о это Карачун! - Правда? - Честное пионерское! - Хорошо. А ты дружишь с Карачуном? - С таким я дружить не хочу! - Почему же тогда ты захотел починить таблицу вместо него? Цыбук замялся. - Скажи, почему? - повторил вожатый. - Да так, - ответил Цыбук, глядя куда-то в сторону. - Ты что-то утаиваешь. Говори правду. - А разве нельзя это делать? - улыбнулся Цыбук. - Ты не выкручивайся. Мы же все знаем, что дело это очень хорошее, за это только хвалить тебя нужно. Но оно непонятно для нас. Ну, скажи откровенно. Неужели ты хотел выручить Карачуна, который тебя же оболгал? - Нет, нет! - быстро ответил Цыбук. - Ну, так почему? Цыбук помолчал, потом смущенно улыбнулся и тихо сказал: - Я хотел заработать очко. - Очко? Какое очко? Что это такое? - удивился вожатый. Тогда Цыбук рассказал ему всю историю организации и деятельности ТВТ, включая и вчерашний случай на улице. Вожатый и удивлялся, и смеялся, и хвалил, и, наконец, воскликнул: - Да это же очень интересное и полезное дело! Потому вы скрывали? Мы, брат, это дело поставим еще шире. Мы организуем несколько настоящих "аптечек" и даже "аптек". Мы выйдем на охоту за границы нашего дома и школы. Через пару дней соберемся и обсудим это дело. ...После обеда шел дождь, и на тротуаре около дверей школы начала действовать брызгалка. Механизм этот раньше был очень распространен во многих городах. На каждой улице, в каждом квартале обязательно была такая штука. Но теперь она встречается значительно реже, так как всюду пошли асфальтовые тротуары, а в них брызгалки обычно не делаются. Они остались на плиточных и деревянных тротуарах. А пока около школы асфальтированного тротуара еще не было, брызгалка продолжала существовать и действовала исправно, особенно осенью. Устроен этот механизм очень просто: всегда бывает, что какая-нибудь плитка в тротуаре расшатается, разболтается и опускается с одной стороны, когда на нее наступишь ногой. А если под плиткой будет вода, то она очень интересно брызнет. Вот и вся механика. Поначалу брызгалки действуют очень слабо, бьют невысоко. Но с каждой струей воды из-под плитки выбрасывается земля, ямка становится все глубже, плитка приобретает все больший размах - и тогда уже струи воды бьют не хуже исландских гейзеров. Самыми лучшими брызгалками считаются те, которые имеют наклон в сорок градусов. Если угол наклона будет больше, человек рискует вывихнуть ногу. Когда же случается такая неприятность, тогда обычно плитку закрепляют - и брызгалка перестает существовать. Школьная брызгалка имела наклон в тридцать восемь с половиной градусов, это значит, приближалась к наилучшей, или, как говорят ученые, оптимальной величине Поэтому она работала очень эффективно. Результаты зависели от того, какой ногой на нее ступить. Если попадешь левой ногой (идя из центра города), то вода брызнет на стену школы. А если правой -то вода обрызгает твою же левую ногу. Тогда человек буркнет: "Черт!" - и побежит себе дальше. Совсем иное дело, если вся струя попадет на другого человека. Тогда начинается приблизительно такой разговор: - Прошу осторожнее, гражданин. - Это от меня не зависит, уважаемый товарищ. - Надо иметь глаза. - Надо иметь голову. В зависимости от характера прохожих слова могли быть и более деликатными и менее, но в общем неприятными. Во время дождя такие разговоры бывали довольно часто, и ученики слушали их с интересом. А еще больше нравилось им нарочно брызгать друг на друга. Тогда уже дело доходило до потасовок. Если бы тротуар был вообще плохой, разбитый, тог да тот, кому следует, наверно заметил бы и отремонтировал его. А тут, как на беду, тротуар был совсем хороший целый, а расшаталась всего лишь одна плитка, да и та имела очень приличный вид. Где тут было заметить ее? Только недремлющий глаз члена ТВТ мог заметить, да и то лишь сегодня, когда пошел дождь. И даже не один глаз, а целых восемь сразу. Из них два принадлежали Цыбуку. Ребята заметили плитку, когда шли на собрание, созванное вожатым. Кроме наших тэвэтэтовцев, он пригласил еще человек двадцать из пионерского актива. Заинтересовались и учителя, не говоря уже о директоре. Когда пришел директор, все обратили внимание, что пальто на нем до самого пояса забрызгано грязью. - Где это вы так выкупались, Антон Иванович? - спросил его учитель географии. Антон Иванович осмотрел себя и буркнул: - Это кто-то обрызгал меня на тротуаре. Цыбук насторожился. А что, если директор скажет, чтобы поправили плитку? Тогда пропало интересное очко. Надо спешить, пока не поздно. И Цыбук тихонько вышел из класса. Он знал, что в углу, под лестницей, есть сухой песок. Набрал его в полу и вышел на улицу. Дождь только моросил, да с крыш капало. Последний раз надавила брызгалку прохожая женщина... Цыбук отбросил плитку, насыпал под нее песку, положил плитку назад - и брызгалка прекратила свое существование. Помыл руки под водосточной трубой, вытер о штаны и вернулся в класс. - Запиши мне очко! - шепнул он Андрею. - Какое? - На тротуаре плитку поправил, чтобы не брызгала. - Где? - предчувствуя недоброе, спросил Андрей. - Да на улице, около дверей. - Когда же ты поправил? - уже громко спросил Андрей. - Да только что. - Не может быть! - вскочил Андрей. - Посмотри сам, - спокойно проговорил Цыбук. - Ах, чтоб тебя комар забодал! - весело смеясь, воскликнул Андрей. - Я же сам это думал сделать! Тут же выяснилось, что и Павлик, и Клава тоже имели на примете эту брызгалку, но не хотели пачкаться теперь, во время дождя. Каждый думал сделать это завтра, а Цыбук взял да и перехитрил всех. Старшие заметили движение среди учеников. - Что такое у вас случилось? - спросил директор. - Мы поправили на тротуаре плитку, которая брызгала, - ответил Цыбук. Тэвэтэтовцы переглянулись, довольные: молодец Цыбук! Сам сделал, сам гоняется за очками, чтобы набрать побольше, а теперь говорит "мы", от имени всего ТВТ поддерживает честь своей организации. Вот он какой. - Когда же это вы успели сделать? - спросил вожатый. - Да только что Цыбук выходил и поправил, - ответил Андрей. - Это ту самую плитку, что обрызгала Антона Ивановича? - хитро улыбаясь, переспросил вожатый. - Ту самую! - ответили ему. Директор от души рассмеялся и обратился к учителю географии: - Ну, что вы скажете, Сергей Павлович? Видно, придется и нам с вами записаться в ТВТ. А то, как видите, мы отстали от них. - Да придется уж, - ответил Сергей Павлович. - Только примут ли они нас? - Примем! - закричали тэвэтэтовцы, гордясь, что выдумка заслужила такое внимание. - А пока что, - сказал Антон Иванович, - мы обсудим это дело в более широком масштабе и, если согласитесь, предложим некоторые изменения в ваш устав. Председателем собрания был вожатый. Он начал рассказывать всю историю ТВТ. Говорил он так подробно и с таким подъемом, что присутствующие готовы были подумать, будто он сам додумался и организовал все это дело и был самым заядлым тэвэтэтовцем. А когда он нарисовал дальнейший путь ТВТ, то десять основателей этой организации только удивленно переглянулись и подумали: "Смотри, какая штука выходит!" Потом вожатый внес поправки и дополнения к уставу. Первый пункт он предложил такой: "Каждый член Товарищества воинствующих техников смотрит хозяйским глазом на все, что видит вокруг себя, и любое повреждение и неполадку, которые он может исправить сам, - сразу же исправляет. Если сам сделать не может, то обращается за помощью к товарищам или сообщает, кому следует". - Это будет то же самое, что и у вас, - объяснил вожатый, - только немножко шире. Тут не говорится отдельно о доме и про школу, а сказано вообще, значит, и про наши дома. Не говорится тут и про ремонт, так как есть такие мелкие повреждения и неполадки, о которых нельзя сказать, что они требуют ремонта. Например, недавно в нашей школе был такой случай: кто-то не закрутил водопроводный кран, вода текла себе и текла, а за это время мимо пробежало человек пять, и никто из них не остановил воду. Я не думаю, чтобы кто-то сознательно не хотел закрутить кран. Только они не умели видеть, как это умеют тэвэтэтовцы. - А такое очко будет считаться? - спросил Цыбук. - Какое? - не понял вожатый. - За кран, - ответил Цыбук. Будто гром прокатился по классу. Смеялись все - и ученики, и учителя, и директор. Цыбук смутился. Когда смех утих, вожатый сказал Цыбуку: - А тебе все очки не дают покоя? Ну что же, дело неплохое. Ответим мы тебе, если примем еще один пункт, вот этот: "Каждый член ТВТ должен помнить, что в его деятельности нет мелких, ненужных дел. Каждая