унтовых куска масла, связку сосисок, пучки лука и наконец кулек с леденцами. - Дели! - сказал Малявка Конопатому и отдал Хрящу три рубля и две новых колоды карт. Царек карты не взял. Приказал: - Спрячь! Сегодня турнира не будет... Эй, братва! - повысил Хрящ голос. - Сегодня - тепленькое дельце! Сам вас поведу! - Не дельце, а боевое задание! - поправил его Мика. - Тогда, может, ты и поведешь? - огрызнулся царек. - Не я начальник над всеми, а ты! - уклончиво ответил Мика. - Ну и помалкивай! - Бери, начальник! - первую порцию Конопатый подвинул к Хрящу, вторую подал Мике, а остальным скомандовал: - Забирайте! Мигом опустела доска. Обедали дружно и молча. Внешне все остава- лось прежним: и мрачные стены бывшей котельной, и царек на плетеном троне, и обед всухомятку. Но что-то было уже другим. Оно вмешивалось в жизнь беспризорников и незаметно, но упорно поворачивало их куда-то в неизвестное... Хрящ давно не выходил за границы своего царства. Незачем было - все, что нужно, приносили беспризорники. Но он не потерял те качества, которые необходимы маленьким бездомным бродягам. Цилиндр он снял и ос- тавил на кресле - эта штука слишком приметная, а беспризорник должен быть серым, безликим. Тщательно отобрал он и мальчишек. Взял с собой не всех. Даже Мику оставил "дома". - Ты хоть и начальник над деньгами, а тютя! - сказал он. - Мешать будешь... Жди здесь. Получишь документы в собственные ручки! Это непонятное и какое-то унизительное слово - тютя - обидело Ми- ку, но спорить он не стал: понимал, что в этой операции толку от него мало. Хрящ отобрал лучших карманников и самых быстроногих мальчишек. Отец Хряща служил когда-то ямщиком на перекладных. Царек помнил его рассказы о почтовых станциях, на которых уставшие лошади заменялись свежими, и экипаж без задержки мчался дальше по бесконечному сибирско- му тракту. И сейчас это помогло Хрящу расставить беспризорников. От развалин лесопилки до вокзала по самым темным дорожкам и переулкам протянулась цепочка мальчишек, которых царек назвал по-отцовски перек- ладными. Эта цепочка оканчивалась под деревянной платформой, к которой обычно подавался вечерний поезд. Карманники вместе с Хрящом залегли у забора слева от вокзала. Тут были сложены дрова. Конопатый забрался на высокую поленницу и следил за привокзальной площадью. Все зависело от него. Нужно каким-то обра- зом узнать офицера связи. Только тогда могли вступить в дело карманни- ки, на которых Конопатый не очень надеялся. Он действительно был глазастый мальчишка, с цепкой памятью, с врожденным уменьем наблюдать и запоминать. Он не знал, видел ли ког- да-нибудь хотя бы одного курьера или офицера связи, но был уверен, что узнает его. Какой-то смутный образ возникал в его воображении, когда он думал о документах и о человеке, который повезет их. Не случайно Конопатый еще в подвале разыскал тряпку и завязал в нее увесистый бу- лыжник. Этот с виду безобидный узелок и сейчас лежал рядом с ним на дровах. Было уже темно. Привокзальная площадь освещалась только окнами окружавших ее домов, да горели три фонаря у входа в вокзал. Состав давно стоял у платформы. Подходили и подъезжали на извозчиках пассажи- ры. Гражданских мало. Все шинели и шинели - офицерские, солдатские... Конопатого не мучили обычные в таком случае сомнения. Он не га- дал: вот не этот ли офицер с чемоданом? Не тот ли с ярко блеснувшими погонами? Он смотрел и твердо знал: нет, не эти, тот еще не появлялся! Так же уверенно сказал он себе: "Вот он!", когда увидел подъехавших на извозчике офицера с портфелем и двух солдат с винтовками. Именно таким представлялся Конопатому военный курьер. Мальчишка понял: карманникам к нему не подступиться - солдаты с винтовками надежно охраняют его. Объясняться с Хрящом было некогда. Конопатый спрыгнул с поленни- цы, сказал, чтобы царек и карманники забрались под платформу и ловили портфель, а сам побежал к путям. До отхода поезда оставалось минут пятнадцать. Офицер с портфелем спокойно шел к середине состава. Два солдата шагали чуть сзади, по бо- кам. У дверей вагона - обычная проверка. Офицер показал документы и левой рукой взялся за поручень. В тот момент, когда он перешагивал с платформы в тамбур, сверху упал какой-то узелок. "Глаз - как шило!" - похвалил себя Конопатый, увидев, что булыж- ник, завернутый в тряпицу, точно ударил по портфелю, вышиб его из руки и вместе с ним провалился в щель между вагоном и платформой. Офицер, выкатив глаза, взглянул на руку, в которой только что был портфель, и, наливаясь яростью, обернулся. Ему показалось, что кто-то выхватил портфель сзади. Оба солдата в растерянности и страхе смотрели куда-то вверх - в темное осеннее небо. Они тоже не понимали, что слу- чилось. Но под коленками Конопатого предательски хрустнула железная крыша вагона. - Стой! - услышал он. - Держи-и-и... Громыхнул выстрел. Таиться больше не было смысла. Конопатый вско- чил на ноги и побежал по крышам вагонов к паровозу. За ним по платфор- ме бросилось сразу несколько солдат. Переполошился весь вокзал. Кто-то полез под платформу. С тендера перепрыгнул на первый вагон высокий мо- лодой унтер-офицер и, растопырив руки, пошел навстречу Конопатому. А портфель с документами уже летел на перекладных к развалинам лесопилки. Вместе с портфелем мальчишки передавали друг другу тревож- ное известие: схватили Конопатого! БЕССОННАЯ НОЧЬ Платайс уже собирался ложиться спать. Он прошелся по пустому тем- ному дому. Запер двери. Войдя со свечой в спальню, откинул одеяло и замер: кто-то постучал в окно. С той стороны к стеклу приплюснулся Ми- кин нос. Мика помнил наказ: никогда не приходить к отцу в этот дом. Но, заглянув в портфель, он решил, что имеет право нарушить приказ. Так же подумал и Платайс, когда увидел оперативные планы и карту нового рас- положения семеновских войск. У него язык не повернулся обругать маль- чишек за то, что они опять действовали без его разрешения. Отложив документы, Платайс задумался над возможными последствиями операции, которую провели беспризорники. Все было бы хорошо, если бы не задержали Конопатого. На стойкость мальчишки он не надеялся. Под страхом смерти и не такие люди начинают говорить. Что же он может ска- зать семеновцам? Назовет беспризорников, которые участвовали в этом деле. Значит, мальчишкам надо уйти из Читы. И еще: необходимо как можно скорее вернуть семеновцам документы. Получив документы в целости и сохранности и, главное, очень быстро, они могли подумать, что карта и планы не рассекречены, что беспризор- ники порылись в портфеле и, не найдя ничего ценного, выбросили его. Это, Возможно, облегчит и участь Конопатого. Платайс дал Мике еще денег и второй раз распростился с ним. Те- перь они могли встретиться только на станции Ага. Туда приказал Пла- тайс сыну увести беспризорников. Туда же и он сам должен был приехать к началу наступления красных войск. Мика побежал к трактиру, чтобы предупредить Цыгана, но пробраться в центр города было трудно. Поднятые по тревоге солдаты прочесывали прилегавшие к вокзалу улицы. На площади у трактира горел большой кос- тер, толпились семеновцы. Здесь был устроен временный штаб по розыску документов. Отсюда направлялись на облаву все новые группы солдат. По задворкам, по канавам, за заборами Мика подползал к трактиру все ближе и ближе, пока не очутился на огороде напротив заднего крыль- ца трактира. Здесь он застрял надолго. Во дворе у колодца стояли оседланные кони, а на крыльце сидели кавалеристы, курили махорку. Мика зарылся в кучу подсохшей картофель- ной ботвы и стал ждать. А Платайс уже заканчивал срочное донесение. Сведения были нас- только важные, что он не побоялся нарушить правила конспирации и решил этой же ночью лично вручить донесение Лапотнику и заодно передать портфель с документами одному из железнодорожников, входивших в состав подпольной группы. Платайс знал, что в городе тревога, что пройти не- замеченным почти невозможно. Но он должен был сделать это невозможное. Одевшись во все темное, он вышел за ворота особняка... Не спал в ту ночь и Свиридов. Он приказал привести к нему пойман- ного на вокзале беспризорника. Конопатого так избили, что, прежде чем ввести в кабинет, его пришлось отливать водой. Подполковник наполнил коньяком стопку, заставил мальчишку выпить и не задал ни одного вопро- са, пока не заметил, что хмель начал действовать. Левый глаз у маль- чишки оживился и заблестел. Заблестел бы и правый, но его не было вид- но за бугристой фиолетовой опухолью. - Ловко ты сработал! Снайпер! - похвалил беспризорника Свиридов. - Глаз - как шило! - прошепелявил Конопатый разбитыми губами. - Тебя, наверно, Шилом и прозвали? - поинтересовался подполков- ник. - Конопатый я! - А я бы тебя Снайпером прозвал! - льстил подполковник. - Хочешь, в армию возьму?.. Винтовку выдам с особым прицелом! Форму получишь - погоны, сапоги... А? - Не ври! - сказал захмелевший беспризорник. - Знаю, чего хочешь! - Знаешь! - согласился Свиридов. - Ты не дурак - вижу!.. Если от- пущу, принесешь портфель обратно? - Принесу! - пообещал Конопатый и пьяно рассмеялся. - Только пус- той! Идет? - А где же... - подполковник подумал и закончил: - Где же то, что в портфеле было? - Разделили на всю бражку и режутся в очко! - Где? - За станцией... Там много землянок в лесу... Только б мою долю не просадили! - Конопатый с беспокойством поморгал единственным глазом и спросил у подполковника: - А сколько там было?.. Не надули бы меня! - Чего сколько? - Денег! Свиридов не ответил, налил вторую стопку. - На-ка, пей лучше! Конопатый выпил с удовольствием, потому что хмель заглушал ноющую боль в боку. Еще на платформе солдат ударил его по ребрам носком сапо- га. От второй стопки закружилась голова. Все быстрей, быстрей. Тело стало легким, а шея обмякла. Подбородок уткнулся в грудь. Не рассчитал