в сером берете дважды упоминал в рапортах, что, вернувшись домой, Эссен первым делом брал лейку и поливал цветы на подоконнике). Крафт хорошо знал, что у пожилых одиноких людей нередко встречаются самые различные слабости. Вот и сам он в свободное от службы время разводил экзотических рыбок: целая комната его коттеджа была заставлена аквариумами. Он снова прочитал донесения, но не нашел ничего интересного. Разве что даты встреч Эссена с Дробишем... Любопытно, что Эссен возился с цветочными горшками на подоконнике тоже в эти дни - возвращался с завода и тотчас принимался за полив милых его сердцу гвоздик. А вскоре появлялся его приятель... Инспектору было под шестьдесят, из них сорок лет приходилось на службу в полиции. Он работал еще при Носке, имел возможность близко наблюдать Каппа, когда тот, готовил свой пресловутый путч. Словом, прошел хорошую школу сыска, считал себя педантом и бюрократом - без этого нет истинного криминалиста... Сейчас в его сейфе лежали папки с первоначальными разработками на дюжину подозрительных личностей - при определенных усилиях следователя все это могло перерасти в весьма интересные дела. А он никак не оторвется от донесении тех, кто наблюдает за старым рабочим. Будто прилип к проклятому старику! Крафт вздохнул, вновь взялся за работу. И тут с удивлением увидел, что на листе бумаги его рукой выведены цифры: "26" и "30". В эти дни июня состоялись встречи Эссена с Дробишем. Видимо, написал это механически, когда был погружен в раздумья. Он поморщился, провел ладонью по лбу. После некоторых колебаний снял трубку телефона, набрал номер. - Нужна справка - сказал он, назвав себя. - Работала ли на этой неделе неизвестная рация? - Да, - последовал ответ. - Передача велась из того же района города? - Все было как обычно - район, время передачи. Служба перехвата за неделю зафиксировала два сеанса радиообмена. - Можете назвать дни? - Конечно: двадцать шестое и тридцатое июня. - Благодарю, - пробормотал Крафт. Положив трубку, он удивленно присвистнул. Все еще не верилось, что вышла такая удача. На следующее утро Крафту позвонил агент. - Он на заводе, - сказал агент. - Будет здесь до пяти часов. Можете действовать спокойно. Машина была наготове. Крафт вызвал помощника, и они отправились на квартиру Эссена. Негласный обыск дал результат: под подоконником, на котором стояли цветы, был обнаружен тайник и в нем - радиостанция. - Хватит, - распорядился инспектор Крафт. - Остальное будем искать, когда возьмем голубчика. Передатчик оставим на месте, но замкнем аккумулятор. Это на случай, если будет решено, чтобы предатель еще некоторое время погулял на свободе. Вскоре Крафт уже находился в кабинете начальника. Выслушав его доклад, шеф отделения полиции удовлетворенно кивнул. - Думаю, стоит повременить с арестом, чтобы проследить связи Эссена, - сказал Крафт. - Мало ли что может выясниться. - Вы смотрите за ним уже неделю, а установили только одного - Дробиша, - возразил начальник. - Да и тот может оказаться обычным посетителем. Нельзя медлить. - Случайный посетитель?! - воскликнул инспектор. - Только что получен ответ на наш запрос. Десять лет назад Эссен и Дробиш были антифашистами, работали в одной организации. Оба почти одновременно порвали с коллегами и записались в НСДАП. Теперь они опять вместе. Считаете это простым совпадением? - Все равно нет гарантии, что неделя промедления принесет новый успех. Мы будем ждать, а Эссен по крайней мере еще дважды выйдет в эфир. Сейчас, в разгар войны, этого нельзя допустить. - Мы испортили аккумулятор. - Он найдет новые батареи. Нет, арестовать Эссена сегодня же. Схватите предателя, вытрясите из него душу, он и заговорит. Ни единого часа промедления, Крафт... Погодите, вас что-то смущает? - Тогда надо взять и другого? - Разумеется. - Но Конрад Дробиш служит у штандартенфюрера Тилле - видного сотрудника СД. - Это не меняет дела. - Может, стоило бы предупредить штандартенфюрера? - Ни в коем случае. Вы не знаете, у кого работает этот тип, поняли? Для нас с вами это выяснится, когда Конрад Дробиш уже будет за решеткой. В шесть часов вечера Эссен вернулся с завода. К этому времени дом был взят под наблюдение. Кроме полицейских, контролировавших выход из здания и прилегающие участки улицы, здесь же находились инспектор Крафт, его помощник и агент в сером берете. Все трое сидели за столиком кафе, откуда хорошо просматривались входная дверь в здание и окна нужной квартиры. Они видели, как высокий прямой старик вошел в дом, скрылся на лестнице. Помощник заерзал на стуле, переложил пистолет за пазуху. - Чего мы ждем? - пробормотал он. Крафт не ответил. Он уже различил силуэт старика за окном квартиры. Вот окно распахнулось. На минуту старик исчез. Когда он снова возник у окна, в руках у него была лейка. Крафт и агент в берете переглянулись. Полив цветы, Эссен отошел в глубину комнаты. Лейка осталась на подоконнике. - Он и тогда не убирал лейку, - прошептал агент в берете. - Сдается мне, это неспроста. Инспектор кивнул. Он уже все понял. - Пошли! - скомандовал Крафт. Когда полицейские бесшумно проникли в квартиру, гостиная была пуста. Из кухни доносился запах кофе, слышно было позвякивание посуды. - Угостите и нас, - сказал Крафт, появляясь в дверях кухни. Движением ствола пистолета он показал, чтобы Эссен поднял руки. Двое полицейских прошли на кухню, ощупали карманы хозяина дома - проверили, нет ли оружия, - вытолкнули его в гостиную, тщательно обыскали, усадили на стул у стены. Крафт просмотрел то, что извлекли из карманов подпольщика - паспорт, заводской пропуск, пачку сигарет и зажигалку, большие серебряные часы-луковицу на цепочке. - Ну что же, - сказал он, бросив их на стол. - Здесь все в порядке. Поищем в другом месте. И он извлек из тайника радиостанцию. Эссен сидел, сложив руки на коленях, и смотрел в пол. Пока полицейский доставал передатчик, он успел многое передумать. Судя по уверенным действиям чинов полиции, они хорошо информированы. Но что именно им известно? Знают ли о Дробише? Должны знать, если выслежен он, Эссен. Однако только два часа назад Дробиш позвонил на завод и дал понять, что зайдет в обычное время. Значит, располагает сведениями, которые необходимо передать в Центр. Вот-вот он должен появиться. - Рацию вы нам вручили, - сказал Крафт. - Теперь не откажите в любезности показать, где хранятся шифровальные тетради, а заодно и копии шпионских донесений. Эссен не ответил. В голове билась одна-единственная мысль: как предупредить Дробиша? Невольно он посмотрел на подоконник, где стояла лейка. Крафт перехватил его взгляд. - Цветочками занимался? - насмешливо проговорил он. - Так вот, зря нервничаешь: лейка будет стоять на месте! Эссен сглотнул ком. Кроме него самого только Дробиш знал о тайнике с радиостанцией - и вот ее так легко обнаружила полиция! После отъезда русского разведчика был изменен сигнал безопасности - лейка на подоконнике устанавливалась не справа от цветов, а слева - и только Дробиш знал об этом!.. Он тряхнул головой, отгоняя нелепую мысль, что Конрад - предатель. - Что с тобой? - поинтересовался Крафт. - Беспокоишься? Потерпи, скоро все образуется. Конечно, Эссен понимал, что судьба Дробиша решена. Но он должен быть предупрежден хоть за минуту до ареста, должен успеть уничтожить то, что несет сюда для передачи в Москву! Как же предупредить Дробиша? Эссен посмотрел на стол, где лежало то, что отобрали полицейские: документы, сигареты с зажигалкой, часы. Тяжелый старинный "мозер" принадлежал еще деду, потом перешел к отцу Эссена, а последние сорок лет был неразлучен со своим нынешним владельцем. Он перевел взгляд на инспектора. - Хочешь что-то сказать? - спросил тот. - Я понимаю: игра проиграна. В подобных случаях побежденный старается облегчить свое положение, не так ли? - Да ты на глазах умнеешь, приятель! Говори, где у тебя шифровальные блокноты и прочее? - Они не здесь, не в этом доме. - Эссен молитвенно прижал руки к груди. - Клянусь, я покажу место... Сделаю все, что прикажете. Но мне... будет облегчено наказание? - Смотря что ты выложишь. - Хочу предупредить об опасности. Вам угрожает серьезная опасность! - Что ты мелешь, старик? Эссен привстал и вместе со стулом передвинулся к столу. - Ведь вы ждете Дробиша? - быстро сказал он, предупреждая реплику Крафта, который уже открыл рот, чтобы прикрикнуть на арестованного. - Да, он должен прийти. Позвонил мне на завод, сказал, чтобы я ждал... - Ты зачем все это говоришь? - Крафт положил руку на пистолет. - А ну, сиди ровно, не шевелись! Эссен покорно принял нужную позу. - Понимаете, - вяло проговорил он, - я подумал, что мог бы кое-что посоветовать вам. Впрочем, вижу, мне лучше молчать... - Можешь говорить, если у тебя действительно есть что сказать. Но не вздумай темнить. Мы быстро во всем разберемся. - Полицейский проследил взгляд Эссена, брошенный на стол. - Чего тебе там надо? - Сигарету, - Эссен еще чуточку пододвинулся к столу. - Сиди! Крафт вытряхнул сигареты из пачки, тщательно осмотрел их. Не обнаружив ничего подозрительного, все же отодвинул сигареты в сторону. - Эй, - крикнул он агенту в берете, - дай-ка ему сигарету из твоей пачки! Эссен с благодарностью принял сигарету, закурил, мельком оглядел окна гостиной - то, где стояли цветы и лейка, и другое, закрытое. - Ну? - сказал инспектор, не сводя с него глаз. - Выкладывай, что у тебя есть. - Первый совет: обязательно возьмите Дробиша живым. Я радист, простой исполнитель. А у него все нити... - Главарь группы? Эссен кивнул и сделал несколько быстрых затяжек, подчеркивая, что волнуется, нервничает. Он и впрямь был на пределе, едва сдерживал дрожь в пальцах. - Что скажешь еще? - Второй совет: будьте настороже. Дробиш - очень сильный человек: гнет в руках толстые железные прутья, ломает подковы. Однажды на спор поднял лошадь... Понимаете, что он может натворить при аресте? Крафт откинулся на спинку стула. В его глазах были удивление, тревога. Что-то замышляет сидящий перед, ним человек? Или в самом деле скис, пытается спасти шкуру? Вроде не врет - то, что он сказал о Дробише, согласуется с данными, которыми располагает полиция. - Зачем ты разболтался? - медленно проговорил он. - Ведь знаешь, что тебя ждет. Жить хочется?.. Выходит, ты не только предатель, но и жалкий трус. Вон уж сколько лет портишь воздух на земле, а все тебе мало! Агент в берете, слышавший этот разговор, приблизился к раскрытому окну, стал у стены и попытался заглянуть на улицу. - Назад! - крикнул Крафт. - В это окно он будет смотреть, как только появится, заметит тебя. Стань у другого, загородись портьерой. Дашь мне знать, когда наколешь красавчика! Эссен глубоко вздохнул, опустил голову на грудь, прикрыл глаза. Теперь он должен был ждать. Он слышал, как инспектор скомандовал помощникам пройти в переднюю, освободить запоры на входной двери и при первом же звонке распахнуть ее, ринуться на подпольщика. Медленно тянулось время. Эссен и Крафт неподвижно сидели на стульях. Агент в берете застыл на своем посту возле окна. В комнате стояла такая тишина, что слышно было, как на улице стучат каблуки редких прохожих. Наконец часы пробили половину седьмого. Время прихода Дробиша. Инспектор сидел и смотрел на арестованного. У Эссена голова свешивалась на грудь, руки были безвольно опущены к полу. - Ну-ка подними голову и взгляни на меня! - распорядился Крафт. И так как старик не пошевелился, прикрикнул: - Не разыгрывай комедию, будто тебе плохо! Эссен продолжал сидеть в той же позе. Полицейский выругался и злобно пнул его ногой в колено. Агент, стоявший за портьерой, напрягся, вытянул шею, всматриваясь за окно. - Шеф, - негромко сказал он. - Вот он идет, шеф! Эссен вскочил со стула. Крафт рванулся к нему. Но старик успел схватить со стола свои тяжелые часы-луковицу и швырнуть их в закрытое окно. Будто выстрел раздался - большое стекло лопнуло, осколки со звоном посыпались на тротуар. Агент в берете и его коллеги кинулись на улицу. А она уже была полна шумов - слышались возбужденные голоса, кто-то кричал, один за другим раздались несколько пистолетных выстрелов. Эссен не слышал этого. Первым же ударом Крафт свалил его на пол и продолжал избивать, даже когда старик потерял сознание. ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА 1 К 1 июля 1941 года в войну против СССР на стороне Германии вступили Италия, Финляндия, Венгрия, Румыния. За первые две недели сражений советским войскам пришлось отступить и отдать врагу значительную территорию, хотя все еще не сдавалась противнику героическая Брестская крепость, мужественно держала трудную оборону военно-морская база на полуострове Ханко... Но уже были оставлены Львов, Рига, некоторые другие города, танковые дивизии вермахта приближались к Ленинграду, торопились к Москве. Начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Франц Гальдер записал в своем дневнике: "З июля 1941 года, 12-й день войны. ...Отход противника перед фронтом группы армий "Юг" происходит наверняка не по инициативе русского командования, а в результате того, что в ходе продолжительных упорных боев силы противника оказались перемолотыми и большая часть его соединений разбита... Поэтому не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней. Конечно, она еще не закончена. Огромная протяженность территории и упорное сопротивление противника, использующего все средства, будут сковывать наши силы еще в течение многих недель". Эту запись генерал Гальдер сделал по возвращении с совещания у фюрера. Мнения участников совещания свелись к тому, что "война продолжается, но уже выиграна". В заключение выступил Гитлер, сказав, что не видит ничего неожиданного в столь быстром развале военной мощи России. В свое время он предсказал это, сравнив главного противника Германии с колоссом на глиняных ногах. Да, война близка к завершению. После того как будут захвачены и сровнены с землей Москва и Ленинград, предстоит овладеть всей северной Россией, Московским промышленным районом, Донбассом. Цель - отнять у противника индустриальный и военный арсенал и, таким образом, лишить его возможности создать новые вооруженные силы. Что касается Урала, то заводы этого района будут парализованы бомбардировками с воздуха, как только Урал окажется в зоне досягаемости германской авиации. Сделав паузу, чтобы смочить горло глотком воды, Гитлер продолжал. Пришло время заглянуть вперед. Речь идет об открывающейся перспективе завладеть Донбассом и кавказским нефтяным районом. Для операции на Кавказе потребуются крупные силы, она растянется по времени. Но за нефть стоит заплатить любую цену. Тем более что захват Кавказа позволит оккупировать Иран, оседлать перевалы на ирано-иракской границе для дальнейшего продвижения на Багдад... Генеральному штабу следует, не откладывая, приступить к разработке плана такой операции1. 1 В июле 1941 года операция была разработана. Рейнгард Гейдрих тоже присутствовал на этом совещании. Он вернулся в свою резиденцию в самом хорошем настроении, наскоро просмотрел вечернюю почту - время близилось к одиннадцати ночи, он порядком устал и торопился домой. Телефонный звонок нарушил эти планы. Начальник гестапо (IV управление РСХА) Генрих Мюллер просил разрешения явиться для важного сообщения. Гейдрих мельком взглянул на часы. - Что у вас стряслось? - недовольно сказал он. - Полагаю, дело не терпит отлагательства. Мюллер явился спустя десять минут. Он рассказал, как был выслежен и арестован Эссен, сообщил о найденной у него на квартире радиостанции и о том, как радист изловчился и предупредил второго подпольщика о засаде. Этот человек успел заскочить в кафе, находящееся близ дома Эссена, и забаррикадироваться на кухне. Отстреливаясь, сжег на газовой плите какие-то бумаги, которые, очевидно, хотел передать своему коллеге. В конце концов он был убит в перестрелке. - Что обнаружено кроме передатчика? - Пока ничего, - сказал Мюллер. - Захвачен передатчик, регулярно выходивший в эфир с шифрованными сообщениями, и не найдены средства для шифрования? - Я подумал: быть может, шифровальные блокноты хранились у второго преступника и он всякий раз приносил их с собой? - Не верю. Средства связи и средства шифрования, как правило, хранятся у одного лица. Нет, он нес материал для передачи в эфир. Очень плохо, группенфюрер! Ваши люди действовали как глупцы. Что мешало им арестовать второго преступника у него на дому? В этом случае полиция была бы хозяином положения. - Действовала полиция безопасности. Об операции мы узнали пост фактум... Снова зазвонил телефон. Гейдрих снял трубку и узнал голос Теодора Тилле. Тот тоже просил о немедленном свидании с главой РСХА. - Утром, - твердо сказал Гейдрих. - Я как раз хотел видеть вас, штандартенфюрер Тилле. Но сейчас занят, не могу оторваться. И вообще поздно. Жду в десять утра. - Вот какое совпадение, - сказал Мюллер, когда Гейдрих положил трубку. - Имя второго подпольщика - Конрад Дробиш. Он управлял поместьем штандартенфюрера Тилле. - Тилле знает об этом? Мюллер пожал плечами. - Знает, - сказал Гейдрих, покосившись на телефон. - Поэтому и звонил. - Шеф, - негромко проговорил Мюллер, - какими материалами, годными для передачи врагам рейха, мог располагать домашний служащий видного офицера СД? - Я и сам думаю об этом. - Что если служба у Теодора Тилле была для Дробиша не только прикрытием... - У вас имеются материалы против Тилле? - Пока нет... - Ну вот что, расследование по делу подпольщиков я поручаю вашей службе. Квартиру Эссена обыскать снова со всей тщательностью. Я буду присутствовать на первом допросе арестованного преступника. Далее, сомневаюсь хоть в какой-нибудь причастности Теодора Тилле ко всей этой истории. Завтра утром, как вы слышали, он будет у меня. Разговор с ним запишут, вы получите ролик. А потом он разрешит вашим людям осмотреть замок. Пусть там хорошенько поищут. - Я как раз хотел просить об этом. - Не медлите, предпримите все, что требуется. Дело достаточно серьезное. - Гейдрих встал, взял шляпу. - Хорошо, что вы настояли на своем и пришли сегодня. 2 После короткого разговора с Гейдрихом по телефону штандартенфюрер Тилле вызвал машину и поехал домой. Он был мрачен. Уже несколько дней чувствовал недомогание, глотал по ночам аспирин, парил ноги в ванне, чтобы выгнать простуду. А теперь еще и это известие о Дробише... Те, кто готовил и проводил операцию, держали все в строгом секрете. Но он быстро узнал о случившемся, был информирован даже о том, что Дробиш успел уничтожить какие-то бумаги... Сведения поступили от инспектора зипо Крафта, который, конечно, надеялся снискать этим расположение видного функционера СД и затем сделать карьеру в его ведомстве. Постепенно Тилле стал успокаиваться. Быть может, это и к лучшему, что беседа с Гейдрихом отложена до утра. За ночь он соберется с мыслями, тщательно выверит все то, что должен будет сказать шефу. Как же подвел его Конрад Дробиш! А прикидывался тихоней, этаким преданным псом, который глядит в лицо хозяину, ловя каждое его слово... Тилле вздохнул, завозился на кожаном диване автомобиля. - Ну-ка, езжайте потише, - раздраженно приказал он шоферу. Машина, мчавшаяся по пустынным улицам ночного Берлина, резко сбавила скорость. - А теперь плететесь, как беременная черепаха, - проворчал Тилле. - Держите шестьдесят километров, слышите вы меня? - Так точно, штандартенфюрер! - откликнулся шофер. И прибавил: - У меня на спидометре ровно шестьдесят. Тилле раскрыл было рот, чтобы отчитать водителя за лишние разговоры, но сдержался. Не следовало распускать нервы. Предстояла трудная ночь, а за ней не менее трудное утро. Надо было беречь силы. Машина выехала за город. Скоро должен был показаться Вальдхоф. Но мысль о доме не принесла успокоения. Дома был Андреас, отношения с которым день ото дня становились все хуже. Сын подрос, стал своеволен, дерзок. Вдобавок обзавелся девицей - та прибрала его к рукам, тянет с парня что только можно. В начале года с помощью знакомых медиков удалось "обнаружить" у Андреаса некую хворь, которая дала право на освобождение от военной службы. Поначалу юноша все принял за чистую монету, угомонился. Но вскоре дела пошли по-старому. Что ни день - пьянки, игра в железку и бридж. Уже дважды приходилось оплачивать его долги. А он и в ус не дует, продолжает требовать денег... ...Машина въехала на территорию поместья, притормозила у дома. До последнего дня хозяина всегда встречал здесь Дробиш. Теперь же двери распахнула горничная. Тилле со злостью швырнул ей шляпу и плащ, поднялся к себе. Быстро раздевшись, он влез в ванну. Вот и сейчас он вспомнил Дробиша. Управитель сам провожал хозяина в ванную комнату, уносил его одежду, согревал на батареях халат... Тилле будто почувствовал толчок. Сильно заколотилось сердце. Он вдруг представил Дробиша выходящим из ванной комнаты с костюмом владельца Вальдхофа: из кармана хозяйского пиджака шпион достает связку ключей, спешит в его кабинет и отпирает сейф, - разумеется, он давно проник в секрет отодвигающейся секции книжного стеллажа!.. Выскочив из воды, Тилле стал надевать халат. В ванной стояла удушливая жара, а у него тело покрылось гусиной кожей. Как же он сразу не догадался, какие бумаги пытался передать радисту Конрад Дробиш!.. Все это было выкрадено из сейфа Вальдхофа или скопировано с хранящихся там документов!.. Новая мысль испугала еще больше. Верно ли, что Дробиш успел уничтожить бумаги, перед тем как был убит? Вдруг сообщение Крафта - дезинформация: Тилле успокоится, не предпримет контрмер, а тем временем следствие окончательно установит принадлежность изъятых у Дробиша документов... Не потому ли Гейдрих отложил беседу до утра? Он схватил ключи, поспешил к себе в кабинет. Теперь он был почти убежден, что люди из особой службы СД уже побывали в Вальдхофе, шарили в сейфе. В кабинете он тщательно осмотрел стеллаж. Не найдя ничего подозрительного, откатил в сторону секцию с книгами. Сейф тоже выглядел как обычно. Дрожащей рукой он вставил ключ в замочную прорезь, потянул тяжелую дверь. В хранилище все лежало на своих местах. Он медленно опустился в кресло, зажег сигарету. Долго сидел у раскрытого сейфа, восстанавливая силы. Придя в себя, тщательно перебрал содержимое сейфа, пересчитал деньги (здесь были и купюры, принадлежавшие Дробишу), все сложил в общую пачку, затем просмотрел чековую книжку, дарственные документы на замок и земли, ценности из золота и платины, хранившиеся в специальной коробке, наконец, дневник и письма Эрики Хоссбах. Все оказалось в полной сохранности. Стало легче. В самом деле, кто возьмется доказать, что в сейфе шарили посторонние? Это мог бы сделать только Дробиш, если ему действительно удалось проникнуть в хранилище. Но Дробиш мертв. И еще один вопрос задал самому себе штандартенфюрер. Он уже давно напрашивался, этот вопрос, но Тилле все отодвигал его, загонял в глубь сознания, будто надеялся, что он затеряется там, исчезнет... Теперь уже нельзя было откладывать. Так вот, что могло бы интересовать Конрада Дробиша в сейфе владельца Вальдхофа? Ответ был один: дневник. Да, дневник видного работника СД и, возможно, его переписка. Если б знать, что уничтоженный Дробишем документ был первым сообщением о содержимом сейфа!.. А вдруг многое из дневника уже известно вражеским разведцентрам?.. Правда, все, что касается операции по заброске Эстер Диас, некоторых других операций, - все в дневнике изложено только намеками, не названо ни одного имени, ни одной страны. Тем не менее можно было не сомневаться, что противник быстро во всем разберется. Вот и Эрика Хоссбах поставлена под удар, если разведчик догадался скопировать ее последнее письмо. Тилле оборвал себя, даже выругался с досады. Что это с ним происходит? Раскис, будто в самом деле установлено, что шпион шарил у него в сейфе! Он извлек из хранилища дневник и последнее письмо Хоссбах, запер сейф, аккуратно поставил на место секцию стеллажа. Рассеянно оглядел кабинет: куда бы это спрятать? Нет, только не здесь, и вообще не в доме. Завтра он передаст Гейдриху настоятельную просьбу, чтобы специалисты как следует осмотрели Вальдхоф, сам раскроет перед ними дверцу сейфа: пусть все убедятся, что вражеский разведчик ничем не мог поживиться... Ну а дневник и письмо несколько суток побудут в другом месте. Но прежде чем спрятать опасные документы, он решил осмотреть комнату Конрада Дробиша. Мало ли что там может оказаться... Комната была обшарена за четверть часа. Обыск ничего не дал. Тилле вышел и, когда затворял дверь, увидел Андреаса. Тот стоял в двух шагах, глядел на отца. - Что ты здесь делаешь? - спросил Андреас. - Это я должен задать такой вопрос. Третий час ночи, а ты бродишь по дому. Почему не в постели? Только теперь Тилле заметил, что сын слегка покачивается на ногах. - Опять пьянка? - Он шагнул к Андреасу, потянул носом, но не почувствовал запаха спиртного. Юноша повернулся и пошел прочь. При этом расставил, руки, будто ему трудно было сохранять равновесие. Отец нагнал его, схватил за локоть. - Что с тобой? - Так. - Андреас тупо улыбнулся. - Мне очень, хорошо... У него были неестественно расширены глаза, от угла рта тянулась ниточка слюны. "Неужели наркотики? - подумал Тилле. - Только этого недоставало!" - Иди спать. - Он повысил голос. - Марш в кровать, негодный мальчишка! Мы завтра поговорим. Он отвел сына в спальню, уложил в постель. Ждал возле кровати, пока тот не закрыл глаза... 