Виктор Левашов. Рука Москвы --------------------------------------------------------------- © Copyright Виктор Владимирович Левашов С разрешения правообладателя © изд. "ОЛМА-ПРЕСС", 2004. http://www.olma-press.ru/ ? http://www.olma-press.ru/ ISBN 5-244-04627-0 "Кодекс чести", 6 Date: 07 Nov 2004 --------------------------------------------------------------- Первоначально роман выходил в серии "Солдаты удачи" под коллективным псевдонимом А.Таманцев. Всего в серии вышло 17 романов, из них Виктором Левашовым написаны 7, они выходят теперь отдельной серией "Кодекс чести" в издательстве "Олма-Пресс". Виктор Левашов. Рука Москвы Роман Книга вторая "Россия еще лежала в снегах, вьюги реяли над ее хмурыми городами. А здесь ветер гнал с Финского залива веселые облака, гранил красную черепицу крыш и древние таллинские мостовые. Завтра на эти мостовые прольется кровь. Эстония была как многопалубный теплоход, на курсе которого всплыла ржавая, обросшая ракушками донная мина. Полвека пролежала она на грунте. И теперь тяжело покачивалась на светлой балтийской волне. Она не сама всплыла. Ей помогли всплыть..." В.Левашов, "Провокация". Пролог ПРОШЛОГОДНИЕ НОВОСТИ Погода зависит от настроения народа. Ранней весной 1999 года, за двенадцать месяцев до выборов нового президента России, смутно было в Москве. Март начался слякотно, февральские метели сменились хлябью. Безветренными ночами падал туман, утреннее солнце тлело в нем угольком, освещая черные хмурые толпы на остановках. И казалось, что правительственные кортежи проносятся по Кутузовскому проспекту и Новому Арбату с такой скоростью только лишь для того, чтобы побыстрей миновать насыщенные враждебностью пространства московских улиц и доставить пассажиров под надежное укрытие кремлевских стен. Но и в Кремле было смутно. И на Старой площади, где когда-то размещался ЦК КПСС, а теперь администрация президента. И в Белом доме, сквозь рафинадную белизну которого словно бы все еще проступало черное гаревое пятно после танкового обстрела в октябре 1993 года. И если исход межсезонья природного был вполне предсказуемым, с той лишь разницей, ранней или поздней будет весна, то политическое межсезонье прогнозам не поддавалось. Шло какое-то дерганье. Логика кадровой чехарды, которую устраивал наезжавший из ЦКБ хмурый, больной и всем недовольный Ельцин, была непонятна даже прожженным журналистам, зубы стершим на кремлевских интригах. И лишь очень немногие люди - те, кого развозили по хмурой Москве служебные "Ауди" и "Мерседесы" в сопровождении джипов охраны, - знали, что эта мелкая рябь на поверхности политической жизни России предвещает столкновение мощных подводных течений, грозящее свирепым цунами обрушиться на едва оправившуюся от недавней финансовой катастрофы страну. Одним из таких людей был Олег Иванович П. Среднего роста, чуть склонный к полноте, с постоянным выражением озабоченности на округлом лице, всегда в строгих темных костюмах, он имел вид крупного чиновника федерального уровня из второго ряда - из тех, кто на официальных церемониях всегда держатся позади первых лиц. Кем он, собственно, и являлся. В президентской администрации он курировал Федеральную службу безопасности и Службу внешней разведки и по своему положению был примерно заведующим отделом ЦК КПСС. И даже кабинет Олега Ивановича в здании на Старой площади, выходящем тяжелым фасадом на Китай-город, раньше занимал заворготделом ЦК. Стоя у высокого окна своего кабинета и хмуро, как бы с неодобрением глядя сверху на бульвар и суету у метро, он иногда думал о том, как ошибается подавляющее большинство людей, считая, что власть - это некая добыча, приз, который достается самому сильному. Нет. Власть - это плазма, она сама избирает себе вместилище. Когда это вместилище крепкое, плазма власти еще больше укрепляет его, заряжает энергией ядерной силы. Иван Грозный. Петр Первый. Сталин. Когда оболочка оказывается слабой, начинается растекание плазмы, многовластие, смута. Борис Годунов. Николай Второй. Горбачев. Парадокс Брежнева только подтверждал этот вывод. Его поставили Генеральным секретарем, имея в виду, что это будет фигура компромиссная, управляемая. Но у плазмы власти своя логика. И вот, двадцать лет просидел в Кремле, "сосиски сраные". Ельцин. Тяжелый случай. Он и власть воссоединились триумфально, празднично. И в ту молодую осень 91-го невозможно было даже представить, что это идеальное вместилище власти может обветшать, превратиться в ядерный реактор с оболочкой в свищах. Но это произошло. Плазма власти словно бы начала искать другое вместилище. И все шло к тому, что им станет премьер Примаков. "Примус". Олег Иванович был человеком команды, и все происходящее оценивал, исходя из интересов команды. В отличие от обывателей, для которых политика была чем-то вроде бесконечного телевизионного сериала, иногда интересного, а чаще вызывающего скуку и раздражение, он смотрел на политические подмостки не из партера, а из-за кулис. Так смотрит на актеров гример, прекрасно знающий, что кроется за респектабельностью господ, разыгрывающих очередной акт трагифарса - обычного для российской политической сцены жанра. Возвышение Примакова вызывало его резкое недовольство не потому, что он знал, кто такой Примаков. А потому что появление в команде соперников нового сильного игрока ослабляло его команду. В большой политике не бывает случайностей. Если событие кажется случайным, это всего лишь означает, что нет информации об его истоках. Для людей, следящих за политикой по газетам и телевидению, появление Примакова в роли председателя правительства вместо отправленного в отставку молодого премьера Кириенко было событием обескураживающим. Какими течениями вынесло его на поверхность? На что он рассчитывает? Как он намерен стабилизировать парализованную кризисом экономику? Или не рассчитывает ни на что, а просто решил отметиться в российской истории, завершить биографию записью в своей трудовой книжке "председатель правительства"? Для всех эти вопросы так и повисли в воздухе. Для всех долго оставалось загадкой, как это получается, что премьер Примаков ничего не делает, а подорванная дефолтом российская экономика не только не рушится, но даже как-то сама собой выправляется. Потом наконец дошло: цены на нефть полезли вверх. И восхитились: надо же, как Примусу повезло. Олег Иванович знал, что стоит за этим везением. Еще до августовского кризиса были зафиксированы оживленные тайные контакты российских дипломатов с иракским лидером Саддамом Хусейном. Внешняя политика не входила в компетенцию Олега Ивановича, и поначалу он отметил это просто как факт. Каким угодно могло быть содержание этих контактов. Нелегальные поставки оружия, торговля нефтью в обход эмбарго. Но потом Ирак посетил этот шут гороховый Жириновский и публично заявил, что Россия - верный друг Ирака, пусть друг Саддам кладет с прибором на все угрозы американцев и пусть гонит взашей инспекторов ООН со своих секретных объектов, нечего им шпионить. Олег Иванович ожидал, что МИД России выступит с официальным заявлением, дезавуирует высказывания Жириновского. Этого не произошло. Хусейн понял, что может рассчитывать на военно-политическую поддержку Москвы, начал наглеть. И получил "Лису в пустыне". И когда уже было ясно, что бомбардировки секретных объектов Ирака неизбежны, Примаков дал согласие возглавить кабинет министров России. Весь фокус был в том, что в Персидском заливе находится треть мировых запасов нефти, и биржа очень чутко реагирует на ситуацию в этом регионе. С первыми бомбовыми ударами НАТО по объектам в Ираке цена нефти с рекордно низкой отметки в девять долларов за баррель сразу подскочила до двенадцати и неудержимо поползла вверх. Весной 1999 года баррель нефти стоил уже восемнадцать долларов, и цена продолжала расти, вливая в обескровленную российскую экономику десятки миллиардов долларов. Примакова недаром называли мастером нестандартных политических комбинаций еще в бытность его руководителем Центральной службы разведки СССР и директором Службы внешней разведки России. Это и была его комбинация: он намеренно стравил Хусейна и Клинтона и спровоцировал рост цен на нефть. И уже тогда можно было понять, что за внешним добродушием премьера скрывается тот еще политический хищник - с мертвой хваткой, изощренный и опасный, как немолодой, но все еще сильный тигр. Президентский рейтинг Примакова пошел круто вверх. И хотя сам он публично заявлял, что не желает об этом даже думать, плазма власти начала перетекать в него. И что было для Кремля крайне неприятным - обозначился союз Примакова с московским мэром Лужковым, которого болезненно ревнивый к чужому успеху Ельцин сумел превратить из верного друга в противника. Но самое страшное ждало впереди: Югославия. Для команды президента Ельцина, которой Олег Иванович был предан, как бывает предан своему клубу средних талантов игрок, кризис в Косово был опасен не тем, что Балканы, откуда полыхнул пожар Первой мировой войны, вновь станут тлеющим фитилем в пороховом погребе Европы. И не тем, что под натовскими бомбами погибнут тысячи ни в чем не повинных людей. Главная опасность была в другом: бомбардировки авиацией НАТО югославских городов нанесут сокрушительный удар по престижу России. Москва ничем не сможет этому помешать. Останется, как во время "Лисы в пустыне", стоять с грозным видом над картой и сотрясать воздух голословными декларациями. Это будет пощечина России - оглушительная пощечина президенту Ельцину. И после этого не нужно быть дельфийским оракулом, чтобы предсказать победу красных на предстоящих выборах в Думу и победу Примакова на президентских выборах. Или Лужкова. Или даже Зюганова. В любом случае это означало бесславный конец правления Ельцина. Тонны грязи будут обрушены на поверженного президента, наиболее одиозные фигуры из его команды переедут из Кремля в Лефортово, а всех остальных смоет в отвал, как отработанную породу. Предотвратить это можно было только одним способом: оказать давление на югославского президента Милошевича и заставить его пойти на уступки косовским албанцам. У России были для этого все возможности. Но позиция югославской делегации на переговорах в Рамбуйе становилась все более жесткой. Причина этого могла быть только одна: как в свое время Саддам Хусейн, Милошевич твердо рассчитывал на военно-политическую поддержку Москвы. Более того - заверения в такой поддержке он получил. Понимая, что он выходит за пределы своей компетенции и делает опасный шаг, Олег Иванович нашел повод встретиться с новым главой МИДа Ивановым, бывшим первым заместителем Примакова, и между делом высказал предположение, что не все средства используются для предотвращения югославского кризиса. Глядя своими голодными глазами, министр заявил, что делается все возможное. Все стало ясно. Ситуация с Хусейном повторялась один к одному. Работала тайная дипломатия. Но теперь она работала против президента России. Команда Примуса провоцировала Милошевича на конфронтацию с НАТО, прекрасно зная, что это будет последней каплей, которая прорвет оболочку власти. Олег Иванович написал докладную на имя руководителя президентской администрации. В ней он доказывал необходимость публичного заявления президента о том, что Россия не окажет военной помощи Милошевичу. Докладная осталась без ответа. Сам президент был недоступен. И не с чем было к нему идти. К президенту идут с фактами, а не с предположениями. Оставалось ждать, чем все кончится. Этим и занималась вся чиновничья Москва в эти слякотные мартовские дни: гадала, кто победит. Смутно было в Москве. Тревожно. Нехорошо. В это хмурое политическое межсезонье и пришло сообщение о решении правительства Эстонии перевезти из Германии и торжественно захоронить на таллинском мемориальном кладбище Метсакальмисту останки командира 20-й Эстонской дивизии СС, кавалера высшей награды Третьего рейха - Рыцарского креста с дубовыми листьями, штандартенфюрера СС Альфонса Ребане. Как ядовитое семя, занесенное ветром истории, оно попало