огал свое оружие, чтобы узнать, крепко ли сидит оно за поясом. Молодые воины сели в карету, дверца захлопнулась, и лошади понесли. Черный Орел побежал за экипажем во весь дух, чуть касаясь ногами земли. Проехав гавань, карета не повернула на Ярро-стрит, а поехала шагом к реке. Виллиго воспользовался этим и, подбежав к карете, примостился на рессорах ее, так что его нельзя было видеть. Через четверть часа экипаж остановился у калитки сада "Восточной гостиницы", у той самой калитки, через которую Виллиго вышел перед тем на берег Ярро. Из дормеза вышли четыре замаскированных человека и в сопровождении негра, коридорного гостиницы, направились к главному зданию мимо холостых надворных построек. Сомнения не оставалось: похищали графа д'Антрэга, друга Тиданы. Была минута, когда Виллиго уже хотел крикнуть своим воинам, чтобы они бросились на замаскированных и расправились с ними, но он сообразил, что тогда останется кучер, который может поднять тревогу. Он вспомнил, что речь шла о похищении, а не об убийстве и что, следовательно, жизни графа не грозит покуда никакая опасность. Он даже догадался, что графа чем-нибудь усыпили, чтобы без сопротивления овладеть его особой, и что вообще замаскированные люди стараются во что бы то ни стало избежать шума. И он стал спокойно ждать, готовясь приступить к действию, как только понадобится. Через полчаса вернулись замаскированные люди, осторожно неся на руках молодого человека в глубоком сне. Проходя через узкую калитку, они замешкались, и Виллиго, окинув взглядом всю кучку, успел убедиться в своей правоте. Спящий молодой человек был действительно граф д'Антрэг, которого неизвестные люди с замечательною дерзостью похитили из самой модной гостиницы в Мельбурне. Виллиго знал теперь, что ему нужно делать. Подкупленный коридорный-негр не провожал похитителей назад. Он взялся только встретить их и сказать, когда усыпительные капли окажут свое действие, а на другой день, когда похищение будет открыто, он обязан был заявить, что видел, как около гостиницы бродили туземцы, и навести на них подозрение. Графа осторожно положили на одно из сидений кареты, и лошади опять помчались по дороге к мосту Св. Стефана, за которым уже было поле. Проехав мост, кучер еще сильнее погнал лошадей по направлению к так называемому заливу Ободранных, получившему свое зловещее название с имевшей здесь место кровавой драмы. Еще в первые годы колонизации здесь были захвачены туземцами три английских матроса; туземцы содрали с них живых кожу и оставили на песке, где несчастные умерли в ужасных страданиях. Место было пустынное, песчаное, окаймленное кое-где высокими скалами и очень удобное для действия. Виллиго решился подождать, когда карета приедет туда. Быть может, похитители намеревались здесь покончить с графом д'Антрэгом. Дормез катился. Нагарнукские воины, сидя внутри, терпеливо дожидались сигнала от своего вождя. Вот карета замедлила ход. Колеса стали глубоко уходить в песок, и лошади с трудом везли тяжелый экипаж. Черный Орел счел момент удобным. Он соскочил с задка кареты на песок, испустил пронзительный крик "вага", забежал вперед кареты и кинул в кучера бумеранг. Кучер упал с пробитою головой, и Виллиго остановил лошадей. В ту же минуту нагарнукские воины выскочили из кареты и окружили своего вождя. Их дело было уже сделано. Они заранее выбрали себе каждый по одному противнику, и все четыре замаскированных человека уже лежали с пробитыми головами. Они умерли, не успев даже вскрикнуть. Граф д'Антрэг ни разу не пошевелился. Он все время спал, точно в летаргии. По приказанию вождя нагарнуки выбросили трупы на песок и сели опять в карету. Черный Орел сел на козлы и погнал лошадей обратно в Мельбурн. Доехав до моста Св. Стефана, Виллиго остановился, нагарнуки взяли графа Лорапоэ на руки и бросили карету на произвол судьбы. Пройдя мост пешком, они дошли до известной уже нам калитки и беспрепятственно прошли через сад. Начинало светать. Войдя в гостиницу, нагарнуки встретили того самого негра, который встречал похитителей. Вне себя от испуга, бедняга закричал ужасным голосом и хотел бежать, но Виллиго крепко схватил его своею сильною рукой. В одну минуту негра связали, заткнули ему рот, и Виллиго, взвалив его себе на плечи, бросил его в комнату, дверь которой запер на ключ. Затем он повел своих воинов в комнату графа. Это было ровно две минуты спустя после того, как канадец упал в обморок. Увидав его на полу, нагарнук понял все. Он велел положить графа на постель, потом перенес Дика в его комнату и велел своим воинам удалиться: он не желал, чтобы канадец знал о присутствии нагарнуков в Мельбурне. Спрыснув Дика водой, он скоро привел его в чувство. Придя в себя, канадец увидал Виллиго, взял его за руку и зарыдал. - Тс! - сказал, улыбаясь, Черный Орел. - Он еще спит. - Спит! - машинально повторил Дик. - Кто спит? - Твой друг! - отвечал Виллиго, указывая рукой на комнату графа. Только что он успел это сказать, канадец вскочил и бросился к своему другу. С тревогой схватил он графа за руку, но сейчас же успокоился, услыхав правильное биение пульса. Не помня себя от радости, обернулся он к Виллиго и, сжимая его в объятиях, вскричал: - Это ты его спас! Спасибо, брат... Во всей Австралии не найти такого человека, как ты, Виллиго. Я уже догадывался, что ты что-нибудь такое придумал... Недаром же ты пропадал эти два дня. Благодаря тебе Лоран так и не заметил пропажи графа, иначе он бы умер от горя! - Ему дали чего-нибудь усыпительного! - сказал нагарнукский вождь, стараясь скрыть свое волнение. - Мне и самому пришло это в голову, да поздно. Мне тоже чего-то подсыпали, и сон сковал мне члены так, что я не мог сделать ни одного движения. Затем Виллиго рассказал Дику то, что мы уже знаем, однако обошел молчанием содействие, оказанное ему молодыми воинами. У него был свой план, и для успеха его Черный Орел считал нужным, чтобы никто, даже друзья его, не знали о присутствии нагарнуков в Мельбурне. Приезд человека из Европы, вызванного Оливье и Диком для наблюдения за их безопасностью, чувствительно затронул самолюбие дикаря. Теперь ему хотелось блистательно доказать, что он и один, своими средствами, сумеет охранить своих друзей от всяких враждебных покушений. Ему же удалось однажды спасти их во время блужданий по кра-фенуа, а сегодня еще раз случай предоставил ему возможность вырвать у Невидимых верную добычу. С наружною скромностью, но с гордым самодовольством в душе передал он своему другу подробности спасения молодого графа. Когда он дошел до того места, как он схватил и связал предателя-негра, Дик пожелал немедленно идти к негру и допросить его. Ему хотелось узнать имена похитителей и их общественное положение. Но от бестолкового дикаря ничего нельзя было добиться. Все, что удалось от него узнать, - это только то, что он за пять пиастров взялся наблюдать за графом и дать знать неизвестным лицам, когда граф окончательно погрузится в сон. Видно было, что это совершенный скот, не отличающий зла от добра, и что он помогал похитителям только потому, что прельстился заработком в 25 франков. Канадец понял это и отпустил его с тем условием, чтобы негр немедленно дал ему знать, если Невидимые дадут ему опять какое-нибудь подобное поручение. Чтобы обеспечить верность дикаря, канадец обещал дать ему за сообщение сумму вдвое больше той, которая будет ему предложена за содействие. Вернувшись в комнату Оливье, друзья нашли его уже наполовину проснувшимся. Граф сидел и, видимо, силился что-то припомнить. - Ах, дорогой друг, - вскрикнул он, завидев канадца, - какой я сегодня видел скверный сон! И он, сам над собой улыбаясь, начал рассказывать сон, виденный им ночью и уже известный нашим читателям. Вдруг он остановился и умолк, смущенный серьезным и торжественным выражением лица канадца. - Что с тобою, друг? - спросил он. - Зачем ты так серьезно принимаешь мой нелепый кошмар? - Вовсе уж он не до такой степени нелеп, как вам кажется, - возразил Дик. - Сегодня ночью сюда действительно входили четыре замаскированных человека. Они овладели вами, перенесли через сад при гостинице, вышли из калитки, которую вы видели во сне, посадили в карету и повезли за город... - Дальше, дальше!.. - И если затем ваш сон оборвался, то это потому, что следивший за вами Виллиго атаковал карету на дороге, убил похитителей и отнес вас назад на руках. - Дик! Дорогой Дик! - вскричал вне себя Оливье. - Неужели это правда? Нет, это вы так шутите. - Клянусь вам, что это все правда, - отвечал канадец. - Ну разве я позволю себе так над вами шутить? Оливье протянул своему спасителю руку и сказал с глубоким чувством: - Вы два раза спасли мне жизнь, Черный Орел. Я никогда, никогда не расплачусь с вами за это. - Вы друг моего брата Тиданы, - отвечал с безыскусственною простотой австралиец. - Благодарите Тидану, а Черному Орлу вы ничем не обязаны. Лоран все это время спал как убитый. За банкетом он выпил так много тостов, что усыпительное зелье подействовало на него сильнее, чем на всех остальных. Дик и Виллиго пошли будить его, так как приближалось время отправляться на обед к самозваному барону де Функалю. Оливье остался один и задумался. Из задумчивости его вывело появление слуги, который подал ему принесенное утром письмо. Он с волнением распечатал конверт. Под письмом стояла подпись: "Тайна". То был псевдоним, принятый сыщиком. Вот что там было написано: "Нагарнукский вождь Виллиго вам изменяет. В эту ночь в кабачке, известном под именем "Чертова кабачка", он присоединился к компании лесовиков и формально обязался передать вас в их руки. Лесовики под угрозою смерти хотят вынудить у вас уступку прииска. Берегитесь!" Оливье прочитал и встревожился. Он сейчас же догадался, что тут должна быть какая-нибудь ошибка; не мог, совершенно не мог быть предателем Виллиго, только что спасший ему жизнь. В этом отношении у графа не было ни малейшего подозрения. Но его тревожил вопрос: что навело барона де Функаля на ложный след, заставивший сыщика заподозрить в предательстве вернейшего их друга и союзника? Он позвал канадца и показал ему письмо. Канадец прочитал его, не моргнув глазом, потом свернул в трубку и зажег им сигару. Граф смотрел на него вопросительно. Закурив сигару, канадец сказал: - Этот человек не знает Виллиго; но я бы не советовал ему меряться силами с дикарем. Добра из этого не выйдет. Сомневаться в честности моего друга! Да я скорее не поверю в свою собственную! Не нужно говорить этого вождю, а то во всей Австралии не найдется уголка, в котором бы барон де Функаль мог спрятаться от его мести. Хотя он и способен на всякое самоотвержение, на всякое великодушие, но ведь он все-таки дикарь и прощать обид не умеет. Сомнение в его преданности ко мне для него обида самая тяжкая. С тех пор как его племя усыновило меня, с тех пор как я стал названым братом Виллиго, приемным сыном его отца Воллигонга, он смотрит на меня как на настоящего родственника и святою обязанностью считает помогать мне во всех предприятиях. Вы еще не знаете австралийских дикарей. Правда, у них много диких предрассудков, много диких обычаев, но зато у них есть понятия весьма почтенные, за которые они готовы отдать до последней капли свою кровь. Так, например, они скорее умрут, чем изменят узам дружбы или родства. Канадец проговорил эту тираду со сдержанным волнением, в котором проскальзывала глубокая печаль, что его преданный друг Черный Орел сделался жертвою подозрения. Оливье понял его чувство и поспешил возразить: - Умоляю вас, дорогой Дик, не думайте, что я хотя на одну минуту заподозрил вашего друга. Я просто был поражен этой запиской, вот и все. - И поразиться есть отчего, это правда. Записка в высшей степени странная. Тут какая-то тайна, но я знаю, что она впоследствии объяснится. Я не стану говорить об этом с Виллиго. Это такой человек, что не простит даже тени недоверия к себе. Вы хорошо сделаете, если посоветуете сыщику бросить этот ложный след. Вероятно, Виллиго