Но сам я еще никогда не слышал их. - Как же они это делают? - А кто же их знает! Тут и Салул вспомнил, что где-то когда-то тоже слышал о рыбьих песнях, но считал это сказками [Этих барабанщиков слышали исследователи-естествоиспытатели Прегер и Пэхуэль Лешэ (каждый в отдельности), но "музыка" рыб еще не изучена, и объяснения ученых расходятся. Рыбы эти достигают полутора метра длины, спина у них черная, бока красно-серые, а плавники красные. Никаких специальных "музыкальных приспособлений" не замечено. Надо полагать, что они "гудят" вроде наших кузнечиков]. - Ах, чтоб их! - засмеялся Гейс. - Чего только нет на свете! Ладно, пошли ловить ветер. К счастью, ловить долго не пришлось. Через несколько минут выбрались из затишья, и лодка пошла быстрее. Путь был таким спокойным, что, установив вахты, три человека могли спать, прижимаясь друг к другу обнаженными телами, чтобы не замерзнуть. В четвертом часу ночи, когда вахту нес один из рыбаков, лодка подошла к Скалам Ласточкиных Гнезд. Было известно, что инсургентов нужно искать дальше, и поэтому вахтенный не разбудил товарищей. Тем более что и тут на берегу было так же тихо и безлюдно, как в других местах. Прошел еще час. Ветер начал слабеть. Поднялся легкий туман. Рыбак, наконец, разбудил Салула и Гейса, которые должны были теперь взять руководство в свои руки. - Не прошли ли мы мимо Скал Ласточкиных Гнезд? - спросили они. - Прошли. - Почему же ты не разбудил нас? - Вы говорили, что нужно ехать дальше. - Правильно, но не остались ли там наши товарищи? - Я присматривался, но ничего не заметил. Если бы кто-нибудь был, догадался бы окликнуть нас. - Придется внимательнее следить теперь. Самое главное - найти место, где можно пристать к берегу. Шли целый час, а удобного места все еще не было. Только отвесные скалы да рифы перед ними. С каждой минутой небо светлело, зато вокруг начал густеть туман и опять совсем утих ветер. Скоро стало так темно, что в нескольких метрах вокруг ничего нельзя было рассмотреть. - Это уже совсем плохо, - недовольно заворчал Гейс. - Зря ворчишь. Сейчас подует предрассветный ветерок и разгонит туман, - успокоил его Салул. - Больно уж холодно. Снимем-ка парус да оденемся. Все равно скоро на берег. Это предложение понравилось всем, и только начали они делить парус, как слева, со стороны моря послышался тихий, равномерный плеск воды. Товарищи притаились, замерли. Плеск приближался. Сомнений не оставалось: лодка! Но какая лодка, чья? Своя или вражеская? И что они могут поделать с вражеской лодкой голыми руками? Эти мысли мигом пронеслись в голове у каждого. Хоть и привыкли они к неожиданностям, а сердце невольно сжалось от страха... Безоружными, неподвижными и беспомощными погибнуть буквально в нескольких шагах от желанной цели! А что, если это товарищи или какие-нибудь туземцы? Но сигнал не подашь, а поэтому остается ждать... Вот и первый ранний ветерок подул. Зашевелился туман, начал редеть, и друзья увидели три одинаково страшные для них вещи: вражескую лодку, на некотором расстоянии от нее - голландский военный корабль, а на берегу - какую-то черную дыру. - За мной! - крикнул Салул и прыгнул в воду. - Стой! - донеслось с лодки, и сразу послышались выстрелы. Но, к счастью, туман опять погустел, выстрелы прекратились, и наступила тишина. Салул направился к берегу через замеченный раньше проход между двумя рифами, за ним гуськом поплыли товарищи. Скоро очи разглядели в отвесной скале вход в пещеру и все так же вплавь проникли в нее. Метров через двадцать - тридцать нащупали ногами дно. Вернее не дно, а разной высоты столбы, которые то высовывались наружу, то оставались под водой, точно сваи моста. Такие же столбы были и по бокам пещеры. Как только глаза привыкли к полутьме, стало видно, что вся пещера как бы сложена из таких столбов. Ровные, в большинстве своем шестигранные, с гладко отсеченными концами, они казались сделанными руками человека. В действительности же это были так называемые базальтовые столбы из остывшей лавы, размытой водой. Беглецам с трудом удалось взобраться на эти холодные, мокрые и скользкие громадины. Только теперь они заметили, что в пещере слышатся гармоничные красивые звуки. Казалось, тысячи маленьких серебряных колокольчиков звенят во всех уголках. Звучало все: и воздух, и стены, и вода, и потолок. Отдельные звуки сливались в дивную мелодию, и поневоле хотелось сидеть и слушать эту таинственную, чарующую музыку. - Опять музыка? - воскликнул Гейс. - Неужели и тут рыбы дают концерт? - Нет, - засмеялся Салул, несмотря на серьезность их положения, - это капли срываются сверху, и звук падения их разносится эхом. Им, конечно, было не до музыки: следовало ожидать серьезных событий. Снаружи с каждой минутой становилось все светлее и светлее. Там, очевидно, взошло солнце. Через небольшой вход в пещеру можно было видеть лишь ближайший участок моря. Отражавшийся от воды голубовато-серый свет создавал в пещере таинственный полумрак. - Что же мы будем делать, если они сунутся сюда? - спросил один из рыбаков. - Оружия у нас нет. Найдется ли другой выход? Все невольно оглянулись назад, в черную глубину пещеры. - Тут мы еще поборемся! - сурово сказал Салул. - В таких условиях им нет смысла лезть сюда и рисковать своей головой, - добавил Гейс. - Они могут только запереть нас и стеречь снаружи. - Во всяком случае, пока у нас передышка, а дальше посмотрим. Снаружи не доносилось ни звука, словно там и не было никого. Через полчаса беглецы заметили, что вода достигла места, где они сидели. - Прилив начинается, - поняли они и перебрались выше. Но вскоре вода поднялась и сюда. - До каких же пор она будет прибывать? - забеспокоились друзья. - Неизвестно, начинается прилив или уже идет к концу? Пришлось лезть еще выше. А вода уже заполнила весь вход. Там, где сидели теперь беглецы, каменных столбов не было, вместо них высовывались острые рога застывшей лавы. Почему-то стало трудно дышать, зашумело в ушах. - Давление воздуха усиливается, - сказал Гейс. - Придется выдержать еще одну неприятность. Вдруг послышался страшный грохот, будто взрыв. Земля заколебалась, вода хлынула на людей и чуть не смыла с уступа. Зато на несколько минут стало легче дышать. - Из пушки бьют, хотят разрушить пещеру, - догадался Салул. - Не понимаю я их, - задумчиво сказал Гейс. - Неужели из-за нескольких человек они думают разрушить скалы? На это не хватит ни пушек, ни снарядов. Да и стрелять теперь, когда вход закрыт водой, придется по сплошной горе. Нет, не понимаю... Давление опять начало увеличиваться, но в самый тяжелый момент вновь послышался взрыв, и ненадолго стало легче. При каждом взрыве в пещере происходило что-то необыкновенное: вода бросалась вверх, будто под ней рвались мины, а в воздухе поднимался такой вихрь, что едва удавалось удержаться на месте. - Неужели они пускают торпеды? - удивлялись товарищи. Однако почему же нет разрушений? Взрывы следовали один за другим, все с большими промежутками между ними. С каждой минутой беглецы чувствовали себя все хуже. И самое главное - после каждого взрыва вода подымалась выше. - Я понимаю, в чем дело! - воскликнул Гейс. - Мы находимся как бы в пустой бутылке, перевернутой на бок и наполняющейся водой. Взрыв - это бульканье в громадном масштабе. Каждый раз выходит воздух - поэтому нам и дышать легче - но зато на его место поступает вода. - Значит?.. - выразительно произнес Салул. - Значит все зависит от того, повысится ли прилив настолько, чтобы заполнить всю нашу бутылку. Остается надежда, что отсюда, где мы сидим, воздух не вырвется наружу. В конце концов они доползли до самого дальнего тупика пещеры. Взрывы прекратились. - Может, прилив окончился? - обрадовались горемыки. Один из них спустился к воде, постоял там и с горечью убедился, что она все еще поднимается. - Хорошо хоть, что взрывов больше нет, - успокоил товарищей Гейс. - Может быть, воздух не пустит воду дальше. И тут все услышали не то свист, не то шипение. - Змея! В темноте такое соседство было не из приятных. Начали прислушиваться и поняли, что шипение доносится откуда-то сверху - однообразное, ровное, беспрерывное. Нет, змеи так не шипят... - Да это воздух выходит через какую-то трещину! - вскрикнул Салул. - Может, и выход есть? Но Гейс покачал головой: - Если бы был выход, - сказал он, - не было бы ни взрывов, ни этого шипения. Пожалуй, всего лишь маленькая щель. Нельзя ли ее расширить, сделать проход? А если нет, она может нас погубить: выйдет весь воздух, и его место займет вода... - В таком случае давайте сейчас же рыть проход! Все принялись за работу и вскоре на ощупь определили, что с боков стены сплошные, а впереди навалены камни и земля. Как видно, тут когда-то произошел обвал. Рыли долго, выворачивали камни, отгребали землю, раня при этом руки и ноги. А вода все прибывала и прибывала... - Товарищи! - сказал наконец Гейс. - Хоть земля поддается, и когда-нибудь мы докопаемся, но сейчас надо искать спасения там, наверху, где трещина! - А как же туда добраться? Это казалось неразрешимой задачей. Вдруг наверху послышался выстрел! Один, другой... И началась такая пальба, как на войне. Бухнула пушка с моря... - Наши! Наши дерутся, а мы в ловушке. Эй! Товарищи! Сюда! Но разве услышишь во время стрельбы голос из-под земли? А вода медленно и неотвратимо продолжала прибывать... VII. БОРЬБА ЗА ОРУЖИЕ Первая победа. - Новые военные операции. - Один другого обошли! - Критический момент. - Неожиданная помощь. - Невод. - Машина пущена опять. - Видит око, да зуб неймет. Когда "Саардам" скрылся за горизонтом, инсургенты вернулись к первому временному складу оружия, чтобы переправить его в главную пещеру. И только начали готовить свою "машину", как услышали голоса: - Военный корабль! С запада приближался миноносец. Шел он медленно, присматриваясь к берегам. Подойти должен был не раньше, чем через час, а значит, можно успеть приготовиться... - Забросать ящики зелеными сучьями! - крикнул Сурат. - Вооружиться и спрятаться за скалами! Закипела горячая работа. Через полчаса и вещи, и люди были укрыты в зелени. А тут и миноносец подошел к берегу. На палубу его высыпала вооруженная команда. Известный нам мичман, а теперь капитан ван Хорк рассматривал берег в бинокль. Однако ничего, кроме скал и деревьев, он не видел. Медленно двинулся миноносец дальше. - К Ласточкиным Гнездам пошел, - догадались товарищи. - Опоздал, браток! Сурат отобрал десять наиболее сильных и ловких бойцов, разъяснил им задачу, и, прячась за скалами, они поползли вслед за миноносцем. Остальным приказал не двигаться и молчать, даже если они услышат выстрелы. Миноносец подошел к Скалам Ласточкиных Гнезд и остановился. И командиры, и команда были удивлены, не видя, где же тут может найтись пристанище для большого корабля? А Сурат с товарищами тем временем отправился на свой прежний наблюдательный пункт. Миноносец начал медленно маневрировать, рассматривая берега. Наконец стал против фиорда и спустил шлюпку. В нее сошли двенадцать человек с винтовками, а на палубе корабля выстроилась в боевой готовности вся команда. На берег направили пулеметы и пушки, как видно, не доверяя этой тишине и покою. Лодка миновала проход и вошла в фиорд. - Хорошо бы теперь ударить по ней! - зашептались наверху, откуда все было видно как на ладони. Но с приближающейся лодки уже заметили в тихом фиорде следы людей: поломанные сучья, куски дерева, доски, бумагу и прочий мусор, оставшийся на месте недавней стоянки "Саардама". Матросы посматривали наверх, отыскивая, где бы высадиться. Но, кроме щели, через которую по веревке в первый раз поднимались инсургенты, ничего подходящего найти не могли. Немудрено, что их удивляло, каким же это образом тут пристал корабль, да еще пройдя предварительно через рифы? Об этом и доложили ван Хорку, когда вернулись на миноносец. Было ясно, что "Саардам" останавливался тут, а позднее ушел. Но выгрузил ли он оружие? Как могли унести тяжелый груз по этим неприступным кручам? - Между тем Гоно клялся, что они выгружались! - ломал голову ван Хорк. - Жалко, что