евелиться, Цыганок с ужасом смотрел овчарке в черные злобные глаза. - Рекс, цурик! - закричал с насыпи подбежавший немец. - Рекс, ком! Оскалив желтые острые клыки, овчарка грозно зарычала Ване в лицо, перескочила через него и огромными прыжками помчалась к своему хозяину. Вымахнула на насыпь и остановилась, как вкопанная. Немец потрепал ее по шее, взял на повод и отправился назад к мосту. Ваня поднялся и, вытирая слезы, заковылял в обратную сторону. Окровавленный, оборванный, Цыганок обессиленно опустился возле куста, под которым лежал Федя. Механчук держал в руке пистолет, лицо его было белое, губы нервно дергались. Он выхватил из кармана носовой платок, разорвал его, суетливо стал перевязывать Ване ногу. - Ничего, Цыганок, ничего. Расплатимся, - бормотал он. - Мы им припомним все! - У них та бункер... И два пулемета... - наконец заговорил Ваня. - Немцев много... А еще колючая проволока всюду... Не подступиться... - Подступимся, братишка, что-нибудь придумаем, - успокоил его Федя. - Я здесь, пока ты пытался к мосту пришвартоваться, несколько фотоснимков сделал. А потом ты нарисуешь на бумаге все, что видел. Быть не может, чтобы мы ничего не придумали. Федя ободряюще похлопал Ваню по плечу и начал закуривать. Пальцы его дрожали. - Я, братишка, чуть-чуть сдержался, чтобы не жахнуть в овчарку, - тихо сказал он. - Если бы не боялся в тебя попасть, я бы в момент ее уложил... Ваня слушал его, молчал и кусал губы от боли. 4 Нагибин встал из-за стола, который был завален фотоснимками, и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Потрескивала и мигала лампа. Трепетный огонек отражался в зеркале на стене и светлыми зайчиками падал на противоположную стену. Николай Яковлевич остановился посреди комнаты и начал в раздумье рассматривать свою сломанную тень, которая шевелилась на стене и потолке. - Я с вами абсолютно не согласен! - вдруг решительно сказал он и повернулся к столу. За столом, спиной к завешенному одеялом окну, сидел плечистый человек с высоким лбом и рыжеватой острой бородкой. Сильными короткими пальцами он перебирал фотографии. - Послушайте, Смелый, - неожиданным басом сказал он. - Я разведчик. И поверьте моему опыту, что ваша выдумка не стоит такого риска. Не вызывает она у меня доверия. Абсолютно. - Подождите, не надо так категорически. - Николай Яковлевич неодобрительно покачал годовой. - Здесь вот какая петрушка. Эту мысль нам подсказал парнишка. Зовут его Цыганок. И я считаю, что его идея - единственный выход в данный момент. Если хотите - это гарантия успеха операции. - Черт знает что! - Рыжебородый в сердцах бросил фотографии на стол. - О какой тут гарантии может идти разговор! Мы же с вами не дети. Я вас не понимаю. Вы же, Смелый, бывший офицер, были на Халхин-Голе, всю финскую прошли, а проявляете этакую, понимаете, наивность. Ему, видите ли, идею подсказал какой-то мальчишка, а он ухватился за нее, как утопающий за соломинку! И вообще, должен вам сказать, мне не совсем понятно, зачем вы связались с детьми. Подполье - и пацаны! Несовместимо! - Успокойтесь. Не надо ругать мальчишек, - Николай Яковлевич непримиримо сузил глаза, в которых появился стальной блеск. - Давайте будем справедливы. Вашей армейской разведке мои мальчишки, как вы выражаетесь, не раз оказывали ценные услуги. - Кхе-кхм... - Ваша идея взорвать мост с помощью плота никуда не годится. - Ну, знаете... - Да, не годится. Это доказывают инженерные расчеты. - Николай Яковлевич подошел к столу, сел. - Послушайте, давайте обсудим все спокойно. Вы поручаете нам ликвидировать мост, но почему-то не хотите выслушать до конца план операции. Так нельзя. - Что ж, пожалуйста. Я слушаю. - А теперь смотрите, какая петрушка получается. - Николай Яковлевич взял в руки одну из фотографий моста. - Мы ставим на рельсы самодельную дрезину в двух километрах от моста. Дрезину нам уже сделали товарищи из депо. По частям она перевезена в лес... - Так зачем же тогда вы советуетесь со мной, если у вас уже все решено? Для проформы? Видите, вы уже и дрезину перебросили в лес... - Я сделал это потому, что время работает не на нас. Мост надо ликвидировать как можно быстрее. Потому и спешка. - Самодеятельность какая-то... - К тому же хорошая самодеятельность. - Николай Яковлевич остро глянул на рыжебородого. - Дальше. На дрезине будут поставлены два небольших мотора, которые дадут ей приличный ход. В деревянную тележку положим толовый заряд. Дрезина запускается, летит на мост и... - ...и проскакивает его на полном ходу, - иронически усмехнулся рыжебородый. - Если, конечно, ее не расстреляют на подходе. - Нет, она взорвется на мосту, - твердо сказал Николай Яковлевич. - И вот почему. К дрезине будет прикреплена семиметровая мачта. Это уже идея нашего моряка Федора Механчука. - При чем здесь мачта? - Мачта будет соединена со взрывателем толового заряда. Смотрите сюда, - Острием карандаша Нагибин показал ту точку на фотоснимке, где сходились две дуги верхних конструкций моста. - Эта седловина в центре ниже, чем вот здесь, при въезде на мост. - Тэк-тэк-тэк! - оживился рыжебородый. - Ага! Значит, мачта на дрезине пройдет до середины моста, а потом зацепится за седловину и... - В тот же миг взрыватель сделает свое дело, - засмеялся Николай Яковлевич. - И получится интереснейшая петрушка! - А если мачта не заденет? - Зацепится. Все подсчитано. Помогли машинисты, которые водят составы через мост. Получится. - Ну-ну. - Рыжебородый первый раз за весь вечер улыбнулся, обнажив крепкие зубы. - А как с охраной дороги? Как доставите дрезину к месту старта? - Бесшумно снять патрули трудно, но можно. Диверсий на этом участке дороги не было, город близко, и немцы ведут себя беспечно. Охрану, пока на телеге подвезут дрезину, будет обеспечивать наша боевая группа. - Убедили. Согласен. - Рыжебородый виновато усмехнулся и поднялся. - Простите, что погорячился вначале. Очень уж невероятным мне все показалось. А тут еще чертово самолюбие. Знаете, сколько я ломал голову над своим плотом - миной, а вы наотрез отказались от него. Потому я, как говорят, и встал на дыбы. Все-таки много еще сидит в человеке мелочного, эгоистического, которое, в общем-то, вредит делу. - Ничего, истина рождается в споре, - ответил Николай Яковлевич, собирая фотографии со стола. - Имейте в виду, я от вашего плота полностью не отказываюсь. Если не выйдет дело по каким-либо причинам с нашей дрезиной, будем мозговать над вашим вариантом. - Вам бы, Смелый, в дипломатическом корпусе служить! - засмеялся рыжебородый, одеваясь. Николай Яковлевич улыбнулся, развел руки в стороны. - О плане вашей операции я доложу Неуловимому, - взялся за свою широкополую шляпу рыжебородый. - Я думаю, он согласится. - Неуловимому?! Это кто такой? - Николай Яковлевич удивленно посмотрел на гостя. - Первый раз слышу. - Руководитель нашей разведгруппы. Я все это время только исполнял его обязанности. Он капитан, опытный разведчик. Воевал в Испании. Летом, выполняя важное задание, попал в лапы гитлеровцев, но сумел уйти. Два месяца лечился в партизанском госпитале, а теперь вернулся в город. Очень интересовался вами. На днях я вас познакомлю с ним. - Рыжебородый взглянул на часы. - Ну, мне пора. Всего хорошего. - Я провожу вас через сад... Николай Яковлевич накинул на плечи фуфайку, убавил фитиль в лампе и вышел вслед за своим ночным гостем. 5 В глухой ночи неистовствовал ветер. Он налетал с разных сторон, свистел в кустах, едва ли не до земли пригибая их к земле, внезапно утихал, а затем, протяжно завывая, набрасывался на голые вершины деревьев. Ваня прислушался к дикой какофонии звуков, дыханием погрел озябшие пальцы и вновь застыл в неподвижности. Настороженный слух уловил похрустывание песка под тяжелыми шагами. Цыганок толкнул локтем Андрея Рогулю. Тот сжал его руку, поднял пистолет и замер. На насыпи кто-то кашлянул, споткнулся, приглушенно выругался по-немецки. Ему ответил другой голос - басистый, недружелюбный. Вспыхнули карманные фонарики. Лучи их вырвали из темноты серебристые рельсы, шпалы, кусты. Шаги немцев приближались к тому месту, где лежали Цапле и Цыганок. Желтые лучи бегали по полотну, соскальзывали с него, гасли, снова вспыхивали и ползли вдоль рельсов. На фоне неба появились две черные фигуры. Гитлеровцы медленно шли по насыпи и обменивались между собой отрывистыми фразами. За ними медленно поворачивались автоматы Нагибина и Феди Механчука, которые лежали под соседним кустом. Луч фонаря скользнул по тому месту, где притаились Андрей и Ваня, прополз по краю насыпи, вернулся назад и воткнулся в рельсу. В рассеянном пятне света был виден сапог немца, его рука, ощупывающая носок. Андрей приподнялся, взял в зубы кинжал. Цыганок дернул его за рукав, показал на куст, где лежал Нагибин. Цапля увидел белое пятно носового платка Смелого. Это обозначало: ждать! Андрей разочарованно вздохнул и снова припал к земле. Немцы на насыпи остановились. - Фридрих, я натер ногу. Ты иди, а я переобуюсь и догоню тебя. Цапля с трудом, но все же понял, что сказал немец. Он сразу повеселел, увидев, как солдат садится на рельс. Второй охранник что-то недовольно буркнул и медленно двинулся в темноту. Тот, что остался на насыпи, положил на землю включенный фонарик, кряхтя, стащил сапог и начал раскручивать портянку. Андрей глянул на куст Нагибина и весь напрягся - наступило его время. Налетел ветер, зашумел, завыл в кустах и деревьях. Цапля неслышно, словно гигантская ящерица, пополз на полотно. Согбенная фигура его с кинжалом в руке, как страшный призрак, вдруг появилась на насыпи. Замерла на мгновение, метнулась к черному силуэту немца. Ваня увидел, как освещенные фонарем руки солдата замерли вместе с портянкой и бессильно опали. Немец беззвучно повалился на бок. Цыганок выскользнул из-под куста и кинулся на полотно. Не сговариваясь, стащили убитого с насыпи. - Выключи иллюминацию, - тяжело дыша, сказал Андрей и махнул рукой на полотно, где остался включенный фонарик. Ваня шмыгнул на насыпь. Когда бежал с фонариком к Андрею, навстречу ему выскочили Нагибин и Федя Механчук. - Удачно получилось, - прошептал Николай Яковлевич. - Второго бы теперь по-тихому... - Федя! - дернул Механчука за рукав Ваня. - А если тебе надеть шинель немца? А что? Кроме шуток. Сядешь на рельс и... Ну, будто ты тот солдат и переобуваешься. А как второй подойдет - ты и... - Молодчага, братишка! - Федя резко повернулся к Нагибину. - Толково придумано, а? Попробуем? - Давай! Только быстрей! Цапля, раздевай немца! Федя торопливо снял фуфайку. Выхватив из рук Андрея шинель, натянул на себя. Натянул на голову тесную пилотку, вырвал из рук Вани трофейный автомат и метнулся к полотну. Сел на рельс, спиной в ту сторону, куда ушел второй охранник, согнулся, словно переобуваясь. Прошло несколько минут. По-прежнему глухо шумели деревья, жалобно, на все голоса плакал ветер в темноте. Ваня лежал на земле, сжимал в руке пистолет, который ему сунул Андрей, взяв себе автомат Феди, и напряженно ловил каждый звук. "А что, если тот Фридрих еще издали узнает, что это не его напарник? Полоснет очередью - и будь здоров... - ожгла страшная мысль. - А кто посоветовал переодеться? Я, елки зеленые..." Ваня неспокойно зашевелился, повернулся на бок и тут же замер. На насыпи послышались торопливые шаги. Из темноты ударил яркий луч фонарика. Зажег огнем рельсы, соскочил с них и остановился на согнутой спине Механчука. - Зигфрид! - сердито сказал немец. - Ауфштэен! Федя шевельнул плечами, оперся правой рукой на автомат и начал медленно подниматься. - Шнэль, шнэль, Зигфрид! Немец подошел к Феде вплотную. Механчук выпрямился, резко повернулся и ударил гитлеровца по голове. Немец захрипел и осунулся на полотно. Федя подхватил его под мышки и потащил в кусты. На насыпь вскочили Смелый, Цапля и Цыганок. - Занять круговую оборону! - приказал Нагибин. - В нашем распоряжении считанные минуты. Немцы могут заметить, что патруль исчез. Где телега? - И правда, где она? - хрипло дыша, спросил Андрей. - С такими темпами можно влипнуть в историю. Герцог, жми за