Янка Мавр. ТВТ

     или рассказ о том,
     как пионеры восстали против власти вещей
     и удивили весь мир,
     как они научились видеть то,
     чего не видят другие,
     и как Цыбук добывал очки.


-----------------------------------------------------------------
     Сверка по книге: Янка Мавр. "Сын воды. Полесские робинзоны. ТВТ".
     Издательство "Юнацтва", Минск, 1986
     Текст взят с сайта: textsharik.narod.ru ? http://textsharik.narod.ru
     SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 11 ноября 2001
-----------------------------------------------------------------


        ГЛАВА ПЕРВАЯ,
     о том, как Нина порвала чулок,
     как отец полетел вверх тормашками
     и как Толя вертелся на улице.

     Толя пулей влетел в дом, будто за ним гнались четыре собаки.
     - Что с тобой? - испугалась мать.
     - Ни одной тройки нет!  -  крикнул он и  начал торопливо рыться в своих
книгах.
     Мать в ужасе всплеснула руками.
     - Ни одной?! Совести у тебя нет!..
     - Во! - торжественно произнес Толя и протянул матери табель.
     Мать грустно развернула его,  но  лицо у  нее сразу посветлело,  и  она
сказала радостно:
     - Да тут, кажется, все хорошо, а ты пугаешь.
     - Почему пугаю? - удивился Толя. - Посмотри: ни одной тройки!
     Действительно,  в табеле ученика 5 класса Анатолия Беспалова не было ни
одной тройки:  все четверки и  даже одна пятерка.  На сердце у  матери стало
совсем легко.
     - А я подумала: если уж и троек нет, так дело, вид но, совсем плохо. От
тебя всего можно ждать, - ласково проговорила она.
     Толя гордо улыбался, будто совершил невесть какой подвиг.
     - Пока только одна пятерка, - сказал он, - а потом будет больше.
     Расчувствовавшись,  мать хотела было обнять сына,  но  тот  увернулся и
поскакал на одной ноге к своему окну.
     - А папа как рад будет!  - сказала мать. - Вот если бы еще и у Нины все
было хорошо! Не знаешь, как у нее?
     - Хоть и не так, как у меня, но двоек нет.
     - Ну вот и хорошо!  Все хорошо,  -  радостно суетилась мать. - А где же
она?
     - Идет где-то там...
     Толя  схватил книгу и  занял свою  обычную позицию у  окна.  Собственно
говоря,  ее  лучше было  бы  назвать необычной:  Толя сидел,  задрав ноги на
подоконник, и при этом пользовался не всеми четырьмя ножками стула, а только
двумя задними.
     Он  все  время  раскачивался на  этих  ножках,  а  часто даже  старался
удержаться на них,  не прикасаясь к подоконнику.  Что и говорить, упражнение
было довольно рискованное:  в  любой момент Толя мог так хлопнуться затылком
об  пол,  что надолго вышел бы  из строя.  Но зато это было очень интересно.
Толя высчитал,  что таким образом он мог уже продержаться полторы секунды, а
ведь в дальнейшем можно достигнуть и какого-нибудь рекорда.
     Но  это еще не  все.  Был еще соблазн продержаться на одной ножке.  Эта
штука -  куда сложнее. Тут уж не только нельзя снимать ног с подоконника, но
нужно держаться за него и  руками.  Однако Толя надеялся,  что когда-нибудь,
пусть хоть  лет  через десять или  сорок,  он  сумеет продержаться несколько
секунд не только без рук, но даже и без ног.
     Но стул, как видно, совсем не собирался участвовать в мировых рекордах.
Он  жалобно  скрипел,  а  сиденье весьма  выразительно стремилось отстать от
задних ножек.  Два  винтика,  что  соединяли их,  совсем расхлябались:  один
высунул голову из дырочки, а другой уже собрался совсем выскочить.
     Но Толя на все это не обращал внимания.
     В  коридоре хлопнули двери и  послышались медленные и какие-то неровные
шаги. В комнату вошла сестра Нина.
     Подошла,  прихрамывая,  к  дивану и  опустилась на  него со  слезами на
глазах.
     - Что случилось? - с тревогой спросила мать.
     - Не могу больше! - простонала Нина и начала расшнуровывать ботинок.
     - Что такое?
     - Гвоздь всю ногу исколол.  Вчера еще кое-как терпела,  а сегодня -  не
могу.
     Нина сняла ботинок, потом чулок.
     Мать  взглянула на  ногу:  подошва  сбоку  до  крови  была  расцарапана
гвоздем.
     - Что ж ты молчала?
     - Это как-то не сразу... Сначала я не обращала внимания.
     - Помой,  возьми  да  завяжи...  И  чулок  совсем  новый.  порвался,  -
вздохнула мать.
     Она взяла ботинок, просунула руку, долго щупала.
     - Ничего нет!
     - Он тут, сбоку, - показала Нина.
     Пощупала мать в том месте - и пожала плечами.
     - Да нет тут никакого гвоздя!
     - Дай я,  -  сказала тогда Нина.  Она уверенно взял ботинок,  пощупала,
поискала - и удивленно опустил руки.
     Нет гвоздя - и все тут!
     - Толик!  -  обратилась мать к сыну.  - Посмотри, что тут такое: гвоздь
изранил всю ногу, а найти его никак не можем.
     - Тоже мне  проблема!  -  пренебрежительно сказа Толя,  раскачиваясь на
своем стуле.
     - Да ты подойди, погляди сам.
     Толя неохотно расстался со своим стулом и, насмешливо улыбаясь, подошел
к дивану. Взял ботинок, засунул руку, долго возился...
     Насмешка исчезла с его лица.
     - Ну, что? - Теперь уже Нина говорила насмешливо.
     - Подожди, тут что-то не то, - растерянно буркнул Толя. - Покажи ногу.
     Осмотрел: нога действительно поцарапана гвоздем.
     Тогда Толя приложил подошву ботинка к подошве ноги,  чтобы точно узнать
место, где должен был быть гвоздь.
     - Смотри ты, какой хитрый! - заметила мать, довольная смекалкой сына.
     Но Нина вдруг отдернула ногу и покатилась со смеху.
     - Чего тебя разбирает? - сердито крикнул Толя. Держи ногу!
     - Да так же выходит наоборот! - сквозь смех проговорила Нина.
     - И  правда,  наоборот  выходит!  -  засмеялась  и  мать,  обрадованная
сообразительностью дочери.
     - Ничего смешного тут нет,  - сурово произнес Толя. - Я и сам это знаю.
Я только сначала захотел примерить так. А теперь попробуем иначе.
     Он  поставил ботинок рядом с  ногой подошвой вниз.  Потом усердно начал
ощупывать стельку и наконец победно воскликнул:
     - Есть!
     - Где? Покажи! - заинтересовались мать и Нина. - Как же он мог до крови
натереть, если его самого так трудно нащупать?
     К Толе сразу же вернулось чувство собственного достоинства.  С важным и
авторитетным видом он объяснил:
     - Стелька  с  краю  оторвалась  и  загнулась,  как  пружина,  и  гвоздь
высовывается  только  тогда,   когда  сильно  надавишь.  А  вы  надавить  не
догадались.
     Попробовала мать, потом Нина - действительно, так оно и есть.
     - Надо бы как-нибудь поправить,  загнуть гвоздь,  что ли, - проговорила
мать. - Может ты, Толик, попробуешь?
     - Сапожному делу я не учился, - пренебрежительно ответил Толя.
     - Неужели это такая хитрая штука - гвоздь загнуть.
     - Смотря где и  какой.  С  молотком до  этого гвоздя не доберешься,  не
пристукнешь его. А у сапожника и рашпиль есть и всякие там приспособления.
     Подумала мать и  увидела,  что и в самом деле одним молотком ничего тут
не сделаешь. Сидит гвоздь где-то далеко и глубоко - как по нему стукнешь?
     - Придется отнести  к  сапожнику,  -  вздохнула она.  -  Возьми,  Толя,
занеси.
     - А что, она сама не может? - огрызнулся тот. - Все я да я!
     - Так у нее же, видишь, какое дело...
     - А разве она ляжет в постель и не будет ходить? У нее ведь есть старые
ботинки!
     - Ну,  ладно,  ладно, я сама отнесу! - вмешалась Нина. - Как-нибудь без
него обойдусь!
     - Тем лучше,  -  согласилась мать.  -  Пока отец придет обедать,  ты  и
вернешься.
     Нина собралась и пошла.
     А Толя вернулся на свое место и снова взялся за чтение, вернее сказать,
за упражнение на ножках стула.
     ...  Нина вышла на улицу,  прошла один квартал и  остановилась у двери,
над которой была вывеска: "Обувная мастерская союза кожевников".
     Вошла, сунулась было со своим ботинком, но ей сказали:
     - Мы  шьем только новую обувь,  а  в  ремонт не  берем.  Для этого есть
специальные мастерские, ремонтные.
     Вышла Нина и не знает,  куда идти. Хотела вернуться назад, спросить, но
не осмелилась.  Постояла, подумала и медленно побрела по улице, рассматривая
вывески.
     Прошла одну  улицу,  вторую -  нет  ремонтной мастерской да  и  только!
Начала приглядываться,  у  кого  бы  это  спросить,  и  все  никак не  могла
осмелиться: тот слишком важный и серьезный, этот чем-то озабочен, у того вид
очень строгий.  А  когда,  наконец,  обратилась к  одной доброй женщине,  та
ласково ответила:
     - Не знаю, детка!
     Долго бродила Нина, пока набрела наконец на ремонтную мастерскую.
     Работало там  много мастеров,  но  еще  больше был  заказчиков.  То  ли
мастерских не  хватало в  городе,  или день такой попался,  но целая очередь
выстроилась к тому мастеру, который принимал заказы.
     Пришлось и Нине стать в очередь.  Стоит и чуть не умирает с голоду. Уже
придя из  школы,  она захотела есть,  а  теперь вон сколько времени прошло и
неизвестно еще сколько пройдет. А дома, наверно, уже обедают...
     Но и дома дело с обедом усложнилось.
     Отец,  придя  домой,  как  всегда спешил.  Вечно у  него  какие-то  там
балансы, отчеты, сметы.
     Толя соскочил со стула,  поставил его к  обеденному столу,  а потом уже
показал отцу свой табель.
     Не  видел  бедняга,  что  тот  юркий  винтик,  который давно  собирался
выскочить,  воспользовался случаем и  вывалился на пол.  И  второй уже вылез
наполовину...
     Отец просмотрел табели, погладил бороду и, довольный, проговорил:
     - Тянитесь, тянитесь, детки! А где Нина?
     - Понесла ботинок в ремонт. Сейчас придет.
     - Ну, мать, давай быстрей обедать, я спешу!
     Бодрый, довольный, подошел он к столу и грузно опустился на стул. И вот
тут произошло такое,  чего тот никогда в  жизни не  забудет.  Стул скрипнул,
начал разъезжаться - и отец полетел на пол!
     Солидный уважаемый отец,  с бородой и с усами, такой важный и серьезный
- полетел вверх  тормашками будто  мальчишка какой,  как-то  смешно взмахнул
руками, а ногу задрал так высоко, что зацепил тарелку, и, наконец, грохнулся
на пол, как слон, даже весь дом вздрогнул.
     Мать  закричала не  своим голосом.  Толя побледнел,  и  словно прирос к
полу. Перед глазами у него поплыли круги.
     Отец  медленно поднялся и  уставился на  Толю  грозным  взглядом.  Толе
показалось, что настала долгая, тихая, жуткая ночь.
     - Твоя работа?  -  послышался,  наконец,  сдавленный голос, и рука отца
сжала спинку искалеченного стула.
     Толя вобрал голову в плечи. Мать бросилась к отцу.
     Тот  все  глядел  на  Толю,   тяжело  дыша.  Потом,  растягивая  слова,
проговорил:
     - Сейчас же отнеси стул в мастерскую и не возвращайся назад, пока он не
будет исправлен. Марш!
     Толя с  облегчением вздохнул,  радуясь,  что вся эта история окончилась
так счастливо для него.  В один миг накинул куртку,  схватил стул и выскочил
из комнаты.
     ...А Нина в это время подошла уже к мастеру и подала ему ботинок.
     - Гвоздь надо поправить, колется, - сказала она.
     Мастер взял  ботинок,  взглянул на  него  одним  глазом и  начал писать
квитанцию, сказав:
     - Придешь через четыре дня.
     Нина стала жалобно просить:
     - Тут только один гвоздь загнуть...  Пожалуйста,  сделайте сейчас...  Я
всю ногу покалечила.
     - Видишь,  сколько обуви нанесли?  - хмуро ответил мастер. - Всем сразу
не сделаешь, надо по очереди.
     - Мне не в  чем ходить,  а работы тут пустяк...  Я подожду,  -  просила
Нина.
     - И небольшую работу всем сразу не сделаешь,  - сказал мастер и занялся
следующим заказчиком.
     Нина отошла в сторону.  Четыре дня!.. Неужели он не согласится починить
сейчас?  Нет,  лучше дождаться,  пока все  люди выйдут,  и  тогда она  снова
попросит.
     И она осталась ждать.
     Полчаса,  что ждала Нина,  показались ей  целой вечностью.  Наконец все
разошлись, и она снова подошла к мастеру.
     - Ты еще здесь? - удивился тот.
     - Дяденька,  пожалуйста,  сделайте сейчас.  Ну что вам стоит? - просила
она, чуть не плача.
     Мастер взглянул на нее ласковее и взял ботинок!  Осмотрел, ощупал его и
сказал:
     - Ладно, так и быть!
     Взял какую-то  железяку,  -  не то напильник,  не те большой гвоздь,  -
уперся ею в острый конец гвоздя,  стукнул по подошве раз-другой молотком - и
протянул Нине ботинок.
     - Готово!
     А   та   стоит   с   вытаращенными  глазами,   будто   увидела   что-то
необыкновенное.
     - Ну, бери, готово уже! - повторил мастер.
     - А... сколько стоит? - проговорила Нина.
     - Да нисколько, - ответил мастер и взялся за другую работу.
     Нина постояла,  повертела в руках ботинок, а потом, как бы между прочим
проговорила:
     - Но это же я и сама могла бы сделать!..
     Мастер улыбнулся.
     - Конечно,  могла бы!  Любой ребенок мог  бы.  Только нет  у  вас такой
привычки. Все ждете, чтобы за вас сделали.
     - Спасибо! - сказала Нина и вышла, вся красная от стыда.
     Всю  дорогу она  думала про  этот  "ремонт".  Сколько хлопот было из-за
одного несчастного гвоздя!  И ногу исцарапала до крови,  и чулок порвала,  и
чуть не весь город избегала,  и в очереди стояла,  и проголодалась, - а весь
ремонт тянулся полминуты.  И  особенно досадно,  что такой ремонт она и сама
могла бы сделать...
     ...Толя шел  по  улице и  проклинал несчастный стул,  который он  сам и
довел до такого плачевного состояния.
     Ножки  стула,  как  нарочно,  задевали  каждого  встречного,  и  каждый
встречный ругался:
     - Ты чего это с  такой бандурой на тротуаре толчешься?  Иди на середину
улицы!
     Сошел на середину улицы,  а там трамваи, машины, кони. Бросается парень
то  в  одну,  то в  другую сторож.  Шарахнулся от автомобиля и  зацепился за
платок  какой-то  пожилой  женщины.  Та  закричала,  как  будто  попала  под
автомобиль.
     - Ты чего тут хулиганишь?  - набросился на Толю один строгий мужчина. -
Нет тебе другого места?
     Обидно стало  Толе.  Куда  деться?  Побежал на  другую сторону,  а  там
милиционер:
     - Ты чего крутишься посередине улицы?  Еще под машину попадешь.  Иди на
тротуар!
     А на тротуаре,  как назло,  народу -  тьма, и все куда-то спешат и даже
без всяких стульев толкают друг друга.
     Но  для них это ничего не значит:  скажут друг другу "извините" и  идут
дальше.  Через несколько шагов снова столкнутся,  снова "извините" - и снова
дальше. И обычно в таких случаях просит извинения не тот, кто толкал, а тот,
кого толкали.
     Но  уж  если встретятся двое совсем деликатных людей,  тогда начинается
длинная кадриль:  один шагнет в сторону, чтобы дать дорогу, и второй в ту же
сторону;  тогда один быстренько назад,  а второй уже там;  потом оба скакнут
вправо, потом влево... - и чем люди деликатнее, тем дольше они танцуют.
     И среди всех них надо было протолкаться нашему герою со стулом...
     Толя,  конечно, хорошо понимал, что кому-кому, а ему надо быть особенно
деликатным, если он не хочет напороться на новые неприятности.
     Он  пристроил стул на спине,  сиденьем назад,  чтобы ножки не торчали в
стороны, и двинулся дальше.
     Однако неприятности на  этом  не  кончились:  Толя  снова  задел стулом
какого-то человека, но сразу же деликатно поклонился и сказал:
     - Извините!
     А  сзади ножка стула приподнялась и...  зацепила шляпу у  одной молодой
женщины.  Та пронзительно вскрикнула.  Толя испуганно обернулся и...  пырнул
кого-то с другой стороны.
     Наконец, он сам не заметил, как снова очутился на середине улицы.
     Тогда он смекнул,  что можно идти и не по тротуару и не по улице,  а по
канавке,   что  между  тротуаром  и  улицей.  Склонив  голову,  стараясь  не
поворачиваться стулом в стороны,  пошел он,  как конь в борозде, и был очень
рад, что никого не беспокоит.
     Придя в мастерскую,  он столкнулся с неприятностью, перед которой сразу
показались пустяками все злоключения на улице.
     - С таким ремонтом мы не станем возиться! -категорически заявил мастер.
     - Почему? - с замиранием сердца спросил Толя.
     - Если все  пойдут с  такой чепухой,  так  нам некогда будет заниматься
настоящим делом!
     Толе стало страшно.  Что же теперь делать?  Отец ведь сказал - домой не
возвращаться, пока стул не будет починен.
     - Пожалуйста...  исправьте,  -  начал просить Толя.  -  Может,  это  не
долго... Мне отец велел... Исправьте...
     Мастер взял  винт,  ввинтил его  в  ножку,  остальные подтянул потуже и
отдал стул.
     Весь  "ремонт" занял не  больше двух минут,  Толя стоял,  глядел,  а  в
голове у него вертелось:
     "Так это же я и сам мог бы сделать!.."
     - А сколько... стоит? - проговорил он наконец.
     - Ну, заплати за новый винт, что ли, - усмехнулся мастер.
     Возвращаясь домой, Толя все время думал об этом ремонте.
     Не только у  них в  семье,  но и среди знакомых испокон веку считалось,
что каждую такую работу должен выполнять "спец", независимо от того, сложная
она или простая.
     Если нужно поправить стул или стол,  например,  ввинтить тот же винт, -
так  это должен делать только столяр.  Если нужно вставить замок и  при этом
ввинтить тот же самый винт,  -  тогда приходится звать слесаря. Винт в сапог
должен ввинчивать уже сапожник.  Если ослабнет винтик в  стенных часах,  его
должен подвинтить часовой мастер,  в швейной машине -  другой техник. А ведь
стоило хоть немножко подумать да присмотреться - и все эти винты, наверняка,
могли бы ввинтить и Толя, и Нина, и отец, и мать.
     Вечером Толя и Нина долго обсуждали в углу события минувшего дня.


