с вами? -- Почему вас это пугает? -- Нет, нет. Я не пугаюсь Игоря Владимировича, но как бы не причинить ему беды какой. Словом, девушка была в квартире с Олегом, жена которого, Оля, работает вместе с Игорем Владимировичем. Суркова, нервно сжав на коленях руки, то и дело поднимала на Антона мучительно-просящие глаза. Заливаясь стыдливой краской, она словно умоляла прекратить неприятный для нее разговор и как можно скорее уйти из этого дома. Однако Стуков продолжал задавать Вере Павловне вопрос за вопросом. -- А сам Игорь Владимирович часто приводит на квартиру женщин? -- Бывает, не скрою. Сами понимаете, парень видный. К тому же зарабатывает хорошо. Невесты так и льнут. Только он не увлекается ими. Большей частью деловые у него встречи. К примеру, Оля врачиха бывает, о которой я только что упоминала. Черненькая такая, миловидная дамочка. Они с Игорем Владимировичем по науке, как ее... В общем, ученую работу пишут. Подолгу засиживаются. Иной раз Оля с Олегом приходит, с мужем, значит. Вот тот любитель до водочки. Как только заявляется, Игорь Владимирович без разговоров садит его на кухне и ставит бутылку на стол. Чтобы не мешал, значит, им с Олей работать. Как-то я Олегу сказала: "Чем водку глушить, тоже какой ни есть наукой занялся бы, чтоб от жены не отстать". Он смеется: "Я, теть Вер, артист -- мое место в буфете. Некогда науками заниматься, а за женами пусть ослы гонятся. Жены, теть Вер, как цари: приходят и уходят. Мужья остаются". Веселый такой парень, Олег. Косматый, будто поп, и, видать, верующий. На днях в церкви видела. В тамошнем хоре поет. Вот ведь иной раз в жизни случается: жена в науке открытия делает, а муж религию признает. -- Фамилию его не знаете? Где работает? -- Фамилию не знаю. А вот работает... говорил как-то, что в ресторане "Сибирь". То ли поет там, то ли играет на музыке -- точно не скажу, не знаю. -- Куда Николай Петрович из дома уезжает? -- Это редко случается. Где-то в районе живет знакомая Игоря Владимировича. Красивенькая такая девушка. Я, правда, всего один раз ее видела. Вот к ней ненадолго Николай Петрович и наведывается иногда. Говорит, отдых там замечательный. -- В его отсутствие Игорь Владимирович приводит гостей? -- Как вам сказать... -- Вера Павловна пожала плечами, вроде и говорить откровенно ей не хотелось и в то же время надо было отвечать на прямо поставленный вопрос. -- Бывает иной раз, что греха таить. Только все полюбовному делается, по-хорошему. Вот разве последний случай с девушкой, -- она виновато посмотрела на Люду, -- но этот случай, сами понимаете, какой-то странный. Как говорится, исключительный, что ли... -- Как Олег на этот раз оказался в квартире Игоря Владимировича, когда того не было дома? -- Чего не знаю, того не знаю. В коридорчике трижды коротко бренькнул звонок. Вера Павловна открыла дверь и, впустив худощавого подростка, сердито заговорила: -- Опять до полуночи бегаешь. Ох, Генка, попрошу кого-нибудь из соседских мужиков, чтобы хорошо тебя выпорол, ей-богу, попрошу, -- и всплеснула руками. -- Бог ты мой, батюшка! Где ты так лоб рассадил? Увидев в квартире посторонних, подросток попятился к двери. Вера Павловна, быстро прихлопнув дверь, отрезала путь к отступлению, и Гена, зажав ладонью лоб, пулей стрельнул на кухню. Степан Степанович наклонился к Люде Сурковой и тихонько спросил: -- Не этот принес кольцо? -- Похож, но точно не помню, -- еще тише ответила Люда. -- Гена, -- позвал подростка Степан Степанович. -- Чего? -- буркнул тот из кухни. -- Иди-ка сюда, дорогой. Подросток загремел посудой, будто принялся за неотложную кухонную работу. Вера Павловна заглянула в кухню и строго спросила: -- Оглох, что ли? Подросток, не отнимая ладони ото лба, подошел к дверному проему, исподлобья взглянул на милицейские погоны Степана Степановича и, насупившись, опять пробурчал: -- Ну, чего я сделал? Это Сашка Чернов -- соседский мальчишка -- мне кирпичиной в лоб звезданул. -- Кто сегодня посылал тебя в кафе "Космос"? -- спросил Степан Степанович. -- Никто. -- Почему обманываешь? -- голос Степана Степановича стал строгим. -- Где ты взял кольцо, которое передал вот этой девушке? -- он