за мешками виднелась плетенная из щепы корзина с двумя бутылями-четвертями молока и горшком сметаны. Гром прорвал ветхую тряпку, которой был завязан горшок, и с аппетитом лакал сметану. Хозяйка сидела спиной к корзине и, увлеченная разговором с соседками, не замечала шкоды... Геша тихонько свистнул, подзывая собаку, и Гром, уничтоживший уже половину горшка, сытый, поднял голову. Глядя на Гешку своими невинными глазами, он торопливо облизал морду. Но все же сметана, свидетель его преступления, белыми сосульками свисала вниз. Гром понял, что напроказил, опустил голову, стараясь не глядеть на ребят, и усиленно колотил хвостом по полу. Весь вид его говорил: "Ай-ай-ай, какую я совершил подлость! Простите, это в последний раз..." Чтобы выманить собаку, ребята вошли в тамбур. Гром, перескочив через корзину, ринулся за ними. Там они его и сцапали. Суд был скорый, правый и далеко не милостивый. Гешка снял ремень и отстегал забившуюся в угол собаку. Постукивание колес, дребезжание вагонов заглушили собачий визг. Возвращаться назад было нельзя, и ребята, привязав на ремень Грома, перебрались в соседний вагон. Юлька сбегал за портфелями. Проходя мимо пострадавшей женщины, он увидел, что она все еще не знает о постигшем ее несчастье Вагон, в который перебрались ребята, был полон пассажиров. Свободным оказалось одно место, да и то не у окна. Поэтому друзья решили так: по очереди один будет сидеть, охранять портфели и следить за собакой, а другой стоять в тамбуре у открытого окна. Юлий первым пошел на лучшее место - в тамбур. Гешка сидел на скамейке, сутулый, настороженный. Сейчас, когда все успокоилось и утряслось, беспокойный червь, называемый совестью, зашевелился в его душе. Ну скажите, где тут справедливость? Женщина ехала на базар, чтобы продать сметану, а чья-то безбилетная, едущая "зайцем" собака слопала полгоршка. А они, пионеры, тоже хороши: вместо того чтобы расплатиться с женщиной, взяли да и сбежали. Гешка, как человек справедливый и совестливый, не мог оставить это дело так. А поэтому, попросив соседа присмотреть за собакой, прошел в вагон, из которого они сбежали. Гешка сел на край скамьи и учтиво поздоровался с женщиной. - Здравствуйте, молодой человек! - ласково ответила женщина и обратилась к соседке: - Есть же хорошие, воспитанные дети. Вот пришел, поздоровался! Скромный, приличный паренек. Гешка замялся и долго сидел молча. Поборов робость, он начал издалека: - На базар едете? В Осинники? - Конечно, на базар, куда еще! Вот думаю молочка продать, сметанку... да куплю что-нибудь. У меня такой же сын, как и ты. В котором классе учишься? - В седьмой перешел... - буркнул Гешка, усиленно думая, как сообщить женщине о сметане, а потом решился: - Не придется вам продать сметану. - Почему же это? Что, на базар много привезли ее? - Да нет, тетенька! Видите ли, извините, пожалуйста... Наша собака... Гром, значит... попользовалась вашей сметаной. Женщина бросилась к корзине и выволокла ее в проход между скамьями. - Смотрите, люди добрые! - завопила она, поднимая на ладони горшок сметаны. - Смотрите! Ограбили, съели полгоршка такой сметаны!.. Да что же это такое, господи! Не дети теперь пошли, а бандиты какие-то... - Собака же это... - Ничего не знаю! Где, жулик, моя сметана? Чтоб у вашей дохлятины болячка вскочила!.. Гешка уже был не рад, что признался торговке. Подождав, когда женщина умолкнет, он спросил: - А сколько стоит этот горшок со сметаной? - Да тебе все равно его не купить! Два кило по двенадцать рублей, да сам горшок. О господи, наказали меня! Гешка проворно вытащил из кармана штанов старый отцовский бумажник, в котором он хранил документы и деньги. - Тридцать рублей хватит? - спросил он, вынимая три новенькие, хрустящие десятирублевки. Лицо женщины в одно мгновение преобразилось: из вытянутого стало круглым, глаза замаслились, полные губы расплылись. - Голубчик ты мой, - запела она, - дитятко ненаглядное!.. Конечно, хватит. Бери, бери горшочек. Пусть ваша милая собачка докушает сметанку. Может, и молочко у меня купите? Гешка устремился в свой вагон. Гром спал, вытянув кривые лапы. Гешка поставил горшок на скамейку возле портфелей и сел. Тут он почувствовал, что голоден, раскрыл свой портфель и съел булку с холодной котлетой и два яйца. В вагоне, несмотря на раскрытые окна, было душно, клонило ко сну, и Гешка, повалившись на спинку сиденья, задремал. Его разбудил Юлий: - Иди, твоя очередь стоять у окна, а я посижу. Растерев ладонью лицо, Гешка поднялся и, уходя, посоветовал: - Ты ешь, я уже поел. У меня в портфеле курятина, котлеты. И свежих огурцов мама положила. Гешка ушел и когда через полчаса возвратился, то застал картину, которая заставила его расхохотаться. Юлька, зажав коленями злосчастный горшок, хлебной корочкой зачищал на дне горшка остатки сметаны. Посмотрев с недоумением на Гешку, Юлька сказал: - Ты чего это заливаешься? Не лопни! Думаешь, много сметаны оставил? А вообще ты хорошо сделал, что сметану на завтрак купил... - Я ее и не думал покупать! Ха-ха! Эту... эту сметану Гром лакал!.. Ох, обидится он теперь на тебя... СОБЛАЗНЫ БОЛЬШОГО ГОРОДА Город начался исподволь. Станции, разъезды стали многолюднее; на путях длинные составы с нефтяными цистернами, угольными коробками, платформами с лесом, металлическими конструкциями, чугунными чушками, - индустриальный Урал отправлял свою продукцию. Затем потянулся пригород: домики с огородами, черная лента шоссе, мелькнула фабрика с дымящейся трубой, появилась серая бетонная ограда, за которой высились корпуса завода. Пассажиры начали собираться: снимали с полок мешки, баулы, чемоданы, складывали в сумки остатки еды. Колеса дробно застучали по стрелкам, справа и слева потянулись цепочки красных товарных вагонов. Наконец поезд остановился. Состав приняли на пятый путь, и ребятам пришлось пробираться на перрон по тормозным площадкам, под вагонами. Площадь перед вокзалом большая, залита асфальтом. Посреди нее фонтан: мальчик держит в руках большую рыбу, а из ее раскрытого рта бьет в небо тугая струя воды. Вокруг фонтана опояска из цветов: огненные лопоухие канны, левкои, львиный зев и коврик из анютиных глазок. Посовещавшись, ребята решили сначала устроиться с ночлегом, а потом уж заняться покупками. Но где улица Садовая, на которой живет отец Петра Петровича? Ребята растерянно озирались: город большой, незнакомый. Впервые они в городе, все удивляет их. Домов выше двух этажей они никогда не видели, а тут горами высятся серые коробки в четыре, пять этажей. А машин - тьма-тьмущая... В конце площади из-за домов появились два желтых вагона, сверкнули на солнце стеклами. Из-под дуги вырвалась огненная вспышка, словно чиркнули спичкой. - Смотри! Наверное, трамвай! - крикнул удивленный Гешка, и мальчики, размахивая портфелями, бросились прямиком через площадь, наперерез движению машин. Впереди бежал длинноногий, поджарый Гешка, за ним семенил толстый Юлька, а последним с неистовым лаем несся Гром. Он решил, что ребята затеяли с ним игру. Резкий, заливистый свисток остановил их. Милиционер, помахивая полосатой палочкой, которую он держал за ременную петлю, подошел к ребятам и, дотронувшись ладонью до козырька, строго спросил: - Граждане! Почему нарушаете правила уличного движения и переходите площадь в неустановленном месте? "Граждане" испуганно огляделись. Они оказались одни перед стадом остановившихся машин. Шоферы открыли дверки и незлобно ворчали. - Уньчанские мы... Впервые здесь! - пролепетал Юлий. На его круглом лице с редкими веснушками был такой испуг, что милиционер улыбнулся и пошутил: - Ну, раз уньчанские, то можно на первый раз и не штрафовать. - Вот именно! - охотно согласился Юлька. Уж очень он боялся штрафов. Милиционер перевел друзей через площадь. Обратив внимание на пса, он удивился: - Что это за страшилище? - Гром это... С нами, из Уньчи... - Н-да! А намордник и поводок ему, ребята, надо купить. Обязательно. - Скажите, а как нам найти улицу Садовую, дом тридцать один? - вспомнил Геша. - Садовая? - Милиционер задумался. - Садовая, говорите? Так, так... Садитесь на трамвай и поезжайте до остановки Подгорной, а затем вниз. Через два квартала будет Садовая. Запомните, остановка Подгорная. Он опять откозырял и легкой, пружинящей походкой отошел от ребят. Трамвай был полон, народу набилось словно спичек в коробке. Мальчики по незнанию забрались с передней площадки прицепного вагона, удивляясь, почему у одних дверей такая толкотня, а у других свободно. Прижались к стенке и портфелями загородили Грома. Он притих, словно понимал - пребывание его в трамвае без намордника противопоказано. Кондуктор, молоденькая девушка с кожаной сумкой, вручая билеты, ответила на Гешкин вопрос: - Подгорная? Это не скоро. Через весь город ехать надо. Я объявлю. Граждане, кто еще не взял билеты? Полная женщина, разморенная духотой вагона, неповоротливая, раздраженная, продвигаясь к двери, наступила собаке на хвост. Гром рванулся и залаял. Друзья с испугом переглянулись: высадят их из трамвая вместе с собакой. Кондуктор резко повернулась и с подозрением посмотрела на ребят. Смышленый Геша тотчас нашелся - выпучил глаза и смешно, по-щенячьи, тявкнул. Пассажиры засмеялись, а девушка нахмурилась и с осуждением сказала: - Такой большой и такой дурной! Уньчане прижались к трамвайному окну. Перед ними вставал во всей своей красе новый уральский город. И то, что город сам по себе был хорош, и то, что впервые они в нем4 заставляло ребят замирать от удивления. Трамвай ехал посреди улиц, полных движения. Колоннами, точно связанные невидимым канатом, шли друг за дружкой машины: юркие "газики", серые "минчане" с бодливым зубром на капоте, приземистые "ярославцы" с фигуркой медведя на радиаторе. Обгоняя грузовики, прошмыгивали стремительные "Волги", обтекаемые "Победы" и похожие на сундуки "Москвичи". По тротуарам тянулся нескончаемый поток людей, точно проходила демонстрация. Дома, расцвеченные вывесками, скверы, яркие от цветов, площади с сиротливо стоящими памятниками, сады с густой, непроглядной зеленью мелькали перед потрясенными путешественниками. Потом домов не стало, за широкой площадью показались заводские корпуса: серые кубы из бетона и стекла. Даже из трамвая чувствовался пульс трудовой жизни завода, В сталелитейном цехе разливали металл, и огненные сполохи выбивались из цеховых ворот. В кузнечном отковывали какую-то большую деталь, и от ударов молота вздрагивали стекла в огромных оконных рамах. Поднялась к облакам гребенка высоченных труб. Из одной трубы тянулся дым - густой, черный, казалось, упругий; из соседней он вился молочным парком, а у крайней вытянулся рыжим-прерыжим хвостом лисы-огневки. Заглядевшись на завод, друзья забыли про собаку. Воспользовавшись тем, что на площадке стало пусто, Гром выбрался из-за портфелей, отряхиваясь и взвизгивая запрыгал по вагону. - Это еще что такое? - возмутилась кондукторша. - А ну, сходите! Она надавила два раза кнопку звонка, и трамвай, заскрежетав тормозами, стал. Щелкнув, открылись двери, и друзья, не дожидаясь напоминания, выскочили из вагона. Трамвай поехал дальше. - Навязался на нашу шею!.. Вот и страдай из-за тебя! - отчитывал Юлька Грома. - Был бы хоть видной собакой, такой, как у пограничников, а то страшилище... И они, унылые, побрели вдоль трамвайных путей к остановке Подгорной. Дом 31 по улице Садовой оказался совсем рядом с остановкой. Друзья не без труда нашли нужный подъезд и по широкой лестнице поднялись на второй этаж. На двери, обитой черной клеенкой, выше железного ящика для писем и газет, был привинчен эмалированный аккуратный номерок. - Здесь! - радостно вздохнул Геша. Он передал Юльке свой портфель, ладонью пригладил взлохмаченные ветром волосы и нерешительно постучал. Никто не ответил. Тогда Гешка стал стучать решительнее. - Звонок же есть! - с укором прошептал Юлька. И верно, на косяке двери белела пуговка звонка. Досадуя на свою недогадливость, Гешка решительно нажал кнопку. От такого оглушительного звонка, казалось, вздрогнул