на подготовленную почву. Часть первая ТЕНЬ ЗА СПИНОЙ I Информация о решении правительства Эстонии была обнародована агентством "Baltic News Servis" и повторена в новостных блоках Интерфакса и ИТАР-ТАСС. Первой реакцией Олега Ивановича было резкое раздражение. Мало нам надвигающегося югославского кризиса. Мало нам неусмиренной Чечни. Этим-то чего неймется? Но что-то помешало ему отмахнуться от этой информации, не имевшей прямого отношения к его делам. Это была епархия МИДа. Это и помешало. МИД. Сукины дети. Олег Иванович не доверял министру Иванову. Это была команда Примуса. А этот хищник нигде своего не упустит. С него станется разыграть в свою пользу и эту неожиданно возникшую карту. Олег Иванович связался с ФСБ и приказал подготовить справку о ситуации в Эстонии. Оттуда сообщили, что тема взята в разработку УПСМ - Управлением по планированию специальных мероприятий, самой секретной спецслужбой России, напрямую подчиненной президенту. Олег Иванович понял, что интуиция его не подвела. В УПСМ работали сильные аналитики. И если они взяли в разработку эту тему, значит все очень серьезно. Он приказал помощнику позвонить начальнику УПСМ генерал лейтенанту Нифонтову и попросить его срочно приехать. - Вызвать? - переспросил помощник Олег Иванович немного подумал и уточнил: - Пригласить. Он распорядился распечатать все информационные материалы по теме и углубился в их изучение. Соообщение пресс-службы кабинета министров Эстонии было распространено агентством "Baltic News Servis" одновременно с интервью, которое внук штандартенфюрера СС Альфонса Ребане художник-абстракционист Томас Ребане дал британскому информационному агентству "Рейтер". Интервью было выдержано в спокойных тонах. Томас Ребане заявил, что для него и для всех эстонцев Альфонс Ребане - патриот, сражавшийся за свободу своей Родины. Тот факт, что он был вынужден носить мундир СС, есть трагический парадокс истории, оценку которому дал премьер-министр Эстонии Март Лаар, написавший в сборнике "Очерки истории эстонского народа": "Эстонцев не вдохновляла принадлежность к СС". Олег Иванович часто бывал в Эстонии - и по прежней своей работе в Совмине РСФСР, и на отдыхе в санаториях ЦК компартии Эстонии. Путевки ему присылал тогдашний управделами ЦК - в благодарность за услугу, которую Олег Иванович ему оказал, устроив его дочь лечиться от наркомании в подмосковный центр Четвертого главного управления Минздрава СССР. После того, как Эстония стала независимой, поездки стали редкими, но отношения между Олегом Ивановичем и его эстонским знакомцем остались дружескими. Всего неделю назад он попросил Олега Ивановича дать ему информацию о трех молодых москвичах, которые почему-то привлекли его внимание. Были у Олега Ивановича и другие добрые знакомые в Таллине. Но сейчас Эстония воспринималась им как нечто чужеродное, враждебное, несущее угрозу его команде, а значит - и лично ему. Бляди. Дали вам независимость - спасибо скажите. Так нет, эсэсовца им приспичило хоронить! Он вернулся к комментарию обозревателя агентства "Рейтер". "Вызывает удивление легкость, с которой национал-патриотам удалось добиться решения правительства о придании этому акту статуса государственного мероприятия. Этому способствовало весьма странное стечение обстоятельств, связанных с началом съемок художественного кинофильма "Битва на Векше", главным героем которого должен был стать командир 20-й Эстонской дивизии СС штандартенфюрер СС Альфонс Ребане, погибший в автомобильной катастрофе в 1951 году и похороненный в южно-баварском городе Аугсбурге. По неизвестным причинам произошел взрыв значительного количества тола, завезенного на съемочную площадку для эпизодов боевых действий. В результате взрыва была уничтожена уникальная боевая техника времен Второй мировой войны (четыре танка Т-VI "Тигр" и двенадцать 105-миллиметровых артиллерийских орудий Круппа) на общую сумму в два с половиной миллиона долларов, что привело к банкротству кинокомпании. Этот взрыв и срыв съемок патриотического фильма вызвали очень бурную общественную реакцию и послужили мощным рычагом давления на правительство. Автор сценария и режиссер-постановщик фильма Март Кыпс, заявивший вначале, что считает взрыв делом рук русских национал-экстремистов, позже высказал предположение, что это могло быть акцией иных сил, имевшей целью вынудить кабинет Марта Лаара принять решение о торжественном захоронении останков Альфонса Ребане. Так или иначе, но решение принято, и это ставит Россию перед весьма непростой проблемой. Реакция Москвы на эту демонстративную акцию даст возможность судить о способности Кремля находить цивилизованные ответы на вызовы времени..." Бляди. Но проблема была действительно непростой. Какой должна быть реакция Москвы? Направить ноту протеста? Ее проигнорируют. И мы утремся. Очко в пользу команды Примуса. Промолчать, сделать вид, что ничего не случилось? Но левые поднимут дикий вой. Ну как же, советский народ ценой огромных жертв разгромил гитлеровскую Германию, а теперь президент Ельцин трусливо отступает перед фашистским реваншем. Подлый предатель. Тоже проигрыш. Была тут и тонкость. Защита прав русскоязычного населения в Прибалтике и в других бывших советских республиках - это был политический конек московского мэра. Все успехи Кремля на этом поле будут неизбежно приписаны Лужкову, а все провалы - президенту Ельцину. Везде проигрыш. Да с чего им вообще вздумалось устраивать эти похороны? Именно сейчас, когда президент Ельцин обложен со всех сторон, как медведь в берлоге? Помощник доложил: - Генерал-лейтенант Нифонтов прибыл. - Проси, - кивнул Олег Иванович и пошел навстречу начальнику УПСМ вдоль длинного, человек на двадцать, стола для совещаний. Отношения Олега Ивановича с начальником Управления по планированию специальных мероприятий генерал-лейтенантом Нифонтовым складывались непросто. В системе российских спецслужб УПСМ занимало особое место. Оно было создано после провала августовского путча 1991 года, когда громоздкая машина КГБ промедлила с выбором. Это было началом ее конца. Управление по планированию специальных мероприятий, в которое отбирались самые надежные кадры, было призвано стать мозговым центром новой структуры государственной безопасности, стопроцентно лояльной президенту, - играть роль недреманного "ока государева" и служить надежным инструментом для решения наиболее деликатных проблем. Даже в высших правительственных эшелонах очень немногие знали, что за фасадом старинного дворянского особняка в центре Москвы с вывеской "Информационно-аналитическое агентство "Контур" скрывается один из нервных центров власти. Исходящие отсюда импульсы иногда оказывались не воспринятыми, но порой вызывали неожиданные для всех отставки ключевых фигур в правительстве, смену руководства в таких гигантах, как "Росвооружение", предотвращали казавшиеся неизбежными кризисы. Начальник УПСМ генерал-лейтенант Нифонтов был из тех, про кого американцы говорят "человек, сделавший сам себя". И даже внешне он чем-то походил на американцев - рослых, подтянутых, выросших на хорошей пище, на чистом воздухе загородных вилл. Даже в генеральском мундире с небольшими - по кремлевским меркам - звездами он выглядел среди генерал-полковников и генералов армии, как чистокровный рысак среди заезженных рабочих коняг. В нем чувствовалась порода, и трудно было поверить, что он из самой обычной рабочей семьи и на военную службу его подвигло то же, что заставляло, да и сейчас заставляет идти в военные училища многих: бедность. А между тем так оно и было. Нифонтов начинал службу в военно-морской контрразведке в Кронштадте, успел повоевать во Вьетнаме, командовал диверсионными отрядами в Камбодже и Анголе, позже служил военным советником и руководителем резидентур Главного разведывательного управления на Ближнем Востоке. Олег Иванович уважал в нем профессионала, хотя предпочел бы, чтобы начальник УПСМ был чуть больше политиком, чем военным. Спецслужбы для того и существуют, чтобы реагировать не на приказы, а на сигналы, исходящие из подсознания власти. Нифонтов прекрасно знал, чего от него хотят, но понимания не проявлял. И Олегу Ивановичу приходилось с этим мириться. Но сейчас эти разногласия не имели значения. Отдавая помощнику приказ не вызвать, а пригласить начальника УПСМ, Олег Иванович как бы давал понять генерал-лейтенанту Нифонтову, что считает себя и его равноправными членами одной команды, а в трудные времена команда должна быть единым целым. Обменявшись с посетителем крепким рукопожатием, Олег Иванович предложил ему кресло за столом для совещаний и положил перед ним информационное сообщение "Baltic News Servis" и статью обозревателя "Рейтер": - Видели? - Да. Мы занимаемся этой темой. - Это серьезно? - Поступила информация из Рамбуйе, - вместо ответа произнес Нифонтов. - Милошевич собирается отозвать свою делегацию. Это так? - Похоже на то. - И ничего нельзя сделать? Олег Иванович пожал плечами. - Знаете, генерал, что будет выбито на моем могильном камне? "Он сделал все, что мог, и совесть его чиста". - Понятно. Вы спросили, серьезно ли это. Если Прибалтика превратится в Чечню или в то, во что может превратиться Косово, - это серьезно? - Даже так? Нифонтов извлек из кармана кителя компьютерную дискету: - Здесь материалы по теме. Посмотрите? Или подождете, когда мы сделаем резюме? - Посмотрю, - подумав, кивнул куратор. - А пока - в общих чертах. Какого черта им понадобилось устраивать эти похороны сейчас? Этот фашист погиб полвека назад. С чего вдруг им вздумалось ворошить его кости? - Вы попали в десятку. Сейчас. Это ключевое слово. Они рассчитывают, что в контексте Югославии президент ухватится за возможность выступить защитником русскоязычного населения, чтобы поднять свой рейтинг. - Каким образом? Нота протеста? - Сильней. - Разрыв дипломатических отношений? - Еще сильней. - Что может быть еще сильней? - Ввод в Эстонию российских миротворческих сил. Олег Иванович внимательно посмотрел на собеседника. Не похоже, что шутит. Такими вещами не шутят. Но и поверить в серьезность того, что сказал генерал, было непросто. - С какой стати нам вводить миротворческие силы? - Чтобы защитить русских. Не права русских, а их жизни. В Эстонии будет создана ситуация гражданской войны. - Так, - сказал Олег Иванович. - Очень интересно. Давайте с начала. Когда и почему вы занялись этой темой? - Полтора месяца назад. В расположении 76-й Псковской воздушно-десантной дивизии активизировалась эстонская агентура. Мы предположили, что ЦРУ прощупывает нашу возможную реакцию на Косово. Оказалось, нет. Один из агентов имел задание подготовить фальсифицированные документы - о том, что Псковская дивизия поднята по боевой тревоге и получила приказ десантироваться в Эстонию. - Цель? - Они считают, что это заставит Запад принять Эстонию в НАТО. Немедленно, в обход всех формальностей. - В НАТО их всех тянет. Медом им там намазано, - с выражением брезгливости проговорил Олег Иванович. - Каким образом они хотят создать ситуацию гражданской войны? Посмотрите материалы, - предложил Нифонтов. - Вам сразу станет все ясно. Основные моменты я выделил. - Показывайте. Пока Нифонтов вставлял дискету в компьютер и ждал, когда программа загрузится, Олег Иванович стоял у окна, глядя на сумрачную Москву. - Знаете, генерал, чего бы я сейчас хотел больше всего? проговорил он. - Хоть краем глаза заглянуть в завтрашние газеты - в те, которые выйдут через год. Нифонтов ввел пароль, вызвал на экран монитора текстовой файл и уступил хозяину кабинета место за его письменным столом: - Смотрите. Олег Иванович прочитал: "В политике есть только один критерий - результат. В этом смысле президент Ельцин очень крупный политик. Человек, который развалил Советский Союз, чтобы захватить власть, и расстрелял парламент, чтобы ее удержать, не остановится ни перед чем..." Куратор нахмурился: - Это остроумно, генерал. Но не смешно. - Что именно? - не понял Нифонтов. Он взглянул на монитор и с суховатой усмешкой кивнул: - В самом