быкновенных
"Жигулях". И не зря. На одной из ночных стоянок оба водителя накурились
плана и заснули прямо на земле возле машины. У моих людей был прибор ночного
видения. Они заметили, как возле машины сначала крутились трое каких-то
посторонних, а затем двое из них залезли под грузовик. Пластит был спрятан в
кузовном коробе и прикрыт пластиной на болтах. Через некоторое время все
трое уехали. Я приказал сдать фрукты любым оптовикам и срочно вернуть
рефрижератор в Грозный. И здесь, мистер Тернер, начинается самое любопытное.
В коробе была та самая взрывчатка. В такой же упаковке, того же веса и
цвета. С одной лишь разницей: она не могла взорваться.
-- Вы хотите сказать...
-- Да, ее подменили. Или обезвредили.
-- Каким образом можно обезвредить взрывчатку?
-- В те далекие годы, когда я грыз гранит разных наук в одном высшем
учебном заведении, этот процесс назывался флегматизацией. Чтобы понизить
способность к детонации, во взрывчатую смесь добавляли парафин, церезин и
некоторые другие легкоплавкие добавки. Полагаю, что с тех пор наука шагнула
далеко вперед. И сейчас, возможно, достаточно облучить какой-нибудь
тринитротолуол пучком нейтронов или гамма-лучей, чтобы превратить его по
степени безопасности в кусок хозяйственного мыла. За более современной и
точной информацией вам следует обратиться к специалистам. Но вас, полагаю,
больше волнует, не как обезвредили взрывчатку, а кто это сделал. Я прав?
-- Кто? -- повторил Тернер.
-- Это очень интересный вопрос, мистер Тернер, очень. И я, к сожалению,
не знаю на него ответа. Очевидно одно: против нас работает какая-то сила.
-- ФСБ?
-- Не думаю. Если бы российские спецслужбы что-то узнали, они просто
арестовали бы Пилигрима и его людей. Я склоняюсь к мысли, что это, скорее
всего, служба безопасности КТК. Нападение на инспекторов Генштаба их очень
встревожило. И в Чечне у них сильные агентурные позиции. Полагаю, они взяли
под контроль все окружение Рузаева. И каким-то образом узнали про
взрывчатку. Впрочем, что за вопрос -- каким? Деньги! Для Каспийского
консорциума сохранение стабильности в Чечне -- вопрос жизни. Не думаю, что
они будут экономить на агентуре.
-- Могли они знать, куда направляется рефрижератор?
-- Вряд ли. Все документы были оформлены на Подмосковье. Там водителям
должны были выдать новые накладные и путевые листы. Нет, не знали. Могли
только предполагать, что взрывчатка направляется для какого-то теракта.
Подменить или обезвредить пластит -- это была удачная мысль.
-- Значит, первый канал пропал, -- проговорил Тернер, невольно ловя
себя на мысли, что разговаривает с этим типом именно как с равноправным
партнером. Но дело было слишком важным, чтобы обращать внимания на эти
тонкости. -- Что со вторым?
-- С ним все о'кей. Лесовоз Краузе прибыл в Кандалакшу двое суток назад
и встал под разгрузку. Еще день уйдет на доставку груза в Полярные Зори. Не
сегодня-завтра пластит будет у Пилигрима. На этот раз -- настоящий. Но
обнаружился и запасной вариант. Люди Пилигрима смогли достать взрывчатку на
месте. Шестьсот килограммов тола.
-- Каким образом? Где? Что значит -- достать?
-- Слово "достать" в русском языке имеет два значения: купить или
украсть. Думаю, украли.
-- Шестьсот килограммов тола?!
-- Вы совсем не знаете Россию, мистер Тернер.
-- А вы знаете?
-- Я здесь родился и прожил большую часть жизни. Поэтому вам и выгодно,
чтобы ваши интересы здесь представлял именно я.
-- Вы говорите это так, будто мы уже заключили сделку.
-- А разве нет? -- удивился Блюмберг. -- У вас небольшой выбор, мистер
Тернер. Либо я ваш партнер, либо можете ставить на этом деле крест. Для
этого мне достаточно сделать только один телефонный звонок. Думаю, на
Лубянке очень заинтересуются сообщением анонимного доброжелателя. Я могу
сделать этот звонок даже сейчас, при вас, -- добавил Блюмберг и достал из
кармана мобильный телефон.
-- Это шантаж! -- заявил Тернер. -- Это наглый и гнусный шантаж!
Блюмберг поморщился:
-- Может, хватит играть в слова? Это не шантаж. Это бизнес. И я хочу
иметь гарантии, что вы выполните свои обязательства в нашей сделке.
-- Какие гарантии я могу вам дать?
-- Вы мне -- никаких. Я получу их сам. Банк "Босфор", через который вы
проводите транши, взят под контроль.
-- Кем?
-- Точно пока не знаю, но думаю, что это агентура ФСБ. Они отслеживают
все каналы поступления денег в Чечню. И при желании смогут выяснить связь
"Босфора" с корпорацией "Интер-ойл". А я эти данные у них достану.
-- Украдете?
-- Куплю. Это и будут мои гарантии. Только не начинайте снова про
шантаж. Это просто моя страховка. Но я знаю вас как человека, который всегда
выполняет свои обязательства. И потому делаю шаг навстречу. Пользоваться
банком "Босфор" больше нельзя. Я предлагаю вам финансировать операцию через
расчетную сеть моей фирмы. "Интер-ойл" и "Фрахт Интернэшнл" одного профиля,
взаиморасчеты между ними не вызовут никаких подозрений. А у меня много
партнеров в России, проблемы пересылки денег не существует.
-- Вы отдаете мне свой главный козырь?
-- В знак доверия, мистер Тернер.
-- А если я не отдам вам ваши десять процентов акций?
Блюмберг лишь руками развел:
-- Значит, я ничего не понимаю в людях. Или вы.
-- И все-таки? -- повторил Тернер.
-- Ну что в такой ситуации делать бедному еврею? Наскребу немножечко
баксов и найму Пилигрима. Кстати, как у вас с газовым отоплением на вашей
вилле?
-- Никакой Пилигрим меня не достанет!
Блюмберг укоризненно покачал головой:
-- Вы сами не верите тому, что сказали. Пилигрим достанет. Он будет
работать год, два, три. Сколько нужно. Но свою работу сделает. Он относится
к своему делу как большой художник. Что-то разговор у нас пошел не в ту
сторону. Не врезать ли нам еще по стопарю, мистер Тернер?
Тернер сделал глоток и поставил фужер на стол. Его сейчас мало
волновали далекие перспективы этого дела. А тем более угроза Блюмберга. Да и
он сам, похоже, не придавал большого значения своим словам. Он был, конечно,
наглец и редкостный пройдоха. Но -- тут Тернер вынужден был отдать ему
должное -- очень деловой и очень опытный человек. Тернера встревожили эти
новые люди, возникшие в деле. Блюмберг прав: не ФСБ, конечно. Служба
безопасности Каспийского консорциума? По ситуации -- очень похоже. Тут их
прямой интерес. Подменить или обезвредить взрывчатку. Не слишком ли тонко? А
как бы он сам поступил? Просто изъять? Привезут новую. Дать достичь цели и с
помощью российских спецслужб захватить на месте? Скандал, шум в прессе,
протесты. Что, как известно, стабилизации не способствует. А так -- все
тихо-мирно. Нет, не глупо. Совсем не глупо. Но это и самое скверное -- если
против них работают умные люди.
Похоже, без Блюмберга не обойтись. Черт бы этого сукиного сына побрал.
И все же, кажется, не обойтись.
Но Тернер не спешил принимать окончательное решение.
-- У вас сохранились образцы взрывчатки? -- спросил он. -- Настоящей и
подмененной?
-- Я предполагал, что вы захотите увидеть их своими глазами.
Блюмберг выглянул за дверь, отдал по-русски какой-то приказ. Через
несколько минут в комнате появился смуглый черноусый человек в камуфляже и
протянул Блюмбергу две картонные коробочки величиной со спичечный коробок,
заполненные какой-то смесью, похожей на пластилин, и два небольших
взрывателя с короткими бикфордовыми шнурами. Блюмберг положил коробочки на
стол перед Тернером.
-- Здесь граммов по пятьдесят. Но этого хватит, чтобы разнести полдома.
Попробуете угадать, где что?
Тернер отодвинул от себя коробки:
-- Я не разбираюсь в пластите.
-- Я мог бы отдать эти образцы вам, а ваши химики сделали бы анализ. Но
боюсь, что это навлечет на вас крупные неприятности на границе. И на
российской. И на американской. Или рискнете?
-- Нет, -- сказал Тернер. И твердо повторил: -- Нет.
-- Тогда мы проведем испытания сами. Черт возьми, а я ведь забыл, где
настоящая взрывчатка, а где подделка. Придется действовать методом тыка. Это
чисто российский метод, мистер Тернер. И я сейчас вам покажу, в чем он
заключается.
Блюмберг воткнул в мягкую массу взрыватели и поджег кончик бикфордова
шнура одного из них. Из обмотки с дымом и искрами забило пламя.
-- Немедленно потушите! -- крикнул Тернер, вскакивая со стула и
вжимаясь в угол.
-- А вы умеете тушить бикфордов шнур? -- поинтересовался Блюмберг. -- Я
-- нет. Можно только обрезать. Но мы уже не успеем.
Он прикурил от шипящей огненной струи сигарету "Кэмел" и выбросил
коробочку через открытое окно в сад. Раздался негромкий хлопок.
-- Фальшивка, -- констатировал Блюмберг. -- Что ж, давайте проверим
эту.
Он поднес зажигалку к другому взрывателю.
-- Блюмберг! -- предостерегающе рявкнул Тернер, но пламя уже бежало по
короткому черному шнуру.
-- Если вы таким образом предупреждаете меня об опасности, то я,
пожалуй, с вами соглашусь.
Блюмберг еще немного посмотрел, как горит шнур, подбираясь к
взрывчатке, затем вышвырнул коробку в окно и стал спиной к стене. От мощного
взрыва посыпались оконные стекла из верхних фрамуг и со стола словно бы
сдуло всю посуду вместе со скатертью.
-- А вот это была настоящая. Жаль, но мы остались без выпивки, --
заметил Блюмберг, поднимая с пола донышко разбитой бутылки шотландского
виски. -- У вас есть еще вопросы, мистер Тернер?
-- Черт бы вас побрал с вашими экспериментами! -- гаркнул Тернер,
отряхивая с волос и с пиджака сыпанувшие сверху мелкие куски штукатурки. --
Я хочу увидеться с Пилигримом, -- закончив приводить себя в порядок и слегка
успокоившись, проговорил он.
-- Вы его не узнаете, -- ответил Блюмберг. -- Пластическую операцию ему
делал лучший специалист бывшего СССР. Я сам узнал его с очень большим
трудом.
-- Значит, и я узнаю.
Блюмберг лишь пожал плечами:
-- Летите в Полярные Зори. Он сейчас там.
-- Это не очень большой город?
-- Это поселок. И каждый новый человек там на виду.
-- Значит, появляться мне там не следует?
-- Ну почему? -- возразил Блюмберг. -- Если вы хотите засветить
Пилигрима -- пожалуйста, лучшего способа не придумаешь.
-- Он может прилететь в Грозный?
-- Послушайте, Тернер! Хватит болтать! Вы прекрасно знаете, что он не
прилетит в Грозный. Потому что у него там много дел. И потому что здесь
слишком много любопытных глаз. Я не вправе указывать вам, что делать. Но я
вправе немедленно выйти из игры и забыть о ней. А вспомню только тогда,
когда всех вас переловят и пересажают. Только этим все и кончится, если даже
вы намерены делать глупости. О чем вы хотите с ним говорить? О погоде? Все
уже сто раз оговорено и просчитано. И чем быстрей мы начнем операцию, тем
лучше. Потому что тем меньше риска. Поговорите лучше с Султаном Рузаевым.
Это столь же бесполезно, но менее опасно.
-- После всего, что я узнал о нем, я даже видеть его не хочу. Когда
реально начало операции?
-- По нашему графику -- через шесть суток. Точную дату определит сам
Пилигрим. Не знаю, из чего он будет исходить. Но ему видней. Итак, ваши
планы?
Тернер задумался. Логика подсказывала: нужно остаться, нужно все-таки
встретиться с Рузаевым, внимательно присмотреться к нему и к его окружению,
прочувствовать атмосферу, в которой готовится это беспрецедентное дело. Так
командующий армией приезжает на передовую перед наступлением. Формально --
для проверки боеготовности, а на самом деле -- чтобы понять и оценить
внутреннее состояние солдат и офицеров, их душевный настрой.
Все так. Тернер умел мыслить логически, но сейчас логика вступала в
противоречие с инстинктом самосохранения, глубоко сидевшим в его сознании и
никогда его не подводившим. Этот инстинкт подсказывал: нужно убираться
отсюда, и как можно быстрей. Здесь было опасно все. Неведомый мир. Джунгли.
Блюмберг был здесь свой, а он, Тернер, -- чужак, привыкший к благам
цивилизации горожанин, неожиданно оказавшийся в дебрях какой-нибудь
Амазонки.
-- Решайте быстрей, мистер Тернер, -- поторопил Блюмберг. -- Через три
часа рейс на Москву. А до аэропорта еще ехать. Иначе вы останетесь здесь еще
на ночь.