охраняет вас своими средствами. Это и есть причина его отлучек. Я не знаю его плана, но уверен, что он в своем роде очень хорош и для нас полезен. Даже вот так: если мне сейчас, сию минуту, доставят неопровержимое доказательство, что Виллиго действительно вступил в союз с лесовиками, знаете, что я скажу на это? Я скажу: "Горе лесовикам!" Если измена своим считается у нагарнуков позорным делом, то нельзя сказать того же о предательстве относительно врага. Последнее считается у них делом похвальным, законной военной хитростью. Да едва ли их и можно за это осуждать. Оставим же Виллиго в покое, предоставим ему действовать так, как он хочет, да и барон де Функаль отлично сделает, если ограничится выслеживанием одних Невидимых. Говоря откровенно, я вполне доверяю авторитету вашего сыщика относительно европейских дел, но здешних отношений он не знает и едва ли будет нам очень полезен. Пусть же он возьмет на себя одних Невидимых, а общаться с лесовиками и туземцами предоставит мне и Виллиго. Так будет гораздо лучше. - Я с вами совершенно согласен, Дик, - сказал граф, - и сегодня же порешу с бароном этот вопрос в указанном вами направлении. Последние слова графа были прерваны появлением Лорана, который вошел в комнату своего господина. Благодаря разным впрыскиваниям и растираниям старый слуга стряхнул с себя наконец сонливость и, приписывая ее непривычке к шампанскому, приготовился извиниться перед своим барином. Но тот не дал ему заговорить и рассказал о приключениях минувшей ночи. Тогда смущение Лорана перешло в неописуемое изумление. - О, теперь я все понимаю! - воскликнул он после некоторого молчания. - То-то мое опьянение было какое-то странное. Я все слышал и все понимал, но не мог шевельнуть ни одним членом. Если только тот, кто нас опоил, попадется мне на узенькой дорожке... - Это итальянский консул! - вставил появившийся неожиданно Виллиго. Оливье и канадец удивленно переглянулись. - Ты почем знаешь? - спросил Дик. - Черный Орел не нуждался в найме белого шпиона, чтобы все вызнать и выследить, - отвечал нагарнук с самодовольной улыбкой. - Если б я этого не знал, то как бы мог спасти молодого друга Тиданы? - Но ведь и белый шпион, как ты его называешь, еще накануне предупредил нас об этом. - Он предупредил... Виллиго не предупреждает, а действует. - Но как ты узнал об этом? - Я проник к лесовикам в "Чертов кабачок" и узнал, что они ищут надежных людей для какого-то похищения. Я догадался, что дело идет о друге Тиданы... - И храбро рискнули жизнью, чтобы меня спасти! - воскликнул Оливье. - И ты совершенно уверен, что это итальянский консул? - спросил Дик. - Когда же Виллиго говорил на ветер? - Спасибо, друг! - сказал канадец, пожимая дикарю руку. - Я теперь знаю, что нам делать. В словах Виллиго было много недосказанного, Дик это понимал, но не хотел расспрашивать друга из боязни огорчить его недоверием. Виллиго не знал, что его друзья собираются на обед к барону де Функалю, иначе он непременно пошел бы с ними. К самозваному барону он чувствовал какое-то непобедимое, бессознательное отвращение и недоверие. У дикаря почему-то засела в голове мысль, что белый шпион ведет двойную игру, что он готов изменить и нашим и вашим. У него не было никаких фактов, к которым бы он мог привязаться, тем не менее он никак не мог отрешиться от своей мысли. Будущее покажет, насколько дикарь был прав. Нужно было уговориться относительно дальнейшего образа действий. Четыре друга решились остаться для совещания в комнате графа из боязни, что их разговор могут подслушать соседи Лорана по комнате. - Не бойтесь, - заметил со зловещей улыбкой Черный Орел, когда Дик упомянул об этих соседях. - Они нас не подслушают. Их уже нет здесь: коршуны клюют их трупы. - Не может быть! - вскричал Дик. - Их было четверо. Их больше нет. Они убиты. В это время через открытое окно послышался голос разносчика, выкрикивавшего громким голосом: - "Morning Advertiser"!.. Покупайте "Morning Advertiser"!.. Свежие новости! Четыре мертвых тела на берегу бухты Ободранных... Ужасные подробности... Вчерашнее празднество... портрет лорда-губернатора... смерть Тома Поуеля... Друзья помолчали. Наконец канадец заговорил первый: - Положение скверное. В Мельбурне нам оставаться нельзя. Боец за Англию умер, население раздражено против нас. Меня могут убить из-за угла, надеясь на снисходительность присяжных, которые, по всей вероятности, оправдают убийцу. Что касается вас, граф, то ярость ваших врагов после этого кровавого убийства удесятерилась. По-моему, нам следует как можно скорее удалиться на Лебяжий прииск. Это мнение было принято единогласно, причем Виллиго особенно настаивал на скорейшем отъезде. Условились, что Оливье в этот же день вместе с бароном де Функалем отправится в кадастровое управление и исполнит все формальности по вводу себя во владение прииском, а канадец тем временем подыщет надежных лиц для эксплуатации золотоносного поля. Дорогой на прииск решено было завернуть на Сен-Стивенские рудники, чтобы ознакомиться там с наилучшими способами добывания золота. Когда друзья окончательно уговорились, Виллиго простился с ними до вечера, а Лоран, Дик и Оливье отправились на обед к консулу. Хотя до консульского дома было недалеко, однако они наняли карету. На улицах толпился народ, возбужденно толковавший о смерти Тома Поуеля, и было бы неблагоразумно рисковать, появляясь среди враждебно настроенной толпы. Через несколько минут езды карета наших друзей остановилась у подъезда Португальского консульства, помещавшегося в красивом доме, в элегантном квартале королевы Елизаветы. Барон де Функаль в сопровождении своих секретарей, дона Кристоваля Коко и дона Педро де Сильва-Любека, встретил своих дорогих гостей на нижней ступеньке крыльца. VIII Визит в Португальское консульство. - Мнимый барон де Функаль. - Таинственный дом. - Измена. - Зажаты стеной. - Смерть от удушения. Барон де Функаль ввел графа д'Антрэга и его друзей в красивую гостиную, убранную в восточном вкусе, и сделал своим секретарям знак удалиться. - Граф, - обратился барон к Оливье, - мне давно хотелось видеться с вами, но у Невидимых здесь в Мельбурне имеется своя собственная, превосходно организованная полиция, и я боялся возбудить их подозрение. - Мне тоже давно хотелось с вами поговорить, - отвечал Оливье, - но раз зашел разговор о полиции, то я должен вам заметить, что и вы не ударили лицом в грязь. Вы мне сообщили столько сведений о моих врагах, что остается только удивляться, откуда вам удалось добыть их. - Ваша похвала превышает мои заслуги, - отвечал барон, кланяясь графу и кидая на него холодный, испытующий взгляд. Одного этого взгляда было достаточно португальскому консулу, чтобы убедиться в искренности слов графа. - Итак, барон, вы узнали моих врагов; вам известны их цели и средства; поэтому не можете ли вы мне разъяснить многое, для меня непонятное в их поведении? - С удовольствием, граф. Для этого я, между прочим, и желал вас видеть. - Я вас слушаю, барон. Мне интересно узнать последнее слово обо всем этом деле. - Последнее слово за вами, граф. От меня вы узнаете первое. - Я вас не понимаю. - Слушайте, граф. Я начну по порядку... Невидимые, как вам, быть может, известно, а быть может, и нет, составляют из себя общество, включающее в свой состав мошенников всевозможных национальностей. Оно весьма многочисленно, и члены его принадлежат к различным классам. Средства его громадны, и оно не брезгует никакими способами для их увеличения. Невозможно описать изумление наших друзей, когда они из уст своего сыщика услыхали эту косвенную апологию Невидимых. - Милостивый государь, - заметил ему граф д'Антрэг, - ваши слова бесконечно удивляют меня... - Я понимаю, что вы удивлены, граф, но все-таки попрошу у вас позволения еще несколько времени злоупотребить вашим вниманием. Распространяться о Невидимых я не буду. Я позволю себе только сказать несколько слов об устройстве их общества. Оно разделяется на несколько отделов; в каждом отделе есть свой коновод; коноводы, или начальники отделов, подчинены атаману, которого никто, кроме старших, не знает. Вас преследует, собственно, петербургская шайка. Отец вашей невесты был однажды вынужден дать обязательство после своей смерти предоставить весь свой капитал в пользу шайки. В этом смысле уже составлено духовное завещание на имя одного лица из Невидимых. - Он дал такое обязательство? Но каким же образом могли его принудить? - Не могу вам этого сказать, но факт остается фактом. Однако Невидимые дали ему одну льготу: он освобождается от обязательства обездолить свою дочь, если она выйдет замуж за одного из Невидимых или если муж ее вступит в шайку... - Я?.. Никогда!.. Я, граф д'Антрэг, и вдруг вступлю в общество каких-то шантажистов!.. Но напрасно они хлопочут: я не гонюсь за деньгами, мне не нужно их. Пусть они берут их себе, раз уже захватили. - Позвольте, граф. У невесты вашей есть еще свое собственное состояние, наследство ее матери, заключающееся в богатейших серебряных рудниках на Урале. Это состояние находится в пожизненном владении отца; отчуждать его он не имеет права, и оно после его смерти перейдет к вашей невесте, а следовательно, к вам. Невидимые не хотят это допустить и не допустят. Вот почему они и препятствуют вашему браку; вот вам и тайна исчезновения Надежды Павловны. - И это напрасно. Я никогда и ни при каких обстоятельствах не откажусь от своей невесты. - Есть отличный способ согласить обоюдные интересы. - Какой это? - Вступить в русское подданство, что необходимо потому, что земли и рудники лежат в России, следовательно, в сфере деятельности петербургской шайки, и затем сделаться членом общества Невидимых. - Вам поручили сделать мне это предложение? Сыщик прикусил язык. Он понял, что хватил через край, но продолжал с невозмутимым спокойствием: - Никто мне ничего не поручал, но во время пребывания в Петербурге я входил в сношения с Невидимыми и узнал их взгляды и намерения. - Мне часто приходилось встречаться с их лазутчиками, но почему же они никогда не говорили мне ничего подобного? - Не знаю. Но что бы вы ответили на такое предложение? - Знайте, милостивый государь, что я никогда не переменю подданства и никогда не вступлю в бесчестное сообщество. - Уверяю вас, граф, что об этом стоит подумать... - Это что же такое? Угроза? - Это предостережение. Граф, я не вижу иного средства вас спасти. Много мер перепробовали с вами Невидимые, и эта, как я слышал, последняя. Если вы откажетесь от их предложения, то с вами покончат навсегда. До сих пор вас щадили, но теперь... Я, право, не знаю, какими судьбами вам удалось сегодня ночью избавиться от них... Эти четыре трупа... И потом, я должен вас предупредить, что ваш нагарнук Виллиго изменяет вам. Я имею положительное доказательство, что он знается с лесовиками и дал им обещание содействовать вашей гибели... - Нет, барон, уж это вы оставьте. Я вам советую заниматься только Невидимыми, а туземцев уж вы предоставьте нам. И это будет даже лучше для вас самих, иначе мы не можем ручаться за вашу жизнь. - Честное слово, граф, я вас совершенно не понимаю! - Виллиго не такой человек, чтобы простить подозрения в измене; к тому же он дикарь и не остановится ни перед чем. - Из ваших слов, граф, я вижу, что этому туземцу вы верите больше, чем мне. - Я не то хотел сказать. Я хотел только внушить вам, что Виллиго стоит выше всяких подозрений. Да вот вам доказательство: неизвестные злодеи нынешней ночью дали мне какого-то усыпительного средства, выкрали меня из гостиницы, посадили в карету и повезли. Виллиго спас меня один. Он убил моих похитителей... - Может ли это быть?.. - А между тем это так. Найденные четыре трупа - дело его рук. Сыщик совершенно оторопел и не знал, что сказать. - Вы теперь видите сами, сударь, - продолжал граф, - что мы не можем сомневаться в честности Виллиго... Но оставим это. Поговорим лучше о нашем деле. Скажите, что, по вашему мнению, могут предпринять против меня в