Андрей Иванович Кликачев. Исаак Маркович Бацер ПОЗЫВНЫЕ ИЗ НОЧИ повесть о разведчиках Карельское книжное издательство Петрозаводск 1965 ОТ АВТОРОВ Эта повесть о патриотизме и мужестве разведчика Алексея Орлова и еще многих отважных людей. Не все герои этой книги сегодня с нами. Но все они в наших сердцах. Им посвящают славные свои дела те, кто бережно хранит память о минувшем. Это - документальная повесть, ибо здесь нет выдуманных героев и событий, только некоторые фамилии мы сочли необходимым изменить. Авторы выражают благодарность сотрудникам партийного архива Карельского обкома КПСС и Комитета государственной безопасности при Совете Министров Карельской АССР, а также непосредственным участникам и очевидцам описываемых событий, - всем, кто фактическим материалом и советами способствовал появлению этой книги. ПО СЛЕДАМ ПОДВИГА Миниатюрный ЯК-12, скользнув лыжами по ледяной поверхности аэродрома, взмыл вверх и взял курс на Заонежье. Летчик, совсем молодой человек в форменной фуражке, из-под которой выбивались русые пряди, молча вел машину. Пассажиров, как и положено, было трое. Один из них сидел рядом с пилотом и с интересом осматривал местность. Машина, приближаясь к Сенной Губе, уже летела над островами Онежского озера. Сверку они казались яркими узорами на белоснежной скатерти. Летчик был занят своим делом, и поэтому не обратил особого внимания на сидящего позади уже пожилого человека в черном полушубке и армейского образца высоких хромовых сапогах. Между тем это был не обычный пассажир. Панорама, открывающаяся с борта самолета, была для него как бы огромной контурной картой, на которой он без труда мог бы проставить названия деревень, островов, заливов. Пассажир в полушубке волновался. Он то и дело смотрел в окно и вдруг неожиданно произнес: "Вот здесь!" Да, именно здесь двадцать с лишним лет назад он совершил свой первый прыжок с парашютом в тыл врага. А потом было много прыжков, много рейдов, много смертельно опасных схватов. И вот сегодня, сейчас, все это ожило в его памяти. Сразу же предстали перед ним боевые друзья и соратники тех невероятно трудных лет борьбы. Да, это были годы испытаний. О них и рассказ.  * Часть 1 *  ОСТРОВА ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ Глава 1 ШУГА Положение, в которое попал Алексей Орлов в этот ноябрьский вечер 1941 года, с полным основанием можно было назвать критическим. И он это понимал значительно лучше, чем его случайная спутница. Конечно, и несколько часов назад особых причин для радости не было. Но тогда здесь, в тылу, вместе с ними находилась целая группа людей, к тому же располагающая средствами переправы. А теперь?.. Все, что было с Орловым до двадцать второго июня, казалось ему озаренным солнцем, ясным, радужным, все, даже служебные неприятности. А то, что после двадцать второго, - плавающим в густом, тяжелом тумане, каким-то ночным кошмаром, который никак не прекращался. "Ни одного вершка своей земли не отдадим никому" - это до 22 июня. А после... Занятые врагом города, оккупированный Петрозаводск, женщины и дети, лишенные крова, хвастливые фашистские марши по радио, - все это после. До и после... Увы, "до" отодвинулось куда-то очень далеко, так далеко, что отрезок жизни, озаренный солнцем, стал на какое-то время невидимым. А это тяжелейшее "после" окружало, давило и заставляло спрашивать себя: "Нашел ли ты свое место в борьбе? Что ты делаешь сегодня для того, чтобы рассеялся ночной кошмар, чтобы солнце вновь засияло над всей страной?" До войны Орлов работал участковым уполномоченным милиции на территории Сенногубского и Кижского сельсоветов. Обязанности ясны: следи, чтобы соблюдался закон в большом и в малом. И Орлов бдительно стоял на страже закона. Этого крепко сбитого, веселого парня хорошо знали в деревнях. Страстный охотник и рыбак, Орлов всем сердцем полюбил Заонежье. Тихими вечерами кружил на моторке между бесчисленными островами и островочками, любовался многоглавой церковью, построенной из дерева при помощи одного только топора без единого гвоздя удивительными мастерами прошлого. Любовался он и крестьянскими домами, высокими, двухэтажными, с резными балконами, с напоминающими кружева наличниками, со светлицами, прячущимися под самой крышей. Пора домой участковому, а он все прислушивается к девичьим песням, разносящимся над чистой онежской водой. Да, радовала жизнь. Но забрала эту радость война. Орлов оказался в числе тех, кому было поручено организовать эвакуацию населения. Легко сказать - организовать. - Никуда мы не поедем, - говорили старики. - Да и скотину куда прикажешь, в карман положить? Отродясь сюда враг не добирался. Нечего раньше срока в колокол бить. Ошиблись старики. Враг пришел, коварный, жестокий, и плохо пришлось нашим людям, не успевшим уехать. Что же касается Орлова, то он, отправив семью, остался в составе истребительного батальона. 9 ноября все бойцы и командиры собрались в деревне Типиницы, что километрах в тридцати от Сенной Губы. Враг был близко. Истребительный батальон оказался отрезанным от регулярных частей Красной Армии, оставшихся там, за Медвежьегорском. Он был малочислен, вооружен одними винтовками, да несколькими ручными пулеметами и, конечно, не мог оказать серьезного сопротивления противнику. Решили занять оборону. Рассчитывали на прибытие парохода. Ведь эвакуироваться теперь можно было только по озеру. Онего. Оно всегда служило для заонежан источником радостей. Они родились на его берегах. Испокон веков оно и кормило и поило их. А теперь озеро отделяло их от своих. И не только потому, что у людей не оставалось средств переправы. На всем протяжении, что охватывал глаз, озеро было покрыто шугой. И пешком еще не пройдешь, и на лодке уже не проедешь. То ли сейчас оно станет, то ли через неделю, - кто знает? Пароход или моторное судно пройдет, а лодку может затереть в этой свинцово-серой каше. Да еще ветер. Правда, шуга гасила волну, но штормило все же порядочно. Итак, заняли оборону. Стали ждать. Командовал начальник милиции Пеночкин. Плохо командовал. В эти дни он как-то утратил всю свою былую самоуверенность и внешний лоск и явно уклонялся от руководства боевыми операциями. Пока люди только томились тревожным ожиданием, бездействие Пеночкина, казалось, не приносило особого вреда. Но вот вдали показалась вражеская разведка. "Ее надо подпустить поближе, - подумал Орлов, - и снять осторожненько, без шума. Всего-то восемь человек лыжников. Не велика сила". Но не было порядка в батальоне. Еще метров пятьсот оставалось до скользящих по свежему снегу фигур, а уже кто-то без приказа открыл огонь. За ним - другие. А врагу только этого и надо. Белофинны узнали, что здесь сосредоточивается какое-то подразделение, и теперь наверняка постараются возвратиться с большими силами. Как же быть? Сидеть тут, пока противник окружит Типиницы? Решили группами переправляться на Пудожский берег на обычных лодках. Опасно, трудно. Но иного выхода не было. Пришлось разделиться. Кто в Клименицы отправился, кто в Конду, а группа, в которой был Орлов, - на Олений остров, за которым простиралось еще не замерзшее озеро. Собралось в группе человек тридцать. Большую часть из них составляли люди решительные, смелые. Они это и доказали впоследствии. Но были и такие, что думали только о собственном спасении. Скоро добрались до Оленьего острова и разместились в лодках. Когда отвалили от берега, для всех стало ясно, что при таком ветре и волне сорокакилометровое расстояние преодолеть будет нелегко. Надо грести, а осадка у лодок большая: того и гляди зачерпнешь бортом. Пришлось вернуться обратно. Попытку можно было повторить лишь после того, как установится погода. Томительно медленно потянулось время. Каждую минуту мог прийти враг и захватить врасплох небольшую горстку людей. Чтобы избежать опасности внезапного нападения, Пеночкин решил разведать подступы к Оленьему острову. Выполнение этой задачи возложили на Орлова. В помощь ему выделили Галину Глебову, зоотехника из Петровского района. - Что ж, Галя,- сказал Орлов, - давайте подготовим материальную часть, чтобы, в случае чего, нас за местных жителей приняли. На Орлове был гражданский костюм, полушубок, шапка. Галя, задорно поблескивая красивыми глазами, повязалась шалью по-деревенски. Горюшка к этому времени она еще маловато хлебнула. Все предстоящее казалось ей чем-то увлекательным и не очень серьезным. В сани набросали всякого барахла. Для виду. Под сеном спрятали винтовку. Были еще у Алексея наган и две гранаты. - Ну, не поминайте нас лихом, - шутливо сказал Орлов товарищам, беря в руки вожжи. Застоявшийся добрый конь взял с места рысью, и сани понеслись. Вскоре подъехали к одной деревне. Никого. Ни наших, ни противника. Уже смеркалось, когда показалась Сенная Губа. Во всех домах светились огни. Казалось, ничего не произошло, живет деревня обычной мирной жизнью. Но так только казалось... Подъезжающие к селу издали услышали перекличку часовых. Орлов круто свернул в сторону, объехал по глубокому снегу вокруг церкви, миновал посты и пустил лошадь галопом вдоль улицы. Впечатление было такое, что вся Сенная Губа забита подводами. Видно, здесь остановилось какое-то хозяйственное подразделение противника. Выехав из деревни, Орлов повернул на Кижи. Он сказал Галине: - Полный порядок. Сейчас доложим. А на рассвете обязательно надо отчаливать. Иначе к врагу в лапы попасть можно. Но вот и Олений. Еще издали заметил Орлов неладное. Захолонуло у него сердце. А подъехали поближе - и Галя стала тревожно оглядываться. - Где же они, Алексей Михайлович? Там, где еще недавно стояли их лодки, лишь уныло плескались волны, да тонко позвякивали друг о друга льдинки. Галя растерянно смотрела по сторонам: она еще надеялась, что скоро все разъяснится. А Орлов уже давно понял: их оставили на произвол судьбы. Он мысленно подвел итог. Сани и лошадь. Винтовка. Наган. Две гранаты. Кое-какие продукты. Это актив. Пассив: полное отсутствие переправочных средств, надежного ночлега, документов, которые можно предъявить в случае крайней необходимости. - Вот что, Галя, - сказал он. - Положение наше тяжелое, но не безнадежное. Сами понимаете, мне с "гостями", будь они прокляты, встречаться никак нельзя. Может, устроить вас к кому-нибудь на квартиру. Поживете в ожидании лучших времен. За родственницу вполне сойдете. И никто вас не тронет. Я как только найду верный способ переправы - о вас не забуду. Не сомневайтесь. - Я - комсомолка, Алексей Михайлович... Не желаю, как мышь, в норе сидеть. - Понимаю. Нет, так нет... В таком случае, давай вместе мыкаться. - И Орлов протянул девушке свою широкую ладонь. Глава 2 КТО ДРУГ? Орлов мысленно перебрал в памяти всех, кто, по имеющимся у него сведениям, остался на этой стороне. На кого из них можно положиться? Он ведь отвечает не только за себя, но и за эту доверившуюся ему девушку. К кому же, к кому? И тут он вспомнил Ивана Васильевича Юрова. Это недалеко. Дом стоит на отшибе. Да и серьезный мужик Юров, председателем колхоза избирался. Значит, к Юрову. - Живем, Галя! - сказал Орлов приунывшей девушке и встряхнул вожжами. - Ночлег будет под крышей. Да и нельзя нам без крыши, того и гляди, кому на глаза попадемся, сразу спросят: "Кто такие будете? Ваши документы?" А документов, сама знаешь, у нас нет. Может так ответить: "Я участковый милиции Орлов..." "Ах, дорогой товарищ Орлов, - скажут нам тогда, - пожалуйста вместе с вашей прекрасной спутницей погостите у нас и подольше". Так что давай-ка на всякий случай договоримся, как отвечать будем, если что... Договорились так: оба, мол, эвакуированные из Петровского района. Было уже около двенадцати часов ночи, когда подъехали к дому Ивана Васильевича Юрова. Собственно, во всей деревне и домов-то было лишь три. Много в Заонежье таких деревень. И названий их не упомнишь. Лошадь оставили у сараюшки, что метрах в тридцати от жилья. Мало ли что: вдруг на вражеских солдат напорешься. Орлов пытливым взглядом окинул большую, двухэтажную постройку. Слабый свет заметил только в нижнем