его не пустили со мной, а послали на какую-то другую работу! Ничего не поделаешь, придется высадиться и обследовать берег... Миноносец опять начал маневрировать, меняя хода с переднего на задний, пока, наконец, не нашел подходящую площадочку между малой и большой пещерами. Сурат и десять его товарищей порядком устали, следя за маневрами миноносца, но были награждены тем, что разгадали замысел противника. К опасному участку скрытно и быстро подтянулись стрелки, ожидавшие приказа открыть огонь. Сделали они это так осторожно, что не вызвали у врага ни малейшего подозрения. Тишина и безлюдье действовали на голландцев успокаивающе, и они перестали соблюдать необходимые в таких условиях меры предосторожности. Инсургенты увидели, как над берегом раз и другой взлетел конец веревки с крюком. Вот он зацепился за камень, и вскоре показалась голова первого солдата. За ним взобрался второй, третий... Видя, что все спокойно, они даже перестали оглядываться по сторонам. Уменьшилась напряженность и на миноносце. А у инсургентов руки чесались от нетерпения! Сурат боялся, что кто-нибудь не выдержит, что товарищи забудут о винтовках и пулеметах, направленных с миноносца, и высунутся из-за прикрытий. Поэтому он передал по цепочке новый приказ об осторожности. Когда первые двенадцать человек высадились, Сурат хотел подать сигнал, но заметил, что от миноносца отходит вторая шлюпка, тоже с двенадцатью вооруженными матросами. - Эге! - прошептал он. - Значит, все же не доверяете тишине? Тем хуже для вас: у нас хватит сил на всех, кто ступит на берег! Вторая шлюпка еще не успела дойти до берега, когда один из уже высадившихся матросов толкнул под бок своего соседа, вскинул винтовку и выстрелил, как видно, заметив неосторожного инсургента. В ответ загремели выстрелы из сотни винтовок, и через несколько секунд одиннадцать человек лежали на берегу, пробитые пулями, а последний, двенадцатый, полетел со скалы в воду. Град пуль посыпался и с миноносца, забухали его пушки. Начался настоящий бой. Но разве достанешь этим огнем повстанцев, укрывающихся за неприступными скалами? В то же время сам миноносец был для них отличной мишенью, и на палубе его уже лежало несколько убитых и раненых. Ван Хорк понял, что при таких условиях сражаться невозможно, и поспешил отвести корабль дальше от берега. На время бой прекратился. С миноносца полетела радиограмма о случившемся. И тут инсургенты вспомнили, что и у них есть пушка! Тотчас выделили нескольких лучших артиллеристов, и те начали готовиться к стрельбе. К сожалению, выяснилось, что у них не хватает знаний для ведения огня из ложбины, где стояла пушка, по невидимой цели. Для этого требовались математические вычисления, и прежде всего надо было высчитать расстояние до миноносца. Приспособление для этого имелось, но как пользоваться им? Начали коллективно обсуждать: один видел, как это делал артиллерийский офицер-голландец, другой даже сам несколько раз помогал ему при вычислениях... Кое-как сложили вместе все свои знания, попрактиковались, и все же добились успеха! Расстояние вычислено, а под каким углом стрелять по неподвижной цели? Этого опять-таки не знал никто... Мудрствовали долго, припоминали всю свою практику, поставили прицел почти наугад, десятки раз присматривались, примеривались и... бахнули наконец! Неизвестно, кто больше удивился - инсургенты или голландцы, когда первый же снаряд неожиданно снес на миноносце половину трубы и радиомачту. "Артиллеристы" глазам своим не верили! - Бывают же такие удачи! - удивлялся Сурат. - Значит, счастье на нашей стороне! - радостно прокатилось по цепи. Но зато и взъелся же миноносец! Так начал долбить из пушек по скалам, за которыми укрывалась "артиллерия", что пушкарям пришлось спасаться бегством. Впрочем, и корабль не мог продолжать бой. С трудом развернувшись, он еле-еле пополз домой. Инсургенты совсем забыли об осторожности. Высыпали из-за скал, начали кричать, палить вслед миноносцу из винтовок: первая битва выиграна! Как же после этого не надеяться на окончательный успех?! - Ну-ну, не очень радуйтесь, - утихомиривал их Сурат. - Посмотрим, что будет через несколько дней. - Не боимся! Пусть только сунутся! - храбрились парни. - А теперь отдохнем, и за работу: надо успеть до возвращения противника снести все оружие в одно место. - Машину, машину налаживать! - весело зашумели товарищи. Очень понравилась им эта "машина", хотя и требовала она напряженнейшей работы. Пока налаживали, прошло часа три. Тем временем группа товарищей направилась к убитым врагам. Из одиннадцати человек только двое оказались белыми, остальные - свои, братья-туземцы. Правда, из разных мест: с Борнео, Целебеса, Бали, Мадуры, но все же свои... - Как обидно! Неужели они не понимали, что лучше погибнуть в борьбе с врагом, чем со своими братьями? - произнес один из двух туземцев, недавно присоединившихся к повстанцам. - А почему же ты не шел к нам, пока тебя не обидели и не выгнали? - усмехнулся Сурат. - Глупый был, неграмотный... - Вот и они такие же. Против них нам лучше бы выступать со словом, а не с оружием. Я очень жалею, что мы не попытались сделать это. Бедняг опустили в море... В этот день смогли проработать лишь два часа. Зато весь следующий день работа шла только с одним небольшим перерывом. А на третий день разведчики заметили врага, приближавшегося с юга, с середины острова, по суше. Вначале появилось человек десять, их обстреляли и задержали. Немного спустя показался второй отряд в сорок человек и с пулеметом. Это была уже специальная военная экспедиция. Но повстанцы не испугались ее. Все преимущества были на стороне инсургентов: и количество, и оружие, и местность. Вскоре в трех километрах от лагеря инсургентов образовалась линия фронта. Восемьдесят человек, укрываясь за скалами, легко задержали дальнейшее продвижение вражеского отряда. Зато лишь двадцать человек остались на берегу охранять оружие. Два дня шла перестрелка. Инсургенты были уверены, что смогут держаться долго, хотя бы силы врага и увеличились в несколько раз. Но ждать, пока к противнику подойдет подкрепление, было опасно. Гораздо лучше побыстрее и разгромить и прогнать его. И совещание активистов, созванное Суратом, решило перейти в наступление. Для этого сорок человек направились на восток, чтобы охватить врага с левого фланга, а повели их те двое новых товарищей-туземцев, отлично знавшие местность. Они обещали за одну ночь незаметно провести отряд в тыл врага. Для решительного наступления Сурат снял с берега еще пятнадцать человек, оставив там лишь пятерых. В эту ночь никто не спал. Все готовились к решительным действиям, скрытно подбираясь поближе к врагу. Утро выдалось пасмурное, тихое. Ни выстрелов, ни шума. Даже враг и тот молчал. Правда, показалось, будто несколько выстрелов послышалось где-то сзади, но больше они не повторялись, и этому никто не придал значения. С нетерпением прислушивались, не стреляют ли с правой стороны, куда ушел отряд, как вдруг вместо правого фланга загремело на западе! Дальше - больше! Вот и пушка ахнула с моря! И тотчас же активизировался враг впереди, готовясь перейти в атаку! Страх охватил бойцов на линии фронта: что такое? Откуда? Почему молчат те, что направились в обход?! Стрельба слева усиливалась, солдаты впереди начали приближаться короткими перебежками. И только теперь, наконец, послышались выстрелы с правой стороны. Солдаты врага сразу остановились и залегли. - Наши, наши нажимают! - закричали инсургенты. Это мало обрадовало Сурата и его помощников. Не беспокоили их и пушечные выстрелы со стороны моря: высадку там могли задержать даже пять товарищей, оставшихся на берегу. А вот откуда взялась стрельба на левом фланге?.. Тут прибежал разведчик, доложил: - С левой стороны наступает новый отряд. Большой, куда больше нашего! Наши отходят сюда... - Значит, мы обошли друг друга! - понял Сурат. - Но откуда же у них новые силы? Да еще такие крупные? Стрельба слева быстро приближалась. Счастье еще, что товарищи справа сдерживают передних! Сурат поспешил на левый фланг и увидел, что там от скалы к скале перебегают много, быть может, не меньше ста человек. Двадцать инсургентов сдерживают их натиск, шаг за шагом отходя назад. Фронт постепенно отклонялся и наконец вытянулся так, что слева от него оказалось море, а справа - отряд, наступавший на противника с фланга. Непосредственной связи с ним пока не было. Правда, корабль, не видя цели, временно прекратил огонь. Но у противника на суше и без него было достаточно оружия, в том числе три пулемета, захваченных у инсургентов. И все же Сурат не падал духом. - Товарищи! - закричал он. - Размещайтесь вон там! Ничего они нам не сделают. Если пока и не удалось прогнать их, то удержаться мы можем! Однако многие повстанцы все-таки растерялись. Насколько быстро поднималось у них настроение от успеха, настолько быстро и падало от неудач. Надо сказать, что и у Сурата невольно сжималось сердце: враг был уже рядом с временным складом оружия. Продвинется еще на километр к берегу и обнаружит пещеру. Правда, она замаскирована, найти ее трудно, но стоит ли надеяться на это? Да и корабль уже может спокойно высаживать десант. И вдруг частая пальба послышалась с той стороны, - одновременно било несколько пулеметов. Враг на фронте приостановил наступление. - Слышите, братья? - крикнул Сурат. - Это пять наших товарищей так воюют! Неужели мы не справимся с этими?! Он поспешил по-новому разместить бойцов и усилить фронт. Очень не хватало пулеметов, и Сурат начал сокращать линию обороны, продвигая ее ближе к морю, чтобы соединиться с товарищами, охраняющими пещеру. Жаркая стрельба оттуда на время сковала инициативу противника и позволила Сурату осуществить свой план. После этого он бросился к ближайшему пулеметному гнезду, удачно разместившемуся среди скал, и увидел в нем... Гейса! Тот один держал под непрерывным огнем подход на полкилометра, а дальше находилось второе такое же гнездо, за ним - еще три... - Гейс?! Откуда ты взялся? - вскрикнул Сурат. - Потом, потом, - торопливо ответил Гейс. - Скорее пришли человека на мое место, а мы начнем и дальше делать такие же гнезда. Там сидит Салул, за ним еще три товарища, а двое обслуживают нас. Пока враг не знает, сколько нас, он боится лезть, но долго так продолжаться не может. Корабль, на этот раз крейсер, маневрировал вблизи берега, наблюдая за боем, но принять в нем участие не мог, так как ничего не видел среди скал и деревьев. Особенно сейчас, когда по звукам было видно, что линии фронта перемешались. Между тем противник заметил, что между группой пулеметов и фронтом на востоке остается более тихий участок. Сюда и нанес он свой удар, отрезав Сурата, Гейса, Салула и еще десяток бойцов от основных сил отряда повстанцев. Через несколько минут прибежал Салул, поручивший свой пулемет другому товарищу. - Я принял меры, чтобы в последний момент поднять на воздух весь наш склад, - хмуро сообщил он. - Ну что ж, - пожал плечами Гейс, - если больше ничего не останется... Его прервали новые выстрелы слева - чаще, ближе... Было видно, как солдаты противника поворачиваются в ту сторону... - Неужели помощь? - прошептал Сурат. Салул и Гейс промолчали, внимательно всматриваясь в разгорающийся бой. И вдруг оба вскочили: - Это Пуан! Наш отряд из Бантама! Но у них очень мало винтовок. Скорей!.. И они побежали вперед. x x x Страшно удивился голландский отряд, услышав выстрелы у себя в тылу. Вначале голландцы подумали, что это горсточка инсургентов пробралась туда, но когда увидели, что не менее двухсот повстанцев перешли в атаку, им осталось лишь бегством спасать свою шкуру. Сделать это было нелегко, так как только на юг вел пока небольшой проход, и тот скоро закрылся, как горловина невода. И в невод этот попало около сорока "рыб" во главе со "щукой" - голландским офицером. Напрасно бросались они то в одну, то в другую сторону: везде из-за скал их встречал огонь многократно превосходящего противника. Круг постепенно сужался... - Сдавайтесь! - крикнул Салул. Солдаты только и ждали этого