настоящее время Невидимые? Говорите откровенно. - Откровенно, граф? Вы позволяете? - Разумеется. Я вас об этом прошу. - Так я должен вам сказать, что вы теперь совершенно находитесь в их руках, и вам нет никакого спасения, кроме... - Что вы хотите этим сказать? - То, что вам нет иного выбора, как согласие на два упомянутых мною условия или же смерть. - Как вы смеете мне так говорить? - Я просто снимаю наконец маску. - Значит, вам поручено моими врагами... - Теми, кого вы совершенно напрасно считаете врагами... - Но кто же вы наконец? При этом вопросе сыщик выпрямился и для вящего эффекта медленно, раздельно проговорил: - Я... член... общества... Невидимых. Три друга вскрикнули от удивления и гнева и вскочили с своих мест, хватаясь за револьверы. - Ни с места, - сказал самозваный барон де Функаль, - или вы погибли! Дрожа и бледнея от негодования, граф д'Антрэг, Дик и Лоран остановились в оборонительном положении. - Итак, вы завлекли нас в гнусную западню! - сказал с презрением Оливье. - Вы получили деньги и с нас, и с Невидимых. - Вы ошибаетесь. К обществу Невидимых я принадлежу вот уже десять лет. Когда господин Лоран приехал в Париж за сыщиком, мои начальники велели мне ехать с ним. Я не мог ослушаться и отправился в Мельбурн. - На наш счет! - И это неправда; кредит, открытый вами для меня в Париже и здесь, остался нетронутым... Мне даны были относительно вас широкие полномочия, но меня тронула ваша молодость, и я решился дать вам возможность спастись. Я не враг вам, право. Это я выхлопотал позволение заключить с вами договор. Примите наши условия... Подумайте, граф... Господа, вы, кажется, желаете добра господину д'Антрэгу. Посоветуйте ему не упрямиться. Дик и Лоран презрительно промолчали, а граф Лорагюэ твердо отвечал: - Никогда! И пожалуйста, не говорите больше об этом. - Как угодно. Только уж потом на меня не пеняйте. - Вы подло поступили со мною; вы обманули доверие моего отца, обманули доверие Лорана, вы заманили меня в западню... - Граф, я на вас не сержусь за эти слова. Скажу одно: вы все вините меня. Но вспомните, что я только орудие... что я действую так, как мне велено, что я не смею ослушаться. Я не имею права отказаться даже от бесчестного поручения. И клянусь вам, граф, мне моя роль в этом деле невыносимо тяжела, так тяжела, что я и сказать не могу. Недаром же я употребил все усилия вас спасти... и Бог видит, как мне грустно, что эти усилия не достигли цели. Сыщик произнес эти слова с таким волнением, что доброму графу Лорагюэ на минуту даже сделалось его жаль. Но он ничего не сказал в ответ и обратился к своим друзьям: - Пойдемте, господа. - Ради Бога, граф, опомнитесь! - проговорил с мольбою сыщик. - Примите наши условия, умоляю вас. - Прощайте! - вместо ответа возразил граф. И он направился к двери гостиной, сопровождаемый Лораном и Диком, которые не спускали глаз с консула. Переступая через порог комнаты, граф обернулся и увидел, что барон де Функаль как бы в бессилии упал в кресло. Друзья вступили в узкий коридор, который вел в переднюю. Вдруг зазвенел электрический звонок, и в ту же минуту с потолка, как две молнии, спустились две тяжелые металлические доски и заняли всю ширину коридора, одна впереди, другая сзади. Три друга очутились в темном пространстве, ограниченном четырьмя глухими стенами. IX Виллиго и Блэк. - Недоумение туземца. - Что сталось с его братом Тиданой? - Прибытие Джильпинга. - Песня нагарнукского воина. - Советы Джильпинга. Все трое отчаянно вскрикнули; Оливье, как более слабый, от гнева и ужаса лишился чувств. Лоран с воплем упал на тело своего барина, и только канадец сохранил полнейшее хладнокровие. Он поднял своих упавших друзей и начал приводить их в чувство. - Барин мой, бедный барин! - пролепетал Лоран, первым придя в себя. - Где мы? - было первым словом Оливье. - Мы погибли! Погибли все трое!.. О Боже мой! - Ну это еще мы посмотрим, - возразил канадец. - Мы бывали и не в таких переделках... Возвратимся, однако, к Виллиго. Расставшись с друзьями, Черный Орел пошел на пристань, где накануне условился сойтись с Коануком. Он сообщил молодому воину принятое утром сообща решение покинуть Мельбурн и поручил ему предупредить лесовиков, чтобы те приготовились тронуться в путь через двое суток. Потом, завернувшись в плащ, Черный Орел целый вечер пробродил около "Чертова кабачка", чтобы лично узнать число негодяев, которых соберет для предстоящей экспедиции мистер Боб. К ночи он вернулся в гостиницу ужинать, но, к удивлению своему, не застал никого дома. Ужин между тем был уже давно подан. Блэк спал в комнате своего господина. Увидав Виллиго, он подошел к нему и приласкался. Дикарь стал задумчиво гладить мягкую густую шерсть верного пса. Между тем часы проходили, а отсутствующие не возвращались. Ужин был сервирован a la russe, то есть все кушанья были поданы на стол разом на блюдах, покрытых колпаками и поставленных на грелки с горячей водой для поддержания высокой температуры. Черному Орлу надоело ждать, и он решился поужинать один или, правильнее, в обществе Блэка, который уже давно положил на стол передние лапы и нюхал аппетитный запах блюд. Как все дикари, Виллиго был одарен замечательным аппетитом. Когда ему случалось ужинать или обедать одному, то он поедал все, что подавалось на троих, приводя своей прожорливостью в несказанное удивление прислуживающих за столом лакеев. Только что он хотел присесть к столу и приняться за утоление своего голода, как на дворе гостиницы раздались под окнами нестройные звуки, похожие на ослиный крик. Блэк залаял и выбежал в дверь. Черный Орел, подстрекаемый любопытством, встал, подошел к окну и выглянул во двор. На дворе стоял не кто иной, как мистер Пасифик, осел мистера Джильпинга, который изволил только что прибыть в Мельбурн из страны нагарнуков. Мистер Пасифик и мистер Джильпинг в один день проделали большой путь в сопровождении молодого нагарнукского воина по имени Менуали (что значит "кенгуренок"), а так как почтенный осел был воспитания нежного, то, разумеется, очень устал и выражал свой протест весьма жалобным, но и весьма неприятным криком. Виллиго поспешил сойти вниз навстречу толстому англичанину. Старые знакомцы обменялись крепким рукопожатием. - О джентльмен, - затянул своим певучим голосом британец, - я душевно рад вас видеть. Менуали сделал своему вождю честь на туземный манер, дотронувшись рукой сначала до земли, потом до своего лба. Джильпинг продолжал: - Граф д'Антрэг дома, я полагаю? Благодаря десятилетней совместной жизни с Диком Виллиго выучился английскому языку и мог на нем свободно объясняться, хотя и избегал этого. Поэтому он без труда вступил в разговор с Джильпингом. Он объяснил англичанину, что французы остановились действительно в этой гостинице, но что сейчас их нет дома: они-де, вероятно, ушли обедать во французский ресторан. Вместе с тем он предложил мистеру Джильпингу разделить с ним приготовленную трапезу. Последнее предложение британец принял с большим удовольствием. Он проголодался с дороги, и, кроме того, в последнее время ему приходилось питаться исключительно туземными блюдами, которые ему оказались сильно не по вкусу. Собственные же его запасы консервов успели давно выйти. - Господи, - пожаловался он Черному Орлу, - какою гадостью меня там кормили: мясо опоссумов, лягушек, ящерицами... бр!.. У Виллиго, напротив, даже слюнки потекли, когда он услыхал название этих лакомств. - О нет, - возразил он, - это очень вкусно. Very fine, гораздо лучше кушаний белых людей, Воанго! Воанго - это было имя, которым стал называть Виллиго англичанина. Слово это означат одну странную австралийскую птицу, у которой на носу есть некрасивый, отвисающий вниз мясистый придаток. В первое время своего знакомства с англичанином Виллиго постоянно видел его с кларнетом во рту и вследствие этого нашел в нем сходство с упомянутой птицей. Услыхав, как его величает дикарь, Джильпинг обратился к Дику за разъяснением. Канадец, не желая обижать добродушного толстяка, уверил его, что имя Воанго просто перевод его настоящего имени на нагарнукский язык. Англичанину название очень понравилось, и он в следующем же письме к председателю географического общества подписался "Джильпинг Воанго", не подозревая, что сам называет себя именем весьма тяжелой, неповоротливой и неуклюжей птицы. Британец и австралиец принялись уничтожать поданную пищу. Лакей смотрел и изумлялся до того, что даже не заметил, как выронил из рук салфетку, с которою он стоял за стулом Виллиго. Ему первый еще раз в жизни приводилось видеть вместе двух таких замечательных едоков. Джильпинг приканчивал уже восьмую тарелку супа из черепахи, любимого национального блюда англичан: как известно, на суп идут только морские черепахи, а море - это сфера англичан. Повсюду, где только встречается морская вода, там англичанин чувствует себя дома! Вот почему и морская черепаха сродни англичанам. Ни одно торжество или празднество не обходится у них без супа из черепахи. Это блюдо ежедневно стоит в меню королевских обедов; если лорд-мэр не подал бы на своем большом официальном обеде суп из черепахи, то, вероятно, в Сити произошла бы целая революция. Когда высокопочтенная корпорация канатчиков, почетным председателем которой был мистер Гладстон, приглашает премьера, то нанесла бы ему настоящее оскорбление, не предложив за обедом супа из черепахи. Словом, одна Англия уничтожает в один день в десять раз больше супу из черепахи, чем существует на свете черепах. Но тут кроется маленькая тайна. Так как черепахи сравнительно редки и за ними приходилось посылать суда в дальние плавания, что обходилось страшно дорого, то остроумная фирма "Block Well and Cross", а за ней и другие додумались заменить черепаху телячьей головкой, которая с помощью надлежащей приправы и значительного количества кайенского перца могла дать полную иллюзию настоящего супа из черепахи. С этого времени вся Англия, все ее колонии и все многочисленные путешественники-англичане, от мыса Горн до крайних пределов Камчатки, благополучно обедают излюбленным супом из черепахи. Не переставая поглощать тарелку за тарелкой любимый суп, англичанин сообщил Виллиго о причинах своего приезда в Мельбурн: во 1-х, ему нужно было возобновить свой запас Библий, который совершенно истощился, а без этой священной книги он не мог предпринять проектированного путешествия в страну нготаков и нирбоасов, которые являлись наиболее значительными, после нагарнуков, туземными племенами Центральной Австралии; во 2-х, он желал обратить в деньги поднесенные ему канадцем золотые самородки и переправить эти деньги почтенной миссис Джильпинг; она в его отсутствие посвящала весь свой досуг воспитанию пятнадцати мальчиков и мисс, которыми Господь благословил их супружество; в 3-х, в довершение всего он был рад воспользоваться случаем повидать своих друзей. После обеда Виллиго предложил своему сотрапезнику сходить вдвоем в ресторан Колле и узнать, отчего так долго не возвращаются друзья. Его начинало беспокоить их долгое отсутствие, а недавнее покушение на графа действительно давало повод опасаться всякой неожиданности. Австралиец и англичанин пришли в ресторан, но там им сказали, что граф д'Антрэг со своими товарищами в этот раз не обедали у Колле. Виллиго задумчиво вернулся в отель. Тревога его росла. Джильпинг под влиянием сытного обеда разговорился и все время болтал без умолку, оглушая Виллиго вопросами. Наконец Черный Орел вышел из терпения. - Воанго говорит слишком много, - заметил он. - Не мешало бы ему помолчать! - А что? - встрепенулся англичанин. - Разве это опасно? - Пусть Воанго помолчит. Черный Орел будет говорить тогда, когда поблизости не будет нескромных ушей. Джильпинг последовал совету нагарнука и промолчал всю дорогу до гостиницы. Придя туда, Виллиго узнал, что друзей все еще нет, и окончательно убедился, что с ними случилось недоброе. Но что именно? Решить этот вопрос Виллиго не мог. У него не было ни малейшего