показал на Люду. -- Она узнала тебя. -- Никто меня не посылал, -- Генка опять исподлобья взглянул на погоны. -- Дядя Игорь попросил отнести и рубль нам с Сашкой дал на мороженое. -- Вот такой он, Игорь Владимирович, -- подхватила Вера Павловна. -- То шоколаду этим шалопаям напокупает, то мороженым до посинения обкормит. Сколько раз говорила, чтобы не тратился на разную шантрапу. Нет, по-своему продолжает. Не жалеет денег. Это ж только подумать! До кафе сбегал, и рублевку получи. Да Генке на другой конец города смотаться легче, чем дураку с горы скатиться. Разве можно ему за это деньги платить? -- Еще о чем тебя дядя Игорь просил? -- Степан Степанович нахмурился. -- Только, пожалуйста, не обманывай, Гена. Милицию нельзя обманывать, все равно правду узнаем. Генка долго молчал. Сопел. -- Ни о чем больше не просил. -- А где ты бритву взял? -- Честное пионерское, в акации нашел. -- Не обманываешь? -- Чего мне обманывать... -- подросток тревожно посмотрел на Стукова. -- Я же честное пионерское сказал. Степан Степанович погрозил пальцем: -- Смотри, Гена... В следующий раз увижу на улице после девяти вечера или бабушка на тебя пожалуется -- несдобровать тебе. С милицией шутить нельзя. Милиция порядок любит, -- и уже миролюбиво добавил: -- Иди, Гена, ужинай. Одним мороженым, пожалуй, сыт не будешь. -- Парень вроде не глупый, -- потихоньку, чтобы не слышал внук, заговорила Вера Павловна. -- Домашними уроками почти не занимается, а четверки, пятерки получает. Без двоек учится. Вот только что с поведением его творится, ума не приложу. И в кого удался? Родители инженеры оба, непьющие, смирные. Последний год на Чукотке дорабатывают по договору. Боюсь, как бы к их приезду совсем парень от рук не отбился... -- Скажите, Вера Павловна, среди женщин, знакомых Игоря Владимировича, Бэллу Бураевскую вы не знаете? -- возвращаясь к интересующей его теме, спросил Степан Степанович. -- Фамилию не скажу, а Бэллу... Красивую такую, белокурую представительную дамочку? Знаю. Примерно год назад захожу к Игорю Владимировичу -- я у них в квартире убираю -- он и познакомил с Бэллой. Сказал: "Моя жена". По наружному виду прямо-таки замечательная парочка, Игорь-то Владимирович собою тоже очень видный, можно сказать, красавец. Пожелала, как водится, им счастья, через неделю гляжу -- нет уже Бэллы. Спросила Игоря Владимировича. Улыбнулся: "Не сошлись характерами". -- И после этого ее не видели? -- Долго не виделись, с год, наверное. Бэлла после разлада с Игорем Владимировичем уехала из города в район. Уж и не думала ее увидеть. А в прошлое воскресенье утром заявляется. Игоря Владимировича в тот момент дома не было, Николай Петрович тоже в отъезде. Посидели вдвоем с Бэллой, посудачили. Вскорости Игорь Владимирович подошел, и они отправились день рождения его отмечать. Вот после дня рождения, -- Вера Павловна посмотрела на Люду, -- и произошел исключительный случай. Времени было уже за полночь, когда Степан Степанович, Антон и Люда Суркова попрощались с разговорчивой Верой Павловной. Ни Айрапетов, ни Семенюк в этот вечер дома так и не появились. 16. Дальше в лес -- больше дров Слава Голубев познакомился с Айрапетовым раньше Антона. Когда со Светланой Березовой случилось несчастье, Игорь как раз дежурил в "скорой помощи". По его рассказу Голубев сделал вывод, что все произошло именно так, как сообщила Люда Суркова. За исключением, пожалуй, одной детали: сумочка Березовой нашлась. Когда пришла машина "скорой помощи", кто-то из толпы сгрудившихся любопытных передал ее санитарам. Здоровью Светланы, по заверению Айрапетова, большой угрозы нет. От удара возникло помрачение сознания. Предполагается незначительный ушиб головного мозга, но это может не подтвердиться. Словом, как понял Голубев, относительно Березовой Игорь был настроен оптимистично. Из "скорой помощи" Светлану увезли не в горбольницу, как считала Люда Суркова, а по протекции Айрапетова направили в хирургическую клинику. Там компетентные врачи в течение нескольких суток окончательно установят состояние здоровья и примут необходимые меры. Голубев, не тратя времени, на служебной машине уголовного розыска