Свиридов - слишком большие были стопки. Подполковник крутил беспризорнику уши, бил наотмашь по пылавшим от коньяка щекам, но Конопатый уже ничего не чувствовал и бормотал что-то непонятное. Свиридов вытер платком пальцы и подумал, что воровство портфеля - очень неприятное происшествие, но оно никак не связано с тем, чего он опасался больше всего. Не мог этот грязный жалкий воришка выполнять чье-то задание. Ка- кое тут задание! Увидели беспризорники офицера с портфелем, заметили солдат-охранников и решили, что в портфеле деньги. О чем еще могут ду- мать эти оборванцы! Зазвонил телефон. И словно подтверждая мысли подполковника, на- чальник вокзала сообщил, что в уборной нашли подброшенный кем-то порт- фель и что офицер связи повез документы в штаб на проверку. Через пол- часа, созвонившись с начальником штаба, Свиридов узнал, что документы в порядке. Вызвав адъютанта, он приказал унести мальчишку и пристре- лить где-нибудь в лесу. Рослый солдат взял Конопатого поперек туловища, как мешок, пере- кинул через плечо и вынес на улицу. Голова и руки мальчишки постукива- ли солдата по животу. От Конопатого пахло спиртным. - Никак напоили шкета? - удивился солдат и жадно втянул носом аромат коньячного перегара. - Добро переводят!.. Начало светать. Семеновец дошел до кустов, за которыми начинался овраг. Там обычно расстреливали заключенных. Но он не сбросил Конопа- того вниз, а положил под куст на желтые опавшие листья и, криво улыба- ясь, смотрел, как мальчишка поерзал по земле, потом сложил обе ладони вместе и, подложив их под щеку, затих. Солдат снял винтовку, перекрестился, несколько раз переступил с ноги на ногу, прислушиваясь к прерывистому посапыванию беспризорника. - Разве ж это война! - произнес он хрипло и, выругавшись, пальнул в воздух... С рассветом утихла, успокоилась Чита. Разошлись по домам участво- вавшие в облаве солдаты. Только у трактира еще дымил догоравший костер и ржали лошади. Теперь их было много. Кавалеристы расположились и во дворе и на площади. Из-за них Мика так и не смог попасть в трактир. Мальчишка не знал, что документы уже найдены, и боялся показаться кавалеристам на глаза. Теми же задворками и канавами, по которым он пробирался ночью, Мика отполз от трактира и, оказавшись за чертой города, побежал к раз- валинам лесопилки. Тут он и догнал Конопатого, который очнулся от предутреннего хо- лода под кустом и в полуобморочном состоянии брел к "дому". - Ты? - обрадовался Мика. - Живой? Конопатый застонал и, чтобы не упасть, ухватился за него. - Как тебя разделали! - ужаснулся Мика. - Гады! - Но я им ничего... - Конопатый прохихикал слабо, как умирающий. - Ничего не сказал... И про шляпу... - Про какую шляпу? - спросил Мика. Конопатого качало из стороны в сторону, говорил он еле-еле, но все-таки в голосе слышалась гордость. - Про твою... - невнятно произнес он распухшими губами. - В кото- рой ты бегал... Глаз - как шило! - Конопатый попытался улыбнуться и, почувствовав, как вздрогнул Мика, успокоил его: - Не бойся!.. Забыл! Все забыл!.. Только и Хрящ, чует... Но ты и его не бойся... - Ты бредишь! - сказал Мика. - Держись за меня крепче... Идем! - Брежу! - согласился Конопатый. - Идем... Глаз - как шило! Беспризорники не спали. Когда караульный просвистел один раз, вся орава высыпала из подвала. Конопатого на руках внесли в котельную и уложили на самом удобном месте. Его ни о чем не расспрашивали и не удивлялись, увидев распухшие губы, заплывший глаз. Мика задрал Конопа- тому рубаху, посветил огарком свечи. Грудь, спина, плечи - все было в синяках. - Подорожник надо приложить!- сказал Малявка и убежал за травой. - Ребра целы? - спросил Хрящ, - Не знаю, - ответил Конопатый. - Я еще пьян. Меня коньяком уго- щали. Ему не поверили, а он не стал спорить - больно было говорить. Вернулся Малявка с пучком широких листьев и приклеил их ко всем синякам и ссадинам. Конопатого накрыли тряпьем. Он пригрелся и заснул. Беспризорники сидели вокруг, молчали, и каждому почему-то припомнилась своя короткая и такая несчастная жизнь. Только Мика думал о другом. Беспризорников из Читы уводить нель- зя: Конопатый не может сейчас отправляться в трудную дорогу. Не бро- сать же его здесь одного! Как же быть? Что бы сделал отец? Отменил бы свой приказ или нет? Наверно бы отменил! Да и опасность, вроде, мино- вала. Конопатого отпустили - значит, и других, мальчишек искать не бу- дут. Можно переждать несколько дней. А пока надо подготовить беспри- зорников к переселению. Момент для решительного разговора, к которому Мика готовился давно, был подходящий. Он оглядел мальчишек. Свечка скупо освещала невеселые задумчивые лица. Снаружи завывал осенний ветер. Сквозняк раскачивал желтый язычок пламени. По стенам котельной метались большие косматые тени. Было тоскливо и холодно. А мальчишкам хотелось хоть чуточку тепла и ласки. Но впереди ничего это- го не было видно, и они старались не думать о будущем. Они думали о прошлом, о том далеком прошлом, в котором у каждого осталось что-то хорошее, казавшееся теперь сказочно прекрасным. Был дом, была своя кровать, были заботливые руки матери и были руки отца - сильные и добрые. Где все это? Куда исчезло? - У меня мама еще при царе умерла, - неожиданно произнес Мика. Он отгадал, о чем думают ребята. - А у меня обоих нету, - отозвался Малявка. - Они врачами были... Спрятали раненого партизана, а семеновцы пришли - и все... Мы на бере- гу жили... На обрыве расстреляли... И в воду... - Кому еще навредили семеновцы? - спросил Мика. Сразу заговорили несколько мальчишек. - Руки! - крикнул Мика. - Поднимайте руки! Поднялось несколько рук. - А унгерновцы кому? Еще поднялось три руки. - А японцы? Растопырив пальцы, вытянул руку Хрящ. - А каппелевцы? - продолжал опрос Мика и подсчитал руки: - Пять!.. А Колчак? Пострадавших от Колчака было больше всего. - Ничего себе счетик, - сказал Мика и задал самый главный вопрос, ради которого он и затеял весь этот разговор: - А кого большевики оби- дели? Есть такие? - Есть! Все повернулись к одному из телохранителей Хряща. - Врешь! - крикнул Мика и подскочил к парню. - Говори честно! - Красные моего старшего брата кокнули! - ответил мальчишка. - За что? - вскипел Мика. - Врешь! - Не вру!.. Во ржи... Там бой был, а он убитых обшаривал. Его поймали - суд... Трое сбоку - ваших нет! - Ну и правильно! - сказал Хрящ. - Воровать у мертвых - последнее дело!.. И катись от меня! - царек оттолкнул парня. - Ты больше не те- лохранитель! - Вот я и спрашиваю, - опять заговорил Мика, - кого обидели боль- шевики? - Он поднял свечу над головой и по очереди оглядел всех маль- чишек. - Нет таких?.. И не будет!.. А мы что - так урками и останемся? Скоро красные сюда придут, а мы так и будем по подвалам прятаться? Не надоело?.. - Заговорил! - улыбнулся Хрящ. - Давно бы так, а то мутил да тем- нил... Мы народ дошлый - все понимаем!.. СТАРЫЕ ДРУЗЬЯ Владелец передвижного цирка проклинал тот день и час, когда он привез свою труппу в Читу. Не вовремя приехали они сюда. Гвоздь прог- раммы - слон Оло выступал все хуже и хуже. У него никак не заживала нога, поврежденная в вагоне цепью. Ему бы надо дать передышку, но без слона зрителей в цирк не заманишь ничем. После каждого выступления раскрывался шов на задней ноге Оло. Слон возбуждался и не хотел под- пускать к себе дрессировщика. Скучал Оло и по старому хозяину, который продал его и уехал в Китай. Владелец цирка с радостью перебрался бы из Читы куда-нибудь на восток, но для переезда требовалось четыре грузовых вагона, а дорожная служба не могла предоставить ни одного. Застрял цирк в читинской "пробке". Чтобы не прогореть совсем, владелец не разрешил отменять представления. Он даже заботился о расширении актерского состава. Уз- нав, что распалась одна из бродячих трупп, гастролировавших на станци- ях КВЖД1, он послал артистам приглашение и обещал хорошую плату, но ответа пока не получил. 1 КВЖД - китайская восточная железная дорога, участок старой Транссибирской магистрали пролегающий через территорию Китая. Брезентовый купол шапито был раскинут там же, где когда-то стоял цирк, в котором выступали родители Цыгана. Рядом громоздились подсоб- ные пристройки. В отдельном щитовом сарае с высокой дверью помещался слон. Цыгана давно тянуло побывать в цирке. Но вечером, когда начина- лись представления, в трактире - самый наплыв посетителей, не выбе- решься. А днем в цирке делать нечего. Цыган по афишам определил, что это не та труппа, в которой он знал всех, начиная от хозяина и кончая глухим сторожем. Но все-таки он не вытерпел и пришел днем к цирку. Настроение у Цыгана было расчудесное. Он только что бегал к Мике и узнал, что операция с документами прошла удачно. Правда, избили Ко- нопатого, но это не беда. Парень он жилистый - поправится дня через два. Уходить из Читы вместе с беспризорниками Цыган не собирался. Они с Микой немножко поспорили, но потом и Мика согласился. Семеновцы ус- покоились, опасность миновала. Зачем же терять такой превосходный наб- людательный пункт, из которого можно читать самые секретные распоряже- ния врага? Насвистывая какой-то цирковой мотивчик, Цыган раздвинул полотни- ща, закрывавшие вход под купол, и заглянул внутрь. Там был полумрак. Смутно виднелись круто подымавшиеся кверху ряды скамеек. На арене, по- сыпанной опилками, тускло поблескивала металлом тренировочная перекла- дина. На Цыгана пахнуло неповторимым, знакомым цирковым запахом. Пус- то. Тихо. Только хлопал на ветру брезент у вентиляционного люка. Да где-то за цирком у служебных помещений сердито кричали люди. Цыган подбежал к снаряду, подпрыгнул, ухватился за перекладину, крутанул "солнце" и мягко приземлился на подушку из опилок. А крики за цирком все усиливались. Мальчишка нырнул под брезентовую стенку, очу- тился перед сараем слона и невольно