поворачивайся живее! Кузьмич повиновался. "Фиат" шел легко. Сильный мотор чутко реагировал на малейшее увеличение подачи газа. - Больше не дави, - сказал Валетти, когда стрелка спидометра уперлась в цифру "100". - Кто тебя знает, какой ты специалист... Он прервал себя на полуслове и выругался. Впереди, за поворотом, возник новый городок и новое препятствие - на этот раз опущенный шлагбаум. Перед заграждением прогуливался человек в пальто, опоясанный широким ремнем, на котором висел тесак. Другой, с винтовкой наперевес, следил за тремя молодыми парнями - те сидели на краю кювета, заложив руки за голову. - Кто такие? - спросил Валетти, когда охранник просмотрел и вернул ему паспорт. - Здешние, - сказал человек с тесаком, - рабочие с лесопилки. Сложились и наняли грузовичок, чтобы ехать в Линц. - Послушать фюрера? - Точно... - Стражник недобро усмехнулся. - Торопились, канальи! Валетти недоуменно глядел на него. Стражник сходил к обочине, что-то поднял с земли и вернулся. В руках у него была брезентовая сумка. Откинув крышку, он поднес сумку к окну автомобиля. Ударила вонь. В сумке была гнилая картошка и десяток тухлых яиц, - Вот оно что! - пробормотал Валетти. Давно остался позади городишко с шлагбаумом перед въездом, а у Кузьмина перед глазами все стояли трое парней, которым не удалось по-своему встретить Гитлера на австрийской земле. Кто они? Быть может, члены коммунистической партии, загнанной в подполье незадачливыми правителями Австрии?.. Травлю австрийских коммунистов вел Дольфус и продолжал Шушниг. Поступив так, тот и другой устранили последнее препятствие на пути нацизма и сами стали его жертвами. Дольфус заплатил жизнью за недальновидность. Смещенный Шушниг, по слухам, арестован. Теперь сгниет в каком-нибудь концлагере, если его довезут до лагеря... Кузьмич вернулся мыслями к Саше. Еще десяток километров - и он у цели. Уже намечен план, как расстаться с итальянцами. Дело нехитрое... Он скосил глаза на Валетти. Тот спал, запрокинув голову и по-рыбьи шевеля открытым ртом. Второй итальянец привалился к боковому окну и дремал. Вскоре показался шпиль кирхи и труба цементного завода. До города оставалось километра два. Пришло время будить хозяев автомобиля. Выбрав порядочную рытвину на обочине, Кузьмич въехал в нее передним колесом, резко сработал рулем. Скорость была порядочная, автомобиль тряхнуло и занесло. Валетти разразился бранью. В зеркальце Кузьмич видел, как он растирал висок ладонью, - вероятно, ударился головой о боковую стойку. - Извините, синьор, - сказал Кузьмич. - Угодил в западню. Яма была скрыта под слоем мусора. - Ложь! - Право же, синьор... - Молчать! - рявкнул Валетти, едва сдерживаясь, чтобы не проучить кулаком легкомысленного водителя. - Ты задремал за рулем, вот что. Задремал, каналья, и машина съехала в сторону. Тут-то она и угодила в яму - на обочине, а не посреди дороги, лгун паршивый! - Даю обещание, синьор! - Кузьмич обернулся к хозяину автомобиля, молитвенно сложил ладони. - Хватай руль! - завопил итальянец. - Тормози! Кузьмич повиновался и вскоре остановил машину. При этом он еще раз попал колесом в рытвину. Еще через минуту он стоял на шоссе и глядел вслед "фиату", который быстро удалялся. Когда машина скрылась, он неторопливо двинулся к видневшимся неподалеку домам. Впереди не было ни шлагбаума, ни прочих заграждений. Теперь он не сомневался, что уже вечером встретится с Сашей и Энрико. Но он увидел ее еще раньше. Предместье городка было застроено небольшими коттеджами, вытянувшимися вдоль мощенной брусчаткой улицы. Они стояли тесно, домик к домику, каждый с крохотным аккуратным садиком, обнесенным невысокой изгородью, с католическим крестом или фигуркой святого в нише над входной дверью, с замысловатым флюгером на ребре островерхой крыши. Кузьмич шел неторопливой походкой фланера. Улица называлась Меркурштрассе и, как он знал, рассекала город надвое. На этой улице, ближе к центру, располагалась кондитерская "Двенадцать месяцев". Позади остались два квартала. Улица была пустынна. Лишь изредка проезжала машина да появлялись две-три фигурки - горожане спешили по своим делам. Город выглядел буднично, мирно. Но вот из переулка выкатился дизельный "бюссинг", обдал Кузьмича дымом, пахнущим керосином, устремился по магистрали. Кузов грузовика был набит людьми с винтовками. Где-то впереди "бюссинг" въехал на тротуар и остановился. Люди попрыгали на землю, устремились в подъезд здания. Послышались крики, со звоном лопнуло стекло. Кузьмич продолжал путь. Он шел по противоположной стороне улицы. Когда поравнялся с грузовиком, налет уже подходил к концу: люди с повязками со свастикой втаскивали в кузов трех мужчин и женщину, по виду - мастеровых. Грузовик взревел мотором и задымил по Меркурштрассе. Двери дома, от которого он только что отъехал, были распахнуты, окно выбито. Как свидетельствовала вывеска, здесь помещалась типография и переплетная, Еще квартал позади. Отсюда начиналась автомобильная дорога на запад. Кузьмич уже собирался перейти шоссе, как вдруг из-за поворота показался легковой "опель-капитан". Он шел от центра и, видимо, выбирался за город. Автомобиль имел опознавательные знаки полиции. Машина приблизилась, сбавила скорость перед поворотом и выехала на загородную трассу. В последний момент Кузьмич успел разглядеть на заднем сиденье двоих - офицера полиции и женщину. Спутницей полицейского чина была Саша Сизова. Автомобиль исчез на загородном шоссе, а Кузьмич все стоял на перекрестке. Наконец медленно двинулся по улице. Он знал о запросе, сделанном австрийской полицией в Южной Америке, откуда Саша прибыла в этот город. Вероятность таких действий полиции учитывалась, еще когда Сашу и Энрико готовили к заграничной командировке. И за результат запроса Кузьмич не беспокоился: советская разведка располагала возможностью сделать так, чтобы в полицию пришел положительный ответ. И это было осуществлено. Почему же Саша оказалась в полицейской машине? Какие новые осложнения возникли на ее пути? На эти вопросы не было ответа. Он приблизился к центру. Вот и кондитерская. Ее можно было заметить издалека. Большая вывеска изображала розовощекого мальчугана. В одной руке он держал стакан молока, в другой - шоколадного зайца, у которого недоставало уха. Ниже шло название заведения и фамилия его владелицы: Эстер Диас. Кузьмич вошел в кондитерскую, спросил чашку кофе и стал выбирать пирожное. Множество различных сластей было красиво разложено под сверкающим стеклом длинного прилавка. - Возьмите вот это. Продавщица, круглолицая девушка в кокетливой кружевной наколке, показала на замысловатое изделие. Поверх корочки крем был уложен в форме свастики. - Очень вкусно, - продолжала девушка. - Наша новинка. Придумана только вчера. - Она провела по губам розовым влажным язычком. - Я уже съела три таких... Попробуйте, господин! - Это ваше изобретение? - Что вы, господин! Я не способна на такое. Съесть - другое дело, - девушка звонко рассмеялась. - Пожалуй, я попробую, - сказал Кузьмич. И осторожно спросил: - Кто же автор? - Сама хозяйка. Продавщица сказала это почтительно, даже с гордостью. - Хозяйка?.. - медленно повторил Кузьмич, не сводя глаз с веселой девушки. - Хозяйка, сказали вы? Но помнится, кондитерской владел мужчина. - Это когда было! Уже год, как кондитерская в других руках. Кузьмич пожал плечами, что должно было означать его полнейшее равнодушие к словам собеседницы. Кофе поспел. Девушка наполнила чашечку, положила пирожное со свастикой на фарфоровую плитку, передала посетителю. - Вкусно, - сказал Кузьмич, попробовав. - Могли бы вы съесть еще одно? Разумеется, плачу я... - Но это будет уже четвертое! А я должна следить за фигурой. Толстухам редко удается выйти замуж. Говоря так, продавщица взяла пирожное с противня. - Вам это не угрожает, - льстиво сказал Кузьмич. - Ну, если так!.. - Девушка с жадностью съела пирожное. - Спасибо, господин! Не правда ли, вкусно? - Очень... Передайте мою признательность хозяйке. - Увы, ее нет... Возникла пауза. Кузьмич ждал затаив дыхание. А девушка перекладывала пирожные на витрине, ловко действуя широкой металлической лопаточкой. - Передадите, когда она вернется, - наконец сказал Кузьмич. - Обязательно. - Продавщица отложила лопаточку. - А почему вы не в Линце? - Не понимаю... - Боже, да вы ничего не знаете! В Линц должен приехать фюрер Адольф Гитлер. Быть может, в эту минуту он уже там и держат речь перед горожанами. - Но об этом не сообщалось в газетах. - Кузьмич изобразил удивление, растерянность. - Откуда такие сведения? - Радио! Передавали два раза, - наставительно сказала продавщица. - И многие отправились в Линц. Это совсем недалеко. Поехала и хозяйка. - Она взглянула на часы: - Думаю, фрау Диас уже там. Ее взял с собой полицей-президент. А у него автомобиль - ветер! ...Он расплатился и вышел на улицу. Все так же хлестал дождь с мокрым снегом. Ветер рябил лужи на мостовой. А Кузьмичу было жарко, он расстегнул пуговицы пальто, снял шарф и сунул его в карман. В городе было два отеля. Он выбрал тот, что был подальше от кондитерской, снял номер. Некоторое время он лежал на диване, приводя в порядок мысли и собираясь с силами. Потом осмотрелся - походил по этажу, заглянул в холл и пивной зал. Гостиница была маленькая. Судя по всему, большинство комнат пустовало. Спустя час он вновь появился в кондитерской, - Понравилось ваше пирожное, - сказал он продавщице. - Дайте еще одно и, конечно, кофе. - Я знала, что так и будет. Быть может, сразу возьмете две штуки? - Съел бы все до последней, - проговорил Кузьмич, разглядывая противень, на котором гнездилось множество кремовых свастик. - Но у меня не все ладно с желудком, следует соблюдать режим. На видном месте лежала переплетенная в белый сафьян книга отзывов. Он раскрыл книгу и сделал шифрованную запись о своем приезде. Он знал: что бы ни случилось, Саша каждый вечер обязательно просматривает эту книгу. Они встретились на следующий день. Дождь не переставал, только сделался мельче, крохотными каплями, почти водяной пылью оседал на земле, на шляпках и пальто немногочисленных прохожих, попадавшихся на пути приземистого "опель-кадета". В этот мглистый предвечерний час машина неторопливо катила по пустынным улицам, выбираясь на окраину. Здесь тянулась стена красного кирпича. За стеной было кладбище. Показался прохожий. Мужчина в шляпе и пальто с поднятым воротником шел вдоль стены, опираясь на трость. Машина поравнялась с ним. Остановилась. Oтворилась дверца, мужчина приподнял шляпу и сел в автомобиль, который тотчас тронулся. Со стороны могло бы показаться: вежливый водитель оказал услугу случайно встретившемуся пешеходу. - Ну, здравствуй, - сказал Кузьмич. Саша на секунду отняла руку от руля, сжала ладонь товарища. Дорога была скользкая, уже стемнело, и надо было внимательно глядеть вперед. Кузьмич вздохнул, откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. - Письма от твоих не довез, уничтожил, - сказал он. - Были обстоятельства... Извини, Саша. Она кивнула. - Энрико? - В Вене. Поехал к поставщикам. Вот-вот должен вернуться. - Понял... Что у тебя стряслось? Саша рассказала об отравившихся женщинах и о полицейском расследовании. - Был запрос за океан, - заметил Кузьмич. Саша быстро повернула голову к собеседнику. - Ну, что ты! - сказал он. - Все нормально. Он внимательно выслушал сообщение о контактах с полицей- президентом. - Чего хочет этот Иост? - Предложил стать моим компаньоном. - У него есть деньги? - Я спросила. Он ушел от прямого ответа... Но у него имеется кое-что более ценное. Иост - дружок Зейсс-Инкварта. - Что ж, хорошо. Только все равно надо, чтобы он сделал вклад. Настаивай, покажи себя деловым человеком. - Деловой человек вцепился бы в возможность использовать его связи. - Жадный деловой человек постарается использовать и его связи, и деньги. Настаивай. Покажи себя жадной. Будет больше ценить. - Вчера в Линце выступал Гитлер. - Знаю. - Там был и Зейсс-Инкварт, Проводил Гитлера на аэродром. Потом они около двух часов