----------------------------------------------------------------------------
    Date:  июнь 2002
    Изд:   Гроссман В.С. Несколько печальных дней, М., "Современник", 1989
    OCR:   Адаменко Виталий (adamenko77@mail.ru)
----------------------------------------------------------------------------




  Уже в  двадцатых  числах  апреля  Москва  начинает готовиться к празднику.
Карнизы домов и железные заборики на бульварах  заново  красятся,  и  матери
всплескивают руками, глядя вечером на сыновьи штанишки и пальто. На площадях
плотники, посмеиваясь, пилят пахнущие смолой н лесной сыростью доски. Агенты
по снабжению везут в директорских легковых машинах кипы красной материи.
  В учреждениях посетителям говорят:
  - Давайте уже после праздника.
  Лев Сергеевич  Орлов  стоил  на  углу  со  своим  сослуживцем  Тимофеевым.
Тимофеев говорил:
  - Вы совершеннейшая баба, Лев Сергеевич, пошли бы в пивную, ресторанчик...
наконец,  просто  пошляемся  по  улицам,  посмотрим народ.  Подумаешь,  жена
волнуется. Право же, вы баба, совершеннейшая баба.
  Но Орлов  простился  с Тимофеевым.  Он от природы был грустным человеком и
говорил о себе:
  - Я  устроен таким образом,  что мне дано видеть трагическое,  скрытое под
розовыми лепестками.
  И во всем Орлов видел трагическое.
  Вот и сейчас проталкиваясь среди прохожих,  он  размышлял,  как  тяжело  в
такие веселые дни лежать в больнице, как мрачно пройдут они для фармацевтов,
вагонных проводников и машинистов,  чьи дежурства выпадут  на  день  Первого
мая.
  Придя домой,  он рассказал жене о своих  мыслях,  и,  хотя  она  принялась
смеяться над ним, Орлов все качал головой и никак не мог успокоиться.
  Он до ночи громко вздыхал,  размышляя об этом  предмете,  и  жена  сердито
сказала:
  - Лева, чем жалеть фармацевтов, ты бы меня лучше пожалел и не мешал спать,
мне ведь завтра к восьми часам нужно быть на работе.
  И действительно, она ушла на работу, когда Лев Сергеевич еще спал.
  Утром на службе он бывал в хорошем настроении,  но обычно к двум часам дня
его охватывала тоска по жене,  он начинал нервничать и поглядывать на  часы.
Сослуживцы знали нрав Орлова и посмеивались над ним.
  - Лев Сергеевич уже на часы смотрит, - говорил кто-нибудь, и все смеялись,
а старший счетовод, престарелая Агнесса Петровна, со вздохом произносила:
  - Счастливейшая в Москве женщина эта жена Орлова.
  И сегодня к концу рабочего дня он занервничал, недоуменно пожимая плечами,
глядел на минутную стрелку часов.
  - Лев Сергеевич,  вас к телефону,  - позвали из соседней комнаты.  Звонила
жена.  Она сказала,  что ей  придется  перепечатать  доклад  управляющего  и
поэтому она задержится на час или полтора.
  - Вот так-так, - огорченно сказал Орлов и повесил трубку.
  Домой он  возвращался  не  спеша.  Город гудел,  и дома,  улицы,  мостовые
казались особенными,  непохожими на самих себя.  И это неуловимое, рожденное
общностью, было во многом, даже в том, как милиционер волок пьяного, - точно
по улицам сплошь ходили племянники и двоюродные братья.
  Вот сегодня,  пожалуй, он бы пошлялся с Тимофеевым. Очень тяжело приходить
домой первому.  Комната кажется пустой, неуютной, в голову лезут беспокойные
мысли  -  вдруг  с  женой  что-нибудь  случилось  - вывихнула ногу,  неловко
прыгнула с трамвая.
  Орлов начинал   представлять  себе,  как  лобастый  троллейбус  сшиб  Веру
Игнатьевну,  как толпятся вокруг ее тела люди, с зловещим воем мчится карета
"скорой  помощи"...  Ужас охватывал его,  ему хотелось звонить по телефону к
знакомым, родным, бежать к Склифосовскому, в милицию.
  Каждый раз,   когда   жена   опаздывала  на  десять  -  пятнадцать  минут,
происходили с ним такие волнения.
  Сколько народу на улицах!  Почему они без дела сидят на скамейках, шляются
по бульвару,  останавливаются перед каждой расцвеченной лампочками витриной?
Но  вот  он  подошел к своему дому,  и сердце радостно вздрогнуло:  форточка
открыта, - значит, жена уже вернулась.
  Он несколько раз поцеловал Веру Игнатьевну,  заглянул ей в глаза, погладил
ее по волосам.
  - Чудак ты мой, - вздохнула она, - каждый день мы встречаемся, словно я не
из "Резиносбыта" прихожу, а приехала из Австралии.
  - Для меня не видеть тебя день равносильно Австралии, - сказал он.