весь дом, а не только Юлька с Гешкой. Послышалось шарканье подошв, глухое покашливание, за дверью что-то звякнуло, и она открылась. Перед мальчиками стоял высокий, сутулый старик с густыми усами, концы которых поседели, и казалось, что он их запачкал в муке. Лицо его, сухощавое и горбоносое, с плотно сжатыми губами, было строгим, и только большие глаза смотрели доброжелательно. Заметив нерешительность ребят, старик улыбнулся, показав снежно-белые, явно вставные зубы: - Слушаю вас, молодые люди! - Нам нужен товарищ Голощапов, - сказал Гешка. - Папа Петра Петровича... - как всегда, некстати, влез Юлий. Старик улыбнулся: - Я и есть Голощапов. - Мы из Уньчи... Вот письмо вам. - По командировочным удостоверениям приехали. И Гром с нами, - вставил опять Юлька. - От Петра, значит. Ну что же, проходите, ребята, и Грома приглашайте. Они прошли в высокую, просторную комнату. Старик поднял письмо перед окном, торопливо оторвал сразу появившуюся на конверте светлую каемку. Развернув хрустящий лист, он быстро читал, то и дело передвигая бумагу вверх. - Мой дом - ваш дом! - доброжелательно сказал старик, складывая письмо по сгибам. - Располагайтесь, ребятки... Сейчас я чаек вскипячу. Через полчаса ребята сидели за столом и, перебивая друг друга, рассказывали старику про Уньчу, Петра Петровича, делились своими впечатлениями о красивом городе Осинниках. А Гром удобно устроился в передней. Из двух дней, отведенных ребятам на командировку, первый они решили посвятить делу, то есть покупкам, второй - осмотру города. Но вышло наоборот. Как только трамвай доставил ребят в центр, живой ритм городской жизни увлек их. Гром тоже радовался, вертел головой во все стороны. Какая толчея стояла на улицах! А сколько магазинов! Одни торговали только одеждой, другие - обувью, был даже такой, в котором, кроме часов, ничего не продавали. Но какие там были часы! Ходики с кукушкой, карманные, наручные... Ребята подолгу стояли у витрины, выбирая, какие они бы купили, если бы... Эх, это вечное "бы"! Торговали даже на улице. Продавщица вынимала из металлического ящичка оранжевые, блестящие от масла пирожки и, прежде чем отдать покупателю, обертывала кусочком бумажной ленты. Когда вокруг нее было немноголюдно, зазывала покупателей: Пирожки рубль штучка! Три рубля кучка, А в кучке три штучки. Ребята уже собирались купить пирожков, но увидели мороженое. Нужно честно признаться, что Гешка и Юлька еще ни разу не ели мороженого. Из книг и рассказов товарищей они знали, что это вкусно, а вот пробовать ни разу не приходилось. Дело в том, что в Уньче мороженого не продавали. В тени раскидистого тополя стояла девушка в белом переднике, с кружевной наколкой на волосах. Перед девушкой чудной ящик, на передней и боковой стенке которого нарисованы льдины, а на них неуклюжие пингвины с мороженым. - Горячее мороженое! Лучшее горячее мороженое! - задорно рекламировала девушка свой товар. Действительно, от синеватого льда, которым были обложены плотные пакетики, вился парок. Ребята впервые видели, как таял искусственный сухой лед, а поэтому с изумлением остановились возле тележки. - Кавалерам мороженого? - спросила девушка и подмигнула озорным светло-карим глазом. - Ага! - враз сказали "кавалеры" и полезли в карманы за деньгами. Мороженое на самом деле оказалось восхитительным. Под прозрачной целлофановой оберткой, меж двух хрустящих на зубах пластинок, было запаковано желтоватое, ужасно холодное и сладкое мороженое. Лизнешь его, а оно так и тает, так и течет в рот. И только Юлий распробовал и вошел во вкус, а мороженого уже нет. Даже не поверил, что съел: оглянулся, подозрительно покосился на Грома, посмотрел под ноги. И рука сама, непроизвольно, полезла в карман за деньгами... Съев по две порции, ребята прошли немного и опять натолкнулись на мороженое. Тут уже торговали им в киоске, развешивая по стаканчикам, и название у этого мороженого было красивое: "Пломбир". Конечно, надо попробовать и его. Словно кто назло расставил мороженое на их пути. Завернули мальчики за угол, а там тетя вынула из деревянного сундучка серебристую толстую палочку и, держа ее за перо-щепочку, нараспев похваливала: - Замечательное эскимо-о! Ну как не отведать эскимо! Обязательно надо. Так от тележки до киоска, от киоска до тележки пробирались они. Первым плохо себя почувствовал Юлька. Он внезапно побелел и схватился за живот. - Что-то того... мне... нездоровится! - простонал он, ища глазами ближайшие ворота. - Ну вот, вечно с тобой неполадки! - проворчал Гешка. Юлька нырнул в калитку, и было слышно, как он плевался и стонал. "Тоже мне... "я" да "я"... а с мороженым справиться не мог!" - осуждал Гешка друга. Но тут и он почувствовал, что у него во рту внезапно появилось много слюны и на лбу выступил холодный пот. Зажав рот ладонью, он опрометью бросился во двор... После этого, проходя мимо мороженого, друзья, как по команде, отворачивались. Разморенные полуденной жарой, ребята забрели в такой тенистый сквер, что солнце не могло пробиться сквозь зелень, и на утоптанную дорожку ложились мерцающие блики, отчего дорожка, казалось, качалась. Между стволами кленов и ветвями акаций белели стены большого здания с колоннами и широкими, во всю стену, окнами. Высоко над входом был пристроен фанерный щит, на котором нарисован солдат с автоматом и настороженная собака овчарка. - "Кинотеатр "Урал", - прочел вслух Юлька надпись на фронтоне здания. - "Над Тиссой". Про шпионов... Пошли! Юльку не надо было уговаривать, и мальчики помчались в кино. Возле касс змейкой развернулась небольшая очередь. И только успел Геша купить билеты - продребезжал звонок. Когда Гешка с Юлькой приблизились к заветной двери, контролер - пожилая и строгая на вид женщина - спросила: - Ваша собака? - Ага! Гром это... - Хоть и молния, разве не знаете, что собак водить в кино запрещено? - Тетя! Нам некуда его деть, - взмолился Гешка. - Из Уньчи мы... командированные. - Нельзя! Отойдите, ребята, от дверей и не мешайте! - Тетя! - Я что сказала? Удрученные ребята отошли от дверей. - Из-за тебя все! - погрозил кулаком Юлька собаке, а Гром хоть бы что: свесил язык чуть не до пола и смотрит умильно. Сделав еще две попытки пробиться в зал, ребята вышли в сквер и стали думать, как им поступить. Оставить Грома на улице - пропадет собака. Запереть до конца сеанса некуда. Погоревав, решили продать билеты. Послышался второй звонок. Звук его словно ошпарил ребят кипятком: уж очень хотелось в кино... - Смотри, Юлька, другая тетя стоит... - взволнованно прошептал Гешка, толкая приятеля локтем. - Ну и что! - Есть идея. Пошли! - Гешка схватил друга за руку и чуть ли не силком вывел его обратно в сквер. Там за кустами акаций скомандовал: - Снимай рубаху! - Да ты что, очумел? - Снимай! - уже резче сказал Гешка и, быстро скинув свою рубашку, остался в одной майке. Недоумевая, Юлька последовал примеру товарища... Геша подхватил собаку и, присев на скамью, торопливо запеленал в свою рубашку, как малыша. Гром попробовал сопротивляться, но два шлепка успокоили его. А когда Гешка Юлькиной рубашкой обмотал Грому голову, то никто бы не догадался, что в свертке, который держал длинный мальчишка под рукой, мог быть спрятан пес. - Вот это здорово! - с законным восхищением сказал Юлька, ощупывая сверток. Контролерша даже не взглянула на сверток и, отдавая обратно билеты, проворчала: - И вечно они опаздывают, будто дел у них тьма... Словоохотливый Юлий хотел было рассказать контролерше, что они не местные... но Гешка схватил его за руку, и мальчики бегом пересекли пустое фойе. В зале было уже темно, впереди светился большой экран, на нем мелькали надписи. Через весь зал к экрану тянулись лучи. Мощно лилась музыка. Своих мест уже невозможно было найти, и ребята заняли первые попавшиеся. Освободив Грома из плена, они не спускали глаз с экрана. Какое мальчишеское сердце не забьется радостно при одном только слове "кино"! На целых полтора часа ты переносишься в иной мир, где сильные и отважные люди, охраняя границу страны, сидят в секретах, ловят шпионов, стреляют из автоматов и совершают массу иных интересных дел. Увлеченный картиной, ты забываешь, что сидишь среди четырех стен, под крышей. Нет, ты вместе с пограничниками прыгаешь за шпионом в воду, плывешь и вместе с бравым сержантом кричишь врагу: "Стой!" Кино пришлось по душе и Грому: темно, прохладно, не мешают навязчивые мухи. Гром, вытянув кривые лапы, сладко дремал на полу. Правда, мешала музыка и стрельба, но ради прохлады это можно было терпеть. Но что это? Послышался отдаленный собачий лай. Гром насторожился, вскочил и ответил на призывный лай псов, идущих по следу. - Тише ты! - зашипел Гешка и погладил собаку. Лай овчарок становился ближе, яростнее, и Гром, отвечая ему, рванулся вперед под ноги какой-то женщины. - Ой! Помогите! - истошным голосом заорала женщина. - Контролер! Это безобразие! Контролер! - закричал мужчина, сидевший рядом с ней. Крики послышались с ближних к экрану рядов. Быстро зажгли свет. Гром выскочил в проход между рядами и заметался по залу, разыскивая хозяев. А они, напуганные происшествием, сидели, боясь поднять голову. Контролерша открыла дверь запасного входа и метлой выгнала бедного Грома на улицу. Конец картины уньчане смотрели без интереса. Закончилось кино, и ребята выбежали на улицу. Уже наступал вечер: солнце повисло над крышами домов и на покрытую асфальтом дорогу легли кружевные тени от листвы тополей. После духоты в кино было прохладно и легко дышалось. - Гром! Сюда! - крикнул Гешка. Ему вторил Юлька, но собаки нигде не было. Мальчики обежали вокруг кинотеатра, Но, увы, их призывы были тщетны. Прозвенел звонок, люди, толпившиеся вокруг кино, ушли, и сразу стало пустынно. Горечь легла на Гешкино сердце: из-за кино они потеряли своего друга, да еще какого! Геша сидел на скамейке хмурый, пяткой выдавливая лунку на дорожке, покрытой мелким песком. "Тоже мне человек! Бросил свою собаку на произвол судьбы, позарился на кино. Век, что ли, не видел его..." - мысленно бранил он себя. Юлию тоже было жалко Грома, и, чтобы хоть немного сгладить тяжесть Гешкиной беды, он сперва посочувствовал ему, а потом начал успокаивать: - Ты, Гешка, особо не жалей! Собак много на свете, и разных. Вот получим деньги... тогда и купим щенка немецкой овчарки. Знаешь, какие это сторожкие собаки, ищейки тоже хорошие. Выучим его по следу ходить... Но Гешка и слушать не хотел про другую собаку. - Грома можно в ракету посадить, он маленький, верткий. А на эту длинноногую дуру, немецкую овчарку, много места надо. Да и притом Гром мой воспитанник. Как же можно бросить его? Он уже у меня выполнял команды, из чужих рук еду не брал... А ты говоришь! Друзья решили еще раз обойти вокруг кинотеатра. Может быть, где-нибудь под кустом заснул их Гром. Собаки не было нигде. - Пойдем осмотрим весь сквер! - предложил Гешка, и ребята, оглядываясь и посвистывая, побрели по аллее. Среди берез зажглась надпись "Кафе". Какой-то чародей запаял в трубочки рубиновое пламя, и оно билось в них, словно там, в стеклянных жилах, текла кровь... Вот здорово! Полюбовавшись впервые увиденным светом неоновых ламп, друзья заглянули во двор кафе и там нашли Грома. Он лежал, вытянувшись, возле крыльца. Перед мордой его стояла алюминиевая миска, полная мясных объедков. Увидев друзей, Гром поднял голову, лениво постукал хвостом по земле и опять бессильно опустил морду, закрыв глаза. Весь его вид говорил, что он на верху блаженства. Повар в белом переднике и пышном колпаке вышел на крыльцо. - Ваша собака, ребята? - Получив утвердительный ответ, добавил: - Ох и обжора... Четыре миски не оглядываясь слопал, а вот пятую не смог осилить... - У него талант на это! - сказал Юлька. Гешка промолчал. Он негодовал: как смел Гром есть из чужих рук! Учи, учи его, и все не впрок. Гешка довольно грубо заставил собаку подняться, и они втроем, цепочкой, вышли со двора. В воротах Гром оглянулся и помахал хвостом. Было ясно, что час, проведенный во дворе кафе, был самым