махнул в клинику, надеясь переговорить с самой Светланой. Однако попасть в палату оказалось не так-то просто. Через дежурную медсестру пришлось отыскивать лечащего врача, убеждать его, что уголовный розыск интересуется здоровьем Березовой вовсе не случайно. Только после этого врач разрешил медсестре пригласить Светлану в коридор приемного покоя. В длинном больничном халате, с перебинтованной головой, она внимательно выслушала Голубева и уверенно повторила рассказанное Людой и Айрапетовым. Сумочку у нее вырвали из рук подростки -- это она видела точно, хотя дело было уже в сумерках. Почему сумочка оказалась у санитаров? Видимо, убедившись, что в ней никаких ценностей нет, хулиганы бросили. Внешность подростков Березова вразумительно охарактеризовать не могла, но уверенно заявила, что при надобности опознает их. Все это Слава Голубев доложил Антону и Степану Степановичу обычной своей скороговоркой в течение нескольких секунд и, устало потянувшись, прошелся по кабинету. Рабочий день только начался. Яркое солнце играло на стекле прыткими зайчиками. -- Всю ночь не спал? -- сочувственно спросил Антон. -- Угу, -- подтвердил Слава. -- В "скорой помощи" всех опросил. -- Как Айрапетов тебе показался? -- Шустр як парень. По-моему, не глупый. Авторитетом в "скорой" пользуется беспрекословным. Степан Степанович накручивал диск телефона. Голубев еще раз потянулся и, посмотрев на Антона, сказал: -- Если срочного ничего нет, пойду в гостиницу. Вздремну минут шестьсот. Когда Слава ушел, Антон обратился к Степану Степановичу: -- Выходит, вчера Игорь Владимирович дежурил, а мы его дома ожидали. -- Выходит, -- согласился Степан Степанович, не отрываясь от телефона. Айрапетов появился в уголовном розыске через час после того, как Стуков дозвонился к нему на работу. Пожав, как давним знакомым, Степану Степановичу и Антону руки, он сел на предложенный стул и озабоченно спросил: -- Опять неприятности из-за дяди? -- Вчера вечером мы хотели вас видеть, -- уклончиво ответил Степан Степанович, прикуривая сигарету. -- Ждали до полуночи, но не дождались. Айрапетов не спеша достал из кармана пачку "Нашей марки", щелкнув зажигалкой, тоже закурил. -- У дяди резко ухудшилось здоровье, пришлось устраивать его в больницу. Затем, как раз до полуночи, дежурил в "скорой помощи". После дежурства идти в пустую квартиру не захотелось. Заночевал у друзей, -- он спокойно, очень даже спокойно, как показалось Антону, посмотрел на Степана Степановича и спросил: -- Что-то случилось более серьезное, чем с дядей? -- Да. Вас хотела видеть Люда, с которой вы познакомились в прошлое воскресенье, -- сказал Степан Степанович. -- Люда?... -- на смуглом красивом лице Айрапетова мелькнуло недоумение. Будто припоминая, он нахмурился и вдруг вскрикнул: -- Ах, Люда! Девушка из "Космоса"?-- чуть помолчал. -- Извините, не понял вашего намека. -- Вы знакомы с Людой? Айрапетов смутился, глубоко затянулся сигаретой. -- Банальная история. Познакомились в кафе. Танцевали. Пили шампанское. Неожиданно Люда опьянела до невменяемости. Как джентльмен, я не мог ее бросить на произвол судьбы. Привел к себе, так как она была не в состоянии назвать своего адреса. Чтобы избежать сплетен и нежелательных разговорчиков, пригласил с собою мужа одной из своих сотрудниц. Зовут его Олегом. Большой любитель выпить, а у меня, как на грех, в доме не оказалось вина. Пока бегал в гастроном, Люда учинила скандал, стала ломиться, что называется, в открытую дверь. Собрала соседей, выбежала из квартиры... С ней что-то случилось? -- Почему ее золотое кольцо осталось у вас? -- Я вернул. Правда, не сам. Самому неловко с ней встречаться. Она же все по-своему, превратно, мои благие намерения истолковала. -- Для чего вы оставили кольцо у себя? -- спокойно спросил Степан Степанович. -- Чтобы присвоить и разбогатеть, -- с улыбкой ответил Айрапетов и расхохотался. -- Милые работники уголовного розыска, ради бога -- поверьте: я не нуждаюсь в дешевых побрякушках. Степан Степанович нахмурился. -- Кольцо высокой пробы -- вы это отлично знаете -- стоит недешево. -- Для сотрудницы кафе с ее мизерным заработком, возможно, и недешево. Не