беседовали. - Зейсс-Инкварт и Иост? - Да. Уединились в ратуше. А я ждала в машине. - О чем был разговор? - Не знаю... Кузьмич, президента Микласа уже нет. Теперь Зейсс-Инкварт канцлер и президент. Так сказал Иост. - Но это противоречит конституции. - Они плевать хотели на конституцию. - М-да. - Кузьмич помолчал. - Что говорил Иост, когда вы возвращались сюда? - Сделал мне свое предложение о компаньонстве. Сказал, что Зейсс-Инкварт сулит ему крупный пост в министерстве безопасности и внутренних дел. - Тогда зачем ты ему нужна? - Он делец. Еще неизвестно, как сложится его карьера в министерстве. А здесь верный доход. И немалый. Нарисовал картину того, как мы развернем сеть кондитерских по всей стране. - Под его высоким покровительством? - Он так и сказал: "Действуйте смело, дерзко. Я буду вашим ангелом-хранителем". - Что же, не лишено интереса... Но все равно деньги он должен дать. Требуй. Покажи себя настойчивой, жадной. Такие в его среде ценятся высоко. - Понимаю. - Сеть кондитерских по всей Австрии... Может, кое-где и в Германии? - Боюсь загадывать. Нужны солидные средства. Пока их нет... Конечно, со временем они бы вернулись... - Деньги можно найти. - Тогда стоило бы рискнуть. - Думаю, стоит. Но я еще посоветуюсь... А пока жди. - Я здесь уже год. Еще ничего не сделала. Это угнетает. Мне очень трудно, Кузьмич. - Ты многое успела: прижилась, завязала важные знакомства. А спешить не следует. У тебя особое задание, и оно может быть выполнено только с началом войны. Впрочем, ты все это понимаешь не хуже меня. Обрастай связями, нащупывай людей, которые могут пригодиться. - Кузьмин продолжал, как бы рассуждая вслух: - Контакт с Иостом... А где найти другую такую возможность ездить в любые районы Германии, когда только вздумается?.. - Он прикоснулся к Сашиной руке. - По некоторым признакам, нацисты готовят акцию против Чехословакии. Быть может, и против поляков. Надо быть ближе к кухне, где это заваривается. - Ты из-за этого приехал? - Да. - Я должна перебираться в Германию? - Так решено. И кое-что уже подготовлено. Но теперь это будет запасным вариантом: твой альянс с Иостом - предпочтительнее. По крайней мере, я так думаю. Но повторяю, еще посоветуюсь. Некоторое время они молчали. Автомобиль успел объехать почти весь город и теперь вновь приближался к кладбищу. - Как выглядит дочка? - вдруг спросила Саша. - Когда ты видел ее? - Не смог повидать, Саша. Говорил по телефону. И с мамой тоже. Кузьмич скосил глаза на Сашу. Вероятно, она почувствовала его взгляд, покачала головой: - Решил, что раскисла? - Ничего я не решил... Мы долго разговаривали, с полчаса. Я все допытывался: может, им что-нибудь требуется... - Так они тебе и сказали! - Верно, не сказали. Но у них все в порядке - это точно. Туда ездил наш человек. Он и взял письмо. И карточку Лолы. Саша резко повернула голову, но встретилась с взглядом Кузьмича и сникла. - Не мог, - угрюмо проговорил Кузьмич. - Ну, не мог, Саша. Уж очень она на тебя похожа. И снялась в пионерском галстуке. Она же и не догадывается, где ты... А на одном сложном перекрестке я вдруг почувствовал внимание к своей персоне. Вот и пришлось уничтожить письмо и карточку. Саша вздохнула, ниже склонилась к рулю. Фары выхватывали из темноты косые белесые штрихи. Дождь усилился. Впереди снова возникла кладбищенская стена. Саша выключила фары, нажала на тормозную педаль. - Тебе пора, Кузьмич. - Да. - Он приоткрыл дверцу. - В четверг здесь, в это же время. Приготовь письмо. - Он криво усмехнулся: - Авось дойдет... Машина стала. Кузьмич прислушался. - Тихо, - сказал он. И снова усмехнулся: - Как на кладбище. Он вылез, прихлопнул дверцу, исчез в темноте. Автомобиль мягко взял с места. Прежде чем ехать домой, следовало побывать в кондитерской и взглянуть, как готовится завтрашний ассортимент. Теперь, когда встреча с Кузьмичом состоялась, Саша мысленно вернулась к тому, что повидала в Линце. В сознании возникло стрельчатое здание ратуши и толпа перед ним. Задрав головы, обыватели глазеют на Адольфа Гитлера. Тот держит речь с большого балкона, жестикулирует - вскидывает руки к голове и потрясает кулаками; сложив ладони, выбрасывает их вперед, будто таранит воображаемого врага, поминутно срывается на крик... Из фраз, которые долетали до толпы, явствовало, что он, Гитлер, считает Линц своей второй родиной, ибо рос здесь и учился, вскормлен здешним хлебом. Что, бродя ночами по городу, он клялся его улицам и площадям возвеличить Линц, Австрию. И пусть теперь люди судят, как он сдержал свою клятву. Отныне Германия я Австрия - одно государство с единой судьбой. Им определена великая роль. Очень скоро у ног тевтонов будет весь мир. Саша слушала Гитлера я глядела на толпу. Только что совершили насилие над страной, лишили ее государственности, а люди на площади пялятся на виновника всего этого, некоторые вроде бы даже довольны... В эти минуты произошло то, на что она уже перестала надеяться. К балкону, с которого кричал Гитлер, протиснулась плотная молчаливая группа. В оратора полетели какие-то предметы. На перилах балкона и на стене возникли пятна, подтеки. Те, кто был вблизи, зажали нос и устремились назад, пытаясь выбраться из толпы. В толпу ринулась полиция, отряды людей со свастикой на нарукавных повязках. Началась потасовка. А Гитлер продолжал бесноваться. И рядом с ним кричал, извергая угрозы, новый Сашин знакомец - Зейсс-Инкварт. ДЕВЯТАЯ ГЛАВА Два автомобиля мчались утром 15 марта 1939 года по широкой бетонной дороге, пересекавшей Саксонию с юга на север. Вчера днем они начали путешествие в Австрии и вот теперь приближались к Берлину. Первым следовал белый "мерседес" с флажком на переднем крыле (два серебристых зигзага на черном поле), что свидетельствовало о принадлежности его владельца к нацистской элите - СС. Вторым был синий "опель-кадет". "Мерседес" вел Йоганн Иост, одетый в военный мундир со знаками гауптштурмфюрера СС. Саша и Энрико дремали на заднем сиденье. Поначалу они ехали в своей машине, но потом Иост, которому наскучило одиночество, пригласил их к себе, а "опель" повел шофер Иоста. Весь вчерашний день автомобилям приходилось то и дело жаться к обочине, пропуская встречные эшелоны войск, главным образом танки и колонны грузовиков с солдатами. Войска двигались в направлении границы с Чехословакией. Иост торжественно приветствовал каждую колонну. Он весьма гордился своим новым мундиром и даже приспустил боковое стекло, чтобы лучше было видно, кто сидит за рулем "мерседеса". - Маневры, - пояснял он спутникам, - войска отправляются на очередные маневры, только и всего. При этом он хитро щурил глаз, давая понять, что это вовсе не маневры, а нечто чрезвычайно важное, о чем он, Иост, конечно же, осведомлен, но, увы, не волен разглашать военную тайну. Саша и Энрико понимали, куда направлялись войска. Полгода назад правители третьего рейха принудили президента Бенеша передать Германии Судетскую область. Можно было не сомневаться, что сейчас начинается новая акция против Чехословакии. Движение войск продолжалось и вечером. И все это время автомобильный радиоприемник, который Иост не выключал ни на минуту, доносил слова команд, обрывки каких-то диалогов. Временами врывался мужской голос, монотонно читавший длинные колонки цифр. Час от часу радиообмен нарастал, занимал весь диапазон коротких и средних волн. А на длинных волнах берлинская широковещательная станция передавала обычную информацию и симфоническую музыку. Ночевали в Хемннце. Утром, когда снова собрались в дорогу, шоссе было пустынно. Не встречая помех, автомобили шли на большой скорости. Саша прикинула: еще час-полтора - и они будут в Берлине. Все трое ехали на церемонию открытия берлинского филиала кондитерской. Фирма, в которой теперь было два владельца - Саша и Иост, сохранила прежнее название. Новый компаньон помог заполучить в столице отличное помещение, расположенное близь центральной Александерплац. Он же раздобыл в Вене и Будапеште новейшее оборудование и элегантную мебель. Саша заключила контракты с поставщиками и разработала ассортимент изделий. Последние два месяца она провела в Берлине, наблюдая за ходом работ по отделке помещения и установке оборудования, вернулась в Вену лишь неделю назад - здесь тоже было немало дел. До Берлина оставались считанные километры - машина уже миновала Потсдам, когда радио внезапно смолкло. Казалось, диктор осекся на полуслове. Вслед за тем из динамика вырвались пронзительные звуки фанфар. Иост увеличил громкость и повернул голову к спутникам. Его лицо сияло. - Навострите уши, друзья, - сказал он. - Сейчас вы кое-что услышите! Динамик продолжал изрыгать потоки звуков - теперь к фанфарам присоединились барабаны. И вот вступил диктор и провозгласил: в эту минуту все радиостанции рейха прервали свои передачи и транслируют Берлин, чтобы каждый немец мог услышать и навсегда запомнить документ, который будет сейчас оглашен. И он стал читать: "Фюрер и имперский канцлер сегодня в присутствии имперского министра иностранных дел Риббентропа принял президента Чехословацкого государства доктора Гаху и министра иностранных дел Хвалковского. По желанию последних на встрече с полной откровенностью было рассмотрено возникшее в последние недели весьма серьезное положение на территории Чехословацкого государства. Обе стороны единодушно выразили свое убеждение в том, что нужно приложить все силы, чтобы в этой части Европы восстановилось спокойствие, порядок и мир. Президент Чехословацкого государства заявил, что он ставит перед собой именно эту цель и в интересах достижения окончательного умиротворения он с доверием отдает судьбу страны и чешского народа в руки фюрера Германской империи. Фюрер принял к сведению это заявление и решил взять чешский народ под защиту Германской империи и обеспечить ему автономное развитие, соответствующее его народной жизни. Документ подписан в двух достоверных экземплярах". Должны были пройти многие годы, чтобы люди на земле получили возможность узнать подробности того, как была предана и продана нацистам Чехословакия. Но и в те секунды, когда диктор читал сообщение, мало кто верил, что на все это чехи пошли добровольно. Даже нацист Иост, всякое повидавший за годы своей адвокатской карьеры и, казалось бы, разучившийся удивляться, и тот не выдержал и расхохотался. - Ну и дела! - бормотал он, ошалело крутя головой. - Ведь вот как все обкручено! - И снова смеялся и доставал платок, чтобы промокнуть выступившие на глазах слезы. Спохватившись, он посмотрел на спутников. Те были серьезны - казалось, внимательно слушают радио. - Господа, - провозгласил он, стараясь, чтобы голос звучал торжественно, - уважаемые господа, сейчас вы присутствуете при историческом событии! Запомните эту минуту. Только что наши заклятые враги чехи преподнесли фюреру ключ от своего дома. Вчера вы видели на дорогах германские танки. Это значит: сегодня они уже там, в гостях у чехов... Нет, черт меня побери, не в гостях - у себя, в своем собственном новом доме, где много хлеба, масла и мяса... И заметьте, все это по доброму согласию, мирно, без единого выстрела. Вот так, господа! Энрико и Саша глядели на него и думали, что теперь война еще на шаг приблизилась к Советскому Союзу и еще больше возросла важность задания, которое они обязаны выполнить здесь, в глубоком тылу нацистского государства... Спустя три дня после описанных событий, вечером восемнадцатого марта, на одном из военных аэродромов Берлина приземлился транспортный "дорнье". Самолет подрулил к дальнему краю летного поля, где уже ждали два вместительных автобуса. Прибывших встречал старший офицер СС. Из самолета выходили мужчины в штатском. Некоторых можно было принять за туристов или коммивояжеров, иные смахивали на ремесленников или крестьян. Стоя у трапа, офицер каждому из них пожимал руку. Люди коротко кивали в ответ и исчезали в автобусах. Высадка была завершена в считанные минуты: никто из пассажиров самолета не имел багажа. Двери автобусов захлопнулись, машины ушли. Так вернулась в Берлин команда специального