катафалком! Ваня ринулся в кусты. Мимо него с автоматами и винтовками наизготовку пробегали люди. Многие несли на плечах ящики с толом. "Елки зеленые! Смотри ты, сколько наших тут. Никогда бы не подумал. Объезжая кусты, потрескивая валежником, навстречу Цыганку двигалась тяжело нагруженная телега. - Сюда! - обрадовался Ваня. - За мной давай! Лошадь фыркнула, чаще затрещал под ее ногами сушняк. Обогнув ореховый куст, телега остановилась. Ее тут же облепили люди. - Несите дрезину! - послышался голос Нагибина. - Товарищи, быстрее! Самодельную дрезину сняли с телеги и, кряхтя, спотыкаясь, понесли на полотно. - Не так, салаги! - сердито сказал Федя. - Вы же ее кормой вперед ставите! Тихонько чертыхаясь, дрезину повернули в нужном направлении, осторожно поставили на рельсы. Деревянную тележку быстро загрузили ящиками с толом. - Давайте сюда мачту! - возбужденно сказал Федя. - А теперь все отчаливайте отсюда! Все без исключения! Цыганок, кому говорю?! Ваня нехотя сошел с полотна. Мимо него проехала телега. Сбегали с насыпи и исчезали в кустах вооруженные люди. Утихли приглушенные голоса. Стало тихо. Слышалось только унылое завывание ветра да глухой неумолкающий шум деревьев. Цыганок поежился, ослабил пальцы, до боли сжимавшие рукоятку пистолета, нетерпеливо взглянул на насыпь. Над ней торчала жердь. Возле дрезины копошились Федя и Смелый. Вдруг рядом с ними появился еще кто-то. Ваня подошел поближе, прислушался. По голосу узнал Андрея: - Есть предложение посадить на передке дрезины пассажира. Мертвого господина завоевателя. - Лишний груз. И вообще, кому было сказано - отвали отсюда! Взрыватель подключаем, все может быть... - Тише, адмирал... А немца надо посадить. У моста дрезину могут осветить. Солдат в форме вызовет доверие. По нему, а значит, и по дрезине не будут стрелять. - Резонно, - согласился Нагибин. - Несите. Только быстрей. Почти бегом приволокли убитого. Андрей усадил его на дрезине, повесил на шею автомат. - Извините, барон, - сказал он, натягивая гитлеровцу пилотку на голову. - Послужите и вы нам. - Андрей, давай с насыпи! - нетерпеливо сказал Нагибин. - Федя, у тебя все готово? - Флотский порядок! - Запускай! Заработали моторы. Николай Яковлевич выпрямился и махнул рукой. Федя включил сцепление. Дрезина медленно тронулась с места. Набирая скорость, она с грохотом помчалась в темноту. - Семь футов тебе под килем! - помахал ей вслед Федя. Они сбежали с насыпи и остановились за кустами, у которых собралась почти вся группа. Стояли молча, неподвижно, жадно ловя каждый звук. Мучительно ползли секунды. Ваня почувствовал, как напряглась рука Андрея на его плече. Неожиданно пальцы его так впились в плечо, что Цыганок едва не вскрикнул. В той стороне, куда умчалась дрезина, взлетела ракета. От ее света ярко зарозовело небо. Зарычал и тут же умолк пулемет. Тишина. И вдруг под ногами вздрогнула от оглушительного взрыва земля. Ослепительно вспыхнуло и словно налилось кровью темное небо... 6 Ваня старательно дул в кружку, бережно откусывал шоколад и с наслаждением пил яблочный отвар. На лице его выступили бисерки пота. Рукавом вытерев лоб, он подумал, что отвар с шоколадом - царский напиток. Такая вкуснота и не приснится. Все же хорошо, что ящик шоколада прихватил. Хоть раз можно поесть вдоволь. Не все же время немцам его жрать. У печи загремела чугунами бабушка. Лязгнув заслонкой, она выпрямилась и с укором глянула на Ваню. "Ну, сейчас заведет, - подумал он и поморщился. - Ничем уже не остановишь". - Боже мой, боже! У всех дети как дети, а мой сущий бес. Никого не слушает, делает, что в дурную голову втемяшится. Никакого сладу с ним, окаянным! - запричитала старуха. - И где ты пропадаешь ночами, хотела б я знать? "Молчи! - приказал себе Ваня. - Поговорит, поговорит и утихнет. Конечно, переживает за меня, она у меня хорошая. Кроме нее, у меня теперь никого нет. Вот если бы отец дома был, он бы меня сразу понял. А с бабкой нельзя откровенничать. Она, если рассказать ей начистоту, с ума сойдет". - Как вспомню Володю Виноградова... Ой, боже мой, боже!.. И тебе жить, надоело? И ты на висельницу хочешь? Старуха всхлипнула, привычным движением вытерла уголком платка глаза. Глядя на нее, беспомощную и сгорбленную, Ваня вдруг почувствовал, как накатилась волной и охватила душу острая жалость к бабушке. Шоколад сразу стал невкусным, даже каким-то горьким. - Дитятко мое, послушай ты меня, старую! Не шатайся где попало, сиди дома. Измучилась я из-за тебя. Чует мое сердце, добром это не кончится... И шоколад этот откуда взялся? А? Ваня поперхнулся, отодвинул кружку. - Чего молчишь? Пить уже совсем не хотелось. Он вылез из-за стола, обнял, поцеловал бабушку в дряблую морщинистую щеку. - Баб, не надо. Ну, чего ты плачешь? Ну, не надо, баб, а? И нигде я не шатаюсь, а ночую у ребят. Баб, как только стемнеет, боюсь идти домой - патрули ведь. Вот и ночую. У Генки спроси или у Гришки, если не веришь. - А чего, Ванечка, ночевать там? Не задерживайся долго, домой раньше приходи. И я спокойная буду, и тебе лучше. - Елки зеленые, как ты не понимаешь! Мы с ребятами книжки читаем... Ну, чтобы от школы не отстать, когда вернутся наши. Задачки решаем... - А этот... Как его?.. Андрей длинноногий тоже с вами задачки решает? Ваня смущенно отвернулся. Взял со стола кружку, вылил недопитый отвар в ведро. - Ай, баб! Ну чего ты пристала? Андрей нас по истории учит. - Ты что же это, старой дурой меня считаешь? Знаю я вашу историю! Я от ваших историй ночами не сплю. Ой, боже мой, боже! - Бабушка горестно обхватила голову руками. - Позагоняют вас в ту проклятую неметчину! Сложите свои глупые головы на чужой земле. Вон вчерась облаву на людей наладили. Чтоб их на том свете ловили, иродов хвашистских! Нет на них страшного суда. Охо-хо-хо! И кто ее затеял, войну эту, пусть тому голова отвалится и руки отсохнут! Пусть его на том свете в огне пекучем да в смоле черной... Внезапно, как и начала, старуха умолкла. Беззвучно, одними губами, пошептала молитву, осенила себя крестным знамением и, кряхтя, полезла на печь. Рывком открылась дверь. На пороге стоял Гена Гуринок. Лицо его было белым. - Ваня! Арестовали Митьку! Цыганок даже согнулся от такой новости. Постоял, ошеломленно глядя на Гену. Бросился к стене, сорвал с гвоздя пальто и кепку. Вытолкнул дружка в сени, закрыл дверь. - Ты что, ошалел?! Зачем при бабке? - зашипел он на Генку. - За что Митьку взяли? - За шоколад. А могло легко случиться, что все обошлось бы, но Митька... - Да говори ты толком! - Так я же и говорю, - Гена закрыл за собой калитку. - Немцев тьма была. Окружили дом, связали Митьку и бросили, как полено, в машину. Мать руки ломает, все плачут... - Митьку кто-нибудь выдал? - Конечно. Он дал несколько, плиток шоколада соседу. А тот возле кинотеатра начал выменивать их на сигареты. Его там и сцапали. Дали хорошенько, он и признался, что шоколад Митькин. - Генка шмыгнул носом, снял очки и протер грязным платком. - Теперь нас могут арестовать. Очень даже возможно... - Предупреди ребят, чтобы дома не ночевали. И сам домой не суйся. Плохо все может кончиться... Кроме шуток. Ваня остановился, колупнул носком сапога патронную гильзу. - Неужели Митька выдаст? Бить же будут... Шоколад мне этот нужен был... Он размахнулся, со злостью подфутболил консервную банку, подвернувшуюся под ноги. - У-у, это я раз-зиня!.. 7 За столом сидел капитан Шульц и, брезгливо кривя губы, читал протокол допроса. "Черт знает что! Этот щенок не хочет говорить. После такой обработки не выдержал бы и взрослый. А этот... Словно не человек, а каменный идол. К дьяволу сравнения! Мальчишка - обыкновенное живое существо. И он заговорит у меня, чего бы это мне ни стоило". Шульц поднял голову и угрюмо смерил взглядом Митю Тараса. Он стоял возле стены и, чтобы не упасть, опирался на нее спиной. Разбитое, в кровавых подтеках лицо не выражало ни страха, ни боли. Шульц медленно поднялся, подошел к Мите, стал напротив. - Ти должен сказать прафда. Когда сказаль... чистый прафда - на машине катайся нахауз. Домой, - капитан вдруг пронзил Митю колючим взглядом. - Ну?! Кто помогайт тебе? Кому вы передаль оружий? Бистро надо отсечайт! - Не знаю... - облизал спекшиеся губы Митя. - Я в глаза не видел никакого оружия. - Потшему ти имель много шоколад? - И вовсе не много. Всего четыре плитки. Мне их дали ваши солдаты. Они ехали на машинах и остановились у нашей хаты. Заливали воду в радиаторы... - Э-э... слюшай, я отшен понимайт тебя. Ты... э-э... есть пионерий и, конэчно, давал клятва. Но никто твой рассказ не будет знайт. Я обещаль. Слово немецкий офицер! Сообщайт - и фсе. Дом, мама... - Шульц карандашом, который вертел в руках, приподнял Митин подбородок. - Кто был ищо? Куда пряталь афтомат? - Не знаю я никаких автоматов, - сказал Митя. - А шоколад мне дали ваши солдаты. Если бы я принес им яиц, они бы дали еще больше... - Сейчас ти будешь отшен жалейт, что не принимайт мой предложений. Сначала будем сыпать соль на твой рана. А потом немношко нагревайт на горячий плита. - Шульц вполоборота повернулся к солдату у дверей. - Ганс! Дюжий солдат щелкнул каблуками, подскочил к Мите, схватил огромной пятерней за шиворот и потащил в коридор. 8 Заложив руки за спину, Нагибин ходил по комнате. Поскрипывали под его грузными шагами половицы, по стене ползала несуразная тень. Николай Яковлевич неожиданно остановился, оперся руками о стол, над которым тикали ходики. - То, что схватили Митю Тараса, твоя вина, Федор. Твоя и Цапли, - жестко сказал он. - Надо было обязательно перепроверить, как Цыганок с ребятами выполнил задание. А вы этого не сделали. - Я, конечно, виноват, товарищ Смелый, но... - Никаких "но"! Федя развел руками и опустил голову. Покрутил пальцами потухшую сигарету, прикурил от зажигалки. Затянулся дымом, закашлялся. Швырнул окурок на пол, стукнул себя кулаком по колену. - Чтоб мне пойти на дно кормить раков, если я не согласен с вами! Но что бы вы мне ни говорили, а операция у Цыганка прошла удачно. Все было как по вахтенному расписанию. Сработано точно, четко. Подвела мелочь - несколько плиток шоколада. - Мелочь? У подпольщика не должно быть подобных мелочей. Неучтенная своевременно мелочь - это провал! - Николай Яковлевич рубанул воздух ладонью. - Это смерть, если хочешь. - Знаю. Но поймите, это же такой возраст. -Шоколад для них - соблазн. Взяли и наелись вволю. И правильно сделали, я их за это не осуждаю, - горячо сказал Федя. - Здесь ошибка в том, что они взяли шоколад домой, начали угощать соседей. Вот и сели на подводный риф... - Ты мне здесь сантименты не разводи, - непреклонно сказал Нагибин. - Я вот что скажу тебе. Дисциплина в группе никуда не годная. Ребята не выполнили твой и Андрея приказ, пошли на авантюру, сорвали нам операцию. Грош цена такой организации, где каждый делает все, что ему в голову придет. - Товарищ Смелый... - Подожди! - негодующе вскинул голову Нагибин. - Я знаю, что ты сейчас скажешь. Будешь ссылаться на то, что группа Цыганка сделала немало хороших дел. Не возражаю. Если говорить искренне, я даже горжусь ими. Но пойми, Федор, мы несем ответственность за их судьбу. Твой просчет, что ты не проверил... Вот какая петрушка выходит... Федя вздохнул, полез за сигаретами. Он знал, что у Нагибина было несколько таких групп, как его. Но в тех группах были взрослые люди. А здесь юноши, почти дети. За ними нужен глаз да глаз. Механчук чиркнул зажигалкой, посмотрел на трепетный огонек, погасил его. Поднял голову, посмотрел на Смелого. Лицо Николая Яковлевича покрыто красно-белыми пятнами. Нервный тик дергал левое веко. - Ты проверял, ночуют твои ребята дома или нет? - Все перебрались на запасные квартиры. - А что с Тарасом? Вырвать его из лап гитлеровцев нельзя? Надо подумать над этим... - Не надо думать... - мрачно сказал Федя. - Почему? - Я наводил справки. Митя Тарас погиб... Николай Яковлевич резко выпрямился, оцепенел. С лица мгновенно исчезли пятна, оно стало землисто-серым, заостренным. - Дай закурить, - глухо попросил Нагибин. Взял сигарету, тупо посмотрел на вторую, которая