приказа: все побросали винтовки и подняли руки. - Подходите по одному! Подошли тридцать два человека. Четверо осталось лежать раненными. Не хотел подходить только голландский офицер: он сжимал в дрожащей руке револьвер, будто раздумывая, стрелять во врага или в самого себя. - Бросьте оружие! - крикнул ему Салул. - Мы возьмем вас в плен, чтобы потом обменять на своих. Лучше сдавайтесь! И офицер, наконец, бросил револьвер, а потом и шпагу. Кроме офицера, все пленные оказались яванцами. Они были рады, что дело окончилось так благополучно, и смотрели на победителей хоть и без страха, но с явно виноватым видом. - Товарищи! - обратился к ним Салул. - Вы знаете, кто мы такие и за что боремся. Знаете, за кого боретесь вы! - Эти слова Салул произнес с ударением. - И все же вы - наши братья, и вреда мы вам не причиним. Пусть каждый прислушается к своей совести и решит: идти ли ему домой, - понятно, без оружия, - или остаться у нас. Мы подождем ответа. Можно себе представить, что пережили пленные в эти минуты. Все они в глубине души сочувствовали своим самоотверженным братьям, желали им успеха, но пойти против закона, рисковать, - на это отважишься не сразу. И немногие подумали в этот момент о том, что они и без того рисковали - и будут рисковать своей жизнью, но - во имя чуждых яванцам интересов... Решил дело один очень простой аргумент: если они и вернутся, но побежденными, безоружными, оставив в плену своего офицера, все равно их посчитают изменниками. А значит, и ждет их всех та же судьба, что и туземцев из команды "Саардама", сохранивших верность голландцам. Выход один: остаться здесь. И пленные, посовещавшись, так и заявили об этом. Радостно зашумели повстанцы, обступили их, начали поздравлять. Радость охватила и новобранцев: они почувствовали себя так, будто сбросили с плеч тяжесть, будто после долгого шатания по чужбине вдруг очутились на родине, среди близких людей! А корабль слышал, что борьба закончилась, но не знал, кто же кого победил. Никто на крейсере, конечно, не думал, что "толпа бунтовщиков" сможет победить правительственные войска! Инсургенты начали подбирать убитых, раненых, оружие. А командиры в это время собрались на совещание. Как ни хотелось каждому узнать, что же произошло за это время с другими товарищами, прежде всего нужно было обсудить создавшееся положение. Но тут опять послышался пушечный выстрел: корабль, не дождавшись от своих радостного известия о победе, вызывал инсургентов на бой. - Давайте молчать, - предложил Гейс. - Не стоит, да и опасно связываться с ними: могут случайно угодить в наш склад. Раз десять выстрелил крейсер наугад, но, видя, что толку от этого мало, вынужден был уйти. - Пока они появятся снова, пройдет не менее трех-четырех дней. Это время надо использовать для переноски оружия если не в Бантам, то как можно дальше отсюда, - сказал Пуан. - О, если пустим "машину", мигом все перебросим! - рассмеялся Сурат. - Какую машину! - удивился Гейс, ничего не слыхавший об изобретении Сагура. Сурат рассказал ему о рационализации, проведенной в джунглях, и Гейс удивился еще больше. - Вот это здорово! - воскликнул он. - Такого, если учесть груз и расстояние, пожалуй, никогда еще не бывало! Давайте же подсчитаем, что мы можем сделать теперь. Говорите, перебрасывали в сутки по тысяче винтовок? - Даже по тысяче пятьсот, по две тысячи! - внес поправку Сурат. - Ну, хорошо, возьмем полторы тысячи. А на сколько километров? - На пятнадцать! - Нас теперь около четырехсот человек. Значит, сможем перебрасывать груз на пятьдесят - шестьдесят километров в сутки. Сколько, вы считаете, отсюда до нашего "дворца" в Бантаме? - обратился Гейс к Пуану. - Около двухсот километров. Выходит, что через четыре дня там уже будет тысяча винтовок. - Нет, браток, - засмеялся Гейс, - не забывай, что для каждого налаживания "машины" потребуется один, а то и два дня. Посмотрим вначале, за сколько дней все оружие можно перебросить на пятьдесят километров. Тридцать тысяч винтовок займут... - Двадцать дней! - подхватил Салул. - Так. И патроны, пожалуй, потребуют столько же. - Если не больше, - добавил Пуан, - ведь на каждую винтовку патронов приходится больше, чем весит она сама. - А пулеметы? А пушка? А продукты? - К сожалению, продуктов у нас осталось маловато, - сказал Сурат. - Таким образом, - продолжал уточнять Гейс, - все наше богатство мы перебросим на пятьдесят километров... - Через два месяца! - вскрикнул Салул. - А на главную базу, выходит, только через восемь месяцев? - удивился Пуан. - Нет, через год, если не через полтора, - спокойно подсчитал Гейс. - Ведь и "машину" придется не раз переделывать, и отдых нужен людям, и надо обеспечивать их продуктами... Да, не меньше года. - Вот тебе и на! - развел руками Сурат. - За что же мы боролись? - За то, чтобы взять с собой столько, сколько сможем унести, а остальное уничтожить! - Эх, жаль, - почесал затылок Пуан. - Ничего не поделаешь. Лучше взять минимум и гнать его до самого Бантама, чем рисковать всем. Остальное будем охранять, пока можно, а там посмотрим. Я предлагаю за день перебрасывать тысячу винтовок и соответствующее количество припасов к ним. Через четыре дня будем отправлять их дальше, а одновременно здесь задерживать врага. - Если бы не изменник Гоно, все оружие спокойно лежало бы тут! - с горечью произнес Салул. - Теперь об этом сожалеть поздно. Хорошо еще, что у нас будет четыре тысячи винтовок с патронами и десяток-другой пулеметов. Но и для этого надо спешить. Тотчас начали готовить "машину". Подсчитали потери и выяснили, что в бою погибло четырнадцать инсургентов и двадцать три человека ранены. Противник же потерял двадцать два солдата убитыми и семнадцать раненными. Как ни растягивали живую цепь конвейера, она заняла всего лишь сорок километров в длину. Зато подступы к "машине" надежно прикрыли пулеметными гнездами. Пятнадцать товарищей, в том числе Гейс и Салул, должны были удерживать противника. В случае сильного натиска врага они должны были взорвать гнезда и отбежать ко второй линии пулеметов. За нею - к третьей. Если же создастся совсем безвыходное положение, оружие следовало сбросить в пропасть. Во время работы Салул и Гейс рассказали товарищам, как они очутились здесь: - Самыми страшными были последние минуты в пещере. Вода прибывала, рядом мы слышали выстрелы и ваши голоса, но надежды на спасение не оставалось совсем. И вдруг вода остановилась, пошла на убыль! Мы взобрались друг другу на плечи и начали пробивать дыру в своде. Земля, к счастью, оказалась рыхлой, и нам удалось выбраться на свет. - Так вот они, таинственные выстрелы, которые мы слышали не раз! - вспомнил Сурат прежний "пушечный" гром. - Оказывается, "стреляла" пещера во время прилива! Добавим от себя, что эта пещера являлась непосредственным продолжением "змеиной", где было сложено оружие. Когда-то обе они составляли одну, образовавшуюся в вулканической лаве. Лава сверху застыла, затвердела, покрылась корой, а в середине оставалась жидкой и вытекала, как по трубе. Таким образом и создалось чудесное "стеклянное" подземелье. Позднее труба в одном месте обвалилась, и получилось две пещеры. Через день опять появился миноносец. Правда, он не начинал боевых действий, а лишь курсировал вдоль берега. - Стеречь явился, - говорили инсургенты, поторапливая свою "машину". - Значит, скоро будут и войска, - сказал Гейс. Но прошло четыре дня, успели перебросить четыре тысячи винтовок, двадцать пулеметов и соответствующее количество патронов, а войск все не было. - Не воспользоваться ли передышкой, чтобы захватить еще больше оружия? - предложил Пуан. Но Салул и Гейс не согласились с ним: - Не забывай, сколько понадобится времени, пока мы и это доставим на место. Лучше постараться подальше оторваться от них и замести свои следы. Иначе и до нашей базы могут добраться. А если мы уничтожим оружие и бесследно исчезнем сами, они решат, что дело ликвидировано, и успокоятся. И вот наступил день, когда живая цепь была свернута. Пуан с товарищами ушел дальше, захватив с собой пленного офицера. На месте остались пятнадцать последних защитников. Вечером к ним явился посланец из центра и принес известия, значительно усложнившие и запутавшие все дело. VIII. МИССИЯ НОНГА Провал в Суракарте и Сурабайе. - Корзина Нонга. - На родном столбике. - Опять в Батавии. - Необычная жертва святой фиге. - Ночная очередь. - Новый знакомый. После того как был пойман Гоно, собрание, разумеется, состояться не могло. Летучее совещание актива должно было обсудить ближайшие, самые неотложные задачи и сейчас же разойтись. Главная опасность угрожала Гейсу и Салулу, так как на них теперь наверняка должны были организовать облаву. Поэтому они и направились к Скалам Ласточкиных Гнезд, чтобы принять участие в самом важном деле и вместе с тем укрыться подальше. Не будем описывать, как они прятались, пока шли. Все это легко представить. Важно то, что оба в конце концов добрались до цели. Пандо же не мог вернуться домой, так как его уже выследила полиция. Он был очень нужен в Суракарте, этом важном узле революционного движения, где руководил двадцатью учителями, являвшимися главными деятелями подпольной борьбы. Главными потому, что в этой темной стране сознательных и закаленных рабочих почти не было. Круг товарищей Пандо, разбросанных по разным уголкам, отличался большим разнообразием. Тут были и члены Сарэкат-Райята, и члены мусульманской партии, представлявшие себе революцию по образцу Радан-Бого, и беспартийные революционеры, и несколько коммунистов. Всех их объединяла ненависть к чужестранным поработителям, и нужно было поддерживать эти искры, чтобы в решительный момент с их помощью разжечь общий пожар. К этому времени из Сурабайи прибыла значительная партия прокламаций. Через несколько дней город и деревни были засыпаны ими. Интересно отметить, что в данном случае немалую пользу принесла... неграмотность населения! Благодаря ей прокламации читали коллективно. Вокруг читающего собирались неграмотные, слушали, рассуждали, и общее возмущение становилось более эффективным, чем гнев отдельных людей. "Старший брат" энергично взялся за работу. Вместе с ним и "младший брат" пустил в ход весь свой аппарат. Даже "революционный" Радан-Бого и тот присоединился к ним. Ему было неприятно, что простой народ начал шевелиться, неизвестно под чьим руководством. Уважаемый Радан-Бого представлял себе события совершенно иначе, а именно так, как они описываются в истории: какой-нибудь князь или выдающийся сановник поднимает народ, ниспровергает ненавистную власть и сам становится во главе новой власти. Тут же все начинается совершенно нелепо. Так они могут вместо пользы принести сплошной вред! И Радан-Бого не за страх, а за совесть начал помогать правительству. Вскоре тесная тюрьма в Соло была заполнена арестованными. Наиболее тяжелым ударом оказался арест девяти активнейших учителей, в том числе и Пандо. И, наконец, приблизительно в это же время в Сурабайе, благодаря провокации, был арестован комитет коммунистической партии. Таким образом, незадолго до начала решительных действий движение в Центральной Яве лишилось руководства. Эти известия и принес посланец Салулу и Гейсу. x x x Когда после неудачного собрания в храме наспех обсудили, кто что должен делать, Нонг очень хотел присоединиться к Гейсу и Салулу. Но для него нашлось более важное задание: нужен был человек, чтобы перевезти и распространить прокламации от Соло до Батавии. Ответственные товарищи, связанные с организационной работой, не могли заниматься этим, другие за всю свою жизнь никуда не выезжали, а Нонг и много ездил, и успел проявить свои способности. Так неожиданно для себя Нонг стал бывалым, ловким и ответственным человеком. Достали простую плетеную корзину, уложили на дно ее литературу, а сверху овощи. Научили Нонга, что и как придется делать. Из-за неграмотности парня, а больше ради конспирации ни адресов, ни записок ему не дали. Нонг должен был заучить на память все секретные явки по дороге. Только в Батавию Салул посылал с ним шифрованное