назначения СД, неделю назад заброшенная в Прагу. В те дни на территории Чехословакии действовали десятки команд СД и абвера. В канун вторжения вермахта в эту страну они занимались выявлением элементов, подлежавших аресту и уничтожению, как только страну оккупируют германские войска, вели разведку, сеяли слухи, панику. Особое внимание было уделено наблюдению за важнейшими промышленными объектами, чтобы предотвратить уничтожение их патриотами, - немцы были кровно заинтересованы в том, чтобы промышленность Чехословакии, особенно военные заводы и электростанции, попали к новым хозяевам целыми и невредимыми. Команде, о которой идет, речь, была определена иная задача. В день, когда Прагу займут германские войска и в город прибудет некое важное лицо, члены команды должны были смешаться с толпой на центральных улицах и зорко следить за тем, чтобы не было предпринято враждебных действий против высокого гостя. В этой команде действовал и Борис Тулин. Утром 16 марта, повинуясь полученному по радио приказу, он вывел группу агентов на Вацлавскую площадь. Части вермахта вступили в город еще накануне, и сейчас на улицах повсюду можно было увидеть немецкие мундиры. Патрули стояли на перекрестках, мерно шагали по обочинам мостовых. На Вацлавской площади войска вытянулись в две длинные шеренги, образовав коридор. В глубине площади была видна боевая техника. Оттуда доносился приглушенный рокот: танковые моторы работали на малых оборотах. И вот появились те, для кого была приготовлена эта встреча, - Гитлер и сопровождавшие его лица. Некоторые были знакомы Тулину. В пассажире одной из машин нацистского кортежа он узнал адмирала Канариса, затем увидел группенфюрера Гейдриха. Ревел военный оркестр. Солдаты взметнули "на караул" винтовки с ножевыми штыками. Тулин стоял в центре площади, тотчас за военным оцеплением. Рядом находилась группа пражан. Люди безмолвствовали. Когда мальчишка лет десяти, взволнованный невиданным зрелищем, вдруг сдернул с головы шапку и что-то закричал, стоявший рядом старик дал ему подзатыльник. Тулин быстро взглянул на старика, запоминая его лицо. По соседству стояли две женщины и еще одни старый человек. Все трое беззвучно плакали - глядели куда-то поверх немецких штыков и вытирали слезы, которые текли у них по щекам. Тулин сжимал в кармане рукоять пистолета, поставленного на боевой взвод, смотрел на этих людей. Ему стало смешно при мысли, что от них-то он и обязан оберегать священную особу Гитлера. Позже, когда самолет взял на борт команду СД и взмыл в воздух, Тулин посмотрел в иллюминатор и подумал, что пригороды Праги напоминают окраины Москвы. И вдруг представил, что по Москве тоже маршируют колонны немецких солдат, а впереди едет в автомобиле Гитлер... Ну что ж, начало положено. Совсем неплохое начало. Дай Бог, чтобы и дальше все шло так же хорошо. Он сделает для этого все, что в его силах. Он не принадлежал к разряду германофилов. Более того, недолюбливал немцев, считая их высокомерными, грубыми и мелочными людьми. Но нынешняя Германия Гитлера - это была единственная сила на земле, способная одолеть большевиков, следовательно, дать ему, Тулину, возможность вернуться в Россию... Автобусы доставили Тулина и его коллег в уединенную усадьбу близ Потсдама. Отсюда семь дней назад они отправлялись в свой чехословацкий вояж. Теперь члены команды СД сдавали одежду и фальшивые документы, которыми были снабжены перед поездкой, переодевались в свои костюмы и пальто. Затем каждому выдали конверт с семьюстами марками - по сто марок за день командировки - и разрешили ехать по домам. Борис Тулин выкатил из гаража свой одноцилиндровый БМВ, запустил двигатель и сел в седло. Сильная мотоциклетная фара хорошо освещала дорогу, и он все увеличивал подачу газа. Не терпелось скорее добраться до дома, до Стефании - за эту неделю он порядочно по ней изголодался. ДЕСЯТАЯ ГЛАВА С точки зрения Йоганна Иоста, церемония открытия берлинского филиала кондитерской прошла вполне успешно. Он находился в центре событий - держал речь перед репортерами, которых первыми впустили в зал и щедро угостили самыми лучшими изделиями, затем принимал и кормил делегацию национал-социалистского союза женщин - эти тоже были не прочь наесться на дармовщину. Когда кто-то из делегаток пожелал познакомиться со вторым владельцем фирмы, Иост пояснил: фрау Диас находится возле кулинаров и кондитеров, заканчивающих выпечку последних партий праздничного ассортимента, в этот ответственный момент она не может оставить без присмотра своих подопечных. Энрико, который тоже был с гостями, охотно поддержал Иоста. Сашу и Энрико вполне устраивало, что в делах предприятия австриец довольно нагло выдвигал себя на первый план. Ровно в полдень, как это было заранее объявлено, распахнулись двери заведения и специально нанятый оркестр грянул увертюру из вагнеровской оперы "Валькирия". К этому времени на улице собралась толпа. Экономика в Германии уже давно была перестроена в соответствии с провозглашенным Герингом лозунгом "Пушки вместо масла", люди сидели на скудном продовольственном рационе, порядком истосковались по вкусной еде. И в кондитерскую хлынули посетители. Иные старались держаться пристойно. Но большинство изо всех сил работали локтями, чтобы быстрее протиснуться к прилавкам, откуда шли дразнящие запахи печеного теста, масла, ванили, корицы... Помещение наполнилось гулом, возгласами. Почти непрерывно звонили кассовые аппараты. Саша вышла из кухни, стала в углу торгового зала и принялась наблюдать. Подошел Энрико. В зале то и дело возникали перебранки, ссоры. Вот господин и дама вцепились в подростка, который словчил и, обойдя очередь, совсем уже пробился к прилавку с пирожными. Парня с такой силой отшвырнули назад, что он грохнулся на пол, задрав ноги в красных полосатых чулках. Рядом оказался шуцман - огрел подростка резиновой дубинкой и пинком выбросил на улицу. Затем полицейский бесцеремонно растолкал очередь. Минуту спустя он уже пробирался к выходу, прижимая к груди большую коробку с пирожными. Толпа провожала его негодующими репликами. - Поразительно, - пробормотал Энрико. - Клянусь святым семейством, не верится, что это воспитанные немцы. - Гляди лучше, если не верится, - сказала Саша. В дверь вливались все новые группы людей. Толпа в кондитерской густела. Те, кому удалось сделать покупку, держали над головой коробки и свертки и прокладывали себе путь к выходу - раскрасневшиеся, потные. В этот будничный день трудовой люд столицы Германии либо стоял за станками и у конвейеров заводов и фабрик, либо отсыпался после ночной смены. Да и далековато было от рабочих окраин Берлина до фешенебельной Александерплац. Поэтому большинство посетителей кондитерской составляла "чистая публика" - обыватели, лавочники. Они-то и показывали себя в полной красе... Появился Иост. Лицо его было мокро от пота. - Уф, - проговорил он, доставая платок и промокая лоб, щеки, - ну и влипли мы с вами, господа. Какой успех, какой успех!.. Да снимите же свои мрачные темные очки, фрау Диас, и взгляните на это поистине вавилонское столпотворение... Нет, я решительно должен быть причислен к гениям коммерции!.. Только подумать, каких усилий мне стоило уговорить очаровательную компаньонку, чтобы она вложила деньги в берлинский филиал! - Ну, я колебалась не слишком долго, - ворчливо сказала Саша. - Я сразу поверила в ваше удивительное чутье, любезный компаньон. Что, разве не так? - Ваша правда. И торжественно заявляю: это только начало. Дайте срок, мы с вами еще не так развернемся!.. Вы тоже оказались на высоте, - Иост дружески подтолкнул Энрико. - Правда, сперва порядком попортили мне нервы, но в конце концов выложили денежки, и немалые! - О двенадцать апостолов! - Энрико нежно обнял Сашу. - Сказать по чести, я был убежден, что совершаю очередную ошибку! Вдруг он почувствовал, как напряглось плечо Саши. Она смотрела на входную дверь. Та вращалась, впуская все новых клиентов. Проследив за направлением Сашиного взгляда, Энрико увидел светловолосую статную женщину с сумкой в руке. - Куда вы?! - воскликнул Иост, заметив, что компаньонка пошла в служебное помещение. - На кухне Бог знает что творится, - сказала Саша, не оборачиваясь. - Энрико, ты мне понадобишься! - И она скрылась в дверях, Иост остался в зале, Энрико нагнал Сашу. - Что случилось? - сказал он. - Вошла женщина. Блондинка в синем плаще... - С клетчатой сумкой? - Да. Знаешь, кто она? Стефания Белявская! Энрико молча глядел на Сашу. - Я не ошиблась!.. - Она... видела тебя? - пробормотал Энрико. - Думаю, что не видела. - Так... - Он прикусил палец, что-то обдумывая. - Не выходи отсюда. Будь возле телефона. И поспешил в зал. Стефания Белявская!.. Энрико хорошо знал эту женщину по рассказам Саши. Мог ли он думать, что она вновь окажется на их пути, да еще в самом центре нацистской Германии! Он медленно приближался к прилавкам, возле которых теснились покупатели. Наконец увидел ее. Подошел и стал рядом. Некоторое время внимательно разглядывал. Энрико мог поступить так: Белявской он был незнаком. Перед ним стояла немолодая, но еще привлекательная женщина, разве что чуть вульгарная: слишком затейливо взбиты рыжие волосы, чрезмерно накрашен рот. Одета со вкусом, по моде: элегантный плащ, дорогой зонт с ручкой слоновой кости, лакированные туфли. Он перевел взгляд на сумку Белявской, из которой торчали покупки. Внимание привлекла коробка - на ней была изображена голова мужчины с намыленными щеками. Кому же куплено мыло для бритья? Можно предположить, что мужу. А супруг этой особы - врач Станислав Белявский. Неужели он тоже находится здесь, в Берлине?.. Энрико прикинул, сколько еще придется постоять в очереди этой женщине. Выходило, что минут десять - пятнадцать. Вполне достаточно, чтобы он успел взять пальто. Четверть часа спустя Энрико шел по улице вслед за Белявской. В кармане пальто лежали ключи от "опеля" - на случай если бы женщину поджидал автомобиль. Но та пошла пешком. Она пересекла центр, на Фридрихштрассе зашла в винный магазин и купила бутылку водки, затем спустилась в подземку. Поездка в метро закончилась в Целендорфе. Здесь, на окраине столицы, было пустынно и тихо. Вдоль мощенных брусчаткой улочек тянулись особнячки и коттеджи, одинаково обвитые плющом, с непременным крохотным газоном за оградой и табличкой с номером дома на ограде, возле калитки. Белявская вошла в один из таких коттеджей - уверенно толкнула калитку, перед этим привычно заглянув в щель почтового ящика, взбежала по ступеням крыльца и ключом отперла дверь в дом. Вскоре Энрико прошел мимо коттеджа, мельком взглянул на эмалированную табличку, запоминая адрес. Итак, Паркштрассе, 11. Телефонная будка была на углу. Он набрал номер и облегченно вздохнул, услышав голос Саши. Несколько минут спустя Саша уже знала улицу и номер дома, к которому необходимо доставить автомобиль. Энрико вышел из будки, неторопливо двинулся по улице. Вновь прошел мимо дома номер 11 и на этот раз заметил за оградой прислоненный к стене мотоцикл. Он должен был побольше узнать о коттедже и его обитателях. Расспросы соседей или прохожих исключались. Оставалось личное наблюдение. Это было сложно: поблизости не имелось пивной или кафе, где можно было бы устроиться возле окна, в которое видна улица, соседние здания. Вот почему ему нужен был "опель": машина - отличный наблюдательный пункт... Не прошло и часа, как в конце улицы показался маленький синий автомобиль. Он проследовал мимо Энрико и свернул в переулок. Две старухи и девочка, прогуливавшиеся по переулку, видели, как элегантный мужчина сел в подъехавшую машину и находившаяся там женщина подставила ему губы для поцелуя. - Совсем распустились девицы, - пробормотала старуха в черном ворсистом пальто. - Готовы делать детей прямо на улице! - И она больно дернула за косицу внучку, которая засмотрелась на целующихся. Прохожие скрылись за углом. Энрико отодвинулся от Саши, в нескольких словах передал то, что успел узнать. - Мотоцикл? - переспросила Саша. - Ты не ошибся? - Накрыт куском брезента. Но я отчетливо видел руль и часть переднего колеса. Кстати, на Фриндрихштрассе она купила бутылку спиртного. Я думаю, здесь и супруг, тот самый врач... - Болезненный, слабый человек. Станет он ездить на мотоцикле! - Кто же тогда? - У нее был и другой. - Погоди. Как его... Тулин? - Да. Энрико задумался. - Ну что же, - сказал он. - Если и Тулин в Германии, то, может быть, даже лучше, что они здесь вдвоем. Теперь уходи! - Осторожнее, Энрико. - Саша приоткрыла дверцу автомобиля. - Не спеши, все хорошенько взвесь. - Уходи, - повторил Энрико. - Постарайся поймать такси. Ночью в гостинице будь у телефона. Помни: я могу задержаться. Саша выбрался из машины. Перед тем как прикрыть дверцу, обернулась: - Номерные знаки забросала грязью. Цифр не видно. - Понял. - Еще: пистолет на месте. Только прошу: не спеши, Энрико! И она ушла. Энрнко включил двигатель, развернул машину и выехал из переулка. Конечно, они рисковали, покинув кондитерскую в первые же часы ее работы. Отсутствие Энрико еще могло пройти незамеченным. Но Иоганн Иост почти наверняка будет искать компаньонку. Однако ничего иного не оставалось. На всякий случай Саша сказала администратору, что почувствовала недомогание, пойдет к врачу, а оттуда - в гостиницу. ...