---------------------------------------------------------------
     © Copyright Виктор Левашов
     E-mail: viktor(a)levashov.ru
     WWW: http://www.levashov.ru
     Date: 31 May 2005
---------------------------------------------------------------


           К 65-летию со дня рождения И.Бродского

           Документальный трагифарс
           в 2-х судебных заседаниях,
           проходивших в г. Ленинграде
           18 февраля и 13 марта 1964 года


     От   автора.  Так  получилось,   что  по   молодости,  погруженности  в
собственные дела и невключенности в жизнь московской  литературной тусовки я
не обратил  внимания на  судебный процесс, взбаламутивший  весь литературный
Ленинград и в меньшей степени Москву, всегда считавшую Питер провинцией, где
ничего значительного  не может происходить по определению. Судили  какого-то
молодого  поэта за тунеядство. Фамилия  "Бродский" мне ничего  не  говорила,
стихи  не  попадались, а  последовавшее вскорости смещение  Хрущева  и вовсе
сдвинуло ленинградский суд за пределы всеобщего внимания.
     В  1989 году "Огонек" опубликовал  в  двух номерах стенограмму суда над
Бродским, сделанную писательницей Фридой Вигдоровой  и до тех пор ходившую в
самиздате. Журналы я купил, отложил и только через  месяц, поздним  вечером,
собрался прочитать.  Чтение я закончил  часа в два  ночи. Было ощущение, что
меня отхлестали  по физиономии вонючей кухонной тряпкой.  Пережитое унижение
требовало выхода.
     И я написал эту пьесу.
     В  ней   нет   ни   одного   моего   слова,   только   цитаты:   статья
"Окололитературный трутень"  из газеты "Вечерний Ленинград", стихи  лауреата
Сталинского и Ленинской премий А.Прокофьева, стенограмма судебных заседаний,
сделанная Ф.Вигдоровой, стихи и Нобелевская лекция Бродского, интервью с ним
и другие документальные материалы.


     ИОСИФ БРОДСКИЙ - молодой поэт
     САВЕЛЬЕВА - судья
     ТЯГЛЫЙ, ЛЕБЕДЕВА - народные заседатели
     СОРОКИН - общественный обвинитель
     ТОПОРОВА - адвокат

     Свидетели защиты:

     ГРУДИНИНА - поэт, переводчик, член Союза писателей
     ЭТКИНД - переводчик, литературовед, член Союза писателей
     АДМОНИ  - переводчик,  литературовед, профессор  института им. Герцена,
член Союза писателей

     Свидетели обвинения:

     ВОЕВОДИН - молодой прозаик, работник аппарата  Ленинградского отделения
Союза писателей
     СМИРНОВ - начальник Ленинградского Дома обороны
     ЛОГУНОВ - заместитель директора Эрмитажа
     ДЕНИСОВ - трубоукладчик УНР-20
     НИКОЛАЕВ - пенсионер
     РОМАШОВА - преподавательница марксизма-ленинизма в училище им. Мухиной

     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ
     ЖУРНАЛИСТ
     СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВ
     Дружинники на входе и в зале
     Конная милиция у подъезда

     Ленинград, 1964 год.



     Ах, эти бурлящие шестидесятые,  время надежд и весны! И поэзии, ставшей
ристалищем политических, идеологических  и даже экономических противоборств.
И где только ни читали тогда стихи, и кто только их ни читал!

     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ.
     Как будто в полете ты, Красная площадь,
     Как будто я слышу веков голоса.
     Стремительный шаг, словно молнии росчерк,
     Не поднят, а врезан, а вбит в небеса!
     И вышли народы семьею согласной,
     За огненным стягом рванулись вперед.
     А он, ярко рдея над площадью Красной,
     Их, как через сердце Державы, ведет!
     БРОДСКИЙ.
     Затем, чтоб пустым разговорцем
     развеять тоску и беду,
     я странную жизнь стихотворца
     прекрасно на свете веду...
     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ.
     Весна моя! Ты вся открыта взору,
     Тебя, твой облик в сердце сберегу!
     Где бы я ни шел в твоих цветных просторах,
     Не думать о тебе я не могу!..
     БРОДСКИЙ.
     ...Затем, чтобы криком прощальным
     лицо возникало в окне,
     чтоб думать с улыбкой печальной,
     что выпадет, может быть, мне,
     как в самом начале земного
     движенья с мечтой о Творце,
     такое же ясное слово
     поставить в недальнем конце.
     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ.
     ...И сколько бы я дум ни передумал,
     И сколько б ни стоял перед мечтой,
     Я полонен твоим зеленым шумом,
     Твоею статью, русской красотой!
     БРОДСКИЙ.
     Да не будет дано
     умереть мне вдали от тебя,
     в голубиных горах,
     кривоногому мальчику вторя.
     Да не будет дано
     и тебе, облака торопя,
     в темноте увидать
     мои слезы и жалкое горе...
     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ.
     Не знаю я, что в памяти оставлю
     Моих друзей, в моем родном краю?
     Я только то и делаю, что славлю
     Самозабвенно Родину свою!..
     БРОДСКИЙ.
     ...Пусть меня отпоет
     хор воды и небес, и гранит
     пусть обнимет меня.
     пусть поглотит,
     мой шаг вспоминая,
     пусть меня отпоет,
     пусть меня, беглеца, осенит
     белой ночью твоя
     неподвижная слава земная...
     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ.
     ...Я знаю: сердце дальше глаз увидит,
     Оно, как говорят, без берегов!
     И что моя Отчизна ненавидит, -
     Я тоже ненавижу, как врагов!
     БРОДСКИЙ.
     ...Все умолкнет вокруг,
     только черный буксир закричит
     посредине реки,
     исступленно борясь с темнотою,
     и летящая ночь
     эту бедную жизнь обручит
     с красотою твоей
     и с посмертной моей правотою.
     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ (Журналисту). Окололитературный трутень!
     ЖУРНАЛИСТ.  Так  и  назовем:  "Окололитературный  трутень".  (Оглядывая
Бродского.)  "Несколько  лет назад  в  окололитературных  кругах  Ленинграда
появился  молодой  человек, именовавший себя стихотворцем.  На  нем  были (с
отвращением) в е л ь в е  т о в ы е брюки, в  руках  -  неизменный портфель,
набитый   бумагами.  Зимой  он  ходил   без  головного   убора,   и   снежок
беспрепятственно  припудривал  его рыжеватые  волосы. Приятели называли  его
просто Осей. В иных местах его величали полным именем - Иосиф Бродский..."
     БРОДСКИЙ.
     Я обнял эти плечи и взглянул
     на то, что оказалось за спиною,
     и увидал, что выдвинутый стул
     сливался с освещенною стеною...
     ЖУРНАЛИСТ.  "Бродский   посещал   литературное  объединение  начинающих
литераторов,  занимался  во  Дворце  культуры  имени  Первой  пятилетки.  Но
стихотворец   в  вельветовых  штанах  решил,   что  занятия  в  литературном
объединении  не  для  его  широкой  натуры.  Он  даже  стал внушать  пишущей
молодежи, что учеба  в  таком объединении  сковывает-де творчество, а посему
он, Иосиф Бродский, будет карабкаться на Парнас единолично..."
     БРОДСКИЙ.
     ...Был в лампочке повышенный накал,
     невыгодный для мебели истертой,
     и потому диван в углу сверкал
     коричневою кожей, словно желтый...
     ЖУРНАЛИСТ. "С чем же хотел прийти этот самоуверенный юнец в литературу?
На  его счету  было десяток-другой  стихотворений, переписанных в  тоненькую
школьную  тетрадку, и все эти  стихотворения  свидетельствовали  о  том, что
мировоззрение их автора явно ущербно..."
     БРОДСКИЙ.
     ...Стол пустовал, поблескивал паркет,
     темнела печка, в раме запыленной
     застыл пейзаж, и лишь один буфет
     казался мне тогда одушевленным...
     ЖУРНАЛИСТ. "Кладбище", "Умру, умру..." - по  одним  лишь этим названиям
можно  судить  о своеобразном уклоне  в  его творчестве. Он подражал поэтам,
проповедующим  пессимизм  и неверие в человека, его стихи представляли смесь
из декаденщины, модернизма и самой обыкновенной тарабарщины..."
     БРОДСКИЙ.
     ...Но мотылек по комнате кружил,
     и он мой взгляд с недвижимости сдвинул,
     и если призрак здесь когда-то жил,
     то он покинул этот дом, покинул...
     ЖУРНАЛИСТ. "Жалко  выглядят убогие  подражательные  попытки  Бродского.
Впрочем, что-то самостоятельное он сотворить и  не мог: силенок  не хватало!
Не хватало  знаний, культуры. Да  и какие знания  могут  быть у  недоучки, у
человека, не закончившего даже среднюю школу?.."
     БРОДСКИЙ.
     Воротишься на родину. Ну что ж.
     Гляди вокруг, кому еще ты нужен,
     Кому теперь в друзья ты попадешь.
     Воротишься, купи себе на ужин
     какого-нибудь сладкого вина,
     смотри в окно и думай понемногу,
     во всем твоя, одна твоя вина,
     и хорошо. Спасибо. Слава Богу...
     ЖУРНАЛИСТ.  "Вот как  высокопарно  возвещает  Бродский о сотворенной им
поэме-мистерии: "Идея поэмы - идея персонификации  представлений о мире, и в
этом смысле  она  гимн баналу. Цель достигается путем вкладывания более  или
менее приблизительных формулировок этих представлений в уста двадцати не так
более,   как  меняя  условных  персонажей.  Формулировки  облечены  в  форму
романсов". Кстати, провинциальные приказчики некогда тоже обожали романсы. И
исполняли их с особым надрывом, под гитару!.."
     БРОДСКИЙ.
     ...Как хорошо, что некого винить,
     как хорошо, что ты никем не связан,
     как хорошо, что до смерти любить
     тебя никто на свете не обязан...
     ЖУРНАЛИСТ. "А  вот  так  называемые  желания Бродского: "От простудного
продувания я укрыться хочу в книжный шкаф!.."
     БРОДСКИЙ.
     ...Как хорошо, что никогда во тьму
     ничья рука тебя не провожала,
     как хорошо на свете одному
     идти пешком с шумящего вокзала...
     ЖУРНАЛИСТ. "Вот требования, которые он предъявляет: "Накормите голодное
ухо  хоть  сухариком!.."  Вот  его  откровенно-циничные  признания:  "Я  жую
всеобщую  нелепость,  я  живу  единым   этим  хлебом!.."  И  это  называется
романсами? Это же абракадабра!.."
     БРОДСКИЙ.
     ...Как хорошо, на родину спеша,
     поймать себя в словах неоткровенных
     и вдруг понять, как медленно душа
     заботится о новых переменах.
     ЖУРНАЛИСТ. "Уйдя из литературного объединения, став кустарем-одиночкой,
Бродский  начал прилагать все усилия, чтобы завоевать популярность молодежи.
Он  стремился к  публичным выступлениям, и от случая  к  случаю  ему удается
проникнуть  на трибуну. Несколько раз Бродский читал свои стихи в  общежитии
Ленинградского  университета,  в  библиотеке имени  Маяковского,  во  Дворце
культуры имени Ленсовета. Настоящие любители поэзии отвергли его  романсы  и
стансы. Но нашлась кучка эстетствующих юнцов и девиц, которым всегда подавай
что-нибудь  "остренькое"  и  "пикантное". Они  подняли восторженный визг  по
поводу стихов И.Бродского..."
     БРОДСКИЙ.
     Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
     За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
     Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла все это -
     города, человеков, но для начала зелень...
     ЖУРНАЛИСТ.   "Эти   юнцы   и    девицы   составляют   так    называемую
окололитературную среду.  Они  вертятся  вокруг  модных  поэтов,  устраивают
ажиотаж на их выступлениях, гоняются за  автографами. Они  и сами пописывают
стишки. Иной  юнец,  только  что окончивший  среднюю школу,  поднатужившись,
сотворит от силы несколько стихотворений и уже мнит себя законченным поэтом.
На этом  основании  он ничем, кроме писания  плохих стихов, не занимается. И
работать  этот  мнимый поэт нигде не  работает, и в  литературе, в общем-то,
ничего не смыслит. Зато он ведет "творческую" жизнь!.."
     БРОДСКИЙ.
     ...Стану спать нераздевшись
     или читать с любого места чужую книгу,
     покамест остатки года,
     как собака, сбежавшая от слепого,
     переходят в положенном месте асфальт...
     ЖУРНАЛИСТ.  "Эту жизнь он понимает так. Сон допоздна. Потом прогулка по
Невскому. В Доме книги он  кокетничает  с продавщицей  отдела  поэзии  Люсей
Левиной, главным образом в надежде, что  она снабдит его какой-нибудь модной
поэтической новинкой.  Далее - посещение редакции, той,  в  которой сидят не
очень  строгие  в  смысле требовательности люди,  материально поддерживающие
окололитературных  личностей своими заказами. Вечером -  ресторан или  кафе.
Столик, бокал коктейля. Тут же приятель, которых  называют не иначе как Джек
или Джеф, и девица,  обязательно в очках, обязательно с  копной взъерошенных
волос. Вот так,  глядишь, и день  прошел.  Бессмысленное,  никому  не нужное
житье!.."
     БРОДСКИЙ.
     Свобода - это когда забываешь отчество тирана,
     а слюна во рту слаще халвы Шираза,
     и хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
     ничего не каплет из голубого глаза...
     ЖУРНАЛИСТ.  "Мы  еще  не   сказали  главного.  Литературные  упражнения
Бродского   не   ограничиваются   словесным   жонглированием.   Тарабарщина,
кладбищенско-похоронная  тематика -  это  только  часть "невинных" увлечений
Бродского.  Есть  у  него  стансы  и  поэмы,  в  которых  авторское  "кредо"
выражается более ярко: "Мы - пыль  мироздания", - авторитетно заявляет он  в
стихотворении "Самоанализ  в августе".  В  другом, посвященном  Ноне С.,  он
пишет: "Настройте,  Нона, и меня  на этот  лад, чтоб жить и лгать,  плести о
жизни сказки". И, наконец, еще одно заявление: "Люблю я родину чужую..."
     БРОДСКИЙ.
     ...Шей бездну мук, старайся, перебарщивай в усердье!
     Но даже мысль о - как его? - бессмертье
     Есть мысль об одиночестве, мой друг!..
     ЖУРНАЛИСТ. "Как  видите, этот  наглый, карабкающийся на Парнас юнец  не
так  уже  безобиден. Признавшись,  что он любит  родину  чужую, Бродский был
предельно откровенен. Он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает
этого. Больше того! Им долгое время вынашивались планы измены Родине!.."