  - О  господи,  у  меня  эта  Австралия  вот  тут  сидит,  -  сказала  Вера
Игнатьевна.  - Просят помочь печатать стенгазету - я отказываюсь,  Осовиахим
пропускаю,  сломя голову мчусь к тебе.  У Казаковой двое маленьких детей,  а
она прекрасно остается и в автомобильном кружке состоит.
  - Ну,  ну,  дурочка,  курочка ты моя,  - сказал Орлов, - где это ты видела
жену, которая в претензии к мужу за то, что он домосед?
  Вера Игнатьевна хотела ему возразить, но вдруг вскрикнула:
  - Да  ведь  у меня сюрприз для тебя...  У нас местком сегодня записывал на
ребят из детских домов на праздничные дни,  и я подала заявку на девочку. Ты
не сердишься?
  Орлов обнял жену.
  - Умница  моя,  чего  мне  сердиться,  -  сказал он,  - мне страшно только
думать, что бы я делал и как жил, если бы случай не столкнул нас на именинах
у Котелковых.
  Вечером двадцать  девятого  апреля  Вера  Игнатьевна  приехала  домой   на
"фордике"  и,  поднимаясь  по  лестнице,  раскарасневшаяся  от удовольствия,
говорила своей маленькой гостье:
  - Что  за  прелесть  ездить  на легковой машине,  - кажется,  всю жизнь бы
каталась.
  Это была  ее  вторая  поездка  на  автомобиле  - в позапрошлом году они со
свекровью,  приехавшей погостить, наняли на вокзале такси. Правда, та первая
поездка  была  немного омрачена - шофер всю дорогу ругался,  говорил,  что у
него камеры спустят и что для такого багажа нужно нанимать трехтонку.
  Не успели они зайти в комнату, как раздался звонок.
  - А вот и дядя Лева пришел,  - сказала Вера Игнатьевна и взяла девочку  за
руку, повела ее к двери.
  - Знакомьтесь,  - сказала она, - это Ксенья Майорова, а это товарищ Орлов,
дядя Лева, мой муж.
  - Здравствуй, дитя мое, - сказал Орлов и погладил девочку по голове.
  Вид гостьи разочаровал его,  он представлял ее себе крошечной, миловидной,
с печальными,  как у взрослой  женщины,  глазами.  А  Ксенья  Майорова  была
коренастая,  некрасивая, у нее были серые узкие глаза, толстые, красные щеки
и немного оттопыренные губы.
  - Мы на машине ехали, - хвастливо сказала она басовитым голосом.
  Пока Вера  Игнатьевна  готовила  ужин,  Ксенья   ходила   по   комнате   и
осматривалась.
  - Тетя, а радио у вас есть? - спросила она.
  - Нет, деточка, пойди-ка сюда, мне нужно тебе кое-что сказать.
  Вера Игнатьевна  увела  ее  по  всяким  делам,  и  в  ванной  комнате  они
беседовали про зоологический сад и планетарий.
  За ужином Ксенья посмотрела на Орлова и ехидно рассмеялась:
  - А дядя рук не помыл.
  Голос у нее был густой, а смех тоненький, хихикающий.
  Вера Игнатьевна   спрашивала  Ксенью,  как  по-немецки  называется  дверь,
сколько будет семь  и  восемь,  расспрашивала,  умеет  ли  она  кататься  на
коньках.  Она поспорила,  как называется столица Бельгии,  - Вера Игнатьевна
предполагала, что Антверпен.
  - Нет, Женева, - утверждала Ксенья и упорно трясла головой, надувала щеки.
  Лев Сергеевич отвел жену в сторону и шепотом сказал:
  - Уложи ее,  и я посижу возле нее, расскажу что-нибудь, она чувствует себя
у нас как-то по-казенному.
  Вера Игнатьевна сказала:
  - Лев, может быть, ты выйдешь покурить в коридор, а мы пока проветрим.
  Орлов ходил по коридору и старался вспомнить какую-нибудь сказку.  Красная
Шапочка?  Эту она, наверное, знает. Может быть, просто рассказать ей о тихом
городе Касимове,  о лесах,  о прогулках по берегу Оки, рассказать про брата,
бабушку, сестер.
  Когда жена  позвала  его,  Ксенья уже лежала в постели,  Лев Сергеевич сел
рядом с ней и погладил ее по голове.
  - Ну как, нравится тебе у нас? - спросил он.
  Ксенья судорожно зевнула и потерла кулаком глаза.
  - Ничего,  - сказала она и серьезно спросила:  - Вам,  верно, очень трудно
без радио?
  Лев Сергеевич принялся рассказывать ей про свое детство,  а Ксенья зевнула
три раза подряд и сказала:
  - Одетым сидеть на кровати вредно, с вас микробы переползут.
  Глаза ее закрылись,  и она,  полусонная,  начала лопотать неясным голосом,
рассказывать какие-то дикие истории.
  - Да,  плаксиво говорила она,  - меня на экскурсию не взяли.  Лидка в саду
видела,  почему  она  не  сказала,  а я два раза в кошельке его носила,  вся
поколотая хожу... а про стекло не я сказала... сама она легавая...
