веселой (к 1897) -- по 28 дес. В Сагайдаке по 9 дес., -- считалось малоземьем91. -- А вот в Киевской губ. Элювка -- еврейских семей 6, а десятин у них -- 400, т. е. по 67 десятин на семью! И "земля в аренде у немцев"92. А у советского автора 20-х годов прочтем категоричное: "Царизм почти совершенно запрещал евреям заниматься земледелием"93. На страницах, обобщающих свой огромный кропотливый труд, исследователь еврейского земледелия В. Н. Никитин выводит: "Упреки евреев в слабом прилежании к земледелию и в самовольных отлучках из колоний в города, для торговых и ремесленных занятий, совершенно справедливы... Мы отнюдь не отрицаем виновности евреев в том, что в течение 80 лет относительно малое число их сделалось земледельцами". Но -- и приводит в оправдание евреев-земледельцев следующие соображения: "ни в чем им не доверяли; систему их колонизации меняли многократно", порой "направлять их жизнь уполномочивались люди, в земледелии ничего не смыслившие или относившиеся к ним совершенно равнодушно... Евреи из независимых горожан попадали в деревни без всякой подготовки к жизни в ней"94. Примерно в то же время, в 1884, Н. С. Лесков в записке, предназначенной для еще новой правительственной "комиссии Палена", указывал, что еврейская "отвычка от полевого хозяйства образована не одним поколением", эта отвычка "так сильна, что она равняется утрате способностей к земледелию", и еврей не станет снова пахарем, разве что постепенно95. (А Лев Толстой, по косвенной передаче его слов, судил так: что это за люди, "удерживающи[е] целый народ в тисках городской жизни и не дающи[е] ему возможности поселиться на земле и начать работать единственную, свойственную человеку земельную работу. Ведь это все равно, что не давать этому народу дышать воздухом... кому может быть от этого плохо... что евреи поселятся в деревнях и заживут чистой трудовой жизнью, о которой, вероятно, уже истосковался этот старый, умный и прекрасный народ..."96 -- На каких облаках он жил? Что он знал о 80-летней практике этой земельной колонизации?) Так-то так, однако после опыта освоения Палестины, где еврейские поселенцы почувствовали себя на Родине, они отлично справлялись с землей, и в условиях куда неблагоприятней, чем в Новороссии. Все же попытки склонить или принудить евреев к хлебопашеству в России (и затем в СССР) окончились неудачей (и оттого унизительной легендой, что евреи вообще не способны к земледелию). Итак, за 80 лет усилий российского правительства -- вся эта колонизация была грандиозное, пустое дело: много усилий, масса средств, замедление развития Новороссии -- и все зря. Произведенный опыт показал, что не надо было и вообще затевать. Характеризуя в общих чертах еврейское торгово-промышленное предпринимательство, И. Г. Оршанский справедливо писал, уже к началу 70-х годов: вопрос о еврейской промышленной деятельности есть даже "суть еврейского вопроса", от него "зависит судьба еврейского народа во всякой стране"; "живое, торговое, оборотливое еврейское племя", "пока рубль обернется у русского 2 раза, он у еврея обернется 5 раз". У русских купцов -- застой, сонность, монополия (например, после изгнания евреев из Киева жизнь там вздорожала). Сила еврейского участия в торговой жизни -- в ускорении циркуляции даже самого незначительного оборотного капитала. Возражая мнению, что "корпоративный дух" евреев дает им победу во всякой конкуренции, что "евреи [торговцы] всегда поддерживают друг друга, имея своих банкиров, подрядчиков, извозчиков", Оршанский относит еврейский корпоративный дух только к делам общественным и религиозным, а не к коммерции, где, мол, евреи между собой в жестокой конкуренции (что отчасти противоречит хазаке -- обязательному распределению сфер деятельности, которая "исчезла только постепенно, с изменением правового положения евреев"97). -- Еще: он приводит существующее мнение, что всякая еврейская торговля не обогащает страну, что "она состоит исключительно в эксплуатации производительных и трудящихся классов", что "барыш евреев чистый проигрыш для страны", -- и оспаривает его: евреи постоянно ищут и находят новые рынки сбыта, и тем "открывают и бедному христианскому населению новые источники заработков"98. Еврейское торгово-промышленное предпринимательство в России от двух ощутимых ударов 1861 года -- от отмены крепостного права и от отмены винных откупов -- однако быстро оправилось. -- "Финансовая роль евреев становится особенно значительной к 60-м годам, когда предшествующая работа накопила в их руках капиталы, а вместе с тем освобождение крестьян и связанное с ним разорение "дворянских гнезд" создали громадный спрос на деньги со стороны помещичьего класса. К этому времени относится возникновение земельных банков, в организации которых еврейские капиталисты играли заметную роль"99. -- Вся экономическая жизнь страны быстро менялась, сразу во многих направлениях, -- и еврейский вечный поиск, изобретательность и капиталы -- вполне успевали за переменами, и даже опережали их. Как уже было упомянуто, капиталы текли, например, в сахарную промышленность Юго-Запада (так что в 1872 четверть всех сахарных заводов принадлежала евреям и треть акционерных сахарных обществ100), также в мукомольную и другие фабричные производства, -- и в черте оседлости, и вне ее. -- После Крымской войны велась "усиленная постройка железнодорожных путей, создавались разнообразные промышленные и коммерческие предприятия, возникали акционерные общества, банки" -- и "многие евреи... нашли в перечисленных... предприятиях широкое применение своим силам и дарованиям... а для немногих [это] послужило причиной неимоверно быстрого их обогащения"101. "В хлебной торговле евреи издавна принимают участие, но роль их становится особенно значительной с момента освобождения крестьян и проведения железных дорог". -- "Уже в 1878 на долю евреев приходилось 60% хлебного экспорта, а в дальнейшем вывоз хлеба осуществлялся почти исключительно евреями". И "благодаря еврейским промышленникам второй по значению статьей российского экспорта (после хлеба) стал лес". Лесорубные договоры и приобретение евреями лесных имений не были воспрещены уже с 1835. "Лесная промышленность и торговля лесом развиты были евреями. Евреями же создан лесной экспорт за границу". -- "Лесная торговля представляет собой в одно и то же время и одну из крупнейших отраслей еврейской торговли и одну из наиболее выдающихся по степени концентрации капитала... Начало усиленного роста еврейской лесной торговли относится к 60-70-м гг., когда в связи с ликвидацией крепостного права помещики выбросили на рынок массу имений и лесов". -- "Семидесятые годы были годами первого массового устремления евреев в промышленность" -- в том числе в мануфактурную, льняную, пищевую, кожевенную, столярную, мебельную, а "табачное производство издавна сосредоточено в руках евреев"102. В описании еврейских авторов: "В эпоху Александра II вся богатая еврейская буржуазия была... лояльн[а]... к монархии. Именно в это время создались крупные состояния Гинцбургов, Поляковых, Бродских, Зайцевых, Балаховских, Ашкенази". Как уже сказано, "откупщик Евзель Гинцбург основал в Петербурге свой банк". Самуил Поляков построил шесть железнодорожных линий; они, три брата Поляковых, стали потомственными дворянами103. "Благодаря железнодорожному строительству, которое гарантировалось и во многом субсидировалось государством, создавались крупные состояния Поляковых, И. Блиоха, А. Варшавского и других". -- А уж как перечислить состояния помельче, например А. И. Зак, бывший помощник Е. Гинцбурга по откупам: переехав в Петербург, он создал тут Учетно-ссудный банк, "имел обширный круг родственников, своих и жены, и пристраивал их к предприятиям, во главе которых стоял"104. Да от хода александровских реформ менялась же и вся общественная жизнь, открывая для деятельных евреев новые возможности. "В правительственных постановлениях, разрешавших некоторым группам евреев с высшим образованием поступать на государственную службу, не было никаких ограничений в отношении их продвижения по служебной лестнице. С получением чина действительного статского советника евреи на общих основаниях возводились в потомственное дворянство"105. В 1864 -- прошла реформа земская. Она "носила характер всесословный. Положение... не предусматривало никаких ограничений в правах евреев на участие в земских выборах, равно как на занятие выборных земских должностей. В течение 26 лет, пока действовало Положение, во многих местах встречаются евреи в качестве гласных, а также членов земских управ"106. Никаких ограничений на евреев не накладывали и судебные уставы, того же 1864. По судебной реформе была создана независимая судебная власть и, взамен прежних частных ходатаев по делам, -- независимая адвокатура как самостоятельное сословие с особым корпоративным устройством (и, кстати, даже с таким необжалуемым правом, как отказать просителю в помощи "по нравственной оценке его личности", что можно было использовать и для оценки политической). И никаких ограничений для евреев вступать в это сословие не было. Гессен пишет: "Не говоря уже об адвокатуре, в которой евреи заняли видное место, они начинают появляться изредка в судебных канцеляриях в качестве следственной власти, а также в рядах прокурорского надзора; кое-где они заняли и места в судебно-мировых учреждениях и в окружных судах", а также участвовали как присяжные заседатели107 -- и, в первые десятилетия, без процентных ограничений. (Еще отметно: присяга евреев перед гражданским судом произносилась без соблюдений требований иудейской религии.) В те же годы осуществилась и реформа городского самоуправления. Первоначально предполагалось установить, чтобы число евреев среди гласных городской думы и членов городской управы не превышало бы половины всего состава, но, по сопротивлению министра внутренних дел, -- городовым положением 1870 эта доля была сведена до одной трети, и евреи не получали права занимать должность городского головы108: опасались, "что иначе внутренняя сплоченность и внешняя обособленность евреев обеспечат за ними руководящую роль в городовых учреждениях и перевес при разрешении общественных дел"109. Однако евреи получали теперь полное равенство в ходе самих выборов (не -- отдельной курией, как раньше), отчего "усилилось влияние евреев на городские дела". (Впрочем, в вольной Одессе этот не-куриальный порядок установился