До коттеджа номер 11 по Паркштрассе осталось около пятидесяти метров, когда "опель" приткнулся к обочине. Здесь росли два платана. Густо присыпанные снегом ветви деревьев склонились над тротуаром и частью мостовой. Под ними автомобиль был едва виден. Заглушив мотор, Энрико механически взглянул на часы. Они показывали около шести вечера. Через час стало смеркаться. Кое-где зажглись огни. Засветилось и окно в доме Белявской. В лучах света замелькали косые штрихи - с неба все так же сыпался редкий снежок. Он вылез из автомобиля, двинулся по направлению к коттеджу. Почти совсем стемнело, и сейчас он чувствовал себя увереннее. Счел возможным задержаться у палисадника и рассмотреть дом. Коттедж был невелик, - вероятно, комнаты три-четыре. Труба на скате крутой крыши курилась легким дымком. Энрико потянул носом и почувствовал характерный запах горелого кокса. Он прошел шагов сто и, когда обернулся, почувствовал: что-то изменилось в доме номер 11. Вдруг понял - в окне погас свет. Легли спать? Вряд ли, слишком уж рано. Что же тогда? Он заторопился к автомобилю. На полпути к нему увидел, как отворилась входная дверь коттеджа. Первой вышла женщина, стала спускаться с крыльца. Тот, кто появился за ней, задержался у двери. Послышался звон ключей. К этому времени Стефания была уже возле калитки. Спутник нагнал ее, чиркнул спичкой и раскурил сигарету. Сидя в автомобиле, Энрико сунул руку под панель с приборами, где был устроен тайничок, извлек пистолет, переложил во внутренний карман пиджака. Теперь он был готов следовать за Белявской и ее спутником. Но люди вышли из калитки и остановились. Кого-то поджидают? Скорее всего, так и есть. Условились о встрече по телефону, вот и ждут. Энрико напрягал зрение, стремясь возможно лучше разглядеть мужчину. Тот был выше среднего роста, атлетического сложения, судя по манере держаться - далеко не стар. Значит, не муж Стефании, а кто-то другой. И еще один вывод сделал Энрико. Мужчина старательно запер дверь, - значит, в коттедже были только он и Белявская. Не прошло и минуты, как за спиной Энрико послышался рокот мотора, по мостовой запрыгали пятна света. Рокот делался громче, сноп света ударил в багажник "опеля", выхватил из темноты тех, кто стоял на тротуаре. Прежде чем мужчина загородил ладонью глаза, Энрико разглядел его лицо с твердым волевым подбородком. Теперь он не сомневался, что это Борис Тулин. - Вот ты и появился, - пробормотал он. Между тем автомобиль проехал мимо "опеля", притормозил. Послышались возгласы, смех. Энрико видел, как Стефания и Тулин сели в машину. Хлопнула дверь. Автомобиль тронулся. Несколько секунд он размышлял. Ехать за ними? Быть может, остаться и ждать? Вернутся же в конце концов к себе домой эти двое! А два красных огонька все удалялись. Вот-вот скроются где-нибудь за поворотом. И Энрико принял решение. "Опель" резко взял с места. Пивная "Зигфрид" была известна тем, что имела "программу". По вечерам здесь давала представления труппа, состоящая из обычных актеров и лилипутов. Как свидетельствовала реклама, разыгрывались сюжеты из "Песни о Нибелунгах". Посему вход в пивную был платным. Билет стоил довольно дорого, и заведение посещали только люди определенного круга - ремесленники, лавочники, всякого рода маклеры и дельцы. Энрико вошел сюда вслед за Белявской, Тулиным и их спутниками - мужчиной и женщиной в форме офицеров СС. Некоторое время он медлил в вестибюле, причесывался перед зеркалом - ждал, чтобы интересовавшие его люди заняли места в зале. Потом он вошел в зал и устроился за столиком по соседству. Представление было в разгаре. На крохотной сцене располагалось пышное ложе под балдахином с кистями. Здесь находились некая средневековая дама и ее кавалер. Этот последний медленно раздевал партнершу, старательно демонстрируя залу каждую снятую с нее деталь туалета. Дама не менее старательно изображала растерянность и смущение. Зал бурно реагировал. Люди хохотали, топали ногами. Иные протискивались к рампе и что-то кричали актерам, Воздух в зале был сизым от табачного дыма. К запаху табака примешивались "ароматы" разгоряченных тел посетителей, запахи подгоревшего мяса и чеснока... И тут появились карлики. Маленькие черные фигурки с всклокоченными бородами крались к алькову, дико сверкая глазами, размахивая ружьями и кривыми ножами. Зал застонал. Зрители повскакали из-за столиков, заорали, предупреждая любовников об опасности. Обнаженный мужчина спрыгнул с алькова и ринулся на врагов. Дама, на которой сейчас уже ничего не было, последовала его примеру. Началась потасовка. Пока мужчина расправлялся с полдюжиной врагов, несколько других карликов атаковали даму, норовя повалить ее на постель. Та отбивалась, кричала. Но все видели, что сопротивление ее слабеет. А на кровать карабкались все новые черные фигурки. Вот-вот должна была наступить развязка. И тогда два служителя задернули занавес. Зал разразился рукоплесканиями. Дали свет. Вышел служитель и объявил перерыв. Перед Энрико уже давно стояла высокая кружка с пивом. Он не притронулся к ней. Он ничего не ел с самого утра, а пиво, если человек голоден, действует вдвое активнее. Нет, сейчас требовалось, чтобы у него была свежая голова. Зато вовсю пировали за соседним столиком. Там было тесно от напитков и еды. Тулин уже успел опорожнить несколько стаканчиков шнапса, всякий раз запивая спиртное большим глотком пива. Не отставала и Стефания. Перед ней тоже стояли три пустых стаканчика, и она властным движением руки показывала кельнеру, чтобы тот принес еще. Постепенно шум в зале стал стихать. Вскоре Энрико мог расслышать, о чем разговаривали интересовавшие его люди. Обняв соседа и положив другую руку на плечо Стефании, Тулин рассказывал об охоте на медведей. Вот он заставил собеседника встать, присел перед ним и движением руки показал, как ножом вспарывают брюхо медведю. Выпрямившись, он захохотал. Он был сильно пьян - стоял, чуточку покачиваясь, медленно поворачивался и оглядывал зал. Глаза его остановились на рояле, находившемся возле подмостков. Он двинулся к роялю, ногой пододвинул стул. Зал заполнили звучные аккорды. - Русский гимн, - сказала Стефания соседям по столику. - Называется "Боже, царя храни". А Тулин уже бросил играть, стал карабкаться на сцену. Вот он одолел несколько ступеней, обернулся к залу и поднял руки. - Господа! - крикнул он. - Господа, только что вы слопали Чехословакию. Слопали, не подавились, и это приятно моему сердцу. Зал, притихший после того как он сел за рояль, взорвался криками, рукоплесканиями. Тулин стоял на авансцене, балансируя разведенными руками и улыбаясь. Постепенно шум стих. - Говори! - крикнул кто-то из-за спины Энрико. - Продолжай говорить, ты нам нравишься. Тулин попытался шагнуть вперед, но зацепился ногой за рампу и едва не упал. - Господа, - сказал он, - еще раньше вы проглотили Австрию и даже не поперхнулись. А до этого очень и очень хорошо поработали в Испании, И это мне тоже весьма приятно! Зал снова бурно приветствовал оратора. - Я хочу выпить! - заявил Тулин. К нему протянулись руки с пивными кружками. Он покачал головой, поморщился. - Я русский, - сказал он. - Я русский, господа. Так пусть мне дадут водки! Сосед Стефании прошел к сцене и протянул Тулину полный стаканчик. Тот взял водку, движением ладони попросил тишины. - Господа! - Сейчас Тулин кричал, побагровев от натуги, выбросив вперед сжатую в кулак руку. - Я приглашаю вас в Россию. Всех приглашаю - вас, ваши танки, бомбардировщики, все ваше оружие! Я пойду с вами, и вот этими... - он залпом выпил водку, швырнул стаканчик на пол и выставил обе руки с растопыренными пальцами: - Вот этими лапами буду бить, душить всех, кто станет поперек нашей дороги! - Браво! - крикнула Стефания. Все обернулись к ней. Люди, сидевшие за дальними столиками, вставали с мест, чтобы лучше видеть женщину. Она влезла на стол, простерла руки к эстраде. - Борис! - кричала она, пританцовывая от возбуждения. - Браво, Борис! Я пойду с тобой! Я тоже буду стрелять! Стрелять и жечь! Зал неистовствовал. Обыватели ринулись к Стефании, подняли ее и на руках понесли к подмосткам. Дюжина голосов затянула "Хорст Вессель". Некоторое время Энрико наблюдал за этой сценой, потом стал выбираться из зала. Время приближалось к полуночи, когда синий "опель" вновь появился на северо-восточной окраине Берлина. Энрико приткнул автомобиль к нескольким другим машинам, стоявшим за две улицы от нужного ему дома, и дальше пошел пешком. Коттедж номер 11 с темными окнами и припорошенной снегом крышей казался мрачным, таинственным. Снова начал идти снег. Снежинок не было видно в темноте, но Энрико ощущал их на своем лице: щеки покалывало, они покрывались мельчайшими капельками влаги... Он оглядел пустынную улицу и вошел в калитку. Входная дверь, как он знал, была заперта. Попытался открыть окно в боковой стене. Не вышло: оно оказалось запертым изнутри. Двинулся дальше. В противоположной от улицы стене было второе окно и дощатая дверь, - вероятно, выход из кухни. Надавив на дверь, он почувствовал, что ее держит только задвижка или щеколда. Извлек из кармана перочинный нож, раскрыл его, просунул лезвие в дверную щель. Да, это была щеколда. Нож легко поднял ее. Дверь отворилась. Оставив обувь за дверью, он вошел в дом. Он сразу почувствовал характерный запах - будто неподалеку растерли головку чеснока. Шагнув к газовой плите в темноте, пробежал пальцами по вентилям горелок. Один из них был открыт. Завернув вентиль, прошел в комнаты. В спальне кроме деревянной сдвоенной кровати был туалетный столик с зеркалом и платяной шкаф. Он ощупал висевшую в шкафу одежду - несколько платьев и штатских костюмов, наткнулся на мундир. Сперва под пальцами обозначился витой погон, затем "молнии" на одной из петлиц. Так он выяснил, что Борис Тулин является офицером СС. Присев на край кровати, он задумался. Конечно, самое простое - остаться в доме и уничтожить обоих, как только они появятся. Но где гарантия, что сюда не ввалится вся пьяная компания - хозяева коттеджа и их дружки? В этом случае все осложнится. Да и не хотелось бы поднимать руку на людей, которые, строго говоря, еще не являются прямыми противниками. Иное дело - Тулин и Белявская, всеми своими делами поставившие себя вне закона... Как же быть? Он прошел в соседнюю комнату, судя по обстановке, служившую гостиной и кабинетом, затем вернулся на кухню. В комнатах воздух был чист, здесь же запах газа все еще чувствовался. Запах газа... Энрико взглянул в сторону плиты, что-то соображая. Подошел к ней, ощупал вентили. Так и есть - четыре горелки. Пятая, надо думать, в ванной. Ну что ж, вполне достаточно. Вот и окно из кухни выходит на противоположную от улицы сторону. Широкое окно. То, что нужно. А за ним, шагах в пятнадцати, смутно маячит толстое дерево. Надежное