спорю. Для меня, поверьте, чистый пустяк, -- Айрапетов внимательно поглядел на Степана Степановича и, встретившись с его строгим взглядом, заметно изменился в лице. -- Вы действительно считаете, что я хотел обогатиться за счет Люды? -- Думаю, Игорь Владимирович, у вас была другая цель, -- Степан Степанович чуть помолчал, -- видимо, вы хотели еще раз встретиться с сотрудницей кафе. Кольцо -- повод для встречи. Ошибаюсь? Айрапетов покраснел, несколько раз кряду затянулся сигаретой и, потупившись, ответил: -- Это всего-навсего ваши предположения, хотя... Отчасти так, но в основном я опасался, что дорогой Люду ограбят какие-нибудь хулиганы, а она по пьяной лавочке всю беду свалит на меня. -- Вот вы, Игорь Владимирович, врач, -- издалека начал Стуков, -- и, насколько мне известно, по женской линии квалифицированный специалист. Скажите, сколько нужно женщине выпить шампанского, чтобы опьянеть так, как опьянела Люда? -- Сам был удивлен, -- быстро ответил Айрапетов. -- Выпила Люда очень немного. По всей вероятности -- с ней произошло то, что может произойти с некурящим человеком, если его заставить выкурить взатяжку полную сигарету. Такой человек может потерять сознание. -- А если подсыпать в вино снотворного?... Айрапетов театрально выставил перед собой руки. -- За нашим столом не было авантюристов и преступников. Антон не вмешивался в разговор. Исподволь он разглядывал Игоря, прислушивался к оттенкам его чуть глуховатого приятного голоса. Одет Айрапетов был модно, но не броско. Светлые брюки, лакированные, с замысловатым узором, туфли и дорогая трикотажная рубашка с золотистой "молнией" делали его похожим скорее на спортивного тренера, чем на врача-гинеколога. В манере держаться сквозила естественная легкость, присущая людям, привыкшим быть на равных в любом обществе. -- Вы Люде не угрожали? -- продолжал задавать вопросы Степан Степанович. -- Что вы, право!... Я ее уговаривал остаться, но ни угроз, ни силы не применял. Если она жаловалась, то, уверяю, виною во всем является возбужденное алкоголем воображение. -- А Олег? Не рассказывал он вам, почему Люда стала ломиться в дверь? Айрапетов чуть повел бровью. -- Говорит, сидел на диване, дремал, когда Люда вскочила и напустилась на него: "Куда вы меня привели?! Что со мной сделали? Чего хотите?!", и все в таком духе. На журнальном столике лежала бритва, она схватила ее, замахнулась. Во избежание недоразумений Олег отобрал бритву и выбросил в окно. -- Вы уверены, что все было именно так, как говорит Олег? -- У него вроде бы не было причины мне врать. -- А если я вам сообщу, что эта бритва... украдена из магазина? -- Вы меня разыгрываете? Или... -- Айрапетов побледнел. -- Черт знает что! Как ко мне могла попасть ворованная бритва? -- Вот и нас это интересует, -- быстро сказал Степан Степанович. Игорь впервые за время разговора посмотрел на Антона. Их взгляды встретились, и Антон не понял, чего больше в глазах Айрапетова: страха или оскорбленного подозрением самолюбия. -- Откуда у вас эта бритва? -- не давая Игорю долго раздумывать, спросил Степан Степанович. -- Из ребят кто-то подарил на дне рождения. Сейчас модно дарить архаичные безделушки. -- Постарайтесь вспомнить, чей это подарок. -- День рождения отмечали в кафе. Приглашенных было около двадцати человек. Кто из них что дарил... -- Айрапетов растерянно улыбнулся. -- Расстреляйте -- не могу сообразить. -- Павел Мохов был на дне рождения? Игорь не вздрогнул, не испугался. Ответил как ни в чем не бывало: -- Мохова не было. -- Вы давно с ним знакомы? -- Несколько лет... -- Айрапетов задумчиво наморщил лоб и вдруг повеселел. -- Кажется, предполагаю, кто мог подсунуть бритву. В кафе оказался один из моих бывших пациентов. Некто Остроумов Владимир Андреевич. Работает на обувном комбинате. Несколько лет назад, точную дату не помню, его доставили на "скорой помощи" вместе с Моховым в хирургическое отделение, где я в то время работал оперирующим врачом. Ранения у того и другого были серьезными. Пришлось крепко поработать. С тех пор оба считают меня своим спасителем и при встрече лезут с любезностями. Вот и на этот раз в кафе Остроумов