3 Гейдрих прибыл в свою служебную резиденцию в девять часов утра, тотчас позвонил шефу гестапо Мюллеру. Перед встречей с Теодором Тилле следовало выяснить, нет ли новостей по делу двух подпольщиков с передатчиком. Новостей не оказалось. Помня, что Гейдрих хотел присутствовать на первом допросе, арестованного не тревожили. Далее Мюллер сообщил, что дом, где жил Эссен, и замок Вальдхоф находятся под наблюдением, но пока это не дало результата. Зафиксирована лишь ночная прогулка владельца замка: в третьем часу ночи Теодор Тилле вышел из дома и некоторое время бродил по аллее парка. - Был один или с сыном? - спросил Гейдрих. - Один. В тот вечер Тилле-младший принимал гостей. Три девицы и два молодых человека засиделись у него почти до полуночи, уехали незадолго до возвращения Теодора Тилле. Эти люди проверены, интереса не представляют. - А что делал в парке сам Тилле? - Наблюдатели утверждают, просто гулял. Еще им показалось, что он был в скверном настроении, нервничал. Прогулка продолжалась менее четверти часа. - Нервничал... Его можно понять, Мюллер! - Разумеется. А ко всему еще и сын. Едва оперился, но уже ведет разгульную жизнь. Был обнаружен в притоне наркоманов - курил гашиш. Разговор был окончен. Гейдрих положил трубку. У него еще осталось время, чтобы просмотреть почту. К суточным обзорным документам, которые он обычно получал, с началом войны прибавилась сводка генерального штаба вермахта. Полистав ее, он сразу обратил внимание на абзац с цифрами. Авторы сводки приводили данные о потерях германских сухопутных сил за десять дней войны: убито 11822 офицера, унтер-офицера и рядовых, ранено 38809, пропал без вести 3961 человек. В довершение ко всему - 54 000 больных! Зная повадки штабных статистов, Гейдрих не сомневался, что с больными проделан некий трюк: в их разряд зачислено множество раненых. Кроме того, сообщалось об убыли в технике. Противник уничтожил свыше 800 немецких самолетов всех типов. Столь же велики были потери в танках, орудиях, минометах, пулеметах и транспортных автомобилях. И все это - несмотря на полную тактическую неожиданность начала военных действий для русских! Другие сведения тоже внушали беспокойство. Только вчера вечером в ставке фюрера констатировали, что фактически война уже выиграна. А несколькими часами позже пришло сообщение: по радио выступил Сталин и провозгласил отечественную народную войну против немецко-фашистских захватчиков. Как увязать эти факты? Да, судя по всему, неожиданности далеко не кончились. Быть может, они только начинаются... Вот и разведсводки не принесли успокоения. Фронтовые службы СД и полиции безопасности подчеркивали: органы советской военной контрразведки работают все активнее, ее усилиями провалена значительная часть немецкой агентуры, действовавшей непосредственно за линией фронта. В частности, русские быстро наловчились изобличать шпионов с тайными радиостанциями (здесь Гейдрих вспомнил подразделение службы Канариса, находившееся на Лужицкой земле). И все же германские армии шли вперед. В сводках подчеркивалось: несмотря на возрастающий отпор русских войск, вермахт развивает наступление по плану, все глубже вторгаясь в Россию. Гейдрих позвонил и распорядился, чтобы принесли кофе, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Эти последние недели он не делал утренней гимнастики, перестал играть в теннис, бегать кроссы. Это быстро сказалось. Сегодня утром стал на весы. Так и есть: прибавил полтора килограмма. Расслабив мышцы, он ощупал живот. Под пальцами обозначилась солидная жировая складка. Он брезгливо поморщился. Он всегда презирал тучных людей, гордых тем, что могут в один присест влить в себя дюжину кружек пива. Нет, мужчина должен быть поджар, быстр, способен мгновенно реагировать на любую неожиданность. Вошла секретарша. Поставив на стол поднос с кружкой кофе и сахарницей, доложила, что прибыл и ждет штандартенфюрер Тилле. Гейдрих взглянул на часы. Было ровно десять. - Просите, - сказал он. Тилле вошел. Гейдрих вспомнил слова Мюллера: "в скверном настроении, нервничает". Вспомнил об этом, потому что сейчас посетитель выглядел бодрым, уверенным в себе человеком. Все объяснялось просто. Час назад Тилле удалось установить, что Дробиш действительно уничтожил бумаги, которые имел при себе. Получив приглашение сесть, Тилле опустился на стул, коротко доложил о том, что случилось с его бывшим управляющим: ему стало известно это вчера, поздним вечером; он счел долгом немедленно явиться с объяснениями, но группенфюрер был занят. - Я уже знаю об этом случае, - сказал Гейдрих. Тилле рассказал, как и почему взял на службу Дробиша - ветеран войны, получивший увечье на службе фатерлянду, кроме того, член НСДАП. Можно ли было мечтать о лучшем слуге? - Сколько лет находился у вас этот человек? - Семь лет, группенфюрер. - Что он мог знать о вашей работе? - Ничего ровным счетом... Кстати, Дробиш был взят в услужение еще в те времена, когда я вел праздную жизнь в поместье, подаренном мне фюрером. Мог ли он предположить, что четыре года спустя вы вдруг вспомните обо мне и поручите пост, который я теперь занимаю!.. Таким образом, исключается, что Дробиш поступил ко мне с определенными намерениями. - Есть ли сейф у вас в замке? - Да, но он замаскирован, о нем неизвестно даже моему сыну. Однако допустим, что Дробиш преодолел все мои ухищрения, раскрыл секрет весьма хитрого замка сейфа, проник в него. Он нашел бы в сейфе документы на владение замком, некоторую сумму денег, мои фамильные ценности, чековую книжку и счета. Это все. - А письма Хоссбах, о которых вы не раз упоминали? - Старые письма кузины я уничтожал, мне они были ни к чему. Ее последнее письмо, полученное, когда я уже работал в СД и планировал операцию, хранится здесь, в служебном сейфе. - Ну что же, в таком случае разговор исчерпан, - заключил Гейдрих. - Спасибо, шеф... Я бы хотел просить, чтобы за замком было установлено наблюдение. И еще. Те, кто занимается делом подпольщиков, пусть они как следует пошарят в самом замке: вдруг этот Дробиш запрятал что-нибудь в моем доме. - Хорошо, - сказал Гейдрих. - У вас еще дела ко мне? - Получена шифровка от Альфы. Если коротко, то у нее все благополучно. Создано ядро группы, завязаны связи с людьми, недовольными режимом. Сейчас, когда немецкие армии быстро продвигаются вперед, в России таких становится все больше. И главное: установлен контакт с мужем Эрики Хоссбах. Если вы помните, это крупный специалист по нефти, технический руководитель большого нефтеочистительного завода. Так вот, Искандер Назарли согласился содействовать выводу из строя основных установок своего завода. Причем сказал, что это можно сделать, не применяя взрывчатки. - Хорошая новость! - Еще не все, группенфюрер. Успешно действует и другая группа, созданная немцем Пиффлем. - Пиффль - тот самый человек, который организовал уничтожение установки в своем цеху? - Да, шеф. Он сделал хороший ход: женился на русской, вступил в русскую компартию. Таким образом полностью "доказал" преданность режиму. Он докладывает: созданы условия для выполнения двух диверсионных актов на соседнем заводе. Там есть люди из его группы. - Дали разрешение? - Да. - Продолжайте! - Есть и еще группа - третья по счету... Кстати, все они обособлены, не знают о существовании других групп. Так вот, эту последнюю организовал мой помощник гауптштурмфюрер Бергер. В Персии он завербовал двоих мужчин, незадолго до войны высланных из России как иностранные подданные. Они мечтали вернуться в Советский Азербайджан, где оставили многочисленных родственников и знакомых. Обоих переправили через границу в середине мая. Сейчас от них получено первое сообщение: вскоре они будут готовы разрушить участок нефтепровода, ведущий из Баку в порты Черного моря. - Эти тоже осели в Баку? - Нет, шеф. Их пункт базирования - селение близ насосной станции, которая, если не изменяет память, называется Перикечкюль. - Как объяснить их активность? - Ненависть к режиму. Кроме того, Бергер не поскупился на обещания. Диверсанты знают: если поручение будет выполнено, они не останутся без награды - после захвата немцами Закавказья каждый получит ферму, скот, инвентарь. - Не возражаю, - сказал Гейдрих. - Нефтепровод - важный объект. Чем скорее он будет приведен в негодность, тем лучше. Можете передать им, чтобы действовали. - Сделано, шеф. Остановка за взрывчаткой. Она будет доставлена исполнителям в ближайшие недели. - Тилле закончил доклад, встал и раскрыл папку. - Желаете взглянуть на шифровки? - Оставьте их. - Гейдрих тоже встал. - Это хорошая мысль - произвести осмотр вашего дома. Я отдам такое распоряжение. Найдите возможность присутствовать при осмотре: вдруг понадобится ваш совет, помощь. - Все будет сделано. - Чуть не забыл... Где этот ваш знаток каратэ? - Здесь, в Берлине. Он нужен вам? - Свяжите его с моим адъютантом. Тилле ушел. Он так и не обмолвился о своем дневнике. Впрочем, в этом уже не было нужды... Ночью он ломал голову над тем, куда бы спрятать дневник, даже вынес его в парк, намереваясь пристроить в каком-нибудь дупле. И вдруг пришло новое решение, самое простое и верное: утром увезти дневник на работу, запереть в служебном сейфе. Он так и поступил. Оставшись один, Гейдрих полистал шифровки, потом Позвонил Гиммлеру и попросил о встрече. Генрих Гиммлер принял коллегу в своей загородной резиденции. "Хоть сейчас на парад, - подумал Гейдрих, оглядев шефа, который был в полном военном облачении. - Недостает только кортика или палаша". Он не переставал удивляться страсти рейхсфюрера СС ко всему, что имело отношение к армии, войне. С тех пор как Гиммлер занял видное положение среди руководителей рейха, никто никогда не видел его в штатском. А ведь в молодости он был всего лишь учителем в крохотной провинциальной школе. Да и в роду у него, насколько знал Гейдрих, все были людьми цивильными... - Что у вас? - отрывисто проговорил Гиммлер, когда Гейдрих пожал его мягкую, как у женщины, руку. - Надеюсь, успели просмотреть последнюю сводку с фронта? Мы бьем их, бьем со все возрастающей силой. Стальной клинок вермахта все глубже вонзается в рыхлое, аморфное тело России! Еще одним пристрастием Гиммлера было стремление выражаться образно и красиво. Указав посетителю на кресло, он прошел к столу, хлопотливо поворошил лежавшие там бумаги. У него были узкие плечи, совершенно отсутствовала талия. Ко всему, глава СС чуточку косолапил. И Гейдрих подумал, что нет