еще от рождения города, затем и в Кишиневе. "Вообще на Юге России над евреями не тяготело общественное презрение, усердно культивировавшееся некогда в Польше".)110 Так развивался "быть может... лучший период в истории русских евреев". Был "открыт доступ к общественной службе... Правовые облегчения и общая атмосфера "эпохи великих реформ" благотворно воздействовали на душевное состояние еврейского населения"111. Под влиянием эпохи великих реформ, казалось, "традиционный быт еврейской народной массы повернулся лицом к окружающему миру" и еврейство "стало принимать посильное участие в борьбе за право и свободу... Нет той области хозяйственной, общественной и духовной жизни России, в которой не отразились бы творческие усилия русских евреев"112. Наконец же: двери для еврейского всеобщего образования были широко распахнуты еще в начале века. Хотя долго шли в них евреи -- мало, нехотя. Известный в дальнейшем судебный деятель Я. Л. Тейтель вспоминает о Мозыре 60-х годов: "Директор гимназии... часто... обращался к мозырским евреям, указывая на пользу образования и на желание правительства видеть в гимназии побольше евреев. К сожалению, евреи не шли навстречу этому желанию"113. Да, в первые пореформенные годы не шли -- даже и тогда, когда предлагалось содержание на казенный счет; когда устав гимназий и прогимназий (1864) декларировал, что учебные заведения открыты для поступления без всяких различий в вероисповедании114. "Министерство народного просвещения... старалось облегчить евреям поступление в общие учебные заведения", проявляло "благожелательное отношение... к еврейской учащейся молодежи"115. (Л. Дейч тут особенно выделяет тогдашнего попечителя Новороссийского учебного округа известного хирурга Н. И. Пирогова: что он "в сильной степени содействовал ослаблению враждебного отношения моих соплеменников к "гойским" школам и наукам"116.) -- Вскоре после воцарения Александра II министр просвещения так формулировал правительственную программу: "Необходимо распространить всеми мерами преподавание предметов общего образования и с тем вместе как можно менее вмешиваться в религиозное обучение детей, а предоставлять его более попечению родителей, не стесняя никакими ограничениями и руководствами со стороны правительства"117. Для детей же евреев-купцов и евреев-почетных граждан обучение в общих казенных учебных заведениях объявлялось (1859) обязательным118. Однако все эти льготы и приглашения -- не имели взрывного успеха. Наибольшее, чего добились власти к 1863: в гимназиях России евреи составили 3,2%119, то есть свою пропорциональную норму. Кроме отталкивания от русского образования в еврейской среде, тут не без влияния была и перемена задачи у еврейских общественных лидеров: "Когда наступила эпоха великих реформ, "друзья просвещения" слили вопрос об образовании народной массы с вопросом о правовом положении"120, то есть снятии сразу всех оставшихся ограничений. Возможность такого либерального простора ясно увиделась после сотрясения тяжелой Крымской войны. Но в отношении образования почти магическое изменение произошло с 1874 -- после издания нового воинского устава, "предоставлявшего льготы по службе лицам с образованием": с той поры произошел "наплыв евреев в общую школу"121. "После военной реформы 1874 даже во многих ортодоксальных семьях стали отправлять сыновей в средние и высшие учебные заведения ради сокращения срока службы"122. Эти льготы были -- не только отсрочка воинской службы и облегчение несения ее, а, как вспоминает Марк Алданов, евреи теперь могли сдавать экзамены на офицеров "и получать офицерские чины". "Нередко получали [и] дворянское звание"123. В 70-е годы произошел "огромн[ый] рост [числа] евреев-учащихся в общих учебных заведениях и создани[е] многочисленного слоя дипломированной [из числа евреев] интеллигенции". Во всех университетах страны в 1881 евреев стало около 9%, к 1887 выросло до 13,5%, то есть каждый седьмой студент. А в отдельных университетах -- и много выше: в Харьковском на медицинском факультете -- 42% евреев, в Одессе -- 31%, а на юридическом -- 41%124. -- Во всех гимназиях и прогимназиях страны процент евреев с 1870 по 1880 удвоился -- до 12% (сравнительно с 1865 -- учетверился), в Одесском учебном округе к 1886 достиг 32%, по отдельным же учебным заведениям -- 75% и больше125. (И когда Д. А. Толстой, министр просвещения с 1866, стал вколаживать с 1871 русскую школу в "классическую" систему, перевес к античности, -- в кругах русской интеллигенции негодовали, а среди евреев та реформа не встретила неудовольствия, как вспоминает не один мемуарист.) Однако это образовательное движение пока коснулось только "еврейской буржуазии и интеллигенции. Широкие массы остались верны... хедерам и ешиботам", русская "элементарная школа... ничего в смысле привилегий" не давала126. "Массовый еврей остался в прежней изолированности, в силу специфических условий своей внутренней и внешней жизни"127. -- "В народной массе городов и местечек черты оседлости, жившей в атмосфере строжайшей религиозной традиции и дисциплины, лишь чрезвычайно медленно происходил процесс приобщения к современной общечеловеческой культуре, и ростки нового с трудом пробивались наружу"128. -- "Скученная в черте оседлости, еврейская масса в повседневной жизни не испытывала потребности в знании русского языка... Широкая масса по-прежнему оставалась в знакомых ей стенах первобытной начальной школы-хедера"129 -- и кто едва умел читать, должен был читать сразу Библию, на иврите130. А с правительственной стороны: при широком открытии евреям общего образования -- теряли смысл еврейские казенные училища. С 1862 решено было предоставить должности их старших смотрителей также и евреям. Теперь в этих училищах "персонал постепенно пополнился более идейными педагогами евреями; действуя в духе времени, последние направили старания к тому, чтобы поднять изучение русского языка и сократить преподавание еврейских предметов"131. В 1873 эти училища были частично упразднены, частично преобразованы в начальные еврейские общего типа, по 3 и по 6 лет обучения, а два раввинских училища, в Вильне и Житомире, -- в учительские институты132. Правительство отныне... полагало преодолеть отчуждение [евреев] через образование совместное. Но в "Комиссию по устройству быта евреев" поступали как доклады еврейских заступников, часто и высокочиновных, так и тормозящие мнения: что к евреям "нельзя относиться... наравне с другими народностями Империи... нельзя допускать их к безусловному жительству по всему пространству России; допущено это может быть тогда лишь, когда предварительно испробованы будут всевозможные меры к обращению их в производительных полезных граждан на нынешних местах их жительства и когда меры эти окажутся явно успешными"133. Между тем в сотрясении ото всех происходящих реформ, даже и особенно от отмены (1856) тяжелой рекрутской повинности (но и прав старшин над еврейской общиной в связи с тем), затем и отмены (1863) связанной с нею особой подати, -- "административная власть общинных заправил оказалась значительно поколебленной по сравнению с той былой почти неограниченной мощью", которая перешла к ним от упраздненного (в 1844) кагала, того прежнего безраздельного властителя над еврейской жизнью134. И как раз в эти же годы, в конце 50-х и в 60-е, выступил перед правительством, а затем публично, крестившийся еврей Яков Брафман с энергичной попыткой добиться решительного реформирования еврейского быта. Он подавал о том записку императору, вызывался Синодом в Петербург для консультаций. Он взялся разоблачить и истолковать кагальную систему (отчасти уже и опоздав, по упразднении кагалов), для того перевел на русский достанные им акты минского кагала конца XVIII -- начала XIX века, публиковал их сперва частями, затем (1869, 1875) и сводно в виде "Книги кагала", иллюстрируя всеохватную полноту личностного и имущественного бесправия члена общины. Эта книга "приобрела исключительный авторитет в глазах администрации, будучи принята как официальное руководство, и завоевала себе право гражданства (чаще всего только понаслышке) в широких кругах русского общества", "победоносное шествие Брафмана", "исключительный успех"135. (Позже книга была переведена на французский, немецкий и польский языки136.) -- ""Книге кагала" удалось внушить множеству отдельных лиц фанатическую ненависть к еврейскому народу как к "всемирному врагу христиан", удалось распространить превратное представление о внутреннем быт евреев"137. "Эта миссия" Брафмана по собиранию кагальных актов и переводу их на русский язык "всполошила еврейское общество"; по требованию евреев была создана, с их участием, проверочная правительственная комиссия. Некоторые "еврейские писатели не замедлили выступить с доказательствами того, что кагальные документы приведены у Брафмана частью в искаженном виде, частью в ложном освещении", а один критик "даже заподозрил подлинное некоторых документов"138. (Новая Еврейская энциклопедии через столетие, 1976, подтверждает, что "использованные им [Брафманом] материалы являются подлинными и переводы его достаточно точны", хотя и ставит ему в вину ложность интерпретации139. Еще более новая "Российская Еврейская Энциклопедия" в 1994 оценивает, что "опубликованные Брафманом документы -- ценный источник для изучения истории евреев в России конца 18--начала 19 вв."140. (Кстати: поэт Ходасевич -- внучатый племянник Брафмана.) Брафман утверждал, "что государственные законы не могут уничтожить ту вредоносную силу, которая таится в еврейском самоуправлении... по его словам, эта организация не ограничивается местными "кагалами"... а охватывает, мол, еврейский народ во всем мире... и вследствие этого христианские народы не могут избавиться от еврейской эксплуатации, доколе не будет уничтожено все то, что способствует замкнутости евреев". Брафман содействовал "взгляду на Талмуд не как на кодекс религиозно-национального характера, а как на "гражданско-политический кодекс", идущий "против течения политического и нравственного развития христианских стран""141, создающий "талмудическую республику". Он настаивал, "что евреи составляют государство в государстве", что евреи "считают для себя государственные законы необязательными"142, еврейская община имеет "одной из основных целей "умозатмение христиан" для превращения их лишь в фиктивных собственников принадлежащего им