рассмеялся. У открытой двери мета- лись люди. Они подскакивали, приседали, кидались в сторону, увертыва- ясь от вылетавших из сарая предметов. Кто-то с силой выбрасывал оттуда то табурет, то фонарь, то буханку хлеба. Красной картечью вылетела из сарая и рассыпалась по земле морковь. Затем из двери показался хобот и два бивня. Слон грозно протрубил. Люди отскочили еще дальше. А Цыган не испугался. Он смотрел на слона и не верил глазам. Но ошибки быть не могло. Один бивень прямой, чуть загнутый кверху, а второй отогнут не вверх, а влево, и на нем - глубокая, заметная издали черная зазубрина. - Оло! - крикнул Цыган. - Оло! Голубчик! Слон перестал реветь, скосил злые маленькие глаза на мальчишку, пошевелил ушами и протянул к нему хобот. - Оло! Слонище-дружище! - ласково приговаривал Цыган, приближаясь к слону. - Ну, узнай меня! Узнай! Слон дотронулся до его плеча, скользнул по шее, по волосам, а по- том обвил за плечи и подтянул к себе. Цыган слышал, как ахнули сзади. - Не бойтесь! - крикнул он и, подобрав валявшуюся под ногами бу- ханку хлеба, подал ее слону. - Ешь, Оло! Ешь!.. Что ты расшумелся? Буханка исчезла во рту у слона. - Узнал! - обрадовался Цыган и прижался щекой к хоботу. - А папку моего помнишь, Оло? А мамку? Слон приподнял мальчонку хоботом и покачал его из стороны в сто- рону, издавая дружелюбное урчанье. Трое мужчин стояли поодаль и с удивлением и страхом следили за этой сценой. Дрессировщик - бритоголовый человек в ермолке пожал пле- чами. - Чертовщина какая-то! Фельдшер снял пенсне, поморгал красными подслеповатыми глазами и рассудительно произнес: - Вы же видите - цыган. У них особый дар на животных. Они, как вы знаете, могут любую дикую лошадь образумить. Язык, вероятно, знают или некий подходец имеют, который позволяет им... Третий мужчина - владелец цирка - прервал эти рассуждения. - Не теряйте время! - сказал он, - Мальчик! Ты поласкай его пока! Поласкай! Фельдшер засуетился. Схватил буханку, надрезал ее ножом и насыпал из пакетика большую дозу снотворного. Фельдшер рассчитывал, что Оло, проглотив с хлебом этот порошок, станет на какое-то время вялым, без- различным и позволит наложить на больную ногу пластырь с лекарством. Но перехитрить слона не удалось. Он взял буханку и закинул ее за сарай. Цыган расхохотался. - Заработать хочешь? - спросил у него хозяин цирка. - Для Оло могу и бесплатно! - Дайте ему! - приказал хозяин, и фельдшер отдал Цыгану пакетик с порошком, нож и новую буханку хлеба. Мальчишка подумал, понюхал порошок и отказался. - Отравится еще! - Это всего лишь снотворное! - пояснил фельдшер. - Я и без него справлюсь! Тогда фельдшер принес большой кусок холста, покрытый толстым сло- ем мази. - Этот пластырь надо приклеить к задней ноге. У него там рана. Цыган отбросил нож, пакетик со снотворным порошком сунул в кар- ман, буханку хлеба отправил в рот Оло и, взяв пластырь, наклонился и полез слону под брюхо. Оло протянул за ним хобот, но не остановил, только похлопал по спине, точно хотел предупредить, чтобы он не сделал больно. Оло стоял в дверях. Задняя половина туловища находилась в сарае, и мужчины не видели, что делает Цыган. Они слышали только, как он со- чувственно приговаривал: - Ой, какая болячка!.. Но ничего, слонище-дружище, потерпи! Зажи- вет! Вот та-ак!.. Потерпи еще немножечко. И Оло терпел, хлопал ушами-лопухами и ни разу не двинул ни одной ногой. Когда Цыган закончил перевязку и вышел из сарая, слон опять об- нял его хоботом. - Ап, Оло! Aп! - попросил мальчишка, и Оло послушно усадил его к себе на спину. Хозяин с нескрываемым пренебрежением взглянул на дрессировщика, произнес: "М-да-а!" - и сказал Цыгану: - Слушай, парень! Оставайся у меня в цирке! Не обижу. - Остался бы! - Цыган вздохнул с искренним сожалением. - Не мо- гу... Работаю в другом месте. - У меня лучше будет! - Не могу! - повторил мальчишка. - А где старый дрессировщик? - Ты его знал? - удивился хозяин. - Нет! - соврал Цыган. - Просто вижу, что этот не того!.. - Ну-ну! - прикрикнул человек в ермолке. - Поговори мне! - И поговорю! - не испугался Цыган. - Довел слона!.. Тебя бы са- мого на цепь посадить надо! И чтобы она терла тебе ноги днем и ночью! Человек в ермолке схватил палку с крючком и колючкой на конце - с этой палкой он выводил Оло на манеж - и замахнулся на мальчишку. Но слон так свирепо махнул головой, что дрессировщик отскочил. Цыган, как с горки, съехал вниз по слоновьему хоботу и с достоин- ством сказал хозяину: - Нужно будет - позовешь. Меня в трактире найти можно. Он ушел, а Оло долго трубил - звал своего маленького друга. С какой бы радостью вернулся мальчишка в цирк и остался бы в нем навсегда! Надоели ему грязные тарелки и пьяные голоса. Опротивел запах трактира. Но Цыган знал: если будет нужно, он не уйдет из трактира до самой старости, до смерти. Задумавшись, он шел посередине улицы и не услышал приближающегося цокота лошадиных копыт. - Посторонись! - крикнул Карпыч. Цыган отскочил к забору и пропустил коляску. Платайс поднял руку в лайковой перчатке и погрозил ему пальцем. "Не ушел! - подумал Пла- тайс. - Наверно, и Мика с беспризорниками еще в Чите..." - Ему никак нельзя, - тихо, не оборачиваясь к седоку, сказал Кар- пыч, продолжая начатый до встречи с Цыганом разговор. - Он - телеграф твой! Сгинет по дурному случаю - и конец, однако! До партизан без него не достучишься! Ни ты, ни я ходов к ним не имеем... С этой бухалкой мне в самый раз идти будет! Только б она не трахнула безвременно, ока- янная!.. Карпыч настороженно взглянул под ноги - на пол коляски. Там, с обратной стороны, между колес была прикреплена проволокой к днищу ко- ляски самодельная мина с часовым механизмом. Ее по просьбе Платайса смастерил партизанский умелец, славившийся на все Забайкалье. Лапот- ник, передав донесение, составленное по документам, добытым беспризор- никами, взамен получил эту мину и привез в Читу. Через Карпыча он со- общил также, что партизаны одобрили предложенный Платайсом план неожи- данного захвата станции Ага. Оставалось теперь согласовать срок с ко- мандованием Амурского фронта. Платайс предполагал, что, получив последние чрезвычайно важные сведения, командование ускорит подготовку общего наступления на чи- тинскую "пробку". Поэтому и сам он должен поторопиться. Надо было по- бывать и на станции Ага. И здесь, в Чите, предстояло организовать взрыв склада с боеприпасами. Для этого и предназначалась мина с часо- вым механизмом. Но кто подложит ее? Об этом и толковал Карпыч. Он счи- тал, что Лапотника надо поберечь, потому что через него была налажена связь с партизанами. - Мое это дело - и не спорь! - сказал он Платайсу и повторил: - Только не сыграла б она, однако, прохвостка!.. Коня жалко! - Подумаем, Карпыч, подумаем, - ответил Платайс. - А мины не бой- ся. Езди спокойно по любым колдобинам - не сработает. Лучшего места не найти: и под рукой всегда, и никто не догадается. Карпыч остановил коня у дома контрразведки. - Приехали, господин Митряев! Платайс заезжал сюда чуть ли не каждый день, как и положено отцу, потерявшему дочь. Но подполковник Свиридов не принимал его. Выходил вежливый адъютант и произносил одну из двух заученных фраз: либо под- полковник в отъезде, либо подполковник просит извинить - он очень за- нят. И на этот раз Свиридов не принял Платайса. НОВАЯ БЕДА Трясогузка бойко торговал свечками. Было воскресенье. Народу пришло в церковь много. Он уже знал в лицо почти всех богомольцев и мог отгадать, кто и какую свечу купит. Эта старуха в черном платке возьмет самую тоненькую - грошовую. Если судить по свечке, слабо она верит в бога. А вот этому солдату потолще приготовить надо. Он не по- жалеет гривенника. Только не поможет! Всем семеновцам крышка будет! Пришел и трактирщик, у которого работал Цыган. Давай, давай пол- тину - не жалей! Трясогузка отобрал большущую витую свечу. Покупай, пока деньги водятся! Скоро ликвид-нем твое заведение в пользу народа! А зачем это Нинка вдруг заявилась? Последнее время дочка священника сторонилась Трясогузки. Увидит его - и убежит. А в первые дни отбоя от нее не было: куда Трясогузка, туда и она. Даже церковь подметать помогала. Нина подошла к стойке, за которой хозяйничал Трясогузка, и как-то странно потупилась, замялась. - Батя подослал? - ехидно прищурился мальчишка. - Деньги проверя- ешь? - Дурачок ты! - робко произнесла девочка, сунула ему какую-то бу- мажку и убежала. Трясогузка прочитал: "Ты мне очень-очень нравишься! Только никому не говори!" Он сердито засопел, скомкал в кулаке записку, но потом разгладил ее, положил во внутренний карман и забыл про свою торговлю. - Заснул? - спросил у него Лапотник. Он через день заходил в церковь, чтобы узнать, нет ли чего от Платайса. Трясогузка торопливо протянул Лапотнику две свечи. Если бы он дал одну, это означало бы, что никаких поручений пока нет. Свеча потолще была с "начинкой", предназначенной для отправки на партизанский телег- раф. Платайс передавал кое-какие новые данные и просил командование фронтом как можно скорее сообщить точное время начала наступления, чтобы приурочить к этому дню захват станции Ага. Толстую свечу Лапотник засунул под зипун, а с тонкой подошел к иконе, зажег и вставил в многоместный подсвечник, в котором уже горело штук десять разнокалиберных свечек. В это время сзади громыхнула об пол медная тарелка, в которую Трясогузка клал деньги. Зазвенела пока- тившаяся во все стороны мелочь. Обернулись молившиеся в церкви люди. Священник замер на секунду с приподнятой рукой, качнул головой, глядя на Трясогузку, собиравшего рассыпавшуюся мелочь. И только Лапотник знал, что тарелка упала не случайно. Он перекрестился несколько раз, подошел к другой иконе, вынул из-за пазухи толстую свечу, зажег и поставил перед плоским, бестелес- ным и холодным ликом святого. Можно было дождаться