признака, ни малейшего следа, за который бы он мог ухватиться. Одно он мог считать несомненным, это то, что итальянский консул замешан в таинственном исчезновении. Черному Орлу оставалось одно: отомстить за друзей, если уже поздно было их спасти. И Джильпингу пришлось быть свидетелем дикой, ужасной сцены, во время которой он забился в угол и затаил дыхание. Черный Орел дал полную волю своей ярости. Выкрикивая громкую клятву устроить своему брату Тидане и его друзьям пышные поминки, Виллиго сбросил с себя плащ и, оставшись в первобытном костюме нагарнукского воина, взмахнул своим бумерангом. Потрясая им над головою, он запел или, вернее, завыл дикую воинственную песню, в которой говорилось о том, как Черный Орел отомстит врагам, как он выклюет им глаза, растерзает сердце и выпотрошит внутренности. Минут с двадцать продолжалось это вытье, сопровождаемое ужасной пляской, после чего дикарь как будто немного успокоился. Он закурил трубку, сел, скрестив ноги, на пол и погрузился в раздумье. У Джильпинга несколько отлегло от сердца, а то он уже думал, что дикарь сошел с ума. Успокоившись, Виллиго припомнил храбрую помощь, оказанную Джильпингом своим друзьям во время бегства их из дундарупского плена, и откровенно рассказал ему события последних дней. - Воанго храбр, - закончил он свой рассказ, - Черный Орел готов выслушать, что он скажет и посоветует. - Уверен ли Виллиго, - спросил Джильпинг, что его друзей не задержало какое-нибудь дело? - Теперь люди спят, а не дела делают! - Правда. Но не засиделись ли они в каком-нибудь клубе? - Они дали бы мне знать. - Может быть, они встретились с кем-нибудь из знакомых? - И этого нет. Здесь у них нет никаких знакомых. - Так уж я не знаю, что и думать. Быть может, их поймали в какую-нибудь западню... португальский консул, например... - Так что же тогда делать? - По-моему, вот что: нынче ночью схватить консула и удержать его заложником... если это удастся. Виллиго одним прыжком вскочил на ноги и вскричал: - Воанго - великий вождь!.. Нынче же ночью консул будет нашим пленником. Пусть Воанго ждет меня здесь, а я пойду за своими воинами! Виллиго выбежал вон, а Джильпинг остался один с Менуали и занялся на досуге своими минералогическими коллекциями. X Чай эсквайра Джильпинга. - Мысли Блэка. - Они здесь! - Засада. - Пять трупов. Наконец Джону Джильпингу надоело ждать. Он позвонил и велел подать себе чаю. Опорожнив один целый большой чайник, закусив сандвичами и сыром, англичанин достал кларнет и принялся за свои обычные псалмы. На семнадцатом куплете игру его прервал пропадавший где-то Блэк, который вбежал в комнату, схватил Джильпинга за сюртук и начал тащить к двери. Джильпинг понял, что собака хочет куда-то его вести, но не решился уходить из гостиницы до возвращения Виллиго. - Понимаю, чего тебе надобно, - говорил англичанин собаке, стараясь вытащить у нее полу сюртука, - но подожди, пока вернется Виллиго, тогда и пойдем. Но собака не слушалась и продолжала настойчиво тащить Джильпинга, который, хотя и упираясь, начал понемногу подвигаться к двери. К счастью, на эту сцену в комнату вошел Черный Орел и вывел Джильпинга из затруднения. Увидев, что делает собака, он радостно вскричал: - Блэк нашел своего хозяина! Собака бросила Джильпинга, подбежала к вождю и начала делать с ним то же, что и с англичанином. - Хорошо, я пойду с тобою. Воанго, уступите мне Менуали, а сами оставайтесь по-прежнему здесь. Он для меня будет полезнее, чем вы, в случае если придется действовать бумерангом. Черный Орел выбежал вон за Блэком, который побежал вперед, радуясь, что его наконец поняли. Гостиница в Австралии - это настоящий базар, день и ночь открытый для провожающих. В общих залах день и ночь не прекращаются суета, ходьба, хлопанье дверями, день и ночь бегают торопливые лакеи, разделенные на несколько смен. В эту ночь в одной из зал "Восточной гостиницы" происходил большой митинг золотопромышленников, грозивший затянуться до позднего утра. Съехавшись на праздник, эти господа воспользовались случаем совместно обсудить свои общие интересы. Кроме того, недавно открылся большой спрос золота для нового правительства, которое собиралось чеканить свои собственные соверены, то есть золотые монеты стоимостью 1 фунт стерлингов. Джильпинг, никогда и ни при каких обстоятельствах не забывавший своих выгод, положил в карман крупный самородок и спустился в залу, чтобы попросить оценить его. Едва он вытащил его из кармана и показал собравшейся публике, как со всех сторон раздались крики восторга и изумления. К нему стали приставать с вопросами, где, на каком прииске добыл он такую драгоценность. Хитрый англичанин сказал, что он и сам не знает, с какого прииска этот самородок, что он получил его в уплату от одного диггера. Эксперты тут же оценили его в 4 фунта 5 шиллингов за унцию, которых в английском фунте считается 12. А так как Пасифик нес на себе около 600 фунтов такого золота, то, следовательно, богатство Джильпинга могло быть оценено теперь в 700000 франков с лишком. Волнуемый приятными мыслями, Джон Джильпинг отправился в контору гостиницы записываться и спросить себе комнату. Комнаты не оказалось свободной ни одной, но управляющий, узнав, что мистер Джон Джильпинг друг тех путешественников, которые так щедро за себя платят, предложил ему в саду просторный павильон из двух комнат. Джильпинг согласился и перенес туда свою "минералогическую коллекцию", полагая, что в павильоне она будет сохраннее. Затем он сделал визит Пасифику, который усиленно жевал засыпанный ему в ясли овес, и удалился в свои апартаменты, чтобы предаться безмятежному отдыху. Между тем Виллиго по выходе из гостиницы велел своим воинам идти за собой сзади, предупредив, что в случае надобности подаст им сигнал криком гопо. Насколько "Восточная гостиница" блистала огнями, насколько же в остальном Мельбурне было темно и тихо. В это время залежи угля не были еще открыты в Австралии, и газовое общество не могло снабжать город осветительным материалом на всю ночь. В час ночи все газовые трубы запирались, и город, если не было луны, погружался в совершенный мрак. В описываемую ночь луны не было, и на улицах стояла непроглядная темнота. Только необыкновенная зоркость дикаря помогала Виллиго пробираться по улицам за Блэком, черная шерсть которого увеличивала трудность следить за ним. Согнувшись в три погибели и не сводя глаз с двигавшейся перед ним черной точки, тихо крался вдоль стен нагарнукский вождь, точно легкая, бесплотная тень. За ним поодиночке, также неслышно, тянулись гуськом его воины. Блэк, не уменьшая своей быстроты, пробежал всю Ярро-стрит, потом улицу Королевы Елизаветы, пересек Стрэнд и побежал по Сент-Стивенскому проспекту. Он бежал уверенно, зная хорошо дорогу и чуя сзади себя шаги Виллиго. Нагарнукский вождь по этому признаку догадался, что умный пес уже успел открыть настоящий след своего господина. "Что-то откроется теперь? - думал Черный Орел. - Хорошо, если еще можно будет их спасти. Но как же беспощадно я отомщу, если Тидана окажется убитым!" Вдруг дикарь невольно содрогнулся всем телом. Блэк остановился. Виллиго торопливо подошел к собаке. Черный пес поднялся по ступенькам подъезда какого-то красивого дома на самом конце Сен-Стивенского проспекта и привстал на задние лапы, а передними оперся о богатую резную дверь, повернув голову к Виллиго. - Ну что же, Блэк? - спросил подошедший дикарь. - Господин Оливье тут, что ли? Услыхав имя своего господина, собака опустила морду и начала усиленно нюхать под дверью, махая при этом хвостом. "Значит, здесь, - убедился Виллиго. - Животное нашло след... Оно чувствует, что они здесь, и царапается в дверь". Блэк глухо заворчал, как бы подтверждая мысль дикаря. Собака как бы негодовала на то, что дверь не отворяется. "Конечно, они здесь и, вероятно, в плену, - сделал Черный Орел свой окончательный вывод. - Но чей же это дом?" Дикарь отошел в сторону и начал осматривать окрестность. Неподалеку виднелся собор, налево сквер принца Валлийского. Виллиго начал припоминать. "Да, так и есть!.. Это..." И Черный Орел едва не вскрикнул. Это был дом Португальского консульства. Следовательно, Черный Орел был прав в своих подозрениях, которые тщетно старался внушить Дику. Белый шпион оказался предателем. Вероятно, Тидана и его друзья отправились к консулу в гости, а тот взял да и задержал их всех. Вместе с тем у Виллиго явилась надежда. Что-то шептало ему, что еще не поздно, что еще можно спасти друзей. Виллиго обладал чрезвычайно быстрым соображением. Он сразу понял, что силою ничего не возьмешь, а ночью не поможет и хитрость. Днем можно было войти в дом белого человека и броситься с воинами вслед за ним, но возможно ли было дожидаться дня? Теперь был еще только пятый час. Он задумался, опустив голову на грудь. Через несколько времени он вновь ее поднял и бодро выпрямился. В его голове составился до дерзости смелый план, в котором отводилась, между прочим, роль и Джону Джильпингу. Черный Орел оставил Вивагу караулить подъезд консульства, а сам с остальными воинами побежал в гостиницу посоветоваться с англичанином. Блэка он побоялся оставить возле дома и взял с собою, привязав на веревку. Оставив воинов на улице, Виллиго вошел в гостиницу один. Коридорный проводил его в павильон, занимаемый англичанином, который в это время сладко спал и видел во сне, что будто он уже не просто Джильпинг, а лорд Воанго, английский премьер, и читает в палате написанную им тронную речь. Вот его приветствуют аплодисментами... Аплодисменты так громки, что лорд Воанго просыпается... и что же? Оказывается, что в двери павильона изо всех сил стучит Виллиго. - Отворите, Воанго!.. Да отворяйте же! Джильпинг вскочил, как встрепанный, и впустил нагарнука. Увидав, что дикарь один, он вскричал с глубокою, искреннею грустью: - Они погибли? - Не знаю, но дело, по всей вероятности, очень плохо. И Черный Орел наскоро познакомил Джильпинга с последними происшествиями. Окончив рассказ, он прибавил: - Если Воанго поможет Черному Орлу, то наши друзья будут немедленно спасены! - Я к твоим услугам, - отвечал англичанин. - Хорошо. Черный Орел расскажет тебе одну историю, а ты соображай. - Я слушаю. - Два года тому назад Черный Орел был в Мельбурне, и вот что он видел: один скваттер заболел и, чувствуя приближение смерти, послал ночью за консулом своей страны, чтобы тот засвидетельствовал ему завещание. - Очень возможно, - отвечал Джильпинг. - Консулы обязаны свидетельствовать все бумаги подданных своего государства. - Хорошо, Воанго. Так скажи мне: всегда ли это так бывает? - Обязательно. Если умирающий пригласит своего консула, то консул не вправе отказаться. - Так пусть Воанго заболеет и позовет к себе португальского консула. - Это для чего? - удивился Джильпинг, не отличавшийся быстротою соображения. - Чтобы Черный Орел и его воины тем временем проникли в консульский дом и освободили пленников. Джильпинг изумленно взглянул на дикаря. Считая Черного Орла человеком низшей расы, он никак не мог поверить, чтобы ему в голову могла прийти такая блестящая мысль. - Неужели Воанго колеблется? - с тревогой спросил нагарнук. - О нет, нисколько. Для наших друзей я на все готов! - Спасибо тебе! Воанго теперь друг Виллиго, а это нечасто бывает! - заметил дикарь и рассмеялся своему невинному каламбуру. Воанго - болотная неуклюжая птица, служащая обыкновенно добычею орла. Джон Джильпинг не понял каламбура и рассмеялся тоже, иначе он бы, наверное, обиделся. Черному Орлу пришла мысль поистине гениальная и при данных обстоятельствах, быть может, единственно исполнимая. Как ни был хитер и лукав барон де Функаль, иначе m-r Люс, но и ему не могло бы прийти в голову, что для него расставят западню в самой людной гостинице Мельбурна. Оставалось только обдумать подробности проекта. Самый лучший способ исполнения придумал опять-таки Черный Орел. Португальский консул не имел понятия о Джильпинге, поэтому трудная задача завлечь дипломата в гостиницу