имущества"143. -- Шире того он "обвинял Общество для распространения просвещения между евреями России и Всемирный Еврейский Союз ("Альянс израэлит") в том, что они являются частью "всемирного еврейского заговора""144. По оценке Гессена, ""Книга кагала"... требовала только того, чтобы в корне было уничтожено общественное самоуправление евреев", невзирая на "гражданское бесправие"145. Государственный Совет, "смягчив решительную фразеологию "Книги кагала"", заявил, что если административными мерами и удастся добиться, что исчезнет внешнее отличие евреев от остального населения, то "этим нисколько еще не будет обеспечено уничтожение замкнутого и даже почти враждебного к христианам настроения еврейских обществ", а "уничтожить вредную для государства обособленность евреев" могут, "с одной стороны, ослабление по возможности общественной между собою связи евреев и злоупотребительной власти еврейских старшин, а с другой, -- и это еще важнее, -- распространение между евреями просвещения"146. А этот-то процесс -- просветительства -- уже начался и в самом еврейском обществе. Прежнее движение Гаскалы 40-х годов было воспитано больше на немецкой культуре, а русский язык оставался им чужд (знали Гете и Шиллера, но не знали Пушкина и Лермонтова)147. "До половины 19 в. даже образованные евреи, за редкими исключениями, не знали русского языка и литературы, прекрасно владея в то же время немецким языком"148. Но движение тех "маскилим", более озабоченных собственным просвещением, а не толщи еврейского народа, -- к 60-м годам увяло149. "Русские веянья ворвались в еврейскую среду в 60-х годах XIX века. До этого евреи не жили, а проживали в России"150 -- видя свои проблемы совсем отдельно от русской действительности. До Крымской войны еврейская интеллигенция в России признавала только немецкую культуру; но от Реформ -- потяготела к русской, владеть русским языком -- "подымает... чувство самоуважения"151. -- Теперь развивалось еврейское просветительство под сильным влиянием уже русской культуры. "Лучшие... русско-еврейские интеллигенты не забывали про свой народ", не уходили только "в область личных интересов", но заботились "об облегчении его доли", -- да ведь и русская литература учила служить меньшей братии152. Однако для нового просветительства это обращение к своей народной массе сильно затруднялось тем, что та была прочно связана религией, то есть, для прогрессистов, "фактором безусловно регрессивным"153. А возникшее движение еврейского просветительства было, разумеется, в духе времени -- вполне секулярным. Процесс секуляризации общественного сознания в еврейской среде "протекал особенно трудно ввиду исключительной роли, которую религия в течение многих столетий играла в диаспоре в качестве основы еврейского национального сознания", так что "формирование еврейского светского национального сознания" началось широко -- по сути лишь в конце века154. -- "И это не вследствие косности, а совершенно сознательно: еврей не хотел подвергнуть себя риску быть оторванным от Бога"155. Но вот еврейско-русская интеллигенция в самом своем нарождении встретилась с русской культурой, да еще в бурный период развития и самой русской интеллигенции, да еще в затопе от потока и западной культуры в Россию в те годы (Бокль, Гегель, Гейне, Гюго -- и уже до Конта и Спенсера). Указывают156, что деятели первого поколения еврейско-русской интеллигенции, оказавшего потом немалое влияние и на еврейство мировое, родились почти в соседние годы, 1860-1866: С. Дубнов, М. Кроль, Г. Слиозберг, О. Грузенберг, Саул Гинзбург. (Впрочем, в эти же годы -- рождались и ровесники их, видные еврейские революционеры: М. Гоц, Г. Гершуни, Ф. Дан, Азеф, Л. Аксельрод-"Ортодокс", а главный П. Аксельрод, Л. Дейч и многие другие еврейские революционеры -- еще и в 50-х годах.) В 1863 в Петербурге, при поддержке богачей Евзеля Гинцбурга и А. М. Бродского, было разрешено основать "Общество для распространения просвещения между евреями в России" (ОПЕ), -- сперва в узком составе, и первое десятилетие оно занималось не школьной, а только издательской деятельностью -- но и этим вызвало "резкое противодействие" еврейских ортодоксов157 (протестовали и против русского издания Пятикнижия как кощунственного посягательства на святость Торы). С 70-х годов ОПЕ оказывало денежную поддержку еврейским школам. Культурная работа его была русифицирована, делались уступки только ивриту, но не "жаргону"158, как тогда все согласно называли идиш; по мнению беллетриста Осипа Рабиновича, ""испорченный жаргон", которым говорят евреи в России, не может "споспешествовать просвещению, потому что на нем не только что невозможно выразить отвлеченные понятия, но даже нельзя высказать ни одной порядочной мысли""159. "Мы, евреи в России, вместо усвоения себе прекрасного русского языка, остаемся при нашем испорченном жаргоне, неблагозвучном, неправильном и бедном"160. (Германские "маскилим" в свое время высмеивали жаргон еще и резче.) И вот в российском еврействе "возникла новая общественная сила, которая не замедлила вступить в борьбу [с] союз[ом]... капитала и синагоги", как выражается либеральный Ю. И. Гессен. И этой силой оказалась, пусть пока только в робком рождении, -- еврейская периодическая печать на русском языке161. Ее первенцем был одесский журнал "Рассвет", выходивший, правда, всего лишь два года (1859-1861), выпускал его тот же О. Рабинович. Журнал должен был служить "средством распространения "полезных знаний, истинной религиозности и законов общежития и нравственности", приохотил бы евреев изучать русский язык, "сродниться с отечественной образованностью""162. "Рассвет" уделял внимание и политике, причем он изъявлял "любовь к отечеству" и намерение "споспешествовать видам правительства"163. "Жить общей жизнью со всеми народами, участвуя в их образовании и их успехах, и в то же время хранить, развивать и совершенствовать свое особое, национальное достояние"164. Один из ведущих сотрудников "Рассвета" публицист Л. Леванда определял цель журнала как двоякую: "действовать оборонительно и наступательно, -- оборонительно против нападок извне, когда дело идет о защите наших человеческих прав и конфессиональных (религиозных) интересов, а наступательно против нашего внутреннего врага: мракобесия, рутины, общественных неурядиц, наших племенных пороков, слабостей"165. Это последнее направление, "раскрывать больные места внутренней еврейской жизни", вызывало в еврейских кругах опасение, что оно "приведет к новым законодательным репрессиям". И возникшие к тому времени еврейские газеты (на идише) "признавали направление "Рассвета" чрезмерно радикальным". -- Но и сами те умеренные газеты уже одним своим появлением колебали ""патриархальный строй" общинной жизни, который поддерживался безгласностью народа"166. Само собой, не утихла в еврейском обществе борьба между раввинатом и хасидами, а с 60-х годов на нее наложилась и борьба передовых публицистов против косных устоев быта. И, как замечает Гессен, "в 60-х годах система репрессивных мер против идейных противников не оскорбляла совести даже вполне интеллигентных людей", и, например, публицист А. Ковнер, "еврейский Писарев", не воздержался сделать донос на одну из еврейских газет -- новороссийскому генерал-губернатору167. (Сам Писарев в 70-е годы "пользовался среди еврейских интеллигентов... огромной популярностью"168.) М. Алданов считает, что рассматривать участие евреев в русской культурной и политической жизни надо начиная с конца 70-х годов169. (В революционном движении -- на десятилетие раньше.) В 70-х годах началось сотрудничество новых еврейских публицистов -- того же Л. Леванды, критика С. Венгерова, поэта Н. Минского -- в общей русской печати (Минский, как сообщает Г. Аронсон, в русско-турецкую войну собирался ехать воевать за братьев-славян). Министр просвещения граф Игнатьев выразил тогда веру в привязанность российских евреев к России. После русско-турецкой войны 1877-78 среди евреев возникли слухи о предстоящих крупных благоприятных реформах. Тем временем центр еврейской интеллигенции переместился из Одессы в Петербург, там выдвигались новые литераторы, адвокаты -- как руководители общественного мнения. В атмосфере этих новых надежд в 1879 в Петербурге возобновился "Рассвет". В программной статье М. И. Кулишер писал: "Быть органом нужд и потребностей русских евреев... для пробуждения громадной массы русских евреев от умственной спячки... этого требует и благо России... Интеллигентная часть русских евреев этим не выделяет себя из среды русских граждан"170. А рядом с развитием еврейской печати не могла не начать развиваться и еврейская литература -- сперва на иврите, потом на идише, потом и на русском, стимулируясь образцами русской литературы171. При Александре II "немало было еврейских писателей, которые убеждали своих единоверцев учиться русскому языку и смотреть на Россию, как на свою родину"172. В условиях 60-70-х годов еврейские просветители, еще столь немногочисленные и окруженные русской культурой, и не могли двинуться иначе, как -- к ассимиляции, "по тому направлению, которое при аналогичных условиях привело интеллигентных евреев Западной Европы к односторонней ассимиляции с господствующим народом"173, -- с той, однако, разницей, что в странах Европы общекультурный уровень коренного народа всегда бывал уже более высок, а в условиях России ассимилироваться предстояло не с русским народом, которого еще слабо коснулась культура, и не с российским же правящим классом (по оппозиции, по неприятию) -- а только с малочисленной же русской интеллигенцией, зато -- вполне уже и секулярной, отринувшей и своего Бога. Так же рвали теперь с еврейской религиозностью и еврейские просветители, "не находя другой связи со своим народом, совершенно уходили от него, духовно считая себя единственно русскими гражданами"174. Устанавливалось и "житейское сближение между интеллигентными группами русского и еврейского общества"175. К тому вело и общее оживление, движение, жизнь вне черты оседлости некоторой категории евреев, к тому и развитие железнодорожного сообщения (и поездки за границу), -- "все это способствовало более тесному общению еврейского гетто с окружающим миром"176. -- А в Одессе к 60-м годам и "до одной трети... евреев говорили по-русски"177. Население тут быстро росло "благодаря массовому переселению в Одессу как русских евреев, так и иностранных, преимущественно из Германии и Галиции"178. Расцвет Одессы к середине века был предвещением расцвета всего российского еврейства к рубежу XIX-XX вв. Вольная Одесса еще от начала XIX в. развивалась по своим особым законам, отдельным от общероссийских, -- то порто-франко, то открыта турецким судам, когда с Турцией война. "Основным занятием [одесских] евреев в этот период была торговля зерном. Многие евреи были мелкими торговцами, посредниками (главным образом между помещиками и экспортерами), агентами крупных иностранных и местных, в основном -- греческих, хлеботорговых компаний, маклерами... на зерновой бирже оценщиками, кассирами, весовщиками, грузчиками"; "евреи занимали доминирующее положение в торговле зерном: к 1870 в их руках находилась большая часть экспорта зерна. В 1910... 