1 000 000 тонн кормовых злаков и стручковых плодов на сумму в 120 млн марок 900 000 тонн нефти на сумму примерно в 115 млн марок 100 000 тонн хлопка на сумму примерно в 90 млн марок 500 000 тонн фосфатов 100 000 тонн хромовой руды 500 тонн железной руды 300 000 тонн железного лома и чугуна 2400 кг платины. Марганцевая руда, металлы, лес и прочее сырье Выкачивая из СССР стратегическое сырье, Германия всячески оттягивала и срывала ответные поставки 15 мая 1941 года, когда немецкие войска уже выходили в районы сосредоточения для наступления, Шнурре докладывал из Москвы в Берлин "Положение с поставками советского сырья до сих пор представляет удовлетворительную картину В апреле были произведены поставки следующих наиболее важных видов сырья. Зерно 208000 тонн Нефть 90000 тонн Хлопок 9 300 тонн Цветные металлы 6 340 тонн меди, олова и никеля. Что касается марганцевой руды и фосфатов, то их поставки пострадали из-за недостатка тоннажа и транспортных трудностей в юго восточной зоне. Транзитная дорога через Сибирь пока еще в действии Поставка сырья в Восточную Азию, в частности каучука, перевозимого в Германию по этой дороге, продолжаю г быть существенными (в течение апреля - 2000 тонн каучука специальными составами и 2000 тонн обычными сибирскими поездами) Общие поставки в текущем году исчисляются Зерно 632 000 тонн Нефть 232 000 тонн Хлопок 23 500 тонн Марганцевая руда 50 000 тонн Фосфаты 67 000 тонн Платина 900 кг Большие затруднения созданы бесконечными слуха ми о неизбежном германо-русском столкновении За стойкость этих слухов в большой степени ответственны официальные источники. Эти слухи причиняют серьезное беспокойство германской индустрии, которая пытается отказаться от заключенных с Россией сделок и в некоторых случаях уже отказывается послать в Москву персонал, необходимый для выполнения контрактов. У меня создается впечатление, что мы могли бы предъявить Москве экономические требования, даже выходящие из рамки договора от 10 января 1941 года, требования, могущие обеспечить германские потребности в продуктах и сырье в пределах больших, чем обусловлено договором В данное время объем сырья, обусловленный договором, особенно в отношении зерна, выполняется замечательно..." Приведу только один пример об ответных поставках Германии Нами был куплен крейсер "Лютцов" - он стоил огромных денег. Крейсера, как такового, не было, немецкий буксир доставил в Ленинград корпус корабля без механизмов и вооружения, до начала войны его строительство так и не было завершено Вот так обманывали нашего "мудрого и гениального вождя народов", и так бездарно он отдавал столь необходимое нам самим стратегическое сырье, создан ное великим трудовым перенапряжением народа ДополнениеNo 3 "Фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами Ставка фюрера 18.12.40 г Верховное главнокомандование вооруженных сил Штаб оперативного руководства вооруженными силами Сов. секретно Только для командования Отдел обороны страны No 33408/40 Директива No 21 ПЛАН "БАРБАРОССА" Германские вооруженные силы должны быть готовы разбить Советскую Россию в ходе кратковременной кампании еще до того, как будет закончена война против Англии (Вариант "Барбаросса".) Сухопутные силы должны использовать для этой цели все находящиеся в их распоряжении соединения, за исключением тех, которые необходимы для защиты оккупированных территорий от всех неожиданностей. Задача военно-воздушных сил - высвободить такие силы для поддержки сухопутных войск при проведении Восточной кампании, чтобы можно было рассчитывать на быстрое завершение наземных операций и вместе с тем ограничить до минимума разрушения восточных областей Германии вражеской авиацией. Однако эта концентрация усилий ВВС на Востоке должна быть ограничена требованием, чтобы все театры военных действий и районы размещения нашей военной промышленности были надежно прикрыты от налетов авиации противника и наступательные действия против Англии, особенно против ее морских коммуникаций, отнюдь не ослабевали. Основные усилия военно-морского флота должны и во время Восточной кампании, безусловно, сосредоточивать против Англии. Приказ о стратегическом развертывании вооруженных сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операций. Приготовления, требующие более продолжительного времени, если они еще не начались, следует начать уже сейчас и закончить к 15.5.41 г. Решающее значение должно быть придано тому, чтобы наши намерения напасть не были распознаны. Подготовительные мероприятия высших командных инстанций должны проводиться исходя из следующих основных положений. 1. Общий замысел Основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого, быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено Путем быстрого преследования должна быть достигнута линия, с которой русские военно-воздушные силы будут не в состоянии совершать налеты на имперскую территорию Германии. Конечной целью операции является создание заградительного барьера против Азиатской России по общей линии Волга - Архангельск. Таким образом в случае необходимости последний индустриальный район, остающийся у русских на'Урале, можно будет парализовать с помощью авиации. В ходе этих операций русский Балтийский флот быстро потеряет свои базы и окажется, таким образом, не способным продолжать борьбу. Эффективные действия русских военно-воздушных сил должны быть предотвращены нашими мощными ударами уже в самом начале операции. II. Предполагаемые союзники и их задачи 1. В войне против Советской России на флангах нашего фронта мы можем рассчитывать на активное участие Румынии и Финляндии. Верховное главнокомандование вооруженных сил в соответствующее время согласует и установит, в какой форме вооруженные силы обеих стран при их вступлении в войну будут подчинены германскому командованию. 2. Задача Румынии будет заключаться в том, чтобы отборными войсками поддержать наступление южного фланга германских войск, хотя бы в начале операции, сковать противника там, где не будут действовать германские силы, и в остальном нести вспомогательную службу в тыловых районах. 3. Финляндия должна прикрывать сосредоточение и развертывание отдельной немецкой северной группы войск (части 21 и армии), следующей из Норвегии Финская армия будет вести боевые действия совместно с этими войсками. Кроме того, Финляндия ответственна за захват полуострова Ханко. 4. Следует считать возможным, что к началу операции шведские железные и шоссейные дороги будут предоставлены для использования немецкой группе войск, предназначаемой для действий на Севере. III. Проведение операций. А) Сухопутные силы. (В соответствии с оперативными замыслами, доложенными мне.) Театр военных действий разделяется Припятскими болотами на северную и южную части. Направление главного удара должно быть подготовлено севернее Припятских болот. Здесь следует сосредоточить две группы армий Южная из этих групп, являющаяся центром общего фронта, имеет задачу наступать особо сильными танковыми и моторизованными соединениями из района Варшавы и севернее ее и раздробить силы противника в Белоруссии Таким образом будут созданы предпосылки для поворота мощных частей подвижных войск на север, с тем чтобы во взаимодействии с северной группой армий, наступающей из Восточной Пруссии в общем направлении на Ленинград, уничтожить силы противника, действующие в Прибалтике Лишь после выполнения этой неотложной задачи, за которой должен последовать захват Ленинграда и Кронштадта, следует приступать к операциям по взятию Москвы - важного центра коммуникаций и военной промышленности. Только неожиданно быстрый развал русского сопротивления мог бы оправдать постановку и выполнение этих обеих задач одновременно. Важнейшей задачей 21-й армии и в гечение Восточной кампании остается оборона Норвегии. Имеющиеся сверх этого силы (горный корпус) следует использовать на Севере прежде всего для обороны области Петсамо и ее рудных шахт, а также трассы Северного Ледовитого океана Затем ати силы должны совместно с финскими войсками продвинуться к Мурманской железной дороге, чтобы нарушить снабжение Мурманской области по сухопутным коммуникациям. Будет ли такая операция осуществлена силами немецких войск (две-три дивизии) из района Рованиеми и южнее его, зависит от готовности Швеции предоставить свои железные дороги в наше распоряжение для переброски войск. Основным силам финской армии будет поставлена задача в соответствии с продвижением немецкого северного фланга наступлением западнее или по обеим сторонам Ладожского озера сковать как можно больше русских войск, а также овладеть полуостровом Ханко Группе армий, действующей южнее Припятских болот, надлежит посредством концентрических ударов, имея основные силы на флангах, уничтожить русские войска, находящиеся на Украине, еще до выхода последних к Днепру С этой целью главный удар наносится из района Люблина в общем направлении на Киев. Одновременно находящиеся в Румынии войска форсируют р. Прут в нижнем течении и осуществляют глубокий охват противника. На долю румынской армии выпадет задача сковать русские силы, находящиеся внутри образуемых клещей. По окончании сражений южнее и севернее Припятских болот в ходе преследования следует обеспечить выполнение следующих задач: на юге - своевременно занять важный в военном и экономическом отношении Донецкий бассейн; на север - быстро выйти к Москве. Захват этого города означает как в политическом, так и в экономическом отношениях решающий успех, не говоря уже о том, что русские лишатся важнейшего железнодорожного узла. Б) Военно-воздушные силы. Их задача будет заключаться в том, чтобы, насколько это будет возможно, затруднить и снизить эффективность противодействия русских военно-воздушных сил и поддерживать сухопутные войска в их операциях на решающих направлениях. Это будет прежде всего необходимо на фронте центральной группы армий и на главном направлении южной группы армий Русские железные дороги и пути сообщения в зависимости от их значения для операции должны перерезаться или выводиться из строя посредством захвата наиболее близко расположенных к району боевых действий важных объектов (речные переправы) смелыми действиями воздушно-десантных войск. В целях сосредоточения всех сил для борьбы против вражеской авиации и для непосредственной поддержки сухопутных войск не следует во время операции совершать налеты на объекты военной промышленности. Подобные налеты, и прежде всего против Урала, встанут в порядок дня только по окончании маневренных операций. В) Военно-морской флот. В войне против Советской России ему предстоит задача, обеспечивая оборону своего побережья, воспрепятствовать прорыву военно-морского флота противника из Балтийского моря. Учитывая, что после выхода к Ленинграду русский Балтийский флот потеряет свой последний опорный пункт и окажется в безнадежном положении, следует избегать до этого момента крупных операций на море. После нейтрализации русского флота задача будет состоять в том, чтобы обеспечить полную свободу морских сообщений в Балтийском море, в частности снабжение по морю северного фланга сухопутных войск (траление мин). IV Все распоряжения, которые будут отданы главно командующими на основании этой директивы, должны совершенно определенно исходить из того, что речь идет о мерах предосторожности на тот случай, если Рос сия изменит свою нынешнюю позицию по отношению к нам Число офицеров, привлекаемых для первоначальных приготовлений, должно быть максимально ограничен ным Остальных сотрудников, участие которых необходимо, следует привлекать к работе как можно позже и знакомить только с частными сторонами подготовки, необходимыми для исполнения служебных обязанностей каждого из них в отдельности. Иначе имеется опасность возникновения серьезней ших политических и военных осложнений