-- Что это? -- вдруг спросил Тернер, показывая на какое-то насекомое,
ползущее по столу.
-- Обыкновенный таракан, -- ответил Блюмберг и небрежным щелчком
смахнул его на пол. Тернера передернуло от отвращения.
-- Я улетаю, -- решительно заявил он. -- Вы остаетесь вместо меня. Под
моим именем.
-- О том, что я здесь под вашим именем, знают только Султан Рузаев и
Азиз Садыков.
-- И тем не менее, -- буркнул Тернер. -- Мое имя -- это мое имя.
Постарайтесь не запятнать его каким-нибудь публичным скандалом, -- не без
язвительности добавил он.
-- Следует ли из ваших слов, что наша сделка заключена? -- спросил
Блюмберг.
-- Да, черт возьми. Мои слова именно это и значат. О деталях поговорим
в свое время. Когда вы увидите Пилигрима?
-- Не знаю. Возможно, дня через три-четыре.
-- Передайте ему привет.
-- Он будет очень тронут, сэр.
-- Вы сукин сын, Блюмберг! Самый отъявленный сукин сын, каких я только
видел!
-- Ваши слова я расцениваю как комплимент. В Полярных Зорях я буду под
именем Стэнли Крамера, журналиста из Лондона. Для связи с вами буду
пользоваться кодом Рузаева. Так что если вы увидите подпись "Стэн", знайте,
что это я. Стэн. Запомнили?
-- Да. Где мой охранник?
-- В соседней комнате. Его накормили, но он по-прежнему в наручниках.
Если вы скажете ему, что вам не угрожает никакая опасность, наручники
снимут.
-- Готовьте машину, мы выезжаем.
Джип "субару" с темными стеклами уже стоял у крыльца между "уазиками" с
пулеметом и автоматчиками.
Блюмберг жестом подозвал к себе Азиза. Тот подошел и вытянулся в
струнку, как перед большим начальством. Блюмберг показал на Тернера и Нгуена
Ли. Сказал по-английски -- чтобы те поняли:
-- Отвезете этих джентльменов в аэропорт. Билеты купить до Москвы на
любое чужое имя. За их безопасность отвечаете головой. Все ясно?
-- Йес, мистер Тернер! -- отрапортовал Азиз.
Джон Тернер криво усмехнулся и полез в раскаленную от солнца машину.
Мельком подумал: "Даже кондишена нет. И эти, тараканы! Как можно так жить?"
Негромко сказал охраннику, показав взглядом на стоявшего в стороне
Блюмберга:
-- Запомни этого человека.
Нгуен Ли молча кивнул.
От жары и выпитого натощак виски у Тернера слегка побаливала голова. Но
он был доволен. Несмотря ни на что, поездка оказалась полезной.
И даже очень.
Рузаев и его люди, как он и предполагал, полное барахло. Но Блюмберг и
Пилигрим -- это серьезно.
Он почти поверил в успех.
И лишь в самолете вспомнил, что не задал Блюмбергу вопроса, который все
время вертелся в глубине его сознания: каким образом Пилигрим оказался в
России?
IV
"ШИФРОГРАММА
Доктор -- Джефу.
Встреча прошла по сценарию. Объект Т. вылетел в Москву. Система
финансирования акции переведена на "Фрахт Интернэшнл". Обеспечьте
документирование расчетов".
"ШИФРОГРАММА
Турист -- Доктору, Джефу, Лорду.
Грузовики с гуманитарной помощью, прибывшей на лесовозе Краузе,
перехвачены. Никакой взрывчатки не обнаружено. Под предлогом поисков
наркотиков произведен самый тщательный досмотр лесовоза, а также обыск в
кубриках команды и в каюте капитана-судовладельца Краузе. В носовой части
судна найдена скрытая полость со следами недавнего переустройства. Полость
оказалась пустой, ни малейших следов взрывчатки. На вопрос старшего
инспектора таможенной службы, с какой целью на судне была устроена скрытая
полость, Йоргенс Краузе сначала ответил, что судно принадлежит ему и он
вправе делать с ним что угодно, если это не нарушает правил судоходства. На
настойчивый повторный вопрос, заданный моим сотрудником, находившимся в
составе таможенной бригады, Краузе с нескрываемой насмешкой пояснил, что
из-за большой конкуренции он решил было заняться транспортировкой
наркотиков, но Господь уберег его от этого не богоугодного дела, за что он,
Краузе, будет благословлять Его в своих молитвах до конца жизни. А
намерения, как известно, преступлением не являются.
В матросских кубриках, в каюте капитана и в других помещениях лесовоза
суммы в 400 тысяч ам. долларов, которые могли быть получены за взрывчатку,
не найдено. Вся иностранная валюта, обнаруженная у команды, не превышает
разрешенных законом размеров и надлежащим образом декларирована.
По возвращении лесовоза в Стокгольм необходимо получить подробный отчет
агента Лорда. Проверьте все возможные связи Краузе за последний год, а также
маршруты его лесовозов, особенно когда он сам выходил в рейс в роли
капитана. Любую информацию немедленно сообщайте".
"ШИФРОГРАММА
Срочно.
Джеф -- Туристу.
Фирма-производитель взрывателей и заказчик выявлены. Частота арендована
на коммерческом спутнике связи "Селена-2" жителем Нью-Йорка Робертом Бэрри.
В 1982 году он работал мастером газовой компании в Майами. Сейчас нет
сомнений, что он был напарником объекта П. в подготовке взрыва виллы Майкла
Тернера. Р. Бэрри взят под наблюдение. Когда и каким образом объект П. мог
связаться с ним и дать это поручение, пока выяснить не удалось. Есть
основания подозревать, что им же были закуплены и неустановленным способом
переданы объекту П. радиовзрывные устройства и детонаторы.
Предложенное вами испытание по согласованию с руководством НАСА
намечено на 23 апреля в 1.00 по Гринвичу. Дайте подробную инструкцию
Пастуху.
Ровно в 1.00 должен быть подан инициирующий сигнал на спутник. Код для
приведения управляющего блока в рабочее состояние W-7298. На пульте блока
должен загореться зеленый светодиод. Через тридцать секунд после нажатия на
пусковую кнопку должны загореться красные светодиоды взрывателей, импульс
поступит к детонаторам. Не напоминаю, что они должны быть отделены. В 1.10,
а затем в 1.30 ваши люди должны вновь подать инициирующие сигналы. Они будут
блокированы системами НАСА. Красные светодиоды на взрывных устройствах
реагировать не должны".
"Совершенно секретно
Операция "Капкан"
Начальнику оперативного отдела УПСМ
полковнику Голубкову
РАПОРТ
По вашему приказанию сотрудниками оперативного отдела УПСМ с
привлечением экспертов ФСБ был произведен негласный обыск в квартире объекта
П., который в это время находился на Кольском полуострове.
Квартира расположена в старой части г. Химки Московской области на
первом этаже пятиэтажного дома так называемой "лагутенковской" серии, в
просторечии именуемой хрущобами. Квартира однокомнатная, с выходящими во
двор окнами и кухней размером 6,3 кв. метра. При первом осмотре не было
выявлено ничего заслуживающего внимания. При более тщательном обыске под
холодильником "Саратов" был обнаружен замаскированный линолеумом квадратный
лаз, ведущий в подвальную часть дома, где располагаются инженерные
коммуникационные сооружения. Из подвала два выхода -- в один из подъездов и
в торец дома. Таким образом, объект П. имел возможность, не привлекая
внимания службы наружного наблюдения, покидать свою квартиру в любое удобное
для него время и незамеченным возвращаться в нее.
Тщательный обыск подвальных помещений принес следующие результаты.
В одном из углов подвала в груде строительного мусора был обнаружен
полиэтиленовый пакет, внутри которого находился обернутый в шелковый носовой
платок кремового цвета шестизарядный револьвер системы "Кобальт" выпуска
тульского ЦКИБ СОО калибром 9 мм. Одно гнездо в барабане было пустым.
Револьвер был немедленно отправлен на экспертизу. Баллистические
исследования показали, что именно из этого оружия в ночь на 12 апреля с. г.
на МКАД был убит корреспондент ежемесячника "Совершенно секретно" Игорь
Сергеевич К. Пальцевые отпечатки, снятые с оружия, не совпадают с теми, что
были обнаружены в квартире объекта П., и объекту П. несомненно не
принадлежат. Никаких данных о том, кто стрелял из этого револьвера, в
информационных центрах ФСБ и МВД получить не удалось.
После завершения экспертиз пакет с револьвером был возвращен на прежнее
место.
Проверка квартиры объекта П. и подвала его дома с помощью
телеметрической аппаратуры также принесла результаты. В той же куче мусора,
где был найден револьвер "Кобальт", датчики зафиксировали очень слабые
радиоимпульсы. Они исходили от кусков гипса медицинского назначения, о чем
свидетельствовали обрывки марли и куски деревянной шины, какие обычно
накладываются при переломах. В одном из обломков гипсовой накладки был
обнаружен мощный чип иностранного (вероятно, японского) производства,
способный передавать сигнал на очень большие расстояния и даже на спутники
связи. Аккумуляторы радиопередатчика были практически разряжены, что
объясняет слабость зафиксированного сигнала, а также свидетельствует о том,
что этот чип пребывал достаточно долгое время в рабочем режиме.
Частоту передачи и хотя бы примерное нахождение приемного устройства
установить не удалось..."
"СПЕЦДОНЕСЕНИЕ
Полковнику Голубкову
от лейтенанта Авдеева
Докладываю о результатах обследования, проведенного по вашему приказу в
порту пос. Полярный (Кольский залив Мурманской области). Все данные получены
в результате опроса работников порта, грузчиков, сторожей припортовых
пакгаузов, пограничников, таможенников и других лиц. Опрос проводился в
скрытой форме, без прояснения причин и мотивов задаваемых вопросов.
Как явствует из записей в журнале диспетчерской порта, 18 апреля с. г.
в 21.20 по московскому времени к причальной стенке порта пришвартовался
шведский лесовоз с бортовым номером SR-16, приписанный к Стокгольму, для
ремонта неисправностей топливной системы. В связи с неблагоприятными
погодными условиями лесовозу было разрешено продлить стоянку, о чем в
журнале была сделана соответствующая запись. В 6.30 утра 19 апреля судно
SR-16 покинуло порт.
Во время его стоянки на соседних пирсах были пришвартованы в общей
сложности шесть судов -- танкеров, сухогрузов и контейнеровозов, из них
четыре российских, один польский и один финский. Никаких контактов между
командами не зафиксировано. Хотя трап лесовоза был спущен на пирс, никто из
опрошенных не заметил, чтобы кто-нибудь из посторонних поднимался на борт
судна или кто-либо из команды сходил на берег. Лишь один из моих
собеседников, в прошлом судовой механик, а нынче практически спившийся бич,
обитающий при котельной порта, рассказал, что около полуночи, когда у него,
по его собственному выражению, "горели трубы", он вышел на территорию порта
в надежде встретить какого-нибудь подгулявшего моряка и составить ему
компанию и заметил, как к пирсу, где стоял лесовоз SR-16, подъехал
цельно-крытый автомобиль типа "санитарки" и через короткий промежуток
времени уехал. Моему собеседнику показалось, что там что-то грузят, и он
решил предложить свою помощь, чтобы заработать на бутылку. Но когда он
подошел, автомобиль уже отъехал, а вахтенный на ломаном русском языке
предложил ему убраться к черту.
Данные показания следует принимать с поправкой на то, что во время
разговора мой собеседник был уже изрядно пьян, путал названия судов и вообще
не был уверен, что все происходившее было именно в ночь на 19 апреля.
Никаких других заслуживающих внимания свидетельств не получено".
"СПЕЦТЕЛЕГРАММА
Пос. Полярный, лейтенанту Авдееву.
Срочно вылетайте в Мурманск. Получите в ФСБ и МВД подробную сводку обо
всех происшествиях по области за минувшие дни с 18 апреля, не исключая
бытовых преступлений и ДТП. После этого немедленно возвращайтесь в Москву.
Голубков".
"ШИФРОГРАММА
Лорд -- Туристу.
Лесовоз Краузе вернулся в Стокгольм и сразу после разгрузки вышел в
Хельсинки. Мой агент, внедренный в команду, успел сообщить, что во время
рейса в Кандалакшу не заметил ничего подозрительного, в том числе и во время
стоянки судна в Кольском заливе.
После ухода лесовоза в Хельсинки квартира Краузе, его загородный дом и
гараж были подвергнуты тщательному негласному обыску. Обыск не дал
результатов. Денег в сумме 400 тысяч долларов не обнаружено. Передать их
кому-либо на хранение или положить в банк Краузе не мог, так как все время
находился под наблюдением. Очевидно, наше предположение о доставке
взрывчатки объекту П. на лесовозе Краузе оказалось несостоятельным, либо же
доставка была отменена по другим причинам.
Наблюдение за Краузе и выявление его связей продолжаются".
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Пастухов -- Голубкову.
Генрих сообщил мне, что с доставкой пластита ничего не вышло и придется
воспользоваться толом, который мы достали.
Сегодня утром он вылетел в Москву. По его словам, дня на четыре. Цель
поездки: организация утечки информации о проверочном захвате Северной АЭС".
"ЭЛЕКТРОННЫЙ ПЕРЕХВАТ
Пилигрим -- Рузаеву.
Акция будет начата в воскресенье 26 апреля в 23.10 по московскому
времени".
