получилось, что кругом по стране на целый месяц отменили пассажирские поезда? Мамка моя нет-нет, а ездила в село, привозила шпику, курку или еще чего... Голодуха же. Понимать надо, что подспорье требуется. А вы на целый месяц все поезда начисто остановили. Не могу уразуметь, как допустила такое Советская власть? - Отвечу, - сказал Кузьмич. - Отвечу самым подробным образом. Но сперва - новость. Горячая. С пылу, с жару. Будете слушать?.. Только что стало известно: Красная Армия атаковала штаб и войска атамана Григорьева. Занято несколько населенных пунктов, в том числе Каменка - гнездо григорьевских головорезов. Наш бронепоезд ворвался на станцию Александрия, рассеял огнем более десяти эшелонов врага. Тают силы предателя-атамана. Было у него одиннадцать бронепоездов, сейчас только два осталось. Да еще сорок пять орудий перешло в наши руки, Сам Григорьев бежал. Его преследуют красные бойцы. Можно считать, что покончено с атаманом Григорьевым, товарищи! Кузьмич говорил подчеркнуто негромко, спокойно, лишь изредка поглядывая на собравшихся. Вот он закончил, взял со стола графин, стал наливать воду в кружку. В комнате было так тихо, что все услышали, как звякнула пробка, когда Кузьмич поставил графин на место. Потом закричали все разом. Закричали, стали стучать ногами, свистеть, хлопать в ладоши. Кое-кто кинулся обниматься с соседями. Оно и понятно. Здесь не было ни одного, кто не хлебнул бы горя от наводнявших уезд бандитских шаек. У парня в тельняшке лишь месяц назад в селе вырезали половину семьи. Вместе со всеми аплодировал и Константин Лелека - он знал, что Кузьмич сразу же его заметил, как только вошел. Постепенно шум стих. - Ну вот, - проговорил Кузьмич, - вижу, понравилось, как красные воины шарахнули по бандитам. Теперь еще одна приятная весть... Это кто спрашивал про пассажирские поезда? - Ну, я, - сказал парень в тельняшке. - Я спрашивал. И считаю, что так не положено. - Не положено, это верно, - ответил Кузьмич, - только как быть, если на Восточном фронте Колчак захватил город Уфу? - Мы тебе про Фому, а ты про Уфу, - сказал горбатый старик, сидевший на полу прямо перед столом, и захохотал, довольный тем, что сострил. - Нет, и я про Фому. Вот послушайте. За короткое время заготовила Советская власть много хлеба в Уфимской губернии, но успела вывезти лишь самую малость. И вот почти четыре с половиной миллиона пудов зерна попало в адмиральские лапы! - Как же так? Кто виноват? - закричали в комнате. - Тихо!.. Попало зерно Колчаку в лапы, а в Москве и Питере людям есть нечего, дети от голода пухнут, руки и ноги у них желтеют, наливаются влагой. Те, у кого ребята через такое прошли, знают: сперва водянка, потом смерть... Что тут делать? Выход один - заготовлять хлеб в других губерниях, ближе к промышленным центрам... - Делайте, кто вам мешает? - воскликнул горбач. - Может, и нам перепадет чуток! - Делаем, товарищ! По всей России ездят по деревням и селам рабочие и красноармейские отряды. И от вас, от вашей ячейки, помнится, тоже ушли за продовольствием несколько человек. Так, секретарь? - Было, - сказал секретарь партячейки. - Четверых отдали в тот отряд. - Два месяца, как ушли, - вставил парень в тельняшке. - Я два месяца за двоих ишачу. Без рук, без ног остался. А какой результат? - Результат такой, что отряды поработали хорошо, хлеба собрали много. Но опять загвоздка: нечем вывозить зерно. - Как так нечем? - крикнули сразу несколько человек. - Нет паровозов. Вот правительство и решило на месяц отменить пассажирские поезда: освободившиеся паровозы пусть тянут эшелоны с зерном. Эта, конечно, крайняя мера. Но в создавшемся положении Советская власть иного выхода не нашла, как ни искала. - Эва, придумали, умники! - выкрикнул кто-то из глубины комнаты. Горбатый старик всем корпусом повернулся на голос. - А ну, цыц! - сказал он. - Хочешь спросить - спрашивай, но не язви. Где ты там? Вылазь! У входной двери встал с пола парень. Стал пробираться вперед, перешагивая через сидящих. - Мой подручный, - сказал старик секретарю партячейки. - Глуп еще, молод, но на строгательном работает подходяще. Дома у него не ахти - отец с войны не пришел, мать выпивает... Ты говори, говори, - обратился он к парню. - Я что? - смутился юноша. - Я же хотел... Ловко, говорю, придумали с паровозами! Все засмеялись. Председательствующий замахал рукой, восстанавливая тишину. - Что из всего этого получилось, судить вам, - сказал Кузьмич. - Вот несколько цифр, которые я запомнил. После прекращения пассажирского движения в Москву и Петроград ежедневно стало прибывать по 209-210 вагонов с продовольствием, а за месяц до этого прибывало 117-118 вагонов... Ну-ка прикиньте, стоило огород городить? В комнате одобрительно зашумели. - Вижу, прикинули, - усмехнулся Кузьмич. - Можете считать - партия коммунистов добилась, что от крупнейших пролетарских центров отведена угроза голода. Горбатый старик встал, повернулся к собранию. Но он не успел ничего сказать. В коридоре послышались шаги, от сильного толчка дверь распахнулась, в комнату ввалилась группа людей. Четверо мужчин держали за руки пятого - лицо этого последнего трудно было разглядеть, мешали волосы, упавшие на глаза; кроме того, он был ранен, из ссадины на лбу текла кровь. Секретарь стал отчитывать конвоиров: ежели изловили ворюгу или дебошира, следовало отправить его в милицию, а не тащить на разъезд, где идет важное собрание. Один из конвоиров, пожилой человек в спецовке, молча положил на стол никелированный браунинг. Кузьмич взял пистолет, подержал на ладони, будто взвешивая. - Налетчик? Конвоир покачал головой. - Мы с блокпоста шли, я и Светелкин Иван, - он показал на товарища. - Слышим, поезд нагоняет. Ну, чуток отошли от путей, ждем. Эшелон все ближе. И вдруг видим: человек на подножке тормозной площадки вагона. - Сигать собрался? - спросил секретарь. - Точно... Ну, пусть, думаем, сигает, нам-то что! Прыгнул! Да неловко у него получилось, или зацепился за что, только стал он кувыркаться по насыпи - да как врежет лбом в камень! Мы бегом к нему. Вот и эти парни, - конвоир показал на двух молодых рабочих, которые тоже держали раненого незнакомца, - я их знаю, они из резерва кондукторов, эти ребята тоже все видели и примчались. - А прыгун? - спросил секретарь. - Лежит. И пистолет рядом с ним - вывалился из-за пазухи. Я прибрал пушку: отдам, как очухается, ежели он чекист или, скажем, из милиции... Кто-то побег за водой. А я тем временем руку за пазуху потерпевшему. Интересно же, кто он такой, бедолага... Гляжу - документы. Два документа, секретарь. Фамилии разные, а карточки одинаковые. - И на обоих он? - сказал секретарь. - Точно. - Тогда понятно. - Вот и мы сообразили, что возвращать ему пушку вроде не стоит. Разобраться треба. - Верно сообразили. Ты все рассказал, ничего не забыл? - Все. - Рабочий извлек из кармана несколько книжечек, положил на стол. - Вот они, бумаги-то. Что делать дальше? Секретарь взглянул на Кузьмича. - Заберешь субчика? - Заберу. Кузьмич подозвал Лелеку, передал ему пистолет и отобранные документы. - Побудьте с задержанным, пока подгонят дрезину. Потом с двумя коммунистами доставите его к нам. Лелека молча кивнул. Говорить он не мог. Человек, которого задержали рабочие, был Борис Тулин. Секретарь партячейки распорядился, чтобы освободили соседнюю комнату. Лелека отвел туда Тулина, усадил на полу, в дальнем от двери углу, сам устроился на стуле у входа. Тулин поднял голову, хотел что-то сказать. Лелека многозначительно показал на дверь. Несколько мгновений он размышлял, потом быстро скрутил папиросу и распахнул дверь. Окажись за ней человек, он бы увидел, что чекисту потребовался огонь для цигарки, только и всего. Но коридор был пуст. Из другого конца здания доносились голоса. Это продолжалось собрание. Лелека прикрыл дверь, обернулся к Тулину: - Будешь бежать. Придется снова прыгать. На этот раз с дрезины... Прыгнешь? - Да. - Я дам знать когда. Следи за мной. Переложу наган из правой руки в левую, так сразу и прыгай. Я стрелять буду, не бойся... - Куда мне потом? - Домой не ходи. Иди на Николаевскую, в синематограф. Сядешь в одном из задних рядов, с левого края. Жди, пока не появлюсь. Теперь говори! - Сделал чисто. - Слава Богу!.. - Только возникло обстоятельство... Тулин рассказал о Сизовой, о том, что на вокзале она интересовалась адресом госпиталя. Лелека побледнел. Теперь он не сомневался, что находится под подозрением. Его проверяют, причем действуют энергично... Пока удалось отвести непосредственную опасность. Но что будет дальше? И... как поступить с Тулиным? Несколько минут назад он принял решение, казавшееся единственно правильным: Тулин будет убит при попытке к бегству. Разговоры о встрече в синематографе были камуфляжем, рассчитанным на то, чтобы успокоить Тулина... Но теперь все переменилось. Сизова опознает убитого. Это значит, что ЧК выйдет на Белявских, у которых последнее время проживал Тулин. А от Белявских потянется ниточка к самому Лелеке... Что же делать? Время было на пределе - каждую секунду могли вернуться те, кого послали за дрезиной. И Лелека решился. Подскочив к Тулину, он склонился к нему, торопливо зашептал. Тот слушал, время от времени коротко кивал в знак того, что понимает замысел партнера. Несколько минут спустя отворилась дверь в комнату, где продолжалось собрание. На пороге стоял Лелека. Гимнастерка на нем висела лохмотьями, лицо было разбито и кровоточило. Шагнув вперед, он зашатался и рухнул на пол. ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА 1 Ночью в кабинете председателя УЧК Саша слушала Кузьмича, рассказывавшего о положении дел в уезде. Обстановка была тревожной. К городу подтягивался белогвардейский отряд, которым командовал старый знакомец чекистов - полковник Черный. Против Черного был брошен батальон моряков, специально прибывший из центра. Для революции было весьма важно, чтобы здесь, на юге, прочно утвердилась Советская власть. Поэтому Петроград, которому угрожали войска генерала Юденича, все же прислал сюда один из лучших своих батальонов. Несколько дней моряки проблуждали в плавнях, где, по оперативным данным, должен был базироваться отряд Черного, но так и не встретили противника. Враги были где-то рядом, но всякий раз ускользали от опасности - будто их предупреждали о каждом шаге красных военкоров. А потом, когда батальон втянулся в болота и потерял свободу маневра, его вдруг атаковали. Бой был тяжелый, отряд Черного почти весь полег. Но серьезные потери понесли и моряки. Вчера в город вернулись остатки этого батальона. Мрачные, усталые краснофлотцы молча шли за подводами, на которых везли погибших товарищей, Большой ценой было заплачено за разгром белогвардейского отряда. Но оставался еще один враг, не менее серьезный. Этим вторым врагом была банда, о которой говорилось в ориентировке, только что полученной Кузьмичом. Крупная группа всадников откололась от разбитых Красной Армией войск атамана Григорьева, объявила себя самостоятельной единицей и ушла в неизвестном направлении. Группа маневренна, хорошо вооружена, возглавляет ее опытный атаман Шерстев. В заключение в шифровке говорилось: "Не исключено появление банды в вашем районе с целью нападения на уездный центр". - Уже появилась, - сказал Кузьмич. Он обернулся к приколотой на стене карте, нашел нужное место. - Вот здесь прошла эта банда. Из двух сел увели негодяи всех коммунистов и деревенский актив - более сорока человек. Что с ними - неизвестно. Он поглядел на Сашу и вдруг спросил: - Как состояние Лелеки? Кто-нибудь навестил его? - Не знаю. - Саша посмотрела в глаза начальнику. - Как-то не думала об этом... - Не навестили, - сказал Кузьмич. - Очень жаль... Саша насупилась, прикусила палец. - И не надо злиться, - продолжал начальник. - Выходит, Лелека заранее был извещен, что тот человек будет прыгать с поезда именно на разъезде, шмякнется головой о камень и при этом у него вывалится пистолет... Поэтому-то