этаже. Посторонних, кажется, нет. А, впрочем... Осторожно поднялся на высокое крыльцо и заглянул в окно. Юров сидел за столом и пил чай. Больше в комнате никого не было. Орлов слегка стукнул по раме. Юров вскочил и быстро дунул на коптилку. Сразу его поглотила темнота. Но Орлов чувствовал, что хозяин дома пытается через окно разглядеть позднего гостя. Прошло несколько томительных мгновений. Наконец послышались шаги, стук запоров. Дверь протяжно заскрипела. На пороге стоял Юров, кряжистый, не очень высокий, но широкий в плечах человек. - Кого там бог послал? - спросил он, приглядываясь в темноте к позднему гостю. - А, товарищ Орлов! Думал, вы давно на тот берег перебрались. - Не перебрался еще. Да и не один я, Иван Васильевич. Девушка со мной. Устала она. Замерзла. Прошу - укрой нас на несколько дней. Пока озеро станет. - У меня они уже были, - сказал Юров, пряча глаза. - Весь дом осмотрели. Вдруг снова придут? Боюсь я, товарищ Орлов. Не пощадят ведь. Расстреляют как собаку. Не могу. - Да ведь дом у вас большой. Тут не то что двоих, роту укрыть можно. Да и ненадолго мы. А им что у вас на отшибе делать? Сюда и дороги путной нет. - Не могу, - опять послышался в ответ свистящий шепот Юрова. - Боюсь я. И жена не позволит. Говорят, в соседней деревне уже расстреляли они кого-то. Боюсь я... Орлов вновь взглянул в светло-голубые, почти белые глаза Юрова и поразился той перемене, которая произошла в этом человеке. Перед Алексеем стоял совсем не тот энергичный Юров, которого знал он раньше. Впрочем, видно, только сейчас и встретился Орлов с настоящим Юровым. Глаза бы на него не глядели. Орлов резко отвернулся от хозяина дома и шагнул с крыльца. - Алексей Михайлович, может рыбничка на дорожку? - Шкура! - сказал Орлов. - Их корми своим рыбником! - И, не оборачиваясь больше, поспешил к саням. На вопросительный взгляд Гали он только и ответил: - Прокол вышел... Но ничего. Есть настоящие люди. Есть, Галя! Поехали. Говорил эти успокаивающие слова, а сам с тревогой думал: "Найти ночлег сегодня далеко не так просто, как полгода назад, когда каждая дверь гостеприимно раскрывалась. Хорошо еще, если не выдаст", - подумал он о Юрове. Ехать решил в деревню Еглово, что близ Волкострова. Здесь жил бакенщик Александр Андреевич Семенов. Его дом с самого начала Орлов решил оставить на крайний случай. Еглово расположено прямо на дороге из Великой Губы в Сенную Губу, и здесь, конечно, небезопасно. Но после неудачи у Юрова иного выхода не оставалось. И вот уже Орлов стучится в дверь небольшого дома Семеновых. На пороге показался хозяин. Узнал: - Алексей, здоров! - Выручай, Андреич! Попал я, черт возьми, в мышеловку: ни туда, ни сюда. Боясь и здесь получить отказ, Орлов внимательно вглядывался в серые глаза Семенова. "Неужели и этот начнет вилять". Но нет. Взгляд бакенщика радушен, и Орлов сразу устыдился своих мыслей. - Заходи, гостем будешь, - сказал Семенов, распахивая дверь. - Да я не один... Со мной товарищ. - С товарищем заходите. А лошадь вашу я уберу. Чтобы в глаза не бросалась. Потеплело на душе у Орлова от этой встречи. Алексей и Галя зашли в жарко натопленную избу. Впервые за этот долгий, полный волнений день поели горячего, напились чаю. - А теперь, дорогие гости, - сказал Семенов, - прошу в горницу. Утро вечера мудренее. Но утро началось тревожно. Не успели гости за стол сесть позавтракать, как с улицы возвратился чем-то взволнованный Семенов. - Пожаловали "освободители", - бросил он. - Давайте-ка спускайтесь в подпол, от греха подальше. А про лошадь вашу, если спросят, я скажу: приблудилась... Орлов осторожно глянул в окно. Да, со стороны Великой Губы к Еглову подходили три лыжника. Конечно, он легко мог бы расправиться со всеми тремя. Но нельзя. Ни в коем случае. Этим навлечешь непоправимую беду на всю деревню, а себя не выручишь. Пока еще рано. Гранаты он пустит в ход только в самом крайнем случае. Семенов сдвинул сундук и поднял крышку подпола. Галя спустилась первая. Убедившись в том, что в комнате не осталось вещей, которые могли бы навести врага на след, Орлов тоже спрыгнул в подпол. Два часа просидели они в абсолютной темноте, не рискуя пошелохнуться. Галя держала наготове наган. Орлов не выпускал из рук гранату. Но вот над головой раздался шорох: сдвинули сундук. Крышка подпола медленно поднялась. - Порядочек. Ушли. Можно свистать всех наверх, - сказал Семенов.- Приходили маннергеймовцы неспроста. Расспрашивали, не видел ли кого из посторонних, приказали явиться в штаб. - Может, выдал кто из деревенских? - Не думаю. О том, что вы здесь, один Рогачев знает. Но это человек надежный. Моряк. На крейсере "Россия" плавал. Но поостеречься не мешает. Вот что: пока я буду в другой деревне, вам надо в лесу укрыться. Только когда стемнеет. Хозяйка моя вас проводит. Да вот их надо для такого дела потеплее одеть, - указал он на Галину. - Ничего. Мне и так хорошо, - сказала Галя. - И не думайте! Мороз порядочный. Следующую ночь Орлов и Галя провели в лесу. Тут было не до сна. Орлов еще и еще раз обдумывал создавшееся положение. Ясно одно: в Еглове оставаться нельзя. Здесь каждую минуту их подстерегает опасность. Нужна более глухая деревня. И он вспомнил о Середке, где раньше неоднократно бывал по служебным надобностям. Там у него и знакомый есть: Алексей Владимирович Калганов. Решение было принято, и они лесными тропами направились к Середке. Часов в одиннадцать вечера Орлов постучался в дом Калганова. Тот с непроницаемым лицом выслушал историю злоключений, рассказанную Алексеем Михайловичем, и на вопрос, не может ли он, Калганов, укрыть их на несколько дней, ответил: - Что ж. Придется. Только не побрезгуйте помещением. - И он указал на чулан за печкой. - Поживете у меня, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Прошло два дня. За это время Орлов понял, что и у Калганова оставаться небезопасно. Слишком много людей заходило к нему в течение дня. Не раз обсуждали Алексей с хозяином всевозможные варианты более надежного укрытия, но ничего подходящего не могли придумать. Однажды Калганов зашел в каморку к Орлову чем-то обрадованный: - Вот что, Алексей, встретил я сейчас Чеснокова. - А кто это - Чесноков? - Наш учитель. Как и вы, эвакуироваться не успел. Жена его, Таня, тоже учительница. Живут они тут рядом, в школе. Помещения много. Есть где укрыться. Правда, патрули вражеские и у них бывают. Так это даже к лучшему. Чесноков у них вне подозрений. Он - карел. Хорошо знает финский язык. - А ты что - говорил с ним про нас? - спросил Орлов. - Как можно! Решил с тобой сначала посоветоваться. - Вот что, - сказал Орлов после некоторого раздумья. - Надо мне на него взглянуть хотя бы со стороны. Если мил он оккупантам, как бы не ошибиться... - Что ж, можно и так. Давай-ка я его сегодня зазову к себе. А ты за пологом посиди, послушай, прикинь, что к чему. Так и решили. Под вечер, когда хозяйка и детишки улеглись спать, Калганов зазвал к себе Чеснокова. Орлов уже занял свою позицию за пологом, когда оба зашли в комнату. Гость и хозяин присели к столу. Чесноков был совсем молодой человек, высокий, худощавый, русоволосый. Говорил он неторопливо, как бы взвешивая каждое слово. И хотя сразу же смекнул, что у Калганова к нему какое-то необычное дело, ничем не выказал своей заинтересованности. Наоборот, между обоими сначала шел незначительный разговор о том, о сем. Потом Чесноков рассказал, что был вчера в Великой Губе. - Пропуск дали мне. Доверяют... От того, каким тоном было сказано последнее слово, у Орлова потеплело на душе. "Наш, - подумал он. - Наш!" А гость так же неторопливо продолжал: - Ездил, чтобы узнать, работает ли мельница. Надо смолоть полмешка овса. Последнее, что осталось. - Эка невидаль, - заметил Калганов, - у других и этого нет. Помолчали. Подняв на Калганова глаза, Чесноков неожиданно спросил: - Петрова с Вырозера помнишь? Что с ним сделали, гады!.. Заподозрили, что зерно укрывает. Самого избили. Жену и детишек до того изувечили, что вспомнить страшно. А зерна-то ведь не было. А Мухину знаешь? - продолжал Чесноков. - Это ту, что в Кузаранде, Татьяну? - Да, депутата сельсовета. Так вот ее прямо на улице застрелили. - Вот гады, что вытворяют! - сказал Орлов, появляясь из-за занавески. - Здравствуйте. Орлов моя фамилия. Простите, что не сразу вышел. Приходится даже своих опасаться, пока не убедишься, с кем дело имеешь. Скрывались мы с товарищем у Алексея Владимировича, да нельзя тут больше оставаться: того и гляди его подведем и сами попадемся. - Может, у вас их пристроим до ледостава? - спросил Калганов. - Так вот почему ты меня, Алексей Владимирович, из дому выманил. Я сразу понял, что посекретничать хочешь. - Не мог же я при вашей гостье речь об этом вести. - У-у, да ты, оказывается, конспиратор, - заулыбался Чесноков. - Что же касается пристанища, то мы его вам, товарищ Орлов, конечно, дадим. - Ну вы тут собирайтесь, а я пойду домашних подготовлю. Ты, Алексей Владимирович, как увидишь, что в большой классной комнате на окне лампа горит, так и веди гостей. Глава 3 ДЕСЯТЬ ДНЕЙ На Большом Клименицком острове по берегу Онежской губы вытянулась деревня Середка. Через пролив отсюда рукой подать до Кижей, где высится многоглавая церковь. Немного домов было в Середке. Десятка два. Не больше. Среди них выделялось здание школы, не внешним видом, а скорее благодаря тому, что стояло на горе. В школе были всего две классные комнаты, да помещение для учителя. Из небольшого коридора лестница вела на чердак, откуда хорошо просматривалась вся деревня. Крыльцо располагалось с южной стороны, а в сенях имелось слуховое окно. Из меньшего класса двери вели в большой и в учительскую комнату, оттуда - на кухню. Сюда, в школу, и привел Калганов в тот ноябрьский вечер Орлова и его спутницу. До прихода гостей у Чеснокова состоялся разговор с сестрой и матерью Татьяны. С сестрой было просто. Девушка понятливая. Ее только предупредить следовало, чтобы не болтала. А вот мать - иное дело. - У тебя дите, - говорила она Татьяне. - Что с ним будет, если вас с Семеном расстреляют? - Так уж и расстреляют! - Думаешь, нет? Плохо ты их тогда знаешь! А что мы без вас, горемычные, будем делать! - Значит, по-твоему, - своих людей предать? Пусть, мол, гибнут, а мы знать ничего не знаем! - не вытерпела Татьяна. - Так, ты советуешь! - Я этого не советую, - примирительно сказала мать. - Да и что говорить, все равно по-своему сделаете. - И сделаем. Иди, Семен, поторопи гостей. - Они сами придут. Лампу-то я уже засветил и на окно поставил, пока вы тут с мамашей разговаривали. Постойте!.. Кажется, кто-то стучится. Семен вышел в сени и почти сразу ввел в комнату Орлова и Галю. - Здравствуйте, - сказал Орлов, здороваясь с каждым за руку. - Так что вы нам скажете? У вас тут больно громкий разговор был... Тому, кто слухом не обижен, с улицы все слышно. Ну так как? Может, от ворот поворот? - Что вы, Алексей Михайлович, мы уже тут все обговорили. - Хорошо, если так. Решайте сами, товарищи, как сердце подскажет. Дело тут такое, неволить никак нельзя. - Все решено, Алексей Михайлович! Ставь, Татьяна, самовар. Вот только чаю у нас нет, малиновый лист завариваем. - Что до заварочки, так она у нас с Галей найдется. Татьяна с Семеном рассказали Орлову, что первоначально финские офицеры хотели устроить в школе штаб. Потом отказались от этого, но жалуют сюда частенько. Не раз уже обыски делали. - Что обыски были - это даже хорошо, - заметил Семен. - Ничего подозрительного не нашли и теперь уже не так настороженно к нам относятся. Да и то, что я по-фински говорю, им нравится. А с вами так: дверь из нашей комнаты мы столом заставим, а из маленького класса в большой - книжным шкафом. Это не шкаф, а целый дом. Вот вам и убежище на всякий случай. А впрочем сами взгляните. Орлов прошел в небольшую угловую комнату с одним окном, завешанным географической картой. "С картой они хорошо придумали, окно надежно завешано и подозрений никаких: карта учителям нужна", - подумал Орлов. Он подошел к шкафу, довольно громоздкому сооружению. Полки в нем были