конца службы, но Лапотник понимал: если за ним пришли, то и они дождутся, не уйдут, не упустят. Он еще раз перекрестился и, повернувшись к выходу, увидел в дверях офицера и двух солдат. Они, как и все, стояли с благочестивыми лицами, без фуражек. Но по их острым взглядам Лапотник понял, что Тря- согузка недаром подал сигнал тревоги. Не взглянув на мальчишку, он пошел прямо на солдат. Они расступи- лись. - Сам идешь? - насмешливо шепнул офицер. - Ноги есть пока, - спокойно ответил Лапотник. - Иду. Они вчетвером вышли из церкви... - Здравствуй, борода, здравствуй! - приветливо встретил Лапотника подполковник Свиридов. - Здравствую пока, ваше благородие. - Почему пока? - возмутился Свиридов. - Будешь честным - будешь здравствовать и дальше. - Чести сроду не занимал! - ответил Лапотник. - Вот мы и посмотрим! - воскликнул подполковник. - Садись, боро- да! Лапотник сел в кресло. Подполковник сидел за столом, а адъютант подошел к Лапотнику, встал над ним и, скрестив на груди руки, спросил: - Помойку у господина Митряева ты выгребал? - Помойки не было, - покачал головой Лапотник и подумал: "Дозна- лись-таки! Откуда?" Но он не разгадал эту загадку. Да и Платайс потом так и не узнал, как свиридовская контрразведка напала на след. - А что было? - спросил подполковник. - Мусор был: щепа, опилки, сучья... - Кто же тебя позвал? - А ентот... управляющий митряевский. Лапотник не сомневался: живым его отсюда не выпустят, и потому он решил умереть, но с пользой. Решил своими показаниями подтвердить "бегство" управляющего. - Ну, ну, рассказывай! - поторопил его Свиридов. - Позвал, зна- чит, и что дальше? - Позвал и - сотенную... Лапотник испуганно умолк - сделал вид, что сболтнул лишнее. - Смелей! Смелей! - подбадривал его подполковник. - А чего смелей? Позвал и заплатил! - Сотенную? За воз мусора? Оба офицера рассмеялись. - По сто рублей за возик! Ты же миллионер! Зачем в лаптях ходишь? - подполковник постучал пальцем по столу. - Проговорился ты, борода! За что же он тебе сотенную сунул? Лапотник промолчал. Подполковник встал. - Ты припомни! Может быть, не он, а сам господин Митряев отвалил тебе этот кусочек от щедрот своих? - Не-е... Управляющий... - Да за что? - крикнул адъютант. Лапотник махнул рукой. - Ладно... Скажу... Велел он, как уезжать буду, флигелек во дворе подпалить. - Кто велел? - Да ентот... управляющий. - А где он сам был? - Где ж ему быть-то!.. Убег! Как Митряев ушел с офицером из дома, так и он - тигаля! - Один? И опять замялся Лапотник. И уже по этому хорошо разыгранному за- мешательству можно было догадаться, что управляющий убежал не один. - С кем? С кем? - нетерпеливо спросил подполковник. - С кем еще?.. Да с ентой - с дочкой митряевской... Руки-ноги по- вязал, в мешок - и пофитилил! - Куда? - Не знаю. - Не ври, борода! Говори, куда? - подполковник снова постучал пальцем по столу. - Куда? - повторил за ним адъютант, вытаскивая из кобуры писто- лет. Левой рукой он схватил Лапотника за бороду и заставил встать, а правой ткнул ему в лицо дуло пистолета. - А етто зря, ваше благородие! - прохрипел Лапотник. - Не пужли- вый! Быстро, рывком он заломил руку с пистолетом офицеру за спину и, как железным обручем, сдавил его до хруста в костях, перегнул чуть ли не вдвое, отшвырнул в угол кабинета и молча пошел на подполковника, большой, взъерошенный, с напружиненными руками и растопыренными паль- цами. - Осатанел, борода? Сядь!- довольно спокойно приказал Свиридов и вдруг крикнул: - Не стрелять! Но адъютант не мог остановиться. Лежа в углу, придерживая осла- бевшую правую руку левой, он с перекошенным от боли и ненависти лицом посылал пулю за пулей в широкую, туго обтянутую зипуном спину. Лапотник покачнулся, схватился за подлокотник кресла, хотел по- вернуться к стрелявшему, но подвели колени. Он устало осел в кресло, будто решил отдохнуть после трудной работы, по-хозяйски выставил ноги в лаптях и больше не пошевельнулся. Со стоном выполз из угла адъютант. Подполковник недовольно пос- мотрел на него. - Какая нелепость!.. Зачем вы стреляли?.. Такого медведя уложили! Офицер виновато молчал и, приохивая, ощупывал себя. - Земля без мужика - не земля! Пустыня! - сказал Свиридов. - А нам пустыня не нужна!.. Хотя... - Он нахмурился и с усмешкой произнес: - Нам!.. А где мы будем завтра? На какой земле?.. ПЕРЕСЕЛЕНИЕ Наступил октябрь 1920 года. По ночам уже приходили с севера моро- зы. Стекленели лужицы. Мальчишки позатыкали дыры в подвале, но теплей не становилось. Спать укладывались плотной кучкой, которая с каждым днем уменьшалась. Беспризорники по трое переселялись на станцию Ага. Этот распорядок установил сам Хрящ или, как его теперь называли, всенач, то есть всеобщий начальник. Он знал, что всем сразу из Читы не уехать: семеновцы не собирались предоставлять им специального вагона. Приходилось пользоваться обычными местами, издавна закрепленными за беспризорниками, - тормозными площадками, угольными ящиками, крышами вагонов. Но и эти места нужно было занимать тайком. Всей оравой на по- езд не нагрянешь. Заметят и после того случая с портфелем могут из- бить, как Конопатого. Потому и уезжали по трое. Хрящ с Микой выбирали очередную тройку и назначали старшего. Первыми отбыли начпрод Малявка и два его помощника. Мальчишки не спрашивали, почему нужно уезжать из Читы и не в ка- кой-то другой город, а именно на станцию Ага. Так приказывал Хрящ, а ему - начфин Мика, а Мике - еще кто-то таинственный, добрый и сильный. Таинственный потому, что никто, кроме Конопатого, не представлял, что это за человек. Добрый потому, что все понимали: не сам же Мика печа- тает эти бесконечные десятки, на которые живут беспризорники. А силь- ный потому, что большевик. Ведь Мика не скрывал, что они будут воевать за большевиков. И, наверно, эта война как раз и начнется на станции Ага. Переедут они туда, и тогда им скажут, что надо делать. Но Платайс назвал эту станцию только для того, чтобы снова не по- терять сына. Сам он предполагал встретить красные войска на станции Ага, потому и Мике велел перебраться с мальчишками туда же. Таков был первоначальный план, но неожиданная гибель Лапотника могла нарушить все. Со смертью Лапотника связь с партизанами прерва- лась. Платайс не мог узнать день и час наступления. Без этого операция на станции Ага лишалась смысла. Захватить станцию нужно в день реши- тельного штурма читинской "пробки". Тогда семеновцы не смогут ни подб- росить подкрепления к Чите, ни откатиться на юг к маньчжурской грани- це. Но как теперь узнать эту дату? И Платайс откладывал поездку на станцию Ага. Он ждал и верил, что партизаны и командование фронтом найдут возможность связаться с ним. Им известны все адреса: и особняк Митряева, и церковь с Трясогузкой, и трактир с Цыганом. И Платайс дождался. Ночью постучал в окно Трясогузка. Войдя в дом, он загадочно улыб- нулся и протянул свечу. - Кто принес? - спросил Платайс, срезая донышко. - Отгадайте? - Гадать некогда! - строго сказал Платайс. - Тетя Майя, - обиженно ответил Трясогузка. - Кто-о? Платайс торопливо вытащил из свечи бумажку и сразу же увидел са- мое главное - дату. Ему приказывали в ночь на 19 октября обеспечить захват станции Ага партизанами. План этой операции оставался прежним. Кроме того, командование фронтом приказывало оказать помощь Майе, ко- торая приехала в Читу как артистка. Владелец цирка, послав приглашение актерам распавшейся труппы, и не подозревал, что приобретет сразу и хорошую воздушную гимнастку, и советскую разведчицу. Не только для связи с Платайсом приехала Майя. Ее направили в тыл врага с важным заданием, касавшимся предстоящего освобождения от окку- пантов всего Дальнего Востока. Вот почему командование приказывало по- мочь Майе и всему цирку выбраться из Читы до начала боев. - Держись, парень! - весело сказал Платайс Трясогузке. - Сознай- ся: надоело псалмы и молитвы слушать? - Привык уже. Платайс подсел к мальчишке. - Жди сегодня Карпыча. Покажешь ему свое хозяйство. Бинокль возь- ми у Цыгана. Трясогузка все еще сердился и отвечал вяло, односложно. - Да ты не дуйся! Пойми - некогда в гадалки играть! - Платайс похлопал его по колену. - Что бы я без вас делал? Без таких помощни- ков!.. - Не заигрывайте! - И не думаю! - Платайс встал. - Слушай приказ! Встал и Трясогузка. - Склад с боеприпасами - твое хозяйство. Ты за него и отвечаешь вместе с Карпычем! - Сделаем. - Верю! И сразу же уходи!.. Ребят найдешь на станции Ага. - Ясно! - повеселел Трясогузка... На следующее утро, забрав с собой все деньги, Платайс вышел за ворота. Карпыч был уже на месте. - Доброе утро, господин Митряев! - Доброе, Карпыч, доброе! - Платайс сел в коляску. - Время, Кар- пыч, пришло... Сегодня! - Ну-у! - старик оживился. - Слава тебе, господи!.. Надоело, од- нако, на проклятущей ездить. Взыграет - коня жалко! - Что конь! Ты сам будь... - Платайс запнулся. - Не имеешь ты права ошибиться! Хочу тебя целым видеть! - Кто умирать хочет?.. А только она не спрашивает, однако, смер- тушка-то! - Хочу видеть тебя целым! - повторил Платайс. - Авось свидимся, однако... Не кручиньтесь, господин Митряев! - Я ее на три часа заведу, - сказал Платайс, и больше они об этом не разговаривали. Карпыч, как большинство извозчиков, болтал всякие байки, вспоми- нал последние городские сплетни и слухи. Платайс удивился, когда уз- нал, что вся Чита говорит про новую цирковую артистку Габриэллу. Она выступила всего один раз - вчера вечером, но ее уже запомнили. - Красива, говорят, шельма, до невозможности, - болтал Карпыч. - И по воздуху, говорят, прямо-таки порхает, как мотылек весенний... И набожная, однако. Как приехала - сразу в церковь. Помолилась - дело у нее опасное... - Куда уж опаснее! - отозвался Платайс. - Может, она - Лапотник без лаптей? - спросил хитрый старик. - Потому, может, и утро доброе