письмо к товарищу, к которому заходил, когда был "Тугаем". Но и на этом письме адреса не было. - Когда пойдешь к нему, - предупредил Салул, - особенно остерегайся, чтобы за тобой никто не следил. В случае опасности лучше совсем не заходи, а письмо уничтожь! Через несколько дней простой туземец Нонг уже ехал в поезде с корзиной овощей. В Джоджакарте, Меосе, Бандунге и других местах он останавливался, и каждый раз после этого корзина становилась легче. Жизнь вокруг шла по-прежнему. Так же суетились торговцы на станциях, так же копошился полуголый "спокойный, счастливый" народ, так же работали на плантациях кули, с важностью двигались белые властелины и местные сановники. "Самый тихий народ в мире" вел себя тихо, как всегда. И только от товарищей, с которыми встречался Нонг, он узнавал, что под мнимой этой тишиной скрывается огромное напряжение. Никто не умеет так притворяться и скрывать свои мысли, как восточные народы. Вот наконец и родина Нонга, Бандью. Как и прежде, шумит завод господина Бильбо, как и прежде, работают на туана крестьяне со своими сапи. Нужно было дождаться вечера, чтобы увидеться с рабочими завода, к которым прислали юношу. Он направился в свой кампонг. Вот и дорога, по которой бежал его отец, охваченный амоком. Вот место, где отца убили... Встретилось несколько знакомых. - Нонг! Откуда? Где ты был? - Справедливость ходил искать. - Куда? В Батавию? - И в Батавию, и в другие места... - И что же тебе сказали? - Сказали, что надеяться не на кого. Сами должны о себе заботиться. - Каким образом? - Как хотите... Если надо, так и вцепиться в горло врагу. - О, если бы это можно было! - Подождите немного, и будет можно! Хоть и предупреждали его, чтобы по дороге не занимался агитацией, был осторожен, но своим Нонг посчитал возможным сказать немного больше. - Ты у нас останешься? - спрашивали его. - Пока нет, а что будет дальше, не знаю. Пошел и к своей хижине, но едва нашел ее: буйная зелень так разрослась, что в ней совсем исчезли остатки строения. Нонг присел на один из столбиков, некогда служивших основанием для хижины. Не прошло и двух месяцев, с тех пор как юноша оставил родной угол, а как изменилась вся его жизнь! Все прежнее отодвинулось словно бы на десяток лет, и от него остались лишь эти несколько столбиков. Нонг с головой окунулся в новый мир, и родной кампонг, еще недавно казавшийся самым главным местом на земле, стал для него теперь ненужным, забытым, чужим... В кампонге услышали, что вернулся Нонг, и захотели узнать, где он был, что видел и слышал. Вскоре вокруг собрались люди, и юноша начал рассказывать, что побывал в Батавии, в Суракарте, в Бантаме, многое повидал, а главное, узнал тех, кто не хочет терпеть гнет и идет бороться за лучшую долю для всего народа. - Много таких. Даже один белый перешел на нашу сторону. И оружие есть. Скоро наступит время, когда прогонят белых хозяев. Тогда и на нашего регента можно будет найти управу. И Бильбо прогоним, и землю себе вернем. Нужно только, чтобы все, как один, поднялись в решительный час! Люди со страхом слушали эти слова. Как отважиться пойти против власти, против Бильбо? На помощь ему сразу придут и войска и жандармы. Но уверенный тон Нонга, его обоснованные доводы производили немалое впечатление, и постепенно людям начало казаться, что дело не такое уж безнадежное, что действительно может так быть. Вечером Нонг выполнил свое поручение и уехал в Батавию. Трудно было найти то место и дом, куда он должен был обратиться. Все время казалось, что прохожие слишком внимательно посматривают на корзину. Вид полицейских пугал до дрожи в ногах. Попадись юноша на глаза хорошему шпиону, и тот сразу разгадал бы его. Но у Нонга все еще был вид простецкого крестьянского парня, впервые попавшего в город, и это помогало ему больше, чем все хитрости. Наконец добрался до места. Подошел к дому с одной, с другой стороны - никого не видно. Стукнул в дверь - никто не отвечает. Из соседнего дома вышла женщина. - Тут ли живет Сукравата? - робко спросил Нонг. Женщина взглянула на него как-то странно, и Нонгу показалось, что и она осматривает его корзину. - Нет его, - коротко ответила женщина. - Разве он больше здесь не живет? - Нет, - губы женщины скривились в улыбке, - теперь он живет в другом месте... - Может быть, знаете где? - В тюрьме! - отрезала женщина и ушла. Этот ответ, будто обухом, ударил парня по голове. Больше он никого не знал во всем городе! К кому же теперь обратиться? Куда девать то, что в корзине? Да и вообще, что дальше делать? Такого положения, как видно, не предвидели ни Гейс, ни Салул. Хотя и доверяли они Нонгу, но не хотели дать ему, новичку, другие адреса и имена. Все же это было рискованно... Нонг повернулся и потихоньку пошел назад. "Куда девать корзину? - ломал он голову. - Не выбросить ли ее совсем? Но жалко напрасных хлопот. Надо же распространить эти бумажки! Значит, остается самому взяться за это дело". Пожалуй, не часто случалось, чтобы прокламации в большом городе распространял человек, не знающий не только этого города, но и вообще незнакомый ни с каким городом. Обдумывая задачу, Нонг неожиданно для себя вышел на пустырь. Пересекая его, парень наткнулся на известную уже нам пушку с фигой. Как когда-то Тугай-Салул, теперь и Нонг увидел нескольких женщин, которые приносили жертвы, приходили, уходили или торжественно сидели возле пушки. Остановился и юноша. Прислушиваясь к разговорам, он вскоре понял, что здесь происходит, тем более что легенда о двух пушках была известна и в его деревне. Решившись, Нонг достал из корзиночки пачку прокламаций и торжественно положил ее перед фигой. Вторую пачку, чтобы не промокла от дождя, запихнул в отверстие ствола. - Что это такое? - удивились богомольцы при виде необычной жертвы. - Величайшая жертва, какая только может быть! - вдохновенно ответил Нонг. - Это весть от аллаха о том, что приближается время, когда обе пушки соединятся и весь народ станет свободным и счастливым. Долг каждого - разнести бумажки по всем уголкам, чтобы все знали волю аллаха! Не ожидая дальнейших расспросов, Нонг поспешил отойти и исчезнуть, чтобы его не заметили те, кому не следует. И святая фига начала выполнять порученные ей более полезные обязанности... [Пушка с фигой, возможно, и теперь лежит в Батавии. В свое время нам даже прислали фотографию ее] Начало казалось Нонгу удачным, и он более уверенно и бодро смотрел на свое задание. Вспомнил порт, где был с Гоно, вспомнил, что там много рабочих, и направился в Приорк. Но днем, во время работы, лезть с прокламациями было рискованно. Пришлось ожидать темноты, чтобы разбросать в таких местах, где их найдут простые люди. Нонг с большим уважением относился к листовкам и старался, чтобы ни одна не пропала зря. Вечером, бродя по Приорку, Нонг вышел к большим морским мастерским, возле которых слышался сдержанный шум толпы. Подойдя ближе, он увидел очередь, протянувшуюся от ворот в соседний переулок. Очередь состояла исключительно из рабочих. Все они или сидели на земле, или спали и, как видно, расположились тут надолго. К некоторым подходили женщины и приносили еду. - Куда лезешь? Становись в очередь! - закричали на Нонга, когда он подошел ближе. - А что тут происходит? - спросил юноша. - А вот что тебе нужно, если даже не знаешь? - со злобой ответили ему. Нонг сразу понял, что для его дела тут самые наилучшие условия. Он направился в конец, чтобы занять в очереди место. - Этот парень, кажется, новый. Я его никогда не видел, - заметил один из рабочих, когда Нонг проходил мимо. - Своих полно, а тут еще новички лезут! - недовольно проворчал другой. Нонг остановился: - Я никому не хочу мешать, - сказал он. - Объясните, чего вы ждете? - Утра, - ответили ему, и несколько человек засмеялось. Нонг добрался до конца и стал последним. Перед ним сидел немолодой человек болезненного вида. Сидел он на корточках, опершись спиной о стену и обхватив руками колени. Юноша почувствовал, что этот человек должен быть более приветливым, и обратился к нему с тем же вопросом. - А ты разве не знаешь? - удивился тот. - Я нездешний. - Мы работаем на этом заводе и ждем утра, чтобы стать на работу. - Зачем же так, на улице? - в свою очередь удивился Нонг. - Нас каждый вечер увольняют, а утром нанимают вновь. Желающих работать больше, чем нужно, вот и приходится становиться в очередь. - Почему хозяева так делают? - А что им стоит? - вздохнул рабочий. - Видно, это делается для того, чтобы рабочие не создали постоянный коллектив. Хотят разъединить нас, уморить окончательно, день и ночь держать в своих руках. Подождите, проклятые, придет и на вашу голову кара! - закончил он, сверкнув глазами. Нонг убедился, что этого человека остерегаться не надо, и наклонился к нему: - Тут у меня прокламации. Нужно их раздать, а я никого не знаю. Помоги мне! Рабочий взглянул на парня так, будто перед ним возник сам жандарм. - Нет, братец, с такими предложениями подъезжай к кому-нибудь другому, - усмехнулся он. - Честное слово, я говорю правду! - сказал Нонг. - Вот, посмотри, они тут. Но рабочий и смотреть не захотел. - Не веришь? - с жаром шепнул Нонг. - Думаешь, я подослан полицией? Клянусь тебе, что меня прислали из Суракарты в Батавию к товарищу Сукравате!.. Услышав это имя, рабочий вздрогнул и уставился на Нонга: - И что же? - Сукраваты нет дома. Соседка сказала, что он арестован. А больше я никого тут не знаю. - Кто тебя послал? - Салул и Гейс. Ты, может быть, их не знаешь. Они захватили оружие... Но рабочий все знал, знал даже больше, чем сам Нонг. И когда выслушал Нонга, когда уверился, что тот говорит правду, положил ему руку на плечо и сказал: - Хорошо, что ты встретил меня, а то мог бы и сам пропасть, и беды наделать. Остерегайся называть имена: услышат - каленым железом выпытают все тайны. У нас тут очень тревожно... Несколько сот товарищей арестованы, в том числе все вожаки, такие, как Сукравата. Особенно навредил взрыв во дворце генерал-губернатора. Начались обыски, репрессии, - всем досталось, кто прав, кто виноват... А потом еще вести дошли, что на юге что-то происходит... В связи с арестами каждый день можно ожидать серьезных событий. Гнев рабочих невозможно сдержать, молодежь требует немедленно выступить и в первую очередь освободить арестованных. Но дело усложняется тем, что все наши ответственные руководители арестованы. А лишь они имели связь с остальными районами страны. Нонг жадно слушал все это и удивлялся, что вокруг так спокойно и обычно. Весь день он шатался по городу и нигде ничего не заметил. Спешит народ по своим делам, стоят на своих местах полицейские, ездят в автомобилях белые господа, торгуют лавочники, бегают разносчики, трудятся рабочие. А между тем где-то что-то делается... Где-то в глубине накапливается гнев и возмущение сотен лет. Накапливается незаметно, сдержанно, как было у отца Нонга, и, может быть, скоро выльется в один большой "амок"! Нонга охватило волнение, захотелось стать еще ближе к этим таинственным делам! - А нельзя ли попасть на какое-нибудь собрание? - спросил он. - Теперь крупных собраний не бывает. Собираются на совещания только небольшие группы представителей. Даже не все из нас знают, когда и где это происходит. Общее настроение, конечно, известно, и соответственно этому принимаются меры. Но знают о них немногие. Я, например, могу лишь сочувствовать и ждать, когда наступит время до конца выполнить свой долг. Рабочий тяжело закашлялся, встал, прошел вдоль очереди и вернулся с четырьмя товарищами. Они быстро разобрали из корзины прокламации и тут же исчезли в темноте. - За ночь прокламации окажутся во всех уголках Приорка и Батавии, - пообещал рабочий и устало опустился на свое место. - Сколько ты заработаешь за завтрашний день? - спросил Нонг. - Полгульдена, не больше. Если, конечно, меня наймут. Нонгу очень хотелось помочь этому больному человеку, да и денег у него было порядочно после недавнего расчета с мингером Пипом. Но примет ли рабочий денежную помощь, не обидится ли? И юноша решил поступить иначе. - Слушай, - сказал он, - приюти