укрытие. Оттуда не промахнешься в такую хорошую цель, как большое кухонное окно... Что потребуется еще? Он пошарил по посудной полке, нашел пластиковый стаканчик, сунул его в карман. Ну, кажется, достаточно. Остальное есть в автомобиле. Теперь следует затворить двери в гостиную и спальню: газ должен скопиться на кухне, а не растекаться по дому. В ванной он отвернул кран подачи газа в нагревательную колонку, вернулся на кухню и открыл все четыре вентиля газовой плиты. Помедлил, прислушиваясь к шипению вытекающего газа. По дороге к автомобилю Энрико подобрал два обломка кирпича. Еще несколько минут ушло на то, чтобы из бензобака нацедить горючее в пластиковый стаканчик, проверить исправность зажигалки. Обвязав обломки кирпича кусками сухой тряпки, он взял то, что приготовил, вернулся к дому. Он стоял за древесным стволом, в нескольких шагах от крыльца коттеджа, и ждал. Сейчас он больше всего на свете боялся, что Тулин и Белявская вернутся домой раньше времени - до того, как кухня заполнится газом. Снег перестал падать. Небо начало очищаться от туч. Кое-где проглянули звезды. И ветер поднялся - холодный, сырой, он дул порывами, забирался под пальто, леденил тело. Мучительно хотелось курить. Но он и думать не мог о сигарете. Не смел выйти из укрытия, чтобы чуточку размяться, прогнать холод. Прошло около часа. Он тревожно кашлянул. Скоро должна наступить развязка. Предстоит действовать в полную силу, молниеносно. А у него спина окоченела, колени и ступни налились тяжестью. Еще четверть часа ожидания. Прикинув, что теперь достаточно натекло газу, он вновь вошел в дом. Когда он появился из двери, его глаза горели, по лицу текли слезы. Но он сделал, что требовалось, - перекрыл газовый кран в ванной и три вентиля кухонной плиты. Теперь, если по какой-либо причине операция сорвется, владельцы коттеджа обнаружат только один не завернутый вентиль, А это вполне можно отнести за счет невнимательности хозяйки... Те, кого он поджидал, появились перед самым рассветом. Из машины первым вылез Тулин. Он едва держался на ногах, но все же пытался помочь Стефании. Водитель автомобиля и его спутница глядели на них и хохотали. Кончилось тем, что мужчина оставил руль, вышел на тротуар и стал подсоблять. Общими усилиями Стефанию вытащили. Время шло, а трое на тротуаре все никак не могли расстаться. Тулин лез целоваться с приятелем, Стефания тащила обоих в дом, крича, что у нее есть торт и настоящая русская водка. Гость упирался и твердил, что выпило достаточно, а он еще должен благополучно довести машину до гаража. Наконец ему удалось вырваться, сесть за руль. Автомобиль уехал. Тулин и Стефания, поддерживая друг друга, махали ему рукой. Теперь они были во власти Энрико. Стоя за деревом, он не спускал с них глаз. Тулин отворил калитку, проковылял к крыльцу, извлек из кармана связку ключей, стал перебирать их, отыскивая нужный. Стефания не выдержала - вырвала у него ключи, отперла дверь и вошла. В тот же миг Энрико подскочил к Тулину, ребром ладони нанес удар в горло. Опустив на ступени лестницы потерявшего сознание противника, ринулся в дом. Там коротко вскрикнула Стефания... Вот Энрико вновь появился на крыльце, подхватил Тулина. Втащил его в дом, запер дверь изнутри. Потребовалось немного времени, чтобы перенести на кухню мужчину и женщину и выскочить на воздух. Но перед этим он положил ключи Тулину в карман, извлек оттуда и бросил на пол его зажигалку. Пластиковый стаканчик с бензином и прочее, подготовленное для акции, - все было за стволом дерева, в пятнадцати шагах от дома, прямо перед окном в кухню. Он облил бензином завернутые в тряпицы куски кирпича: если первый зажигательный снаряд погаснет или не достигнет цели, сразу же будет брошен второй. Он заставил себя помедлить с полминуты - ждал, чтобы хоть немного унялась резь в глазах, схлынули слезы. Потом поднял завернутый в тряпку кусок кирпича. Достал зажигалку, поудобнее уложил ее на ладони. Успел подумать, что обязательно надо унести пластиковый стаканчик и второй обернутый в тряпицу обломок кирпича. Палец толкнул рифленое колесико зажигалки. Тряпка вспыхнула. В следующее мгновение Энрико метнул в кухонное окно гудящий бензиновый факел, а сам упал за древесный ствол. Звон лопнувшего стекла утонул в грохоте взрыва. ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА В этот теплый летний вечер замок Вальдхоф и окружающий его парк казались огромной бриллиантовой россыпью - так сверкали и переливались в ночи разноцветные огни иллюминации. Гирлянды лампочек и фонариков были вывешены вдоль аллей, охватывали клумбы цветов, змеились по берегам водоемов. На лужайке перед замком в свете цветных прожекторных лучей били в небо струи воды. Фоном для них, если смотреть из замка, являлась трехметровая огненная свастика, которая медленно вращалась. А сам замок - массивный двухэтажный дом с зубчатыми башнями по углам и центральным шпилем в виде трезубца, на котором был укреплен металлический герб владельца - рука с коротким и широким тевтонским мечом, - сам замок Вальдхоф казался обиталищем колдуна из старых германских легенд... Показался галопирующий всадник. Осадив коня возле крыльца, он спрыгнул на землю и, передав поводья груму, широким шагом направился в замок. Это был хозяин Вальдхофа - Теодор Тилле. У входа в замок стоял камердинер - атлетического сложения человек во фраке и с белым цветком в петлице. Он вопросительно смотрел на хозяина. - Можно выключить, - сказал тот. - Все сделайте сами, будку с рубильниками заприте, ключ спрячьте. И не спускайте с меня глаз, когда все соберутся. Вы поняли? Камердинер молча поклонился. - А где Андреас? - Молодой господин у себя, - сказал камердинер. - Он в ванной. Скоро начнет одеваться. Тилле кивнул камердинеру и вошел в дом. - Конрад! - вдруг позвал Тилле. Камердинер встрепенулся и поспешил в замок. Из центра просторного холла вели на верхний этаж две массивные лестницы. Тилле стоял на левой лестнице, наклонившись через широкие перила. - Конрад, - сказал он, когда камердинер подошел к лестнице, - напоминаю, чтобы репортерам не мешали, если они проникнут на празднество. Камердинер поклонился. Потом он прошел к будке электрика и выключил несколько рубильников. Иллюминация в парке погасла. В это время Тилле миновал кабинет, библиотеку и спальню сына, занимавшие все левое крыло верхнего этажа замка, толкнул дверь в ванную. Тилле-младший только что вылез из ванны, растирался мохнатой простыней. В зеркале было видно, как отворилась дверь и вошел отец. Не оборачиваясь, Андреас Тилле развел руки в стороны, с силой согнул их в локтях и сжал кулаки. На руках вспухли округлые бицепсы. - Ну? - сказал он. - Неплохо, малыш. - Папаша шутливо ткнул его кулаком в спину. - Совсем неплохо, вполне годишься, чтобы встать у резиденции фюрера вместо любого из двух бронзовых атлетов - с мечом в руке или с факелом, как тебе больше понравится1... Но шутки в сторону, оденься и как следует осмотри дом. Не упусти ни единой мелочи, в конце концов, сегодня ты здесь хозяин. Ты, а не я. 1 Скульптуры, установленные у главного входа в новую имперскую канцелярию в Берлине. - Хозяин лишь до двенадцати часов ночи... - Не пытайся возражать. В двенадцать ты уедешь в Берлин. Утром я присоединюсь к тебе... Ну, марш! - А это правда, что фюрер держал меня на руках? - вдруг спросил Андреас. - Правда. - Сколько же мне было? - Три года. - И он спас меня? - На улице шел бой. Каким-то образом ты оказался на мостовой. Люди метались из стороны в сторону. Кругом гремели выстрелы... Да я сто раз рассказывал об этом! - Погоди!.. Как же случилось, что нас разъединили? Где в тот момент был ты? - Толпа, напуганная выстрелами, устремилась на нас, когда мы шли по тротуару, сбила меня с ног... Больше я ничего не помню. Очнулся, когда рядом стоял фюрер. Он держал тебя на руках и помогал мне подняться с земли. - А кругом стреляли? - Грохот был такой, что у тебя долго болели уши. Я истратил уйму денег на врачей. Расплачивался с кредиторами почти полтора года. - Но у меня ничего не осталось в памяти... - Юноша наморщил лоб, затряс головой, - Хоть какое-нибудь воспоминание!.. - Ты был слишком мал. Достаточно, что у меня память в порядке. - А фюрер... Он помнит? - В прежние годы он не раз рассказывал об этом, называл твое имя. А сейчас у фюрера столько забот... Не будем нескромны, Андреас, нельзя докучать великому человеку... Тилле-старший кривил душой. Сегодняшний праздник в честь шестнадцатилетия сына он затеял с единственной целью - напомнить Гитлеру о том, что существует на земле Теодор Тилле, который в трудное для него, фюрера, время не стоял в стороне, помог ему, быть может, даже вызволил из беды, спас... А юноша продолжал расспросы. Теперь его интересовало, очень ли был беден отец в то далекое время. - Я же говорил, - ответил тот, - объяснял, что влез в долги и полтора года расплачивался с кредиторами. - Но сейчас мы богаты? Отец мог бы ответить: "Да, очень". Но он пожал плечами и заметил, что семья прочно стоит на ногах, только и всего. Андреасу не надо беспокоиться за будущее. - Тебе помог фюрер? Тилле-старшему и на этот вопрос полагалось бы дать утвердительный ответ, ибо Гитлер расплатился с ним весьма щедро. Однако он предпочел произнести туманную фразу, из которой можно было понять, что фюрер помогает всем, кто этого заслуживает. Затем Теодор Тилле направился в свои апартаменты и влез в ванну. Вода оказалась нужной температуры и в меру сдобренной ароматическими эссенциями. Специальные щетки с длинной ручкой, чтобы можно было потереть между лопаток, комплект губок, мыло и шампуни - все это находилось на месте, под рукой. Одним словом, порядок, который Тилле самолично разработал и ввел в доме, этот порядок неукоснительно соблюдался. Убедившись в этом, он блаженно прикрыл глаза и погрузился в воду до подбородка. Из головы не лез разговор с сыном, его расспросы о фюрере. Тилле усмехнулся, представив, как выглядел Гитлер в далеком 1923 году. В ту пору ему было не до спасения ребенка. Выплыть бы самому, удержаться на поверхности, добраться до берега и столкнуть в воду противников - вот что владело помыслами будущего фюрера. Тогда-то и была задумана акция, которую потом остряки назвали "пивным путчем". Для путча необходима была хоть какая-нибудь аудитория, полагал Гитлер. Он выступит перед ней с речью, зажжет сердца людей, поведет толпу за собой. Такой случай представился 8 ноября. В тот день в мюнхенской пивной "Бюргерброй" собрались обыватели, чтобы послушать речь профсоюзного деятеля, посудачить, напиться пива и разойтись. И вот в зал врывается Гитлер, которого сопровождают два десятка вооруженных штурмовиков. У него горят глаза, всклокочены волосы. Вскочив на стул, он стреляет из револьвера в потолок. В это же время штурмовики устанавливают у выхода пулемет. Зал ошеломлен, ничего не может понять. А Гитлер уже возле трибуны. Навстречу спешит полицейский офицер. Он преграждает путь, держа руку в кармане. Гитлер бледнеет от страха, но успевает приставить револьвер к виску полицейского: "Руки вверх!" Оказавшийся поблизости второй полицейский отводит его руку с оружием. А потом произошло чудо: полицейские отпустили Гитлера. Тот устремился к трибуне, которая была свободна - предыдущий оратор удрал от греха подальше. "Национальная революция началась! - кричит Гитлер. - Со мной шестьсот человек, вооруженных с ног до головы... Казармы рейхсвера и полиции заняты нами; рейхсвер и полиция уже идут сюда под знаменем свастики". Все это было вранье. Но завсегдатаи "Бюргерброя" поверили. Так начался пресловутый "пивной путч". А вот как он завершился. Наутро, когда Гитлер и Людендорф вывели на улицу обманутых ими людей (им было объявлено, что низложен президент республики, а также имперское и баварское правительства), полиция перегородила узкую Резиденцштрассе и стала стрелять. Путчисты попадали на землю. Как только огонь прекратился, Гитлер вскочил на ноги и удрал, хотя незадолго до этого публично клялся, что "грудью встретит вражеские пули". Все это стало широко известно. Насмешкам не было конца. На голову незадачливого вождя нацистов они сыпались со всех сторон и, конечно, со страниц прессы - авторы фельетонов и карикатуристы вовсю упражнялись в остроумии. Надо было что-то делать. И тут на помощь пришел Теодор Тилле. Он был рядом с фюрером, когда тот начинал свою акцию в "Бюргерброе", был и в числе демонстрантов утром 9 ноября, хотя из предосторожности держался на почтительном расстоянии от головной группы шествия. Что же предпринял Тилле? В первую очередь встретился с Еленой Бехштейн1 и так разжалобил сердце престарелой дамы, что та немедленно внесла кругленькую сумму в партийную кассу нацистов и вдобавок объявила себя приемной матерью Адольфа Гитлера. Это давало ей возможность навещать Гитлера в тюрьме - через два дня после провалившегося путча полиция посадила будущего фюрера в Ландсбергскую крепость. 