Булат Окуджава. Избранные стихи --------------------------------------------------------------- OCR: Евсей Зельдин --------------------------------------------------------------- Б. Слуцкому Вселенский опыт говорит, что погибают царства не оттого, что тяжек быт или страшны мытарства. А погибают оттого (и тем больней, чем дольше), что люди царства своего не уважают больше. x x x Я выдумал музу Иронии для этой суровой земли. Я дал ей владенья огромные: пари, усмехайся, шали. Зевеса надменные дочери, ценя превосходство свое, каких бы там умниц ни корчили - не стоят гроша без нее. x x x Не пробуй этот мед: в нем ложка дегтя. Чего не заработал - не проси. Не плюй в колодец. Не кичись. До локтя всего вершок - попробуй укуси. Час утренний - делам, любви - вечерний, раздумьям - осень, бодрости - зима... Весь мир устроен из ограничений, чтобы от счастья не сойти с ума. x x x Под копытами снег голубой примят. Еду в возке я по чужой стороне... Так грустно, брат мой, грустно, мой брат! Ах, кабы вспомнил кто обо мне. Там горит огонек у того леска. Еду в возке я. Дуга на коне... Все тоска окружает, тоска, тоска! Ах, кабы вспомнил кто обо мне. Все чужие леса да чужая даль. И мороз страшней, и душа в огне... А печаль-то, мой брат, печаль, печаль! Ах, кабы вспомнил кто обо мне. x x x Славная компания... Что же мне решить? Сам я непьющий, - друзья подливают. Умирать не страшно - страшно не жить. Вот какие мысли меня одолевают. Впрочем, эти мысли высказал Вольтер. Надо иногда почитывать Вольтера. Запад, конечно, для нас не пример. Впрочем, я не вижу лучшего примера. x x x Взяться за руки не я ли призывал вас, господа? Отчего же вы не вслушались в слова мои, когда кто-то властный наши души друг от друга уводил?.. Чем же я вам не потрафил? Чем я вам не угодил? Ваши взоры, словно пушки, на меня наведены, словно я вам что-то должен... Мы друг другу не должны. Что мы есть? Всего лишь крохи в мутном море бытия Все, что рядом, тем дороже, чем короче жизнь моя. Не сужу о вас с пристрастьем, не рыдаю, не ору, со спокойным вдохновеньем в руки тросточку беру и на гордых тонких ножках семеню в святую даль. Видно, все должно распасться. Распадайся же... А жаль. x x x Ах, что-то мне не верится, что я, брат, воевал. А может, это школьник меня нарисовал: ручками размахиваю, я ножками сучу, уцелеть рассчитываю, и победить хочу. Ах., что-то мне не верится, что я, брат, убивал. А может, просто вечером в кино я побывал? не хватал оружия, чужую жизнь круша, и руки мои чистые, и праведна душа. Ах, что-то мне не верится, что я не пал в бою. А может быть подстреленный, давно живу в раю, И кущи там, и рощи там, и кудри по плечам... А эта жизнь прекрасная лишь снится по ночам. АРБАТСКИЙ ДВОРИК ...А годы проходят, как песни. Иначе на мир я гляжу. Во дворике этом мне тесно, и я из него ухожу. Ни почестей и ни богатства для дальних дорог не прошу, но маленький дворик арбатский с собой уношу, уношу. В мешке вещевом и заплечном лежит в уголке небольшой, не слывший, как я, безупречным тот двор с человечьей душой. Сильнее я с ним и добрее. Что нужно еще? Ничего. Я руки озябшие грею о теплые камни его. x x x Как время беспощадно, дела его и свет. Ну я умру, ну ладно - с меня и спросу нет. А тот, что с нежным пухом над верхнею губой, с еще нетвердым духом, разбуженный трубой, - какой счастливой схваткой разбужен он теперь, подкованною пяткой захлопывая дверь? Под звуки духовые не ведая о том, как сладко все впервые, как горько все потом... x x x В земные страсти вовлеченный, я знаю, что из тьмы на свет однажды выйдет ангел черный и крикнет, что спасенья нет. Но простодушный и несмелый, прекрасный, как благая весть, идущий следом ангел белый прошепчет, что надежда есть. x x x ГРУЗИНСКАЯ ПЕСНЯ М. Квливидзе Виноградную косточку в теплую землю зарою, и лозу поцелую, и спелые грозди сорву, и друзей созову, на любовь свое сердце настрою... А иначе зачем на земле этой вечной живу? Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощенье, говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву, царь небесный пошлет мне прощенье за прегрешенья А иначе зачем на земле этой вечной живу? В темно-красном своем будет петь моя Дали, в черно-белом своем преклоню перед нею главу, и заслушаюсь я, и умру от любви и печали... А иначе зачем на земле этой вечной живу? И когда заклубится закат, по углам залетая, Пусть опять и опять предо мною плывут наяву Синий буйвол, и белый орел, и форель золотая... А иначе зачем на земле этой вечной живу? x x x На мне костюмчик серый-серый, совсем как серая шинель. И выхожу я на эстраду и тихим голосом пою. А люди в зале плачут-плачут - не потому, что я велик, и не меня они жалеют, а им себя, наверно, жаль. Жалейте, милые, жалейте, пока жалеется еще, пока в руках моих гитара, а не тяжелый автомат. Жалейте, будто бы в дорогу вы провожаете меня... На мне костюмчик серый-серый. Он весь - как серая шинель. x x x Памяти А. Д. Сахарова Когда начинается речь, что пропала духовность, что людям отныне дорога сквозь темень лежит, в глазах удивленных и в душах святая готовность пойти и погибнуть, как новое пламя, дрожит. И это не есть обольщение или ошибка, а это действительно гордое пламя костра, и в пламени праведном этом надежды улыбка на бледных губах проступает, и совесть остра. Полночные их силуэты пугают загадкой. С фортуны не спросишь - она свои тайны хранит, и рано еще упиваться победою сладкой, еще до рассвета далече... И сердце щемит. x x x У поэта соперников нету ни на улице и ни в судьбе. И когда он кричит всему свету, это он не о вас - о себе. Руки тонкие к небу возносит, жизнь и силы по капле губя. Догорает, прощения просит: это он не за вас - за себя. Но когда достигает предела и душа отлетает во тьму... Поле пройдено. Сделано дело. Вам решать: для чего и кому. То ли мед, то ли горькая чаша, то ли адский огонь, то ли храм... Все, что было его, - нынче ваше. Все для вас. Посвящается вам. x x x Сладкое время, глядишь, обернется копейкою: кровью и порохом тянет от близких границ. Смуглая сабра с оружием, с тонкою шейкою юной хозяйкой глядит из-под черных ресниц. Как ты стоишь... как приклада рукою касаешься! В темно-зеленую курточку облачена... Знать, неспроста предо мною возникли, хозяюшка, те фронтовые, иные, м о и времена. Может быть, наша судьба как расхожие денежки, что на ладонях чужих обреченно дрожат... Вот и кричу невпопад: до свидания, девочки! Выбора нет! Постарайтесь вернуться назад!.. Иерусалим, 1995