сняты, так что внутри образовалось большое пространство. Одну дверку, более широкую, заколотили, и за ней вполне могли спрятаться даже два человека. - В шкафу будете скрываться в крайнем случае, - сказала Татьяна. - А спать можно здесь. Вам на полу, а Гале на столе постелим. Если тревога, конечно, все это долой. Вот так. А сейчас, Галя, пойдемте, наверное, вам помыться надо. А потом чай пить будем. Алексей с Семеном тем временем присели на табуретки и стали во всех деталях разрабатывать различные варианты поведения на случай непредвиденной опасности. Тут все надо было предусмотреть, вплоть до условных сигналов, если внезапно нагрянут фашисты. Скоро хозяйка позвала ужинать. Здесь, за столом, Чесноковы рассказали о том, как сложилась их жизнь. Ведь как хорошо им было еще недавно. Оба учительствовали, активно участвовали в делах колхоза. В мае у них родился сын Евгений. А 21 июня решили съездить в Петрозаводск: ребенка показать в консультации, да заодно и родных навестить. В пути находились долго. Около шести часов утра пароход подошел к петрозаводской пристани. Было совсем светло. Самый разгар белых ночей. - Смотрим, - припоминала Татьяна, - что-то неспокойно в городе. Оказывается, война началась. Так и вернулись мы в Середку, а на душе тревожно. Вражеские самолеты то и дело снуют над островом. Привезли несколько семей эвакуированных. Временно расположили в нашей деревне. В сентябре Сеня вступил в истребительный батальон. Я осталась одна на все четыре класса. А вскоре вызвали меня в сельсовет. Говорят: надо готовиться к эвакуации. Все упаковала: книги, таблицы, карты... На баржу мы очень рассчитывали, но она прошла мимо Кижей. А за Кижами обстрелял ее вражеский самолет. Говорят, много было жертв. После-то, как и через Олений остров эвакуироваться не удалось, поняла я: надо готовиться к худшему. А потом Сеня пришел. Без него пропали бы мы. Всем им, кто в истребительном был, задание дали и распустили. А через несколько дней, помнишь, мама, к нам пожаловали незваные гости. Вечером это было. Сеня читал. Я ужин готовила. Вышла я в коридор с тарелкой в руках, что-то на холод вынести собиралась, открываю дверь, а там словно призраки в белых халатах. У меня и тарелка выпала. У нас они расположились на отдых. А потом все ходили по деревне и у ребят спрашивали, не видели ли они партизан. А сами ведь остановились в семье партизана, на той печке грелись, за которой я гранаты да комсомольский билет свой спрятала. - Да я вижу вас совсем разморило, - прервала свой рассказ Татьяна. - Пора отдыхать. Безмерно уставшие люди устроились на ночлег. Спали, не раздеваясь. В изголовьи Орлов положил наган. Гранаты находились в шкафу. Их тоже можно было в случае нужды пустить в ход. Несмотря на усталость, Алексей долго не мог заснуть. Он ворочался на своем довольно жестком ложе и думал, думал, как быть дальше. Одно ясно: надо добираться до своих. И вовсе не ради спасения собственной жизни. Просто он не видел иного выхода для продолжения борьбы. Легализоваться ему здесь невозможно (слишком многие знают его в лицо), а о партизанах в Заонежье пока ничего не слышно. Как же быть? Или ждать, пока озеро замерзнет, и потом идти на лыжах? Тут и Галя от него не отстанет. Девушка она выносливая, хотя и хрупкая на вид. Да, но вдруг долго не станет озеро? Что тогда? Числиться в пропавших без вести? И сразу пришло решение: надо попытаться с помощью Чеснокова и Калганова достать лодку. С этим и заснул. Утром Алексей поднялся поздно. Галя уже встала и расчесывала свои длинные волосы. Только Орлов собрался пройти на кухню, как оттуда прибежала Татьяна. Все было понятно без слов. Лишь несколько секунд понадобилось для того, чтобы скрыть следы ночлега, и вот уже Галя и Орлов, затаив дыхание и тесно прижавшись друг к другу, стоят в шкафу. В одной руке у Орлова - граната, в другой - взведенный наган. Шаги раздаются уже в большом классе. Это с кем-то вошел Семен. Разговаривают по-фински. Наконец стукнула дверь. Кажется, пронесло на этот раз. Но выходить еще рано. В шкафу совершенно темно, но Орлову кажется, что он видит широко открытые глаза своей спутницы, видит ее упрямо сжатые губы. Снова шаги. Теперь знакомые, быстрые. "Отбой", - шепчет Татьяна, и все с облегчением вздыхают. Алексею и Гале не повезло. Как назло, вражеские патрули зачастили в Середку. Все чаще им приходилось долгие часы просиживать в шкафу. В такие минуты Орлов старался не думать об опасности. Он даже ухитрялся совершать мысленные путешествия в прошлое. Вспоминал родную деревню Ивойлово, что близ Череповца, годы работы в колхозе. Вспомнилось и то, как в 1935 году приехал в Петрозаводск и поступил на Онежский завод. Работал молотобойцем, а потом и кузнецом. По четыреста канадских топоров за смену выходило из-под его молота. А потом пригласили на работу в милицию. После годичной школы получил назначение в Заонежский район уполномоченным Сенногубского и Кижского сельсоветов. Жили хорошо: он, жена Александра Дмитриевна и трое дочерей. В 1941 году родился сын. Но тут началась война... Семью эвакуировал, а сам - в истребительный батальон. Из проведенных у Чесноковых дней Орлову особенно запомнился один. То ли седьмой, то ли восьмой. Утром, после завтрака, Алексей, Галя и Семен сидели в классной комнате, рассматривали старинную книжку, которую Орлов обнаружил в груде других на столе. Называлась она довольно затейливо: "Поездка в Обонежье и Корелу В. Майнова". Таня с матерью оставались на кухне. Вдруг дверь распахнулась, и туда ворвалась группа финских солдат. Это был патруль из комендатуры. - Муж ваш где? - спросил у Тани старший, высокий, длиннолицый человек с выпученными глазами. - С книгами, наверное, возится, - сказала она, а сама черенком ножа по столу стучит, вылезший гвоздь заколачивает (был у них такой условный сигнал). Однако кто знает: услышали ли они там, в маленьком классе. - Проведите к нему, - все настойчивее требовал офицер. А Таня не спешит. К матери обращается: - Сколько раз я просила тебя этот гвоздь заколотить. Вчера из-за него блузку порвала. - Сейчас, Танечка, - ответила она и потянулась за молотком. - Не стучать! - и офицер приказал молодой женщине следовать за собой. Пришлось подчиниться. - Что это у вас все двери заставлены, - вскипел офицер, заглянув в жилую комнату. - Раньше этого не было. - Холодно. Сквозит. У нас же маленький ребенок... - Ребенок это хорошо. Партизаны - плохо, - сострил офицер, и его лицо растянулось в улыбке. - Нет в доме партизан? - Ну что вы, зачем такое говорите! Откуда у нас партизаны? Муж так предан финскому начальству... - Знаем, знаем. Не надо сердиться. Прошли в большой класс. Офицер внимательна осмотрел его и направился было в соседний, но, убедившись, что дверь и с этой стороны заставлена, повернул обратно. - И тут баррикады! - окончательно вышел из себя он. В это время из коридора показался Семен. - Здравствуйте, - сказал он по-фински, успокаивая взглядом Таню. - Здравствуйте. Давненько у нас не были. - Что это вы забаррикадировались? - Холодно. Ребенок ведь у нас. Так чтоб не дуло. - Ну что ж. Посмотрим. Все прошли на кухню, оттуда в жилую комнату. Семен отодвинул стол и, приоткрыв дверь в маленький класс, сказал, что все там по-прежнему. - Посмотрим, - возразил офицер и прошел в класс. Семен и Татьяна шагнули следом. Солдаты топтались в дверях. Начальник патруля стал рассматривать книги, сваленные на столе. Он и не подозревал, что в каком-нибудь полуметре от него находятся двое готовых к решительным действиям людей. Внимание офицера привлекла карта Советского Союза, которой было завешано окно. Подойдя ближе к окну, он с видимым удовольствием стал водить пальцем по карте, отыскивая Москву. - Москва - кайки. Понимаешь? - сказал он Тане. - Понимаю. И снова белая рука с длинными пальцами поползла по карте. Дойдя до Урала, офицер резко взмахнул ладонью, как бы отсекая что-то, и сказал: - Здесь пройдет граница великой Финляндии! Он еще постоял некоторое время у карты, самодовольно улыбаясь и мысленно представляя себе будущие границы Суоми. Затем вдруг резко повернулся и устремился к книжному шкафу. - Открыть? - предупредительно спросил Семен, берясь за дверцу. - Открывай, да убери туда, наконец, книги, - включаясь в опасную игру, сказала Татьяна. - А то разбросаны они как попало. - Зачем убирать. Пусть лежат на столе. Если финским властям потребуется комната, легче будет отодвигать шкаф, - ответил Семен. - Правильно, - одобрил офицер и как-то сразу утратил интерес к шкафу. Скоро патруль, прихватив с собой Семена, отправился к старосте, чтобы через переводчика передать ему приказ финского начальства: "При появлении в деревне чужих, немедленно докладывать". Тем временем Орлов и Галина хоть на несколько минут смогли покинуть свое тесное убежище. - Дай-ка воды, бабуся, - сказал Алексей Таниной матери. - Жарковато что-то. Принимая полную кружку, он пролил несколько капель. - Ого, труса празднуем! Руки уже дрожать начали. Ну-ка, Галочка, пей первая. Держалась ты молодцом. - А мне ничего другого не оставалось. - Вот уж что верно, то верно. Да, видно, нельзя нам больше отсиживаться. И хозяев подведем, и сами ни за грош погибнем. Действительно, последнее время фашисты все чаще и чаще появлялись в школе. Они облюбовали большой класс для танцев, и Орлову то и дело приходилось, сидя в шкафу, корчиться от ярости, поневоле слушая шарканье и топот солдатских сапог, выделывающих пируэты под звуки старого расстроенного аккордеона. "Эх, шарахнуть бы по танцорам гранатой!" - не раз думал он. На десятый день вечером, когда Семен вошел в маленький класс, Орлов сразу понял: есть важные новости. - Говори, Сеня, не томи душу. - Говорить, так говорить. Плацкарты приобретены. Сегодня ночью отправляемся. - Порядок, Галя! - воскликнул Орлов. - Собирай-ка вещички, а мы тут кое о чем побеседуем. - Вот что, Семен, - продолжал Алексей, когда они уселись в дальнем углу комнаты. - Собранные тобою сведения об укреплении Клименицкого острова и о силах противника я передам нашему командованию. Понимаю, что тебе не легко, но сбор данных надо продолжать. Ты у оккупантов на хорошем счету, язык знаешь. Наши обязательно установят с тобой связь. Так что жди гостей, дорогой, и не грусти. Было далеко за полночь, когда кто-то три раза негромко стукнул в окно. Семен вышел и сразу возвратился. - Пошли! Невдалеке стояла лошадь с санями, которой правил двенадцатилетний сын Калганова Саша. Первым рейсом он доставил на Олений остров лодку. Теперь очередь была за людьми. Орлова и Галю прикрыли сеном и благополучно отвезли туда же. Все по-братски обнялись на прощание. Галя в обе щеки поцеловала раскрасневшегося Сашу. - Запомни, Семен, - сказал Орлов, - как будет до тебя нужда, знак такой: полено дров уронят на дворе у вас. - И он сильно оттолкнулся веслом. Глава 4 В СТРОЙ - Живем, Галочка! - сказал Алексей. - Скоро на пружинных матрасах спать будем. А книжный шкаф, если уж и понадобится, то только по прямому назначению. - И, пользуясь веслом, как шестом, стал выталкивать лодку на глубину. Хрупкий береговой ледок сменился густой шугой, затем - салом. А вот и свободное озеро зачернело впереди. Алексей приналег на весла и тихо пропел: "Из-за острова на стрежень..." И тут взгляд его остановился на дне лодки: - Эге, воды-то порядком набралось. Может, не вычерпал ее, когда отплывал? Нет, воды становилось все больше, а впереди - нелегкий сорокакилометровый путь. Орлов греб, Галя консервной банкой вычерпывала воду за борт, но она все прибывала, грозя затопить лодку. Пришлось повернуть обратно. Метров сто, не меньше, оставалось до берега, когда борта почти сравнялись с поверхностью озера. Дорога была каждая секунда. Спасая Галю, Орлов осторожно выбрался из лодки. К счастью, здесь уже было неглубоко. И все-таки он по пояс погрузился в ледяную воду и медленно потянул лодку за собой. Но вот и берег. Непослушными, окоченевшими руками они с трудом закрепили полузатонувшую посудину. Обсушиться удалось в одном из оставленных хозяевами домов. А потом Орлов