на земле человека, которому бы меньше, чем Гиммлеру, шла военная форма. Гиммлер выслушал доклад и сказал: - Операции непосредственно в нефтяной промышленности Кавказа отменить! Активизировать диверсии против нефтепроводов, танкерного флота на Каспии, железнодорожных наливных эшелонов. Задача: нарушить питание горючим русских армий, обречь их на топливный голод, но не трогать саму нефть - там, где она добывается и перерабатывается в бензины и масла... Я вернулся от фюрера несколько часов назад. Мы всю ночь не смыкали глаз, обсуждая завтрашний день великой Германии. Решено, что Бакинская область станет немецкой концессией, военной колонией. Германская империя возьмет в свои руки всю нефть. Вы должны твердо уяснить, группенфюрер: нам нужна нефть, а не разрушенные нефтепромыслы и сожженные очистительные заводы. Фюрер сказал! Румыния сделала максимум того, что было в ее силах, большего она дать не может; единственным выходом из положения будет захват новых территорий, богатых нефтью. Речь идет не только о Баку - имеются в виду также месторождения горючего в Иране, Ираке... - Захват Кавказа и Ближнего Востока? - спросил Гейдрих. - Именно так. Это решенное дело. - Я не знал, что такая акция уже планируется. - Пока над этим работает другая служба. У вас и так достаточно дел. Но вы будете подключены к операции, когда придет время. - Рейхсфюрер, в этом районе есть наши люди, мы должны быть ориентированы в обстановке и перспективах, чтобы действовать не вслепую. Гиммлер помедлил, потом извлек из сейфа документ, передал Гейдриху. СЕКРЕТНОЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ Отдел иностранной контрразведки э 53/41. Контрразведка - 11/ЛА, Секретное дело штаба. Берлин, 20 июня 1941 г. Дело начальника штаба руководства. Только через офицера. Для выполнения полученных от 1-го оперативного отдела военно-полевого штаба указаний о том, чтобы для использования нефтяных районов обеспечить разложение в Советской России, рабочему штабу "Румыния" поручается создать организацию "Тамара", на которую возлагаются следующие задачи: 1. Подготовить организацию восстания на территории Грузии. 2. Руководство организацией возложить на оберейтенанта доктора Крамера (отдел II контрразведки). Заместителем назначается фельдфебель доктор Хауфе (контрразведка II). 3. Организация разделяется на две оперативные группы: а) "Тамара I". Ею руководит унтер-офицер Герман (учебный полк "Бранденбург". ЦБФ 800, 5-я рота); б) "Тамара II" представляет собой оперативную группу. Руководителем данной группы назначается оберлейтенант доктор Крамер. 4. Обе оперативные группы, "Тамара I" и "Тамара II", предоставлены в распоряжение I-ЦАОК (главного командования армии). 5. В качестве сборного пункта оперативной группы "Тамара I" избраны окрестности г. Яссы, сборный пункт оперативной группы "Тамара II" - треугольник Браилов-Каларас-Бухарест. 6. Вооружение организаций "Тамара" проводится отделом контрразведки II. Лахузен Далее перечислялись двенадцать высших должностных лиц, которым был разослан документ. Гейдрих не стал читать список адресатов, вернул бумагу. - Таким образом, вы могли убедиться, что Кавказом уже занимаются, - сказал Гиммлер. - Работа поручена ведомству адмирала Канариса. Кстати, абвер готовит документы по акциям и в других районах Кавказа. Словом, машина запущена, она уже тронулась, заднего хода не имеет! Гиммлер запер документ в сейф, подошел к большому зеркалу, расправил складки френча под поясом, смахнул соринку с лацкана. - Все еще увлекаетесь скрипкой? - вдруг сказал он. - Я наслышан о ваших музыкальных вечерах. Гейдрих перехватил отраженный зеркалом взгляд руководителя СС. Почудилась насмешка в глазах Гиммлера. - Вы всерьез задали этот вопрос, рейхсфюрер? - угрюмо проговорил он. Гиммлер отошел от зеркала, сел в кресло. - Да, всерьез. Ведь вы посылали в Париж человека, чтобы тот попытался разыскать для вас "Страдивари". - Верно, мой человек, ездивший в Париж по делам службы, имел от меня такое частное поручение. Но он опоздал. Да, в Париже, был "Страдивари" у некоего лица, однако владелец успел продать свою скрипку, и теперь она где-то за пределами Франции... Но что вас встревожило, рейхсфюрер? - Огорчило, а не встревожило, - сказал Гиммлер. - Огорчило, что вы потерпели неудачу. Видите ли, не исключено, что может быть обнаружена еще одна такая скрипка... - Где же? - Вы докладывали о делах на Кавказе, и я вдруг вспомнил о своем недавнем разговоре с одним человеком. Он выходец из России, в прошлом богатый нефтепромышленник и страстный меломан. Так вот, он утверждает, что знал на своей бывшей родине владельца "страдивари"! - На Кавказе? - В Баку. - Вот как! А когда эмигрировал этот ваш меломан? - Лет двадцать назад. - И с тех пор, конечно, не ведает о судьбе владельца "Страдивари"? Да он сто раз мог переменить адрес, умереть, наконец, продать свое сокровище. - Все правильно, - сказал Гиммлер. - Я только навел вас на след. Сейчас у вас появились возможности произвести поиск в этом районе Кавказа. При удаче вы могли бы принять меры, чтобы скрипка не погибла при оккупации Баку нашими войсками. - Но я не знаю даже имени ее владельца! - Это мы установим. - Спасибо, рейхсфюрер. - Не стоит, Рейнгард. Ведь мы должны помогать друг другу, не так ли? - Гиммлер положил ладони на стол, подвигал пальцами, будто перебирал бумаги. И вдруг сказал: - А какие отношения сложились у вас с соседом? - Я не знаю, что вас интересует, - осторожно проговорил Гейдрих, поняв, кого имеет в виду собеседник. - А вообще отношения обычные. Не сказал бы, что адмирал очень уж симпатичен мне... Он знал, что Гиммлер недолюбливает Канариса, потому не боялся попасть впросак. - А что интересного докладывают осведомители? - В абвере действуют несколько секретных сотрудников СД. Но ни одному из них не удалось сколько-нибудь сблизиться с адмиралом Канарисом. - Надо, чтобы нашелся такой человек, - сказал Гиммлер и пришлепнул ладонями по полированной крышке стола. - Не подойдет ли на такую роль этот ваш Теодор Тилле? - Не знаю, - пробормотал Гейдрих. - Вы ошарашили меня. Вот не думал о таком варианте. - Но Тилле надежен? - Вам известно, кем оказался его служащий! - Как раз это могло бы сработать в нужном направлении... Главное, чтобы не было сомнении относительно личности самого Тилле. Есть у вас претензии к этому офицеру? - Пока нет. - Тогда хорошо. Возникла мысль о любопытной комбинации. Вот смотрите, как все может получиться... ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА 1 В спортивном центре СД окна были распахнуты, под высоким сводчатым потолком крутился большой вентилятор. И все же двум мужчинам, возившимся на борцовском ковре, было жарко: обнаженные торсы спортсменов лоснились от пота, лица раскраснелись. - Снова не так, - крикнул Энрико, когда Гейдрих, сделав неудачную попытку бросить партнера через себя, сам оказался на земле. - Падая, округлите спину. Нужен перекат, чтобы вы успели вскочить на ноги и ринуться на врага, прежде чем он очнется после броска. Вот, смотрите! Он показал, как выполнить прием. Гейдрих примерился и так швырнул Энрико, что тот упал на ковер в нескольких шагах от "противника". - Это ближе к истине, - сказал Энрико. - Должен заметить, вы быстро все схватываете, группенфюрер. Чувствуется хорошая гимнастическая школа... Но пока мы постигли самое легкое. - Насколько мне известно, каратэ - главным образом удары, а не броски. - Верно. И я предупредил, что удары знаю значительно хуже. Вам надо бы подыскать настоящего специалиста. - Покажите, что знаете. - Арсенал ударов самый разнообразный: головой, ребром ладони, кулаком, локтем, даже пальцами. И разумеется, ногами. Основной принцип - резкость и точность, но не сила. - Покажите такой удар. Энрико прошел в угол зала и вернулся с круглой гимнастической палкой. Попросил, чтобы Гейдрих подержал ее горизонтально за концы. Короткий взмах руки - и ребром ладони Энрико перерубил палку. Ее обломки не дрогнули в кулаках у Гейдриха. - Здорово! Я смогу так? Энрико покачал головой. - Дайте-ка вашу руку, - сказал Гейдрих. Ладонь Энрико выглядела как обычно. На ней не было даже красноты. - Надо тренировать ладонь, чтобы затвердела? - Такие упражнения полезны. Но не это главное. Важна резкость удара, умение расслабить мышцы... Однажды я прочитал: если вложить в ружье сильный заряд и выстрелить стеариновой свечой, она пробьет доску. Вот объяснение, почему мастера каратэ легко разбивают кирпич, даже два кирпича! - Кулаком? - Кулаком или ребром ладони. - Ловко, - пробормотал Гейдрих. - А удары по противнику?.. Все равно куда бить? - Нет. На теле человека есть особо чувствительные точки. Одна у основания носа, другая под грудной костью - там сплетение нервов... Таких точек много, я покажу их. Но на сегодня хватит. Они приняли душ, оделись. На улице Гейдриха ждал спортивный "хорх". Неподалеку стоял синий "опель", принадлежавший Энрико. - Мне говорили, вы водите самолет? - спросил Гейдрих, скользнув взглядом по маленькому автомобилю своего тренера. - Да, у меня был самолет, гоночные автомобили. Но все это в прошлом... Скорее бы закончилась война! - Думаю, вам недолго осталось ждать. - Тем сильнее тревога за судьбу Эстер. - У нее все в порядке. - По мере изучения русского языка я проникаюсь все большим беспокойством... Ваши противники - опасные люди. Бог знает, что они могут натворить, когда убедятся, что проиграли войну. А Эстер в самом трудном месте: сидеть на бочке с бензином не многим лучше, чем на бочке с порохом... Она играет со смертью, а я тренируюсь в спортивном зале! У меня в стране не принято, чтобы мужчина отсиживался за спиной жены. - Хотели бы отправиться к ней? - Гейдрих проговорил это как бы между прочим. Он даже не посмотрел на собеседника. - Хочу, чтобы ее вернули мне. Сегодня я прочитал в газетах: Ленинград обложен, вот-вот падет Москва. Если так, то Россия дышит на ладан. Зачем же задерживать там Эстер? Мое самое большое желание - заполучить супругу целой и невредимой, вернуться с ней в Южную Америку. Ведь мы и там можем быть полезны немецким друзьям... Гейдрих промолчал. Еще несколько минут назад он был вполне доволен своим спортивным наставником. Тот выглядел светским человеком, умным и приятным собеседником. К тому же отлично тренирован, по-юношески резок и быстр, хотя далеко не молод. Даже мелькнула мысль - при случае позвать его к себе домой, познакомить с женой. Она тоже интересовалась приемами каратэ. Теперь же Гейдрих вдруг почувствовал, что все это ушло и возникло новое чувство - неприязнь. Его стал раздражать этот человек. Мало того, что слишком уж он аполитичен и независим в суждениях, еще и подчеркивает эти качества своего характера. Похоже на браваду. Или на игру. Но зачем она, эта игра?.. 2 Энрико ехал домой. Как ни важна была состоявшаяся встреча - выход на самого руководителя РСХА, - сейчас его мысли были о другом: менее чем через два часа предстояло свидание с Кузьмичом! О том, что Кузьмич здесь, в Берлине, он узнал сегодня утром, когда, выйдя из дома, осмотрел свой автомобиль. На переднем правом колесе "опеля" он обнаружил бумажку. Крохотная бумажка была прилеплена комком грязи к шине - под самым крылом, чтобы не достал дождь. Это и была "визитная карточка" Кузьмича: на обрывке газеты он сообщал о времени и месте встречи. Энрико не видел его больше года. Почти пять месяцев не имел вестей от Саши - лишь однажды, вскоре после того как она была заброшена на Родину, его отыскал Дробиш и передал, что у Саши все благополучно. На этом связь с Дробишем прервалась. Что с ним случилось, Энрико не знал: ему было запрещено появляться в районе замка Вальдхоф. Встречи могли состояться лишь по инициативе Дробиша. Он прибавил скорость. Надо было успеть переодеться, обдумать все то, что он должен сообщить Кузьмичу, ничего не забыть - ведь встреча будет такой короткой! ...