"ШИФРОГРАММА
Срочно. Турист -- Доктору, Джефу, Лорду, Солу.
26 апреля в 23.00 по московскому времени -- час "Ч".
Глава девятая ХОД ШАКАЛА
I
Двадцать второго апреля, в среду, во второй половине дня, за четверо
суток до назначенного Пилигримом захвата Северной АЭС, полковник Голубков
почувствовал, что еще немного -- и его хватит инсульт или еще какая-нибудь
холера. Голова была как наглухо закупоренный перегретый котел, мозг
отказывался воспринимать новую информацию, даже самую пустяковую. При каждой
попытке сосредоточиться начинала зудеть жилка на левом виске. Почему-то на
левом, хотя левое полушарие, как известно, управляет эмоциями, а разумом --
правое. Еще с курсантских времен Голубков помнил одно из правил
результативного общения: когда нужно воздействовать на чувства человека, ему
говорят преимущественно в левое ухо, когда на логику -- в правое.
Голубков сидел в изолированной комнате-боксе информационного центра
рядом с лейтенантом-компьютерщиком, задействованным в операции "Капкан", и
тупо смотрел на расшифрованное сообщение Пастухова, только что выплюнутое
лазерным принтером.
Там было:
"Генрих позвонил из Москвы и предложил мне вызвать в Полярные Зори
сотрудников Си-Эн-Эн Арнольда Блейка и Гарри Гринблата для съемки
сенсационного материала. Мотивировка: видеозапись проверочного захвата
станции, сделанная иностранными журналистами, прозвучит убедительней. Мои
действия?"
Лейтенант-компьютерщик молча ждал.
-- Хреновину какую-то спрашивает, -- раздраженно проговорил Голубков.
-- От него ждут доклада о результатах испытания взрывателей, а не эту фигню!
-- Рано, Константин Дмитриевич, -- возразил лейтенант. -- Час по
Гринвичу -- это двадцать два по московскому времени. Информация об испытании
поступит вряд ли раньше полуночи.
-- Да? И в самом деле, -- проговорил Голубков. -- Что-то башка ни черта
не варит!
Он вытащил из кармана пачку "Космоса" и тут же, чертыхнувшись про себя,
сунул ее обратно: в информационном центре курить категорически воспрещалось.
Голубков встал и пошел к выходу.
-- Нужно что-то ответить Пастухову, -- напомнил лейтенант.
-- Ответь: "Вызывай". Дубль -- Доктору, -- добавил Голубков, массируя
жилку на виске. -- Сообщение Пастухова и мой ответ.
Пальцы компьютерщика забегали по клавиатуре.
В бокс заглянул генерал-лейтенант Нифонтов:
-- Есть что-нибудь новое?
Голубков молча протянул ему распечатку.
-- Кто такие эти Гринблат и Блейк?
-- Стрингеры. Тележурналисты, которые работают в горячих точках.
Команда Пастуха отбила их у боевиков. В Чечне. Давно, еще при Дудаеве. За
это Пастух получил американского "Бронзового орла".
-- Откуда о них знает объект?
-- Из моей докладной в ФСБ. Той, которую ты назвал поэмой.
-- Теперь вспомнил. Они там нужны?
Голубков вяло пожал плечами:
-- Да пусть снимают. И если Пастух откажется, у объекта сразу возникает
вопрос: почему? Может насторожиться.
Нифонтов внимательно на него посмотрел и кивнул на дверь:
-- Пошли отсюда.
В холле остановился, снова пристально взглянул на Голубкова и
неодобрительно покачал головой:
-- Так не пойдет, Константин Дмитриевич. Езжай-ка домой. А еще лучше --
в наш реабилитационный центр. Посиди в сауне, поплавай в бассейне, прими
граммульку на грудь и как следует выспись.
-- Какая там, к черту, сауна! -- отмахнулся Голубков. -- Выпью кофе
покрепче, проглочу пару пилюль и буду в порядке.
-- Это не совет. Это приказ. Такой ты на хрен никому не нужен. А
стимуляторы будешь глотать, когда спать будет некогда. Боюсь, тебе это
вскорости предстоит.
-- Тебе тоже, -- заметил Голубков.
-- И мне, -- согласился Нифонтов. -- Прямо сейчас и езжай, я позвоню,
чтобы для тебя приготовили номер.
-- Ну, раз приказ... Ладно, только уберу бумаги и позвоню домой.
-- Вызвать машину полковника, -- приказал Нифонтов дежурному и
повернулся к Голубкову: -- Чтобы через пять минут и духу твоего в управлении
не было!
Но Голубкову не удалось выполнить распоряжение начальника. У дверей
кабинета его поджидал лейтенант Авдеев.
-- Ваше приказание выполнено, -- доложил он и протянул пластиковую
папку с десятком машинописных страниц. -- Сводка всех происшествий по
Мурманской области за последние четыре дня.
-- Почему задержался? -- спросил Голубков, пропуская Авдеева в свой
кабинет.
-- Мурманск не выпускал. Полсуток аэропорт был закрыт. Снежные заряды
шли, один за другим. Потрясающее зрелище. Солнце, все ясно и вдруг -- снег,
везде, в метре ничего не разглядеть. А через десять минут -- снова солнце. А
потом снова заряд. Никогда такого не видел. Но мурманчане говорят: ранней
весной обычное дело.
-- Что здесь? -- кивнул Голубков на папку.
-- Полный букет. От явно заказного убийства до пьяной поножовщины.
-- Кого убили?
-- Хозяина казино. Снайпер. В самом центре Мурманска. К нашим делам
никакого отношения не имеет.
-- А что имеет?
-- По-моему, ничего.
Голубков полистал сводку и отложил ее в сторону.
-- Ладно, возьму с собой, потом посмотрю. Сдай отчет в бухгалтерию и
можешь отдыхать.
Авдеев вышел. Голубков набрал номер домашнего телефона. Занято. Набрал
еще раз. Снова короткие гудки. Ну ясно, младшая дочь треплется с подругами.
Восемнадцать лет, есть о чем потрепаться. Любовь, любовь. По два часа может
висеть на телефоне, пока не сгонят. А согнать некому -- жена на работе, а
пятнадцатилетний Сашка еще не набрал силы, чтобы отнять у сестры телефон и
самому залечь на диване с трубкой. Этот на машинах помешан, все иномарки
знает наперечет. Тоже может по часу спорить с приятелями, есть на "понтиаке"
девятьсот лохматого года турбонаддув или его начали ставить позже. Клянчит
хоть старый "Запорожец". И придется купить. А что делать? Пусть лучше с
"запором" возится, чем свяжется с какими-нибудь наркоманами или
токсикоманами.
Голубков поставил аппарат на автодозвон и в ожидании звонка принялся
просматривать сводку, привезенную лейтенантом Авдеевым.
Происшествия были сгруппированы по разделам. Тяжкие преступления:
убийства, разбойные нападения, вымогательства под угрозой оружия,
вооруженные грабежи. Потом шли бытовые преступления, нападения на таксистов
и частников, квартирные кражи. Заявления о пропавших. Старик, страдающий
склерозом. Заблудился, видно, бедолага, забыл, где живет. Таких находили
иногда за тысячу километров от дома. Два подростка, один из Мурманска,
второй из Оленегорска. Сорокалетний шофер из поселка Колки. Семнадцатилетняя
девушка из Мурманска. Это -- скверно, вряд ли найдется. Угоны автомашин. В
основном новые "Жигули" -- "восьмерки" и "девятки", тридцать первые "Волги".
"УАЗ-3962" затесался. Тоже из Колков, служебный, какого-то "Ремстройбыта",
1989 года выпуска. Кому он, интересно, понадобился? Дорожно-транспортные
происшествия -- по пьянке, из-за превышения скорости, нарушения правил
обгона. Карманные кражи, мошенничества. Действительно, полный букет. Бурлит
жизнь. Как гнилое болото. Что в Мурманске, что в Москве. Она и раньше,
конечно, бурлила. Но все же не так.
Телефон, наконец, звякнул. Трубку взял Сашка. Голубков хотел обругать
сына, но сдержался. Велел передать матери, что его сегодня не будет.
-- Командировка? -- спросил Сашка, привыкший к отлучкам отца.
-- Дежурство. -- Голубков хотел уже положить трубку, но остановился. --
Скажи-ка, знаток, "УАЗ-3962", что это за машина?
-- Ну, батя, таких элементарных вещей не знаешь! Обыкновенная
"санитарка". Движок от двадцать четвертой "волжанки", задний привод,
передний ведущий мост. Полное говно аппарат.
-- "Скорая помощь"? -- уточнил Голубков.
-- Да нет. "Скорые" сейчас -- на "РАФах" или "газелях". А на
"санитарках" -- ветеринарная служба. А чаще просто мелкие грузы возят. Да
видел ты их тысячу раз -- такие фургончики с цельнометаллическим кузовом.
Обычно зеленые или темный беж. А что, тебе предлагают купить?
Голубков хмыкнул:
-- Ага, предлагают. "Линкольн" мне предлагают. Лимузин выпуска 1974
года. Длиной семь с половиной метров.
-- И ты... купишь?
Сашка аж захлебнулся от волнения. Простодушие -- это было в нем от
отца. Намается он с ним в нынешней жизни.
-- А как же! -- подтвердил Голубков. -- Квартиру продадим и купим
"кадиллак".
-- А где же мы будем жить?
-- А в нем и будем.
-- Все шутишь! -- разочарованно заключил сын.
-- А ты все ушами хлопаешь! Надо же хоть немного думать, прежде чем
раскрывать рот!
Голубков положил трубку и тотчас забыл о сыне.
"Санитарка". Угнана из поселка Колки 18 апреля. В тот же день исчез
шофер из тех же Колков. Работал в "Ремстройбыте". Что это за Колки?
Голубков достал карту Кольского полуострова и расстелил на столе. Минут
десять через лупу исследовал ее по квадратам. И наконец нашел. Название
Колки было набрано самым мелким шрифтом, еле различимым среди голубых
разводов озер и желтых сопок. Крошечная точка населенного пункта почти
сливалась с точкой пожирней, какой обозначались поселки более крупные.
Голубков прочитал название поселка, и мощный выброс адреналина в кровь
мгновенно смыл апатию и усталость.
-- Лейтенанта Авдеева ко мне, срочно! -- приказал он помощнику. -- Он
должен быть в бухгалтерии.
-- Отчитался за командировку? -- спросил Голубков, когда Авдеев
появился в его кабинете.
-- Так точно.
-- А теперь бегом оформляй новую.
-- Куда?
-- Туда же. Смотри! Вот Колки. А вот Полярный. Понял? Эти Колки --
пригород Полярного. Задача: найти угнанную "санитарку" и пропавшего шофера.
Этот шофер работал в "Ремстройбыте". Сто из ста, что он и был водителем
"санитарки". Опросить жену, соседей, завгара, всех. Задание особой
государственной важности. Прочесать всю область. Все дороги, проселки.
Поднять вертолеты, обследовать все доступные для проезда места.
-- За четыре дня он мог уехать далеко за пределы области, -- попытался
возразить лейтенант Авдеев.
-- Уехал -- значит, уехал. Нет -- значит, нужно найти. И еще. Ты
написал в рапорте, что одновременно с лесовозом Краузе в Полярном стояло
шесть судов.
-- Четыре наших, польский сухогруз и финский контейнеровоз с припиской
к Хельсинки, -- подтвердил Авдеев.
-- Возьми в порту все данные, какие у них есть. Маршрут, груз, капитан,
судовладелец. Особое внимание -- на поляка и финна. Информацию сообщай по
мере получения. Приказ ясен?
-- Так точно. Товарищ полковник, если бы я знал...
-- Не оправдывайся, -- прервал Голубков. -- Не мог ты ничего знать. И я
не знал. Теперь знаем больше. А должны знать все. Действуй.
Лейтенант Авдеев вышел. Заглянул Валера, водитель и личный охранник
Голубкова, прикрепленный к полковнику после его назначения начальником
оперативного отдела. Должность была генеральская, начальник оперативного
отдела УПСМ относился к категории секретоносителей, и ему полагался второй
охранник. Но поскольку генеральские лампасы Голубкову не светили, несмотря
на представления Нифонтова, пришлось Валере совмещать эти две несовместимые,
по существу, обязанности. По правилам, водитель должен вести машину, а
телохранитель контролировать обстановку. Но правила правилами, а жизнь
жизнью.
-- Мы едем, Константин Дмитриевич?
-- Сейчас. Через пять минут.
Но пять минут растянулись. Нужно было составить шифровку начальнику
Мурманского ФСБ, организовать через Нифонтова подпись директора ФСБ, иначе
лейтенанта Авдеева с его планами просто пошлют подальше. Только через час
Голубков спустился во двор и сел на заднее сиденье своей "Волги", внешне
ничем не отличимой от обычных частных машин, однако оснащенной спецсвязью и
мощным роверовским движком. Он откинулся на спинку, закрыл глаза и приказал
себе забыть обо всех делах. Полное расслабление. Этому приему Голубков
научился еще в Афгане, пятнадцати минут часто хватало, чтобы снять усталость
после напряженных бессонных суток. Но тогда он был на двадцать лет моложе,
теперь пятнадцати минут было недостаточно.