полезная мелочь в общей массе составляет большую ценность". - Вот теперь и думайте, засчитывать Цыбуку очко или нет, - обратился вожатый к собранию. Пионеры улыбались и молчали: кто его знает, как тут быть? - Ну, что скажете? - снова спросил вожатый. Тогда встал Толя и сказал: - Хотя у нас такого пункта записано не было, но думали мы так же: если дело полезное, то все равно, маленькое оно или нет. - Правильно! - сказал директор. Цыбук повеселел, задрал нос и поглядел на товарищей, будто хотел сказать: ну, что? - Я не записывала бы, что закрутила кран, - проговорила Клава с места. - А это уже твое личное дело, - сказал вожатый. - Если кто захочет, зачем же ему отказывать? Очков у нас хватит, деньги за них платить не надо. - Тогда один наберет много очков за мелочи, а другой одно очко за важную работу, - сказал Павлик. - Вот вы как ставите вопрос! - удивленно проговорил вожатый. - Тогда, если хотите, за более важную работу запишите больше очков. А вообще я должен сказать, что дело тут не в очках и, если хотите знать, даже не в той маленькой пользе, какую вы приносите теперь, а... Он взглянул на директора и замолчал. - А в чем? - спросил Яша. - После скажу, - ответил вожатый. - Почему? - После интереснее будет. - Когда? - Через некоторое время. - Сейчас скажите, сейчас, - посыпались просьбы. - Потерпите немножко, скажу, как придет время, ответил вожатый, видимо жалея, что затронул этот вопрос. Жалеем и мы, что не знаем, какой это вопрос. Выручил Сергей Павлович - он попросил слово. Ученики сразу притихли. Сергей Павлович встал и сказал. - Вот тут некоторые из вас пренебрежительно высказались о мелочах. Напрасно так думаете. Если одна мышь - не беда, то сто мышей - несчастье. Да что там сто? - иногда и одна мелочь бывает хуже, чем сто немелочей. Я знаю случай, когда человек погиб от маленького кусочка яблока, валявшегося на полу. Человек наступил на него, поскользнулся, да так стукнулся об угол стол или печки, что из-за этого и умер. Вот тебе и мелочь! Многие из нас не обращают внимания на мелочи, так как у каждого есть более важные дела, о которых ему приходится думать. В этом наша беда. А еще большая беда, когда человек думает: это, мод, меня не касается. Остатки этой страшной болезни еще сохранились у нас от прошлых времен, когда каждый думал только о своем. Если у нас в раздевалке оборвется и свалится на пол чье-нибудь "чужое" пальто, то несколько человек пройдут мимо, пока кто-нибудь подымет. Если мальчик на улице калечит дерево, то иногда пройдут мимо человек десять, и никто не остановит его, так как это "не их дело". Тысячи таких мелочей всем нам портят жизнь. Честь вам и слава, что вы первые объявили войну мелочам. Желаю вам научиться замечать их, а еще важнее - никогда не думать: "это не мое дело". Эта теплая и задушевная речь произвела на ребят большое впечатление, а тэвэтэтовцы совсем возгордились. Вожатый внес еще один пункт в устав: "Член Товарищества воинствующих техников не должен рассматривать свою деятельность как работу, нагрузку. Он делает только то, что можно сделать, легко и охотно". По этому пункту выступил Антон Иванович. - Я, - сказал он, - обращаю особое внимание на этот пункт. Вы начали это дело как игру, и пусть оно останется игрой. Вы не можете брать на себя обязанность следить за порядком везде, всюду исправлять неполадки, тратить на это время. У вас есть своя основная работа - учеба, есть и другие обязанности. Пусть новая работа будет для вас только интересной игрой, вместо какой-нибудь другой бесполезной игры. А потом мы увидим, что из этого выйдет. Когда после собрания все направились к дверям, директор неожиданно подошел к классной доске, нагнулся и... поднял с пола кусок мела. - Запишите мне очко, - весело проговорил он. - Я считаю эту работу полезной, так как мел вы могли растоптать, раскрошить, в классе стало бы больше пыли, пол стал бы грязным, уборщице прибавилось бы работы, и пропал бы нужный кусок мела. - Вот вам и мелочь! - сказал Сергей Павлович. Ученики восторженно зааплодировали. ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, совсем необычная, так как здесь дети суют нос не в свое дело, люди думают наоборот, а об одной истории даже в газете было напечатано. Через некоторое время жители города стали замечать, что в разных местах начали появляться какие-то дети, которые суют свой нос, куда им не следует. А когда вмешивался взрослый, то выходило совсем наоборот. Идет, скажем, уважаемый дядя по улице и видит, двое мальчиков возятся у почтового ящика, засовывают туда пальцы, даже щепочки. - Вы что тут делаете? - кричит он. - Письма таскаете? - Да нет, - отвечают мальчики, - наоборот: почтовый ящик полнющий, и письма вываливаются оттуда. Мы их засовываем дальше. - Знаем, как вы засовываете, - ворчит дядька. - Идите прочь, не трогайте! - Да вы гляньте, вот один конверт совсем вывалиться хочет. И мальчик засунул его назад. Смотрит прохожий на мальчиков и не знает, что думать. Когда-то он сам был мальчиком и, балуясь, засовывал в ящики всякую всячину. А тут выходит - наоборот. Странное дело! Или видит милиционер - маленький мальчик ворочает на тротуаре опрокинутую урну. Милиционер кричит: - Ты зачем повалил урну? Поставь на место! - Я и ставлю, - спокойно отвечает мальчик. - Она была перевернута. - Сам ставишь? - удивляется милиционер. И было чему удивляться: не один год он следит за порядком, не один раз приходилось ему кричать вот на таких же самых мальчишек, которые нарочно повалят урну или еще какую штуку выкинут, а чтобы кто из них сам догадался что-нибудь поправить, - такого милиционеру наблюдать еще не приходилось. Шли однажды два тэвэтэтовца по небольшой тихой улице, обсаженной деревьями. Сильный ветер шумел в этих деревьях и раскачивал ветви. Вдруг над головой раздался треск. Остановились ребята, задрали головы - ничего не видно. Шагнули дальше - снова треск. Оглянулись - снова ничего нет. Но тут налетел ветер - и тогда ребята не только услышали, где треск, но и увидели среди веток страшные электрические искры. - Это провод прикасается к ветке, - сообразили ребята. - Надо отломать ее. Хорошее будет очко. Один из них полез на дерево, второй остался внизу. Когда к ветру, раскачивавшему дерево, присоединились еще движения мальчика, то затрещало и заблестело так, что не только мальчику на дереве, но и тому, что был внизу, стало страшно. В это время из дома вышел старый дворник. Он сразу увидел искры и двух ребят. - Что вы делаете, хулиганы?! - закричал он, подбежал к дереву, схватил мальчика за плечо и крикнул наверх: - А ну, слазь: я тебе покажу! Ребята начали объяснять, в чем дело, но старик и слушать не хотел. Мало ли чего наговорят эти озорники? Он своими глазами видел, что они делают, знает он таких. Вышли из дома и еще люди, остановилось несколько прохожих, мальчик слез с дерева - и начался разбор дела... Дворник не хотел слушать никаких объяснений, другие тоже смотрели на ребят искоса. Положение бедняг становилось незавидным. Неожиданно они услышали вопрос: - А вы, случайно, не тэвэтэтовцы? Спрашивал только что подошедший пожилой человек. - Да, да, - ответили ребята. Человек ласково улыбнулся и сказал дворнику: - В таком случае отпустите их и поблагодарите. - А что это за тэтовцы? - удивленно спросил дворник. - Это наши дети, которые на каждом шагу делают полезное дело, - ответил человек. - Они вот отломали ветку, которую давно уже надо было отломать вам самим. Ребята пошли дальше, радуясь, что нашелся человек, который знал, кто такие тэвэтэтовцы. - Это, наверно, учитель, - решили они. И не ошиблись: это действительно был учитель, хотя и не из их школы. Естественно, что учителя других школ об этом деле знали. Но основная масса жителей еще не знала, поэтому "необыкновенные" поступки наших тэвэтэтовцев на каждом шагу удивляли народ. ...