В назначенное время он приехал на тихую восточную окраину города. Поставив машину, прошел несколько сот метров и оказался перед входом в пивную. На вывеске заведения красовалась свиная голова, обрамленная кружками с пышными султанами пены. Железная винтовая лестница вела вниз - пивная была расположена в глубоком подвале. Войдя в зал, он не сразу увидел Кузьмича - его заслонил кельнер, принимавший заказ. Но вот кельнер отошел, Кузьмич приветливо поднял руку. Они поздоровались, старик потрепал Энрико по щеке, пригласил сесть. Это выглядело вполне естественно. Для многих берлинцев пивные заменяют клубы, здесь собираются приятели, чтобы обменяться новостями, скоротать время за кружкой пива... Вот и сейчас встретились два дружка, по виду - конторщики средней руки. Кельнер принес Кузьмичу пиво и тарелку с вареными свиными ножками. - Мне тоже. - Энрико передал служителю продуктовую карточку. Тот ловко вырезал мясные талоны и удалился. - У Саши все хорошо, - негромко сказал Кузьмич и улыбнулся. - Мы встретимся еще раз? - быстро спросил Энрико. - Да... Что ты знаешь о Дробише? - Последний раз виделся с ним в апреле, когда вернулся из Ирана. С тех пор молчит. - Судя по всему, руководитель его группы провален. - Значит, и Дробиш? Подошел кельнер. Энрико кивком поблагодарил его, принялся за еду. - Значит, и Дробиш? - повторил он, когда служитель удалился. - Скорее всего, что так. Но нужна окончательная проверка. Представляешь, что может произойти, если в СД установят, что он лазил в сейф своего хозяина? - Если Дробиш и провален, то пока молчит. Иначе меня бы арестовали. А пока я вне подозрений. - Почему так думаешь? Энрико рассказал о контактах с Гейдрихом. - Сегодня проводили тренировку. Послезавтра снова встретимся в спортивном зале. Кстати, он заверил, что у Саши все благополучно. Я пытался выяснить намерения нацистов в отношении Кавказа. Конечно, ответа не дождался. Но я отвлекся... Как же быть с Дробишем? - Тебе придется этим заняться. Сам понимаешь, как все важно. - Попытаться навести справки в самом замке? - Исключается! - Что же тогда? - Ты и Саша жили в Вальдхофе около недели... Кто вас видел? - Только Тилле и Дробиш. - А сын хозяина? - У него есть сын? Я и не знал. - Значит, мальчишку услали из замка, пока вы там находились. Да так оно и полагалось: Тилле службу понимает, осторожен. Знаешь, очень хорошо все складывается! Парня зовут Андреас. Сейчас ему лет восемнадцать-девятнадцать. Вот твой объект, Энрико. Но встретиться с ним надо за пределами Вальдхофа. Влезь к нему в душу. Он должен быть в курсе того, что случилось с Дробишем. В зал вбежал мальчишка с кипой газет. - Одесса, - закричал он, размахивая газетой. - Войска фюрера захватили сегодня крупный южный город Советов - Одессу! Посетители повскакали с мест, расхватывая газеты. - Эй! - Энрико швырнул парню монету. Тот поймал деньги, протянул газету. Энрико развернул ее. Да, два с половиной месяца мужественно оборонялась Одесса и вот сегодня пала. - Ну-ка, приятель! Возле столика стоял старик с черной повязкой на глазу. Он только что отхлебнул из большой кружки, потрясал ею. - Я бывал в этом городе! - кричал старик. - О, мама-Одесса - прима! Я моряк, господа! Я ходил в Одессу. Но я был там гостем. Теперь буду хозяином!.. - Хорошо сказано. - Энрико встал. - Надеюсь, встретимся с вами в Одессе, продолжим наш разговор! Он протянул руку одноглазому. Тот подал свою. В следующую секунду старик скривился от боли, выдернул руку. - Вы сумасшедший, - простонал он, дуя на пальцы. - Простите! - Энрико изобразил смущение, растерянность. - Но поймите меня: я взволнован не меньше вашего!.. Эй, обер, кружку пива старому морскому волку за мой счет! Подбежал кельнер с кружкой. Старик принял компенсацию, залпом выпил пиво и вернулся на место. Садясь за свой столик, Энрико перехватил суровый взгляд Кузьмича. - Совсем было потерял голову, - пробормотал он, оправдываясь. - И потеряешь, - жестко сказал Кузьмич. - Сам погибнешь и других за собой потянешь. Вдруг он словно поперхнулся. Выхватив из кармана платок, прижал его к губам. Он долго кашлял, отвернувшись к стене. Энрико молча смотрел на его спину с остро выпирающими лопатками. Наконец-то прекратился приступ кашля. Кузьмич спрятал платок, достал другой, тщательно вытер губы и подбородок. - Тебе все ясно с Андреасом? - сказал он, ровно и глубоко дыша, чтобы успокоить сердце. - Понял задачу? - Понял. - Значит, договорились... На сегодня хватит. Увидимся через неделю, 23 сентября, здесь, в это же время. За неделю ты должен управиться. В замке не появляйся. И еще, перед встречей с Андреасом измени внешность. - Где вы остановились? - вдруг спросил Энрико. Кузьмич метнул на него сердитый взгляд, стал выбираться из-за стола. - Саша не простит, если с вами случится беда, а я не смогу помочь, - быстро сказал Энрико. - Вы слышите? Ответа не последовало. - Вдруг я раньше срока закончу с заданием, - схитрил Энрико. - Как вас найти? Шаркая подошвами, Кузьмич добрался до выхода, раздвинул занавес из стволов бамбука, исчез за ним. Еще некоторое время колебались бамбуковые стержни и повисли неподвижно. 3 Кузьмич медленно брел по улице. В этот воскресный день в Берлине ярко светило солнце, было по-летнему тепло: прохожие шли с плащами через руку, иные в пиджаках нараспашку. А он подавлял желание плотнее закутаться в свое габардиновое пальто. Еще в пивной его стал мучить озноб. Сейчас плечи, спина и вовсе заледенели. Самым разумным было бы спешить в отель, проглотить чашку горячего кофе и забраться под одеяло. Но он твердо решил, что сперва побывает у дома Эссена. Он огляделся в надежде встретить такси. Но с началом войны таксомоторы стали редкостью в германской столице. На перекрестке, где он готовился пересечь улицу, мимо проехал синий "опель". За рулем сидел Энрико. Кузьмич видел, как автомобиль сбавил скорость, остановился в отдалении: Энрико тоже заметил Кузьмича и на всякий случай притормозил. Но старик не мог воспользоваться "опелем", так же как десятью минутами раньше должен был отмолчаться в ответ на просьбу Энрико сообщить адрес. Оба и так достаточно рисковали, встретившись на глазах у десятков людей. Кроме того, тревожило поведение Энрико: у него явно притупилось чувство опасности. А только оно, это чувство, - главный охранитель разведчика... Поездка в метро и трамвае заняла около часа. Солнце уже скрылось за крышами домов, когда он оказался на нужной улице. Вот и знакомое здание. Продолжая движение, Кузьмич скосил глаза на фасад. Окно в квартире Эссена было распахнуто - окно с цветами. И возле горшка с красными гвоздиками стояла лейка! Он неторопливо миновал дом. Где-то здесь должно быть кафе... Ага, вот оно. Он вошел в заведение, спросил чашку кофе и газету, занял дальний от витринного стекла столик. Если до сих пор не снято наблюдение за домом, то и в кафе могли приглядываться к любопытным клиентам... Заказ принесла моложавая стройная женщина. - У нас только с сахарином, - сказала она, ставя на стол чашку. Кузьмич понимающе кивнул, обхватил чашку ладонями. Пальцы дрожали, он едва не расплескал кофе. Чашка была выпита, он попросил еще. - Я уже был здесь однажды, - сказал он, принимая новую чашку. - Но помнится, хозяйничали не вы... - Мы чередовались, я и муж. - Женщина вздохнула. - Теперь приходится управляться одной. - Он сражается? - На войне не был, а все же заполучил рану. Вот сюда. - Женщина показала себе на плечо. - Ну, это пустяки, - небрежно сказал Кузьмич. - Две-три недели - и все будет в порядке. - Он почти четыре месяца в больнице: поврежден сустав. Лечение стоит таких денег!.. Ранение хозяина кафе четыре месяца назад, то есть в июне-июле... Вот и само заведение выглядит не так, как прежде. Помнится, витрина и дверь представляли собой как бы единое стекло. Теперь же дверь зашита досками... Да, можно предположить, что хозяина ранили здесь, в кафе. Тогда же разбили и дверь. И все это произошло в период, когда прервалась связь с Эссеном... Кузьмич посидел еще некоторое время, полистал газету: он должен был пробыть в кафе часа полтора. Наконец срок истек. Он расплатился и вышел. Уже смеркалось, но еще отчетливо была видна лейка в окне второго этажа дома на противоположной стороне улицы. А ведь Эссен предупреждал: встречи с ним могут состояться лишь в строго определенное время. На крайний случай возможно опоздание на час, только на один час, после чего сигнал безопасности убирается и встреча переносится на сутки. Теперь же лейка торчит в окне полтора часа, если не больше. Вывод: Эссен и Дробиш, если они не убиты в схватке с полицией, до сих пор молчат на допросах. Мысленно он вернулся к разговору с Энрико. Есть ли смысл в поручении, которое должен выполнить Энрико, установив контакт с Андреасом? Да, есть. Сегодняшняя разведка у дома Эссена лишь подтвердила предположения, что оба немца оказались людьми мужественными, никого не предали. Но что известно нацистской контрразведке о работе Дробиша в замке, его связях? Пока это тайна. Проникнуть в нее необходимо, чего бы это ни стоило. ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА 1 Полчаса назад в зале ресторана "Фатерланд" зажгли свечи и выключили электричество. На белой стене заплясали искаженные тени сидящих за столиками людей. Казалось, зал обрамляло гигантское матовое стекло и за ним кривлялись некие загадочные существа. Чуть светлее было в глубине ресторана, возле эстрады. Там крутился под потолком круглый блестящий фонарь с прорезями, в которых мелькали разноцветные лучики. Желтые, красные, зеленые пятна ложились на головы и плечи танцующих. Энрико ужинал и исподволь наблюдал за соседним столиком. Сейчас там сидели двое: Андреас и девушка. Вторая пара танцевала. Оркестр прервал медлительное тягучее танго, на эстраду выскочила певица в черном трико и цилиндре. Лицо ее было вымазано черной блестящей краской, губы густо накрашены кармином. Грянула фокстротная мелодия. Артистка запела: In Afrika die Negerlein Sie singen alle gleich: "Wir wollen deutsche Neger sein, Wir wollen Helm ins Reich"1. 1 Негритята в Африке В один голос поют: "Хотим быть немецкими неграми, Хотим домой, в рейх". В зале засмеялись, стали подпевать. Новые пары ринулись к эстраде. Мимо Энрико протопали четверо эсэсовцев с подружками. Один из них толкнул столик - Энрико едва успел подхватить свечу, вывалившуюся из подсвечника. Девушка Андреаса видела эту сцену. Она расхохоталась, что-то сказала спутнику. Тот равнодушно взглянул на Энрико и потянулся к пачке с сигаретами. Весь вечер он почти не притрагивался к спиртному, только курил. Временами морщился и встряхивал головой, как бы отгоняя неприятные мысли. Позавчера Энрико провел половину дня и весь вечер у той самой сторожки в буковой роще, где Кузьмич встречался с Конрадом Дробишем. В этом месте единственная дорога из Вальдхофа сливалась с магистральным автомобильным шоссе. До самой ночи дорога была пустынна, лишь на исходе дня по ней проехал дизельный трехколесный грузовик, везший в замок брикетированный уголь. Тот, кого ждал Энрико, так и не появился. В качестве компенсации за неудачу в одиннадцатом часу ночи разведчик наблюдал воздушный налет на Берлин. Над городом встали белые кинжалы прожекторов. Горизонт озарился вспышками от залпового огня зенитных батарей. И вот уже воздух заполнился гулом самолетов. Внезапно стало светло: бомбардировщики вывесили "фонари" - светящиеся авиабомбы. Десятки маленьких ярких лун медленно опускались на парашютах, заливая окрестность мертвым зеленоватым светом. С земли протянулись к ним красные трассы пулеметов и автоматических пушек. Огненные пунктиры во всех направлениях прошивали небо, сбивали САБы. Но в небе вспыхивали новые "фонари". И вот уже грохнули взрывы, взметнулись к облакам, всплески рыжего пламени... Один из бомбардировщиков, схваченный десятком прожекторов, взорвался: на острие световых лучей вспух багровый пузырь, разлетелся тысячей брызг... Следующий день у Энрико был заполнен до отказа: с утра тренировка в радиообмене и ремонте аппаратуры, затем изучение русского языка, стрельба из советского оружия. И вот уже подошло время встречи с Гейдрихом в спортивном зале. Как и полагалось, Энрико позвонил его адъютанту и спросил, не изменил ли свои планы группенфюрер. "Обергруппенфюрер, - строго сказал адъютант. - Теперь обергруппенфюрер!" Занятие состоялось, прошло благополучно. Энрико был отпущен, когда уже смеркалось. Поколесив по городу и убедившись, что за ним нет слежки, он направился к своему вчерашнему наблюдательному пункту. На этот раз ему повезло. В половине одиннадцатого ночи со стороны замка послышался рокот. По звуку мотора Энрико определил, что идет автомобиль с двухтактным двигателем, скорее всего - ДКВ. Так и оказалось: приземистый легковой автомобиль с откинутым брезентовым верхом проследовал мимо рощи, выехал на магистраль и устремился к городу. В машине было несколько человек. Энрико ринулся к кустам, где стоял его "опель", включил мотор и тоже выбрался на шоссе. Он настиг ДКВ у ближайшей станции метро, когда пожилой шофер уже высаживал пассажиров - двух девушек и парня. Они были навеселе, громко разговаривали. Проехав с ними две станции, Энрико уже знал, что это дружки Андреаса и что все четверо намерены завтра встретиться в ресторане "Фатерланд" на Потсдамерплац. ...