По тому, как изменился шум, проникавший в салон, Голубков понял, что
машина вышла из города. Вместо чада запруженных транспортом московских улиц
в приоткрытое окно ворвался свежий прохладный воздух. Голубков почувствовал,
как внутреннее напряжение постепенно отпускает его.
Из состояния расслабленности его вывел голос Валеры:
-- Константин Дмитриевич, нас пасут. Не оглядывайтесь.
Голубков открыл глаза. "Волга" шла по Минскому шоссе. По обочинам
стелилась свежая зелень берез. Машин на шоссе стало заметно меньше. До
реабилитационного центра было еще километров сорок.
-- Кто пасет? -- спросил Голубков.
-- "Форд эскорт". Похож на новый. Цвета светлый металлик. В тачке
только водитель.
-- На таких машинах не пасут. Когда засек?
-- Еще на Кутузовском. Висит на "хвосте".
-- Поверни зеркало.
Валера поправил зеркало заднего вида так, чтобы Голубков мог видеть то,
что происходит сзади. Да, новенький "форд". Метрах в сорока. В машине только
один человек. Лица не видно. В штатском. Солнцезащитные очки.
Водитель "форда" увидел, вероятно, движение Валеры, поворачивающего
зеркало заднего вида, и понял, что это значит. Он два раза коротко мигнул
дальним светом и включил правый поворотник.
-- Остановись, -- приказал Голубков. Валера съехал на обочину, заглушил
двигатель и извлек из наплечной кобуры табельный ПМ. "Форд" объехал "Волгу",
остановился метрах в десяти перед ней. Водитель вышел из машины, снял
солнцезащитные очки и направился к "Волге" Голубкова. Валера передернул
затвор.
-- Отставить. Убери ствол.
-- Уверены?
-- Да, -- кивнул Голубков.
Он действительно был уверен, что оружия не понадобится. Потому что от
"форда" к "Волге" шел Аарон Блюмберг.
Голубков открыл дверцу:
-- Садитесь.
Блюмберг отрицательно покачал головой:
-- Давайте лучше покурим на свежем воздухе. Когда-то еще мне доведется
увидеть весну в Москве!..
II
-- Откуда у вас эта машина?
-- Взял напрокат. Москва в этом смысле стала вполне европейским
городом.
-- Как вы меня нашли?
-- Дежурил у вашего "Контура".
-- Я мог уехать и ночью.
-- Значит, мне пришлось бы ждать до ночи.
-- Вы могли назначить встречу по нашей системе связи.
-- Нет. О нашей встрече не должен знать никто. Даже ваш шеф. Вы сами
сообщите ему. Позже. Если сочтете нужным. Если ваш водитель доложит о нашем
контакте, вам придется сказать, что вы встречались со своим информатором,
или что-нибудь в этом роде.
-- Я найду что сказать.
-- Тем более никто не должен знать о содержании нашего разговора, --
продолжал Блюмберг, пока они углублялись в придорожный березняк. -- Почему?
Объясню. Я намерен поделиться с вами некоторыми своими соображениями.
Совершенно безответственными. Я -- частное лицо и могу себе это позволить.
Вы -- нет.
-- Тогда к чему этот разговор?
-- Без вашей помощи я не смогу оценить степень безответственности моих
рассуждений. Или степень их соответствия истинному положению дел. А если я
прав, это может торпедировать ключевой момент нашей акции.
Блюмберг остановился возле рухнувшей от ветра или от старости березы и
предложил:
-- Давайте присядем на это бревнышко.
Но перед тем как сесть, он внимательно огляделся. Хвойный подлесок
глушил шум машин, проходящих по "Минке", смыкавшиеся наверху кроны берез
покачивались от легкого ветра, чирикали какие-то лесные пичуги.
-- Хорошо. Лес. С детства люблю лес, -- проговорил Блюмберг, но были у
Голубкова сомнения, что он любовался лесом. Он оценивал возможность
прослушки. Но место было недосягаемым даже для лазерной установки. Блюмберг
сел и закурил "Кэмел".
-- Я имею всю информацию о ходе нашей акции. И даже успел получить ваше
сообщение о журналистах из Си-Эн-Эн. Накопилось очень много вопросов, на
которые у нас нет ответа. У меня, признаться, голова пухнет, когда я обо
всем думаю. А у вас?
-- У меня тоже, -- кивнул Голубков, разминая свой "Космос".
-- И все же я начну с частностей. Пилигрим в Москве. Как я понял, ваша
"наружка" его потеряла?
-- Да. Он взял в Мурманске билет до Москвы с промежуточной посадкой в
Питере. После посадки в самолет не вернулся. Добирался в Москву либо
поездом, либо нанял машину. На своей квартире не появлялся. На квартире Люси
Жермен -- тоже. Мы надеялись получить информацию от Сола. Но Сол молчит.
-- Он утратил источник информации. Или канал связи.
-- Каким образом?
-- Возможно, мы когда-нибудь об этом узнаем. Второй момент, --
продолжал Блюмберг. -- Пилигрим назначил начало операции в ночь с
воскресенья на понедельник. Почему? Есть у вас какие-нибудь предположения?
Голубков покачал головой:
-- Никаких. Это может быть ложным ходом.
-- Нет. Люди Рузаева арендовали в Грозном самолет "Ту-154", а в
мурманском аэропорту -- два вертолета, "Ми-1" и "Ми-8". Вылет "Ту-154"
назначен на воскресенье на девять вечера. Около полуночи он будет в
Мурманске. Как раз к этому времени должно поступить сообщение, что станция
захвачена. Если захват не удастся, самолет заправится и вернется в Грозный.
Если удастся, на "Ми-8" на АЭС доставят тол с турбазы "Лапландия", а на
"Ми-1" на станцию прилетит из Мурманска сам Рузаев. Тол нейтрализован?
-- Подменен.
-- И третий момент. Каким образом Пилигрим намерен уйти со станции
после ее захвата?
-- Вероятно, вместе с Рузаевым собирается улететь в Грозный. Когда
ядерная кнопка будет у них в руках. А оттуда переберется в Турцию и через
нее -- в Штаты.
-- С миллионом долларов в кейсе? Его пристрелят или прирежут уже в
самолете. Он будет уже не нужен Рузаеву. И он не может этого не понимать.
-- Тогда не знаю, -- сказал Голубков. -- Вы -- знаете?
-- Я думаю об этом с самого начала акции. У меня есть кое-какие
соображения. Ими я и хочу с вами поделиться. Но придется начать издалека. Вы
хорошо помните трагифарс под названием ГКЧП?
-- Да. Только почему -- трагифарс?
-- Это было бы просто фарсом, если бы не погибли трое молодых ребят. А
как иначе это назвать? Абсолютно серый Крючков. Старая развалина Язов.
Председатель колхоза Стародубцев. Нагло ограбивший всех Павлов. А во главе
-- тупой троечник и алкоголик Янаев. Исполняющий обязанности президента! И
он стал бы править страной, если бы путч удался?
-- За ними стоял Лукьянов.
-- Да. Но это фигура второго плана. Вы помните, что сказал Горбачев,
когда его привезли из Фороса?
-- Он много чего говорил.
-- Правильно. Но одна фраза была знаменательной. "Вы никогда не узнаете
всей правды". Позже он уверял всех, что имел в виду не путч, а общую
ситуацию в стране во время его правления, но я уверен, что он имел в виду
именно путч. Так кто же встал бы во главе государства, если бы путч удался?
Голубков лишь молча пожал плечами.
-- Я вам скажу. Только не считайте это досужими разговорами. Вопрос для
нас самый насущный. Мы должны найти ответ на него, если хотим реализовать
наш план в полном объеме. Так вот. Во главе государства остался бы сам
Горбачев. ГКЧП -- это был его пробный шар.
-- У вас есть доказательства?
-- Только косвенные. Вспомните, как он сдавал Ельцину все позиции.
Абсолютно все. Он даже не сделал ни малейшей попытки сопротивляться. Почему?
Очевидно, что у Ельцина на руках был козырный туз. Именно этот. Ельцин знал,
что организатор ГКЧП -- сам Горбачев. И если бы Горбачев не капитулировал,
он оказался бы в "Матросской тишине" вместе с Янаевым и компанией. Но и это
еще не все. Вопрос на засыпку: смог бы Горбачев, останься он у власти, круто
изменить курс и зажать гайки? Нет. И это прекрасно понимали все, кто обладал
реальной властью в стране. Горбачев -- это был отработанный пар. Для
возвращения к жесткому курсу нужен был совсем другой человек. И такой
человек был.
-- Кто?
-- Мы к этому подойдем. Сейчас для нас главное, что он был.
-- Каким образом он мог бы сместить Горбачева?
-- Вы задали сейчас точный вопрос. Очень точный, полковник. Давайте еще
раз вернемся назад. 1988 год -- побег Пилигрима из Дармштадта. 89-й --
пластическая операция. Июль 91-го -- легализация в Москве. Ровно за месяц до
путча. Это вам о чем-нибудь говорит?
-- В 89-м, когда Пилигриму сделали пластическую операцию, вряд ли
кто-то думал о путче.
-- Но в 89-м уже все серьезные аналитики просчитывали, что Советский
Союз на грани краха. В том числе и аналитики КГБ. И было очень много людей
среди власть имущих, кого эта перспектива не умиляла. Горбачев был обречен.
Уже в 89-м. Ему просто очень повезло, что путч закончился крахом. Он потерял
власть, но сохранил жизнь. Иначе его убрали бы. И я даже знаю как. Взорвали
бы его лимузин. Для этого и нужен был Пилигрим.
-- Полная чепуха! Никакой Пилигрим не смог бы этого сделать!
Блюмберг усмехнулся:
-- Мне ли вам рассказывать, как делаются такие вещи? Взрыв устроили бы
те, у кого есть для этого все возможности. А Пилигрима просто подставили бы.
Мертвым, разумеется. И все. Крупнейший международный террорист. Наймит
мирового империализма. Его былая причастность к "красным бригадам" придала
бы делу некоторую идеологическую пикантность. Левоэкстремистский террор.
После этого можно и чрезвычайное положение вводить, и закручивать гайки.
Резьба, конечно, все равно сорвалась бы. Но лет на десять страна была бы
отброшена назад.
-- По-вашему, сейчас она отброшена вперед?
-- Константин Дмитриевич, у нас нет времени для общеполитических
дискуссий. Нам нужно найти ответ на вполне конкретный вопрос: кто этот
господин Икс, который был автором или главной действующей фигурой в
сценарии? Не в трагифарсе ГКЧП, а в настоящем сценарии. Только тогда мы
сможем понять действия Пилигрима и его план ухода.
-- Даже если вы правы, Пилигрим не мог знать этого человека.
-- Да, -- кивнул Блюмберг. -- Его знал очень узкий круг лиц. Может
быть, всего двое или трое. Возможно, не знал даже тогдашний председатель КГБ
Крючков. Но один человек знал наверняка. Вам он известен под псевдонимом
Профессор. А теперь знает и Пилигрим.
Голубков потер занывшую жилку на виске и спросил:
-- Откуда?
-- Четыре дня назад около десяти часов вечера Профессор был убит на
своей даче в Старой Рузе. Ударом ножа в сердце. Перед этим его пытали.
-- Как -- убит?! -- поразился Голубков. -- А охрана? Он же носитель
важнейших государственных секретов! И почему в Старой Рузе, а не на госдаче
в Архангельском или в Барвихе?
-- Верно, в Архангельском. Но после отставки его попросили очистить
помещение. А то вы не знаете, как это у нас делается. Из князи в грязи. В
Старой Рузе была дача его родителей. Там он после отставки и жил бирюком.
Охрана была -- двое солдат-первогодков. Оба были в отключке. На столе стояла
бутылка водки. Выпили всего по стакану. Очевидно, некто третий подсыпал
чего-нибудь вроде клофелина. И этот третий был Пилигрим.
-- Вы уверены?
-- Да. Потому что я его видел. Когда он уходил. Я приехал к Профессору
задать тот же вопрос. Но, к сожалению, опоздал. И вряд ли Профессор мне бы
ответил. А Пилигриму ответил. Я скажу, почему так думаю. На груди Профессора
был всего один ожог от электрокипятильника. Только один. Это была не пытка,
а угроза пыткой. Этого, по-видимому, оказалось достаточно. Не знаю, на что
Профессор рассчитывал. Надеялся сохранить жизнь? Или хотел отомстить тем,
кто вышвырнул его из жизни? Нет, не знаю. И не буду гадать. Мне тяжело об
этом говорить. Когда-то он был моим учителем. Я любил его, как старшего
брата. Потом мы разошлись. А теперь Бог ему судья. Но не я.
-- Этого случая не было в сводке МВД, -- заметил Голубков.
-- И не будет. Я позвонил в ФСБ. Анонимно, конечно. А ФСБ такие случаи
не оглашает.
Голубков отшвырнул в сторону погасший "Космос", затем всю пачку и
попросил Блюмберга:
-- Угостите нормальной сигаретой. Не могу больше этот навоз курить.
Даже из чувства патриотизма.
-- А я вам еще в Каире это советовал, -- отозвался Блюмберг, протягивая
собеседнику пачку "Кэмела".
Голубков глубоко затянулся и, помолчав, спросил:
-- Так кто же этот таинственный господин Икс? Есть у вас какие-нибудь
предположения?
