Сергей Лукницкий. Собака доброе утро --------------------------------------------------------------- © Copyright Сергей Павлович Лукницкий, 2001 Email: SLuknitsky(a)freemail.ru Изд. "Русский Двор", Москва, 2005 --------------------------------------------------------------- Дом был почти таким же славным, каким я знал его много лет. Я знал когда-то и всех обитателей его. Три семьи, главы которых низменно служили литературе, - для непосвященных объясню - были писателями, как это часто бывает на свете - уходили из жизни, или из литературы. По мере их умирания дом переходил к следующим. Четвертый его хозяин был иностранец. Мода на импортное население докатилась и до Литературного фонда, поэтому новоиспеченный бизнесмен Битце Бейстоаа стал жить в писательском городке Переделкино, немало не заботясь о том, что к литературе он имел только то отношение, что в его доме не было ни одной книги. Я посещал этот перестроенный переделкинский особнячок довольно часто. Посещал потому, что кроме отсутствия книг, наличия красного носа и синих глаз хозяина, соломенных его волос и ручищ, которыми он намеревался слегка придушить кооперативную республику Россию, у финского жулика Битце Бейстоаа была восхитительная дочь, которая папу жуликом не считала и брала у него уроки бизнеса. Сейчас ее дома не было, и Битце Бейстоаа, полный уверенности, что я сижу в его глубоком кресле в каминной зале исключительно ради его любопытной, загадочной долларовой личности, взялся учить меня по-отечески уму-разуму, словно уже бесспорно предчувствуя (но предчувствия его обманывали), что я соглашусь на предложение, сделанное недавно мне его дочерью. Я же, представив себе, сколько хлопот мне доставит ее фамилия, тянул и на предложение, как капризная девчонка, не отвечал. Поэтому слушал я рыжерукого папашу невнимательно, предавался своим мыслям, а невнимательно главным образом потому, что хоть он и много говорил, но говорил с таким же пронзительным акцентом, каким разговаривает с вами дверь летнего сортира на неухоженной даче. Господин Бейстоаа любил свою дочь. Только ради нее, я видел это по его сжимающимся в тугие кулаки при виде меня рукам, только ради нее одной и ради ее счастья он терпел в своем доме русского писателя. А за это терпение считал обязательным его поучать, рассказывая одну из своих бизнесменских историй, параллельно делая довольно странную работу. Он брал со столика, что стоял тут же, в каминной зале, тугие пачки долларов и совершенно равнодушно, как будто это были шишки, бросал их в камин. Я поклялся себе сдерживаться и не удивляться. Потому что удивиться - значит проиграть. - В вашей стране очень трудно делать бизнес, - заявил мне хозяин дома. - Но, во-первых, у меня есть хорошая помощница - ваша будущая жена, - он нехитро подмигнул, - а во-вторых, я все-таки провернул недавно одно дельце, которое даст вам с ней возможность первое, по крайней мере, время ничего не делать, потому что вы, писатели, слишком заняты собой, и работать по-настоящему, головой, не хотите. Я не был расположен обсуждать с этим сомнительным в своей потенциальности тестем ни свое будущее, ни проблемы русской литературы, ни, тем более приданое его дочери, но господин Бейстоаа слушал только себя. - Я только что вернулся из Хуукхонмякки, где удачно продал одну вещицу, о которой сейчас и расскажу. Господин Бейстоаа бросил еще одну пачку с долларами в камин, аккуратно помешал в страшной каминной пасти огромными чугунными щипцами и вновь, не находя во мне ни сочувствия, ни удивления, продолжал: - Одна ваша соотечественница взялась быть посредницей между мной и всеми другими вашими соотечественниками, у которых я могу что-то выгодно купить. И вот однажды она звонит мне сюда, на дачу (слово "дача" он произнес в пять слогов) и сообщает о том, что где-то в Баку какой-то коллекционер продает скрипку Амати. Я, конечно, ни секунды не верил, что это правда, а был, наоборот, уверен, что это вранье - в лучшем случае подделка, но все-таки позволил ей, как говорят у нас, сделать шутку. И вот коллекционер оказался в Москве. И усевшись вот здесь, где сидите теперь вы, стал распаковывать сверток, который он только что привез с собой. Когда он открыл его, я, - тут господин Бейстоаа швырнул в сердцах в огонь еще две пачки долларов, - увидел действительно скрипку Амати. Я, конечно, не специалист, но там было написано, что это Амати, к тому же скрипка была старинной, и в этом, уж извините, не было никакого сомнения. Ну, путь не Амати, а Страдивари, наконец. Я вообще, если честно, ничего не понимаю ни в каких скрипках, но мне пришлось сыграть роль эксперта, мы торговались и пили шампанское. Моя дочь, та самая, которую вы очень любите и которая любит вас, в коротенькой юбочке, тоже изображала роль, но уже эксперта, и довела коллекционера до того, что он сбил цену с несуразного миллиона до почти приемлемых семидесяти тысяч долларов. Долларов, конечно, - повторил он, - других денег я не знаю, а за миллион ведь я ее и сам продам, и продал. Господин Битце Бейстоаа взял со стола еще одну пачку долларов, на этот раз он ее распотрошил и веером пустил в огонь, потом повернулся ко мне и сказал: - Без всяких экспертов я и так понимал, что скрипка очень дорога. Я немедленно уплатил. И вот с семьюдесятью тысячами долларов коллекционер отправился в свою республику и думал, что все в порядке. Он, наверное, пил там свой коньяк "Апшерон" и поэтому думал, что на этом сделка закончена. - Вот он, его "Апшерон", - тут господин