дымилась в его руке. Прикурив от нее, жадно затянулся. Федя потушил зажигалку, неохотно поднялся. - Так я, с вашего позволения, отдам швартовы... Николай Яковлевич вздрогнул, повел плечами, словно озяб, медленно провел ладонью по лицу. - Подожди, матрос. Что я хотел сказать? Ага. Связной принес из лесу мины с часовым механизмом. Тебя они не интересуют? - Свистать всех наверх! - сразу оживился Механчук. - Вот это вещь! А то я уже забыл, когда на диверсии ходил! Игрушки какого сорта? - Магнитные. - Шик-блеск! Давайте. Николай Яковлевич взял топор в углу. Подошел к кровати, опустился на колени. Подцепил лезвием топора половицу, поднял ее и, запустив руку в дыру, вытащил из-под пола небольшой сверток. Развернул замасленную бумагу и подал Механчуку две металлические, похожие на маленькие черепахи мины. - Смотри, они на вес золота. Поэтому впустую... - Флотский порядок! - не дал ему договорить Федя. - За нами не пропадет. На каждую - по составчику. Якорь мне на шею и в воду, если так не будет! - Посмотрим, посмотрим. Николай Яковлевич смотрел на веселого Федю, а перед глазами его стоял веснушчатый, синеглазый, с русым непослушным чубчиком, в котором вечно что-нибудь застревало - то пух тополиный, то сосновая иглица, то яблочное семечко, - Митя Тарас. Незаметный, молчаливый, всегда с полусонным выражением на лице, всегда что-то жующий, с виду беспомощный, как он выдержал на допросах? - Я отчаливаю, - сказал Федя. - Час поздний. Николай Яковлевич встрепенулся, крепко пожал Механчуку руку. Кто знает, может, это их последняя встреча? Рисковать приходится каждую минуту. Вот он, Федя, сейчас пойдет домой. Но разве можно быть уверенным, что по дороге автоматная очередь или винтовочный выстрел патруля не уложат его возле забора? А он, Нагибин? Сегодня ночует в этой хате, а завтра может очутиться в холодной одиночной камере - пересыльном пункте на тот свет... - Ты скажи, Федя, своим ребятам, чтобы шли ночевать домой. Теперь можно... В голосе его была с трудом скрываемая горечь. - Добро, товарищ Смелый. - Не рискуйте зря. Будьте осторожны. - Осторожного и бог бережет. Вы это тоже помните. Федя взялся за ручку, открыл дверь и шагнул в темноту. За окном плыла черная ночь. 9 Цыганок не плакал, когда узнал о смерти Мити Тараса. Не было слез. В груди что-то сдавило горячим комом, окаменело. В том, что погиб Митя, он чувствовал свою вину. "Если бы я не взял проклятый ящик с шоколадом, Митька был бы жив, - мучился он угрызениями совести. - А теперь Митьки нет. Как же это, а?" Ваня не мог свыкнуться с мыслью, что Митьки, доброго и молчаливого Митьки, нет в живых. Не верилось, что уже никогда не увидит, как он вытаскивает из-за оттопыренной пазухи грушу, яблоко или сухарь. Неужели он никогда не услышит его тихого голоса? А может, это только жуткий сон? Стоит только оглянуться и... Но нет, Митьки не было. Рядом сидел на скамье мрачный Гриша Голуб. Сидел и царапал ногтем стол. - Ваня, он держался до последнего, - вдруг тихо сказал он. - Я бы, наверно, не смог. Нет, видать, не выдержал бы... "А выдержал бы я? - подумал Цыганок. - Митька, такой безобидный и добрый, стойко выдержал все допросы и погиб, не сказав ни слова. А я? Неужели ползал бы на коленях и просил пощады?" - Мы, Ваня, всегда будем помнить его... "Да, Гриша, мы будем его помнить, пока будем жить..." - Просто не верится, что Митьки нет. Был живой и вдруг - мертвый... Это страшно, Ваня... "Да, Гриша, это очень страшно". - И кто это придумал войну? Зачем она людям? Кому надо, чтобы люди убивали друг друга?.. "Сволочи, Гришка, те, кто начал эту войну. Вот пришли в город немцы. Кто их сюда просил? Кому нужен их гнусный "новый порядок"? Они повесили Володьку Виноградова. А теперь вот и Митьки нет..." - Когда же, наконец, кончится война? "Не знаю, Гришка. Красноармейцы, покидая город, говорили, что скоро вернутся назад. Но почему-то так и не возвращаются. А немцы кричат, что уже видят в биноклях Москву. Они брешут, эти гансы!" - Если бы ты знал, как хочется домой! Мама, наверное, выплакала все глаза... "Да, Гришка. Две недели мы прячемся в этой хатке бабкиного брата. Ты, Гришка, еще обнимешь свою мать. Но уже никогда не обнимет свою Митька..." - Ваня, чего ты молчишь? Я говорю, говорю, а ты истуканом сидишь. Оглох, что ли? Цыганок молча встал, направился в угол, где стояло ведро. Зачерпнул кружкой воды, жадно напился и полез на печь. - Ваня, ты чего? Может, заболел? - А ты доктор? - Я доктор! - засмеялся кто-то у порога. - Как живете, братишки? Чего носы повесили? Ну-ка, одевайтесь и полным ходом - по домам! Ваня высунул голову из-за печной трубы. У дверей стоял и улыбался Федя Механчук. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 1 Грузовая машина, раскрашенная желто-зелеными пятнами, остановилась у самого тротуара. Из кабины вылезли пожилой солдат-шофер и подвижный низкорослый лейтенант. - Ком, - позвал шофера офицер и направился во двор каменного здания. - Шнэль! Неуклюжий долгорукий солдат неохотно заковылял за лейтенантом. На серой стене дома белела еще довоенная надпись: "Маша+Гриша". Офицер ткнул в нее пальцем, что-то сказал шоферу и захохотал. Солдат хмуро посмотрел на стену и отвернулся. Цыганок подождал, пока немцы не скрылись за углом, кинул глазом по сторонам. "Успею! - мелькнуло у него в голове. - Только бы из дома не вышли..." Он подбежал к машине, вскочил на подножку и открыл дверцу кабины. В углу, там, где сидел офицер, висела планшетка. Над ней чернела хлопчатобумажная сумка. В кабине горько пахло сигаретным дымом. Ваня с коленями взобрался на сиденье, закрыл дверцу. Дрожа от возбуждения, схватил планшетку, затолкал ее за пазуху. "А в этой сумке что?" Он расстегнул ее и увидел гофрированную резиновую трубку и стекла очков. "Противогаз! - обрадовался Цыганок. - Вот так фокус!" Федя Механчук не раз просил ребят добыть противогаз новейшего образца. Так приказали из леса. Но раздобыть противогаз пока никому не удавалось. И вот удача улыбнулась Цыганку. "Повезло, - подумал он, срывая с крючка сумку. - Не ожидал". Ваня надел на плечо противогаз. В то же мгновение услышал гортанные голоса немцев. Из-за угла дома вышел солдат. Наклонившись в сторону, он тащил огромный желтый чемодан. За ним, что-то лопоча, катился офицер. Ваня рванул ручку вверх и похолодел - дверца не открывалась. Немцы подходили к машине. Мелькнула в боковом стекле голова шофера. Зазвенела цепь, хлопнул задний борт, в кузове что-то стукнуло. В отчаянии Ваня жиманул ручку вниз. Дверца бесшумно и легко открылась. Цыганок, как мешок, вывалился на дорогу прямо под ноги офицера. Гитлеровец испуганно вскрикнул, отскочил в сторону. Ваня подхватился и ринулся к забору. Сумка с противогазом болталась внизу, била по лодыжкам. - Хальт! - пронзительно, бабьим голосом закричал лейтенант. Цыганок заметил, что вдоль забора к нему бегут два полицейских. "Откуда они взялись?" - успел подумать Ваня и прыгнул вниз. Грохнул выстрел. От доски забора, почти у самого плеча Цыганка, отлетела щепка. Он вскочил с земли и кинулся по картофельной ботве к кирпичному сараю. - Сзади затрещал забор. Цыганок на бегу оглянулся. За ним мчались два полицейских и шофер. Цыганок метнулся влево, за сарай, и едва не влетел в яму уборной. Подхватил противогаз под мышку и помчался к следующему забору. С ходу взлетел на него, закинул одну ногу, вторую. - О-о, майн гот! "Шофер вскочил в яму! - повеселел Ваня. - Будут вытаскивать. Бобики немца не бросят". Еще раз оглянулся. По ботве бежал один полицейский. "Собака! Нет моего браунинга..." Ваня спрыгнул с забора на грядку зеленого лука и кинулся вправо, к кустам красной смородины. На бегу сбросил сумку с противогазом, вытащил из-за пазухи планшетку. Обернул все ремешком от планшетки, оглянулся назад. Полицейского не было. Ваня швырнул тяжелый сверток под густой куст красной смородины, вильнул от него вправо, легко перепрыгнул низенькую оградку. По тропке, обсаженной розовыми гладиолусами и пионами, помчался дальше. "Здесь тупик Городокского переулка, - лихорадочно подумал он. - В заборе доска отодвигается..." Цыганок бежал и слышал впереди воинственные мальчишеские крики. "Кажется, здесь. Да, вот она". Отодвинул доску, выглянул в переулок. Спиной к нему стоял между двух куч одежды тонконогий мальчишка в длинных, до самых колен трусах. Недалеко от него, толкаясь, беспорядочно крича, ребятишки с азартом гоняли тряпичный мяч. Возле калитки большого дома, стоявшего напротив, курили два немца. Они смеялись, глядя на футболистов. Цыганок прошмыгнул в дыру, поставил доску на место. На мгновение застыл, затравленно оглядываясь по сторонам. Посмотрел на немцев, стоявших к нему спиной. "Не уйду, догонят. Что же делать?" Ваня постоял в оцепенении и вдруг начал лихорадочно раздеваться. Сорвал рубашку, сбросил штаны, кепку, сунул все под мальчишескую одежду. - Ты чего примазываешься?! - с удивлением наблюдая за ним, сердито сказал конопатый вратарь. - Мы чужих не принимаем. Понял? - Тс-с! - приложил палец к губам Ваня. - За мной бобики гонятся. Молчи. - Вре-ешь! - недоверчиво оглянулся по сторонам мальчишка. - Нет никого. - Чтоб я провалился на этом месте! - поклялся Ваня. - Они за тем забором. Ты иди в защиту, а я за тебя стану на ворота. Только смотри, ни гу-гу! Мальчишка был года на три моложе Вани. Не сводя с Цыганка недоверчивых глаз, он задом попятился от ворот. За спиной затрещали доски забора. Ваня пригнулся, встряхнул головой, давно не стриженные волосы прикрыли глаза. Худой, мокрый от пота, он ничем не отличался от остальных ребят. Его появление здесь, кроме конопатого вратаря, никто не заметил. На противоположном конце импровизированного стадиона футболисты горячо спорили, кому бить штрафной. Цыганок покосился назад. Возле него стояли двое полицейских. Они тяжело сопели, вытирали рукавами вспотевшие лица. Ваня раскрыл рот, высунул язык, пустил слюни. - Эй ты, придурок, не видел тут хлопца в синей рубашке? - подойдя к нему, грозно спросил один из полицейских. - С сумкой черной? - Видел, дядечка, - Ваня сглотнул слюну. - Он перелез этот вот забор и побежал вон в ту калитку, где немцы стоят. - Бегом, Анисим! - сказал напарнику полицейский, переступая через одежду футболистов. - Далеко он не убежал. Попросим немцев на подмогу. - Как же, жди, помогут они тебе, - злобно буркнул второй. - Надо было подстрелить того гаденыша, и дело с концом. А ты поймать его хотел. Вот и лови. Переругиваясь, вздымая ногами пыль, полицейские побежали по переулку. Остановились возле немцев. Затем все вместе кинулись к калитке. Игра остановилась. Подталкивая друг друга, футболисты подходили к Цыганку. Ваня выхватил из кучи свою одежду, отодвинул доску и юркнул в дыру. 2 В распахнутое окно били косые лучи солнца. Изредка, когда ветви яблони, нависавшие над окном, трогал ветер, на полу начинали ползать легкие тени. И тогда серый котенок, сидевший на полу в квадрате солнечного света, пробовал поймать лапками эти подвижные, ускользающие тени. - Цыганок раздобыл новый немецкий противогаз, - сказал Андрей Рогуля, наблюдая за игрой котенка. - Я передал его разведчикам вместе с офицерской планшеткой, которую Цыганок прихватил вместе с противогазом. Кстати, никак не могу понять, зачем разведчикам противогаз? - А что здесь, собственно, понимать, - хлопнул его по плечу Николай Яковлевич. - Неужели ты думаешь, что противохимическая оборона на войне - нуль без палочки. - Ах, вот оно что! - Андрей размял в пальцах тонкую сигаретку. - Между прочим, Смелый, мы можем отмечать юбилей. - Что-то до меня не доходит. О каком торжестве ты говоришь? - Мы вправе отметить годовщину подполья. Дошло? - Вот так петрушка! Действительно, Андрей... Неужели минул год? Кажется, только вчера начинали, и - гляди ты - год... - Как сказал один поэт: "Время уходит, как капли в песок..." - Каким тяжелым был этот год! - Николай Яковлевич смотрел в окно. - Сколько потерь... Покусывая губу, Андрей задумался. Котенок прыгнул ему на ногу и начал забавляться шнурками ботинок. Цапля осторожно отодвинул его, посмотрел на