-- Да, есть. Из чего я исходил? Точную дату начала операции Пилигрим
назначил на следующий день после убийства Профессора. Вы помните, надеюсь,
план действий, который Пилигрим предложил Рузаеву во время их первой встречи
в Грозном. Захват станции, минирование, предъявление ультиматума Президенту
и правительству России. Это -- время: переговоры, согласования,
консультации. Вся ночь с воскресенья на понедельник и большая часть
понедельника. Дольше оставаться на захваченной станции рискованно. И
Пилигрим вполне отдает себе в этом отчет. Значит, день ухода -- понедельник,
двадцать седьмое апреля. Открою вам, полковник, небольшой секрет. Мои
компаньоны в Лондоне -- лучшие хакеры Европы. Я дал им задание прогнать
через свои машины всю информацию, которая может иметь отношение к этому дню.
Защиту компьютеров президентской администрации они не смогли вскрыть. А код
российского МИДа взломали. И вот что выяснили. Во вторник утром в Ванкувере
состоится секретное совещание по проблемам НАТО. С участием России. Не на
высшем, разумеется, уровне, но на очень высоком. Россию будет представлять
делегация из пятнадцати человек. Вылет из Москвы в понедельник утром.
Предусматривается остановка в Мурманске для встречи руководителя делегации с
мурманским губернатором и командующим военным округом. В семнадцать тридцать
-- вылет в Канаду. А теперь -- главное... Вы хорошо сидите, полковник? Не
свалитесь?
-- Не тяните из меня жилы, Доктор, -- попросил Голубков.
-- Извините, не буду. Так вот, главное. Среди экспертов, членов
делегации, некто Деев Геннадий Степанович. Он же Пилигрим, он же Взрывник.
Включен в список по личному распоряжению руководителя делегации. Этим же
распоряжением оформлены служебный загранпаспорт и виза. Копия факса у нас
есть. Но я не рискнул передавать ее на ваш компьютер.
-- Кто руководит делегацией?
Блюмберг извлек из кармана изящный черный блокнот и тонкую золотую
авторучку. На чистой странице блокнота написал фамилию и молча показал
Голубкову.
-- Вы с ума сошли! -- только и сказал Голубков.
Блюмберг вырвал листок и поднес к его краю пламя зажигалки.
-- Вы не первый, кто назвал меня сумасшедшим, -- ответил он, следя, как
огонь уничтожает надпись. -- Крэйзи. А вы уверены, что это я -- крэйзи? А
все, что происходит в России, -- не сумасшествие? Расстрел из танков
парламента, война в Чечне, эта дикая грызня за власть? А в мире? Та акция,
которую мы проводим, -- не следствие всеобщего сумасшествия? В лучшем случае
это сюрреализм. Сюр, как говорят люди искусства. Если вы все это считаете
нормальным, то я действительно сумасшедший. Но вы не можете считать это
нормой. И мы с вами, возможно, одни из немногих нормальных людей в этом
сумасшедшем мире. Хотя бы потому, что имеем дело с фактами, а не с мифами и
политическими химерами.
Блюмберг бросил догорающий листок на землю и растер подошвой.
-- Как Пилигрим мог связаться с ним? -- спросил Голубков. -- Его
телефонов нет даже в правительственных справочниках.
-- Вероятно, сообщил Профессор. Остальное просто. Вульгарный шантаж.
-- Пилигриму не дадут даже приблизиться к правительственному самолету.
Его пристрелят, как только он выйдет из вертолета.
-- Пилигрим очень предусмотрительный человек, -- возразил Блюмберг. --
Наверняка он потребовал гарантий своей безопасности. И получил их. Скорее
всего, предупредил, что в случае чего его информация будет передана в
прессу. И это будет грандиозная сенсация. Признание самого Пилигрима! Даже
вы, полковник, с вашими полномочиями не сможете арестовать его в Мурманске.
А в Ванкувере он рассчитывает отстать от делегации и перебраться в Штаты.
Для этого и потребовал часть своего гонорара наличными.
-- Джеф свяжется с канадской службой безопасности, и его арестуют в
Канаде.
-- Но Пилигим же этого не знает. Думаю, теперь вы поняли, для чего я
все это вам рассказал. Ваш куратор ознакомлен с деталями акции?
-- Лишь в самых общих чертах. Он отказался вникать. "На вашу
ответственность".
-- Его придется информировать обо всех деталях. И это станет немедленно
известно нашему господину Икс. Дальнейшее нетрудно предугадать. Последует
приказ немедленно скрытно изъять Пилигрима. Не арестовать, а именно секретно
изъять.
-- Компромат, -- напомнил Голубков.
-- Скополомин, пентанол, барбамил, амфетамин, нейролингвистика,
технотронные методики. Сегодня нет человека, который мог бы противостоять
достижениям современной науки. Лет двадцать назад это было еще возможно.
Максимум через два часа Пилигрим выложит все. Компромат будет нейтрализован,
где бы он ни хранился.
-- И вся наша акция закончится пшиком, -- подвел итог Голубков.
-- Кроме единственного варианта. Вы поняли, какой вариант я имею в
виду?
-- Да, -- хмуро кивнул Голубков. -- Если мы введем куратора в курс дела
не до, а после начала операции.
-- Я не вправе давать вам советы. Это решать вам. И вашему шефу. Речь
идет о вашей судьбе. Увольнение с разжалованием и без права на пенсию -- не
самый худший вариант.
-- Речь идет не о нашей судьбе, -- возразил Голубков. -- Мы уже
оставили в Чечне тысячи молодых ребят. И можем оставить еще. Вот о чем идет
речь.
-- Я не сомневался, что вы отдаете себе в этом отчет. У меня все,
полковник. У вас есть вопросы ко мне?
-- Нет.
-- Тогда пойдемте. Ваш водитель уже наверняка нервничает.
Они пересекли березовый лесок и вышли на обочину шоссе.
-- Кстати, -- проговорил Блюмберг. -- Вы помните расшифровку разговора
Пилигрима с Рузаевым в Гудермесе? Пилигрим сказал тогда, что он взорвет
станцию только в случае крайней необходимости.
-- Помню, -- кивнул Голубков.
-- Я думаю, что он соврал. Мне это только что пришло в голову. Он
взорвет ее. Как только вертолет отдалится в безопасную зону, километров на
сорок.
-- Смысл? -- спросил Голубков. -- После взрыва Рузаев лишится
возможности ядерного шантажа.
-- Не думаю, что проблемы Рузаева будут в этот момент волновать
Пилигрима. А смысл простой. Акция отвлечения. О взрыве сразу станет известно
в Мурманске. Начнется паника, и Пилигриму гораздо легче будет присоединиться
к делегации и подняться на борт правительственного самолета.
-- Под каким именем вы здесь? -- спросил Голубков.
-- Стэнли Крамер. Независимый журналист из Лондона. Правда, два
человека знают меня и под другим именем. Рузаев и его советник Азиз Садыков.
-- Под каким?
-- Джон Форстер Тернер.
Голубков даже приостановился:
-- Ну, Доктор, вы даете!
-- А вы помните, полковник, откуда пошло это выражение? --
поинтересовался Блюмберг.
-- Нет.
-- А я помню. Слышал еще мальчишкой, после войны. "А мы даем стране
угля. Хоть мелкого, но до..." В общем, много. Удачи, Константин Дмитриевич.
В любом случае я рад был познакомиться с вами.
-- Не спешите меня отпевать, -- буркнул Голубков и залез в "Волгу". --
Разворачивайся. В Москву, -- приказал он Валере.
-- А как же...
-- Я уже отдохнул.
Нестерпимо хотелось курить. У первого попавшегося на глаза табачного
киоска Голубков велел Валере остановиться. Минут пять стоял перед витриной,
разглядывая пачки "Мальборо", "Честерфилдов" и "Лаки Страйк". Поколебавшись,
купил черную пачку с двуглавым орлом и названием "Петр I". В машине закурил.
Не ахти что, но вроде бы достаточно крепкие. И набивка нормальная.
Машинально прочитал надпись на обратной стороне пачки: "Эти уникальные
сигареты высшего качества воссозданы на основе элитных сортов табака,
поставлявшихся ко двору Петра I из Европы, и способны удовлетворить самого
требовательного знатока, верящего в возрождение традиций и величия земли
Русской".
Голубков даже головой потряс. "А если я не верю в возрождение величия
земли Русской? Значит, мне и курить их нельзя?"
Сюр!
III
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Пастухов -- Голубкову.
Срочно.
1. Испытания радиовзрывателей проведены в полном соответствии с
полученными инструкциями. Точно в 22.00 по московскому времени был подан
инициирующий сигнал. Через тридцать секунд красные светодиоды взрывных
устройств не загорелись. В 22.10 и затем в 22.30 сигнал был повторен.
Результат тот же. Неисправность пускового блока исключена. При нажатии
кнопки зеленый светодиод загорался. Это свидетельствует, что взрывной сигнал
был послан. Результаты испытаний оценить не могу, так как не располагаю
достаточной информацией.
2. Воспользовавшись отъездом Генриха в Москву, я произвел скрытный
осмотр его номера в гостинице. За кафельной облицовкой ванны были найдены
два небольших целлофановых пакета. В одном из них находилась газовая
зажигалка типа "Zippo" с золотой отделкой и монограммой Люси Жермен. О ее
потере Люси сообщала накануне, при этом выражала крайнее огорчение. При
разборке зажигалки был обнаружен вмонтированный в корпус мощный импульсный
радиопередатчик. Блок питания передатчика отсутствовал.
Во втором пакете находился комплект аэрозолей "Экспрей" для обнаружения
взрывчатки и определения ее типа. Я подверг один из детонаторов аэрозольному
тестированию. Цвет тестовой бумаги показал, что оболочка детонатора начинена
тетрилом. Чистый вес тетрила -- около 100 граммов.
Зажигалка и анализатор были возвращены на прежнее место.
3. В связи с вышеизложенным требую срочно проинформировать меня: кто
такой в действительности Генрих Струде, кто такая Люси Жермен. Я не могу
гарантировать результативности нашей работы вслепую. Жду немедленного
ответа.
4. Сегодня утром Генрих вернулся в Полярные Зори".
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Голубков -- Пастухову.
Срочно.
Приказываю прекратить любую самодеятельность. В точности следуйте
намеченному плану. Ситуация контролируется. Ответ на свои вопросы получишь в
свое время".
"ШИФРОГРАММА
Весьма срочно.
Турист -- Джефу, Доктору.
Пересылаю спецсообщение Пастуха о результатах испытания
радиовзрывателей. Проверьте частоту и положение спутника "Селена-2" на
орбите в момент испытаний".
"СПЕЦТЕЛЕГРАММА
Полковнику Голубкову
от лейтенанта Авдеева.
Жена исчезнувшего шофера из пос. Колки показала, что 18 апреля около
девяти вечера ее муж, водитель автомобиля марки "УАЗ-3962", заехал очень
ненадолго домой и сказал, что подвернулась хорошая халтура и он вернется
завтра вечером. Что за халтура и куда он едет, не сказал. Поиски автомобиля
и водителя ведутся через ГАИ. Для прочесывания местности Мурманским ФСБ
выделен один патрульный вертолет. Никаких результатов пока нет.
О судах, стоявших в порту Полярного одновременно с лесовозом Краузе,
установлено следующее. Польский сухогруз из Полярного проследовал в
Архангельск. Финский контейнеровоз FS-312 с грузом цветных металлов
комбината "Североникель" утром 19 апреля отбыл в Хельсинки. Владелец и
капитан -- М.Тимонен. Российские суда находились в Полярном еще двое суток в
ожидании разгрузки. Никаких дополнительных сведений о возможных контактах
между командой лесовоза SR-16 и командами других судов не получено".
"ШИФРОГРАММА
Весьма срочно.
Лорд -- Туристу, Доктору, Джефу.
Наблюдение за И. Краузе принесло следующие результаты. По прибытии
судна в Хельсинки он взял такси, проехал в предместье Тапиола и вошел в дом,
принадлежавший судовладельцу и капитану контейнеровоза FS-312 М.Тимонену.
Через пятнадцать минут он вышел из дома с небольшим серым чемоданом типа
атташе-кейс и на том же такси вернулся на свое судно. Еще через полчаса
Тимонен вывел из гаража автомобиль и направился в центр Хельсинки. При входе
в муниципальный банк он был задержан агентами службы безопасности Финляндии
и в присутствии моего офицера подвергнут обыску и допросу. При нем было
обнаружено 30 тысяч долларов США. Тимонен показал, что эти деньги были
получены им в качестве платы за услугу, оказанную им моряку, шведу Йоргенсу
Краузе, с которым он познакомился и подружился более пятнадцати лет назад на
горнолыжном курорте в Альпах. Услуга заключалась в том, что во время стоянки
его контейнеровоза в Кольском заливе он получил от неизвестного ему
человека, поднявшегося на борт его судна, кейс с деньгами в сумме 400 тысяч
долларов для передачи Краузе. Одновременное прибытие в порт судов Тимонена и
Краузе было заранее согласовано по телефону. Мой офицер, располагавший
фотографиями объекта П., сделанными службой наружного наблюдения российской
ФСБ, предъявил их Тимонену для опознания. Задержанный уверенно заявил, что
именно этот человек и передал ему деньги во время стоянки в Кольском заливе
18 апреля около десяти часов вечера.