лучшим в его собачьей жизни. "МЕНЯ ЗОВУТ НЮРА" Гешка, конечно, проснулся первым. Он лежал, вытянувшись на узкой деревянной кровати, рядом, посапывая носом, спал Юлька. Иногда он невнятно бормотал и причмокивал губами: по-видимому, ему снилось что-то вкусное. Гешка зажал товарищу нос. Юлька мотнул головой, открыл глаза и сипловатым спросонья голосом сказал: - А я первым проснулся! - Да не ври-ка ты! Я первым встал, а ты еще носом походный марш выводил, - возмутился Геша. - Это я нарочно, чтоб тебя обмануть! А знаешь, Гешка, я во сне Ваську видел: будто бежит он нас встречать на станцию, а в руках у него... Но Гешка, не слушая друга, мечтательно сказал: - А у нас дома все уже встали, мама коз подоила, Лена на работу собралась. Эх, и хорошо у нас в Уньче! - Хорошо! - подтвердил Юлька, и мальчики замолчали, вспоминая дорогую им Уньчу, родных своих... Как никогда этот поселок, пусть неустроенный, маленький, был дорог им.. Услышав разговор ребят, из соседней комнаты вышел Петр Власович. Он уже давно встал, побрился и был в отличном расположении духа. - Подъем, хлопцы! Вас ждут великие дела! Напоминание о делах моментально подняло ребят с постели. Через полчаса они шагали к трамвайной остановке. Грома, в наказание за вчерашнее, оставили дома. Эккер и штатив к нему ребята получили на базе быстро. Инструмент этот был легок и несложен: пустотелый медный цилиндрик вращался в особой чашке с трубочкой, которая надевалась на треногу-штатив. Применялся он, как и теодолит, для измерения углов поворота прокладываемых линий. Так же быстро друзья купили краски и цветные карандаши, а вот с тушью дело не ладилось. В этот день жители города Осинники могли наблюдать, как два подростка пробирались сквозь толпу. Один из них - стройный, худощавый, подстриженный под бокс. Другой ниже ростом, полный, с редкими веснушками на курносом лице, в тюбетейке на стриженой голове. Высокий шел впереди, низенький неотступно следовал за ним. Они заходили то в один, то в другой магазин, обращались с одним и тем же вопросом: - У вас есть тушь? - спрашивал Гешка. - Черная и любая цветная? - эхом отзывался Юлька. Почему-то во всех магазинах была только одна черная тушь и никакой цветной, но ребята, чтобы не выписывать двух счетов, черную не брали. Петр Петрович наказал им: при покупке брать в магазине копию счета, она нужна для отчета. Ребята не особенно отчаивались. Разве не приятно бродить по магазинам с полным сознанием того, что ты не какой-нибудь мальчишка, жаждущий купить карандаш или перо Э 86, а солидный покупатель нескольких коробок туши, да не для себя, а для поисковой группы. В одном из магазинов им посоветовали обратиться в универмаг. "Там есть все, что душе угодно", - сказала продавщица. И на самом деле универмаг был огромен, занимал большое трехэтажное здание. Во всю ширь его фасада встали метровые буквы из металла, окантованные неоновыми трубками. Первый этаж был отдан во власть детворы. Игрушки слева: от погремушки до заводной ракеты, которой не прочь поиграть и взрослый. Справа - все для школьников. Можно прийти сюда в одних трусиках, одеться в серую школьную форму, сложить в портфель учебники и, не заходя домой, направиться на любой урок, начиная с первого класса и кончая десятым. Конечно, в таком магазине оказалась черная тушь, а из цветной были: красная, желтая, синяя, зеленая и еще одна со странным названием - сиена жженая. Вдоль прилавка вытянулась шумная очередь из ребят. Гешка встал в хвост, а Юлька пошел осматривать другие отделы магазина, просто так, от безделья. Потолкавшись по универмагу, поротозейничав, Юлька возвратился к Гешке. Очередь нисколько не продвинулась. В самом начале очереди, возле продавщицы, трое малышей-первоклашек затеяли толкотню. - Перестаньте, дети! - сказала продавщица, молоденькая девушка с комсомольским значком на отвороте синего халатика. - А ну, хватит! - грозно сказал Юлий и парой тумаков восстановил порядок. Мальчишки утихомирились, а Юлька, полный величия, гордый собой, встал во главе очереди для того, чтобы наблюдать за ней. И откуда взялась эта белобрысая девчонка с глазами желто-зелеными, схожими со зрелыми ягодами крыжовника, Юлька не приметил. Она втиснулась между Юлькой и мальчиком, который покупал бутылочку фиолетовых чернил. - Встань в очередь! - приказал Юлька нарушительнице. Она мельком взглянула на него, положила на прилавок сверток бумаги и протянула продавщице чек. Выражение на ее загорелом лице было такое недоуменное, словно перед ней стоял не Юлька, а столб, на который обратишь внимание только тогда, когда стукнешься о него лбом... - Займи очередь! - повторил Юлий. Но Юлькин грозный тон не подействовал на девочку, - Мне разрешили... Я очень спешу... Юлька был непоколебим. Он схватил девочку за рукав и потянул от прилавка. - Сопляк! - негромко, но очень отчетливо сказала белобрысая, сильным движением всего тела вырываясь из Юлькиных рук. В очереди захихикали. Юлька принадлежал к числу тех задир, которые с мальчиками ведут себя как овцы, а с девчонками - отважнее львов. И как не возмутиться было Юльке: какая-то девчонка полезла без очереди да и обозвала его таким обидным словом. Он ринулся вперед и, чтобы заставить белобрысую отойти от прилавка, схватил ее сверток. Девочка рванулась к Юльке. Лицо ее зарделось, а в глазах была такая злость, что Юлий опешил. - Отдай! - задыхающимся шепотом сказала она. Юлька беспрекословно отдал бы этот сверток, но девочка опередила его. Она рванула сверток к себе, оставив в руках Юльки клочок бумаги. А потом, совершенно неожиданно для Юльки, толчком растопыренной ладони в грудь сбила его с ног и бросилась вон из магазина. Все это произошло так быстро, удар был столь силен, что Юлька шлепнулся и пришел в себя уже сидя на полу. Вокруг него собрались мальчишки и девчонки. Юльку стали осуждать: - Так и надо! Не лезь понапрасну! - Мы ей разрешили без очереди, а ты... - Она же очень спешит... Сгорая от стыда, Юлька медленно поднялся и, не глядя на ребят, направился к выходу. Первой мыслью его было уйти куда-нибудь подальше от магазина, спрятаться. Но, вспомнив о Гешке, Юлька возвратился и насупился, прижавшись спиной к стене. Обида, сильнее которой он никогда еще ничего не испытывал, охватила его. Почему такая несправедливость? Откуда Юльке было знать, что девчонка спешит? Юлька жалел себя, сетовал на девчонку. И с каждой секундой обида росла все больше и больше. Он стоял склонив голову, глядя себе под ноги. Вдруг на сером асфальте возникло черное пятнышко, потом другое, и только тут Юлий понял, что это его слезы. Он поспешно вытер глаза рукавом рубашки. Гешка вышел из магазина с шестью коробками, связанными шпагатом. Разыскав Юльку, он зло сказал: - Хорош! Спросил бы у людей сперва, а потом лез в драку с девчонкой. Каракатица ты! Юлька молчал. Нервничая, теребил клочок бумажки, которая случайно осталась у него в руках. Гешка взглянул на бумажку, вздохнул и ничего не сказал. Ребята перешли на другую сторону улицы, побывали еще в нескольких магазинах. Покупать больше было нечего - заходили просто так, ради любопытства. Потом поехали домой. Трамвай был полон. Друзья прошли на переднюю площадку и, забыв о ссоре, с интересом разглядывали улицы. Юлька случайно повернул голову вправо и вздрогнул. В соседнем моторном вагоне на площадке ехала та белобрысая, что толкнула его в магазине. Девочка тоже повернулась, и их взгляды встретились. Они с минуту пристально смотрели друг на друга. Белобрысая улыбнулась и показала язык. Юлька совершенно автоматически погрозил ей кулаком. - Кому это ты? - спросил Гешка и, увидев девочку, приветливо помахал рукой. Она ответила тем же. - По шее ей надо, а ты... - прошипел возмущенный Юлий. - Это тебе надо по шее. Что о нас в городе скажут? Подумают, что уньчанские ребята все драчуны, невежи... - Откуда она узнает, что мы из Уньчи? - По твоему носу видно. Хотя девочка не обращала на друзей больше никакого внимания и они отвернулись, все же нет-нет да и бросали друг на друга искоса взгляды. На остановке Подгорной они вновь столкнулись, девочка вышла из трамвая. - Значит, и вы здесь живете? - вежливо спросил Гешка. По насмешливой улыбке, озорному взгляду казалось, что девочка ответит дерзостью, но та серьезность, с которой спросил Гешка, заставила ее ответить учтиво: - Нет, я не местная. Приехала в Осинники за покупками. Геша обрадовался: - И мы тоже приезжие! - Командированные! - перебил угрюмо Юлька. - Из Уньчи мы... - Значит, соседи! - Девочка приветливо улыбнулась. - А я с кордона Верховье. Верховье, как и Уньча, стояло на реке Осьве, только вверх по течению. Это соседство, хотя и дальнее, сблизило ребят. Гешка, идя рядом с девочкой, рассказывал, какой величины они ловят хариусов в реке, какие у них есть хорошие места для купания. Юлька брел позади и злился на Гешку. С этой девчонкой надо быть построже, а он заискивает перед ней, словно она учитель по математике. На перекрестке девочка остановилась и подала руку, и, как ни странно, первому Юльке. - Не сердись на меня, мальчик! Поссорились мы напрасно. Мне самой неприятно. Ну, до свидания! Не вспоминай плохо. Кто старое вспомянет, тому глаз вон! Юлька растерялся и ни к селу ни к городу отрекомендовался: - Юлий Малямзин. - Меня зовут Нюра. Нюра Брагина... - серьезно ответила девочка и что-то еще хотела сказать, но Гешка, заметно волнуясь, перебил ее: - Как? Как? Девочка повторила. Гешка поставил коробки с тушью на тротуар и поспешно спросил ее: - У тебя нет родственника Брагина Виктора Васильевича? Теперь уж удивилась Нюра: - Есть! Это мой дедушка... - Твой дедушка? - закричал Юлька. - А давно он умер? Нюра резко повернулась к Юльке: - Жив, здоров мой дедушка и не собирается умирать. Вот сказал! - Значит, он жив? - тоже не веря, переспросил Гешка и, чуть не пританцовывая от нетерпения и волнения, стал расспрашивать о Викторе Васильевиче Брагине. Оказалось, что Брагин теперь пенсионер, живет с Нюрой на кордоне Верховье. Он помогает по хозяйству Нюриным родителям, охотится, ловит рыбу. - А вам он зачем, и откуда вы знаете о дедушке? - ответив на град вопросов мальчиков, спросила Нюра. Друзья, перебивая друг друга, рассказали о приезде в Уньчу поисковой группы, о надписи на камне, о том, как нужны изыскателям материалы по разведке богатых руд. - Знаете, мальчики, - сказала Нюра, от волнения переходя на шепот. - Есть у дедушки какие-то старые бумаги, целая кипа, и еще четыре ящика с камешками. Он все их собирался сдать, да руки не доходили... - Значит, есть? - тоже шепотом переспросил Гешка. - Значит, верно есть? - повторил Юлька. Круглое лицо его излучало такой восторг, что у Нюры не хватило духу разочаровать ребят, сказав им, что она не знает, что это за бумаги. Вспомнив, что им надо спешить на поезд, друзья торопливо простились с Нюрой. - Здорово, Гешка, получилось! А? - восхищался Юлька. - Хорошо, что я подрался в магазине! Если бы не я, не узнали бы мы, что Брагин живет в Верховье... Хорошо, а? - Хорошо! - согласился Геша. Ради такого известия он готов был простить Юльке и не это. ВЕРТОЛЕТ ДЕРЖИТ КУРС НА ВЕРХОВЬЕ В Уньчу путешественники прибыли под вечер. Солнце садилось за гору Караульную, и от домов, деревьев тянулись через дорогу изломанные тени. На улицах было шумно: возвращалась скотина с пастбища. Коровы надсадно мычали возле ворот. Вкусно пахло молоком. Шарахнулись в сторону гуртом пробежавшие овцы. Хозяйки кричали на всю улицу, зазывая коз, разбежавшихся по поселку. Где-то скрипели ворота, в соседнем дворе уже доили корову, и звенели о пустую бадейку молочные струи... Все эти звуки вечернего поселка были знакомы и так близки сердцу ребят, что захотелось броситься домой, но друзья, пересилив себя, сдержали данное друг другу в поезде слово: прежде всего рассказать Петру Петровичу о своем открытии, а потом уже по домам. Они переехали на тот берег и не спеша, устало направились на базу поисковой группы. Возле палаток было пустынно - изыскатели еще были "в поле". На колодине, чуть поодаль от