Смелого. - Как думаете, сколько еще нам быть в подполье? - Честно говоря, не знаю, Андрей. Думаю, что этого пока никто не знает. Я, конечно, мог бы тебе сказать, что осталось недолго. Но... - Николай Яковлевич развел руками. - Спасибо за откровенность. Нагибин отвернулся от окна. - Давай, дружище, закурим, - с хитринкой в голосе сказал он. Николай Яковлевич с загадочной улыбкой подал Андрею ребристый костяной портсигар. Рогуля взял его, открыл и не сдержался от радостного восклицания. Портсигар был набит "Казбеком". - Боги Олимпа! "Казбек"! Наш "Казбек"! Андрей отшвырнул трофейную сигарету, взял папиросу, прикурил. Он затягивался пахучим дымом, задирал голову вверх и, оттопырив губы, выпускал сизую струйку дыма с таким видом, словно этой струйке не было цены. Николай Яковлевич улыбался. Он прекрасно понимал Андрея. Дело не в папиросах. Парень, возможно, впервые почувствовал, как бесконечно дорого все то, что еще год назад называлось мирной жизнью. - Откуда такая роскошь? - наконец спросил Рогуля, показывая на папиросы. - Из-за линии фронта. Военные разведчики через связного передали пару пачек. Их люди уже устроились в городе. Но тут такая петрушка получается: они пока что слабо ориентируются, и им нужна помощь. Ваша группа временно передается в распоряжение разведчиков. Сразу назначай толкового связного. - Цыганок. - Ну, что же, согласен. - Адрес явки? - Получишь через шесть дней. Не спеши раньше батьки в пекло, так сказать, - усмехнулся Николай Яковлевич. И тут же стал серьезным, озабоченным. - Федю Механчука я от вас забираю. И надолго. Руководить группой будешь сам. Разговор оборвался. В открытую форточку залетал теплый ветер, парусом надувал занавеску, которая закрывала верхнюю часть окна. Николай Яковлевич смотрел в сад. Год... Какой бесконечно далекой кажется бывшая мирная жизнь! Иногда вообще не верится, что она когда-то была. Словно всю жизнь только тем и занимался, что стрелял из пистолета, прятался по чужим квартирам, уходил из облав, убегал от патрулей. И эта вечная изнурительная напряженность, не затухающая тревога... - Смелый! Третий раз зову, а вы ни в зуб ногой. Вроде не замечал, чтобы вы были тугой на ухо. Николай Яковлевич повернулся к Андрею, виновато усмехнулся. - Ты что-то хотел сказать? - Я говорю, дайте мне мину с часовым механизмом. Пока разведчики расшевелятся, мы эшелон сковырнем. - Не дам! - решительно сказал Николай Яковлевич. - Вы еще не отчитались за те две, что взял Федя. А мины, сам знаешь... - ...на вес золота, - копируя его, договорил Андрей. - Вам требуется отчет. Извольте. На товарной станции Федя и Цыганок заминировали эшелон с техникой. Ковырнулся за городом. Второй миной я взорвал водокачку. Так есть мины? - Признаться откровенно, две есть. Но, видишь ли, какая петрушка получается. Ты у меня не один такой спец. Нужно дать и другим... - Вчера мой знакомый, который служит переводчиком у шефа паровозного депо, наконец передал мне давно обещанные аусвайсы. Так что мы теперь будем ходить по железной дороге в любой час суток. - Сдаюсь, положил ты меня на лопатки! - засмеялся Николай Яковлевич. - От тебя так просто не отбояришься... 3 - Цыганок, где твой аусвайс? - При мне. А что? - Сегодня он будет нужен, - сказал Андрей Рогуля многозначительно. - Неужели "черепашку" раздобыл? - просиял Ваня. - Хвалю за догадливость. Понимаешь с полуслова. - Ты без шуток, елки зеленые. Действительно пойдем? - Обязательно, - кивнул головой Цапля. - Есть Магнитка. Почему бы не подсунуть ее господам завоевателям? Справедливость требует сделать это. Посему даю приказ: предупреди своих мушкетеров. Сбор через два часа в известном тебе месте. Вопросы? - Куда пойдем? - Герцог, вы можете от меня лично выслушать замечание? У вас нет выдержки, а следовательно, и характера. А полная бесхарактерность - это очень противный характер. Внимай мудрейшим, - Андрей сделал паузу и, взглянув на Ваню, засмеялся. - Ладно, удовлетворю твое любопытство. Пойдем на железнодорожную станцию. Риск большой, но... Если подумать, так каждый наш шаг - риск. - На вокзале эшелон рванем? - На вокзале устраивать такую музыку нельзя, - мягко возразил Андрей. - Могут погибнуть невинные люди. Надо, чтобы мина сделала свое дело далеко от города. - Цапля подмигнул Цыганку. - Ну что, план утверждаешь? - Конечно! - Вот и прекрасно, - небрежно обронил Андрей. - Жми сейчас за своими мушкетерами... Когда Ваня вышел, Андрей начал собираться. Вытащил из чулана засаленную до блеска одежду. Вымазал перед зеркалом машинным маслом лицо. Принес из сеней молоток с длинной ручкой, положил на скамью. Такими молотками пользуются осмотрщики вагонов. Одеваясь, Андрей думал о Цыганке. Его удивлял этот зрелый не по годам парнишка. Рогуля уже не раз убеждался в его исключительной смелости и находчивости. Когда же его хвалили, Ваня смущался, густо краснел. Однажды он очень поразил Андрея. Вася Матвеенко тогда с воодушевлением рассказывал, как они ходили с Ваней в разведку к аэродрому. Он рассыпался в похвалах Цыганку. Ваня молча слушал. Затем подошел к Васе и, выразительно похлопав себя ладонью по лбу, сказал: "Ты чего хитришь, Васька? Больше меня, Андрей, с этим подхалимом и трусом на задания не посылай. Не верю я ему!" Сказал как отрезал. Позже Андрей узнал, что в той разведке Васька Матвеенко в самую критическую минуту удрал от Цыганка, и тот едва не угодил в лапы к немцам. Искренне говоря, Рогуле и самому не очень нравился Матвеенко. Было в этом парне что-то такое, что заставляло настораживаться. Может, потому Андрей никогда не раскрывал перед ним боевых планов группы, перестал брать с собой на ответственные операции. Что же касается Цыганка, то от него у Цапли не было секретов. Последнее время, выполняя приказ Смелого, он всегда держал Ваяю возле себя. Андрей вытащил из тайника под печью пистолет, проверил патроны. Взял в руки молоток, ящик с инструментом и вышел из хаты. 4 Цвели липы. От их густого запаха даже кружилась голова. Жара спадала. Удлинились тени. Ослепительно сияла на солнце Двина. На водоворотах у берега течение крутило сосновую кору и желтые щепки. - Целиком полагаться на пропуск нельзя, - тихо говорил ребятам Андрей Рогуля. - Посему предлагаю вот что. Я с Цыганком иду впереди. Ты, Гриша, вместе с Генкой будете подстраховывать нас сзади. Стрелять только в самом крайнем случае. Берегитесь бобиков. Эти гады знают в лицо почти всех рабочих. Пошли, мушкетеры... На станции у здания вокзала стояли два пассажирских состава. Из раскрытых окон едва не по пояс высовывались в одних майках загорелые солдаты, пели песни, хохотали. Видимо, ехали на фронт. О том, чтобы прямо подойти к вагону и подложить мину, не могло быть и речи. Вез причины лезть под какой-нибудь вагон рискованно даже для железнодорожных рабочих, за которых выдавали себя ребята. Гитлеровцы, стоявшие вдоль одного состава, могли видеть все, что делается под вагонами другого. Андрей шел впереди, размахивая молотком с длиннющей ручкой. Рядом с ним, такой же грязный, в надвинутой на глаза железнодорожной фуражке, шагал Ваня. Наклонившись на правую сторону, он нес ящик с инструментом. На небольшом расстоянии от них шли с носилками Гриша Голуб и Гена Гуринок. Беспрерывно вскрикивая, таскала туда-сюда вагоны вся в масляном поту "овечка". Возле эшелонов, словно связанные, ходили патрули. - Нет, это не так просто, как казалось вначале, - тихо, с ноткой разочарования, сказал Андрей. - Дрянь наши дела. - Ничего, что-нибудь придумаем, - уверенно сказал Ваня. - Кроме шуток. - Ну-ка, пошли дальше! - внезапно послышался сзади голос Гриши Голуба. - Раз-два, взяли! Еще раз, взяли! "Ребята предупреждают, что к нам кто-то привязался сзади, - весь напрягся Ваня. - Но кто? Патруль? Бобики? Раз-два... еще раз. Значит, за нами идут три человека. Понял ли это Цапля?.. Пропуска в порядке. Но если возникнет подозрение, могут задержать. А там, в комендатуре, сразу выяснится, что такие рабочие на железной дороге не числятся. По аусвайсу моя фамилия Воловик... Воловик Иван Константинович... Что же такое придумать? А если?.. " Цыганок вдруг споткнулся и растянулся на земле. Отлетел в сторону ящик, с лязгом рассыпались инструменты. Андрей также понял сигнал Гриши Голуба. "Если сзади полицейские, придется стрелять. Неужели не пронесет? Если что - прикрою отход ребят". В этот момент Цапля услышал, как грохнулся на шпалы вместе с ящиком Ваня. "Молодец, Цыганок! Понял, что к чему, - подумал Андрей. - Теперь надо броситься к нему. Главное, чтобы все выглядело натурально, тогда, может, и не спросят аусвайсы". Андрей резко повернулся. К Цыганку подходили полицейские. Ваня лежал на шпалах и громко стонал. Цапля кинулся к нему, стал на колени, приподнял голову. Полицейские остановились рядом. - Не шевелится? - спросил над Андреем густой бас. - И не удивительно. Так грохнуться! - Вот же наваждение! - засуетился Андрей. - Это ж надо! Вот беда! И как это его угораздило?! - Ничего, отойдет. На молодом, что на собаке, - быстро заживает, - сказал второй полицейский. - Жить будет. Он кто тебе? Брат? - Да нет. Вместе работаем, - ответил Андрей, чувствуя, как под его рукой напряглось тело Цыганка. - Ученик мой. - Да что ты его так держишь? - возмутился первый полицейский. - Потри ему лицо, он и очухается. Вот, вот... Пошли. Пора сменяться. Ваня услышал, как заскрипел под их сапогами шлак. Он вслушивался в этот скрип и старался представить себе, что делают остальные ребята. Андрей вытер рукавом вспотевший лоб, глянул на Цыганка. С благодарностью сжал его руку. - Молодец, герцог! - Пошли бобики? - шепотом спросил Ваня. - Тс-с! Пусть подальше отойдут. Андрей оглянулся. Рядом шли со своими носилками Гриша Голуб и Гена Гуринок. Ваня едва заметно кивнул головой в их сторону. - Пусть возьмут меня на носилки и несут под состав, - зашептал он. - Ну, будто нам надо на ту сторону перебраться. - Все гениальное - просто! Отлично придумано! - загорелся Андрей и повернулся к Грише и Гене. - Эй, ребята! Помогите занести! Совсем расшибся парень! Голуб и Гуринок, словно нехотя, свалили с носилок тормозные башмаки, костыли, кирки и не спеша подошли к Цапле. Андрей подхватил с земли ящик, торопливо побросал в него инструмент. - Ну-ка, берись, братцы! Ваню положили на носилки и понесли между составами. Глаза у Цыганка были закрыты, ноги свисали с носилок. Немцы расступались, давая дорогу. - Хальт! Аусвайс! Перед ними стоял патруль. Поблескивали бляхи на груди жандармов. Ребята осторожно опустили носилки на землю и полезли в карманы за пропусками. Ваня застонал. Плечистый унтер, просмотрев аусвайсы ребят, показал на Ваню коротким пальцем. - Аусвайс! Андрей наклонился над Цыганком и вытащил у него из кармана пропуск. Унтер пробежал его глазами, вернул назад. - Геен зи! Шнэль! Ребята подхватили носилки и двинулись через пути. Андрей украдкой оглянулся. Патрульные стояли к ним спиной и курили. - Направо! - приказал Рогуля. Гриша Голуб и Гена Гуринок свернули к пассажирскому составу и, согнувшись, полезли под вагон. Цыганка заслонили со всех сторон, приподняли носилки выше. - Давай! - шепнул Андрей. Ваня стремительно поднял и опустил руку. Магнитная мина плотно прилипла к металлу, слилась с ним. - Вылазьте! - скомандовал Андрей. - Спокойно только, спокойно. Немцы, стоявшие по другую сторону вагона, расступились, давая ребятам дорогу. Потом снова начали дурачиться, обливать друг друга водой. Прислушиваясь к их смеху, Андрей угрюмо процедил: - Смеетесь, господа завоеватели? Ну что ж, посмотрим, кто будет смеяться последним... ГЛАВА ПЯТАЯ 1 Они стояли у доски объявлений с новым приказом полковника Киккеля. - "Всем жителям города срочно пройти перерегистрацию и паспортизацию..." - громко прочитал Андрей Рогуля и шепотом спросил: - Что нового, Цыганок? - В город прибыла "Голубая дивизия". Испанские фашисты. Разместились в казармах за Яновским мостом. - Когда прибыли эти голубые? - Вчера ночью. - Дальше. - На Двине стоят две баржи с военным грузом. По-моему - боеприпасы. - Охрана? - На каждой - по гансу. Еще один ходит по