деле. Звучит, как фраза из завтрашней газеты. Нет, я не подбирал текст. А насчет завтрашних газет... Мне тоже хотелось бы на них взглянуть. Думаю, мы бы от них, как выражаются мои аналитики, прибалдели. - У вас есть какие-то основания так говорить? - Такие же, как у вас. Сколько раз мы уже просыпались в другой стране? Нифонтов говорил в своей обычной манере - с легкой иронией, но словно бы неохотно, как бы тяготясь самой необходимостью говорить. Олег Иванович хотел спросить, что за проблемы омрачают его чело, но решил не выходить за рамки строго официальных отношений, которые между ними установились. Захочет - сам скажет. Он вернулся к тексту. "ВАЙНО. Речь даже не о самом Ельцине. Он - "брэнд", знак очень влиятельной политической группировки. При любом раскладе эти люди не упустят возможности выступить защитниками русскоязычного населения. Не потому, что они озабочены их судьбой. А потому, что они озабочены своей судьбой. И мы предоставим им эту возможность..." Олег Иванович насторожился. Вайно. У его эстонского знакомца была такая же фамилия. Впрочем, "Вайно" у эстонцев - как "Ивановых" у русских. "КЕЙТ. Что может послужить толчком для резкого обострения обстановки в республике? ВАЙНО. Не догадываетесь? КЕЙТ. Я чувствую, что это связано с Альфонсом Ребане, но каким образом - не знаю. Во всяком случае, вряд ли таким толчком сможет послужить фильм Марта Кыпса. ВАЙНО. Я вам скажу, что вызовет нужную нам реакцию. Фильм чушь. Даже если Кыпс снимет шедевр, в чем я очень сомневаюсь. Это всего лишь повод для того, чтобы поставить вопрос о возвращении останков Альфонса Ребане в Эстонию. И о торжественном перезахоронении их в Таллине. А вот это, согласитесь, не чушь..." Он? Или не он? По уровню разговора - он. Генрих Вайно всегда был серьезной фигурой во властных структурах. Какое-то время работал в Москве в орготделе ЦК КПСС и имел все шансы стать секретарем эстонского ЦК, если бы не эта история с его дочерью-наркоманкой, которая связалась с диссидентами и даже предприняла попытку самосожжения перед таллинской ратушей в знак протеста против судебного процесса над большой группой молодых эстонских националистов. Это было в конце 80-х, в самый разгар перестройки. Весенние заморозки, прибившие слишком нетерпеливые всходы. Но в итоге эта история пошла ему на пользу - позволила вернуться во власть после того, как Эстония стала независимой. Сейчас он занимал в правительстве скромную должность начальника секретариата, но на самом деле был одной из самых влиятельных теневых фигур в республике. И в свои шестьдесят лет еще имел солидный политический ресурс. "ВАЙНО. И это будет означать переориентацию всей политики Эстонии. Вдумайтесь, генерал: торжественное перезахоронение останков не какого-то полковника никому не известного Эстонского легиона. Нет - командира 20-й Эстонской дивизии СС, штандартенфюрера СС, кавалера Рыцарского креста с дубовыми листьями, высшей награды Третьего рейха. КЕЙТ. Это может вызвать очень сильный взрыв возмущения русскоязычного населения. Но не мало ли этого, чтобы разогреть обстановку до ситуации гражданской войны? ВАЙНО. Мало. В этой браге не хватает дрожжей. Они будут..." Олег Иванович развернул кресло и вопросительно взглянул на Нифонтова, который медленно ходил по ковровой дорожке вдоль стола для совещаний: - Что это такое, генерал? - Эта запись сделана в ночь с 24-го на 25-е февраля под Таллином на базе отдыха Национально-патриотического союза. В разговоре участвуют трое. Один из них - Генрих Вайно, начальник секретариата кабинета министров Эстонии. Все-таки он. Генрих Вайно. Да, он. - Вы его знаете? - спросил Нифонтов. - Я знаком с ним еще с советских времен. - Второй участник разговора - генерал-лейтенант Йоханнес Кейт, командующий Силами обороны Эстонии, - продолжал Нифонтов. - Третий - Юрген Янсен, оргсекретарь и член политсовета Национально-патриотического союза. Формально второй человек в союзе, а по влиянию первый. Самый перспективный деятель у национал-патриотов. И самый амбициозный. - Заметьте, генерал: я даже не спрашиваю, каким образом вы получили эту запись, - с усмешкой проговорил Олег Иванович, желая этой бесхитростной шуткой разрядить какое-то странное напряжение этого разговора. Но Нифонтов не отозвался на шутку. - Ее прислал руководитель эстонской резидентуры ФСБ. Олег Иванович нажал клавишу "Page Down". "ВАЙНО. А теперь к делу. Да, вы все правильно поняли, генерал. Главная карта в нашей игре - Альфонс Ребане. Но не менее важен и его внук - Томас Ребане. Как вы знаете, парламент принял закон о возвращении имущества прежним собственникам. Это особняки, заводы. Но главное - земля. И вот представьте, что объявляется собственник на землю, на которой построены дома российских военных пенсионеров. Да, эти дома построены при советской власти и квартиры в них приватизированы. Но стоят-то они на чужой земле. И собственник вправе потребовать выкуп за свою емлю. Или назначить арендную плату. По своему усмотрению. Эта плата может быть очень высокой. И она будет очень высокой. Реакция? КЕЙТ. Это очень сильные дрожжи. Насколько я понимаю, речь идет не только о военных пенсионерах. Целые кварталы с преобладающим русскоязычным населением могут оказаться на чужой земле. Страсти будут накалены до предела. ВАЙНО. И в этот момент правительство недвусмысленно - актом торжественного перезахоронения штандартенфюрера СС - заявляет, что отныне героями Эстонии будут патриоты, сражавшиеся с советскими оккупантами. По терминологии русских националистов - фашисты. Получим мы нужный эффект? КЕЙТ. Думаю, да. Особенно если русские экстремисты решатся на провокации. ЯНСЕН. Обязательно решатся. В этом мы им поможем. ВАЙНО. Есть и еще один очень важный момент. Чрезвычайно важный. Представьте на секунду, генерал, что владельцем земли, на которой стоят жилые кварталы с русскими, окажется штандартенфюрер СС Альфонс Ребане. Верней - его законный наследник. Его внук Томас Ребане. КЕЙТ. Есть сведения о том, что Альфонс Ребане был крупным землевладельцем? ВАЙНО. Есть. КЕЙТ. И есть документы, которые это подтверждают? ЯНСЕН. Они всплывут. Мы получим их в самое ближайшее время. ВАЙНО. Как вам нравится, генерал, такой поворот сюжета? КЕЙТ. Это бомба. Это настоящая политическая бомба огромной разрушительной силы..." - Теперь вы поняли, что это такое? - спросил Нифонтов, глядя на монитор из-за спины куратора. - Заговор. Эти документы на право собственности - они всплыли? - Да. - Каким образом? - Они оказались у одного старого гэбиста. Как они попали к нему, неизвестно. Возможно, нашел после войны, когда разбирали архивы, и сохранил. Он предложил Томасу Ребане купить их. За пятьдесят тысяч долларов. Тот купил. - Что они собой представляют? - Семьдесят шесть купчих. Вся собственность приобретена незадолго до установления в Эстонии советской власти. Все зажиточные люди поспешно уезжали, распродавали недвижимость по бросовым ценам. Ребане скупал. Сейчас его наследство оценивается в сумму от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Возможно - больше. Это зависит от конъюнктуры. На его земле действительно построены целые микрорайоны с преобладанием русскоязычного населения. Не только в Таллине, но и в других городах. - А ведь это, генерал, и в самом деле бомба, - оценил куратор. - И очень мощная. - Кто такой этот Томас Ребане? - Студент-недоучка. Тридцать три года. Метр восемьдесят, худой, блондин. Кличка Фитиль. В прошлом - мелкий фарцовщик и ломщик чеков. В советские времена отсидел шесть месяцев за мошенничество. В ноябре девяностого года попался в Ленинграде за те же дела - обувал финнов. Получил бы года три, но тут Эстония вышла из состава СССР, дело закрыли, а его выслали на родину. - В статье обозревателя "Рейтер" сказано, что он художник, - вспомнил Олег Иванович. Нифонтов усмехнулся: - Художник-абстракционист. Почувствуйте разницу. Для него это всего лишь способ кадрить богатых иностранных туристок. Что еще? Пьяница, бабник. Но по отзывам - малый вполне безобидный. И даже не лишенный обаяния. Скромное обаяние раздолбая. - Вы сказали, что он купил купчие за пятьдесят тысяч долларов. Откуда у раздолбая такие деньги? - По некоторым предположениям, это деньги национал- патриотов. Они были заинтересованы, чтобы купчие эсэсовца оказались у Томаса Ребане. - По предположениям - чьим? - Людей, которые введены в его окружение. - Это ваши люди? - Наши. Но лишь до тех пор, пока считают наши действия правильными. - Вот как? Как они определяют, что правильно, а что неправильно? - Я сам иногда задаю себе этот вопрос. Но они определяют. - Мне непонятна, генерал, уклончивость ваших ответов, - со сдержанным неудовольствием проговорил куратор. - Это ваши сотрудники? - Нет. - Агенты? - Это отдельная тема. Я имел намерение обсудить ее с вами. Ваш вызов опередил меня. И вновь в тоне посетителя прозвучала некая напряженность, причины которой Олег Иванович не понимал, и это вызывало его раздражение. Но за много лет на ответственных постах он научился не только скрывать свои чувства, но и управлять ими. И потому вернул разговор в прежнее русло: - Достойный у этого эсэсовца внук, ничего не скажешь. Ответ Нифонтова чрезвычайно удивил куратора: - Он не внук. - То есть? Кто же он? - Однофамилец. И только. - Не понимаю. - Национал-патриотам понадобился наследник Альфонса Ребане, чтобы реализовать схему заговора, - объяснил Нифонтов. - Они выбрали на эту роль его. Подготовили необходимые документы. Попытались убедить его, что родители скрывали, кем был его дед. Ему эта роль не понравилась, попытался сбежать... - Почему? - Испугался. Для любого нормального человека узнать, что ты внук штандартенфюрера СС - это, знаете ли, не лучший подарок. Тем более, когда точно знаешь, что никакой ты не внук. - А он знал? - Да. Он носил фамилию матери. Ее брак с отцом Томаса не был зарегистрирован. Фамилия у его отца была Кюннапуу. - Но потом, как я понимаю, он с этой ролью смирился, - заметил куратор. - Судя по интервью, которое он дал агентству "Рейтер". - Его купили. Роскошные апартаменты в гостинице "Виру", белый "линкольн"-лимузин с водителем, пресс-секретарь, охрана. Репортажи по телевидению, снимки на первых полосах газет. Национал-патриоты создавали ему имидж. И ему это понравилось. Но сначала очень хотел сбежать. Поэтому в Таллине его держали под домашним арестом, а когда начались съемки фильма "Битва на Векше", перевезли под Тарту на гауптвахту спецподразделения "Эст". Камера была обставлена, как номер в приличной гостинице. Чтобы внук национального героя не испытывал никаких неудобств, но не сбежал. На роль наследника Альфонса Ребане он очень хорошо подходил. - Почему именно он? - Сирота. Нифонтов потянулся из-за плеча куратора к клавиатуре компьютера и открыл другой файл. - Здесь ответы на многие вопросы. Это докладная записка начальника оперативного отдела генерала Голубкова. Этой темой занимается он. - Господи Боже! - пробормотал Олег Иванович. - Генерал Голубков. Как только он появляется в деле, сразу возникают проблемы. - Наоборот, - возразил Нифонтов. - Как только возникают серьезные проблемы, я вынужден подключать к делу генерала Голубкова. - Знаю. Я о другом. Был полковником - понятно, рвал удила. Но теперь-то, когда стал генералом, неужели не утихомирился? Но и на этот раз Нифонтов никак не отреагировал на шутку собеседника. - Ладно, - сказал Олег Иванович. - Посмотрим, что он написал. "24 февраля в 20.30 от старшего лейтенанта Авдеева, присутствовавшего на презентации съемок фильма "Битва на Векше", поступило сообщение о том, что во время проводимого режиссером-постановщиком фильма Кыпсом мастер-класса между артистом Злотниковым и командующим Силами обороны Эстонии генерал-лейтенантом Кейтом возник конфликт, в результате которого Злотников нанес Кейту оскорбление действием, за что был арестован охраной командующего и увезен в неизвестном направлении, предположительно - на гауптвахту расположенной поблизости базы спецподразделения "Эст"... "Злотников". Фамилия показалась