Песенка про негритят, мечтающих, чтобы Африка стала немецкой колонией, подошла к концу. Под бурные рукоплескания и крики восторга певица в черном упорхнула с эстрады. Те, что танцевали, стали расходиться по столикам. Вернулись и приятели Андреаса. Но вот музыканты взяли длинный торжественный аккорд. Забил тревожную дробь барабан. Одновременно в глубине эстрады возникла надпись из электрических лампочек: "Mit Feuer und Schwert!"1 1 "Огнем и мечом!" Толпа заревела. Четверо эсэсовцев обернулись к эстраде, вскинули над головой длинные прямые кинжалы. Зал замер. В наступившей тишине один из нацистов прокричал команду - все четверо разом опустили оружие, поцеловали сверкающие клинки, втолкнули их в ножны. Со всех сторон к ним ринулись люди, подхватили на руки, понесли по залу. Энрико вынужден был встать - так делали все, кто оказывался на пути процессии. Садясь на место, он бросил взгляд на соседний столик и удивленно поджал губы: Андреас смотрел вслед эсэсовцам не восторженно и влюблено, как другие, даже не с сочувствием или любопытством, а холодно, едва ли не с презрением. Вот он будто очнулся - привычно тряхнул головой, взял стаканчик со спиртным, выпил залпом. Энрико отметил: это был первый стаканчик за полтора часа. Заиграла музыка. Певица вернулась на сцену, сменив трико на бальный туалет. Появился и партнер. Теперь в два голоса исполнялась сентиментальная песенка-диалог: солдат в "восточном походе" и его оставшаяся в тылу жена как бы перекликались за тысячи километров. Солдат рассказывал о своих победах над красными, супруга благословляла его на подвиги во славу фюрера и нации, клялась в верности. - Пойдем танцевать! - Спутница Андреаса с тоской поглядела вслед приятелям, которые снова отправились к эстраде. - Пойми же, мне скучно. Энрико встал и решительно направился к соседнему столику. Следуя указанию Кузьмича, перед свиданием с сыном Теодора Тилле он изменил внешность - скопировал облик встретившегося в пивной старого моряка. Андреас и девушка не без удивления разглядывали остановившегося возле их столика незнакомца. Левый глаз мужчины был прикрыт черной овальной нашлепкой на тесьме, руку, которой он приглаживал свои пышные седые усы, украшала татуировка - синий якорь со скрещенными веслами. - Имею честь просить руки вашей девушки, - сказал Энрико, глядя на Андреаса и улыбаясь, - просить ее руки на один только танец. Готов слопать отказ и тогда вызвать вас на поединок. - Он взглянул на часы: - Срок на размышление - одна минута! - А какая будет дуэль? - в тон ему сказал Андреас. - Столь же нелепая, как и приглашение на танец девушки, которая втрое моложе партнера: мы состязаемся в рассказах о пиратах и морских чудовищах! Девушка всплеснула руками, расхохоталась. Улыбнулся и Андреас. Она наклонилась к нему, зашептала на ухо. - Идемте! - Девушка вскочила со стула, схватила Энрико за руку. - Идемте же. Он разрешает. Он добрый, только прикидывается нелюдимым и мрачным. Несколько минут спустя Энрико уже было известно, что семнадцатилетняя Ингрид недавно окончила школу и не знает, что делать дальше, что она и Андреас вот уже второй год любят друг друга: он очень хороший, Андреас, но в последнее время его будто подменили -стал озабочен, замкнут. Кажется, у него нелады дома. А "Фатерланд" - их любимый ресторан. Они здесь почти каждый вечер. Завтра приедут тоже. Вот только вчера сделали перерыв: Андреасу нездоровилось, вся компания провела вечер у него дома... В свою очередь Ингрид узнала, что ее теперешний партнер по фокстроту - старый морской скиталец. Его страсть - соленая вода, яхты. Нет, он не участвовал в войнах. Глаз был потерян во время плавания на паруснике: в шторм ударило концом развязавшейся снасти. Оркестр кончил играть, Энрико проводил девушку к ее столику. - Сердечно благодарю, - сказал он Андреасу. - Ваша дама великолепно танцует. Боюсь, отдавил ей ноги. Готов на любую компенсацию. Он завязал разговор, надеясь получить приглашение подсесть к ним. Но Андреас сухо кивнул в ответ и отвернулся. Пришлось идти к своему столику. Дело, казалось бы хорошо начатое, дало осечку. У него упало настроение. Выходит, не так уж он прост, этот парень. Что же с ним происходит? В чем причина удрученности, апатии? Девушка упомянула о каких-то неладах у него дома. Нелады с отцом? Конечно, с ним - с кем же еще! А что, если это каким-то образом связано с Дробишем? Вспомнился неприязненный взгляд, которым Андреас проводил эсэсовцев, когда тех несли на руках. Не здесь ли следует искать объяснение странного поведения сына Теодора Тилле? Вот сколько вопросов навалилось. И все надо решать не откладывая, немедленно. А как это сделать, если парень не идет на контакты? Энрико надолго задумался. Потом подозвал официанта. - Допустим, вы моряк и хотите сделать сюрприз таким же, как вы, морякам. Что подходящее может найтись в этом ресторане? Кельнер, пожилой мужчина с хитро поблескивающими глазами, оценивающе взглянул на клиента: - А на какую сумму? Энрико пожал плечами, что должно было означать его полное пренебрежение к деньгам. Кельнер кивнул и умчался. Энрико скосил глаза на столик соседей. Там все было по-прежнему: девицы и парень закусывали, то и дело прикладываясь к кружкам с пивом, Андреас рассеянно глядел в сторону. Вернулся кельнер. - Есть торт: бисквит, шоколад, цукаты. По форме - старинный корабль. - Годится. - Энрико полез в карман. - Сколько? - Он заказан... - Кельнер наморщил нос. - Видите ли, торт уже заказан другими... Придется заплатить лишнее. - Сколько? - повторил Энрико и достал бумажник. - Восемьдесят марок! Кроме того, нужны талоны на масло и сахар. - У меня нет с собой карточек. - Энрико положил на стол девяносто марок. - Нет карточек, но имеются деньги. Кельнер сгреб деньги. - На корабле есть мачта? - Мачта и два паруса - они из вафельного теста. - Вот еще двадцать марок. Пусть мачту обвивает шоколадная змея с разинутой пастью. - Будет сделано! - Торт отнесете вон туда, - Энрико показал глазами на столик Андреаса. - Видите, два молодых человека с девушками... - Я знаю их, очень славные господа. Часто бывают здесь. - А как они расплачиваются? - вдруг спросил Энрико. - Раньше платили каждый за себя. Последнее время большую часть денег дает один из них. - Кто именно? Кельнер показал на Андреаса. - Хорошо. Теперь получите по счету. - Господин уходит? А как же подарок? - Делайте, что приказано. Я все буду видеть. - Да, господин. Энрико просидел в ресторане до тех пор, пока из служебного помещения не появился кельнер с тортом. Тогда он встал и пошел к выходу. У двери обернулся - убедился, что торт доставлен по назначению. - Ну вот, - пробормотал он. - Поглядим, что будет завтра. 2 Сутки миновали. Поздно вечером Энрико вновь вошел в стеклянные вращающиеся двери "Фатерланда". Он умышленно задержался - ждал, чтобы в ресторане скопились посетители. Еще на улице он определил, что приехал не зря. В конце квартала стоял знакомый ДКВ с откинутым брезентовым верхом. Значит, Андреас и его приятели находятся в ресторане. В зале все было как накануне вечером. Даже певица исполняла ту же песенку о влюбленных в Германию негритятах. Встав так, чтобы его хорошо было видно, Энрико принялся осматривать зал. Подошел метрдотель, сокрушенно покачал головой: сегодня суббота - наплыв посетителей. К тому же по радио передали, что в день национального праздника Советов - 7 ноября - фюрер намерен прибыть в Москву и принять там парад немецких войск. Вот берлинцы и устремились в ресторан: каждому хочется отметить радостное событие - вот-вот капитулирует Москва и наступит конец войне. Энрико тоже слышал это сообщение. Но ему было известно и другое. Из берлинского учебного центра СД непрерывно отправляют за линию фронта все новые группы разведчиков и диверсантов. Посылают даже тех, кто не успел пройти полный курс подготовки. Офицеры ходят озабоченные, злые. Позавчера Тилле вскользь заметил: с каждым днем возрастают потери, проваливаются даже лучшие агенты. Вот и войска, обложившие Москву, в большинстве топчутся на месте, продвигаясь лишь на отдельных участках, да и то ценой огромных потерь. А в России уже начались холода: армия испытывает острую нужду в теплой одежде, перчатках... Метрдотель все еще стоял возле посетителя с черной повязкой на глазу. Но тот не собирался уходить. Кто-то тронул Энрико за рукав. Он обернулся. Рядом стояла Ингрид и показывала на столик своей компании. Его встретили как старого знакомого. За столом было весело, не то что вчера. Улыбался даже Андреас. Энрико вопросительно посмотрел на Ингрид. - Уехал его отец, - шепнула девушка. - Андреас счастлив, что несколько дней будет один... - Она пододвинула Энрико стаканчик с водкой, подняла кружку пива. - Выпьем за капитанов шоколадных кораблей! Энрико взял стаканчик. - Выпить всегда не мешает, - сказал он. - Для этого годится любой тост. А если серьезно, то боюсь испортить вам вечер. Можно совместить что угодно, только не молодость со старостью. Так что вы будете правы, если дадите пинка старому бродяге, как только он вам наскучит. Девушки рассмеялись. Парни провозгласили "прозит" и выпили. Энрико и в самом деле испытывал неловкость от сознания того, что должен хитрить с этими юнцами, изворачиваться, врать. Иное дело - люди, с которыми он общается "по службе", - каждого из них он уничтожил бы со спокойной совестью, как Тулина и Белявскую. А эти, какие же они враги? Глядят на него ясными глазами: моряк, пенитель океанов... - Зачем вы прислали нам столь дорогую штуку? - спросил Андреас. - Сам не знаю, - Энрико ухмыльнулся. - Впрочем, быть может, мне понравились некая девушка и ее кавалер... Простите, а была змея на мачте? - Еще какая! - воскликнула Ингрид. - С разинутой пастью? - Змею слопал этот обжора, - Андреас показал на приятеля. - Раскрутил ее с мачты и целиком отправил в рот. Появился кельнер. Энрико подозвал его: - Коньяку на всех. И шампанское! Заморозьте бутылку, чтобы было как в Арктике. - Вы плавали на Севере? - спросил Андреас. - Представляю, как там интересно, в высоких широтах! Энрико не успел ответить. На эстраде трубач проиграл заливистый военный сигнал. Вперед вышел человек в смокинге. - Дамы и господа! - прокричал он. - Дамы и господа, я директор этого ресторана... Только что по радио выступил рейхсминистр и гауляйтор Берлина доктор Йозеф Геббельс. Он сообщил: группа разведчиков германских войск, которые штурмуют русскую столицу, вернулась в свою часть и доложила, что видела в бинокли купола и шпили соборов Москвы! И опять вспыхнула светящаяся надпись "Огнем и мечом!", загремел бравурный марш. И снова все вскочили на ноги, стали кричать и