        ГЛАВА ВТОРАЯ,
     где говорится,
     как крыса перепугала Андрейку
     и еще о том, как Андрейка поймал вора.

     Однажды товарищи спросили Андрейку, какая у него семья. Он ответил:
     - Мама, я и поросенок.
     - Это, значит, твой брат? - насмешливо спросил Карачун.
     - Двоюродный, - серьезно ответил Андрейка.
     Все начали смеяться, а Карачун крикнул:
     - Хорошие же у тебя родственнички!
     - А что ты думаешь?  -  ответил Андрейка.  - Он ничуть не хуже тебя! Он
никогда не хулиганит,  и я ни разу не слышал от него таких гадких слов,  как
от тебя.  Он ни у кого не украл,  карандаша, не разбил ни одного окна и ни с
кем не  дрался на  улице.  Никогда я  не  видел,  чтобы он цеплялся сзади на
трамваи...
     Чем   больше   положительных  сторон  своего  "двоюродного"  перечислял
Андрейка,   тем  сильнее  хохотали  ребята,   поглядывая  на  растерявшегося
Карачуна.
     - Нашли над чем смеяться!  - буркнул тот и, презрительно ухмыльнувшись,
ушел.
     Андрейка зачислил своего поросенка в  семью потому,  что  не  было дня,
когда бы  Андрейка не  принимал участия в  присмотре за ним.  Кому же помочь
матери то травы нарвать,  то катух почистить,  то корму принести. Тем более,
что мать работала уборщицей в одном учреждении и не всегда могла это сделать
сама.
     По  этой  причине  часто  приходилось кормить поросенка совсем  поздно,
впотьмах.  Тогда  уже  обязательно шел  и  Андрейка,  чтобы  отпереть двери,
посветить.
     И   вот  однажды  он   потерял  ключ  от  замка.   Событие  Пустяковое,
обыкновенное, но в данном случае дело приняло серьезный оборот: приближалась
ночь, а как было росить двери незапертыми?
     Может быть,  этот  злополучный ключ валялся где-нибудь под  ногами,  но
впотьмах никак его не удавалось найти.
     Попытались было у соседей занять до завтра замок,  но у одних вообще не
было лишнего замка, а другие уже спали.
     - Ну, что же теперь делать? - говорила мать. - все из-за тебя, сорванец
ты этакий! Для чего нужно было вынимать ключ из замка?
     - Да я, кажется, его не вынимал. Может, он сам вывалился.
     Еще поискали - нет ключа!
     - Беги домой, там в ящике, кажется, какой-то валялся. Может, подойдет.
     Побежал Андрейка и действительно нашел ключ.
     Принес,  начали пробовать и -  вот досада!  Хоть бы уж совсем непохожий
был, а то вот-вот готов влезть, и все же что-то не пускает.
     - Что делать, что делать? - повторяла мать. - Не оставлять же так!
     - Тогда я останусь охранять, - сказал Андрейка.
     - Как это?
     - Да переночую тут, на дровах.
     - А бояться не будешь? - недоверчиво спросила мать.
     - Я?  бояться? - ответил Андрейка таким топом, что мать почувствовала к
нему уважение.
     - Ах ты,  мужчина мой! - ласково проговорила она. - Но все-таки лучше я
покараулю.
     - Нет,  нет,  нет! - горячо запротестовал Андрейка. - Мало ли мальчишек
караулят сады, огороды? Чем я хуже их? Мне очень хочется тут переночевать.
     Мать  понимала,  что  для  мальчишки подобное дело  должно  быть  очень
интересным. Да и пусть привыкает: мужчина как-никак.
     - Хорошо, - подумав, сказала она. - Я сейчас устрою тебе постель.
     Когда она ушла,  Андрейке стало как-то не по себе.  Сарайчик при слабом
свете коптилки казался совсем не  таким,  как  всегда.  Откуда-то  появилось
много дырок и уголков, которых раньше, кажется, не было. Да и паутины полно,
а раньше он ее тоже не замечал.
     Вернулась мать, расстелила на дровах старое одеяло, положила подушку.
     - Вот и хорошо,  -  утешала она сына и себя.  - Бояться нечего: никакой
вор не полезет,  если почувствует,  что тут кто-то спит.  Одну ночь провести
можно.  Да и  не холодно.  А завтра отнесешь ключ слесарю.  Ну,  ложись.  Не
забудь погасить коптилку, а то чего доброго пожар...
     И вышла.
     Снова у Андрейки на душе заскребли кошки.  Но теперь он даже разозлился
на  самого себя.  Что  за  глупость,  в  самом деле!  Сколько людей стоят на
постах:  в саду,  в лесу,  в поле,  в разных будках - и ничего. А он, вроде,
боится. Это ж позор!
     - Ну,  братишка,  будем спать! - вслух обратился он к поросенку и начал
устраиваться, на ночлег.
     "Братишка" встал  на  задние ноги,  высунул свой  пятачок и  приветливо
захрюкал. Андрейка не удержался, чтобы не почесать его за ухом.
     Наконец  Андрейка  погасил  коптилку  и  улегся.   Некоторое  время  он
прислушивался,  как хрюкал и ворочался.  В катухе его сосед,  а потом, когда
тот успокоился и засопел, Андрейка стал вслушиваться в другие звуки. И тогда
снова его охватило беспокойство.
     Самые обыкновенные звуки,  - шум автомобиля на улице, шаги прохожих или
стук дверей в  соседнем доме,  -  звуки,  которые он тысячи раз слышал и  на
которые никогда не  обращал внимания,  теперь казались какими-то особенными,
беспокоили,  мешали спать и даже немножко пугали. Особенно шаги людей. Когда
они были твердые, громкие, так еще ничего, а когда тихие - у Андрейки внутри
что-то такое замирало.
     И  снова  начал злиться на  самого себя.  Он  ведь  хорошо узнает,  что
бояться тут  нечего,  что  никакой опасности и  в  помине нет.  Даже если бы
действительно появился вор,  так  стоит только закричать -  и  он  скроется,
потому что  на  крик  сразу же  сбегутся люди.  Все  это  Андрейка прекрасно
понимал, но спать спокойно не мог...
     Чтобы показать,  что  он  никого и  ничего не  боится,  Андрейка громко
запел:
     "Бе-е-е-лая  а-а-рмия,  че-орный  баро-он"...  -  но  голос ему  самому
показался каким-то чужим,  незнакомым; вместо бодрости Андрейка почувствовал
еще большую подавленность.
     Из катуха отозвался поросенок. Андрейка сказал ему:
     - Плохо у тебя спать, братишка.
     - Угу, - ответил тот.
     - Лучше бы уж ты к нам ночевать перешел.
     - Угу...
     - Вот видишь. А я, дурной, не догадался.
     - Угу, - подтвердил поросенок.
     В углу послышалась какая-то возня,  писк.  Андрейка вздрогнул, но сразу
же успокоился: догадался, что это крысы.
     Все это отвлекло его внимание от звуков, которые доносились с улицы.
     Андрейка начал  думать о  завтрашнем дне,  о  ключе,  школьных делах и,
наконец, незаметно задремал.
     Вдруг  ему  что-то   почудилось,   и   он,   не   шелохнувшись,   начал
прислушиваться. Одним ухом Андрейка лежал на подушке, а другое было прикрыто
одеялом,  но  он все-таки чувствовал,  что рядом,  у  изголовья,  что-то или
кто-то есть.
     И вот это "что-то" осторожно поползло по нему...
     Андрейка вскочил,  не  помня  себя,  крикнул  диким  голосом,  взмахнул
руками,   сбросил  с  одеяла  что-то  мягкое  и  услышал,   как  среди  дров
зашуршало...
     - Крысы! - крикнул он. - Ах, проклятые!..
     - Угу, - отозвался поросенок.
     Андрейку передернуло. А что если они снова полезут? Когда они соберутся
все вместе, так с ними, пожалуй, не справишься...
     Андрейка вспомнил,  что  где-то  читал басню,  как  крысы таким образом
загрызли какого-то епископа...
     Но через минуту Андрейка уже отогнал эти нелепые мысли.  В  нашей жизни
такого не бывает. И все-таки дело неприятное. Хоть ты не спи вовсе и карауль
их!
     А  может,  пойти домой и  сказать матери,  что он  больше не  может тут
спать?
     Но какой же он будет "мужчина", если испугается крыс? Засмеют все, даже
поросенок...
     И отогнав от себя тревожные мысли,  Андрейка улегся снова. Но разве тут
заснешь, когда все время кажется, что крысы снова подбираются к самому лицу,
носу.  Тогда он решил забраться под одеяло с головой.  Душновато, но ничего,
терпеть можно. Снова начал дремать.
     Вдруг почувствовал:  кто-то царапает по одеялу в  ногах.  Прислушался -
крыса крадется по нему! Снова вскочил Андрейка.
     - Ш-ш-ш, чтоб тебя!..
     И начал стучать по дровам и колотить по одеялу.
     - Угу, - вмешался поросенок.
     - Тебе хорошо, - сказал Андрейка. - Тебя они, видно, не трогают.
     - Угу, - согласился тот.
     Андрейка выбрал  хорошее  полено  и  положил рядом  с  собой,  чтобы  в
следующий раз встретить гостя как следует.
     Крысы утихомирились.  Все меньше и  меньше звуков долетало с улицы.  Но
зато, чем тише становилось за стеной, тем выразительнее был каждый звук.
     Вот,  например,  где-то рядом послышались шаги.  Андрейка,  может, и не
обратил бы  на  них внимания,  если бы  они вдруг не стихли.  Андрейка сразу
насторожился.
     Шаги возобновились, потом - снова тишина.
     У  Андрейки сильнее забилось сердце.  Уж не подкрадывается ли кто?  Что
делать,  если это и вправду вор?  Андрейка сам удивился, что до сих пор даже
не подумал об этом.  Он охранял вообще, а что и как делать, если кто придет,
- не знал. Теперь он начал обдумывать план.
     Ну,  вот,  скажем,  входит вор. Что тогда? Кричать? Ну это стоит такому
бандиту пристукнуть мальчика,  чтобы он больше и не пикнул.  Убегать? Но как
убежать,  если тот будет в дверях? Конечно, если поднять большой шум и крик,
то сбегутся люди.  Но к этому времени вор десять раз придушит его.  Ну, нет!
Пусть уж лучше пропадает поросенок. Но зачем же тогда он сидит здесь?
     Не успел Андрейка выработать план, как подошло время действовать...
     Двери тихонько скрипнули...
     Будто спугнутые воробьи,  сразу вылетели из  головы Андрейки все планы.
Он сам не заметил, как прижался к постели и с головой закутался одеялом.
     Второй раз скрипнули двери...
     Только тогда Андрейке в  голову вернулся один  план,  и  план этот был:
лежать и не рыпаться,  чтобы вор его не заметил.  Хорошо ли это будет, плохо
ли, - об этом он сейчас не мог думать.
     Но когда прошло несколько минут и ничего за это время не случилось,  он
отважился высунуть голову.
     Двери  были  немножко раскрыты,  но  больше ничего было  ни  видно,  ни
слышно...
     Этот перерыв дал возможность вернуться всем мыслям,  и  скоро в  голове
Андрейки их набралось даже больше, чем нужно.
     "Здесь ли он?..  Что он делает?..  А может,  никого нет?.. Тогда кто же
входил?..  И почему не было слышно,  как он ушел?..  Значит, он здесь... Так
чего же он ждет?..  Может,  Окрикнуть?..  Но как тут крикнешь, если он стоит
рядом?.."
     Эти мысли метелицей кружились в его голове.  А время шло, и в сарайчике
все было по-прежнему. Андрейка голов был согласиться, что, может, никого тут
и нет, но шевельнуться все не отваживался, откладывал, тянул.
     Неподвижность его обнадежила крыс,  и  они снова начали возиться рядом.
Одна из них забралась на ноги и  крадется выше;  чувствуются ее шажки уже на
боку.
     В этот момент как хлопнется ему на спину что-то тяжелое!..
     - Мама!!! - вырвалось из груди Андрейки.
     Но он сразу же вскочил, весело засмеялся и крикнул:
     - Кот!
     - Угу, - ответил проснувшийся поросенок.
     Конечно,  такому гостю Андрейка был  очень рад.  Теперь уже можно будет
спать спокойно.
     С  легким сердцем Андрейка встал и  притворил двери.  К  сожалению,  их
нельзя было запереть изнутри.
     Кот подошел к  Андрейке и тихо замурлыкал.  Звуки эти были для Андрейки
самыми приятными за  весь сегодняшний вечер.  Он  успокоился,  но сон уже не
возвращался к нему.
     Он начал рассуждать:
     "Хорошо,  что так получилось.  Ну,  а  что если бы действительно пришел
вор?  Неужели же так лежать,  ждать чего-то,  как я?  Это же позор!.. Нечего
сказать - мужчина!.."
     Андрейка  почувствовал,  что  поведение его  было  постыдным,  и  решил
оставшуюся часть ночи караулить добросовестно. А на случай, если придет вор,
он выработал план не только активный, но и геройский: он будет сидеть в углу
около  дверей  и  если  только кто  войдет,  то  тихонько выскочит позади из
сарайчика и  запрет  двери  на  щеколду.  Этим  он  не  только спасет своего
поросенка, но и принесет пользу обществу - поймает вора.
     Эта  последняя мысль  больше  всего  понравилась ему.  Он  теперь  даже
страстно желал,  чтобы вор пришел.  Не страшно,  а  весело было думать,  как
войдет вор, как попадет в западню и что будет дальше.
     Андрейка вышел за двери,  подготовил щеколду,  попробовал пару раз, как
это получится, и, довольный, занял свой пост около дверей. От каждого звука,
шума, особенно шагов, сердце его билось даже сильнее, чем раньше, но это был
не страх, а волнение героя перед решительными событиями. Эх, пусть бы теперь
кто-нибудь пришел!..
     Но,  к большому сожалению,  никто не приходил, и вот уже Андрейка начал
клевать носом, вот уже несколько раз он ловил себя на том, что засыпает...
     То решительное, к чему он так готовился, пришло неожиданно...
     Спохватился он, когда кто-то уже вошел в сарайчик и молча возился не то
около его постели, не то около поросенка.
     Андрейка весь напрягся,  выскользнул за двери и -  раз!  -  запер их на
щеколду. Вор очутился в западне!..
     В  тот  же  момент Андрейка побежал к  соседу Даниле и  начал стучать в
окно.
     Когда   показалась  перепуганная  голова   дядьки   Даниилы,   Андрейка
сдавленным, взволнованным голосом заговорил:
     - Дяденька, идите!.. В нашем сарае вор сидит!.. Я его закрыл...
     И сразу же побежал ко второму соседу,  третьему,  а потом уже домой,  к
матери.
     Вор тем временем на  весь квартал барабанил в  запертые двери.  На этот
шум собралось людей даже больше, чем разбудил Андрейка.
     Когда  вооруженный народ  открыл двери,  оттуда вышла...  вне  себя  от
злости мать Андрейки!
     - С ума он сошел,  что ли?  - кричала она. - Я вышла посмотреть, как он
тут мучается, а он вон какую штуку выкинул!..
     Назавтра Андрейка понес замок и ключ к какому-то Слесарю-частнику.  Тот
повертел в  руках замок,  ключ  и  сказал,  что  работа будет стоить рубль и
прийти нужно через два часа.
     А когда Андрейка пришел в назначенный час, то увидел, что мастер даже и
не брался еще за работу.
     - Вы же сказали,  что через два часа будет готово!  - с укором произнес
Андрейка.
     - Сейчас, сейчас будет готово! - ответил мастер, взял ключ, царапнул по
нему раза два напильником, повернул в замке и отдал Андрейке.
     Тот остолбенел.
     - Так это же я и сам мог бы сделать! - пробормотал он.
     - А если мог, так зачем нес? - недовольно ответил Мастер.
     Андрейка никому не сказал, какой "ремонт" нужно было сделать, но всякий
раз краснел, когда вспоминал, сколько неприятностей было из-за такой мелочи.


        ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
     где снова говорится совсем о другом,
     например:
     как облили керосином буханку хлеба,
     как Павлик ехал на "колбасе"
     и как потом все три раза крикнули:
     "Почтальон!"

     Вечер в семье Павлика выдался очень ответственный.
     Отец,  преподаватель латинского языка в мединституте, запершись в своей
комнате,  готовился  к  завтрашней  лекции.  Он  сказал,  что  ему  сегодня,
возможно, придется сидеть всю ночь.
     Мать гладила белье.
     Павлик должен был решить на завтра четыре задачи.
     Даже  пятилетняя Катя нашла себе важную работу:  шила платье для  своей
куклы.
     Чисто,  тихо,  уютно было  в  квартире.  Электричество ярко  и  ласково
освещало все углы.  Каждый член семьи чувствовал себя счастливым, потому что
выполнял свои обязанности.
     И  вдруг вся эта мирная жизнь пошла вверх дном.  И все из-за того,  что
неожиданно погас свет.
     Сначала думали,  что это так себе,  на минутку, как это нередко бывает.
Зазевается там на  станции какой-нибудь техник,  крутнет не тот штепсель или
другую какую-нибудь штуку, - и тут же исправит ошибку.
     Однако на этот раз прошло несколько минут, а света не было.
     - Павлик, посмотри, есть ли свет в соседних квартирах, - попросил отец.
     Как всем им хотелось, чтоб там не было света!
     Павлик выглянул в окно и увидел,  что напротив,  через улицу,  - горит.
Оставалась еще какая-то  надежда,  что,  может,  света нет во  всем их доме.
Выскочил за двери и вернулся с опущенным носом.
     - Везде горит!..
     - Значит,  у нас испортилось,  -  с досадой проговорил отец. - Придется
мне зажечь лампу, а вам всем надо идти спать.
     - Дай хоть детям поужинать! - сказала мать. - А где же лампа? Она здесь
была.
     Настроение у всех сразу испортилось.
     - Это ты брал ее?
     - Да нет, я не видел!
     - Кто последний раз брал?
     - Всегда у нас так бывает, что когда нужно...
     - Может, тут?
     - Беда мне с вами!
     - Я видел тут.
     - Да нету!
     - Кто же, в конце концов, последний раз ее брал?
     И среди этих невеселых разговоров послышался детский голосок:
     - Мама! Лампа в кладовке, на полке. Папа сам ее гуда поставил.
     Словно теплым ветерком повеяло от этих слов.  У  всех сразу стало легче
на сердце.
     Принесли лампу, а она без керосина.
     - А керосин-то хоть у нас есть? - встревожился отец.
     - Есть, есть, - успокоила мать. - Принеси, Павлик, бутыль.
     Даже  эту  задачу в  темноте выполнить было не  так-то  легко.  Кое-как
Павлик нашел бутыль и, рискуя разбить ее по дороге, принес в комнату.
     Теперь оставалось только налить керосин в  лампу.  Каждый понимал,  что
дело  это  -  большое и  сложное.  Кому-нибудь одному за  него и  браться не
стоило.  Даже  вдвоем едва ли  справились бы.  Тут  требовалось участие всех
трудоспособных членов семьи.
     Прежде всего нужно было  поддерживать свет с  помощью спичек,  да  так,
чтобы не было перерыва между одной спичкой и  другой.  Эта задача была самая
важная, поэтому ее взял на себя отец.
     Павлик должен был держать лампу и следить,  чтобы не перелился керосин.
Мать взяла в руки бутыль.
     - Начинай! - скомандовал отец.
     Неторопливо,  осторожно шла работа. Отец зажигал спички одну за другой,
ничего больше не видя.  Мать тихонько наклоняла неуклюжую бутыль. Павлик, не
дыша, следил, как понемногу наполнялась лампа. Прижавшись носом к столу, так
же напряженно следила за братом Катя, притаившаяся под бутылью.
     - Готово! - крикнул Павлик.
     - Готово!  -  повторила  Катя,  радостно  подпрыгнула  и...  стукнулась
головой о бутыль!
     И тут произошло самое неприятное:  бутыль выскользнула у матери из рук,
стукнулась о край стола и разбилась.  Керосин залил буханку хлеба и все, что
было на столе,  да вдобавок досталось,  еще и  Кате.  Дно бутыли полетело на
пол, прихватив с собой стекло от лампы...
     И  в квартире,  где всего лишь пятнадцать-двадцать минут назад было так
светло,  уютно,  где  так  спокойно,  счастливо шла жизнь,  где все были так
ласковы друг с другом, - в этой самой квартире теперь царила темнота, стояла
вонь от разлитого керосина.
     В темноте послышался суровый голос отца:
     - Павлик!  Завтра рано утром, перед уроками, сбегаешь на электростанцию
и вызовешь монтера.  Обязательно рано утром:  если позже, то он может в этот
день не прийти, и тогда еще сутки придется мучиться.
     Павлик хотел было сказать,  что он может опоздать в школу, что завтра у
них контрольная письменная работа, к тому же его очередь дежурить. Однако он
сразу же сообразил, что в такой момент об этом лучше и не заикаться.
     Зажгли лампу без  стекла.  Маленькое коптящее пламя беспомощно пыталось
осветить комнату, но от этого света комната стала еще более неуютной.
     ...Назавтра Павлик выбежал из  дому  в  пятнадцать минут  девятого.  До
начала  уроков оставалось сорок  пять  минут.  Павлик высчитал,  что  дорога
трамваем на  электростанцию и  в  школу займет не  больше двадцати минут,  а
двадцать пять останется на все другие дела.
     Но, как назло, трамвай где-то застрял. А толпа на остановке все росла и
росла.
     И  когда наконец показался трамвай,  то Павлик с ужасом увидел,  что он
полон народу. Был девятый час, когда большинство служащих спешит на работу.
     Попробовал Павлик протиснуться, но где там! -
     Тогда  ему  пришла в  голову рискованная мысль:  прицепиться сзади,  на
"колбасу".
     Так он и сделал.
     Нельзя сказать,  чтобы чувствовал он  себя хорошо,  но  был доволен уже
тем, что успеет справиться со своим делом.
     Линия проходила около их  школы,  и  Павлик имел  удовольствие услышать
восторженные крики своих товарищей, идущих на занятия:
     - Смотри, смотри, Павлик едет на "колбасе"! Ура!
     Запыхавшись,  прибежал Павлик в  контору,  подошел к  окошку и попросил
прислать монтера.
     - А какой номер вашего абонемента? - спросила конторщица.
     - Не знаю.
     - Тогда принесите абонементную книжку.
     - Так я вам скажу адрес.
     - Все равно,  без номера абонемента мы  заказов не  принимаем.  Об этом
давно уже объявлено.
     У  мальчика и руки опустились.  Что делать?  Или опоздать в школу,  или
остаться еще на сутки без света?  Нет! Отец с матерью будут недовольны, если
придется снова Переживать такой вечер, как вчера.
     И  Павлик вынужден был возвращаться домой.  Только на  этот раз он ехал
уже как порядочный пассажир...
     ...Прозвенел звонок в школе. В класс вошел учитель.
     - Подготовьтесь к письменной работе.
     - Чернил нет, - ответили ученики.
     - А почему же не приготовили? - строго спросил учитель.
     - Чернила в шкафу, а ключ у дежурного.
     - Кто дежурный?
     - Павлик Рогатко.
     - Где же он?
     - Поехал на "колбасе"! - ответил кто-то, давясь смехом.
     - Что это значит?
     Ему  объяснили,   Что  видели  Павлика,  как  он  проехал  мимо  школы,
прицепившись сзади, на трамвае.
     Учитель даже верить не  хотел.  Как  же  это?  Павлик Рогатко,  один из
лучших учеников, вместо того, чтобы идти в школу, поехал кататься, да еще на
трамвайной колбасе,  да еще в тот день, когда в классе письменная работа, да
еще когда он сам дежурный?
     - Не  может быть!  -  сказал учитель.  -  Это уже слишком не только для
него, но и для самого недисциплинированного ученика из всей школы.
     - Но мы же сами видели!
     - Это мы потом разберем, а теперь достаньте как-нибудь чернила.
     В соседнем классе в это время шла география.
     Вдруг  открываются двери,  и  показывается ученик  из  другого  класса.
Учитель удивленно взглянул на него.
     - Разрешите попросить у товарища чернила, - сказал тот.
     - Надо было раньше это сделать,  - недовольно проговорил учитель. - Ну,
быстрей!
     Ученик вышел.
     - Так вот, мы говорили, - начал учитель, - что северные моря...
     Тут снова открылась дверь.
     - Разрешите попросить чернила...
     - Что это такое сегодня происходит? - возмущенно спросил учитель.
     - У нас письменная работа, а дежурный...
     - Это не наше дело! Не мешайте!
     В это время кто-то уже дал чернильницу, и ученик вышел.
     - Так вот, мы говорили, что северные моря...
     В этот момент снова открылась дверь.
     - Разрешите попросить чернила.
     Учитель окончательно вышел из себя.
     - Что же это такое, наконец?!
     А  в  это  время  в  других  классах происходило то  же  самое.  Явился
директор, начал наводить порядок.
     А когда пришел Павлик, то имел столько неприятностей, сколько не было у
него за целый год.
     ...Вряд ли  еще  где-нибудь кого-нибудь ждали так,  как ждали монтера в
доме Павлика.  Можно прямо сказать,  что его ждали,  как солнце,  приносящее
свет.  Каждый раз,  когда скрипели двери,  все бросались к  ним с  радостной
надеждой и отходили с грустью, если приходил не он.
     Когда  появился наконец  человек с  сумкой,  его  встретили как  самого
дорогого гостя.
     - Сюда, сюда! - суетилась мать, прыгал Павлик, вертелась Катя.
     - Да не стоит, я ничего... я так, - смущаясь, отвечал человек с сумкой.
     - Нет,  нет,  заходите, посмотрите! Если бы вы только знали, какое горе
было! - говорила мать, проводя его в комнату.
     - А разве вы уже знаете?
     Мать удивилась:
     - Как же нам не знать, если такое пережили, что и сказать нельзя?
     - А  может,  это  совсем о  другом.  -  Улыбаясь,  проговорил человек и
раскрыл сумку. - Может, тут извещают о какой радости?..
     И он подал письмо
     - Почтальон! - крикнул Павлик.
     - Почтальон! - проговорила мать.
     - Постальен! - повторила Катя.
     - Ну, - сказал человек с сумкой. - А вы думали кто?
     - Мы думали - монтер, - смутившись, ответила мать.
     Когда пришел отец, то в первую очередь спросил, был ли монтер. Услышав,
что не был еще, он очень огорчился.
     - А может, сегодня и не придет?
     И от этой мысли всем стало грустно.
     Только в пятом часу явился настоящий монтер.
     Павлик не отходил от него ни на шаг, следил за каждым его движением.
     Монтер подошел к счетчику,  выкрутил пробку, посмотрел: проволочка, что
проходила через  нее,  была  целая.  Вкрутил назад  и  выкрутил другую.  Там
проволочка была порвана.
     - Я  вам временно соединю проволочкой,  -  сказал он,  -  а там вы сами
купите новую пробку и вкрутите.
     Он взял тоненькую проволочку,  обмотал один конец вокруг металлического
конца пробки и вкрутил назад.
     Павлик  жадно  следил  за   этой  работой,   все  заметил,   и,   когда
электричество загорелось, задумчиво произнес:
     - Так мы и сами могли бы сделать...
     - Конечно,  могли бы! Чего уж проще: купить новую пробку и вкрутить ее,
- улыбаясь, проговорил монтер, а потом, уже серьезно, добавил: - Но имейте в
виду,  что пользоваться проволочкой надо очень осторожно и  только в крайнем
случае.  Если поставишь более толстую проволоку,  то можешь наделать беды не
только себе, но и соседям. Лучше всего иметь запасную пробку, а для этого не
надо никакой техники.
     Когда монтер вышел, Павлика охватила и обида, и злость, что из-за такой
чепухи пришлось столько натерпеться.