     БРОДСКИЙ  хочет  уйти.  Его останавливают молодые люди  в  штатском,  с
повязками дружинников.

     ЖУРНАЛИСТ.  "Однажды  по  приглашению  своего  дружка  Шахматова,  ныне
осужденного за  уголовное преступление,  Бродский спешно  уехал в Самарканд.
Вместе с тощей тетрадкой стихов он захватил  и "философский трактат" некоего
Уманского. Суть  этого трактата  состоит в том, что  молодежь  не  должна-де
стеснять себя долгом перед родителями, перед обществом, перед  государством,
поскольку это сковывает свободу личности..."

     БРОДСКИЙ вновь порывается уйти. "Дружинники" силой удерживают его. Один
из них отбирает у Бродского портфель и передает Журналисту.

     ЖУРНАЛИСТ. "Перед нами лежат протоколы допросов Шахматова. На следствии
Шахматов показал, что в гостинице  "Самарканд" он  и Бродский встретились  с
американцем. Американец  Мелвин Бейс пригласил их к себе  в номер. Состоялся
разговор. "У меня есть рукопись, которую у нас не издадут, - сказал Бродский
американцу.  -  Не  хотите  ознакомиться?" "С удовольствием  сделаю  это,  -
ответил Мелвин  и,  полистав рукопись, произнес: - Идет,  мы  издадим  это у
себя, как  прикажете  подписать?"  "Только  не именем автора".  "Хорошо,  мы
подпишем  ее по-нашему: Джон Смит". Правда, в  последний  момент Бродский  и
Шахматов  струсили. "Философский  трактат"  остался в кармане Бродского. Там
же, в Самарканде, Бродский попытался осуществить план измены Родине..."

     БРОДСКИЙ закрывает уши, "дружинники" заламывают ему руки за спину.

     ЖУРНАЛИСТ. "Вместе  с Шахматовым он ходил  на аэродром, чтобы захватить
самолет и улететь на нем за границу..."
     БРОДСКИЙ. Как?! Как мы могли улететь за границу, когда  ни один из  нас
на самолете вообще не летал!?
     ЖУРНАЛИСТ.  "Они  даже  облюбовали  один самолет,  но,  определив,  что
бензина в баках  для  полета не хватит, они решили отложить и  выждать более
удобный момент..."
     БРОДСКИЙ. Как!? Как мы могли определить, сколько в баках бензина!?
     ЖУРНАЛИСТ.   "Таково  неприглядное   лицо  этого   человека,   который,
оказывается,   не  только  писал  стишки,   перемежая  тарабарщину   нытьем,
пессимизмом, порнографией, но и вынашивал планы предательства. Но, учитывая,
что  Бродский  еще молод, ему  многое  прощалось. С ним вели  воспитательную
работу. Вместе с тем, его не раз строго  предупреждали об ответственности за
антиобщественную деятельность. Бродский  не сделал нужных выводов.  Здоровый
двадцатишестилетний парень..."
     БРОДСКИЙ. Мне двадцать четыре года.
     ЖУРНАЛИСТ. "...Здоровый двадцатишестилетний парень около четырех лет не
занимается  общественно  полезным трудом. Живет  случайными  заработками.  В
крайнем  случае  подкинет  толику денег отец -  внештатный фотокорреспондент
ленинградских газет, который,  хоть и осуждает сына, но  продолжает  кормить
его. Очевидно, надо перестать нянчится с окололитературным тунеядцем.  Таким
не  место в Ленинграде. Какой  вывод  напрашивается  из всего сказанного? Не
только Бродский, но  и все, кто его  окружает, идут по такому  же,  как  он,
опасному   пути.   И   их   надо  строго   предупредить   об   этом!   Пусть
окололитературные бездельники вроде  Иосифа Бродского получат  самый  резкий
отпор. Пусть неповадно им будет мутить воду!.."

     ПОЭТ-ЛАУРЕАТ одобрительно аплодирует.

     ЖУРНАЛИСТ. Газета "Вечерний  Ленинград". 29 ноября  1963 года. Подписи:
Ионин, Лернер, Медведев.
     "Дружинники"  усаживают  Бродского  на  скамью  подсудимых.  Появляются
участники  судебного  заседания: общественный  обвинитель  СОРОКИН,  адвокат
ТОПОРОВА, свидетели защиты и обвинения.

     ПРИСТАВ. Встать, суд идет!

     Входят судья САВЕЛЬЕВА, заседатели ТЯГЛЫЙ и ЛЕБЕДЕВА.

     СУДЬЯ. Прошу  сесть. Судебное заседание объявляю открытым. Состав суда:
судья  Савельева, народные заседатели Тяглый,  Лебедева.  Слушается  дело по
обвинению гражданина Бродского в правонарушении, предусмотренным Указом от 4
мая 1961 года. Обвиняемый, встаньте!