почему-то знакомой. Олег Иванович попытался вспомнить, но не смог. - Что за конфликт? - спросил он. - Почему он возник? - Артист Злотников играл роль полкового разведчика. По сценарию фашисты захватывают его в плен, а затем Альфонс Ребане перевербовывает его. Вместо этого Злотников выкрал штандартенфюрера и доставил к своим. В массовке в роли фашистов был задействован отряд спецподразделения "Эст", элита Сил обороны Эстонии. Кейт устроил публичный разнос командиру отряда, Злотников за него заступился. Слово за слово. В результате Кейт обозвал Злотникова русской свиньей. Тот потребовал извиниться. Кейт отказался. Ну и... - Злотников нанес командующему оскорбление действием, - закончил Олег Иванович. - Какое? - Дал по морде. - Командующему Силами обороны Эстонии? Неслабо. Как этот артист оказался в Эстонии? - Случайно. Выбрали в картотеке Мосфильма. По типажу "простецкий русский парень из крестьянской семьи". - Случайно? - переспросил Олег Иванович. - В общем, да. - И что было дальше? - Читайте. "Инцидент был заснят оператором программы "Новости" русской редакции Таллинского телевидения. Предполагая, что видеозапись может быть использована для обвинения Злотникова, старший лейтенант Авдеев предложил телеоператору продать кассету, мотивируя это тем, что репортаж все равно не будет показан на эстонском телевидении. Оператор согласился и запросил три тысячи долларов. Авдеев просил санкционировать покупку кассеты и передать ему необходимые средства, так как таких денег у него не было. Я дал разрешение и отправил в российское посольство в Таллине шифрограмму с указанием выдать Авдееву указанную сумму..." - Авдеев - ваш оперативник? - Да. "Около семи часов утра 25 февраля старший лейтенант Авдеев вновь вышел на связь и доложил, что в 5.25 на съемочной площадке произошел очень мощный взрыв, а еще через час в киногородке, где в вагончиках были размещены члены съемочной группы и актеры, появились офицеры спецподразделения "Эст" и начали выяснять марку и номер автомобиля, на котором приехали актер Злотников и представители арт-агентства "МХ плюс" Мухин и Пастухов. Спустя еще полчаса поступила информация из ФАПСИ о радиоперехвате переговоров эстонской полиции. Всем полицейским постам предписывалось принять меры для обнаружения автомобиля марки "мазератти" красного цвета, в котором находятся три вооруженных преступника и заложник. Одновременно всем погранпостам было приказано задержать российских граждан Злотникова, Пастухова и Мухина при попытке их пересечь границу. Фамилия заложника не была названа, сообщались лишь его приметы..." "Злотников, Пастухов, Мухин". Олег Иванович вспомнил. Это и были как раз те молодые люди, пробить которых по своим каналам попросил Олега Ивановича Генрих Вайно. Олег Иванович переслал по факсу установочные данные на них. В этой информации не было ничего секретного, но почему-то возникла какая-то неуютность. Он даже пожалел, что сказал Нифонтову о своем знакомстве с Генрихом Вайно. Пожалуй, не следовало этого делать. Черт. Да, не следовало. Досадно. Олег Иванович осуждающе покачал головой. Нифонтов по- своему расценил его жест. - Они не были вооружены. И никого не брали в заложники. - Артист Злотников оказался в Эстонии случайно. Пригласили на съемки. Ну, допустим. А как там оказались эти Пастухов и Мухин? - Поехали за компанию. Посмотреть, как снимают кино. - И посмотрели. Это они освободили Злотникова с гауптвахты? - Они. Заодно и Томаса Ребане. Его держали на этой же гауптвахте. "В 10.30 я вылетел в Таллин. Встретивший меня в аэропорту старший лейтенант Авдеев передал мне купленную им видеокассету. Сопоставив имеющуюся у нас информацию, мы предположили, что заложником Злотникова, Пастухова и Мухина является гражданин Эстонии Томас Ребане, представленный на пресс-конференции как внук главного героя фильма "Битва на Векше" командира 20-й дивизии СС Альфонса Ребане. Не имея ни малейшего представления, для чего Пастухову, Злотникову и Мухину понадобилось брать его в заложники и не обладая достаточной информации, чтобы оценить сложившуюся обстановку в целом, я предпринял попытку прозондировать ситуацию. По моему распоряжению секретарь посольства связался по телефону с эстонским МИДом и потребовал объяснить, на каком основании военнослужащими Сил обороны Эстонии арестован российский гражданин Злотников. Сотрудник МИДа Эстонии навел справки и сообщил, что российский гражданин Злотников действительно был задержан вчера для проверки документов, но сразу же отпущен. В настоящее время он и его сообщники Пастухов и Мухин разыскиваются по подозрению в причастности к взрыву на съемочной площадке фильма "Битва на Векше", который был расценен общественностью Эстонии как вызывающая провокация. Как только подозреваемые будут арестованы, российским дипломатам предоставят возможность встретиться с ними..." Олег Иванович оторвал взгляд от экрана. - Что все это значит, генерал? Нифонтов не ответил. "Просмотр купленной старшим лейтенантом Авдеевым видеокассеты привел меня к решению попытаться использовать ее для разрешения ситуации, которая представлялась чреватой серьезными последствиями. Если Злотников, Пастухов и Мухин будут задержаны и доказана их причастность к взрыву, это даст эстонской стороне возможность обвинить Россию во вмешательстве во внутренние дела и оправдать политику дискриминации по отношению к русскоязычному населению. Репортаж, снятый телеоператором программы "Новости" действительно давал основания для обвинения Злотникова в хулиганских действиях. Но более важным было то, что он наглядно свидетельствовал о низком уровне боевой выучки элитного спецподразделения "Эст" и в весьма неприглядном и даже унизительном положении показывал командующего Силами обороны Эстонии генерал-лейтенанта Кейта. Показ этого репортажа по телевидению мог серьезно скомпрометировать вооруженные силы Эстонии и привести к отставке командующего. По моему приказанию старший лейтенант Авдеев, работавший под журналистским прикрытием, снял однокомнатный номер-люкс в бывшей интуристовской гостинице "Виру" и начал обзванивать редакции Би-Би-Си и Си-Эн-Эн, предлагая сенсационный видеоматериал, отснятый во время презентации фильма "Битва на Векше". Как я и предполагал, гостиничный номер прослушивался эстонскими спецслужбами. Реакция последовала незамедлительно. На связь с Авдеевым вышел член политсовета Национально-патриотического союза Юрген Янсен. Во время встречи Авдеев представил меня как человека, уполномоченного вести переговоры. Янсен дал понять, что он представляет интересы правительства Эстонии. Было достигнуто соглашение: мы передаем пленку и гарантируем освобождение заложника, а эстонская сторона обязуется не предъявлять Злотникову, Пастухову и Мухину никаких обвинений и сразу после задержания передать их представителям российского посольства. В 23.30 лесная изба-сторожка, где укрывались Пастухов, Злотников, Мухин и находившийся вместе с ними Томас Ребане, была блокирована бойцами спецподразделения "Эст". По моему требованию заложника освободили, видеокассета была передана Янсену, а Пастухов, Злотников и Мухин были доставлены в российское посольство. Они признали, что Пастухов и Мухин организовали побег Злотникова с гауптвахты, а Томаса Ребане взяли с собой по его настоятельной просьбе. Свою причастность к взрыву они категорически отрицали..." Олег Иванович помрачнел. Все это пахло очень серьезными осложнениями. Взрыв - теракт. Вмешательство в дела суверенного государства. И все это - в ситуации тщательно подготовленного заговора, часовой механизм которого уже начал отсчет! - Так это они устроили взрыв или не они? - с нескрываемым раздражением спросил он. - Я бы их за это не осудил, - помедлив, ответил Нифонтов. - Возможно, и сам поступил бы так же. Если бы был моложе. И если бы был евреем. - Евреи-то тут при чем? - не понял куратор. - Евреи всегда при чем. Такое у них историческое предназначение. Артист Злотников - еврей. А фильм, как вы поняли, о подвигах фашистов в годы Великой Отечественной войны. - Еврей? Но вы сказали, что его выбрали по типажу "простой русский парень из крестьянской семьи". - Он соответствует этому типажу. - Генерал, мне непонятна ваша позиция. Этот взрыв вынудил правительство Эстонии принять решение о перезахоронении фашиста и придать ему статус государственного мероприятия. Этот взрыв - очень сильный козырь в руках заговорщиков. И, зная это, вы говорите, что поступили бы так же? - Я сделал оговорку: если бы был моложе, - напомнил Нифонтов. - Сейчас я умею просчитывать дальние последствия своих поступков. Они пока не умеют. Это и есть молодость. И она прекрасна. Взорвать все к чертовой матери, прихлопнуть этот фашистский гадюшник. А там будь что будет. - Значит, все-таки они устроили взрыв, - заключил Олег Иванович. - Они это отрицают, - сухо возразил Нифонтов. - И у меня нет оснований им не верить. "Они сообщили, что Томас Ребане, по его собственному признанию, не имеет никаких родственных связей со штандартенфюрером СС Альфонсом Ребане, а является лицом подставным. В частности, его уже использовали, чтобы испросить разрешение мэра Аугсбурга на получение останков Альфонса Ребане для перезахоронения в Таллине. Еще во время переговоров с Янсеном у меня создалось впечатление, что его гораздо больше волнует безопасность Томаса Ребане, чем видеозапись, компрометирующая генерал-лейтенанта Кейта. Это могло свидетельствовать о том, что Томаса Ребане предполагается использовать для решения каких-то гораздо более серьезных задач..." - О каких серьезных задачах идет речь? - прервавшись, спросил Олег Иванович. - Заговор. Эта докладная была написана до того, как мы получили запись разговора на базе национал-патриотов. "Дальнейшие события подтвердили обоснованность этого предположения. Утром 26 февраля мне позвонил Юрген Янсен и попросил устроить ему встречу с Пастуховым, Злотниковым и Мухиным, чтобы сделать им деловое предложение. Встреча состоялась в одной из приемных российского посольства, оборудованных звукозаписывающей аппаратурой. Деловое предложение Юргена Янсена заключалось в следующем. Руководство Национально-патриотического союза заинтересовано в том, чтобы все мероприятия, связанные с доставкой останков Альфонса Ребане из Германии и торжественным захоронением их на кладбище Метсакальмисту, не были осложнены никакими эксцессами. В этом должна быть заинтересована и российская сторона, так как любые акции русских экстремистов, направленные на срыв этих мероприятий, вынудят эстонское правительство прибегнуть к жестким ответным действиям. Одной из таких провокационных акций может стать покушение на жизнь Томаса Ребане, внука национального героя Эстонии. Поскольку господин Мухин является одним из совладельцев московского детективно-охранного агентства "МХ плюс", а господа Пастухов и Злотников - нештатные сотрудники агентства, правление Национально-патриотического союза хотело бы заключить с ними договор об охране Томаса Ребане на весь период вышеупомянутых мероприятий. Это и есть деловое предложение, которое он, Янсен, хотел сделать. Я вмешался в разговор и сообщил, что не считаю возможным свое дальнейшее участие во встрече, так как она носит частный характер и присутствие на ней представителя российского посольства неуместно. Далее приводится расшифровка магнитозаписи. "ЯНСЕН. Итак, господа? Я не вижу никаких причин, по которым агентство "МХ плюс" отклонило бы это сугубо деловое предложение. Ваша работа будет оплачена по высшей ставке: по сто долларов в день на каждого. Я жду ответа. МУХИН. Не вижу никаких причин, господин Янсен, по которым мы могли бы принять ваше предложение. Совершенно никаких. Ни одной. ЯНСЕН. Следует ли понимать вас в том смысле, что предложенная оплата кажется недостаточной? МУХИН. Это очень слабо сказано. Слишком слабо. ЯНСЕН. Мы согласны увеличить оплату вдвое. Вы будете получать по двести долларов в день. МУХИН. Срок контракта? ЯНСЕН. Три недели. Как только прах Альфонса Ребане будет предан земле, опасность