Летний день. В городском сквере сидят на скамейках люди. Много женщин с маленькими детьми. Каждая следит, чтобы ее ребенок не отошел далеко, не полез на клумбу с цветами. Если малыш подползет и вырвет цветок или сделает на клумбе ямку, то мать сама исправляет повреждение. С одним мужчиной был семилетний мальчик. Он вывернул два белых камня, которыми была обложена клумба. Отец строго крикнул на сына и заставил его своими руками поставить камни на место. Вдруг откуда-то выскочил мальчишка лет двенадцати, с разгону влетел на клумбу и выворотил ногами цветы. Несколько человек крикнуло: - Куда лезешь? Клумбу портишь! Мальчик побежал себе дальше, публика осталась сидеть на скамейках, а вывороченные цветы остались лежать на земле. Тогда к клумбе подходит девочка и старательно садит цветы назад. Люди начали хвалить девочку, как будто она сделала что-то совсем необыкновенное. А для девочки это было совсем обычное дело, так как это была Клава Макейчик, член ТВТ. Почему же так были удивлены люди? Только что женщина тоже посадила назад цветок, а мальчик поставил на место камни - и никто не обратил на это внимания. Каждый считал, что так и должно быть. А когда то же самое сделала Клава, то все очень удивились и начали громко расхваливать ее. Читатель, пожалуй, уже догадался, в чем тут секрет: женщина исправила то, что сделал ее ребенок, мальчик исправил то, что сделал он сам, а Клава исправила то, что сделал кто-то другой. И главное - исправила сама, по своей инициативе. Вот это и было то новое, "необыкновенное", к чему люди еще не привыкли. Вот почему люди обращали на такие факты особое внимание и часто о них рассказывали. И сейчас, на сквере, одна женщина рассказывала другой о подобном случае. - Это было зимой, - говорила она, - в сухой морозный день. Дул сильный ветер. Я стояла на улице, ожидая трамвая. Мимо проходила девочка лет одиннадцати, ученица, с книгами. Сумка ее висела на локте, а руки были спрятаны в муфте. Недалеко от меня она остановилась и начала присматриваться к чему-то на земле. Там лежала какая-то железина. Девочка некоторое время стояла над ней и как бы что-то обдумывала. Казалось, она хочет поднять эту железяку, но боится вытаскивать руки из муфты и браться за холодный металл. Немного постояв, она наконец наклонилась. Я с интересом следила за ней: зачем ей эта железина понадобилась? Холодное железо, видно, обожгло ей руку, но девочка, сжав зубы, подняла его, отнесла в сторону и... бросила. Меня это так заинтересовало, что я подошла к ней и спросила: - Зачем ты поднимала эту железяку? - Она очень вредная, - ответила девочка: - если на нее наедет машина, то проколет шину. Присмотрелась я к железине и увидела, что она действительно "вредная": крепкая, колючая. Шину она, безусловно, проколола бы. Признаюсь, мне даже стыдно стало. Мне не только не пришло бы в голову отбросить эту железяку, я и не заметила бы ее, если бы не эта девочка. Какая сознательность, какой рачительный глаз у такой малышки! Эх, если бы все были такими! - Все дети? - переспросила вторая женщина. - А почему же нет? - ответила первая. - Я думаю, и нам с вами не повредило бы, - улыбнулась вторая. - И еще как! - воскликнула первая. - Да только нет у нас этой привычки: никто нам в свое время не подсказал. Недалеко сидела еще одна женщина и с интересом прислушивалась к беседе. Наконец она сказала: - Вы, как видно, заинтересовались детьми, которые удивляют людей своими поступками. Могу вам сказать, что и мой сын принадлежит к ним. Обе женщины живо повернулись к ней и сказали: - Это делает вам честь. Немного родителей, которые воспитывают детей в таком духе. Обычно никому из нас и в голову не приходит такое. Женщина засмеялась: - Должна вам сказать, что и нам это не приходило в голову. Это они сами в школе, в пионерском отряде, выдумали такую штуку. Организовали какое-то "Товарищество воинствующих техников", сокращенно "ТВТ", и называют себя тэвэтэтовцами. С того времени в нашем доме, где только надо сделать или исправить какую-нибудь мелочь, - сын наш сразу же сделает это сам. Да еще с криком домогается, чтобы никто другой, кроме него, не сделал. То же самое они делают всюду, где только можно, гуляя... В это время мимо них по дорожке с криком и смехом пробежало трое ребят. Первый из них подбежал к пустой скамейке, возле которой лежал платочек, поднял его и крикнул: - Есть очко! Товарищи его начали смеяться: - Какое же это очко? Ты сам себя связал этим платком. Не понесешь же его в милицию. И никто не пойдет туда спрашивать его. Первый мальчик, видно, растерялся. - А может, кто найдется? - проговорил он, а потом поднял платок вверх и крикнул на весь сквер: - Эй, чей платок? Одна девочка, которая уже выходила из сквера, оглянулась и узнала свой платок. Отдав ей находку, мальчик повернулся к своим товарищам и сказал: - Ага! Запишите очко. Трое наших женщин с интересом наблюдали эту сцену. Две из них ничего не понимали, а третья сказала: - Вот вам и тэвэтэтовцы. - А при чем тут какое-то очко? - Это они записывают себе очко за каждое полезное дело. Понятно, ведь дети... Так постепенно тэвэтэтовцы становились известными за пределами своей семьи и школы. Но это было только начало, и большинство людей все еще не знало их и на каждом шагу удивлялось необыкновенным поступкам каких-то необыкновенных детей. Наконец, расскажем еще одну интересную историю, которая попала даже в газету. К сожалению, главный герой ее остался неизвестным, даже никто не знал, что это был тэвэтэтовец. А дело было так. Около входа в городской Парк культуры и отдыха есть небольшой деревянный мост. Недавно этот мост ремонтировали. И один из мастеров по небрежности не загнул острый конец гвоздя, который торчал из столбика как раз в том месте, где проходят люди. Если бы знал мастер, что из этого выйдет, он бы ночей не спал от угрызений совести. Может, он позже и узнал, может, действительно не спал ночами, но мы этого не знаем, поэтому ничего сказать не можем. А на этом месте в течение часа произошло много жутких событий. Один озабоченный, серьезный человек зацепил за гвоздь рукой и ободрал ее до крови. Остановился, посмотрел на руку, на гвоздь, буркнул: "Ну и работа!" и пошел дальше, вытирая кровь платочком. Все обошлось. Иначе было, когда за гвоздь зацепилась девушка и порвала свое праздничное шелковое платье. Шла она в парк с молодым человеком, на гулянье - и вот какое несчастье! Сначала она ойкнула, потом смутилась и, наконец, заплакала. Молодой человек подошел к гвоздю, потрогал его рукой и возмущенно воскликнул: - Это вредительство! Оставлять такой гвоздь в публичном месте! Остановилось несколько прохожих. Они сочувственно поглядывали на девушку и тоже возмущались: - За такую небрежность надо под суд отдавать... тех, кто это делает! - Не только их, но и тех, кто должен следить за порядком! - Куда начальство, смотрит? - Кто-то же должен отвечать! - В газету надо написать! Одним словом, возмущение было всеобщим. И сочувствие девушке было всеобщим. Но девушка вместо гулянья должна была идти домой... Люди разошлись. Некоторое время было спокойно, если не считать двух смешных происшествий. Одна женщина зацепилась за гвоздь большим платком. Когда ее дернуло сзади, она повернулась и крикнула парню, который шел следом за ней: - Осторожней, молодой человек! Что за шутки? Тот удивился: - Чего вы, гражданка? Я вас не трогаю. Тут выяснилось, что пошутил не парень, а гвоздь, и гражданка попросила извинения. Потом один человек, который держал в руках шляпу, зацепил ею за гвоздь - и шляпа полетела в речку. Публика не могла не рассмеяться, видя, как шляпа плывет по реке, а человек гонится за ней. Но самому человеку было не до смеху. А тем временем приближался момент, когда на мосту должно было произойти самое важное событие сегодняшнего дня. К мосту подходил высокий красивый франт в замечательном сером пальто. Шел он так быстро, что расстегнутое пальто развевалось, как крылья. И вот одним крылом он зацепил за гвоздь... Видно, пальто было добротное, так как треск услыхало много людей. Но молодой человек не заплакал, как та девушка; он поставил вопрос совсем иначе, по-деловому. - Граждане! - обратился он к ближайшим лицам. - Прошу вас, будьте свидетелями: я порвал свой новый макинтош об этот гвоздь. Я подам в суд на горсовет: он должен отвечать за такое вредительство в публичных местах. Он побежал к милицейскому посту. - Товарищ милиционер! - сказал он. - Прошу составить акт, что я порвал макинтош о гвоздь, оставленный здесь на мосту, где проходят тысячи людей. Я считаю, что за это должен нести ответственность хозяин города - горсовет... Когда они подходили к злополучному месту, какой-то мальчик последним ударом камня совсем загнул и обезвредил виновника несчастий. Увидел это потерпевший да как набросится на мальчика: - Ты что тут делаешь? Кто тебя просил совать нос не в свое дело? Товарищ милиционер! Вот тут был гвоздь, но этот негодник его уничтожил. Но это все равно, факт остается фактом. Вот свидетели, которые видели... Но свидетели, сдерживая смех, разошлись. Это происшествие, как мы уже говорили, попало в газету. Там писали о разных недоделках и небрежностях, которые иногда допускаются строительными трестами. Среди примеров был и несчастный гвоздь, наделавший столько бед на мосту, возле Парка культуры и отдыха. "Конечно, - писала газета, - за такую небрежность должны отвечать те, кто допустил ее. Трудящиеся города имеют право потребовать, чтобы в публичных местах им не угрожала опасность от каких-нибудь гвоздей. Но в происшествии на мосту около Парка культуры и отдыха есть одна характерная черта, которая касается и всех граждан. Тут какой-то мальчик взял да и загнул камнем гвоздь. А не мог ли то же самое сделать каждый, кто первый заметил этот гвоздь? Над этим следовало бы задуматься нам всем". Мы можем к этому только добавить: среди людей, что проходили тогда по мосту, не одна сотня была таких, которые сами могли загнуть гвоздь. Но вышло так, что они прошли спокойно, ничего не зная. Всякое бывает на свете. ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ, где происходит "нечто, в тысячу раз важнейшее", и еще говорится, как тэвэтэтовцы заразили очками учителей, родителей и даже "профессоров". Посмотрим теперь, что происходило в одиннадцатой школе после того, как директор записался в члены ТВТ. Правда, он как заработал тогда одно очко, так с ним одним и остался. Больше он не заговаривал о том, чтобы ему записали новое очко. Но все видели, что он каждый день зарабатывал много очков. - Конечно, - говорили тэвэтэтовцы, - директору некогда с нами играть. Будем считать его почетным членом. Зато среди учеников количество тэвэтэтовцев за короткое время выросло до четырехсот человек. Они были объединены в пионерских звеньях. Первое звено составляли "ветераны", основатели ТВТ - Клава, Толя и другие. Скоро узнали, что и в других школах города появились тэвэтэтовцы. Тогда одиннадцатая школа начала гордиться, что она была первой в этом деле. Рядом с одиннадцатой школой был детский сад. Оказалось, что и там нашлись тэвэтэтовцы. Поднимет шестилетний человек бумажку с пола и несет воспитательнице: - Тетя, запишите очко! За каждой мелочью, каждой соломинкой, спичкой начали гоняться. Пособирали со двора все щепочки, все лишние камушки. Естественно, что одиннадцатая школа стала самой лучшей. Восемьсот глаз зорко следили за каждой неполадкой и сразу же исправляли ее. Некоторые ретивые тэвэтэтовцы даже жалели, что в школе тяжело заработать очко. Ярошка, бегая по классу, разлил чернила. Когда ему предложили вытереть, он, как всегда, начал доказывать, что это не он разлил. Но сейчас же нашлись охотники заработать очко - и чернила вытерли без Ярошки. Потом он оторвал палку от географической карты - и повторилась та же самая история. Но в третий раз ему уже стало стыдно, и он без всяких споров собрал чужие книги, которые пораскидал по классу. Однажды после уроков вожатый увидел, что Карачун возится в коридоре около оконной рамы. - Ты что тут делаешь? - Да вот стекло дребезжит, может выпасть. Я его гвоздем укрепляю. - Ты член ТВТ? - Нет, не принимают. От тебя, говорят, пользы, как от быка - молока. А я им докажу. Сколько тэвэтэтовцев в школе, а никто не заметил, что стекло дребезжит. - Обещаю тебе, что будешь принят, - улыбнулся вожатый. Порядок в школе был не только потому, что тэвэтэтовцы исправляли каждую неполадку. Тут происходило нечто в тысячу раз важнейшее: тэвэтэтовцы не могли уже сознательно или по небрежности сами что-нибудь испортить, сломать, побить. Мог ли, например, тот ученик, который своими руками закрепил завеску на парте, ломать ее на другой парте? Мог ли он неряшливо обращаться с библиотечной книгой, если недавно он своими руками склеивал такую же, порванную кем-то другим? Мог ли он бросить на пол и не поднять чужое пальто, если он поднимал уже пальто, брошенное другими? Будет ли он неосторожно бить ногами в стену, если сам однажды уже замазывал ее? Если раньше Карачун без зазрения совести толкался около окна, не думая, что может разбить раму, то теперь он, толкаясь, невольно вспомнит, что сам поправлял ее. Вряд ли найдется ученик, который сотрет со стены слова, написанные кем-то другим, и сам начнет писать на стене. Если раньше какой-нибудь ученик вырезал на парте буквы, то обычно товарищи его не обращали на это внимания, а сейчас никто не мог пройти мимо такого безобразия, так как каждый привык смотреть на это совсем другими глазами. Вот почему одиннадцатая школа приняла теперь другой вид. То же самое наблюдалось и в тех семьях, где были тэвэтэтовцы. Обычно дети, если разбалуются, то ни на что не смотрят, а тэвэтэтовцы стали более внимательными и осторожными, ибо привыкли следить за вещами. Тот, кто сам себе починил портфель, пожалеет свою работу и не будет швырять его. Пожалеет он и свои ботинки, книги. Многие ли дети, бросая стекло на дорогу или в речку, думают, что кто-то может наступить на него? А тэвэтэтовец, который "заработал очко", достав стекло со дна, сам его уже никогда не кинет. Сколько веток поломали дети на деревьях, особенно плодовых! А если кто из них стал тэвэтэтовцем да однажды спас дерево, подвязав сломанную ветку, то сам он наверняка уже ветки не сломает. Вот какие перемены происходили в тэвэтэтовском племени! Но сами они об этом не думали и не знали, что становятся новыми людьми. Они думали только, что играют в интересную и полезную игру. Мало того, они "заразили" этой игрой и взрослых. Первым из них, если не считать вожатого, был директор школы Антон Иванович, а вместе с ним и учитель географии Сергей Павлович. Хотя очков они, понятно, не собирали и не записывали, но при каждом удобном случае шутили этим словом. Так, Сергей Павлович пришел однажды с новой палочкой и сказал ученикам: - Вот я сам сделал указку, запишите мне очко. Математик однажды наклонился возле парты, поднял чью-то ручку и, положив на парту, со смехом проговорил: - Запишите мне очко. В учительской часто слышались шутки: - Антон Иванович, - говорил физик, - запишите мне очко: я вчера отремонтировал воздушный насос. - А я заработала два очка, - сказала преподавательница литературы: - сшила дочке шапочку и одолжила соседям утюг. - Нет, Елена Андреевна, - засмеялся учитель естествознания, - это не в счет. - Почему же нет? - ответила Елена Андреевна. - Давайте спросим у наших тэвэтэтовцев. Разговор этот слышала Клава. Она знала, что это шутки, знала, что никто у них спрашивать не будет, но приятно было знать, что это пошло от них. То же самое было и среди учеников старших классов - десятых, девятых, восьмых. Играть с малышами в очки им, конечно, было не к лицу. Но в своих разговорах они сплошь и рядом употребляли слово "очки". Висит, скажем, в классе на стене таблица, покосившись набок; подойдет паренек, поправит и смеется: - Запишите мне очко! Каждый знал, что это самая обыкновенная шутка, но не каждый знал, что, если бы не тэвэтэтовцы, то вряд ли кто обратил бы внимание на эту таблицу и поправил ее. Не знали этого и сами организаторы ТВТ. Или идет группа десятиклассников по улице. На дороге всем известный водопроводный колодец, накрытый толстой круглой чугунной крышкой. Крышка сдвинута в сторону, видимо, какой-то тяжелой машиной. - Стой, ребята! - кричит один из них. - Есть возможность заработать очко. Пользуйтесь случаем. И они подвигают крышку на место. Снова обыкновенная шутка, и снова можно сказать, что без влияния тэвэтэтовцев они прошли бы мимо, как не однажды проходили до этого. В доме тэвэтэтовца отец, сделав какое-нибудь дело, обычно шутит: - Ну, вот и заработал очко. Мать, сшив кому-нибудь из детей трусики, также смеется: - Запишите мне очко! А то приходит соседка и говорит матери: - Анна Степановна, запишите мне очко: я во дворе подняла с земли и повесила вашу простыню. Наибольшее впечатление на тэвэтэтовцев произвел следующий случай. Наблюдал его Павлик. Он шел по улице, а перед ним шли два солидных старичка. "Профессора", - почему-то подумал Павлик. По дороге надо было переходить место, где недавно прокладывали трубы и осталась еще незамощенная грязная полоса. Молодые мужчины через нее прыгали, да и то не всегда удачно, а женщинам и старикам приходилось совсем плохо. И вот Павлик слышит, как один "профессор" говорит, смеясь, другому: - Надо заработать своему внуку очко, положу-ка я сюда вот этот кирпич. Он сейчас же так и сделал. А Павлик был первым, кто воспользовался "профессорским" кирпичом. Таким образом, тэвэтэтовцы увидели, что и некоторые взрослые переняли их игру. Правда, взрослые только шутили и никаких очков не собирали, но все равно видно было, что они "заразились" от тэвэтэтовцев, а это, что ни говори, для ТВТ очень приятно. - Скоро у нас будут взрослые члены Товарищества воинствующих техников! - смеялись пионеры. Но Цыбук серьезно сказал: - Ничего из них не выйдет, так как они смотрят на это дело несерьезно, они только шутят. Они даже очки не записывают, а без очков - только одна игра. Кто захочет даром делать? ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ, где говорится, как Стась никак не мог отвязаться от трубы, а Цыбук от бесплатных очков и, кроме того, как перевернулся воз с сеном. Окончились занятия в школе, пришли летние каникулы. Школьники разошлись и разъехались в разные стороны. Рассыпалась и армия ТВТ. Только один отряд сохранился как боевая единица, - это из тех, кто поехал в пионерский лагерь. Некоторые члены ТВТ сохранили связь и объединились в группы по два-три человека, а остальные на протяжении двух месяцев никакой связи между собой не имели. Стась, например, уже не ходил каждый день с товарищами в школу, ему не с кем было состязаться в охоте за очками, и он уже не думал о них. Больше всего теперь он думал о речке. Конечно, кому не хочется летом искупаться в речке? По дороге ему надо было проходить мимо завода. А там рабочие свозили и складывали около дороги чугунные трубы. Конец одной трубы высунулся и доставал до колеи. И всякий раз, как только кто едет, так обязательно зацепит колесом за трубу. Как обычно, никому до этого не было дела. Не думал и Стась обращать внимания. Но что поделаешь, если глаз члена ТВТ невольно заметил непорядок. Стась было остановился, но тут же махнул рукой и пошел дальше. "А ну его, в такую жару возиться! Обойдется и без меня". Отошел немного, смотрит - навстречу едет воз. Интересно посмотреть, зацепится он или нет? Стась остановился, оглянулся. Воз зацепился и даже не одним, а двумя колесами. Скрежет чугунной трубы неприятно резанул ухо. Кажется, даже кусочек трубы открошился. "Нет, так оставлять нельзя!" Стась вернулся назад. Толкнул ногой трубу. Тяжелая, видно, как ее сдвинешь? Идет рабочий. Стась к нему. - Дяденька! Почему эта труба так лежит? Все, кто едет, за нее цепляются. Рабочий посмотрел на него, как на чудо, а потом рассмеялся. - А тебе что до этого? - спросил он. - Да непорядок... - ответил Стась. Тогда рабочий почему-то разозлился: - Ты что - учить нас собираешься? Рано еще, братец! - и ушел. Стась тоже разозлился, плюнул и пошел себе дальше. "Да и в самом деле, - думал он, - что мне, больше всех нужно, что ли? Не хотят - и не надо! Я никакого отношения к этому делу не имею. Даже очко никто мне не зачтет". И он начал думать о предстоящем купании. Но встречная машина снова вернула его мысли к трубе. "А что если заденет? Будет тогда беды... И какая тут работа? Взял, отодвинул на полметра - и все. Даже и я мог бы, только палку нужно подсунуть. Но - пусть себе, как хотят..." Он уже вышел в поле. Речка видна. Солнце печет, жаворонки заливаются над головой, в траве стрекотня. А какая вода в такое время!.. Одно только плохо: вертится что-то в голове, покоя не дает, будто забыл что-то или дома ждет какая неприятность; чего-то не хватает, что-то мешает, как будто остюков за ворот насыпалось... И, наконец, Стась понял, в чем дело: это же труба мешает!! Повернулся, побежал назад, схватил по дороге палку, подбежал к трубе, подсунул палку, отодвинул. И тогда сразу на душе у него стало спокойно, весело. Остюков за воротом как и не бывало. ...Цыбук все лето жил в МТС, где его брат работал трактористом. Боря Цыбук, как мы знаем, набрал на своем веку очков больше всех. Он не отказался бы и еще немножко подработать, но тут он был один, и никто не мог вести учет его очкам, кроме него самого. А кто поверит, что он насобирал, скажем, семьдесят девять очков? Как доказать это? Дома, в случае чего, можно проверить. Когда он однажды принес сразу девятнадцать очков, то никто не хотел верить, даже смеяться начали. Ну, а когда проверили, так все остались с носом. А тут как проверить? Ну, на какой-нибудь десяток очков он мог бы набрать документов. А на семьдесят девять не наберешься, и очки пропадут зря. А кто же будет даром работать? За десятком же нет никакого смысла бегать, если он за один день девятнадцать выгонял. А здесь можно было бы и всю сотню выгнать. Ведь конкурентов нет! Там на какой-то несчастный окурок сто человек метит. А здесь и дохлый котенок от тебя не убежит. Правда, этого дохлого котенка Цыбук закопал, но просто так, без всякой пользы, чтобы только под ногами не валялся. Однако, кроме дохлых котят, есть еще и другие дела. Неужели все это даром делать? И так уже у него зря пропало четыре очка: он выбросил: огромный камень из борозды на огороде; связал два кола в заборе; потом вырвал огромный куст крапивы, который. рос на самой дороге, где проходили босиком люди, и, наконец, привязал к колу маленькую яблоньку, которая очень уж гнулась от ветра. Все это он сделал просто потому, что оно попадалось на глаза и само просилось, чтобы кто-нибудь приложил руки. Пусть уж четыре очка пропадают. Но это не значит, что все остальное надо даром делать. Он себе ходил, смотрел, интересовался, как работают машины, как их ремонтируют, как идут разные другие сельскохозяйственные работы, иногда даже помогал, но делал это как обыкновенный гражданин, а не тэвэтэтовец и ничего такого не выискивал, не "стрелял". Собственно говоря, и здесь встречалось такое, что фактически вполне могло сойти за очки и что, по справедливости, надо было бы засчитывать. Но что поделаешь, если учета нет? Неужели же требовать документ, что вот "Борис Цыбук заметил, как маленький ребенок насыпал в масленку песку, и из этой масленки хотели уже смазать машину, а он, Борис Цыбук, предупредил"? Даже стыдно просить такой документ, а тем не менее очко пропало. Да разве мало таких очков? Вот, скажем, недавно на околице он заметил дырку в мосту. Дырка небольшая, круглая и совсем не мешает ходить машинам. А вот лошадь однажды чуть не сломала ногу. Выругался колхозник и поехал себе дальше. Не ждать же, пока другая лошадь все-таки сломает ногу! Ну, Цыбук взял да и забил эту дырку. Хорошее очко было! Но снова пропало даром. Даже никто не знал об этом. И так на каждом шагу. Даже обидно становится. Кажется, и не смотришь, и не думаешь, а оно будто нарочно само так и лезет в глаза. Можно, конечно, и пройти мимо, будто не замечаешь. Но как ты будешь спокойно смотреть на то, что в крыше сарая, над самым сеном, светится дырка? Правда, дырочка маленькая, и никто ее не видит, но осенью, например, немало воды через нее может попасть на сено. Если уж пропало шестьдесят шесть очков, так пусть пропадает и шестьдесят седьмое! Или взять урожай. Охраняют рожь в поле (да и охраняют, пожалуй, спустя рукава!), а не видят, что делается около реки. Любой член ТВТ сразу заметил бы, что около берега натрушено соломы. Значит, кто-то тихонько подплывает на лодке и тянет с берега. Любой тэвэтэтовец догадался бы осмотреть все лодки, нет ли там зерен. А здесь никто не догадался, пока сам Цыбук не нашел. Ну, отсюда уже и добрались до лодыря Кухальского. Об этом факте так заговорили все кругом, так хвалили Цыбука, что он на этот раз осмелился попросить: - А дадите мне бумажку, что это очко я заработал? - Какое очко? При чем тут очко? Что за очко? Цыбук вынужден был объяснить, в чем дело. Ну и смеялись же люди! Но это был такой смех, что каждый был бы рад, чтобы так смеялись над ним. А в результате вышло такое, что Цыбуку и присниться не могло. Выступил комсомолец Корнейчик и сказал: - От имени комсомольской ячейки обещаем тебе выдать свидетельство не только на это очко, но и на все, что у тебя будут. Валяй, браток, дальше! И еще заработай одно огромное очко, - организуй ТВТ среди наших ребят. После каникул Цыбук представил в главный штаб Товарищества воинствующих техников огромнейший реестр" с официальными подписями и печатью. В этом реестре были перечислены сто девяносто семь очков, среди которых был и куст крапивы... Совсем иной характер носила деятельность тэвэтэтовцев в пионерском лагере. Тут сохранилось организованное боевое ядро ТВТ. Уже первые выступления тэвэтэтовцев заинтересовали и захватили весь лагерь. А еще через несколько дней лагерь представлял собой единое Товарищество воинствующих техников. В первую очередь началась охота в своем лагере. И удивительное дело, откуда только взялось столько "добычи"? Вчера еще все кругом было в порядке, пионеры жили тут, ходили и ничего особенного не видели. А