внимательно осмотрел свое утлое суденышко. Трещина в лодке оказалась солидная - метра полтора длиной. Нашел фанеру, паклю, гвозди и приступил к ремонту. Еще было темно, когда они снова пустились в плавание. Двенадцать часов пробирались к противоположному берегу. Сколько раз, совсем выбившийся из сил, Орлов готов был бросить весла, но тут же брал себя в руки и снова греб и греб, изредка смахивая с лица ледяную бахрому. Когда до цели, казалось, было уже рукой подать, ледяное сало за бортом все теснее окружало лодку. Озеро замерзало буквально на глазах. - Врешь, не возьмешь! - говорил Орлов, до крови кусая губы. Он разбивал веслом ледяной панцирь, метр за метром сокращая расстояние, отделяющее их от берега. Вечером 23 ноября они высадились в районе Ялгандсельги и впервые за последние пятнадцать дней смогли вздохнуть спокойно. Алексей и Галя постучались в первый же дом. Хозяева тепло встретили их: обогрели, напоили, накормили. Старикам не верилось: в такую непогодь пробиться с той стороны! - Теперь в Песчаное, - сказал Орлов. - Там - пограничный батальон. Отправились. Но, не дойдя до цели, были задержаны пограничным нарядом. Документы, которые предъявил Орлов, показались старшине с зелеными петлицами подозрительными: почему это участковый уполномоченный милиции пробирается с той стороны? У тещи что ли загостился. Однако тут же все выяснилось: в Песчаном было немало людей, которые хорошо знали и Орлова и обстоятельства его исчезновения. А вот для начальника милиции Пеночкина появление подчиненного было как гром среди ясного неба. Ведь он доложил по начальству, что Орлов, якобы, добровольно остался на той стороне. Прибыв в Песчаное, Алексей явился в штаб батальона и попросил зачислить его в ряды действующей армии. Эта просьба была удовлетворена. Его определили в разведывательное подразделение. Потекли дни боевой учебы, за днями - недели, и Алексей, недавно избавившийся от смертельной опасности, почувствовал себя так, будто он находится в глубоком тылу. Но это был лишь прифронтовой тыл. Там, за озером, окопался враг. - И долго мы будем здесь прохлаждаться? - спрашивал Орлов как-то вечером своего давнишнего знакомого Степана Гайдина, в прошлом оперуполномоченного милиции. - А что тебе не нравится? - решив позлить Алексея, ответил Гайдин. - Каша вон какая густая: ложка стоит. Жилье прекрасное. Тепло, и мухи не кусают. - Шуточки шутишь! - вдруг вскипел Орлов. - А шутка, сам знаешь, с правдой в ногу ходит. Серьезно говорю: руки дела просят. Другие воюют. Вот Зайков, тот, что участковым работал, говорят, у партизан действует. А мы... - И наш черед придет! - уже совсем иным тоном заговорил Гайдин. - Вот увидишь, Алексей, скоро перемены нагрянут. Еще пожалеешь, что каши мало поел... Гайдин оказался прав. Через пару дней обоих пригласил к себе старший лейтенант, командир батальонной разведки. - Вот что, ребята. Есть дело. Но сразу скажу - трудное. - Любое сладим, - не выдержал Орлов. - Натосковалась душа по настоящей работе. В самое пекло пойдем... - Ладно. Верю. А дело вот какое. Надо бы разведать Большой Клименицкий остров: что там делается, как укрепляют его оккупанты. Докладывали вы, товарищ Орлов, что у вас там есть на кого опереться. Так как? - Ясно как. В дорогу, - и точка! - Добро. Но учтите: сорокакилометровый бросок на лыжах туда, а затем такой же обратно - это не шутка. Потренироваться надо. Дней десять на подготовочку потратим. Как ни хотелось разведчикам поскорее двинуться в путь, они понимали, что старший лейтенант прав. Отправляясь в такой поход, важно предусмотреть все, вплоть до запасных портянок. Не десять, а пятнадцать дней тренировались они, делая лыжные переходы по пересеченной местности, совершая головокружительные спуски с гор. ...Вышли из Марнаволока в ненастную погоду, часа в четыре дня. - Как бы в ночь мороз не ударил, - заметил Гайдин. - Там видно будет, - ответил Орлов и, выйдя вперед, зашагал по снежной целине, прокладывая лыжню. Двигались бы быстрее, но приходилось то и дело по компасу сверять направление. Через некоторое время Орлова на тропинке сменил Гайдин, а Алексей двигался за ним почти автоматически, сберегая силы для дальнейшего. Орлов думал о том, что идти прямо к Чеснокову все же опасно. Лучше сперва повидать Калганова. Потом мысли его обратились к Галине Глебовой, которая вскоре должна была уехать в свои родные вологодские края. В тылу врага она вела себя молодцом. Предстоящая разлука с ней огорчала Орлова. Ведь вместе было столько пережито. - По-моему, мы уже на подходе, - сказал Гайдин, приостановившись и еще раз сверившись с часами и компасом. - Воевнаволок где-то рядом. Он не ошибся. Скоро лыжники вошли в губу и стали осторожно приближаться к берегу. Вдруг Орлов предостерегающе поднял руку. Лыжной палкой он на что-то указал Гайдину. Тот присмотрелся и тоже увидел, что прямо перед ними подвешены замаскированные ветками мины. Малейшее неосторожное движение грозило разведчикам смертью. Но они хорошо знали, как надо вести себя в случае подобных "сюрпризов". О разминировании сейчас не могло быть и речи. Орлов с Гайдиным аккуратно разгребли снег и проползли под ветками. Вскоре они увидели дорогу Сенная Губа - Косельга. С полкилометра шли по ней, а потом сняли лыжи и метров триста передвигались вперед спиной. - Будет! - шепнул Орлов. Они вновь встали на лыжи и, никого не встретив, вышли к Середке. К этому времени уже совсем рассвело. Ясно, что идти в деревню утром никак нельзя. Пришлось дожидаться в лесу, пока не стемнеет. Но нелегким было это ожидание. Прогноз Гайдина оправдался: ударил мороз. Вспотевшие и уставшие люди стали замерзать. Молча закусили сгущенным молоком. Пустую банку Орлов аккуратно убрал в вещмешок. Не дай бог "наследить"! И потянулись часы ожидания. Но вот, наконец, стемнело. Разведчики быстро добрались до Середки. Деревня уже спала. Но в доме Калганова горел свет. Оттуда доносились звуки гармошки. - Вечеринку что ли, старый черт, затеял? - шепнул Орлов Гайдину. - Никак, танцуют... - И нам впору танцевать, а то совсем закоченеем. Надо было как-то вызвать хозяина. Оставив Гайдина в сарае, где они укрылись, Орлов подобрался к окну: "Как будто только деревенские, но все-таки соваться туда никак нельзя. Орлов подумал, подумал, вернулся в сарай и спихнул со своего места деревянную ступу. Она с грохотом покатилась по дощатому полу. - Сейчас сюда вся деревня сбежится, - забеспокоился Гайдин. Однако вскоре из дому вышел один Калганов. В руках у него был фонарь. Он огляделся, щурясь после яркого света. Убедившись, что хозяин один, Орлов шепнул: - Это мы, Владимирыч... - Никак, товарищ Орлов? - Т-сс! Чем болтать с нами, скорее гостей своих спровадь. - Замерзаем, - пояснил Гайдин. - Посидите маленько, - ответил Калганов. - Что-нибудь придумаю. Вернувшись домой, он некоторое время понаблюдал за танцующими, а затем, прислонившись к стене, застонал. - Что-то живот схватило... Страсть как больно, - пожаловался он жене. И тут же добавил: - А вы танцуйте. Не обращайте на меня внимания... Хитрость удалась. Гости заспешили по домам. А тут же выздоровевший Калганов отправился в сарай, где, съежившись от холода, сидели Орлов и Гайдин. - Выдворил. Прошу, гости дорогие. Зашли. Отогрелись чаем. Спокойно переночевали, а утром - в знакомый тайник за печкой. Калганов сходил к Чесноковым, и скоро Орлов увидел знакомую фигуру учителя. Долго трясли друг другу руки. Чесноков подробно рассказал все, что ему известно об укреплении противником Клименицкого острова, о том, какими силами располагают в Заонежье фашисты. - Мы с женой, - сообщил он, - недавно ходили в лес, финнам объяснили, что дрова рубить, а на самом деле хотели проверить, есть ли там караулы. Так вот в пути повстречали знакомых из Кургениц. От них узнали: в руки к оккупантам недавно попали партизаны. Долго издевались над ними изуверы: выкололи глаза, а потом фотографировали. - Слышишь, Степан, фотографировали, - тихо сказал Орлов Гайдину. - Фотографировали, гады! Ничего. Скоро мы их так сфотографируем, что ни негативов, ни позитивов не будет! - А еще из деревни Косельга убежал двенадцатилетний мальчуган. Он решил по озеру в Пудож пробраться. За ним гнались, но не поймали. Тогда оккупанты на глазах всей деревни запороли насмерть отца и мать мальчика. Люди негодовали, плакали, но ничем помочь не могли... Всех работоспособных мобилизовали на лесозаготовки. Заставляют гнуть спину по десять-двенадцать часов. За малейшую провинность людей наказывают, бьют резиновыми нагайками. И долго они будут помыкать нами? Ты все-таки с той стороны, Алексей Михайлович. Скажи. - Что тебе сказать, дорогой? Не очень хороши теперь наши дела. Это верно. Скрывать не буду. Но будут лучше дела, будут! Знаешь, как с пружиной бывает? Чем туже она закручивается, тем с большей силой затем развернется. А вы не унывайте. Понимаю: ночь у вас. А вы дню помогайте. Он и придет, наш день. Простились. Обнялись по-братски. Был уже первый час ночи, когда разведчики вышли в обратный путь. Калганов рассказал им, что в деревне Ошевнево у старосты есть хорошая лошадь. Даром ему досталась. - Давай-ка мы с тобой о комфорте подумаем, - сказал Орлов, хитро улыбнувшись. Они молча подошли к дому старосты. Стали стучать. На пороге показался человек. - Нам старосту! - Я староста. - Нужна лошадь. Староста глянул на маскхалаты разведчиков и, сразу смекнув, с кем имеет дело, заложил сани и вручил Орлову кнут. - Прощайте, - сказал он. - До свидания, - ответил Орлов. Кружным путем разведчики благополучно добрались до Песчаного. Прошли в штаб для доклада: - Так вот это кто! - сказал майор Черняков. - А мы тут гадаем, кто это прямо на санях контрольную лыжню пересек. А вообще - молодцы! Небось, по баньке соскучились? Айда париться, ребята. Утро вечера мудренее, утром и поговорим. После этого еще несколько раз совершал Орлов дерзкие рейды в тыл противника. Не знал он тогда, что вся эта боевая работа была лишь прелюдией к еще более трудному делу. Глава 5 НЕВИДИМЫЙ ФРОНТ - Я хочу, чтобы вы меня хорошо поняли, - сказал полковник Владимиров, закуривая и подвигая Орлову пачку папирос. - Речь идет о том, чтобы стать солдатом невидимого фронта. А что это значит, понимаете? - Пытаюсь понять, товарищ полковник. - И это неплохо. Для начала. А теперь серьезно. Я очень хорошо знаю, что вам пришлось пережить по ту сторону озера. - Тогда меня больше всего волновало, что обо мне могут подумать свои. Скажут еще: нарочно остался. Фашистам захотел потрафить или струсил, скажут. Хрен редьки не слаще. - Не слаще. Согласен. Но мы хотим вам предложить нечто гораздо белее острое, чем редька. Причем дело осложняется тем, что и умереть-то с музыкой, может, не удастся. Орлов промолчал. Он взглянул в умные серые глаза полковника и подумал: шутит, хочет дать ему время осмыслить серьезное предложение. И еще один, вывод сделал Орлов: этот сухощавый полковник, видимо, во всех деталях изучил все, что произошло с ним, Орловым, с начала войны. - Я готов к выполнению любого задания, товарищ полковник, - сказал Алексей и встал. - Вот это разговор. Но вы садитесь, пожалуйста. Наша беседа только начинается. И полковник, теперь уже без всяких отступлений, подробно рассказал, чего ждет командование от Орлова и всех тех, кому предстоит вместе с ним выполнять задания в тылу у врага. - Две вещи имейте в виду, - заметил полковник в заключение. - Только в том случае вы добьетесь успеха, если в каждом из местных жителей будете видеть то хорошее, что в нем есть. Конечно, осторожность и бдительность очень нужны. Но подозрительность - ни в коем случае. Подозрительность, как ржавчина, разъедает человеческие отношения, а дружба цементирует их. Что же касается очевидных предателей, то им - никакой пощады. Понятно? - Понятно, товарищ полковник. - Вот теперь идите. А о деталях мы еще не раз поговорим. Поучиться вам придется. И крепко поучиться, товарищ Орлов. Полковник остался один. Он несколько секунд сидел без движения, будто прислушивался к своим мыслям. Затем придвинул к себе папку с оперативными