     СУДЬЯ. Ваше имя, отчество, фамилия?
     БРОДСКИЙ. Бродский Иосиф Александрович.
     СУДЬЯ. Чем вы занимаетесь?
     БРОДСКИЙ. Пишу стихи. Перевожу. Я полагаю...
     СУДЬЯ.  Никаких "я  полагаю". Стойте  как следует!  Не  прислоняйтесь к
стене!  Смотрите на суд! Отвечайте суду  как следует! У вас  есть постоянная
работа?
     БРОДСКИЙ. Я думал, что это - постоянная работа.
     СУДЬЯ. Отвечайте точно!
     БРОДСКИЙ.  Я  писал  стихи.  Я  думал,  что  они  будут  напечатаны.  Я
полагаю...
     СУДЬЯ. Нас не интересует "я полагаю". Отвечайте, почему вы не работали?
     БРОДСКИЙ. Я работал. Я писал стихи.
     СУДЬЯ.  Нас это не интересует. Нас  интересует, с каким  учреждением вы
связаны.
     БРОДСКИЙ. У меня были договоры с издательством.
     СУДЬЯ. Так и отвечайте. У вас договоров достаточно, чтобы прокормиться?
Перечислите, какие, от какого числа, на какую сумму.
     БРОДСКИЙ. Точно не помню. Все договоры у моего адвоката.
     СУДЬЯ. Я спрашиваю вас.
     БРОДСКИЙ. В Москве вышли две книги с моими переводами...
     СУДЬЯ. Ваш трудовой стаж?
     БРОДСКИЙ. Примерно пять лет.
     СУДЬЯ. Где вы работали?
     БРОДСКЙ. На заводе, в геологических партиях...
     СУДЬЯ. Сколько вы работали на заводе?
     БРОДСКИЙ. Год.
     СУДЬЯ. Кем?
     БРОДСКИЙ. Фрезеровщиком.
     СУДЬЯ. А вообще какая ваша специальность?
     БРОДСКИЙ. Поэт, поэт-переводчик.
     СУДЬЯ. А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?
     БРОДСКИЙ.   Никто.  (Без   вызова.)  А   кто  причислил  меня  к   роду
человеческому?
     СУДЬЯ. А вы учились этому?
     БРОДСКИЙ. Чему?
     СУДЬЯ. Чтоб  быть поэтом? Не пытались кончить  вуз, где  готовят... где
учат...
     БРОДСКИЙ. Я не думал... я не думал, что это дается образованием...
     СУДЬЯ. А чем же?
     БРОДСКИЙ. Я думаю, что это... (растерянно) от Бога.
     СУДЬЯ. У вас есть ходатайства к суду?
     БРОДСКИЙ. Я хотел бы знать, за что меня арестовали?
     СУДЬЯ. Это не ходатайство, это вопрос.
     БРОДСКИЙ. Тогда у меня нет ходатайства.
     СУДЬЯ. Есть вопросы у защиты? Адвокат Топорова!
     АДВОКАТ. Есть. Гражданин Бродский, ваш заработок вы вносили в семью?
     БРОДСКИЙ. Да.
     АДВОКАТ. Ваши родители тоже зарабатывают?
     БРОДСКИЙ. Они пенсионеры.
     АДВОКАТ. Вы живете одной семьей?
     БРОДСКИЙ. Да.
     АДВОКАТ. Следовательно, ваши средства вносились в семейный бюджет?
     СУДЬЯ. Вы не  задаете вопросы, а обобщаете. Вы помогаете ему  отвечать.
Не обобщайте, а спрашивайте.
     АДВОКАТ. Вы находились на учете в психиатрическом диспансере?
     БРОДСКИЙ. Да.
     АДВОКАТ. Проходили ли вы стационарное лечение?
     БРОДСКИЙ.  Да, с  конца декабря  1963 года до  5  января  этого года  в
больнице имени Кащенко в Москве.
     АДВОКАТ.  Не  считаете  ли  вы, что  ваша болезнь  мешала  вам  подолгу
регулярно работать на одном месте?
     БРОДСКИЙ. Может быть. Наверное. Впрочем, не знаю. Нет, не знаю.
     АДВОКАТ. Вы переводили стихи для сборника кубинских поэтов?
     БРОДСКИЙ. Да.
     АДВОКАТ. Вы переводили испанские романсеро?
     БРОДСКИЙ. Да.
     АДВОКАТ. Вы были связаны с переводческой секцией Союза писателей?
     БРОДСКИЙ. Да.
     АДВОКАТ.  Прошу  суд  приобщить  к  делу  характеристику  бюро   секции
переводчиков.  А  также   список   опубликованных   стихотворений...   копии
договоров...телеграмму    издательства:    "Просим    ускорить    подписание
договора"...  И  я  прошу  направить  гражданина  Бродского  на  медицинское
освидетельствование   для  заключения  о  состоянии   здоровья   и  о   том,
препятствовало  ли  оно  регулярной  работе.  Кроме того,  прошу  немедленно
освободить  моего подзащитного из-под стражи. Считаю,  что  он  не  совершил
никакого преступления и что его содержание под  стражей незаконно.  Он имеет
постоянное место жительства и в любое время может явиться по вызову суда.
     СУДЬЯ.  Посовещавшись  на месте, суд постановил:  направить  гражданина
Бродского  на  судебно-психиатрическую  экспертизу, перед  которой поставить
вопрос:  страдает  ли  Бродский  каким-нибудь   психическим  заболеванием  и
препятствует   ли  это  направлению   Бродского  в   отдаленные   места  для
принудительного труда. Второе: вернуть материал в милицию для дополнительной
проверки  его  заработков.  Учитывая,  что  из  истории  болезни  видно, что
Бродский  уклонялся  от   госпитализации,  обязать  отделение  милиции  No18
доставить его  для прохождения судебно-психиатрической экспертизы... Есть  у
вас вопросы?
     БРОДСКИЙ. У меня просьба: дать мне в камеру перо и бумагу.
     СУДЬЯ. Это вы просите у начальника милиции.
     БРОДСКИЙ. Я просил, он отказал.
     СУДЬЯ. И это все, что вы просите?
     БРОДСКИЙ. Да, все.
     СУДЬЯ. Хорошо, я передам.
     БРОДСКИЙ. Спасибо.
     СУДЬЯ. Судебное  заседание закрыто. О  продолжении  слушания дела будет
объявлено особо.
     ПРИСТАВ. Прошу встать!

     СУДЬЯ и ЗАСЕДАТЕЛИ покидают сцену.

     ПРИСТАВ. Перерыв, граждане! Перерыв! Просьба очистить помещение!
     БРОДСКИЙ (один).
     Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
     Уснули стены, пол, постель, картины,
     уснули стол, ковры, засовы, крюк,
     весь гардероб, буфет, свеча, гардины.
     Уснуло все. Бутыль, стакан, тазы,
     хлеб, хлебный нож, фарфор, хрусталь, посуда,
     ночник, белье, шкафы, стекло, часы,
     ступеньки лестниц, двери. Ночь повсюду...
     Повсюду ночь: в углах, в глазах, в белье,
     среди бумаг, в столе, в готовой речи,
     в ее словах, в дровах, в щипцах, в угле
     остывшего камина, в каждой вещи.
     В камзоле, в башмаках, в чулках, в тенях,
     за зеркалом, в кровати, в спинке стула,
     в метле у входа, в туфлях. Все уснуло...

     (После паузы.)

     Спят ангелы. Тревожный мир забыт
     во сне святыми - к их стыду святому.
     Геенна спит и Рай прекрасный спит.
     Никто не выйдет в этот час из дому.
     Господь уснул. Земля сейчас чужда.
     Глаза не видят, слух не внемлет боле.
     И дьявол спит. И вместе с ним вражда
     заснула на снегу в английском поле.
     Спят всадники. Архангел спит с трубой.
     И кони спят, во сне качаясь плавно.
     И херувимы все - одной толпой,
     обнявшись, спят под сводом церкви Павла...




     Сцена заполняется участниками судебного заседания. "дружинники"  вводят
БРОДСКОГО. Появляются судья Савельева и народные заседатели.