сегодня? Эту тайну можно было и не открывать Карпычу, но Платайс почему-то не смог соврать. Он просто не ответил на этот вопрос. - Какого человека потеряли! - сказал он. - Когда все это кончит- ся, Карпыч? - Кончится, однако! - сказал старик. - Народ - он свое возьмет! А что народу надо? Тишь надо, да гладь, да всякую благодать!.. Заживем, господин Митряев!.. А Лапотнику я крестик обряжу... Видел, где зарыва- ли его, однако... Платайс в первую очередь побывал на вокзале, выяснил через своих людей, что от цирка давно подана заявка на четыре грузовых вагона. Он попросил найти и предоставить их цирку. Выдал деньги, чтобы их подсу- нули кому надо. Заказал он и еще один грузовой вагон - для себя лично. Этот вагон железнодорожники должны были в течение дня перегнать на станцию Ага. Затем Карпыч повез своего седока к дому контрразведки. Платайс ехал к Свиридову и не чувствовал ничего, кроме ненависти. Он не знал, как погиб Лапотник, но был уверен, что от него в контрразведке не до- бились никаких показаний. Он надеялся, что подполковник опять не при- мет его. Это было бы очень кстати. Не хотелось видеть Свиридова. Пла- тайс опасался, что, встретившись с человеком, погубившим Лапотника, он не сможет сыграть роль несчастного отца, потерявшего надежду на возв- ращение дочери. Но и не ехать нельзя. Покажется странным, что Митряев перед отъездом из Читы не попытался еще раз навести справки о Мэри. Как назло, Свиридов приказал адъютанту пропустить Платайса. Он вошел в кабинет и сказал с надеждой в голосе: - Вы несколько раз отказали мне в приеме. Я боялся, что и сегод- ня... И вдруг!.. Неужели вы... обрадуете меня? - Кое-что начинает проясняться, - сухо ответил подполковник. - Но и вы со своей стороны могли бы помочь мне! - Как? - вырвалось у Платайса. - Я все... Я готов! Прикажите только! - Надо заставить этого подлеца дать о себе знать. Вы же помните, чего он ждет. - Я так и делаю! - воскликнул Платайс. - В Чите все продано, кро- ме дома. А сегодня я еду на станцию Ага. - Ага? - переспросил подполковник. - Да. Там железа на несколько тысяч... Я даже думаю обмануть это- го негодяя! Если покупателей не будет - заставлю погрузить железо в вагон. Он подумает, что все продано, и назначит место и время встречи. Ведь так он писал! Эти рассуждения показались Свиридову наивными, но он не стал ра- зубеждать собеседника и снова спросил: - Так значит - в Ага?.. Интересное совпадение!.. Если не возража- ете, я буду вашим попутчиком. - Вы тоже туда? И тоже сегодня? - Платайс сделал над собой усилие и приветливо улыбнулся. - Очень приятно! И оба подумали об эшелоне с ранеными красноармейцами. Платайс по- чему-то не сомневался, что этот выезд подполковника каким-то образом связан с эшелоном, который уже второй день стоял в тупике на станции Ага. Знал Платайс также, что в вагонах раненых не было. На одном из перегонов партизаны остановили состав, подменили охрану и увезли ране- ных в свой лагерь. Вместо них в вагоны погрузился диверсионный отряд. Для маскировки всех бойцов заранее обмотали марлевыми повязками и бин- тами. И сейчас на станции Ага в тылу у семеновцев находился кулак, всегда готовый к бою. Если Свиридов решил поехать туда, чтобы присутс- твовать при расстреле красноармейцев, то он просчитался. Расстрела не будет, но помешать операции - рассекретить раньше времени этот боевой кулак - он мог. Так думал Платайс, а у Свиридова мысли были другие. Никого расс- треливать он пока не собирался. Он хорошо изучил все донесения семе- новской разведки и предвидел близкий разгром. Даже по ночам ему виде- лась карта "пробки". Трезво оценивая обстановку, он представлял буду- щие бои и понимал, что семеновцам не миновать окружения, "мешка", из которого трудно будет выбраться. На этот случай и приказал он перег- нать эшелон с захваченными в плен ранеными на станцию Ага. По его тай- ному распоряжению их даже неплохо кормили и снабжали кое-какими ле- карствами, над которыми бойцы диверсионного отряда хохотали до слез. Подполковник боялся, что, попав в окружение, а потом в плен, он неминуемо предстанет перед военным судом. За эшелон со спасенными ра- неными Свиридов надеялся выторговать если не свободу, то хотя бы жизнь. - Вы надолго туда? - спросил Платайс. - Дня на два. - А помните... - Платайс опять помрачнел. - Еще до всего этого... Помните, вы пошутили, что не выпустите меня из Читы без прощального ужина?.. Настроение у меня - сами понимаете... Но для вас... Возможно, и самому полегче будет... Что, если мы на этой станции гульнем немнож- ко? - В Ага?.. Что вы, господин Митряев! Там буфет с бутербродами еще николаевских времен и больше ничего! - Но я слышал: буфет принадлежит читинскому трактирщику... Если хорошо заплатить... Выедет с поваром и обслужит наш пикник... - Да, но... сколько это будет стоить! - Что мне деньги!.. Мне дочь дороже всех сокровищ! Я без Мэри от- сюда не уеду! - Даже если сюда придут красные? - Даже!.. Уж они-то найдут мою дочь! - Зачем же так мрачно! - подполковник покачал головой. - Вам действительно надо поразвлечься!.. От Свиридова Карпыч повез Платайса в трактир. За обедом он спро- сил у трактирщицы, какой доход приносит их заведение за день работы. Не зная, куда клонит господин Митряев, она раза в три завысила цифру. Платайс отсчитал названную сумму и сказал: - Завтра вечером вы будете обслуживать моих гостей, но не здесь, а на станции Ага. Трактирщица приоткрыла рот, но он не дал ей говорить. - Знаю! За хлопоты по переезду получите дополнительно проценты. Он отсчитал еще несколько сотен. Но трактирщица опять приоткрыла рот. - Что еще? - спросил он. - Мало? - Господин Митряев... Мы обслужим вас в лучшем виде!.. Но хоте- лось бы, чтобы и здесь трактир не закрывался. Смею вас уверить - это вам не помешает! На станции Ага будет все самое лучшее! - Хорошо! - ответил Платайс. - Да!.. Вот еще что... У вас цыгане- нок служит. Пошлите его туда с гитарой! Пусть повеселит моих гостей... ВПЕРЕД, ОЛО, ВПЕРЕД! Дотемна Карпыч и Трясогузка просидели на колокольне. Старик смот- рел в бинокль, а мальчишка рассказывал. Он знал свое "хозяйство" так, будто сам разводил и проверял караулы. Семеновцы выбрали для склада очень удобное место. Мелкий березняк хорошо маскировал многочисленные навесы, под которыми хранились ящики с боеприпасами. А вокруг склада с трех сторон было чистое поле. И лишь справа, недалеко от дороги, про- ложенной к воротам, длинным языком тянулась болотистая низина, порос- шая кустарником. Она вплотную подходила к сторожевой тропе, сразу же за которой начинался забор из колючей проволоки. По тропе ходил наруж- ный патруль - по одному часовому на каждую из четырех сторон склада. Внутренний караул с пулеметами находился на сторожевых вышках, уста- новленных по углам. Чтобы подбросить мину, надо было проползти низиной до тропы. От нее до ящиков со нарядами не больше пяти метров. - А фонарей у них нету? - спросил Карпыч. - Каких? Карманных?.. Есть, наверно, - ответил Трясогузка. - Да не про то! - Карпыч забыл нужное слово. - Ну, этих... боль- ших, однако! - Прожекторов? - догадался Трясогузка. - Нету! Не бойся! - Не бойся, говоришь? - улыбнулся старик. - А боишься - давай я! - Горяч ты, паря, однако!.. Не торчи ночью наверху. Я складов не взрывал, - может, половина Читы развалится?.. Поберегись! - А я взрывал! - Трясогузка вспомнил, как они сыпали порох в ку- хонную трубу. - Ничего особенного - печку и стену разворотило, и все! - Поберегись, однако! - повторил Карпыч. - Укройся - мне спокой- ней будет. - Ладно! - пообещал Трясогузка и подумал: "Шиш-то я уйду отсюда!" Караул у склада сменялся в полночь. Карпыч решил подбросить мину до смены, когда часовые уже устали и с томительным ожиданием погляды- вают на караульное помещение: не показался ли разводящий унтер-офицер с новыми патрульными. В десятом часу Карпыч спустился с колокольни, а Трясогузка остал- ся наверху. Порывами налетал ветер. Потом набрался сил и упруго подул с севера, плотный и холодный. Стало еще темнее, и повалил первый в ту зиму снег. - Снег-снежок! Белый пушок! - пропел кто-то внизу. Трясогузка узнал голос Нины и услышал ее быстрые шаги. Она подни- малась на колокольню. "Чего ей надо! - недовольно подумал он. - Лезет, когда не до нее!" - Ты здесь? - спросила Нина. - Ну, здесь. - Я так и думала!.. Смотри - первый снежок! - Ну и что? - Ничего... Я всегда радуюсь первому снегу... А почему - не знаю. Как праздник! Нина подсела к Трясогузке. Было темно-темно. Долго сидели они молча. Нина все никак не могла решиться. Наконец решилась и чуть слыш- но спросила: - Ты читал? - Ну, читал. - Чего-нибудь мне скажешь? - Пристала! - рассердился Трясогузка. - Может, и ты нравишься, а что из этого! Некогда мне сейчас! - Мне больше ничего и не надо, - покорно ответила Нина. - Хочешь, я уйду? - Ладно, сиди! - разрешил Трясогузка. - Я сам скоро уйду от вас. - Тебе у нас плохо? - Не плохо, а нужно... Могу вернуться потом, только вас тут не будет! - Почему? - Твой батя от красных удерет. - А он их не боится. Знаешь, что он говорит?.. Красные хоть и ан- тихристы, а люди хорошие. - Тогда, может, и вернусь. - Я тебя ждать буду! - Ну, жди... Только я в церкви работать не стану! И ты чтоб в по- па не превратилась! Нина рассмеялась весело, счастливо. - Женщина не может быть священником! - Ну и хорошо... А то будешь махать кадилом, как дура!.. У склада раздался выстрел. Трясогузка вскочил и подбежал к пери- лам. Выпучив глаза, уставился в упругую, смешанную со снегом тьму. Ни- чего не было видно... Ничего не видел и только что выстреливший часовой. Он стоял на тропе и, как Трясогузка, пялил глаза. Вокруг - снег и ветер. И ничего больше. А несколько секунд назад ему показалось, что в низине по тон- кой снежной подстилке, прикрывшей болотные мхи, кто-то прополз от кус- та к