в результате раскрытия наших приготовлений, сроки которых еще не назначены. Я ожидаю от господ главнокомандующих устных докладов об их дальнейших намерениях, основанных на настоящей директиве О намеченных подготовительных мероприятиях всех видов вооруженных сил и о ходе их выполнения докладывать мне через верховное главнокомандование вооруженных сил. Гитлер" Дополнение No 4 Всем членам и кандидатам ЦК ВКП(б) Секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик Председателям обл. крайисполкомов, СНК республик Всем секретарям райкомов, горкомов и председателям райисполкомов и горисполкомов. Без публикации Приказ Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии No 270 16 августа 1941 года Не только друзья признают, но и враги наши вынуждены признать, что в нашей освободительной войне с немецко-фашистскими захватчиками части Красной Армии, громадное их большинство, их командиры и комиссары ведут себя безупречно, мужественно, а порой - прямо героически. Даже те части нашей армии, которые случайно оторвались от армии и попали в окружение, сохраняют дух стойкости и мужества, не сдаются в плен, стараются нанести врагу побольше вреда и выходят из окружения Известно, что отдельные части нашей армии, попав в окружение врага, используют все возможности для того, чтобы нанести врагу поражение и вырваться из окружения. Зам. командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант Болдин, находясь в районе 10-й армии около Белостока, окруженной немецко-фашистскими войсками, организовал из оставшихся в тылу противника частей Красной Армии отряды, которые в течение 45 дней дрались в тылу врага и пробились к основным силам Западного фронта Они уничтожили штабы двух немецких полков, 26 танков, 1049 легковых, транспортных и штабных машин, 147 мотоциклов, 5 батарей артиллерии, 4 миномета, 15 станковых пулеметов, 3 ручных пулемета, 1 самолет на аэродроме и склад авиабомб Свыше тысячи немецких солдат и офицеров были убиты. 11 августа генерал-лейтенант Болдин ударил немцев с тыла, прорвал немецкий фронт и, соединившись с нашими войсками, вывел из окружения вооруженных 1654 красноармейца и командира, из них 103 раненых. Комиссар 8 мех. корпуса бригадный комиссар Попель и командир 406 сп полковник Новиков с боем вывели из окружения вооруженных 1778 человек. В упорных боях с немцами группа Новикова - Попеля прошла 650 километров, нанося огромные потери тылам врага. Командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов и член Военного совета армейский комиссар 2 ранга Бирюков с боями вывели из окружения 498 вооруженных красноармейцев и командиров частей 3-й армии и организовали выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий. Все эти и другие многочисленные подобные факты свидетельствуют о стойкости наших войск, высоком моральном духе наших бойцов, командиров и комиссаров. Но мы не можем скрыть и того, что за последнее время имели место несколько позорных фактов сдачи в плен врагу. Отдельные генералы подали плохой пример нашим войскам Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе с штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в плен, предпочел дезертировать к врагу. Генерал-лейтенант Понеделин, командовавший 12-й армией, попав в окружение противника, имел полную возможность пробиться к своим, как это сделало подавляющее большинство частей его армии. Но Понеделин не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике, струсил и сдался в плен врагу, дезертировал к врагу, совершив таким образом преступление перед Родиной, как нарушитель военной присяги Командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов, оказавшийся в окружении немецко-фашистских войск, вместо того чтобы выполнить свой долг перед Родиной, организовать вверенные ему части для стойкого отпора противнику и выхода из окружения, дезертировал с поля боя и сдался в плен врагу. В результате этого части 13-го стрелкового корпуса были разбиты, а некоторые из них без серьезного сопротивления сдались в плен. Следует отметить, что при всех указанных выше фактах сдачи в плен врагу члены Военных советов армий, командиры, политработники, особоотдельщики, находившиеся в окружении, проявили недопустимую растерянность, позорную трусость и не попытались даже помешать перетрусившим Качаловым, Понеделиным, Кирилловым и другим сдаться в плен врагу. Эти позорные факты сдачи в плен нашему заклятому врагу свидетельствуют о том, что в рядах Красной Армии, стойко и самоотверженно защищающей от подлых захватчиков свою Советскую Родину, имеются неустойчивые, малодушные, трусливые элементы. И эти трусливые элементы имеются не только среди красноармейцев, но и среди начальствующего состава Как известно, некоторые командиры и политработники своим поведением на фронте не только не показывают красноармейцам образец смелости, стойкости и любви к Родине, а, наоборот, прячутся в щелях, возятся в канцеляриях, не видят и не наблюдают поля боя, а при нервных серьезных трудностях в бою пасуют перед врагом, срывают с себя знаки различия, дезертируют с поля боя. Можно ли терпеть в рядах Красной Армии трусов, дезертирующих к врагу и сдающихся ему в плен, или таких малодушных начальников, которые при первой заминке на фронте срывают с себя знаки различия и дезертируют в тыл? Нет, нельзя! Если дать волю этим трусам и дезертирам, они в короткий срок разложат нашу армию и загубят нашу Родину. Трусов и дезертиров надо уничтожать. Можно ли считать командирами батальонов или полков таких командиров, которые прячутся в щелях во время боя, не видят поля боя, не наблюдают хода боя на поле и все же воображают себя командирами полков и батальонов? Нет, нельзя! Это не командиры полков и батальонов, а самозванцы. Если дать волю таким самозванцам, они в короткий срок превратят нашу армию в сплошную канцелярию. Таких самозванцев нужно немедленно смещать с постов, снижать по должности, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из рядов младшего начсостава или из красноармейцев. ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава. 2. Попавшим в окружение врага частям и подразделениям самоотверженно сражаться до последней возможности, беречь материальную часть как зеницу ока, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, нанося поражение фашистским собакам. Обязать каждого военнослужащего независимо от его служебного положения потребовать от вышестоящего начальника, если часть его находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник или часть красноармейцев вместо организации отпора врагу предпочтут сдаться ему в плен - уничтожать их всеми средствами, как наземными, так и воздушными, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственного пособия и помощи. 3. Обязать командиров и комиссаров дивизий немедля смещать с постов командиров батальонов и полков, прячущихся в щелях во время боя и боящихся руководить ходом боя на поле сражения, снижать их по должности, как самозванцев, переводить в рядовые, а при необходимости расстреливать их на месте, выдвигая на их место смелых и мужественных людей из младшего начсостава или из рядов отличившихся красноармейцев. Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах и штабах. СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ: Председатель Государственного Комитета Обороны И. СТАЛИН Зам. Председателя Государственного Комитета Обороны В. МОЛОТОВ Маршал Советского Союза С. БУДЕННЫЙ Маршал Советского Союза К. ВОРОШИЛОВ Маршал Советского Союза С. ТИМОШЕНКО Маршал Советского Союза Б. ШАПОШНИКОВ Генерал армии Г. ЖУКОВ От редакции. Обвинительные и реабилитационные документы на генералов Качалова, Кириллова и Понеделина опубликованы. Окончание в следующем номере. Примечания (1) Эта книга была написана В. Карповым до выхода десятого издания "Воспоминании и размышлений" Г К Жукова, в котором восстановлены ранее изъятые из рукописи страницы. (2) Толстой Л Н Полн собр соч Т 57 М., 1952. С. 9 (3) Гольденвейзер А Б. Вблизи Толстого. М., 1959 С 181 (4) Ленин В И. Поли. собр. соч. Т. 42. С. 130-131. (5) В десятом издании книги Г. К. Жукова, вышедшем в 1990 году в издательстве АПН, эта глава впервые опубликована полностью. {Примеч. автора.) (6) Эта запись входит в состав документов германского министерства иностранных дел, которые были опубликованы госдепартаментом США в 1948 году, а в 1983 году вышли там же на русском языке (издательство "Те1ех"). (7) Львов. (8) Ленинградский военный округ. (9) См. в дополнении No 2 перечень наших поставок Германии (10) Архив Генштаба, 16а, оп 240а, д. 528. (11) ЦАМО, ф 16. оп. 2951. д 239. --------------------------------------------------------------- Источник: "Роман-газета" 1991 глд Владимир Карпов МАРШАЛ ЖУКОВ, ЕГО СОРАТНИКИ И ПРОТИВНИКИ В ГОДЫ ВОЙНЫ И МИРА (Литературная мозаика) QMS, Fine Reader 4.0 pro MS Word 97, Win 98 Новиков Василий Иванович воскресенье 13 Сентября 1998 Владимир Карпов. Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира (часть 2) (Литературная мозаика) РОКОВАЯ НОЧЬ Ночь на 22 июня 1941 года вошла в историю, она стала ночью, во мраке которой было начато одно из самых больших злодеяний в истории человечества. Большинство преступлений, грабежей, убийств всегда вершилось под покровом ночи. "Аки тать в нощи", говорит русская поговорка, разбойники накидывались на жертвы. Так было и в ту роковую ночь. Спали народы нашей страны. Спала Европа. Спали в казармах красноармейцы. Спали в своих квартирах командиры. Спали и те "более двадцати миллионов" человек, кому было предназначено лечь в землю и остаться в истории под коротким бесстрастным словом "потери". Еще живые, теплые и расслабленные, они отдыхали в мягких постелях рядом с женами, детьми, родными и близкими, кому уже тоже было предрешено до конца своих дней проливать о них слезы. Не спали лишь дежурные в штабах частей и соединений у телефонов и опечатанных сейфов, в которых хранились в красных пакетах, залитых по углам тяжелыми сургучными печатями, боевые приказы на случаи войны. Никто не знал, что написано в этих приказах (и мы пока не будем говорить об этом), команда на вскрытие пакета должна была поступить по телефону только от вышестоящего командира, и вскрыть пакет имел право тоже только лично командир. И еще не спали в эту ночь, как и во все предыдущие ночи, работники Наркомата внутренних дел. Они были заняты своей обычной ночной работой, арестовывали "врагов народа", допрашивали в своих многочисленных тюрьмах или расстреливали тех, чей час, как говорится, пробил. Усилия этих органов, острие их карающего меча были в предвоенные годы обращены внутрь страны. До того увлеклись они этой своей работой, опьяняющей вседозволенностью и безнаказанностью, что даже не разглядели очень многих гитлеровцев, переодетых в красноармейскую форму, которые еще до начала боевых действий нарушали связь, совершали диверсии и террористические акты. В эту ночь начали активно действовать засланные на нашу территорию диверсионные, группы: В первый же час войны был сброшен на парашютах в наши тылы целый полк специального назначения "Бранденбург". Его солдаты и офицеры, диверсанты высокого класса, были разделены на множество групп, которые приступили к нарушению линий связи, уничтожению командного состава. Они же наводили свои самолеты на расположение наших частей в ночное время, распространяли слухи, предпринимали различные меры, чтобы породить панику и неразбериху. Не спала в эту ночь и вся немецкая армия. Под покровом темноты сотни тысяч солдат, офицеров и генералов, крадучись, двинулись в сторону советской границы. Первыми вылетели самолеты, чтобы в 3 часа 30 минут быть над городами, намеченными для бомбардировки. Первые бомбы должны разорваться одновременно со снарядами, которыми выстрелят в эти минуты десятки тысяч орудий и минометов. Вся пограничная зона, прилегающие к ней города от Балтийского до Черного моря должны быть покрыты огнем разрывов. Взрывы должны в этой зоне убить людей, разрушить дома, укрепления, сжечь, уничтожить склады с боеприпасами, продовольствием и горючим. Смешать живое и мертвое и открыть путь армадам танков, автомобилей и тягачей; ревя моторами, они повезут на чужую землю миллионы сильных, здоровых людей, которым предстояло стать не только убийцами, но, в свою очередь, мертвецами и калеками. Чтобы осуществить внезапное нападение под покровом ночи, колонны наземных войск двигались к границе с погашенными фарами. Не зажигая огней, темными силуэтами вышли из баз, военные корабли. Немецкая авиация была поднята со своих аэродромов в разное время, но все авиационные соединения пересекли границу одновременно с началом артиллерийского обстрела. Самолеты врага обрушили мощный бомбовый удар по хорошо разведанным аэродромам, застали наши самолеты на земле и нанесли огромные потери. В штабах с зашторенными окнами над развернутыми картами склонились немецкие маршалы, генералы и офицеры: все рассчитано, расписано, определено: "ди эрсте колонне марширт, ди цвайте колонне марширт..." Вот дневниковая запись генерала Гудериана, командующего 2-й танковой группой, одного из тех бронированных клиньев, которым предстояло вонзиться в нашу оборону и расколоть ее, чтобы затем окружить и уничтожить Красную Армию еще до рубежа Днепра. "20 и 21 июня находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают, о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками. Работы по укреплению берега -едва ли хоть сколько-нибудь продвинулись: вперед за последние недели. Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом. Только из осторожности, чтобы избежать излишних потерь в результате неожиданных действий русских в момент форсирования реки, я приказал провести артиллерийскую подготовку в течение установленного времени. В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богокулы, 15 км северо-западнее Бреста. Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В 3 часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин.- первый налет наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана "Морской лев". Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолеть водный рубеж глубиной до 4 метров... Внезапность нападения была достигнута на всем фронте танковой группы. Западнее Брест-Литовска (Бреста) 24-м танковым корпусом были захвачены все мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности. Северо-западней крепости в различных местах полным ходом шла наводка мостов. Однако вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточенно оборонялся гарнизон имеющей важное значение крепости Брест, который держался несколько дней, преградив железнодорожный путь и шоссейные дороги, ведущие через Западный Буг и Мухавец". В ночь на 22 июня в Москве в здании Генерального штаба и Наркомата обороны все окна светились ярким светом. Жуков сидел за массивным письменным столом, говорил по телефону с командующими западными округами, спрашивал, доведена ли директива до войск, спокойно ли на границе. Все работники Генштаба были -на своих местах. Накануне поступили многочисленные доклады (да и прежде их было немало) о возможном нападении Германии в ближайшие дни.- Сообщения наших разведчиков из-за границы, показания немецких военнослужащих-перебежчиков, сообщения доброжелателей из-за кордона-все сходилось на том, что нападение неотвратимо. Вечером 21 июня Жукову позвонил начальник штаба Киевского военного округа -генерал-лейтенант М. А. Пуркаев, он доложил: - К пограничникам явился немецкий фельдфебель, перебежал с той стороны, утверждает, что он наш друг и доброжелатель, поэтому сообщает; немецкие войска выходят в исходные районы для наступления, которое начнется утром 22 июня. Закончив разговор с Пуркаевым, Жуков немедленно позвонил наркому обороны Тимошенко и затем, с его разрешения, Сталину: доложил о сообщении перебежчика. Сталин коротко приказал Жукову: - Приезжайте с наркомом в Кремль. Текст директивы войскам, о приведении в полную боевую готовность и занятии позиций для отражения удара противника был заготовлен давно, Жуков не раз брал его с собой, собираясь на доклад к Сталину, но каждый раз Сталин не решался подписать этот документ, по его мнению, неминуемо повлекший бы начало войны, И вечером 21 Июня, отправляясь вместе со своим заместителем в Кремль, Жуков опять взял эту директиву. В приемной встретил Поскребышев, невысокий лобастый человек с бледным лицом. Он казался неотъемлемой частью этой комнаты, всегда, в любое время дня и ночи, он был здесь, даже когда самого Сталина не было в кабинете. И еще здесь всех постоянно встречал и строго и тяжело смотрел на всех портрет Сталина в буденовке. Жуков видел этот портрет не в первый раз. Почему именно эта фотография времен гражданской войны висит здесь и когда Сталин так хорошо и удачно сфотографировался? В гражданскую вроде бы и фотоаппаратов таких не было, чтоб можно было щелкать на ходу, тогда работали громоздкими аппаратами, на трехногих штативах, поджигая для освещения магний, который после яркой вспышки густо дымил. Сталин был в кабинете один, он спросил: - А не подбросили немецкие генералы этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? Всеми силами Сталин стремился оттянуть войну, он много месяцев не разрешал предпринимать каких-либо мер у западной границы, которые могли вызвать раздражение, дать предлог для начала военных действий. Жуков понимал эту осторожность Сталина, в те дни вообще все поступки Сталина считались единственно правильными, все верили в его абсолютную непогрешимость. Не только возражать ему, а просто не поддерживать, не разделять того, во что верил или хотел верить Сталин, было недопустимо и даже опасно. Тимошенко, как а все из близкого окружения Сталина, знал это и никогда ни в чем не возражал, но на этот раз обстановка была настолько напряженной, что он решился быть более настойчивым и твердо ответил: - Нет, считаем, что перебежчик говорит правду. В этих словах наркома, несмотря на всю их решительность, все же проступает то чувство неуверенности, боязни, которое охватывало тогда всех, кто встречался со Сталиным. И за твердым голосом Тимошенко нетрудно было уловить его стремление не брать всю ответственность на себя одного, а разделить ее с другими - не "считаю", а "считаем", сказал он. Видно, Сталин, вызывая к себе наркома и начальника Генштаба, приказал Поскребышеву пригласить и членов Политбюро - они один за другим входили в кабинет, и каждый молча садился на свой, негласно закрепленный за ним стул. Сталин коротко пересказал членам Политбюро сообщение наркома, обороны и тут же спросил: - Что будем делать? Все молчали. Ответил Тимошенко: - Надо немедленно дать директиву о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность. - Читайте,- велел Сталин, уверенный, что текст директивы уже подготовлен. Тимошенко взглянул на Жукова, тот раскрыл папку и прочитал проект. Заслушав его, Сталин возразил: - Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос еще уладится мирным путем... Сталину все еще казалось, если он не поверит в очередное сообщение разведки, то нападение не состоится. - Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска пограничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений. Жуков и Ватутин вышли в приемную, быстро переработали проект директивы в соответствии с указанием Сталина и вернулись в кабинет. Жуков прочитал новый текст. Сталин взял бумагу, перечитал ее, сделал несколько поправок и передал наркому: - Подписывайте. Обратим внимание на то, что, принимая такое ответственное решение - на грани войны,- Сталин, не спросил мнения членов Политбюро, да и ни один из них не нашел нужным сказать что-либо, что наглядно демонстрирует характер отношений внутри Политбюро и единовластие Сталина. Вот что было в этой первой директиве: "Военным советам ЛВО. ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота. 1. В течение 22-23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий. 2. Задача наших войск-не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения.. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников. 3. Приказываю: а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе; б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать; в) все -части, привести к боевую готовность. Войска держать рассредоточение и замаскированно; г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов; д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить. 21.6.41 г. Тимошенко Жуков". После того как Сталин одобрил этот текст и Тимошенко с Жуковым его подписали, Ватутин выехал в Генеральный штаб, чтобы срочно передать директиву в округа. ...Вот и. сидел в своем кабинете Георгий Константинович и проверял - дошла ли директива в округа, быстро ли ее там расшифровывают, приступили ли к выполнению этой директивы войска, какова обстановка на границе. Как пишет Георгий Константинович в своих воспоминаниях, его не покидало беспокойство, что директива в войска может запоздать. 22 июня уже наступило, именно на этот день предсказывалось нападение, а многие важнейшие мероприятия на нашей стороне еще не были завершены, и именно поэтому Жукова, как он говорит, "обуревали тревожные размышления". Еще не начинало светать. Жуков находился в кабинете наркома обороны. В 3 часа 07 минут раздался звонок телефона ВЧ. Звонил командующий Черноморским флотом адмирал Ф. С. Октябрьский: - Система ВНОС (1) флота доказывает о подходе со стороны моря большого количества неизвестных самолетов; , флот находится в полной боевой готовности. Прошу указаний. Жуков спросил: - Ваше решение? - Решение одно: встретить самолеты огнем противовоздушной обороны флота. Жуков спросил Тимошенко и, получив его согласие, ответил Октябрьскому: - Действуйте и доложите своему наркому. Тут же зазвонил другой телефон, и, подняв трубку, Жуков услышал доклад начальника штаба Западного округа генерала В. Е. Климовских: - Немецкая авиация бомбит города Белоруссии. Следующий доклад был начальника штаба Киевского округа генерала М. А. Пуркаева: - Авиация противника бомбит города Украины. В 3 часа 40 минут доложил командующий Прибалтийским округом генерал Ф. И. Кузнецов: - Вражеская авиация бомбят Каунас и другие города Прибалтики. Тимошенко некоторое время был хмур и молчалив, а затем решительно сказал: - Звони Сталину. Жуков набрал номер телефона дачи Сталина. Долго никто не поднимал трубку, Жуков настойчиво набирал номер несколько раз, наконец послышался голос генерала Власика, начальника охраны Сталина. - Прошу срочно соединить меня с товарищем Сталиным,- сказал Жуков. Власик долго молчал, пораженный просьбой Жукова, за всю долгую свою службу генерал не знал ни одного случая, когда кто-либо осмеливался беспокоить Сталина так поздно. Негромко, словно стараясь не разбудить Сталина, генерал ответил: - Товарищ Сталин спит. - Будите немедля: немцы бомбят наши города! - сказал Жуков. Через несколько минут к аппарату подошел Сталин и глухо сказал: - Слушаю... - Товарищ Сталин, немецкая авиация бомбит наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. Просим разрешения начать ответные боевые действия. Сталин долго молчал, Жуков слышал только его дыхание в трубке телефона. Молчание Сталина было Так продолжительно, что Жуков подумал о том, что Сталин не расслышал его, и спросил: - Вы меня поняли? Но в трубке продолжалось долгое молчание. Наконец Сталин спросил: - Где нарком? - Нарком говорит по ВЧ с Киевским округом. - Приезжайте в Кремль с Тимошенко. Скажите Поскребышеву, чтобы он вызвал туда же всех членов Политбюро. В 4 часа 30 минут утра 22 июня все члены Политбюро собрались в кабинете Сталина. Жуков и нарком обороны ожидали в приемной. Вскоре их пригласили в