     СУДЬЯ.  Продолжаем слушанье дела по обвинению  гражданина  Бродского  в
правонарушении, предусмотренном Указом о борьбе с  тунеядством. (Бродскому.)
У Вас есть ходатайства к суду?
     БРОДСКИЙ.  Только  сегодня  я получил возможность ознакомиться со своим
делом. Стихи на страницах  дела 141, 143,  155, 200, 234 и некоторых  других
мне не принадлежат. Кроме того, прошу не приобщать к делу дневник, который я
вел в 1956 году, то есть когда мне было 16 лет.
     АДВОКАТ. Я поддерживаю ходатайство Бродского.
     СУДЬЯ.  В части так называемых его  стихов учтем, а в части  его личной
тетради изымать  ее нет  надобности.  Гражданин  Бродский,  с 1956  года  вы
переменили  13 мест работы. Вы  работали  на заводе  год, потом  полгода  не
работали.  Летом  были  в  геологической партии, а потом  четыре  месяца  не
работали... Объясните  суду,  почему  вы  в  перерывах  не работали  и  вели
паразитический образ жизни?
     БРОДСКИЙ.  Я  в перерывах  работал. Я занимался  тем, чем  занимаюсь  и
сейчас: я писал стихи.
     СУДЬЯ. Значит,  вы писали свои так  называемые стихи? А что полезного в
том, что вы часто меняли место работы?
     БРОДСКИЙ. Я начал работать с пятнадцати  лет. Мне все было интересно. Я
меня работу потому, что хотел как можно больше знать о жизни и людях.
     СУДЬЯ. А что вы сделали полезного для Родины?
     БРОДСКИЙ. Я писал стихи.  Это моя работа. Я убежден...  я верю, что то,
что  я  написал, сослужит людям службу,  и  не  только сейчас, но  и будущим
поколениям.
     СУДЬЯ. Значит,  вы  думаете,  что  ваши  так называемые стихи  приносят
пользу людям?
     БРОДСКИЙ. Почему вы говорите про стихи "так называемые"?
     СУДЬЯ.  Мы называем  ваши  стихи  "так  называемые", потому  что  иного
понятия о них у нас нет. У обвинения есть вопросы?
     ОБЩЕСТВЕННЫЙ  ОБВИНИТЕЛЬ СОРОКИН.  Есть. (Бродскому.) Вы  говорите  про
будущие поколения. Вы что, считаете, что вас сейчас не понимают?
     БРОДСКИЙ. Я этого  не сказал. Просто мои  стихи  еще не опубликованы, и
люди их не знают.
     СОРОКИН. Вы считаете, что если бы их знали, то признали бы?
     БРОДСКИЙ. Да.
     СОРОКИН. Вы говорите, что у вас любознательность сильно развита. Почему
же вы не захотели служить в армии?
     БРОДСКИЙ. Я не буду отвечать на такие вопросы.
     СУДЬЯ. Отвечайте.
     БРОДСКИЙ. Я был освобожден  от военной службы.  Не  "не захотел", а был
освобожден. Это разные  вещи. Меня освобождали дважды.  В первый раз, потому
что болел отец, второй раз из-за моей болезни.
     СОРОКИН. Можно ли жить на те суммы, что вы зарабатывали?
     БРОДСКИЙ. Можно. Находясь в тюрьме, я  каждый вечер расписывался в том,
что на меня  израсходовали в день  сорок копеек. А я зарабатывал больше, чем
сорок копеек в день.
     СОРОКИН. Но... надо же одеваться, обуваться!
     БРОДСКИЙ. У меня есть один костюм - старый, но уж какой есть. И другого
мне не надо.
     СОРОКИН. Больше вопросов не имею.
     СУДЬЯ. Защита, пожалуйста.
     АДВОКАТ. Оценивали ли ваши стихи специалисты?
     БРОДСКИЙ.  Да.  Чуковский  и   Маршак  очень  хорошо  говорили  о  моих
переводах. Лучше, чем я заслуживаю.
     АДВОКАТ. Была ли у вас связь с секцией переводов Союза писателей?
     БРОДСКИЙ.  Да.  Я выступал в альманахе, который  называется "Впервые на
русском языке", и читал переводы с польского.
     СУДЬЯ. Вы должны спрашивать его о полезной  работе, а  вы спрашиваете о
выступлениях.
     АДВОКАТ. Его переводы и есть полезная работа.
     СУДЬЯ.  Лучше,  Бродский, объясните суду, почему вы  в  перерывах между
работами не трудились?
     БРОДСКИЙ. Я работал. Я писал стихи.
     СУДЬЯ. Но это же не мешало вам трудиться.
     БРОДСКИЙ. Я и трудился. Я писал стихи.
     СУДЬЯ. Но ведь есть люди, которые работают на заводе и пишут стихи. Что
вам мешало так поступать?
     БРОДСКИЙ.  Но  ведь люди  не  похожи  друг на друга. Даже  цветом кожи,
выражением лица...
     СУДЬЯ. Это  не ваше открытие. Это  всем известно. А  лучше скажите, как
расценить ваше участие в нашем великом поступательном движении к коммунизму?
     БРОДСКИЙ. Строительство коммунизма - это же  не только стояние у станка
и пахота земли. Это и интеллектуальный труд, который...
     СУДЬЯ. Оставьте высокие фразы! Лучше ответьте,  как  вы думаете строить
свою трудовую деятельность на будущее.
     БРОДСКИЙ. Я хотел писать стихи  и переводить. Но если  это противоречит
каким-то общепринятым нормам, я  поступлю на постоянную работу и  все  равно
буду писать стихи.
     ЗАСЕДАТЕЛЬ  ТЯГЛЫЙ.  У   нас  каждый   человек  трудится.   Как  же  вы
бездельничали столько времени?
     БРОДСКИЙ. Вы не считаете  трудом мой  труд. Я писал стихи, я считаю это
трудом.
     СУДЬЯ. Вы сделали для себя выводы из выступления печати?
     БРОДСКИЙ. Статья  Лернера  лживая.  Вот  единственный  вывод, который я
сделал.
     СУДЬЯ. Значит, вы других выводов не сделали?
     БРОДСКИЙ. Не сделал. Я не считаю себя человеком, ведущим паразитический
образ жизни.
     АДВОКАТ.   Вы   сказали,   что  статья   "Окололитературный   трутень",
опубликованная в газете "Вечерний Ленинград", неверна. Чем?
     БРОДСКИЙ. Там только  имя  и фамилия верны. Даже возраст неверен.  Даже
стихи  не мои. Там моими друзьями  названы люди, которых я  едва знаю или не
знаю совсем. Как же я могу считать эту статью верной и делать из нее выводы?
     АДВОКАТ.  Вы  считаете  свой  труд полезным. Смогут ли  это подтвердить
вызванные мною свидетели?
     СУДЬЯ. Вы только для этого свидетелей и вызвали?
     СОРОКИН. У меня есть  вопрос. (Бродскому.) Как вы могли самостоятельно,
не используя чужой труд, сделать перевод с сербского?
     БРОДСКИЙ. Вы задаете  вопрос невежественно. Договор иногда предполагает
подстрочник.  Я  знаю  польский,  сербский  язык  я  знаю  меньше,   но  это
родственные языки, и с помощью подстрочника я смог сделать свой перевод.
     СУДЬЯ. Свидетельница Грудинина.
     ГРУДИНИНА. Я  руковожу работой начинающих поэтов более одиннадцати лет.
В  течение  семи  лет я была членом комиссии по  работе с молодыми авторами.
Сейчас  руковожу  поэтами-старшеклассниками  во  Дворце  пионеров и  кружком
молодых литераторов завода  "Светлана". По просьбе издательства составляла и
редактировала четыре коллективных сборника молодых поэтов,  куда вошло более
двухсот  новых имен. Таким  образом, практически  я знаю  работу почти  всех
молодых поэтов города. Работа Бродского, как начинающего поэта, мне известна
по стихам  1959 и 1960 годов. Это  были еще несовершенные стихи, но с яркими
находками и  образами.  Я не включала  их в сборники, однако  считала автора
способным.  До  осени 1963  года  с  Бродским я лично не  встречалась. После
опубликования статьи  "Окололитературный трутень" в "Вечернем Ленинграде"  я
вызвала е себе  Бродского  для  разговора,  так как  молодежь  осаждала меня
просьбами вмешаться в дело оклеветанного человека.  Бродский  на мой вопрос,
чем   он  занимается,  ответил,  что   он  изучает  языки  и   работает  над
художественными  переводами около полутора  лет. Я  взяла  у  него  рукописи
переводов  для ознакомления.  Как профессиональный поэт  и литературовед  по
образованию,  я  утверждаю,   что  переводы  Бродского  сделаны  на  высоком
профессиональном   уровне.  Бродский   обладает  специфическим,   не   часто
встречающимся талантом художественного перевода  стихов. Он  представил  мне
работу  из  368 стихотворных  строк.  Кроме  того, я  прочла 120  строк  его
переводов  стихов,  напечатанных  в  московских изданиях. По  личному  опыту
художественного перевода я знаю, что такой объем работы требует от автора не
менее полугода  уплотненного рабочего времени,  не считая хлопот по  изданию
стихов  и консультаций специалистов. Время, нужное для таких  хлопот, учету,
как известно, не поддается. Если расценивать даже по самым низким расценкам,
то у Бродского уже наработано примерно  350 рублей новыми деньгами, и вопрос
лишь  в  том,  когда  будет  напечатано все сделанное.  Кроме  договоров  на
переводы, Бродский представил мне договоры с радио и телевидением, работа по
которым уже  выполнена,  но  тоже еще не полностью оплачена. Из  разговора с
Бродским и  людьми, его знающими,  мне  известно,  что  живет Бродский очень
скромно, отказывает себе  в одежде и  развлечениях,  основную часть  времени
просиживает за  письменным столом. Полученные за  работу  деньги он вносит в
семью.
     АДВОКАТ. Нужно  ли для художественного перевода стихов знать творчество
автора вообще?
     ГРУДИНИНА. Да, для  хороших переводов,  подобных  переводам  Бродского,
надо знать творчество поэта и вникнуть в его голос.
     ЗАСЕДАТЕЛЬ ЛЕБЕДЕВА. Можно ли самоучкой выучить чужой язык?
     ГРУДИНИНА. Я изучила самоучкой два  языка в дополнение к  тем,  которые
изучила в университете.
     ЛЕБЕДЕВА. Я вот смотрю книжку... Тут же у Бродского всего два маленьких
стишка.
     ГРУДИНИНА.   Я  хотела   бы  дать  некоторые   разъяснения,  касающиеся
писательского труда...
     СУДЬЯ.  Нет,  не  надо.  Так,  значит,  каково  ваше  мнение  о  стихах
Бродского?
     ГРУДИНИНА. Мое мнение, что как поэт он очень талантлив и на голову выше
многих, кто считается профессиональным переводчиком.
     СУДЬЯ. А  почему  же  он работает  в  одиночку и  не  посещает  никаких
литературных объединений?
     ГРУДИНИНА. В 1958 году он просил принять его в мое литобъединение. Но я
слышала  о  нем  как  об  истеричном  юноше  и  не приняла  его,  оттолкнула
собственными  руками. Это была моя  ошибка,  я о ней  очень жалею.  Сейчас я
охотно возьму его в свое объединение и буду работать с ним, если он захочет.
     ЗАСЕДАТЕЛЬ ТЯГЛЫЙ.  Вы  сами  когда-нибудь  лично видели,  как он лично
трудится над стихами, или он пользуется чужим трудом?
     ГРУДИНИНА. Я не  видела, как Бродский  сидит и пишет. Но я  не видела и
как Шолохов  сидит  за  письменным  столом и пишет.  Однако, это  не значит,
что...
     СУДЬЯ.  Неудобно  сравнивать  Шолохова   и  Бродского.  Неужели  вы  не
разъяснили молодежи, что государство требует, чтобы молодежь училась? Ведь у
Бродского всего семь классов.
     ГРУДИНИНА. Объем знаний у него очень большой. Я в этом убедилась, читая
его переводы.
     ОБВИНИТЕЛЬ СОРОКИН. Читали ли вы его нехорошие, порнографические стихи?
     ГРУДИНИНА. Нет, никогда.
     АДВОКАТ.  Вот  о  чем  я хочу  спросить вас,  свидетельница.  Продукция
Бродского за 1963-й, то есть за прошлый год такая:  стихи  в книге "Заря над
Кубой", переводы стихов Галчинского,  правда, еще не опубликованные, стихи в
книге "Югославские поэты", песни гаучо и публикации в "Костре". Можно ли это
считать серьезной работой?
     Грудинина.  Да,  несомненно. Это наполненный  рабочий год. А деньги эта
работа  может  принести не  сегодня,  а  несколько  лет  спустя. Неправильно
определять труд молодого поэта суммой гонорара, полученного в данный момент.
Молодого   автора   может  постичь   неудача,  может   потребоваться   новая
дополнительная  работа. Есть такая  шутка: разница между тунеядцем и молодым
поэтом в том, что тунеядец не работает и ест, а молодой поэт работает, но не
всегда ест.
     СУДЬЯ. Нам  не понравилось это  ваше заявление.  В нашей стране  каждый
человек получает по своему труду, и потому не может быть,  чтобы  он работал
много, а получал мало.  В нашей стране, где такое большое  участие уделяется
молодым  поэтам,  вы  говорите,  что они  голодают.  Почему вы сказали,  что
молодые поэты не едят?
     ГРУДИНИНА. Я  так не сказала. Я предупредила, что это  шутка, в которой
есть доля правды. У молодых поэтов очень неравномерный заработок.
     СУДЬЯ. Ну, это уж от них зависит. Ладно, вы разъяснили, что  ваши слова
шутка. Примем это объяснение. Кто у нас следующий свидетель?
     АДВОКАТ. Ефим Григорьевич Эткинд.
     СУДЬЯ.  Эткинд?.. Дайте-ка мне ваш паспорт,  поскольку  фамилия  как-то
неясно произносится... (Берет  у  свидетеля паспорт.) Так...  Эткинд... Ефим
Гершевич. Так, мы слушаем вас, Ефим Гершевич.
     ЭТКИНД.  По  роду  моей  общественно-литературной работы,  связанной  с
воспитанием начинающих  переводчиков, мне часто приходится  читать и слушать
переводы молодых  литераторов. Около года  назад мне довелось познакомить  с
переводами  Бродского.  Это  были  переводы замечательного  польского  поэта
Галчинского, стихи которого у нас еще мало известны и почти не переводились.
На  меня   произвели  сильное   впечатление  ясность   поэтических  образов,
музыкальность, страстность и энергия стиха. Поразило меня и то, что Бродский
самостоятельно, без всякой посторонней помощи  изучил польский  язык.  Стихи
Галчинского  он прочел  по-польски  с  таким же увлечением,  с  каким  читал
собственные переводы. Я понял, что имею дело  с человеком редкой одаренности
и - что не менее важно - трудоспособности и усидчивости. Переводы, которые я
имел  случай  читать позднее,  укрепили меня  в  этом мнении. Это, например,
переводы  из кубинского поэта  Фернандеса, опубликованные  в книге "Заря над
Кубой",  и  из  современных  югославских   поэтов,  печатаемые   в  сборнике
Гослитиздата.  Я много беседовал с  Бродским  и удивлялся  его  познаниям  в
области американской,  английской и  польской литературы.  Перевод стихов  -
труднейшая  работа,  требующая  усердия,  знаний,  таланта.  На  этом   пути
литератора могут ожидать  бесчисленные неудачи, а материальный доход -  дело
далекого будущего... Все, что я знаю о работе  Бродского, убеждает меня, что
перед ним как перед  поэтом-переводчиком большое будущее.  Это не только мое
мнение. Бюро  секции переводчиков, узнав о  том, что издательство  расторгло
заключенные  с Бродским договоры  после появления  статьи в газете "Вечерний
Ленинград", приняло единодушное  решение  ходатайствовать  перед  директором
издательства  о  привлечении  Бродского к  работе,  о восстановлении  с  ним
договорных  отношений.  Мне   доподлинно  известно,  что  такого  же  мнения
придерживаются крупнейшие авторитеты  в области поэтического перевода Маршак
и Чуковский, которые...
     СУДЬЯ. Говорите только о себе!
     ЭТКИНД.   Бродскому   нужно   предоставить  возможность  работать   как
поэту-переводчику.  Вдали  от большого города,  где  нет  ни нужных книг, ни
литературной  среды, это  очень трудно, почти невозможно.  Повторяю, на этом
пути,  по  моему  глубокому  убеждению,  его ждет  большое  будущее.  Должен