для жизни Томаса Ребане станет минимальной. Не большей, чем для любого гражданина Эстонии в наши неспокойные времена. За три недели вы получите двенадцать тысяч долларов. Это много. Наша организация существует на взносы членов союза. Но сейчас речь идет о спокойствии в обществе. Во имя этой благородной цели мы готовы пойти на эти расходы. МУХИН. А на большие? Во имя благородной цели? ЯНСЕН. Я повторяю: мы небогатая организация. МУХИН. Вы нас растрогали, господин Янсен. Поэтому я даже не спрашиваю, какую сумму ваша небогатая организация забабахала в съемки фильма "Битва на Векше". Верю, небогатая. Но у нас, у русских, есть такой анекдот. Мышонок просит черепаху: "Перевези меня на тот берег, только у меня бабок нет". А черепаха отвечает: "Если у тебя нет бабок, то не хрен тебе и делать на том берегу". Вы понимаете, к чему я рассказал этот анекдот? ЯНСЕН. Я хотел бы, господин Мухин, чтобы вы более серьезно отнеслись к моему предложению. ПАСТУХОВ. Позвольте мне. Господин Янсен, вы наверняка навели о нас справки. Иначе не обратились бы к нам. И вы должны знать, что мы никогда не работаем за поденную плату. Только за аккордную. При этом клиент платит все сразу. Наличными и вперед. Плюс текущие расходы. Они оплачиваются после выполнения работы. По факту. ЯНСЕН. Эти условия не кажутся мне справедливыми. А если вы не выполните свою работу? ПАСТУХОВ. В нашем случае: если мы не сумеем предотвратить покушения на Томаса Ребане, не так ли? Мы не сможем сделать этого только в одном случае: если нас перестреляют раньше. ЯНСЕН. Какую сумму вы считаете достаточной? ПАСТУХОВ. Ее должны назвать вы. В зависимости от того, насколько вам нужен живой Томас Ребане. ЯНСЕН. Двадцать тысяч долларов. ПАСТУХОВ. Я не вижу смысла продолжать нашу беседу. ЯНСЕН. Тридцать. ПАСТУХОВ. Господин Янсен, нам было интересно познакомиться с вами. ЯНСЕН. Сорок. ЗЛОТНИКОВ. Сто. ЯНСЕН. Полагаю, вы шутите, господин Злотников? ЗЛОТНИКОВ. Нет. Сорок тысяч - за работу. Допустим. А моральный аспект? Я, еврей, должен охранять внука эсэсовца. Это как? Это стоит гораздо больших денег, господин Янсен. Но мы прониклись вашей благородной идеей. Мы тоже не хотим, чтобы безответственные акции экстремистов привели к ухудшению положения русскоязычного населения. Поэтому остановимся на этой цифре. Сто тысяч долларов. Чем-то мне нравится эта цифра. В ней есть какая-то округлость, знак совершенства..." - Однако! - заметил Олег Иванович. - После этого он их послал? - Нет. "ЯНСЕН. Мы принимаем ваши условия. Вам будут даны самые широкие полномочия вплоть до применения оружия в случае возникновения угрозы безопасности Томаса Ребане. Оружие с соответствующим разрешением вы получите. К работе вы должны приступить сегодня же. ПАСТУХОВ. Не спешите, господин Янсен. Ваше предложение было для нас совершенно неожиданным. Мы должны подумать. ЯНСЕН. Жду вашего ответа..." - Они, разумеется, согласились? - Им пришлось это сделать. - Почему - пришлось? - Дочитайте. Поговорим потом. "В этом разговоре обращают на себя внимание три обстоятельства. Первое. Несмотря на то, что правительство Эстонии еще не приняло решения о торжественном перезахоронении останков Альфонса Ребане, Янсен говорил об этом как о свершившемся факте. Совершенно очевидно, что он обладал информацией о том, что это решение будет принято в ближайшее время. Второе. Не исключено, что муниципалитет города Аугсбурга уже дал положительный ответ на просьбу Томаса Ребане забрать останки Альфонса Ребане для перевозки в Таллин, и Янсен об этом ответе знал. Третье. Сумма гонорара, запрошенная Злотниковым (как он сам позже сказал "от балды"), представлялась совершенно несообразной характеру работы. Однако, Янсен согласился на нее без малейших колебаний и гарантировал немедленную ее выплату без всякого документального оформления. Мотивы его решения в целом не вполне понятны, но один вывод очевиден: в акции, которую реализует Национально-патриотический союз, Томасу Ребане отводится какая-то очень важная или даже главная роль, при этом сам он ни в какие планы не посвящен и используется втемную. В этой ситуации я счел целесообразным ввести Пастухова, Злотникова и Мухина в ближайшее окружение Томаса Ребане с тем, чтобы получать от них оперативную информацию, которая дала бы нам возможность выявить механизм акции. Но Пастухов заявил, что они не намерены соглашаться ни на какие условия национал-патриотов, а торговались с единственной целью прокачать Янсена. И теперь, когда это сделано, они немедленно уезжают из Эстонии. Мои попытки приказать были ими проигнорированы на том основании, что они давно уже не служат в армии и отдавать им приказы не может никто. Лишь после того, как я поделился с ними всем объемом имевшейся у меня информации и обрисовал серьезность обстановки, они дали согласие на участие в оперативной комбинации. В тот же день Пастухов, Мухин и Злотников переехали в гостиницу "Вира", где для Томаса Ребане были сняты апартаменты. Полученные от Юргена Янсена сто тысяч долларов они передали мне на хранение с тем, чтобы я вернул им эти деньги после их возвращения в Москву либо же передал их семьям, если они не вернутся..." Олег Иванович дочитал докладную и потянулся вынуть дискету из компьютера, но Нифонтов остановил его: - Она нам еще понадобится. Теперь я готов ответить на все ваши вопросы. - Почему вы не доложили мне об этом раньше? - Не видел необходимости. Ситуация не критическая. - Вы так считаете? - усомнился Олег Иванович. - А купчие этого эсэсовца? Это же действительно политическая бомба огромной силы! - Она обезврежена. И сделал это Томас Ребане. - Каким образом? Уничтожил купчие? Но их копии есть в нотариате. - Нет. Весь архив таллинского нотариата сгорел в войну. Эти купчие уникальны. - Отказался от наследства в пользу государства? Никогда не поверю. Нифонтов усмехнулся: - И правильно сделаете. Он обычный человек. Допускаю, что патриот, но все-таки не настолько. Он понимал, что воспользоваться наследством его мифического деда ему не дадут, но надеялся, что хоть что-то ему достанется. По этой причине он не мог отказаться от наследства. И тем более не мог уничтожить купчие. Все гораздо проще. Он их потерял. - Как - потерял? - По пьянке. - Замечательно! - восхитился Олег Иванович. - По пьянке потерял купчие стоимостью от тридцати до пятидесяти миллионов долларов. Он начинает мне нравиться. Как это произошло? - Когда он купил у старого гэбиста купчие, отметил сделку: крепко поддал. На обратном пути в гостиницу "Виру" ввязался в спор с пикетчиками. Они протестовали против решения правительства о похоронах эсэсовца. Здесь же была и фашиствующая молодежь. Пикетчики его узнали. Началась свалка. В ней он и потерял кейс с купчими. - Замечательно! - повторил Олег Иванович. - А куда смотрели ваши люди? - Они вытащили его из свалки. А про кейс не подумали. - Не знали, что в нем? - Знали. Но не знали, какое значение имеют эти бумаги. - Теперь знают? - Теперь знают. - Купчие могли попасть к людям Янсена, - предположил Олег Иванович. - Вы этого не допускаете? - Нет. Он появился в гостинице после свалки и был чрезвычайно встревожен. - Его можно понять. Выстроить такую сложную схему заговора и проколоться на ерунде. - Заговоры всегда прокалываются на ерунде. Недаром сказано: дьявол прячется в мелочах. - Занятную историю вы рассказали мне, генерал, - проговорил Олег Иванович.- Очень занятную. Какова ситуация сейчас? - Томас в сопровождении охраны вылетел в Аугсбург. Там они вскроют могилу эсэсовца и организуют отправку останков в Эстонию. Где их и предадут земле в соответствующей обстановке под оружейный салют. - Значит, похороны все-таки состоятся? - У национал-патриотов нет выхода. Это мероприятие уже широко разрекламировано. - Нет возможности этому помешать? - Это зависит от того, кем на самом деле был Альфонс Ребане. - Что значит кем? - не понял Олег Иванович. - Он был фашистом. - Все не так просто. После войны он обосновался в Англии и руководил разведшколой в графстве Йоркшир. С 45-го по 51-й год. Разведшколу финансировала английская разведка Сикрет интеллиджент сервис. В ней готовили диверсантов и забрасывали в Эстонию в отряды "лесных братьев". В архиве мы нашли данные о деятельности разведшколы. Почти все диверсанты, которых готовили в ней и засылали в Эстонию, были перехвачены нашей контрразведкой. - Вы хотите сказать... - Есть неподтвержденная информация, что Альфонс Ребане в бытность его начальником разведшколы работал на советскую госбезопасность. Тот старый гэбист, который продал Томасу купчие, его имя Матти Мюйр, он генерал-майор КГБ в отставке, утверждает, что завербовал Ребане перед войной и взял с него подписку о сотрудничестве. - Штандартенфюрер СС, командир дивизии СС, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями - Штирлиц? - недоверчиво переспросил Олег Иванович. - Фантастика. - Возможно. Но проверить нужно. Мои сотрудники работают в архивах. Если подписку найдут, это поможет решить проблему. - Решит полностью. Штирлица национал-патриоты торжественно хоронить не будут. - Нет, полностью не решит, - возразил Нифонтов. - Национал патриоты заявят, что это фальшивка. Одной подписки мало. Ее нужно подкрепить. Сводка о результатах деятельности разведшколы - это и есть подкрепление. - Но национал-патриоты могут сказать, что в разведшколу был внедрен наш "крот". И Альфонс Ребане тут ни при чем. - Могут. Но есть и еще один момент. В 51-м году англичане прекратили финансирование разведшколы. Ребане переехал в Аугсбург и через некоторое время погиб. У его машины "фольксваген-жук" отказало рулевое управление, и она свалилась в пропасть. - И что? - "Фольксваген-жук" - не та машина, у которой отказывает рулевое управление. Не исключено, что его убрали англичане. Постоянные провалы не могли их не насторожить. Разоблачать и судить - скандал, запрос в палате общин, отставка всего руководства СИС. Шутка ли: шесть лет под крылом Сикрет интеллидженс сервис работал советский агент. Поэтому ему дали уехать и ликвидировали. Если в черепе обнаружится пулевое отверстие - это и будет последним доказательством. - Допустим, обнаружилось. Что из этого следует? - По отдельности - ничего. Но если все три момента документировать и документы опубликовать в эстонских газетах - от этого так просто не отмахнешься. - Узнаю хватку генерала Голубкова. - Этот план предложил не он. - Вы? - Нет. Наши люди. - Пастухов? - Да. - Оказывается, они умеют не только устраивать взрывы и наносить эстонским военачальникам оскорбление действием. - Да. Иногда они умеют и думать. - И все-таки зыбко все это, генерал, - подвел итог куратор. - Очень зыбко. Единственный серьезный момент - подписка о сотрудничестве. А если она не обнаружится? - Похороны состоятся. - Я про это и говорю. Как, по-вашему, на них должна реагировать Москва? - Вариант "А": никак. Нас это не касается. Это внутреннее дело Эстонии. Олег Иванович недовольно поморщился: - Слабое решение. Сам факт торжественных похорон останков фашиста на мемориальном кладбище Таллина - это плевок в лицо России. И что мы будем делать? Утремся? Нифонтов пожал плечами: - Не впервой. Его слова и их тон возмутили Олега Ивановича: - Вы не слишком легко к этому относитесь? Вряд ли здесь уместен профессиональный цинизм. Ваше Управление для того и существует, чтобы находить выход из трудных ситуаций. - Есть более сильное решение. Но я не уверен, что оно лучше. - Ваше дело - предлагать решения, а не оценивать их. Прошу извинить, генерал, но я вынужден вам об этом напомнить. - Вариант"Б": поднять Псковскую воздушно-десантную дивизию по боевой тревоге и перебросить в Эстонию. - Но ведь этого от нас и ждут. Эстонию немедленно примут в НАТО. - Не успеют. Вся эстонская агентура под нашим контролем. Запустим дезинформацию о сроках высадки, а начнем раньше. Операция не займет много времени. И контекст Югославии будет работать на нас. Натовским генералам будет не до Эстонии. - Но ведь это оккупация. - Нет. Это вынужденная превентивная мера, направленная