кабинет. Когда Жуков и нарком вошли в кабинет, Сталин, обращаясь к Молотову, сказал: - Надо срочно позвонить в германское посольство. Молотов здесь же в кабинете подошел к телефону и позвонил. Разговор его был недолгим, и он тут же сообщил всем присутствующим: - Посол граф фон Шуленбург просит принять его для срочного сообщения. - Иди принимай и потом возвращайся немедленно сюда,- сказал Сталин. Молотов как нарком иностранных дел принимал германского посла фон Шуленбурга в своем кабинете в Кремле. Несколько часов тому назад, в 21 час. 30 минут вечера, они встречались в этом же кабинете. Причем тогда Шуленбург прибыл сюда по приглашению Молотова. Он был явно удивлен или делал вид, что удивлен, тем, что его вызвали в субботу, поздно вечером. Это выпадало из всех существовавших норм дипломатического общения. Молотов сказал тогда немецкому послу о том, что Советское правительство обратилось к германскому с вербальной нотой, которую передало через своего полпреда в Берлине, однако Риббентроп не принял советского полпреда, и разговор проводился только на уровне статс-секретаря. Учитывая это, Молотов просит Шуленбурга связаться со своим правительством и передать ему содержание этой вербальной ноты. В ней говорится о все учащающихся нарушениях немецкими самолетами советского воздушного пространства; только с 19 апреля по 19 июня 1941 года было зафиксировано 180 перелетов через нашу границу, причем самолеты углублялись на советскую территорию на 100-150 и более километров. Никаких мер в ответ на наши неоднократные заявления германское правительство не принимает и даже не считает нужным ответить на вербальную ноту. После этого Молотов, как бы уже переходя на неофициальный разговор, спросил графа фон Шуленбурга: - Какие, собственно, есть претензии у Германии к Советскому Союзу? За последнее время становятся все более устойчивыми слухи о якобы возможной войне между Германией и СССР. Советское правительство, со своей стороны, пытается реагировать на эти слухи, вот, например, в сообщении ТАСС от 14 июня эти слухи объявляются ложными, германское же правительство по этому поводу не дало ни одного опровержения. Чем это все объясняется? Фон Шуленбург пожимал плечами, выглядел виноватым, но ничего конкретного не ответил. И вот прошло всего несколько часов после той встречи, и теперь перед Молотовым стоял совсем другой Шуленбург, он был, вернее, старался быть предельно официальным и строгим, но явно сильно волновался, не только руки, но даже и голос его подрагивал. Может быть, такое сильное волнение проявлялось у Шуленбурга еще и потому, что он, конечно, понимал, что говорит неправду и что обвинения, которые он официально передает от имени германского правительства, надуманны и нужны лишь для того, чтобы развязать себе руки. А говорил он о том, что Советское правительство будто бы концентрирует войска на своей западной границе и угрожает нападением Германии. Говорил он о том, что большевистская Москва, которая, согласно договорам, заключенным с Германией, считается ее союзницей, на самом деле готовится нанести национал-социалистской Германии удар с тыла. И что под давлением таких серьезных угроз политическо-военного и военного характера, исходящих от Советской России, Германия начиная с этого утра принимает соответствующие контрмеры. Фон Шуленбург говорил еще что-то о том, что он всегда был другом Советской России и очень сожалеет, что ему не удалось предотвратить такие роковые решения, но Молотов этих фраз словно бы уже и не слышал. В его сознании пульсировало только одно слово - война, война, война... Молотов шел по кремлевским коридорам очень быстро, почти бежал. Распахнув дверь в кабинет Сталина, он прямо с порога громко сказал: - Германское правительство объявило нам войну. При этих словах, как пишет Жуков в своих воспоминаниях, "Сталин опустился на стул и глубоко задумался. Наступила длительная, тягостная пауза". Члены Политбюро молчали. Молчал Сталин, Первым нарушил затянувшееся молчание Жуков. Он сказал: - Разрешите немедленно обрушиться на вторгнувшегося противника всеми имеющимися в приграничных округах силами и задержать его дальнейшее продвижение. Видимо желая облегчить тяжесть момента, маршал Тимошенко решительно добавил: - Не задержать, а уничтожить! Сталин поднялся со стула и, еще явно плохо владея собой, сказал: - Давайте директиву. Как уже говорилось выше, наши военные планы во многом исходили из неоднократно объявленной доктрины: если враг нападет на Советскую страну, то он будет изгнан с нашей земли и разбит на его собственной территории, причем война будет вестись малой кровью, а в тылу врага нам помогут братья по классу; составной частью доктрины было утверждение: ни одного вершка чужой земли не хотим, но и своей земли ни одного вершка не отдадим никому. В 7 часов 15 минут 22 июня была дана войскам директива наркома обороны No 2. В этой директиве приказывалось: "I. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить. 2. Разведывательной и боевой авиации установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100-м 50 км, разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территорию Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать". Отдавая подобный приказ войскам, ни Сталин, ни руководство Наркомата обороны не знали, что происходит в пограничных округах. Достаточно обратить внимание на нереальность задач, поставленных в этой директиве. К этому моменту огромное количество советских самолетов уже было уничтожено на своих же аэродромах, так что они не могли разбомбить не только Кенигсберг и Мемель, но и выполнять более ограниченные задачи по поддержке боевых действий наземных войск. Войска не успели выполнить первую директиву от 21 июня, которая предписывала им занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе. Директива поступила в войска с большим опозданием;^выяснилось, как пишет Жуков в Своих воспоминаниях, "что перед рассветом 22 июня во всех западных приграничных округах была нарушена проводная связь с войсками и штабы округов и армий не имели возможности быстро передать свои распоряжения. Заброшенные ранее немцами на нашу территорию диверсионные группа разрушали проволочную связь. Убивали делегатов связи, нападали на командиров. Радиосредствами значительная часть войск приграничных округов не была обеспечена". В результате такого опоздания распоряжений Генерального штаба и подчиненных ему штабов войска начали выходить к государственной границе в 4-6 часов утра 22 июня, то есть тогда, когда авиация противника была уже хозяйкой в воздухе и могла беспрепятственно - после уничтожения нашей авиации - бомбить движущиеся колонны советских частей. Директива наркома обороны No 2 оказалась явно нереальной, а потому тоже не была выполнена. По сути дела, Наркомат обороны и сам Сталин не могли компетентно руководить боевыми действиями войск в этот первый день войны, о чем свидетельствует Жуков в своей книге: "Генеральный штаб, в свою очередь, не мог добиться от штабов округов и войск правдивых сведений, и, естественно, это не могло не поставить на какой-то момент Главное Командование и Генеральный штаб в затруднительное положение". В своих воспоминаниях Хрущев так передает ту растерянность, которая в первые часы войны охватила руководство страны и больше всего Сталина: "Он, видимо, был совершенно парализован в своих действиях, не мог собраться с мыслями. Потом уже, позже, после войны, я узнал, что в первые часы войны Сталин был в Кремле. Это говорили мне Берия и Маленков. Берия рассказал следующее. Когда началась война, у Сталина собрались члены Политбюро. Я не знаю, все ли или определенная группа, которая чаще всего собиралась у Сталина. Сталин был совершенно подавлен морально. Он сделал примерно такое заявление: "Началась война, она развивается катастрофически. Ленин нам оставил пролетарское Советское государство, а мы его проорали". Он буквально так и выразился, по словам Берия. "Я,- говорит,- отказываюсь от руководства". И ушел. Ушел, сел в машину и уехал на ближнюю дачу. "Мы,- говорит Берия,-остались. Что же дальше? После того как Сталин так себя повел, прошло какое-то время. Мы посовещались с Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым. (Хотя был ли Ворошилов, я не знаю, потому что в это время он был в опале у Сталина из-за провала операции против Финляндии;-Н. X.) Посовещались и решили поехать к Сталину и вернуть его к деятельности с тем, чтобы использовать его имя и его способности в организации обороны страны. Мы поехали. Когда мы приехали, то я по лицу видел, что Сталин очень испугался. Я думаю, он подумал, не приехали ли мы, арестовать его за то, что он отказался от своей роли и ничего не предпринимает по организации отпора немецкому нашествию. Когда мы стали его убеждать, что страна наша огромная, что мы еще , имеем возможность организоваться, мобилизовать промышленность, людей, одним словом, сделать все, чтобы поднять и поставить на ноги народ в борьбе против Гитлера, только тогда Сталин вроде опять немножко пришел в себя". До 8 часов утра 22 июня в Генеральном штабе, несмотря на все усилия его работников, так и не удалось установить, что же реально происходит на государственной границе. Но в 9 часов 30 минут утра Сталин вновь встретился с Тимошенко и Жуковым и сказал им; - В 12 часов по радио будет выступать Молотов. Затем Сталин прочитал представленный ему Тимошенко и Жуковым проект указа о проведении мобилизации. Он внес исправления и частично сократил размеры этой мобилизации (все еще не верил, что началась большая война!). Затем вызвал Поскребышева, передал ему текст этого указа и сказал, чтоб утвердили в Президиуме Верховного Совета. Во время этого посещения Тимощенко доложил Сталину на стол также проект создания Ставки Главного Командования. Сталин не подписал этот проект сразу и сказал, что обсудит его на Политбюро. Состав Ставки был объявлен на следующий день, 23 июня. Постановлением ЦК ВКП(б) и Совета Народных Комиссаров в нее были введены народный комиссар обороны С. К. Тимошенко - председатель (а по проекту, предложенному накануне, председателем предлагалось сделать сразу И. В. Сталина), начальник Генерального штаба генерал Г. К. Жуков, И. В. Сталин, В. М. Молотов, маршалы К. Е. Ворошилов и С. М. Буденный, нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов. Такой состав Ставки был объявлен войскам и вошел во все более поздние публикации. Не знаю, по каким причинам не доводился до наркоматов и штабов еще один абзац из этого постановления Совнаркома и ЦК. Он был опубликован впервые в 1990 году в журнале "Известия ЦК КПСС", No 6. Поскольку этот абзац библиографическая редкость и дает пищу для размышления, почему так долго не был обнародован, считаю необходимым познакомить читателей с его текстом, "При Ставке организовать институт постоянных советников Ставки в составе тт.: маршала Кулика, маршала Шапошникова, Мерецкова, начальника Военно-Воздушных Сил Жигарева, Ватутина, начальника ПВО Воронова, Микояна, Кагановича, Берия, Вознесенского, Жданова, Маленкова, Мехлиса". Почему же пятьдесят лет не печатали этот абзац? Почему армия и работники народного хозяйства, переводимого на военные рельсы, не прочитали в газетах фамилии тех, кто не только "советовал" Ставке, но и практически осуществлял многие оборонные дела? Книга уже была в наборе, когда мне стал известен этот текст о советниках. Я провел своеобразное экспресс-микроисследование и, как мне кажется, установил причины пятидесятилетнего сокрытия этого текста. Первой причиной было то, что произошли события, не согласованные двумя вождями - Сталиным и Берия. Это можно объяснить только суматохой и растерянностью, охватившей и их в первые дни войны. Дело в том, что Сталин включил генерала армии Мерецкова в число советников Ставки, а Берия арестовал его и отправил