сказать,  что  я  очень  удивился, увидев  объявление:  "Суд  над  тунеядцем
Бродским".
     СУДЬЯ. Вы же знали это сочетание.
     ЭТКИНД. Знал. Но  никогда  не думал, что  такое сочетание будет принято
судом...
     СУДЬЯ. Были ли у вас недоразумения в работе, в вашей личной жизни?
     ЭТКИНД (с недоумением). Нет. Впрочем, я уже два дня не был в институте.
Может быть, там что-то и произошло.
     СУДЬЯ.  Садитесь, свидетель.  Вызывается свидетель  Смирнов,  начальник
Ленинградского Дома обороны.
     СМИРНОВ. Я лично с Бродским не знаком, но хочу сказать, что если бы все
граждане относились  к  накоплению материальных ценностей, как Бродский, нам
бы коммунизма долго не построить!
     Разум - оружие  опасное для его владельца. Все говорили, что он умный и
чуть  ли не гениальный. Но  никто  не сказал,  какой  он человек.  Выросши в
интеллигентной семье, он имеет  только семилетнее образование. Вот пусть тут
присутствующие скажут, хотели ли они сына, который имеет только семилетку? В
армию он не пошел потому, что  был единственным кормильцем семьи. А какой он
кормилец? Тут говорят - талантливый переводчик, а  почему никто не  говорит,
что у него много путаницы в голове? И антисоветские строчки.
     БРОДСКИЙ. Это неправда.
     СМИРНОВ.  Ему надо  изменить  многие свои мысли. Я  подвергаю  сомнению
справку, которую дали Бродскому в нервном диспансере насчет нервной болезни.
Это  сиятельные  друзья  стали звонить  во все  колокола и  требовать  - ах,
спасите молодого человека! А  его надо лечить принудительным трудом, и никто
ему  не поможет, никакие сиятельные друзья.  Я лично его  не знаю. Знаю  про
него из  печати.  И  со справками  знаком. Я  медицинскую  справку,  которая
освободила его от  службы, подвергаю  сомнению. Я не  медицина, но подвергаю
сомнению!
     БРОДСКИЙ.  Когда  меня  освобождали как  единственного  кормильца, отец
болел, он лежал после инфаркта, а  я работал и зарабатывал. А потом болел я.
Откуда вы меня знаете, чтобы так говорить?
     СМИРНОВ. Я познакомился с вашим личным дневником.
     БРОДСКИЙ. На каком основании?
     СУДЬЯ. Я снимаю этот вопрос.
     СМИРНОВ. Я читал его стихи.
     АДВОКАТ. Вот в деле оказались стихи, не принадлежащие Бродскому. Откуда
вы знаете, что  стихи,  прочитанные вами, действительно его стихи?  Ведь  вы
говорите о стихах неопубликованных.
     СМИРНОВ. Знаю, и все!
     СУДЬЯ. Приглашается свидетель Логунов. Кем вы работаете?
     ЛОГУНОВ. Заместителем директора Эрмитажа.
     АДВОКАТ. Назовите, пожалуйста, свою должность полностью.
     ЛОГУНОВ. Заместитель директор Эрмитажа по хозяйственной части.
     АДВОКАТ. Спасибо.
     ЛОГУНОВ. С Бродским я лично не  знаком. Впервые встретил  его здесь,  в
суде. Так  жить, как  живет Бродский,  больше  нельзя! Я  не  позавидовал бы
родителям, у  которых такой  сын.  Я  работал  с  писателями,  я  среди  них
вращался.  Я  сравниваю  Бродского  с  Олегом  Шестинским.   Олег  ездил   с
агитбригадой, он окончил Ленинградский университет и университет  в Софии. И
еще Олег работал в шахте. Я хотел выступить в том плане, что надо трудиться,
отдавать все культурные навыки.  И стихи, которые составляет Бродский,  были
бы тогда настоящими стихами. Бродский должен начать жизнь по-новому!
     АДВОКАТ. Но...  Надо же все-таки, чтобы  свидетели говорили о фактах. А
они...
     СУДЬЯ. Вы потом сможете дать оценку свидетельским показаниям. Свидетель
Денисов.
     ДЕНИСОВ. Я работаю трубоукладчиком в УНР-20. Я Бродского лично не знаю.
Я  знаком  с  ним по выступлениям  нашей печати. Я выступаю как  гражданин и
представитель общественности.  Я после выступления  газеты возмущен  работой
Бродского. Я захотел познакомиться  с его книгами. Пошел в библиотеку  - нет
его книг. Спрашивал знакомых, знают ли они такого. Нет, не знают. Я рабочий.
Я сменил за свою жизнь  только две работы. А Бродский? Меня не удовлетворяют
показания Бродского, что он знал много специальностей. Ни одну специальность
за такой короткий срок не изучить. Говорят, что Бродский что-то представляет
собой  как  поэт. Почему  же он  не  был членом ни одного объединения? Он не
согласен  с диалектическим материализмом?  Ведь  Энгельс  считал,  что  труд
создал человека.  А Бродского эта  формулировка не удовлетворяет. Он считает
иначе.  Может,  он  талантливый,  но  почему  он не  находит дороги в  нашей
литературе? Почему он не  работает? Я хочу подсказать мнение,  что  меня его
трудовая деятельность как рабочего не удовлетворяет!
     СУДЬЯ. Свидетель Николаев, пенсионер.
     НИКОЛАЕВ.  Я лично с Бродским не знаком. Я хочу сказать, что знаю о нем
три года  по  тому  тлетворному  влиянию,  которое  он  оказывает  на  своих
сверстником. Я отец.  Я на своем примере убедился, как  тяжело иметь  такого
сына, который  не работает. Я у моего сына не однажды видел стихи Бродского.
Поэму  в  42-х  главах  и разрозненные  стихи.  Я  знаю  Бродского  по  делу
Уманского. Есть пословица: скажи, кто  твои друзья. Я Уманского знал  лично.
Он отъявленный антисоветчик. Он, как  и  Бродский, не  хочет работать. Люди,
подобные Бродскому  и  Уманскому,  оказывают  тлетворное  влияние  на  своих
сверстников. Я удивляюсь родителям Бродского. Они, видно, подпевали ему. Они
пели ему в унисон.  По форме стиха видно, что Бродский может сочинять стихи.
Но, кроме вреда, эти стихи ничего не приносили. Бродский не просто тунеядец.
Он воинственный тунеядец. С людьми, подобными  Бродскому,  надо  действовать
без пощады!
     ЗАСЕДАТЕЛЬ  ТЯГЛЫЙ.  Вы считаете,  что  на вашего сына  повлияли  стихи
Бродского?
     НИКОЛАЕВ. Да.
     СУДЬЯ. Отрицательно повлияли?
     НИКОЛАЕВ. Да.
     АДВОКАТ. Откуда вы знаете, что это стихи Бродского?
     НИКОЛАЕВ. Там была папка, а на папке написано: Иосиф Бродский.
     АДВОКАТ. Ваш сын был знаком с Уманским?
     НИКОЛАЕВ. Да.
     АДВОКАТ.  Почему  же  вы  думаете,  что это  Бродский,  а  не Уманский,
тлетворно повлиял на вашего сына?
     НИКОЛАЕВ. Я считаю: Бродский и иже  с ним. У Бродского стихи позорные и
антисоветские!
     БРОДСКИЙ. Назовите мои  антисоветские стихи.  Скажите  хоть  строчку из
них.
     СУДЬЯ. Цитировать не позволю!
     БРОДСКИЙ. Но я же должен знать, о каких стихах идет речь! Может, они не
мои.
     НИКОЛАЕВ.   Если  бы  я  знал,  что  буду   выступать  в  суде,  я   бы
сфотографировал и принес.
     СУДЬЯ. Спасибо. Свидетельница Ромашова.
     РОМАШОВА.  Чтобы избежать  лишних  вопросов, сразу скажу, что я заведую
кафедрой  марксизма-ленинизма  в училище  имени Мухиной.  Так  вот.  Я лично
Бродского  не знаю.  Но его так называемая деятельность мне известна. Пушкин
говорит, что талант - это прежде всего  труд. А Бродский? Разве он трудится?
Разве он работает над  тем, чтобы сделать свои стихи  понятными народу? Меня
удивляет, что мои коллеги создают такой ореол вокруг него. Ведь это только в
Советской стране может быть, чтобы суд так доброжелательно говорил с поэтом,
так  по-товарищески  советовал  ему  учиться!  Я,  как  секретарь  партийной
организации училища  имени Мухиной,  могу сказать,  что  он плохо  влияет на
молодежь.
     АДВОКАТ. Вы когда-нибудь видели Бродского?
     РОМАШОВА. Никогда.  Но так называемая деятельность  Бродского позволяет
мне судить о нем...
     СУДЬЯ. Свидетель  Ад-мо-ни... Владимир Григорьевич... Если  можно,  ваш
паспорт,   поскольку   фамилия   необычная...   (Берет  паспорт.)  Адмони...
Владимир... Григорьевич, в самом деле. Ваша профессия, место работы?
     АДМОНИ.  Лингвист,  переводчик, профессор института имени Герцена. Член
Союза писателей.
     СУДЬЯ. Что вы можете сообщить суду?
     АДМОНИ.  Когда  я  узнал,  что Иосифа  Бродского  привлекают к  суду по
обвинению в  тунеядстве,  я счел  своим долгом  высказать  перед  судом  мое
мнение.  Я считаю себя вправе сделать это в силу того, что  30 лет работаю с
молодежью  как  преподаватель  вузов,  в  силу  того,  что  давно  занимаюсь
переводами.  С  Иосифом Бродским  я  почти не  знаком. Мы  здороваемся,  но,
кажется,  не  обменялись  даже  двумя  фразами.  Однако  примерно  в течение
последнего  года  или  даже  несколько  больше  я пристально  слежу  за  его
переводческими работами  - по его выступлениям на переводческих вечерах,  по
публикациям. Потому что это переводы талантливые, яркие. И на основании этих
переводов из Галчинского, Фернандеса и других я могу со всей ответственность
сказать, что они требовали  чрезвычайно большой  работы  от  их  автора. Они
свидетельствуют о большом  мастерстве  и  культуре  переводчика. А  чудес не
бывает.  Сами  собой  ни  мастерство,  ни культура не приходит... А  когда я
сегодня - только сегодня - узнал, что он вообще окончил только семь классов,
то для меня стало  ясно, что он должен был вести поистине гигантскую работу,
чтобы приобрести такое мастерство и такую культуру, которыми он  обладает...
Тот Указ, по которому привлечен к ответственности Бродский, направлен против
тех,  кто мало работает, а не против тех, кто  мало зарабатывает. Тунеядцы -
это те, кто мало работает. Поэтому обвинение Бродского в тунеядстве является
нелепостью. Нельзя обвинять в тунеядстве человека, который работает так, как
Иосиф  Бродский,  - работает упорно, много, не  думая о больших  заработках,
готовый ограничить себя самым необходимым, чтобы только совершенствоваться в
своем искусстве и создавать полноценные художественные произведения.
     СУДЬЯ.  Что  это  вы говорили о  том, что  не надо судить тех, кто мало
зарабатывает? А вы читали Указ от 4  мая? Коммунизм  создается только трудом
миллионов!
     АДМОНИ. Я  говорил, что суть  Указа в том, чтобы судить  тех, кто  мало
работает, а не тех, кто мало зарабатывает.
     ЗАСЕДАТЕЛЬ  ТЯГЛЫЙ.  Где  Бродский  читал  свои  переводы  и  на  каких
иностранных языках он читал?
     АДМОНИ. Он  читал  по-русски.  Он  переводит  с иностранных  языков  на
русский.
     СУДЬЯ. Если вас спрашивает простой  человек, вы должны ему объяснить, а
не улыбаться.
     АДМОНИ.  Я  и объясняю,  что он  переводит с  польского  и сербского на
русский.
     СУДЬЯ. Можете сесть. Свидетель Воеводин. Где вы работаете?
     ВОЕВОДИН. В аппарате Ленинградского отделения Союза писателей.
     СУДЬЯ. Вы лично знаете Бродского?
     ВОЕВОДИН.  Нет. Я только  полгода работаю в  Союзе писателей. Я лично с
ним знаком не был. Он мало бывает в союзе, только  на переводческих вечерах.
Он, видимо,  понимал,  как  встретят его стихи, и  потому не ходил на другие
объединения. Я читал  его эпиграммы. Вы покраснели бы,  товарищи судьи, если
бы  их  прочитали. Здесь  говорили о  таланте Бродского.  Талант  измеряется
только народным признанием. А этого  признания нет и быть  не может! В  Союз
писателей была передана папка стихов Бродского. В них три темы:  первая тема
- отрешенности от  мира, вторая - порнографическая, третья - тема  нелюбви к
родине, к  народу, где  Бродский говорит  о родине  чужой. Погодите,  сейчас
припомню: "однообразная русская толпа"...
     СУДЬЯ. Достаточно.
     ВОЕВОДИН. Пусть  эти безобразные строки останутся на его совести. Поэта
Бродского не существует. Переводчик, может, и есть, а поэта не существует. Я
абсолютно  поддерживаю  мнение товарища, который  говорил  о своем  сыне, на
которого Бродский  влиял тлетворно. Бродский отрывает молодежь от  труда, от
мира и жизни. В этом большая антиобщественная роль Бродского.
     СУДЬЯ. Обсуждали вы на комиссии Бродского?
     ВОЕВОДИН. Было одно короткое собрание, на  котором речь шла о Бродском.
Но  обсуждение   не   вылилось  в  широкую  дискуссию.   Повторяю,  Бродский
ограничивался полупохабными эпиграммами, а в союз ходил редко. Мой друг поэт
Куклин однажды громогласно  с  эстрады  заявил  о своем  возмущении  стихами
Бродского.
     АДВОКАТ. Справку, которые вы написали, разделяет вся комиссия?
     ВОЕВОДИН. С Эткиндом, который придерживается другого мнения, мы справку
не согласовывали.
     АДВОКАТ. А остальным членам комиссии содержание вашей справки известно?
     ВОЕВОДИН. Нет, она известна не всем членам комиссии.
     СУДЬЯ.  Свидетель,  вы  свободны... Слово имеет общественный обвинитель
Сорокин,   председатель   народной   дружины   Дзержинского   района  города
Ленинграда.
     СОРОКИН.  Наш  великий  народ строит коммунизм.  В  советском  человеке
развивается  замечательное  качество  -  наслаждение   общественно  полезным
трудом. Процветает только то общество, где нет безделья.  Бродский далек  от
патриотизма. Он  забыл главный принцип:  кто  не  работает,  тот  не ест.  А
Бродский  на  протяжении многих лет ведет  жизнь  тунеядца.  В 1956  году он
бросил  школу  и поступил на  завод. Ему было пятнадцать лет. В  том же году
увольняется.  Последние  четыре  года  он  вообще   не  работает  нигде.  Мы
проверили,  что Бродский  за одну работу получил 37  рублей, а  он  говорит:
150...
     БРОДСКИЙ. Это аванс! Только аванс! Часть того, что я потом получу!
     СУДЬЯ. Молчите, Бродский! Вам будет предоставлено последнее слово.
     СОРОКИН.   Там,   где  Бродский  работал,  он   всех   возмущал   своей
недисциплинированностью   и   нежеланием  работать.   Статья   в   "Вечернем
Ленинграде"  вызвала  большой  отклик.  Особенно много  писем  поступило  от
молодежи. Она резко осудила поведение Бродского. Молодежь считает,  что  ему
не место в  Ленинграде. Что он должен быть сурово наказан! У него  полностью
отсутствует  понятие  о совести и  долге.  Каждый человек  считает  счастьем
служить  в  армии. А  он уклонился.  Отец  Бродского  послал своего  сына на
консультацию в  диспансер, и  он  приносит оттуда  справку,  которую  принял
легковерный военкомат. Еще до вызова в военкомат Бродский пишет своему другу
Шахматову, ныне осужденному: "Предстоит  свидание с комитетом  обороны. Твой
стол  станет  надежным  прибежищем  моих  ямбов".  Бродский  принадлежал   к
компании, которая сатанинским  хохотом встречала слово  "труд" и с почтением
слушала  своего  фюрера Уманского. Бродского объединяет  с  ним  ненависть к
труду и  к советской  литературе. Особенным  успехом пользуется  здесь набор
порнографических  слов  и понятий. Шахматова  Бродский называл "сэром". И не
иначе!  Шахматов  был  осужден.  Вот из  какого  зловонного  болота появился
Бродский.  Говорят  об  одаренности Бродского.  Но  кто  это  говорит? Люди,
подобные Шахматову!
     ГОЛОС  ИЗ  ЗАЛА.  Кто? Чуковский и Маршак подобны  Шахматову? Ахматова?
Шостакович? Паустовский? Позор!