небольшого костра, сидел один Петр Петрович и, положив на колени дощечку, что-то торопливо писал. Увидев ребят, он обрадовался: - Приехали? А мы уже соскучились по вас. Веселее с вами! Рассказывайте, как дела! - Что мы узнали, Петр Петрович! Если бы не я, то... - затараторил Юлька, но, получив толчок в бок, замолчал. Ребята заранее решили, что о происшествии в магазине расскажет Геша. Он имел больше прав: как-никак старый Брагин сослуживец Гешкиного дедушки. - Ох! Петр Петрович, кого мы встретили в городе! - единым духом выпалил Гешка. - Кого встретили! - не утерпел Юлька. - Девочку, внучку того самого Брагина... - Какого Брагина? - Ну, того, про которого написано на камне: штейгер В. В. Брагин. - Штейгера Брагина? - Во-во! - вмешался Юлька. - Он самый! Он жив, здоров и живет в Верховье... - В Верховье? Что-то непонятно. Геннадий, расскажи ты. Да не спеши, по порядку... После того как Гешка выложил все: от встречи в магазине до прощания с Нюрой, а Юлька торжественно подтвердил сказанное другом, - Петр Петрович переспросил: - Так ты не ошибся, Геннадий, в том, что Виктор Васильевич Брагин живет в Верховье и у него есть какие-то документы? - Нет, нет, Петр Петрович, это точно! Сам слышал! - Верно, верно, и я тоже... Петр Петрович осмотрел привезенный ребятами эккер, повертел в руках счета, встал с колодины и широким, легким шагом человека, привыкшего к ежедневным пешим переходам, несколько раз пересек поляну от костра до опушки и обратно. Потом остановился возле мальчиков. - Спасибо, ребята! Задание вы выполнили на отлично. Даже больше. Очень уж важно знать, что жив бывший штейгер Брагин. Но только неясно одно: что за бумаги хранит он? Все может быть, - сказал Петр Петрович. А потом, приняв решение, уже твердо добавил: - Лучший способ узнать - это самим побывать в Верховье. Не так ли? Ребята, конечно, согласились. Гешка горячо попросил: - Пошлите нас опять в командировку, в Верховье... Мы все разузнаем! Петр Петрович улыбнулся и взъерошил Гешкины волосы. - Не спеши, торопыга! Путь в Верховье далек и нелегок, почти восемьдесят километров, да и к тому же тайгой. Поеду я сам, вернее, полечу... Сегодня же по телеграфу попрошу наше Управление выслать вертолет. Туда и обратно обернусь часа за три. - Петр Петрович остановился и с лукавой улыбкой посмотрел на ребят. - Не пожелают ли наши молодые рабочие составить мне компанию? Конечно, вопрос был совершенно излишним. Кто из мальчишек откажется подняться на вертолете? Не найдешь такого! Единодушное восторженное "О-о-о!" было ответом на предложение Петра Петровича. ...Вы никогда не отлучались из дому на два-три дня? Нет? Так попробуйте, и вы поймете все те чувства, что охватили Юльку, когда он, распахнув ворота, вбежал во двор. Навстречу ему, скуля и лая, бросился Нил. Пегий теленок, потревоженный шумом, неуклюже проскакал через двор. Милый Васька с пронзительным воплем: "Юлька приехал!" - кинулся к брату и вцепился в него. В сенях послышались торопливые шаги мамы. Юлькино сердце заныло так сладко, и так хорошо стало на душе, что он остановился посреди двора, широко улыбаясь. Потом, умывшись, надев чистую рубашку, Юлий именинником сидел за столом. Расправляясь со своим любимым кушаньем - яичницей на сале, он рассказывал родным о поездке. И нужно отдать справедливость - Юлька точно обрисовал все их похождения и только в одном "запутался" - в рассказе о встрече с Нюрой в универмаге. В его торопливом повествовании это выглядело так: - ...Вижу, одна белобрысая девчонка с косичками и бантиками в этих самых косичках спешит очень и просит пропустить ее без очереди, а я очередь наблюдал... Ну, я ее пропустил... А потом мы опять встретились с ней в трамвае. Сошли с трамвая вместе, и она... она поблагодарила меня за то, что я пропустил ее без очереди. Я говорю: "Пожалуйста, всегда готов", - и назвал свою фамилию. Девочка - свою. Так мы узнали, что ее фамилия Брагина, а затем допытались, что штейгер В. В. Брагин ее дедушка и живет в Верховье. Вот и все. Петр Петрович очень доволен и хочет взять нас с собой на вертолет... Это небольшое вранье преследовало одну цель: не сердить отца в такой торжественный вечер. Соскучившись по дому, Юлька думал, что первые дни он даже не покажется на улице, а будет неотступно с мамой и Васькой. Но это оказалось не совсем так. Встав утром, позавтракав, бесцельно побродив по широкому двору, Юлька почувствовал нудное беспокойство: у него было такое чувство, как будто он что-то потерял, чего-то не хватало ему. Попробовал он с Васькой поиграть в свайку - быстро надоело. Взял в руки книгу, оставил - не шло на ум чтение. Потом вышел за ворота и спустился к реке. Присев на опрокинутую вверх дном лодку, Юлька стал наблюдать за лагерем. Там шла напряженная рабочая жизнь. Петр Петрович сидел на своей любимой колодине и рассматривал какие-то камни. Дядя Ваня проверял нивелир, один из рабочих насаживал лопаты на черенки, и гулкие удары обуха топора по дереву эхом отдавались в горах... Каким родным, давно знакомым показался Юльке лагерь! Скорее туда! Юлька принес из дому короткое кормовое весло, шест и, положив их в свою лодку, собрался столкнуть ее с галечной отмели. Оглянувшись, увидел Гешку, сбегавшего с пригорка. Юльке стало не по себе. "Скажет, что поступил не по-товарищески, один собрался", - загоревал он. Но Гешка был настроен по-иному. - Значит, туда? А знаешь, Юлька, и я не утерпел: скучно дома и кажется, будто потерял что-то... - И я тоже! Поехали? Ребята столкнули с отмели лодку и вскоре были в лагере. Петр Петрович встретил ребят с недоумением: - Чего не спалось, хлопцы? - Не можем мы без вас. Скучно! - признался Гейша. В разговор вмешался дядя Ваня: - Это и хорошо! Значит, въелись ребята в работу! Ну, мне нужен помощник для одного нивелирного хода. Работа ответственная. Кто из вас справится? "Мы оба справимся!" - собирался было отозваться Юлька, но Гешка опередил его. Дядя Ваня взял с собой более расторопного Гешку. Юлий помрачнел и отошел в сторону. Петр Петрович заметил это и усадил Юльку рядом с собой на колодину. - А нам с тобой предстоит очень ответственная работа: познакомимся с характером красавицы Осьвы... - Про Осьву вам тоже нужно знать? - Обязательно. А еще больше будущим проектировщикам рудника... Работа оказалась интересной. Они узнавали скорость течения реки. Для этого Юлий уходил на сто метров вверх по Осьве и по взмаху руки Петра Петровича бросал в воду щепку, а начальник поисковой группы по секундомеру отсчитывал время, за которое щепка доплывет до него. Потом на лодке в разных местах пересекали реку и делали промер ее через каждый метр. Ходили со старожилами по берегам, выясняя уровень самого большого разлива реки... Как-то утром Петр Петрович протянул Юльке трость, но только особенную: ручка ее имела форму молотка, низ оканчивался стальным наконечником. - Возьми-ка, Юлий, геологический молоток. - А для чего это? - Пойдем искать минералы и горные породы. - А они... породы и минералы, чем-то отличаются друг от друга? - А как же! Вот на месте и разберемся. Никогда не думал Юлька, что окрестности родной ему Уньчи столь богаты разными ископаемыми. Раньше казалось, посмотришь вокруг - все давно знакомо и нет ничего интересного: лесистые горы, скалы, красноватые осыпи... Но Петр Петрович научил Юльку смотреть на мир иными глазами. Они спустились вниз по течению до впадения в Осьву маленькой речушки - Мутной. Не напрасно назвали ее так: вода в речушке была желтоватой, похожей на заваренный чай. Вдоль правого берега Мутной, раздвинув широкой грудью зелень, нависла над водой серая скала. Ветры и дожди обкатали острые выступы... - Известняк! - сказал Петр Петрович и, опираясь на молоток, взобрался по каменистой насыпи на скалу. Отбив от скалы камень, он, внимательно осмотрев его, протянул Юльке: - Как удачно! Смотри! Вот и ракушку видно. И впрямь, в искристом изломе отбитого камня виднелась настоящая ракушка с ребристой поверхностью. - Как же она попала туда? - удивленно спросил Юлька. - Известняк - осадочная порода. Когда-то, миллионы лет назад, здесь, где мы стоим с тобой, простиралось море. Морская вода только на вид кажется прозрачной, а на самом деле она кишмя кишит мельчайшими организмами. Как и сейчас, в седые времена они быстро размножались, так же быстро умирали и опускались на дно. Из раковин этих умерших организмов и накопились известковые осадки, спрессованные давлением воды в монолит. В микроскоп видно, что камень состоит из мельчайших раковинок или их обломков. Встречаются и крупные, как вот эта... Пройдя еще немного вверх по речушке, они увидели другую скалу, более светлую. Петр Петрович отбил от нее белый, как сахар, осколок. - А это гипс... родной брат известняка. Из него обжигают алебастр, который идет для штукатурных работ, гипс для медицинских нужд... На левом берегу речушки, километрах в трех от устья, Петр Петрович поднял интересный камень - золотистый, с вкрапленными серебристыми блестками. На вид он был крепок, а на вес тяжел. Довольный этой находкой, Петр Петрович сказал Юльке: - Гипс, известняк - горные породы. А вот этот камень - уже минерал... - А что это? - Пирит, или серный колчедан. Из него добывают известную тебе серную кислоту. Когда Петр Петрович отвлекся, Юлька лизнул обломок. Ничего особенного: камень как камень. Откуда же берется тут едучая серная кислота? ...Прошло пять дней. И вот вечером Петр Петрович спокойно, будто между прочим, сказал: - Получил телеграмму, завтра в семь ноль-ноль прибудет вертолет... - Верно? - недоверчиво воскликнул Гешка. - Честное слово? - в тон ему протянул Юлька. - Честное! Но только, ребята, нам разрешили один рейс - туда. Машина идет в дальнюю партию с важным грузом. Обратно придется возвращаться пешком. Выдержите путь? Друзья переглянулись: - Выдержим! Следует ли писать о том, сколько было разговоров среди уньчанских ребят о вертолете? Ученики гвардейского шестого класса "Б" ходили именинниками. - Наши Геша Круглов и Юлий Малямзин летят на вертолете! - извещали они родных и знакомых. А Валерка Гилин, поэт, известный пока только своему классу, сочинил стихи, посвященные этому событию. Они оканчивались так: Полчища хмурых туч И солнца жаркий луч В полете встретят вертолет. Юлька и Гешка в этот вечер уснули взволнованные и счастливые. Утром Юльку разбудил отец: - Ты что? Струсил и решил не лететь? Уже восемь часов. - Куда? Кто? Зачем? - Вертолет-то уже сел на паберегу... - О-о-о!! Проспал! Юлька вскочил с кровати, заплетаясь ногами в простыне, добежал до окна, взглянул в него и охнул. Освободившись от простыни, бросился вон из дому. Стукнула входная дверь, зазвенело кольцо, прибитое вместо ручки на воротах... На том берегу, поодаль от палаток, стояла серебристая машина. Возле нее толпился народ. Юлька было бросился к реке, но, вспомнив, что он в одних трусах, повернул к дому. Пожалуй, только пожарники, поднятые по тревоге, могли бы поспорить с Юлькой в быстроте одевания. Через минуту на нем были уже брюки, рубашка, на голове тюбетейка, а карман топорщился от куска хлеба с ломтем сала, который мама сунула ему на ходу. Юлька помчался к Гешке. Встретились друзья на площади. Позади Геши семенил своими кривыми ногами Гром. - Уже там? - Ага! И они побежали к реке. На вид машина была неуклюжая. Казалось, кто-то пошутил, приделав к большому ящику-сундуку хвост-трубу. А потом для смеха поставил на конец хвоста и в середине сундука по четырехлопастному винту. - Вертолет! Смотри! - крикнул Юлька, стаскивая с отмели лодку. Он залез в воду прямо в ботинках. Чтобы ускорить путь, мальчики не стали подниматься на шестах вверх по реке, а, работая кормовыми веслами, погнали лодку наперерез течению, но их снесло гораздо ниже лагеря Как только друзья выскочили на берег, над вертолетом появился синеватый дымок, что-то хлопнуло. Четко заработали двигатели, и там, где были винты, образовалось по сверкающему кругу. - Ой, полетели! Оставили нас! - взвыл Юлька и ускорил бег. Гешка ринулся вслед, а Гром, решив, по-видимому, что