89,2% экспорта"179. -- "По сравнению с другими городами черты оседлости в Одессе проживало больше евреев -- лиц свободных профессий... у которых сложились хорошие отношения с представителями русского образованного общества и которым покровительствовала высшая администрация города... Особенно покровительствовал евреям... попечитель Одесского учебного округа в 1856-58 Н. Пирогов"180. Современник ярко описал это одесское смешение, где в напряженной конкуренции сильно сталкивались коммерсанты еврейские и греческие, где "в урожайные годы половина города живет от продажи зерновых продуктов, начиная с крупного хлебного воротилы и кончая последним старьевщиком", -- там, в этом смешении-кружении со связующим русским языком "невозможно было провести черту, где в Одессе кончается "пшеничный" коммерсант или банкир и где начинается человек интеллектуальных профессий"181. Итак, вообще "среди просвещенного еврейства стал усиливаться... процесс уподобления всему русскому"182. "Европейское образование, знание русского языка стали необходимыми жизненными потребностями", "все бросились на изучение русского языка и русской литературы; каждый думал только о том, чтобы скорее породниться и совершенно слиться с окружающей средою", не только усвоить русский язык, но ратовали "за полное обрусение и проникновение "русским духом", чтобы "еврей ничем, кроме религии, не отличался от прочих граждан"". -- Современник эпохи М. Г. Моргулис передавал это так: "Все стали сознавать себя гражданами своей родины, все получили новое отечество"183. -- "Представители еврейской интеллигенции считали, что они "обязаны во имя государственных целей отказаться от своих национальных особенностей и... слиться с той нацией, которая доминирует в данном государстве". Один из еврейских прогрессистов тех лет писал, что "евреев, как нации, не существует", что они "считают себя русскими Моисеева вероисповедания"... "Евреи сознают, что их спасение состоит в слиянии с русским народом""184. Тут, может быть, следует назвать врача и публициста Вениамина Португалова. В молодости он пережил революционные увлечения, даже посидел в Петропавловке, с 1871 обосновался в Самаре. Он "сыграл выдающуюся роль в развитии земской медицины и санитарного дела... был одним из пионеров лечения алкоголизма и борьбы с ним в России", устраивал и народные чтения. "Еще в молодости он проникся народническими представлениями о губительной роли евреев в хозяйственной жизни российского крестьянства. Эти представления легли в основу догматов иудеохристианского движения 1880-х гг.". (Духовно-библейское братство.) Португалов считал необходимым освободить быт евреев от обрядности и что "еврейство может существовать и развивать культуру и цивилизацию, лишь растворившись в европейских народах (подразумевался русский)"185. Одновременно можно отметить в эпоху Александра II и заметное понижение числа крещений, ставших безнадобными после "эпохи кантонистов" и при расширении еврейских прав186. -- С этих лет и секта "жидовствующих" стала открыто исповедовать свою религию187. Такое в то время отношение евреев состоятельных, особенно вне черты, и евреев, получивших русское образование, к России как к своей несомненной родине -- достопримечательно, и должно быть -- да и было -- отмечено. "В виду великих реформ, все сознательные русские евреи без исключения, можно сказать, были русскими патриотами и монархистами, относясь к Александру II буквально с обожанием. Знаменитый своей жестокостью к [восставшим в 1863] полякам тогдашний ген.-губернатор Северо-Западного края М. Н. Муравьев относился к евреям покровительственно, преследуя здравую политику привлечения значительной части населения Западного края, еврейской, на сторону русских государственных начал"188. Хотя в восстании 1863 польское еврейство значительно участвовало на стороне поляков189, но евреям Виленской, Ковенской и Гродненской губерний "здоровый народный инстинкт подсказал... что нужно пойти с Россией, как с той стороной, от которой они могли ожидать больше справедливости и человеческого отношения, чем от поляков, которые, хотя издавна и терпели евреев, но относились к ним всегда, как к низшей расе"190. (Я. Тейтель освещает это так: "Польские евреи всегда стояли в стороне от русского еврейства", смотрели на него "как истые поляки". А сами поляки интимно объясняли ему о русских евреях в Польше: "Самые лучшие из евреев -- это наши враги. Русские евреи, наводнившие Варшаву, Лодзь и другие крупные центры Польши, являются проводниками несимпатичной нам русской культуры"191). В те годы обрусение русских евреев было "весьма желанным" и для российского правительства192. Русскими властями "общение с русской молодежью было признано вернейшим средством перевоспитания еврейского юношества, искоренение в нем "вражды к христианам""193. Впрочем, этот новорожденный еврейский русский патриотизм имел и четкую границу. -- Юрист и публицист И. Г. Оршанский оговаривал, что для ускорения процесса "необходимо поставить евреев в такое положение, чтобы они могли сознавать и считать себя свободными гражданами свободной цивилизованной страны"194. -- Уже упомянутый Лев Леванда, "ученый еврей" при виленском губернаторе, тогда писал: "Я [русским патриотом] стану только тогда, когда еврейский вопрос будет разрешен окончательно и удовлетворительно". Современный же нам еврейский автор, прошедший долгий и горький опыт XX века и эмигрировавший в Израиль, отвечает ему, оборачиваясь через столетие: "Леванда и не замечает, что Матери-Родине условий не ставят. Ее любят безоговорочно, без кондиций и предварительных условий, любят потому, что она Мать. Эта программа -- Любовь при условии! -- выдерживается русско-еврейской интеллигенцией на редкость последовательно на протяжении 100 лет при самой безупречной во всех остальных условиях "русскости""195. Однако в описываемое время "к "русской гражданственности" приобщались лишь отдельные небольшие группы еврейского общества, и притом в более крупных торгово-промышленных центрах... И таким образом создавалось преувеличенное представление о победоносном шествии русского языка в глубь еврейской жизни". А "широкая масса оставалась в стороне от новых веяний... она была изолирована не только от русского общества, но и от еврейской интеллигенции"196. Еврейская народная масса и в 60-70-е годы еще оставалась вне ассимиляции, и угрожал отрыв от нее еврейской интеллигенции. (В Германии при еврейской ассимиляции такого явления не было, ибо там не было "еврейской народной массы" -- все стояли выше по социальной лестнице и не жили в такой исторической скученности197.) Да и в самой еврейской интеллигенции уже в конце 60-х годов прозвучали тревожные голоса против такого бы обращения евреев-интеллигентов просто в русских патриотов. Первый об этом заговорил Перец Смоленский в 1868: что ассимиляция с русским обликом носит для евреев "характер народной опасности"; что хотя не надо бояться просвещения, но и не следует порывать со своим историческим прошлым; приобщаясь к общей культуре, надо уметь сохранить свой национальный духовный облик198, и "что евреи не религиозная секта, а нация"199. Если еврейская интеллигенция уйдет от своего народа -- он не вырвется из административного угнетения и духовного оцепенения. (Поэт И. Гордон формулировал: "Будь человеком на улице и евреем дома".) И петербургские журналы "Рассвет" (1879-1882) и "Русский еврей" шли уже по этому направлению200. Они усилили влечение еврейской молодежи к изучению еврейского прошлого и нынешней жизни. В конце 70-х--начале 80-х возник водораздел между космополитическим и национальным направлениями в российском еврействе201. "В сущности руководители "Рассвета" уже не верили в истину ассимиляции... "Рассвет", сам того не сознавая, шел по пути... к пробуждению национального самосознания... ярко выраженный национальный уклон... иллюзии русификации... рассеива[лись]"202. К тому настраивал и общий европейский исторический фон второй половины XIX в.: бурное польское восстание, в боях объединение Италии, затем и Германии, затем и балканских славян. Везде накалялась и торжествовала национальная идея. И, очевидно, направление это продолжало бы крепнуть в еврейской интеллигенции и без событий 1881-82. Тем временем, за те же 70-е годы, менялось и отношение к евреям русского общества, в высшем взлете александровских реформ -- самое благожелательное. Немало насторожили русское общество публикации Брафмана, принятые весьма серьезно. А еще совпало, что в 1860 в Париже был создан громогласно Всемирный Еврейский Союз (Alliance Israelit Universelle) -- "с целью защиты интересов еврейства" всего мира, с Центральным Комитетом (во главе которого вскоре стал Адольф Кремье)203. "Недостаточно осведомленный... о положении евреев в России", Всемирный Еврейский Союз "стал интересоваться русским еврейством", и вскоре "стал работать в пользу евреев в России с большим постоянством". Союз не имел отделов в России и "не функционировал в ее пределах". Кроме работы благотворительной и просветительной, Союз не раз обращался непосредственно к правительству России, заступаясь за русских евреев, хотя часто и невпопад. (Как в 1866: чтобы не был казнен обвиненный в поджоге с политической целью Ицка Бородай, -- а он и не был приговорен к смерти, а другие прикосновенные к делу евреи были и без ходатайства оправданы; или протестовал Кремье против переселения евреев на Кавказ и на Амур -- а такого и намерения у русского правительства не было; в 1869 -- что евреев преследуют в Петербурге204, -- но этого не было; и жаловался президенту США на предполагаемые им гонения на