     "Дружинники" выволакивают нарушителя спокойствия из зала.

     СУДЬЯ.  Прошу  соблюдать  порядок,   иначе  я   прикажу  очистить  зал!
Продолжайте, обвинитель.
     СОРОКИН.  Бродского  защищают  прощелыги,  тунеядцы,  мокрицы,   жучки.
Бродский не поэт, а человек, пытающийся писать стишки. Он забыл, что в нашей
стране человек должен трудиться, создавать ценности: станки, хлеб. Бродского
надо  заставить  трудиться насильно!  Надо  выселить его из города-героя. Он
тунеядец,  хам,  прощелыга, идейно грязный человечек... Мы сегодня  судим не
поэта, а тунеядца. Почему  тут  защищали человека, ненавидящего нашу Родину?
Надо проверить моральный облик тех, кто его защищал!
     ГОЛОС ИЗ ЗАЛА. Позор!
     СУДЬЯ. Прошу соблюдать тишину!
     СОРОКИН. Он писал в стихах: "Люблю я родину чужую". В его дневнике есть
запись: "Я давно уже  думал о  выходе за красную черту".  В другом письме он
пишет:  "Плевать я хотел на Москву!" Вот  чего стоят Бродский и те,  кто его
защищает!
     СУДЬЯ. Слово имеет защита.
     АДВОКАТ. Общественный обвинитель использовал материалы, которых  в деле
нет,  которые  в  ходе  дела  возникают  впервые  и  по которым  Бродский не
допрашивался и объяснений не  давал.  Подлинность материалов, заимствованных
из  заслушанного  в 1961  году спецдела,  судом  не  проверена,  и  то,  что
общественный  обвинитель  цитировал, мы  не имеем  возможности  проверить...
Общественный обвинитель приводит как мнение общественности письма  читателей
в редакцию газеты  "Вечерний Ленинград". Авторы писем  Бродского  не  знают,
стихов его не читали и судят о нем по тенденциозной  и во многом неверной по
фактам  газетной  статье.   Общественный  обвинитель  оскорбляет  не  только
Бродского, употребляя слова "хам", "тунеядец", "антисоветский элемент", но и
лиц,  вступившихся  за  него: Чуковского, Маршака, а  также наших  уважаемых
свидетелей.  Таким  образом, не  располагая  объективными  доказательствами,
обвинитель  пользуется  недозволенными приемами.  Чем же вообще  располагает
обвинение? Справка о трудовой деятельности с 1956 по 1962 год.  В 1956  году
Бродскому было 16 лет, он мог вообще учиться и быть  на иждивении  родителей
до 18 лет. Частая  смена  работ -  влияние психопатических черт  характера и
неумения сразу найти свое  место в жизни. Перерывы объясняются, в частности,
сезонной работой в экспедициях. Нет никакой причины до 1962 года говорить об
уклонении от труда. Далее.  Штатно Бродский не  работает с 1962 года. Однако
представленные  договоры  с  издательствами,  справка студии  телевидения  и
журнала "Костер",  вышедшие  книги  переводов  свидетельствуют о  творческой
работе. О  качестве  этой  работы  есть  справка, подготовленная Воеводиным,
резко отрицательная, с недопустимыми  обвинениями Бродского  в антисоветской
деятельности   -  справка,  напоминающая   документы  худших  времен  культа
личности.  Выяснилось,  что эта  справка  на  комиссии  Союза  писателей  не
обсуждалась   и,  таким  образом,  является   единоличным  мнением  прозаика
Воеводина. Есть  отзыв  таких людей,  как  Маршак  и  Чуковский.  Свидетели,
являющиеся  профессиональными  литературоведами   и  переводчиками,   высоко
оценивают  работу  Бродского как  переводчика и  говорят  о большой  затрате
труда, которая понадобилась ему, чтобы перевести то, что  он перевел за 1963
год. Вывод: справка Воеводина не может опровергнуть мнение этих лиц. Ни один
из  свидетелей обвинения Бродского не знает,  стихов от него не получал и не
слышал, свидетели дают  показания  на  основе непонятным путем полученных  и
непроверенных  в  судебном заседании  документов  и высказывают свое мнение,
произнося обвинительные речи. Другими материалами обвинение не обладает. Суд
должен  исключить из  рассмотрения следующее.  Первое.  Материалы  спецдела,
рассмотренного в 1961 году, по которому  в отношении Бродского было вынесено
постановление:  дело  прекратить...  Второе.  По  мнению  защиты, суд дожжен
признать  себя   некомпетентным  при  оценке   качества  стихов   Бродского.
Во-первых,  мы  не знаем,  какие из  приложенных  к делу стихов  принадлежат
самому Бродскому. Во-вторых, чтобы судить о  том, упадочнические это  стихи,
пессимистические   или  лирические,   должна  быть   проведена  авторитетная
литературоведческая экспертиза. При всем  моем уважении к настоящему составу
суда, среди заседателей нет человека, который был бы специалистом в вопросах
литературного  труда. И без специальной экспертизы ни суд, ни  стороны  не в
состоянии  решить  вопрос  о  качестве  стихов Бродского.  Да и не  это наша
задача. Задача суда - установить, являлся ли Бродский тунеядцем, живущим  на
нетрудовые   доходы,  ведущим   паразитический   образ   жизни.  Бродский  -
поэт-переводчик,   вкладывающий   свой  труд  в   переводы  поэтов  братских
республик,  стран народной демократии, в дело борьбы  за мир. Он не пьяница,
не   аморальный  человек,  не  стяжатель...  Никаких  нетрудовых  источников
существования  у  него  не  было.  Он  жил скудно,  чтобы иметь  возможность
работать, заниматься  любимым делом. Выводы.  Ответственность  Бродского  не
установлена. Он  не тунеядец, и меры административного  воздействия  к  нему
применить нельзя.  Значение Указа от  4  мая 1961 года очень  велико.  Он  -
оружие  чистки  нашего  города  от  действительных  тунеядцев  и  паразитов.
Неосновательное  привлечение Бродского дискредитирует идею  Указа.  Бродский
был необоснованно задержан с 13 февраля и лишен возможности представить суду
доказательства  своей  невиновности.  Однако,  и  представленных  материалов
достаточно для вывода  о том, что  Бродский не тунеядец.  На  этом основании
защита  просит суд снять  с Бродского все обвинения и освободить  его из-под
стражи.
     СУДЬЯ. Суд удаляется на совещание.