ребята забавляются, с лаем бросился за ними, хватая за штаны то одного, то другого. Из кабины спрыгнул на землю механик в комбинезоне. - Постойте! Нам надо лететь! - заорал подбежавший первым Юлька, стараясь перекричать шум моторов. - Не на Луну ли? - крикнул механик. - Ага! Ой, нет! До Верховья! - Тогда подождите немного. А вон и командир идет. Ребята оглянулись. От палаток шли двое: летчик в кожаной тужурке, в шлеме с очками и Петр Петрович. Они разговаривали о чем-то веселом: кряжистый, круглолицый летчик смеялся, закинув назад голову. - Прибыли? - спросил Петр Петрович ребят. - А я решил, что струсили. - Ну разве такие пистолеты струсят? Никогда! - сказал летчик и легонько щелкнул Юлия по его крупной стриженой голове. Пионеры из шестого класса "Б" были уже в сборе. Они окружили счастливцев, каждый старался высказать свое мнение о вертолете. - Удобная машина, ей аэродром не нужен, - сказал Алеша Бунчук. Валерка Гилин, который, как всегда, был с сестрой, добавил: - Я читал, что на вертолетах не только перевозят людей, им, как краном, поднимают разные конструкции... - Да, да! - солидно подтверждал Гешка. - Ты, Геш, запомни все свои впечатления от полета, - продолжал Валерка Гилин, - а потом мне расскажешь... Эх, жаль, что ты не поэт! - А Валерка из банки сахар съел! - как всегда, не к месту, вмешалась в разговор его сестра. Валерка покраснел. - Геша! Ты попроси... может, они и меня возьмут? - несмело сказал Юра Хромов. Геша хотел уже обратиться к Петру Петровичу, но механик открыл боковую дверку, спустил из машины металлическую лесенку. Летчик показал на полуовальный вход: - Прошу, милорды! "Милорды" торопливо влезли в машину. Гром, оставшись один, оглушительно залаял. - Можно его с нами? - попросил Гешка. - Сколько угодно! - ответил летчик и, подняв собаку за шкуру, затолкнул Грома в вертолет. Машина была заполнена какими-то тюками, ящиками, мешками. В фюзеляже были сделаны овальные окошечки, окантованные резиновыми прокладками Ребята сели на низкие брезентовые скамейки, устроенные вдоль бортов, и прильнули к окошечкам. И вот теперь, когда кончились все тревоги, когда надоедливая мысль: "А вдруг да не прилетит вертолет, вдруг да передумает Петр Петрович", - отошла в прошлое, друзья почувствовали себя бесконечно счастливыми и смелыми. Юлий расхрабрился до того, что встал в проеме двери и закричал ребятам: - Через полчаса мы будем в Верховье. Здорово, а? Петр Петрович поднялся в машину, сбросил с плеч туго набитый рюкзак. Механик, подняв лесенку, захлопнул дверку и отрапортовал: - К полету готов! Моторы взвыли. Стенки кабины, металлический пол под ногами вздрогнули. Трава под вертолетом стала пригибаться к земле и засеребрилась. Моторы запели басовитее и глуше. Вдруг что-то подкатило к сердцу, охватила легкая тошнота, но тотчас же пропала. Земля стала уходить стремительно вниз. Ребята, провожавшие вертолет, оказались где-то далеко под ногами, а потом исчезли... АТАМАНША Вертолет достиг Осьвы и, круто повернув, пошел вдоль ее течения. Вскоре на правом берегу показались постройки. На крыше одного из домиков известью было написано: "112". "Это и есть кордон Верховье", - догадался Гешка. Цифра на крыше (он знал это давно) - номер лесного квартала, ориентир для летчиков. "Уже прилетели? Как скоро!" - с огорчением подумал Юлий, когда вертолет, сделав круг над кордоном, пошел на посадку. По-видимому, вертолет здесь был не редкостью. Его появление не вызвало на кордоне особого интереса. Пятилетняя девочка с куклой-голышкой на руках мельком взглянула на машину и побежала дальше по своим неотложным делам. В раскрытом окне появилась старуха, зевнула и скрылась... Как только Петр Петрович и мальчики сошли на землю, летчик поднял лесенку и захлопнул дверь. Трава под машиной полегла, рубашки на мальчиках с одного боку пристали к телу, с другого затрепетали, как флаги на ветру. Вертолет улетел. По крутой каменистой тропинке поднялись к домам. Здесь гора немного отступала, образуя небольшую террасу, на которой и расположился кордон. Для огородов уже не оставалось места, и они были распаханы на склоне горы. Через калитку, окованную железом, вошли на просторный двор. На крыльце самого большого дома сидела женщина и деревянной толкушкой мяла в чугуне вареный картофель. - Здравствуйте! Товарищ Брагин здесь живет? - спросил Петр Петрович. Женщина, не прерывая работы, крикнула в раскрытую дверь: - Андрей! Тебя кличут! Послышались шаги, и на крыльцо вышел широкоплечий мужчина в старой солдатской гимнастерке, у которой вместо позолоченных металлических пуговиц были пришиты коричневые, одежные. Увидев посетителей, он торопливо стряхнул с квадратной густой бороды хлебные крошки, вопросительно посмотрел на Петра Петровича. - Простите, нам нужен Виктор Васильевич. - Это мой отец. Он в сарае, в Уньчу собирается. - В Уньчу? - переспросил Петр Петрович. - Да. У него есть какие-то старые документы по геологоразведочным работам... Гешка видел, как обрадовался Петр Петрович. А сам он непроизвольно сдернул кепку. Юлька, словно по команде, вытянулся, с восторгом глядя на мужчину в гимнастерке. Тревоги окончились: отчет сохранился. Мужчина прошел к сараю и негромко позвал отца. Гешка представлял себе Брагина дряхлым. Но старик оказался крепким. Волосы его были густые, черные, с проседью. В странном, наискось, разрезе глаз, широких скулах, изогнутом подбородке было что-то знакомое. Гешка сразу вспомнил Нюру. Он даже оглянулся, разыскивая ее. Виктор Васильевич был готов к походу. Он обулся в легкие сапоги без каблуков - бахилы. За плечами приладил пестерь - короб из бересты, похожий на ранец. Виктор Васильевич сперва оглядел мальчишек, а потом, подав руку Петру Петровичу, сказал: - Из Уньчи прибыли? Угадал? А я к вам собрался. Он движением плеча сбросил лямки и опустил на землю пестерь. Ласково провел ладонью по крышке. - Нюся мне все рассказала. Знаю я про поиски ваши. Рад помочь... Очень рад. Вот здесь, в пестере, все, что уда" лось сохранить мне... Отчеты, планы горных работ, зарисовки. Пройдемте в дом, там поговорим. Добрую половину дома занимала просторная кухня-столовая с русской печью посредине. Стены в доме неоштукатуренные, бревенчатые. В простенках развешаны фотографии в рамочках, украшенных тетеревиными крыльями, раскрытыми веером. На полу, возле большого зеленого сундука, лежала медвежья шкура. В раскрытые двери видна спальня. Над кроватью висело сразу три ружья. То, что оружие в этом доме являлось не украшением, а предметом обихода, чувствовалось во всем: на комоде, рядом с зеркалом, стояли две жестяные банки с порохом, рядом золотилась грудка палочек - латунных патронов; на окне чернели стеклянные банки из-под консервов, наполненные дробью. В соседней комнатушке стояла узкая кровать под белым покрывалом; на столике аккуратно сложены учебники, тоненькие тетрадки. Женщина быстро приготовила завтрак. Ребята, сняв тяжелые ботинки, сидели за столом босиком. Перед ними дымилась горка горячего, в мундире картофеля, лежала разваренная рыба, белело в кринке молоко. Завтрак был нарушен неистовым лаем Грома. Казалось, еще минута, и собака задохнется от ярости. Ребята, а за ними и женщина выскочили из дома. Посреди просторного зеленого двора, распахнув крылья, кругами, словно танцуя, ходил голенастый журавль. В центре круга, припадая на передние лапы-коротышки, бесновался Гром. Как только собака кидалась на птицу, журавль смешно отскакивал в сторону. - Ах ты, охальник! Не трожь птицу! - закричала хозяйка и, схватив голик, побежала к собаке. Гром, скуля, кинулся под ноги ребят. - Чей это журавль? - спросил Юлька. - Да нашей атаманши, Нюрки. Прошлым летом она подобрала его на болоте хворого и выходила. Умная птица... А ты, страшилище чужеродное, не трожь его! Двор оказался заселенным еще двумя интересными жителями. Не успели ребята дойти до крыльца, как из-под него выскочили облезлые рыжие лисята. Смешно тявкая, они гонялись друг за дружкой, словно играли в пятнашки. - Настоящие? - воскликнул удивленный Юлька. Он оговорился, хотел спросить: "Из лесу?" Женщина улыбнулась: - Конечно, не поддельные... Тож Нюркина забота. Опять Нюра! Любопытство ребят к этой девочке все возрастало. Мальчиков позвали в дом. Петр Петрович и Виктор Васильевич рассматривали сохраненный старым штейгером материал. Они перелистывали пожелтевшие, склеившиеся листы, журналы с колонками цифр, рассматривали чертежи, отпечатанные на синьке. - Хорошо, хорошо... Это очень ценно! - восклицал Петр Петрович. Закончив беглый осмотр отчета, Петр Петрович сказал ребятам: - Кроме этого отчета, Виктор Васильевич сохранил образцы проб руды, взятых в свое время в шурфах. Всего четыре ящика. Он думает их сплавить на лодке. Ящики повезет Нюра. Я думаю, что и вам следует ехать с ней. А мы с Виктором Васильевичем пойдем пешком через горы, тут путь ближе. - Справятся ли они с лодкой? За Нюсю я спокоен, она привычна к реке и не раз спускалась по Осьве в долбленке... А вот они... - Виктор Васильевич строго осмотрел друзей. Петр Петрович заступился за ребят: - Справятся! Нашим молодым рабочим можно доверять! "Нашим молодым рабочим", - затаив дыхание подумал Гешка. Он пригладил ладошкой свой полубокс и солидно подтвердил: - Вполне можно! - Хорошо! - согласился Брагин. - Только Нюся поедет старшей в лодке... Юлька возмутился: девчонка ими командовать будет! - Мы и без нее сможем. На что она нам... Мы на Осьве выросли, мы реку знаем! - "Мы, мы", - передразнил Петр Петрович. - Зазнайство никогда впрок не шло. Ясно? А Виктор Васильевич сказал: - Бедовая она. Иному мальчишке до нее, что... Он не успел договорить, за окном послышался цокот лошадиных подков, и в раскрытые ворота въехал всадник. Все сразу подошли к окну. Лошадь рысью прошла к крыльцу. Из седла на землю легко спрыгнула девочка. - Вот и Нюся! - сказал Виктор Васильевич и первым вышел на крыльцо. Увидев мальчиков, Нюся ничем не выдала своего удивления: как будто они и должны быть на кордоне. - Здравствуйте, Нюра! - сказал Геша. - Здорово, - буркнул Юлька. Девочка молча кивнула Гешке, а на Юльку только взглянула и, проходя мимо, будто ненароком поддела локтем. Теперь уж ребята внимательно присмотрелись к девочке. Высокая, худенькая. Светлые волосы заплетены в две косы, уложенные, чтобы не мешали, на затылке. Лицо круглое, скуластое, с ямочкой на подбородке. Нюра, казалось, забыла про ребят. Отвела лошадь к конюшне, расседлала, пучком сена обтерла ее потную спину и привязала в тени под навесом. Все она делала умело, со сноровкой. Видно было, что эта работа для нее привычна. Потом Нюра подошла к деду. - Так порешили... - сказал ей Виктор Васильевич. - В лодке всем не разместиться. Поедешь ты и мальчики. Мы с товарищем Голощаповым пойдем через горы пешком. Справитесь втроем? Девочка внимательно оглядела друзей, и Геша заметил в глазах ее задорный огонек. - В Осинниках они были боевыми, что петухи. А вот на порогах... Не разревутся они от страха? - сказала Нюра. Это было уж слишком. Гешка выпрямился, сжав от злости кулаки. А Юлька так покраснел, словно его ошпарили кипятком. Мальчики наперебой закричали: - Мы? Да никогда! Мы сюда не как-нибудь, а на вертолете. У нас в Уньче леса дремучие и горы повыше, и то мы... Девочка пощупала ямочку на своем подбородке и лукаво засмеялась: - Ишь какие заводные! Ну раз так могут кричать - толк будет. Потом она сразу посерьезнела, села на ступеньку крыльца рядом с отцом и сказала: - В Сухом логу все в полном порядке, а вот на Хмурой с одного конца зарод греется... Я раскрыла его, сено раструсила по пабереге. Ведро сейчас, оно хорошо подсохнет. (Ведро - летняя ясная, сухая погода.) Лесник кивнул головой и негромко сказал Нюре: - Отдохни немного, дочка! Да поешь. Он вздохнул, неторопливо поднялся, прошел в дом и вскоре вернулся одетый по-походному: за спиной ружье, через плечо перекинута кожаная сумка, на ногах, как и у отца, легкие бахилы. В руках он держал еще одно ружье, которое передал Виктору Васильевичу: - На Лысой