на защиту русскоязычного населения. - Не могу поверить, генерал, что вы говорите серьезно. - Я предложил два варианта. Оценивать их - не мое дело. Если у вас нет больше вопросов по теме, прошу прочитать еще одну расшифровку. Я хотел бы получить ваш комментарий. Не дожидаясь согласия куратора, Нифонтов открыл еще один файл. Объяснил: - Это из того же ночного разговора на базе отдыха Национально- патриотического союза. Служащий сообщил Вайно, что на его имя сейчас будет сброшен факс и принять его должен лично он. Он его принял. "ВАЙНО. Я же вам говорил, генерал, что вы напрасно расстраивались. Вам не нужно стыдиться за своих питомцев из "Эста". Они профессионалы. Просто они столкнулись с профессионалом другого уровня. Этот, как вы его назвали, мальчишка, артист Злотников, прозвище у него, кстати, Артист, действительно рядовой запаса. Но еще три года назад, во время войны в Чечне, он был старшим лейтенантом спецназа и членом одной из самых сильных диверсионно-разведывательных групп. И чеченцы действительно назначали премию в миллион долларов. Правда, не за его голову, а за голову командира группы капитана Сергея Пастухова по прозвищу Пастух. Как я понимаю, это тот молодой человек, который приказал Артисту не оказывать сопротивления при аресте. Третий молодой человек, которого мы видели в компании Пастухова, - Олег Мухин по прозвищу Муха, в прошлом - лейтенант спецназа, тоже из команды Пастухова. В конце чеченской войны их было семеро. Сейчас в живых осталось только пять человек. Кроме Пастухова, Злотникова и Мухина, есть еще бывший капитан медицинской службы Иван Перегудов по прозвищу Док и бывший старший лейтенант спецназа Дмитрий Хохлов по прозвищу Боцман. Весной 96-го года все они были разжалованы и уволены из армии. Формулировка: за невыполнение боевого приказа. Никакой информации об этом нет, но по манере поведения Артиста мы можем догадываться, какого рода было это происшествие. КЕЙТ. Он наглец! Привыкший к безнаказанности наглец! Война в Чечне превратила их всех в бандитов! ВАЙНО. Вы правы и одновременно неправы. Его не обвинишь в излишнем чинопочитании, это я так мягко говорю, но для него ваши бойцы, генерал, - просто щенки. И он это доказал. Если бы вы знали то, что знаете сейчас, вы восприняли бы все как должное, и не возникло бы никакого инцидента. Не так ли, Йоханнес? Вы же не стали бы упрекать боксера-перворазрядника за то, что он проиграл бой олимпийскому чемпиону? КЕЙТ. Их разжаловали и уволили из армии три года назад. За это время они не могли не потерять форму. ВАЙНО. Но, как мы видели, один из них не потерял. Думаю, не потеряли и другие. Я объясню, почему так думаю. Профессии у них сейчас вполне гражданские. Пастухов - владелец небольшого деревобрабатывающего цеха в Подмосковье, Перегудов работает в реабилитационном центре для участников афганской и чеченской войны, Злотников - безработный актер. Мухин и Хохлов - совладельцы частного детективно-охранного агентства "МХ плюс". Название образовано из первых букв их фамилий. А "плюс" - это, как я понимаю, их друзья Пастухов, Перегудов и Злотников. Я не назову, разумеется, того, от кого получил эту информацию. Скажу только одно: это очень информированный источник. Он дал понять, что команду Пастухова и сейчас иногда привлекают к выполнению специальных заданий. Он дал понять это одной фразой: "Их обычный гонорар за работу - по пятьдесят тысяч долларов на каждого". Вот так-то, дорогой Йоханнес. Людям, потерявшим форму, не платят по пятьдесят тысяч долларов. ЯНСЕН. Какие специальные задания они выполняют? Чьи? ВАЙНО. Меня это тоже интересует. Но задавать дополнительные вопросы своему информатору я не могу. То, что он посчитал нужным мне сообщить, он сообщил. Что вас встревожило? ЯНСЕН. Я спрашиваю себя: случайно ли появление этой компании здесь и сейчас? ВАЙНО. Не стыдно, Юрген? Вот вы-то и потеряли форму. Ну какой, скажите на милость, профессионал, отправленный на задание, будет вести себя так, как этот Артист?.." Нифонтов извлек из компьютера дискету и спрятал ее в карман. - Какой комментарий вы хотели от меня получить? - спросил Олег Иванович, понимая, что наступает самая важная для Нифонтова часть разговора, но не ощущая в ней никакой опасности для себя. - Я не спрашиваю, почему вы дали эту информацию Генриху Вайно. Я хочу знать: чем он мотивировал свою просьбу? - Вы даже мысли не допускаете, что информацию о ваших людях дал не я, а кто-то другой? - Информации о них нет нигде. Только их старые личные дела в архиве Минобороны. О команде Пастухова известно только мне, генералу Голубкову и вам. - Не понимаю вашего тона, генерал. Вайно хотел получить информацию о людях, которых нанимают в охрану особо важной персоны. Как я теперь понимаю, эта персона - Томас Ребане. Я не видел причин, чтобы отказать ему в этой просьбе. Эта информация абсолютно невинна. То, что я сообщил, не составляет никакого секрета. Сведения об их службе можно без особого труда получить в архиве Минобороны, а чем они занимаются сейчас - по месту жительства. Возможно, мне не следовало упоминать об их гонорарах, - добавил он. - Согласен. Но это могли быть гонорары за их работу в агентстве "МХ плюс". Вольно же было Генриху Вайно трактовать это, как плату за выполнение специальных заданий. Можно даже сказать, что я оказал вашим людям услугу: помог им получить очень даже неплохой контракт. - Какое у вас образование, Олег Иванович? - Экономический факультет МГУ и заочный юридический институт, - ответил куратор, удивленный неожиданным вопросом. - Плюс курс обучения в Международном центре стратегических исследований имени Джорджа Маршалла в Гармиш-Партенкирхене. - Поразительно. И не понимаете, что вы засветили ребят? Я был лучшего мнения об этом центре. Вы их подставили. Именно тем, что эта невинная информация поступила от вас. Генрих Вайно знает, где и кем вы работаете. И если у вас была информация об этих людях, это уже само говорит о том, кто они такие. - А кто они такие? - Они - никто, - резко ответил Нифонтов. - В этом их главная ценность для нас. И главная защита - для них. Мы используем их только тогда, когда не можем задействовать официальные силовые структуры. Вы их расшифровали. И лишили единственного прикрытия. - Вы сгущаете краски, генерал, - возразил Олег Иванович. - Генрих Вайно, как вы сами могли судить по его реакции, и мысли не допускает, что они профессионалы, отправленные на задание. - Только потому, что он, возможно, тоже учился в Гармиш- Партенкирхене, - парировал Нифонтов. - А Юрген Янсен допускает. Более того - он абсолютно в этом уверен. Потому что он бывший полковник КГБ и закончил академию КГБ. А там очень хорошо учили анализировать информацию и делать выводы из самых невинных сведений. Почему, по-вашему, Янсен заплатил им бешеные деньги и тем самым привязал к Томасу Ребане? Да потому что он понял, кто они такие! - Виноват, - признал Олег Иванович, рассудив, что не стоит обострять отношения. - Чего вы хотите от меня? Чтобы я принес извинения? Приношу. - Я-то ваши извинения приму. А вот примут ли их жены этих ребят, если по вашей милости станут вдовами? - Генерал, я по-прежнему не понимаю, почему вы видите все в таких мрачных тонах. - Вы это поймете, когда их арестуют, навесят на них нападение на воинскую часть, взрыв на съемочной площадке и даже убийство Томаса Ребане, если в нем возникнет необходимость - а она может возникнуть. И еще Бог знает что. И все это будет - рука Москвы! И нам останется либо признать, что это наши люди. Либо отречься от них. Что мы и сделаем. Нифонтов помолчал и перешел на официальный тон: - Прошу немедленно дать нашему послу в Таллине и эстонской резидентуре следующие указания. Нужно предпринять все, чтобы похороны эсэсовца, если они состоятся, прошли без единой акции со стороны русскоязычного населения, которая могла быть расценена как провокационная. На это должны быть сориентированы и все пророссийские партии и общественные организации. Это единственный способ нейтрализовать планы национал-патриотов. И единственная возможность помочь нашим людям. - Вы имеете в виду команду Пастухова? - Я имею в виду русских в Прибалтике. - Я дам эти указания. Сегодня же. Не будем ссориться, генерал, - примирительно произнес Олег Иванович. - Не время. Мы с вами в одной команде. В трудные времена команда должна быть одним целым. А сейчас трудные времена. - Вы ошибаетесь, - возразил Нифонтов. - Вы в команде президента Ельцина. А я в команде президента России. - Даже если президентом станет Зюганов? - с иронией поинтересовался Олег Иванович, с облегчением ощущая, что разговор перешел в ту область, где он чувствовал себя в своей стихии. - Знаете, в чем главное достижение российской демократии? - Знаю. В свободе слова. - Нет. В том, что сегодня не нужно быть героем, чтобы сказать "нет". Даже самому президенту. Разрешите идти? - Не смею задерживать. Нифонтов вышел. Олег Иванович проводил его хмурым взглядом, походил по кабинету и остановился у окна. Разговор с начальником УПСМ оставил очень неприятное и очень тревожное ощущение. Олег Иванович чувствовал себя, как начинающий автолюбитель, перед которым открыли внутренность двигателя и ткнули носом, чтобы показать, какая сложная механика заставляет автомобиль ехать. Но он и не обязан разбираться в этой механике. Его дело выбирать для автомобиля маршрут. Встревожило другое: эстонская карта. А если бы эта провокация удалась и Эстония оказалась в НАТО? Как этому помешать? Объявить войну? Но кто же на это пойдет? Значит, и тут утереться? Это и стало бы последним ударом, который разрушит оболочку власти. Нет ли здесь руки Примуса? Почему МИД России не проинформировал президента об угрожающих тенденциях развития ситуации в Эстонии? Не просчитали? Но в МИДе работают аналитики не слабее, чем в УПСМ, а российская политическая разведка всегда считалась одной из лучших в мире. Сделали вид, что ничего не заметили? Из плотного ряда машин, припаркованных на площадке перед президентской администрацией, выскользнула темно-синяя "Ауди" начальника УПСМ и влилась в автомобильный поток. Хорошо быть военным. Вариант "А". Вариант "Б". "Разрешите идти?" И вдруг Олег Иванович понял, что он нашел решение. Сам того не подозревая, генерал-лейтенант Нифонтов подсказал ему ту нестандартную политическую комбинацию, которая перевернет ситуацию и заставит тайную дипломатию Примуса работать против него самого. Против него будет работать все. В том числе и контекст Югославии. Это решение было - вариант "Б". Ввод в Эстонию российских миротворческих сил. Оккупация? Нет, господа. Нас вынудили к этому шагу. У России достаточно доказательств, что готовилась крупномасштабная политическая провокация. Мы готовы предъявить их всему миру. Агрессия? Нет и еще раз нет! Агрессия - это планы НАТО подвергнуть варварским бомбардировкам мирные югославские города. Ввод в Эстонию российский миротворческих сил - вынужденная превентивная мера, направленная на защиту русских в Прибалтике. Их жизней. Их гражданских прав. Их чести и национального достоинства. Этим актом мы заявляем: отныне любой русский, где бы он ни жил, находится под защитой великой России. На страже интересов русских стоит вся мощь Российского государства. Мы никому не позволим безнаказанно притеснять наших соотечественников. Никому. Никогда. Отныне и навсегда. Бляди! Да, вариант "Б". И где после этого окажутся все эти Примусы, Зюгановы и Лужковы? В отвале! Это была идея, с которой можно идти к Шефу. Примет он ее? Или не примет? Может принять. "Человек, который развалил Советский Союз, чтобы захватить власть, и расстрелял парламент, чтобы ее удержать, не остановится ни перед чем..." Да, может. Но к президенту идут не с голыми идеями. План должен быть проработан до мелочей. И первое, что нужно сделать: вывести из дела УПСМ и команду Пастухова. Генерал-лейтенант Нифонтов - не союзник. К сожалению. Но это факт. А команда Пастухова - его люди. Олег Иванович взял трубку телефона правительственной связи и набрал номер второго секретаря