     Судья  и  заседатели  выходят.  БРОДСКИЙ  покидает  скамью  подсудимых,
проходит на  авансцену  и  садится  на  край  ее,  как  сидел, возможно,  на
полуразрушенных ступенях Колизея,  давно  уже написав или даже не зная  еще,
что напишет стихи из своего "римского" цикла.

     БРОДСКИЙ.
     Мой Телемак, Троянская война
     окончена. Кто победил - не помню.
     Должно быть, греки: столько мертвецов
     вне дома могут бросить только греки.
     И все-таки ведущая домой
     дорога оказалась слишком длинной,
     как будто Посейдон, пока мы там
     теряли время, растянул пространство...
     Мне неизвестно, где я нахожусь,
     что предо мной. Какой-то грязный остров,
     кусты, постройки, хрюканье свиней,
     заросший сад, какая-то царица,
     трава да камни... Милый Телемак,
     все острова похожи друг на друга,
     когда так долго странствуешь, и мозг
     уже сбивается, считая волны,
     глаз, засоренный горизонтом, плачет,
     и водяное мясо застит слух...
     Не помню я, чем кончилась война,
     И сколько лет тебе сейчас, не помню.
     Расти большой, мой Телемак, расти.
     Лишь боги знают, свидимся ли снова.
     Ты и сейчас уже не тот младенец,
     Перед которым я сдержал быков.
     Когда б не Паламед, мы жили б вместе.
     Но может быть, и прав он: без меня
     Ты от страстей Эдиповых избавлен.
     И сны твои, мой Телемак, безгрешны...