в камеру на Лубянке. Не знаю, кто первый обнаружил эту "ошибочку", но успели не допустить публикацию абзаца с именем советника, которого уже спрашивали совсем в другом месте и совсем по иным вопросам. Конфуз был настолько велик и неприятен, что на этот случай было наложено строжайшее табу и об аресте Мерецкова никогда и нигде не писали и не говорили даже после его освобождения из тюрьмы. А сидел он не один день, и освободили его не сразу после обнаружения "ошибочки". В книге воспоминаний Кирилла Афанасьевича Мерецкова "На службе народу" (опубликованной уже после смерти Сталина и Берии!) вы не найдете ни одного слова об этом "инциденте". В личном деле маршала, в биографии, написанной Кириллом Афанасьевичем собственноручно (после XX съезда), тоже нет упоминания об аресте. В справочниках, в военной энциклопедии, в солидных многотомниках по истории Отечественной войны не напечатано ни, строки об этом беззаконии по отношению к одному из крупнейших советских военачальников в дни, когда его военные знания и опыт были так необходимы для защиты страны. Говорят, ворон ворону глаз не выклюнет, два деспота, Сталин и Берия, в труднейшие часы вражеского вторжения не хотели подводить друг друга. Сталин, наверное, решил: ну, посадили еще одного генерала, немало их и до этого пересажали, станет одним больше - не велика беда. Верховный тогда еще не понимал масштабов нашествия, думал обойтись без многих, кого он упрятал в тюрьмы или расстрелял. Сколько же просидел в пыточной камере "советник Ставки" Мерецков? Я ставлю так вопрос потому, что не было ни решения, ни сообщения о выводе его из числа советников. Ответ на этот вопрос, да и то в подтексте, можно найти в воспоминаниях маршала: "В сентябре 1941 года я получил новое назначение. Помню, как в связи с этим был вызван в кабинет Верховного Главнокомандующего. И. В. Сталин... сделал несколько шагов навстречу и сказал: - Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете? Вот так все просто, будто вчера расстались! А прошло с июня по сентябрь почти три месяца (и каких - вспомните показания Шварцмана!). В своей книге Мерецков не написал о том, был ли разговор о его аресте. Но вполне возможно, что именно тогда произнес Сталин одну из своих "крылатых" фраз, которая среди военных ходила как издевательская шутка. В ней не упоминалась фамилия Мерецкова, но якобы на слова о том, что "сидел это время в тюрьме", Сталин, усмехаясь, сказал: ~ Нашел время, когда сидеть,- такая война идет!. Возвращаясь к неопубликованному абзацу о советниках Ставки, можно привести еще несколько фактов, почему этот абзац не публиковался и после освобождения из тюрьмы Мерецкова. Дело в том, что позднее, в разное время некоторые советники тоже попадали на Лубянку. В феврале 1942 года был арестован, судим, лишен званий маршала. Героя Советского Союза и всех наград зам. наркома обороны и советник Ставки Кулик Г. И. В январе 1947 года Кулика еще раз арестовали, и (через три года следственных пыток) 24 августа 1950 года - он был расстрелян. Такая же судьба постигла еще одного советника Ставки, председателя Госплана СССР и члена Государственного Комитета Обороны Николая Алексеевича Вознесенского (в 1950 году). Прошел через пыточные подвалы, но вышел живым "советник Ставки" зам. наркома вооружения СССР Борис Львович Ванников. По многу лет находились в опале Главный маршал авиации Жигарев Павел Федорович, Главный маршал артиллерии Воронов Николай Николаевич. В общем, в разные годы появлялись причины нецелесообразности публикации списка "советников Ставки", так как некоторые фамилии наводили на нежелательные размышления. В -12 часов дня 22 июня выступил по радио. Молотов. В одной из моих бесед с ним Молотов рассказал мне, как готовилось это выступление: - В тот страшный, тревожный день в горячке разговоров, распоряжений, телефонных звонков кто-то сказал, что надо бы выступить по радио, сказать народу о случившемся, призвать к отпору врагу. Высказав это, все притихли, смотрели на Сталина. Я сказал, что выступать перед народом и страной конечно же нужно Сталину. Члены Политбюро молчали, ждали - что скажет на это Иосиф Виссарионович? Он довольно долго не отвечал, прохаживался, как обычно, по кабинету, а потом ответил на это предложение отрицательно. Он считал, что рано ему выступать в первый день, будут еще другие возможности, а сегодня пусть выступит Молотов. После этих слов Сталин опять стал ходить по кабинету и, как бы ни к кому не обращаясь, рассуждал о том, что стряслось. Молотов сказал дальше, что он стал делать пометки на бумаге, намереваясь при подготовке выступления использовать то, что говорил Сталин. А Сталин говорил о том, что все вроде бы делали мы правильно, взвешивали, оценивали и всячески показывали и свое стремление к миру, и доброжелательное отношение к Германии и договор соблюдали неотступно, во всех деталях! Никакогоповода не давали немцам для сомнения в нашей искренности в политике и в дипломатии. Потом он сказал: не хватило нам времени, просчитались мы именно в подсчете времени, не успел осуществить все необходимое для отражения врага. После паузы, пройдясь по кабинету, добавил: вот мы-то договор соблюдали и поставки по договору осуществляли полностью и своевременно, а они, немцы, Гитлер, так вероломно с нами обошлись, нарушили договор. Ну что же от них ждать? У них свои понятия о порядочности и честности. Мы их считали честными, вот еще и поэтому просчитались, а они оказались коварными. Ну, ничего, Гитлер за это жестоко поплатится! Мы ему докажем, что он просчитался, мы уничтожим его! Затем, после некоторой паузы, Сталин сказал о том, что Гесс перелетел в Англию несомненно для сговора с Черчиллем, и если он добился каких-то гарантий со стороны англичан, то те не откроют второго фронта на западе, чем, развяжут Гитлеру руки для действии на востоке. Но если даже такой сговор и состоялся, все равно найдутся у нас и другие союзники на западе. Англия - это еще не все. И потом, опять помолчав, Сталин сказал: нелегко нам придется, очень нелегко,, но выстоять надо, другого выхода у нас нет. Молотов сказал, что свое выступление он подготовил здесь же, в кабинете Сталина, причем в подготовке его участвовали и другие члены Политбюро и Сталин вставил несколько фраз, Молотов же формулировал окончательный текст с учетом этих отдельных замечаний и того, что Сталин говорил перед этим, прохаживаясь по кабинету. В этом первом официальном выступлении Советского правительства прозвучали слова, которые стали своеобразным девизом всей Великой Отечественной войны: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами". Молотов еще вспомнил: - После моего выступления по радио, когда я вернулся в кабинет Сталина, он сказал: вот видишь, как хорошо получилось, правильно, что выступал сегодня ты. Я звонил сейчас командующим фронтами, они не знают даже точной обстановки, поэтому мне просто нельзя было сегодня выступать, будет еще время и повод, и мне придется выступать не раз. А эти наши командующие, там, впереди, видно, растерялись... Просто удивительно, что такие крупные военачальники - и вдруг растерялись, не знают, что им делать. У них есть свои определенные обязанности, и они должны их выполнять, не дожидаясь каких-то наших распоряжений. Даже если бы не было никаких наших директив, все равно они должны были бы сами отражать врага, на то они и армия. Около полудня 22 июня Жукову позвонил Сталин: - Наши командующие фронтами не имеют достаточного опыта в руководстве боевыми действиями войск и, видимо, несколько растерялись. Политбюро решило послать вас на Юго-Западный фронт в качестве представителя Ставки Главного Командования. На Западный фронт пошлем Шапошникова и Кулика. Я их вызывал к себе и дал соответствующие указания. Вам надо вылетать немедленно в Киев и оттуда вместе с Хрущевым выехать в штаб фронта в Тернополь. Жуков был обескуражен таким неожиданным приказом, он как начальник Генерального штаба был, как ему казалось, необходим сейчас здесь, в центре руководства боевыми действиями всех армии, и вдруг такое неожиданное распоряжение! Он спросил: - А кто же будет осуществлять руководство Генеральным штабом в такой сложной обстановке? Сталин ответил: - Оставьте за себя Ватутина.- И несколько раздраженно добавил: - Не теряйте времени, мы тут как-нибудь обойдемся. Жуков действительно не терял времени и, даже не заехав домой, а только позвонив по телефону, через сорок минут был в воздухе, а к исходу первого дня войны, 22 июня, был уже в Киеве, где встретился с секретарем ЦК Украины Н. С. Хрущевым. Поздоровавшись с Жуковым, Хрущев сказал: - Дальше лететь на самолете нельзя, немецкие летчики гоняются за каждым нашим самолетом. Надо ехать на машинах. В этот же день поздно вечером Хрущев и Жуков добрались до командного пункта Юго-Западного фронта генерал-полковника М/ П. Кирпоноса... Так начался и так завершился этот роковой день 22 июня 1941 года для высшего военного и политического руководства нашей страны. ПЕРВЫЕ БОИ В первые дни Великой Отечественной войны руководство Советской страной, как уже говорилось, не владело ситуацией, командование Красной Армии не всегда знало обстановку и не держало в руках управление армиями. В этом отношении поход гитлеровской армий на Восток, когда начинался, был похож на молниеносные удары в Западной Европе, где руководство стран, парализованное внезапным и мощным ударом, оказывалось не в состоянии организовать отпор, хотя располагало силами, порой достаточными для довольно длительного сопротивления, как, например, во Франции. И вот на советской земле вроде бы повторялся такой же шок у руководства страны из-за отсутствия связи, информации, нарушения управления войсками. Но вдруг обнаружилась какая-то сила, которая не позволила полностью рухнуть нашей обороне и не дала возможности гитлеровцам беспрепятственно двигаться в глубь страны. Что же это была за сила? Кто же сдерживал гитлеровские армии? Здесь и проявились стойкость и мужество советского народа. Народ спас свою Родину - советские люди в военной форме и не успевшие надеть ее! Не имея конкретных указаний от высших руководителей, командиры, сержанты и красноармейцы в частях и соединениях, по своей инициативе, стойко и мужественно встретили врага. И еще, конечно, была могучая сила, которая сдерживала и не позволяла всем обратиться в бегство,- это коммунисты на местах. Партийные организации в ротах, батальонах, полках, дивизиях, горкомы и обкомы партии тоже были той силой, которая являлась организующим костяком. Бойцы и командиры были воспитаны в духе стойкости, необходимости драться до последнего, что тоже было подготовлено и партией, и командирами Красной Армии еще до войны. Немаловажную роль играло в этот период и имя Сталина. С его именем тогда связывались все успехи и надежды в Советской стране, это было внедрено в сознание солдат и командиров. И когда звучали призывы: "За Родину! За Сталина!",-они произносились искренне, так как народ в своем большинстве не знал тех его страшных дел, которые стали известны позже. В своих воспоминаниях Жуков говорит: "Наша историческая литература как-то лишь в общих чертах касается этого величайшего приграничного сражения начального периода войны с фашистской Германией. Следовало бы детально разобрать оперативную целесообразность применения здесь контрудара механизированных корпусов по прорвавшейся главной группировке врага и организацию самого контрудара. Ведь в результате именно этих действий наших войск на Украине был сорван в самом начале вражеский план стремительного прорыва к Киеву. Противник понес тяжелые потери и убедился в стойкости советских воинов, готовых драться до последней капли крови". В наши дни пожелание Жукова о детальной разработке оперативной целесообразности контрударов механизированных корпусов широко и достаточно полно осуществлено