посольства России в Эстонии, который на самом деле был руководителем эстонской резидентуры ФСБ. Дожидаясь соединения, попытался представить, о чем сейчас в бывшей графской библиотеке старинного дворянского особняка генерал-лейтенант Нифонтов говорит со своим заместителем, начальником оперативного отдела УПСМ генерал-майором Голубковым. Представил: стоит мат-перемат. Это хорошо. Очень хорошо. Это как раз то, что нужно. В трубке щелкнуло. Олег Иванович сказал: - Нужно встретиться. Очень срочно. II В бывшей графской библиотеке старинного дворянского особняка в центре Москвы, на фасаде которого красовалась никому ничего не говорящая вывеска "Информационно-аналитическое агентство "Контур", а возле чугунных, старинного литья ворот прохаживались двое молодых людей в одинаковых серых плащах, генерал-майор Константин Дмитриевич Голубков стоял на пороге небольшой комнаты, примыкавшей к библиотеке, сунув руки в карманы мешковатого пиджака, и ждал, когда генерал-лейтенант Нифонтов сменит мундир на штатский костюм. - Откуда пошла эта традиция - являться к начальству в форме? - поинтересовался он, глядя, как Нифонтов умелыми движениями повязывает перед зеркалом галстук. - Понятия не имею. Вероятно, считают, что с человеком в форме разговаривать проще. Штатский может послать. Или начать мямлить. А военному что остается? Только одно: "Слушаюсь". И щелкнуть каблуками. - Ты щелкнул? - А как же? Зайди и прикрой дверь. Голубков вошел. Нифонтов извлек из холодильника бутылку кристалловского "Привета" и разверстал по стаканам. - Достал он меня. Давай по соточке. Будь здоров, Константин Дмитриевич. - И тебе не болеть. Когда полегчавшая бутылка вернулась в холодильник, Голубков закурил "Яву" и спросил: - Ну? Что он сказал? - Ничего. Он вообще не понял, о чем я ему толкую. Да, он дал эту информацию. И что? В ней нет ничего секретного. В чем проблема? - Объяснил? - Без толку. Мы говорили на разных языках. Твою мать. Полгода посидел в Гармише и считает, что может руководить разведкой. Дурдом. Экономисты руководят разведкой, разведчики руководят экономикой. Дай и мне сигаретку. - Начинается. - Знаешь, что самое приятное в борьбе с дурными привычками? - Ты говорил. Поражения. Было что-то еще? Нифонтов сделал несколько затяжек и с отвращением раздавил сигарету в пепельнице. - Я не очень удивлюсь, если в ближайшее время нам прикажут прекратить заниматься эстонской темой, - тяжело помолчав, сказал он. - Понимаешь, что это будет означать? - Вариант "Б". - Хоть с тобой мы говорим на одном языке. Да, оккупация Эстонии. - Узко мыслишь, - с усмешкой возразил Голубков. - Почему только Эстонии? Сам посуди. Оккупируем Эстонию, тут же возникнут "лесные братья" с базами в Латвии и Литве. И увязнем в партизанской войне. Оккупация всей Прибалтики. Чего уж тут мелочиться! - Я смотрю, это тебя веселит, - заметил Нифонтов. - Только не пойму почему. - Расслабься, Александр Николаевич, - посоветовал Голубков. - Не будет варианта "Б". И варианта "А" тоже не будет. Ничего не будет. Эстонская тема закрыта. Час назад из Аугсбурга позвонил Пастух. Вчера они получили в мэрии разрешение на эксгумацию и ночью вскрыли могилу. - И что? - Ничего. Гроб пустой. - Что значит пустой? - не понял Нифонтов. - То и значит. - Совсем пустой? - Не совсем. Немного земли, немного камней и горстка конских костей. И ничего больше. - Конских? - переспросил Нифонтов. - Ничего не понимаю. Вместо штандартенфюрера СС похоронили коня? - Нет. Просто бросили в гроб несколько старых костей. - А куда девался эсэсовец? - Это очень интересный вопрос, - согласился Голубков. - Но не актуальный. Его предстоит решать эстонским историкам. - Еще один поворот сюжета, - констатировал Нифонтов. - И кого же теперь будут торжественно хоронить в Таллине? - Этот вопрос гораздо актуальнее. И есть человек, который много дал бы, чтобы найти на него ответ. Догадываешься, кто это? - Янсен. - Совершенно верно, - кивнул Голубков. - Бывший полковник КГБ, а ныне член политсовета Национально-патриотического союза господин Юрген Янсен. Не хотел бы я оказаться на его месте. А ты? - Мы не рано радуемся? - спросил Нифонтов. - Этот маховик раскручен на полные обороты. Сам собой он не остановится. Что намерен предпринять Пастух? - Это будет зависеть от того, какой ход сделает Янсен. Если у него в запасе есть козыри, ему придется их выложить. - Думаешь, есть? - Могут быть. - Какие? Голубков неопределенно пожал плечами: - Вскрытие покажет. Если я все правильно понимаю, Янсен вылетит из Таллина ближайшим рейсом. Может быть, сейчас он уже где-то на полпути к Аугсбургу. III Над муниципальным кладбищем южно-баварского города Аугсбурга висел мутный обмылок луны. Над безмолвными аллеями светились круглые садовые фонари. С гор наползала туманная дымка, обтекала стволы дубов и буков, черные гранитные мавзолеи и белые мраморные изваяния со скорбящими ангелами. У входа в служебное помещение кладбища, размещенное в старинной монастырской пристройке из потемневшего от времени красного кирпича, стояли четыре молодых человека, приведенные сюда причудливой цепью случайностей, которыми муза истории Клио рисует таинственные узоры, открывающие свой смысл только при взгляде из будущего. Один из них был актер с высшим, но не совсем законченным театральным образованием, больше всего в жизни мечтающий сыграть роль датского принца Гамлета. Но она ему не давалась, потому что он никак не мог постичь суть мучительного гамлетовского вопроса "Быть или не быть?" Первую часть вопроса он понимал, а вторую не понимал, хоть тресни. Это и было для него самым мучительным. Подбираясь к этой роли, он однажды даже организовал свой театр, но благоразумно начал не с "Гамлета", а с "Сирано де Бержерака". На главную роль он, понятное дело, назначил себя, а на постановку за очень приличные бабки пригласил культового молодого режиссера, нового Мейерхольда. Это был отличный театральный спектакль. Отличный от того, что принято называть театральным спектаклем. Зрителей на премьере было шесть человек, не считая друзей. До конца досидели только друзья. И хотя они отбили ладони в попытке создать хотя бы слабую иллюзию дружных аплодисментов, первое представление стало последним. Когда занавес опустился, исполнитель главной роли и он же владелец театра расплатился с актерами и рабочими сцены, набил морду новому Мейерхольду и закрыл театр. После этого он снимался в массовках и в рекламных роликах про стиральные порошки и жвачку "Стиморол" - не для заработка, а в надежде обратить внимание какого-нибудь киношного или театрального творца на таящийся под его внешностью простецкого русского парня из крестьянской семьи глубокий драматический талант. На жизнь же зарабатывал совсем другими талантами, среди которых не последними было умение палить из "акаэма" на бегу по пересеченной местности и вести из пистолета стрельбу "по-израильски" - не целясь, по интуиции. При этом он даже иногда попадал куда надо. Имя этого молодого человека было Семен Злотников, а дружеское прозвище, которое давно уже стало его оперативным псевдонимом, было Артист. Второго молодого человека, стоявшего перед дубовой сводчатой дверью служебного помещения муниципального кладбища города Аугсбурга, высокого худого блондина, звали Томас Ребане, а прозвище, закрепившееся за ним еще со школьных лет, было Фитиль. Он был бесконечно далек от мыслей о театральной сцене, но по прихоти очень нелюбимой им музы истории Клио он-то как раз и оказался в положении принца датского Гамлета в той части истории, где того неотступно преследует тень отца. Томаса преследовала тень не отца, а деда - национального героя Эстонии, штандартенфюрера СС Альфонса Ребане. Все попытки Томаса отмотаться от навязанной ему роли ни к чему не привели, в конце концов он смирился с ней и даже начал находить в своем положении приятные стороны. Но тут неожиданно выяснилось, что само существование его названного деда крайне сомнительно, потому что в его гробу на муниципальном кладбище города Аугсбурга не было ничего, кроме кучки земли, камней и горстки конских костей. А если человек после своей смерти не лежит, как это ему положено, в своем гробу, то возникает закономерный вопрос, а существовал ли он вообще. От этого открытия Томас Ребане впал в состояние некоторого офонарения, не зная, как на это реагировать: то ли радоваться, что вся эта история, таящая в себе какую-то опасность, оказалась мифом, то ли огорчаться этому. Конец мифа означал для него конец безбедной жизни с шикарными многокомнатными апартаментами в таллинской гостинице "Виру", с белым "линкольном", с пресс-секретарем, загадочной блондинкой по имени Рита Лоо, и с популярностью среди определенной части эстонского общества, особенно среди юных скинхедок, таких милашек. Да, это и ждало его впереди: возвращение из сказки (красивой, хоть и несколько жутковатой, как и все сказки) в унылую реальность, которую целый год нельзя будет скрасить даже хорошей выпивкой. Потому что из-за минутной душевной слабости он позволил вколоть себе дозу какого-то современного антабуса, а совершивший это злодейство молодой солидный нарколог доктор Гамберг (который на самом деле был не наркологом, а военным хирургом, бывшим капитаном медицинской службы Иваном Перегудовым по прозвищу Док) строго предупредил, что препарат раскодированию не поддается и даже корвалол или валокордин могут нанести сокрушительные разрушения организму. А про сто граммов и говорить нечего - верная смерть, кранты. И не было никаких оснований ему не верить. Из-за всех этих дел Томас Ребане уже почти сутки молчал и курил сигарету за сигаретой, будто опасаясь, что его лишат и этого удовольствия. Третьим в этой компании был невысокий молодой человек очень безобидного вида Олег Мухин по прозвищу (оно же оперативный псевдоним) Муха, которое он получил не из-за фамилии, как это можно было предположить и как предполагали люди, близко не знающие его, а из-за гранатомета РПГ-18 "Муха". Четвертым был молодой человек немного выше среднего роста, а во всем остальном беспросветно средний. Все его достоинства начинались с "не": не пьет, не курит, не употребляет наркотики. Не любит спорить с дураками. С умными тоже не любит спорить, но по другой причине. Не любит обращать на себя внимание. Что еще? Не любит убивать. Вот, собственно, и все. Звали его Сергеем Пастуховым, а прозвище у него, как и оперативный псевдоним, было Пастух - и из-за фамилии, и из-за профессии его отца, деда и прадеда, которые были деревенскими пастухами. И ему самому тоже после школы и некоторое время после армии пришлось пасти коров в его деревушке Затопино, которая стояла на берегу тихой подмосковной речки Чесны среди заливных лугов и полей льна-долгунца, пронзительно голубых весной, как глаза его жены Ольги и шестилетней дочки Настены. А над приречными поймами и полями, словно вобрав в себя голубизну цветущего льна, парили три маковки сельской церквушки Спас-Заулок и золотились ее кресты. Этим четвертым был я. Мы стояли возле запертой и опечатанной двери служебного помещения кладбища и ждали члена политсовета Национально-патриотического союза Эстонии господина Юргена Янсена. Его самолет два часа назад приземлился в Мюнхене, и теперь он на автомобиле, посланным за ним по распоряжению мэра, мчал в Аугсбург, где ему предстояло испытать одно из двух самых сильных потрясений в своей жизни. Первое он испытал с неделю назад - после того, как в свалке у входа в гостиницу "Виру" Томас Ребане лишился серого атташе-кейса, в котором лежали семьдесят шесть купчих, подтверждавших право собственности Альфонса Ребане и его законного наследника Томаса Ребане на землю, на которой стояли целые кварталы с русскоязычным населением. Эти купчие должны были сыграть роль политической бомбы, которая взорвет хрупкий гражданский мир в Эстонии, вынудит Россию поднять 76-ю Псковскую воздушно-десантную дивизию по боевой тревоге, а это, в свою очередь, заставит НАТО в экстренном порядке принять эту беззащитную прибалтийскую сиротку в