саму еврейскую веру со стороны российского правительства.) Между тем новосозданный Альянс (с эмблемой Моисеевых скрижалей над земным шаром), по донесению русского посла из Парижа уже пользовался "чрезвычайным влиянием на еврейское общество во всех государствах". Все это -- насторожило не только русское правительство, но и русское общество. Усиленно агитировал против Всемирного Еврейского Союза и Яков Брафман. Он утверждал, что Альянс, "как и все еврейские общества, носит характер двуличия (его официальные документы говорят правительству одно, а секретные -- другое)", что Альянс имеет задачей "ограждать иудейство от гибельного для него влияния христианской цивилизации"205. (Рикошетом падали обвинения и на ОПЕ -- "Общество для распространения просвещения между евреями в России", созданное в 1863: что оно имеет своей задачей "достижение и укрепление всемирной еврейской солидарности и кастовой замкнутости"206.) Опасения против Альянса питались и первоначальным, столь эмоциональным, воззванием организаторов Альянса "к еврейству всех стран", и подделками. По поводу еврейского единения там звучало: "Евреи!.. Если вы верите, что Союз для вас -- благо, что, составляя часть различных народов, вы тем не менее можете иметь общие чувства, желания и надежды... если вы думаете, что ваши разрозненные усилия, добрые намерения и стремления отдельных лиц могли бы стать крупной силой, соединясь в одно целое и идя по одному направлению и к одной цели... поддержите нас вашим сочувствием и содействием"207. А позже возник и побочный документ, напечатанный во Франции, -- якобы воззвание самого Адольфа Кремье "К евреям вселенной". Очень вероятно, что это -- подделка. Не исключено, что это был один из проектов обращения, не принятый организаторами Альянса (однако он попадал в тон обвинениям Брафмана, что у Альянса -- скрытые цели): "Мы обитаем в чуждых землях и мы не можем интересоваться переменчивыми интересами этих стран, пока наши собственные нравственные и материальные интересы будут в опасности... еврейское учение должно наполнить весь мiр..". В русской прессе вспыхнула острая перепалка, в завершение которой И. С. Аксаков в своей газете "Русь" заключил, что "вопрос о подложности... воззвания не имеет в настоящем случае особого значения ввиду неподложности высказанных в оном еврейских воззрений и чаяний"208. Дореволюционная Еврейская энциклопедия пишет, что с 70-х годов в русской прессе "голоса в защиту евреев стали раздаваться реже... В русском обществе стала укрепляться мысль, будто евреи всех стран объединены крепкой политической организацией, центральное управление которой сосредоточено в Alliance Israelite Universelle"209. Так что его создание произвело в России, а может быть и не только в России, реакцию, обратную заданной цели Альянса. Если создатели Альянса могли бы предвидеть, сколько из-за организации Альянса проистечет осуждений против еврейской мировой сплоченности и даже обвинений в заговоре -- они, может быть, и воздержались бы от него, тем более, что хода европейской истории Альянс не повернул. После 1874, когда в России новый воинский устав ввел всеобщую равную мобилизационную повинность, "неприязнь к евреям стала разжигаться в обществе многочисленными статьями по вопросу об уклонении евреев от воинской повинности"210. -- Обвиняли и Всемирный Еврейский Союз, что он намерен "принять на себя попечение о судьбе молодых евреев, покидающих Россию, в виду обнародования нового закона о воинской повинности" и "пользуясь заграничной поддержкой, евреи будут иметь большую возможность, чем другие подданные, покидать страну". (Вопрос, остро ставший как раз и столетием позже, в 70-е годы XX века...) Кремье ответил, что задача Альянса "бороться с религиозными гонениями", и что Альянс постановил "не оказывать впредь помощи еврею, который пытался бы уклониться от этой повинности" в России, а еще издать "воззвание к нашим единоверцам в России с тем, чтобы побудить их к точному исполнению всех предписаний нового закона"211. Кроме отъезда за границу одним из путей уклонения от воинской повинности было членовредительство. О сотнях горьких случаев его рассказывает из своего опыта достаточно либеральный (до революции, да и во время нее) генерал Деникин, несколько лет в Волынской губернии присутствовавший при медицинском освидетельствовании призывников-евреев -- правда, уже в начале XX века, но тем разительней его свидетельство об этих множественных и отчаянных самоувечьях212. Как уже отмечено, с того самого 1874 года, воинского устава и образовательных льгот от него, -- резко усилился приток евреев в общие, средние и высшие учебные заведения. Скачок этот был очень заметен. И теперь мог выглядеть слишком большим. Из Северо-Западного края еще раньше раздавался "призыв к ограничению приема евреев в общие учебные заведения". А в 1875 и министерство народного просвещения указало правительству на "невозможность поместить всех евреев, стремящихся в общие учебные заведения, без стеснения христианского населения"213. Прибавим сюда укоризненное свидетельство Г. Аронсона, что и Менделеев в Петербургском университете "проявлял антисемитизм"214. Еврейская энциклопедия суммирует все это как "наступивший в конце 70-х гг. поворот в настроении части русской интеллигенции... отрекшейся от идеалов предыдущего десятилетия, особенно по... еврейскому вопросу"215. Однако примечательная черта эпохи состояла в том, что настороженное (но никак не враждебное) отношение к проекту полного еврейского равноправия проявляла пресса, разумеется больше правая, а не круги правительственные. В прессе можно было прочесть: как можно "дать все права гражданства этому... упорно фанатическому племени и допустить его к высшим административным постам! <...> Только образование... и общественный прогресс могу искренне сблизить [евреев] с христианами... Введите их в общую семью цивилизации -- и мы первые скажем им слово любви и примирения". "Цивилизация вообще выиграет от этого сближения, которое обещает ей содействие племени умного и энергичного... евреи... придут к убеждению" что пора сбросить иго нетерпимости, к которой привели слишком строгие толкования талмудистов". Или: "Пока образование не приведет евреев к мысли, что надо жить не только на счет русского общества, но и для пользы этого общества, до тех пор не может быть и речи о большей равноправности, чем та, которая существует". Или: "если и возможно дарование евреям гражданских прав, то во всяком случае их никак нельзя допускать к таким должностям, "где власти их подчиняется быт христиан, где они могут иметь влияние на администрацию и законодательство христианской страны""216. Тон тогдашней российской прессы можно проследить и по уже упомянутому ведущему петербургскому "Голосу": "русские евреи не могут вообще жаловаться, чтоб русская печать относилась неблагоприятно к их интересам. В большинстве органов русской печати сказывается настроение в пользу уравнения евреев в общегражданских правах"; понятно, "что [евреи] стремятся к расширению своих прав, к уравнению с другими русскими гражданами"; но... "какая это темная сила двигает еврейскую молодежь на безумное поле политической агитации? Отчего это в редком политическом процессе не фигурируют евреи, и непременно в видных ролях?.. Такое явление, как поголовное уклонение евреев от отбывания воинской повинности и как обязательное участие евреев и евреек в каждом политическом процессе, не могут послужить на пользу дела расширения еврейских прав"; "если желаешь иметь права, то предварительно должен доказать на деле, что сумеешь также исполнять и обязанности, неразрывно связанные с правами", "чтоб в отношении к общим государственным и общественным интересам еврейское население не выделялось в таком безвыгодном для себя и крайне мрачном свете"217. Но, отмечает Энциклопедия, "несмотря на эту пропаганду, в бюрократических сферах продолжало господствовать сознание, что разрешение еврейского вопроса возможно лишь путем эмансипации: еще в марте 1880 г. большинство членов "Комиссии по устройству быта евреев" склонялось к мысли о необходимости уравнения евреев в правах с прочим населением"218. Воспитанные двумя десятилетиями александровских реформ, бюрократы того царствования были во многом захвачены их победным движением, -- и мы уже встречали довольно радикальные -- и благожелательные к евреям -- предложения в некоторых записках генерал-губернаторов черты оседлости. Не упустим и новых влиятельных шагов сэра Мозеса Монтефиоре, снова приезжавшего в Россию в 1872; и давления Бенджамина Дизраэли да и Бисмарка на Горчакова на Берлинском конгрессе 1878. Стесненный Горчаков там оправдывался, что Россия нисколько же не против религиозной свободы и полностью ее дает, но "не следует смешивать религиозную свободу с предоставлением евреям политических и гражданских прав"219. Однако в России -- обстановка шла именно к ним. С 1880 наступила и "диктатура сердца" Лорис-Меликова -- и велики и основательны стали надежды российского еврейства на несомненное, вот уже близкое получение равноправия, канун его. И в этот-то момент -- народовольцы убили Александра II, перешибив в России много либеральных процессов, в том числе и движение к полному уравнению евреев. Слиозберг отмечает: убили царя в канун Пурима. После серии покушений евреи не удивились тому -- но заволновались о будущем220. 1. Еврейская Энциклопедия (далее -- ЕЭ): В 16-ти т. СПб.: Общество для Научных Еврейских Изданий и Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1906-1913, т. 13, с. 373-374. 2. ЕЭ*, т. 3,с. 163. 3. ЕЭ, т. 11, с. 698; Ю. Гессен. История еврейского народа в России*: В 2-х т., т. 2, Л., 1927, с. 160. 4. Краткая Еврейская Энциклопедия (далее -- КЕЭ): 1976 -- ... [продолж. изд.], т. 2, Иерусалим: Общество по исследованию еврейских общин, 1988, с. 79. 5. Ю. Гессен, т. 2, с. 183. 6. М. Ковалевский. Равноправие евреев и его враги // Щит*: Литературный сборник / Под ред. Л. Андреева, М. Горького и Ф. Сологуба. 3-е изд., доп., М.: Русское Общество для изучения еврейской жизни, 1916, с. 117-118. 7. ЕЭ, т. 1, с. 812-813. 8. Там же, с. 808. 9. Там же, с. 814-815; Ю. Гессен*, т. 2, с. 147-148. 10. Ю. Гессен, т. 2, с. 163. 11. Там же, с. 164. 12. Там же, с. 161-162. 13. И. Оршанский. Евреи в России: Очерки и исследования. Вып. 1, СПб., 1872, с. 10-11. 