кусту. Часовой пальнул наугад и теперь стоял и с суеверным стра- хом прислушивался. К нему уже бежали из караулки унтер-офицер с фонарем и несколько солдат. - Чего стрелял? - спросил унтер, видя, что никого из посторонних поблизости нет. - Вроде двигалось... Шевелилось вроде... - неуверенно сказал ча- совой, указывая дулом винтовки в сплошную стену несущегося по ветру снега. - А потом - сгинуло... Ни-ни! - Проверил? - С тропы, никак нет, не сходил! Без лыж туда не сунешься! Унтер тоже знал, что болото топкое. Чуть отойдешь от края и про- валишься по пояс в жидкую грязь, смешанную со снегом. Ползком проб- раться можно или на лыжах. Но пачкаться унтеру не хотелось, а лыж ча- совым еще не выдавали. Никто не ждал такого раннего снега. - Небось в кошку бил, серятина! - обругал он солдата и приказал, сменившись с поста, достать лыжи и прочесать кусты на болоте... А Трясогузка словно примерз к чугунным перилам колокольни. Нина что-то говорила, тормошила его. Он не отвечал. Порой ему казалось, что через плотную пелену снега от склада пробивается свет. С каждой мину- той чувство тревоги усиливалось. Сколько дней провел мальчишка на ко- локольне и никогда не слышал, чтобы у склада стреляли. Неспроста проз- вучал выстрел! И еще этот свет ночью!.. Трясогузка повернулся к Нине, схватил ее за руки. - Есть у тебя одежа какая-нибудь белая? - Замерз?.. Принести пальто? - Оглохла! - горячился Трясогузка. - Оно у тебя белое, что ли? - Коричневое... А зачем тебе белое? - Надо! Надо! - почти прокричал Трясогузка. - Балахон хочешь? - С мертвеца? - У покойников - саван, - пояснила Нина. - А балахон - у кучеров, которые отвозят мертвых на кладбище. - Давай балахон!.. Длинный до пяток, из грубого, какого-то каленого материала бала- хон мешал Трясогузке бежать, но зато делал его почти незаметным. Доб- равшись до первых кустов и почувствовав под ногами зыбкое болото, он лег на живот, чтобы не провалиться. Снег был чистый, нетронутый, бе- лый, и даже в темноте Трясогузка быстро нашел следы Карпыча. Мальчишка ни о чем сейчас не думал. Какая-то сила гнала его впе- ред, и он, где на четвереньках, а где ползком, продвигался от кочки к кочке. Он заметил, что следы сапог кончились. Дальше Карпыч тоже не шел, а полз. В снегу остался неглубокий ровик, заплывший ледяной каши- цей. Холода Трясогузка не ощущал. Он ничего не чувствовал - даже стра- ха. Полз и полз по оставленной Карпычем бороздке, пока не уткнулся головой во что-то твердое. Приподнялся на локтях - перед носом чернели подметки. - Карпыч! - шепотом позвал Трясогузка и постучал по подметке. Ноги не шевельнулись. Мальчишка принял вправо и припал ухом к груди старика. "Тик-тик-тик-тик..." - услышал он и подумал: "Жив!". Но под ухом была какая-то твердая круглая штука. Тикал часовой механизм мины. Когда Трясогузка понял это, он растерялся. Потом такая отчаянная злоба поднялась в нем, что он, вытащив из-под одежды убитого тяжелую, похожую на консервную банку мину, готов был броситься напролом к складу. Убьют, так убьют!.. Но кому от этого лучше будет? Им же, семеновцам! И мальчишка не вскочил, не побежал, а пополз осторожно, медленно, метр за метром. Он не добрался до сторожевой тропы. У склада началась смена кара- ула. За сумятицей снега угадывались светлые расплывчатые пятна фона- рей. Послышались голоса и шлепанье лыж по мокрому снегу. Световые пят- на приближались. И Трясогузка, прижав к груди тикающую мину, пополз назад. Куда теперь? Что делать с миной? Как взорвать склад? Десятки вопросов и ни одного ответа! И посоветоваться не с кем: Платайс и Мика с беспризорниками уехали. Один Цыган еще в Чите. Но что они могут придумать даже вдвоем?.. x x x Солдаты нашли убитого Карпыча. Принесли его в караулку. Многие знали старого извозчика в лицо. Удивились, зачем он полез в это боло- то. Унтер снял с Карпыча сапоги, обшарил всю одежду и ничего не нашел. Сел писать донесение о случившемся. И тогда один солдат сказал: - Не перехватил ли он лишку?.. А мы тут гадаем - в диверсанты старика записываем! Кто-то нюхнул. От щетинистых усов Карпыча явно пахло водкой. Пе- ред тем, как лезть в болото, выпил старик косушку, чтобы не застудить- ся, а бутылку выкинул. Унтер разорвал начатое донесение: пьяный старик - не происшест- вие, а то, что убили его, - сам виноват. Еще раз обругав серятиной солдата, стрелявшего в Карпыча, унтер ушел в свою комнатушку. Но спать в ту ночь ему так и не удалось. Только он лег, не разуваясь, на скри- пучую кровать, как где-то у ворот склада раздался новый выстрел. На часового, охранявшего ворота, из темноты и снега, кружившегося над дорогой, надвигалось что-то огромное, бесформенное. Пятясь, солдат лихорадочно дергал застрявший затвор винтовки. - Дяденька! Не стреляй! - зазвучал в темноте голос Цыгана. - Он больной! Не стреляй! Он поправится! - Не стрелять! - приказал часовому подбежавший унтер-офицер. Солдат уже и сам опустил винтовку: он узнал циркового слона. Оло знали уже все. - Заворачивай его! Заворачивай! - проревел унтер. - Сюда нельзя! Цыган сидел на слоне и прокричал в ответ: - Его не завернешь! Он больной! - а потише мальчишка повторял: - Вперед, Оло, вперед! Тихой рысцой слон добежал почти до самых ворот и, повинуясь лег- кому хлопку Цыгана, свернул влево на сторожевую тропу и затрусил вдоль проволочного забора. Сзади у ворот продолжали шуметь и кричать, но уже не зло, а скорее шутливо, сочувственно: - Ноги ему не отморозь! - Слева болото - не завязни! Зычно на всю линию постов гаркнул унтер: - По слону не стреля-а-ать! Увидев штабеля ящиков, Цыган размахнулся и перебросил мину через забор под навес. - Быстрей, Оло, быстрей! Ни Трясогузка, ни Цыган не знали, когда должен сработать часовой механизм. Освободившись от страшного груза, мальчишка лег на спине у слона и нетерпеливо постукивал кулаком по шершавой коже. - Быстрей, быстрей, Оло! Болото слева кончилось. Цыган заставил Оло свернуть с тропы на снежную целину. Забор склада остался сзади. - Вперед, Оло, вперед! На голове слона была огромная шапка-ушанка, на спине - ковровая попона, на ногах - меховые унты. Он бежал, оставляя на снегу широкие круглые вмятины... НА СТАНЦИИ АГА От Читы до станции Ага четыре часа езды. Вместо вокзала деревян- ный приземистый дом, похожий на длинный барак, три-четыре десятка изб по ту и другую сторону железнодорожного пути, на отлете заколоченный склад купца Митряева - вот и вся станция. Три колеи: две основных, а третья вела в тупик. Здесь стоял изрешеченный пулями и осколками эше- лон с красными крестами на стенах теплушек. В конце состава - пасса- жирский вагон. В нем размещалась охрана эшелона, пригнанного сюда по личному распоряжению подполковника Свиридова. С недавнего времени на станции появилась и четвертая колея. Она отходила от основного пути и заканчивалась в лесу. Это была стоянка бронепоезда. Сейчас колея пустовала. Бронепоезд подтянули к Чите. В лесу остались землянки и блиндажи. За лесом начиналось болото с густы- ми островками камыша, с черными зловещими окнами стоячей воды. Как и все станции от Читы до маньчжурской границы, Ага была хоро- шо укреплена. Две роты семеновцев жили в избах, в землянках, вырытых вдоль железнодорожной насыпи. Патрульные дрезины с пулеметами днем и ночью разъезжали по дороге. Охранялись все подступы к станции. Только в лесу, на пустовавшей стоянке бронепоезда, не было часовых. Се-менов- цы знали: болото - лучший сторож. Лишь зимой замерзали бездонные окна, твердели мхи, а осенью это было гиблое место. Никто не проберется. Гарнизон станции отупел от однообразной караульной службы, от то- мительного предчувствия надвигающейся беды, Солдаты потихоньку ворова- ли с митряевского склада листы железа и обменивали их у местных жите- лей на самогон. Офицеры собирались в грязном буфете, пили, ссорились, играли в карты. Приезд подполковника Свиридова с адъютантом и господином Митряе- вым был для офицеров неожиданным и приятным сюрпризом. Платайс намек- нул, что офицеры могут рассчитывать на ужин, и попросил выделить людей для погрузки железа в вагон. Платайс и Свиридов приехали в шестом часу утра, а в девять телег- раф принес известие о взрыве склада с боеприпасами в Чите. На подпол- ковника это подействовало самым удручающим образом. Он не сдержался и сказал адъютанту при Платайсе: - Плохо... Нервы сдают... Кажется, что кто-то стоит за спиной, вмешивается, диктует свою волю... Документы... Теперь этот склад... - Документы? - спросил Платайс. Свиридов уже взял себя в руки и заговорил о другом: - Не хотите ли отправиться со мной на экскурсию? Платайс недоверчиво улыбнулся. - Едва ли здесь найдется хоть что-нибудь примечательное! - Как вам сказать... Я боюсь, что вы уедете в Японию, так и не повидав настоящих красных. - Есть пленные? - Целый эшелон... Пойдемте? - Любопытно! - воскликнул Платайс, хотя никакого любопытства не чувствовал. Этот визит был очень опасен. Подполковник мог раскрыть секрет эшелона. Да и бойцы диверсионного отряда - люди решительные. Пристук- нут Свиридова, а заодно и Платайса. Ведь никто не знает, что за граж- данский тип пожаловал к ним в гости. - А не опасно? - спросил Платайс. - Гарантирую! - небрежно ответил подполковник. В сопровождении адъютанта они вышли на пути. Выстроившись в длинную цепочку между складом и железной дорогой, солдаты грузили в вагон железные листы. - С вас причитается, господин Митряев! - крикнул унтер-офицер, руководивший погрузкой. - Будет! Будет! - обещал Платайс. - Когда кончите, загоните вагон на ту ветку! - он указал на колею, уходившую в лес. - Подальше, чтоб никому не мешал! - Не извольте беспокоиться! - обрадовался унтер и подбодрил сол- дат: - Шевелись! Шевелись! "Глупец! - подумал о Платайсе Свиридов. - Тебе бы бежать отсюда без оглядки, пока бои не начались, а не с железом возиться!" К санитарному эшелону подавали маневровый паровоз. Вступал в силу план Платайса. Железнодорожники из подпольной группы сумели добиться от коменданта станции разрешения на перегонку эшелона из тупика на пустовавшую лесную колею. Там должны оказаться рядом и вагон с желе- зом, и диверсионная группа. Вечером бойцы вместе с охраной эшелона, состоявшей из переодетых в семеновскую форму партизан, сгрузили бы листы железа и проложили бы через болото железную тропу, обеспечив бе- зопасный и незаметный проход на станцию дополнительного партизанского отряда. Все было предусмотрено, кроме приезда подполковника Свиридова и этой экскурсии к эшелону... Увидев маневровый паровоз и узнав, что комендант распорядился пе- регнать санитарный состав в другое место, подполковник отменил этот приказ. С сожалением смотрел Платайс, как паровозик, отфыркиваясь па- ром, отошел от состава. Стройный план дал трещину, которую трудно было заделать. Свиридов заговорил с охраной эшелона - с одетыми в семеновские шинели партизанами. - Живы? - спросил он у синеглазого парня в лихо заломленной фу- ражке. - Раненые-то? - часовой покосился на теплушки, из которых выгля- дывали встревоженные санитарки. - Живы!.. Теперь чего не жить: и кор- мят, и бинты дают. - Никто не убежал по дороге? - От нее не убежишь!