Североатлантический союз. На что и делали главную ставку национально- патриотические силы Эстонии в лице господина Юргена Янсена. Этот первый коварный удар судьбы он принял стоически. Возможно, в надежде, что купчие все-таки удастся вернуть за вознаграждение, обещанное во всех эстонских газетах. Второй удар ему предстояло испытать сегодня. Я не сразу позвонил в Таллин господину Янсену. Прежде чем вызывать его в Аугсбург, предстояло решить непростой вопрос: а нам-то что делать в этой странной ситуации? Первой и очень соблазнительной мыслью было собрать местных журналистов и устроить пресс-конференцию над пустым гробом эсэсовца. Сенсация, которую из этого без труда раздуют акулы пера, сделает невозможной саму мысль о торжественных похоронах. Кого хоронить-то? Некого. За эту идею сразу горячо ухватился Артист и не желал больше ничего слушать. Мне пришлось напомнить ему, к чему приводят такие вот спонтанные, хоть и очень чистосердечные, порывы души. Взрыв, который он в благородном антифашистском порыве устроил на съемочной площадке фильма "Битва на Векше" с помощью Мухи, имел гораздо более тяжелые последствия, чем имел бы фильм кинорежиссера Марта Кыпса, и очень хорошо сыграл на руку национал-патриотам. Это напоминание не то чтобы убедило Артиста, но поубавило его прыти и заставило прислушаться, хоть и нескрываемым пренебрежением, и к другим точкам зрения на эту проблему, затрагивающую, как выяснилось, интересы не только Эстонии и России. Одну из точек зрения нам высказал мэр города Аугсбурга. Фамилия у мэра была знаменитая - Мольтке. В Германии было два знаменитых Мольтке. Победительный Мольтке Старший был генерал-фельдмаршалом и теоретиком военного искусства, автором книги "Военные поучения", которую мне в свое время пришлось штудировать в училище. Второй, генерал Мольтке Младший, был известен тем, что в Марнском сражении 1914 года потерял управление войсками и это решающее для немцев сражение проиграл. При первой нашей встрече мэр Аугсбурга выступил в роли Мольтке Старшего. Смысл его энергичной и по тону довольно суровой речи сводился к тому, что господин мэр знать ничего не желает о причинах, которые заставили господина Ребане просить разрешения на эксгумацию его гроссфатера, но настаивает на том, чтобы господин Ребане и сопровождающие его господа держали причину их приезда в Аугсбург в глубокой тайне. Со своей стороны господин мэр гарантировал, что господину Ребане будет оказано всяческое содействие и все формальности будут сведены к минимуму. Вторая наша встреча с герром Мольтке состоялась после того, как ночью была вскрыта могила эсэсовца. Пожилой чиновник из прокуратуры, под чьим наблюдением производились эксгумация и вскрытие гроба, доложил мэру о результатах, и рано утром следующего дня, когда мы еще дрыхли после бессонной ночи, герр Мольтке приехал к нам в отель на Кладбищенской улице в невзрачном "опельке", за рулем которого сидел переводчик. Оба были в плащах с поднятыми воротниками, в намотанных до носа шарфах и в надвинутых на глаза шляпах. На этот раз мэр выступал в роли Мольтке Младшего в тот момент битвы на Марне, когда 2-я армия фон Бюлова начала отступление и главнокомандующий делал отчаянные попытки выправить положение. Господина мэра проинформировали о результатах эксгумации. Господин мэр не намерен их комментировать, но он намерен напомнить уважаемому господину Ребане и сопровождающим его господам о договоренности, которая ранее была достигнута. Уважаемый господин Ребане не может предъявить никаких претензий муниципалитету города Аугсбурга. Господин мэр, имеющий честь возглавлять муниципалитет, выполнил все взятые на себя обязательства. Господин мэр надеется, что господин Ребане и сопровождающие его господа останутся верными своему обещанию не придавать огласке причину их приезда в Аугсбург также. Дождавшись окончания перевода, господин мэр оценил реакцию на свои слова. По тупому выражению лица уважаемого господина Ребане, еще не совсем проснувшегося, и по скептической усмешке одного из сопровождающих его господ, а именно господина Злотникова, он понял, что аргументация не достигла цели и нуждается в усилении и углублении. И он ее усилил и углубил. Немецкому народу потребовалось немало времени, чтобы оправиться от национальной трагедии, которой явился для немцев фашизм. Канцлер Германии принес извинения еврейскому народу за преступления гитлеровского режима. Германия выплачивает пенсии узникам нацистских концлагерей. В начале 90-х годов по инициативе канцлера Коля было выделено около двух миллиардов марок в качестве материальной помощи жертвам войны, живущим в Польше, на Украине, в Белоруссии и в России. В следующем году начнется выплата компенсации и так называемым "остарбайтер" - "подневольным рабочим", которые были угнаны в Германию и трудились на промышленных предприятиях Третьего рейха. Эта политика Германии, продолжал герр Мольтке, подвергается резкой критике со стороны неонацистов. Не следует преувеличивать их влияния, но не следует и преуменьшать. В Австрии неонацисты уже претендуют на министерские портфели в правительстве, а в Берлине и в других городах эти молодчики провоцируют уличные беспорядки. Бавария в этом смысле является наиболее спокойной из германских земель. Но если станет известно, что муниципалитет города Аугсбурга своим разрешением на перемещение в Эстонию останков эсэсовского офицера невольно дал толчок развязыванию в этой прибалтийской республике политической кампании профашистского толка, от этого спокойствия не останется и следа. - Так нужно ли будоражить общественное мнение? - вопросил господин мэр. - Нужно ли бередить старые душевные раны немецкого народа? Нужно ли уважаемому господину Ребане, чтобы имя его гроссфатера, кем бы он ни был и какая бы его ни постигла судьба, стало предметом газетной шумихи, нездоровой сенсации, что непременно произойдет, если станут известны все обстоятельства этого весьма странного дела? У господина Ребане не было никакого мнения по этим вопросам, что он и выразил неопределенным пожатием плеч. И тогда герр Мольтке сделал свой самый сильный ход: - Не имея никакого желания комментировать результаты эксгумации, господин мэр все-таки осмеливается предположить, что уважаемому господину Ребане небезразличны обстоятельства, при которых с его гроссфатером произошло то, что произошло. Не так ли? - Es ist neugierig,* - подумав, согласился Томас. - Sehr gut!** - энергично кивнул мэр. _______________________________________________________ * Это любопытно (нем). ** Очень хорошо (нем.) - Вы будете иметь эту возможность, - разъяснил переводчик. - Несколько лет назад в Аугсбург приезжал молодой кинорежиссер из Эстонии. Он интересовался обстоятельствами смерти Альфонса Ребане. Господин мэр не счел возможным разрешить ему допуск в архивы криминальной полиции. Но внук господина Ребане имеет право знать все. Мы откроем ему все наши архивы и сведем с людьми, которые смогут пролить свет на этот весьма загадочный случай. - Эти люди есть? - спросил я. - Да, они есть. Один из них - отец господина мэра. В конце сороковых и в начале пятидесятых годов он был полицайкомиссаром города Аугсбурга. Сейчас ему восемьдесят четыре года, но у него отличная память. Он охотно поделится сведениями, которые имеет. С единственным условием, что это расследование будет проведено негласно. И каковы бы ни были его результаты, они останутся вне поля зрения немецкой прессы. Господин мэр хотел бы получить твердые заверения в этом. Переводчик умолк, а мэр устремил выжидающий взгляд на Дока, который в нашей компании выглядел главным по причине своей солидности. Но Док самым нахальным образом уклонился от ответа и переадресовал вопрос мне. Я ответил в том смысле, что предложение господина мэра кажется нам очень интересным, но окончательное решение будем принимать не мы, а господин Юрген Янсен, который финансирует это мероприятие и который, как мне почему-то кажется, вылетит в Германию первым же рейсом. Мэр приказал переводчику держать со мной связь и, как только станет известен номер рейса, послать за господином Янсеном автомобиль и доставить его к нему в кабинет, в какое бы время его самолет ни прибыл. С тем наши ранние утренние гости и удалились. Я позвонил в Таллин диспетчеру Национально-патриотического союза и попросил соединить меня с господином Янсеном. На вопрос, кто его просит, объяснил: "Из Аугсбурга". Через минуту из моего мобильника раздалось: - Янсен. Слушаю. Такие новости, какая у нас была, нужно выкладывать так, чтобы контрагент не успел очухаться. Поэтому по телефону я не хотел ничего говорить, сказал только, что на его месте бросил бы все и немедленно прилетел. А на вопрос, в чем дело, ответил, что могу, конечно, объяснить, но он мне все равно не поверит. И добавил: если содержание нашего разговора, который ведется по обычной линии, не защищенной от прослушивания, получит огласку, в этом ему придется винить самого себя. Это его не убедило. - Докладывайте! - приказал он раздраженным тоном человека, которого отвлекают от важного дела. Если учесть, что из-за разницы в поясном времени в Таллине было восемь утра, этим важным делом мог быть только завтрак. Ну, приказ есть приказ. Я доложил: - Гроб пустой. - Черт! - сказал господин Янсен и надолго умолк. Я дал ему время промакнуть салфеткой пролитое на штаны кофе и спросил: - Господин Янсен, вы поняли, что я сказал? - Да, - быстро ответил он. - Да, я понял. - А то могу повторить. - Нет, - сказал он. - Не повторяйте. И снова умолк. - Ничего не предпринимайте! - наконец приказал он. - Я вылетаю вечерним рейсом. - Вас понял, - сказал я. - Вечерним рейсом. Если вы сообщите номер рейса, в аэропорту вас встретят. Господин мэр изъявил горячее желание повидаться с вами. - Он знает? - Так точно. Ему доложили. - Черт! - повторил Янсен. - Ничего не предпринимайте! Вы поняли меня? - Не будем, не будем, - успокоил я его и отключил связь. - Какого хрена, - на высокой ноте начал было Артист, но Муха вежливо его попросил: - Сенька, заткнись. Мы уже наломали дров. Хватит. Так что заткнись. Томас задумчиво произнес: - Может, он вообще не умер? - Кто? - не понял Муха. - Дедуля. - А тогда зачем было его хоронить? - задал резонный вопрос Артист. - Об этом я все время и думаю, - ответил Томас. - И тут есть над чем подумать, - кивнул Док. Об этом думал и я. Зачем хоронить человека, который не умер? Чтобы все подумали, что он умер. И это простое логическое заключение потащило за собой, как маленький буксир тащит на стальном тросе огромную, медленно проступающую из тумана баржу, вывод воистину грандиозный. Мы предполагали, что эсэсовца убрали англичане, заподозрив, что он работает на советскую госбезопасность. Мы ошиблись. Его не убрали. А если убрали, то не в Аугсбурге. И не в 1951 году. И не англичане. Я отправил Томаса досыпать и прокрутил Доку, Артисту и Мухе запись моего разговора со старым пауком, бывшим генерал-майором КГБ Матти Мюйром, который вдохновил кинорежиссера Марта Кыпса на создание фильма об Альфонсе Ребане, который продал Томасу Ребане купчие его деда и который стоял у истоков всей этой интриги, самой масштабной - по собственным его словам - оперативной комбинации в его жизни. Эта запись была сделана с неделю назад в Таллине во время моей прогулки с господином Матти Мюйром по Тоомпарку. Все мы ее уже слушали, но сейчас появилась новая точка отсчета. "- Я люблю этот парк. Но прихожу сюда очень редко. Он возвращает меня в прошлое. Так получилось, что с ним связаны самые главные события моей жизни. Их, собственно, было два. Здесь я впервые увидел девушку, которая выжгла мою душу. Да, выжгла. Как выжигает землю напалм. Так, что после этого на ней уже ничего не может расти. Это было шестьдесят лет назад. Шестьдесят, юноша. Ровно шестьдесят. Мне было девятнадцать лет, ей двадцать. Я с самого начала знал, что ее потеряю. Рядом с ней я чувствовал себя беспородным дворовым кобельком. А она была сукой королевских кровей. Царственной, как молодая пантера. И я ее потерял. Это с