выпала на долю англичанина. Басню придумали необыкновенно простую: будто бы друг Джильпинга, португалец родом, собирался вернуться на родину, составив себе в Австралии огромное состояние, но на пути заболел в Мельбурне и, чувствуя приближение смерти, пожелал написать завещание. С этой целью он-де и приглашает к себе своего консула, чтобы завещание вышло по всей форме и не подало впоследствии повода для оспаривания. Все это предполагалось произнести перед сыщиком с подобающей интонацией и с ловко разыгранным волнением в конце речи. Звание члена Лондонского географического общества, подтвержденное дипломом, должно было окончательно успокоить сыщика. Остальное подразумевалось само собою: Виллиго с своими воинами, спрятавшись в соседней комнате, бросятся в решительную минуту на консула, свяжут его и затем ворвутся в консульский дом. Тут Джильпинг вставил от себя замечание: - Но ведь консул может взять с собой несколько человек провожатых! - сказал он. - Тем лучше: меньше народа останется в консульстве! - возразил Виллиго. - Но ведь тогда произойдет борьба... - Не бойся, Воанго. Они и ахнуть не успеют, как мы их схватим и свяжем. - Так для этого нужно, чтобы кто-нибудь лег на постель; иначе у них сейчас же явится подозрение. - Правда твоя, Воанго. Хорошо, в постель лягу я. Как только он подойдет ко мне, я кинусь к нему на горло. - Этого мало, Виллиго. Нужно, чтобы кто-нибудь сидел около больного, покуда я хожу, и встретил бы нас. Я знаю, что за народ европейские сыщики: чуть немножко что не так - сейчас же заметят. - Воанго опытный муж, он настоящий муж совета! - заметил Виллиго. Почтенный Джильпинг заботился об этих предосторожностях просто потому, что желал сберечь отца для своего многочисленного потомства, супруга для миссис Джильпинг и будущего баронета для Соединенного Королевства. Он позвонил. Вошел коридорный. В то время в Австралии коридорные при гостиницах были все народ отпетый, отчаянный. - Хочешь заработать в два часа сто долларов? - спросил коридорного англичанин. - А что для этого нужно сделать? - Покуда я хожу, побыть здесь с этим вот господином, ничему не удивляться, что бы ни пришлось тебе увидать и услыхать, отворить дверь, когда я вернусь, и быстро исчезнуть вон. - All right, sir (хорошо, сэр). Джильпинг попал очень удачно: коридорный был человек небезгрешный и боялся властей, как, огня. С его стороны нельзя было опасаться доноса или даже простого разглашения. - Вот тебе сто долларов. Коридорный сунул деньги в карман, переменил во рту табачную жвачку и преважно развалился на диване. - Так я ухожу! - сказал Джильпинг. - Подожди, я сейчас впущу моих воинов! - возразил вождь. Через несколько минут в комнату вошли пять нагарнуков. Они сбросили с себя плащи и остались в национальных военных костюмах. Коридорный, будучи весь поглощен сплевыванием табачного осадка изо рта в таз, стоявший от него в нескольких шагах, не обратил на вошедших никакого внимания. Джильпинг обменялся с Виллиго крепким рукопожатием. Торжественность минуты сблизила на этот раз двух людей столь различных между собой по племени, по воспитанию, по взглядам и убеждениям. Проходя двором гостиницы, Джильпинг взял с собою рассыльного, которых держат при гостиницах специально для сопровождения путешественников и для исполнения их поручений. Через четверть часа он уже был на месте. Не без сердечного замирания взялся он за бронзовый дверной молоток и стукнул им в доску. Он чувствовал, как сердце у него в груди то замрет, то усиленно забьется. На первый стук не было ответа. Подождав немного, Джильпинг спохватился, что следует выказать нетерпение, иначе могут не поверить, что его послал умирающий. Он снова взялся за молоток и опять постучал, но на этот раз с гораздо большею настойчивостью. В коридоре послышались торопливые шаги. Над дверью откинули слуховую форточку, в которой блеснул яркий свет, и чей-то резкий голос произнес обычный оклик: - Кто тут? - Джон Джильпинг, эсквайр, член Лондонского королевского общества по отделению геологии, минералогии и ботаники. - Что же вам угодно? - Я желаю видеть господина португальского консула. - На что он может быть вам нужен в такой поздний час? - Один из его соотечественников умирает в "Восточной гостинице" и желает сделать форменное завещание. Состояние у него огромное, несколько миллионов. - Подождите, я ему доложу! - сказал голос на этот раз гораздо мягче. Прошло минут пять, показавшихся Джильпингу целой вечностью. Шаги послышались снова, и дверь осторожно отворилась. На пороге явился молодой человек, лет двадцати восьми, вполне одетый, несмотря на позднюю пору, и, быстро оглядев англичанина и его провожатого, сказал: - Входите, сударь; консул соглашается вас принять. Только он просит подождать, покуда он оденется. Джильпинг хотел было отпустить рассыльного, но раздумал. Ему пришло в голову, что их обоих непременно подвергнут тщательному наблюдению, а непринужденные манеры рассыльного, который ничего не подозревал, должны были, разумеется, произвести успокаивающее впечатление. Ждать пришлось недолго, и впечатление, вероятно, было благоприятное, потому что вскоре вошел барон де Функаль с любезной улыбкой на лице. Джильпинг с первого же взгляда убедился, что барон еще и не думал ложиться спать. - Это вы, сударь, зовете меня к умирающему соотечественнику, который хочет написать завещание? Сыщик говорил медленно, пытливо вглядываясь в незнакомое ему лицо. Джильпинг отвечал: - Я, господин консул, и если вы согласны, то я бы попросил вас поторопиться, так как минуты умирающего уже сочтены, а он непременно желает сам распределить свое состояние между наследниками. - Желание вполне понятное. А как зовут вашего знакомого? Вопрос был неожиданный. Джильпинг упустил из виду к нему приготовиться. Он чувствовал, что если он выкажет хотя бы минутное колебание, то все пропало. Сыщик, видимо, еще не имел подозрений, но достаточно было малейшего повода, чтобы они разом возникли. Поэтому Джильпинг собрал все силы и отвечал не колеблясь, так сказать, на ура: - Его зовут... Митуель-Нуньец-Юаким-Лунс-Педро-Карвахаль... А сам в это время думал: "Уф! Кривая, вывози!" - Вы, кажется, сказали, что у него очень большое состояние? - спросил консул. Но тут Джильпингу пришла в голову гениальная мысль. Он встал с видом нетерпения и торопливо проговорил: - Большое, большое... Только извините меня, господин консул, я ждать не могу. Если вы не желаете посетить моего больного, то я обращусь к здешнему нотариусу. Мой друг может умереть с минуты на минуту, и тогда его состояние перейдет к таким лицам, которых он не терпит. - С чего вы взяли, что я отказываюсь от исполнения своих обязанностей? - возразил задетый за живое консул. - В таком случае нечего медлить и терять время на праздные разговоры, не во гневе будь вам сказано, господин консул. - Я сейчас, сэр, сию минуту. Дорогой мы захватим с собой еще итальянского консула. Португальские законы вообще очень требовательны относительно формы, но когда заграничное завещание засвидетельствовано двумя консулами, то оно превращается в бесспорный акт. - Не вижу в этом никакого неудобства, - отвечал Джильпинг и мысленно прибавил: "Великолепно! Это значит, на одну удочку две рыбки!" Сыщик постарался взять с собой как можно больше народа. Он был человек осторожный и ввиду особенности своего положения не желал рисковать. - Дон Кристовал, - обратился он к секретарю, - идите, пожалуйста, вперед и предупредите его превосходительство. Молодой человек раскланялся и вышел. - Дон Педро де Сильва, - продолжал консул, обращаясь к другому помощнику, стоявшему все время в передней, - вы тоже пойдете с нами. "Стало быть, теперь четверо, - подумал про себя Джильпинг, - если только и итальянскому консулу не придет фантазия взять с собой провожатых". Джильпинг и консул с доном Педро, в предшествии рассыльного, вышли из дома и направились к зданию Итальянского консульства. Итальянский консул не заставил себя ждать, но он явился в сопровождении двух здоровых молодцов. Джильпинг пришел в ужас. - Вот уже и шесть, - пробормотал он, - столько же, сколько и дикарей. Его утешало только то, что ни у кого из этих людей не было на виду оружия, и он возложил надежду на ловкость нагарнуков. Во всяком случае, дело очень усложнялось, и почтенный британец, не будучи театральным героем, начинал уже каяться, что дал себя впутать в чужую беду. Но отступать уже было поздно. Благодаря обильным возлияниям митинг в общей зале "Восточной гостиницы" дошел до апогея. Все шумели, кричали, некоторые даже клевали носом, так что на вошедших никто не обратил внимания. - Точно заседание парламента! - пошутил итальянский консул. Опасаясь, что уединенная беседка внушит консулам подозрение, Джильпинг заметил вслух, что больного перенесли в беседку лишь на время праздников, так как его беспокоил шум. Объяснение было весьма правдоподобное, и консулы доверчиво углубились в сад. Подходя к беседке, Джильпинг призвал на помощь всю свою силу воли. Перед глазами у него мелькала миссис Джильпинг, дети и будущий его замок Воанго-Голль. Он постучал в дверь. Коридорный отворил. - Пожалуйте, господа! - сказал Джильпинг, пропуская гостей вперед. Посетители, ничего не подозревая, вошли в комнату, слабо освещенную ночником. Коридорный ушел. На постели неподвижно лежал какой-то человек. - А ему, должно быть, очень плохо! - тихо заметил де Функаль. - Должно быть, он спит. Перед моим уходом доктор давал ему какое-то лекарство. Подойдите к нему и поговорите с ним. Барон подошел к кровати, а его спутники толпились сзади около него, побуждаемые любопытством. Таким образом, они совершенно не могли видеть, что делается в комнате. Вдруг Джильпинг оглянулся и вздрогнул: по ковру, точно змеи, ползли пятеро нагарнуков. - Ну, мой друг, - сказал ложный барон, наклоняясь над умирающим, - вы, кажется, хотели сделать завещание. Под одеялом кто-то тихо шевельнулся. Все наклонились к постели. В ту же минуту раздался грозный военный клич нагарнуков: "Вага!" Виллиго, как тигр, подпрыгнул на постели, схватил консула за горло, повалил на землю и сел на него. Прочие воины кинулись на спутников консула и тоже подмяли их под себя. Послышалось хрипение удушаемых. - Черный Орел, - вступился Джильпинг, - не нужно убивать понапрасну. - Нет, - возразил Виллиго, - если их пощадить, они опять примутся за то же. Их нельзя щадить. - Узнаем по крайней мере, что сталось с нашими братьями. - Для этого достаточно одного! - сказал Черный Орел. Виллиго отпустил немного шею пленника, а когда тот опомнился, обратился к нему с приказанием: - Только пикни - и ты погиб! Пленник молчал. Виллиго связал его по рукам и ногам. Пятеро остальных были уже трупами. - В реку их! - скомандовал Черный Орел. Нагарнуки взвалили себе на плечи каждый по одному трупу. Ярро текла недалеко, и скоро волны ее помчали трупы в море. Затем Виллиго приступил к допросу пленника: - Где трое белых, которые пришли к тебе в дом? - Я не знаю, про кого вы говорите! - уклонился сыщик. - Берегись! Ведь я и без тебя могу отыскать их. - Зачем же тогда ты спрашиваешь меня о них? - Чтобы знать, живы они или умерли. - А если умерли? - О! тогда... тогда тебе будет завидна участь твоих спутников. Я привяжу тебя к столбу пыток и в течение трех лун буду мучить тебя беспощадно. Сыщик слыхал кое-что о подобных пытках. У него выступил холодный пот. - А если живы? - спросил он. - Тогда решение твоей участи будет зависеть от них. - О, бегите же скорее... туда... ко мне в дом... вот ключ... скорее... покуда они не задохлись. Консул проговорил это слабым голосом и лишился чувств. - Оставьте его так, - сказал Джильпинг. - Вы слышали: они могут задохнуться. Бежим скорее! С этими словами он вынул из кармана у сыщика связку ключей. - Коанук, оставайся здесь и стереги пленника! - приказал Черный Орел. И все кинулись вон из гостиницы по направлению к дому Португальского консульства. Но... уж не поздно ли было? XI Часы ужасной