- парень похлопал по винтовке.- Пуля и не ка- леченных догоняет! Свиридов оглянулся на Платайса. - Можно начинать экскурсию. Но парень с винтовкой решительно преградил дорогу к вагонам. - Не могу, господин подполковник! Никого пускать не велено! Свиридову понравилась такая строгость, и он спросил: - Кто не велел? - Подполковник Свиридов! - отчеканил часовой. - Он - перед тобой! - Свиридов шутливо прищелкнул каблуками. - Спасибо за службу! Но парень не сдался. - Не могу! - повторил он. - Разрешите вызвать начальника караула? Подполковник разрешил, и из пассажирского вагона прибежал началь- ник - молодой курносый унтер-офицер. Он вежливо осведомился, по всем ли теплушкам желает пройти подполковник Свиридов, предупредил, что воздух там тяжелый и что раненые не стесняются в выражениях. - Мы не барышни! - успокоил его подполковник. - А по всем не на- до. Думаю, хватит и одной. Унтер махнул рукой, и два солдата притащили откуда-то деревянный щит. Свиридов, Платайс и адъютант, как по сходням, поднялись в теплуш- ку и остановились в дверях. Внутри было темно. Удушливо пахло лазаре- том. У стен теплушки лепились трехъярусные нары. Желтели бинты. Разда- вались стоны. "Артисты!" - восхищенно подумал Платайс и еле удержал рвавшуюся с губ улыбку. - Братцы! - негромко сказал подполковник, вспоминая заранее обду- манные фразы. - Раненые перестают быть врагами! На нарах зашевелились и застонали еще громче. Люди повернулись к Свиридову. У кого был завязан глаз, у кого прихвачена бинтом челюсть, а с самой нижней полки на него смотрел марлевый шар с тремя черными дырками - для глаз и рта. Эта страшная белая голова невольно приковы- вала внимание, и подполковник, произнося короткую миролюбивую речь, не спускал с нее глаз. - Мы вас кормим и будем кормить! - говорил он. - Это обещаю я - подполковник Свиридов! Мы делимся с вами нашими медикаментами! Я наде- юсь, вам не на что жаловаться? - Домой бы! - прошепелявил кто-то из темноты. - Я тоже хочу домой! - с пафосом воскликнул Свиридов. - Будем же, братцы, надеяться, что все мы скоро разойдемся по домам!.. - К чему эта комедия? - спросил Платайс, когда они возвращались к вокзалу. Подполковник шевельнул усами. - Вы считаете это комедией? - Конечно. Вы же их все равно расстреляете! - Не знаю! Не уверен! - растягивая слова, произнес Свиридов и, заметив вдалеке облачко дыма, прищелкнул пальцами. - А вот, кажется, и наш ужин едет?.. С этим поездом приехала кухонная бригада во главе с трактирщицей. Тайком прибыл и Трясогузка. Цыгану было известно, что его командир мерзнет в узком и грязном угольном ящике под вагоном. Сам Цыган ехал барином в купе. На станции Карымская, где поезд стоял минут пятнад- цать, он навестил своего командира и принес ему бутерброд. Они обменя- лись последними новостями и обсудили одно заманчивое предложение, ко- торое пришло Цыгану в голову, когда он узнал, что будет банкет для офицеров. Требовался шприц, и Трясогузка обещал на станции Ага поднять на ноги всех беспризорников и раздобыть его. Состав был смешанный. Пассажирские вагоны чередовались с грузовы- ми. В хвосте поезда в четырех вагонах ехала цирковая труппа. Когда поезд остановился, Трясогузка вылез из ящика под вагоном, лежа на шпалах, огляделся и увидел за канавой сложенные в длинную гря- ду щиты, которые зимой устанавливаются вдоль пути, чтобы предотвратить снежные заносы. Он выполз из-под вагона, перепрыгнул через канаву, за- бежал за щиты и столкнулся с посланцем Хряща. Мальчишки по очереди дежурили на станции - встречали своих пере- селенцев. Вчера приехала последняя тройка: Мика, Хрящ и второй телох- ранитель с плетеным креслом. Вроде все. Но Мика настоял на продолжении дежурства. Он знал, что Цыган и Трясогузка тоже переберутся на эту станцию. Трясогузка дружески ткнул беспризорника кулаком в живот. - Кого ждешь? - Тебя и Цыгана. - Остальные все приехали? - Приехали. - Снимайся с поста! - приказал Трясогузка. - Где устроились? Ве- ди! Беспризорники жили в блиндаже, вырытом в лесу командой бронепоез- да. Здесь было теплее, чем в развалинах лесопилки, но зато голодно. Микины деньги помогали плохо. У солдат ничего не купишь, а на станции - ни базара, ни лавчонки. Начпрод Малявка с помощниками сбился с ног в поисках еды. Когда бывший телохранитель привел Трясогузку, мальчишки как раз заканчивали скудный обед. В блиндаже был тот же порядок, что и в под- вале. В центре в плетеном кресле сидел Хрящ. Рядом с ним на ящике из-под снарядов - Мика и второй, еще не получивший отставки, телохра- нитель. А остальные располагались вокруг. - Здорово, ребята! - сказал Трясогузка и пожал Мике руку. Подошел к царьку. - Здорово, Хрящ! Дельце у меня к тебе будет! - Я не Хрящ! - ответил царек. - Я теперь всенач! - И делишками мы больше не занимаемся! - добавил Мика, подмигнув другу. - А как это у вас теперь называется? - спросил Трясогузка. - Боевое задание, - подсказал Мика. - Ясно! - Трясогузка подтянулся. - Товарищ всенач! - Он по-прия- тельски толкнул Хряща. - Выручай! Пропадем без тебя! - Ну, чего, чего? - улыбнулся царек. - Пушку притащить или приг- нать бронепоезд? - Шприц нужен! Хрящ не знал, что такое шприц, но расспрашивать не стал, крикнул, как всегда, хотя мальчишки и так слышали весь разговор: - У кого шприц на примете имеется? Никто не отозвался. Потом все по привычке повернулись к Конопато- му. И он тоже скорей по привычке, чем осмысленно, сказал: - У меня. - Добыть можешь? - Глаз - как шило! Могу!.. Только что это такое? Беспризорники расхохотались, а Мика объяснил, как выглядит шприц и для чего он применяется. Конопатый еще не совсем поправился после побоев. Болело сломанное ребро. Но он не отказался от задания. Ушел и часа через три вернулся с настоящим медицинским шприцем. БАНКЕТ Слух о том, что на станцию приехал Митряев, быстро распространил- ся по округе. В крестьянском хозяйстве всегда есть нужда в железе, а в те годы она была особенно острой. Разрушенная войной промышленность почти ничего не давала селу. Во второй половине дня на станцию пришли деревенские ходоки. Платайс занимал светелку в просторном доме недалеко от вокзала. Мужики разузнали, где он живет, и всей гурьбой ввалились к нему. Не до них было Платайсу. Он видел из окна, как солдаты закончили погрузку железа и без паровоза, своими силами откатили вагон на лесную колею. Но теперь это было ни к чему. Некому воспользоваться железными листами! - Берите их хоть задаром! - в сердцах сказал он мужикам. Ходоки неодобрительно закрякали. Седой дед выступил вперед и уко- ризненно посмотрел на Платайса. - Мы - не голь перекатная, господин Митряев! Мы привыкли за добро платить! Сделай милость - назови свою цену! Переговоры затягивались. Платайс думал о другом. Вспомнив о маль- чишках, он повеселел и мигом закончил торг: - Приходите завтра. Вам будет выгоднее - цены понизятся! Он выпроводил озадаченных мужиков и задумался. Нет ли какого-ни- будь просчета? Не погубит ли он ребят этим заданием? Не лучше ли вооб- ще отказаться от железа? Может быть, станцию удастся захватить силами одной диверсионной группы из санитарного эшелона? В дверь опять постучали. Пришла трактирщица окончательно согласо- вать меню на ужин. Он и ее выпроводил довольно быстро. Из-за спешки трактирщица забыла спросить, ставить ли на стол самогон или только водку и коньяк. С этим важным для нее вопросом она прислала к Платайсу Цыгана. Мальчишку так и подмывало рассказать, как ловко они с Трясогузкой и Оло подорвали склад, какой был фейерверк над Читой, как полыхало вы- соченное пламя и рвались снаряды, точно красные уже штурмовали город. Но Цыган не успел похвастаться. - Мика здесь? - спросил Платайс, даже не поздоровавшись. - Здесь. - А Трясогузка? - У меня. Дрова для кухни колет. - А беспризорники? - Тут. - Где? - Вон в том лесу! - Цыган показал рукой в окно. - Там блиндаж - Трясогузка рассказывал... Платайс на листке бумаги быстро начертил небольшой план: лес с железнодорожной колеей, почти доходившей до болота, топь с камышами и мхами, а на противоположном берегу - сопка. Между этой сопкой и тупи- ком колеи он провел стрелку и вдоль нее написал: "150 метров". Выслушав Платайса, Цыган убежал, тоже забыв спросить про самогон. Пришлось вернуться. - Самогон не помешает! - сказал Платайс. - Чем больше, тем лучше. - Всем хватит! - загадочно улыбнулся мальчишка. - А вы сами пейте только самогон! - предупредил он. - Он из хлеба - полезный. - Постараюсь не пить ничего. - Самогон можно! - разрешил Цыган. - Но я вам еще напомню перед