14. В. Н. Никитин. Евреи земледельцы: Историческое, законодательное, административное и бытовое положение колоний со времени их возникновения до наших дней. 1807-1887. СПб., 1887, с. 557. 15. ЕЭ, т. 5, с. 610-611. 16. ЕЭ, т. 13, с. 663. 17. ЕЭ*, т. 5, с. 622. 18. Ю. Ларин. Евреи и антисемитизм в СССР. М., Л.: ГИЗ, 1929, с. 49. 19. Оршанский, с. 193. 20. Г. Б. Слиозберг. Дела минувших дней: Записки русского еврея: В 3-х т. Париж, 1933-1934, т. 1, с. 95. 21. ЕЭ*, т. 11, с. 495. 22. Л. Дейч. Роль евреев в русском революционном движении, т. 1, 2-е изд., М.; Л.: ГИЗ, 1925, с. 14, 21-22. 23. Там же, с. 28. 24. А. Л. Гольденвейзер. Правовое положение евреев в России // [Сб.] Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до Революции 1917г. (далее -- КРЕ-1). Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 119. 25. Ю. Гессен, т. 2, с. 143. 26. ЕЭ, т. 1, с. 813. 27. Ю. Гессен*, т. 2, с. 144-145; ЕЭ, т. 1. с. 813. 28. Ю. Гессен, т. 2, с. 158. 29. Там же, с. 144, 154-155. 30. ЕЭ, т. 1, с. 817. 31. КЕЭ, т. 4, с. 255. 32. См.: М. Ковалевский // Щит, с. 118. 33. ЕЭ, т. 1, с. 818; т. 11, с. 458-459; т. 14, с. 841. 34. Ю. Гессен, т. 2, с. 150. 35. Там же*, с. 148. 36. Ю. Гессен, т. 2, с. 150. 37. Там же, с. 169. 38. Там же, с. 208. 39. ЕЭ, т. 15, с. 209; т. 1, с. 824. 40. Пережитое: Сборник, посвященный общественной и культурной истории евреев в России, т. II, СПб., 1910, с. 102. 41. Слиозберг, т. 1, с. 137. 42. КЕЭ, т. 7, с. 327. 43. ЕЭ, т. 1, с. 819. 44. ЕЭ, т. 13, с. 943-944. 45. И. М. Троцкий. Самодеятельность и самопомощь евреев в России (ОПЕ, ОРТ, ЕКО, ОЗЕ, ЕКОПО) // КРЕ-1, с. 471. 46. Ю. Гессен, т. 2, с. 210. 47. ЕЭ, т. 13, с. 947; КЕЭ, т. 4, с. 770. 48. КЕЭ, т. 5, с. 473. 49. КЕЭ, т. 4, с. 255. 50. Ю. Гессен, т. 2, с. 159-160, 210. 51. Там же, с. 159. 52. Б.-Ц. Динур. Религиозно-национальный облик русского еврейства // КРЕ-1, с. 311-312. 53. ЕЭ, т. 12, с. 640. 54. Ю. Гессен, т. 2, с. 161. 55. Там же. 56. Ю. Гессен, т. 2, с. 161. 57. Оршанский, с. 12. 58. Там же, с. 1-15. 59. Ю. Гессен, т. 2, с. 224-225. 60. ЕЭ, т. 3, с. 83-84. 61. ЕЭ*, т. 7, с. 301-302. 62. Слиозберг, т. 2, с. 155-156. 63. ЕЭ, т. 3, с. 164. 64. Оршанский, с. 65-68. 65. КЕЭ, т. 7, с. 332. 66. ЕЭ, т. 1, с. 824. 67. ЕЭ*, т. 3, с. 164. 68. ЕЭ, т. 1, с. 824; КЕЭ, т. 7, с. 332. 69. Голос, 1881, No 46, 15(27) февр., с. 1. 70. А. Шмаков. "Еврейские" речи. М., 1897, с. 101-103. 71. Энциклопедический словарь: В 82-х т. СПб.: Брокгауз и Ефрон, 1890-1904. т. 54, 1899, с. 86. 72. ЕЭ, т. 3, с. 164-167. 73. Слиозберг, т. 1, с. 116. 74. Никитин*, с. 448, 483, 529. 75. Там же*, с. 473, 490, 501, 506- 507, 530- 531, 537-538, 547-548, 667. 76. Там же, с. 474-475, 502, 547. 77. Никитин*, с. 502-505, 519, 542, 558, 632, 656, 667. 78. Там же*, с. 473, 510, 514, 529-533, 550, 572. 79.Там же, с. 447, 647. 80. ЕЭ, т. 7, с. 756. 81. Никитин*, с. 478-479, 524, 529-533, 550-551. 82. ЕЭ, т. 7, с. 756. 83. Никитин, с. 534, 540, 555, 571, 611-616, 659. 84. Там же, с. 635, 660-666. 85. Там же*, с. 658-661. 86. ЕЭ, т. 7, с. 756. 87. ЕЭ, т. 16, с. 399. 88. ЕЭ, т. 2, с. 596. 89. ЕЭ, т. 5, с. 650. 90. ЕЭ, т. 13. с. 606. 91. ЕЭ, т. 5, с. 518; т. 13, с. 808. 92. ЕЭ. т. 16, с. 251. 93. Ларин, с. 36. 94. Никитин, с. xii-xiii. 95. Н. С. Лесков. Евреи в России: Несколько замечаний по еврейскому вопросу. Пд., 1919 [репринт с изд. 1884], с. 61, 63. 96. Л. Н. Толстой о евреях / Предисл. О. Я. Пергамента. СПб.: Время, 1908, с. 15. 97. ЕЭ, т. 15, с. 492. 99. Оршанский, с. 71-72, 95-98, 106-107, 158-160. 99. ЕЭ, т. 13, с. 646. 100. Дижур // КРЕ-1, с. 168; ЕЭ, т. 13. с. 662. 101. Дейч, т. 1, с. 14-15. 102. ЕЭ, т. 13, с. 647, 656-658, 663-664; Слиозберг, т. 3, с. 93; КЕЭ, т. 7, с. 337. 103. М. Л. Алданов. Русские евреи в 70-80-х годах: Исторический этюд // КРЕ-1, с. 45-46. 104. Слиозберг, т. 1, с. 141-142. 105. КЕЭ, т. 7, с. 328, 331. 106. ЕЭ, т. 7, с. 762. 107. Ю. Гессен, т. 2, с. 168. 108. Там же, с. 168. 109. Там же, с. 206. 110. ЕЭ, т. 6, с. 712, 715-716. 111. ЕЭ, т. 13, с. 618. 112. КРЕ-1, предисловие, с. iii-iv. 113. Я. Л. Тейтель. Из моей жизни за 40 лет. Париж: Я. Поволоцкий и Ко., 1925, с. 15. 114. И. Троцкий. Евреи в русской школе // КРЕ-1, с. 354. 115. Ю. Гессен, т. 2, с. 179. 116. Дейч, с. 14. 117. ЕЭ*, т. 13, с. 48. 118. Там же, с. 49. 119. Ю. Гессен, т. 2, с. 179. 120. ЕЭ, т. 13, с. 48. 121. Ю. Гессен, т. 2, с. 208. 122. КЕЭ, т. 7, с. 333. 123. Алданов // КРЕ-1, с. 45. 124. И. Троцкий. Евреи в русской школе // КРЕ-1, с. 355-356. 125. ЕЭ, т. 13, с. 50. 126. И. Троцкий. Евреи в русской школе // КРЕ-1, с. 355- 356. 127. ЕЭ, т. 13, с. 618. 128. Г. Я. Аронсон. В борьбе за гражданские и национальные права: Общественные течения в русском еврействе // КРЕ-1, с. 207. 129. Ю. Гессен, т. 2, с. 178, 180. 130. Я. Г. Фрумкин. Из истории русского еврейства: Воспоминания, материалы, документы // КРЕ-1, с. 51. 131. Ю. Гессен, т. 2, с. 180. 132. ЕЭ, т. 1, с. 823. 133. Ю. Гессен*, т. 2, с. 205. 134. Ю. Гессен, т. 2. с. 170. 135. Там же, с. 200-201. 136. КЕЭ, т. 1, с. 532. 137 Ю. Гессен, т. 2, с. 200-201. 138 ЕЭ, т. 4, с. 918. 139. КЕЭ, т. 1, с. 532. 140. Российская Еврейская Энциклопедия (далее -- РЕЭ): 1994 [2-е продолж. изд., испр. и доп.], т. 1. М., 1994, с. 164. 141. Ю. Гессен, т. 2, с. 200-201. 142. ЕЭ, т. 4, с. 918, 920. 143. КЕЭ, т. 1, с. 532. 144. РЕЭ, т. 1, с. 164. 145. Ю. Гессен, т. 2, с. 202. 146. Ю. Гессен*, т. 2, с. 202-203. 147. С. М. Гинзбург. О русско-еврейской интеллигенции // [Сб.] Еврейский мир: Ежегодник на 1939 г. (далее -- ЕМ-1). Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции, с. 34. 148. ЕЭ, т. 3, с. 334. 149. Ю. Марк. Литература на идиш в России // КРЕ-1, с. 521; Г. Я. Аронсон. Русско-еврейская печать // там же, с. 548. 150. Б. Орлов. Не те вы учили алфавиты // Время и мы (далее -- ВМ): Международный журнал литературы и общественных проблем. Тель-Авив, 1975, No 1, с. 130. 151. М. Ошерович. Русские евреи в Соединенных Штатах Америки // КРЕ-1, с. 289-290. 152. Гинзбург // ЕМ-1, с. 35. 153. Аронсон. В борьбе за... // КРЕ-1*, с. 210. 154. С. Шварц. Евреи в Советском Союзе с начала Второй мировой войны. 1939-1965. Нью-Йорк: Американский еврейский рабочий комитет, 1966, с. 290. 155. И. М. Бикерман. К самопознанию еврея: Чем мы были, чем мы стали, чем мы должны быть. Париж, 1939, с. 48. 156. К. Лейтес. Памяти М. А. Кроля // Еврейский мир: Сб. II (далее -- ЕМ-2). Нью-Йорк: Союз русских евреев в Нью-Йорке, 1944, с. 408-411. 157. ЕЭ, т. 13, с. 59. 158. И. Троцкий. Самодеятельность... // КРЕ-1, с. 471-474. 159. Ю. Гессен, т. 2, с. 172. 160. ЕЭ*, т. 3, с. 335. 161. Ю. Гессен, т. 2, с. 170. 162. Там же, с. 171. 163. Аронсон. Русско-еврейская печать // КРЕ-1*. с. 562. 164. Гинзбург // ЕМ-1*. с. 36. 165. Ю. Гессен*, т. 2, с. 173. 166. Там же*, с. 174. 167. Там же, с. 174-175. 168. ЕЭ, т. 3, с. 480. 169. Алданов // KPE-l. c. 44. 170. Аронсон. Русско-еврейская печать // КРЕ-1*, с. 558-561. 171. М. Кроль. Национализм и ассимиляция в еврейской истории // ЕМ-1, с. 188-189. 172. Джеймс Паркс. Евреи среди народов: Обзор причин антисемитизма. Париж: YMCA-Press, 1932, с. 41. 173. Ю. Гессен, т. 2, с. 198. 174. Там же. 175. Там же, с. 177. 176. ЕЭ, т. 13, с. 638. 177. Аронсон. Русско-еврейская печать // КРЕ-1, с. 551. 178. КЕЭ, т. 6, с. 117. 179. КЕЭ. т. 6, с. 117-118. 180. Там же, с. 118. 181. К. Ицкович. Одесса -- хлебный город // Новое русское слово. Нью-Йорк, 1984, 21 марта, с. 6. 182. ЕЭ, т. 3, с. 334-335. 183. ЕЭ*, т. 13, с. 638. 184. Аронсон. В борьбе за... // КРЕ-1, с. 207. 185. КЕЭ, т. 6, с. 692-693. 186. ЕЭ, т. 11, с. 894. 187. КЕЭ, т. 2, с. 510. 188. B. C. Мандель. Консервативные и разрушительные элементы в еврействе // Россия и евреи: Сб. 1 (далее -- РиЕ) / Отечественное объединение русских евреев заграницей. Париж: YMCA-Press, 1978 [переизд. Берлин: Основа, 1924], с. 195. 189. И. Троцкий. Евреи в русской школе // КРЕ-1, с. 356. 190. Мандель // РиЕ. с. 195. 191. Тейтель, с. 239. 192. См.: ЕЭ, т. 3, с. 335; и др. 193. Ю. Гессен, т. 2, с. 208. 194. ЕЭ, т. 3. с. 335. 195. Орлов // ВМ, 1975, No 1, с. 132. 196. Ю. Гессен, т. 2, с. 181. 197. Аронсон. В борьбе за... // КРЕ-1, с. 208-209. 198. Ю. Гессен, т. 2, с. 198-199. 199. ЕЭ, т. 3, с. 336. 200. Ю. Гессен, т. 2, с. 232-233. 201. С. М. Гинзбург. Настроения еврейской молодежи в 80-х годах прошлого столетия // ЕМ-2, с. 380. 202. Аронсон. Русско-еврейская печать // КРЕ-1, с. 561-562. 203. ЕЭ, т. 1, с. 932; КЕЭ, т. 1, с. 103. 204. ЕЭ. т. 1, с. 945-950. 205. Там же, с. 948-950. 206. ЕЭ*, т. 2, с. 742. 207. ЕЭ, т. 1, с. 933-936. 208. ЕЭ, т. 1, с. 950-951; И. С. Аксаков. Соч.: В 7-ми т. М., 1886-1887, т. 3, с. 843-844. 209. ЕЭ, т. 2, с. 738. 180. 210. Там же, с. 738-739. 211. ЕЭ, т. 1, с. 948-949. 212. А. И. Деникин. Путь русского офицера. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1953, с. 284. 213. ЕЭ, т. 13, с. 50-51. 214. Аронсон. Русско-еврейская печать // КРЕ-1, с. 558. 215. ЕЭ, т. 12, с. 525-526. 216. ЕЭ*, т. 2, с. 736, 740. 217. Голос, 1881, No 46, 15 (27) февр., с. 1. 218. ЕЭ, т. 2, с. 740. 219. ЕЭ, т. 4, с. 246, 594. 220. Слиозберг, т. 1, с. 99. Глава 5 -- ПОСЛЕ УБИЙСТВА АЛЕКСАНДРА II. Убийство царя-Освободителя -- произвело полное сотрясение народного сознания, -- на что и рассчитывали народовольцы, но что, с течением десятилетий, упускалось историками -- кем сознательно, кем бессознательно. Что смерти наследников или царей предшествующего века -- Алексея Петровича, Ивана Антоновича, Петра III, Павла -- насильственны, оставалось даже и неизвестно народу. Убийство 1 марта 1881 вызвало всенародное смятение умов. Для простонародных, и особенно крестьянских, масс -- как бы зашатались основы жизни. Опять же, как рассчитывали народовольцы, это не могло не отозваться каким-то взрывом. И -- отозвалось. Но непредсказуемо: еврейскими погромами, в Новороссии и на Украине. Через 6 недель после цареубийства погромы еврейских лавок, заведений и домов "внезапно с громадной эпидемической силой охватили обширную территорию"1. "Действительно... сказались черты стихийного характера... Местные люди, которые по самым различным побуждениям желали расправы с евреями, -- они расклеивали призывные прокламации, организовывали основные кадры погромщиков, к которым вскоре добровольно, без всякого увещевания, примыкали сотни людей, увлекаемые общей разгульной атмосферой, легкой наживой. В этом было нечто стихийное. Однако... даже разгоряченные спиртными напитками, толпы, совершая грабежи и насилия, направляли свои удары только в одну сторону, в сторону евреев, -- разнузданность сразу останавливалась у порога домов христиан"2. Первый погром произошел в Елизаветграде, 15 апреля. "Беспорядки усилились, когда из окрестных селений прибыли крестьяне, чтобы поживиться добром евреев". Сперва войска, по неуверенности, бездействовали, наконец "значительным кавалерийским силам удалось прекратить погром"3. "Прибытие свежих войск положило конец погрому"4. "Изнасилований и убийств в этом погроме не было"5. По другим данным: "один еврей убит. Погром был подавлен 17 апреля войсками, стрелявшими в толпу громил"6. -- Однако "из Елизаветграда движение перекинулось в соседние селения; в большинстве случаев беспорядки ограничились разгромом шинков". А через неделю погром случился в Ананьевском уезде Одесской губ., затем в самом Ананьеве, "где движение было вызвано неким мещанином, распространявшим слух, будто царь убит евреями, и есть приказание об избиении евреев, но власти это скрывают"7. 