документами. У Александра Михайловича Владимирова и тех, кто работал вместе с ним, были нелегкие обязанности. В то время как обычная войсковая разведка прощупывала, главным образом, передний край противника, чекисты-разведчики действовали в тылу врага, оказывая неоценимую помощь и армии, и партизанам, собирая ценнейшую информацию о противнике. Но этим их функции не ограничивались. Каждый разведчик был готов и к выполнению диверсионных заданий. И, наконец, он был полпредом советской власти на временно оккупированной территории. А полпредом, как известно, может быть далеко не каждый. "У этого парня как будто пойдет дело, - подумал полковник об Орлове. - И непосредственность у него есть, и простота, и энергии - хоть отбавляй. Смел до чертиков. А знания? Они придут". И потянулись для бывшего участкового милиции дни напряженной учебы. Многое требовалось от разведчика: и умение владеть всеми видами оружия, и выносливость, и искусство ориентировки в самых трудных условиях - по компасу и без компаса. А как важно научиться разводить бездымный костер, ходить по лесу, не оставляя следов, так, чтоб ни один листик не дрогнул, ни одна самая тонкая веточка не надломилась. А главное: человек должен научиться принимать правильное решение в самой сложной обстановке, находить выход из любого положения. В дальних походах, которые максимально были приближены к боевым условиям, Орлов знакомился со своими товарищами, все больше убеждаясь в том, что народ в группе подобрался настоящий. В середине апреля 1942 года Орлов, Гайдин и радист Павел Васильев получили задание и стали готовиться к выброске в тыл врага. Днем они тренировались, изучали материальную часть парашюта, а по вечерам - шифровальное дело, склонялись над картами, знакомясь с районом предполагаемых действий. - Сейчас главное для вас - зацепиться, - говорил полковник. - Надо создать надежные явки. Тогда и нам, и вам будет легче. А пока ничего определенного предложить не могу. Правда, есть кое-что... Виктор Васильевич вас познакомит. Но по этим адресам без повторной проверки идти не рекомендую. А то вдруг от ворот поворот, как с этим Юровым. Ну, ни пуха вам ни пера! ...Отправлялись 15 мая на легкомоторном самолете с аэродрома, расположенного неподалеку. Все трое были в такой одежде, какую носят в Заонежье многие. У каждого были надежные документы. Продукты, вещи упаковали в брезентовые мешки: их сбросят на грузовых парашютах. Короткое прощание, и вот уже Р-5 после недлинной пробежки поднимается в воздух. На значительной высоте стали пересекать линию фронта. И тут первая неудача. Вокруг самолета появились белые облачка дыма. Казалось, невидимый великан делал затяжки из гигантской трубки. - Обстреливают, - только и успел сказать Гайдин, когда машину довольно сильно тряхнуло. Еще несколько секунд полета, и снова удар. Воздух со свистом врывался в пробоины, проделанные осколками в фюзеляже. - Раненых нет? - спросил Орлов, тревожно оглядывая товарищей. - Значит пронесло. Однако не пронесло. В чистом до этого звуке мотора появилась какая-то картавость. Тем временем машина вышла в район деревни Боярщины, что километрах в десяти от Сенной Губы. Орлов, не подозревая, какие неприятности им принес осколок зенитного снаряда, с интересом разглядывал виднеющиеся сквозь дымку знакомые места. И вдруг последовала команда - "Прыгать!" - Тысячи три метров! - крикнул Гайдин. - Разнесет к чертям. Чуток пониже надо. - Ну что же, тогда давайте вместе погибать! - в сердцах отозвался летчик. - Видите, маслосистема не в порядке, осколком трубку перебило. Того и гляди сковырнешься. Приказываю прыгать! - Прыгать - так прыгать, - сказал Орлов и первым шагнул к люку. Приземлились довольно кучно, но где? Почти у самой деревни. Только успели погасить парашюты, как видят: из Боярщины бегут солдаты. - Быстро в лес! - крикнул Орлов, торопливо обрезал стропы парашюта и, укрываясь за камнями, стал отходить. Другие молча последовали за ним. Где-то рядом находились тюки с продовольствием и питанием для рации, но искать их не было времени: малейшая задержка могла стать гибельной для всех. Скоро густой лес принял в свои объятия разведчиков. Здесь они смогли подвести весьма неутешительный итог: выброску скрытно провести не удалось, связи нет, нет продовольствия... - Сколько у нас продовольствия? - спросил Орлов и молча выложил все, чем располагал. То же сделали и другие. - Итак, семь сухарей, две неполные плитки шоколада, шесть кусочков сахара и все. Немного, однако. Но надо как-то выпутываться. Придется поскорее связаться с местными жителями. - Легко сказать, - отозвался Гайдин, - можно на такого напороться, что потом не выпутаешься. - Хорошо. Так что же ты предлагаешь? Гайдин промолчал. В течение нескольких дней разведчики вынуждены были отсиживаться в лесу. Даже на поиски груза нельзя было идти: там у тюков наверняка засада. - Свои, наверное, нас уже в покойниках числят, - как-то заметил Гайдин. - Небось, летчик доложил обстановочку. - Это если он сам до места дотянул. Вот что: пока ноги таскаем, давайте вот туда подадимся, - и Орлов указал на карте едва заметную точку. - Липовицы? - Они. Соблюдая все предосторожности, пустились в путь. К вечеру оказались неподалеку от деревни. Сделали привал в лесу. Утром стали наблюдать. Деревня как вымерла. Никого. - А может и впрямь никого? - сказал радист. В это время издали послышался стук топора. Осторожно начали продвигаться в этом направлении. Когда приблизились, Орлов остановился, приложил палец к губам и уже один направился к неизвестному лесорубу. Раздвинув ветви кустарника, он увидел женщину, уже немолодую. Небольшим топором она срубала ивняк и тут же сдирала с него кору. Орлов вышел на тропку и направился прямо к незнакомке. - Привет, хозяюшка! Женщина вздрогнула. - Фу, черт, напугал! Откуда такой гладкий взялся? - Это я-то гладкий? - Орлов был искренне удивлен. После семидневных голодных скитаний по лесу он считал себя истощенным до последней степени. Да и бородой оброс порядком. - Ну, что гладкий, я, может, лишнее сказала. А все-таки справнее ты, чем наши. - А я что же - с Луны свалился? Не ваш, значит. - Не с Луны, конечно, - и тут в карих глазах женщины молнией сверкнула догадка. - Милый, а не с той ли ты стороны? В деревне все про каких-то парашютистов говорят. Столько было во взгляде женщины надежды и еще чего-то бесконечно трогательного, что не захотел, да и не нашел нужным Орлов таиться: - С той, дорогая, с той. - Как наши? Когда выручка будет? Измаялись. - Будет выручка. А вы тут как? - Хлеб с соломой едим, да барского кнута уже отведали до сытости. Все расскажу... Неподалеку тут трудовой лагерь. Там одной баландой кормят. Резиновой дубинкой потчуют. Начальником у них Сюкалин приставлен. Из бывших наших. Так от него людям ни днем, ни ночью спокою нет. - Сюкалин, говоришь? - Он самый! - Так что же, и Сюкалин рукам волю дает? - Этого не слышала, а что к новым хозяевам льнет - это верно говорят. - Что ж, дыма без огня не бывает... Еще долго слушал Орлов, а вместе с ним и присоединившиеся к нему товарищи, сбивчивый, но потрясающий своей страшной правдивостью рассказ женщины. - Только про меня - ни гу-гу, - сказала она. - Не за себя боюсь. За ребятишек. А вам пусть бог поможет. - На бога надейся, а сам не плошай, - вот чему народ учит, - улыбнулся Гайдин. И разведчики двинулись в путь, к деревне Оятевщине, где должны были встретиться с одним надежным человеком. Всю дорогу Орлов силился вспомнить, где слышал он фамилию Сюкалина: "Черт! И памятью будто не обижен, а никак не могу припомнить. Сюкалин... Сюкалин... Нет, скорее Сукалин ты. Сука ты порядочная, если в тяжкий для народа час в лакеи к врагу пошел". Оятевщина принесла новое разочарование разведчикам: как и многие другие, пустовала деревня. То ли выселили крестьян фашисты, то ли сами люди подались туда, где можно было хоть как-то прокормиться. Прошли еще ряд деревень, которые молча глядели пустыми глазницами окон. Из сил выбились все, даже Орлов, казалось, не ведавший усталости. Еще несколько неимоверно трудных километров, и люди вновь увидели скопление домов, тесно прижавшихся к Онежскому озеру. Может, лодка здесь сыщется, это уже шанс на спасение! Один сможет переправиться к своим, и тогда в нужное место будут сброшены продовольствие и рация. У озера им впервые улыбнулось счастье. Невдалеке увидели табун лошадей. Видно, где-то обоз вражеский расположился: кони хорошо кормленые, один к одному. Была не была! Алексей Михайлович подобрался к одной из лошадей, сел на нее верхом и поехал к мысу Кавнаволок. Здесь лошадь прирезали. Мясо положили в воду, чтоб не портилось. В этот вечер впервые за несколько недель поели горячей пищи. А наутро решили разведать деревню Вертилово, до которой было километров семь-восемь. Поначалу казалось, что и эта деревня брошена жителями. Но часов в восемь утра из второго от края дома вышли двое: мужчина и женщина с корзинкой в руках. Они прошли к озеру. Там в укромном месте была привязана лодка. Мужчина, стоя на корме, сильно оттолкнулся веслом, и вскоре они скрылись из виду. Орлов, не теряя ни минуты, направился к дому, откуда вышли эти двое. Укрываясь за поленницами дров, Орлов незаметно подобрался к жилью. Заглянул в окно. Старушка убирала в шкафчик только что вымытую чайную посуду. Она ничуть не удивилась, когда в комнату без стука вошел незнакомый человек. Видно, не он первый. - Здравствуйте, хозяюшка. Здесь ли Василий Сергеевич Июдин живет? - Нет такого. Это дом Петра Захаровича Сюкалина. - Сюкалина? - Да. Он зять мой будет. Сюкалин! Наверное, тот самый... А он, как видно, живет неплохо. На неприбранном столе - остатки довольно обильного завтрака: на тарелке горка сахара, толсто нарезанные куски сала, какие-то консервы. Перехватив голодный взгляд Орлова, обращенный на стол, старушка спросила. - Может быть, закусите, чем бог послал. - Спасибо. Меня ждут. Не хотел, да и не мог он есть в доме человека, о котором слышал столько плохого. - А сейчас Петр Захарович где? - спросил Орлов. - Они близехонько: сетки смотрят. Рыбка в эту пору хорошо ловится. Сущика я уже тьму-тьмущую наготовила. До наших хватит. Может, щуки отведаешь? Но Орлов отказался и от щуки, зато немало подивился странно звучащим в устах тещи предателя словам "до наших хватит". Наскоро простившись, он вышел на улицу и направился к товарищам, которые с нетерпением ожидали его в кустах. Посоветовались и договорились, прежде чем решать судьбу Сюкалина, выслушать его. Может, сообщит что важное. Знать он должен немало, раз якшается с оккупантами. Встретиться с Сюкалиным поручили Орлову. Остальные должны были схорониться неподалеку и, в случае нужды, вмешаться. Ждать пришлось недолго. Вскоре разведчики услышали характерный скрип уключин, а вслед за этим из-за островка вынырнула лодка. Вот она уперлась носом в берег. Но Орлов не спешил выходить. Разговор предстоял неприятный. Что касается мужчины, тут как будто все ясно - предатель. Но женщина - другое дело. Ее вмешивать нет оснований. А раз так, лучше бы она ушла поскорее. Словно угадав мысли Орлова, женщина взяла в руки тяжелую корзину с рыбой и направилась к дому. Мужчина среднего роста, с тонкими чертами лица, неширокий в кости, но, видно, крепкий собрался было отчаливать, когда Орлов внезапно появился на берегу. - Сюкалин? - довольно громко спросил он. - Сын собственных родителев, - отозвался человек из лодки и скользнул по Орлову глазами, в которых то и дело загорались лукавые огоньки. - Да, Сюкалин я, Петр Захарович, - продолжал мужчина. - Вам, Алексей Михайлович, грех меня не знать. - Какой Алексей Михайлович? Чего плетешь! - Обыкновенный. Который Орлов. Участковый наш. Мне ли не знать! Теперь и Орлов вспомнил. Недаром фамилия Сюкалина с самого начала казалась ему знакомой. Еще бы: в Сюкалине он признал человека, которого вынужден был привлекать к ответственности за нарушения общественного порядка. Перед самой войной Сюкалин вновь приехал в Сенную Губу и вот где теперь объявился. - Что ж, подъезжай