медведь пошаливает... На днях телушку задрал. Ружьишко, папа, на всякий случай прихватите. Я вас до Лысой провожу, веселее втроем... Пока Нюся завтракала, отец и сын Брагины подготовили лодку. Принесли из сарая четыре небольших ящика и удобно разместили в долбленке. Дно ее выстлали свежим сеном, положили по добавочному шесту и короткому отгребному веслу. Нюрина мама положила в большую корзину два каравая хлеба, десятка три печеных яиц, кучку молодого картофеля, кусок жареной медвежатины и большую бутыль молока. Звери, населявшие двор, почуяли, что хозяйка покидает их. Пока шли сборы, журавль и лисята собрались возле дома и уставились на дверь. Переступать порог им было строго запрещено, и они хорошо усвоили это. Когда Нюра появилась на крыльце, питомцы встретили ее дружным криком. Девочка нежно попрощалась с ними. На реке было прохладно, с низовья дул ветерок и рябил воду. Виктор Васильевич еще раз напутствовал ребят: - Когда будете спускаться по Осьве, чтоб дурости не было. Долбленку перевернуть не мудрено - она верткая... Сегодня к вечеру будете у камня Писанца, там пристанете к берегу и переночуете... Запомните, ребята, за командира будет Нюра. Она реку хорошо знает. Слушайтесь ее! Поняли? Гешка кивнул головой, а Юлька опять возмутился: "Слушаться ее! Еще не хватало!" К ЧЕМУ ПРИВОДИТ САМОМНЕНИЕ Мальчики сняли обувь и подвернули штаны. Нюра придирчиво осмотрела лодку, заставила ребят переложить ботинки, перенесла на другое место корзину с продуктами. Потом столкнула долбленку на воду и задержала ее за цепь. - Садитесь, уньчанские орлы! - задорно сказала Нюра. В ее голосе была насмешка и звучали командирские нотки. Огрызаться было некогда, и Юлька влез в лодку вслед за Гешкой. А Гешка! Его словно подменили. Никому никогда не давал он спуску, а тут подчиняется этой дерзкой девчонке. - Ты еще на борт сядь! - услышал Юлий голос Нюры. - Быстро на дне камни считать будем! "Еще одно слово, и я ей отвечу!" - гневно подумал Юлька, но все же подвинулся на середину скамейки. Нюра бесцеремонно схватила Грома за шкуру и посадила в лодку, а затем, взбивая ногами воду, столкнула долбленку с отмели и на ходу вскочила в нее. - Счастливо! - крикнул Нюрин отец. Стоя на корме, Нюра оттолкнулась тонким шестом и вывела лодку на стремнину. Струя подхватила легкую долбленку и понесла. Домики кордона, Нюрин папа на берегу с каждым взмахом шеста все уменьшались и вскоре исчезли за поворотом. Нюра села, сменила шест на короткое кормовое весло и, отгребаясь то справа, то слева, повела лодку. А Гешка и Юлька не спускали глаз с реки. Здесь, в Верховье, Осьва была стремительнее, капризнее. А вода до того чиста, что ясно видно дно, и порой кажется, что лодка висит в воздухе. Юлий сидел спиной к Нюре. Девочка, перекидывая весло, кропила Юльку брызгами, и он каждый раз вздрагивал от неожиданности. Нюра очень вежливо и ехидно извинялась: - Простите, я вас, кажется, напугала! Можно было взорваться от злости! Брызги падали и на Гешку (это Юлька видел), но тот не обращал на них никакого внимания и, казалось, с интересом осматривался вокруг. - Смотри, Юлий! Камень какой, весь в дырках... И верно, слева по борту поднялась скала, вся в маленьких пещерках, точно в пчелиных сотах. - Это камень "Вещун", - пояснила Нюра. - Почему его так назвали? - полюбопытствовал Гешка. - Отвечает на все вопросы, и правильно. Спроси его: "Кто украл хомуты?" Лодка как раз достигла середины камня. Он рябоватой стеной заслонил солнце, и сразу стало прохладно. Где-то высоко, на уступе, росли молодые березы. Снизу они казались мелким кустарником. Гешка, не замечая подвоха, сложил руки рупором и крикнул во все горло: - Кто украл хомуты? "Ты... ты..." - отчетливо и громко ответила скала. Гешка запрокинул голову и залился смехом. "Над своей же глупостью смеется!" - подумал Юлька. Он мрачно улыбнулся: - Умнее вы ничего не можете придумать? - Могу! Вот только скандалить в очередях не умею. Научите! - Я... да я... если бы не я!.. - Юлька задохнулся от возмущения, и только присутствие Гешки и то, что они в лодке, спасло эту белобрысую от его гнева. - Перестань! - оборвал Гешка друга. В лодке наступила напряженная тишина. От работы кормовым веслом у Нюры онемели руки, но попросить недогадливых ребят сменить ее не позволяла гордость. Если бы не было в лодке этого стройного паренька с насмешливыми глазами, все было бы проще. Что за человек Юлий, Нюра представляла себе: он был задирист со слабыми, труслив с сильными, чуть хвастлив... А Геша, видно, славный, но только... только немного воображуля - на нее внимания не обращает. Нюра нарочно ударяла веслом по воде плашмя, и брызги окатывали ребят; Юлька вздрагивал и прямо зеленел от злости, а Гешка даже не стирал их с лица... Решили отдохнуть на берегу. Хотя совсем не тяжело было затащить лодку на галечную отмель, Нюра попросила Гешку: - Помоги мне! И они дружно ухватились за скобу. Руки их оказались рядом. Какие они теплые у Геши, не то что у нее - посиневшие от холодной воды. Геше, наверное, стало жаль ее. Когда, затащив лодку, они отошли от берега, он попенял ей: - Надо сказать было, что устала и руки застыли. Мы ведь мужчи... Но девочка прервала его: - Надо было догадаться! Гешка покраснел и вдруг сказал: - Давайте сыграем в пятнашки. Она кивнула и первая, дотронувшись до Гешкиного плеча, бросилась бежать: - Баш не отдашь - не вырастешь! Гешка кинулся за ней, но догнать ее было невозможно: быстрая, увертливая, она мотыльком носилась по лугу, усеянному золотисто-белой ромашкой... А Юлька злился на Нюру, на Гешку и даже на Грома. Подумать только! Вместо того чтобы поставить на место эту несносную Нюру, Гешка носится с ней по пабереге, а предатель Гром с лаем догоняет их. Нет, Юлькино достоинство не позволяет ему играть в пятнашки с девчонкой. Заложив руки в карманы штанов, в своей любимой позе Юлька важно расхаживал по галечной отмели. Через полчаса лодка опять продолжала плавание. Теперь уж Гешка взял в руки весло, а Юлька стал наблюдать за берегом: он то песчаный, то галечный, попадаются и круглые, омытые водой камни. Кое-где на берегах лежат бревна и дрова - долготье, оставшееся от сплава. Слева и справа лесистые горы. Они иногда так сожмут реку, что она мчится напропалую, точно в каменной трубе, и тогда становится холодно, сыро и даже страшно. Кажется, вот-вот лодка врежется в скалу. А то горы отступят и река разольется широко. Невысокие берега, заросшие некошеной травой, зеленой рамкой окантовывают водяную гладь. А по берегам - цветочный разлив. Желтых кувшинок так много, что кажется, упали на землю капли солнца. А незабудки как голубые дорожки. Студеные ручьи вливаются в реку, а вдоль ручьев - буйные заросли черной смородины. Над рекой парит коршун. Кажется, кто-то подвесил его на веревочке к единственному пушистому облачку... На плесах, где течение реки замедляется, ребята втроем берутся за весла. Юлька гребет слева, Нюра справа, а Геша подправляет. Но вот впереди река засеребрилась, словно кто граблями взлохматил ее. Слышится однотонный шум. Это перекат, или, как говорят на Урале, - перебор. Ребята поднимают весла, и лодка стремительно несется по маленьким зыбким волнам. От солнца, холодка брызг им вдруг становится беспричинно весело, хочется кричать, петь. И Юлька, позабыв всю свою злость, орет во все горло: - Оле-ле-ле!.. И Гешка закричал бы, да что-то стесняется этой девочки. На обед пристали к пологому берегу. На полянке разложили костер. Удивительно вкусным оказался обыкновенный ржаной хлеб. А мясо и яйца, посыпанные солью, - просто объедение! Юлька пожалел, что досталось так мало: по два яйца да по небольшому куску мяса. Еще бы чего съесть... Юлька заглянул в корзинку. Нюра сказала: - Не все сразу! Нам еще надо поужинать да и на завтра оставить. Залив костер водой, ребята отправились дальше. Теперь на корму сел Юлька. Погружая короткое весло то справа, то слева в воду, вывел лодку на середину реки. Юльке хотелось, чтобы Гешка заметил то умение, с каким он отчалил от берега и выгребал веслом. Но Гешка Юлькино старание понял по-иному и предупредил: - Не дури, Юлий! Юлька насупился и быстро заработал веслом, не замечая того, что вода с весла стекала ему на штаны... После двух часов пути стали появляться сначала отдельные деревья, а потом потянулись целые рощи могучих кедров. Они любят стоять вольготно, широко раскинув ветви с кистями длинных игл. Вдоль берега, ломая кустарник, рысцой прошел горбатый лось. Рога его, похожие на ладони с растопыренными пальцами, закинуты на спину. Пошумев листвой, лось исчез в зарослях ольхи. - У-лю-лю!.. - дружно прокричали ему вслед ребята. Послышался отдаленный шум, словно где-то выпускали пар. Нюра забеспокоилась и сказала Юльке: - Скоро Писанец, а сейчас пороги Гремучие. Слышишь, шумят? Дай я сяду на корму, тебе не справиться! Она поднялась, чтобы взять у Юльки отгребное весло. Юльку это взорвало: чтобы он, Юлий, выросший на этой реке, да не справился! Не может этого быть! - Я сам! Сам! Сидите! - крикнул он Нюре, погружая весло в воду. - Дай я проведу! - еще раз настойчиво потребовала Нюра. Но Юлька не ответил. Он сидел, набычив голову, готовый к драке за почетное место кормчего. - Ну ладно, отвечаешь ты. Понял? - задыхаясь от гнева, сказала Нюра и села на скамью, уткнув лицо в колени. Геша крикнул: - Уступи место Нюре! Но Юлька будто не слышал его. Шум нарастал. Теперь уже казалось, что впереди работали машины. Река заметно опускалась; посредине ее с каждой секундой все грознее поднималась гряда камней, разделяя реку на два протока. Левый бурлил, вскидывал волны, а правый спокойно лился стеклянной дорожкой. Течение реки раздваивалось, и нужно было уловить этот момент и направить лодку по правому, более тихому протоку. Но Юлька проворонил этот момент. Лодку подхватила левая струя. - Что ты наделал! - закричала Нюра и, схватив лежащее на дне лодки весло, заработала им с левого борта. - Эх, Юлька, Юлька!.. - сквозь зубы, зло процедил Гешка и стал помогать Нюре. Но было уже поздно. Лодку подхватило, понесло, словно она была соломинкой. Мелкая водяная пыль ударила в лицо. Лодка метнулась на волнах, и корзина с едой, шесты, ботинки подскочили на дне ее, ящики сдвинулись с места. Еще раз тряхнуло, зазвенела цепь, змейкой сложенная на носу. Долбленку понесло к камню, словно он был магнитом. Вода разбивалась о него, подбрасывала вверх клочья пены. Юлька понял, что лодку неминуемо ударит о валун и опрокинет. Закусив губу, он что есть силы продолжал отгребать, но течение, подхватившее долбленку, пересилило. Непостижимо быстро приблизился лобастый камень. В последний момент Юлька увидел его мокрый черный бок, зеленую бахрому водорослей, которая то поднималась волной, то припадала к камню. Высунув вперед весла, ребята попробовали оттолкнуться от камня, но сил их не хватило, и лодка, ударившись о него боком, опрокинулась. Когда Юлька вынырнул, он увидел днище перевернутой долбленки, темной рыбиной уходившей вниз. Затем мелькнуло испуганное лицо Гешки. Нюра саженками плыла к нему. Врезался в память зеленый склон горы, голубое небо с одиноким, словно заблудившимся солнцем. Юльку струей прибило к камню. Волна ударила в лицо. И Юлька понял, что ему не удастся выплыть - водоворот, который крутил его, затянет вниз... И Юлька заорал: - Тону-у! Спасайте! То-ну!.. Волна накрыла Юлия. Он, отфыркиваясь, вынырнул и увидел рядом с собой лицо Нюры и ее руку. - Держись! Юлька вдруг почувствовал, что его потянуло в сторону, он раскрыл рот, захлебнулся и потерял сознание... Очнулся Юлька уже на берегу. Он очень удивился, что лежит на траве, а Гешка и Нюра сидят рядом и держат его за руки. Юлькино тело болело, точно его отколотили, а голова так отяжелела, что не было сил приподнять ее. - Где я? - простонал он. - Лежи, лежи! - закричал обрадованный Гешка. - Утопленник ты! - Чуть не стал им, - поправила Нюра. - Вот-вот! Если бы не она, не Нюра, ловил бы ты сейчас хариусов на дне. Она тебя спасла, из воды выволокла! Юлька, закрыв