он, Лелека, и поспешил на разъезд - знал, что на путях встретит секретаря партячейки и получит приглашение на собрание, а уж туда непременно и в нужный час приведут арестованного... Такова цепочка твоих рассуждений? Саша упрямо молчала. - О том, что и я обязательно окажусь на этом собрании и что именно ему поручу стеречь арестованного, Лелека, конечно, тоже был осведомлен загодя, посему выработал план действий: бандит треснет его по голове, отберет свои документы и бежит, а самого Лелеку с мозговой рвотой отправят в больницу... Так, ты считаешь, все было? Молчишь? Что ж, при некоторых обстоятельствах молчание - самое милое дело. - Я думаю об убийце Ящука и Пожидаева. - Я тоже. Но пока я не могу доказать, что Лелека - тот самый предатель, которого мы ищем. Нет у нас фактов или хотя бы косвенных доказательств его измены. Пока что одни подозрения. А завтра кто-то заподозрит тебя или меня. Значит, в тюрьму нас только потому, что кому-то мы стали несимпатичны?.. Саша встала. Поднялся и Кузьмич, взял ее за плечи, повел к двери. У входа она остановилась, заглянула ему в глаза. Удивительные были глаза у Кузьмича. Человек одиннадцать лет провел на каторге, хлебнул столько горя! Казалось бы, должен ожесточиться. А у него были добрые глаза, добрые и чуточку насмешливые. - Все равно я ненавижу этого человека, - сказала Саша, берясь за ручку двери. - Пока нельзя его арестовать, согласна. Но придумать подходящий предлог и отстранить от работы - это в вашей власти! - Теперь это достигнуто. Думаю, все прояснится, прежде чем он покинет больницу. - Со вчерашнего дня он уже не в больнице. Настоял, чтобы перевезли домой. - Вот как, - проговорил Кузьмич. - Я и не знал. Ну что же, это даже лучше - может приблизить развязку... Пусть к нему зайдет кто-нибудь из товарищей - табаку принесет или, скажем, яблок. Он должен почувствовать, что ничего худого не произошло, по-прежнему к нему хорошо относятся. Так надо, Саша... Был вечер, когда Саша добралась до дому. Еще с улицы заметила, что мать не спит: сквозь ставни в ее окне пробивался лучик света. Она отперла ключом дверь, неслышно вошла. Мать работала - делала выписки из толстого шведско-русского словаря. Вскоре мать и дочь сидели за столом. Саша ела жареную ставриду, пила чай и слушала городские новости: в госпиталь, где работала мать, вести стекались со всей округи. Сегодня главной темой разговоров было появление в уезде новой большой банды. Ее послал атаман Григорьев, чтобы разделаться с коммунистами и Советской сластью. Утверждают, что в банде около пяти тысяч человек, есть пушки и даже аэроплан. Внезапно мать всплеснула руками, поспешила к гардеробу, достала платье с многочисленными пуговицами и широкой бархатной полосой по подолу. Платье нашлось в сундуке со старьем, который уже много лет хранится на чердаке. Фасон, конечно, устарел, но материя еще очень хороша, и, если посидеть над платьем вечерок - кое-что переделать, у Саши будет что надеть в театр или, скажем, когда придут гости. Саша взяла платье, прикинула на себя перед зеркалом. - Очень недурно, - сказала мать. Но Саша и сама видела, что платье ей к лицу. Ей стало весело. Она быстренько взбила волосы, подцепила на вилку большой кусок ставриды и приняла позу, копируя Веру Холодную с афиши у одесского вокзала. Мать расхохоталась. Вдруг оборвала смех и прислушалась. - Это уже слишком! - сердито сказала она. - Твое начальство переходит всякие границы. Теперь и Саша услышала, что на улице тарахтит автомобиль, узнала кашляющий голос старенького чекистского "панар-левассера". За ней снова приехали. 2 "Панар-левассер", напрягая все силы, бежал по тряской мостовой. Шофер сообщил Саше, что Кузьмич приказал привезти ее не в здание УЧК, а в конец Арочной улицы. Там ее встретят. Конец Арочной... Саша прикинула, что это близ пересечения с Земляной. Что же там могло быть? Скорее всего, обыск или арест в каком-нибудь доме. Но неужели два часа назад, когда она еще была на работе, Кузьмич не знал о предстоящей операции? Спокойно отпустил ее домой - а теперь вдруг такая срочность!.. И вдруг она вспомнила. Узкая улица, извивающаяся по косогору, почти на самой окраине города, - это и есть Земляная. Там, в самом ее конце, на берегу реки доживает свой век бревенчатый домишко, нынешнее пристанище четы Белявских. Между тем автомобиль добрался до нужного перекрестка, остановился. Из темноты шагнул человек. Саша узнала знакомого сотрудника, вышла из машины. Они направились к реке. По дороге выяснилось: ей предстоит участвовать в опознании человека, который появился в доме Белявских и, видимо, скоро должен уйти. - И Кузьмич здесь? - спросила Саша, едва поспевая за спутником, который все ускорял шаг. - На месте. Луна еще не взошла. Нигде не проглядывалось ни огонька. Было безветренно, тихо. Дома, едва видные в темноте, казались мрачными, нежилыми. Будто случилась беда, все люди вокруг покинули свои жилища. Из подворотни выскочила собака, беззвучно пересекла улицу, едва не задев идущих. Саша вздрогнула, оступилась. Она бы упала, не поддержи ее спутник. Наконец они вышли к месту, где ждал Кузьмич. Это было возле разлапистого дерева, росшего двумя стволами, как рогатка. - Здесь, - Кузьмич показал на калитку в деревянном заборе, видневшемся шагах в двадцати. - Гляди в оба, Саша. Может статься, узнаешь его... Уже давно на языке у Саши вертелся вопрос: почему решили, что появившийся в доме Белявских человек скоро уйдет? Не вернее ли предположить, что тот, кто пришел ночью, останется здесь по крайней мере до утра? Сомнения отпали, когда она увидела возле забора лошадь, запряженную в пролетку: человек, решивший обосноваться в доме на ночь, непременно завел бы лошадь во двор. В ожидании прошло более часа. Стало светлеть. Появилась луна. Саша знала: в эту пору луна восходит поздно, перед самым рассветом. Значит, скоро конец ночи... Время шло. Нетерпение нарастало. Подумалось: а вдруг лошадь оставлена в качестве приманки? Чекисты напрасно ждут возле нее - объект их наблюдений давно ускользнул и всех оставил в дураках. Еще полчаса миновало. Внезапно за изгородью в саду, в том месте, где находился дом, вспыхнула полоса света. Вспыхнула и пропала. Вероятно, отперли и вновь затворили дверь. Войти в дом никто не мог. Значит, из него вышли. Да, вышли. Саша увидела: лошадь перестала жевать мундштук уздечки, подняла голову, прислушиваясь. Вскоре Саша уловила шорох шагов. Вот шорох оборвался. С минуту была тишина. Потом калитка чуть скрипнула, отворяясь, и в нескольких шагах от Саши и Кузьмича возник... Борис Тулин! Он был отчетливо виден в свете луны. Саша разглядела даже его гимнастерку с большими накладными карманами - ту самую, в которой он был, когда ехал в Харьков. Посмотрев по сторонам, Тулин стал отвязывать лошадь. Он казался спокойным, что-то насвистывал. И тут случилось непоправимое. Один из оперативников неловко повернулся в своем секрете, потерял равновесие. Чтобы не упасть, ухватился за торчавшую рядом ветвь. Та не выдержала, с треском обломилась. Мгновение - и в руках Тулина оказались два револьвера. Он выстрелил на звук, метнулся в сторону, снова выстрелил и побежал к реке. - Стой! - послышалось с берега. - Стой, буду стрелять! Выстрелы слились в протяжный грохот. Несколько чекистов пробежали к реке. Появился Олесь Гроха. Кузьмич схватил его за руку: - Займись домом! - Есть! - Гроха устремился к калитке, откуда минуту назад вышел Борис Тулин. Со стороны реки появилась группа людей. Двое вели Тулина, заломив ему руки за спину. - Знаешь его? - спросил Кузьмич Сашу, когда группа приблизилась. - Он, - сказала Саша. - Даже гимнастерку не сменил. В левом нагрудном кармане у него должна быть расческа. Любит пользоваться... Один из чекистов отстегнул клапан кармана гимнастерки Тулина, пошарил в кармане. - Есть, - сказал он, доставая небольшую расческу. - Коричневая... Сотрудник положил расческу на место. - Уведите его, - сказал Кузьмич. - Тщательно обыщите. Я скоро буду. - И продолжал, обращаясь к Саше, когда они остались одни: - Так вот, я тоже его опознал. Будь немного светлее, ты разглядела бы большую ссадину у него на лбу. Ссадину недельной давности. Будто ударился головой обо что-то твердое. Скажем, о камень. Ну, догадалась?.. - Значит, на разъезде тоже был он? - воскликнула Саша. - В том-то и дело. - А Лелека? - Вот теперь дошла очередь и до него. Знаешь, кого заметили сегодня возле дома Лелекн? - Белявского? - Да. Пробыл у него около часа. - Выходит, круг замкнулся, Кузьмич? - Теперь замкнулся. Появился оперативник и с ним двое - мужчина и женщина. Все трое вошли в калитку, которая вела к дому Белявских. Это доставили понятых. - Вам уже тогда все было ясно, - задумчиво сказала Саша. - Поучали меня: нельзя, не положено. А сами все знали, во всем разобрались. - Не во всем, - возразил Кузьмич. - Еще не было сообщения о визите к Лелеке врача Белявского. - Дался вам этот визит!.. Вечно что-то скрываете от меня. Нервы мои бережете, что ли? - Тебе и так досталось с поездкой, - мягко сказал Кузьмич. - Поглядела бы на себя, когда вернулась... - Наверное, вы и сегодня терзались сомнениями: звать меня сюда или же дать полежать в постельке, выспаться!.. - Терзался, - усмехнулся Кузьмич, - что правда, то правда. Ну ладно, пойдем. - Он взглянул на часы. - Ордер на арест Лелеки я выписал еще вечером. Люди уже давно на месте. Скоро, думаю, привезут его. Так что еду в управление. Тебя подброшу домой. - А можно остаться? - Еще наговоришься с Лелекой. Отдыхай. - Хочу поглядеть, что у Белявских. - Как знаешь, Саша. Но лучше бы тебе поспать. Завтра много дел, надо быть в форме. - Я останусь!.. Оказавшись в доме Белявских, Гроха вспомнил об истории с фальшивыми драгоценностями, изъятыми в свое время у этих людей. Свежа была в памяти и головомойка, устроенная ему тогда руководством УЧК. Поэтому сегодняшнее поручение - осмотреть дом, задержать и доставить в комендатуру его обитателей - Гроха расценил как шанс на реванш, действовал с особым старанием. Гроха производил обыск, а напарник стоял у входной двери, держа под наблюдением хозяев дома. На них неотрывно глядели и понятые, стоявшие в противоположном углу комнаты. Уж они-то, городские обыватели, были наслышаны о многочисленных налетчиках, взломщиках, душителях, орудующих на улицах в ночную пору. Утверждали, что были среди бандитов и такие, что передвигались на высоченных ходулях, запросто проникая на балконы и в окна вторых этажей богатых особняков... Сейчас понятые с любопытством и страхом разглядывали Белявских, у дома которых ЧК подняло такую стрельбу... Между тем Гроха быстренько переворошил находившийся в комнате немногочисленный скарб - старый фибровый чемодан, еще чемодан, поменьше, большую плетеную корзину для белья, фанерный шкаф и грубые деревянные полки на стене. Теперь надо было осмотреть продавленный полосатый матрац, на котором сейчас сидели рядышком Станислав Оттович и Стефания. Вошла Саша. Гроха обернулся на скрип двери, кивнул сотруднице. Продолжая обыск, он согнал Белявских с матраца, поставил матрац боком, потрогал ткань, где она была прибита к деревянному каркасу. При этом отовсюду стали вылезать толстые блестящие клопы, и Гроха брезгливо вытер пальцы о штаны. Саша села на табурет, стала наблюдать. Поймав на себе испуганный взгляд Белявской, отвернулась к окну. Очень хотелось допросить Стефанию и врача, чтобы выяснить, наконец, тайну фальшивых ценностей, но она сдержалась, решив, что сделает это позже, в ЧК. Обыск продолжался. И хотя была исследована каждая щель, а с наступлением рассвета столь же тщательно осмотрен и сад, Гроха ничего не обнаружил. В восьмом часу утра работа была завершена, Белявских вывели на улицу. И здесь наконец повезло чекистам! В одном из соседних домов - стареньком деревянном строении, прилепившемся к гребню высокого обрыва, - вдруг распахнулось окно, и в нем появился ребенок. Мальчик - ему было лет десять - несколько секунд с