поближе, Сюкалин. Побеседуем. - Побеседовать? Это можно, - и Сюкалин уверенно подвел лодку к тому месту, где стоял Орлов. Закрепил ее и ловко выскочил на берег. - Побеседовать. Это можно, - без всякой робости повторил он. - А вы, Алексей Михайлович, где сейчас обретаетесь? - Где и ты: у оккупантов. Их хлеб кушаю. Советскую власть продаю налево и направо. Вот враг меня за это и милует. - Ну, меня-то он не больно милует. Того и гляди на пулю нарвешься. - Зачем тебе финская пуля? Мы для тебя, добрый человек, и советской не пожалеем. - За что, товарищ Орлов? - Я тебе не товарищ, предательская ты шкура. А ну-ка расскажи, как ты над советскими людьми измываешься, как помогаешь оккупантам из наших советских граждан кровь пить. - Нет этого! - почти закричал Сюкалин, и такая обида прозвучала в его голосе, что Орлов понял: тут надо разобраться. Но вслух он продолжал в том же тоне: - То есть как это - нет! От людей слышали, что ты за шкура. - Шкура, говорите? Тогда назовите, кого эта шкура продала, кого под наказание подвела? Кого? Ага, не знаете! - серые глаза Сюкалина исступленно, яростно сверкали. - Потому не знаете, что нет этого. А что кричу иногда и угрозами сыплю, так это для вида, чтоб думали господа: "Старается". А своим потихоньку добро делаю. Вот как! - Хорошо, разберемся. - Орлов с треском переломил сухую ветку, и из кустов показались его товарищи. - Хорошо. Мы поверим тебе, но и проверим, как следует. Это я тебе прямо скажу, Сюкалин. Кто мы? Советские люди. Этим все сказано. А тебе еще надо доказать, советский ли ты человек. Смекаешь? - Смекаю. - А раз смекаешь, слушай. Нужны нам фамилии тех, кто тут и вообще в Заонежье больше всего художествами всякими известен. А потом еще хотим знать, какие части здесь действуют, какие укрепления на озере. И еще. Вот тебе две тысячи марок. Бери, бери. Не стесняйся. Но для порядка расписочку дай. Что до нас, так нам еда нужна и лодка. Ну лодку можно потом, а продукты... Вот на это самое место через сутки привезешь. - Привезу и масло, и галеты. - Вот и хорошо. Задолго до назначенного срока засели разведчики в кустах: вдруг Сюкалин не один явится. - Эх, напрасно мы ему доверились, - заметил Гайдин. - Это ты зря, Степан, - ответил Орлов. - Зря. Думаешь, если хулиганил, значит на всю жизнь печать. Нет, брат. Тут я в ноябре к одному ночевать попросился. Активист был. Комар носа не подточит. И не пустил. А Сюкалин? Что ж, посмотрим. Прибыл Петр Захарович, как обещал. Привез всякой еды, предупредил разведчиков, чтобы они вели себя осторожно: раза по три в день вражеские патрули наведываются в Вертилово. Дальнейшее пребывание в тылу становилось бессмысленным, так как без связи с Большой землей нельзя было передать командованию собранные данные. Решили с помощью того же Сюкалина разжиться лодкой и кое-какой снедью на дорогу. - Надо - так надо. Все будет, - заверил Петр Захарович, который оказался, на редкость энергичным и деловым человеком. - Будет вам и лодка, будет и свисток. Сухарей дадим, чтоб на неделю хватило и всего прочего. Одним словом, чем богаты... А маршрут, каким вам плыть, я разведаю. Поздно ночью собрались разведчики у лодки. Прощаясь с Сюкалиным, Орлов сказал: - Так вот, товарищ Сюкалин, порадовал ты нас. Хочется верить, что до конца настоящим человеком будешь. А от тебя сейчас что требуется? Раз уж у оккупантов в доверии, не зевай. Все примечай. И людей наших в обиду не давай. Но действуй осторожно, с умом. Это ничего, что о тебе сейчас молва нехорошая ходит. Важно, что после войны о тебе скажут. А я тебе обещаю: увидимся. Так что - до свидания. - И протянул он руку Сюкалину Петру Захаровичу. А потом точным сюкалинским маршрутом вышли они в открытое озеро. На простор выбрались и до самого Василисина острова гребли без отдыха. На этом острове сутки отдыхали, прежде чем на Шалу тронуться. Дальнейший путь проделали без приключений. Хоть и не во всем удачным был первый поход, но научил он многому и, прежде всего, тому, что в тылу у врага одного мужества мало. Необходимо еще хорошо знать противника, уметь бороться с ним и в этой борьбе на невидимом фронте уметь опираться на верных людей. Глава 6 НА ГИДРОСАМОЛЕТЕ Во второй половине августа редки в Заонежье тихие и теплые ночи. Осень здесь наступает рано. Дуют холодные ветры. Погода меняется часто. А в эту ночь стояла такая тишина, словно и озеро, и кусты разросшейся на берегу ивы насторожились в ожидании чего-то таинственного. Лишь едва слышны были редкие, размеренные всплески воды. Но вот откуда-то донеслось слабое, едва уловимое гудение, похожее на монотонное жужжание шмеля. Оно стало понемногу усиливаться и вдруг оборвалось. Некоторое время опять ничто не нарушало безмолвия ночи. И вдруг какая-то тень мелькнула на фоне светло-синего уже предутреннего неба. Снова наступило безмолвие. Но всплески продолжались, только уже не те, прибрежные, а отдаленные, доносящиеся оттуда, где затерялась тень. Прошло еще несколько минут, и к берегу мягко причалила резиновая надувная лодка. Из нее быстро, но осторожно вышли с оружием на изготовку люди. Один, пригнувшись, поднялся выше на берег, а другие тем временем что-то быстро сняли с лодки. Потом она уплыла в озеро, а трое оставшихся на берегу пошли к лесу. Спустя некоторое время лодка снова причалила к берегу. И опять из нее вышли несколько человек и направились к лесу. А лодка тотчас скрылась из виду, и снова над озером воцарилась тишина. Через полчаса вдали над водным простором зарокотал мотор. Прошло несколько секунд, и семеро оставшихся на берегу увидели на фоне белесого неба взмывший вверх самолет. Еще минута, и он лег на свой курс, улетел туда, за Онего, на Большую землю. А они, семеро советских людей, остались здесь, в тылу врага, на одном из многочисленных полуостровов Заонежья. Кто они, эти люди, тайно прибывшие сюда по заданию Родины? Если бы кто-нибудь из жителей Великой Губы и ближайших деревень увидел их, он без труда опознал бы в среднего роста, коренастом, широком в плечах мужчине - Алексея Орлова, в стройном кареглазом с небольшими залысинами на висках - Степана Гайдина, в низеньком, с редкими рыжеватыми волосами на голове - Глеба Зайкова. Был среди прибывших и мужчина лет тридцати пяти, худощавый, среднего роста, узколицый, светловолосый. Это первый секретарь Заонежского подпольного райкома партии Георгий Васильевич Бородкин. Но фамилию свою он оставил там, на свободной советской территории, а здесь, в оккупированном врагом Заонежье, он будет просто Мироновым. Пятый выделялся своим ростом, крепким, почти атлетическим сложением, полным красивым лицом. Выглядел он моложе своих тридцати пяти лет. "Какой жизнерадостный парень!" - невольно думал каждый, кто знакомился с Тойво Андреевичем Куйвоненом, вторым секретарем подпольного райкома партии, а здесь в лесу просто Тойво. Шестой в группе была девушка, жизнерадостная, энергичная. Еще недавно в Беломорске ее знали как Дарью Дудкову - секретаря комсомольского комитета на лесозаводе. Теперь она под фамилией Дубининой высадилась на заонежский берег в качестве секретаря подпольного райкома комсомола. В серой юбке, темно-коричневой кофте, повязанная платком, она ничем не отличается от деревенских девушек. И, наконец, - седьмой - радист Павел Васильев, почти одногодок Даши, невысокий, плотный парень. Его глаза всегда светились расположением к людям. Этот простодушный, несколько медлительный человек очень часто напевал или тихонько насвистывал какой-либо полюбившийся ему мотив. Даша Дудкова еще там, на Большой земле, как-то в шутку сказала ему: - Ты, Павел, наверное, мухи никогда не обидел, как же ты со своим характером в разведку пойдешь? - С мухами мириться можно, с фашистами - никогда! Итак, семеро. Подпольщики и разведчики. В числе первых - неизвестные никому в районе люди. Это в целях конспирации. Зато вторые знают здесь каждую тропку. Они должны помочь подпольщикам закрепиться, установить связи с населением. Но это впереди... Пока же уставшие люди спят в шалаше. Алексей Орлов, заступивший на первую двухчасовую вахту, охраняет их сон, чутко прислушивается к безмолвию. Кругом тихо. Но разведчик Орлов знает, сколь обманчива бывает такая тишина. И он, с маузером в руке, бдительно несет вахту, то и дело бросая зоркие взгляды в глубину леса. Когда все отдохнули, секретарь райкома Георгий Бородкин поручил Зайкову сменить Орлова на посту, а остальных пригласил в шалаш. - Что ж, товарищи, - сказал Георгий Васильевич, улыбнувшись, - начнем наше, так сказать, "производственное" совещание. Думаю, высадку мы произвели успешно. Во всяком случае, пока нет никаких оснований для беспокойства. Вражеские патрули нас не засекли. - Но и успокаиваться не следует, - заметил Гайдин. - Согласен. Готовясь к вылету, мы уже детально обсудили все то, что будем делать здесь на первых порах. Но коротко, наверное, стоит повторить. Хотя бы потому, что теперь у нас другой угол зрения. Да и в ЦК советовали: ориентируйтесь на месте. - Главное - явки, - сказал Куйвонен. - Согласен. Только одно маленькое замечание. Я служил в армии, но как говорится, не обстрелян, а Тойво и Дарья и вовсе рядовые, необученные. Так что, Степан, в случае боевого столкновения вы, военспецы, должны смотреть на нас как на рядовых бойцов. Во всех же остальных случаях прошу руководствоваться моими и Тойво советами. Хоть мы теперь вроде как партизаны, но никакой партизанщины допускать не можем. - Нельзя же только и делать, что остерегаться! - не сдержался Орлов. - Не согласен. Мы должны опасаться всего, что может помешать выполнению основной нашей задачи. А она такая: завязать прочные связи с местным населением, повести планомерную работу среди людей, собрать исчерпывающие данные о противнике. Ясно, Алексей? - Ясно. - Очень рад. А теперь явки. Начнем... - Я думаю - с Сюкалина, - сказал Гайдин. - Согласен. Пойдут Гайдин, Орлов и Тойво. - Может быть, все-таки мы со Степаном сначала... Полной веры в Сюкалина у меня еще нет. Стоит ли рисковать? - Так. Меня за риск агитировал, а сам советуешь не рисковать. О вере речь ведешь. А чего тебе, Алексей, не хватает до полной веры, и вообще, что такое полная и что такое неполная вера? - Бородкин указал в сторону выхода из шалаша. - Там на посту Зайков. Он пользуется полным нашим доверием. Почему? Потому что ничем не скомпрометировал себя. А чем скомпрометировал себя Сюкалин? Тем, что спас вас? - Не ведет ли он двойную игру, - вставил Гайдин. - Так-так. Ясно. Сюкалин, рискуя жизнью, спасал вас, а вы ему так и не поверили. - Но осторожность не помешает, - примирительно сказал Тойво. - А подозрительность вредна! - выкрикнула Дарья. - Нельзя работать в тылу, пугаясь каждого куста. - Согласен с обоими. Но к Сюкалину все же пойдут Степан, Алексей и Тойво. Когда? Через двое суток. Немного еще поховаемся, как на Украине балакают. В назначенный день разведчики не смогли выйти в Вертилово: около двух часов ночи дежуривший Васильев разбудил всех: - Слышу стук моторной лодки, винтовочные выстрелы, - доложил он. Пришлось спешно перебазироваться дальше в глубь леса. Только на следующий день решили выйти на связь с Сюкалиным. Условились: если на стук в доме Сюкалина ответят по-русски, разговор начнет Орлов, если же в доме окажется кто-либо из "гостей" и спросят по-фински, отвечать будет Куйвонен. Всю дорогу шли один от другого на расстоянии ста метров. Впереди Орлов, за ним Гайдин, позади Куйвонен. Было уже около восьми часов вечера, когда приблизились к намеченному месту. Наблюдения вели от заливчика, на противоположном берегу которого находилась деревня. В случае чего, можно было легко уйти от преследования. Убедившись, что в деревне все спокойно, подошли к дому Сюкалина. В дверь постучал Орлов. - Кто там? - послышался из сеней знакомый голос. - Открой, Петр Захарович, свои. Скрипнули половицы, раздался какой-то шорох. Хозяин, видно, не сразу отыскал дверь. Но вот он осторожно снял засов. В первую минуту Орлову показалось, что при виде их Сюкалин от неожиданности даже растерялся. Его худощавое лицо как-то неестественно