в специальной военной литературе. Но мне бы хотелось и здесь хотя бы частично реализовать пожелание маршала о более детальном разборе причин срыва вражеского плана стремительного прорыва к Киеву, тем более что сам Жуков в общих словах указывает эту причину - "стойкость советских воинов, готовых драться до последней капли крови". Разумеется, невозможно охватить все боевые эпизоды и ситуации даже на том участке, о котором говорит Жуков. Возьмем только одно направление удара, который наносила первая танковая группа Клейста: в полосе его действий оказались города Владимир-Волынский, Перемышль, Броды, Луцк, Дубно, Житомир, Винница и далее - Киев. Здесь же в первые дни войны был и жуков. Кто же они, эти славные герои, первыми отражавшие нападение? Жуков не мог в те дни знать их имена. Мне кажется, будет правильным, если мы найдем и вспомним хотя бы некоторых из них. Как и на других направлениях, здесь первыми приняли и пытались отразить удар гитлеровцев пограничники. Вот только один Эпизод из сотен похожих. Я стараюсь, где только возможно, посмотреть, послушать, прикоснуться самому к тому, о чем я рассказываю. Решил и на этот раз поехать в те места, где был Г. К. Жуков в первые дни войны. Начал я от границы. Искал, может быть, кто-то уцелел из местных жителей и мог бы рассказать о тогдашних боях. В этом районе находилась известная своим подвигом застава А. В. Лопатина. В райкоме партии мне дали сопровождающего, и мы поехали на заставу, которая сегодня носит имя своего командира незабываемых дней. Было прохладное утро, машина катила по чистым улицам города. Справа и слева стояли добротные двухэтажные кирпичные дома. Здесь такая мода - все строят дома с мезонинами. Окруженные садами и множеством цветов, они больше похожи на дачи, чем на жилые дома колхозников. Вскоре подъехали к поселку. - Это колхоз имени героя-пограничника Лопатина. Сейчас на окраине будет хата, обратите на нее внимание,- сказал мой спутник. За окошком машины мелькнула темная изба с подслеповатыми окошечками и почерневшей от времени соломенной крышей. - Единственная довоенная хата, уцелевшая здесь... Машина остановилась на зеленом травянистом берегу широкого Буга. Неподалеку от реки, на взгорке, возвышался обелиск, рядом - аккуратный домик под шиферной крышей. На крыльце, приветливо улыбаясь, ждала немолодая женщина невысокого роста. - Знакомьтесь! Анфиса Алексеевна Лопатина. Все, что в моем представлении связано с этой фамилией, было где-то далеко, по ту сторону войны, поэтому я подумал, что Анфиса Алексеевна- просто однофамилица легендарного Лопатина. Сопровождающий, заметив, что я не совсем понимаю, кто стоит передо мной, представил: - Анфиса Алексеевна, жена начальника заставы лейтенанта Лопатина. Во время боя двадцать второго июня сорок первого она была здесь, рядом с мужем. Не буду описывать волнение, охватившее меня от сознания того, что я вижу, могу говорить с человеком, который был здесь в первые часы и дни войны! Мы осмотрели этот своеобразный музей, хранящий память о подвиге бойцов заставы. Много уникальных экспонатов: оружие героев, фотографии, документы, письма. Потом пошли с Анфисой Алексеевной К МОГИЛЬНЫМ плитам. "Начальник заставы лейтенант Лопатин А. В.", "Младший политрук Гласов П. И.- зам. нач. заставы по политчасти"," "Клищенко П. П.-- старшина заставы", "Рядовой Никитин И. И.- секретарь комсомольской организации". Всего пятьдесят восемь могил. Из шестидесяти защитников заставы уцелели двое. Я смотрел на противоположный берег Буга, откуда пришла война. Тихо звучал голос Анфисы Алексеевны Лопатиной. - В ночь на двадцать второе июня муж, как обычно, пошел на границу проверять службу нарядов. Вернулся он в три часа ночи. Я ждала его с ужином. Есть он не стал, сказал: "Очень неспокойно, тревожно и на душе, и на границе". Прилег отдохнуть и только заснул - вдруг ударила по дому артиллерия. Очень неожиданно это было, то была тишина-и вдруг, как обвал, как гром и молния, ударило по заставе. Муж вскочил и крикнул: "Бери детей, беги в укрытие". У нас тогда двое сыновей подрастали. Я побежала с детьми к подвалу заставы и увидела, что гитлеровцы переправляются через Буг. Жены командиров оставили детей в подвале с одной бабушкой, а сами пошли помогать мужьям, стали перевязывать раненых, подносить патроны, гранаты. Первые четыре попытки фашистов переправиться были 5 отбиты, тогда они перебрались правее и левее заставы и вскоре окружили нас и стали обстреливать со всех сторон. Пограничники держались стойко, все были уверены - скоро придут наши и выбьют нарушителей границы. Но бои гремели повсюду, и мы поняли-это не провокация, а война. На четвертый день Лопатин послал Галченкова и Герасимова в разведку-узнать, где наши. Они не вернулись, и мы не знали, что. с ними случилось. На седьмые сутки немецкий офицер кричал в рупор: "Сдавайтесь, вам никто не поможет! Наши войска взяли Минск!" Мы этому, конечно, не верили, но и держаться становилось все труднее. Многие пограничники были убиты, остальные ранены, но оставались в траншее. Фашисты перестали нас атаковать, наверное, решили взять измором. А с Западного берега Буга все шли и шли войска на нашу территорию. И вот из этих новых частей, видимо не зная; что застава еще жива, на девятый день боя к нам подъехали две машины и мотоциклисты. Пограничники воспользовались этим, забросали машины гранатами, уничтожили гитлеровцев, а одного офицера захватили в плен. Попала в наши руки и рация. Пытались мы по этой рации связаться со своими, но гитлеровцы, взбешенные гибелью своих офицеров, решили, видно, стереть заставу с лица земли, они открыли ураганный артиллерийский огонь и буквально смешали все с землей. Но все же пока были живы несколько пограничников, жила и застава. На десятый день осталось всего восемь бойцов. Я умоляла мужа уйти в лес, пробиться к своим или к партизанам, но он непреклонно отвечал: "Я заставу не оставлю, буду стоять насмерть, а ты и другие женщины должны спасать детей". Ночью мы с детьми поползли. Лопатина идет по крутому берегу и показывает на скат: - Вот здесь и ползли берегом, прикрывая своими телами детишек от возможного обстрела. Мне приходилось бывать на местах боев, в которых я участвовал. Обычно те, кто бывал в это время рядом, не расспрашивали меня ни о чем. Они понимали, что мне надо побыть в тишине, собраться с мыслями, вспомнить все, как было. А для меня та тишина грохотала боем, я слышал выкрики людей, видел лица своих однополчан. Так и для Лопатиной,наверное, в эти минуты гремели выстрелы, пули летели со всех сторон. Я тоже ни о чем не спрашивал Анфису Алексеевну, понимая, как далеко сейчас она от нас. - Трава была холодной и скользкой, мы ползли вон к тому сараю. Немцы нас обнаружили. Они ведь были повсюду. Схватили. Стали допрашивать. Били. Издевались. Требовали от меня: "Иди к своим, скажи - сопротивление бесполезно!" Я не пошла. Опять били. Потом нас повезли куда-то и, наверно, расстреляли бы. Но в селе, куда нас привезли, мы смешались с другими беженцами, а местная охрана не знала, что мы жены пограничников. Мы же, понимая, что скоро они это узнают, постарались сбежать. Укрыли нас жители деревни Скоморохи, много там было добрых людей, они-то и помогли нам в черные дни гитлеровской оккупации... Пограничники погибли все, кроме Галченкова и Герасимова, которые ушли тогда на разведку. Герасимов попал в плен к гитлеровцам и прошел через долгие муки, а Галченков.пробрался к партизанам. Оба они после войны приезжали не раз на родную заставу. Когда немцы ушли с границы дальше на восток, житель ближнего к заставе дома Иван Васильевич Онищенко захоронил погибших пограничников в траншее. А после войны помог найти их останки. В музее мы Видели оружие, ремень, знаки различия Лопатина. Все это нашли благодаря тому, что Онищенко показал, где надо искать. - А как сложилась судьба ваших сыновей? - спросил я Лопатину. Она не без гордости сказала: - Я вырастила своих сыновей. Оба они пошли по стопам отца - стали пограничниками. Анатолий - подполковник, одно время был начальником заставы, которая носит имя отца. Вячеслав тоже пограничник - сейчас майор. ...Прочитаем еще один абзац из книги Жукова: "В связи с выходом передовых частей противника в район Дубно генерал Д. И. Рябышев получил приказ повернуть туда свой 8-й корпус, 15-й механизированный корпус (командир генерал-майор И. И. Кар-пезо.-В. К.) нацеливал основные силы в общем направлении на Берестечко и далее тоже на Дубно... Нашим войскам не удалось полностью разгромить противника и приостановить его наступление, но главное было сделано: вражеская ударная группировка, рвавшаяся к столице Украины, была задержана в районе Броды - Дубно и обессилена". Теперь я, пользуясь воспоминаниями участников тех боев (особенно-К. С. Москаленко), коротко расскажу, что стоит за этими сжатыми фразами, что именно там происходило. За месяц до начала войны - в мае 1941 года. согласно решению Наркомата обороны, начали формироваться артиллерийские противотанковые бригады резерва Главного командования. Их решено было создать десять. Недалеко от Луцка, где находился штаб 5-й армии, которой командовал М. И. Потапов, в лесу начала свое формирование 1-я артиллерийская противотанковая бригада. Ее командиром был назначен полковник К. С. Москаленко (будущий маршал). Энергичный и хорошо подготовленный командир, он в короткое время сумел принять вооружение и обучить артиллеристов - истребителей танков. Времени, конечно, у него было недостаточно, но к 22 июня бригада уже была в боевой готовности, о чем свидетельствует первый же бой, в который она вступила. Как только произошло нападение гитлеровцев, Москаленко вскрыл мобилизационный пакет, в котором ему была поставлена задача: форсированным маршем направиться по маршруту от Луцка на львовское направление в район развертывания 6-й армии. Москаленко немедленно об этом доложил командующему 5-й армией, но тот ему сказал: - Обстановка на фронте 5-й армии резко обострилась: немецкие войска форсировали реку Западный Буг и продвигаются на Владимир-Волынский. Поэтому прошу вас, наконец, требую выступить на Владимир-Волынский и совместно с 22-м механизированным корпусом генерал-майора Кондрусева уничтожить противника, перешедшего границу, и восстановить положение. Москаленко ему ответил: - Бригада является резервом Главного Командования. Выполнить ваше требование, противоречащее мобилизационному плану, не могу. Потапов попросил подождать у телефона, пока он созвонится с Москвой. Но связи не было, ничего согласовать ему не удалось. Через некоторое время он позвонил и сказал: - Связь с Москвой и Киевом прервана, противник ведет наступление по всему фронту армии. 