любопытством глядел на арестованных и конвоиров, потом отпрянул от окна, будто вспомнил о чем-то. Вслед за тем из дома донеслись вопли ребенка вперемешку с сердитым женским контральто. Еще через минуту ребенок выпрыгнул из окна, а из двери выбежала мать и стала его ловить. Но мальчик уже карабкался по приставной лестнице на крышу. Вскоре он был наверху. И тогда Саша увидела у него в руках бинокль, большой морской бинокль, очень похожий на "цейс", которого не оказалось при убитом Ящуке. - Обожди меня, - сказала она Грохе, быстро пошла к дому. Несколько минут спустя она держала в руках свой бинокль. Оказалось, хозяйка этого дома купила, точнее, выменяла бинокль у "госпожи докторши" - та взяла за него два ведра картошки и кварту подсолнечного масла. Здесь же, на улице, была наскоро допрошена Стефания Белявская. Она все подтвердила. Бинокль принадлежал их "старому другу", видимо, был куплен на барахолке. Дома бинокль лежал без дела, а им было голодно - здесь, на окраине, муж почти не практиковал, следовательно, не имелось и заработков. Тогда и было решено обменять бинокль на продукты. Белявская назвала дату, когда Тулин принес в дом бинокль. Это совпадало со временем убийства Миколы Ящука. Когда возле жилища Белявских загремели выстрелы и послышались крики, в одном из соседних домов отворилась дверь, на пороге появился мужчина. С минуту он прислушивался, затем взял шляпу и покинул дом. Вскоре он уже звонил у двери аптеки, звонил настойчиво, требовательно, пока не разбудил ее хозяина. Когда посетителя впустили, он снял трубку телефона, твердя, что тяжело заболел брат и надо срочно вызвать врача. Разговор состоялся. Мужчина несколько раз повторил в трубку, что болезнь серьезная, доктор должен прибыть немедленно, иначе будет поздно. Затем он покинул аптеку - столь же стремительно, как и ворвался в нее несколькими минутами раньше. На другом конце провода повесил трубку Константин Лелека. Он стал быстро одеваться. Света не зажигал - за домом могло быть наблюдение. На сборы ушло не много времени - саквояж, в котором имелось все необходимое, был всегда наготове. Он бесшумно отворил окно, прислушался. Вокруг было тихо. Под окном смутно светлел широкий карниз. По нему можно было добраться до угла дома, где имелась металлическая пожарная лестница, спуститься на задний глухой дворик и через пролом в заборе выйти на улицу уже в другом квартале... Но Лелека недооценил председателя УЧК. Кузьмич еще неделю назад окончательно прояснил личность подпавшего под подозрение сотрудника. В те дни поступили сведения о двух телефонных номерах, связываясь с которыми Лелека никогда не пользовался своими личными телефонами - служебным или квартирным, - звонил этим абонентам из столовой, с вокзала или с почты. Установив владельцев обоих телефонов, чекисты вскоре засекли у них на квартирах появление Белявского, а затем и Бориса Тулина... Знал Кузьмич и многое другое - в частности, был информирован о пожарной лестнице в доме, где жил Лелека, и о дыре в заборе, огораживавшем задний дворик. Лелека был взят, когда выбирался из этого двора на улицу. ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА Следствие по делу Константина Лелеки вела особая группа, которую возглавлял председатель УЧК. Саша в нее не входила, но, случалось, присутствовала на допросах - сидела в углу комнаты и слушала, как Кузьмич и его помощники пытались "размотать" предателя. А тот крутил, изворачивался, отказывался от того, что утверждал только вчера, не признавал очевидных фактов. Чем было вызвано такое поведение Лелеки? Набивал себе цену в надежде выторговать жизнь в обмен на сведения, которыми располагал? Могло быть и так, что надеялся на контрреволюционное восстание в уезде - вот и петлял, чтобы дотянуть до этого времени... Кузьмич быстро во всем разобрался. Лелеке было объявлено, что его незамедлительно предадут суду военного трибунала. И тот не выдержал - знал, что в деле достаточно документов, изобличающих его как убийцу или соучастника убийства Ревзина, Ящука, Пожидаева. Знал, каким может быть приговор. Не сомневался и в том, что чекисты без задержки приведут приговор в исполнение. Он стал рассказывать. Допрос, начавшийся вскоре после обеда, продолжался до глубокой ночи, затем после перерыва на сон и еду - все утро и день. Вечером Кузьмич вызвал Сашу. Он только что умылся и, когда Саша вошла, стоял посреди кабинета в нательной рубахе, растирал лицо полотенцем. - Извини! - Он жестом пригласил Сашу сесть, присел сам, стал жадно пить крепкий, почти черный, чай, только что принесенный уборщицей. - По милости нашего подопечного не пришлось поспать. Посему не сомневаюсь, что выгляжу мерзко... Так вот, рассказано много важного. Если, конечно, не темнит. Впрочем, не думаю - не в его интересах. Кузьмич взял со стола стопу исписанной бумаги. - Протокол? - спросила Саша. - Да, и придется тебе с ним ознакомиться. О причинах узнаешь позже. А пока читай. Места, где говорится о связях с эсерами и петлюровцами, можешь опустить - сие тебя не касается. Все внимание банде есаула Шерстева. Ну, читай, а я малость вздремну. И Кузьмич ушел за занавеску, где у него стояла койка. Саша вновь оглядела толстенный протокол, поудобнее устроилась на диване и принялась за работу. Вот наиболее важные выдержки из того, что ей довелось прочитать. ВОПРОС. Вы и раньше знали атамана Шерстева? ОТВЕТ. Мы оба из Москвы, жили по соседству. Он ухаживал за моей сестрой Люсей, поэтому бывал у нас дома. ВОПРОС. Опишите его внешность, характер, привычки. Говорите подробнее. ОТВЕТ. Ему около тридцати пяти лет. Высок ростом, сложен пропорционально, полноват. Светлый шатен, глаза голубые. Во всем облике, в манерах, походке чувствуется порода, воспитание... Не употребляет вина, не курит. Любит стихи, недурно декламирует. Жестокий человек, эгоист... Знает языки. ВОПРОС. Какими языками владеет? ОТВЕТ. Насколько помню, французским и греческим. ВОПРОС. Чем закончился его флирт с вашей сестрой? ОТВЕТ. Люся порвала с ним. ВОПРОС. Расскажите об этом. ОТВЕТ. Помнится, дело было так. Они гуляли, и сестра заметила на земле птенца воробья. Люся подняла воробья, передала его Шерстеву - тот должен был посадить птицу на карниз дома, чтобы не достали кошки. Шерстев зашел за угол здания и раздавил воробья каблуком. Люся как раз обернулась и все увидела. С тех пор они больше не встречались. ВОПРОС. Как Шерстев стал казачьим есаулом? ОТВЕТ. Не знаю. Вероятно, закончил соответствующее училище. ВОПРОС. Как вы поддерживали связь с атаманов Шерстевым? ОТВЕТ. Был курьер. ВОПРОС. Кто именно? ОТВЕТ. Борис Тулин. ВОПРОС. Он и привез к вам атамана Шерстева?.. Ну, решительнее! Фотографию Шерстева мы предъявили известному вам Станиславу Белявскому, и тот опознал человека, которого месяц назад принял у Бориса Тулина и доставил к вам на квартиру... Будете и дальше молчать? ОТВЕТ. Да, примерно месяц назад Шерстев приезжал ко мне, гостил двое суток. ВОПРОС. С какой целью он приезжал? ОТВЕТ. Обсуждался план восстания в уезде. ВОПРОС. И захват уездного центра? ОТВЕТ. Да. ВОПРОС. Это не новость. Когда намечался переворот? ОТВЕТ. В тот раз мы не пришли к согласию. Должны были снова встретиться. ВОПРОС. Где намечалась новая встреча? ОТВЕТ. У Шерстева. ВОПРОС. Где базируется его отряд? ОТВЕТ. Не знаю. ВОПРОС. Как же так: собирались встретиться, а где - не знаете? ОТВЕТ. Он очень осторожен, нигде подолгу не задерживается. За неделю до намеченного времени должен был прислать курьера с сообщением, где и когда состоится встреча. ВОПРОС. А могло быть так, чтобы вместо курьера приехал сам атаман Шерстев? ОТВЕТ. Не думаю. Вы слишком нашумели в ту ночь: сперва стрельба у дома Белявских, затем возня возле моего жилища. Об этом, конечно, уже широко известно в городе. Значит, дошло и до Шерстева. Или вот-вот дойдет. ВОПРОС. У него здесь свои люди? Вы знаете их? ОТВЕТ. Кто же раскрывает собственную агентуру!.. ВОПРОС. Вернемся к атаману Шерстеву. Что вам известно о численности его банды, структуре, вооружении? ОТВЕТ. Он осторожен, скрытен. Меня ни во что не посвящал... Могу предположить, что в отряде не менее тысячи человек. О вооружении понятия не имею. Впрочем, он хвастал, что раздобыл аэроплан. ВОПРОС. Есть и пилот? ОТВЕТ. Да, какой-то испанец или француз. Точно не знаю. Словом, иностранец. ВОПРОС. Теперь сообщите, где находится ваша сестра. ОТВЕТ. Не понимаю... ВОПРОС. Где сейчас находится ваша сестра - та самая, за которой ухаживал Шерстев. ОТВЕТ. Люся живет в Москве. ВОПРОС. Она состоит в переписке с вами? ОТВЕТ. Изредка пишет. ВОПРОС. Можно предположить, что кроме поклонника она имела и подруг? ОТВЕТ. Подруги были. ВОПРОС. Здесь, на этом листе, напишите их адреса, фамилии и имена... А может ли так случиться, что ваша сестра переписывается и с Шерстевым? ОТВЕТ. Исключено. Да и куда бы она писала ему? ВОПРОС. Вдруг Шерстев отправил ей письмо с оказией, тем же путем получил ответ? ОТВЕТ. Нет, Люся не станет писать ему. ВОПРОС. Чем занимается ваша сестра? ОТВЕТ. Служила в какой-то конторе. Сейчас не имеет работы... Где-то у меня было ее последнее письмо... Теперь оно, конечно, у вас. Найдите его, там все сказано. ВОПРОС. В этом городе есть подруги вашей сестры? ОТВЕТ. Люся никогда не выезжала из Москвы. Откуда здесь взяться ее подругам? ВОПРОС. А какие-нибудь знакомые? ОТВЕТ. Нет и знакомых... Саша отложила последний лист протокола, привалилась к спинке дивана. Помедлив, она мысленно повторила все то, что довелось прочитать. Итак, в продолжение всего допроса Кузьмич настойчиво прояснял характер главаря банды и личность сестры Константина Лелеки. Надеялся использовать девицу в работе против Шерстева? Но Лелека утверждал, что сестра не пойдет на контакты с этим человеком. На что же тогда рассчитывает Кузьмич? Кузьмич открыл глаза, в ту же секунду сбросил ноги с кровати, встал и, приглаживая волосы, шагнул в кабинет. Он всегда просыпался вот так - сразу, начисто отметая самую мысль о том, что можно хоть минуту понежиться в постели... Эта привычка выработалась за годы отсидок в тюрьмах с диким режимом, где только тот выживал, кто ни на мгновение не расслаблял энергию, волю... Саша спала, по-кошачьи свернувшись в углу дивана. Кузьмич тихо вышел к секретарю, распорядился насчет чая, вернулся и стал работать, Несколько минут спустя, когда он поднял голову от бумаг, Саша сидела на диване с карандашом в руках и деловито перечитывала протокол. Они встретились взглядами и расхохотались. Принесли чайник с кипятком, заварку, эмалированные кружки, Саша разлила чай, отхлебнула из своей кружки. Кузьмич смотрел на нее. Смотрел и молчал. Потом отпер сейф, достал шифровку. Из Москвы сообщили, что сюда отправлен кавалерийский полк особого назначения. Полк должен покончить с бандитизмом в уезде. Кузьмичу предписывалось принять кавалеристов под оперативное руководство, обеспечить выполнение боевой задачи. - Когда его ждать? - спросила Саша. - Сюда не прибудет. - Кузьмин сделал ударение на слове "сюда". - Стоит полку появиться в городе, как об этом узнает весь уезд. Банда снимется и уйдет. Где-нибудь в глуши переждет опасность - и тогда начинай все сызнова. - Он нашел на карте нужное место. - Гляди, двадцатая верста отсюда, разъезд Захарово. На разъезде полк скрытно выгрузится, даже не здесь, а чуть в стороне, прямо в поле - я знаю место... Отсюда направится на базирование в село Лозняки. Это пятнадцать верст от разъезда. Сейчас туда тянут секретный кабель... Полк занимает село, и мы объявляем карантин - не выпускаем оттуда ни единого человека. Тем временем разведка ищет банду Шерстева. Найдем ее - навалимся общими силами и ударим... - Понимаю. - Одну из разведгрупп возглавишь ты... - Понимаю, - повторила Саша. Она положила ладонь на карту. - Если банда пришла от Григорьева, искать надо где-то здесь. - Да, юго-восток - главное направление. Это район твоей группы. Но прощупаем весь уезд. Будет действовать десяток групп... Кого дать тебе