вытянулось, серые глаза смущенно забегали. Но вот он поборол смятение и ответил на приветствие: - Ну, здравствуйте. Проходите в избу. Я так и знал, что это кто-нибудь из наших. Вошли. Вся небольшая семья Сюкалина сидела за столом. И жена Петра Захаровича и теща узнали Орлова. С какой-то тревогой и даже испугом смотрели они на нежданных гостей. Хозяйка сдержанно пригласила: - Проходите, крещеные. Чай с нами пить садитесь. - Проходите, - как-то отчужденно повторил за ней Сюкалин. "Что с ним? - мысленно недоумевал Орлов. - И встретил как-то не так..." Он взглянул на худые сюкалинские руки. Они слегка дрожали. И вдруг все стало ясно Алексею Михайловичу: "Думает - не верим. И в чем-то он прав. Ведь вот не хотел я Тойво брать с собой. Но тут была скорее осторожность, чем неверие". И теперь уже вслух Орлов сказал: - А у нас добрые вести, Петр Захарович. Давай, Степан. Гайдин достал из кармана какие-то бумаги и, обращаясь к Сюкалину, заговорил: - Мы оттуда, из-за линии фронта, весточку о твоем сыне, Петр Захарович, принесли. - Ой, где же он, родимый, живой ли? - бросилась к Гайдину хозяйка. Слезы полились по ее лицу, и она громко запричитала. Засуетилась и бабушка Матрена, худенькая, узкоплечая, но еще бойкая старушка. - Да погодите вы, - каким-то глухим, сдавленным голосом оборвал причитания женщин Сюкалин. - Скажи толком, Степан, откуда узнал о Володьке? Гайдин рассказал, как ему удалось выяснить в республиканском военкомате, что сын Сюкалиных служит в Балтфлоте, и вручил Петру Захаровичу справку и документы, свидетельствующие о праве Сюкалиных на получение государственного пособия. Лица хозяев посветлели. Лед недоверия был сломлен окончательно. Петр Захарович, обращаясь к Орлову, сказал: - Спасибо, товарищи! Спасибо! И особенно тебе, Алексей. И знаешь за что? За то, что первый Сюкалину поверил, а ведь знал про мои довоенные художества и прослышал обо мне плохого немало. Знал, слышал, а поверил. Мне эта вера, ребята, больше жизни нужна. Меня же многие люди за холуя вражеского считают. Того и гляди булыжником по затылку получу. А за что? За что, скажите? - Такой уж пост у тебя, Петр Захарович, самый трудный. Крепись! - сказал Тойво, протягивая Сюкалину свою широкую ладонь, которую тот взволнованно пожал. Что касается Алексея, то он был очень смущен. Сюкалин говорит: "Спасибо, что поверил". А верил ли он до конца? Ведь нет. Нет, черт возьми. Но пусть не знает об этом Петр Захарович. - Что же это мы так дорогих гостей встречаем? - засуетился вдруг Сюкалин. - Накрой на стол, хозяйка. Екатерина Петровна захлопотала, стараясь как можно лучше угостить разведчиков. На столе появились селедка, вареный сущик, сахар, сухари. - А народу нашему ой как тяжело приходится, - продолжал Петр Захарович. - Недавно в Леликово пригнали из Петрозаводска, из концентрационных лагерей, двести человек на уборку урожая. Старых и малых - никого не щадят. А какие они работники? Голодные, да босые, посмотришь - кости да кожа. А эти изверги в погонах только и знают, что над людьми глумиться. Один до смерти запорол женщину и двоих детей. За что вы думаете? Ребята в соседнюю деревню пробрались - хлеба выпросить. А мать недоглядела. Вот какие нынче у нас "благодетели". Тяжело нашим людям, уж так тяжело! Живем как впотьмах. О своих ничего не знаем. Вы хоть вестями утешьте. Как там Красная Армия воюет? Враги распустили слух, будто немцы Москву и Ленинград уже взяли. Неужто так? - Сильны врать! - ответил Алексей. А Тойво добавил: - Фашистам не видать Москвы и Ленинграда, как своих ушей. Гайдин, Орлов и Куйвонен долго рассказывали о положении в стране, говорили о разгроме немцев под Москвой, о стойкой обороне Ленинграда, о новых заводах на Урале, о том, что на Отечественную войну с врагами поднялся весь советский народ, говорили о боевых делах партизан. Рассказали они Сюкалиным и о том, как живут и трудятся люди на свободной земле в Карельской республике, о трудовых делах пудожан и беломорцев. - А связь с Москвой у нашей республики ни на один день не порывалась, - сказал Орлов. - Финны, говоришь, кричат, что Мурманск отрезан. Тоже врут! Через Беломорск и Вологду из Мурманска каждый день поезда в Москву ходят. Сюкалин и его домочадцы ловили каждое слово. Как растрескавшаяся от многодневного зноя земля жадно впитывает драгоценную влагу, так эти люди всем истосковавшимся сердцем своим воспринимали правду о том самом главном, что по-прежнему составляло смысл их жизни. И у Сюкалина вырвалось нетерпеливое, взволнованное: - Какая же помощь от меня требуется, ребятки? - Об этом позже, - сказал Гайдин. - Проводи нас. А Тойво, понимая состояние хозяина, добавил: - Найдется дело. И серьезное. Тепло простились с Сюкалиным. Алексей и Тойво пошли к заливу. А Степан на минуту задержался. - Пока достань сведения о гарнизонах и заставах противника в ближайших деревнях и в Великой Губе. А потом видно будет. - Все, что в моих силах - выполню, - коротко ответил Сюкалин. Встретиться условились через три дня. В случае если у Скжалиных окажется кто-либо из посторонних, он вывесит на крыльце белую тряпку. Глава 7 РЖАНСКИЕ С тех пор, как члены подпольного райкома и разведчики высадились на Заонежском полуострове, уже прошло несколько дней. Немного казалось бы. Но у тех, кто работает во вражеском тылу, свое мерило времени: каждый час, а иногда и минута несет с собой большие перемены. Всего несколько дней, а сделано немало: выяснена обстановка в ближайших деревнях, определено, с какими людьми и когда могут встретиться подпольщики, собраны первые данные о гарнизонах противника, подготовлены листовки. Однажды утром Бородкин подошел к Даше: - Сегодня разрешаю тебе выйти в деревню Оятевщина, пойдешь с Орловым. Там сейчас живет семья Ржанских. Орлов и Гайдин говорят: хорошие люди. У них есть сын, поговори с ним. Не знаю, комсомолец ли он, но если и не комсомолец, все равно привлекай к работе. Только осторожно. Так, чтобы парня под удар не поставить. Дудкова попрощалась с Бородкиным и побежала искать Орлова. С комфортом устроившись в кустах, он чистил свой маузер. - Алексей, с тобой иду, знаешь? - Знаю. Только умеешь ли ты, Дарья, ходить? - Ничего себе вопросик! А мне по наивности казалось, что я уже в годовалом возрасте ходить научилась. - А как ходила тогда? - Осторожно. - Вот-вот. Именно осторожно. Так имей в виду: ты сейчас снова в годовалом возрасте. - То есть как? - А так. Заново ходить должна учиться. В разведке все по-другому. - Знаю. Учили! - даже рассердилась девушка. - Учили. Это верно. Но одно дело - теория и совсем другое, когда ты в жизни вдруг повстречаешься с вражескими солдатами. - Пойду себе дальше, и все. - Не советую. А впрочем, для каждой ситуации - свое решение. И Орлов стал рассказывать Даше о том, что давно успел освоить на трудной тропе разведчика. Поделился он и своими мыслями о семье Ржанских, которую знал еще до войны. Потом свела его судьба с ней во время прошлого рейда в тыл. Был тогда Ржанский старостой в деревне Ямки, а потом сумел отказаться от этой "чести", сослался на болезнь. Мужик он с головой. Знает, что делает. С ним - младший сын. Остальные братья в Красной Армии служат. Саша Ржанский, по-моему, парень дельный, но горяч не в меру. За ним нужен глаз: чтобы себя и других необдуманными поступками не подвел. Отправиться решили вечером, когда движение по дороге почти прекращается. Ну, а в самой Оятевщине проще. Здесь всего несколько домов. Да и те, по словам Сюкалина, пустовали. Всех жителей выселили оккупанты. Одна семья Ржанских осталась. Финского гарнизона здесь нет. Но на патруль нарваться можно. Обогнув жилье по полям и мелким кустарникам, Алексей и Даша вышли к дому Василия Ивановича Ржанского. Долго присматривались. Деревенская улица пустовала. Наконец Орлов решил войти в избу, а Даше поручил наблюдение. В случае, если заметит что-либо подозрительное, она должна была постучать по раме окна. Дверь открыл светловолосый парень лет девятнадцати. При виде Орлова его большие голубые глаза загорелись радостью. - Алексей Михайлович! Проходите, вот хорошо-то. Дома отец да мать. Чужих нет. Отец давно уже партизан ждет. Рад будет встрече. Орлов обменялся крепким рукопожатием с Александром и вошел в избу. - Василий Иванович, здравствуйте! Здравствуйте, Александра Никитична! - приветствовал разведчик хозяев дома. - Постойте, да это Алексей! Вот радость! Садись, дорогим гостем будешь! - засуетился Ржанский, маленький ростом, худенький, с узкой бородкой старичок. "Э, да старик сильно сдал, - тревожно подумал Орлов. - Да и попробуй не сдать. Всем сердцем человек к советской власти привязан, а должен был в старостах ходить. Между двух огней все время". - Спасибо, но не один я, - вслух сказал Орлов. - Так зови товарищей. У нас, слава богу, пока тихо. Александра, накрой на стол. Орлов вышел на минуту из избы и вскоре вернулся с Дашей. - Проходи, девица, садись, родненькая! - встретила ее Александра Никитична. - Небось, измаялась, бедная. Да ты не беспокойся, мы ведь все знаем, - и она перешла на шепот. - Хозяин-то у меня ждал вас с того берега: "Хоть бы, говорит, от Орлова кто пришел, весточку добрую принес". Измучились ведь мы, а старик мой не может без людей. Всю правду хочет знать. Тут слух прошел, будто этот проклятый Ронгонен, начальник полиции, может знаете, в командировку поехал. Все хвалился, что в Ленинград едет, мол, по Невскому-то проспекту теперь немцы разгуливают. А старик мой не верит. "Врут они, вражины", - говорит. - Конечно, врут, - почти одновременно ответили Орлов и Даша. - Вот у нас и газеты есть, там все сказано. - Алексей вытащил из-под пиджака маленький листочек. Это был специальный выпуск областной газеты "Ленинское знамя" для населения оккупированных районов. Ржанский бережно взял газетку со знакомым названием, подошел к свету, прочитал сводку Информбюро, повторив несколько раз: - "Войска Ленинградского фронта отбили атаки противника на всех участках фронта. Корабли Балтийского флота поддерживали своим огнем действия наземных войск..." - Ага, отбили! - воскликнул он. - Дали жару Гитлеру. - Он весь преобразился, этот худой старик, в глазах которого жила неистребимая сила. - Слышите, что пишут, - продолжал он, - "Пусть земля горит под ногами фашистских извергов". - Он читал, а его сын и жена жадно ловили каждое слово. - Эх, нам бы оружие, - вырвалось у Саши. - Я знаю верных ребят. С ними можно дело делать. Даша уже хотела было сказать, что они с Алексеем затем, и пришли, чтобы привлечь его к делу, но вспомнила: Орлов советовал не сразу начинать разговор об этом, не после первой встречи и обязательно наедине. - Вот спасибо тебе, Алексей Михайлович, подбодрил нас, стариков, - сказал Ржанский. - Я и то думал: не может быть, чтобы немец Ленинград да Москву взял. Конечно, он лют, немец-то, силу большую забрал, а все ж уломается, не согнет он русского. Ох, Алеша, и тяжело под врагом жить, ох, как тяжело. А приходится. Только бы с голоду не умереть. Проклятые ведь все отбирают. Ты чего, мать, забыла? Самовар-то ушел. Хозяйка бросилась к кипящему самовару, зазвенела посудой и вскоре пригласила гостей к столу, стала угощать их всем, что нашлось в печи и на полках. Ужинали и пили чай в полумраке. Горела маленькая коптилка, а окна были наглухо завешаны. За ужином Василий Иванович сообщил Орлову и Даше, что на Волкострове - база морских катеров. Они курсируют вдоль берегов. - Так вы глядите в оба, когда озером возвращаться будете. А в Кургелицах, учтите, не меньше сотни солдат стоит. На дорогах кругом патрули, всех, кто без пропусков, забирают. - А вы пропуск-то мой возьмите, родненькие, - вмешалась в разговор Александра Никитична, - на двух человек он, только куда я его девала? - И добрая старушка начала рыться в ящиках комода. - Вот он, дали нам его, чтобы в волость ходить. У Саши-то свой есть. Поблагодарив хозяйку, Алексей взял синюю бумажку. - Может, когда и пригодится, а сейчас мы и так проберемся. - Вот еще мой наказ, - хмурясь, сказал Василий Иванович. - К Сюкалину в Вертилово не