берегу. - Ясно. - Андрей повернулся, осмотрел улицу. - Теперь слушай внимательно, мушкетер. Сейчас пойдешь на улицу Городокскую. Знаешь, где швейная мастерская? - Найду, чего там. - Не приведи за собой шпика. - Не маленький. - Зайдешь в мастерскую и скажешь: "Добрый день. Не продаете ли вы мальчуковый пиджак?" Ответ: "Есть, но для тебя великоват. Если хочешь, можешь примерить". - Запомнил. Что дальше? - Спросишь Неуловимого. Расскажешь ему все, что говорил мне. От меня передай следующее. Недалеко от железнодорожной станции поселился в особняке важный немецкий чиновник. Из Берлина. Неуловимый об этом знает. Скажи ему, что сейчас уже можно попробовать. Так и скажи: "Можно попробовать". Запомнил? - Конечно. - Пока что все. Завтра встретимся у ворот Смоленского рынка. Салют, герцог! Мавр сделал свое дело, мавр должен уходить... Ваня медленно повернулся и, не спеша, зашагал по тротуару. Мимо протопали два подвыпивших унтера. Громко хохотали, хлопали друг друга по плечам. Их пьяные голоса долго разносились по пустой улице. Грохоча по мостовой, прошли два бронетранспортера. Возле комендатуры они остановились. Водители вылезли наверх. Из комендатуры к бронетранспортерам сыпанули солдаты: начали садиться. На ходу застегивая черный блестящий плащ, вышел офицер. Едва только он сел, как из переднего бронетранспортера полыхнуло вверх пламя. От гулкого взрыва вздрогнула земля. "Елки зеленые! Вот это работка! - с восхищением подумал Ваня. - Быстрей надо отсюда сматываться, сейчас начнется облава". Цыганок метнулся в ближайший переулок. Навстречу ему шел полицейский. Ваня привычно глянул на спасительный забор, определяя его высоту. Полицейский неожиданно остановился и знакомым голосом спросил: - Горит? Ваня резко повернулся и остолбенел. Перед ним стоял Смелый. - Горит, - запинаясь, ответил Цыганок и сглотнул слюну. - А почему вы... полицай? - Давай, Цыганок, подальше отсюда, - прищурился Николай Яковлевич. - Сейчас здесь начнется такая петрушка, что... Возле комендатуры послышалась автоматная очередь. Нагибин махнул Ване рукой, резко повернулся и побежал по переулку. "Вот дает! - покрутил головой Цыганок. - Разгуливает по городу в бобиковской форме и глазом не моргнет!.. " Ваня остановился у дома с красной черепичной крышей, толкнул облупленную голубую калитку и вошел в небольшой дворик. Выбитые окна были крест-накрест заколочены досками. Щемящая боль пронзила сердце Цыганка. Вон в той комнате, под окном которой лежит на земле выломанная рама, они когда-то с Володей Виноградовым зубрили правописание частицы "не". "Непогода, ненавидеть", - вдруг вспомнил Ваня слова, которые приводил в качестве примера Володя. - Ненавидеть, - вслух, дрожащим голосом сказал Цыганок. - Ненавидеть!.. Тропкой, по которой они когда-то бегали с Володей, Ваня направился в сад. Под этой раскидистой яблоней любил отдыхать в кресле-качалке Никифор Иванович. Вон на тех заросших сорняками грядках копошилась, бывало, напевая, Вера Степановна. Теперь нет ни Володи, ни его отца, ни его матери. И сад уже не тот, а какой-то опустошенный, одичавший. Ваня нашел в заборе знакомую доску, отодвинул я очутился в соседнем огороде. Оглянулся на мертвый дом, крыша которого краснела среди ветвей, и напрямик двинулся к Городокской улице. Дом, о котором ему говорил Андрей Рогуля, стоял в глубине сада. Вдоль невысокого забора тянулись густые заросли боярышника. На жестяной вывеске, приколоченной к воротам, внушительно чернели большие буквы: "Швейная мастерская господина П.Смирнова". На столбе ворот сидел рыжий кот и, не обращая внимания на Цыганка, старательно умывался. Ваня нажал на железный язычок щеколды и коленом толкнул калитку. В глубине сада что-то тихо зазвенело. "Смотри ты! - удивился Цыганок. - Сигнализация у них". Оглядываясь по сторонам, Ваня пошел по дорожке, которая вела к дому. Вдоль нее тянулись густые кусты смородины. Вишни над головой переплетались ветвями, образуя длинный зеленый тоннель. Между кустов мелькнула чья-то фигура. "Ага. Меня уже заметили, - отметил Ваня. - Что же, посмотрим, что будет дальше". По дорожке полз коричневый жук с усами-антеннами. Цыганок присел, поднял соломинку и остановил ею жука. - Тебе что нужно, малый? - спросил кто-то сердитым прокуренным голосом. Ваня вскочил и увидел высокого мужчину со светлыми усами. - День добрый, - Цыганок, глядя усачу в глаза, назвал пароль. Мужчина удивленно пошевелил белесыми бровями, подозрительно прищурился. Хмыкнув, недоверчиво ответил: - Есть, но для тебя великоват. - Тогда извините, - Ваня повернулся к усатому спиной и направился к выходу. - Поищу тогда в другой мастерской. - Подожди, жучок, - засмеялся мужчина. - Если хочешь, можешь примерить. - Мне нужен Неуловимый, - тихо сказал Ваня. - Проходи, товарищ. - Улыбка исчезла с лица усатого. - Извини, смотрю - сидит, с жучком игру затеял. - Сделайте потише сигнал, от калитки слышно. - Неужели? Спасибо, что сказал. Заходи. В большой светлой комнате стояли ножная и ручная швейные машины, на полу валялись цветные обрезки. На гвозде у окна висела оранжевая лента портняжного метра. Усатый снял со спинки гнутого венского стула обметанный белыми нитками офицерский мундир и вышел. Неслышно открылась дверь боковушки. В комнату, чуть заметно прихрамывая, вошел чисто выбритый человек в темно-синем костюме. Цыганок глянул на вошедшего, и сердце его екнуло. "Где я видел эти цепкие серые глаза и скуластое лицо? - подумал он. - Елки зеленые, неужели... Нет, показалось. Чепуха какая-то!" - Так, значит, ты и есть Цыганок? Мне сообщили, что на связь придет Цыганок, но я никогда не думал... - Вошедший пристально посмотрел на Ваню. - Постой, подожди... Что-то мне твое лицо знакомо... А не встречались ли мы раньше? - Дядя Игнат! - рванулся к нему Цыганок. - Да это же я, Ваня! Не узнаете? Вот, елки зеленые! - Подожди, подожди... - Пленные... Овчарки... - захлебнулся от возбуждения Цыганок. - Вы прыгнули к стене и спрятались в подвале! Там еще ржавая жесть торчала! - Вспомнил! - Человек в темно-синем костюме прижал Ваню к себе. - Вот так встреча! Чтоб тебя рак лягнул, мой ты дорогой! Никогда не думал, что свидимся. Спасибо, помог ты мне тогда со своими друзьями. Где они теперь? - Вместе со мной. Выполняем задания Неуловимого. - Вспомнив, с какой целью он пришел сюда, Ваня стал серьезным. - Вы простите, но мне нужно срочно с ним поговорить. Где он? - Я слушаю тебя, Цыганок. - Вы - Неуловимый? - изумился Ваня. - А что здесь удивительного? - А мне сказали, что Неуловимый - разведчик... А вы же тогда из колонны удрали... - Все, мой дорогой, правильно. Тебя смущает, что я в колонне пленных шел? Так вот, дружок, выполняя одно задание, я попал к немцам в лапы. Потом бежал с вашей помощью. А теперь продолжаю выполнять то, что мне было поручено раньше. Но об этом никто не должен знать. Я и так удивляюсь, как ты обо мне узнал. От кого? - Мне сказал Федя Механчук. - Кто еще знает? - Андрей Рогуля. Из наших ребят больше никто. - Предупреди своих, чтобы... - Да что вы! Ни одна собака, кроме шуток! - Верю. А теперь давай о деле... Ваня рассказал о дивизии испанских фашистов, о баржах на Двине. Неуловимый слушал, меряя шагами комнату. Когда Ваня передал слова Андрея Рогули о важном чиновнике из Берлина, Неуловимый остановился, задумался. - Сказал, значит, можно попробовать? Тэк, тэк, тэкс... Вот что, Цыганок. Передай Рогуле, что нас очень интересует этот чиновник. Не так он, как его служебные бумаги. - Неуловимый указательным пальцем почесал бровь. - Действуйте быстро, но осторожно. Обязательно обратите внимание на распорядок его дня. Когда спит, гуляет, работает. Это очень важно. Неуловимый положил обе руки Цыганку на плечи. - Ну, будь здоров! И чтобы тебя никакой рак не лягнул!.. - грустно усмехнулся он. - Следующая встреча через неделю. Возле ветеринарного института. Если у меня в руках будет газета - не подходи. Все. Появился усатый. Он молча провел Ваню до калитки, ободряюще подмигнул на прощанье. Цыганок шел по улице и чувствовал "спиной его пристальный взгляд. 2 Шел спорый дождь. В луже у почерневшего забора лопались пузыри. Улица была пустынна. Андрей и Цыганок прислушались. За забором ни звука. Цыганок припал к дырке от выпавшего сучка в доске и внимательно осмотрел сад. У самого забора густо рос малинник. Гнулись под тяжестью яблок мокрые ветви, навалившись на суковатые подпорки. Между яблонь и вишен вилась залитая водой тропинка. Недалеко от дома на чистом месте стояла голубая беседка. Половину ее густо обвил хмель. В кресле-качалке сидел эсэсовец. Рядом на круглом столике стояла недопитая бутылка вина и тарелка с краснобокими яблоками. - Ну? - наклонившись к Ване, шепотом спросил Андрей. - Что там? - Спит, - выдохнул Цыганок. - Вот это темпы. В шесть заступил на пост - и уже литровую бутылку почти опорожнил... - Андрей ладонью отер мокрое лицо. - Сейчас проснется берлинец и начнет свой туалет. Ровно на двадцать минут он откроет окно своего кабинета. Нам нельзя пропустить эти двадцать минут. - Ну, - кивнул головой Ваня. - Хорошо, что в саду овчарки нет. - Факт немаловажный. Видимо, берлинец не любит собак. - Андрей оглянулся. - Между прочим, надо посмотреть, что делает второй часовой. Стой здесь, я мигом. Рогуля пошел, осторожно ступая на траву у самого забора. Ваня снова припал к отверстию. Эсэсовец по-прежнему безмятежно спал в кресле-качалке. Подошел Андрей, прислонился плечом к забору. На кончике его носа повисла дождевая капля. Он сдул ее, глянул Ване в глаза. - Второй сидит у дверей веранды и клюет носом. А твой? - Дрыхнет без задних ног. - Так что? - Андрей посмотрел на часы. - Наш час настал... - Полезли. Андрей вытащил из внутреннего кармана пиджака пистолет. Ваня взвел курок своего браунинга. Цапля присел, подставил широкую спину. Цыганок стал на нее мокрыми ботинками и сразу почувствовал, как Андрей медленно поднимает его вверх. Подтянулся, перекинул одну ногу, нащупал носком жердь забора, осторожно стал на нее и перенес вторую ногу. Доски были скользкие. Ваня лег животом на забор, подал руку Андрею. Но тот отрицательно покачал головой и легко, одним махом, оседлал забор. Затем сразу же бесшумно сполз вниз, в густой малинник. До эсэсовца в беседке было несколько шагов. Внезапно он отрывисто всхрапнул, дернул головой. Пилотка сползла ему на самые глаза. "Хотя бы только не проснулся, собака!" - обмерев, мысленно взмолился Ваня. Гитлеровец не шевелился. Андрей тихонько толкнул Цыганка локтем, показал глазами на дом. Ваня кивнул и, затаив дыхание, развел руками малинник. Выпрямился, сделал один шаг, второй. С дерева, стоявшего рядом, сорвалось и упало на тропинку яблоко. Ваня мгновенно присел. Эсэсовец шевельнул ногами, сложил руки на животе и снова затих. Они ползли по мокрой, заросшей травой земле, прячась за кустами смородины и крыжовника. Дождь пошел сильней. Он глухо зашумел в листве яблонь, яростно забарабанил по жестяной крыше дома. Больно кололись ветки крыжовника. От холода и нервного напряжения по телу пробегала дрожь. Под окном рос куст красной смородины. Густой, похожий на огромную зеленую кочку. Нижние ветви его лежали на самой земле. Цыганок осторожно поднял их и скользнул под куст. Раздвинув ветви, он увидел окно. Стекла были сухие, только кое-где закапаны дождем. Возле самого окна гнули вниз красные головы пионы и георгины. Все звуки глушил однообразный шум дождя. Андрей лежал по ту сторону куста. Лежал тихо, будто его и не было рядом. "Только бы он не прозевал эсэсовца в беседке! А может, тот уже давно заметил нас и ждет, что будет дальше? Ерунда! Они не ждут, они сразу хватаются за автомат... - с тревогой подумал Ваня. - Как хорошо, что в саду нет овчарки! Наверно, этот берлинец действительно не любит собак". Зашевелилась занавеска в окне. Ваня задержал дыхание, крепче сжал браунинг в руке. Занавеска отдернулась, показался человек в нижней рубашке. Поднял руку вверх, опустил, покопошился внизу. Тихо скрипнув, распахнулось окно. Немец высунул седую голову, посмотрел на небо, сморщился. У него было длинное