41-я танковая дивизия подверглась удару с воздуха и артиллерийскому обстрелу и почти полностью погибла. Город Владимир-Волынский с минуты на минуту будет захвачен врагом. Учитывая сложившуюся обстановку, приказываю: бригаде следовать, как я уже ранее сказал, на Владимир-Волынский, и во взаимодействии с 22-м механизированным корпусом разбить противника, перешедшего границу, восстановить положение. Границу не переходить. Всю ответственность за нарушение бригадой задачи, предусмотренной мобилизационным планом, беру на себя. Москаленко, трезво оценивая обстановку и помня положение устава о том, что выполняется последнее приказание старшего начальника, принял решение выполнять этот приказ. В 10 часов утра 22 июня бригада выдвинулась навстречу противнику к грзнице. Сразу же по выходе из города Луцка бригада подверглась неоднократным авиационным налетам, бомбардировщики гитлеровцев по двадцать - тридцать штук, под прикрытием истребителей, безнаказанно (наших самолетов не было) бомбили выдвигающуюся к фронту противотанковую бригаду. Москаленко при налетах приказывал подразделениям рассредоточиться и затем, продолжать движение в сторону границы. На половине пути к Владимир-Волынскому Москаленко встретил небольшую колонну, это оказался штаб 22-го механизированного корпуса, с которым ему предстояло взаимодействовать. Но, как сказал С. М- Кондрусев, две его дивизии, 19-я танковая и 215-я механизированная, выдвигались из Ровно и находились еще в 140 километрах от государственной границы, а 41-я танковая, которая была близко от границы (о ней как раз и сказал командующий армией), возможно, уничтожена. В действительности, как выяснилось позднее, дело обстояло не так, но во всяком случае Кондрусев еще не знал, где 41-я танковая дивизия и в каком она состоянии. Таким образом, реальной силой на этом направлении оказалась только 1-я противотанковая бригада Москаленко. Не доходя до Владимир-Волынского, передовой отряд бригады заметил идущие навстречу танки. Сначала генерал Кондрусев думал, что это отходят на восток танки его 41-й дивизии, но Москаленко отчетливо увидел кресты на броне и приказал развернуться двум дивизионам на достигнутом рубеже, а передовой отряд уже открыл огонь по гитлеровским машинам. Бригада Москаленко оказалась в очень тяжелых условиях: разгорался встречный бой, вести который без прикрытия пехоты артиллерийская часть, сформированная к тому же только полтора месяца назад, еще не умела. После короткой артиллерийско-авиационной подготовки немцы бросили в атаку около 200 танков. Они приближались к рубежу, на котором развернулись дивизионы бригады. За танками двигались мотопехота и артиллерия. Одновременно над полем боя кружили бомбардировщики и истребители противника. Танки противника на большой скорости, ведя интенсивный огонь,.атаковали позиции артиллеристов. Хорошо обученные и опытные немецкие танкисты расстреливали расчеты и давили орудия гусеницами. Но наши артиллеристы показали высокую стойкость, не растерялись, они подбили немало танков противника, черные дымные столбы поднялись над полем боя. С первого раза уничтожить батареи артиллеристов противнику не удалось. Враг повторил атаку, но был отбит и на этот раз. Враг пошел в третью атаку. На поле боя все прибавлялись и прибавлялись-дымящиеся танки противника. Бригада удержала занимаемый рубеж до вечера. В этом первом бою артиллеристы подбили семьдесят танков и бронемашин и много мотоциклов противника. Немалый урон понесла и бригада, она потеряла четыре батареи - почти весь их личный состав и всю материальную часть. В этой жаркой схватке осколком снаряда был смертельно ранен командир корпуса генерал-майор Кондрусев. До войны считалось, что артиллерия самостоятельно, без прикрытия пехоты и танков, не может вести боя, а бригаде Москаленко пришлось вести именно такой бой. Причем бригада встретилась с противником внезапно, на марше, развертывалась очень быстро, под непрерывными бомбежками с воздуха и под обстрелом артиллерии противника. То, что она сумела занять рубеж и отбить много танковых атак, свидетельствует о высоком боевом духе личного состава, Который показал огромное мужество, смелость, да и немалое умение. Встретив упорное сопротивление вдоль шоссе, противник стал обходить этот рубеж и обтекать бригаду. Обнаружив это, Москаленко немедленно выбрал новый рубеж в районе западной окраины селения Затурцы. Он предполагал: противник, обойдя первый рубеж, на котором получил отпор, все равно вернется на шоссе и будет рваться на Луцк. В течение ночи наши войска совершили этот маневр и окопались на новых огневых позициях. Москаленко создал три позиции, последовательно расположенных одна за другой. Эти позиции были расположены так, что огнем прямой наводки они полностью перекрывали шоссе на Луцк в на 4-5 километров подступы к нему с обеих сторон. Кроме того, еще два дивизиона было оставлено в резерве. Москаленко приказал расчетам подпускать танки на 300-400 метров и вести огонь наверняка, потому что с боеприпасами было не так уж хорошо. Здесь наши войска получили некоторые преимущества: успели подготовить огневые позиции. Орудия были закопаны и замаскированы, боеприпасы разложены в нишах, командиры хорошо организовали наблюдение за приближающимся противником. С рассветом гитлеровцы двинулись вперед, танки шли по шоссе и справа и слева от шоссе по полю, это был знаменитый танковый клин, идущий на рассечение фронта обороны. Танков и мотопехоты на этот раз было больше, чем вчера, противник явно ввел свежие силы. Как вспоминает Москаленко, увидев эту армаду, он невольно подумал: "Выдержим ли мы на этот раз?" Как только передовые танки подошли на указанную дистанцию 300-400 метров, тут же был открыт прицельный огонь. Сразу же запылало много танков и бронемашин - на поле и на шоссе. Пытаясь выйти из зоны огня, танки стали обтекать батареи, ведущие по ним огонь, и тут как раз и попали под фланговый огонь, орудий, которые были умело расположены командиром бригады на флангах, и еще многие танки противника загорелись. Гитлеровцы вызвали на помощь авиацию. Появились пикирующие бомбардировщики и стали остервенело бомбить боевые порядки артиллеристов. И тем не менее на поле перед фронтом бригады пылало уже 50 сожженных танков и бронемашин! Вот так умело, самоотверженно бились бойцы и командиры кадровых частей, если можно назвать кадровой бригаду, которая просуществовала всего два месяца. И еще следует отметить энергичные, инициативные и умелые действия командира бригады. Хочется напомнить, что тысячи таких умелых, хорошо подготовленных командиров Красной Армии перед самой войной были уничтожены в период сталинских репрессий. Как бы они пригодились и сколько бы принесли пользы в этих приграничных и других сражениях! Но не будем ограничиваться описанием умелых и находчивых действий командира бригады. Посмотрим, как действовали те, кто в пекле боя непосредственно жег танки врага. В то время, когда в первые дни войны в штабах соединений, вплоть до Генерального штаба, командование не могло еще разобраться в обстановке и наладить управление боевыми действиями, бойцы и командиры на поле боя сражались беззаветно. У местечка Затурцы, о котором шла речь выше, первой в боевом построении стояла батарея младшего лейтенанта А. И. Логвиненко. Обращаю внимание питателей на то, что батареей командовал младший лейтенант, а не более старший по званию командир, как это полагалось по штату. Но несмотря на свое небольшое звание и, разумеется, небольшой опыт, Логвиненко умело расположил орудия, замаскировал их и изготовился к встрече с противником. Батарея первой встретила танковую волну, громыхавшую вдоль шоссе, ведущего от границы к городам Луцк, Дубно, Житомир. Командир бригады Москаленко, наблюдавший за приближающимся противником, пишет в воспоминаниях следующее: "С моего наблюдательного пункта он (противник.- В. К.) был виден как на ладони. Танков и мотопехоты было гораздо больше, чем вчера. Их было так много, что казалось - вся Германия движется на нас". Вот такую армаду видели перед собой ,и молодые пареньки, сержанты И. М. Панфиленбк, Н. А. Москалев, Г. К. Москвин и младший сержант В. П. Лазарев. Именно они со своими орудиями занимали самый первый рубеж, и им, наверное, казалось, что только они, эти четыре расчета, и противостоят надвигающейся армаде. Нужно быть не просто смелым, надо обладать очень твердой волей, чтобы видеть эту надвигающуюся танковую лавину, эту неминуемую смерть, и не только устоять, не только не оцепенеть от страха,- но вступить с ней в борьбу, встретить огнем. Спокойно и хладнокровно бойцы подпустили приближающиеся танки на 300-400 метров. Кстати, орудия могли открыть прицельный огонь с расстояния 1000 метров, это уже был бы действенный и меткий огонь, но командир бригады, памятуя о том, что боеприпасов не так много и что наиболее эффектен огонь именно почти в упор, приказал подпустить как можно ближе, и расчеты этот приказ выполнили, несмотря ни на что. Когда танки были уже совсем близко, сразу прозвучали три выстрела из трех орудий (Панфиленок открыл огонь несколько позднее), и сразу же с одного танка слетела башня, а два других загорелись! Понимая, что их преимущество именно в неожиданности, батарейцы немедленно перезарядили орудия и дали еще один залп, и еще три танка тут же загорелись! Ну, а дальше уже пошла дуэль. Начали вести огонь по орудиям и танки, обнаружившие наши пушки. Гитлеровцы были достаточно опытны, чтобы понять: чем больше будет скорость танков, тем быстрее они раз- давят наши орудия, поэтому они неслись на наших артиллеристов на предельной скорости. Триста - четыреста метров, о которых я сказал выше, можно преодолеть за несколько десятков секунд, и вот за эти секунды артиллеристы успели произвести по нескольку выстрелов и подбить больше десяти танков. Расчет сержанта Москвина успел уничтожить пять фашистских танков, прежде чем его орудие было уничтожено, а сам Москвин был ранен. Было повреждено орудие Лазарева, и сам он тоже был ранен. Дольше всех продержался расчет сержанта Москалева, он бил танки в упор до тех пор, пока они не раздавили его орудие. Расчет Москалева погиб, но успел уничтожить двенадцать фашистских танков. Разбив первые орудия, танки продвигались дальше. И вот тут настал черед расчета сержанта Панфиленка. Его огневая позиция была выбрана в глубине, позади первых орудий. Причем, когда младший лейтенант Логвиненко указал ему эту позицию. Пан-филенок даже засомневался: его орудие находилось.в лощине, а перед ним была высотка, за которой ничего не было видно, и сержанту показалось, что он расположен очень невыгодно. Однако младший лейтенант Логвиненко объяснил сержанту: - Когда танки будут появляться оттуда, из-за этого бугра, их пушки будут задраны вверх, и танки подставят брюхо. Так и произошло. Как только первый танк выполз на вершину высотки, Панфиленок тут же всадил ему снаряд под гусеницы, и танк загорелся. Таким образом расчет сжег три танка. Фашисты поняли, что выскакивать на этот бугор опасно, и стали обходить высоту справа и слева. Наводчик Г. И. Гречин перенес огонь на машины, обходящие высоту, он успел подбить еще одну, но в это время разорвавшиеся поблизости ответные снаряды срезали почти весь расчет. Тогда, когда был подбит уже шестой танк, свалился и наводчик Гречин. Его место занял командир орудия сержант Панфиленок. Теперь он работал за весь расчет. Несмотря на то что был у орудия один и его осыпали осколки снарядов, он продолжал вести огонь. Один за другим Загорались фашистские танки. Озверев от злости и желая во что бы то ни стало уничтожить это дерзкое орудие, два танка прошли вглубь и стали приближаться к пушке с тыльной стороны. И вот сержант Панфиленок нашел в себе силы - он один развернул орудие против приближающихся с тыла танков и поджег оба! В этом неравном и, прямо скажем, поразительном бою сержант Панфиленок. лично подбил одиннадцать фашистских танков,.