заходите... Ненадежен он, с начальством финским якшается. Орлов ничего не ответил на это, а только подумал: какой же тяжкий крест взял на себя Петр Захарович, быть своим и казаться чужим. Тепло попрощавшись с гостеприимными хозяевами, разведчики вышли в сени и здесь на минуту задержались, пока Василий Иванович выходил на улицу, чтобы посмотреть, все ли там спокойно. Тут-то Саша решил поговорить с Орловым. - Алексей Михайлович, возьмите меня с собой, переправьте в нашу армию. Я здесь без всякой пользы живу, - горячо зашептал он. - Встретимся еще, подумаем. Нельзя тебе сейчас уходить, полиция заподозрит твоих родителей. Как бы худо не было. - Тогда хоть научите, что мне делать? - Скажи, куда нам лучше прийти, там и договоримся. Тут вернулся Василий Иванович и сообщил, что кругом никого не видно. Орлов и Даша еще раз попрощались, вышли на крыльцо. За ними двинулся и Саша. - Я на минутку, папа, не закрывай ворота. Показав рукой в сторону леса, Саша прошептал: - Там, за ригой, я буду ждать. Когда придете? - Послезавтра вечером, часов в семь, - Орлов подумал и добавил: - Если кто будет в деревне, поставь кол к углу риги, к тому, правому, от леса, и толстым концом кверху. - Ладно. Солнце еще не поднялось из-за горизонта, когда Алексей и Даша вышли за околицу. В воздухе пахло свежескошенным сеном и созревающей малиной. Орлов и его спутница, дойдя до леса и держась подальше от дороги, направились в сторону базы. На полпути присели отдохнуть у края поляны. Даше не терпелось высказать свое мнение о Ржанских. - Знаешь, Алексей, у меня такое чувство, будто я у родных побывала. Правда, хорошие люди - старики Ржанские? - Да, добрые и надежные. Я знаю их давно. Василий Иванович умный старик. - А Саша? Мне кажется он... - Давай потом поговорим об этом, - перебил ее Алексей. - Пойдем, уже утро. Некоторое время шли молча. Орлов вспомнил, как горячо и искренне упрашивал его Саша Ржанский взять к себе в "отряд". "Считает, что мы отрядом сюда пришли", - подумал Алексей, а вслух сказал: - Ну, что ж, на Сашу положиться можно. На базу вернулись усталые, но удовлетворенные сделанным. Орлов сообщил Гайдину и Куйвонену о результатах выхода в Оятевщину. Бородкин и Зайков еще не вернулись из Яндомозера, куда они вышли накануне. Надо бы отдохнуть, но Даша не могла не рассказать Васильеву о первой встрече с людьми, прожившими почти год под властью оккупантов, но не сломленными, не потерявшими веру в победу своего народа. - Понимаешь, Павлик, - горячо говорила она, - Ржанская отдала нам с Алексеем свой пропуск. А ведь, отдавая, хорошо знала, что, если мы попадемся с этой бумажкой, и ее, и всю семью уничтожат оккупанты. Какие же это замечательные, верные люди! Павел слушал ее, не перебивая. Потом задумчиво сказал: - Да, ради таких - в огонь и в воду. - А потом уже иным тоном продолжал: - Мне тоже сегодня повезло. Удалось связаться со штабом. Передал разведданные, полученные от Сюкалина. Отчет для партийного центра тоже передан. Работаем. Начало положено. Да, Павел Васильев имел полное основание гордиться своим первым успехом. Позывные его слабенькой рации - позывные из ночи - услышаны. Только тот может понять, как дорог миг вхождения в радиосвязь со своей страной, кто хоть раз испытал, что значит быть оторванным от Родины! В такой счастливый миг забываются и переходы по бездорожью с тяжелой ношей за плечами, и тревожные ночи в осаде, и холод, и голод, и терпеливое высиживание у передатчика иногда в течение целых суток. Да, заонежское подполье начало действовать. Глава 8 ВСЕ ШИРЕ КРУГ БОЙЦОВ Утром, часов в шесть, из Оятевщины на тропинку, ведущую к Липовецкой дороге, вышел Саша Ржанский. Накануне он условился с Мишей Юриным вместе идти в Пески, на лесную биржу. Саша пришел на росстань, где договорился встретиться с другом. Вскоре появился и Миша, чем-то взволнованный и, как показалось Саше, сердитый. - Ты чего хмурый? - Вчера максимовские бабы встретили Петра Лузгина из Вертилова. Его из Петрозаводска пригнали. Сказывали, он отца нашего видел, вместе с ним в одном лагере был. Так вот отец утром, как на работу идти, обратился к офицеру. К врачу попросился. А тот как заорет на него. Подбежали два полицая, а офицер им: "Этот работать не хочет, полечите его хорошенько". Схватили отца, затащили в барак и начали палками бить, ногами топтать, потом уволокли в карцер. После-то Лузгин не видел его. - Сволочи! Эх, Мишка, тряхнуть бы их хорошенько. - А что сделаешь с пустыми руками? - Знаешь, я кое-что скажу тебе, только по секрету. Не проболтаешься? - Когда тебя подводил? - Ну ладно, не обижайся. У меня тут одна газетка есть. Пойдем в сторонку, покажу, - зашептал Саша. Притаились за кустами. Ржанский вытащил из-за пазухи газету. В верхнем правом углу ее черными буквами было написано: "Смерть фашистским оккупантам!" - Откуда она у тебя? - Вчера у дороги нашел, видно, с самолета сбросили, - не моргнув, ответил Ржанский. Быстро пробежав несколько заметок, Миша вернул ее другу. - В поле читать будешь? - Так нельзя. Перепишем сначала печатными буквами, а потом подбросим. - От этого врагу вреда не много. - Не скажи... Но мы недолго с листовками возиться будем. Девчонок к этому делу пристроим, а сами оружие достанем, у солдат стащим, а потом, может, партизаны придут... - Он многозначительно посмотрел на друга. - Пошли, что ли? Саша проводил товарища до лесной биржи, а сам отправился в соседнюю деревню, пообещав зайти за другом в конце дня. На бирже Миша топором соскабливал кору с еловых балансовых чурок. Поодаль от него женщины распиливали поперечной пилой дровяные кряжи. А еще дальше дымили смолокурки и ямы, где старик Матвей Сидоров выгонял смолу и выжигал уголь. Он то и дело покрикивал на женщин, подносивших к его "заводу" смолье. Но Миша знал, что дед покрикивает не зло, а для виду, чтобы обмануть надсмотрщика, который расхаживал по высокому склону над биржей, раскинувшейся на песчаном берегу залива. Дед погонял женщин, а они, не торопясь, брали в руки по чурке и медленно шли к смолокурке. Потом останавливались, обменивались новостями. Миша загляделся на ворчливого старика и не заметил, как сзади к нему подбежал надсмотрщик и ожог резиновой плетью. - За что бьешь! - сверкнул глазами Миша. Тот схватил его за ворот рубашки и потащил к штабелю окоренных балансов. Обида и гнев сдавили горло парню. Он взглянул на штабель, из которого солдат уже вытаскивал гладкую балансовую чурку с узенькой, не более сантиметра, полоской коры. Бросив чурку к ногам Миши, полицейский снова стал бить его хлыстом. Но тут подоспел Саша. - Не смей бить, гад! - закричал он вне себя от ярости и метнулся вперед. Какое-то мгновение прошло, а Саша уже вырвал у солдата хлыст и отбросил в сторону. Надсмотрщик ухватился за кобуру. Женщины пронзительно заголосили. А дед Матвей крикнул: - Беги, парень, беги, да не показывайся на глаза этому ироду. Воспользовавшись суматохой, Саше удалось скрыться, но он был уверен, что надсмотрщик обязательно доложит полиции о его заступничестве, и это принесет много неприятностей. Однако все сложилось самым неожиданным образом. В конце дня полицейский с разрешения командира выехал в Сенную Губу навестить земляка, служившего в береговой охране. Изрядно выпив там и возвращаясь в лодке уже поздно вечером, он перевернулся на своей посудине и едва не утонул. Выручил шюцкоровца патрульный катер. Пьяного доставили в Великую Губу, доложив, при каких обстоятельствах он был обнаружен. Утром разгневанный начальник гарнизона приказал отправить надсмотрщика на передовую за пьянку и несвоевременное возвращение из краткосрочного отпуска. Эту тревожную ночь Саша провел в лесу и лишь утром узнал от Миши, что грозу пронесло. - Приходи к нам на биржу, - сказал Миша. - Там все тебя вспоминают, только и разговоров о том, как ты за меня вступился. - Приду. Только домой сбегаю. Вскоре Саша вновь появился на лесной дороге. Он успел захватить из дома спрятанные под половицей листовки н торопился на биржу. Наконец-то выдалась возможность выполнить задание подпольного райкома. На бирже все были рады появлению Саши. Но боясь привлечь внимание нового надсмотрщика, сначала не вступали в разговор. Но тут надсмотрщик стукнул два раза по куску рельса: это означало, что наступило обеденное время. Дед тихонько подозвал к себе Сашу и, взглянув в сторону расхаживавшего взад-вперед надсмотрщика, сказал: - Ты, парень, не плошай больше. Не горячись, а присматривайся, когда что сказать можно. Погорячишься - голову потерять можешь, а ты исподволь. Вот я смолу курю, да только не впрок моя смола будет им, окаянным. - Заметив приближающегося полицейского, старик заторопил: - Иди, парень, иди от греха. Саша, будто послушавшись, завернул за ближайший кустик, поспешно вытащил из-за пазухи листовку, подхватил одну чурку и, делая вид, что помогает старику, понес ее к дымной яме. - Дед, смотри, что я нашел в кустах, - зашептал он. Старик недоверчиво взглянул на него и, заметив в руках парня клочок бумаги, опасливо покосился в сторону надсмотрщика. Тот был далеко, в другом конце биржи. - Сказывай, какую бумажину нашел? - Листовка, видно, самолеты сбросили, оттуда, с того берега. - Брехня наверно. - Нет, дед Матвей, ты слушай, что тут написано. - Послушаю, но ты, парень, тихо читай, и только когда финн в тот конец биржи пойдет, а я смотреть за ним буду. Как повернет к нам мордой-то, я кашляну. Ты и прячь бумажку. - "Дорогие товарищи! Наши братья и сестры! - тихо, почти шепотом стал читать Саша. - До нас дошли вести о вашей тяжелой жизни в фашистской неволе. Насилие и надругательства, голод и смерть принесли оккупанты на захваченную ими советскую землю. Они мстят нам за то, что советские люди не склонили и никогда не склонят свои головы перед гитлеровскими палачами..." - Погодь читать, парень, опять этот поганый шюцкор в нашу сторону идет, - предупредил дед. - Пронесло. Читай! - "Красная Армия стойко обороняется, с каждым днем наносит удар за ударом по врагу. Она разгромила вражеские армии под Тихвином и Москвой. Сотни тысяч фашистов нашли погибель на русской земле. Найдут себе могилу на нашей земле и все остальные захватчики. Тысячи партизан действуют и в лесах Карелии, мстят врагу за поруганную землю, за кровь и смерть матерей, детей и стариков. ...Пусть земля горит под ногами душегубов. Смерть фашистским оккупантам!" Саша закончил чтение. Дед спросил его: - А от кого бумага, парень? - Тут написано: "К советским людям на территории, временно оккупированной врагом. От рабочих, рыбаков и служащих города Беломорска". - А ведь правду пишут про нашу жизнь-то, и про Красную Армию, стало быть, правду пишут. Ты как думаешь, Сашка, осилит она германца? - спросил дед, утирая тыльной стороной ладони свои слезящиеся глаза. - Конечно, осилит! - Ну иди, сынок, только бумагу не всем читай. Нинка-то болтлива девка, не показывай бумагу ей. Не мог знать дед Матвей, что драгоценный листок бумаги, хранимый под рубашкой Саши Ржанского, уже побывал у многих и ободрил своим обнадеживающим словом не одно истосковавшееся сердце, что не один он почувствовал незримую связь с теми, кто на свободной советской земле думает о таких, как он, невольниках фашистского "нового порядка". Не знал он, что парень уже давал читать листовку и Мише Юрину, и Коле Максимову, и Вере Дерябиной, и многим другим своим друзьям. Среди тех юношей, которые объединялись вокруг Саши, были и двое из деревни Толвуя: Мышев и Андронов. Они вели активную борьбу против оккупантов и тоже начали с листовок. Однако и ими далеко не ограничивается круг людей, у которых потеплели глаза при виде белого листка с мужественными словами правды. Ни дед, ни Юринов, ни сам Ржанский, никто не мог знать, где, в скольких еще деревнях и селах завладел умами людей, напомнил им о борьбе этот маленький листочек бумаги. А он уже делал дело в Великой Губе, в Липовицах, Вигове, Яндомозере, во многих других деревнях полуострова, куда занесли его такие же, как Саша Ржанский, смелые люди. Знал все это подпольный райком. И он действовал, хотя условия был