меня в своем доме, и я заплачу тебе пол гульдена за день. И мне будет хорошо, и ты отдохнешь. Рабочий удивленно посмотрел на неожиданного благодетеля. - Вот так богач! - усмехнулся он. - Заплатишь! - А что, если мое жилище окажется неподходящим? Да и откуда ты возьмешь деньги? Нонг начал подробно рассказывать о себе, об отце, о службе у мингера Пипа. Объяснил, что мешает ему искать сейчас работу, и в заключение сказал, что будет очень рад помочь больному товарищу. Искренний рассказ юноши растрогал больного. - Вижу, что ты честный парень, - сказал он. - Пойдем! Дан, так звали рабочего, жил на отшибе, приблизительно на полпути между Приорком и Батавией. Долго шли они по темным переулкам. Кое-где светились огоньки, из раскрытых дверей доносились пьяные крики, песни, дикая музыка, женский смех. Там веселились подонки, потерявшие человеческий облик... В нездоровом болотистом месте, где нельзя было строить городские здания, ютились бедняцкие хижинки деревенского типа. Болото, смрад и пышная растительность оберегали их от людского глаза. В хижине Дана кроме него самого жили жена и трое детей от двух до восьми лет. - Если нет дождя, я сплю под крышей, - сказал Дан, указывая на угол под небольшим навесом. - Вот и хорошо! - весело сказал Нонг. - Я такой же господин, как и ты. Значит, и мне будет здесь отлично! - Но ведь ты платишь большие деньги! - Не за это. Мне надо пожить тут некоторое время, чтобы познакомиться с очень важными для всех нас делами. А для этого лучше жить среди своих, чем шататься по незнакомому городу. IX. ВОССТАНИЕ В БАТАВИИ В здании почты. - Возле тюрьмы. - Напрасные усилия. - За городом. - Приключения партизанского отряда. - В ущелье. Ночь на 13 сентября 1926 года. Ароматная южная ночь, когда дышится так легко и привольно, когда можно отдохнуть от дневной жары. Те, кто может, проводят ее в садах, кафе, ресторанах. Свет, точно зарево, поднимается над центром города. Мелодичная музыка доносится оттуда в темные, грязные кварталы, где спит придавленный гнетом властьимущих простой народ. Наконец проходят и эти часы. Веселая публика разъезжается по домам, меньше становится огней, закрываются ночные заведения. Батавия спит. Только кое-где виднеются фигуры полицейских. Но вот на одной из темных улиц мелькнула тень. За ней вынырнула еще одна из соседней улицы. А там еще и еще... Мелькнут - и пропадут, чтобы появиться в другом месте. Если бы проследить внимательнее, можно было бы заметить, что движутся они по двум направлениям: к центру города и к воротам с головой Питера Эльбервельда. Вот на углу двух улиц пристал к трем человекам полицейский. Спор был недолгий: через минуту труп полицейского лежал за соседними воротами, а вокруг опять было так же тихо, как и прежде. Полицейский возле почты заметил, что в соседний сад, крадучись, пробралось несколько человек. Только было собрался поинтересоваться ими, как вдруг в ушах зазвенело, и блюститель порядка потерял сознание. Очнуться ему уже не суждено было никогда... x x x В помещении почты, телеграфа и телефона царит тишина. Стучат, будто без цели, аппараты. Чуть шевелится сонная дежурная. Зазвенел телефон. - Центральная, - отвечает телефонистка-метиска и слышит взволнованный голос: - Соедините скорее с генерал-губернатором! Говорят из тюрьмы! Но соединить дежурная не успевает: шум, грохот, - и распахивается наружная дверь. - Не двигаться! - гремит зычный голос. Помещение мгновенно наполняется вооруженными людьми. - Не бойтесь, товарищи! - уже мягко звучит тот же голос. - Это народ пришел хозяйничать в своем учреждении! И служащие-туземцы не боятся. Только сильное, незнакомое до того волнение охватывает их... x x x А возле тюрьмы тем временем шла стрельба. Сразу ворваться в тюрьму не удалось и пришлось обстреливать ее со всех сторон. Тут, среди нападавших, были и Нонг с Даном. Выстрелы тюремной охраны смешивались с шумом и криками повстанцев. Начальник, как шальной, носился из конца в конец, револьвером подбадривая ненадежную свою охрану. - Ворота, ворота ломайте! - слышалось снаружи. Дан первый схватил большой камень и бросился к воротам. Нонг даже удивился: откуда у больного такая сила? Со страшным грохотом ударился камень в ворота, зазвенели железные створки, а Дан упал на землю, насмерть сраженный пулей в голову. Нонг подхватил тот же камень, но бросить не успел: сзади неожиданно загремели выстрелы. На помощь тюремной охране прискакал отряд конных жандармов. Повстанцы дрогнули, смешались. - Товарищи! Вперед! Их только тридцать человек! - раздался чей-то бодрый голос. Но хоть и тридцать, а засели враги среди строений и в садах. Требовалось время, чтобы и окружить, и выбить их, а времени не было совсем. И все же повстанцы разделились на две части, одна бросилась на жандармов, другая - на штурм тюрьмы. И когда успех, казалось, был уже совсем близок, вдруг застрочил пулемет: к тюрьме подошел большой отряд войск с бронеавтомобилем... x x x Город уже не спал. Кавалеристы и автомобили носились по улицам. Каждого туземца расстреливали на месте. Лишившись телефонной и телеграфной связи, власти отдавали самые противоречивые приказы. - С Вельтевредэном связи нет! - Повстанцы напали на дом генерал-губернатора! - В предместье Мейстер Карнелиус повстанцы разрушают правительственные учреждения! Вспыхнул один пожар, другой. Вот и над Приорком поднялось зарево. В разных местах боевые группы вступают в схватки с солдатами. С каждой минутой повстанцы становятся сильнее. Скоро восстанут поголовно все, и не хватит солдат подавить мятеж. Власти нужен быстрый и решительный успех в главных пунктах, а на уличную стрельбу можно не обращать внимания. И в это время разносится весть, что возле тюрьмы повстанцы разбиты... Но почта держится. Из всех окон отстреливаются герои. На полу уже лежат убитые и раненые. Двое служащих почты подхватили оружие и тоже приняли участие в обороне. У всех надежда, что сейчас на помощь придут товарищи из тюрьмы, что восставший народ зальет весь город! Но вместо товарищей прибывают все новые и новые солдаты. Круг сужается. Здание почты плотно охвачено со всех сторон. С соседних крыш и из окон домов стреляют солдаты. Внизу уже ломятся в двери. Проходит час, второй... Изменений все нет, а солдаты подходят ближе и ближе. Холодное отчаяние сжимает сердце. Неужели все зря, неужели восстание задушено? Не может этого быть! Нужно лишь продержаться как можно дольше!.. x x x Отбитые от тюрьмы повстанцы рассеялись по городу. Хотели собраться возле почты, но наткнулись на крупные силы противника. Отдельные группы начали действовать на свой страх и риск. Нонг попал в группу из двадцати человек, которой командовал рабочий Гуран. Они хотели занять вокзал, но и здесь были уже солдаты. - Идем за город, - предложил Гуран. - Разрушим железную дорогу, чтобы к ним не подоспела помощь из Бейтензорга. Быстро отошли на несколько километров от города, захватили железнодорожную будку и с помощью найденных в ней инструментов начали выворачивать рельсы, валить телефонные столбы. Все соседние деревни были на ногах и гудели, как растревоженные ульи. Из темноты, из банановой чащи выныривали темные фигуры крестьян, крестьяне присоединялись к повстанцам. Скоро собралось больше ста человек, и с их помощью группа Гурана разрушила полкилометра железной дороги... Каждый крестьянин стремился чем-нибудь помочь общему делу, но ни у кого не было оружия. Даже крисы имелись не у всех. Большинство вооружались чем попало, но разве с кольями и палками пойдешь против винтовок и пулеметов? Хорошо хоть, что присутствие двадцати вооруженных товарищей придавало крестьянам смелость и бодрость. - Идем в Батавию! - кричали они. Инсургенты помнили, какую борьбу пришлось им выдержать в городе с солдатами, и не решились вести туда этих людей. - Хватит работы и тут, - говорили они. - Поднимайте народ, занимайте учреждения, рвите связь между ними, задерживайте и обезоруживайте голландцев, жандармов, полицию! Нападайте из засад на отдельные группы солдат! Сами повстанцы начали советоваться, что же им дальше делать: вернуться в Батавию или идти поднимать народ? Гуран звал в Батавию, на решительный бой с врагом, другие возражали ему, доказывая, что двадцать человек не решат судьбу города, а вне его смогут быстро сплотить вокруг себя большие силы жаждущего освобождения народа. В числе последних был и Нонг. Он зажегся великим делом, утратил свою обычную стеснительность и сам удивлялся, откуда у него берется красноречие. - Там, на юге, в Бантаме, - говорил он, - есть много оружия, есть даже наши войска. Я их сам видел! Они и решат нашу судьбу! Пойдем навстречу, окажем им помощь по дороге! И он рассказал о том, что видел и в каких событиях принимал участие. Услышав, что этот тихий парень имел отношение к таким событиям и людям, товарищи прониклись к нему уважением и доверием. Постепенно начинало светать. Все отчетливее вырисовывались на горизонте горы. Вот уже заблестели их вершины. В это время из Батавии прибежали два товарища и сообщили, что почта занята солдатами и сорок девять повстанцев захвачены в плен. Лишь разрозненные группы все еще отстреливаются в разных местах города. Нет надежды, что им удастся достигнуть успеха без помощи со стороны. По можно ли надеяться на эту помощь? - В районе Батавии вооруженной силы у нас больше нет, - сказал Гуран. - Значит, нужно оставить Батавию, - подхватил Нонг, - и идти на юг, на соединение с нашими войсками. С этим вынуждены были согласиться все. Перед походом решили укрыться и часа два отдохнуть. Через час в отряд привели голландскую семью, которая убегала в Батавию из своей усадьбы. Важный мингер, толстая мефрау [Мефрау - госпожа] и двое детей восьми - десяти лет дрожали, ожидая смерти. - Берите все, только не убивайте! - просил голландец... - Свое добро мы и сами возьмем, - ответили ему, - а убивать вас нет смысла. Идите себе по рельсам в Батавию! И семья зашагала, трусливо оглядываясь, а повстанцы оставили себе две отнятые у нее лошади и револьвер. Вдруг со стороны Батавии появился поезд. Дойдя до разрушенного участка дороги, он остановился, и из вагонов высыпали солдаты. Отряд счел за лучшее отойти подальше. Повстанцев везде встречали как братьев, а солдаты ни у кого не могли допытаться, есть ли в окрестностях инсургенты. Выдала их только что отпущенная на свободу голландская семья. Тотчас часть солдат бросилась преследовать отряд. Во время погони голландский офицер исполосовал плеткой человек двадцать туземцев, в том числе и женщин, но никто из них "не видел" никакого отряда. Зато отряд получал сведения о каждом шаге врага. В полдень Гуран решил встретить противника. В отряде насчитывалось уже тридцать человек, да и население могло помочь. Разместились в чаще и стали ждать. Солдаты шли без предосторожностей, не думая, что безоружные крестьяне посмеют напасть на них. Первый же залп скосил человек двенадцать, остальные бросились наутек. Вместе с ними улепетывал и офицер. Лишь отбежав подальше, они начали отстреливаться и потеряли еще трех человек. Гнаться за ними дальше повстанцы не стали, так как солдаты отступали туда, где находились их основные силы. За одного своего раненого инсургенты получили пятнадцать винтовок! Но важнее оружия были слухи о "большой победе", полетевшие от кампонга к кампонгу. Эти слухи поднимали дух народа! Часа через три сзади послышался топот, и в облаках пыли показалось человек сорок всадников. Прятаться было поздно, пришлось принимать бой. Кавалеристы спешились, повстанцы рассыпались, и началась перестрелка. Обе стороны, укрывшись за деревьями, долго, но безрезультатно обменивались выстрелами. Наконец два солдата вскочили на лошадей и куда-то умчались. - За подмогой, - догадался Гуран. - Это нам не с руки. Надо бы оторваться от них. - А как оторвешься, если на лошадях они смогут висеть у нас на плечах? - усомнился другой товарищ. - Что, если человекам десяти зайти с тыла и напасть на коней? - предложил Нонг. Предложение было одобрено, и тотчас десять добровольцев во главе с Нонгом двинулись в обход. Отвлекая