бизнесмен достал откуда-то из угла бутылку коньяка и, не разглядев как следует, с размаху бросил ее в камин. Бутылка стукнулась о каминную решетку и разбилась. Коньяк разлился, и камин зашипел. - И таким коньяком он хотел обмануть меня, - гордо сказал хозяин дома и полил угасший было огонь из бутылки итальянской "Граппы". Огонь возобновил свое действие, и удовлетворенный финн подбросил ему еще долларов. - Вы даже не представляете себе, молодой человек, что было дальше. Я был очень доволен, что меня назвали молодым человеком, и не без напряжения снова стал прислушиваться к дребезжанию финна. - А дальше я нанял азербайджанца за небольшой процент и четыре блока "Мальборо лайтс", который вслед за нашим коллекционером тотчас же полетел в Баку, где представился ему Президентом турецкого общества любителей старины и стал убеждать нашего коллекционера, что тот бесконечно и непростительно продешевил. Господин Битце Бейстоаа раскрыл очередную пачку долларов и бросил ее в камин, и я не могу поручиться, что эта сцена меня не взволновала на этот раз настолько, что я чуть было не вышел из рамок приличия, и поэтому, подняв отлетевшую за камин купюру... все-таки раздумал и бросил ее в огонь. - В этой же зале, - сказал не свои слова хозяин, - где ваш Лавренев читал "Сорок первого", Серебрякова изгалялась над биографией Маркса, а влюбленные Лавровы сочиняли "Знатоков", уже через неделю стоял на коленях маленький, тихий коллекционер из Азербайджана и просил добавить на бедность, но я не соглашался. Я ждал, пока он произнесет слова: "Верните мне скрипку". Церемониально тогда, достав из огромного стенного, и притом несгораемого шкафа драгоценность, я пролил слезу по поводу предстоящей утраты и дрожащими руками возвратил скрипку владельцу. Надо вам сказать, что тотчас же он достал и отдал мне мои деньги. Я еще не знал тогда, почему у нас обоих хорошее настроение, но почему оно хорошее у меня, я уже знал. Мой помощник из Ихола позвонил мне и сказал: "Триста тысяч тебе за нее дадут", - поэтому я торжественно вручил своему дорогому азербайджанскому гостю, как я уже сказал, сверток, вынутый из сейфа, он долго разворачивал его, и удостоверившись, что я не обманул его, положил скрипку осторожно в свой кофр, с которым и прибыл на эту нашу вторую встречу, словно понимая, что сделка будет расстроена. - У меня хорошие отношения со знаменитым, но тайным концерном, который быстро изготовил мне скрипку, очень похожую на ту, которую привез ко мне в первый раз наш азербайджанский друг. Как говорил мне нанятый за "Мальборо лайтс" актер, коллекционер был настолько взволнован, что, даже дозваниваясь ко мне в Москву, вместо телефона набирал почтовый индекс. И вы знаете, я ничуть не побеспокоился, когда ваш Внешэкономбанк напрочь не принял у меня привезенные коллекционером купюры, объявив их самой грубой подделкой, поэтому я не советую вам особенно удивляться тому, что мы греемся у такого странного огня. - Вам писателям, - продолжал он, - этого никогда не понять. Вам не понять, как трудно делать большой бизнес, потому что все в этом бизнесе всегда каким-то чудом уравновешивается. И, казалось бы, мы все остались при своем. Это были золотые слова. И чтобы как-то помочь этому бедному человеку, я взял со стола все оставшиеся доллары и с любовью бросил их в огонь. Мы подождали еще некоторое время, пока зеленоватые бумажки превратятся в пепел, и тогда нувориш Битце Бейстоаа заговорил снова. Слова его дорожали с каждой минутой. - Я нашел одного японского музыканта, которому продал эту бесспорно старинную скрипку за Амати. Он не стал делать экспертизу, он просто выложил триста тысяч. И сейчас, глядя на эти бессмысленные бумажки, порожденные единственным желанием обмануть меня, человека с Запада, я думаю о своей дочери и о вас, господин писатель, думаю потому, что на этом свете просто так сидеть и смотреть в камин слишком грустно и одиноко. А на вырученные от продажи скрипки деньги я смогу купить полпоселка, и моя дочь, непослушная моя девочка (ведь не станете же вы отрицать, что счастливые - непослушны), будет любить вас, и мне будет очень приятно, что в какой-то степени я нарушил устоявшуюся гармонию русской культуры, ибо русский писатель будет мужем дочери бизнесмена. Господин Битце Бейстоаа еще долго бы разглагольствовал, если бы в дверях каминной не появилась та, ради которой мы с моим косноязыким собеседником оба предали свои призвания. Я на мгновенье - писательское, а он навсегда - призвание хозяйственного финского крестьянина. Она стояла в проеме двери, высокая, беловолосая, хорошенькая. Мы, не отрываясь, глядели на нее. Он по-отцовски восторженно, а я, признаюсь, исключительно по-плотски. - Я готова, папа, - сказала она, едва кивнув мне, - Президент фирмы "Эсфирь-Ифрит" сообщил, что он ждет нас, договор о намерениях подписан, и он просил захватить с собой наличные, это те, папа, что лежали на этом столике. И, обнаружив наше торжественное молчание, добавила: - Не беспокойся, которые оказались фальшивые, я убрала, чтобы не путались, а эти, чтобы были под рукой, положила сюда. Мне с таким трудом удалось получить их сегодня из Японии через Микки-Маус банк. Президент этого банка Эрнст Мрочко даже попросил меня быть на эти дни его женой. Всему бывает предел, и вот тут уж я попытался удивиться, но теперь уже мне это не удалось, потому что ко мне подошла вдруг хозяйская собака и вместо того, чтобы лизнуть, как обычно, сказала: "Доброе Утро". Я вспомнил, что это ее имя. Переделкино