1 Супруга известного фабриканта роялей, ярая сторонница нацистов. Но все изложенное не могло идти в сравнение с той главной услугой, которую Тилле оказал фюреру после его выхода на свободу. В один прекрасный день Гитлер поднялся на трибуну пивной "Левенброй", ведя за руку мальчика. Выждав, чтобы в зале стало тихо, он поведал собравшимся трогательную историю о том, как подобрал этого ребенка у стен Фельдхернхалле2 в день путча и на руках вынес из-под обстрела. 2 Здание-памятник германским полководцам в Мюнхене. В зале бешено зааплодировали - сперва Герман Геринг, Рудольф Гесс, Эрнст Рем, Рейнгард Гейдрих и другие коллеги оратора, затем все присутствующие. Рукоплескания смешались с криками восторга и здравицами в честь "вождя нации". Теодор Тилле хлопал в ладоши и кричал вместе со всеми. Гитлер, который неподвижно стоял на эстраде, прижимая к себе мальчика, встретился с ним взглядом и чуть наклонил голову. Он благодарил своего верного паладина: ребенок, который стоял на эстраде рядом с фюрером, был сын Теодора Тилле - Андреас. Наутро пронацистская пресса напечатала подробные отчеты об эпизоде в пивной "Левенброй", поместила десятки фотографий Гитлера и "спасенного" им мальчишки. Не остался в стороне и Теодор Тилле. Он охотно раздавал интервью, в которых свидетельствовал: все было так, как рассказывал Адольф Гитлер. В последние дни января 1933 года нацисты в союзе с другими реакционными силами страны привели к власти своего лидера Адольфа Гитлера. Он стал канцлером - главой Германского государства. Несколько дней спустя новый канцлер встретился с наиболее близкими ему людьми на уединенной вилле. Был вьюжный вечер, порывы ветра раскачивали деревья в парке, ветви вязов и буков стучали в окна просторного холла. В такую пору особенно хорошо чувствуешь себя возле камина, если в нем жарко горит огонь. Обстановка настраивает на мирный лад, человека тянет к воспоминаниям... Камин в холле был разожжен, пламя жадно пожирало все новые порции угля, который щедро подбрасывал Теодор Тилле. На низком широком столике имелось вдоволь пива и бутербродов. Словом, была вполне подходящая обстановка, чтобы хлопали пробки, произносились спичи... Однако присутствующим было не до сантиментов. Нацисты могли удержаться у власти, только подавив, а точнее, истребив своих идейных противников, прежде всего коммунистов. Сейчас обсуждался кардинальный вопрос: как разделаться с КПГ, влияние которой росло в стране день ото дня, а заодно и с иными прогрессивными организациями. Геринг высказал мнение, что хорошо бы обвинить коммунистов в крупном преступлении, поднять шум я прессе и по радио, взбудоражить обывателей при помощи блоклейторов1. Разумеется, коммунисты не замедлят ответить на предъявленные им обвинения. Борьба выплеснется на улицы. А это уже повод, чтобы в дело вступили штурмовики и полиция. 1 Квартальные уполномоченные нацистской партии. Гитлер досадливо дернул плечом, заметив, что это не решение вопроса. Обычной акцией - убийством или, скажем, взрывом - здесь ничего не добьешься. Преступление должно быть таким, чтобы у людей кровь в жилах заледенела. Но, по всем признакам, это невыполнимо. На разработку и проведение акции таких масштабов требуется время. А его нет: в марте должны состояться выборы в рейхстаг и ландтаги земель. Если до этого не разделаться с коммунистической партией, положение резко осложнится. Никто не знает, каким будет соотношение сил в стране после выборов... Теодор Тилле как раз подбрасывал в камин очередную порцию угля. При последних словах фюрера он вздрогнул, всем корпусом повернулся к нему. - Что такое? - спросил Гитлер, глядя на приятеля. - Пожар! - пробормотал Тилле и показал на камин. Гитлер снова посмотрел на него, на этот раз уже с опаской. Он даже несколько отодвинулся в сторону. - Пожар, - повторил Тилле. - Нужен пожар. Большой пожар в центре Берлина. Чтобы пылал, как этот камин, долго - час, два часа, десять часов. Чтобы все были убеждены: пожар - дело рук коммунистов, заклятых врагов нации! В доме стало тихо. Все молча смотрели на Теодора Тилле. А тот, выговорившись, почувствовал усталость, спад. Сидел опустив голову. И вдруг услышал, как кто-то крикнул: "Пусть горит рейхстаг!" Был ли это Геринг или кто-то другой, Тилле так и не узнал. Да это не важно, кто первый крикнул, что поджечь надо рейхстаг. Главное, что отыскался нужный объект - одно из красивейших зданий столицы, едва ли не реликвия государства. Такой пожар наделает шуму - уж в этом можно не сомневаться. Так был вынесен приговор германскому рейхстагу. 27 февраля нацисты привели в исполнение этот приговор. Вот первое сообщение о пожаре, составленное и распространенное ими по всему миру. "В понедельник, около 21 часа 15 минут вечера, пожарная команда была вызвана в рейхстаг, где в части здания с куполом возник пожар. По вызову пожарная команда направилась туда с машинами 10 берлинских пожарных постов. На место пожара явился большой отряд шупо2 и оцепил на большом расстоянии здание рейхстага. Прибывшие пожарные команды нашли большой золотой купол рейхстага охваченным пламенем. Вся окрестность была залита дождем искр. Пожарная команда и полиция немедленно проникли в рейхстаг, и здесь им удалось задержать человека, который открыто признался в поджоге. Он заявил, что принадлежит к Нидерландской коммунистической партии". 2 Полицейские. Рейхстаг пылал, а отряды штурмовиков мчались на машинах во все концы города, включив полицейские сирены. У каждого отряда имелись списки коммунистов, которых полагалось немедленно схватить и убить или бросить в тюрьмы и концлагеря, спешно создаваемые под Берлином и в ряде других мест. В первый же день была арестована вся коммунистическая фракция рейхстага, а также большинство прочих левых депутатов и журналистов, многие тысячи членов коммунистической партии. Спустя неделю количество арестованных уже исчислялось десятками тысяч. В это ответственное время Тилле делал важную работу. Он возглавлял группу штурмовиков, носился с ними по городу, забыв о еде и отдыхе. Судьба была благосклонна к нему. Случилось так, что один из арестованных антифашистов не выдержал допросов с избиениями и назвал адрес, по которому скрывалось несколько коммунистов. Тилле не промедлил, успел обложить этот дом. В его руки попало семеро мужчин и одна женщина. Трое из них оказались членами ЦК компартии страны, женщина - помощницей самого Эрнста Тельмана. О поимке важных противников и о том, кто руководил операцией по их захвату, в тот же день стало известно Гитлеру - Тилле и здесь все сделал как надо. Назавтра он был приглашен к фюреру и обедал у него. Когда он покинул рейхсканцелярию, у него сияли глаза. Впервые в жизни он стал владельцем недвижимости: имперское правительство подарило ему замок с угодьями - тот самый, в котором сейчас должен был состояться праздник в честь дня рождения Андреаса. ...Теодор Тилле вылез из ванны, докрасна растер тело простыней. Мысленно он все еще был в удивительном 1933 году. Удивительном и щедром: тогда кроме замка он получил еще некую сумму денег и чин штурмбанфюрера СС с золотым партийным значком в придачу. Вот так было пять лет назад. Теперь же многое обстояло иначе. Последние годы он вел себя тихо, не лез вперед, и о нем стали забывать. Недавно, когда фюрер устроил большой прием по поводу аншлюса Австрии и состоявшегося вслед за тем плебисцита, в результате которого нацисты получили преимущество, Теодору Тилле даже не прислали приглашения. Надо было действовать, напомнить о себе. Поразмыслив, он решил, что хороший повод для этого - предстоящий день рождения сына. Вот он и отметит шестнадцатилетие Андреаса. Закатит праздник, да такой, чтобы о нем заговорил весь Берлин... Он направился в спальню и стал одеваться. Вот-вот должен был начаться съезд гостей. ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА Рейнгард Гейдрих прибыл на службу с некоторым опозданием. С рассвета и до девяти часов утра он находился за городом, где пробовал спортивный "хорх" новой модели, специально доставленный с завода в Берлин, чтобы давний покровитель фирмы и опытный автомобилист Гейдрих мог оценить машину и сказать свое слово. Машина понравилась: легко набирала скорость за полтораста километров, хорошо "держала дорогу" и вписывалась в повороты; особенно удачны были подвеска и тормоза новой системы. Словом, Гейдрих вернулся в город в отличном настроении. Как всегда, он начал рабочий день с просмотра обобщенных разведсводок о положении в стране и за рубежом и сводки криминальной полиции о важнейших происшествиях за ночь. Гейдрих читал сводки и мрачнел. Если обстановка в Австрии не вызывала опасений, то иначе обстояли дела в новом имперском протекторате Богемия и Моравия. Нет, пока здесь не доходит до вооруженных выступлений или иных акций против немцев. Но ежедневно десятки и сотни молодых чехов тайно покидают страну. Куда же они направляются? В сводке подчеркивалось: эмигрируют в Великобританию, где обосновались бывшие правители Чехословакии. А это означало, что со временем там возникнут военные формирования из числа беженцев и что в конце концов они обратят оружие против Германии. А в самом протекторате продолжает действовать коммунистическая партия, казалось бы разгромленная и обезглавленная уже в первые дни оккупации. В сводке указывалось: по последним сведениям, создан новый подпольный ЦК чешской компартии... В разведсводке по Германии главной неприятностью было сообщение об усилении активности антифашистов на заводах концерна АЭГ и Мессершмитта в Аугсбурге. Один экспериментальный истребитель, оборудованный секретной новинкой - взлетным ускорителем, взорвался во время испытательного полета. Эксперты еще не закончили расследование, но есть основания полагать, что причина катастрофы - диверсия. Третья сводка, подписанная шефом 5-го управления РСХА (криминальная полиция) группенфюрером СС и генерал-лейтенантом полиции Артуром Небе, была не лучше первых двух. Она начиналась с сообщения о раскрытии в Берлине двух притонов гомосексуалистов, которые посещали некоторые видные особы... Гейдрих отложил сводку, вызвал секретаря и приказал принести кофе. Следовало отдохнуть и привести в порядок мысли, перед тем как заняться делом, которое вчера поручил ему Гитлер. Он не признавал крохотных чашек, которых хватает на один глоток. Здесь у его личной служанки хранилась объемистая фарфоровая кружка с надписью внутри, на донышке: "Моему хозяину", подаренная группенфюреру супругой. Шефу РСХА кофе подавалось только в этой кружке. К тому же заваривался кофе особым способом - электрический нагреватель раскалял очищенный морской песок в жаровне, а уж в этот песок вставлялась кружка... Итак, кофе был принесен. Гейдрих отхлебнул из кружки и причмокнул от удовольствия. И здесь коротко прогудел зуммер телефона прямой связи с Артуром Небе. Шеф криминальной полиции доложил о важном происшествии, которое случилось на рассвете и потому не попало в сводку. Речь шла о взрыве газа в коттедже. Мужчина и женщина, хозяева дома, сгорели, коттедж разрушен. Группа расследования, составленная из лучших специалистов, еще продолжает работу, но уже можно