        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
     где говорится,
     как мать воевала со сковородкой,
     как Клаве надо было откусить гвоздь
     и как тетка Марья сбилась с панталыку.

     Еще в сенях Клава услышала, как мать ворчит:
     - Вот несчастье-то на мою голову!
     "Что такое случилось?" - встревожено подумала Клава.
     Сначала она почувствовала приятный запах,  а потом, уже войдя на кухню,
увидела,  что мать печет на  примусе оладьи -  и  больше ничего,  и  никаких
несчастий ни на голове матери, ни вокруг.
     Немного странным было лишь то,  что  мать очень уж  резво прыгала около
примуса.
     Пустилась в пляс и Клава, но только от радости.
     - Ой, мамочка, как хорошо, что ты оладьи печешь!
     - Знаю,  что тебе есть хорошо.  А  вот попробовала бы сама печь на этой
непослушной сковородке.
     - Я тебе помогу, мама.
     - Толку-то от твоей помощи. Сидела бы лучше да уроки учила. Добрые люди
спать уже собираются, а ты где-то еще бродишь.
     - Я  же говорила,  что у  нас сегодня физкультурный кружок,  -  сказала
Клава и пошла в комнату раздеваться.
     Мать, ворча, снова принялась плясать вокруг примуса, собственно говоря,
не вокруг примуса,  а вокруг сковородки.  В ней,  непослушной,  и был корень
зла.
     А  корень этот  заключался в  том,  что  ручка  сковородки держалась на
одной, да и то расхлябанной заклепке. От другой остались лишь две дырочки.
     Чтобы  пользоваться этой  сковородкой,  нужно  было  радеть мастерством
циркача-жонглера,  который может крутить на палочке тарелки,  или держать их
на  одном пальце,  или поставить ребром на  нос,  или еще что-нибудь в  этом
роде.
     К сожалению,  мать такой науки не проходила, поэму сковородка совсем не
слушалась ее и  вертелась,  как сама хотела.  А хотела она вертеться главным
образом влево.  Если же это ей не удавалось,  то - вправо. А прямо держаться
избегала всякими способами.  Теперь понятно,  почему мать плясала, злилась и
ворчала.
     Когда Клава снова вошла на кухню, мать сказала ей:
     - Ну, пеки уж ты, пока я вынесу ушат.
     Клава  согласилась очень охотно.  Взялась одной рукой ручку сковородки,
другой ворошит, переворачивает оладьи; все идет как по маслу.
     Но стоило ей снять сковородку,  как она -  круть!  - оладьи полетели на
пол. Подобрала Клава оладьи и начала снова накладывать тесто.
     Тут  и  пошло несчастье за  несчастьем...  Едва  только Клава собралась
положить тесто,  - сковородка крутнулась влево, и оно попало на табуретку. А
когда Клава поднесла следующую ложку, - сковородка метнулась вправо.
     Теперь уже Клава поняла,  почему мать так злилась.  Сжав зубы, гонялась
она за сковородкой и кое-как ухитрилась положить две ложки. Только легли они
как попало,  на  разные стороны сковородки.  Но  Клаве было уже не до этого:
попасть бы вообще.
     Когда же  дошла очередь до  третьей ложки,  то  она  попала как  раз на
первую оладью.  Дело усложнилось.  Клава готова была уже  позвать на  помощь
мать,  но постыдилась, поставила сковородку на пол и начала делить сдвоенную
оладью на две части.
     Тут только она заметила,  что сковородка,  стоя на  полу,  не крутится.
Обрадовалась девочка и  начала носить тесто из миски на пол и размещать так,
как сама хотела, а не сковородка.
     - Крутись теперь сколько влезет!  -  зло шептала Клава, неся сковородку
на примус и совсем не обращая внимания на ее выкрутасы.
     Но  сковородка на  этот  раз  применила новую  тактику и  упорно начала
клониться вниз.  Едва только Клава поставила ее на примус,  как ручка совсем
отделилась от сковородки.
     В это время вошла мать. Увидела в руках растерявшейся Клавы одну только
ручку и укоризненно покачала головой.
     - Вот тебе и помощница!  До сих пор хоть кое-как можно было держать,  а
теперь никак.
     - Так я же ничего не делала!  - начала оправдываться Клава. - Она и так
чуть держалась.
     - Так-то оно так,  но почему-то это всегда случается в ваших руках. Ну,
пусти.
     Началась новая стадия работы. Тут уж главную роль играла тряпка. Только
с  ее помощью и  можно было брать сковородку.  Но дело от этого нисколько не
улучшилось.  Мать вынуждена была плясать еще  больше,  так как каждую минуту
припекала пальцы, да еще тряпка беспрерывно загоралась.
     - Последний раз пеку!  - злилась мать. - Это же мученье, а не работа!..
Ай,  чтоб тебя!..  Завтра обязательно отнеси мастеру.  Пусть он припаяет или
как-нибудь там прикрепит ручку.
     И  когда  испеклась  последняя  оладья,   мать  со  злостью  отшвырнула
сковородку, а скомканную тряпку забросила в угол.
     После  всех  этих  мучений оладьи  показались Клаве  совсем  не  такими
вкусными, как она ожидала.
     Назавтра Клава  понесла  шкодливую сковородку в  мастерскую.  На  улице
навстречу ей попался мальчик в  черной шинели с  синими кантами и петлицами,
подпоясанный широким ремнем с гладкой пряжкой,  на которой красовались буквы
- Р.  У.  На  голове -  фуражка с  такими же кантами и  значком из молотка и
ключа.  Клава  еще  издалека  залюбовалась  этим  мальчиком:  такой  он  был
аккуратный, стройный, красивый в своей форме. Мальчик будто и сам чувствовал
это,  держал  он  себя  солидно,  Совсем  не  так,  как  многие обыкновенные
мальчишки, которые сломя голову носятся по улице, кричат, толкаются.
     Когда они поравнялись, Клава удивленно воскликнула:
     - Леня!
     Она узнала Леню Ладутько, который учился в их школе на класс старше ее,
а в этом году, как она слышала, перешел в ремесленное училище. Но до сих пор
она его не видела.
     - Здорово, Клава! - ответил Леня. - Что несешь?
     - Да вот сковородку надо починить. Не знаешь ли, куда занести?
     - Покажи.
     С серьезным видом он осмотрел сковородку, ручку и сказал:
     - Идем со мной: я тебе сейчас починю.
     - Ты?! - удивилась Клава. - Разве ты уже умеешь?
     - А что тут уметь? - улыбнулся Леня. - Это каждый может сделать.
     - Каждый? - недоверчиво переспросила Клава.
     - Пойдем,  сама увидишь.  Я  сейчас иду в мастерскую.  Утром у нас были
занятия в классе, а теперь в мастерской.
     Они подошли к красному кирпичному дому. На дворе Леня увидел мальчика в
комбинезоне и спросил:
     - Начали?
     - Нет еще, - ответил тот.
     - Очень хорошо, - сказал Леня Клаве. - Значит, успеем.
     Они вошли в прихожую.
     - Подожди немножко, я переоденусь, - попросил Леня.
     Он снял с вешалки комбинезон и повесил на его место свою шинель.  Надев
комбинезон,  Леня повел Клаву в мастерскую.  Это была очень большая комната,
где  стояло  несколько  длинных  столов  -  верстаков;  с  обеих  сторон  на
определенном расстоянии к ним были прикреплены тиски.  Около каждых тисков с
правой стороны в столе был ящик.  Каждый ученик имел свои тиски и свой ящик.
Несколько ребят  стояли уже  у  своих мест,  некоторые бегали вокруг столов,
другие   разговаривали,   стоя   группками.   Один   мальчик  возился  около
сверлильного станка.
     Клава  смотрела на  все  это  с  большим интересом и  даже  с  каким-то
уважением. Кажется, такие же самые мальчишки, как и у них в школе, и смеются
и бегают так же,  но занимаются они тут совсем не детскими делами,  а делают
то же самое, что и взрослые.
     Откуда-то появился человек в спецовке с седыми усами и суровым видом.
     - Инструктор! - шепнул Леня.
     Клава испугалась:  может,  кричать начнет, что она, чужая, сюда пришла?
Действительно,  инструктор взглянул на нее с удивлением. Тогда Леня, взяв из
рук Клавы сковородку, подошел к нему и сказал:
     - Николай Иванович, разрешите приклепать ручку к этой сковородке.
     - Ты что это: заказы уже берешь? - спросил инструктор сурово.
     Клава еще  больше испугалась.  Но  Леня,  верно,  знал  своего учителя,
видел,  что  у  того  под  густыми седыми  бровями прячется совсем  ласковая
улыбка.
     - Надо помочь товарищу по школе, - ответил Леня:
     - Помочь?  - переспросил мастер. - Ну, если помочь, то ничего против не
имею. Пусть она сама делает, а ты только командуй. Согласны?
     Клава совсем растерялась.
     - Я... я же вовсе не умею, - пробормотала она.
     - Ничего, ничего, справимся! - весело подмигнул ей Леня.
     - Ну, валяйте, - сказал мастер и отошел, пряча в усах улыбку.
     Леня начал командовать:
     - Видишь,  в  этой  дырке  осталась отломанная заклепка?  Сначала  надо
выбить ее оттуда.
     - Выбить? - переспросила Клава.
     - Обязательно.  Ведь надо же  новую заклепку вставить.  Немного открути
тиски, вот в эту сторону.
     Клава боязливо крутнула ручку в левую сторону. Тиски чуть раздвинулись.
     - Сделай такую щелочку,  -  говорил дальше Леня,  - чтобы в ней как раз
поместился конец этой заклепки.  Нет, нет, слишком много будет - назад. Так.
Теперь положи ручку на  тиски так,  чтобы заклепка была над  самой щелочкой.
Так. А теперь остается только стукнуть по ней чем-нибудь, и она выскочит.
     - Вот этим! - подскочил второй мальчик и подал Клаве круглую железяку с
узким концом.
     Клава взяла ее в правую руку и стала обдумывать, как бы это стукнуть ею
по заклепке.  Заметив это,  Леня и его товарищ так захохотали, что сбежались
все ребята. Инструктор крикнул:
     - Чего вы? Отойдите, не мешайте им!
     Ребята неохотно отошли.  А Клава чуть не заплакала. Лене стало неловко,
и он ласково проговорил:
     - Ничего, ничего. Ты возьми ее в левую руку, поставь концом на заклепку
и пристукни молотком.
     Теперь уже и сама Клава сообразила,  что только так и нужно делать. Она
стукнула несколько раз по железу - и заклепка выскочила.
     - Вот и все,  -  сказал Леня.  - А теперь возьми откуси этот гвоздь вот
тут, около головки.
     - Откусить? - удивилась Клава.
     - Ну,  это мы так говорим, - засмеялся Леня. - Возьми эти кусачки и вот
так сожми в этом месте гвоздь.
     Клава вставила гвоздь,  сжала обеими руками кусачки и сама не заметила,
как гвоздь был перекушен.
     - Совсем легко! - радостно воскликнула она.
     - Легко  и  просто,  -  подтвердил Леня.  -  А  теперь делаем последнюю
операцию. Приложи ручку к сковородке и просунь этот кусочек гвоздя через обе
дырки.  Положи на тиски головкой вниз.  Я тебе помогу подержать. Теперь бери
молоток и бей по гвоздю, чтобы его расплющить.
     Осторожно, неумело начала Клава бить по гвоздю.
     - Смелей, сильней! - покрикивал Леня. - Надо расплющить его совсем.
     А когда она попробовала стукнуть сильней, то не попала по гвоздю.
     - Ничего! - утешал Леня. - Лупи сколько влезет.
     Клава  начала "лупить,  сколько влезет",  причем больше половины ударов
попадало мимо.  Но все-таки конец гвоздя постепенно расплющивался и  наконец
превратился в такую же самую головку, как и с другой стороны, только кривую.
     - Хорошо будет, - сказал Леня.
     Клава осмотрела свою работу,  подергала ручку -  держится крепко,  хоть
еще   есть   дырка  для   второй  заклепки.   Клава  почувствовала  огромное
удовлетворение,  какое  всегда бывает у  человека,  сделавшего своими руками
какое-нибудь   полезное  дело.   За   вторую   заклепку  она   взялась   уже
самостоятельно,  уверенно и сделала ее немножко лучше и быстрее, чем первую.
Подошел инструктор, взял в руки сковородку, осмотрел ее и спросил:
     - Сама сделала?
     - Сама! - ответили Леня и Клава вместе.
     - Очень хорошо.  И всегда старайся,  что можно, делать сама. Возьми еще
вот этот напильник и попробуй загладить им заклепку.
     И  старый мастер отошел,  тоже довольный,  как человек,  который сделал
полезное дело.  Он больше всего любил труд и хотел, чтобы все любили его. Он
жалел  тех  людей,  которые не  могут  или  не  хотят  сами  себе  помочь  в
каком-нибудь маленьком деле. Хоть учил он своих учеников слесарному делу, но
требовал, чтобы они сами себе и ботинки починили и пуговицу пришили. Поэтому
он заставил и эту незнакомую девочку помочь самой себе.
     Клава  вернулась домой  с  таким  сияющим лицом,  словно к  ней  пришло
невесть какое счастье.
     Мать взглянула на нее с удивлением:
     - Что у тебя такое?
     - Во! - торжественно произнесла Клава, подавая сковородку.
     - Исправлена? Так быстро? - сказала мать. - И как крепко держится!
     - А ведь я сама это сделала, - с гордостью проговорила Клава.
     - Как сама?
     - Да так - своими руками.
     - Своими?! - воскликнула мать.
     - Да, вот этими самыми, - показала свои грязные руки Клава.
     - Сама?!
     - Сама.
     - Не может быть!
     - Выходит, что может.
     - Неужели сама?
     - Сама.
     - Своими руками?
     - Да говорю, что своими.
     - Ах, дочушка! Смотри ты, что она сделала!
     Мать оглядывала сковородку со всех сторон, крутила в руках и так и этак
и не могла налюбоваться.
     Вошла соседка Марья. Мать к ней:
     - Посмотри, как исправила сковородку Клава! Сама, своими руками.
     - Неужели сама?
     - Сама,  сама!  -  ответила Клава. Она начинала уже сердиться. - Что же
тут такого?
     - А разве ты училась этому делу? - спросила соседка.
     - Показали - я и сделала.
     - Так сразу и сделала?  -  недоверчиво переспросила тетка Марья. - Если
бы мальчик, то еще куда ни шло, а то девочка... Никогда такого не было.
     - А теперь есть.
     В  тот же  день многие соседи знали уже,  что Клава Макейчикова за один
прием,  безо  всякой науки,  сделала такую  работу,  какую  выполняют только
мастера-слесари.