а всего расчет его орудия уничтожил семнадцать танков. Панфиленок остался жив, потому что бригада отбила атаку. Уничтожив на этом рубеже более пятидесяти немецких танков, бригада подобрала своих раненых и отправила их в госпиталь. Очень хотелось бы назвать имена и других героев первых дней, они того достойны, но наш разговор об ином. Скажем только одно: вот эти, первыми встретившие фашистскую армию, когда она еще была в полной силе, и не пропустившие ее в глубь нашей земли, были и первыми воинами, начавшими победный поход, который привел нашу армию в Берлин. Рейхсканцлер Германии Бисмарк за свою долгую жизнь познал цену мечу- и крови, он создал мили таристскую Германию в 1870-1871 годах. На основе своего военного опыта он в мемуарах сказал - русского солдата мало убить, его надо еще и повалить! В первые же дни Великой Отечественной войны наши воины внесли дополнение в эту оценку достоинств русского солдата. Одним из корпусов командовал уже упоминавшийся генерал-майор Игнат Иванович Карпезо. Его 15-й механизированный корпус участвовал в контрударе, которым руководил генерал армии Жуков. Корпус, не имея полного вооружения и техники, под непрерывными бомбежками вражеской авиации, с трудом отражал натиск противника, но Карпезо не растерялся", уверенно руководил боем. Во время одного из налетов авиации осколком бомбы Карпезо был сражен. Бойцы и офицеры любили своего комкора. Хоть и в спешке боя, но все же похоронили его с прощальным салютом, возложили на могилу венки из полевых цветов. Вскоре после, похорон возвратился из штаба армии, куда его вызывали по какому-то неотложному делу, полковой комиссар И. В. Лутай, заместитель комкора по политчасти. Крепкая дружба связывала его с Карпезо. Узнав о беде, которая произошла во время его отсутствия, комиссар, на некоторое время потеряв самообладание, стал кричать: - Карпезо погиб?! Не может быть! Не верю! Разройте могилу! Уговаривали, успокаивали комиссара, но он настаивал на своем. Пришлось раскопать могилу. И надо же случиться такому чуду: прощаясь с боевым другом, обнимая его, Лутай уловил тепло в его теле, а потом и слабое биение сердца! Видно, неопытный врач поспешил, констатировав смерть комкора. Немедленно была оказана медицинская помощь. Карпезо ожил! И потом свершил еще немало добрых дел, защищая Родину. Так что оказалось, что русского воина мало "убить и повалить", его даже и закопать недостаточно, защитник Отечества и из могилы встанет и будет бить врагов. Я понимаю, этот случай чрезвычайный, больше подходит для легенды, но все же он произошел в действительности и мне кажется символическим. Он как бы завершает собой те замечательные подвиги первых дней войны, о которых рассказано выше. А дальше я приведу другие примеры из той самой "неизвестной войны", которая по сей день остается в секретных донесениях, в архивах. Я Процитирую выдержки из донесений политуправления Юго-Западного фронта, где находился Жуков. К сожалению, не только мужество и стойкость сказались в тех первых боях. Да, героизм был массовый, об этом свидетельствуют факты, приводимые в донесениях, но было в них и такое, что не подлежало огласке и в печать тогда не попадало. Сегодня, на мой взгляд, это необходимо сделать, чтобы показать более полно обстановку тех дней, иначе не понять, как же могло случиться, что при таком массовом героизме наши армии сдавали город за городом и отступали в глубь страны. Из донесений начальнику Главного политического управления РККА армейскому комиссару 1 ранга Мехлису от замначальника политуправления Западного фронта: "..7-я противотанковая бригада к началу военных действий находилась в стадии формирования. Только 18-20 июня прибыло молодое пополнение. Материально бригада не была обеспечена. Полк, которым командует подполковник тов. Зайцев, имел только 28 орудий (положено 80), причем многие орудия не имели прицельных приборов, и совершенно не было тракторов. На 1835 красноармейцев и командиров в полку имелось 350 винтовок, 80 карабинов и 5 наганов. Такое положение и в других полках. Личный состав бригады дрался с врагом мужественно, бойцы и командиры на руках вытаскивали пушки на огневые позиции (2-3 километра)... Из-за отсутствия боеприпасов и горючего бригаде приказано отступить. Во время отходов бригада подверглась сильной бомбежке и пулеметному обстрелу с самолетов, она понесла большие потери и рассредоточилась по полкам. Только через 4 дня бригада собралась... Она не имела связи с 10-й армией, не имела базы для пополнения боеприпасов. Командиры полков и командование бригады... организовали сбор снарядов, брошенных отходящими частями, и этим вели бой с врагом". Я прошу читателей представить себе все это наглядно, представить и восхититься нашими бойцами и командирами: не имея руководства вышестоящего командования,-без тягачей (волокут пушки своими руками!), без боеприпасов (собирают снаряды, брошенные другими!) - и бьют врагов! И все это под пулеметным обстрелом и под бомбами гитлеровской авиации, которая обладала высокой выучкой и вершила свое кровавое дело с профессиональным мастерством. А вот строки из того же донесения, показывающие, какими были некоторые наши механизированные и танковые части, когда их бросали против опытных, прекрасно сколоченных в предыдущих боях немецких бронечастей: "27-ю танковую дивизию военные действия застали неподготовленной, т.к. формирование не было закончено. Матчасти не было, личный состав был вооружен винтовками на 30-35%. Небоеспособной и невооруженной дивизии было приказано занять оборону в районе Барановичей. На линию обороны вышло всего 3000 человек, а остальные, до 6000 человек, были сконцентрированы в лесу в 18 километрах от Барановичей, все 6000 бойцов не имели оружия... Дивизия натиска мехчастей противника не выдержала и начала отступать. Невооруженные толпы красноармейцев подвергались нападению со стороны мотомехчастей противника, В результате часть была уничтожена, а большая часть красноармейцев была рассеяна по лесу... Аналогичное положение было и в других механизированных и артсоединениях..." С первых дней войны стали сказываться последствия массовых репрессий и других предвоенных акций - и не только в том, что остро не хватало опытных командиров, но и в ряде чрезвычайных происшествий, имеющих политический характер. Так, например, в донесениях сообщается о массовом дезертирстве из наших частей призывников из западных областей Украины и Белоруссии. Сообщается не только об их бегстве, но и о том, что они, организуясь в банды, нападают на тылы, штабы и подразделения Красной Армии. "В городе Львове членами украинской националистической организации (ОУН.- В. К.) поднята паника - организовано нападение на тюрьму, откуда выпущены политические заключенные. Этими же оуновца-ми повреждена связь между частями 6-й армии и управлением фронта..." "Со стороны ряда работников местных партийных и советских,организаций, а также милиции и НКВД вместо помощи частям в борьбе с диверсантами и националистическими группами отмечаются факты панического бегства с оставлением до эвакуации районов, сел и предприятий на произвол судьбы..." В некоторых воинских частях положение сложилось не лучше, чем у гражданских властей. "В результате неорганизованности, потери управления и слабости партийно-политической работы в отдельных частях отход превратился в паническое бегство... В частях 6-го стрелкового корпуса за время военных действий (за три дня) задержано дезертиров и возвращено на фронт 5 тысяч человек, 3-м отделом расстреляно по корпусу 100 человек дезертиров. За период с 29 июня по 1 июля (тоже за три дня) 3-м отделом Юго-Западного фронта задержано дезертиров 697 человек, в том числе б человек начсостава. Из числа бежавших с фронта командованием частей расстрелян за дезертирство 101 человек. В 99-й дивизии (помните - лучшая, под командованием Власова? Правда, в эти дни ею командовал другой командир.- В. К.) из числа приписников западных областей УССР во время боя 80 человек отказались стрелять. Все они командованием расстреляны перед строем". Было немало и одиночных, активных, как называли тогда, антисоветских проявлений, приведу лишь один пример, он показателен тем, что совершен секретарем партбюро роты! "28.6.41 г. старший политрук Григоренко в составе роты был выделен на охрану моста через реку Березина. Григоренко зашел под мост, откуда продолжительное время (пока его не обнаружили) вел стрельбу из автомата по нашим зенитным установкам и работникам НКВД (очевидно, он стрелял одиночными выстрелами во время налетов авиации, как говорится, под шумок.- В. К.). Его обнаружили замаскированным, стоящим по пояс в воде, с венком на голове. При аресте Григоренко оказал сопротивление... Органами НКВД старший политрук Григоренко расстрелян". Как итог за первый месяц боев начальник политуправления Юго-Западного фронта докладывал Мех-лису: "С 22 июня по 20 июля задержано 75 тысяч 771 человек военнослужащих, в том числе много командиров... (целая армия!-В. К.) Осуждено военным трибуналом 627 военнослужащих, в том числе начсостав- 48, младшего начсостава-60, рядовых-519. Из 627 осужденных военнослужащих приговорены к расстрелу 411 человек..." Разумеется, приведенные мною выше примеры расстрела на месте" в это число не входят, здесь указаны расстрелянные только по приговору военных трибуналов. Несмотря на неудачи в боях и отступление по всему фронту, руководство политических управлении фронтов, да и Главное политическое управление не теряли надежды, что "братья по классу" в тылу противника помогут нам в борьбе с агрессором. Мехлис требовал регулярно забрасывать пропагандистскую литературу в тыл гитлеровцев, а политуправления и отделы, выполняя этот приказ, в каждом донесении докладывали конкретные дела и цифры. Приведу для краткости только одну выдержку из донесения политуправления Юго-3ападного фронта: "7-й отдел политуправления Юго-Западного фронта за период военных действии по 3 июля 1941 года издал воззваний, листовок и газет на немецком, румынском, польском и венгерском языках около 11 миллионов экземпляров, из которых 10,5 миллиона отправлены на аэродромы". Не знаю результатов воздействия этой пропаганды, но по своему опыту знаю, что переходили на нашу сторону, особенно в первый период войны, очень немногие. А те пленные, которых мне доводилось брать с моими боевыми друзьями-разведчиками как "языков", да и те, кто попадал в плен в результате боев,- все были "братья по классу", рабочие и крестьяне, ни одного буржуя или капиталиста я на фронте не встречал. Так что эта часть нашей политической доктрины на практике не оправдалась. Сдаваться в плен гитлеровцы стали только в последние годы, когда поражение было неотвратимо. В НАШИХ ШТАБАХ Получив представление, что происходило в войсках и непосредственно в районе боев, переместимся выше - в штаб фронта, а затем еще выше - в Генеральный штаб. В середине дня 22 июня в штабе Юго-Западного фронта было уже ясно, что происходящее на границе не провокация, как об этом предостерегали из Москвы, а настоящее крупное наступление, то есть война. Под непрерывным воздействием вражеской авиации, когда все вокруггорело и рушилось, части собрались по боевой тревоге и вскрыли хранившиеся в каждом штабе пакеты особой секретности на случай ВОЙНЫ. В этих пакетах был приказ - кто, что и в какие сроки должен делать. Выполняя эти указания, части двинулись к границе или в район, определенный,, для сосредоточения. На пути они подвергались частым бомбардировкам, рассредоточивались, уходя с дорог, а потом опять собирались, строясь в колонны и продолжая" двигаться в сторону границы, при этом части несли большие потери и тратили много времени. 6, 5 и 26-я армии Юго-Западного фронта прилагали все силы, чтобы остановить противника, продвигающегося по нашей территории, но силы его были так велики, напор так стремителен, что, несмотря на самоотверженность и героизм бойцов и командиров, остановить врага не удавалось. В одиннадцатом часу вечера 22 июня штаб Юго-Западного фронта получил новую директиву. В ней приказывалось: "Прочно удерживая государственную границу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин, силами 5-й и 6-й армий, не менее пяти механизированных корпусов и всей авиации фронта окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир Влынский, Крыстынополь, и к исходу 24.6. овладеть районом Люблин..." В Москве, в Генштабе, не имея достоверной информации, явно не представляли, что делается на западной границе - указывают номера армий и корпусов, не зная, что происходит с этими соединениями в действительности, ставятся задачи по овладению Люблином, который находится за нашей границей (!), идет разговор о "всей авиации фронта", а ее уже нет, этой "всей авиации", она понесла колоссальные потери. Как позже написал маршал Баграмян в своих воспоминаниях, командование Юго-Западного фронта, получив