в помощь? - Олеся Гроху. - Саша задумалась. - Теперь вот еще что. Я бы хотела, чтобы снова допросили Лелеку. - При тебе? - Да. Но пусть он меня не видит. А я буду рядом, скажем, за занавеской. - Сделаем. - Это не все. Покажите мне письмо сестры Лелеки - то самое, о котором он упомянул на допросе. Кузьмич отпер сейф, порылся в документах и передал Саше надорванный голубой конверт. - Занятно, - сказала Саша, ознакомившись с письмом. - Только по обращению в начале да по двум фразам в тексте можно определить, что адресовано оно брату, а не сестре или, скажем, подруге. Почти весь текст можно толковать как угодно. - Что ты задумала? - Глядите: "дорогой Костя" легко превращается в "дорогую Настю". Ну, а два-три "опасных" словечка в самом письме попросту следует вычеркнуть - и дело с концом. Бывают же в письмах зачеркнутые слова и фразы!.. - Бывают, - сказал Кузьмич. - Ну-ну, продолжай! - Вот я и подумала: если все сделать аккуратно, у меня окажется ценный документ - письмо особы, по которой, быть может, до сих пор вздыхает атаман Шерстев. - Полагаешь, он помнит почерк той девицы? - Не сомневаюсь! Гимназистки общались со своими кавалерами главным образом записками - это я по себе знаю. Он, конечно, получил в свое время не одну такую записку. Как же мог забыть руку любимой девушки? - Хорошо. - Кузьмич взял письмо, мельком оглядел его, отложил в сторону. - Утром его приведут в надлежащий вид. Завтра же будут готовы другие документы. Но в путь двинешься не раньше чем прибудет кавполк. Так что не спеши - думай, готовься. А пока отправляйся домой и отдохни. Жду тебя в полдень. Явишься - вызовем Лелеку и начнем разговор. Кстати, набросай мне шпаргалку, о чем спрашивать его в первую очередь. Это чтобы не упустить ни одной мелочи. - Сделаю. А вы найдите возможность раза два прервать допрос и заглянуть за занавеску: вдруг у меня возникнут новые вопросы!..  * ЧАСТЬ III *  ПЕРВАЯ ГЛАВА По старинному степному тракту, такому прямому, будто его прочертили по линейке, неторопливо пылили странники. Впереди шли два парня в широкополых соломенных шляпах - брылях. Поотстав на версту, двигались парень и девушка. Далее, почти у самого горизонта, в слепящих солнечных лучах неясно проступал силуэт еще одного путника. Так они шли уже второй день, плохо одетые, босые, с перекинутыми через плечо башмаками. Каждый тащил груз - мешок или ранец, туго набитый и, видимо, тяжелый. Второй парой были Саша и Олесь Гроха. - Ну и теплынь, - пробормотал Гроха. - Будто не октябрь на дворе, а разгар лета. Сунуть бы голову под первый попавшийся куст, всхрапнуть малость! Он протяжно зевнул. Спохватившись, прикрыл рот ладонью, с опаской посмотрел на спутницу. - Манеры у тебя, - строго сказала Саша, едва подавив зевок. - Ну просто лорд Фаунтлерой... Есть такая книжица про английского аристократа, его маленького внука и собаку. - Мне больше графья по душе, - сказал Гроха и сделал вид, что снимает шляпу и отвешивает низкий поклон. - Миледя, позволь ручку, я, граф де ла Фер, к твоим услугам! - "Миледя"! - засмеялась Саша. - "Мушкетеров", что ли, читал на дорогу? Гроха важно кивнул. - Ну, парень! Только эту успел или еще чего? - Чего не успел, с собой прихватил! Гроха сбросил с плеча палку с болтавшимся на ее конце мешком, порылся в мешке, извлек книгу. Саша взяла ее. Первые страницы отсутствовали, остальные были растрепаны, порваны, кое-где проклеены папиросной бумагой. - Названия нет, а так ничего, - сказал Гроха. - Захватывает, не отпускает. - Это "Айвенго". Написал ее англичанин Вальтер Скотт. Постарайся найти и другую его книгу - "Робин Гуд". - Вальтер Скотт, - повторил Гроха. - "Айвенго", "Робин Гуд"... Он только три года назад выучился грамоте. Первую книгу увидел, когда вместе с печником, у которого состоял в подмастерьях, перекладывал плиту в доме богатого адвоката. Господский мальчишка крутился возле мастеров, а бонна все совала ему книгу в руки, пыталась увести из кухни. В конце концов это ей удалось, но напоследок мальчишка все же изловчился и запустил в нее книгой. Книга шлепнулась рядом с плитой. Олесь подобрал ее, сунул в ящик с инструментами - на самое дно. Ему посчастливилось - это был "Робинзон Крузо". С тех пор он читал все, что попадало в руки, и где придется - даже в седле, во время длительных степных переходов, когда был бойцом конного отряда самообороны уездного ревкома... Он стеснялся этой своей страсти, но исподволь добывал все новые книги. А потом вдруг такое придумал!.. Словом, была в УЧК каморка на первом этаже, заваленная всяким хламом. И вот, придя однажды на работу, сотрудники увидели, что дверь каморки распахнута, внутри чисто выметено и горит свет, а на двух сдвинутых столах уложены книги. Здесь же объявление: каждому разрешается взять книгу, чтобы почитать в свободное время, - пусть запишет свою фамилию в тетрадь, которая лежит на столе, и может читать книгу хоть неделю. Между тем Гроха уже успел спрятать "Айвенго". Путники пошли дальше. Сегодня утром случилось происшествие. Они только перебрались через встретившийся ручей, как из прибрежных кустов боярышника появился здоровенный парень, молча двинулся на Гроху. Руки парень держал в карманах - Саша чувствовала, что там у него оружие... Дальнейшее произошло мгновенно. Гроха свалил парня, заставил отдать пистолет, врезал налетчику пониже спины, и тот ретировался. - Я все думаю, - сказала Саша, вспоминая о той стычке, - думаю, как ловко ты его подсек! - Ничего особенного, - проговорил Гроха, - он полез, я ответил. И все дела. - Сообразил броситься ему в ноги. - Потому и бросился, что а кармане он держал пистолет. Иначе мог бы успеть выстрелить. - Что-то я не пойму... - Понимать нечего. Этому приему я научился, наблюдая за одним мальчишкой. Вижу, бежит по улица хлопчик: руки в карманах, гремит там медяками. И вдруг он поскользнулся... Ну-ка, что делает человек, если потерял равновесие? - Пытается схватиться за что-нибудь... - Верно. И у мальчишки так получилось: вырвал руки из карманов. А в кулаках деньги. Р-раз! Медяки - веером на мостовую... Вот и этот наш сегодняшний знакомец - подумать не успел, как его ручищи сами собой выпростались из карманов. Попался на научный подход! И Гроха захохотал. - Ну, Олесь, - сказала Саша, - таким я тебя не знала. На глазах умнеешь. Явно польщенный Гроха стал сворачивать папиросу. Вместе с газетой для завертки вытащил из кармана фотографию. Две белобрысые девчонки сидели на коленях у матери и глядели в объектив камеры. Рядом стоял мальчик чуть постарше, а позади всех - отец семейства, его рука лежала на плече сына. В глазах у ребят были веселые огоньки. Все трое, наверное, так и прыснули со смеху, когда фотограф закончил съемку. - Моя фамилия, - гордо сказал Гроха. - Батько, мамка и мы. Нравимся мы тебе? - Очень ты умно выглядишь, - сказала Саша. - Выходит, с детства был такой? - С пеленок. - А батька твой чем занимался? - Почему спросила? - Одеты чисто, по-городскому. - Вот оно что, - рассмеялся Гроха. - Ну, это забавная история. Он рассказал. Однажды в их родную деревню приехал фотограф. Стал ходить по избам, делать снимки. Хитрый был мужик. Таскал с собой чемодан различной одежды: у кого не имелось подходящей для такой торжественной акции, давал свою. Вот мать и соблазнилась. Уж как сопротивлялся отец, все же уговорила его. А потом, когда фотограф стал раздавать готовые карточки, в деревне поднялся крик: почти все женщины оказались на снимках в одинаковых кофтах... Некоторое время шли молча. Гроха исподволь разглядывал Сашино платье с шикарным бархатом по подолу и сверкавшими на солнце многочисленными пуговицами. - Богато у тебя пуговиц, - сказал он. - Ох, богато, глаза так и разбегаются! - Уж и пуговиц нашить нельзя, - ворчливо проговорила Саша. - Две недели собирала их по дому, все пальцы исколола об иглу, пришивая, чтобы были одна к одной, и на тебе - не понравились! Совсем ты меня затюкал, друг Олешек! - Подари хоть одну, - не унимался Гроха. Вдруг он глянул вперед, осекся. Саша посмотрела туда же. Далеко впереди, на возвышенности, виднелись две фигурки. Они делали знаки руками. - Сигналят, что к хутору вышли, - сказал Гроха. - Ответь, что поняли. Гроха послал сигнал. Те, что были впереди, исчезли. Это был авангард маленькой разведывательной группы, возглавляемой Сашей. Еще один чекист шел сзади, подстраховывая товарищей с тыла. Маршрут разведки наметили заранее, определили действия каждого члена группы при различных обстоятельствах. Хутор тоже изучили еще в городе. Бандитам нечем было бы поживиться в этом крохотном населенном пункте с нищенскими огородами. Поэтому хутор не интересовал и разведчиков. Но он был на пересечении степных дорог, от хутора шел прямой путь к селу Марьино. А оно, это село, уже давно снискало дурную репутацию прибежища всякого рода дезертиров, уголовников. Кто знает, не почтил ли Марьино своим вниманием и атаман Шерстев?.. Еще десяток верст пройден. Первая пара разведчиков, а за ней и Саша с Грохой обошли хутор стороной. Пятый же член группы остался. Ему предстояло осесть в этом хуторе, любой ценой раздобыть лошадь и ждать, круглые сутки ждать, держа под контролем дорогу на Марьино. Он - последнее звено в той цепочке, по которой в УЧК пойдет весть о бандитах, если разведка окажется удачной. Миновало около часа. Первая пара все замедляла шаг. Саша и Олесь нагоняли ее. Так и должно быть. Первой в село войдет Саша. Позже, под вечер, туда проникнет Гроха. Он должен связаться с Сашей. Два других разведчика останутся за околицей. Их задача - контролировать дорогу из села, в случае нужды оказать товарищам помощь, при удаче спешить назад с эстафетой и передать ее тому, кто ждет на хуторе. Если же село будет пусто, группа отправится дальше, сообразуясь с данными, разведанными в Марьино. Вот и вся "технология" поиска. Разумеется, в этом селе, как и в каждом населенном пункте по пути следования, чекисты будут стремиться устанавливать контакты с населением, вербовать себе помощников... Саша и Олесь поравнялись с товарищами, шедшими впереди. - Село за этим курганом, в низине, - сказал один из них, Георгий, коренастый крепыш лет двадцати пяти, с широко раскрытыми светлыми глазами. - Версты полторы будет, не больше. Если есть оружие, лучше сдайте. - Нема оружия, - сказала Саша. Она тронула Гроху за рукав: - Ну, я пошла. Спутники расступились, освобождая дорогу. Вдали послышался приглушенный рокот - будто за холмами отбивали дробь на барабане. - Автомобиль? - неуверенно сказал Гроха. - Вроде бы непохоже... - Скорее мотоциклист, - возразил Георгий. - Больно громко стучит. Ого, глядите, глядите! Рокот стал явственнее, перешел в громкий треск. Из-за кургана появился летательный аппарат. Это был старенький биплан с решетчатым фюзеляжем и открытым сиденьем между крыльев, на котором угадывался человек. Саша знала: советских аэропланов здесь быть не могло. В уезде их всего два, оба находятся в городе и стоят в сарае механического завода - на ремонте. Выходит, эта машина чужая? Она вдруг вспомнила слова Кузьмича: "Банда Шерстева хорошо вооружена, даже имеет аэроплан, на котором летает какой-то иностранец". - Ложись! - крикнула она и первой упала на землю. - Нельзя, чтобы видели нас вместе. Но такая опасность разведчикам не угрожала. Машина шла в стороне, на небольшой высоте, людей на дороге скрывали кусты. Тем не менее все прижались к земле. - Тоже, я думаю, разведчик, - сказал Гроха. - Летает в чистом небе да посматривает, что делается на грешной земле. Такому позавидуешь. Саша с волнением следила за улетавшим аэропланом. Вот он уже на самом горизонте - кажется едва заметной точкой на блеклом небе. А теперь исчезла и эта точка... Два года назад какой-то пилот производил демонстрационные полеты в ее родном городе. Это был первый летательный аппарат, который видели горожане, и, когда аэроплан приземлился, авиатору устроили овацию. А Саша стояла возле самолета, вдыхала ароматы бензина, горелого масла... Кажется, все бы на свете отдала, только подняться в воздух! Сегодня она снова увидела аэроплан. Но от него уже надо было прятаться. ВТОРАЯ ГЛАВА Вскоре Саша входила в село. Мысленно она оглядела себя. Босая, в длинном суконном платье с глупыми пуговицами; щегольской цветастый платок на голове, а за плечами мешок и стоптанные башмаки на палке. Видик! Но столь же нелепо выглядят сотни других горожан, которые бродят по окрестным селам в поисках продуктов. ...