пытки. - Человек в маске. - Отчаяние Оливье. - Страшное усилие канадца. - Спасены! Вернемся теперь к трем друзьям, так предательски захваченным в плен у португальского генерального консула. Часы шли для них с убийственною медленностью. Около полуночи пленники успокоились и стали соображать свое положение. Канадец постучал кулаком во все четыре стены тесной темницы, и везде стены эти издавали глухой металлический звук. - Негодяи отлично приняли свои меры, - сказал он наконец с невольным вздохом. - Мы засажены за железные стены. - Теперь вы, я думаю, сами видите, Дик, что у нас нет больше никакой надежды! - заметил Оливье. - Все написано в книге судеб, дорогой граф, - отвечал канадец, - и человек не может ничего предрешать. Замечу вам покуда лишь одно: разве мы не были еще в худшем положении, а между тем до сих пор оставались живы? Нет, я надеюсь на некую высшую волю, которая может, если захочет, обратить в ничто все козни врагов. - А вы ручаетесь, что эта высшая воля захочет? - печально спросил Оливье. - У меня есть какое-то невольное предчувствие. - Ну скажите... ну разве есть у нас какое-нибудь средство к спасению? - Сознаюсь, я не вижу никакого, но нужно принять в расчет разные посторонние обстоятельства. Мало ли, что еще может случиться. Поверьте, друзья, моему внутреннему убеждению: не здесь суждено нам окончить жизнь. - Хорошо, постараюсь поверить. Но нет, это выше моих сил. Я не могу надеяться. - Как знать? Быть может, нам даже не понадобится внешняя помощь. - Что вы хотите сказать? - Мне вдруг пришло в голову... Я даже не решаюсь сказать, что именно. Однако вот что: нас, вероятно, слушают. Стоит приложиться ухом к стене, чтобы в этом убедиться. Снаружи до нас доходят звуки. Мы можем тоже слушать. Давайте. Тише теперь: кто-то там ходит. Послышался стук дверного молотка. Кто-то побежал отворять. Все трое приложились ухом к металлической доске. До них явственно донеслись фразы, которыми господин Люс обменялся с пришедшими. - Ну, что же? - спросил голос, чрезвычайно похожий на голос итальянского консула. - Удалось вам? - Удалось, - отвечал Люс, - они тут все трое. Пружины действовали прекрасно, и доски опустились с быстротою молнии. - Труда большого не было? - Они попались, как бараны. Мне даже жалко и совестно было. Они шли по коридору так уверенно, так наивно, что у меня язык чесался крикнуть им: стойте, не ходите! - Как это могло вам прийти в голову! - вскричал чей-то сердитый голос, незнакомый пленникам. - Но ведь я же этого не сделал, а за мысли человек не отвечает, - возразил Люс. - Я ведь тоже человек, а не зверь. Я исполняю то, что мне приказано, но голоса совести не могу, не умею заглушить. Вам до этого дела нет, но мне-то самому ужасно тяжело и больно! - Если ты когда-нибудь попадешься ко мне в руки, - прошептал канадец, - то эти слова тебе зачтутся и я пощажу тебе жизнь. Я тоже сумею пожалеть тебя, несчастный! - Как вы добры, Дик, - сказал Оливье, кладя ему на плечо свою руку. - Берегитесь, сударь, - возразил сердитый голос, - с такими убеждениями нельзя быть Невидимым. - Странно, но я слышал этот голос где-то прежде, - сказал Оливье. - Только где именно?.. - И я слышал, - согласился Дик. - А! Теперь вспомнил! Помните наш плен у дундарупов? - Замаскированный незнакомец! - вскричал Оливье с невольною дрожью. - Опять он! Этими словами пленники обменялись наскоро, не переставая слушать продолжавшийся тем временем разговор. - До сих пор я не подавал повода к неудовольствию, - говорил Люс, - но теперь это безжалостное преследование графа... Я не могу этому помешать, даже содействую, но тем не менее мне тяжело, тяжело сознавать, что я работаю для чужого интереса. - Что вы этим хотите сказать? - Что графа преследуете вы, именно вы, и главным образом потому, что видите в нем счастливого соперника. - Мой соперник в Мельбурне! - чуть не вслух произнес Оливье. - Оставим этот разговор, - сказал, смягчая голос, незнакомец. - Скажите лучше, все ли так сделано, как я говорил? - Повторяю: они заперты в железной клетке. - Следовательно, он отклонил наши предложения? - Понятно, отклонил. - Вы знаете, что нужно делать дальше? - Мне приказано содействовать вам в захвате графа и его товарищей. Они захвачены. На этом моя обязанность кончается. - Как? Значит, вы не преградили доступа воздуху? - Нет, я не считаю это своим делом. Я не убийца и не желаю им быть. Доканчивайте сами как знаете. - Ничего не значит, - вмешался итальянский консул, все время молчавший. - Я к вашим услугам, сударь. Располагайте мною. - Что он сказал? - спросил Оливье, не расслышавший конца разговора. - Не знаю! - отвечал Дик. Но Дик сказал неправду. Он все понял, - понял, что их собираются задушить, и весь похолодел от ужаса. Настало молчание, потом послышался звук как бы заводимых стенных часов с гирей, потом все опять стихло. Наконец до пленников долетели слова: - Вы отвечаете за последствия. Все должно кончиться через час. До свидания. - И дверь захлопнулась. Канадцу послышался словно чей-то вздох, и затем кто-то медленными шагами направился во внутренние комнаты дома. Все кругом затихло, как в могиле. На соборе пробило два часа. Дику сначала показалось, что он не так понял и что доступ воздуха не прегражден, но вскоре он почувствовал, что ему нечем дышать. Товарищи его молчали. Наконец Оливье сказал: - Не находите ли вы, что здесь душно, Дик? - Еще бы не было душно, граф, в такой тесноте! - Совершенная могила! - вздохнул граф. Канадец вздрогнул: он и сам уже потерял надежду. Тут он услыхал стук в дверь, потом шаги и отрывки разговора, из которого он понял, что Люс куда-то уходит из дома. Но от этого узникам было не легче. Воздух исчезал с невероятной быстротой. - Дик! Дик! - прокричал опять Оливье. - Спасите!.. У меня в ушах стучит, голова пылает, мне душно, душно... Да что же это такое делается, Дик? - Негодяи! - пробормотал Дик. Лоран тяжело дышал в своем углу. Он тоже чувствовал, что ему приходит смерть. Ему и Дику, как наиболее сильным физически, приходилось особенно плохо. Узники хрипели. - Дик, Дик! - прокричал опять Оливье. - Спасите!.. Спасите!.. Умираю!.. Ох!.. Умираю!.. - Все в Божьей воле, граф! - только и мог ответить верный канадец. Но тут произошло нечто неслыханное, невероятное... Обезумев от боли и отчаяния, канадец уперся ногами и спиною в две противоположные стены тюрьмы и, собрав всю свою мускульную силу, поднатужился. Началась глухая борьба между живым человеком и бездушным веществом. Бездушное вещество не уступало, но и живой человек не терял еще энергии. Оливье вскрикнул в последний раз: - Помогите!.. Умираю!.. О Боже мой! - И, прокричав это, затих, как ребенок. Не помня себя от ярости, канадец бешено собрался в последний раз с силами, напряг мускулы и разом выпрямился, точно стенобитный таран, пущенный в ход могучею пружиной. Послышался металлический треск... Ура! Победа! Железная стенка треснула в пазах, подалась и вылетела вон на паркет коридора. Обессиленный богатырь упал бесчувственной массой рядом со своими товарищами. Но это ничего не значило. Воздух, благодетельный воздух незримою, но ощутительною волной хлынул в западню и уже начал проникать в отекшие легкие пленников. Узники были спасены. Первым встал на ноги Лоран. Открыв глаза, он удивился, увидав своих товарищей распростертыми на полу в обмороке. Он успел забыть все, что с ним было, и лишь понемногу начал припоминать и соображать. Его изумление не имело границ, когда он увидал зияющий пролом, сделанный богатырским усилием мышц канадца. Из полуотворенной двери в кабинет консула тянулась по полу полоса света, которая позволила Лорану разглядеть обстановку. Первой его заботой было поспешить на помощь Оливье и Дику, которые еще не могли говорить, но уже делали усилия встать. Он помог им присесть, прислонившись спиной к стене, и начал, как мог, приводить их в чувство. - Пить! - проговорил канадец, истомленный не столько страданием от духоты, сколько нечеловеческим напряжением сил. Лоран осторожно подошел к полуотворенной двери, толкнул ее и, не видя никого в комнате, переступил через порог. У самого входа стоял столик, на котором было приготовлено все, что нужно для грога: графин с водой, несколько стаканов, сахарница и бутылка с коньяком. Взяв два стакана, Лоран сделал в них грог и обеими руками поднес их разом своим друзьям. Те выпили грог залпом и очнулись вполне. - Мы спасены! Во второй раз вы нас спасаете, Дик! - таковы были первые слова, произнесенные графом д'Антрэгом. Молодой человек понял все с первого же взгляда на окружающую обстановку. Он увидал выломанную доску на полу и кровь на бороде у Дика. Канадец между тем вернул к себе все свои силы. - Однако позвольте: что это такое с нами было? - продолжал граф, еще не вполне отдавая себе отчет в происшедшем. - Нас заперли в западню с железными стенами, - отвечал Дик. - Негодяи хотели нас извести посредством недостатка воздуха... Но теперь не время для объяснений, граф; бежим скорее: негодяи с минуты на минуту могут сюда войти, а нас мало. Три друга взяли в руки свои револьверы и пошли к двери. - Она заперта на два поворота, - сказал канадец, - но это пустяки. Я сейчас выломаю замок. Где-то вдали раздался собачий лай. - Точно Блэк лает! - заметил Оливье. Лай слышался ближе и ближе, мешаясь с торопливым топотом приближающихся людских шагов. Три друга прислушались, затаив дыхание. - Они пришли сюда... остановились, - сказал канадец. - Не робейте, друзья. Сколько бы их ни было, идем вперед! Ответом на его слова был треск взводимых курков, затем все стихло. Настала томительная тишина. - Я брошусь на нападающих первый; вы бросайтесь за мной, - распорядился Дик. - Как только они отворят дверь, я оттолкну их назад и... Послышался звук вводимого в замок ключа, который с обычным визгом повернулся в замке два раза. Дверь отворилась, и отпиравший ее Джильпинг, отступив назад, пропустил вперед нагарнуков. - Вага! - весело крикнул Виллиго, первый вбегая в дом. - Вага! Вага! - дружным хором повторили за ним нагарнукские воины. Этот крик остановил в самом начале неминуемое столкновение. - Стой! - крикнул своим друзьям канадец. - Это Черный Орел! - Тидана! Тидана! - с дикой радостью завыл Виллиго. И оба бросились друг другу на шею. Тогда раздался гнусавый, протяжный голос Джона Джильпинга, эсквайра из Воанго-Голля, заявившего наконец о своем присутствии возгласом: - О! Кажется, мы пришли в самый раз! XII Жизнь в буше. - Странные феномены австралийской фауны. - Охотники. Не много найдется на свете таких очаровательно живописных местностей, как австралийский bush, с его зелеными лугами, на которых пестреют роскошные цветы, с его благовонными рощами сирени, акаций и гигантских эвкалиптов. Нигде не встретишь такой, как там, свежести, тишины; далеко, насколько глазом можно окинуть, расстилается бесконечная равнина, по которой в красивом разнообразии зеленые ковры чередуются с душистыми рощицами и тенистыми, темными лесами, где находят себе приют разнообразнейшие виды птиц и животных. Целые дни, целые месяцы можете ездить по этим неизмеримым равнинам, лишь кое-где прорезанным невысокими холмами, и всюду вы встретите ту же цветущую природу, те же зеленеющие луга, те же рощицы, увитые ползучими лианами, и те же леса, полные таинственной тишины, лишь изредка нарушаемой криком птицы или шорохом осторожного зверя. А что за экземпляры животных будут встречаться вам на каждом шагу! Тут вы увидите летучую собаку, всевозможные виды кенгуру, от достигающих роста оленя и до не превышающих размерами обыкновенной крысы; увидите дациуру с хвостом лисицы и с огромными усами; увидите опоссумов, фалангеров, вомбатов; увидите ленивца, или ай-тихохода, и летучую лисицу, то есть громадного нетопыря, бросающегося на спящих путников и сосущего из них кровь; увидите парадоксоса со спиральным хвостом, которым это странное животное цепляется за ветку и так висит, качаясь мерно, как маятник. Далее вы познакомитесь с утконосом, несущим