сегодня вдруг будто из-под земли. выросло столько недостатков, что очков на каждого хватило. Вот уже, кажется, все выявлено и исправлено, не к чему придраться. И в то же время, смотришь - старые тэвэтэтовцы все находят да находят, еще и еще. Каким образом? Откуда? Напряглись новые, пригляделись, действительно есть, только они не умели смотреть, как это умеют ветераны. Не прошло и недели, как у всех в лагере будто подменили глаза. Взять хотя бы такую вещь, как деревянные ступеньки у крыльца. Одна доска тут давно уже оторвалась и подскакивала, когда на нее наступали ногой. Каждый рисковал сломать ногу. А если нога попадала на конец доски, то мог пострадать еще и лоб ни в чем не повинного соседа. И когда Клава начала прибивать эту доску, то очень много ребят (еще не тэвэтэтовцев) окружили ее и удивлялись: - Это же и каждый из нас давно мог бы сделать! Или вот еще: сколько раз они бегали на речку купаться, сколько раз тот или иной пионер цеплялся за острый корень ссеченного куста около самой стежки, не один из них даже плакал, - и только теперь они заметили, что это очень хорошее очко. Да разве перечтешь все те очки, что внезапно явились пред новыми глазами! Андрей даже в лесу ухитрился найти очко: освободил сосенку от придавившего ее сухого сломанного дерева. Но все было мелочью в сравнении с охотой в соседнем колхозе. Вот тут действительно была богатая добыча! И отряды ТВТ беспрерывно устраивали налеты на колхоз. Между отрядами началось заядлое соревнование. Впереди, конечно, всегда был отряд "ветеранов ТВТ", в который входили старые, заслуженные воины - Андрей, Павлик Клава, Яша, Соня, Толя, Нина. - Эх, если бы еще и Цыбук был тут! - часто жалели они. Но надо правду сказать, что они и без Цыбука достаточно показали себя. Однажды, бродя по лесу, вышли они на глухую лесную дорожку. Смотрят - на ней глубокая колдобина. Обминуть ее воз не может, так как по сторонам деревья. Как ни крутись, а одно колесо обязательно должно попасть в эту колдобину. И следы показывали, что таким образом через нее и переезжали. Но какой же крен должен быть при этом! Вдруг послышался скрип колес, и между деревьями показался воз с сеном. - А ну, как он проедет? - поинтересовались пионеры. Но возчик, видно, и сам знал эту колдобину. Он заблаговременно приготовился, даже уперся плечом в воз и осторожно направил лошадь. Заскрежетали колеса, накренился воз, вот-вот перевернется; напряглись жилы на лбу возчика, бросились и мальчишки поддерживать воз, а лошадь, казалось, лопнет от натуги... Воз выехал, а возчик, поблагодарив ребят, спокойно пошел себе дальше, как будто ничего с ним и не было. - Давайте возьмем это очко, - предложил Павлик товарищам. - Если бы достать лопату, то можно было бы, - ответили ему. Пока ребята советовались, подъехал второй воз. Снова началась та же самая процедура, с той лишь разницей, что дядька попался горячий и все время ругал и колдобину, и лошадь, и сено, и все на свете. Может, поэтому переправа получилась неудачной - воз перевернулся. Ругань покрепчала. Но, несмотря на это, воз остался лежать на боку. Возчик ходил вокруг воза и не знал, как к нему подступиться. Вертелись кругом и пионеры. Вдруг Андрей крикнул: - Есть предложение! Если привязать веревку к возу, а второй конец обкрутить вокруг дерева и тянуть, тогда и наших сил хватит, чтобы поднять. Лишь бы только веревка выдержала. Возчик взглянул на него, улыбнулся и сказал: - Да, верно говоришь, чтоб тебе большим вырасти. К большому сожалению для Андрея, изобретение его не было использовано. Подъехали колхозники на двух пустых бричках, и этого подкрепления было достаточно, чтобы поднять воз. Люди поехали каждый в свою сторону. На дороге остались только следы раструшенного сена. - Давайте сейчас завалим ее валежником и камнями - предложил Яша. Закипела работа. Скоро над колдобиной уже возвышалась куча веток. Тогда дети начали весело прыгать по ней, чтобы притоптать. Потом стали собирать и бросать камни. После этого снова навалили валежника, снова набросали камней, даже руками земли подсыпали. А под конец накрыли все это еловыми лапками. Так они работали, может, часа полтора, уморились очень, но удовлетворение было сильнее усталости. И когда ребята уже собрались идти домой, вернулись с возами сена те самые колхозники, что помогали подымать воз. Они уже издалека подготовились к опасной переправе. Задний воз остановили, и оба подперли передний. Когда же подъехали к колдобине, то удивленно начали озираться кругом. - Неужели это вы? - спросили они. - А то кто же? - с гордостью ответили тэвэтэтовцы. - Ай-яй-яй! Вот так молодцы! А сколько же мучений было!.. Большое спасибо. ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ, последняя, поэтому в ней говорится, как Цыбук попал в мертвые души, как был наказан один дерзкий камень и как, наконец, вожатый сказал то, что хотел сказать, но не сказал в главе девятой. Когда осенью все Товарищество воинствующих техников снова собралось в школе и подсчитало очки, то получилось что-то необыкновенное: семнадцать тысяч восемьсот восемьдесят девять! Впереди, конечно, шел Цыбук: со дня основания ТВТ он набрал шестьсот тридцать семь очков. Количество членов ТВТ все увеличивалось и увеличивалось. Самыми активными были новички. Сначала они заядло гонялись за очками. Но проходило немного времени, и то один, то другой теряли интерес и отставали. Зато на их место приходили новые, - и так все время в организации был прилив и отлив. Но все-таки через полгода было замечено, что актив ТВТ не растет, а уменьшается. На совете отряда подняли тревогу: - На бумаге числится очень много членов ТВТ, а фактически, может, их и половины нет. Поиграют, поиграют, а потом и бросают. А мы так и не знаем, сколько же у нас действительных членов. Даже такие ветераны, как Цыбук, отошли от этого дела; он уже давно не давал нам никаких очков. А такие, как Карачун, поиграли с неделю и совсем бросили. Надо что-то предпринять, чтобы оживить деятельность ТВТ. Если работа еще идет, так только у новичков, а старые, за небольшим исключением, отпадают. Можем ли мы всех их считать членами ТВТ? Тревога тэвэтэтовского актива, конечно, была небезосновательной, но мы по секрету скажем, что среди детворы такое явление - самое обычное. Все мы знаем, что большинство ребят очень охотно берется за новое для них дело и довольно быстро бросает его, чтобы увлечься каким-нибудь другим. Можно наблюдать, как в каком-нибудь районе города детвора бегает по дворам и тротуарам и катает обручи или колесики. Недели, месяцы слышится тут диньканье этих обручей, а потом все стихает. Обручи теперь катают где-то в другом конце города, а здесь ребята увлеклись пусканием "голубей" из бумаги. Теперь уже всегда тут видишь только голубей. Самим мальчишкам кажется, что они никогда не оставят этой игры. Но скоро они забывают голубей и начинают мастерить какие-то деревянные штуковины на шарикоподшипниках. Держась за "руль", они шпарят на одной ноге по тротуарам, и вы беспрерывно слышите со всех сторон это тарахтенье. А потом и этот период проходит. Приходит период, скажем, сбора почтовых марок или так называемых "переводных картинок". Так бывает всюду, так делает большинство детей. Но есть и меньшинство, которое так не бросается в разные стороны, а долго занимается одним делом. Такие дети обычно более степенные, сознательные, энергичные и дисциплинированные. Из них позже выходят отличные специалисты какой-либо профессии. Естественно, что и в деятельности ТВТ происходили те же самые процессы. Заинтересуется, загорится человек: ложится спать и уже думает, где бы это завтра найти очко, - а потом и остынет. Через некоторое время, если организация хорошо работает, он может и снова увлечься этим самым делом. Только наиболее сознательные и настойчивые не бросали работы длительное время. А таких, понятно, было меньше. Они не хотели мириться с таким положением и подняли этот вопрос на собрании. Но вожатый слушал их выступления спокойно и даже чему-то улыбался. - Я ничего не имею против того, чтобы каким-нибудь образом еще больше оживить деятельность ТВТ, - сказал он наконец, - но что касается роста и количества членов ТВТ, то я смотрю совсем иначе. Я считаю, что Товарищество воинствующих техников - это такая организация, в которой количество членов может только расти, а уменьшаться никогда не может. - Ну? Так уж и никогда? - послышался недоверчивый голос. Со всех сторон посыпались недоуменные вопросы и замечания: - Мы же своими