Саша идет по широкой улице, делящей село на две равные части. В этот послеобеденный час улица пустынна. Но вот вдали появилась женщина с ведрами на коромысле. Крестьянка с ведрами приближается. Теперь можно разглядеть, что она не только несет воду, но и прижимает к груди малыша. Саша первая поклонилась при встрече, улыбнулась ребенку - веселой годовалой девочке. - Из города я. Голодно там. В лавках полки пустые, на привозе хоть в пятнашки играй. Люди по уезду разбредаются. Ну и я подалась в ваши края: может, выменяю чего на еду. - Отчего не выменять... Женщина не выказала сочувствия горожанке, не проявила интереса к вещам, которые могли быть у Саши. Ответила просто так - лишь бы что-нибудь сказать. И глядела куда-то поверх Сашиной головы: вроде бы намаявшийся, ко всему равнодушный человек. А Саша за всем этим почувствовала напряжение, настороженность. Она и сама невольно подобралась. Беседа продолжалась. На вопросы горожанки женщина отвечала односложно. Саша решила остаться в селе. - В хату не пустишь? - сказала она. - Мне бы ночь переспать, завтра дальше пойду. Пусти на ночь, дам тебе кое-что из вещичек. Женщина кивнула и пошла вперед, показывая дорогу. В просторной горнице горбатая старуха укачивала девочку н дотошно расспрашивала Сашу о городском житье-бытье, о семье, знакомых... Молодая же, как ввела гостью в дом и отдала ребенка свекрови, так и простояла весь разговор у стены. А потом тоже без единого слова набросила платок на голову и вышла. Вернулась она спустя четверть часа, когда Саша уже помылась и собиралась прилечь на неудобном горбатом сундуке. Остановившись в дверях, поманила горожанку: - Пойдем, слышь-ка! - Куда? - Саша подняла голову, попыталась встретиться взглядом с женщиной. Та отвела глаза: - К людям пойдем... - Ну что же, - равнодушно сказала Саша. - И мешок взять? - Как хочешь. Мешок Саша взяла. Они миновали несколько домов, пересекли улицу. Вслед за провожатой Саша вошла в просторную хату. Вошла и невольно остановилась на пороге. В ноздри шибанул резкий сивушный дух. Глаза защипало от табачного дыма. Сизый туман в комнате был так плотен, что с трудом можно было различить длинный стол и сидящих за ним людей. - День добрый, - сказала Саша. Ей не ответили. Вероятно, разглядывали вошедшую. Потом один из мужчин встал, взял Сашу за руку, толкнул на табурет у края стола. Теперь она увидела и оружие: в дальнем углу стояли у стены винтовки и шашки. Винный перегар и крепкий чесночный дух, исторгаемые десятком бандитских глоток, испарения разгоряченных и давно немытых тел, запахи сыромятных ремней, прокисшей овчины и застоявшегося махорочного дыма - все это смешивалось в отвратительный букет, и Сашу стало мутить. А тут еще кто-то пододвинул глиняную кружку, полную самогона. Неожиданно для самой себя Саша встала с табурета, шлепнула ладонью по столу. - Вы все тут с ума посходили. Видано ли, чтобы люди дышали этакой гадостью? Все как есть помрете до сроку. - Она обернулась к хозяйке, достававшей из печи огромный противень с яичницей. - Старая, отвори-ка оконце! Не утерпев, сама толкнула створки окна, шагнула к другому. - А ну, стой! Саша обернулась. - Ходи сюда, - сказал детина средних лет с повязкой на левом глазу, из которой торчали клочья серой ваты. - Ты кто будешь, такая шустрая? - Сестра милосердия буду, - ответила Саша. - Иначе фельдшерица. А что, неможется тебе? Одноглазый ладонью шлепнул себя по заду: - Здесь у меня болячка! За столом захохотали. - Ну, будешь лечить? - Бандит привстал и сделал вид, что расстегивает штаны. - Буду! - крикнула Саша, пересилив шум в комнате. - Вот только дрючок отыщу покрепче да этим дрючком - по заду, по спине, по бесстыжей твоей башке! И, не давая опомниться бандиту, присела рядом, чуть отодвинула повязку на его глазу, - Пусти! - зарычал тот. Но Саша уже завладела инициативой, стала развязывать узел повязки. - Что с глазом-то? Давно случилось? Да сними повязку, леший!.. Стой, не трожь, я сама... А ну, не вертись, наказание ты божье! Вот так, сыпя вопросами, не позволяя бандиту сказать хоть слово, она ловко сняла измазанную кровью и гноем повязку, швырнула ее в печь, стала осматривать воспаленный, распухший глаз, промыла его оказавшимся у хозяйки крепко заваренным чаем, потребовала у нее же чистую тряпицу. А бандит, который несколько минут назад запросто мог пристрелить девушку, сейчас покорно вертел головой, когда закрепляли новую повязку. - Утром еще раз промой, вечером снова - и будешь здоров... А глаза беречь надо, мужики! - Теперь Саша обращалась ко всем присутствующим. - Глаза заботы требуют. Вот как надо их протирать, ежели приспичило. - И она осторожно коснулась глаз тыльной стороной ладони. ...Вся компания продолжала попойку. Но сейчас в Центре внимания была Саша. Она ела яичницу и рассказывала. Вместе с родителями живет близ уездного города. Отец - священник, мать - фельдшерица. Вот и сама она пошла по медицинской части - окончила специальные курсы. Как оказалась здесь? Да разве одна она скитается по селам в это трудное время, когда честному человеку никак в городе не прокормиться! - Наберешь жратвы - и назад? - спросил одноглазый. Саша помедлила, будто раздумывала. Потом решительно тряхнула головой: - Могу и прижиться, ежели найду подходящее место. Мужа нет, отчета никто не спросит. Было бы из-за чего остаться... - Разбитная, - сказал бандит. - Выходит, своя ты, девка? - Это как посмотреть... - Саша усмехнулась, повела плечом. Бандит облапил большую бутыль, плеснул из нее в стакан, пододвинул его Саше: - Хлебни! - А вдруг откажусь? - Хлебнешь, - значит, своя. Не хлебнешь - будет другой разговор. - Это что же, условие? - Считай, что условие. Разок должна хлебнуть. - Только разок? - Подняв стакан, Саша оглядела присутствующих. - Налейте и себе. Чокнемся, мужики? И выпила залпом. Некоторое время ей еще удавалось контролировать себя. Она даже отрезала кусок колбасы, стала жевать. Но вскоре поняла, что дело плохо. Напрягая все силы, встала из-за стола, подошла к хозяйке. Они вышли из хаты. В глубине двора была навалена солома. Саше удалось добрести до этой кучи. Здесь ее вырвало. Стало легче. Когда несколько минут спустя хозяйка позвала ее, Саша уже окончательно взяла себя в руки. Хозяйка, маленькая, седая и очень полная, была любительница посудачить, быстро выложила все, что знала о бандитах. Казалось, она не могла остановиться - сыпала и сыпала словами, хватая Сашу за руки, заглядывая ей в глаза. Кто такие эти девятеро, что расположились в хате? Они здесь уже второй раз. А впервые появились две недели назад, пожили в селе три дня. Теперь вот приехали снова. Что ж, она не в убытке. Не с пустыми руками приезжают. В прошлом месяце оставили ей швейную машину, только без челнока... А вчера привезли корзину с бельем - почти полная корзина, и белье такое мягкое. Две сорочки даже с кружевами, очень подходят по росту... А откуда они появляются, эти люди, где стоит их войско, она не ведает. И про их командира тоже ничего не знает. Потом женщина долго говорила о селе; об урожае, который почти весь пропадет - некому убрать; о какой-то Нюрке - та живет по соседству и все норовит переманить гостей, чтобы ей несли подарки, а не кому другому. Только ничего у этой Нюрки не выйдет, и получит она не подарки, а дулю. Саша делала вид, что слушает болтовню хозяйки, а сама пыталась осмыслить то, что довелось узнать. Итак, группа бандитов впервые побывала здесь две недели назад. А когда объявилась банда Шерстева? Сообщение о ней было получено в середине сентября. Что же, сроки почти совпадают. Как утверждает хозяйка, одноглазый и его спутники ничего не берут у сельчан, даже подарки привозят. Вот и это согласуется с имеющимися данными о банде. По сведениям Кузьмича, Шерстев беспощадно расправляется с коммунистами и сельским активом, но делает это тайно. Стремится выглядеть покровителем крестьян... Словом, похоже, что Саша и Олесь оказались там, где нужно. Зачем в селе находится группа одноглазого? Разведка? Но что им здесь выяснять? Может, приехали подхарчиться, насобирать продовольствия? Нет, фуражиры крупной банды прибыли бы на подводах или линейках. А у этих только верховые кони, стоят под навесом позади хаты. Где же расположена сама банда? Саша неторопливо приблизилась к калитке, оглядела улицу. Вот-вот должен появиться Гроха. У них было условлено: на закате Саша найдет возможность побывать возле колодца, чтобы передать там товарищу добытые сведения. Она уже знала, что колодец где-то вправо от дома - время от времени оттуда шли сельчанки с полными ведрами. Вот и женщина, которая привела ее к бандитам, тоже несла воду с той стороны. Солнце было у горизонта. Приближалось время встречи со связником. Удастся ли свидеться? И что скажет она Олесю, если пока ничего толком не разведала? Но все равно встреча нужна. ...Женщины посидели на лавочке, вернулись в дом. Саша попросила воды. Получила полный ковш, но пить не стала. - Тепловатая водица, - сказала она хозяйке. - Может, за свежей сходить? - Сходи, ежели есть охота. Вон они, ведра и коромысло. - Эй, бабы, чего раскудахтались? - крикнул из-за стола одноглазый бандит. Женщина пояснила. - А сама? Ноги отвалятся? - Это еще что за указчик? - хозяйка уперла руки в бока, шагнула к обидчику. - Гляди, раскричался. В гости пришел - гостем и будь! Бандит нашел шапку, нахлобучил себе на голову, взял карабин и пояс с подсумками. - Вместе пойдем, - сказал он Саше. - И до ветру провожать ее будешь? - усмехнулась хозяйка. - Вот ведь какой кавалер! Бандит разразился ругательствами. - А мне нравится, что к колодцу пойду не одна, - сказала Саша. - Сколько живу, а не ходила по воду с провожатым. Он и ведра понесет, кавалер мой. В комнате захохотали. Встал парень лет тридцати, со шрамом на лбу: - Слухай, Степан, и я с вами. Не дай Бог, заблудитесь одни. Нам вдвоем сподручнее будет, Степан! Все это время он глядел на Сашу, рукавом рубахи вытирал вымазанный в сале подбородок. - Цыц! - яростно крикнул одноглазый. - Я те пойду! А ну, на место, Петро! Парень поворчал, но вернулся к столу. - Топай! - приказал Саше одноглазый. Они неторопливо шли по улице - впереди Саша с ведрами и коромыслом, чуточку поотстав - провожатый. Солнце садилось. Свет шел из-за тополей, шеренгой тянувшихся вдоль улицы. От деревьев пролегли по дороге густые синие тени. Слабый ветерок доносил запахи дыма, увядших трав, теплого молока... Низко опустившееся солнце мешало смотреть, и Саша увидела Гроху, когда оказалась шагах в двадцати от колодца, - нечесаный, босой, с уродливым мешком за спиной, он подходил к колодцу с противоположной стороны. У деревянного сруба под черепичной двускатной крышей собралось десятка полтора женщин. Они с любопытством разглядывали незнакомых. Румяная толстая девка что-то сказала подружкам, те засмеялись. Саша обернулась к спутнику: - Может, прогуляешься? Как звать-то тебя? - Степан я. - Ну, иди, Степан. - Саша поправила повязку у него на глазу. - Нечего тебе здесь ошиваться. Видишь же, у колодца одни бабы. Иди, застыдят нас. Бандит стоял и глядел на Сашу. - Со мной поедешь, - вдруг сказал он. - А куда? - Саша напряглась, стиснула коромысло. Неужели выложит, где банда? - Куда повезу. - Вот какой разговор... Гляди-ка, нашел вертихвостку! Куда ехать-то? У колодца снова засмеялись. - Хорош, нечего сказать! - сердито зашептала Саша. - Срамишь на людях. Уходи же! Иди, после поговорим! - Лады! - Одноглазый повесил карабин на плечо. - Отсюда прямо в