хлопать в ладоши. Нехотя встал и Андреас. Взявшись руками за спинку стула, он наклонился вперед, будто готовился что-то сказать. Энрико вспомнил, каким взглядом проводил юноша четверых эсэсовцев, плывших на плечах восторженных обывателей. Сейчас у него были такие же злые глаза. Принесли коньяк. Энрико раздал стаканчики. - Андреас, - сказал он, - что вы знаете о России? - Очень мало. - Мне говорили, Москва - очень красивый город, - сказала Ингрид. - Старинные церкви... Люди катаются на санях... - В перерывах пьют водку и ложками жрут икру, - вставил Андреас. - И все с бородами, даже младенцы. Это уже была откровенная насмешка. Энрико расхохотался, поднял стаканчик. - Выпьем! - За что? - спросила Ингрид. - А, вот хороший тост... Она не успела сказать. На сцене вновь появился директор. Он сообщил: замечены вражеские самолеты. Они на дальних подступах, но все равно может быть объявлена воздушная тревога. Посетителей просят расплатиться и покинуть ресторан. Подбежал официант, поставил на стол шампанское, положил листок бумаги со счетом. Андреас достал пачку денег. Но Энрико завладел счетом и расплатился. - Завтра будет ваша очередь, друзья, - сказал он. - А теперь надо идти. Но что делать с шампанским? Ингрид выхватила бутылку из ведерка, сунула ее себе в сумку. Они вышли на улицу. Андреас стал протирать ветровое стекло своего автомобиля: недавно прошел дождик. - У вас есть транспорт? - Он обернулся к Энрико. Тот развел руками. - Вот что... - Андреас переглянулся с Ингрид. - Вот что, поедем ко мне? Шампанское с нами, а дома найдется еще кое-что. Кузьмич предупреждал: в Вальдхофе не появляться. Как же быть? Можно ли упустить возможность провести с Андреасом еще несколько часов, да к тому же в домашней обстановке? Кто знает, состоится ли новая встреча? Юноша уже сидел за рулем. Его дружки втиснулись на заднее сиденье. Место возле водителя было свободно, дверь приглашающе открыта. - Решительнее, старый морской волк! - крикнула Ингрид. - Мы не съедим вас! Энрико вспомнил ее слова: отец Андреаса отправился в командировку. Он тряхнул головой, отгоняя последние сомнения, сел в автомобиль. Застучал мотор старенького ДКВ. Машина двинулась. В конце квартала она проехала мимо синего "опеля" Энрико, приткнувшегося к другим автомобилям на общей стоянке. 3 - Ну вот мы и дома, - сказал Андреас, когда ДКВ одолел горбатый мост через ров и оказался на территории поместья. Автомобиль миновал несколько аллей, въехал в гараж. Отсюда вел в замок крытый переход. Тилле-младший и его гости пересекли темный пустынный холл, стали подниматься по лестнице. Где-то внизу зажегся настенный фонарь и осветил фигуру женщины. - Это я, - проговорил Андреас. - Со мной приятели. Идите к себе, Лотта! - А что скажет хозяин? - сердито проговорила женщина. - Ничего не скажет, если будете держать язык за зубами. Идите к себе! Фонарь погас. Послышались удаляющиеся шаги, хлопнула дверь. - Злюка, - сказала Ингрид. - Она добрый человек, и ты это знаешь. Ворчунья - да, но не злюка. В середине второго часа ночи, когда в гостиной Андреаса уже стояла батарея пустых бутылок и вся компания была в отличном расположении духа, вдруг ударили зенитки. Андреас погасил свет в комнате, поднял маскировочные шторы и распахнул окно. В комнату ворвался грохот канонады, перемежаемый нарастающим ревом бомбардировщиков. Яркие "фонари" на парашютах, мечущиеся по небу прожекторы, толчки взрывов, отсветы пожаров - все было как в ту ночь, когда у ответвления магистрального шоссе Энрико вел наблюдение за замком. - Сегодня они опоздали, - сказал Андреас. - Обычно прилетают много раньше. - Варвары, - вставила Ингрид. - Мирных людей обрекают на бессонные ночи. - Зато мы прекращаем бомбардировки ровно в восемь часов вечера, чтобы русские и английские мамы могли уложить детей и рассказать им сказку на ночь... - Андреас захлопнул створки окна, опустил шторы. - Давайте пить и танцевать! В разгар веселья в дверь постучали. Андреас приоткрыл дверь, взял из рук показавшейся на пороге женщины стакан с водой и пилюлю. Проглотил лекарство, он затворил дверь. Веселье продолжалось. Улучив минуту, Энрико попросил, чтобы хозяин показал свою библиотеку. Они прошли в соседнюю комнату. Стены ее были заставлены шкафами: за стеклами поблескивали переплеты дорогих изданий. Энрико стал просматривать книги. - Странное дело, - вдруг сказал он. - Служанка грозила нажаловаться на вас, а вы отозвались о ней хорошо. Где логика? - Это несчастная женщина. У нее случилась беда. - Сейчас приходила она? Заставила вас проглотить порошок. Вы больны? - В детстве у меня была болезнь костей. С тех пор вынужден глотать всякую дрянь. Лотта бдительно следит, чтобы я не пропустил сроки приема лекарства. - Но вы ходите в рестораны, пьете... Как это увязать? Быть может, она права: надо, чтобы вмешался ваш отец? Андреас круто повернулся к гостю, стиснул кулаки. - Когда человеку трудно, он должен не сжигать себя, а бороться, чтобы жизнь стала лучше, - мягко сказал Энрико. - Как бороться, если вокруг все мерзавцы и предатели? - Неужели все, даже Лотта?.. Кстати, что же с ней случилось? - Убили ее хорошего друга. - Я понимаю. Но идет война... - Его убили здесь. Энрико задержал дыхание. Возникла пауза. Из гостиной глухо доносилась музыка: исполнялась модная песенка про "донну Клару". Отворилась дверь. В комнату заглянула Ингрид. Постояв, вернулась в гостиную и плотно прикрыла дверь. - Он был мужем Лотты? - спросил Энрико. - Нет. Служил у нас в доме. Они очень дружили. - Бедная женщина! Ходит теперь к нему на могилу... - Лотта не знает, что он убит. Из слуг никто не знает. - Что-то я не очень хорошо понимаю... Может, он жив, этот человек? - Убит. В июле был застрелен на улице. Я и сам долгое время был в неведении: ушел человек и пропал... Только недавно разобрался. - Андреас горько усмехнулся: - Во всем разобрался!.. - Я вижу, вы тоже любили этого человека? - Нет, он вел себя как холуй, готовый на все, лишь бы угодить господину. - Лакей должен быть таким, Андреас. - Он был управителем замка, а не лакеем. - Вы и сейчас так думаете о нем? - Пришло время - и он открылся с иной стороны. Но я узнал обо всем, когда его уже не стало. Вот что меня мучает, не дает жить. - Я рад, что познакомился с вами, - сказал Энрико. - Что вы знаете обо мне!.. - Андреас тяжело вздохнул. - Интуиция. - Энрико потрепал его по плечу. - Наметанный глаз старого моряка... Послушайте, а как все же вам стала известна судьба этого человека? Мой нос чует какую-то тайну. Нет большего любителя загадочных историй, чем я. - Ничего загадочного. - Как же так? В доме все теряются в догадках, даже ваш отец, а вам вдруг удалось... - Отец знал! - Так это он вам рассказал? - Взяли бы меня к себе на яхту! - вдруг сказал Андреас. - Мечтаю уехать куда угодно, только бы далеко и надолго. Сколько здесь мерзости... Люди предают друг друга. - Кого же предали? - Многих. Например, моего лучшего друга. Кто-то донес, что у него в роду были евреи. Взяли всех: его, двух сестер, родителей. Это был такой парень!.. Я просил отца, чтобы заступился. Он занимает важный пост, мой отец... Знаете, он чуть не ударил меня! - Да... - Энрико помолчал. - Вы сказали: предали многих. Кого же еще? - Меня! - Вы живы-здоровы. Вот, веселитесь с друзьями. Кто вас предал? - Я устал, - вдруг сказал Андреас. - Устал и хочу выпить. Идемте к ребятам. В половине третьего ночи ДКВ, приняв все тех же пассажиров, тронулся в обратный путь: Андреас развозил приятелей по домам. Раньше всех машину покинули девушки - они жили на ближней к Вальдхофу окраине Берлина. Поначалу Энрико хотел попросить, чтобы его подвезли в район Потсдамерплац, где у ресторана ждал "опель". Но уже при въезде в город он заметил наблюдение: какой-то легковой автомобиль настойчиво следовал за ДКВ. Когда Андреас притормозил, высаживая девушек, остановился и второй автомобиль. Вскоре Андреас простился и со своим приятелем. - А куда отвезти вас? - спросил Тилле-младший Энрико. - Я живу на Ноллендорфплац, неподалеку от станции метро. Энрико как-то был в том районе и знал: это на порядочном расстоянии от "Фатерланда". - Ноллендорфплац, - нерешительно протянул Андреас.- Как же туда ехать?.. У Энрико созрело решение. - Дайте-ка руль. Мы в два счета будем у моего дома. Они поменялись местами. - Ого! - воскликнул юноша, когда ДКВ рванулся вперед, будто его пришпорили. - Вы не только моряк, но, я вижу, еще и гонщик! - У вас хорошая машина... Знаете, за нами следует какой-то дурак. Жмет изо всех сил. Терпеть не могу, когда меня обгоняют! - Я давно заметил этот автомобиль. С тех пор как погиб наш служащий, у замка вечно маячат какие-то типы. Иногда ездят следом, когда я развожу гостей. Не обращайте внимания. ДКВ так круто свернул в боковую улицу, что завизжали покрышки. - Осторожно, шины далеко не новые! - Хорошая машина, - повторил Энрико. - А чего они хотят, эти люди? Вы разговаривали с ними? - Кто же общается с филерами? Презренные твари. Видимо, не могут простить себе, что Дробиш не дался им в руки. - Дробиш? Кто это? - Так звали управителя. Он погиб в схватке с полицией. Его застрелили. - Так он все же был преступник? - Я думаю, тайный коммунист. Может быть, даже разведчик! - Какая чепуха, Андреас! Начитались детективных романов, вот и мерещатся предатели и шпионы. - Я прочитал не романы, а записки одного человека. Там было и о Дробише. - Записки? - Энрико не удержался, быстро взглянул на юношу. - Чьи записки, Андреас? - Одного человека... Маленький автомобиль продолжал кружить по улицам, приближаясь к району, разрушенному бомбардировками. Эти кварталы и были целью Энрико. Только бы выиграть время, хоть на несколько минут оторваться от преследования! - Когда мы снова встретимся? - спросил Андреас. - Даже не знаю... А хотели бы? - Пожалуйста, не забывайте меня. - Видите, какая история... Мы расстанемся, и филеры засыплют вас вопросами: кого везли, кто был ваш гость? Потом привяжутся ко мне. Война, все насторожено... - Я не скажу ни слова. - Полиция может обратиться к вашему отцу. - И ему ни слова! - Отцу нельзя лгать. - А если я ненавижу своего отца?! - выкрикнул юноша. - Ненавижу, ненавижу, - твердил он. - Вы не знаете, что это за человек! - И не хочу знать. Достаточно, что он ваш отец. - Но он предал меня! - Вы сошли с ума... Стойте! То, что вы прочитали о Дробише, - это записи вашего отца? - Его дневник. Там было и обо мне... - Где вы обнаружили дневник? - Исчез Дробиш - и к нам пришла полиция. Отец и я - мы оба помогали ей обыскивать дом. И случайно я нашел ключ - он находился в холле, под кадкой с пальмой. Когда кадку сдвинули, я наступил на него ногой. - Утаили? - Сперва не хотел, чтобы ключ попал в руки полиции: он был похож на тот, который я видел у отца. Потом стал догадываться, кто сунул ключ под кадку... Решил посмотреть, что же хранится в сейфе. Такая возможность представилась через несколько дней. - Дневник был в сейфе? - Да. Впереди смутно замаячили остовы домов. Дорога ухудшилась. Ее покрывал слои песка, битого кирпича. Начиналась зона разрушений. Энрико бросил машину в сторону, объезжая рытвину. Сбоку открылся темный переулок. ДКВ въехал в него, сделал еще поворот. Здесь улица круто спускалась к набережной, ответвление вело на магистраль, по которой они недавно проехали. Еще поворот - и автомобиль остановился. Энрико выключил мотор, - Кажется, мы ушли от них... Кто еще знает о ключе? - Никто. - А ваши приятели? Андреас покачал головой. - Где вы храните ключ? - Он у меня. - Здесь, с вами?! - вскрикнул Энрико. - Вот. - Андреас достал ключ. - Почему вы носите с собой такую улику? - Перед тем как ехать в ресторан, я вынул деньги из сейфа. Там много денег. Энрико взял ключ, взмахнул рукой в сторону реки. Раздался всплеск. - Выбросили?! - Смотрите, что могло произойти. Ваш отец пересчитывает деньги в сейфе. Обнаружилась недостача. Кого он может заподозрить? Конечно, сына, который каждый вечер бывает в ресторане. Вы спите, отец входит в комнату, обшаривает вашу одежду... Как бы вы доказали, что не помогали врагу нации Дробишу? Да вас сгноили бы в концлагере! Наступила пауза. Энрико почувствовал, что юноша дрожит. - Холодно? - спросил он. - Или перепугались? - Немного... - Ничего, теперь все страхи позади. Я ухожу. Мой дом неподалеку, но туда не подъехать. Все еще хотели бы встретиться со мной? - Да! - Назовите ваш телефон. Андреас сказал номер. Энрико повторил его, запоминая. - За телефоном могут наблюдать. Поэтому, позвонив, я попрошу... ну, скажем, Манфреда Фогеля. Вы ответите, что такого нет, положите трубку. Это значит, что ровно через два часа мы встречаемся у функтурма1, поняли? 