от них внимание солдат, остальные усилили огонь. В полукилометре находились кампонги, и Нонг направился туда. Деревня казалась безлюдной, ни одного человека не нашли в ней, лишь пустые хижины сиротливо жались среди деревьев. Но едва появились повстанцы, как из ближайшей чащи один за другим начали выходить мужчины. Скоро их собралось человек пятьдесят, и все без особых уговоров согласились помочь инсургентам. Вскоре шестьдесят человек скрылись в зарослях. Нечего и говорить, что местные жители скрытно и быстро провели отряд в тыл к кавалеристам. Недалеко от дороги Нонг увидел сорок лошадей под охраной восьмерых солдат и взмахом руки подал сигнал к атаке. Солдаты и выстрелить не успели, как были окружены и связаны по рукам и ногам. Внезапным ударом с тыла кавалеристов разгромили в считанные минуты, и, распрощавшись с местными жителями, повстанцы на захваченных у противника лошадях двинулись дальше к югу. Четыре дня шатался отряд Гурана, то нападая, то отступая от врага. Всюду он находил следы народного гнева: пепелище на месте запасов табака, сахарного тростника, кофе, перца; разрушенные мелкие предприятия, конторы; убитых угнетателей. Но крупные предприятия продолжали держаться: у властей хватало солдат, жандармов и прочих прихвостней для обороны их. Тем более что находились они поблизости от главных путей сообщения. Жители не только с радостью встречали повстанцев, но и гордились ими. Появление "своего" отряда вооруженных кавалеристов вызывало большой подъем и отвагу у "самого тихого и спокойного народа в мире". И народ этот тотчас поднимался на борьбу с заклятым врагом. Но стоило отряду уйти дальше, как являлись правительственные войска, и кровь людская лилась рекой... А войск набралось много. Они продвигались и от Батавии, и от Бейтензорга, резиденции генерал-губернатора, отрезая партизанскому отряду путь на юг. Круг постепенно сужался. Не о нападении приходилось думать теперь, а только о том, чтобы спастись самим. Правда, пока отряд имел то преимущество, что каждый охотно служил ему разведчиком. Повстанцы точно знали о передвижениях врага, о его численности и вооружении. Это помогало и уклоняться от боев с крупными силами противника, и успешно громить его мелкие подразделения. Но чем дальше, тем тяжелее становилось положение партизан. Солдаты шныряли по всей округе, заливали пожары кровью народа, жестоко усмиряли жителей. Одновременно с "усмирением" падало и настроение населения. Боясь расправы, жители стали нередко встречать партизан со страхом и деликатно просили их поскорее ехать дальше. - В дэзе Ронэ много народа перестреляли, - говорили крестьяне в свое оправдание. А вскоре и враг получил возможность точно осведомляться о движении партизанского отряда. У повстанцев оставалась единственная возможность вырваться из вражеского окружения: ущелье возле вулкана Салака. Правда, конные разведчики противника то и дело показываются сзади, следят за движением отряда, а значит, и нападения нужно ожидать оттуда. Тем быстрее следует гнать коней. Всю ночь шел отряд по ущелью. По сторонам высились острые скалы, то оголенные, то покрытые густой растительностью. Рядом бурлил горный ручей. Лошади то и дело спотыкались, скользили на камнях, падали на колени. Ветви цеплялись за головы людей, до крови царапали лица. Впереди ехали Гуран и Нонг. - Только бы проскочить через железную дорогу, - сказал Нонг, - а дальше начнется более безлюдная местность, там будет легче. Эх, скорей бы добраться! Сколько оружия там, сколько наших товарищей! Ничего, мы еще поборемся с этими гадами. Посмотрим, кто победит! Рассуждения человека, собственными глазами видевшего все это, были лучшей поддержкой для отряда, в котором кое-кто уже начинал терять веру в спасение... Вдруг в придорожных кустах затрещали сучья. - Стой! - крикнул Гуран, вскидывая винтовку. - Не стреляйте! Свой! - послышалось из кустов, и на дорогу выскочил запыхавшийся туземец. - Дальше ехать нельзя, там солдаты! - Где? Далеко? - Возле выхода из ущелья. Я торопился, бежал всю ночь по горным тропинкам, чтобы предупредить вас! - Откуда ты знал, что мы тут? - Как же нам не знать своих защитников? Я проведу вас безопасной дорогой. Идем! И через несколько минут партизаны, один за другим, пропали в чаще. Когда в ущелье заглянули первые лучи утреннего солнца, лошади мирно щипали траву, а немного дальше к ним с большой осторожностью подбирались солдаты, вооруженные винтовками и пулеметом. X. БАНТАМ В ОГНЕ Святые отряды. - Сражение под Тэнангом. - Оружие замуровано. - Поход самого генерал-губернатора. - "Усмирение" страны. - Опять у бадувисов. - Последние минуты. - Помощь змеиного войска. - Охота на повстанцев. Гудит Бантам... Будто волны перекатываются по нему от края до края. Слышатся пылкие выступления во всех мечетях: муллы в белых чалмах и в белой одежде призывают правоверных на "святую войну". И правоверные, облачившись в белые рубашки, вооружаются дедовскими кремневыми ружьями, крисами, пиками и собираются в "святые отряды". Мечется на вороном коне смуглый Селим, тоже в белой чалме и в белом халате, с саблей на поясе, и так же зовет народ от имени аллаха на решающую борьбу с чужестранцами, на битву за веру святую, за независимость Явы, за возрождение прежнего Яванского государства. Слушает народ страстные эти призывы, и зажигаются сердца людей, горят глаза, сжимаются кулаки. А сознательные рабочие только усмехаются в ответ на "святые" речи. Мало таких рабочих, очень мало, и они тонут в море темного народа. Да и не время спорить сейчас. Пока цель одна для всех: сбросить власть чужестранцев! Правительственные войска находятся в Бантаме в том же положении, в каком был отряд Гурана в районе Батавии. Они прячутся, бегут и думают лишь о спасении. Не одна сотня солдат перешла на сторону народа, а полицейские делают это еще охотнее. Только три острова сохранились еще среди этого грозного моря: город Бантам, Тэнанг и Лабуан. Жители из них разбежались, но солдаты остались и отбили несколько атак повстанцев. Все это началось тогда, когда Пуан со своим отрядом доставил на место только часть оружия. Узнав о восстании сначала в Батавии, а потом в Бантаме, Пуан заметался, как раненый зверь. - Безобразие! Хоть бы недели две подождали! А теперь что же делать? Он отправил посланцев к Салулу и Гейсу, а сам, захватив оружие, бросился в Тэнанг. Это заняло несколько дней, и, когда подошли к Тэнангу, с другой стороны к нему уже приблизился отряд правительственных войск численностью в пятьсот человек. Ни за что не следовало впускать их в город! У Пуана было около четырехсот человек, но половине из них пришлось блокировать гарнизон Тэнанга, чтобы он не ударил повстанцам в спину. И Пуан выступил против вновь прибывших лишь с половиной своих бойцов. Он захватил с собой тысячу запасных винтовок, надеясь вооружить ими жителей. Сотня добровольцев набралась быстро, а для дальнейшего пополнения требовалось время. Противники встретились в десяти километрах от Тэнанга. Залегли. Началась перестрелка. Голландский командир хотел было поднять свой отряд в атаку, но солдаты-туземцы не очень стремились к этому, тем более что со стороны инсургентов часто строчил пулемет. Часа через два на помощь Пуану примчался "белый" отряд в сотню человек. Солдатам чужеземцев пришлось отстреливаться на два фронта; Пуан решил воспользоваться этим и тотчас перейти в атаку, но тут загремели выстрелы с третьей стороны, а значит, на подмогу подоспел и еще какой-то отряд! Дружно бросились на врага инсургенты. С криками "алла" поднялись и повстанцы в белых рубашках. Сзади тоже послышались крики. Подневольные правительственные солдаты поспешили поднять руки, и только нескольким десяткам из них удалось бежать с поля боя. Когда все собрались, оказалось, что третьим отрядом командуют Гуран и Нонг. Пуан не сразу узнал Нонга, настолько успел тот возмужать за недолгое время их разлуки. - Откуда ты? Каким образом тут? - удивленно спросил он. Юноша рассказал о своих приключениях, а Гуран подробно информировал товарищей о восстании в Батавии, о их путешествии, о засаде в ущелье. - После этого мы шли только ночью, - продолжал он. - По дороге нагнали "белый" отряд и держались за ним, пока не пришлось принять участие в драке. Селим перед этим дрался за город Бантам, но со слабо вооруженными силами успеха добиться не смог. Вот и пришлось ему направиться к Пуану за оружием. А тут и с Нонгом встретился и помог овладеть Тэнангом. x x x - Нужно ли и дальше сторожить оружие, если наступило такое горячее время? - спросил Салул у Гейса, после того как прибыл посланец из Суракарты. - Боюсь, чтобы из-за этого мы не упустили более важное. - Я думаю, что оружие и является самым важным. Наша задача - сохранить его. - Все равно придется уничтожить, если они явятся опять. - Нам выгоднее уничтожить оружие на глазах у врага. Пускай думают, что мы не смогли воспользоваться им. Прошло три дня, но враг не появлялся. - Если так, Пуан успеет прийти второй раз, - высказал надежду Салул. Но вместо отряда Пуана прибыли посланцы и сообщили о восстании. Можно себе представить, какое впечатление произвело это на товарищей. - Что же, начнем уничтожать оружие? - угрюмо спросил Салул. - Не знаю, - задумчиво ответил Гейс. - По-моему, лучше рискнуть: замуруем пещеру так, чтобы никто не смог ее найти, да и оставим. Как твое мнение? - Согласен, - кивнул головой Салул. - Если уж нам не удалось использовать оружие, так они и подавно не смогут сделать это. А дальше посмотрим... Двадцать человек дружно и быстро выполнили задачу, и вскоре от входа в пещеру не осталось следа. Даже кусты насадили на этом месте. ...Какой долгой казалась им дорога! Шли, как по горячим камням. Что теперь делается там? Каждая минута имеет огромное значение. А им еще шагать и день, и другой, и третий... x x x Жители Бантама еще никогда не видели таких войск, какие теперь вступали в их страну. По всем узким дорожкам на километры растянулись, точно змеи, колонны пехоты. Среди них проносились отряды кавалерии. Громыхали колесами пушки. Рычали невиданные чудовища - бронеавтомобили. И, наконец, в воздухе летели железные птицы... Вел эту армию "сам" генерал-губернатор. Он торжественно оповестил, что становится во главе своих верных войск, на девяносто процентов состоящих из таких же, как повстанцы, туземцев, только набранных в других местах. Одного вида этих войск было достаточно, чтобы убедиться в непобедимости и могуществе белых властителей. Но не знали жители, что на сорок миллионов населения у голландцев имеется только тридцать тысяч солдат. А из этих тридцати тысяч в Бантам направилась лишь третья часть... По дороге вершили суд и расправу. Искали, главным образом, коммунистов, а к коммунистам причисляли и тех, кто шел на борьбу "за святую веру". Если же и их было мало, расстреливали всех без разбора! Все зависело от свидетелей. А среди испуганного населения уже находилось немало таких, кто ради собственного спасения готов был пойти на измену. Большинство жителей разбегалось, пряталось, и чем дальше продвигались войска в глубь Бантама, тем меньше встречали они людей, тем пустыннее становились дэзы. Генерал-губернатор издал приказ: "Все жители должны вернуться на свои места. Все пойманные за пределами своих сел будут рассматриваться как вооруженные повстанцы и расстреляны на месте". Руководители инсургентов знали "мощь" голландцев: стоило восстанию охватить большую территорию, как "мощное" это войско распылится, и из тысячи человек его останется один солдат, да и тот - свой брат. Значит, нужно во что бы то ни стало продержаться до тех пор, пока пожар охватит всю страну! А горючего для пожара - более чем достаточно! К этому времени в Бантам прибыли Гейс и Салул. Началась напряженная подготовка организованных, лучше вооруженных отрядов. Начались и первые стычки с вражескими отрядами, над которыми в равных условиях повстанцы всегда брали перевес. Но за передовыми отрядами двигались главные силы врага, и партизанам приходилось постепенно отступать. Вот уже и окрестности Бантама