преподнес цветы, а когда началось шутовство с подарками, тоже что-то сунул в большую кучу и шепнул: "Там и от меня, Игорь Владимирович". Помню, когда с Олегом принесли подарки домой, бросили их на диван. Бритва упала на пол, я поднял ее и положил на журнальный столик. Айрапетов посмотрел на Степана Степановича таким взглядом, каким ученик, желающий убедиться в правильности ответа, смотрит на строгого учителя. Степан Степанович равнодушно разглядывал свои роговые очки. Близоруко прищурившись, он опять спросил: -- Почему вы предполагаете, что бритву мог подарить Остроумов? -- Вы сказали, что она украдена из какого-то магазина. Из всех присутствующих в кафе моих знакомых только Остроумов может вызвать подозрение. И опять, едва Игорь замолчал, Степан Степанович спросил: -- Что за отношения у вас с Бураевской? Как познакомились? -- Знакомство чисто случайное, но я хотел на ней жениться, -- чуть удивившись, однако без заминки, ответил Айрапетов. -- Что помешало? -- Об этом у нее надо спросить, -- на лице Игоря появилось выражение не то боли, не то обиды. -- Смотрю, уголовный розыск обо мне располагает сведениями, как о настоящем преступнике. -- Простите нас, Игорь Владимирович, -- извинился Стуков. -- Вы должны понять, что стечение обстоятельств, как, например, случай с Людой Сурковой, украденная бритва, бросают на вас некоторую тень. Наша задача -- отвести от вас подозрения. -- Какой разговор. Я прекрасно все понимаю. Однако... иногда становится неприятно чувствовать за своей спиной тяжелые вздохи. Мне больше по душе правда, пусть даже и горькая, но не за спиной, а в глаза, -- Айрапетов неожиданно посмотрел на часы, торопливо достал из кармана мятый телеграфный бланк и протянул его Степану Степановичу. -- Через полчаса в аэропорту мне необходимо встретить маму. В другое время готов с вами беседовать сколько угодно. Степан Степанович прочитал телеграмму и посмотрел на Антона. -- Считаю причину уважительной, тем более, что все вопросы, интересующие нас, выяснены, -- подумав, сказал он и, повернувшись к Айрапетову, пояснил: -- Это сотрудник уголовного розыска из райцентра Антон Бирюков, он ведет уголовное дело по обворованному магазину. У Антона была уйма вопросов: о Чурсиной, Лаптеве, Костыреве, Мохове, но, поняв замысел Степана Степановича, он молча кивнул головой. Айрапетов попрощался и торопливо вышел из кабинета. Антон посмотрел в окно. Оттуда хорошо было видно, как Игорь почти выбежал из подъезда на улицу, огляделся по сторонам и, "проголосовав", остановил такси. Антону пришла внезапная мысль. Он быстро набрал номер дежурного гостиницы и попросил срочно пригласить к телефону Голубева. Услышав в трубке знакомый голос, торопливо заговорил: -- Слава, срочное дело. Айрапетов только что выехал на такси в аэропорт. Надо проконтролировать. Понимаешь? -- Пока я сплю, враг не дремлет? -- пошутил Голубев. -- Один момент, умоюсь и мчусь в аэропорт. -- Давай, Славочка, давай... -- Антон положил трубку и по взгляду Степана Степановича понял, что поступил правильно. -- Каково впечатление? -- спросил Стуков. -- Кажется, ты не поверил в искренность Игоря Владимировича. -- Подстраховка не повредит. А впечатления неплохие. Парень, знающий себе цену. Не заискивает, не юлит. -- И правду в глаза любит, -- Степан Степанович вздохнул. -- К сожалению, в нашей работе эту правду нельзя преждевременно выкладывать. Как в пословице, правда хорошо, а счастье лучше. Антон усмехнулся: -- А еще говорят: дальше в лес -- больше дров" -- Это ты об Остроумове? Сходились наши стежки-дорожки. -- Интересный человек? -- Оригинальный, -- Степан Степанович поднялся из-за стола. -- Есть у нас в архиве его жизнеописание. Сейчас полистаем. Через несколько минут Стуков вернулся с двумя толстыми папками. В одной из них Антон нашел снимки, сделанные в судебно-оперативной фотографии. Остроумов был снят стандартно: правый профиль, фас, полный рост. На фотографиях значились имя, отчество, фамилия и год рождения -- 1926. Снимки были отчетливые, фиксирующие каждую морщинку на вытянутом худом лице с большими глазами, на облысевшей голове -- ни волоска. -- Много раз судим? -- спросил