лицо с острым носом, на котором сидели очки. Он что-то недовольно проворчал, зевнул и исчез. Ваня услышал, как в комнате хлопнули двери. Цыганок подождал несколько секунд, выполз из-под куста, осмотрелся. Лил дождь. Кроме его ровного и глухого шума ничего не было слышно, Ваня пригнулся, метнулся к окну, присел. Из-за куста показалась голова. Андрея. Он приподнялся, кивнул головой. Ваня медленно выпрямился, осторожно отодвинул край занавески, заглянул в комнату. Немца не было. Цыганок сунул браунинг за пояс, вытащил из кармана охотничий нож. Взяв его в зубы, ухватился за подоконник и нырнул в окно. Большой письменный стол в кабинете был весь завален бумагами. На кожаном глубоком кресле лежал пухлый портфель. Словно черный кот, дремал на маленьком столике черный телефон. На стене висела карта, которую до половины закрывала голубая занавеска. Где-то в глубине дома слышались приглушенные голоса. Ваня сделал несколько неслышных шагов по мягкому ковру, схватил портфель. - Х-хайль! - вдруг захрипел кто-то за его спиной. - Зиг х-хайль! Цыганок выронил портфель, схватился за браунинг, мгновенно повернулся. Из угла, из проволочной золотистой клетки, на него смотрела красно-желтая птица. "Попугай! - перевел дыхание Ваня. - Тьфу, чтоб тебя, гад, разорвало! Едва сердце не выскочило!" Цыганок схватил портфель, дрожащими пальцами раскрыл и начал сгребать в него бумаги со стола. Бумаги не лезли, портфель был полон, и Ваня кулаком, словно месил тесто, заталкивал их туда. Затем подбежал к стене, сорвал карту. Сложив ее вчетверо, сунул за пазуху. Схватил портфель, кинулся к окну. Положив его на подоконник, метнулся назад к столу. Взял нож, который едва не забыл, шагнул к телефону. "Надо обязательно перерезать провод, - мелькнуло в голове. - Быстрей!" Он зажал в руке черную резиновую жилу и с первого раза острым, как бритва, ножом перерезал ее. Конец провода упал на ковер. Ваня ногой задвинул его под стол. "У немца должно быть оружие, - лихорадочно думал Цыганок. - Где же оно?" Он глянул на стол и увидел, что из замка верхнего ящика торчит ключ. Ваня крутнул его влево, рванул ящик на себя. Перед ним на бумагах лежал парабеллум. Цыганок сунул его за пояс, свернул бумаги в трубку и в два прыжка очутился у окна. Едва только дотронулся до портфеля, как чья-то рука молниеносно схватила портфель с подоконника и исчезла вместе с ним за занавеской. Цыганок побелел, затаил дыхание. Затем осторожно отвел в сторону краешек занавески. Прямо перед собой увидел встревоженное лицо Андрея Рогули. - Вылазь! - шепнул он. - Быстрей! Ваня сунул ему бумаги и выскочил через окно. По-прежнему шел дождь. Время от времени срывались и глухо падали на землю яблоки. 3 Лес стоял тихий и неподвижный. Изредка протяжно и тоскливо свистнет синица, даст короткую очередь дятел, и снова - звенящая тишина. Вдыхая на полную грудь сладковатый, настоенный на сосновой смоле воздух, Федя Механчук брел по лесу. Глянул себе под ноги и остановился, зачарованно глядя на черничник, на котором редкими чернильными каплями висели последние, еще не успевшие осыпаться ягоды. "Вот и осень подкралась, - с тихой грустью отметил Федя. - Вторая военная осень..." Раздавив ногой розовую сыроежку, Механчук переступил замшелый ствол вывороченного бурей граба и увидел впереди, залитую солнцем прогалину. Остановился возле калины, отвел рукой тяжелую от ярко-красных гроздей ветку и стал внимательно осматривать поляну. На ней кое-где росли кусты орешника, из травы торчали высокие серые пни, от которых вытянулись длинные тени. Федя прислушался. Низко над поляной пролетела сизоворонка. Тень от нее скользнула по траве и скрылась. "Хоть бы ветка где шелохнулась, - подумал Механчук и вышел из кустов. - Ничего вроде подозрительного". Федя уже дошел до середины поляны, когда услышал стрекотание сороки. Внезапное предчувствие беды сжало сердце. Сорока кричала в конце поляны. Федя застыл на месте. "Горизонт чистый, чего же она авралит? - насторожился Механчук. - Наверно, какого-нибудь зверька засекла". Он сделал несколько шагов и вдруг отчетливо услышал треск сломанной ветки. Из куста напротив, блеснув на солнце, высунулся железный гриб каски. "Засада!" Механчук молниеносным движением выхватил пистолет и, не целясь, нажал на курок. Гитлеровец медленно, ломая кусты, осунулся на землю. Федя отскочил к ореховому кусту и упал на траву за широкий пень. В тот же миг тишину вспорола автоматная очередь. От пня полетела щепа. - Рус! - закричали из кустов. - Сдавайся! Федя выхватил из кармана "лимонку", рванул чеку и изо всей силы швырнул туда, откуда доносился голос. От взрыва содрогнулась земля, вверх взлетели перемешанные с землей ветви. Послышались отчаянные крики и стоны. - Фойер! - приказал тот же голос. Ударили автоматы. Снова прозвучала команда. Федя увидел солдат, которые перебегали от дерева к дереву. "Окружают! - догадался Механчук. - Пока не поздно - полный назад!" Проклиная себя за неосторожность, Федя начал отползать. Прячась за пнями, добрался до высокого орехового куста. Дальше лежала голая полоса. Ползти по открытому пространству было безрассудно. Федя забрался под кует и осмотрелся. Мелькали между деревьев фигуры немцев, поблескивали на солнце их каски. "Живым не сдамся", - подумал Федя. Он сжал зубы и, тщательно прицелившись, выстрелил. В то же мгновение гулко прогремела автоматная очередь. Федя вскрикнул, ткнулся лицом в траву. Опасливо, затем все смелей, выпрямляясь во весь рост, на поляну начали выходить немцы. Они уже были в десяти метрах от куста, под которым лежал Механчук. И вдруг послышалось: - Огонь! Ударил пулемет. К нему беспорядочно присоединились автоматы и винтовки. Гитлеровцы ошалело закрутились на поляне, кинулись назад. Под калиной, за которой несколько минут назад стоял Федя Механчук, припал к "Дегтяреву" партизанский пулеметчик. Рядом с ним, став на колено, бил из автомата командир отряда. - Самосейко! - крикнул он, не оглядываясь. - Давай за парнем! Молодой партизан, стоявший за стволом вековой сосны, не пригибаясь, ринулся на поляну. - Ложись! - заорал командир отряда. - Ползком, куриная твоя голова! Но партизан только пригнулся и не лег на землю, пока не добежал до куста, под которым был Федя Механчук. - Усилить огонь! - приказал командир. - Елисеевич! - крикнул ему человек в очках, перебежав из-за соседнего куста. - Двоих наших хлопцев поранило! - Ложись, комиссар! - сердито крикнул командир. - Чего под пули лезешь?! Комиссар поправил очки и стал наблюдать за Самосейко. Взвалив Федю на спину, партизан полз назад. На помощь ему бросилось еще несколько бойцов. Федю поднесли к калине, осторожно опустили на землю. Командир отряда взглянул на его мертвенно-бледное лицо и не удержал возгласа удивления: - Механчук?! Да как же это ты?.. - Он без сознания, - склонившись над Федей, сказал комиссар. - Вот так история! - Командир кулаком ударил себя по колену. - Комиссар, этот парень от Неуловимого. Он должен был принести очень важные документы. За ними этой ночью прилетит самолет. - Вон оно что! - удивился комиссар. - Его срочно перевязать надо, Елисеевич. Командир расстегнул на Феде пиджак, разорвал рубашку. На груди у Механчука лежала картонная папка. Уголок ее был пробит пулей и покраснел от крови. Комиссар осторожно взял папку, развязал зеленые тесемки, заглянул в бумаги. - Документы здесь! - возбужденно сказал он. - Вовремя мы подоспели. Могло плохо все это кончиться. - Самосейко, носилки! - приказал командир, принимая у комиссара папку. Феде перевязали грудь. Бинт сразу покраснел. - Похоже, нарвался на засаду, которая ждала нас, - угрюмо сказал комиссар. - Очень тяжелое ранение, хоть бы остался жив. - Наверно, придется его на самолете вместе с документами отправлять. - Пожалуй, это единственный выход. Перестрелка усилилась. Немцы постепенно приходили в себя. Огонь их стал более прицельным. Тяжело дыша, подбежал с носилками Самосейко. Федю бережно положили на них и понесли в глубь леса. Командир отряда подождал, пока партизаны с носилками не скрылись за деревьями, потом повернул голову в сторону поляны. - Передать по цепи: взводу Стрельчени остаться для прикрытия! - Остальным - отходить!.. Быстро и слаженно, без излишней суетни, партизаны начали отходить в лес. За их спинами не умолкала перестрелка. Взвод прикрытия продолжал бой. 4 В черной, как сажа, ночи гулял ветер. Застонет в вершинах коренастых сосен, сердито зашумит в кустах лозы у самой воды и оголтело помчится в беспросветную темноту. И тогда становится отчетливо слышно, как внизу плещется невидимая река. Ваня шагал по берегу, как по своему двору. Андрей Рогуля едва поспевал за ним. У одинокой сосны, которая тревожно гудела над головой, они остановились и начали осторожно спускаться с крутого берега. У самых ног жадно лизала берег река. Где-то на другой стороне несмело мигали золотые огоньки. Ветер донес оттуда винтовочный выстрел и короткую автоматную очередь. Цыганок прислушался к тревожным ночным звукам, зябко пожимая голыми плечами - стоять раздетому было холодно. Где-то рядом качались на воде две громоздкие баржи. Их надо заминировать. Таков приказ Неуловимого. Ваня посмотрел на черную воду, и ему стало страшно от одной только мысли, что в нее надо лезть. Но другого выхода не было: на берегу у трапа ходил часовой, на баржах, которые были причалены одна к одной, также затаились охранники. Андрей положил холодную руку на плечо Цыганку. По телу Вани невольно прошла волна дрожи. У своего уха он услышал дыхание Цапли. - Значит, делаем так, как условились, - зашептал Рогуля. - Я беру на себя вторую баржу, ты - ту, что у берега. Проплывешь метра три поперек, и течение само поднесет тебя к борту. Приложишь Магнитку и тихонько греби к берегу. Только, ради бога, без шума. У часовых есть карманные фонарики. В крайнем случае ныряй тогда и держись под водой как можно дольше. Ваня босой ногой дотронулся до воды и тут же ее отдернул. - Вода х-холодная. - Искренне сожалею, герцог, что не могу тебе ее подогреть. Между прочим, врачи советуют для бодрости холодный душ. Хоть раз надо использовать их совет... Неслышно ступая по влажному тугому песку, подошли еще ближе к баржам. Пронзительно скрипел трап, перекинутый с берега на первую баржу. Терлись о борта, кряхтели деревянные кранцы. Едва слышно доносились шаги часового по берегу. Вдруг на первой барже тоскливо заиграла губная гармошка. Часовой на берегу хрипло засмеялся, что-то крикнул своему коллеге на барже. Тот заиграл веселее. Часовой на берегу бодро запел под эту мелодию. - Давай, - шепнул Андрей. - Встречаемся там, где раздевались. Он пожал Цыганку локоть, медленно вошел в воду и тут же исчез. Плескались волны. Пел чужую песню часовой. Скрипел, словно коростель на лугу, трап. Несколько секунд Цыганок напряженно вслушивался в темноту. По едва уловимым всплескам понял, что Андрей плывет к баржам. Почему-то неприятно дрожали колени. По спине пробегали мурашки. Ваня нащупал мину, прикрепленную к брючному ремню, которым он подпоясался поверх трусов, и ступил в воду. Холодом обожгло ноги. Цыганок сжал зубы и упрямо двинулся дальше. Вода дошла до пояса, поднялась до груди. Захватило дыхание. Ваня присел по шею. Стало как будто теплее. Стремительное течение сбивало с ног. "Нужно подплыть к борту. Значит, немного поперек реки возьму, а тогда поверну к баржам, - подумал Цыганок, сильно, но бесшумно загребая воду. - Здорово сносит... Как там Андрей?.. Сейчас глубина, видать, метра три будет..." Цыганок развернулся и почувствовал, что течение понесло его в темноту. Над головой что-то заскрипело. Звучно заплескались впереди волны. Снова заскрипело, затрещало над головой. Ваня инстинктивно пригнул голову и хлебнул воды. В тот же момент рука его прикоснулась к чему-то холодному и скользкому. "Борт! - обрадовался Цыганок. - Вот так фокус! Как быстро!" Страх исчез. Правой рукой отвязал от ремня мину, приложил к борту. Он сильно оттолкнулся от борта и врезался во что-то лбом. Из глаз сыпанули искры. Над головой заскрежетало. Словно щипцами начало