1 Радиомачта па окраине Берлина. Ее окружал парк, в котором по вечерам любили гулять горожане. - Да... Наш телефон переводной: два аппарата - в кабинете у отца и у меня. - Понял. О деньгах не думайте: я помогу. - Вдруг отец все же спросит о вас? - Расскажите о случайном знакомстве. Когда предупредили о предстоящем воздушном налете и надо было покинуть ресторан, вы затащили меня к себе. Ведь все так и было! Ну вот, мы мило провели время в компании. Вашего нового знакомого зовут Герберт. А фамилию не запомнили... Скажете, что высадили меня недалеко отсюда, на Уланштрассе. Это все. Ни звука о нашем разговоре наедине, иначе отец вытянет из вас историю с ключом. Боже, какое счастье, что мы выбросили ключ!.. До свидания, Андреас. Проедете два квартала, там свернете налево - как раз будет нужная вам магистраль. Счастливого пути! ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ ГЛАВА 1 В три часа пополудни 23 октября Энрико вновь пришел в пивную на восточной окраине Берлина. Он занял столик, откуда хорошо был виден вход в заведение, заказал кружку пива и стал ждать. Кузьмич появился спустя десять минут - раздвинул занавес из бамбуковых стержней, подозвал официанта, спросил его о чем-то. Тот оглядел зал и покачал головой. После этого Кузьмич скрылся за занавесом. Он был в пальто и шляпе. Энрико понял, что должен идти за ним. Они шли по улице на расстоянии двадцати шагов друг от друга. На перекрестке Кузьмич свернул за угол. Там стоял крытый грузовичок, кузов которого по углам был раскрашен черными и желтыми полосами, как шлагбаум. Кузьмич подошел к шоферу, возившемуся в моторе, перекинулся несколькими фразами. Увидев появившегося из-за угла Энрико, чуть кивнул. Задняя дверь кузова была открыта. Энрико влез в грузовик. Минуту спустя туда же сел Кузьмич. Автомобиль тронулся. - Говори, - кивнул Кузьмич. - Говори и не спеши. Едем за город, у нас достаточно времени. - Вынужден был нарушить ваш запрет относительно появления в Вальдхофе. И Энрико рассказал о двух встречах с Андреасом. Кузьмич слушал, не перебивая. Да, теперь можно было считать доказанным, что Дробиш погиб, когда шел на свидание с руководителем группы. Оставалась неясной судьба самого Эссена. И не было возможности что-либо узнать о нем. Энрико вынул руку из кармана. На ладони лежал большой ключ с замысловатой бородкой. - Примите подарок! - А говорил, что выбросил, - усмехнулся Кузьмич. - Так вы мне и поверили, - в тон ему сказал Энрико. - Верно, не поверил... Но что же ты швырнул в реку? - Гаечный ключ - нашарил его под сиденьем. - Я так и подумал... - Кузьмич взял ключ, сунул к себе в карман. - Молодец, сделал хорошую работу. Ключ от сейфа Теодора Тилле - это большая удача. - Я рассказал не все, - продолжал Энрико. - Очередная встреча с Гейдрихом не состоялась. Он назначен имперским протектором Богемии и Моравии, вылетел в Прагу. - А кто вместо него в РСХА? - Будет совмещать обе должности. Он уже обергруппенфюрер. - Есть и еще новости? - Агентурные группы из учебного центра СД пачками отправляют на восток. Впечатление, что немцам приходится туго. А они утверждают: вот-вот будет взята Москва. - Слышал... Над Баку побывал "Юнкерс-88". - Бомбил? - Прилетал ночью, осветил город. Видимо, фотографировал. Бомб не сбросил. Вот и Саше запрещено делать то, для чего она послана. Сюда пришло несколько шифровок от ее имени: "У нас все готово, можем действовать". Тилле ответил отказом: работать, расширять связи, вести подготовку, но - ждать особой команды. Кстати, зафиксированы две попытки взорвать нефтепровод, идущий в Батуми. В ста километрах от Баку сожжен эшелон с бензином. И полное спокойствие на нефтепромыслах и заводах Баку... Что-то они замышляют. Может, хотят усыпить бдительность, чтобы ударить разом по самым важным объектам и в критическую минуту?.. - Хорошо бы полистать дневник моего шефа, - сказал Энрико. - Там может найтись объяснение. - Пока нельзя. - Обстановка тяжелая, а мы медлим. Немцы уже прорвались через Перекоп и заняли часть Крыма. Кроме того, взяты Харьков, Белгород, Курск, Калинин. Противник вышел к Ростову, к Горловке. - Это известно. - Я мог бы попробовать, Кузьмич! Правда, теперь мы знаем, что замок до сих пор под наблюдением, но все же... - Нельзя, Энрико. - Кузьмич помолчал. - Пока нельзя. - Вижу, возникает новый план? - Может быть... - Кузьмич достал ключ, подержал на ладони, вновь спрятал в карман. - Вот бы убедиться, что дневник все еще в сейфе! - А где ему быть? Сын рассердился на отца, потому что прочитал какие-то записи в дневнике. Сведения о Дробише тоже оттуда. Последний раз Андреас отпирал сейф четыре дня назад. Дневник был на месте... Но что вы замыслили? - Пока все очень смутно... Энрико откинулся на скамье, заглянул в целлулоидное оконце: - Куда мы едем? - К друзьям. Познакомишься. У них есть передатчик. - Кузьмич провел руками по щекам, посмотрел на Энрико. - Видишь, какое дело: у меня и впрямь неважно со здоровьем. Может случиться всякое... Ты должен быть готов все взять на себя. Он углубился в раздумья. Энрико молча смотрел на старика. Хотел было зажечь сигарету, но вспомнил, как Кузьмич раскашлялся в прокуренном зале пивной, сунул сигареты в карман. - Послушай, - вдруг сказал Кузьмич, - кто из твоих хозяев увлекается музыкой? - Гейдрих. - А какой инструмент? - Кажется, скрипка. - Вон как! - Кузьмич удивленно присвистнул. - В одной из шифровок Саше поручено навести справки о некоем человеке в Баку... Слышал ты о скрипках Страдивари? Так вот, Тилле считает, что в Баку есть одна из этих знаменитых скрипок. - У частного лица? - Да. - Нашли этого человека? - Жив-здоров. - А скрипка? - Представь, у него в самом деле оказался собственный "Страдивари"! Скрипка досталась от отца, который до революции долго жил где-то на Корсике. А сын даже не музыкант... - Тилле уже знает об этом? - Извещен. Пусть проникнется еще большим доверием к своему "агенту"... Конечно, приняты меры, чтобы скрипка надежно охранялась. - Ясно... А что вы задумали в отношении дневника? - Видишь ли, Дробиш смог сфотографировать только часть записей. Теперь нам необходим весь дневник. - Записи после начала войны? - Не только. Когда-то Тилле был близок к Гитлеру. Потом фюрер охладел к нему. Тилле воспринял это весьма болезненно. Дробиш слышал, как однажды его хозяин обозвал Гитлера шакалом... Понимаешь, какого рода записи могут оказаться в дневнике? - Хотите заставить его работать на нас? - Сегодня будет связь с Центром. Доложим о возможности сделать такую попытку. - Вот еще о чем я подумал... Вы сказали: над Баку прошел "Юнкерс-88", не сбросил бомб. Где гарантия, что не прилетят другие, но уже с целью бомбежки? - Последние месяцы я только об этом и думаю... Они считают, что успешно начали войну. Вот и надеются обойтись без разрушения нашей нефтяной промышленности. Поэтому и группа Саши сидит без дела. Таковы догадки. Но первое же крупное поражение немцев - и они могут все перерешить... Это учитывается. Ты должен знать: район сильно укрепляют. Бакинский корпус ПВО преобразован в армию. Город имеет третью по мощи противовоздушную оборону - после Москвы и Ленинграда. Но кто даст гарантию, что часть нацистских бомбардировщиков не прорвется к нефти Апшерона? Пусть это будет всего несколько самолетов... Только представь, что они могут натворить! - К Москве они прорываются. Могут и к Баку. - Энрико задумался. - А знаете, есть одна мысль... Вот я ставлю себя на место немцев. Им крепко дали по зубам. Наступление замедлилось. Советские войска держат оборону. Нацистское командование готово отдать приказ - разбомбить, сжечь наши нефтепромыслы. И тут ему доносят: противник считается с перспективой потерять Бакинский район, поэтому нефтеперегонные заводы, нефтепромыслы, электростанции - все подготавливает к уничтожению... Как поступят немцы, получив такие данные? - Странно, что ты пришел к этой мысли. - Почему? - Потому что есть секретное решение Советского правительства: в случае чрезвычайных обстоятельств в руки врага не должен попасть ни один нефтеперегонный завод или исправная скважина. Война есть война, надо предусмотреть самое худшее. И соответствующая работа уже ведется в Баку, Грозном, Майкопе... - Кузьмич, это решение надо подбросить немцам! Они все равно узнают о нем рано или поздно. Так пусть узнают теперь же, немедленно. 2 В 13 часов 19 ноября 1941 года в новой имперской канцелярии Гитлера открылось военное совещание. Обсуждалось положение на Восточном фронте. К 15 часам, когда был сделан перерыв для кофе, успели высказаться: начальник верховного командования вооруженных сил Вильгельм Кейтель, начальник штаба оперативного руководства верховного командования вооруженных сил Альфред Иодль, начальник генерального штаба сухопутных войск Франц Гальдер, командующий военно-морскими силами Эрих Редер. Свои замечания сделали: преемник Гитлера на посту главы государства - командующий военно-воздушными силами и уполномоченный по четырехлетнему плану Герман Геринг, начальник партийной канцелярии и заместитель Гитлера по НСДАП Мартин Борман. Присутствовали, но не выступали: глава СС Генрих Гиммлер, руководитель РСХА и рейхспротектор Богемии и Моравии Рейнгард Гейдрих, шеф абвера Вильгельм Канарис. Разумеется, никто не выказал сожаления по поводу несостоявшегося парада германских войск на Красной площади Москвы в день 7 ноября. Об этом просто не говорили. Зато было много суждений о том, что Красная Армия измотана и возможность сколько-нибудь крупного наступления советских войск исключается. После перерыва говорил Гитлер. Было решено1: 1 Данные взяты из отчета об этом совещании, сделанного Ф.Гальдером. операции в районе Москвы должны иметь целью полное уничтожение вражеских дивизий путем согласованных наступательных действий, а не фронтальное оттеснение противника; осуществить наступление одним корпусом на Воронеж; на севере - ликвидировать ладожскую группу русских; итальянские соединения переподчинить 4-му армейскому корпусу. Было констатировано положение в войсках: в целом - укомплектованность частей ниже среднего уровня, в особенности танками; не хватает горючего; противник по численности не уступает германским войскам, однако вести наступление не способен; 17-я армия: измотана боями; 6-я армия: крайне измотана боями; группа армий "Центр": наступление приостановлено из-за трудностей в снабжении войск и неблагоприятной погоды; 2-я армия: войска утомлены, снабжение осуществляется лишь с большим трудом. Было отмечено относительное благополучие в ряде пехотных и танковых соединений, которые продолжают наступление. Оперативные замыслы и возможные цели на ближайшее время: ликвидировать ладожскую группу противника, соединиться с финнами, удерживать фронт на рубеже Ленинград, Кронштадт; достигнуть Дона и Волги, цель - Сталинград, Майкоп; активизировать действия авиации - удары по железным дорогам на разрушение, удары по шоссейным дорогам. Политический эффект кампании: то, что уже совершено в России, надо считать невиданным достижением. В результате потери важнейших источников сырья, в особенности угольного бассейна, военный потенциал русских значительно снизился и в военно-экономическом отношении они не смогут быстро стать на ноги. На этом совещание был