Степана Степановича Антон. -- Своеобразный рецидивист-неудачник. Из сорока с лишним лет жизни половину провел в местах заключения. Последнее дело вел я. Подписывая обвинительное заключение, он обещал поставить точку. Видимо, не сдержался. Еще разок решил попытать счастья. Эх, Остроумов, Остроумов... Вот этот может и сигнализацию отключить, и компаньонов найти, и человека, под руку подвернувшегося на деле, прикончить, -- Стуков подал Антону телефонный справочник. -- Звони в отдел кадров обувного комбината. А я тем временем эти папки для памяти полистаю. Ответивший Антону начальник отдела кадров без колебаний заявил, что Владимир Андреевич Остроумов работает на комбинате не первый год. Сейчас находится в цехе. Будет там до пяти вечера. Антон положил трубку и решил, не откладывая, ехать на комбинат. -- Будь внимательным, -- предупредил Степан Степанович. -- Остроумов хоть и неудачник, но голой рукой его не возьмешь. 17. Рецидивист-неудачник Посмотрев на небольшую вывеску обувного комбината, Антон нырнул в узкий коридорчик проходной и с ходу чуть не наскочил на деревянный барьер. За барьером, держа перед глазами, как лорнет, очки с отломленной дужкой, стандартный старичок-вахтер самозабвенно разглядывал картинки в потрепанном "Крокодиле". Поздоровавшись со старичком, Антон спросил: -- Как увидеть Владимира Андреевича Остроумова? Вахтер положил на барьер журнал, одной рукой поправил форменную фуражку ведомственной охраны и заговорил издалека: -- Увидеть любого человека -- не трудная штука, а в данном конкретном случае у тебя, милок, ничего не выйдет, потому как вышел с комбината товарищ Востроумов, -- старичок поднес к глазам свой "лорнет", поразглядывал Антона и спросил: -- Случаем, не брательник Востроумову будешь? -- Сосед, -- сказал Антон первое, что пришло на ум. -- А я думал, брательник... Суседу могу сказать конкретно. Отпросился Востроумов брательника встречать. Через два часа как штык будет на рабочем посту. Мужик он у нас до строгости аккуратный и тверезый, хотя и из этих... -- Из кого, из этих? -- Как так?... -- вахтер подозрительно прищурился. -- Сусед и не знаешь. -- Недавно мы в соседях, -- выкрутился Антон. -- Можно сказать, друг друга не знаем. Подозрение на лице вахтера сменилось добродушием. -- Другой коленкор. А то: сусед... Сусед об суседе все должен знать. В таком разе тебе и сказать можно, что Востроумов больше двух десятков годов глядел на небо через решетку. -- Серьезно? -- изобразив удивление, спросил Антон. -- Куда сурьезней, -- довольный произведенным впечатлением, вахтер почесал затылок. -- Только это, милок, теперича для Востроумова все в прошлом, а в данном конкретном случае он передовик труда. Вдвоем с женкой три сотни с гаком как пить дать каждый месяц заколачивают. Думаешь, зазря он старое ремесло бросил? Зазря и чирей не сядет. Понял Востроумов скус честно заработанных денег. Дом купил. Мы вот тоже со старухой хатенку новую сообразить намерены -- али домик так небольшенький... Рассуждения о покупке домов для Антона интереса не представляли. Он посмотрел на часы, посожалел, что не располагает временем для хорошей беседы, и, сказав, что попозднее наведается еще, вышел из проходной. Побродив по близлежащим улицам, зашел в какой-то павильончик, перекусил. Затем заглянул в кинотеатр и полтора часа сидел в почти пустом зале, разглядывая на экране полуцветные от старости кадры документального фильма. Из кинотеатра сразу было направился к проходной комбината, но, увидев на пути телефон-автомат, решил позвонить Степану Степановичу. -- Уголовный розыск. Стуков, -- послышалось в трубке. -- Остроумова нет на работе. Говорят, отпросился встречать брата, -- сказал Антон. -- Срочно приезжай, -- проговорил Степан Степанович. -- Остроумов в вытрезвителе. Через несколько минут Антон уже находился в кабинете Стукова. Оказывается, Остроумова задержал постовой милиционер за переход улицы в неположенном месте. Выписывая квитанцию на штраф, заметил, что нарушитель пьян. Недолго думая, постовой вызвал служебную машину и отправил Остроумова в медвытрезвитель. Там при обыске у него нашли шесть золотых часов и, заподозрив