Проверка телефонных счетов Тимонена указала на его весьма частые
международные переговоры со Стокгольмом и Нью-Йорком, конкретно -- с Краузе
и жителем Нью-Йорка Робертом Бэрри. Через Тимонена Краузе передавал Бэрри
разного рода инструкции о закупке оборудования и способах его пересылки в
Стокгольм. О каком оборудовании шла речь, Тимонен объяснить не мог, так как
названия были зашифрованы латинскими литерами и цифрами. После передачи
инструкций Тимонен по приказу Краузе все записи уничтожал.
Все это дает основания утверждать, что взрывчатка, радиовзрыватели и,
возможно, оружие были все-таки доставлены в Россию в скрытой полости
лесовоза Краузе, но переданы объекту П. не в Кандалакше, а во время ночной
стоянки в Кольском заливе".
"СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Чрезвычайно срочно.
Полковнику Голубкову
от лейтенанта Авдеева.
24 апреля с. г. около 16 часов во время контрольного облета квадрата
12-66 примерно в пятнадцати километрах севернее турбазы "Лапландия" была
замечена крыша автофургона типа "санитарки", полузатопленного возле озера
Имандра. В связи с тем что место затопления находилось в шести километрах от
шоссе на старой леспромхозовской лежневке, работы по извлечению машины
удалось провести только к полудню следующего дня. В кабине был обнаружен
труп водителя, убитого тупым ударом в область затылка. Убитый был опознан
как пропавший из пос. Колки шофер "Ремстройбыта", а автомобиль оказался
угнанным "УАЗом-3962". По предварительному заключению судмедэксперта,
убийство произошло не меньше четырех -- шести дней назад, то есть
ориентировочно -- 19 апреля. Никакого груза в кузове не обнаружено".
Расшифровку этого сообщения полковнику Голубкову доставил спецкурьер
управления прямо к трапу военно-транспортного "АНа" перед самым вылетом из
аэродрома Чкаловский в Мурманск. Вместе с Голубковым летели четырнадцать
молодых офицеров из спецподразделения "Альфа". Они были в ярких спортивных
куртках и лыжных шапочках, с рюкзаками и зачехленными горными лыжами, к
которым изолентой были примотаны малогабаритные пистолеты-пулеметы АЕК-919К
"каштан". У всех офицеров были путевки на турбазу "Лапландия". У Голубкова
тоже была такая же путевка. Но в другом кармане лежало его служебное
удостоверение и предписание директора Федеральной службы безопасности всем
спецслужбам и должностным лицам ФСБ, независимо от должности и звания,
поступать в полное распоряжение полковника Голубкова по его первому
требованию.
Голубков вернул курьеру расшифровку и взглянул на часы.
До начала операции оставались сутки и еще шесть часов.
Глава десятая "ПРАЙМ-ТАЙМ"
I
Я взглянул на свою "Сейку". 15.20. До начала операции оставалось семь
часов пятьдесят минут. До выезда на исходный рубеж -- шесть двадцать.
Самое трудное время перед началом любого дела. Как у спортсменов перед
стартом. Ничего уже не изменить, ничего не исправить. Что заложено при
подготовке, то и будет. И остается только одно -- перемочь эту дыру во
времени. Не передергаться, не перегореть, чтобы выйти на старт или на
игровую площадку на высшем пике формы. Побеждает не тот, кто сильней.
Побеждает тот, у кого крепче нервы.
Спортсменам хорошо -- системой предстартовой подготовки у них
занимаются целые команды психологов. Аутотренинг, релаксация. До армии эти
дела не дошли. В старой русской армии накануне сражений служили молебны. В
Красной Армии в войну предстартовую накачку давали замполиты или политруки.
Зачитывали приказ Сталина номер 227 ("Ни шагу назад!"), а пулеметы
заградотрядов придавали словам недвусмысленную весомость. Такой вот
аутотренинг. А в Чечне уже и замполитов не было. Кто как мог, тот так и
перебивался. Кто письма домой писал. На кого-то треп нападал. А в нашей
команде Трубач доставал из обшарпанного футляра свой старенький сакс-баритон
и негромко импровизировал на темы Гершвина, Глена Миллера или Дюка
Эллингтона. Хорошо отвлекало.
В 15.25 я вышел перекусить в пельменную, которая располагалась в
стекляшке как раз напротив автостанции, откуда ходили рейсовые автобусы на
АЭС. Голода я не чувствовал, но поесть нужно было. А главное -- хотел
посмотреть, кто сегодня поедет на смену.
Как всегда по выходным, народу на остановке было немного, автобусы
уходили без перегрузки. В половине четвертого подъехала вохровская вахтовка.
Смена охраны АЗС происходила минут за пятнадцать - двадцать до смены
обслуживающего персонала. Разумно: чтобы в суматохе пересменки на станцию не
смог незаметно проникнуть кто-нибудь посторонний. Вроде нас. В кузов сразу
полезли охранники. Как всегда, предварительно отоварившись поллитровками.
К ним я еще с первых дней присмотрелся. Ни одного нового человека среди
них не было. Но это меня не обеспокоило. Еще вчера вечером в гостинице
появилось полтора десятка лыжников из Москвы. Приехали на турбазу
"Лапландия" и обнаружили, что в номерах жуткий колотун и жить там нельзя.
Вместить такую ораву маленькая гостиница энергетиков не могла. После
телефонных переговоров с мэром, которые вел руководитель тургруппы, нашлось
решение: разместить всех на матах в спортзале школы, куда они и отбыли со
своими лыжами и рюкзаками, кроя на все лады турагентство, которое впарило им
эти путевки.
Руководитель тургруппы был в таком же утепленном спортивном костюме,
как и все, только без лыж. Но даже если бы я сразу не узнал в нем полковника
Голубкова, понять, что это за спортсмены, не составляло труда. Ребята были
из "Альфы" или "Зенита". Серьезные ребята. Они-то, видно, и заменят местную
ВОХРу в полночную пересмену.
При выходе из гостиницы Голубков встретился со мной взглядом, но прошел
мимо, не подав никакого знака. Из этого следовало, что разговора не будет. А
жаль, у меня накопилось к нему вопросов.
Вахтовка с охраной ушла, ушли и рейсовые автобусы. Автостанция
опустела. Я вышел из пельменной, и тут же рядом со мной остановился синий
фиатовский микроавтобус с мурманскими номерами, из него вывалился рыжий
телеоператор Си-Эн-Эн Гарри Гринблат и заорал на весь город:
-- Хай, Серж! Ты сказал: будет "прайм-тайм". Где "прайм-тайм"?
Одновременно он извлек из кармана плоскую бутылку виски, свинтил пробку
и протянул мне бутылку:
-- Прозит, Серж! С досвиданьицем!
Я взял бутылку и бросил ее в ближайшую урну.
-- Твоя мама, Серж! Ты зачем так сделал?! -- возмущенно завопил Гарри.
-- Или "прозит", или прайм-тайм, -- объяснил я ему.
-- Это очень правильно, -- поддержал меня появившийся из "фиата"
Арнольд Блейк. Он пожал мне руку и представил третьего спутника -- явно
иностранца лет пятидесяти, с седой шкиперской бородкой, в элегантной кожаной
куртке на меху, в светлых полусапожках с заправленными в них брюками, в
надвинутой на лоб светлой замшевой кепке и в солнцезащитных очках. На груди
у него висели "Никон", а на плече -- кофр, в каких фотокорреспонденты
таскают с собой пленки и набор объективов.
-- Знакомься, Серж. Стэнли Крамер, независимый журналист.
-- Здравствуйте, Сергей, -- проговорил третий, снимая очки и протягивая
мне руку. Только тут я его и узнал.
-- Здравствуйте, мистер Крамер, -- сказал я, хотя он был такой же
Крамер, как я папа римский. В ноябре прошлого года в прибалтийском городе К.
он был смотрителем маяка Александром Ивановичем Столяровым. Только глаза у
него тогда были блекло-голубые, а не карие.
-- Наш коллега из Лондона, -- объяснил Арнольд Блейк.
-- Конкуренции не боитесь? -- спросил я.
-- Какая конкуренция? -- удивился Блейк. -- Он -- пресса, а мы --
Ти-Ви. Никакая газета не может конкурировать с телевидением!
-- Потому что телевизором нельзя прихлопнуть муху, -- с усмешкой
прокомментировал Крамер. -- Это было когда-то сказано о радио, но
справедливо и в отношении всех электронных СМИ.
-- Классный малый! Свой в доску! -- подтвердил Гарри. -- Он устроил нам
все допуски за два часа! За два, и ни минутой больше!
Блейк скептически оглядел проспект Энергетиков.
-- Ты обещал нам сенсацию, Серж. Какая может быть здесь сенсация?
-- Будет, -- успокоил я его. - А какая -- потом поймете. Езжайте на
станцию и снимайте пока общие планы.
-- Мы знаем, что делать, -- сказал Крамер. -- До встречи, Серж.
Они влезли в микроавтобус, "фиат" развернулся и укатил в сторону АЭС, а
я вернулся в гостиницу.
Возле подъезда стоял "мицубиси-паджеро" с хозяином из местных за рулем.
Эту тачку еще в первый день по требованию Люси арендовал Генрих. И хотя
хозяин был не из бедных (ему принадлежал хозмаг на проспекте), предложенная
Генрихом арендная плата была, видимо, достаточно большой, чтобы
заинтересовать даже владельца хозмага.
Наш "рафик", на котором Генрих утром уезжал на турбазу "Лапландия",
стоял поодаль, у самого края подъездной площадки. Генрих прохаживался возле
него, машинально поигрывая ключами от машины. На плече у него была увесистая
спортивная сумка. Увидев меня, он поставил сумку на асфальт и кивнул. Я
подошел. Генрих передал мне ключи от "рафика".
-- Там -- все, -- взглядом показал он на машину. -- Гидрокостюмы,
баллоны, одежда, герметизированные мешки. В сумке -- оружие и рации. Пять
"уоки-токи" для внутренней связи. Раздадите ребятам. Шестой передатчик --
для вас. Вы помните, надеюсь, когда и какой сигнал вы должны подать?
-- Да.
-- Давайте сверим часы.
Моя "Сейка" и его "Орион" показывали секунда в секунду.
Генрих удовлетворенно кивнул и продолжал:
-- Я сейчас уезжаю в Мурманск, перегоню вертолет на турбазу. Вы
захватите Люси и оставите ее в "Лапландии". Меня, возможно, еще не будет.
Пусть ждет.
-- Зачем она нам нужна?
-- Не задавайте лишних вопросов, -- довольно резко оборвал меня Генрих.
Нервничал все-таки, хотя держался хорошо.
-- Какое оружие? -- спросил я.
-- Три "узи" и два пистолета ПСМ. Вам хватит. Все.
Он сел рядом с водителем в "мицубиси-паджеро", джип резко взял с места.
Я поднялся в свой номер и распотрошил содержимое сумки. Да, пять новеньких
японских "уоки-токи", передатчик с выдвижной телескопической антенной. Три
хорошо смазанных израильских автомата "узи" с запасными рожками. Два
пистолета и две обоймы к ним. Мы что, нанялись устроить на станции небольшую
войну?
Я выщелкнул из рожка "узи" патрон и почувствовал, что никакие
аутотренинги мне сейчас не помогут. Патрон был боевой. В других рожках -- то
же. И в обоих ПСМ. Что это, черт возьми, значит?
Первым моим движением было немедленно собрать ребят. Но я остановил
себя. Смысл? Извлечь пули мы успеем, а вот закатать гильзы на коленке хотя
бы без элементарной какой-нибудь приспособы -- тухлый номер. Значит, нечего
и дергать ребят, скажу перед самым началом операции. А пока пусть
расслабляются.
Вторым моим движением было сообщить обо всем полковнику Голубкову. И с
этим, пожалуй, медлить не стоило.
Я загрузил все оружие и рации в сумку и затолкал ее под кровать. После
этого быстро, но не спеша спустился вниз и повесил ключ от номера на щит у
дежурного администратора, молоденькой девчонки, которая смотрела по
телевизору, установленному в холле, какое-то "мыло" и даже не оглянулась на
меня. Я мельком отметил, что ключ от номера Генриха висит на месте, это
заставило меня изменить планы. У выхода я чертыхнулся, хлопнул себя по
ляжкам, как человек, забывший что-то важное, и вернулся к стойке. Но, кроме
своего ключа, незаметно прихватил и ключ Генриха.
"Полулюкс" Генриха был на втором этаже, рядом с "люксом" нашей мадам. Я
вошел в номер, заперся изнутри и сразу полез за ванну. Пакет с зажигалкой
"Zippo" был на месте, пакета с набором "Экспрей" не было. А вот это было уже
серьезно. Очень серьезно.
Я сунул зажигалку в карман, а пустой пакет от нее и маскировавшую
тайник кафельную плитку оставил лежать на полу, чтобы, если Генрих вернется
в номер, создалось впечатление, что зажигалку нашла уборщица. Но были у меня
сомнения, что Генрих сюда вернется.
В холле я повесил оба ключа на щит и пошел к школе. Приходилось все
время сдерживать себя, чтобы не ускорять шаг и тем самым не привлекать к
себе внимания праздно гуляющего народа.
Солнце склонялось к горизонту, с озер наползал туман, пахло весной. По
проспекту то и дело проезжали "УАЗы", "Нивы", автобусы "ПАЗ",
останавливались у домов. Из них вываливались мужики в ватниках, с ведрами и
мешками рыбы в руках. Но без удочек. Протарахтел мотоцикл с коляской.
Молодой парень в коляске размахивал перед встречными парой диких гусей.