сдавливать плечи. "Я - между бортов! - похолодел Ваня. - Раздавит!" Цыганок хватил на полную грудь воздуха и нырнул. Он плыл под водой вслепую. Не хватало дыхания. Хотел вынырнуть и ударился головой о днище баржи. Удар оглушил его. Несколько секунд он лихорадочно греб руками. Казалось, вот-вот разорвется грудь. "Воздуха... Глоточек воздуха..." Разрывало грудь, звенело в ушах. Из последних сил рванулся вверх. Голова выскочила из воды. Он жадно глотнул воздух и хотел крикнуть кого-нибудь на помощь, но в тот же миг вспомнил, зачем и как очутился здесь, у барж. К нему вернулся слух, он начал различать звуки. "Жив!" - жгучая волна радости захлестнула его. Звуки губной гармошки и песня часового медленно отдалялись. "Надо плыть к берегу. Андрей, наверно, давно ожидает". Он полежал на спине, отдыхая. Стремительное течение несло его вперед. Затем Ваня саженками поплыл к берегу. - Сюда, мушкетер, - услышал он из темноты взволнованный голос Андрея - А я уже думал, что ты раков на дне кормишь. Ну, как? - Порядок. - Вашу мужественную руку, герцог! И вообще - ты золотой человек. Это, между прочим, я тебе говорю вполне искренне... Ваня усмехнулся в темноте и в то же мгновение почувствовал под ногами твердое дно. ГЛАВА ШЕСТАЯ 1 Холодное солнце клонилось к западу, когда Нагибин подходил к деревне Лесная. Припудренная снежной пылью тропинка бежала между кустов к жердяной ограде крайней хаты. Над горбатой ее крышей плыл в небо ровный столбик голубого дыма. "Значит, Боженька дома, - с облегчением подумал Николай Яковлевич. - А могло случиться, что поцеловал бы пробой и - домой". Прежде чем перелазить через ограду, Нагибин настороженно осмотрел запушенный снегом двор. Прислушался к звонким детским голосам, долетавшим с улицы. Выждав, стремительно пересек огород. Обошел заснеженный стог, от которого и теперь еще душисто пахло луговой травой, и очутился во дворе. Завернул под навес, где лежали березовые дрова и смолистые пни-выворотни, предназначенные для растопки печи. Заскрипела дверь в сенях. Николай Яковлевич нащупал в кармане рукоятку пистолета и прижался спиной к стене хаты. На крыльцо вышел, кашляя в кулак, сухонький дедок с выбеленной годами бородкой. Пригладив ладонью прокуренные усы, старик подошел к навесу, вытащил из колоды топор и, стоя к Нагибину спиной, начал отсекать у соснового пня смолистый корень. - И долго ты там будешь стоять, петушиный сын? - не поворачиваясь, насмешливо сказал дедок. - Уж больно долго, боженька, ты не заглядывал ко мне. Николаю Яковлевичу стало не по себе. "И как он заметил меня? - поразился Нагибин. - Не дед, а орел". Он оттолкнулся спиной от стены, подошел к хозяину. Старика за его присловье все в окрестности прозвали Боженькой. - Мое вам почтение, - сказал Николай Яковлевич. - Как живем-поживаем? - Живу, как в сказке: торба слева, торба справа, а сам - посередочке. Проходи в хату. Смелый поднялся на крыльцо. В сенях на него дохнуло смешанным запахом шалфея, зверобоя и чабреца, развешанных на стене. В хате топилась печь, постреливали, догорая, дрова. В углу висела потускневшая иконка, обрамленная длинным вышитым полотенцем. Николай Яковлевич сел к столу. Хозяин повозился у печи и молча поставил перед ним алюминиевую кружку, Нагибин погрел об нее руки, глотнул обжигающего грушевого отвара, Кисловато-сладкий напиток сразу согрел его. Смелый расстегнул свое демисезонное, подшитое ветром пальто, испытующе посмотрел на Боженьку. - Что нового в отряде, отец? - Воюют, - ответил старик. - А ты никак в лес собрался? - Надо, Есть одно срочное дело, - неопределенно сказал Николай Яковлевич. - Пароль не изменился? - А как же. Вот подойдешь к старой сосне за просекой, тебя и остановят. Ты должен сказать: "Ветер крепчает". Это и будет пароль. Я тебя малость проведу, покажу другую дорогу. Старик закрыл заслонкой печь, в которой уже прогорело, снял с гвоздя залатанный кожушок, подпоясался конопляной веревкой. Натянул на седую голову облезлую заячью ушанку, ступил к порогу. - Пошли, боженька. А то темнота прихватит. Они минули огород и забрались в заросли лозы, над которыми кое-где возвышались узловатые ольхи. Снег был усеян птичьими следами и заячьими петлями. Над кустами с криком носилась стая ворон. Заглушая этот крик, вдруг послышался рев мотора. Он нарастал от дороги, которая вела в деревню. Пригнувшись, Боженька и Смелый бросились в густой ельник, который начинался за кустарником. Легли на землю. Машина остановилась где-то совсем рядом. Вхолостую работал мотор. Неожиданно прозвучала отрывистая немецкая команда, послышались невнятные голоса. Боженька дернул Смелого за рукав, указал глазами вперед и пополз между низкорослых елочек. Предостерегающе поднял руку и застыл на снегу, куда-то напряженно всматриваясь. Повернул к Николаю Яковлевичу голову, кивком позвал к себе. Николай Яковлевич подполз к нему, лег рядом. Почти у самой опушки леса выстроились автоматчики. Перед ними стояли три человека. На дороге тихо урчала мотором машина. Возле нее уже несмело собирались жители деревни. Уголками платков вытирали глаза женщины, испуганно держались за их юбки дети. "Двенадцать человек, не считая офицера, - до боли сжал в руке пистолет Николай Яковлевич. - А я один, дед не в счет. Ввязываться безрассудно. Проклятье, был бы хотя автомат!" - Ахтунг! - поднял руку офицер. Гитлеровцы вскинули автоматы. В тот же миг один из осужденных прыгнул в сторону и, петляя, ринулся к лесу. - Фойер! - закричал офицер. Ударили автоматы. Скошенные пулями, упали лицами в снег два человека, стоявшие перед строем. Третий мчался во весь дух. До леса оставалось несколько метров, когда он, словно споткнувшись, растянулся на снегу. Немцы удовлетворенно залопотали, опустили автоматы. Вдруг человек стремительно вскочил, мелькнул за старой елью и словно растворился в лесу. Немцы бросились вслед. Добежали до опушки и начали бить из автоматов. Боженька толкнул локтем оцепеневшего Нагибина и стал быстро отползать назад. В ореховых зарослях они поднялись на ноги, пригнулись и отбежали подальше от опасного места. Пораженные увиденным, молча пошли по лесу. Не шелохнувшись, стояли деревья. Лапы елей гнулись под тяжестью снега. Когда Боженька или Нагибин случайно прикасались к ним, вниз срывался сыпучий, белый водопад. Ветки облегченно взмывали вверх и долго махали вслед людям. - Вот он! - тихо сказал Боженька и показал на четко отпечатанный на снегу след, - Я так и думал, что он в эту сторону повернет. Николай Яковлевич остановился, постоял в раздумье, разглядывая след. - Такая петрушка, отец, - наконец сказал он" взяв Боженьку за рукав. - Вы идите по следу и, если встретитесь с ним, подсобите, чем можно. Но о наших делах ему ни слова. Присмотритесь к нему со всех сторон. И вот еще что. Не говорите, что видели, как его расстреливали. - Нагибин поднял воротник. - Я издали буду идти и наблюдать за вами. Мне пока что попадаться ему на глаза не следует. - Оно так, конечно, - согласился старик. - Время теперь такое. Зверь не зверь, а черт ему верь. Боженька вышел на след и уверенно зашагал между деревьев. Николай Яковлевич, не спуская с него глаз, двинулся следом на приличном расстоянии от него. Изредка, нарушая тишину, гулко выбивал дробь дятел, тонко и несмело подавала голос синица. Тихо поскрипывал снег под ногами. Боженька приостановился и нагнулся над следом. Из-под огромной ели выскользнул человек в изодранной военной форме и, зайдя старику за спину, поднял над его головой увесистую суковатую палку. - Ни с места! - грозно сказал человек. - Кто такой будешь? - Я-то? - Боженька спокойно выпрямился, повернулся к незнакомцу. - Человек я, боженька. И чего ты глядишь на меня, как конь на хомут? Человек я. Да опусти ты свою дубину. Иль на тот свет меня спровадить хочешь? Так я, человече, смерти давно не боюсь. Отжил свое. - Ты, божий человек, не так прост, как кажешься. Идешь по моему следу, принюхиваешься. - Незнакомец опустил палку. - Ты кто есть такой? Откуда? - Недалече живу, из Лесной я, - невозмутимо ответил старик. - Иду вот сухостой насмотреть себе на дровишки. Живу один, как горох при дороге. Некому мне дров назапасить. Вот и хожу, собираю сухое. - Уж больно далековато ты зашел. Усмешка незнакомца была какой-то неприятной, отталкивающей. Бегающие глаза его настороженно ощупывали старика. - Далеко, говоришь, зашел? - спокойно, со вздохом ответил Боженька. - А я, человече, давно, уж лет тридцать, как лесником служу. Для меня лес, как дом. Я в нем душой отогреваюсь. Отдыхаю от того, что вокруг творится. Часом и сам не замечу, как забреду далеко, потому как мысли разные меня одолевают. - Старик сделал паузу. - Ежели, конечно, большой секретности в тебе нету, так может скажешь, кто ты есть сам такой? - Ты, божий человек, слышал, как стреляли? - Стрекотало сзади. Теперь стреляют каждый день. - Это по мне из автоматов поливали. От расстрела я убежал. В плену был, драпанул из лагеря. Поймали - и разговор короткий. Двоих товарищей моих уложили, а я вот везучий. - Беглец знобко повел плечами. - Ты бы, папаша, помог мне, а? - Отчего же не помочь? Вот только чем? - Может, знаешь, как к верным людям в лесу добраться? А там я уже найду себе занятие. В армии лейтенантом был... - Ничего мне про это неизвестно. Разговор о них ходит, а где они - бог один знает. - Вот те на! А еще, говоришь, лесник. Да ты здесь каждый куст знаешь. - Знать-то я знаю, да проку от этого никакого. Не встречались мне нужные тебе люди. - Может, у тебя тогда в городе знакомые имеются? Слышал я, там наши также дают немцам прикурить. Мне бы к ним, а? - Да я, боженька, не знаю таких. Уже сам забыл, когда в том городе был. Нечего мне там делать. - Ты же советский человек, дед! - глаза незнакомца зло блеснули. - Что же мне, здесь подыхать? - Зачем подыхать? Иль я не христьянин, что брошу тебя в беде? Помочь ближнему - божий наказ. Пойдем ко мне, покормлю чем бог послал. Может, и одежонку какую найду. В этой тебе никак нельзя, сразу узнают, какая ты есть птица. Перебьешься у меня, а там пойдешь искать, что тебе надобно. - Не веришь ты мне, дед, по глазам вижу, - обиженно сказал беглец и отшвырнул свой сук. - Ты бы лучше меня к партизанам провел. - Неужто у тебя уши мхом заросли? Да где же я тебе возьму этих партизан? - Боженька развел руками. - А я тебе верю. Зря обижаешься. Как перед богом говорю. Тебя как зовут? - Иван... Сухов Иван... - На, одень, Ваня, а то замерзнешь ни за понюшку табака. А тебя, поди, мать ждет не дождется да и невеста скучает? - Какая там к черту невеста? Боженька стащил с себя кожушок, остался в овчинной безрукавке. Сухов, дрожа от холода, долго не мог попасть в рукава. Боженька помог ему, дал чистую тряпицу вытереть окровавленное лицо. - Пошли, боженька. - А ты, дед, не продашь меня немцам? - Я не христопродавец! - впервые за все время повысил голос Боженька. - Ежели ты на меня такую напраслину возводишь, так будь жив-здоров себе. - Ладно, батя, не сердись, - заискивающе сказал Сухов. - Ты сам войди в мое положение. Только что от смерти вырвался. Снова к ней в гости попадать нет у меня никакого желания. Пошли, отец, верю я тебе... Сухов и Боженька, тихо переговариваясь, двинулись в сторону Лесной. Нагибин поднялся из-за ели, спрятал пистолет в карман и пошел по нетронутому снегу в чащу леса. "Интересная петрушка получилась, - размышлял на ходу Николай Яковлевич. - Странный он, этот Сухов... Гм-м... До проверки надо его, видимо, подержать на отдалении. Да, на отдалении..." 