глазами видим, как у нас много членов отсеивается! - В каждой организации бывает отсев! - Не считать же действительными членами и все мертвые души! - А вот наша организация тем и отличается, - подхватил вожатый, - что здесь все, как вы говорите, мертвые души все равно остаются ее членами. Дружный смех оборвал его слова. - Куда же годится такая организация? - Вот так организация! Пионеры сгорали от любопытства. Вот уже второй раз вожатый говорит как-то загадочно. В чем тут секрет? Ерунда какая-то! А вожатый, улыбаясь, говорил: - Поэтому я и называю ТВТ единой организацией, которая и при этих условиях сохраняет свою ценность. Чтобы убедиться в этом, я предлагаю провести опыт. Возьмем камень и положим на середину тротуара, где должны пройти Цыбук или Карачун. Кроме них, наверняка, и еще кто-нибудь из мертвых душ пройдет; вот тогда и посмотрим, являются ли мертвые души действительными членами ТВТ или нет? Была уже весна. День выбрали погожий. Определили место. Это была улица, так сказать, средняя: не в центре города и не совсем уж на окраине. Соответственно этому и прохожих было не очень много, а это давало возможность положить камень, не обращая на себя внимание людей. Вожатый, Клава, Яша, Павлик и Андрей выбрали хорошую позицию, спрятались и начали наблюдать. Но с самого начала дело испортил какой-то старик-железнодорожник. Шел он тихо, не спеша, увидел камень на середине тротуара, приостановился, затем взял его обеими руками и отбросил в сторону. - Лучше уж он сегодня был бы менее аккуратным! - проворчал вожатый. - Но ничего не сделаешь. Беги, Андрей, положи назад. Андрей побежал, подкараулил удобный момент и снова положил камень. Прошло несколько человек. Все они старательно обошли камень. Затем показалось пять учеников из младших классов одиннадцатой школы. - Ну, эти наверняка возьмут! - засмеялся Павлик. - Это молодые тэвэтэтовцы. А те уже наперегонки бежали к камню с криками "очко!" Да еще запрятали камень так, что бедный Андрей с трудом отыскал его. После них показалось несколько учеников из других школ. Один перепрыгнул через камень, другой толкнул ногой, а третий совсем не обратил внимания. - Вот видите, что значит не члены ТВТ! - сказал вожатый своим пионерам. Но вслед за ними бежали еще два ученика, тоже из чужой школы, и бежали, кажется, специально к камню. Так оно и вышло. - Есть очко! - крикнули они и убрали камень. - Чужие тэвэтэтовцы! - радостно зашептали наши пионеры, а "ветераны" почувствовали приятное волнение: что ни говори, а это все от них началось, и вот теперь они видят, как совсем незнакомые, "чужие" ученики делают то же самое. Не менее доволен был и вожатый. - Ради такого случая я готов и лишний раз побеспокоиться! - сказал Андрей и побежал к камню. Тем временем около камня встретилось уже больше людей. Кто-то зацепился, что-то сказал. Когда разошлись, - камень лежал на месте. Потом нашелся человек, который старательно откатил ногой камень в сторону. Костику пришлось двигать его назад. Едва он вернулся на место, как товарищи зашептали: - Цыбук! Цыбук! Все затаили дыхание. А вожатый почувствовал, что у него даже сердце заколотилось сильнее, чем следует. Это же был экзамен не только для Цыбука, но и для вожатого и для всего дела ТВТ. Цыбук шел себе спокойно, смотрел на проносившиеся автомобили, поглядывал и на тротуар, но ничто не говорило о том, что он заинтересовался камнем, хоть тот и должен был уже попасться на глаза. Вожатый напряженно ждал. "Возьмет или не возьмет?.." От этого для вожатого зависело очень многое. Он же так смело и уверенно утверждал, что члены ТВТ не могут быть мертвыми душами, что они всегда выполнят свой долг. Даже взялся доказать это своим пионерам. И если сейчас Цыбук подведет, то будет стыдно не только перед ребятами, но и перед самим собой. "Возьмет или нет?.." Цыбук уже подошел к камню. Остановился. Но вместо того, чтобы взглянуть на камень, загляделся на трактор, который быстро катился на резиновых колесах и тянул за собой платформу. Не по себе стало вожатому. Пионеры насмешливо переглянулись. Цыбук же, не сводя глаз с трактора, медленно начал нагибаться, взял в руки камень и отнес его в сторону. - А что?! - вскрикнул вожатый. - Не говорил ли я, что "мертвых" членов нет? Если он научился видеть и понимать, то уже не может не сделать этого, хоть бы даже и не думал и не хотел! - Ну, что касается Цыбука, так это понятно! - ответили пионеры. - Он же был самый заслуженный член ТВТ. - И таким останется теперь! - убежденно проговорил вожатый. - Пусть будет так. А сколько есть таких, что и раньше ничем себя не проявляли. А вот идет один из таких, Антось Аскерка! Андрейка к этому времени успел уже снова положить на место камень. Снова притаились наблюдатели. Антось подошел к камню в тот момент, когда кто-то споткнулся о него и зло проговорил: - Бросают камни на самой дороге! Антось остановился, засмеялся, а потом убрал камень. - Ну, вот вам и этот! - радостно воскликнул вожатый. Но и против этого был выдвинут довод: Антось обратил внимание на камень, только потому, что перед его носом кто-то другой споткнулся. А если бы не это, может, он и прошел бы мимо. - Но ведь он не только обратил внимание, но и сам убрал камень! - доказывал вожатый. - Подождем еще Карачуна. А пока Карачун не появлялся, произошел еще один очень интересный случай. По тротуару шла женщина и вела за руку двухлетнюю девчушку. Девочка споткнулась о камень и заплакала. Мать начала утешать ее: - Тихо, тихо! Успокойся! Этот камень тебя обидел? Вот мы его сейчас побьем! Вот, вот ему! Вот так! Вот! Будет он знать, как обижать маленькую Томочку! Ну, тихо, тихо! Мы ему за это дали! И "побитый" камень грустно остался лежать на том же самом месте. Наконец появился долгожданный Карачун. Шел он неровно, то останавливался, то бежал, то отходил в сторону. Увидел собаку и запустил в нее камнем. Вожатый мало на него надеялся, но успокаивал себя тем, что предыдущие два случая все-таки оправдали его предположения. Карачун сразу заметил камень и толкнул его ногой. Тяжелый камень лишь чуть-чуть сдвинулся с места. Тогда он толкнул его второй раз. Потом прошел немного вперед и остановился. Посмотрел на камень, о чем-то подумал, потом... вернулся назад, взял камень и отнес его в сторону! ...На следующий день вожатый, встретив Цыбука, спросил: - Ну что, добыл сегодня или вчера какое-нибудь очко? - А, хватит мне и тех, что я набрал! - улыбаясь, ответил Цыбук. - А мы видели, как ты вчера убрал камень с дороги, - сказал вожатый. - Ну и что? - проговорил Цыбук. - Неужели же оставлять его, чтобы он мешал? Через несколько дней вожатый собрал активистов ТВТ, рассказал про "экзамен мертвых душ" и сказал дальше: - Помните, когда мы обсуждали устав Товарищества воинствующих техников, я не окончил одну свою мысль, и вы тогда очень заинтересовались? Я тогда и имел в виду приблизительно то, что теперь мы увидели. Это значит, что в деятельности Товарищества воинствующих техников не только очки не имеют никакого значения, но даже и вся работа их не является сама по себе главной задачей. Тогда я вам этого не сказал, чтобы вы не утратили интереса к своему делу, вернее, игре. А теперь вам, как закаленным тэвэтэтовцам, я уже могу сказать, что ничего плохого нет, если многие ваши члены уже не интересуются очками. Важно, чтобы они хоть некоторое время побыли тэвэтэтовцами, а потом они уже навсегда останутся ими, хоть до старости. Самая большая польза от Товарищества воинствующих техников не в том, что они сейчас сделают, а в том, что они и дальше останутся рачительными хозяевами. А советские люди все должны быть рачительными хозяевами, так как у них огромнейшее общее хозяйство. Вот что кроется за вашей "игрой". Могу еще сказать вам, что скоро для Товарищества воинствующих техников будет создана хорошая база - специальная мастерская ТВТ, где будет все, что необходимо для различных работ. Каждый из вас сможет пойти туда и с помощью инструктора сделать себе все, что захочет, независимо от того, по какой это будет специальности - слесарной, столярной, обувной или какой другой. Необходимо только одно: чтобы мог сделать сам. А мы уже знаем, что каждый, если захочет, многое может сделать сам. Твердая специальность нужна для более важных и сложных работ, а простейшие может сделать каждый. Вы сами это уже доказали... Для Товарищества воинствующих техников открывалась широкая дорога в будущее. ГЛАВА ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ, написанная