Что-то не слышал я, что сезон охоты уже открылся. Но здесь, видно, народ сам
определял, когда сезон открывать, а когда закрывать.
В школьном спортзале никого не было. Сторож сказал, что все лыжники
вместе с тренером еще часа два назад куда-то ушли. Я позволил себе
усомниться: куда они могли уйти?
-- Не веришь, дак сам гляди! -- обиделся сторож и открыл двери
спортзала.
Действительно, никого не было. Лыжи в чехлах стояли у шведской стенки,
а на матах валялись разноцветные рюкзаки и куртки. Я извинился перед
сторожем и направился к телецентру. И у проходной сразу понял, куда делись
эти лыжники. Трое из них стояли перед воротами, а еще две пары, как я успел
заметить, контролировали телецентр по периметру. Они были в штатских
утепленных плащах и в просторных пуховиках, под которыми можно было спрятать
любой ствол.
-- Телецентр закрыт на профилактику, -- объяснил мне один из них.
Я показал временный пропуск, подписанный директором телестудии, но он
не произвел ни малейшего впечатления.
-- Закрыто все, -- повторил "лыжник". -- Вали, парень, домой. Завтра
придешь.
Я понял, что переубедить его мне не удастся, силой прорываться тоже
было ни к чему. Поэтому я сказал:
-- Тогда передайте полковнику Голубкову, что "Экспрей" исчез.
-- Кто такой Голубков? Не знаем мы никакого Голубкова.
-- А вдруг познакомитесь, мало ли. Так и скажите: нет больше "Экспрея"
на месте.
-- Что такое "Экспрей"? -- поинтересовался второй.
-- А это такая жидкость против облысения. Он знает, -- добавил я и не
торопясь зашагал к проспекту. Минут через пять оглянулся. У ворот стояли
только двое, третьего не было. Ясно, пошел докладывать. Ну, если Голубков
захочет меня увидеть, найдет.
И немного времени в запасе еще было.
До начала операции оставалось пять часов пятьдесят минут, а до выезда
на исходную точку -- три двадцать.
II
Многовато у меня было адреналина в крови. Явный излишек. И не ко
времени. Я не рассчитывал, что мне удастся привести себя в состояние полного
предстартового расслабления, но сбить мандраж было нужно. Хотя бы для того,
чтобы он не передался ребятам. А эта зараза похлеще любого гриппа,
трансформируется безо всяких чихов. Поэтому я еще побродил по проспекту,
останавливаясь возле палаток с таким количеством разноцветных и разномастных
бутылок, что рябило в глазах, а у магазинчиков, торгующих аудио- и
видеокассетами, раз десять прослушал песню о мальчике, который хочет в
Тамбов. Я так и не понял, чего ему в этом Тамбове делать, но прогулка своей
цели достигла. Я почти успокоился, что и требовалось доказать.
В начале девятого я вернулся в гостиницу, поднялся на третий этаж, где
находились наши номера, и постучал в комнату Артиста. Никто не ответил. Я
еще раз постучал, погромче. Тот же эффект. Подергал дверную ручку --
заперто.
Что за черт? Где-то гуляет?
Где он может гулять? На полукилометровом проспекте Энергетиков Артиста
не было, я только что прошел по нему туда и обратно. А где еще можно гулять
в этой кучке стандартных пятиэтажек, просматриваемых насквозь практически с
любой точки?
А когда-то, говорят, здесь было большое русское село с избами,
поставленными на века. Снесли в конце 60-х после пуска первого блока АЭС.
Зачем? Не у кого спросить. Да и незачем, и так ясно. Атомград, твою мать. А
рабочие -- в избах? Обслуживающий персонал современного города атомщиков. В
избах, да? Шутите?
По-моему, мне повезло, что я лишь самым краешком своей молодой жизни
застал те времена. А то быть бы мне в диссидентах. Не от злонамеренности, а
от привычки задавать вопросы "зачем" и "почему" и самому же на них отвечать.
А раньше -- так вообще не исключено, что строил бы все эти рудники и
комбинат "Североникель".
Отец у меня от водки сгорел. Да и один ли он! А может, и пили, чтобы не
думать? И никаких вопросов не задавать. И соответственно -- чтобы все эти
"беломорканалы" и "североникели" не строить?
Эпоха дала мне возможность думать, о чем хочу. И говорить, о чем хочу.
И даже выступать, о чем хочу, по телевидению, если сумею на него прорваться.
А что, некоторые прорываются. Так что с эпохой мне, можно сказать, повезло.
А вот со временем не очень. А Эпоха и Время -- это как генерал и старшина.
Генерал -- он, конечно, куда как важней. Но приказы-то отдает старшина. И
попробуй не выполнить. И сейчас мой старшина приказывал мне думать не о
традициях советского градостроения, а о том, что через три часа мы окажемся
не просто в ледяной воде озера Имандра, а вообще черт знает в каком мире, а
господин Артист, его мать, изволят где-то гулять.
Времени еще, правда, было достаточно, так что можно было не дергаться.
Я и постарался не дергаться. Ситуация, в общем и целом, кроме таких мелочей,
как исчезнувший из номера Генриха "Экспрей", зажигалка Люси Жермен с
радиопередатчиком и боевые патроны вместо холостых в нашем оружии, вроде бы
не давала очень серьезных поводов для беспокойства. Все шло по плану.
Подходы к АЭС и топографию самой станции мы изучили самым тщательным
образом. Четыре раза съездили на нашем "рафике" в тайгу, километров за сорок
от Полярных Зорь, и на одном из озер поплавали в гидрокостюмах. Они
оказались безо всякого электроподогрева, вода обжигала, и после каждого
получасового заплыва приходилось отогреваться не меньше двух часов. Утешало
лишь то, что при захвате станции мы будем в воде не больше шести минут, не
успеем продрогнуть.
Из всех нас опыт подводного плавания был лишь у Боцмана, еще с его
службы в морской пехоте. Он и был поначалу нашим инструктором. Но очень
быстро инициативу перехватил Док. Все у него получалось быстро и ловко. А
когда он показал, как нужно обращаться с перепускным клапаном какой-то новой
конструкции, о которой Боцман даже слыхом не слыхивал. Муха даже ахнул:
-- Ты-то откуда об этом знаешь?!
На что Док лишь пожал плечами:
-- Случайно узнал. Просто я любознательный человек. А любое знание --
благо. Смотришь, когда-нибудь и пригодится. Вот и пригодилось, как видишь.
В общем, все было нормально. Почти все. Но в самой этой нормальности
было что-то не то. Полковник Голубков никаких новых "цэу" не давал, он тоже,
вероятно, считал, что все идет как надо. А если и не считал, то не делился
со мной своими соображениями. "Ничего сверх меры". Тоже мне, твою мать,
дельфийский оракул!
Я заглянул к ребятам. Муха был в номере Боцмана, они смотрели по НТВ
какой-то боевик с Чаком Норрисом и хохотали, как резаные. И верно, смешно:
после любого удара, которыми осыпал противников герой фильма, их отправляли
в больницу. Или даже сразу на кладбище. А тут они вскакивают и снова
бросаются в бой. Балет. Я машинально отметил, что изображение четкое,
картинка не дергалась. Недаром, видно, на местной студии какие-то
немногословные умельцы из Москвы почти неделю возились, модернизируя
оборудование. Об этом говорил весь народ, местные сердобольные бабульки
подкармливали их картофельными шанежками и приставали с расспросами, а как
будет да что. Шанежки умельцы охотно ели, а на расспросы отвечали коротко:
"Все будет в норме, мамаша. Как надо, так все и будет".
Я немного полюбовался пируэтами непобедимого Норриса, порадовался, что
ребята в форме, и пошел к Доку. Он стоял в своем номере у окна и смотрел,
как городок затягивает туманная пелена, наползающая с озер. Типичная
ленинградская белая ночь. Верней, петербургская. Но когда мне однажды
пришлось увидеть ее, она была еще ленинградской.
-- Артист где-то шляется, -- сказал я. Ну, просто для того, чтобы
что-то сказать.
-- Он у Люси, -- не оборачиваясь, ответил Док. Я насторожился:
-- Вот как? Давно?
-- Часа два уже. Если не больше. Я случайно увидел, как они вместе
заходили в ее номер.
-- Только этого нам не хватало! Генрих ему башку оторвет, когда узнает!
-- Генрих уехал.
-- Вернется и узнает. Ты видел, и другие могли увидеть!
-- Не оторвет, -- с усмешкой возразил Док, закончив обозревать
заоконный пейзаж и удостоив меня своим вниманием. -- Артист оторвет ему
гораздо быстрей. Но ты прав. Он выбрал не лучшее время для кобеляжа.
-- И место тоже не лучшее, -- добавил я. -- И объект не лучший.
-- Ну почему? Объект-то как раз очень даже ничего... Знаешь, Сережа,
что мне все это напоминает? -- спросил, помолчав. Док.
-- Что все? -- уточнил я.
-- Все, -- повторил он. -- Все, что происходит. Вокруг нас. И вообще.
-- Ну что?
-- Режим радиомолчания. Напомнить, когда он бывает?
-- Перед атакой. Или перед штурмом. Вопрос только один: кто кого
собирается атаковать? Мы? Или нас?
-- Да, это очень интересный вопрос, -- согласился Док. -- Боюсь, что
все-таки нас.
-- Это у тебя общее ощущение? -- спросил я. -- Или есть что-то
конкретное?
-- Конкретного -- ничего. Почти. Кроме одной мелочи.
-- Какой?
-- Ну, как тебе сказать...
-- Док, -- сказал я. -- У тебя в номере есть утюг?
-- Какой?
-- Электрический. Если есть, я его немедленно включу и начну прижигать
тебе задницу. Иначе, чувствую, из тебя ничего не вытянешь.
-- Ладно, скажу, -- помедлив еще часа три с половиной, проговорил Док.
-- Мне очень не нравится маркировка на взрывателях. И на пусковом
устройстве. Не знаю чем. Но не нравится она мне -- хоть ты что!
-- Док! -- поразился я. -- С каких пор ты стал разбираться в
радиовзрывателях?! Да еще в таких! Ты же хирург!
-- Я же говорил, что я любознательный человек.
-- Чем же тебе не нравится маркировка?
-- Не знаю, -- сказал Док и повторил: -- Нет, не знаю. Знал бы --
сказал. Инициирующий сигнал на спутник ушел. Почему он не вернулся к
взрывателям?
-- Я передал отчет о результатах испытаний.
-- Что ответили?
-- Ничего. Приказали прекратить самодеятельность. Ситуация
контролируется.
-- Это хорошо, что она контролируется, -- заметил Док. -- Плохо -- что
она контролируется не нами. Знаешь, Сережа, все это мне не очень нравится.
-- Да? А я так в полном восторге.
-- Давай еще раз. Почему сигнал не вернулся со спутника?
-- Не та частота, -- предположил я.
-- Возможно, -- кивнул Док. -- Еще почему?
-- Спутник был в мертвой зоне. Перепутали время.
-- И это возможно. Еще?
-- Не знаю. Больше вроде бы не может быть никаких причин.
-- Может, -- возразил Док. -- Если это не тот спутник. Нужно немедленно
связаться с Москвой.
-- Мы сможем это сделать только со станции. По Интернету.
-- Может быть поздно.
Я только рукой махнул:
-- Все может быть. А чему быть, того не миновать.
-- А вот и я! -- объявил Артист, появившись в номере Дока без малейшего
намека на стук в дверь. -- Ну что, можно понемногу собираться? Как раз и
стемнеет.
Мы с Доком внимательно на него посмотрели. Артист не напоминал
человека, который только что вылез из постели любовницы. Нет, не напоминал.
Именно эту мысль и высказал Док, обращаясь ко мне:
-- Он не похож на мартовского кота.
-- Не похож, -- согласился я.
-- А почему я должен быть на него похож? -- огрызнулся Артист. -- Март
давно прошел. Сейчас, между прочим, апрель.
-- Он больше похож на ротного, который два часа просидел на оперативной
пятиминутке у начальника штаба полка, -- поделился я своими впечатлениями.
-- При этом все два часа его возили мордой по столу за дела, в которых он не
виноват ни ухом, ни рылом.
-- Тонкое наблюдение, -- оценил Док. -- У людей, которые бросили
курить, почему-то очень обостряется обоняние, -- продолжал он. -- У таких,
как я. И что же? Табачный дым чувствую -- от сигарет "Мо", которые курят
дамы. Алкоголь? Нет, не ощущаю. Духи "Шанель номер пять"? Весьма и весьма
слабо. Более чем слабо. Я человек любознательный, но не любопытный. Не
слишком любопытный. Но сейчас очень бы мне хотелось узнать, чем вы, сеньор
де Бержерак, занимались в номере мадам Люси Жермен, коварно воспользовавшись
временным отсутствием ее, скажем так, гражданского мужа?
-- Телевизор смотрели, -- довольно агрессивно ответил Артист. --
Программу НТВ. Устраивает?
-- И что показывали? -- спросил я.
-- "Куклы".
-- Хорошая передача, -- кивнул Док.
-- Местами даже смешная, -- подтвердил я.
Ввалились Боцман и Муха.
-- Время, Пастух, -- напомнил Боцман.
Я взглянул на свою "Сейку" и кивнул:
-- Да, пора. Все ко мне в номер.
В коридоре Артист придержал меня за рукав.