     ПРИСТАВ. Встать, суд идет!

     Входят  Судья  и  Заседатели.  Одновременно   с   ними  -  ЖУРНАЛИСТ  и
ПОЭТ-ЛАУРЕАТ. БРОДСКИЙ продолжает сидеть на краю  сцены. Все, что происходит
в зале суда, для него уже давно в прошлом.

     СУДЬЯ.  Именем   Российской  Советской   Федеративной  Социалистической
республики.  Суд установил. Гражданин  Бродский  систематически не выполняет
обязанностей советского  человека по производству  материальных ценностей  и
личной обеспеченности, что видно из частой перемены работы...
     БРОДСКИЙ.
     Нынче ветрено и волны с перехлестом.
     Скоро осень, все изменится в округе.
     Смена красок этих трогательней, Постум,
     чем наряда перемена у подруги.
     Дева тешит до известного предела -
     дальше локтя не пойдешь или колена.
     Сколь же радостней прекрасное вне тела:
     ни объятье невозможно, ни измена...
     СУДЬЯ. Гражданин Бродский предупреждался  органами МГБ в 1961  году и в
1963  году милицией.  Обещал поступить  на постоянную работу, но выводов  не
сделал, продолжал не работать, писал и читал  на вечерах свои упадочнические
стихи...
     БРОДСКИЙ.
     Вот и прожили мы больше половины.
     Как сказал мне старый раб перед таверной:
     "Мы, оглядываясь, видим лишь руины".
     Взгляд, конечно, очень варварский, но верный...
     СУДЬЯ. Из справки Комиссии по работе  с молодыми писателями видно,  что
Бродский  не  является поэтом.  Его  осудили  и  читатели  газеты  "Вечерний
Ленинград"...
     БРОДСКИЙ.
     Был в горах, Сейчас вожусь с большим букетом.
     Разыщу большой кувшин, воды налью им...
     Как там в Ливии, мой Постум, - или где там?
     Неужели до сих пор еще воюем?..
     СУДЬЯ.  На  основании  вышеизложенного суд  постановляет:  применить  к
Бродскому  Указ  от  4  мая  1961  года  и  сослать гражданина  Бродского  в
отдаленные местности сроком на пять лет с применением обязательного труда.
     ЖУРНАЛИСТ (показывает  Поэту-лауреату запись в  блокноте). Даю в номер:
"Тунеядец получил по заслугам". Пойдет?

     Поэт-лауреат одобрительно кивает.

     БРОДСКИЙ.
     Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье,
     долг свой давний вычитанию заплатит.
     Забери из-под подушки сбереженья,
     там немного, но на похороны хватит.
     Поезжай на вороной своей кобыле
     в дом гетер под городскую нашу стену.
     Дай им цену, за которую любили,
     чтоб за ту же и оплакивали цену...
     СУДЬЯ. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.

     БРОДСКИЙ (поднимается  и  подходит  к  своему  "судному"  месту).  Ваше
величество!  Уважаемые  академики,  члены  Нобелевского  комитета!   Дамы  и
господа!  Для  человека  частного  и  частность  эту  всю  жизнь  какой-либо
общественной   роли  предпочитавшего,   для  человека,   зашедшего   в  этом
предпочтении  довольно  далеко - и,  в частности,  от  родины,  -  оказаться
внезапно за этой трибуне - большая неловкость и испытание...
     ЖУРНАЛИСТ.  Какой блистательный ряд  имен: Киплинг, Метерлинк, Фолкнер,
Гамсун, Тагор, Роллан, Хемингуэй,  Черчилль!  И  наши соотечественники: 1933
год - Иван Бунин...

     Взрыв "общественного негодования":

     СОРОКИН. Дворянский прихвостень!
     ЛОГУНОВ. Певец разложения и упадка!
     РОМАШОВА. Это так называемое искусство чуждо народу!
     СМИРНОВ. К стенке этого белогвардейского негодяя!

     БРОДСКИЙ. Если искусство чему-то и учит, и художника - в первую голову,
то именно  частности человеческого существования. Будучи наиболее древней, и
наиболее  буквальной  формой частного  предпринимательства, оно  вольно  или
невольно   поощряет   в  человеке   именно  его  ощущение  индивидуальности,
уникальности,  отдельности,  превращая  его  из  общественного  животного  в
личность...

     ЖУРНАЛИСТ. 1958 год - Борис Пастернак...
     НИКОЛАЕВ. Позор литературному ренегату!
     ТЯГЛЫЙ. Я этого Живагу не читал, но до глубины души возмущен!
     СОРОКИН. Гнать таких из нашей советской страны!
     ДЕНИСОВ. Я рабочий, и от имени рабочих осуждаю!

     БРОДСКИЙ. Многое можно разделить: хлеб, ложе, убеждения, возлюбленную -
но  не стихотворение, скажем, Райнера Марии Рильке. Произведение  искусства,
литературы в особенности и стихотворение, в частности, обращаются к человеку
тет-а-тет,  вступая с ним в  прямые, без посредником,  отношения.  За это  и
недолюбливают искусство вообще, литературу в особенности и
     поэзию,  в  частности,  ревнители  всеобщего  блага,  повелители  масс,
глашатаи исторической необходимости...

     ЖУРНАЛИСТ. 1965 год - Михаил Шолохов...

     Мертвая, благоговейная тишина.

     БРОДСКИЙ. Ибо  там, где прошло  искусство, где прочитано стихотворение,
они  обнаруживают  на месте ожидаемого согласия  и единодушия - равнодушие и
разногласие, на месте решимости к действию - невнимание и брезгливость...

     ЖУРНАЛИСТ. 1970 год - Александр Солженицын...
     СМИРНОВ. К стенке этого мерзавца!
     СОРОКИН. Антисоветчика к ответу!
     РОМАШОВА.  Не  могу  поступаться принципами! Под  суд его, под суд, под
суд!
     ТЯГЛЫЙ.  Я Солженицына не  читал и не буду, но от  лица  общественности
требую: вон из нашей советской страны!
     ДЕНИСОВ. Позор литературному власовцу!..

     БРОДСКИЙ.  Иными словами, в  нолики, которыми ревнители  общего блага и
повелители     масс     норовят     оперировать,     искусство     вписывает
"точку-точку-запятую с минусом",  превращая каждый нолик  в пусть не  всегда
привлекательною, но все же человеческую рожицу...

     ЖУРНАЛИСТ. 1987 год - Иосиф Бродский...
     СУДЬЯ. А кто это признал, что вы поэт?
     СМИРНОВ. Его нужно лечить трудом, только принудительным трудом!
     ЛОГУНОВ. Я сравниваю Бродского с Олегом Шестинским!
     ДЕНИСОВ. Почему  он  не  работает?  Меня его трудовая деятельность  как
рабочего не удовлетворяет!
     НИКОЛАЕВ. С людьми, подобными Бродскому, надо действовать без пощады!
     СОРОКИН. Он тунеядец, хам, прощелыга, грязный человечек! Надо проверить
моральный облик тех, кто его защищает!
     ВОЕВОДИН. Поэта Бродского не существует!..

     БРОДСКИЙ. Независимо от того, является человек читателем или писателем,
задача его состоит прежде всего в том, чтобы прожить свою собственную, а  не
навязанную или предписанную извне, даже самым благородным образом выглядящую
жизнь.  Ибо  она  у каждого из нас одна,  и мы  хорошо  знаем,  чем все  это
кончается.   Было  бы  досадно  израсходовать  этот  единственный   шанс  на
повторение чужой внешности, чужого опыта, на тавтологию - тем  более обидно,
что  глашатаи  исторической  необходимости,  по  чьему  наущению человек  на
тавтологию  готов согласиться, в  гроб с  ним вместе  не  лягут и спасибо не
скажут... И  до тех пор,  пока государство позволяет себе вмешиваться в дела
литературы,  литература  имеет  право  вмешиваться  в   дела  государства...
Благодарю.

     БРОДСКИЙ покидает "трибуну".

     ЖУРНАЛИСТ. Иосиф  Александрович,  сегодня,  когда ваши книги  пришли  в
Россию, неужели у вас нет желания вернуться на родину?
     БРОДСКИЙ. Нет.

     И все-таки он возвращается: каждым воспоминанием, каждым стихотворением
- от больших поэм,  выстраданных  на чужбине, до этих  вот  юношеских,  "так
называемых" стансов, написанных в незабываемые шестидесятые - в пору надежд,
поэзии и весны.

     БРОДСКИЙ.
     Ни страны, ни погоста
     Не хочу выбирать,
     На Васильевский остров
     Я приду умирать.
     Твой асфальт темно-синий
     Я впотьмах не найду,
     Между выцветших линий
     На асфальт упаду.
     И душа, неустанно
     Поспешая во тьму,
     Промелькнет под мостами
     В петроградском дыму.
     И апрельская морось,
     Под затылком - снежок,
     И услышу я голос:
     "До свиданья, дружок".
     И увижу две жизни
     Далеко за рекой,
     К равнодушной Отчизне
     Прижимаясь щекой.
     Словно девочки-сестры
     Из непрожитых лет,
     Выбегая на остров,
     Машут мальчику вслед.








Популярность: 14, Last-modified: Tue, 31 May 2005 20:08:30 GMT