глаза, вспоминал, как это случилось. В его памяти хорошо сохранился момент, когда потянуло лодку в левый проток. А как неумолимо, несмотря на все его усилия, вырастал этот зеленоватый лобастый камень! Припомнился Нюрин испуг и крик ее: "Что ты наделал!" И солнце в голубом небе... Неприятно прилипает к телу мокрая одежда. Опираясь на руки, Юлька сел на траву. Поняв, что Юльку теперь можно оставить одного, Нюра позвала Гешу: - Пойдем поищем лодку и груз! И они, шурша мокрой одеждой, побежали вниз по течению реки. Оставшись один, Юлька загрустил. Все шло так хорошо, и вдруг из-за его упрямства, грошового тщеславия они оказались в тяжелом положении. "Нам ценный груз сплавить доверили, а я его утопил, да и товарищей чуть не погубил... Да разве можно такому, как я, лететь в космос? Вот папа узнает, он спуску не даст..." - казня себя, думал Юлька. Невеселые мысли его прервал Гром, который выскочил из-за кустов и бросился и Юльке, пытаясь лизнуть его в губы. - Ничего ты не понимаешь, собачище! - сказал Юлька и обнял мокрого друга. Через полчаса с низовья реки показались Гешка и Нюра. По их угрюмому виду Юлька понял: ничего спасти не удалось. На душе его стало еще тоскливее. - Доигрался! - зло сказал Гешка, подходя вплотную к Юльке. - Ящики утопили и еду, ботинки тоже. Лодку еле в кустах нашли, у самого утеса, и выволокли на берег, да еще тюбетейку твою. Целехонька она, на, возьми ее... Эх, Юлька! Хо-орош ты гусь! В Гешкином голосе слышен был справедливый гнев и несправедливое презрение к Юльке. При чем же он, Юлька, если струя в реке оказалась сильнее и потащила лодку? Совсем не желал он этой аварии. - Если бы ты сидел на корме и правил или она... - Юлька мотнул головой в сторону Нюры, отжимавшей воду из волос, - то же самое могло случиться! - "То же"! - возмутился Гешка. - "То же"! - Ты чего орешь на меня? Что я у тебя - теленка съел, что ли? - огрызнулся Юлька. - Да на тебя не орать, тебя бить надо! - Видал я таких, бивал... В Уньче их по десятку на рубль дают... - А вот и увидишь! Гешка совсем не больно толкнул Юльку кулаком в бок. Юлька странно, по-девчоночьи, взвизгнул и вцепился в Гешкины волосы. Тот начал отбиваться, ребята упали и стали кататься по траве. - Геша! Да вы что? Бросьте! - закричала Нюра. А Геша уже сидел верхом на Юльке и, прижав его плечи к земле, тяжело дыша от борьбы и волнения, спрашивал: - Будешь еще? Будешь? Юлий молчал. Нюра заставила ребят подняться. Им было стыдно, и они, отвернувшись друг от друга, приводили себя в порядок. Нюра подошла к Юльке и, прищурив свои зеленоватые глаза, оглядывая его с ног до головы, негромко, но значительно сказала: - Хорош! Нечего сказать! Вот завтра, как только будем в Уньче, все расскажу твоему отцу. Все! Пропишет он тебе и за аварию, и за то, что драться полез... "Не трогал я Гешки, он первым ткнул меня!" - хотел крикнуть Юлька, но неожиданно для себя почувствовал, что к горлу подступил комок, а на глаза навернулись слезы. Он понял, что вот-вот разревется. Чтобы не выдать своих слез, Юлька поднял тюбетейку и бросился бежать по тропинке к видневшемуся вдали утесу Писанцу. - Юлька! Стой! Юлька-а! - услышал он голос Решки. "Не нужны мне такие друзья, которые нападают, изменяют! Я сейчас пойду домой, к маме, к Ваське. Они у меня..." И ему показалось, что сейчас единственным правильным решением будет идти домой. Дорогу он знает, она одна: по тропинке вниз по реке, до самой Уньчи. С ЮЛЬКОЙ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ Гешка понял, что ему не догнать друга. Хмурый, он возвратился к Нюре. - Ну и пусть бежит. Тоже мне товарищ! - стараясь казаться как можно более равнодушным, сказал Гешка, Мокрая одежда неприятно холодила тело и шуршала, словно сшитая из брезента. Гешка огляделся. Лодка их перевернулась совсем недалеко от Писанца. Не зря назвали так этот утес. Высоко поднялась на противоположном правом берегу его светло-серая стена. Ветры, дожди выбили на нем замысловатые узоры. Как будто богатырь хотел поведать потомкам о своих подвигах. На берегу лежало несколько бревен, выброшенных весенним паводком. Долго наблюдали ребята за быстротечной рекой. Волна то и дело обмывала разбойный камень, о который ударилась лодка. Он становился на мгновение седым от пены, и, как только вода стекала, его мокрая скользкая макушка вспыхивала под солнцем. - А ящики нам придется доставать из реки, - угрюмо и твердо сказал Гешка. - Обязательно даже. Мне перед дедушкой стыдно. Решили дождаться утра, приплавить лодку и с нее, ныряя, поднять ящики. После захода солнца с низовьев реки поплыл тонкий туман. Казалось, Осьва укрывается одеялом. Сразу стало холодно. - Давай устраиваться на ночлег! - сказал Гешка. Невдалеке из крутого берега выпирали два гладких, облизанных, ветрами камня. Между ними была маленькая сухая пещерка. Место для ночлега удобное, защищено от ветра с трех сторон. Пока Геша выкидывал из пещерки камни, разравнивал гальку, Нюра отыскала прошлогодний зарод и принесла две охапки сена. Вот и готово жилье! Теперь надо позаботиться об ужине: Гешка почувствовал сильный голод. Пошлепав ладонью по животу, он грустно улыбнулся: - Скучает мой живот. Ох, есть хочет! - А ты? - Я-то нет! Нюра рассмеялась и тоже призналась, что не прочь бы поужинать. - Пойдем поищем! - сказал Геша, кивнув головой в сторону луга. И Нюра, выросшая в лесу, поняла его с полуслова. Они вперегонки добежали до луга и, разводя руками густую траву, стали рвать щавель, сочные перья черемши - дикого чеснока, откапывать маленькие бледно-розовые корешки луговой моркови. Ребята отнесли "добычу" к пещере. Сразу же за ней начинались заросли малинника. Как не полакомиться ягодами! Гешка надрал бересты с поваленной бурей березы и смастерил две коробки. Малинник занимал всю гарь - место стародавнего лесного пожара. Хотя уже смеркалось и к кустам приходилось приглядываться, это не помешало ребятам набрать полные коробки, и даже "с горкой". Ужинали при звездах. Горы в темноте, казалось, стали круче, ближе подобрались к реке. Запрокинет Гешка голову, посмотрит на небо, и кажется ему, что сидит он на дне глубокого колодца. Смолкли сами собой разговоры... Нюра подумала о случившейся беде - утопила дедушкины ящики. Все же каким нехорошим оказался этот Юлька. В городе подрался с ней и здесь своевольничал... У Гешки думы тоже невеселые. Он беспокоился за Юлия. Взял и убежал! Ну, случилась неприятность - втроем-то можно было с ней справиться, достать ящики. Вон водолазы корабли со дна морей поднимают, а они... Ох, совсем бы не надо было ему лезть с кулаками на Юльку. За все семь лет дружбы они подрались первый раз... Вечера на реке бывают прохладными, ребята озябли. Да и влажная одежда неприятно холодила тело. Гешка вскочил и стал согреваться: энергично размахивать руками и бегать вприпрыжку. И Нюра за ним. Согревшись, они принесли из зарода еще по охапке сена. Этим сеном каждый прикрылся, свернувшись калачиком на подстилке. Стало чуть теплее. Чтобы забыть о холоде, Гешка начал рассказывать Нюре, как они дружили с Юлькой. Выходило, что отважнее, умнее и честнее, чем Юлька, не было человека в Уньче... Геша проснулся от холода. Чуть рассвело. В проем пещеры неясно виднелся противоположный лесистый берег. Нюра спала, свернувшись калачиком. Она вся зарылась в сено, и только двумя змейками выползли косички. Возле входа лежал Гром. Почуяв, что хозяин проснулся, он приподнялся на лапах и широко зевнул, показав длинный язык и белый заборчик крепких зубов. Весь его вид как бы говорил: "А я всю ночь не спал, вас сторожил. Спать хочется страсть!" Гешка уже собирался перевернуться на другой бок, как неожиданно Гром вскочил и глухо зарычал. Затем звонко, заливчато залаял, вспугнув на реке зуйка, который с писком пронесся над самым берегом. - Тихо! Шалый какой! - раздался глуховатый мужской голос. Гешка моментально вскочил на ноги. К пещере подходил мужчина с ружьем. Форменный, выцветший на солнце китель его был подпоясан патронташем. Не обращая внимания на беснующегося возле него Грома, он остановился у входа. Увидев поднявшуюся Нюру с сеном в волосах, мужчина удивленно, гулким басом сказал: - Это ты, Нюся? А я думаю: кто же мой зарод разворошил? Понатрусили сена, по следу я и пришел. Чего ты тут? - Дядя Павел! - обрадовалась девочка. Она торопливо обтерла ладонью лицо, сгоняя остатки сна, прихорошилась, стряхнув с платья приставшие остяки, сено, и тоже спросила: - А вы чего здесь? - Корову ищу. Отбилась, никудышная, от стада. Не встретила ее? Нюра отрицательно мотнула головой. Заметив недоумение на лице Гешки, Нюра сказала: - Это дядя Павел, лесник с Тулыма... Лесник снял с плеча двустволку и не спеша протер рукавом кителя мокрые от инея вороненые стволы. - Холодно сегодня, иней выпал. Вам, наверное... - Он не договорил, что-то вспомнив, вытащил из кармана влажную тюбетейку и протянул Гешке: - Не твоя ли, углан? Гешка голову бы дал на отсечение, что тюбетейка эта принадлежит Юльке. Кто-кто, а Гешка-то знает ее. - Не моя... товарища моего, Юльки. А как она к вам попала? Юлька вчера убежал от нас домой в Уньчу, и тюбетейка была с ним... на голове. Дядя Павел нахмурился, внимательно посмотрел на Гешку и спросил Нюру: - И впрямь так было? Девочка не спеша, обстоятельно рассказала все. - Странно, ребята! Я переходил по мосткам речушку Звонкую. Смотрю, метрах в десяти выше перехода, под кустом ракиты, на обмытых корнях тюбетейка полощется... - Он задумался. Протянул Гешке находку и тревожно сказал: - Что-то тут не так! Случилось, видно, с парнем несчастье... Если бы он потерял тюбетейку, когда речушку переходил, то ее снесло бы ниже или бы она тут, у мостков, была... Как же это она очутилась выше по течению? А? Лесник опять задумался, перебирая пальцами короткую, густую бородку. Потом спросил Нюру: - Так, говоришь, он вчера вечером побежал в Уньчу? По прибрежной тропинке? Девочка подтвердила. - М-да! Что-то не так, ребята. Я по этой тропинке шел и никого не встретил. Что-то с ним стряслось. Как только ободняет - пойдем на розыски... А сейчас поедим. Я вижу, вы голодны. Давайте-ка разложим костер! (Ободняет (ободнять) - рассветет, настанет утро.) Собирая хворост, Нюра с тревогой думала об этом непутевом Юльке. А о Гешке и говорить нечего - теперь Юлька казался ему бесконечно дорогим, замечательнейшим человеком. Если бы не этот суровый лесник, Гешка бросился бы на поиски друга немедленно. "РАЗВЕ МОЖНО ТАК ПУГАТЬ ЧЕЛОВЕКА!" Хотя Юлька и убеждал себя, что поступил правильно, покинув друзей, считая это достойным ответом на вероломное нападение Гешки, ему с каждым шагом становилось все яснее, что виноват он сам. Ведь он, не Гешка, перевернул лодку, утопил ценный груз... Так, терзая себя, Юлька брел по тропинке, сбавив шаг. Неожиданно тропинка раздвоилась. Одна свернула к реке, продолжая виться вдоль берега, вторая потянулась ниткой прямо, сквозь кусты молодой черемухи. "Пойду напрямик - так скорее", - подумал Юлька и решительно раздвинул густые черемуховые ветви. Тропинка вначале была торной, нахоженной, но вскоре стала прятаться в траве, и Юльке приходилось нагибаться, разглядывая ее. Занятый розыском тропинки, Юлька не заметил, как углубился в тайгу. Деревья собрались вокруг шумливой стеной. И Юлька почувствовал себя маленькой рыбешкой на дне зеленого неспокойного океана. Строгие пирамидальные ели, белоствольные березы, словно оклеенные бумагой, молодой рябинник с прямыми и тонкими, как удилища, стволами, пахучий черемушник росли вперемешку. Между взрослыми деревьями поднялась молодая поросль и подлесок: ивняк, малина, кусты жимолости с синими сережками ягод. Трава и лапчатый папоротник доходили Юльке до груди, а лопоухий пикан "медвежья дудка" кивал белой шапочкой выше его макушки. Разгребая руками листву, кипящую под ветром, перепрыгивая через колодины, обходя завалы из старых поваленных бурями деревьев, Юлька продирался вперед. Давно уже не слышно шума реки, лишь изредка пискнет птица да хрустнет под ногой сучок и прозвучит пистолетным