сказать, что, по-видимому, имел место несчастный случай: владельцы дома и их приятели отправились в ресторан, в спешке был оставлен открытым кран одной из конфорок газовой плиты. Несколько часов спустя хозяева вернулись, попытались включить свет или зажечь спичку... - Мой милый Небе, - прервал собеседника Гейдрих, - за каким дьяволом вы рассказываете все это, да еще с такими подробностями? Мало ли у нас ротозеев? Погибли два пьяных идиота - так им и надо! Или у вас нет более важных дел? - Это были ваши люди, группенфюрер... - Что-о? - вскричал Гейдрих. - Кто такие? - Двое русских. Некие Борис Тулин и Стефания Белявская. Говорят, что оба... - Стоп! - Гейдрих встал. - Вот что, Небе, вы лично отвечаете за расследование. Эти люди делали важную работу. Они действовали против России. Вы понимаете меня? - Этого я не мог знать, шеф. - Знаете теперь! Учтите: все может быть не так просто, как показалось на первый взгляд. - Понял, группенфюрер. - Держите меня в курсе. Я жду новостей. И Гейдрих положил трубку. Его взволновал не сам факт гибели двух работников службы безопасности. Тем более что их уже нельзя было посылать в Россию, а для иных дел особой ценности они не представляли. Беспокоило другое: что если приглашение Тулина и Белявской на выпивку, взрыв и пожар - не стечение обстоятельств, а спланированная акция? Не могло ли быть так, что смерть Тулина и Белявской - ответный удар советской разведки? Быть может, к акции причастна одна из групп Сопротивления, которые, как это известно СД, возникают в разных концах страны, ищут связи и помощи у зарубежных противников нацизма?.. Отложив сводки, шеф РСХА вернулся к кофе. Теперь он думал о предстоящей беседе с человеком, который, вероятно, уже прибыл и дожидается в приемной. Рука Гейдриха скользнула в ящик стола и извлекла пачку фотографий. Карточки были сделаны в ночную пору. Лица людей, освещенные сильными дуговыми лампами, контрастировали с глубокой чернотой фона... Снимки выполнил секретный сотрудник СД. Они изображали обнаженных мужчин и женщин, скачущих на неоседланных лошадях по празднично иллюминированной аллее. На голове у всадников были тевтонские рогатые каски. Конники сжимали в руках бутыли или фляги. Вчера Гейдрих показал эти фотографии Гитлеру, когда докладывал о делах. Внимание Гитлера привлек снимок, запечатлевший такой эпизод: здоровенный мужчина с плечами и грудью, заросшими волосами, перетаскивает к себе на лошадь всадницу, галопирующую рядом, тоже совсем обнаженную. Фоном для этой пары служила огромных размеров светящаяся свастика и причудливо изгибающиеся струи фонтана. - Где это было? - спросил Гитлер. - В имении Теодора Тилле, мой фюрер. Оргия продолжалась всю ночь. Четверо гостей отправлены в больницу: травмы в результате падения с лошадей. Далее Гитлер спросил, когда состоялось празднество и по какому поводу. Гейдрих все объяснил. - Очень жаль, - сказал Гитлер и покрутил головой. - Мальчишке не следовало глядеть на такие вещи. Пригласите Теодора Тилле и сделайте ему внушение. Я знаю этого человека. Думаю, простого внушения будет достаточно. - Мальчик ничего не видел, - заметил Гейдрих. - Отец заблаговременно отослал его в Берлин. - Вот как! Это меняет дело. В таком случае старину Теодора не в чем упрекнуть. В конце концов, каждый развлекается, как умеет. Теодор Тилле старый член СС. А я не намерен превращать СС в монастырь. У вас иное мнение? Гейдрих поспешил кивнуть в знак того, что целиком разделяет точку зрения фюрера. Он уже сложил бумаги в папку, собирался сунуть туда же и фотографии, как вдруг отворилась дверь. Вошел Гюнше - личный адъютант Гитлера, исполнявший также обязанности камердинера и лакея. Это был самый доверенный человек правителя третьего рейха. - Письмо, мой фюрер, - сказал Гюнше в ответ на вопросительный взгляд хозяина. При этом он улыбнулся, как бы поясняя, что письмо необычное и он, Гюнше, поэтому-то и осмелился войти в кабинет, когда фюрер не один. Гитлер взял конверт, вынул из него сложенный лист бумаги. При этом на стол выпал банковский чек. "Тысяча марок", - определил Гейдрих, скользнув взглядом по документу. Между тем Гитлер читал письмо, надев очки, чего, кстати говоря, никогда не делал при посторонних - полагал, что очки повредят его престижу. На двух страницах автор письма клялся в любви и преданности фюреру, который когда-то спас ему жизнь. Теперь, став взрослым ("недавно мне исполнилось шестнадцать лет"), он мечтает об одном: отдать все силы и саму жизнь во славу фюрера и империи. А пока что передает в распоряжение главы партии и государства все сбережения, которые накопил с первых лет своей жизни. Гитлер прочитал письмо сперва про себя, затем вслух. - Славный юноша, - сказал Гейдрих, когда увидел, что Гитлер достал платок и старательно вытирает глаза. - Кто он? Надо будет запомнить его имя. - Мальчика зовут Андреас, - сказал Гитлер, - Андреас Тилле. Старый национал-социалист и наш добрый друг Теодор воспитал хорошего сына. При этом он выразительно посмотрел на стопку фотографий. Гейдрих пометил в своем блокноте. Но сделал это только для вида. Он все понял, еще когда Гитлер читал первые строчки письма. Ведь это он, Гейдрих, в свое время разработал легенду о том, что в день "пивного путча" фюрер спас жизнь незнакомому мальчишке - вынес ребенка из-под огня полиции. А придумав это, подобрал исполнителей и затем осуществил сам спектакль. Не обманывался он и относительно причин, по которым было написано сегодняшнее письмо Андреаса. Он мог бы прозакладывать голову, что "сыновнее послание фюреру" продиктовал Тилле-старший. Между тем Гитлер справился со слезами и теперь прохаживался по кабинету. Гейдрих сидел и ждал. Он знал, чем все это кончится Растроганный фюрер прикажет, чтобы преданного нациста пригласили, поинтересовались его нуждами, делами.. Что же, все к лучшему. Бесспорно, Тилле-старший - ловкач. А СД и полиции безопасности всегда нужны люди способные творчески мыслить, добиваться своего, перешагивать через любые препятствия. И он уже прикидывал, где лучше всего использовать Теодора Тилле... Вот как все обстояло вчера в кабинете Гитлера. За истекшие сутки Гейдрих все обдумал, взвесил. Теперь приглашенный прибыл и ждет аудиенции. Что ж, за дело! Войдя в кабинет группенфюрера, Тилле отсалютовал "приветствием Гитлера" и остановился. Его пригласили сесть, угостили коньяком и кофе. Гейдрих был предупредителен и любезен. Некоторое время разговор вертелся вокруг малозначительных тем. Затем хозяин кабинета спросил: правда ли, что партейгеноссе Тилле долгое время жил в Южной Америке? - Правда, - пробурчал Тилле и настороженно взглянул на собеседника. Если человека вызвал шеф службы безопасности, значит, предварительно изучил его прошлое. Так какого же черта Гейдрих темнит, прикидываясь, что чуть ли не впервые видит сидящего перед ним посетителя! Будто не осведомлен в том, что его, Теодора Тилле, хорошо знает сам фюрер! Но Тилле сдержался. Он сообщил, что родился в тех местах, провел в Америке детство и юность. - А потом, - продолжал Тилле, - вместе с Рудольфом Гессом, который тоже из наших краев, мы сели на корабль и пересекли океан, чтобы навсегда поселиться на земле предков и лучше служить нации. Он не без основания полагал, что имя Гесса, заместителя Гитлера по партии, произведет должное впечатление. Гейдриху был известен и этот факт из биографии Тилле. Он тепло улыбнулся гостю, подлил ему коньяку, пододвинул коробку с сигаретами. - Где именно вы родились? - последовал новый вопрос. При этом Гейдрих поглядел в глаза собеседнику, и Тилле стало не по себе от тяжелого, щупающего взгляда главы РСХА. - Мамаша произвела меня на свет в Колумбии. Я вылупился из яйца в сотне миль от Боготы, на отрогах Восточных Кордильер - там находилась асьенда1 моих родителей. Данное событие произошло в последний день августа первого года нынешнего столетия в двадцать часов сорок три минуты. Секунды я опускаю... 1 Поместье. Тилле шутил, пытаясь избавиться от странного состояния неуверенности и тревоги, которое вдруг возникло у него в этом кабинете. Гейдрих улыбнулся - одними губами, тогда как лицо оставалось неподвижным, - и спросил, имеются ли у Теодора Тилле родные в других странах. - Только сестра, - последовал ответ. - Одна сестра, да и то не родная. Дочь моего дяди... - За пределами Германии? - Да. - Где именно? - Была в Соединенных Штатах. - Была... Как это понять? - До середины двадцатых годов дядя жил в Калифорнии, затем подписал контракт с русскими и уехал в Россию. - Уехал один или с семьей? - В Россию отправились все - он, жена, дочь. Контракт был подписан на пять лет. Вот он и поехал с семьей. Когда истек срок контракта, дядя вернулся в Калифорнию. - Что делал в России ваш дядя? - Он был инженером. Специализация - строительство заводов нефтяной химии. В России сперва наблюдал за сооружением крупного нефтеочистительного завода, затем налаживал на нем производство. - Где он теперь? - Увы, умер несколько лет назад. Вскоре за ним последовала жена. - Дочь? - Жива. Точнее, была жива еще год назад... я давно не имею вестей от кузины. - У вас с ней неважные отношения? Ссора? - Нет, здесь другое... - Тилле сглотнул ком. - Видите ли, она осталась в России. - Осталась в России, - бесстрастно повторил Гейдрих. - Почему? Тоже подписала контракт? - Ну что вы! О каком контракте речь! Эта особа ничего не умеет. Глупа как пробка. Вдобавок взбалмошна и своевольна. - Что же тогда? - Она выскочила замуж, вот что. - Кто же супруг вашей кузины? - Какой-то кавказец. - Так они там и живут, в России? Где именно? - Год назад жили в Баку. - Вот как... - задумчиво проговорил Гейдрих. - А чем он занимается, этот ваш родственник? - Вовсе он не мой! - Тилле обиженно дернул плечом. - Я и в глаза не видел этого типа. Известно лишь, что он инженер, был заместителем моего дяди. - А знаете, это интересно. - Гейдрих прошелся по комнате. Вновь подсев к гостю, наполнил его рюмку: - Можно предположить, что человек, работавший заместителем крупного иностранного специалиста, после отъезда этого специалиста имеет шансы занять его пост. - Все так и есть, группенфюрер, - сказал приободрившийся Тилле. - В своем последнем письме эта женщина хвастала, что супруг назначен главным инженером завода. - Она не так уж глупа, любезный Тилле. Удивлены? Ну что ж, поясню свою мысль. Ведь ваша сестра скрыла от советских властей, что у нее есть брат в Германии и что он - нацист. - Почему вы так думаете? - Сами прикиньте! - А ведь вы правы, - сказал Тилле. - Конечно, она скрыла это. Иначе русские не назначили бы мужа на столь высокий пост! - Именно так, любезный Тилле. - Теперь я начинаю понимать, почему письма из России шли в адрес нашей престарелой тетки. А уж она передавала их мне. - Ну вот, все встало на место. Вы зря недолюбливаете свою далекую кузину... Как вы сносились с ней? - Сказать правду, остерегался писать в Россию. Этим занималась тетка. Но и она писала весьма редко. За все время пять или шесть раз. - Упоминалось ли в письмах ваше полное имя? - Ни разу. От меня тетка имела строгое указание на этот счет. - Очень хорошо. Гейдрих нацедил себе сельтерской воды, посмотрел сквозь бокал на свет и заметил гостю, что вот так же бурлит и клокочет планета Земля. Имеется в виду реакция дипломатических кругов и мировой прессы на известные действия Германии в последнее время - в Австрии и Чехословакии. Сделав паузу, он взглянул на Тилле. Тот сидел, уставясь в угол комнаты, и молчал. - Все это только начало, проба сил рейха, - продолжал Гейдрих. - Достигнутое не идет ни в какое сравнение с тем, что намечено и предстоит свершить в ближайшем будущем. Перед нацией стоят задачи огромной важности. Решив их, немцы станут хозяевами Европы. И не только Европы... - К чему вы все это, группенфюрер? - недовольно сказал Тилле. - Пытаетесь прощупать меня? Но мы с вами птицы из одного гнезда! Гейдрих выпил бокал, пожевал губами. Он хотел ответить: "Хорошо, что ты напомнил о себе и что всплыла история с этой твоей кузиной и ее мужем". Но сказал другое: - Вчера