яйца и питающим детенышей молоком, - животным, живущим одинаково и на земле, и в воде, животным, ползающим, лазящим и плавающим; увидите ящерицу-плащеносца, хамелеона-лягушку, прозванного так за почти постоянную жизнь его в воде; увидите сосальщика, страшное косматое животное, которое бросается путнику на лицо и присасывается к нему шестью ротовыми сосальцами, так что от него можно отделаться, лишь разрезав ему спину по всей длине. Вообще в Австралии как среди растительного царства, так и среди животного встречаются такие странные особи, что материк этот представляется какой-то переходной страной от первобытности к новейшей эпохе. Кажется, как будто там недавнего происхождения вся природа: и растения, и животные, и люди, так что полная эволюция еще не успела совершиться. Вот вам пример: в Австралии есть хищное - да, хищное - плотоядное растение. Это круглолистная drosera, покрывающая своими белыми цветочками газон в эвкалиптовых лесах. Ее листья покрыты темно-красными волосками, из которых выделяется липкая жидкость, хранящаяся у основания волосков в виде маленьких капелек росы. В середине листка эти волоски короче, чем у краев, и таким образом они образуют воронковидное углубление, на дне которого блестят прозрачные капельки. Горе насекомому, которое соблазнится видом этих капелек и сядет на листок, чтобы напиться их! Клейкое выделение сейчас же свяжет насекомому крылья и лапки. Лист свернется, из волосков вытечет жидкость, которая окончательно опутает насекомое. Затем насекомое поступит в центр листка, где та же самая жидкость находится в брожении и походит свойствами на наш желудочный сок. Тогда наступает настоящее пищеварение: мясистые части проглоченного насекомого растворяются, и растение усваивает их себе, отбрасывая непереваримые части. Описанные нами диковинки австралийской фауны и флоры, а равно и многие другие, о которых мы не станем сейчас упоминать, служили в один прекрасный день темою для разговора между тремя мужчинами, медленно шедшими с винтовками за плечами по природной тропинке, которая змеилась между Сван-Ривер (Лебяжьей рекою) и огромным лесом, покрывавшим весь берег этой реки от верховьев до устья. Один из путников только что убил в приречном болотце огромного утконоса, подавшего повод к интересной естественно-исторической беседе. - О! - протянул с сильным английским акцентом один из путников, резюмируя разговор. - О, Лондонское королевское общество получит от меня такой интересный реферат, какого оно уже давно не получало... не получало, пожалуй, со времени указа об его учреждении, подписанного Георгом III... - И если прибавить к этому 7835 Библий, розданных вами туземцам, - отвечал другой путник, тщательно скрывая иронию в голосе, - то ее величество королева, чтобы быть справедливой, должна будет пожаловать вам звание лорда с каким-нибудь австралийским титулом... Кстати же, это будет первый австралийский титул... - О, я вам очень благодарен за комплимент, - отвечал первый путешественник, не замечая иронии. - Но вы забыли, что я благодаря вам имею возможность сделать такое описание прииска, которое впервые познакомит Англию с геологическими и географическими свойствами золотоносной почвы Австралии. - И мы пришлем вам отсюда в подарок корону пэра, сделанную из золота с нашего прииска и с надписью: "Первому лорду Воанго". - О сэр!.. Клянусь, это будет лучшим днем в моей жизни. - Кажется, господа, мы подходим к лагерю, - сказал третий путник, до сих пор молчавший. - Вон за тем поворотом реки виднеется дымок. Я уверен, что это наши товарищи развели огонь и готовят нам жаркое... кенгуру, опоссума или что-нибудь в этом роде. Я не прочь бы заморить червячка, а вы какого об этом мнения, граф? - Я, Дик, совершенно с вами согласен, - отвечал молодой человек. - Аппетит у меня разыгрался такой, что я не хуже Исава готов продать право первородства за чечевичную похлебку. Читатель, вероятно, уже догадался, кто такие были путники, следовавшие берегом Лебяжьей реки. То были наши друзья: канадец Дик, граф Оливье Лорагюэ д'Антрэг и достопочтенный Джон Джильпинг, эсквайр, член Лондонского королевского общества и кандидат в пэры Соединенного Королевства с экзотическим титулом лорда Воанго из Воанго-Голля, как уже начали его называть в шутку Дик и Оливье. Оливье за это время выучился нагарнукскому языку и, понимая значение слова "воанго", не мог без улыбки видеть, с каким удовольствием наивный британец принимал свое курьезное прозвище. Друзья незадолго перед тем сделали привал на двое суток в одном прелестном заливчике Сван-Ривер и утром на заре отправились в небольшую зоологическую и ботаническую экскурсию. Теперь они голодные возвращались в лагерь, где их дожидались Лоран, Виллиго, Менуали и один фермер, по имени Вальтер Кэрби, родом американец, у которого на Сван-Ривер было обширное ранчо. Путешественники познакомились с ним в "Восточной гостинице"; фермер оказался превосходным малым, и они взяли его в свою компанию. Достопочтенный Джон Джильпинг, уже набравший превосходную коллекцию для Британского музея, решил во что бы то ни стало составить, кроме того, для Лондонского королевского общества двойную коллекцию всех животных и растений, какие только могут считаться типично австралийскими. Для обыкновенного кабинетного составителя коллекций этот труд был бы громаден и занял бы несколько лет времени, но Джильпинг, при помощи нагарнуков и Дика, достиг своей цели почти шутя. Менуали то и дело приносил и указывал ему всевозможные замечательные растения, а Дик и прочие европейцы постоянно охотились за встречными животными. Сам Джильпинг с замечательной ловкостью и быстротой приготовлял чучела. Специально нанятая в Мельбурне для перевозки этих препаратов тележка везла на себе уже десятка два ящиков. В тот вечер, как мы снова встретились с нашими друзьями, охота была особенно удачна. Убито было несколько замечательных животных, каждое в двух экземплярах. Три друга возвращались в лагерь довольные, веселые и, как уже мы видели, страшно голодные. Предсказание Дика оправдалось. Виллиго, не признававший никакой науки, подстрелил великолепного кенгуру, и мясо его уже дожаривалось на весело потрескивавших угольях. Джильпинг, заранее приходя в восторг от предстоящего насыщения, принялся рыться в багаже, навьюченном на кроткого Пасифика. Он достал оттуда шесть бутылок эля, три бутылки портера, бутылку бренди, несколько коробок разных приправ, пикулей, соли и прочего, присоединил к этому глыбу превосходного честерского сыра, без которого он решительно не мог жить, - и начался пир горой. А покуда наши приятели кушают, постараемся объяснить читателю, какими судьбами очутились они среди австралийских лесов после описанных нами в предыдущей главе драматических событий. XIII Советы Люса. - Новый прииск. - Открытие золота в Австралии. - План лесовиков. - Посещение рудников. На другой день после своего почти чудесного спасения приятели собрались на совещание, и тут было решено пощадить жизнь сыщика Люса, с тем чтобы он дал слово уехать из Мельбурна с первым пароходом и впредь ничего не предпринимать против графа д'Антрэга. Условие было принято и в точности исполнено. Перед отъездом у Люса спросили, кто такой замаскированный человек, руководивший всем делом. - Я не могу вам этого сказать, даже если б мне грозила смерть. Я связан клятвой. Но позвольте дать вам совет: употребите все силы, чтобы узнать имя этого человека. Только в тот день, как вы это узнаете, вы можете быть спокойны, что отделались от Невидимых. - Совет недурен, - отвечал канадец, - только как же его исполнить? - Если бы ваши дикари не убили двух моих подчиненных, то это было бы очень легко. Весь вопрос был бы в деньгах. Теперь в Мельбурне есть только один человек, кроме меня, который может вам сказать... но, кажется, я не имею права называть имя даже и этого человека... - Отчего же? Ведь относительно этого человека вы не связаны клятвой? - Нет, но ведь это все равно... Это уж была бы уловка. - У вас есть только одно средство загладить ваше поведение относительно нас, - вмешался Оливье, - это назвать нам имя человека, о котором вы говорите. - Ну, так и быть... Ищите негра, бывшего слугой у боксера Тома Поуеля. Он видал замаскированного человека без маски и знает его в лицо. Сверх того могу вас уверить, что вы обеспечены по крайней мере на год от этого Невидимого. Ему нужно съездить в Европу, посоветоваться с товарищами и вернуться назад. На это нужно довольно много времени... Прощайте, господа. Больше я ничего не могу вам сказать. Двадцать четыре часа спустя Люс покидал Мельбурн. Друзья целую неделю после того искали по всем закоулкам Мельбурна слугу Тома Поуеля, но не нашли. Они узнали только, что этого слугу разыскивал, кроме них, еще один господин, и также безуспешно. Приятели догадались, что этот человек был не кто иной, как замаскированный незнакомец, хватившийся денег, заплаченных им Тому Поуелю. Но слуга был, очевидно, малый не промах и скрылся, присвоив себе деньги умершего боксера. Решено было бросить поиски и ехать наконец на Лебяжий прииск. Оливье предъявил властям патент на концессию, и те, как ни досадно им было, принуждены были ввести его во владение. Весь деловой мир Мельбурна пришел в неописуемое волнение, одновременно узнав об открытии прииска и об уступке его чужестранцу. Золото, разменянное Джильпингом, довершило сенсацию. Оно было замечательно чисто, и о происхождении его с нового прииска сразу догадались все. Сверх того из Сиднея пришло известие, что там еще раньше Оливье нашли золото на два миллиона франков... "Восточную гостиницу" со всех сторон всадили дельцы с предложениями услуг для разработки прииска. Заочно, еще не видав прииска, многие капиталисты предлагали графу д'Антрэгу 50 миллионов разом не за переуступку концессии - на что графу не было предоставлено права, - а только за право эксплуатации прииска в течение двадцати лет. Любопытны история эта, история открытия золота в Австралии, и необычайно быстрый рост эмиграции, вызванный этим открытием. Благодаря ему Мельбурн, незначительное местечко с 3 или 4 тысячами жителей, в несколько лет превратился в крупный центр, насчитывающий от 150 до 200 тысяч жителей. Случилось это так. В двух днях пути от Мельбурна четверо отбывавших срок наказания преступников корчевали низкорослый дубовый лес, расчищая место для постройки небольшого ранчо. Ежемесячно один из этих четвертых товарищей приезжал на осле в город для закупки необходимых припасов и получения пособия, отпускаемого ежемесячно в течение одного года отбывавшим срок наказания каторжникам, согласившимся стать оседлыми поселенцами-земледельцами. И вот один из четверых товарищей, по имени Джон Нолар, вздумал на обратном пути сократить расстояние до строящегося ранчо и вместо обычной дороги направился вдоль берега, а затем свернул по направлению к цепи холмов, которую он считал расположенной вблизи их участка. Но оказалось, что он заблудился. Однако прежде чем вернуться назад, он решил взобраться на высшую точку этих холмов, чтобы сообразить, где именно он находится в данный момент. Все эти холмы представляли собой бугры, сплошь состоящие из наносной почвы, на которой благодаря отсутствию воды не встречалось почти никакой растительности. Едва только он начал взбираться на один из этих холмов, как, к немалому своему удивлению, заметил в следах, оставляемых копытами его осла, многочисленные желтые крупинки, искрившиеся на солнце, как золото. Недолго думая, он принялся разрывать почву своим охотничьим ножом и без всякого труда находил крупицы, зерна и целые комочки того же блестящего желтого металла. Будучи по профессии своей слесарем, Джон Нолар сразу сообразил, что этот металл мог быть только золотом, так как на нем не было ни малейших следов окиси, и, не теряя времени, принялся наполнять им все свои карманы. Золото было здесь в таком изобилии, что он мог бы нагрузить им и своего осла, но, как человек разумный, он