  Она уснула,  а  Лев Сергеевич и Вера Игнатьевна молча смотрели на ее лицо.
Спала она бесшумно,  губы ее еще больше оттопыривались, рыжие хвосты косичек
шевелились на подушке.
  Откуда она - с Украины,  с Северного Кавказа,  с Волги? Кто отец ее? Может
быть,  он  погиб на славной работе в забое,  в дыму на колосниковой площадке
или он утонул, сплавляя лес?  Кто он?  Слесарь?  Грузчик?  Маляр?  Лавочник?
Что-то величественное и трогательное было в этой спокойно спящей девочке.
  Утром Вера Игнатьевна ушла за покупками,  нужно было запасти продуктов  на
три  праздничных дня.  Кроме того,  она хотела сходить в большой "Мосторг" и
купить шелкового полотна на летнее платье. Лев Сергеевич остался с Ксеньей.
  - Слушай,  mein liebes Kind,  - сказал он, - гулять мы сейчас не пойдем, а
посидим дома.
  Он усадил  Ксенью  к  себе  на колени,  рукой обнял ее за плечи и принялся
рассказывать.
  - Тихо,  тихо сиди,  будь умницей,  - говорил он каждый раз,  когда Ксенья
пыталась сойти  с  его  колен.  И  она  успокоившись,  сидела,  посапывая  и
внимательно глядя на говорившего дядю Леву.
  Вера Игнатьевна вернулась к четырем часам,  очень уж много народу  было  в
магазинах.
  - Что это ты такая надутая? - испуганно спросила она.
  - Да, надутая, - сказала Ксенья, - может быть, я есть хочу.
  Вера Игнатьевна побежала на кухню готовить обед, а Лев Сергеевич продолжал
развлекать девочку.
  После обеда Ксенья попросила бумаги и карандаш, чтобы написать письмо.
  - Марки не нужно, я его сама Лидке отдам, - сказала она.
  Пока Ксенья писала,  Вера Игнатьевна предложила мужу пойти всем  вместе  в
кино, но Лев Сергеевич замахал на нее руками:
  - Что ты говоришь,  Вера,  сегодня жуткая толкотня, мы, во-первых, билетов
не достанем, во-вторых, в такой вечер хочется посидеть дома.
  - Мы, слава богу, все вечера дома сидим, - возразила Вера Игнатьевна.
  - Ну, не спорь, пожалуйста, - рассердился Орлов.
  - Ей скучно, она ведь привыкла всегда на людях, с подругами.
  - Ах, Вера, Вера, - ответил он.
  Вечером все пили чай с кизиловым вареньем,  ели торт и пирожки. Торт очень
понравился Ксенье,  и Вера Игнатьевна забеспокоилась, пощупала живот девочки
и покачала головой.  А у Ксеньи после чая действительно заболел  живот,  она
помрачнела  и  долго  стояла у окна,  прикладывая нос к холодному стеклу,  -
когда стекло делалось теплым,  она передвигалась немного и снова грела носом
стекло.
  - Ты о чем думаешь? - спросил, подойдя к ней, Лев Сергеевич.
  - О всем, - сердито сказала она и снова расплющила нос об стекло.
  Теперь, наверное,  собираются ужинать.  Подарки она не успела взять,  и ей
оставят  что-нибудь  плохое  -  книжку про животных,  а у нее уже есть такая
книжка.  Правда,  можно будет обменяться...  Очень славная  тетя  эта  Вера.
Жалко,  что она не воспитательница.  А девочки, которые остались, целый день
катаются на грузовике.  Вот  она  сделается  летчиком  и  сбросит  на  этого
дяденьку  газовую  бомбу.  Какие-то  старые девочки во дворе - наверное,  из
седьмой группы.
  Она стоя задремала и ударилась лбом об стекло.
  - Иди спать, Ксанка, - сказала Вера Игнатьевна.
  - Как баран об стекло стукнулась, - сказала Ксенья.
  Ночью Орлов проснулся,  он протянул руку,  чтобы тронуть жену за плечо, но
ее не было рядом с ним.
  "Что такое, где Верунчик?" - в испуге подумал он.
  С дивана раздавался негромкий голос, всхлипывания.
  Он прислушался.
  - Ну,  успокойся,  дурочка ты такая,  - говорила Вера Игнатьевна, - куда я
тебя ночью поведу, трамваев нет, а нужно через весь город идти.
  - Да-а-а,  -  сквозь  всхлипывание  говорил  басистый  голос,  -  он у вас
какой-то малахольный.
  - Ну, ничего, ничего, он ведь хороший, добрый, видишь, я ведь не плачу.
  Лев Сергеевич  закрыл  голову  одеялом,  чтобы  дальше  не   слушать,   и,
притворяясь спящим, тихонько захрапел.

  1936


Популярность: 20, Last-modified: Mon, 30 Dec 2002 19:41:13 GMT