я долго беседовал с фюрером. Он принял решение укрепить нашу службу. И первым назвал ваше имя. Гейдрих встал. Поднялся и Тилле. - Это связано с заграницей? - спросил он. - В какой-то степени да. Надеюсь, вы не против? - Против? - вскричал Тилле и стиснул кулаки. - Я горд, счастлив, черт меня побери!.. Ах, глупец, и зачем только я притащился сюда! - Что все это означает? - строго сказал Гейдрих. - Извольте объясниться! - Означает, что я предвидел, чем закончится разговор. Не зря же вы так подробно выспрашивали меня про Южную Америку. Теперь я буду послан консулом в какую-нибудь вшивую провинцию за океан. Как же: заграничная работа, особое доверие, почет, честь!.. На деле же буду делать третьесортную работу вдали от родины, пока не подохну от какой-нибудь экзотической хвори или пули наемного убийцы... И все потому, что осмелился напомнить о своем существовании. Будто не я сто раз вставал под огонь за фюрера и нацию... Дурень я, дурень: возомнил, что на старости лет заслужил солидный пост в партии или, скажем, в СС. Боже, вот ведь как ошибаются люди! Закончив этот горестный монолог, Тилле сел, достал платок и шумно высморкался. Сейчас он и сам верил, что забыт, обойден, едва ли не обворован. Гейдрих смотрел на него с улыбкой. Он видел, что Тилле ждет ответа, умышленно затягивал паузу. Тилле прекратил наконец возню с платком, с мрачным видом стал выбирать сигарету. - Погодите! - Гейдрих прошел к шкафу, стоящему за письменным столом, вернулся с ящиком сигар. - Попробуйте, - сказал он и раскрыл ящик перед Тилле. - Эти сигары я держу для самых уважаемых гостей. Смею думать, они вам понравятся. Тилле раскурил сигару, не подняв глаз. Она и впрямь была хороша. Наблюдавший за ним Гейдрих удовлетворенно кивнул, прошел к тому же шкафу и принес новую коробку, вдвое большую. - Это подарок, - сказал он, ставя коробку на стол, - Здесь две дюжины точно таких же. Тилле глядел на коробку и молчал. - Спасибо, - наконец пробормотал он. - Не стоит, -Гейдрих поставил на стол модель танка размером со спичечный коробок. Танк немедленно пришел в движение - рассыпая искры из ствола пушки, помчался к Тилле. Это было неожиданно, и Тилле отпрянул. А танк добежал до края стола, на мгновение завис над кромкой доски, но не свалился, а повернул и устремился в обратную сторону. Тилле не выдержал и расхохотался. - Вашему малышу, - сказал Гейдрих, пряча танк в коробочку. - Мой подарок ко дню рождения Андреаса. Фюрер был очень доволен его письмом и чеком. - Письмом и чеком? - повторил Тилле, старательно изобразив удивление. - О чем вы, группенфюрер? Гейдрих сделал вид, что все принял за чистую монету, и в нескольких словах поведал о вчерашнем разговоре с Гитлером. - Славный малыш, - сказал он в заключение. - Истинный сын нации. Жаль только, что теперь вы будете уделять ему меньше времени. Фюрер поручает вам дело государственной важности. - Что именно? - пробормотал Тилле. - Работу против России. На мой взгляд, один из важнейших участков этой работы. - Что вы имеете в виду? - Кавказ. Нефть Кавказа. Тилле наморщил лоб, тяжело приподнялся в кресле. - Должен ли я понимать так, что мое сообщение о двоюродной сестре... - Это счастливое совпадение, и только. Когда рейхсфюрер СС1 и я решали данный вопрос, мы почти ничего не знали о вашей кузине. Нам импонирует ваша хватка, умение мыслить комбинационно, ваша энергия, напор. Ко всему, вы пользуетесь доверием фюрера. Он так и сказал: "Я буду спокоен, если старый национал-социалист Тилле возглавит это направление вашей службы. Поздравьте его со званием штандартенфюрера2". 1 Этот чин имел Генрих Гиммлер. 2 Чин в СС, соответствовал званию полковника. Тилле почти упал в кресло. - Вы привели собственные слова фюрера? - пробормотал он. Гейдрих кивнул. Он продолжал: - Пусть вас не смущает новизна дела, отсутствие опыта. Вам помогут. Вы быстро во всем разберетесь... Через два часа я буду у фюрера. Что я могу доложить? - Передайте: фюрер сказал - я повинуюсь! ...В шестом часу схлынул поток дел, и Гейдрих стал подумывать о том, чтобы отправиться пообедать и развлечься. Выбор пал на "Балатон" - там подавали знаменитый венгерский рыбный суп "халасле" и, разумеется, гуляш. Кроме того, в ресторане выступал ансамбль скрипачей из Будапешта. Он совсем уже собрался ехать, когда позвонил шеф криминальной полиции Артур Небе. Он сообщил, что находится неподалеку, может явиться и доложить об интересующем Гейдриха деле. - Были на месте? - спросил тот. - Тогда приезжайте... Стойте, Небе! Вы обедали? - Денек выдался горячий. Как-то не успел, шеф... - Тогда встретимся в "Балатоне". Отправляйтесь туда, распорядитесь относительно обеда и ждите. Я не задержусь. Подходит вам это, Небе? - Попали в точку, шеф! - В телефонной трубке раздался смешок. - Не поверите, но я как раз собирался посетить эту берлогу... Итак, понял и повинуюсь: "Балатон"! Вскоре они сидели в уютном зале ресторана, декорированном под старинную венгерскую корчму. Мебель составляли грубо сбитые столы и скамьи. Гирлянды лука, чеснока, перца украшали красные кирпичные стены. В центре зала под огромным колпаком пылал очаг, на котором жарился баран: каждый, кто хотел, мог взять нож и отрезать от туши добрый кусок мяса. Обед начали с фирменного салата, в который входили красный перец, черный перец, чеснок и лук. Гейдрих проглотил кусок и тут же влил в себя полстакана токая, чтобы загасить огонь, охвативший его рот и гортань. - Страшная штука, - пробормотал он, отодвигая тарелку. - Ну, рассказывайте, Небе, как было дело. - Помня ваше предостережение, я организовал тщательное расследование случившегося. Пока что все свидетельствует в пользу версии "несчастный случай". Они действительно были сильно пьяны, когда вернулись домой из ресторана. - Женщина тоже? - В том-то и дело. Медицинские эксперты единодушны в своем заключении. Газовый кран одной из конфорок кухонной плиты найден открытым. Хозяйка торопилась к поджидавшим в автомобиле приятелям, вот и допустила небрежность... - Это мог сделать и кто-то другой. - Злоумышленник отвернул бы все краны, во всяком случае - несколько: чем больше вытечет газа, тем сильнее взрыв. - Будь на его месте я, открыл бы только один кран: так больше похоже на небрежность, проявленную кем-нибудь из хозяев дома... Кстати, с кем они были в ресторане? - Это вполне достойная чета. Он - владелец гаража, член НСДАП, она состоит в национал-социалистском союзе немецких женщин. Квартальный уполномоченный характеризует их с лучшей стороны. В нашей картотеке не значатся... Они заехали за приятелями в своем автомобиле, ночью в этой же машине доставили их домой... Кстати, кельнер, которому предъявили фотографии погибших, подтвердил, что оба много пили и при выходе из ресторана поддерживали друг друга. - Вижу, вам хочется, чтобы эта версия подтвердилась, - пробурчал Гейдрих. Небе не ответил, Некоторое время оба были заняты рыбным супом, который о самом деле оказался превосходным. Но вот официант убрал опустевшие тарелки, и на столе появился знаменитый гуляш. Гейдрих положил себе большую порцию, крепкими белыми зубами с хрустом разгрыз головку чеснока. - Продолжайте, - сказал он. - Что показал осмотр места происшествия? Дом сильно поврежден? - Очень сильно. Тем не менее мы смогли установить, что все выбитые взрывом окна находились на внутренних запорах. Была заперта изнутри и входная дверь. Она тоже пострадала. Следы, если они и были, уничтожены при тушении пожара. - В доме был только один выход? - Имелся и второй - из кухни. Эта дверь сорвана с петель. Но на засове и его дужке нет повреждений, которые указывали бы на то, что засов был задвинут... - То есть нет доказательств, что в момент взрыва эта дверь была заперта? - Выходит, что так, шеф. Пожарные и полицейский, первыми прибывшие к месту происшествия, именно возле этой двери обнаружили обгоревшее тело женщины. Рисуется картина: почувствовав запах газа, хозяйка отодвинула засов, чтобы открыть дверь. Но тут вошел супруг с зажженной сигаретой в зубах... - Погодите рисовать картины... Кто-нибудь видел, как Тулин, Белявская и их провожатые подъехали к дому? - Неподалеку живет одинокий старик. За день до происшествия у него разболелась десна. Ночью он не мог заснуть - лежал на диване и нянчил свой флюс, полоща зубы раствором шалфея. Он слышал, как перед рассветом подъехал автомобиль, остановился у дома напротив. Возгласы, смех, доносившиеся через улицу, разожгли его любопытство. Он поспешил к окну. Видел вылезших из автомобиля людей, опознал в них соседей. Слышал, как они уговаривали тех, кто остался в машине, хоть ненадолго заглянуть в дом. Хозяйка соблазняла их каким-то особенным тортом. Но те отказались и уехали. Постояв на улице, соседи направились к своему дому. Старик вернулся на диван, где его ждал термос с шалфеем. Взрыв прогремел несколько минут спустя... Пока это все, шеф. Но мы еще вызовем старика. - Теперь те двое, муж и жена. - Я сам опросил их. Подтвердили слова старика относительно того, что их приглашали зайти в дом, обещая угостить водкой и тортом. Деталь: хозяйка хвастала, что торт куплен "сегодня днем" и необыкновенно вкусен. Шоколадный с орехами и цукатами... - Что еще? О чем была болтовня в ресторане? - Я настоял, чтобы они вспомнили весь разговор - с чего началась беседа, какие темы затрагивались. Стенограф исписал десяток страниц, но ничего существенного не обнаружилось. Вот разве это: Белявская упомянула, что как-то встретила женщину, похожую на ту, которую она знала раньше, очень давно, в дни своей молодости. - Вот как! - Гейдрих положил вилку и нож. - Что вас насторожило, шеф? - Молодость Белявской протекала в России. Нам известно: воспоминания о тех временах были для нее отнюдь не самыми приятными. Белявская и Тулин бежали через границу, спасаясь от преследовавших их чекистов... Надеюсь, теперь понятна моя настойчивость? - Понятна, шеф. Полагаете, могло быть так, что здесь, в Берлине, Стефания Белявская встретила особу, которую знала в России? - Разве подобное исключено? - Конечно, нет. Уж мы-то знаем, как иной раз складываются обстоятельства... Значит, столкнулись давнишние "приятельницы", опознали друг друга. - Небе покрутил головой. - В итоге - взрыв в доме, гибель двух наших людей... Такова ваша версия? - Допустим, да. - Не верю, шеф. Принять эту версию мешает одно немаловажное обстоятельство: пока ничто не свидетельствует о том, что утечка газа в доме Белявской и последовавший затем взрыв есть результат чьей-то злой воли. - Вот и ищите эти доказательства. Кстати, где Белявская произвела покупки? - Имеете в виду водку и торт? - Разумеется. - Сделано, шеф. С водкой было легко - такая продается лишь в магазине близ Тиргартена. Это известно каждому любителю выпивки. А вот торт задал нам работу. Два сотрудника с ног сбились, прежде чем установили фирму, которая его изготовила. Помните: шоколадный, с орехами и цукатами. Так вот, вчера и позавчера такие торты были в продаже в кондитерской "Двенадцать месяцев". - И больше нигде? - Это новая кондитерская. Хозяева из Австрии - отделения их фирмы есть в каждом крупном австрийском городе. Кондитерская сразу завоевала популярность. От посетителей нет отбоя. Торт был оттуда, шеф. - Велите продолжать расследование, Небе. Меня не покидает чувство, что мы вот-вот наткнемся на след. Пусть подробно допросят старика с больными зубами. - К нему послан один из опытных следователей. - Небе взглянул на часы. - Вероятно, он уже закончил допрос и вернулся в полицию. Кроме того, установлено наблюдение за кондитерской и прилегающими кварталами. Признаться честно, это больше для очистки совести, шеф... Гейдрих посмотрел на него и усмехнулся. Небе раздражал его и одновременно нравился своей прямотой и независимостью в суждениях. Вот и сейчас уперся - не стронешь с места. Ну что же, может, прав все-таки он, Небе. Время покажет. Некоторое время они ели молча. Когда с гуляшом было покончено и подали сладкое, Небе вдруг поднялся со стула. - Вы и меня заразили своими сомнениями, - сказал он, отвечая на вопро