        ГЛАВА ПЯТАЯ,
     в которой дети будто впервые увидели,
     что делается вокруг них,
     а читатель наконец (тоже впервые) узнает,
     что такое ТВТ.

     Однажды после  занятий в  пятом  классе осталось пионерское звено.  Тут
были наши знакомые Толя и Нина Беспаловы,  Андрейка Гулис,  Павлик Рогатко и
Клава Макейчик, да еще Яша Канторович, Стась Ковальский, Соня Данилова, Леня
Саковйч и Цыбук Боря.
     Остались они  потому,  что  Павлик стал  подробно рассказывать о  своих
приключениях и муках, которые он перетерпел, когда опоздал в школу.
     - До чего же обидно становится, -говорил он, - как вспомню, что все это
случилось из-за такой мелочи, какую мы сами могли исправить.
     - Да и у меня такая же история была!  - крикнул Яша. - У нас испортился
электрический утюг.  Сначала он  долго бунтовал:  то  греется,  то  нет,  то
греется,  то нет.  А потом совсем перестал нагреваться.  Осмотрели мы шнур -
кажется, все в порядке. Пришлось мне нести утюг к мастеру. Тот разобрал его,
посмотрел и говорит: "По-моему, исправный. Может, шнур перервался. Надо было
принести и его". Я побежал домой и принес шнур. Мастер осмотрел его - и тоже
ничего не нашел.  А  потом пощупал вилку и говорит:  "Смотри,  вот эта ножка
открутилась". Взял пальцами и подкрутил ее. И больше ничего!
     - А знаете что?  -  сказал тогда Андрейка.  -  Мне также пришлось много
перетерпеть из-за того,  что я не догадался раза два провести напильником по
ключу.
     И  под всеобщий смех он рассказал,  как ночевал с  поросенком и  что из
этого вышло.
     Тогда Стась рассказал,  как у  него полетели в лужу все книги и тетради
вместе с портфелем, у которого оторвалась ручка.
     - А ведь если б я не ждал, пока она оторвется, ничего бы этого не было,
- признался Стась.
     Одним словом, подобных случаев нашлось у каждого достаточно, и когда их
собрали вместе, то получилась картина, над которой дети серьезно задумались.
Они  будто  впервые  увидели,  что  делается  вокруг  них.  Увидели  и  сами
удивились.
     - Выходит, что мы живем в плену у вещей, - задумчиво проговорила Клава.
- Выходит,  что не мы ими владеем,  а они нами. Какая-нибудь сковородка, что
захочет, то и делает, а ты только смотри на нее или зови на помощь людей.
     - Оно и правда выходит,  что мы будто зависим от разных домашних вещей,
-добавил Павлик,  -Они нас подводят на  каждом шагу,  а  мы только терпим да
ждем от кого-то помощи.  А если бы захотели,  так сами могли бы справиться с
ними.
     - Тогда надо объявить им войну, - со смехом проговорил Боря Цыбук.
     - А что ты думаешь?  -  серьезно ответил ему Павлик.  -  Совсем неплохо
было бы.  Как  только какая-нибудь кастрюлька станет нам  поперек дороги,  -
сейчас же в наступление на нее и до полной победы!
     - Давайте тогда создадим кружок, - предложила Клава, - и пообещаем, что
все такие мелкие работы будем делать сами.
     - Правильно!  -  поддержал  ее  Стась.  -  Это  будет  совсем  новый  и
интересный кружок. Можно назвать его кружком "Домашних техников".
     - Нет, нет! - послышались голоса. - Название неинтересное!
     - Если уж  мы собираемся воевать,  -  сказал Толя,  -  то лучше назвать
кружок "Воинствующими техниками".
     - И  не  кружок,   -  крикнул  Яша,  -  а  товарищество.  "Товарищество
воинствующих техников", или короче - "ТэВэТэ".
     Это название понравилось всем.
     Наконец Толя внес еще одно предложение:
     - Каждое товарищество имеет правила.
     - Это называется уставом, - поправил Павлик.
     - Пусть будет так,  -  согласился Толя.  -  Надо и  нам составить устав
нашего товарищества.
     Через полчаса на свет появился следующий документ:

        УСТАВ
     ТОВАРИЩЕСТВА ВОИНСТВУЮЩИХ ТЕХНИКОВ.

     Товарищество воинствующих техников объявляет войну за  независимость от
домашних вещей.
     Члены ТВТ обязуются:
     1.  Замечать всякие  неполадки и  своими собственными руками делать все
мелкие домашние ремонты.
     2.  Если кто из членов чего-нибудь сам сделать не может,  то обращается
за помощью к своим товарищам.
     3.  И только тогда, когда и товарищи не смогут помочь, - член ТВТ имеет
право обращаться к платным мастерам.

     Толя влез на парту и зачитал устав.
     - Будем голосовать. Кто...
     Но  тут доска под его ногами сдвинулась -  завеска не держала,  -  Толя
покачнулся и полетел на пол.
     - Ax, черт! - выругался он, потирая ушибленное место, но сразу же снова
продолжал: - Ну, так кто "за", прошу поднять руки.
     - Я! Я! Да все, нечего голосовать! - ответили ребята, подняв руки.
     Одна  только Клава не  подняла руки  и  как-то  странно посматривала на
всех.
     - Ну, а ты что? - обратились к ней.
     - Слушайте,  товарищи! Что же это мы делаем? - проговорила она каким-то
суровым голосом.
     - Не знаешь, что ли? - засмеялись ребята. - С потолка свалилась?
     - А вот вы видели, как свалился Толя? -спросила Клава.
     - Конечно, видели! Но что из этого?
     - А почему он свалился?
     - Земля притянула, - засмеялся Яша.
     - Нет, я серьезно спрашиваю, почему он свалился? - настаивала Клава.
     - Ну, доска сдвинулась, - ответил Толя.
     - А почему она сдвинулась? - упрямо продолжала Клава.
     - Да  завеска отломалась,  -  сказала Нина,  которая стояла около  этой
парты.
     - А мы сами могли бы ее прибить?
     - Странная вещь, - проговорил Андрейка. - Сколько времени я сам на этой
парте сижу и никогда в голову не приходило взять да и прибить завеску.  Ведь
не я же сломал...
     - А я вот теперь полетел и то не догадался,  в чем дело,  -  проговорил
Толя,  почесывая затылок.  -  Вот что значит не  привыкли мы думать о  таких
вещах.
     Павлик задумчиво посмотрел на оторванную завеску, затем медленно, будто
сам себе, проговорил:
     - Интересные дела  творятся на  свете!  Если бы  кто  дал  нам  задание
прибить эту завеску,  мы, наверняка, охотно сделали бы это. А самим в голову
не приходит,  даже не замечаем.  И  не только здесь,  но и  дома мы не умеем
замечать.  Я  только сейчас вспомнил,  что у нашего чемодана тоже оторвалась
одна половинка завески.  Мы его открываем,  закрываем и как будто ждем, пока
оторвется вторая  половинка.  Сегодня,  как  только приду  домой,  сразу  же
займусь этой завеской.
     А  в  результате всей этой истории с завеской в уставе появился новый и
очень важный пункт;

     4. Деятельность ТВТ распространяется также и на школу.

     Ну, а завеску прикрепить им ничего не стоило. В это время проходил мимо
директор и,  услышав стук,  зашел в класс.  Он увидел, что делают ученики, и
так обрадовался, будто ему построили новую школу.
     - Вот где настоящие советские ребята!  -  сказал он.  -  Если бы все да
всегда так делали!
     Ребятам даже неловко стало:  за такую мелочь и  так хвалят.  А директор
после этого стал всюду расхваливать их.  Упрекая за что-то шестой класс,  он
сказал:
     - Вон в  пятом классе ученики по своей инициативе починили парту,  а вы
только портить умеете.
     Первый шаг  Товарищества воинствующих техников получился очень удачным,
и  организаторы вполне могли  гордиться своей выдумкой.  Но  рассказывать об
этом  в  школе они  не  отважились.  Если они  сделают хорошее дело,  каждый
скажет,  что это хорошо.  А если дознаются, что для такого простого дела они
выдумали какое-то товарищество,  устав, параграфы, то, наверняка, станут над
ними смеяться. Лучше не рассказывать. Даже интереснее.


        ГЛАВА ШЕСТАЯ,
     где говорится,
     как все родители ахнули
     и как Толя выдвинул предложение
     сделать аптечку из молотка, напильника,
     щипцов и других "лекарств".