2 Андрей стоял на крыльце и курил. Запорошенная снегом тропка, которая вела к калитке, была испещрена воробьиными следами. Глядя на них, он с тоскою подумал, что надо идти в пустую неуютную хату, а идти совсем не хочется, ничего там, кроме одиночества и глухой тишины, затаившейся в каждом углу, его не ждет. Вспомнилось гудящее, как улей, студенческое общежитие. Таня... Где она сейчас? Что с ней?.. Рогуля вздохнул, стряхнул пепел. Воздух синел, прямо на глазах густели сумерки. Андрей посмотрел на небо. В недосягаемой высоте уже мигали голубоватые звезды. Месяц висел над головой, окруженный мерцающим желтым ореолом. Вдруг небо пополам разрезало ослепительно белое лезвие прожектора. Андрей толкнул скрипучую дверь в сени. В хате сбросил с плеч пальто на койку, завесил одеялом окно. Чиркнув спичкой, подошел к столу, снял с лампы стекло и зажег фитиль. Прогрев стекло, чтобы не треснуло, осторожно вставил его в магазин. Подвинул лампу на край стола, снял с шестка валенок, осмотрел оторванную подошву, грустно покачал головой. Найдя на полке дратву и иголку, Андрей сел на низкую скамеечку и принялся за ремонт. Но работа не клеилась. Цапля чувствовал, что все его существо охватила какая-то непонятная тревога. Он бросил валенок и заходил по комнате. Трепетный огонек лампы гонял по стене тени. Тихо поскрипывали половицы под ногами. Андрей попытался успокоиться, но странная сосущая тревога не проходила. Он убавил фитиль в лампе, подошел к окну и отвернул угол одеяла. Тихо, безлюдно. Золотыми искорками вспыхивал снег на деревьях. В небе кое-где табунились светлые облачка. Между ними мерцали яркие звезды, и куда-то стремительно плыл месяц. Скрипнула калитка. За окном мелькнули две фигуры. Андрей торопливо закрыл одеялом щель в окне и резко повернулся. Дверь широко распахнулась, и над полом задымился белый морозный пар. В комнату ввалился, загнанно дыша, Гена Гуринок. За ним - Гриша Голуб. Лица их были испуганы. От недоброго предчувствия у Андрея сжалось сердце. - Взглянув на тебя, шахматный гений, хочется немедленно повеситься, - мрачно обратился он к Гуринку. - В чем дело? - Схватили Ваську Матвеенко! - выдохнул Гена. - Где? За что? - Понимаешь... Ну мы... Значит, так было... Васька говорит: "Давайте разведаем, что находится на складе за Яновским мостом". Я, конечно, против. Цапля, говорю, за самоуправство нам головы поотрывает. А Васька зафордыбачился: "Ничего он нам не сделает. Победителей не судят". Я ему еще сказать хотел, так он и слушать не стал. - Ты короче можешь? - Пожалуйста, - кивнул головой Гена. - Все было так. Гришка подкрался к часовому - и финкой. Тот упал. А могло легко случиться, что он Гришку из автомата. Возможная вещь. Допустимо вполне... - Расскажет мне кто-нибудь толком, что произошло, или нет?! - рассвирепел Андрей. - А чего тут рассказывать, - переступил с ноги на ногу Гриша. - Я забрал автомат у немца, документы, а Васька шкворнем замок выдрал. Открыли дверь, а там масло, сало, колбаса. Я думал, там оружие, а так ни за что не пошел бы. - Дальше! - рявкнул Андрей. - Мы набрали всего, чего смогли, и спрятали в саду. Васька бегал за санками... - Это же додуматься только! - схватился за голову Андрей. - Ну, погрузили все на санки, везем. А тут - облава. К нам на мотоцикле подлетели. Мы кто куда, а Ваську сцапали. - Идиоты! - грохнул кулаком по столу Рогуля. - У вас есть головы на плечах? Что вы наделали? Кто разрешил? Кто, я вас спрашиваю?! Опустив головы, ребята виновато молчали. - Давно Ваську взяли? - хрипло спросил Андрей, застегивая пуговицы пиджака. - Сколько времени прошло? - Час назад, - еле слышно ответил Гена Гуринок. - А может, и больше. Мы пока добирались сюда... - Слушай приказ! - сразу заторопился Андрей. - Всем покинуть квартиру. Сюда больше ни ногой. Никто не должен ночевать дома. Связь со мной будет поддерживать Цыганок. Он сейчас на задании и ничего не знает о вашем колбасном геройстве. Цыганку я сам сообщу. А теперь мне надо срочно предупредить о провале товарищей. Давайте по одному, быстро! На улице затрещал мотоцикл. Андрей кинулся к окну, отодвинул одеяло и побелел. У забора под окном -стоял мотоцикл. В коляске со связанными руками сидел Вася Матвеенко. Гена и Гриша оцепенели. Ударом ноги открыв калитку, к крыльцу уже бежал гитлеровский офицер. За ним трусцой едва поспевал человек в штатском. У каждого в руке блестел пистолет. - Васька привел, гад! - сквозь зубы процедил Андрей и повернулся к ошарашенным ребятам. - У кого при себе оружие? - У меня, - громко прошептал Гена Гуринок. - Быстрей к дверям! Как только войдут, стреляй! Настежь распахнулась дверь. Гена Гуринок рванул из кармана парабеллум, но тот, зацепившись, брякнулся на пол. Гена вскрикнул и рванулся за пистолетом. Офицер сапогом ударил Гуринка в живот и наступил на парабеллум ногой. - Хендэ хох! Штатский мгновенно поднял пистолет с пола: - Стоять! Ни с места, молодчики! Офицер, не сводя глаз с Андрея, что-то сказал переводчику. Тот кивнул головой и подался в сени. Под окном взревел мотоцикл. Треск мотора начал отдаляться. - Поехал за подкреплением, - глухо сказал Андрей. - Молчайт! - заорал немец, целясь Рогуле в грудь. - Тихо, молчайт! Держась за живот, Гена Гуринок корчился у дверей. Офицер не обращал на него внимания. Он был убежден, что этот хилый парнишка в очках еще не очухался от его точно рассчитанного удара. Все внимание немца сосредоточилось на Андрее и Грише. На лице Гены выступил пот. Кривясь от боли, он не сводил глаз с офицера. Вдруг Гуринок резко выпрямился и прыгнул на немца. Схватившись за пистолет, он пытался вырвать его из рук гитлеровца. Андрей бросился на помощь. Немец отпрянул к черному проему двери. Грохнул выстрел. Гена вскрикнул и начал сползать на пол. Молниеносным ударом Цапля выбил оружие у гитлеровца. Подхватив пистолет, со всей силы ударил офицера рукояткой по голове. Немец грохнулся на пол. Андрей перескочил через неподвижное тело, упал на колени возле Гуринка, приподнял ему голову. Из уголка губ Гены стекала красная струйка крови. Широко раскрытые глаза мертво смотрели на Цаплю. Дрожащими руками, вырывая пуговицы, Андрей расстегнул на нем одежду, припал ухом к груди. Сердце не билось. Рогуля медленно поднялся, глянул на оцепеневшего Гришку. - Живой? - с надеждой, одними губами прошептал Голуб. Андрей отрицательно покрутил головой. С улицы долетел гул приближающейся машины. - За мной, Гришка! Схватив Голуба за руку, Андрей потащил его к дверям. За порогом оглянулся. Тревожно мигал язычок лампы, Раскинув руки, на полу лежал Гена Гуринок, 3 В темном зале кинотеатра было почти пусто. Цыганок сел с краю заднего ряда. За спиной стрекотал аппарат. От него через весь зал протянулся яркий сноп света. На экране появился изувеченный, весь в руинах город. По его безлюдным улицам ехали, смеясь, довольные и сытые гитлеровские солдаты. Их проезд сопровождала бравурная музыка. Когда на экране появилась группа немецких генералов, диктор захлебнулся от восторга. Генералы сидели в креслах самолета и не сводили глаз с человека в военном френче, но без знаков различия. Он с интересом разглядывал разрушенный город. Ваня присмотрелся к этому человеку и узнал щеточку усов на ширину носа, черную, наискось лба, прядь волос. Портрет этого напыщенного человека висел у входа в кинозал. У него были резкие нервные движения. Генералы почтительно прислушивались к тому, что он говорил, тыча пальцем в иллюминатор. - Вы видите фюрера над освобожденным от большевиков Минском! - торжественно объявил диктор на русском языке. Гитлер исчез, его место на экране заняли фашистские солдаты. Держа в руках автоматы, они патрулировали по улицам города. Диктор на все лады восхвалял "новый порядок". Ваня зло засопел, нетерпеливо заелозил в кресле. Но тут же успокоился, подумав, что таким поведением может привлечь к себе ненужное внимание соседей. Несколько часов назад он вернулся из соседнего городка, куда ездил по поручению Неуловимого. Местные подпольщики передали, что у них в городе свила себе гнездо немецкая школа, в которой готовили шпионов и диверсантов для заброски в советский тыл. Вернувшись, Цыганок в первую очередь отправился к Неуловимому. Подходя к его дому, Ваня еще издали заметил, что в воротах не хватает одной доски. Цыганок сразу же насторожился. Это был условленный сигнал опасности. Ваня со скучающим видом прошел мимо дома Неуловимого и свернул в людную улицу. "Вот так фокус! - забеспокоился он. - Значит, теперь и домой нельзя заходить. Что же случилось? Остается кинотеатр - на запасную явку". Контролер, как только увидел Ваню, показал ему глазами на кинозал. Когда Цыганок проходил мимо него, едва слышно шепнул: "Сиди и жди". И вот он сидит здесь, смотрит на ненавистный экран и с каждой минутой все острее ощущает, как от недоброго предчувствия нарастает тревога, заполняя все его существо. Неудержимо захотелось как можно быстрее выбраться на солнечную морозную улицу. На несколько секунд в зале посветлело. Ваня повернул голову вправо и увидел, что у стены, привыкая к темноте, стоит Цапля. Андрей заметил его и, пригнувшись, начал пробираться к нему. Сел рядом, пожал руку. - Когда ты вернулся? - тихо спросил он. - Утром, - шепотом ответил Ваня. - Елки зеленые, что случилось? - Тише, - Андрей сжал его локоть. - Вчера вечером арестовали Ваську. Он привел немцев ко мне на квартиру. Наскочили внезапно. Нас с Гришкой выручил Генка. Но сам... его убили... Цыганок от неожиданности даже подскочил на месте, Андрей еще крепче сжал его руку, оглянулся по сторонам. - Домой не показывайся. Азина, одиннадцать - это твое новое жилье, - услышал Ваня его горячий шепот. - Держись, мушкетер! Андрей встал и, пригнувшись, начал пробираться к выходу. За тяжелой портьерой, закрывавшей тамбур входной двери, вспыхнула и сразу погасла полоска дневного света. Заплаканными, ничего не видящими глазами он смотрел на экран, кусал губы и вздрагивал от едва сдерживаемых рыданий. На экране маршировали гитлеровские солдаты. Гремела бравурная музыка. 4 В тревожном, мучительном ожидании прошла неделя, медленно поползла вторая. Нервы Цыганка были на пределе. Он не спал по ночам, вздрагивал от каждого шороха, стука. Ожидание изматывало его, он осунулся, почернел с лица. Гитлеровцы, тщательно проведя обыски на квартирах Гены Гуринка, Гриши Голуба и Цыганка, больше не тревожили их семьи. Это вызывало подозрение у Андрея и Неуловимого. Не верилось, что так просто их оставили в покое. А между тем проходили дни за днями, новых обысков не было. Все вроде было спокойно. Напряжение постепенно спадало. Цыганка, который жил на другом берегу Двины, неудержимо потянуло домой. Прошлой ночью ему приснилась бабушка. Она суетилась возле печи, гремела сковородкой - пекла ему картофельные оладьи. Обжигаясь, Ваня с жадностью ел их, а она сидела напротив и печально смотрела на него. Затем поднялась и долго гладила его по голове твердой от мозолей ладонью. Вытирая слезы, что-то говорила ему о войне. И все просила, чтобы он никуда не ходил, пожалел ее, старенькую, и сидел дома... Ваня не выдержал. С приближением темноты он уже стоял за углом соседнего сарая и наблюдал за своей хатой. Зыбкий синий воздух пестрел от хлопьев падающего снега. Во дворе было пусто. Цыганок уже собрался метнуться к окну, - надо было посмотреть, что делается в хате, - как вдруг к ним во двор вошел соседский мальчонка Петька. Покачиваясь, как утенок, он поднялся на крыльцо, открыл дверь и исчез в темноте сеней. Вскоре он вышел с утюгом, сквозь отверстия которого рубиново горели угли. Чтобы закрыть дверь за мальчонкой, на крыльцо вышла бабушка. - Баба, а ты что мне дашь? - услышал Ваня Петькин голос. - Тогда я тебе чего-то скажу, а? - А что же я тебе дам, дитятко? - ответила бабушка. - Нету у меня ничего. - Ладно, я тебе задаром скажу... Немец убил мою собачку... - О боже! Беда какая! - Я его похоронил в саду под забором, - с горечью в голосе сказал Петька. - Только ты, баба, никому-никому! - Ага, мой умница! Я - никому. А ты уж так не убивайся. Будет еще у тебя собачка. - Не-а, такой больше не будет, - с печалью сказал Петька и направился к калитке. - Я к тебе, баба, и завтра приду... - Приходи, золотко, приходи, - ответила бабушка и убавила голос: - Подумать только, малый совсем еще, а и у него свое горе... Хлопнула дверь. Ваня подождал, пока Петька зайдет в свою хату, подбежал к окну и осторожно заглянул в оттаявшее от тепла стекло. Бабушка была одна. Она сидела на низенькой скамеечке и чистила картошку. Весело горели в печи дрова. Цыганок быстро поднялся на скрипучее крыльцо и вошел в черные сени. Из темноты на него до