удовольствовался сравнительно незначительным количеством и принялся исследовать окрестность, чтобы убедиться, на каком протяжении раскинулись эти золотые россыпи. Оказалось, что чуть ли не вся эта местность представляла собою одну сплошную россыпь. Уже и до того было известно, что в Австралии встречается золото; его видели в руках туземцев, которые, однако, не сумели или не пожелали сказать, где и в каких именно местах оно встречается, и потому была назначена премия в сто тысяч долларов тому, кто первый укажет залежь золота, хотя бы даже незначительную, однако до сего времени ничего не было еще отрыто. Поэтому Джон Нолар, сделав заявление, получил премию и весьма значительную концессию, которую он великодушно разделил со своими тремя товарищами. Весть об этой находке, словно громом, поразила город; все точно ожили, встрепенулись; магазины, здания, мастерские и всякого рода грандиозные сооружения стали вырастать, как по волшебству. Глядя на эти россыпи, сотни пионеров стали искать повсюду новые залежи золота и там и сям повсюду стали находить золото, и в таком количестве, что не стало хватать рабочих рук для добывания его; пришлось выписывать рабочих из Европы и Америки. А золота было так много, что деньги утратили всякую цену; люди платили за предметы первой необходимости не деньгами, а сперва щепотками, а там и пригоршнями золота. Но вскоре не стало ни булочников, ни сапожников, ни портных: все они обратились в золотоискателей; у каждого был свой прииск. Никто не хотел работать; даже товары, прибывающие из Европы, некому было выгружать за неимением чернорабочих: все сделались диггерами, или золотоискателями, все бросили свои обычные занятия в погоне за легким заработком. Это было какое-то опьянение золотом; все как будто потеряли головы. Весь Мельбурн превратился в какой-то базар удовольствия. Повсюду в городе завелась игра, и игра безрассудная, безумная: целые громадные состояния в одну ночь переходили из кармана в карман. Кроме карт, устроили в Мельбурне рулетку, и сотни старателей, явившихся сюда с карманами, полными золота, поутру возвращались домой без гроша, не имея даже чем заплатить за шкалик джина перед началом работы. Но несколько ударов кирки или заступа - и убытки с лихвой покрывались. Иногда же проигравшийся в пух и прах старатель, не видя перед собой никакого исхода, пускал себе пулю в лоб из пистолета, одолженного у товарища. Мало-помалу, однако, это безумие улеглось, и жизнь стала входить в нормальную колею. И вот в это-то время, когда у Мельбурна стал как бы прорываться зуб мудрости, явился сюда молодой граф д'Антрэг. И вдруг это новое открытие чудовищно богатого прииска! Понятно, оно снова взволновало все умы, и притом еще концессия на этот прииск, нечто до сих пор совершенно неслыханное. Как мы уже видели, спекуляция пыталась уже завладеть этим прииском, сделав счастливому владельцу положительно невероятное во всякой другой стране предложение. Пятьдесят миллионов, с уплатою половины при подписании контракта, а другой половины через шесть месяцев под ручательством австралийского банка, ввели графа Лорагюэ в сильное искушение, и сам по себе он был бы, пожалуй, не прочь заключить контракт. Но он считал себя не собственником прииска, принадлежавшего по справедливости канадцу, а только подставным лицом и потому предоставил решение вопроса Дику, заявив, что сам он не имеет тут никакого мнения. Предоставленный самому себе, канадец решительно отклонил предложение капиталистов, хотя и сознавал, что оно очень выгодно. Мотивы, руководившие Диком, осмеял бы всякий трезвый человек, но Оливье принял их с уважением, которое считал долгом оказывать своему пожилому другу. Канадец находил, что золотопромышленники - народ вообще плохой, никуда не годящийся, что они всюду вносят разврат и беспорядки, где ни появятся. Канадцу не хотелось допускать, чтобы этот сброд поганил девственную землю, лежащую вдобавок так близко от поселений столь милых сердцу Дика нагарнуков. Разумеется, Черный Орел вполне разделял взгляд своего друга Тиданы и поддерживал его намерение разрабатывать прииск собственными средствами. Предложение капиталистов отклонили и занялись набором людей для экспедиции. Набирал сам канадец и подыскал двадцать надежных человек, считая это число вполне достаточным для цели. Наемникам была обещана целая треть золота, какое будет найдено, а остальные две трети назначались в пользу собственников прииска. Начальство над отрядом поручили одному старому скваттеру, Коллинсу, старинному другу Дика, вместе с ним исколесившему Австралию вдоль и поперек. Каждому человеку дали по магазинной винтовке, по сабле и револьверу. Сверх того к отряду присоединили около дюжины огромных английских собак, чтобы пользоваться их услугами для выслеживания бандитов и для охраны лагерных мест. За отрядом ехал целый обоз телег с оружием, припасами и инструментами. Отряд выступил пешком прямо на прииск, до которого этим способом было четыре месяца пути. Канадец и его друзья поехали отдельно верхом, с тем чтобы посетить рудники Сен-Стефана в окрестностях Мельбурна. Накануне их отъезда Виллиго в последний раз побывал в "Чертовом кабачке", чтобы окончательно уговориться с Бобом относительно мнимого содействия нагарнуков замыслам лесовиков. Условились, что лесовики выступят три дня спустя после отъезда европейцев и будут следовать за ними на известном расстоянии, ничего не предпринимая, покуда Виллиго не даст знать, что все готово. Коанук и Нирроба должны были идти с лесовиками в качестве проводников. С Боба Виллиго взял обязательство, что без сигнала от нагарнукского вождя лесовики не станут делать нападения, в противном случае Черный Орел снимал с себя ответственность. Вообще Черный Орел готовил лесовикам коварную и гибельную ловушку. Канадец и Лоран купили для себя двух рослых верховых лошадей, а Менуали получил оставшегося свободным мустанга. Джильпинг сохранил своего Пасифика, а к мулу был прикуплен другой мул, и обоих запрягли в тележку с багажом. И вот мы встретили наших друзей во время их возвращения в лагерь с удачной охоты. После обильной закуски маленький отряд расположился на отдых. Перед тем зашел спор, кому караулить привал. Кэрби и Джильпинг, после обильного, чисто английского возлияния эля и бренди, решительно не были в состоянии дежурить и завалились спать. Виллиго объявил, что дежурить он намерен с Менуали, что он никому не уступит дежурства. Он сам не мог объяснить почему, но только его сердцем овладело какое-то тайное предчувствие. Он что-то заподозрил, стал чего-то опасаться. Противоположный берег Лебяжьей реки прилегал к территории нирбоасов, племени воинственного и жестокого, прославившегося своею безумно дерзкою смелостью; поэтому прежде всего необходимо было знать, в каких отношениях находятся теперь эти нирбоасы к нагарнукам и, основываясь на этом, либо ослабить, либо усилить свою бдительность. В ту пору, когда Черный Орел уходил из родного селения, оба племени жили мирно, но теперь, как передавал юный Менуали, покинувший своих на целых 6 месяцев, уцелевшие после своего страшного поражения дундарупы успели возбудить нирбоасов против нагарнуков, и война могла быть объявлена с часу на час. Что делало Виллиго особенно могучим и непобедимым, так это его удивительная предусмотрительность: он всегда был настороже, и его никогда нельзя было поймать врасплох; он все видел, все замечал и придавал серьезное значение малейшим обстоятельствам, часто даже таким пустякам, на какие никто другой на его месте не обратил бы внимания. Дело в том, что в этот день он, охотясь, нашел в траве голубиное перо. По всей вероятности, оно выпало из крыла какого-нибудь голубя, пролетавшего мимо, и никто другой не обратил бы на это внимания. Но Черный Орел был дикарь. Малейшее обстоятельство возбуждало в нем тысячу подозрений, и вот он пожелал непременно охранять привал сам, не доверяя ничьей зоркости. XIV На страже. - Крик пагу. - Смерть Менуали. - Похоронный обряд. Виллиго тихо прохаживался кругом лагеря среди непроглядной темноты, чутко настораживая зрение и слух. Но все было тихо, только Джильпинг бредил от времени до времени, видя себя во сне перед палатою лордов. Менуали караулил в нескольких шагах впереди, и так же неусыпно, как его храбрый вождь. Вдруг послышался крик гопо. Виллиго встрепенулся. Неужели это Менуали зовет его? Он подался вперед и позвал шепотом: - Менуали! Менуали! Вместо ответа послышался насмешливый крик птицы пагу; затем все стихло. Вне себя от гнева Виллиго закричал: - Вага! Вага! Пройдя еще десяток шагов, он наткнулся на чье-то теплое тело. Нагнувшись к нему и дотронувшись, он выпачкал себе руки в крови. То лежал Менуали, предательски убитый камнем, брошенным сзади. Сбежались европейцы. Юноша, родной племянник Виллиго, который любил его, как сына, находился при последнем издыхании. Он мог только прошептать "дундаруп" и испустил дух. Черный Орел, не знавший слез, зарыдал, как ребенок. А вдали вторично раздался крик пагу. Дундарупы, не смея напасть на вождя, предательски убили его сына, который даже не был еще воином. И теперь они торжествовали свою бесчестную победу. Винтовки европейцев долго стреляли наудачу в темноту. Но выстрелы пропали даром. Дундарупов не было, они сделали дело и скрылись. Не долго плакал Черный Орел. Он был ведь вождь. Зачерпнув воды из Сван-Ривер, он благоговейно омыл рану племянника и все его тело, потом положил труп на ложе из сухих листьев и ветвей, шепча таинственные заклинания. После того он выпрямился и обратился к канадцу: - Брат мой Тидана, стереги труп моего сына от нечистых птиц, я скоро вернусь! - Куда же ты идешь? - Отомстить! С этим словом Черный Орел крепко пожал руку друга и скрылся в темноте. - Но ведь его убьют! - заметил Оливье Дику. - Не беспокойтесь, граф. Дундарупы его боятся и разбегутся, как только завидят его. Поверьте мне, Черный Орел устроит своему юноше кровавые поминки. Я второй раз вижу его плачущим с тех пор, как познакомился с ним. То было двенадцать лет назад. Вождь только что женился на молоденькой девушке из своего племени и, по туземному обычаю, удалился с молодой женой в уединенную хижину из ветвей, вдали от деревни. Ушедши однажды на охоту, Виллиго по возвращении не нашел ни хижины, ни жены. От хижины остались одни курящиеся обломки, возле которых лежал труп новобрачной. Тогда-то он и плакал в первый раз... Он поклялся в неумолимой вражде к дундарупам и сдержал свое слово... С тех пор навсегда исчез мир между дундарупами и нагарнуками. Последние остались в борьбе победителями, и дундарупы как самостоятельное племя, собственно говоря, не существуют. Жалкие остатки их вошли в состав других племен, главным образом нирбоасов и нготаков. - То-то он ненавидит их так сильно! - сказал Оливье. - Теперь я понимаю его вполне. - Вместе с тем он ненавидит и лесовиков. Встретив незнакомого ему европейца, он непременно убивает его. Он лелеет одну несбыточную мечту. Считая лесовиков врагами всякого порядка и источником всяких бедствий, он мечтает в один прекрасный день собрать их разом человек двести или триста и всех истребить. Надо вам сказать, что в деле убийства жены Виллиго замешаны не одни дундарупы, но и лесовики. Это достоверно известно. - Вообще, Дик, для меня ваш друг загадка. Он ходит какой-то мрачный, задумчивый, вид у него какой-то таинственный. Право, он что-то замышляет. - Очень может быть, но будьте уверены, что он не замышляет ничего вредного для нас. Ни в его честности, ни в его преданности не может быть никакого сомнения. За это я ручаюсь вам, граф! - О, я верю и вам, и ему! - сказал Оливье, пожимая руку канадца, который молча ответил графу рукопожатием. Так разговаривали друзья, сидя на траве возле мертвого тела юноши и держа наготове свои винтовки. Ночь была тихая, только монотонный ропот волн Лебяжьей реки, протекавшей поблизости, да изредка крик ночной птицы нарушали глубокую тишину. Кругом летали отвратительные вампиры, почуявш