нечистое, сообщили в уголовный розыск. Узнав фамилию задержанного, Стуков распорядился немедленно доставить его на предварительный допрос. -- Должны вот-вот привезти, -- закончил Степан Степанович. -- Если он хмельной, нельзя же допрашивать, -- сказал Антон. -- А мы и не будем, мы только присмотримся к нему. -- Неужели Айрапетов предупредил? От Голубева звонка не было? -- Молчит Голубев. Не вижу, Антоша, в предупреждении логики. Этим Айрапетов себя под удар ставит. -- Случайность? -- Не похоже. Скорее, ход какой-то. О большем они не успели переговорить. В сопровождении молоденького розовощекого сержанта в кабинет вошел Остроумов. Осторожно сняв с лысой головы новенькую клетчатую кепку, он заискивающе улыбнулся Степану Степановичу и поздоровался с ним, назвав по имени-отчеству. -- Здравствуйте, -- сухо ответил Стуков. -- Кажется... Кудрявый? -- Кличку до сих пор помните, -- блеснув металлическими зубами, осклабился Остроумов. -- Ну и память! -- Ничего память, пока не подводит, -- Степан Степанович нахмурился. -- А кличку вашу вспомнил потому, что встреча служебная. Опять за старое взялись? Остроумов развел руками и часто-часто заморгал. Он, на удивление, казался совершенно трезвым. Степан Степанович недоуменно поглядел на сержанта. Тот понял взгляд, виновато кашлянул, но доложил бойко, по-уставному: -- Задержанный перед обыском успел таблетку проглотить. -- Какую таблетку? -- Во такая малюсенькая, -- показывая кончик ногтя на мизинце, угодливо пояснил Остроумов, -- японская. Одну штучку с перепоя заглотишь -- и как огурчик свеженький. Лишь в темечке иголкой покалывает. Сержант передал Стукову изъятые при обыске часы и, попросив разрешения, удалился. Степан Степанович хмуро посмотрел на часы, потом на Остроумова и с упреком сказал: -- Опять за магазины принялись, Кудрявый, -- показав на стул, коротко бросил: -- Садитесь. -- Всегда позже времени кусаю локти, -- покаянно проговорил Остроумов, сел и прижал к груди руки. -- Прошу учесть, Степан Степанович, на этот раз шел в уголовный розыск с повинной. Клянусь, просветление нашло. Точка! Вспомнил ваши святые слова, что неудачник я самый последний. Ой, как мне тяжело, Степан Степанович... -- Поздновато каетесь. -- Лучше поздно, чем никогда. -- Начистоту говорить будете? -- Как перед господом богом! -- А с чего это вы вдруг раскаялись? -- Полностью осознал безысходность преступного пути и, если хотите, в знак благодарности за доброту человеческую. На лице Остроумова опять появилась заискивающая улыбка, опять блеснули вставные зубы, и с видом кающегося грешника он начал рассказывать, как вышел последний раз на свободу вместе с Павлом Моховым, встретился со старыми "корешками", как те предложили "дело", но он наотрез отказался. Рассказ был витиеватым и не имел отношения к тому, что интересовало Степана Степановича и Антона. -- Короче говорите, -- строго перебил Степан Степанович. -- Короче так короче, -- угодливо согласился Остроумов и вытер вспотевшую лысину. -- Ребятки на меня страшно обиделись, что добровольно ухожу от них. Произошел пьяный шухер, после которого машина "скорой помощи" подобрала меня без сознания с тремя ножевыми ранами и со штопором вот в этом месте... -- он приподнялся со стула и хлопнул себя ладонью ниже спины. -- Да, да, Степан Степанович! С обыкновенным штопором, каким откупоривают бутылки, ввинченным в мое тело на всю катушку. Я истекал кровью, подыхал, как последний пес... На счастье, попал в руки к гуманному врачу. Он, не считаясь с моим прошлым, не пожалел даже своей собственной крови, чтобы влить мне. Он жизнь мою беспутную спас!... Через его золотые руки прошел и Павлуша Мохов, имевший неосторожность заступиться за меня. Ребятки его чем-то тверденьким по темечку тюкнули. Лицо Остроумова сделалось скорбным. Он замолчал, ожидая, что Степан Степанович задаст наводящий вопрос. Вопроса не последовало, и тогда Остроумов продолжил дальше: -- Врача, который вырвал нас с Павлушей с того света, зовут Игорем Владимировичем. Недавно, точнее в прошлое воскресенье, я встретил его в "Космосе". У Игоря Владимировича состоялся торжественный день рождения. Культурные друзья