оставлены, и Лабуан, и Тэнанг... Вот и последние населенные районы заняты войсками генерал-губернатора... Остается последнее пристанище: бантамские джунгли... Войска инсургентов начали таять. Не от потерь в боях, а от плохих вестей. Восстание подавлено... Остался один Бантам. Сам генерал-губернатор здесь с миллионами солдат... Даже из Европы прибыли войска. Против белых идти нельзя... Селим не успел пробиться к лесу и попал в плен. x x x Бадувисы в тревоге. Сотни людей хозяйничают в их горе, как у себя дома. Расставляют какие-то штуки на колесах. Роют ямы и норы. Не чтят и не боятся "табу". Даже не обращают внимания на хозяев горы. "Бессмертные мужи" покачивали головами и говорили: - Быть беде. Багара-Тунгаль гневается за то, что некоторые, как этот нечестивец Того, вошли в сношение с погаными. А когда началась перестрелка, все они сбежали в лес. На горе осталось двести партизан. Бойцы не теряли бодрости. - Посмотрим, долго ли они усидят в болоте, - говорили повстанцы, - а мы можем сидеть здесь хоть год. - Особенно под охраной уважаемого Багара-Тунгаля, - добавляли другие. Против единственной на болоте гати, по которой когда-то прошел Пип, поставили пулемет, и доступ к горе был совсем закрыт. Зашумели Бантамские джунгли. Неслыханные, странные звуки донеслись до самых глухих и нетронутых уголков. Тысячеголосый гомон, крики, стук топоров, бряцание железа и выстрелы, выстрелы... Матьян глубже забрался в логово и в бессильной ярости скалит острые зубы. Бадак забился в бамбуковые заросли и, лишь время от времени высовывая однорогую голову, свирепо разглядывает непрошеных пришельцев. Питон покинул любимое место на солнцепеке и спрятался в сырых сучьях. Даже обезьяны притихли, не смеются, не дразнятся больше, а боязливо выглядывают из листвы деревьев. Беспокойно в тихих, таинственных Бантамских джунглях. Первая же попытка перебраться по гати показала, что пока ее прикрывает партизанский пулемет, пройти в этом месте нельзя. Чтобы подавить его, нужны пушки. А притащить их сюда по болоту нет никакой возможности. И все же генерал-губернатор приказал во что бы то ни стало уничтожить это "разбойничье гнездо"! Сам он, уже овеянный славой победителя, вернулся в Батавию, а войска оставил очищать Бантамские джунгли. Тысячи солдат, сотни пулеметов и пушек, броневики, самолеты, газ - все было брошено против двухсот партизан! Прошла неделя, а голландцы не продвинулись ни на шаг. - Может, они махнули на нас рукой? - гадали повстанцы. - Стоит ли им мучиться в болоте из-за нескольких десятков человек? Все равно ведь могут стеречь нас на окраине леса. - Ну, нет, - покачивал головой Гейс. - Не мы им важны, а их собственная честь и авторитет. На восьмой день разом заухало множество пушек. Эхо покатилось по лесам, низинам, ущельям и слилось в сплошной гул. Не прошло и двух часов, как снизу прибежали товарищи с известием, что деревья, скалы и пулемет возле гати уничтожены артиллерийским огнем. Партизаны рассыпались по склону горы и начали задерживать врага из-за каждого дерева, из-за каждой скалы. Выбить их из укрытий, по отдельности каждого, не было никакой возможности. В этом голландцам не могли помочь ни их пушки, ни пулеметы. Но зато у наступающих был несравнимый перевес в количестве. Постепенно, по одному, но беспрерывно пробирались они через гать и рассредоточивались по склонам горы. С каждой минутой их становилось больше и больше, и партизаны начали отходить к вершине горы. Так и пятились до самого селения. Затрещали двери древней церкви, по каменному полу загремели колеса пулемета. Гейс старался вспомнить ход, по которому он когда-то спускался к Пипу, но в этой путанице трудно было разобраться. А в своей каморке по-прежнему стоял факир и спокойно смотрел на весь этот беспорядок. И глаза его, казалось, говорили: "Зачем люди суетятся, беспокоятся, если у каждого есть возможность найти покой и счастье, как нашел я?.." В поисках хода наверх Нонг, как прежде Пип, наткнулся на яму со змеями. Зажег спичку и с минуту простоял, пораженный жутким зрелищем... В это время наверху приспособили, наконец, пулемет и начали поливать наступающих свинцовым дождем. В ответ стали рваться снаряды: все ближе, ближе... Один снес маленькую башню на церкви... Второй пробил стену... Словно муравьи, солдаты ползли к церкви со всех сторон. При виде такого множества их Гейса охватил ужас. Солнце склонялось к западу, когда выяснилось, что держаться дальше нет ни смысла, ни сил. Салул приказал отходить. Послал сообщить об этом Гейсу, но по дороге посыльного сразила пуля. Не успел Гейс разобраться в обстановке, как увидел, что весь поселок уже в руках врага. Лишь церковь, словно остров, высилась среди вражеского моря. С Гейсом кроме Нонга были еще два партизана. - Распрощаемся, товарищи, - начал бледный как полотно Гейс, и спазма волнения перехватила ему горло. - Нам... - Подождите немного! Стреляйте! - перебил его Нонг и бросился куда-то вниз. Он выломал по дороге несколько досок, подбежал к яме со змеями, опустил туда доски одним концом и вернулся назад. - Теперь следите и подготовьтесь к спуску, - сказал юноша. Грохот выстрелов, взрывы снарядов, сотрясение стен так разозлили змей, что они, словно сумасшедшие, бросились во двор и клубком покатились по земле. А увидев создания, натворившие все это, с яростью набросились на них. Охваченные смертельным ужасом, солдаты побросали оружие и с нечеловеческими воплями разбежались кто куда. Гейс с товарищами сразу прекратили огонь, подождали, пока победители уберутся подальше, а потом незаметно спустились вниз и скрылись в темноте. Но не только этот штурм подготовило голландское командование. Много войск разными путями было направлено в горы, в тыл повстанцам. Целый месяц продолжалась охота на инсургентов. И многие из них за это время попали в руки врагов. XI. ЦЕПОЧКИ ЖЕРТВ Океан был спокоен. Команда корабля "Дандэль", направлявшегося к острову Новая Гвинея вдоль южного берега Явы, наслаждалась хорошей погодой и чувствовала себя отлично. Но некоторые из моряков были хмуры, точно какие-то угрызения совести мучили их. Два матроса-туземца, боязливо озираясь, изредка перебрасывались грустными фразами. То один из них, то другой время от времени ненадолго спускался вниз. А внизу находились "цепочки повстанцев". Действительно цепочки, так как все они были прикованы по десять человек к одной цепи. Всего тут было пятьсот человек, и загнали их в такое помещение, где в обычных условиях не смогли бы разместиться сто пассажиров. На каторгу в Новую Гвинею так отправили в общей сложности две тысячи человек, - всех, кого не расстреляли на месте. В одной цепочке находились Пуан, Гуран и некоторые матросы из прежней команды "Саардама". В другой - Селим с несколькими батавскими товарищами. В третьей - Пандо и члены комитетов из Сурабайи и Батавии. Высоко блестит маленький глазок иллюминатора. Только на несколько сантиметров поднимается он над водой. Временами волны заливают его, и тогда в трюме становится темно. Но и благодаря ему пленники узнают места, мимо которых проходит корабль. - Кажется, тут мы встретили английский дредноут, - говорит матрос с "Саардама". - Салютовали друг другу, помните? - А нашего обшарпанного капитана пришлось спрятать, чтобы не срамил уважаемую публику, - невесело усмехнулся другой. - Где-то теперь наш корабль? - вздохнул третий. - Бродит в океане и, может быть, еще задаст голландцам хлопот! - Никак это Ласточкины Гнезда? - сказал Пуан, указывая на чуть заметную точку на берегу Явы. - Да, они! - уверенно ответили матросы. - Помните "машину" Сагура? Хорошо поработала! Сохранилось ли наше оружие? - Пожалуй, сохранилось, - кивнул Пуан. - Кстати, так и не было слышно, чтобы его нашли. И во дворце Гиранг-Ту-Уна сохранилось. - Значит, еще пригодится! Не нам, так нашим товарищам! - Хорошо, что Салул и Гейс спаслись, - произнес Пандо. - Что-нибудь они еще сделают. - Нонг помог, - сказал один из пуановцев. - Когда солдаты наткнулись на них, Нонг один ринулся в ту сторону и поднял такую стрельбу, словно там находился целый отряд. Солдаты бросились к нему и потеряли след Гейса и Салула. А Нонг погиб... - Как горько сознавать, что все дело проиграно из-за нескольких случайностей! - начал рассуждать Пандо. - Провал в Сурабайе и Суракарте накануне восстания... Арест руководителей в Батавии... Преждевременное выступление... - И главное - в Батавии горячие головы слишком поспешили! - добавил Пуан. - Но наибольшей нашей ошибкой было то, что мы слишком мало агитировали в армии. Склонить братьев на нашу сторону не составляло большого труда. - Ну что ж, - как бы подытожил Гуран, - для первого раза и это хорошо, а на будущее - наука. Пусть знают, что и самый тихий, покорный народ может потерять терпение, и его может охватить всеобщий амок!.. Спустя год "Саардам" видели вблизи Филиппинских островов. Попытки голландцев захватить корабль не увенчались успехом. Он опять исчез, и с тех пор о нем ничего не слышно. 1928 г. x x x Когда эту книгу сдавали в печать вторым изданием, пришли известия, что в том же Зондском проливе произошли события, очень похожие на описанные выше. На этот раз восстал голландский броненосец "Де Цевен Провинсион". Офицеры и преданная им часть команды были изолированы. В числе восставших было уже пятьдесят белых матросов. Командиром броненосца избрали малайского матроса Тугумена. Против героического броненосца из Сурабайи выслали эскадру в составе крейсера "Ява", двух миноносцев и подводных лодок. Но восстание вспыхнуло и на них. К сожалению, вскоре оно было подавлено. А "Де Цевен Провинсион" тем временем господствовал на море. Тогда против него выслали самолеты. От бомб с воздуха броненосец не мог защищаться: корабль получил повреждения, 43 человека из команды его были убиты и ранены, начался пожар. Героический броненосец вынужден был сдаться. Февраль 1933 г. x x x Прошло еще тринадцать лет. Опять готовим мы эту книгу к переизданию. И опять на Яве идет освободительная борьба. На этот раз она приняла совершенно неожиданный оборот. Победа над Японией освободила от японцев всю Индонезию, в том числе и Яву. Яванцы создали свое правительство и приступили к организации своей жизни. Однако англо-американские союзники заявили им, что освобождение от японцев отнюдь не означает освобождения от голландцев, и хотя голландцев не было там три года, надо подождать, пока они вернутся. Яванцы ждать не согласились - и началась новая война, война с Англией. Англичане выставили против Явы главным образом индийские войска, оснастив их американским оружием. Яванское правительство обратилось к президенту Трумэну с протестом против применения американского оружия в захватнической войне. Тогда Трумэн приказал снять с вооружения все американские надписи и клейма. Оружие стало как бы не американским. В некоторых случаях против яванцев заставляли сражаться капитулировавшие японские войска. Начали прибывать и голландские воинские части. Почти безоружным яванцам приходилось воевать с противником, вооруженным тяжелыми пушками, минометами, танками, самолетами. В газетах сообщалось, что одна английская воинская часть "с успехом отбила атаку, в которую шли яванцы только с ножами и кинжалами в руках". Может быть, среди них были Салул, Пуан или еще кто-нибудь из наших знакомых? Может, в бадувисской горе сохранились остатки оружия?.. Этого мы не знаем. Знаем только, что борьба продолжается... 