-- Есть разговор, -- негромко сказал он.
-- Не здесь, -- прервал его я.
-- Ребята не должны этого знать. Пока.
-- Почему?
-- Потому. Им работать.
-- Говори. Только коротко.
-- Этот Генрих не имеет никакого отношения ни к компании "Шеврон", ни к
Каспийскому консорциуму. Его настоящее имя -- Карлос Перейра Гомес. В
горячей десятке Интерпола он стоит на первом месте. Международный террорист
номер один. Кличка -- Пилигрим. Он же -- Взрывник.
-- Это тебе сказала Люси?
-- Да.
-- Почему тебе?
Артист усмехнулся:
-- Потому что я обаятельный человек. И к тому же еврей.
-- При чем тут еврей?
-- При том, что она тоже еврейка.
-- Так кто же она такая?
Артист немного помолчал и ответил:
-- Лейтенант армии обороны Израиля. Специальный агент Моссада.
Заявка!
Но у меня уже не было времени для расспросов.
III
На исходный рубеж мы прибыли точно в срок, хотя потеряли шестнадцать
минут, пока завозили Люси на турбазу "Лапландия". Но Боцман, сидевший за
рулем нашего "рафика", сумел их наверстать. Когда мы, распределив оружие и
проверив "уоки-токи", вышли из моего номера, Люси уже ждала нас возле
машины. Она была с непокрытой головой, в той же царственно запахнутой
собольей шубке, в белых сапожках на высоких каблуках. Но былого выпендрежа
не было и в помине. Она молча залезла в кузов и устроилась на жестком
боковом сиденье между мной и Артистом. Минут через сорок Боцман хотел
свернуть с шоссе на турбазу, редкие огни в окнах которой светились метрах в
пятистах от дороги, но Люси остановила его:
-- Тормозните здесь. Я дойду. Не прощаюсь, мальчики, мы еще встретимся.
Артист открыл заднюю дверцу фургона и подал руку Люси, помогая ей
спуститься на землю. Я спрыгнул следом. Не прячась от меня. Артист протянул
ей доставшийся ему при распределении стволов пистолет ПСМ. Она молча
взглянула на него и убрала во внутренний карман шубки.
-- У меня тоже есть для вас кое-что, -- сказал я. -- Нашлась ваша
зажигалка. Не уверен, правда, что находка вас обрадует. Потому что блок
питания вынут.
Люси взяла из моих рук зажигалку, быстро осмотрела ее:
-- Где она была?
-- В номере Генриха. В тайнике за ванной.
-- Кто вынул блок?
-- Не я. И не уборщица. Его вынул Генрих. Это значит, что вы сгорели.
Вы это понимаете?
-- Да.
-- Так какого же черта вы лезете в этот гадюшник?!
Люси обаятельно улыбнулась:
-- Но ведь он не знает, что я это знаю.
-- Немедленно возвращайтесь в Полярные Зори, -- приказал я. -- На любой
попутке. В телецентре потребуете встречи с полковником Голубковым. И будете
сидеть там до конца операции.
-- Спасибо за заботу. Ковбой. Но у вас свое дело, а у меня свое. И вы
не вправе отдавать мне приказы.
Люси коротким движением швырнула зажигалку в темную воду озера,
подступавшего к невысокой дамбе, отсыпанной для дороги, и пошла к турбазе,
грациозно перепрыгивая через колдобины и подмерзшие лужицы.
Мы с Артистом молча смотрели ей вслед.
-- График, вашу мать! -- напомнил из-за руля Боцман.
Не успели мы проехать от поворота к "Лапландии" и пяти километров, как
справа послышался характерный, с присвистыванием, гул вертолетного
двигателя. "Ми-8" включил посадочные огни и опустился на площадку рядом с
турбазой. Еще через некоторое время, когда мы свернули в сопки, со стороны
Мурманска к Полярным Зорям прошел еще один тяжелый вертолет, темной тенью на
фоне низких облаков, подбеленных рассеянным светом белой ночи. Потом еще
два, севернее, далеко в стороне от турбазы.
-- Чего это они разлетались? -- пробурчал Боцман и на всякий случай
выключил ближний свет и подфарники.
Дорога с темным ельником по обочинам была хорошо видна и без света:
полоска плотного снежного наста, схваченного вечерним морозцем. Она должна
была привести нас к началу протоки, соединявшей верхние озера с озером,
окружавшим АЭС. Она и привела. "Рафик" пришлось оставить за сопкой, чтобы
его случайно не заметила охрана станции, и последние полтора километра мы
перли все снаряжение на себе.
На заранее расчищенной площадке в прибрежном березняке Боцман сбросил
рюкзак, взглянул на часы и с удовлетворением констатировал:
-- Тютелька в тютельку. Как в аптеке.
Три минуты -- накинуть белую светонепроницаемую палатку на загодя
вбитые колья.
Пять с половиной минут -- упаковать одежду, обувь, оружие и рации в
герметичные прорезиненные мешки. Одежду не нашу, а камуфляж, в каком ходила
охрана. Разница была только в том, что куртки и штаны ВОХРы были на
синтепоне, а наши -- тонкие, чтобы не стеснять движений и не потеть в них
потом внутри станции.
Еще один вертолет прохрюкал двигателем почти над нашей палаткой. Ребят
это нервировало, а меня радовало. Это значило, что утечка информации о
проверочном захвате станции дошла до адресата, и в Полярные Зори стягивается
местный спецназ. Я еще раз предупредил ребят, что в наших магазинах боевые
патроны. Так что если придется стрелять, то только поверх голов или под
ноги. Предупреждение было излишним, все маты в адрес Генриха, не сумевшего
достать холостые патроны, были высказаны еще в моем номере в гостинице
энергетиков.
Семь минут -- раздеться, натянуть поверх шерстяных треников
гидрокостюмы, подвесить за плечи баллоны со сжатым воздухом, надеть ласты и
маски. Проверить подачу воздуха, работу клапанов, герметичность загубников.
Тут командовал Док.
-- Порядок, -- кивнул он и выключил фонарь. -- Пошли!
Гуськом, как пингвины, держась за узелки на пятнадцатиметровом лине, мы
прошлепали по хрустящему насту к протоке и спинами, как научил нас Док,
соскользнули с ледяного берега в черную воду. Первым шел Док, я --
последним. Вода обжала гидрокостюмы, но поролон костюмов еще удерживал тепло
тела. Мы плыли посередине протоки на глубине около полутора метров. Вода
была вовсе не черной, мы были словно бы в густом тумане. Перед моим носом
мелькали ласты Боцмана, вверху белел отсвет северной ночи, а впереди время
от времени возникала мутная точка света и тут же гасла: Док на
секунду-другую включал фонарь, проверяя ориентиры. Какие тут могут быть
ориентиры, я понятия не имел. Но он, видно, имел.
Скорость течения в протоке была четыре метра в минуту, а от места
спуска до ограждающей сетки станции было около двухсот метров, так что нам
приходилось энергично работать ластами, если мы не хотели провести в этой
купели около часа. А мы очень этого не хотели.
Время будто остановилось. До чего же пакостное ощущение. Наконец по
линю передавался рывок, мы пошли вниз. Значит, сетка. И значит, всего еще
тридцать метров. Еще рывок, дымными столбами проплыли по сторонам сваи
лодочного сарая. Рывок вверх. Неужели все?
Все. Док первым выбрался на настил, сбросил баллоны, выбирал линь и
выдергивал нас из воды, как огромных черных сомов, пойманных на перемет.
Семь минут -- сбросить гидрокостюмы, спрятать их в углу сарая под
старыми сетями, переодеться, разобрать оружие и рации, натянуть шерстяные
черные маски типа "ночь" с вырезами для глаз и рта. Закрывать лица пока не
было никакой нужды, так что "ночки" выглядели просто черными вязаными
шапочками, какие сейчас носят и стар и млад. Разумеется, в сочетании с
камуфляжем и "узи" они выглядели не слишком обыденно.
23.08.
Каким-то образом мы умудрились опередить график на целых четыре минуты.
Оставалось ждать. Минут через тридцать пять -- сорок должна смениться
охрана. Вот тут и начнется наша работа.
Лодочный сарай был обшит плоскими шиферными листами, кое-где шифер
откололся, сквозь дыры проникал свет от галогеновых ламп, которыми была
освещена площадка перед входом в административный корпус, примыкавший к
первому энергоблоку. Мы приникли к дырам, прикидывая, что к чему.
Обычно у входа дежурили двое вохровцев с "калашами". А сейчас их
толпилось шестеро. Стояли себе, закинув автоматы за плечи, курили,
переговаривались в предвкушении близкой смены. В стороне, у въезда на
территорию станции, я заметил Блейка, Гринблата и третьего, который назвался
Стэнли Крамером. Рядом с ними в белом халате, в каких ходили все ИТР АЭС,
стоял главный инженер Юрий Борисович, что-то показывал. На камере Гарри
Гринблата виднелся красный огонек, он снимал. Вид у Блейка был явно
скучающий. Он не понимал, за каким дьяволом его вытащили в эту глушь, где
никакой сенсации никогда не было и быть не может.
Неожиданно все охранники, как по команде, задрали головы. Начал
всматриваться вверх и главный инженер, а за ним и все трое корреспондентов.
Через полминуты и все мы сделали попытку через свои амбразуры посмотреть
вверх, откуда нарастал рокот вертолетного двигателя. По площадке полетели
пыль, сухой снег и мусор, а еще через три минуты рядом с первым
энергоблоком, метрах в сорока от нас, завис "Ми-8" и аккуратно сел на
асфальтовый пятачок. Гул двигателя стих, лопасти по инерции повертелись и
опали, как крылья у стрекозы.
Охранники защелкали затворами своих "калашей" и кинулись к вертолету.
Туда же побежал и Юрий Борисович. Один из вохровцев загрохотал прикладом по
металлической обшивке. Из кабины высунулся пилот.
-- Твою мать! Ты куда сел?! -- заорал вохровец. -- Ты же в запретку,
твою мать, сел!
-- Здесь могут садиться только вертолеты Министерства по чрезвычайным
ситуациям! -- козлиным тенорком подтвердил главный инженер.
Дверь открылась, механик спустил на землю металлический трап, а в
проеме двери показалась Люси Жермен собственной персоной.
-- Мужики, а это и есть чрезвычайная ситуация! -- весело объявила она.
-- Гуманитарная помощь. Подарки вашим женам и детям к Первомаю! Что, часто
это бывает? Помогите-ка выгрузить!
От неожиданности никто даже не шевельнулся.
-- Да вы что? -- удивилась Люси. -- Хотите меня разорить? Час аренды
этой "вертушки" стоит мне восемьсот баксов! Юрочка, скажи своим охломонам, а
то они не врубаются!
Юрий Борисович явно растерялся.
-- А что за подарки? -- поинтересовался один из вохровцев.
-- Много чего! Одежда, обувь, игрушки, продукты, соки!
-- А как насчет чего покрепче? -- спросил второй.
-- Только пиво, мужики. Но пиво хорошее. "Хайнекен". Каждому -- по две
упаковки. Но только после разгрузки! Принимайте и тащите в кабинет главного
инженера. Можно, Юрочка?
-- Ну отчего же нельзя! -- растерянно согласился главный инженер.
Последние остатки сомнений исчезли. Вохра забросила свои "калаши" за
спины и дружно принялась за работу. Ящики и коробки, подаваемые из
вертолетного чрева кем-то из экипажа, появлялись один за другим, их
подхватывали по двое или по одиночке, вносили в административный корпус и
рысцой возвращались к вертолету.
Люси заметила людей с камерой и помахала рукой:
-- Эй, пресса, вашу мать! Снимайте: Люси Жермен в роли Санта Клауса!
Пока она, снизойдя на землю, позировала Гарри, из вертолета вышел
Генрих со спортивной сумкой в руках и прошел в корпус. Сумка была явно не из
легких, и мне это почему-то очень не понравилось.
-- Последний! -- сообщил механик, выталкивая ящик на спину вохровца. --
Все, мадам?
-- Счастливо! -- махнула Люси и вслед за вохровцем в сопровождении Юрия
Борисовича и всех трех корреспондентов скрылась за дверью. Вертолет начал
раскручивать лопасти. На площадке не осталось ни одного человека. Смена
должна была появиться через восемнадцать минут. И это будут уже не такие
лохи.
Решение родилось мгновенно.
-- Док, Муха! Перекрыть подход! -- приказал я. -- Если появится смена,
задержать. Стрелять только под ноги! Боцман, Артист, за мной! Сейчас они
начнут выходить. С пивом. Отключать и обезоруживать без излишеств.
Приготовить браслетки.
-- Не хватит браслеток, у нас всего семь, -- напомнил Боцман.
-- Стреноживать по двое и к решетке! Начали!
Последнюю команду мне пришлось выкрикнуть в полный голос, чтобы
перекрыть гул вертолетного двигателя. "Ми-8" приподнялся, повисел над землей
и ушел в сторону Мурманска. Мы заняли исходные позиции.
Риск был, конечно, очень большой. Если смена появится хоть на пять
минут раньше времени, вохровцы услышат стрельбу и забаррикадируются в
корпусе. Но и выигрыш мог быть тоже очень большим.
Первый вохровец появился через четыре минуты. Он был обвешан пивными
банками, как моджахед гранатами. И прямо на пороге остановился, выливая в
себя остатки "Хайнекена". По-моему, он даже не сообразил,