     Соня заметила,  что  всякий раз  после дождя у  нее  промокает чулок на
левой ноге под  большим пальцем.  Когда она  дома сняла ботинок и  осмотрела
его, то увидела на подметке едва заметную дырочку.
     Увидела это и мать и, известное дело, сразу же сказала:
     - Отнеси в ремонт.
     Но Соня неподвижно сидела с  ботинком в  руках и  думала глубокую думу.
Вот и пришло время, когда надо выполнить обязанности члена ТВТ! И совсем это
не  так интересно,  как казалось тогда,  когда писали устав.  Возись теперь,
когда можно было отнести в мастерскую и ни о чем не думать.
     - Чего ждешь-то? Неси к сапожнику, - повторила мать.
     - Я... не имею права, - прошептала Соня.
     - Что?!
     - Мы... я... должна сама починить...
     - Должна?! Кто же тебя заставляет?
     - Мы дали обещание,  что сами будем делать подобные вещи, - с виноватым
видом проговорила Соня.
     - Кто же это постановил? - допытывалась удивленная мать.
     - Мы сами организовали такой кружок.
     - Уж не кружок ли тебе будет чинить ботинок? Ты же сама не умеешь.
     - Иди сама,  или с помощью товарищей,  а сделать должны сами, -смущенно
ответила Соня.
     - Глупость  какую-то  выдумали!  Видимо,  делать  вам  нечего,  -пожала
плечами мать. - Ну, а кто будет отвечать, если вы еще больше испортите?
     - Если мы не сумеем, тогда я отнесу в мастерскую.
     - Ну,  делай,  как хочешь,  только смотри,  чтобы все было в порядке, -
сказала мать и отошла.
     Соня с грустным видом осталась сидеть. Ну как к нему подступиться? Ясно
только,  что  надо  прибить  заплатку.  А  как  это  сделать,  если  нет  ни
приспособлений, ни материалов ни умения?
     Первым шагом на практическом пути было -  пойти посоветоваться с Ниной,
у которой уже был опыт в этом деле.
     Нина  с  удовольствием  приняла  участие,  но  сразу  же  сама  немного
растерялась.
     - Если бы загнуть гвоздь, так это проще простого. А тут другое дело. Но
ничего, давай обсудим.
     Начали обсуждать.  Во-первых, надо было найти заплатку. Но где и как ее
купить, такую маленькую?
     Ход  мыслей  привел к  старому рваному ботинку,  подошву которого можно
использовать. На этом и порешили.
     Второй пункт  -  молоток -  разрешился очень  просто:  его  можно  было
достать и в доме Сони, и в доме Нины.
     Более  сложным  был  вопрос  о  деревянных  гвоздях.  Можно  ли  купить
несколько десятков?  А  покупать ради такой мелочи целую пачку -  не  стоит.
Наконец все-таки  решено было  купить пачку,  ведь потребуются же  и  другим
членам ТВТ.
     Дальше стоял во  весь рост вопрос о  шиле.  Это  же  важнейшее сапожное
приспособление! У кого его займешь? Видно, надо и его купить.
     - Я  боюсь,  -  сказала Соня,  -  что  при  таких  условиях наш  ремонт
обойдется слишком дорого, и родители будут против этого.
     В  это время пришел Толя и  сразу же присоединился к совещанию.  Прежде
всего он заметил,  что просто заплаткой тут не обойдешься -  нужно поставить
рубчик на весь носок. Потом перешел к организационным вопросам.
     - Видно,  -  сказал  он,  -  нам  придется  создать  специальную  общую
"аптечку", куда бы входили важнейшие инструменты: молоток, напильник, шило и
так далее. Поставим этот вопрос на нашем общем собрании.
     - А вот еще колодки нужны в таком деле, - сказала Соня.
     Толя задумался.
     - Этак может набраться целый воз,  - проговорил он наконец. - Тогда уже
не "аптечка" будет,  а  целая "аптека".  Нет,  без этого надо обойтись,  а в
данном случае колодки и совсем не нужны: рубчик и так прибить можно.
     В  тот  же  день  Соня,  спрятавшись  от  матери,  взялась  за  работу.
Настроение ее совсем,  изменилось: она чувствовала себя уверенной, веселой и
взялась за дело с большой охотой.
     Но  через  несколько минут  весь  этот  пыл  угас.  И  главной причиной
оказались деревянные гвозди, чтоб им пусто было. Как ни стукнешь по нему, он
обязательно свернется или в ту,  или в эту сторону. А если попадешь удачно и
ему некуда деваться, - тогда он возьмет да поломается.
     Соня  решила сначала попрактиковаться.  Взяла  полено и  давай садить в
него гвозди.  Уничтожив их несколько десятков,  она перешла уже к  настоящей
работе. Дело пошло немножко лучше, и наконец рубчик кое-как был приляпан.
     Подошла Нина узнать, как идет дело.
     - Ну что же?  -  сказала она,  осмотрев работу с видом знатока.  -  Для
начала  ничего.  Но  чтобы  надежней было,  я  бы  посоветовала вогнать  еще
несколько железных гвоздей. А загибать их мы уже умеем.
     И когда подкрепили рубчик еще железными гвоздями,  то вообще получилось
хоть куда.  Обе девочки почувствовали такое удовлетворение, какого, пожалуй,
не чувствует сапожник, даже когда закончит шить новые сапоги.
     Когда Соня показала ботинок матери, та глазам своим не поверила.
     - Неужто сама сделала? - повторяла она.
     - Сама! - с гордостью и смущением ответила Соня.
     Когда пришел отец,  мать  заставила Соню  поднять ногу,  чтобы показать
рубчик.
     - Сама? - удивился отец. - Хорошо, очень хорошо!
     Для тетки Анны также надо было поднимать ногу...
     - Сама? - переспросила тетка. - Смотри ты, какая!
     Когда пришла соседка Кастусиха,  Соня и перед ней должна была поднимать
ногу.
     - Так-таки и сама?! - удивилась Кастусиха. - Ай-яй-яй!..
     Спустя некоторое время об этом заговорили в соседних квартирах.
     - Способная у Даниловых девочка.  Сама себе обувь чинит. Не надо носить
сапожнику.
     - Сама?
     - Сама...
     Нашлась категория граждан,  которая даже пострадала от всего этого. Это
были соседские дети школьного возраста.
     - Ты бы вон на кого посмотрел!  -  попрекали в  одном доме.  -  У людей
девочка и то сама себе ботинки чинит, а ты, лодырь, только драть умеешь...
     На следующий день звено ТВТ осталось в школе,  чтобы поговорить о своих
делах.  У каждого уже были определенные достижения,  и все наперебой спешили
рассказать о них. Начался шум, беспорядок.
     - Стой,  братва!  -  крикнул Яша.  - Ничего так не выйдет. Надо выбрать
председателя и заслушать доклады по порядку.
     - Ну, так будь председателем! - крикнул Андрей. - Согласны?
     - Согласны! Согласны! - закричали ребята, и Яша. приступил к исполнению
своих обязанностей.
     Выяснилось,  что за  это время все успели что-нибудь сделать.  Самым же
интересным было то,  что  все эти мелкие факты произвели большое впечатление
на родителей и соседей.
     У Стася Ковальского давно уже оторвалась вешалка от пальто. Мать каждый
день все собиралась пришить ее,  да так и  не собралась.  И  вот сегодня сам
Стась взял да и пришил ее.
     Увидела мать -  и ахнула.  Сам!  Сам пришил! Мальчик, и сам пришил! Вот
молодчина!
     И за то, что Стась сам себе пришил вешалку, он получил еще пирожное.
     Леня Сакович загнал клинышек в стол,  чтобы он не скрипел. И опять-таки
сколько радости было в  семье!  Стол этот давно уже портил всем нервы.  Чуть
дотронешься до  него,  а  он  -  скрип,  скрип...  И  вот Леня сам взял да и
исправил его.  Ну  разве не молодчина?  И  где вы найдете еще второго такого
хорошего и способного мальчугана?
     Такое же дело сделала и Клава Макейчик,  только другим способом.  У них
скрипели двери,  да  так  пронзительно,  так  жалобно,  что прямо за  сердце
щипало.  Так они отравляли жизнь много месяцев,  а  теперь Клава взяла да  и
смазала их.  И сразу в доме стало так тихо,  приятно, будто они переселились
на другую квартиру.
     Яша  Канторович осчастливил семью тем,  что  закрепил половинку дверей,
которая не должна открываться. В дырочку в пороге набился песок, и шпингалет
туда не  входил.  От  этого было много неприятностей:  двери не  закрывались
плотно,  хлопали,  время от  времени распахивались обе половинки.  Когда Яша
вычистил дырку  и  засунул глубоко шпингалет,  -  все  неудобства с  дверями
кончились.  А  когда узнали,  что  это  сделал сам  Яша,  да  еще без всяких
указаний свыше, то хвалили его так, будто он сделал что-то особенное.
     Очень обрадовал и удивил родителей Толя Беспалов. У ящиков комода давно
уже  были  оторваны ручки,  и  чтобы  выдвинуть их,  нужно было  проделывать
сложнейшие операции.  Сначала пользовались ключом,  но через некоторое время
замочные скважины в  комоде были так разворочены,  что ключу не  за что было
зацепиться.  Часто и ключи не попадались под руку,  тогда пускали в ход все,
что только можно: ножи, вилки, даже кочергу.
     Наконец условились оставлять нижний  ящик  не  закинутым.  Когда  нужно
было,  например,  открыть верхний ящик,  применялась такая  система:  открыв
нижний ящик,  выдвигали снизу следующий,  потом еще и еще, - и так до самого
верхнего.
     Можно  представить себе  радость семьи,  когда  вдруг на  ящиках комода
появились ручки, да еще какие: Толя взял да прибил обыкновенные ролики.
     Родители не  знали,  чему больше радоваться:  тому ли,  что Толя вообще
догадался  поправить комод,  или  тому,  что  сделал  это  таким  гениальным
способом.
     Здорово  расхвалили и  Павлика за  то,  что  он  сам  догадался прибить
завеску в чемодане.
     Но, пожалуй, самый геройский поступок совершил Боря Цыбук.
     Он за пять минут починил крышу! Не больше, не меньше!
     Ту самую крышу,  из-за которой отец несколько раз ходил в  жакт,  а там
все откладывали эту работу.
     А Боря взял да и отремонтировал ее за пять минут...
     Дело было так. Крыша над их квартирой была железная. И вот, когда дождь
или оттепель,  -  через потолок начинала просачиваться вода. Нельзя сказать,
чтобы  уж  очень,  но  мокрое пятно  на  потолке было  всегда.  Потом начала
отваливаться штукатурка, а там начало уже и капать.
     Вот Боря и заинтересовался,  не может ли он,  как член ТВТ,  что-нибудь
сам сделать в этом отношении.
     Полез на крышу,  видит:  в  том месте,  где соединяются листы жести,  -
небольшая,  узкая щель.  Посидел над ней,  посмотрел,  подумал, потом слез и
вернулся... с куском хлеба!
     Когда пошел дождь, отец удивился:
     - Что это сегодня не протекает?
     - Да Боря там что-то лазил. Говорит, исправил, - сказала мать.
     - Неужели? - повернулся к Боре отец.
     - Конечно, исправил, - с безразличным видом ответил тот.
     - Каким образом?
     - Хлебом, - спокойно ответил Боря.
     Отец недоуменно посматривал то на Борю, то на потолок, то на мать.
     - Там была щель,  - объяснил Боря, - так я взял да и залепил ее мякишем
хлеба.
     - Надолго ли хватит твоего мякиша? - засмеялся отец.
     - А когда надо будет, я снова залеплю, - ответил Боря.
     Вот  какие  были  "доклады"  на   первом  общем  собрании  Товарищества
воинствующих техников.  Сколько было смеху!  Сколько живого интереса и жажды
дальнейших "подвигов"!
     - Если серьезней посмотреть на  это дело,  -  сказал Толя,  -  то  даже
стыдно становится.  Шутя мы сделали несколько малюсеньких дел,  а все вокруг
смотрят на нас,  как на героев.  А почему? Потому лишь, что до сих пор никто
на это не обращал внимания.
     Затем Толя  предложил создать "аптечку",  как  он  говорил.  Тут  долго
рассуждать не  приходилось,  так  как.  каждый понимал,  что  она необходима
дозарезу.
     Наконец, Яша поставил вопрос, чтобы завести учет труда.
     - Всем нам интересно будет знать,  -  сказал он, - сколько и что сделал
каждый из нас и все мы вместе.  Будет также видно,  кто больше активен,  кто
меньше. Можно будет организовать соревнование.
     Против этого никто не возражал. Запись вести поручили Клаве и Яше.
     Расходились ребята с таким чувством, с каким, наверно, охотники идут на
охоту.
     Не успели еще выйти из класса, как Цыбук бросился в угол и крикнул:
     - Есть!
     В  углу  стояли географические карты.  На  одной из  них  была  порвана
бечевка, на которой вешают карту.
     Цыбук связал бечевку и сказал Клаве:
     - Запиши!
     - Нет,  это не считается!  -  запротестовал Леня.  -  Это не работа,  а
мелочь.
     Его  поддержал и  Андрей.  Яша  выступил против  -  и  началась горячая
дискуссия.
     - В уставе,  - говорил Яша, - в пункте первом, говорится про все мелкие
работы,  лишь бы только они были полезные. Вешалку Стасю мы засчитали, никто
не возражал. А тут тоже вешалка.
     - А если это такая уж мелочь, так почему же ты сам не сделал? - наседал
Цыбук на Леню.
     - Я не заметил, - ответил тот.
     - Ну вот видишь!  - сказала ему Клава. - А в нашем деле самое главное -
уметь замечать. Связать бечевку каждый сможет, а заметить не каждый.
     Леня взглянул туда, сюда, а потом подбежал к окну и стал его открывать.
Раздался страшный скрежет:  это  скрежетал за  окном  задранный кверху  лист
жести. Леня стал отгибать эту жесть вниз. Потом тихо закрыл окно.
     - В таком случае засчитайте мне эту работу, - сказал он насмешливо.
     Все  это произошло так внезапно и  неожиданно,  что некоторое время все
молчали. Потом Толя сказал:
     - И надо засчитать,  так как работа полезная. И рама портилась, и жесть
отламывалась, и вода подтекала.
     - В таком случае я вам каждый день миллион таких дел сделаю!  -  весело
крикнул Леня. - Успевайте только записывать.
     - Постараемся, - ответила Клава.
     Хотя она только что поучала Леню, что "самое главное - уметь замечать",
но теперь откровенно призналась,  что она,  пожалуй,  никогда не заметила бы
этой жести.
     Был  еще  один  человек,  на  кого  сегодняшний день  произвел  большое
впечатление.  Это  Боря  Цыбук.  Этот  маленький круглый мальчик,  с  острым
носиком  и  глазками,   как  у  ежика,  считался  в  пионеротряде  пассивным
гражданином.  Если какая игра,  то он был очень активным,  а  если надо было
выполнить какое-нибудь задание отряда, то старался отделаться от него. В ТВТ
он вошел безо всякого интереса, за компанию, и мало думал об этом деле.
     А сейчас его захватило. Тут была игра совсем новая, необычайная. Смотри
ты,  как Леня заметил жесть!  Пожалуй, таких дел вокруг есть много, да никто
не  видит.  А  если теперь записывают да ведут учет,  то он,  Боря,  наберет
столько очков,  что всех перекроет. Он уже сейчас видит, что у форточки того
окна,  которое открывал Леня,  нет пробойчика и она не закрыта на крючок; но
об этом он никому не скажет, пока не сделает из гвоздя пробойчик. Интересная
игра!


        ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
     о том, как Павлик выкручивал все,
     что выкручивается, Нина пускала пузырьки,
     а весь мир разделился на две части.

     Прошло,  может,  недели три  с  тех  пор,  как  в  доме Павлика погасло
электричество и произошли известные нам страшные события.
     И  вот  однажды,  в  пасмурный день,  мать  захотела зажечь  лампочку в
столовой, - и она не зажглась.
     - Снова это самое несчастье! - ужаснулась мать.
     - Ничего!  -  с чувством собственного достоинства проговорил Павлик.  -
Теперь уже мы и сами наладим.
     - Да ну?  -  обрадовалась мать,  но сразу же безнадежно добавила: - Где
тебе справиться...
     - А вот посмотрим! - уверенно произнес Павлик и подошел к счетчику.
     Выкрутил одну пробку - исправная. Выкрутил вторую - тоже исправная?!.
     - Наверно, лампочка перегорела, - сказал Павлик и выкрутил лампочку.
     Осмотрел ее, - кажется, все в порядке.
     - Току нет! - авторитетно заключил он наконец. - Придется подождать.
     - А  может эта  горит?  -  сказала мать  и  включила лампочку в  другой
комнате.
     Лампочка загорелась!..
     Павлик был сбит с панталыку.  Что за чудо такое?  Лампочка целая,  а не
горит! А ну, если попробовать, будет ли она гореть в другом патроне?
     Выкрутил  вторую  лампочку  и  вкрутил  на  ее  место.   эту.  Лампочка
загорелась.
     Значит,  причина не в  ней.  И  не в пробках.  А в Чем же?  Павлик стал
напряженно думать.
     - Ничего не  поделаешь,  -  вздохнула мать.  -  Придется снова вызывать
монтера.
     - Нет! - категорически заявил Павлик. - Я сам исправлю.
     Сказал  и  испугался:   выполнит  ли  обещание?   Как  разгадать,   где
повреждение? Наверное, в патроне.
     И  начал откручивать в  патроне все  то,  что можно открутить.  Сначала
открутилось  фарфоровое  кольцо.   Потом  подалась  медная  шейка.   Остался
фарфоровый кружочек; нем разные дырочки, пластинки, трубки и еще одна медная
шейка с винтовым нарезом. Ну что теперь с ними делать?
     - Ой, намастеришь ты так, что еще хуже будет! - проговорила мать. - Все
равно придется звать монтера.
     - Нет,  исправим сами! - упрямо повторил Павлик, а у самого даже сердце
сжалось от сомнения.  Что же теперь делать?  Как узнать, исправен патрон или
нет?
     "Ну,  если уж на то пошло,  так буду разбирать все,  что разбирается! -
подумал он в отчаянии. - Может, нападу на что-нибудь".
     И действительно напал, да так, что кувырком полетел вниз.
     - Ай-ай! Осторожно! Что с тобой? - крикнула мать.
     - Немножко поскользнулся, - ответил Павлик.
     А  он совсем не поскользнулся -  его ударило током,  только стыдно было
сказать об этом матери,  да еще Павлик боялся,  что мать вообще запретит ему
заниматься этим делом и довести его до конца.
     А какого конца - он и сам уже не знал.
     Одно  только  он  догадался сделать -  выкрутить пробки,  чтобы  совсем
выключить ток. Затем начал разбирать патрон дальше.
     Тут он  почувствовал,  что его покидает последняя надежда.  Если бы еще
спокойно все это делать, без спеху и без ответственности, тогда, может быть,
он и разобрался бы в этой технике. А так, пожалуй, ничего не выйдет.
     Он бросил работу и побежал к Андрею.
     - Ты  знаешь,  как устроен патрон для электрической лампочки и  как его
проверить? - запыхавшись, спросил Павлик.
     - Нет, - ответил Андрей.
     - Все равно, бежим ко мне, помоги! По дороге захватим еще Яшу.
     Яша сказал,  что разбирать патрон ему приходилось,  но  так себе,  ради
забавы, а как проверить и исправить его - он не знает.
     - Но все равно мы обязаны это сделать! - решительно заявил он.
     А тем временем вернулся домой отец Павлика.  Приближались сумерки. Отец
хотел  было  зажечь  лампочку своей  комнате,  но...  теперь и  она  уже  не
загорелась.
     - Что это? - встревожился он. - Уж не испортилось ли снова?
     - Да вот сначала только одна лампочка в столовой не горела,  - ответила
мать. - А Павлик захотел сам исправить ее и, как видно, все испортил.
     - Я ему дам! - разозлился отец. - Вот сорванец!
     - И  я  говорила ему:  не лезь,  говорю,  надо вызвать монтера.  А  он,
смотри, что наделал.
     Когда Павлик с  товарищами подходил к  дому,  там  ожидала его  большая
буря.  Но от первого удара грома его спасли два громоотвода,  Яша и  Андрей:
отец не захотел воевать в их присутствии.
     А за это время Павлик успел вспомнить,  что пробки выкручены, и вкрутил
их снова.
     Лучи света сразу погасили гнев родителей, и гроза окончилась всего лишь
категорическим приказом:
     - Завтра вызовешь монтера,  а  сам и не думай трогать электричество,  а
то...
     Это "то" было сказано так грозно и  выразительно,  что даже громоотводы
испугались. Ребята остались в темной столовой и начали совещаться.
     Положение создалось очень критическое.  Во-первых, в темноте невозможно
было ничего делать;  во-вторых,  это было запрещено;  в-третьих,  завтра мог
прийти монтер и сорвать все дело.
     - Это будет большим прорывом на нашем фронте, - грустно проговорил Яша.
     - Этого ни в коем случае допустить нельзя! - крикнул Андрей.
     - Остается  только  одно,   -  сказал  Павлик,  -  рискнуть  и  сделать
нелегально. Отец приходит в пятом часу, а мы свободны от половины второго.
     - А как мать?
     - Маму  мы  как-нибудь задобрим.  К  тому же,  она  будет занята своими
делами.
     - А что если не удастся? - проговорил Яша.
     - Ну, тогда мне придется пострадать, - усмехнулся Павлик.
     - Дело наше важное, за него стоит и пострадать, - утешил Андрей.
     - Слушайте! - вскочил Яша. - У меня есть лишний патрон. Пойдем ко мне и
как следует его изучим. Тогда завтра мигом справимся.
     - Правильно! Бежим сейчас же! - обрадовались ребята.
     Назавтра товарищи пришли  к  Павлику с  книгами,  будто  заниматься,  и
разместились за столом.
     - Придет ли монтер? - спросила мать.
     - Не знаю...  Может, сегодня не будет... Я... - начал бормотать Павлик,
но на его счастье на кухне "побежала" кастрюля, и мать бросилась спасать ее.
     Теперь уже ребятам хватило и пяти минут,  чтобы убедиться, что патрон в
исправности, и за это время собрать его.
     Но  положение от  этого нисколько не улучшилось:  лампочка все равно не
горела.
     Тревога охватила ребят.  Это же  скандал,  если они провалятся!  Это же
позор для всего ТВТ!
     - Надо осмотреть всю линию от счетчика до лампочки, - горячился Андрей.
- Где-то что-то должно же быть!
     И  когда они  пошли по  линии,  то  в  коридоре действительно напали на
что-то: это была распределительная коробка, откуда расходились два провода.
     - Больше нигде не может быть, как тут, - решили ребята.
     Мать заметила, что они шныряют около коробки и недовольно буркнула:
     - Снова хотите испортить, мастера? Нет, лучше уже не трогайте.
     - Да нет,  мы так себе,  -  начал уговаривать Павлик. - Мы только хотим
поглядеть, а трогать не будем.
     И,  воспользовавшись  моментом,  они  добрались  до  коробки.  Там  они
увидели, что кончик одного провода на волосинку высунулся из гнезда.
     Они всунули назад конец провода - и лампочка загорелась.
     - О!  - крикнули все три мальчика вместе, как в подобных случаях кричат
все люди на свете.
     Павлик позвал мать, церемонно раскланялся, развел руками и сказал:
     - Пожалуйста, мадам, - ремонт сделан!
     Мать посмотрела, и теплая улыбка осветила ее лицо.
     - Вот вы какие!  - сказала она. - Никогда не думала. Если бы всегда так
было...
     - Теперь уже всегда так будет! - ответил Яша. - На то есть ТВТ.
     - Что? - переспросила мать.
     - Товарищество воинствующих техников, - объяснил Андрей.
     - Все воинствующие да воинствующие,  -  проговорила мать. - Да уж пусть
себе и так, лишь бы хорошо было.
     Когда они остались одни, Яша спросил Павлика:
     - А как это тебя стукнуло, если лампочка не горела? Току же не было.
     Павлик посмотрел на него и задумался.
     - Правда! - проговорил Павлик. - Как это могло случиться?
     - А может, тебе показалось? - обратился к нему Андрей.
     - Где там показалось! - ответил Павлик. - Так долбануло, аж полетел.
     Вот загадка!  Думали,  думали и  догадались только тогда,  когда Павлик
случайно вспомнил,  что  эта  лампочка и  раньше несколько раз гасла и  сама
зажигалась.  Значит, тот кончик провода, может, от сотрясения сам прикасался
к  другому проводу,  то  снова отсоединялся.  И  Павлик попал как раз в  тот
момент,  когда  получился контакт.  Ребятам  даже  легче  стало,  когда  они
разгадали эту загадку.
     Назавтра  наша  тройка  долго  рассказывала своим  товарищам,  в  каком
переплете они очутились и как спасли честь ТВТ.
     - Запиши мне восемь очков! - подошел к Яше Боря Цыбук.
     - Восемь?! - удивились все.
     - Да,  восемь.  Первое -  я склеил разбитую кружку.  Второе -  исправил
пряжку в ремне. Третье - прибил в заборе дощечку. Четвертое - отремонтировал
табуретку.  Пятое  -  починил вешалку для  одежды.  Шестое -  забил гвоздь в
стенку.  Седьмое -  подклеил к "Естествознанию"?  твердую обложку. Восьмое -
сделал пробойчик вон у этой форточки. Ну, что? - с видом победителя взглянул
на всех Боря.
     - Ну,  братец,  -  сказал Яша,  -  ты столько мелочей наберешь,  что на
одного тебя тетради не хватит.
     - Мелочи?  -  возмутился Цыбук.  -  А ты же сам говорил,  что по закону
каждая мелочь считается!
     - Тихо,  тихо, успокойся! - засмеялся Яша. - Гони сколько хочешь. Когда
будет слишком много, будем отмечать крестиками.
     Остальные друзья имели также немало "очков". Стась набрал четыре, Клава
- два,  Леня -  шесть, Соня - три, и так далее. Только Нина имела одно очко,
но оно было интереснее всех.
     У  них  испортился  примус.  Ничего  с  ним  не  случилось,  ничего  не
сломалось,  но из него все время "выходил дух".  И выходил так медленно, что
никак нельзя было разгадать - откуда.
     Наконец,  когда Толи  дома не  было,  мать вылила из  примуса керосин и
приказала Нине отнести его к мастеру.  Нина взяла в руки примус, топчется на
месте.
     - Ну, чего ты? - говорит мать. - Неси!
     - Я... Мы... сами исправим, - проговорила Нина.
     Мать посмотрела на нее, покачала головой, а потом весело рассмеялась.
     - Ты сама исправишь примус?!  Ну-ну,  попробуй!  Но сегодня же все-таки
отнеси к мастеру.
     Нина сама даже и  не думала исправлять примус.  Где там было ей браться
за  такое дело?  Она  только не  должна была нарушить "закон ТВТ".  Подождет
брата,  посоветуется с ним.  Потом они посоветуются с другими товарищами,  а
тогда уже, если ничего не придумают, отнесут мастеру.
     Но Толя все не идет. Сейчас мать велит нести примус.
     Интересно все  же  было бы  знать,  где  это проходит воздух?  Накачала
примус,  прислушалась -  ничего не слышно.  А  как же мастер узнает,  откуда
выходит воздух?
     Мать вышла из кухни.  Рядом стоит таз с водой.  Не опустить ли примус в
воду? Тогда будут видны пузырьки.
     Опустила -  и действительно увидела, что маленькие пузырьки идут с того
места,  куда вливается керосин.  Но что из этого? Все равно исправить она не
может.
     Вынула примус из воды,  открутила кружочек-покрышку,  смотрит - под ней
круглый кусочек кожи, но совсем истертый, порванный.
     "Это же он не прижимается плотно и  пропускает воздух!"  Мигом вырезала
кусочек  кожи  из  старого  ботинка,   сделала  кружочек,   вставила,  снова
попробовала в воде - пузырьков нет!
     Нина даже закричала от радости.
     Когда пришла мать, Нина с гордостью подала исправленный ею примус.
     Тут началось такое, что хоть ты из дому убегай.
     Девочка,  -  и вдруг примус починила! Сама! Какое счастье для родителей
иметь такую гениальную дочку! Где это видано, чтобы девочки примусы чинили?
     А когда пришел Толя,  так ему жизни не давали:  вот,  дескать, сестра у
тебя какая, а ты?
     Тогда он разозлился, взял да и заштопал себе носки.
     Эффект вышел необычайный.  Родители совсем сбились с толку.  Что же это
такое творится у них в доме?  Дочка примусы чинит, а сын носки штопает! Весь
свет пройди, такого не увидишь.
     Загомонил и свет, в который входили три соседние двора, и разделился на
две части.
     - Вот это я  понимаю!  -  говорили в  одной части света.  -  Теперешняя
молодежь не будет такой беспомощной, как мы. Все сама сделает.
     А в другой части света раздавались совсем другие голоса:
     - Ну,  если мужчины начнут носки штопать да рубашки,  а женщины примусы
да  сапоги чинить,  -тогда порядку не  будет.  Испокон веку каждый занимался
своим делом...
     Необходимо лишь отметить,  что в  этой второй части света насчитывалось
очень мало народу.


        ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
     в которой говорится,
     как с Соней стряслась беда,
     Цыбук заинтересовал учителя,
     а ботинок разинул рот.

     Прошло  дней  десять  -  и  в  секретариате ТВТ  заполнилась очками вся
тетрадь.
     - Деятельность ТВТ  разворачивается успешно,  -  говорили ответственные
секретари - Клава и Яша, начиная новую тетрадь.
     По  количеству очков впереди шел Боря Цыбук,  он выгнал тридцать восемь
очков.  Но по качеству очки Толи и Павлика были гораздо значительнее, хотя у
них обоих вместе не было тридцати восьми.  А  все члены ТВТ в общем имели за
этот период сто  двадцать девять очков.  Из  них  одиннадцать приходилось на
школу, а остальные - на свои дома.
     Среди  домашних  очков  довольно  интересным  был   случай  со   Стасем
Ковальским.  Он  взялся почистить часы-ходики,  которые совсем остановились:
видимо, в механизм набилась пыль.
     Родители членов ТВТ за  это время уже привыкли,  что их  дети все могут
сами сделать. Поэтому Стасю не мешали.
     Разобрал Стась часы,  почистил,  смазал,  а когда начал собирать их, то
запутался и не мог окончить.
     И  натерпелся же  страху бедняга!  Но на то и  существовало ТВТ,  чтобы
выручать друзей из подобных положений.
     Андрейка сейчас же снял со стены свои ходики и  понес их к  Стасю.  Тут
уже, глядя на собранные часы, кончить работу было нетрудно.
     Больше всего было  потехи,  когда мальчик выполнял "девичью" работу,  а
девочка  "мальчишескую".   Тут  уж   действительно  происходила  "культурная
революция",  как говорили наши ребята.  И  когда Леня шел по  двору,  соседи
показывали на него пальцами и говорили своим детям:
     - Видите этого мальчика?  Он сам себе штаны штопает. Хороший, способный
мальчик!
     А о Клаве говорили:
     - Эта  девочка все  может  сделать.  Она  и  ножи  точит,  и  табуретку
поправит. Золотая девочка!
     А родители, так те просто нарадоваться не могли, глядя на своих детей.
     - И откуда все это взялось?  -  удивлялись они.  - Иногда сам ничего не
знаешь и  не  замечаешь,  а  ребенок взглянет,  -  сразу найдет какие-нибудь
неполадки и тут же исправит их.
     Наши  герои  только улыбались,  слушая эти  похвалы.  Конечно,  каждому
приятно,  когда его хвалят:  приятно знать, что ты приносишь пользу. Но тут,
кроме  всего  этого,  очень интересно было  добывать "очки",  или,  как  они
говорили,  "охотиться за очками". А сколько сегодня удастся "поймать"? А что
принесет "в зачет" его товарищ?  А сколько наберется за неделю? за месяц? за
год? Где ни повернется такой "охотник", он уже смотрит на все совсем другими
глазами.
     Сколько времени,  скажем,  жила  Нина  в  своей  квартире и  никогда не
замечала,  что у нее под ногами из пола чуть-чуть высунулась головка гвоздя.
И  никто в  доме не замечал этого,  даже мать,  которая не раз рвала об этот
гвоздь тряпку,  когда мыла пол.  А теперь Нина заметила его, пристукнула - и
пол стал гладкий.
     Взглянет  тэвэтэтовец на  шкаф,  а  у  него  дверки  все  норовят  сами
раскрыться. Прибьет какую-нибудь кожицу - и все в порядке.
     Но попадалось и такое "очко",  какого даже вся организация ТВТ не могла
взять.
     Увидев,  что дети так хорошо справляются со  всякими ремонтами,  Толина
мать подсунула им и дырявый чайник.
     - Дырочка совсем  малюсенькая,  -  сказала она.  -  Может,  вы  сумеете
запаять?
     - Вряд ли, - ответил Толя. - И паяльника у нас нет, и как это делается,
не знаем.
     - А вы попробуйте всей своей компанией.
     Но и "вся компания" не могла помочь.
     - Эта работа относится к з 3 устава ТВТ, - постановили друзья.
     - Но  ближайшей нашей  задачей  будем  считать приобретение паяльника и
овладение техникой паяния.
     Если  в  данном  случае  ТВТ  вынуждено было  только  отступить,  то  в
следующем оно потерпело страшное поражение.
     Соня  захотела постирать себе  белье.  Что  можно сказать против этого?
Облегчить труд родителей - важнейшая обязанность члена ТВТ.
     Чтобы работа была доброкачественной,  Соня взяла хлорки и  растворила в
воде.  Опять-таки  ничего особенного:  мать  всегда пользуется хлоркой,  для
этого и продается она в аптеках.
     Постирала,  повесила сушиться и  тогда только похвалилась перед матерью
своей работой.
     - Хорошо, дочушка, очень хорошо! - похвалила мать.
     А когда белье высохло, то разлезлось на куски!
     Тогда только выяснилось, что это сделала хлорка.
     - Ее же надо сначала кипятить,  -  кричала мать,  - пока вода не станет
красной!  Потом процедить и  тогда только вливать в  воду,  да  и  то  когда
полоскать уже надо. Почему же ты не спросила? Все сама да сама!
     Этот случай произвел большое впечатление на всю организацию ТВТ.
     - И я этого не знала и могла сама так же сделать! - сказала Нина.
     Да и все остальные, кроме Клавы, не знали этого секрета.
     - Кто  бы  мог  подумать,   -  говорил  Яша,  -  что  на  таком,  самом
второстепенном участке мы потерпим такое поражение?  Но на ошибках мы должны
учиться.
     После этого случая члены ТВТ стали более осторожными.  Но, к счастью, в
их практике несчастий больше не было.
     Через  некоторое время наши  "охотники" начали замечать,  что  дома  не
хватает "добычи".
     Тогда внимание их больше сосредоточилось на школе. А уж здесь-то добычи
сколько  хочешь:   всегда   больше  находится  охотников  плодить  ее,   чем
истреблять.
     Руководители школы еще раньше обратили внимание,  что некоторые ученики
- Цыбук,  Рогатко,  Макейчик, Канторович и еще несколько человек (это значит
тэвэтэтовцы!),   -  как-то  более  внимательно  и  сознательно  относятся  к
школьному имуществу.  Они не  только ничего не  портят,  но,  наоборот,  где
только заметят что-нибудь - сразу же сами и исправят.
     Если не в порядке какое-нибудь учебное пособие,  то или Ковальский, или
Беспалов, или Сакович наперебой берутся исправить его.
     Если  кому-нибудь  из  них  попадется библиотечная книга  с  оторванным
листом, так они обязательно его вклеят.
     Если  в  раздевалке вывалится колышек  из  вешалки,  то  кто-нибудь  из
тэвэтэтовцев обязательно всадит его на место.
     На школьном дворе,  около дверей,  после дождя долго стояла лужа.  Всем
приходилось перебираться,  кто как может, через нее, не раз попадали ногой в
воду.  А чуть дальше лежали кирпичи. Положить в лужу кирпич догадался только
Ковальский.
     Большое впечатление не только на руководителей,  но и  на всех учеников
произвел поступок Андрея Гулиса.  Каким-то образом в стене класса выкрошился
кусок штукатурки.  Дырка была небольшая, и никто не обращал на нее внимания.
Но при каждом сотрясении известка осыпалась,  и  дырка все увеличивалась.  И
вот Андрей захватил где-то в  бумажку извести,  принес в класс и залепил эту
дырку.
     Это  было настоящее очко!  Все  тэвэтэтовцы завидовали Андрейке.  Да  и
другие ученики смотрели на него с удивлением и восхищением.
     - Сознательные ученики! - радовались учителя.
     Мы уже говорили,  что наши герои никому в школе не рассказывали о своем
товариществе.  Что ни говори,  а  есть такая "слабость" у ребят -  любят они
иметь свою "тайну".  Разве не интересно,  когда на тебя смотрят,  удивляются
твоим поступкам и не знают,  что ты не обыкновенный человек,  а тэвэтэтовец?
Но  однажды произошел случай,  который привел к  раскрытию тайны и  к  таким
переменам, о каких никто из тэвэтэтовцев даже не думал. И все из-за Цыбука.
     Буян  Карачун,  балуясь,  оторвал  палку,  к  которой была  прикреплена
таблица метрических мер.  Об этом сразу же узнал дежурный учитель и приказал
Карачуну исправить таблицу.
     - Да это вовсе не я!  - начал отказываться Карачун. - Я ее и не трогал.
Все видели.
     - Он! Он! - послышались голоса.
     - Ничего подобного! Это они по злобе на меня!..
     Начался  шум.  Учитель  наконец  снова  категорически приказал Карачуну
исправить таблицу.
     Тогда подошел Цыбук и говорит:
     - Давайте я исправлю!
     Карачун использовал это по-своему и крикнул:
     - Я же говорил, что не я! Это он!
     Цыбук вытаращил глаза от удивления.
     - Вовсе не я! - проговорил он.
     - А почему же ты берешься исправлять?  -  крикнул: ему Ярошка, приятель
Карачуна.
     - Это Цыбук! - настаивал Карачун. - Все видели!
     - Нет, это Карачун! - закричали вокруг. - Цыбука даже не было тут!
     Учитель укоризненно посмотрел на Карачуна и покачал головой.
     - Неужели ты окончательно потерял совесть?
     - В самом деле не я!  -  со слезой в голосе заканючил Карачун.  - Он же
сам и исправить хочет.
     Учитель не знал, что и думать. Взглянул на, Цыбука и сказал:
     - А может, и в самом деле ты? Тогда скажи.
     - Да нет! - с возмущением ответил Цыбук.
     - Почему же тогда ты исправлять берешься?
     - Не все ли равно,  кто исправит?  - проговорил Цыбук. - Пока идет этот
разбор можно было уже исправить.
     Учитель пожал плечами и вышел.
     В  учительской он рассказал об этом случае,  и все учителя долго ломали
голову,  что бы  это могло значить?  По всему было видно,  что сделал это не
Цыбук.  Но  почему же  тогда он  взялся исправить?  Да  еще вместо Карачуна,
который  на   него  же  хотел  возвести  поклеп.   Пока  что  дело  осталось
невыясненным. Но ненадолго.
     ...Андрей Гулис и  Боря Цыбук возвращались домой.  По  дороге им  нужно
было проходить около большой новостройки, огороженной высоким забором. Вдоль
забора был проложен временный деревянный тротуар,  или,  вернее,  мостки. На
колодки  были  прибиты  доски,  и  когда  по  ним  кто-нибудь  шел,  то  они
прогибались и  колыхались.  От этого прогибания в досках произошли некоторые
изменения.  Они привели к  необычайным событиям,  в которых пришлось принять
участие и Борису с Андреем.
     Началось с того,  что навстречу бежал мальчик,  споткнулся обо что-то и
растянулся на  досках.  Ребята  засмеялись.  Мальчик поднялся на  ноги,  зло
взглянул на  них и,  крикнув:  "Чего ржете?"  -  побежал дальше.  Тогда наши
ребята заметили,  что  из  доски торчит большой гвоздь.  В  этот момент один
прохожий так  саданул его  носком ботинка,  что  заскакал на  одной  ноге  и
чуть-чуть не упал. Поднял ногу, поглядел - и зло выругался:
     - Черт знает что такое!
     При  чем  тут  был черт -  неизвестно,  но  факт был досадный:  подошва
оторвалась и ботинок разинул рот.
     Остановилось несколько прохожих, пожалели ботинок.
     - Надо бы забить этот гвоздь, - сказал Андрей.
     - Подождем немножко, - остановил его Цыбук. - Интересно!
     И ребята остались наблюдать дальше.
     Конечно, не каждый человек попадал на гвоздь.
     Когда же на мостках осталась только одна бабушка с корзиной в руках, то
ребята  совсем  потеряли интерес и  начали искать камень,  чтобы  заколотить
гвоздь.
     Тем временем с  другой стороны приближался человек.  Это был парень лет
двадцати и  шагал он с  такой скоростью,  какой хватило бы не только,  чтобы
оторвать подошву, но даже и ногу.
     Не успели ребята найти камень,  как этот парень уже зацепился за гвоздь
и  ринулся вперед носом так,  что сбил с ног женщину с корзиной,  и под ноги
Андрею посыпались яйца.
     Ребята приготовились было смеяться,  но  увидели,  что |  дело вышло не
смешное,  а печальное.  Бабушка заголосила на всю улицу;  какой-то гражданин
задержал парня,  требуя плату за  яйца;  тот доказывал,  что он  не виноват;
вокруг них собрались зеваки, потом подошел милиционер...
     - Вот, что наделал проклятый гвоздь! - хмуро проговорил Цыбук.
     - И мы сами виноваты, - ответил ему Андрей. - Если бы не ждали да сразу
вогнали его, то ничего этого не было бы.
     И мальчики действительно почувствовали себя виноватыми. Конечно, и беды
бы этой не было,  если бы они сразу забили или загнули гвоздь. И, не ожидая,
чем кончится все дело, они заколотили его камнем.
     Среди суеты никто не заметил, что какие-то два мальчика сделали большое
дело. И сами они не знали, что сделали большой шаг вперед в истории развития
Товарищества  воинствующих техников.  Они  сделали  не  домашнее  дело,  как
сказано в  п.1  устава ТВТ,  и  не  школьное,  как  сказано в  п.4,  а  дело
общественное, о котором в уставе. пока еще ничего не было сказано.


        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
     самая серьезная,
     так как в ней подробно описывается брызгалка,
     говорится о реорганизации ТВТ, о том,
     как вожатый хотел что-то сказать, да не сказал,
     и, наконец, - как сам директор заработал очко.

     Непонятное поведение Цыбука в  деле  с  Карачуном больше,  чем  других,
заинтересовало вожатого.  Он решил выяснить этот вопрос и  на другой же день
вызвал Цыбука.
     - Скажи откровенно, ты вчера испортил таблицу или не ты?
     - Да все знают, чт