избу, поняла? И он ушел. Саша обернулась к колодцу, отыскивая глазами Гроху. Тот стоял возле сруба - держал над головой ведро и ловил ртом льющуюся струйку воды. Напившись, долил из бадьи ведро, кивнул его владелице и неторопливо двинулся от колодца. Вскоре подошла Сашина очередь. Она быстро наполнила ведра, взяла их на коромысло, пошла к дому. Все это время она не упускала из виду товарища. Заметила, как тот бросил палку на дорогу, а сам свернул за деревья, в кустарник. Она все поняла. Дойдя до валявшейся в колее палки, опустила ношу на землю, будто сделала остановку для отдыха. - Говори! - донеслось из-за дерева. Склонившись над ведрами, она быстро пересказала то немногое, что удалось узнать. - Поедешь? - спросил Гроха. Саша уже приняла решение. По всем признакам, одноглазый и его компания - из банды Шерстева. Отправиться с ними - значит установить расположение банды. - Еду, - сказала она. - Понимаешь, чего он хочет от тебя? - Ты и Григорий пойдете следом. Постарайтесь не отстать. Отстанете - возвращайтесь на хутор. Это все, Олесь! - Дать пистолет? - Нет! Она вернулась к хате, когда там спешивались три всадника. С ними были вьючные лошади. Вьюки - переметные сумы из ковровой ткани осторожно сняли с коней, внесли в помещение. Из каждой сумы, похожей на огромный карман, торчала горловина ведерной бутыли, залитая красным блестящим сургучом. Всего было шесть бутылей. Что могло быть в бутылях? Вскоре это выяснилось. Хозяйка поставила на стол противень курятины, второй - с жареной в сале картошкой, миски с капустой и огурцами, четверть самогона. Трапеза возобновилась. Парень со шрамом - тот самый, что тоже собирался идти к колодцу, плеснул в стакан самогону, выбрал в противне куриную ножку, все это протянул Саше: - Поди, нагуляла аппетит, докторица. На-ка, держи! - Э, нет! - Она отодвинула стакан. - Один раз бывает проверка. - Выпьешь! - Дудки! Или мужики что собаки - сбрехали да позабыли? Не буду! - Будешь! - настаивал бандит. - А то, гляди, отсюда налью. - Он показал на вьюки с бутылями. Эти слова вызвали взрыв смеха. Парень со шрамом с трудом вытащил из вьюка бутыль, поднес ее к Саше. Почудился знакомый запах. Протянув руку, Саша коснулась горловины сосуда, поднесла пальцы к носу. - Касторка?! - воскликнула она. - А ты думала! - И там, - Саша показала на вьюки, - и в других тоже касторка? Бандит кивнул. Он давился от хохота. Саша растерянно глядела на него. Касторовое масло в шести огромных бутылях? Для чего бандитам столько лекарства? Уж не мается ли животами все их воинство? Бутыль водворили на место. Парень со шрамом настаивал, чтобы Саша выпила самогону. Одноглазый остановил его. - Скидку делаем докторице, - сказал он. - С нами она поедет. - Вот какой быстрый! - Саша покачала головой. - Не уважаю торопливых! - Не желаешь? - Бандит привстал с табурета. - Сперва скажите, какому Богу молитесь? - Опознаешь, когда свидишься с ним. - С самим Богом? - Саша небрежно роняла слова. - Вот диво дивное. Он хоть красив, этот ваш бог? - Семь их, богов! - Одноглазый выхватил наган, крутанул барабан. - Выбирай любого! - Стращаешь? - Саша гневно выпрямилась. - А ежели я не из пугливых? Убери пушку. Лучше лаской попробуй. - Я - лаской! - вскинулся парень со шрамом. - Коня хочешь? Коня тебе сыщу тонконогого, горячих кровей. Саблей махать выучу. Ты, я вижу, девка бедовая! Из груды оружия он извлек шашку в нарядных ножнах, подбросил в руках, картинным жестом протянул Саше. - Владей! Легкая, гляди, а кусачая! Саша сделала вид, что любуется оружием. - Дивись! - Бандит выхватил шашку из ножен. Мгновенный высверк клинка - и подброшенная к потолку картофелина оказалась разрубленной на половинки. - Владей! - повторил он, бросив шашку в ножны. - Штаны малинового сукна тебе справлю, хромовые сапожки с подковками на высоких подборах... Эх, ничего не жалко! Грохнул выстрел. - Эта пуля в небо, - сказал одноглазый, помахивая револьвером, из ствола которого курился дымок. - Вторая в тебя будет, Ты меня знаешь, Петро, не промахнусь! Выстрел и угроза главаря группы особой реакции не вызвали. К таким вещам здесь привыкли. Но виновник инцидента все же утихомирился. Вскоре он уже грыз куриное крылышко... Саша сказала: не годится порядочной девушке ехать по первому зову малознакомого человека. Да и неизвестно, в какие края ее повезут. И найдется ли там подходящее занятие, жилье? И как еще на это посмотрит старший командир или батько? И ехать, видимо, далеко - не один день пробудешь в пути. А в селе по соседству, люди сказывали, требуется фельдшерица. Вот куда надо спешить. Опоздаешь - другую наймут. Одноглазый схватил ее за руку, потащил в сени. - Дуреха, - зашептал он, - в полночь тронемся, утром будем на месте. В лесу войско атаманово, в здешнем лесу. Всего-то будет верст сорок. А батько - он добрый. Дюже любит, ежели кто из образованных. Сам, что ни день, книжками балуется. ТРЕТЬЯ ГЛАВА Маленький двукрылый аэроплан стоял на лесной опушке, под протянутым между деревьями тяжелым желтым брезентом. Он был без пропеллера и мотора. Разобранный двигатель лежал здесь же, на шерстяном солдатском одеяле - ребристые головки цилиндров были сняты и отложены в сторону. Черноволосый смуглый мужчина с грудью и бицепсами циркового борца - пилот Энрико Гарсия, он же и механик, ловко орудовал шабером, счищая нагар с донышка поршня. Настроение у Гарсия было неважное - он делал зряшную работу. День потрачен на то, чтобы освободить поршни и головки цилиндров от наросшей на них черной смолистой дряни. Теперь предстояло собрать двигатель, установить его на место. Но после нескольких дней полетов все повторится. Подъехали два всадника. Один из них, лет тридцати пяти, в новеньком сером френче и лаковых сапогах с твердыми голенищами, какие любят поляки, спешился и подошел к пилоту. Это был атаман Николай Шерстев. Они заговорили по-французски. Родного языка пилота атаман Шерстев не знал, французским же владел вполне сносно: много лет зубрил этот язык, сперва с гувернанткой, затем в гимназии. Что до пилота, то, как и многие жители восточных провинций Испании, он свободно говорил по-французски. - Салют! - сказал Шерстев. - Салют, шеф! - Ремонт, я вижу, в разгаре. - Атаман поискал глазами, куда бы присесть, пододвинул ногой валявшийся неподалеку ящик, устроился на нем. - Когда думаете закончить? - Сеньор, - пробурчал Гарсия, - я устал чинить эту рухлядь, устал проклинать день и час, когда принял за чистую монету ваши обещания и пошел к вам на службу. - Что же случилось? - То, что должно было случиться. Я столько раз предупреждал: нужен комплект новых поршневых колец! Меня кормили обещаниями. И вот финал: кольца сработались, масло гонит в камеры сгорания цилиндров, засоряет свечи... - Скажите, где достать эти кольца, и они будут! Обещаю вам, Гарсия. - Святая мадонна! Я, испанский пилот и механик, должен подсказывать русскому офицеру, где у него в России продают запасные части к авиационным моторам!.. - А эти кольца нельзя изготовить? - Сеньор, - торжественно сказал Гарсия, - сеньор, вы разговариваете с токарем высшего разряда. На стайке я могу все! Но где, скажите, станок? Где сталь специальной марки, не слишком хрупкая и достаточно жаропрочная, какая только и годится на такие кольца? Дайте мне станок и нужную сталь, сеньор, и я отстану от вас. - Вы получите это. И надеюсь, скоро. Впрочем, кое-что зависит от вас самого тоже. - От меня зависит, получу ли я новые кольца для поршней этой птички? Уж не шутите ли вы, шеф? - Вовсе не шучу. - Шерстев понизил голос. - Вам я могу довериться. Так вот, слушайте внимательно. Можете быть уверены: не пройдет и двух недель, как весь уезд будет в моих руках! Всего две недели, каких-нибудь пятнадцать дней, дорогой Энрико. Мы немедленно переберемся в город, и вы сами выберете лучшую мастерскую и лучшую сталь для этих колец. - Я сразу выточу два комплекта! - Хоть четыре... Но все это осуществится при условии, что ваша птичка выздоровеет и завтра же начнет вести воздушную разведку. - У вас какие-то новости? - Есть сведения, что сюда высылают сильный отряд красных. Его надо вовремя обнаружить. Тогда мы быстро расправимся с ним. Дорога к уездному центру будет открыта. - Вы сказали - "не пройдет и двух недель...". Это реальный срок, сеньор? - Операция уже разработана, сроки утверждены. Словом, машина запущена. В этом бою мы будем не одни, Энрико. Нам помогут. Но это строго конфиденциально. - Можете положиться на меня, шеф. - Значит, успокоились, господин сомневающийся? - Спасибо, шеф. Две недели этот мотор еще протянет. Но две недели, не больше. - Слово, Гарсия!.. Теперь еще одна приятная весть. - Шерстев обернулся к спутнику, который стоял в отдалении с лошадьми: - Иди сюда, Леван! Спутник приблизился. Обутый в кавказские сапоги, обтягивающие ноги, словно чулки, он ступал бесшумно и мягко. На нем была черкеска из мягкой серой ткани и папаха, вооружение составляли наган и кольт на ремнях крест-накрест через плечо, кинжал и две гранаты на поясе. Ему можно было дать лет сорок: поджарый, длиннолицый, с темными овальными глазами, большими и влажными. - Отсчитай двести рублей, Леван! Из-за пазухи горец вытянул сафьяновый мешочек, распустил завязки и высыпал двадцать золотых десятирублевок. Затем все так же молча вернулся к лошадям. - Благодарю, - сказал Энрико Гарсия, засовывая деньги в карман комбинезона. Кстати, где вы раздобыли этого типа? Что заставило его покинуть свои горы и ринуться сюда, в водоворот событий? - Но и вы покинули родину! - О, я совсем другое дело, сеньор! - Не вижу разницы. - Всадники едут, хозяин, - вдруг сказал Леван, и голос у него оказался высокий, как у женщины. - Много всадников, десять или двенадцать. - Где они? - Вон туда смотри! - Горец показал на далекую, у самого горизонта, линию холмов. - Двенадцать всадников. - Едут к нам? - Да, хозяин. Шерстев поднес к глазам бинокль. - Двенадцать всадников, - сказал он. - Ну и зрение у тебя, Леван! - Теперь тринадцать, хозяин. - Верно! - воскликнул Шерстев. - Верно, тринадцать! Кавалькада приближалась. Лошади шли широкой рысью, вскоре атаман уже мог различить лица людей. Впереди ехал конник с повязкой на глазу. - Гаркуша, - сказал Шерстев. - Глаз у него не прошел, хозяин. Совсем не заботится о себе человек! - А женщину видишь? - Раньше не видел. Теперь вижу. Рядом с Гаркушей едет. Кто такая, не знаю. Шерстев спрятал бинокль и обратился к авиатору: - Возвращается экспедиция. Мне кажется, съездили не впустую. - Отлично, шеф! - И еще: они везут девушку. По виду городскую. - Сеньор проливает бальзам на мое израненное сердце! - Гарсия отбросил головку цилиндра, с которой счищал нагар, поднялся на ноги и стал глядеть в сторону далеких холмов. - Вот вам бинокль. Пилот приставил бинокль к глазам, стал крутить маховичок настройки. - Ага!.. Хвала Святой Деве Марии, таинственная незнакомка отнюдь не страшилище... А я весь в масле и копоти, и нету времени смыть эту грязь!.. - Ну и поза у вас! - сказал атаман. - Как-то я наблюдал за сеттером, когда он делал стойку на дичь... - Полагаете, мы похожи? Ну что же, нет возражений. Испанцы - люди особой породы. Им нужна встряска - женщина, коррида, аэроплан, - все равно что! - Северяне - тоже люди с характером. - Нет, нет, не говорите, сеньор. У вас кровь течет в жилах спокойно, будто ручей по равнине. У испанцев она бурлит, словно горный поток. - Бурлит, пенится и ударяет в голову, как только на горизонте появилась юбка, не так ли? - Вы недалеки от истины. Таковы испанцы. И я не хотел бы хоть в чем-нибудь изменить своей природе. - Вспомните о Дон-Кихоте. Он плохо кончил. - Для меня он пример. Дон-Жуан тоже. - Испанцы, испанцы!.. Иной раз завидую вашему умению жить, не заглядывая в будущее. А у меня день и ночь отягощена голова думами о завтрашнем дне России. - Нечто подобное утверждают и большевики. Их антиподы - тоже. - Меньшевики? - И еще эсеры. Вам не кажется странным: враждуя между собой, вы в то же время