выстрелом, заставив Юльку вздрогнуть. Солнце уже садилось, наполняя лес синим сумраком, золотя вершины старых елей и берез, отчего казалось, что там, в вышине, растут другие деревья. Юльке стало беспричинно грустно и очень захотелось к ребятам. "Пойду, пусть поругают, посмеются, но все же лучше, когда мы вместе!" Твердо решив возвратиться, Юлька повернул вправо - как он считал, к реке. Юлька шел долго, но тайга была все такой же бесконечной и таинственной. Нигде не видно даже просвета, сквозь который блеснула бы река. Встревоженный, Юлька остановился, огляделся, залез на высокий пень - и оттуда ничего не видно. - Ау-у-у! Гешка-а! Ню-ура! - заорал Юлий. Даже эхо не получилось, словно растворился его голос в густом лесу. Юлька почувствовал, как на лбу его, на носу выступил пот. - Что же это? Где я? - вслух спросил он сам себя. - Я шел так... Солнце было слева... Значит, мне идти сюда... Юлька слез с пенька и, продираясь сквозь кусты, опять взял вправо. Шел он, как ему показалось, долго, но все равно впереди, позади и сбоку стояла эта зеленая стена, шевелящаяся под вечерним ветерком. Совсем неожиданно он наткнулся на чьи-то следы. Юлька встал на колени: виднелись свежие, не пожухлые разрывы травы, белел поперечный излом веточки с еще не высохшим соком; следующий след носил ясный отпечаток босой человеческой ноги. Юлька с недоумением и тревогой посмотрел на след, потом на свои ноги, оглянулся. Он не помнил, шел ли тут, но было ясно одно - это его след, он сделал круг, он заблудился. Юлий, как и всякий бы человек на его месте, испугался, и даже очень. Правда, он сначала бросился бежать, но споткнулся о еловое корневище и упал. Это привело его в чувство. Подняв слетевшую со стриженой головы пеструю тюбетейку, он стоял и озирался по сторонам. Легкая, как озноб, дрожь трясла его. - Где же это я? А? Где? Куда мне идти? - спрашивал он себя, стуча зубами. Потом, вспомнив один из вернейших, по мнению уньчанских мальчишек, способов выбраться из лесу, скинул рубашку, штаны, вывернув их швами наружу, и опять надел. Это несложное действие, как ни странно, успокоило Юльку, и он начал рассуждать: - Наша Осьва течет почти... хоть и не совсем, но почти на запад. У нас запад... - Юлька замолчал, вытянув шею, и приподнялся на носках, разглядывая небосвод. Солнце уже спустилось к самой горе и зарылось в пушистое облачко, окрасив его в алый цвет. - Вот там запад... - продолжал рассуждать Юлька вслух. Звук собственного голоса успокаивал его. - Если я пойду на запад - значит, пойду вдоль реки. А чтобы выйти к реке, надо повернуть на север, вот сюда! Юлька, став лицом к западу, вытянул правую руку вбок. Там, решил он, был север. Чтобы проверить себя, он подошел к одинокой ели. Он знал, что у дерева ветви, обращенные в сторону юга, гуще, а ветви, обращенные на север, - тоньше и растут реже. Его предположение оправдалось: направление по ели совпадало с направлением, определенным им по закату солнца. Теперь Юлька знал, куда идти. Пройдя сто шагов, он наткнулся на муравьиную кучу, и это было дополнительным подтверждением правильности избранного им направления - муравьи всегда воздвигают свои жилища с южной стороны дерева. Синий сумрак поднимался от земли. Он скрыл от глаз кусты, затемнил пушистый султан пахучего бражника. Все теперь казалось таинственным и незнакомым. Юлька прибавил шаг. Совсем неожиданно он наткнулся на куст черной смородины и повеселел. Но обрадовали его не ягоды: он знал, что черная смородина растет на влажных местах, в логах, вдоль ручьев. Юлька остановился и напряг слух: действительно, где-то рядом чуть слышно шумела вода. Юлька раздвинул кусты. Среди берегов, заросших саблевидной осокой, текла небольшая речушка. Юлий лег на живот, припав сухими губами к воде. Он сделал всего только два глотка, как неожиданно за спиной послышалась чья-то тяжелая поступь, треск сучьев и глубокий, шумный вздох. Юлька оглянулся, тюбетейка слетела с головы. Проворная речная струя подхватила ее и, кружа, понесла вниз. Но Юльке было не до тюбетейки: зверь где-то рядом! Явственно слышался шелест листвы, раздвигаемой его крупным телом, неторопливое пофыркивание. "Медведь!" - с ужасом подумал Юлька и почувствовал, как у него сразу одеревенели ноги, а по спине прошел леденящий холодок. "На дерево, он там не тронет..." - пришла спасительная мысль. Юлька приподнялся и бросился к могучей ели. Не разглядев в сумерках коряги, он споткнулся о нее и пластом растянулся на земле. Юлька лежал не двигаясь, зажмурив глаза. Он ясно слышал каждый шаг зверя, потрескивание валежника, шелест травы. Силы покинули Юльку. Неожиданно припомнилось: "При встрече с медведем надо притвориться мертвым - медведь не ест падали". Собственно, и притворяться Юльке было не нужно: испуг его был так велик, что лишил всякого движения. Юлька даже не успел пожалеть себя. Зверь шумно обнюхал его босые ноги, подошел к голове и неожиданно облизал затылок шершавым, мокрым языком. "С головы начнет!" - с ужасом подумал Юлька, втягивая голову в плечи. Медведь, по-видимому, был сыт и не стал трогать Юльку. Он фыркнул и, грузно ступая, отошел. Только теперь Юлька почувствовал, как бешено колотится в груди сердце. Чуть приоткрыв глаза, он увидел темную, еле различимую тушу зверя. Потоптавшись на краю поросли, медведь раздвинул кусты н исчез в темноте, "Жив, спасен!" - радостно думал Юлька. Так-так-так, - бешено колотилось сердце. Юлька приподнялся на вялых, дрожащих руках и прислушался: медведь немного повозился в кустах и, ломая их, тяжело залег. Воспользовавшись этим, Юлий на четвереньках добрался до старой ели, и, как только под руками оказались толстые сучья, вялость его мгновенно прошла. Он проворно взобрался на самую вершину и, найдя удобный сук с развилиной, обняв руками ствол, казалось, прирос к нему. Ночь была спокойной. Вначале Юлька бодрствовал, зорко вглядываясь в темноту, туда, где залег зверь. Но все было тихо. Лишь неумолчно шумела речушка да где-то по соседству изредка попискивала спросонья какая-то птаха. Постепенно исчез страх, и на смену ему пришел самый сильный борец на свете - сон. Поняв, что ему не преодолеть его, Юлька, чтобы не упасть, пристегнул себя ремнем к стволу ели и, припав плечом к ее шероховатой коре с липкими слезинками серы, задремал. Сон его был неспокойным, Юлька то и дело вздрагивал и крепче стискивал руками ствол. Юлька проспал волшебный момент, когда лес встречал новый день. Сначала с неба ушли мелкие звезды, остались только фонарики крупных. Это они сторожили Юлькин сон. Да у самого горизонта колыхалась среди вытянутых облаков ладья тонкого месяца. Она ждала оставшиеся звезды, чтобы отвезти их за горы до следующей ночи... Воздух стал перламутровым, и неясно выступила зубчатая каемка леса. С каждой минутой воздух менял свой цвет, становясь светлее, прозрачнее, и уже были различимы фигурный вырез листьев рябины, капельки росы на траве. Над кромкой горы заполыхал океан огня, из которого неожиданно вынырнул луч солнца и, заглянув в лес, протянулся золотыми полосами сквозь кущи берез, переплеты еловых ветвей. Солнце осветило Юлькино лицо, и он проснулся. Отодрав щеку от липкого ствола ели, Юлий огляделся, соображая, где он. Неловкое движение, от которого Юлька чуть не полетел вниз, напомнило ему обо всем. Нет, определенно в лесу справлялся какой-то праздник. Весь он был полон птичьего гама, пересвиста, щебетанья. Вот самозабвенно распелся юркий чиж, зяблик вторил ему, флейтой пела иволга, ленивый щегол в своей красной шапочке, зажмурив глаза, выводил баритонные рулады. А над ними, как удар барабана в оркестре, слышался стук дятла по дуплистой сухой ели. Ему протяжно вторила кукушка. Юлька прислушался, а потом затаив дыхание осторожно выглянул из-за ствола ели. Сквозь негустую хвою была видна поляна, кусты малинника, темная горбатая туша и... рога. Юлька зажмурился, тряхнул головой, подумав, что ему заблазнило. Он открыл глаза и опять увидел рога. Юлька отвел ветвь и, весь подавшись вперед, замер. И то, что разглядел он, заставило его ахнуть: среди кустарника, на маленькой вытоптанной прогалине, лежала обыкновенная корова. Юлька отстегнул ремень и торопливо спустился вниз. Ему было и стыдно за вчерашние страхи и весело оттого, что с ним ничего не случилось, что все пережитое позади, а впереди хороший солнечный день. Когда Юлька подошел к корове, она тяжело поднялась, перестала жевать жвачку. Вытянув морду, лизнула Юлькины руки. - Дура ты! - сказал ей Юлька, чуть не плача от радости. - Дура! Разве можно так пугать человека! Корова ответила коротким мычанием. Юлька погладил корову. Вымя ее набрякло, соски были поцарапаны, из них выступали капли молока и падали на траву. Вокруг кучно роились слепни и мухи. - Бедняжка, и ты заблудилась! Юлька был несказанно рад этой встрече. Все-таки не один в лесу! Вспомнив про речушку, Юлька заторопился к ней: речка обязательно выведет к своей старшей сестре Осьве. И впрямь, вдоль берега ее вилась еле приметная тропинка. Обрадованный Юлий, забыв про корову, зашагал по стежке вниз по течению. Он не сделал и десяти шагов, как услышал позади нетерпеливое пофыркивание и треск валежника под тяжелым, торопливым шагом. Корова продиралась сквозь заросли черной смородины, не отставая от Юльки. Он остановился и дождался своей попутчицы. - Ну, чего ты? - не глядя на корову, пробормотал Юлька. Он смутился, словно корова могла пристыдить его за то, что он оставил ее. Юлька легонько шлепнул корову по холке и, идя позади нее, стал рассказывать ей о своих злоключениях. Прошло около часа. Исчез бурелом, с каждым шагом лес становился реже, ели - ниже и зеленее. Березы, черемухи росли теперь целыми кущами. Над речушкой, вытянув шеи, загребая воздух крыльями, тяжело пронеслись две утки-черняди. Вот где-то впереди, между старой пихтой и березой, мелькнул широкий светлый плес реки. - Осьва! Ура! - закричал Юлий, подстегнул корову, и она, словно поняв, что скоро будет дома, побежала тяжелой трусцой. И вдруг где-то совсем недалеко, за кустами, в ответ на Юлькин возглас раздалось: - Эге-ей!.. Юлька!.. Не помня себя от радости, Юлька сложил руки рупором и громко отозвался. Из черемуховых зарослей показался Гешка, за ним Нюра и лесник с ружьем за плечами. Юлька, забыв про все свои обиды, бросился навстречу Гешка ринулся к Юльке и, словно сомневаясь в достоверности случившегося, похлопывая друга по плечу, спросил. - Ты, Юль? - Я! - Хорошо, что мы нашли тебя! - Ох, хорошо! Юлька глядел на Гешку такими сияющими глазами, что тот не выдержал и, волнуясь, сказал: - Ты не сердись на меня за... за эту драку. Погорячился я. - И я тоже. Первый раз мы так сцепились! - И последний! Правда, Юлька? - Конечно! Геш, а как вы догадались, что здесь я? А? Гешка вытащил из кармана все еще мокрую тюбетейку и протянул ее другу, - Вот по ней. Прибило ее к кустам выше перехода. Дядя Павел нашел. И мы решили, что попала она в воду где-то вверх по течению. Сам ты ее не бросишь, значит, что-то случилось. Вот и пошли на помощь. Нюра вот волновалась очень! "Нюра?" - Юлька посмотрел на девочку. Но Нюра, казалось, не заметила настороженного Юлькиного взгляда и улыбнулась ему. - Ну, что с тобой было? - спросил Гешка. Хоть и улыбается Нюра, но все же не стоит при девчонке рассказывать о том, как он принял корову за медведя. Юлька отвел глаза и равнодушно протянул: - Да так, ничего... Корову вот встретил, тоже заплутала... Довольный лесник поглаживал широкую спину коровы, сбрасывая репейники, и полуласково, полусердито отчитывал: - Бестолковая ты! Эвон в какую глухомань забралась... Если бы не углан этот, что бы ты делала? А? Корова, неловко выгнув шею, лизала мокрым языком рукав его куртки, словно оправдывалась. "Хорошо, - думал Юлий, - что корова бессловесная и беспонятливая тварь, а то рассказала бы при всех, как я чуть не умер от страха. Вот смеху-то было бы!" ОТВАЖНЫЕ ВОДОЛАЗЫ Осьва оказалась совсем рядом. На небольшом лужку с густой, по колено, некошеной травой, расцвеченной ромашкой и желтыми шарик