23 апреля возникла погромная вспышка в Киеве, но вскоре остановлена военными силами. Однако 26 апреля в Киеве разразился новый погром, и еще на следующий день, и перекинулся на киевские предместья, -- и это был самый сильный погром изо всей череды их; но они "обошлись без человеческих жертв"8. (Другой том той же Энциклопедии сообщает, напротив, что "несколько евреев было убито"9.) После Киева погромы произошли еще в полусотне поселений Киевской губернии, при этом "имущество евреев подверглось разграблению, а в единичных случаях произошло и избиение". В конце апреля же произошел погром в Конотопе, "учиненный, главным образом, рабочими и мастеровыми железной дороги и сопровождавшийся одной человеческой жертвой; в Конотопе были случаи самообороны со стороны евреев". Еще был отголосок киевского погрома в Жмеринке, в "нескольких селениях Черниговской губернии", в начале мая -- в местечке Смела, где "он был подавлен прибывшими войсками на другой день" ("разграблен... магазин готового платья"). Отголосками в течение мая, еще и в начале лета погромы вспыхивали в Екатеринославской и Полтавской губерниях, в отдельных местах (Александровск, Ромны, Нежин, Переяславль, Борисов). "Незначительные беспорядки произошли кое-где в Мелитопольском уезде. Были случаи, когда крестьяне тотчас же возмещали евреям убытки"10. "Движение в Кишиневе, возникшее было 20 апреля, было подавлено в зародыше"11. По всей Белоруссии ни в том, ни в следующих годах погромов не было12, хотя в Минске возникла паника среди евреев при слухах о погромах в Юго-Западном крае -- по полной неожиданности явления13. Затем и в Одессе. Именно Одесса, единственная, уже знала в XIX веке еврейские погромы -- в 1821, 1859 и 1871 годах. "Это были случайные явления, вызывавшиеся, главным образом, недружелюбием к евреям со стороны местного греческого населения"14, то есть торговой конкуренцией евреев и греков, в 1871 году -- трехдневный погром сотен еврейских шинков, лавок и домов, но без человеческих жертв. Об этом погроме подробнее пишет И. Г. Оршанский и свидетельствует, что еврейское имущество именно уничтожалось: кучи часов от ювелира -- не воровали, а выносили на мостовую и разбивали. Он соглашается, что "нерв" погрома был -- вражда к евреям со стороны греков-купцов, особенно вследствие того, что после Крымской войны одесские евреи отбили у греков торговлю бакалейными и колониальными товарами. Но было и "всеобщее нерасположение к евреям со стороны христианского населения Одессы... Вражда эта обнаруживалась гораздо сознательнее и глубже у интеллигентного и зажиточного класса, чем у рабочего простонародья". Однако ведь уживаются в Одессе разные народности, "почему же одни евреи вызывают всеобщее к себе нерасположение, переходящее при случае в жестокую ненависть?" Один гимназический учитель объяснял своему классу: "Евреи "стали в неправильные экономические отношения к остальному населению"". Оршанский возражает: такое объяснение снимает "бремя тяжкой моральной ответственности". Сам же он видит причину и в психологическом влиянии российского законодательства, выделяющего евреев тем, что кладет только и именно на них ограничения. А в попытке евреев вырываться из ограничений люди видят "нахальство, ненасытность и захват"15. Так вот теперь, в 1881, одесская администрация, уже имея опыт, которого не имели другие местные власти, -- сразу подавила возобновлявшиеся несколько раз беспорядки, и "массы громил были помещены на судах, отведенных от берега"16, -- весьма находчивый прием. (В противоречие с дореволюционной, Энциклопедия современная пишет, что и в этот раз погром в Одессе продолжался три дня17.) Дореволюционная Энциклопедия признает, что "правительство считало необходимым решительно подавлять попытки насилий над евреями"18, так оно и было, новый министр внутренних дел граф Н. П. Игнатьев, сменивший Лорис-Меликова с мая 1881, твердо проводил усмирение погромщиков, хотя справиться с возникшими беспорядками "эпидемической силы", при полной неожиданности события, крайней малочисленности тогдашней российской полиции (несопоставимо даже с западноевропейскими полицейскими штатами, а тем более советскими) и редкой дислокацией военных гарнизонов в тех местах, -- было нелегко. "Для защиты евреев против погромщиков было употреблено огнестрельное оружие"19. Была и стрельба в толпу, были и застреленные. Например, в Борисове "солдаты стреляли и убили несколько крестьян"20. Также и "в Нежине войска остановили погром, открыв огонь по толпе крестьян-погромщиков; несколько человек было убито и ранено"21. В Киеве было арестовано 1400 человек22. -- Все вместе создает весьма энергичную картину. Но правительство признавало и недостаточную свою оперативность. Официальное заявление гласило, что в киевском погроме "меры к обузданию толпы не были приняты достаточно своевременно и энергично"23. В июне 1881 директор департамента полиции В. К. Плеве в докладе Государю о положении в Киевской губернии называл "одною из причин "развития беспорядков и не вполне быстрого их подавления"" -- то, что военный суд "отнесся к обвиняемым крайне снисходительно, а к делу весьма поверхностно". Александр III сделал на докладе пометку: "Это не простительно"24. Но и по горячим следам и позже не обошлось без обвинений, что погромы были подстроены самим правительством, -- обвинение совершенно необоснованное и тем более нелепое, что в апреле 1881 правительство возглавлял все тот же либерал-реформатор Лорис-Меликов и в высшей администрации стояли его люди. После 1917 группа исследователей -- С. Дубнов, Г. Красный-Адмони и С. Лозинский -- тщательно искали доказательств по всем открывшимся государственным архивам -- и нашли только противоположное, начиная с того, что энергичного расследования требовал сам Александр III. (Но кто-то безымянный изобрел и пустил по миру ядовитую клевету: будто Александр III -- неизвестно кому, неизвестно когда и при каких обстоятельствах -- сказал: "А я, признаться, сам рад, когда бьют евреев!" И -- принялось, печаталось в эмигрантских освобожденческих брошюрах, вошло в либеральный фольклор, и даже вот через 100 лет, поныне, это выныривает в публикациях как историческая достоверность25. И даже в Энциклопедии: "Власти действовали в тесном контакте с приехавшими"26, то есть не местными. Да уж если и Толстому в Ясной Поляне было "очевидно": все дело у властей в руках. "Захотят -- накликают погром, не захотят -- и погрома не будет"27.) На самом же деле не только не было подстрекательства со стороны правительства, но и, как отмечает Гессен: "возникновение в короткий срок на огромной площади множества погромных дружин и самое свойство их выступлений устраняют мысль о наличии единого организационного центра"28. А вот и еще привременное живое свидетельство, и с довольно неожиданной стороны -- из чернопередельского "рабочего листка", то есть прокламации к народу, в июне 1881. Революционный листок описывает картину так: "Не только все губернаторы, но и всякие другие чиновники, полицейские, войско, попы, земства, газетчики -- все вступились за кулаков-евреев... Правительство охраняет личность и имущество евреев", от губернаторов объявлены угрозы, "что с виновниками беспорядков будет поступлено по всей строгости законов... Полицейские высматривали людей, которые были в толпе [погромщиков], арестовывали их, волокли в участок... Солдаты и казаки расправлялись посредством прикладов и нагаек... били народ ружьями и нагайками... Кого отдали под суд и упекли в тюрьму и на каторгу, а других... выдрали розгами там же в полиции"29. Через год, в 1882, весной же, "погромы возобновились, но уже не в таком числе и не в таких размерах, как в предыдущем"30. "Особенно тяжелый погром пережили евреи г. Балты", беспорядки произошли также в Балтском уезде и еще в нескольких. "Однако и по числу случаев, и по своему характеру беспорядки 1882 г. в значительной степени уступают движению 1881 г., -- истребление имущества евреев не было столь частым явлением"31. -- Дореволюционная Еврейская энциклопедия сообщает, что в Балте во время погрома убит один еврей32. Известный еврей-современник писал: в погромах 80-х годов "грабили несчастных евреев, их били, но не убивали"33. (По другим источникам, зафиксировано 6-7 смертей.) Тогда, в 80-90-е годы, никто не упоминал массовых убийств и изнасилований. Однако прошло более полувека -- и многие публицисты, не имеющие нужды слишком копаться в давних российских фактах, зато имеющие обширную доверчивую аудиторию, стали писать уже о массовых и преднамеренных зверствах. Например, читаем в многократно изданной книге М. Рейзина: что погромы 1881 привели "к изнасилованию женщин, убийству и искалечению тысяч мужчин, женщин и детей. Позже выяснилось, что эти беспорядки вдохновило и продумало само правительство, которое подстрекало погромщиков и препятствовало евреям в их самозащите"34. А Г. Б. Слиозберг, так разумно же знакомый с деятельностью российского государственного аппарата, -- за границей в 1933 внезапно заявил, что погромы 1881 возникли не снизу, а сверху, от министра Игнатьева (который тогда и министром еще не был, отказала память старику), и "нет... сомнения, что уже тогда нити погромной работы могли бы быть найдены в Департаменте Полиции"35, -- так и опытный юрист позволил себе опасную и дурную безосновательность. Да вот -- и в серьезном нынешнем еврейском журнале, от современного автора мы узнаем, вопреки всем фактам