твердите, что заботитесь о будущем своей страны. Как это увязать, сеньор? - Видите ли, у людей различные вкусы. Одни мечтают вместо свергнутого царя посадить на трон мужика и солдата. Другие, напротив, не желают, чтобы дворцы Петербурга и Гатчины провоняли махоркой. - Вы в числе последних? - Разумеется. И твердо верю: Россия останется Россией, что бы ни произошло! Показались всадники. Они вынырнули из пологой ложбины, были уже совсем недалеко. Первым подъехал Гаркуша. Спешившись, стащил шапку с головы, поклонился атаману. - Батько, - сказал он, - все зробили, як ты приказал. Масла привезли богато. - А девушка откуда? - Городская. В село за харчами пришла. Гаркуша стал рассказывать, при каких обстоятельствах встретил Сашу. Шерстев слушал и краем глаза наблюдал за незнакомкой. Вот к ней подошел Энрико Гарсия, церемонно поклонился. Видимо, предпринял попытку начать разговор. Вдруг пилот всплеснул руками. Его лицо расплылось в улыбке. - Что такое? - строго спросил атаман. - Сеньор, - ошеломленно сказал Гарсия, - сеньор, эта девушка знает испанский! Он снял Сашу с лошади, бережно опустил ее на землю. - Грасиас, - сказала Саша. - Мучас грасиас... Большое спасибо! - Эс устэ эспаньола? - прошептал авиатор. - Е сой руса, - рассмеялась Саша. Она уже разобралась в обстановке и теперь обращалась к Шерстеву: - Русская я, как, наверное, вы сами. Ведь вы русский, правда? - Русский, - ответил Шерстев. - Но об этом позже. Как вы сюда попали? Саша развела руками и посмотрела на Гаркушу, как бы приглашая его вступиться. - Батько... - нерешительно начал тот. - Помолчи! - Шерстев снова посмотрел на Сашу. - Кто вы такая? Какие имеются документы? - А по какому праву мне задают вопросы? - Саша постаралась, чтобы голос ее звучал сердито. - Сами вы кто, милостивый государь? Надо представиться даме, а уж потом расспрашивать. Как ваше имя? - Допустим, Николай Юрьевич, - холодно сказал Шерстев. - Ну, а я - Александра Андреевна, - в тон ему ответила Саша. - Увы, документами не запаслась. Не предполагала, что окажусь в вашем обществе. - Как вы здесь очутились? Саша резко обернулась к Гаркуше: - Будете и дальше стоять истуканом? Говорите же. А то ваш начальник убежден, что я рвалась к нему в гости. Одноглазый раскрыл было рот, но атаман взглядом остановил его. Возникла пауза. - Постоянно живете в городе? - спросил Шерстев. - Да. - Путешествуете? - Очень точно сказано. Именно путешествую. Совершаю увеселительную поездку, чтобы удовлетворить одну из своих причуд. - Какую именно? - Иной раз возникает желание поесть. - Имеются и другие причуды? - Работать и получать жалованье. - А что вы умеете делать? - Докторица она, - сказал Гаркуша. - Вот глаз мне промыла. Ловко зробила. - Вы врач? - Фельдшерица. - Как же не могли найти работу в городе? Саша не ответила. Повернувшись к пилоту, заговорила по-испански. Тот просиял, утвердительно наклонил голову. У них завязалась беседа. Шерстев движением руки прервал разговор. - Гаркуша, - сказал он, - вези ее в штаб. Не отпускай ни на шаг. Головой отвечаешь за эту девицу. Одноглазый подсадил Сашу на лошадь. Они уехали. - Не слишком ли сурово обошлись с гостьей? - сказал Энрико Гарсия. - Не понимаю, что могло вас насторожить. - Очень бойкая особа. Начальник патруля утверждает, что легко уговорил ее ехать с ним. - Ну так что? - А зачем ей нужен этот увалень? - Гаркуша?.. Об этом я не подумал. Действительно, они... не созданы друг для друга. - Кривоногий увалень, - продолжал Шерстев, - от которого за версту несет гнилью. И я должен поверить, что хорошенькая девушка польстилась на подобное сокровище? - Я понимаю, сеньор. Только... правду ли сказал Гаркуша? - Но приехала же она с ним! Испанец промолчал. - Кстати, о чем вы говорили? - Попросила покатать ее на аэроплане. - Что вы ответили? - Какой мужчина откажет в просьбе красивой девушке? Я сказал "да". - Вы подниметесь, и она заставит вас перелететь к большевикам. - Меня? - Испанец гордо выпрямился. - Пилота Гарсия никто не заставит делать то, что ему не по душе. Сеньор, разумеется, шутил?.. Если начистоту, то в ее просьбе видится другое: уверенность, что вы быстро во всем разберетесь, снимете свои подозрения. Вы умный человек, шеф. Как следует допросите девушку - и все станет ясно. - Это я и собираюсь сделать. - И не слишком сердите ее. - Что вы имеете в виду? - Боги послали нам очаровательную гостью. Если такая улыбнется тебе - чувствуешь себя мужчиной. Еще я подумал, что во всей этой истории пока нет выигравших, но уже есть проигравший. - Кто же это? - Гаркуша, шеф. Как это вы сказали ему? Ага! "Головой отвечаешь за девушку". Кто бы мог подумать, что вы такой шутник, шеф? И Гарсия расхохотался. ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА Этот день атаман Шерстев начал, как обычно, с занятий гимнастикой. Упражнения проводились на лесной поляне и состояли из наклонов, приседаний и размахиваний руками, в которых были зажаты двухфунтовые гантели. О том, что гимнастика продлевает жизнь, Шерстев много лет назад прочитал в одном бельгийском журнале. В том же номере сообщалось о вреде алкоголя и табака и были напечатаны рисунки, изображавшие печень пьяницы и легкие курильщика. Художник не поскупился на краски, рисунки впечатляли. С той поры Николай Шерстев не курил и не прикасался к спиртному. Тогда же он принял решение по утрам делать гимнастику. Атаман еще продолжал упражнения, а ему уже приготовили ванну. В кустарнике был установлен раскладной бак из красной резины, в него натаскали десяток ведер теплой воды из походной кухни. Леван сунул в бак руку, убедился, что вода нужной температуры, и стал ждать хозяина. Тот не замедлил явиться и вскоре уже плескался в баке, куда предварительно вылил стакан крепкого уксуса: в бельгийском журнале утверждалось, что укусус легко расправляется с болезнетворными бактериями. Купание подходило к концу. Леван уже собирался подать хозяину мохнатую простыню, как вдруг заметил приближающегося человека, преградил ему дорогу. - До атамана треба, - сказал Степан Гаркуша. Леван не шелохнулся. - Батько! - крикнул бандит, став на цыпочки и заглядывая через плечо стража. - Дозволь слово сказать! - Кто там еще? - недовольно проговорил Шерстев. Бандит назвал себя. Леван оглянулся на хозяина. Тот сделал разрешающий знак. Гаркуша приблизился. Шерстев лежал, согнув ноги в коленях - ванна была коротковата, - и ладонями наплескивал воду себе на грудь. Он не изменил позы, только повернул голову к подошедшему. - От девицы я, - сказал Гаркуша. - От докторши... Руки атамана перестали двигаться. - Чего ей надо? - Побалакать с тобой желает. Атаман недобро усмехнулся, вылез из ванны, принял из рук Левана простыню, стал вытираться. Затем он закутался в простыню и присел на брезентовую разножку. Леван уже держал наготове фарфоровую кружку с простоквашей - Шерстев всегда пил простоквашу после купания. - Твердит и твердит: "Веди до атамана", - продолжал Гаркуша. - Я ей: обожди, батько сам вызовет. А она свое: "Нема часу, веди!". - Гляди какая нетерпеливая. Чего же ей надобно? Или какой-нибудь разговор был у вас? - Был, батько. - О чем же? - Шерстев взял у Левана кружку, отпил. Видимо, простокваша понравилась, потому что он тут же сделал второй глоток, побольше. - О чем вы с ней говорили? - О тебе, батько, - вздохнул Гаркуша. - Интересовалась мною? - Пытала, какой ты есть человек. Ну, я и рассказал... Вдруг как всплеснет руками: "Веди до твоего батьки!" Возникла пауза. Шерстев опустил кружку. Сомнения относительно личности девицы за ночь не рассеялись. В постели, затем во время гимнастики он все прикидывал, как лучше повести допрос этой особы. А теперь оказалось, что она сама ищет встречи с ним! Шерстев поглядел на Гаркушу. Тот стоял, вытянув шею, и ждал. - А ты как о ней думаешь? Гаркуша засопел, переступил с ноги на ногу, но не ответил. - Ну, хорошо. - Шерстев встал с разножки, отдал кружку Левану. - Отправляйся и приведи ее. Запахнув простыню, он зашагал прочь от ванны. Полчаса спустя он покончил с завтраком, и тогда Леван ввел Сашу. Шерстев принял ее в своем "штабе" - сторожке лесника, единственном "капитальном" строении в здешнем лесу: банда разместилась в наспех сооруженных землянках и шалашах, возле которых были устроены коновязи. Особняком расположились только артиллеристы: для орудий были устроены ровики, люди имели две потрепанные палатки. За завтраком атаман обдумал несколько фраз, с которых решил начать разговор. Прежде всего поблагодарит девицу за помощь, которую она оказала одному из членов отряда, вылечив ему глаз. Далее, предложит ей место в отряде, поскольку она доказала, что является хорошим лекарем. В заключение выразит готовность содействовать в устройстве ее сердечных дел... Это ловушка. Если Гаркуша нужен был ей, чтобы проникнуть в отряд, девица может сейчас отказаться от него. Тем самым она выдаст свои истинные намерения. Так рассуждал атаман. Однако с самого начала беседа пошла по другому направлению. Войдя, Саша приветливо кивнула главарю банды, быстро оглядела комнату. Взгляд ее задержался на подоконнике со стопкой книг. - Ваши?! - воскликнула она. - Боже мой, Державин, Фет. Далее, кажется, Тютчев, Кольцов, Пушкин!.. Я не ошиблась? - Все правильно. Шерстев с удивлением видел, как девушка приблизилась к подоконнику, ласково коснулась пальцами книги в синем переплете. - В этом издании есть и "Водопад", и "На смерть князя Мещерского"!.. - Вы так хорошо знаете Державина? - Вас это удивляет? А, ну конечно: "простая фельдшерица". Так вот, я не фельдшерица! Находившийся у двери горец Леван подошел и встал рядом с хозяином. - Можете вы удалить слугу? - сказала Саша. Шерстев молчал. - Я жду, атаман! Шерстев смотрел на девушку и чувствовал, как в нем закипает злость. Едва сдерживаясь, глухим от волнения голосом сказал, что полностью доверяет Левану, при нем можно говорить о чем угодно. Тогда Саша взяла со стола карандаш, на клочке бумаги крупно вывела: "Лелека" - пододвинула бумагу Шерстеву. Атаман прочитал, пальцами потер виски, прочитал снова. Казалось, он силился понять написанное и не мог. Вот он еще раз скользнул глазами по бумаге. Помедлив, поднял голову, стал рассматривать Сашу, будто видел ее впервые. Саша выдержала его взгляд. - Леван, - сказал Шерстев, - придется тебе ненадолго выйти. Будь поблизости, я позову тебя. Горец, зло поглядев на Сашу, вышел. - Мы одни, - сказал атаман. - Шесть дней назад я покинула уездный центр, чтобы разыскать отряд, которым командует Николай Шерстев. Я знала: этот отряд недавно отделился от войск атамана Григорьева и перебрался в наш уезд. Шла под видом мешочницы. В селе Марьино наткнулась на группу вооруженных всадников. Со старшим группы удалось сблизиться: у него болел глаз, а я знакома с основами медицины... Поступила так, потому что предположила: группа Гаркуши может иметь связь с отрядом Шерстева или хотя бы знать об этом отряде. Встретив вас вчера вечером, я уже не сомневалась, что нахожусь на верном следу. Сегодня исчезли последние сомнения: узнала вашу фамилию, а теперь еще увидела и это. - Саша показала на стопку книг на подоконнике. - При чем здесь книги? - Не каждый день встретишь командира вооруженного отряда, который бы возил с собой библиотечку русских поэтов. А вас так и характеризовали: интеллигент, книголюб, эстет... - Кто характеризовал? - Особа, знакомая нам обоим. Лелека. - Он слишком мало знает меня, чтобы иметь право... - Не он, а она. - Люся?! - вскричал Шерстев. - Что с ней? Она здорова? - Вполне здорова. - А кем приходитесь Люсе? - Подругой. Я тоже москвичка. Сейчас живу в здешнем уездном центре. - Люся в Москве? - Была там. - Как это понять? Где же она теперь? - У меня. - Саша выдержала паузу. - Приехала, как только узнала, что с братом случилась беда. - С Константином? - Вам не известно, что он арестован? - Саша и вправду была удивлена. Шерстев вскочил на ноги, с грохотом свалив стул: - Арестован? Кем? - Его забрали в