банкетом! - Ты что-то не договариваешь? - насторожился Платайс. - Не бойтесь! Напомню! - сказал мальчишка и убежал. Он пока не хотел раскрывать свой секрет... К вечеру потеплело. Вчерашний снег растаял. Грязи прибавилось. В сумерках беспризорники вышли из блиндажа. Все - даже Хрящ. Те- лохранитель вынес плетеное кресло. - Сто пятьдесят метров - это триста шагов! - вслух подсчитал Ма- лявка. - А хоть и пятьсот! - оборвал его Хрящ и приказал: - Берись! Дружно! Мальчишки, как мухи, со всех сторон облепили вагон, стоявший на рельсах. - И-и-и взяли!.. И-и взяли! - тихо командовал Трясогузка. На пятый раз вагон стронулся с места и медленно покатился к зем- ляной подушке, в которую утыкались рельсы. Здесь путь обрывался. Даль- ше шел пологий спуск к болоту, через которое и надо было проложить же- лезную тропку. Мальчишки разбились на две группы. Одними командовал Мика. Они выгружали из вагона железо и подносили к самому берегу трясины. Други- ми - Трясогузка. Им предстояло самое трудное - укладывать листы поверх болота. Хрящ, как и положено всеначу, осуществлял общее руководство. По его приказу телохранитель поставил кресло на земляную подушку тупи- ка. Царек уселся наверху и оттуда покрикивал на мальчишек: - Чего встал - в носу зачесалось? - Не греми железом: Семенов услышит, уши оборвет! - А ты чего пальчик сосешь?.. Порезал, бедненький?.. Бегом, бегом - заживет! Его уже не очень-то слушали. Все понимали, что главные среди них - Мика и Трясогузка. У края болота дело шло быстро. Железная тропка, нацеленная на черневшую за болотом сопку, все дальше уходила от прибрежных деревьев. Вскоре работать стало труднее. Грязная жижа продавливалась и на- ползала на железные листы. Пришлось укладывать на мох по два листа - один вдоль, а на него - второй, поперек. И опять работа оживилась. Глухо похрустывало под ногами железо, булькало и чавкало болото. Чтобы не ходить взад-вперед по зыбкой железной тропке, мальчишки устроили конвейерную передачу. Трясогузка сам укладывал листы под но- ги, постепенно удаляясь от берега. Как ни старались мальчишки не шуметь, железо - не вата. Над боло- том стоял приглушенный ломкий жестяной шорох. Будто шла невидимая рать в кольчугах и шлемах, с мечами и щитами. И словно от них, от этих же- лезных доспехов, раздавалось в ночи тихое, но грозное бряцанье. Совсем уже стемнело. Скучно стало Хрящу в своем кресле. Ничего не видно. - Неси кресло на болото! - приказал он телохранителю. В темноте они с трудом пробрались по узкой железной тропке до Трясогузки. Телохранитель перехватил несколько листов, переданных по живой цепочке, и рядом с тропкой выложил на болоте железную площадку. Поставил на нее плетеное кресло. Теперь царек восседал в центре трясины. Здесь он не покрикивал - побаивался Трясогузки. Но Хрящ долго не усидел: под его тяжестью листы перекосились, ножки кресла заскользили по железу, и он чуть не упал в болото. Выругав телохранителя, царек со злостью схватил кресло, раз- махнулся и далеко зашвырнул его в топь. Сидеть больше было не на чем. Вязкая грязь приклеивала ноги к же- лезу. В рваные ботинки просачивалась вода. - Эх! - произнес Хрящ. - Была не была!.. Он переступил со своей площадки на железную тропку и, приняв оче- редной лист железа, потащил его к Трясогузке. - Правильно! - похвалил его командир. - Ты давай еще уволь телох- ранителя. Делать ему больше нечего - кресла-то нету!.. А если кто оби- деть тебя вздумает, мы всей армией заступимся! - Обмозгую! - ответил Хрящ. - Обмозговать надо! - согласился Трясогузка. - Я вот тоже мозгую - не сбиться бы! Темно - сопки не видно! - Не собьемся! - сказал Хрящ. - Посмотри - сигналят! Впереди в темноте мигал огонек. Мигал не как-нибудь, а ритмично, с явной целью. Он точно звал: "Сюда! Сюда! Жду!.." - Тихо! - полетела по цепи команда Трясогузки. На этой стороне болота все замерло. Мальчишки перестали хрустеть железом. И тогда все услышали другие звуки: осторожное позвякиванье топоров, сухой треск хвороста. С той стороны навстречу мальчишкам тоже прокладывали по болоту гать. - Поднажмем! - передал по цепи Трясогузка. - Ужин стынет! Банкет ждет!.. - Ужин стынет! - полетело по цепи, - Банкет ждет! И опять весело забряцало железо... Приготовления к банкету заканчивались. Длинный стол был накрыт в самой большой комнате вокзала. Цыган притащил последний ящик с бутыл- ками. Официантки расставили их. Трактирщица придирчиво оглядела серви- ровку. - Кажется, все!.. Ты больше не нужен, - сказала она. - Иди умойся и приготовь гитару. Цыган вышел. Досталось ему в этот день. Болели и руки и ноги. Присел он на деревянную скамью и от усталости прикрыл глаза. Поспать бы!.. - Расселся, черномазый! - Варя толкнула его коленом. - Работай, работай! - Все уже сделано! - Врешь! Цыган с ненавистью посмотрел на толстощекую девчонку. Она стояла перед ним с тарелкой в руке и лениво жевала пирожное. - Варя! - послышался голос трактирщицы. - Иду! Девчонка поставила тарелку на скамью и побежала к матери. А Цыган вдруг озорно улыбнулся, вытащил из кармана шприц с остатками какой-то прозрачной жидкости и через иголку выдавил ее в недоеденное пирожное. Много уколов сделал сегодня Цыган этим шприцем: проколол все пробки во всех бутылках, потому и ныли руки от непривычной работы. В коньяк, водку и вино он добавил раствор порошка, предназначенного для Оло... Был первый час ночи, когда Трясогузка вывел свою разросшуюся ар- мию из леса. Мокрые, грязные с ног до головы мальчишки неудержимо ляз- гали зубами. Они замерзли, и есть хотелось страшно. Впереди тускло горели пристанционные фонари. Пьяные голоса пели где-то разухабистую казачью песню. Платайс щедро расплатился самогоном с солдатами, которые грузили железо. Это их голоса раздавались на станции. А на вокзале громко играл граммофон. - Теперь - рассыпаться! - приказал Трясогузка. - Сбор у вокзала! И мальчишки рассыпались, растворились в темноте, чтобы по одному, незаметно пробраться к вокзалу. Там их ждал ужин. Кто его приготовил для них, зачем, почему - это сейчас не интересно беспризорникам. Маль- чишки привыкли верить Мике и Трясогузке. Раз они говорят, что будет ужин, значит, он будет! Но у вокзала произошла непредвиденная задержка. Раньше здесь не было специальной охраны. Только один часовой стоял у двери в комнату, где работал телеграф. А теперь вокруг вокзала ходили пять или шесть караульных с винтовками. - Кто это, а? - тревожно спросил Трясогузка. - Не знаю! - ответил Мика с беспокойством. - Мимо них не пробе- решься! На вокзале вовсю гремел граммофон, но больше ничего не было слыш- но. В освещенных окнах никто не появлялся, ничья тень не заслоняла свет, будто внутри - никого! Громко топая сапогами, подошли два подвыпивших семеновца. Навс- тречу выдвинулись два караульных. - Куда? - громко спросил один из них - молодой, в лихо заломлен- ной фуражке. - Не положено! Господа офицеры гуляют! Приказано никого не пускать! Семеновцы заспорили пьяными голосами, но второй караульный - кур- носый унтер-офицер скомандовал: - Кру-гом!.. Не разговаривать! И семеновцы ушли. Вокзал охраняли те самые партизаны в семеновской форме, которые днем стояли у санитарного эшелона. Но мальчишки не знали этого. Кто в канаве лежал, кто прятался за забором - и все ждали сигнала Трясогуз- ки. А какой сигнал мог он подать? Банкет для беспризорников срывался! Когда Трясогузка уже собирался отводить мальчишек, пока их не замети- ли, в одном из освещенных окон показалась голова Цыгана. Он приоткрыл раму и спросил у часового: - Никого? - Застряли твои гости! - А можно я свистну?.. Они, может, прячутся в темноте? - Свистни! - разрешил часовой. Цыган свистнул. Трясогузка тотчас ответил. - Скорей! - крикнул Цыган. - Ужин стынет! И мимо удивленных караульных к открытому окну побежали Трясогуз- ка, Мика, а за ними и остальные. Про дверь никто не подумал - все по- лезли через окно. Это был буфет. За стойкой спала трактирщица: видно, и она хлебну- ла коньячку. В углу, раскинувшись на стуле, сладко сопела Варя. В от- местку за все Цыган углем нарисовал у ней под носом густые черные усы. Из буфета Цыган повел мальчишек к банкетному столу. В комнате надрывался граммофон. А за столом спали офицеры. Беспризорники остол- бенели. - Мертвые! - растерянно пробормотал Малявка. - Какие они мертвые! - захохотал Цыган. - Спят! И поесть не успе- ли! Я им слоновую дозу вкатил! - Шприцем? - спросил Конопатый. - Каждому? - Всем сразу - ответил Цыган. - В бутылки!.. Здорово придумано? - Расхвастался! - проворчал Трясогузка и скомандовал: - Расчищай места! Волоки их к стенам! Он первый взялся за стул, на котором с присвистом храпел Свири- дов, и, придерживая обмякшего подполковника, потащил стул к стене. Орал граммофон, скрипели передвигаемые стулья. Чтобы офицеры не падали, стулья ставили вплотную друг к другу. Вперед не свалишься - стена мешает и в сторону не упадешь - сосед спит рядом. Закуски на столе были почти не тронуты. Офицеры выпили только по две-три рюмки. - Сейчас начнем! - сказал Трясогузка, потирая руки. - Не пить! - предупредил Цыган. - И вилками, а не руками! - подсказал Мика. - Стоя? - спросил Хрящ и вздохнул. - Бедное мое кресло! - Начпрод! - Трясогузка подмигнул Малявке. - Командуй! - Ужин! - поспешно объявил начпрод. Голодные мальчишки потянулись к тарелкам, блюдцам, салатницам, но где-то рядом торопливо застучал пулемет. - Тревога! - крикнул Трясогузка. - Отставить тревогу! Это сказал Платайс, входя в комнату. - Не для вас тревога... Справимся! Вы свое сделали!.. Бой на станции разгорался. Семеновцев зажали с двух сторон: от тупика наступали бойцы из эшелона, от леса - партизаны из переправив- шегося через болото отряда. А на севере под станцией Карымская, под Читой, тоже вступали в бой передовые части красноармейцев. Начиналась ликвидация читинской "пробки".