и без привлечения новых документов: и что в Одессе в 1881 состоялся "трехдневный погром"; и что в балтском погроме было "прямо[е] участи[е] солдат и полицейских", "убито и тяжело ранено 40 евреев, легко ранено 170"36. (Мы только что прочли в старой Еврейской энциклопедии: в Балте убит один еврей, а ранено -- несколько. А в новой, через век от события, читаем: в Балте "к погромщикам присоединились солдаты... Несколько евреев было убито, сотни ранены, многие женщины изнасилованы". О погроме в Киеве: "около 20 женщин изнасиловано"37.) Погромы -- слишком дикая и страшная форма расправы, чтобы еще манипулировать цифрами жертв. И вот -- закидано, заметено -- и надо снова начинать раскопки? Причины тех первых погромов настойчиво исследовались и обсуждались современниками. Еще в 1872, после одесского погрома, генерал-губернатор Юго-Западного края предупреждал в докладе, что подобное событие может повториться и в его крае, ибо "здесь ненависть и вражда к евреям имеют историческую почву и только материальная от них зависимость крестьян в настоящем удерживает, вместе с мерами администрации, взрыв негодования русского населения против еврейского племени". Генерал-губернатор свел суть дела к экономике: "подсчитал и расценил торгово-промышленное имущество, принадлежащее евреям в Юго-Западном крае, а вместе с тем указал на то, что, усиленно занявшись арендой помещичьих земель, евреи переуступали эти земли крестьянам на очень тяжелых условиях". И такая причинная связь "получила общее признание в погромный восемьдесят первый год"38. Весной 1881 докладывал Государю также и Лорис-Меликов: "В основании настоящих беспорядков лежит глубокая ненависть местного населения к поработившим его евреям, но этим несомненно воспользовались злонамеренные люди"39. Так объясняли тогда и газеты. "Рассматривая причины, вызвавшие погромы, лишь немногие органы периодической прессы упомянули о племенной и религиозной ненависти; остальные считали, что погромное движение возникло на экономической почве; при этом одни усматривали в буйствах протест, направленный специально против евреев в виду их экономического господства над русским населением", другие -- что народная масса вообще экономически стеснена, "искала, на ком излить свой гнев", -- и таким объектом подошли евреи из-за своего бесправия40. Современник тех погромов упомянутый просветитель В. Португалов тоже "в еврейских погромах 1880-х гг. ...видел выражение протеста крестьян и городской бедноты против социальной несправедливости"41. Спустя десятилетия Ю. И. Гессен и подтверждает, что "еврейское население южных губерний" все же находило "источники к существованию у евреев-капиталистов, между тем местное крестьянство переживало чрезвычайно тяжелые времена": не имело достаточно земли, "чему отчасти содействовали богатые евреи, арендуя помещичьи земли и тем возвышая арендную плату, непосильную для крестьян"42. Не упустим и еще одного свидетеля, известного своим беспристрастием и вдумчивостью, которого никто не упрекал в "реакционности" или "антисемитизме", -- Глеба Успенского. В начале 80-х годов он писал: "Евреи были избиты именно потому, что наживались чужою нуждой, чужим трудом, а не вырабатывали хлеб своими руками"; "под палками и кнутами... ведь вот все вытерпел народ -- и татарщину, и неметчину, а стал его жид донимать рублем -- не вытерпел!"43. Но вот что отметим. Когда вскоре вослед погромам, в начале мая 1881, к Александру III пришла депутация видных столичных евреев во главе с бароном Г. Гинцбургом, Государь уверенно оценил, что "в преступных беспорядках на юге России евреи служат только предлогом, что это дело рук анархистов"44. И в тех же днях брат царя в. кн. Владимир Александрович заявил тому же Гинцбургу: что "беспорядки, как теперь обнаружено правительством, имеют своим источником не возбуждение исключительно против евреев, а стремления к произведению смут вообще". Также и генерал-губернатор Юго-Западного края докладывал, что "общее возбужденное состояние населения обязано пропагандистам"45. И в этом власти оказались осведомлены. Столь скорые от них заявления показывают, что власти не роняли сроков в расследовании. Но по обычному недоразумию тогдашней российской администрации, непониманию ею роли гласности, -- не довели результатов расследования до публичности. Слиозберг ставит это центральным властям в упрек: почему они не сделали "попыток оправдаться от обвинения в допущении погромов?"46 (Так-то так, упрек справедлив. Но ведь обвиняли правительство, как мы видели, и в нарочитом поджигании, и в руководстве погромами. Нелепо начинать с доказательства, что ты не преступник.) А -- не всем хотелось поверить в подстрекательство от революционеров. Вот вспоминает еврей-мемуарист из Минска: для евреев Александр II не был "Освободителем" -- он не уничтожил черты оседлости, и все же евреи искренно горевали при его смерти, однако и ни одного дурного слова не выговаривая против революционеров, с уважением о них, что ими двигали героизм и чистота помыслов. И при весенне-летних погромах 1881 года никак не верили, что подстрекали к ним социалисты: это все -- от нового царя и его правительства. "Правительство желает погромов, оно должно иметь козла отпущения". И когда потом уже достоверные свидетели с юга точно подтверждали, что то подстраивали социалисты, -- продолжали верить, что это вина правительства47. Однако к началу XX века тщательные авторы уже признавали: "В печати имеются сведения об участии в погромах отдельных членов партии Народной Воли, но размеры этого участия еще не выяснены... Судя по партийному органу, члены партии считали погромы соответствующими видам революционного движения; предполагалось, что погромы приучают народ к революционным выступлениям"48; "что движение, которое легче всего было направить против евреев, в своем дальнейшем развитии обрушится на дворян и чиновников. В соответствии с этим были приготовлены прокламации, призывавшие к нападению на евреев"49. Сегодня-то об этом как общеизвестном уже говорится бегло: "активная пропаганда народников (как членов "Народной Воли", так и "Черного Передела"), готовых поднять народное движение на какой угодно почве, в том числе и антисемитской"50. Из эмиграции тогда приветствовал начавшиеся погромы и неуемный Ткачев, предшественник Ленина по заговорной тактике. Народовольцы (и ослабшие "чернопередельцы") и не могли долго ждать после того, как убийство царя не вызвало предвидимой и ожидаемой ими мгновенной всеобщей революции. При той растерянности умов, какая возникла в народной массе после убийства царя-Освободителя, -- не слишком-то большой и толчок требовался, чтобы шатание умов переклонилось в какую-то сторону. При общей тогда непросвещенности этот переклон мог, вероятно, произойти по-разному. (Например, в те недели было и такое народное толкование, что царь убит дворянами в месть за освобождение крестьян.) На Украине существовали, и мотивы противоеврейские. Первые движения весной 1881 еще, возможно, предвосхитили умысел народовольцев -- но тут же и надоумили, в какую сторону следует дуть. Пошло против евреев -- так не отстать от народа! движение из недр масс -- как же не использовать? Бей евреев, а там доберемся и до помещиков! И неудавшиеся погромы в Одессе и Екатеринославе скорее всего раздувались уже народниками. А движение погромщиков именно вдоль железных дорог и участие в погромах именно железнодорожных рабочих -- позволяет предположить подстрекательство легкоподвижных агитаторов, особенно с этим возбуждающим слухом, что "скрывают приказ царя": за убийство его отца бить именно евреев. (Прокурор одесской судебной палаты так и выделил, "что, совершая еврейские погромы, народ был вполне убежден в законности своих действий, твердо веруя в существование Царского указа, разрешающего и даже предписывающего истребление еврейского имущества"51. И, по Гессену, тут действовало "укоренившееся в народе сознание, что еврей стоит вне закона, что власть не может выступить против народа, защищая еврея"52. Это -- призрачное -- представление и хотели использовать народовольцы.) Для истории сохранилось и несколько таких революционных листков. Такова -- листовка 30 августа 1881, подписанная Исполнительным Комитетом Народной Воли (и из типографии Народной Воли), сразу по-украински: "Хто забрав у своi рукi землi, лiса, та корчми? -- Жиди. -- У кого мужик, часом скрiзь слезы, просить доступитьця до свого лану..? -- У жидю. -- Куди ни глянешь, до чого нi приступит, -- жиди усюди. Жид чоловiка лае, вiн его обманюе, пье его кров"... И кончается призывом: "Пiдиймайтесь-же честнi робочi люде!..."53 И потом в газетке "Народная Воля" No 6: "Все внимание обороняющегося народа сосредоточено теперь на купцах, шинкарях, ростовщиках, словом на евреях, этой местной "буржуазии", поспешно и страстно, как нигде, обирающей рабочий люд". И вослед, в приложении к Листку Народной Воли (уже 1883), несколько "поправляясь": "погромы -- начало всенародного движения, "но не против евреев как евреев, а против 'жидив', т. е. народных эксплуататоров""54. И в упомянутом уже листке "Зерно" чернопередельцев: "Невтерпеж стало рабочему люду еврейское обирательство. Куда ни пойдет он, почти повсюду наталкивается на еврея-кулака. Еврей держит трактиры и кабаки, еврей землю снимает у помещика и потом втридорога сдает ее в аренду крестьянину, он и хлеб скупает на корню, и ростовщичеством занимается, да при том дерет такие проценты, что народ прямо назвал их "жидовскими"... "Это кровь наша!" говорили крестьяне полицейским чиновникам, которые пришли забрать у них назад еврейское имущество". Но та же "поправка" и у "Зерна": "... и среди евреев далеко не все богаты... не все они кулаки... Отбросьте же вражду к иноплеменникам и иноверцам" -- а соединяйтесь с ними "против общего врага": царя, полиции, помещиков и капиталистов55. Только "поправки" эти пришли уже поздно. Такие листовки размножались потом и в Елизаветграде и других городах Юга, и "Южнорусским Рабочим Союзом" в Киеве, -- уже и миновали погромы, а народники все раскачивали их еще и в 1883, надеясь возобновить, а через них -- размахнуть всероссийскую революцию. Погромная волна на Юге вызвала, конечно, обширные отклики в привременной столичной прессе. Также и в "реакционных" "Московских ведомостях" М. Н. Катков, и всегда защищавший евреев, клеймил погромы как исходящие от "злокозненных интриганов", "которые умышл