ЧК. Вошел горец, вопросительно посмотрел на атамана. - Ничего, Леван, иди и затвори дверь. - Шерстев обернулся к Саше: - Когда взяли Константина? - Вероятно, недели полторы назад, - сказала она, все еще не веря в неосведомленность атамана. У бандитов такого ранга агентура действует во многих населенных пунктах округи и, конечно, в уездном центре. Как же Шерстев проморгал арест своего единомышленника? - Рассказывайте! - потребовал атаман. - С Константином Петровичем мы мало знакомы. О том, что живу в одном с ним городе, узнала из письма Люси... А потом вдруг приезжает она сама. - Кто сообщил Люсе об аресте брата? - Как я поняла, один из сослуживцев Константина Петровича - его приятель или доброжелатель. - Кто именно? - Люся не назвала этого человека, - А вам известно, где работал Константин? - Да, он служил в ЧК. - Об этом вы узнали тоже от Люси? - От него самого. Мне Люся писала о брате, ему - о своей подруге, то есть обо мне. Получив письмо, он разыскал меня, помог устроиться на работу в уездный ревком. Печатала там на машинке... Для Константина Петровича всегда закладывала лишний экземпляр. - Черт возьми! - вырвалось у Шерстева. - И вы оставили такую службу! - Кто-то позвонил мне и сказал, чтобы я уходила, иначе буду арестована. - Люся уже была у вас? - Приехала за два дня до этого. Бедняжка, плакала, бегала по учреждениям - хлопотала за брата... Когда я упомянула о звонке неизвестного доброжелателя, она сказала, что догадывается, кто этот человек. - Тот, кто написал ей письмо? - Совершенно верно. - Кто же он? - Я спрашивала, но она промолчала. - Так... Каким образом вы оказались здесь? - Я уже говорила, что искала вас. - Выходит, вы еще в городе знали о моем отряде? Как это удалось? - Странный вопрос. Ведь я работала в ревкоме. А там вы хорошо известны. Для ревкома не тайна и численность вашего отряда: тысяча сабель. В последнее время стало известно и о ваших пушках. - О батарее? - с тревогой переспросил Шерстев. - Вы уверены? - В ревкоме считают, что у вас пять трехдюймовок. Там даже знают, сколько снарядов... - Сколько же? - По двадцать на ствол. - Дела! - пробормотал атаман. Он нахмурился, закусил губу. - Вести не очень приятные... - Хочу подчеркнуть: как мне кажется, сведения поступили из отряда. Боюсь, у вас завелась гниль... - Знают ли в ревкоме об аэроплане? - Нет. - Саша тряхнула головой, как бы внося поправку. - Во всяком случае, мне об этом неведомо. Думаю, пока ваш аэроплан - тайна для города. - Так, - сказал Шерстев. - А почему все-таки искали меня? Чем могу быть полезен? Задав этот вопрос, он увидел, что собеседница сникла, уронила руки на колени. Казалось, она не знает, что ответить. - Еще вчера, - наконец сказала Саша, - еще вчера я была уверена, что, отыскав вас, буду просить о помощи. А сейчас отчетливо вижу, в какую авантюру впуталась. - Выражайтесь понятнее. Вас послала Люся? - Нет. Почему-то она не любит вас... - Но Люся знала, что вы намеревались разыскать меня? - Да, я сказала. - Так в чем же дело? - Кто-то сообщил ей, что брата допрашивают по двенадцать часов кряду. Он пытается отмолчаться. Понимает, что после завершения расследования будет казнен. Вот и тянет время. - Надеется на спасение? - Вы бы не надеялись? - Кто же может прийти к нему на помощь? - Кроме вас, некому. - Не могу, - твердо сказал Шерстев. - Ничего не добьюсь, только погублю отряд. Сунуться в город одними моими силами - безумие. Вот несколько позже... - А что может измениться? - Многое. Перемены наступят в самое ближайшее время... Словом, скоро мой отряд уже будет не одинок. И тогда я заставлю задрожать от ужаса этот чертов город! - Город-то задрожит. Но к этому времени Костя Лелека будет убит. И это еще не завершение трагедии. - Что вы имеете в виду? - Боюсь, уйдет из жизни и Люся... Пока она суетится, на что-то надеется... Третьего дня под большим секретом сообщила мне, что готовит брату побег. - Его можно спасти, только совершив налет на тюрьму. А побег - чепуха. Представляете, как в подвалах ЧК стерегут своего бывшего сотрудника? - То же самое говорила и я. Но она настаивала. И в конце концов убедила меня. Сейчас я верю, что побег может получиться. - Каким образом? - Приятель Константина Петровича, тот самый чекист, через два дня на третий дежурит в тюрьме, возглавляет смену. Обещал Люсе выпустить брата, если она сможет принять беглеца и тотчас выпроводить из города. - За чем же остановка? - У Константина Петровича повреждена нога. Самому ему из города не выбраться. Нужна чья-то помощь. Следовательно, побег бесполезен: с огромным трудом его вызволят из тюрьмы, а спустя час исчезновение заключенного будет обнаружено, чекисты прочешут город, отыщут беглеца, схватят его или пристрелят... И все же приятель Лелеки продолжает искать. Надеется совершить невозможное. - Почему такая заинтересованность, настойчивость? - Видите ли, он... неравнодушен к Люсе. - Откуда вы знаете? Вы же не видели его! - Это сказала Люся. - А сама она? Тоже интересуется им? - Не думаю. Скорее всего, нет. Но Люся так любит брата!.. Ради его спасения она может пойти на все. - Как вы оказались в здешних местах? - Мне надо было уйти из города... Последнюю ночь мы обе не спали. Проговорили до рассвета. Я назвала несколько сел, в которых намеревалась укрыться на первое время. Объяснила Люсе, что, по данным ревкома, в тех местах появился большой, хорошо вооруженный отряд, враждебный Советской власти. К тем селам и следует пробираться - большевики туда не сунутся... Так вот, упомянув об отряде, я назвала его командира, то есть вас. Люся вскрикнула, закрыла лицо руками и расплакалась. - Она что-нибудь сказала? - Ничего ровным счетом. Как всегда, была сдержанна, скрытна. Поэтому я не знаю о ваших отношениях. Но мне кажется, когда-то между вами произошла размолвка. - Почему вы так думаете? - Думаю, и все. Разве я ошиблась? Вот видите, вы молчите! - Люся ничего не передала для меня? - вдруг спросил Шерстев. - Быть может, записку? Или на словах?.. Саша покачала головой. С минуту они глядели друг на друга. Потом атаман встал, прошел к окну. Все, что он услышал, было убедительно. Собеседница держалась безупречно, не сфальшивила даже в мелочи. А чувство настороженности, тревоги, возникшее, как только он увидел девицу, не ослабевало. Сейчас надо было решить, как дальше вести разговор. Вошел Леван. - Хозяин, - сказал он, встав у распахнутой двери, - большой гость приехал! В комнату шагнул полковник Черный. Саша сразу его узнала: у Кузьмича имелись фотографии многих бандитских главарей. Шерстев широко улыбнулся и принял гостя в объятия. Затем обратился к Саше: - Сделаем перерыв. Позже я позову вас. - Могу я попросить о любезности? - сказала она. - Пусть меня отведут к авиатору. - Это зачем? - Глупо упустить возможность час-другой поболтать с настоящим испанцем. Такая практика в языке!.. Шерстев был в нерешительности. - О, я понимаю ваши опасения, - воскликнула Саша. - Но есть хорошее решение. Пусть авиатор разговаривает со мной, держа наготове заряженный револьвер. Полезно присутствие и еще кого-нибудь. Скажем, Гаркуши. Тогда наблюдение за подозрительной особой будет вестись в четыре ока. Эти мои слова надо понимать буквально: час назад я сняла повязку с глаза упомянутого Гаркуши. - Хорошо, - сказал атаман. - Хорошо, я удовлетворю вашу просьбу. Гаркуша проводит вас к стоянке аэроплана и не будет мешать беседе с Энрико Гарсия... Леван, ты все понял? - Хоп! - сказал горец. - Сдашь нашу гостью на попечение Гаркуши и объяснишь ему, что надо. Саша и Леван вышли. - Ну и фифа, - сказал Черный. - Где ты ее раздобыл? - Сама явилась. Утверждает, что подруга сестры Константина Лелеки. - Подруга сестры Кости?.. Известно тебе, что дело его - труба? - Мне сообщили, я не поверил. - Кто сообщил? - Эта особа. Потому и не поверил. Все пытаюсь выяснить, что она за птица. Пытаюсь, но пока все темно. - А держится хорошо. - Отлично держится. Думаю, большинство из того, что она рассказала, чистая правда. - Большинство или все? - Может, и все. - Так какого же рожна!.. - Погоди! Ты батьку Григорьева хорошо знал? - Не очень. - Ну а я вырос у него на глазах. Хитер батька, как змий. Пестовал меня и всегда остерегал: "Бойся того, кто кажется слишком хорошим, у кого все идет слишком гладко". - Не понимаю, какая здесь связь? - У нее все слишком гладко. Я ей вопрос, она мне ответ, да такой, будто заранее все изложила на бумаге и карандашиком каждую запятую выправила... Батько Григорьев перед глазами стоит и перстом покачивает: "Остерегись, человече!" - Не пережимаешь? - А суди сам! Она принесла весть о Косте Лелеке. Не успел я переварить услышанное и засомневаться, как являешься ты и все подтверждаешь. - Ну, хватил ты, друг Коля! - Черный вцепился руками в край стола, напрягся, - казалось, вот-вот бросится на собеседника. - Если ты и меня зачислил в тайные чекисты, разговор с тобой будет соответственный! - Перестань, - поморщился Шерстев. - Тут дело серьезное. Все думаю: девица сообщила об аресте Лелеки, потому что понимала - вот-вот в отряд придет подтверждение. - Заработает очко в доверии? - Именно так. - Не советовала ли она освободить Костю? - Нет. Более того, косвенно предостерегала от такого шага. Ревкому, мол, и ЧК известна численность отряда, его вооружение. - Там и в самом деле располагают данными об отряде? - Даже знают, сколько у меня снарядов. Она назвала цифру: двадцать выстрелов на орудие. - Точная цифра. - Видишь, еще очко заработала! - Послушай! - воскликнул Черный. - А не в твою ли пользу это очко? Может, перебрал ты в своих подозрениях и страхах? Повсюду в стране люди, недовольные властью большевиков, бегут к их противникам, объединяются, добывают оружие... Почему не предположить, что подруга Люси Лелеки - одна из таких патриоток?.. - Можно бы и предположить, - вздохнул Шерстев. - Вот только батько Григорьев перед глазами маячит... - Ну, ладно! - Черный встал, выпятил живот, похлопал по нему ладонями. - Здесь, дорогой друг, непривычно пусто: не ел со вчерашнего дня. Знаю, и ты не враг чревоугодия. Так вот, прикажи, чтобы соорудили обед повкусней. И барышню к столу пригласи. Поболтаем с ней, приглядимся... ПЯТАЯ ГЛАВА Энрико Гарсия затянул последнюю гайку крепления мотора к фюзеляжу аэроплана, затем надел на вал сверкающий желтый пропеллер. Работа была закончена. Он отошел в сторонку, чтобы передохнуть и выкурить папиросу. Теперь предстояла проверка работы двигателя. Если все будет хорошо, он поднимется в воздух, сделает два-три круга. Самолетик стоял у самой кромки леса, носом к просторному ровному лугу. Красные крылья машины и белоснежный решетчатый фюзеляж приятно контрастировали с фоном - позади биплана густо росли клены, и они уже оделись в осенние краски. - Моя маленькая птичка, - проговорил испанец, любуясь аэропланом, - ты сильно сдала, бедняжка, но все равно я люблю тебя и не променяю ни на какую другую!.. - Боже, как интересно! - сказали рядом. - Никогда не приходилось слышать столь пылкого объяснения в любви. Гарсия обернулся и увидел Сашу. Сопровождаемая Гаркушей, она только что подошла к самолету. - Сеньорита! - Пилот раскланялся. - Вы ли это, или у меня снова начинаются видения?.. Саша полюбопытствовала, о каких видениях идет речь. Гарсия пояснил, что провел странную ночь. То ли он спал, то ли бредил наяву, но все время с ним была русская сеньорита. - И знаете, с чего началось? Почему-то я оказался в Валенсии, у стены монастыря бенедиктинок, возле ниши с корзиной для подкидышей... Вы знакомы с этим нашим обычаем?1 1 В Испании монастыри принимают подкидышей. Мать кладет ребенка в специальную корзину в нише монастырской стены и звонит. Монахини втягивают корзину и забирают ребенка. - Да, читала. - Только на этот раз все было наоборот. Я подхожу к нише, дергаю за шнур звонка. С минуту ниша пуста. Потом появляется корзина, и в ней - вы! - В грудном возрасте? - Ну нет. Вы были такая, как сейчас: взрослая и очаровательная,