1946 г. x x x Еще четыре года миновали. Индонезийский вопрос вырос в большую международную проблему и около ста раз рассматривался в Организации Объединенных Наций: ведь дело шло о богатейших островах (2 млн. кв. км) с 70-миллионным населением! Что же произошло на Яве за эти четыре года? Английские войска, совершив свое подлое дело и дав голландцам возможность вернуться, покинули Яву. Яванскому народу опять пришлось иметь дело со своими старыми хозяевами, которых теперь поддерживали еще и англичане и, конечно же, американцы. Борьба продолжалась. Освободительные войска яванского народа заняли почти третью часть территории страны с 57-миллионным населением, но дальше продвинуться не смогли. Не хватало сил и у голландцев. Тогда они предложили следующий план договоренности. Голландцы соглашаются признать современную фактическую Индонезийскую республику при условии, что она войдет в состав будущих независимых Соединенных Штатов Индонезии. А проект этих Соединенных штатов был такой: вся Индонезия делится на многочисленные отдельные "республики", во главе которых голландцы ставят таких же сусухунанов, султанов и регентов, каких мы видели в этой книге. Все эти "республики" объединяются в "Независимые Соединенные Штаты Индонезии" и... подчиняются той же Голландии. Индонезийское правительство вынуждено было принять эти условия и подписать в 1947 году так называемое Лингаджацкое соглашение. Через два месяца Голландия предъявила ультиматум с требованием ликвидировать только что созданную Индонезийскую республику. Ультиматум энергично поддерживали Соединенные Штаты Америки и Англия. Но народ Индонезии не захотел покориться. Начались массовые протесты. Индонезийский парламент отклонил ультиматум, распустил прежний кабинет министров и избрал премьер-министром одного из лидеров движения сопротивления коммуниста Амира Шарифуддина. Голландия в это самое время довела численность своих войск до 120 тысяч. Вооружение у них было американское и английское. 20 июля 1947 года голландская армия начала наступление и через полтора месяца захватила две трети Явы, остров Мадуру, значительную часть Суматры. Одновременно голландцы начали создавать мелкие "независимые республики" для будущих Соединенных Штатов Индонезии. Вся эта агрессия произошла на глазах у Организации Объединенных Наций, членом которой является Голландия. Протесты Шарифуддина, поддержанные Советским Союзом и странами народной демократии, рассматривались в Совете Безопасности десятки раз, но результатов не дали, так как за Голландию стояли США, Англия и послушное им большинство. Вместо того чтобы сдержать агрессора, США навязали так называемую "комиссию добрых услуг" во главе с американским представителем. Эта комиссия всяческими способами начала оказывать добрые услуги... Голландии. Одной из таких услуг было так называемое Ренвильское соглашение, подписанное 17 января 1948 года на борту американского военного корабля "Ренвиль". Согласно этому "соглашению" голландцы оставались на вероломно захваченных ими территориях да еще к ним отходили и такие районы, где голландских войск до того не было. Через две недели вынужден был уйти в отставку Шарифуддин. Новая волна сопротивления охватила яванский народ. Усилился народно-демократический фронт, в который входили коммунистическая, социалистическая и рабочая партии, союз социалистической молодежи, центральная организация профсоюзов и многие другие демократические организации. В мае 1948 года по инициативе народно-демократического фронта был создан более широкий Национальный фронт. Некоторое время спустя под влиянием посла США Огборна реакционные власти бросили в тюрьмы и уничтожили тысячи яванских патриотов. В том числе были расстреляны руководители коммунистической партии - Мусо, Сурипно, Хариона, Дарусман, а также бывший премьер-министр Амир Шарифуддин. После этого начались новые переговоры с Голландией. Но американо-голландские требования были настолько жестокими, что правительство не отважилось принять их, учитывая настроение народа. А какие это были настроения, свидетельствует председатель голландской делегации Стикер. Вернувшись в Голландию, он заявил: "У нас создалось впечатление, что все силы в республике работают против правительства". Перед американцами и голландцами по-прежнему стоял вопрос: как сломить сопротивление яванского народа? И тут произошли события вроде тех "таинственных приключений", которые описаны в этой книге. Американский представитель предъявил правительству республики голландский ультиматум, и, не ожидая ответа на него, голландские войска в ночь на 19 декабря 1948 года опять напали на республику. В Батавии, которая была в руках у голландцев, они арестовали представителей республики, а утром высадили авиадесант около столицы республики - Джокьякарты (в нашей книге - Дьеки). Голландские войска ринулись на остальную территорию Явы, получив приказ беспощадно уничтожать всех, кто попытается сопротивляться. Армия голландцев в это время насчитывала уже 150 тысяч человек. Вооружение ее было самое совершенное: американские танки "шерман", английские пулеметы "брэн" и т.д. Расходовали голландцы на свою армию по миллиону долларов в день, что составляло приблизительно ту же сумму, какую они получали в порядке "экономической помощи" по плану Маршалла. Общественность всего мира была возмущена. В Совете Безопасности Советский Союз вскрывал махинации империалистов, требовал остановить войну и отвести войска на ту линию, которую они занимали до 19 декабря. Но и это предложение англо-американское большинство отклонило. Вместо него американцы и англичане высказали "сочувствие" Индонезийской республике, по-родительски пожурили голландцев, что они поступают нехорошо, советовали освободить арестованное правительство, поручили комиссии "добрых услуг" как-нибудь урегулировать дело, а в Совете Безопасности провели издевательскую резолюцию, которая призывала "обе стороны (!) прекратить войну" - и больше ничего. Пока в Организации Объединенных Наций происходила эта позорная комедия, яванский народ мужественно сопротивлялся. Не имея возможности открыто бороться против отлично вооруженной армии, 300 тысяч яванских бойцов разошлись по лесам и горам и создали партизанские отряды. Народ освободил из тюрем 35 тысяч патриотов, которых заключило туда прежнее правительство. Восстали районы, до этого времени считавшиеся "спокойными". Голландцам пришлось опять начать переговоры. Вскоре в столице Голландии собралась конференция "круглого стола", где была принята конституция Соединенных Штатов Индонезии, в которой оповещалось, что "Республика Индонезии Серикат" (официальное название ее) является "независимой и суверенной". Наконец 30 декабря 1949 года голландская королева Юлиана торжественно оформила передачу суверенитета Индонезии [Между прочим, любопытно отметить, что председателем "республиканской" Индонезии, в руки которому был передан акт, оказался... султан Джоджакарты Гамид. Мы не знаем, кто был султаном в то время, когда через Джоджакарту проезжал наш знакомый Гейс, но можем себе представить, как он удивился бы, если бы ему сказали, что наследником этого султана будет "республиканец"]. Империалисты начали трубить на весь мир, что благодаря им индонезийский вопрос "счастливо и справедливо" решен, несмотря на "сопротивление" Советского Союза, что теперь Индонезия "независимая, суверенная" республика, что таким образом должны решаться и все другие вопросы, - и т.д. и т.п. Почему же империалисты были так довольны? Ответ на этот вопрос дает другой документ, выработанный и принятый одновременно с конституцией, - статут "Голландско-Индонезийского союза". Согласно этому статуту во главе "независимой республики" Индонезии будет стоять... голландская королева! Международные отношения Индонезии будут зависеть от согласия Голландии. Заграничную торговлю Индонезия может вести только с некоторыми странами Азии, а с остальным миром - исключительно через Голландию. Голландские войска остаются в Индонезии "временно, в качестве гостей", но можно заранее сказать, что эти "гости" будут здесь, пока их не прогонят. Что касается индонезийских войск, то организацию их и подготовку офицеров берет на себя Голландия. Таким способом голландцы думают направить против народа кроме голландских еще и индонезийские войска. Весь голландский административный аппарат (20 тысяч человек) остается на своих местах и по-прежнему будет вести дела Индонезии. Наконец, Индонезия должна выплатить Голландии 4,5 миллиарда гульденов за расходы, понесенные Голландией в борьбе против индонезийского народа. Неудивительно, что все империалисты были удовлетворены таким решением индонезийского вопроса! В заключение нужно сказать несколько слов о главном маклере в этой операции - о Соединенных Штатах Америки. В продолжение всего времени, затронутого в этой книге, об американцах не было слышно. Америка выступила на сцену в последние четыре года. Американские нефтяные кампании захватили богатейшие промыслы на островах Борнео, Суматра, Банка, Новая Гвинея. На Яве и Суматре построено уже десять американских нефтеперегонных заводов. Американский стальной трест получил монополию на добычу никеля на Целебесе. Под контроль американцев перешли голландские предприятия по добыче олова на островах Банка и Билитон. Американским монополиям принадлежит уже более миллиона акров каучуковых плантаций в Индонезии. Быстрым темпом идет процесс скупки у голландских фирм горных предприятий и плантаций - сахарных, хинных, кофейных, кокосовых. Есть сведения, что правительство Индонезии привлекает тридцать крупных американских корпораций для "реорганизации" хозяйства республики. За короткое время американские капиталы достигли половины всех капиталовложений в Индонезии. А ведь это еще только начало! Кроме всего этого, американцы овладели портом Сурабайя и создали там большую базу; есть у США особый интерес и к голландской Новой Гвинее, которая почему-то не включена в состав Индонезийских Штатов. Одним словом, на "священной войне против коммунизма" американские капиталисты зарабатывают неплохо! Прошло уже несколько месяцев после создания Соединенных Штатов Индонезии. Индонезийский вопрос считается "решенным". Американцы удовлетворены. Голландцы тоже. А это значит, что дела вновь созданной республики не очень хороши. И в самом деле оттуда доходят сведения, что страна волнуется, как океан после бури. Борьба идет и между политическими партиями, и среди различных национальных и религиозных группировок, и между бедными и богатыми. Есть там еще продажные прислужники голландских и американских капиталистов, есть в отдельных районах всяческие претенденты на власть и так далее... Но все это происходит в совершенно иных условиях, чем двадцать четыре года назад. Не "туаны" теперь голландские колонизаторы, а мелкие хищники, с которыми не трудно справиться. Не "туземцы" теперь яванцы, а хозяева своей страны. И не повстанцы делают "первый почин", а решает свои государственные дела весь индонезийский народ! Быть может, нам придется когда-нибудь дописать к этой книге и еще один эпилог, последний, а пока - борьба продолжается. Март 1950 г. x x x Вот и еще одно издание "Амока" выходит в свет. Все дальше и дальше в историю отодвигаются описанные в нем события. Совсем иной стала наша планета Земля. На карте ее остается все меньше и меньше колониальных и зависимых стран. В жестокой всенародной борьбе завоевала себе настоящую независимость и Индонезия. И каким же ничтожным выглядит теперь королевство Нидерланды в сравнении с Республикой Индонезией! Сегодня даже трудно себе представить эту большую богатую страну бесправной колонией маленького европейского государства! Мы, советские люди, всегда знали, что рано или поздно Ява, как и вообще все колонии, освободится из-под гнета колонизаторов. Но автор этих строк, когда писал роман, не мог надеяться, что произойдет это еще при его жизни, что он у себя в Минске будет принимать дорогого гостя - посланца свободного индонезийского народа. Индонезийский турист, работник министерства иностранных дел Республики Индонезии Кхо Куатлиат приехал в гости к автору романа "Амок". Это была незабываемая встреча! Товарищ Куатлиат увез в Индонезию белорусскую книгу о своей стране, а на авторском экземпляре ее оставил надпись на индонезийском языке, которого никто из нас еще никогда не читал: "Hidup perdamaian dunia! Hidup persahabatam Indonesia - Uni Sovjet!" Но смысл этих слов нам понятен и близок: "Да здравствует всемирный мир! Да здравствует дружба между Индонезией и Советским Союзом!" Этим сердечным, дорогим для всех нас "документом" мы заканчиваем "историю одной книги". Июнь 1960 г.