спустя пятнадцать лет, где говорится о встрече автора с техником Борисом Ивановичем. В 1948 году газета командировала меня на строительство одного из домов в Минске. Я должен был ознакомиться с ходом строительства, с его людьми и написать в газету статью. Встретили меня радушно, помогали, объясняли все. Все строители знали меня как "корреспондента" и фамилии моей не спрашивали. С самого начала меня заинтересовал некто Борис Иванович, которого я еще не видел. "Борис Иванович сказал", - говорили рабочие таким топом, как будто этот Борис Иванович был по меньшей мере гениальным человеком. А между тем мне известно было, что главный инженер, например, совсем не Борис Иванович. Я слышал, что даже и он, пожалуй, таким же тоном, как и рабочие, говорил: - Нужно посоветоваться с Борисом Ивановичем. Когда же я спросил, кто такой Борис Иванович, мне ответили: - Наш старший техник. Золотой человек. "Это, наверное, самый старый и опытный техник", - подумал я и сразу представил себе сурового дядю с седыми усами, серьезного, с проницательным взглядом, все знающего. Поговорить с ним было бы очень интересно и полезно. Но встретиться мне с ним довелось лишь через пару дней. Как-то рабочие сказали мне: - Вон идет Борис Иванович! Я взглянул и увидел... совсем не седого дядю, а молодого парня, лет двадцати, маленького, круглолицего, с острым носиком и подвижными глазками. Меня представили ему: - Это - корреспондент, присланный на наше строительство. - Очень приятно, - сказал он, но тут же, увидев машину, с которой сгружали металлические трубы, бросился к ней. - Кто вам сказал сгружать здесь? - услышал я его голос. - Смотрите, сколько придется таскать их взад и вперед, когда примутся за работу. Сколько пропадет труда и времени! Сгружайте вот тут. И концами в эту сторону, чтобы лучше было брать. "Ого! - подумал я. - Этот паренек сразу все примечает". В это время к нему подошел бригадир, и техник пошел с ним дальше. Поднявшись на леса, он в одном месте вдруг остановился и начал подпрыгивать. Мне стало смешно: сразу видно, что веселый паренек... А он после этого опустился на колени и к чему-то стал приглядываться. Затем я снова услышал его голос: - Эге! Да тут доски когда-нибудь могут оторваться. Тут может кто-нибудь погибнуть. Как это никто не заметил?.. Так вот почему он прыгал! Вот тебе и "паренек"! Я направился вслед за ними. Техник заметил это и крикнул сверху: - Извините, я сейчас! Но я совсем не нуждался в его извинении; мне хотелось понаблюдать за ним со стороны. - Ничего. Я подожду, - ответил я. Чем больше я за ним наблюдал, тем больше удивлялся его всевидению, сообразительности, напрактикованности. В одном месте он объяснил каменщику, как лучше расположиться, чтобы работа шла спорней, в другом - заметил какую-то колодку под ногами рабочих, которая мешала им ходить. Одним словом, он все знал, все видел. Значит, недаром все его так уважали. Обязательно нужно с ним поговорить в свободное время. Когда наконец он подошел ко мне, я спросил: - Извините меня, сколько вам лет? Он засмеялся и ответил: - Двадцать седьмой идет. - Неужели? -удивился я. - Я думал, не больше двадцати. - Это, может, потому, что я неженатый, - пошутил он. - Мне очень хотелось бы с вами поговорить в свободное время, - сказал я. - Если разрешите, я зашел бы к вам. - Что ж, можно, - ответил он. - Я буду дома в восемь часов. Живу я недалеко (он взглянул на часы). Сейчас иду в столовую на обед. Если хотите, покажу свой дом. Мы вышли на улицу. - Мне кажется, я вас где-то видел, - сказал Бориса Иванович, взглянув на меня. - Не бывали ли вы в Мозыре? - Не приходилось, - ответил я. - А на фронте? - Тоже не был. - Значит, мне показалось, - проговорил он. Мы свернули в меньшую улицу. По канавке возле тротуара откуда-то бежала вода. В одном месте образовалось нечто вроде плотины, и вода стояла большой лужей. Какой-то ребенок собирался: в нее влезть... Неожиданно мой спутник поднял с земли щепочку и раздвинул эту плотину. Вода мгновенно стекла. - Есть очко! - проговорил он, бросив щепочку. - Что, что вы сказали? - остановился я в удивлении. - Это мы когда-то в детстве так играли, - сказал он. - Сделаем что-нибудь такое и... - Значит, вы были тэвэтэтовцем? - перебил я. Теперь уже он остановился от удивления. - А вы откуда знаете? - Читал такую книжку, - ответил я. Тем временем мы подошли к небольшому восстановленному дому, и Борис Иванович сказал: - Вот тут моя землянка. В эти двери, направо. В двадцать ноль-ноль буду ждать вас. Эта военная терминология свидетельствовала, что Борис Иванович был на войне. Я свернул налево, а он пошел прямо. В назначенное время я входил в его "землянку". Это была довольно большая светлая комната с "холостяцкой" обстановкой, но не с холостяцким порядком. Все здесь было на своем месте, одно с другим согласовано. Каждая вещь имела свое определенное место. В любую минуту, не утруждаясь, можно было достать ее и поставить обратно. - Сразу видно, что здесь живет бывший тэвэтэтовец, - заметил я. - Почему бывший? - в шутку обиделся Борис Иванович. - Наш вожатый говорил, что тэвэтэтовцы никогда не могут быть бывшими, что они до самой смерти останутся действительными членами Товарищества воинствующих техников. - А вы и сейчас считаете себя тэвэтэтовцем? Борис Иванович шутливо развел руками и покачал головой: - Ничего не сделаешь. Даже если бы и хотел, то не мог бы избавиться от этой привычки. С той лишь разницей, что очки теперь не записываю. Потом добавил серьезно: - Я считаю так: в социалистическом обществе все люди постепенно становятся такими "тэвэтэтовцами". Ну, а если еще попрактиковался в детстве, то, конечно, назад не пойдешь. У меня и до сих пор еще сохранилась книжка "ТВТ". - Неужели?! - даже подскочил я. Дело в том, что я давно уже искал эту книжку, чтобы переиздать ее, но никак не мог найти, так как фашисты во время оккупации уничтожили наши библиотеки. И вот счастливый случай помогает. Борис Иванович немножко удивился, что я так заинтересовался этой книгой, достал ее и подал мне. Книжка была такая потрепанная, что и хранить-то ее не было никакого смысла. Я сказал об этом Борису Ивановичу. - Как же мне не хранить ее, - возразил он, - если тут про меня самого написано? Смотрите, даже в названии: "...как Цыбук добывал очки". - Так вы... вы... Цыбук? - прошептал я. - Как видите, - ответил он, видимо, довольный, что его имя произвело такое сильное впечатление, а затем спросил: - Неужели вы так хорошо знаете и помните эту книжку? - Знаю... помню... - говорил я, перелистывая книжку, а сам думал: сказать сейчас же, почему я помню, или подождать? Если скажу, то его отношение ко мне сразу изменится. Лучше я порасспрошу его хорошенько, пока он не знает, кто я такой. Что я его не узнал, ничего удивительного в этом нет: между двенадцатилетним подростком и двадцатисемилетним молодым человеком очень большая разница. Да и ему, понятно, нелегко было узнать человека, которого видел когда-то в детстве раз или два. Разговаривал я с ним, кажется, только один раз, а все сведения собрал от других." - Как вы считаете, - спросил я наконец, - правильно ли автор написал про вас? Он улыбнулся. - Как вам сказать? Вообще правильно, а в отдельных местах - много неправильного. Вот, например, он пишет, что я был какой-то пассивный, невнимательный, ничем не интересовался. Это автор выдумал, или ему кто-то неправду сказал. Мне кажется, я всегда был таким, как сейчас. Затем автор приписал мне много очков, которых я не зарабатывал, и много слов, каких я не говорил. - А насчет вашей заядлой охоты на очки? Насчет "реестра"? Цыбук весело рассмеялся: - Что касается очков, то я действительно гонялся только за ними и если что делал, то только ради них. И "реестр", правда, мне выдали. Я тогда не знал, что они надо мной шутят. Но автор прибавил в этом реестре добрую сотню очков. - А вы не обижаетесь на него, что он кое-что выдумал? - Нет. Все-таки, когда читаешь книгу, этот Цыбук представляется симпатичным хлопцем. Чего мне обижаться? Наоборот, я очень благодарен ему. - А вы встречались с автором, разговаривали с ним? - Разговаривал я с ним всего один раз. Он, кажется, немножко похож...тут он внимательно посмотрел на меня и встал. - Извините, а может... это вы? - Да, это я... Дальнейшее уже не интересно для читателя. Скажу только, что Цыбук выручил меня и дал свою книгу. Значит, я не напрасно трудился, уделяя ему столько внимания в своей книге. Ему же за это я обещал несколько экземпляров нового издания.