стали дарить подарки. Я был выпивши, растрогался до слез и от чистого сердца тоже вручил подарочек, -- Остроумов в который уже раз провел ладонью по потеющей лысине. -- А сегодня Игорь Владимирович звонит мне по телефончику и говорит, что из-за этого подарочка его тянет уголовный розыск. "Как же так, уважаемый? На свою беду я спас тебе жизнь?" -- спросил он меня. Боже, что произошло со мною после этого звонка!... -- Решились на раскаяние? -- усмехнулся Степан Степанович. Остроумов растерянно замигал. Глаза его повлажнели, и слезы медленно поползли по впалым щекам. -- Я полжизни мотался по лагерям, полжизни жрал тюремный харч и таскал параши. Я почти забыл свое имя. Как собака, откликался на кличку, которую вы мне сегодня напомнили. У меня на черепе не осталось ни одного волоска, во рту нет ни одного собственного зуба, но... Почему вы, Степан Степанович, считаете, что вместе с волосами и зубами у меня исчезла совесть? Почему?! Остроумов закрыл было лицо кепкой, но сразу убрал ее. Слезы катились по его щекам и часто-часто капали на колени. Руки дрожали. Казалось, он силился сдержать слезы и не мог. И тогда он заговорил, не обращая на них внимания, облизывая кончиком языка верхнюю губу. -- В сорок седьмом году, когда я был в расцвете сил, мне отвалили пять пасок за какую-то мелочевку с дореформенными деньгами. Пусть я украл их, пусть... Но не жестоко ли за мелочевку давать такой срок? -- Остроумов вытер лицо кепкой. Глаза его стали злыми, красными. -- Я обалдел от возмущения и решил мстить. Мне давали срок за каждое мое дело. Я отбывал и принимался за прежнее. Опять садили... Да что базарить! Вы, Степан Степанович, все знаете. За двадцать четыре года моей преступной деятельности меня не пожалел ни один человек! И только Игорь Владимирович... Этим он перевернул все мои уголовные потроха. Я стал работать, у меня золотые руки. Хотите, я вам такие туфельки отчебучу, что ахнете! Который год не воровал... -- И не вытерпели. Остроумова заколотил мелкий озноб. Лысина вспотела, словно на нее брызнули водой. Он вытирал голову кепкой, но она потела еще больше. -- Встретился с Павлушей Клопом, затмение нашло, магазинчик с часиками подвернулся. Люди гибнут за металл, не устоял... -- тихо проговорил он и умоляюще посмотрел на Степана Степановича. -- Отложите допрос на завтра. Все как на духу расскажу. Сейчас не могу говорить, мысли путаются... Для смелости выпил, таблеточку проглотил, в темечке иголкой колет... Ой, как сильно колет... Степан Степанович вызвал сержанта и приказал увести Остроумова в следственный изолятор. Остроумов надвинул по самые уши кепку, поднялся и, заложив по тюремной привычке за спину руки, сутулясь, вышел из кабинета. Стуков проводил его хмурым взглядом. Когда дверь закрылась, проговорил: -- Вот это и есть Владимир Андреевич, рецидивист-неудачник. Необычный какой-то сегодня. Первый раз таким вижу. -- Не от таблеток ли? предположил Антон и поморщился брезгливо. -- Какую только дрянь не глотают. -- Возможно, -- согласился Степан Степанович. Задумчиво помял в пальцах сигарету. -- А Игорь Владимирович предупредил-таки Остроумова. Не утерпел. Антон придвинул к себе оставленные сержантом часы, промолчал. В поведении Айрапетова на сей раз не было логики. Его телефонный звонок, если он на самом деле состоялся, мог явиться сигналом тревоги для Остроумова. Рассчитывать на джентльменский жест матерого уголовника мог только наивный человек. Айрапетов впечатление наивного не производил. Не верилось и в то, что Остроумов действительно шел в уголовный розыск с повинной и случайно нарвался на постового милиционера. Сомнений не вызывали только шесть золотых часов. Ровно столько исчезло их из магазина. Значит, соврал Мохов, что успел продать часы. Видимо, Остроумов хватанул себе львиную долю. Овальные, в изящных коробочках-упаковках, оклеенных изнутри красным шелком, часики лежали перед Антоном на столе. -- Сейчас поеду в следственный изолятор, покажу эти часы Костыреву и Мохову, -- вдруг сказал Антон. -- Попробуй, -- согласился Степан Степанович. -- Может быть, это что-нибудь и даст. На Костырева часы не произвели ни малейшего впечатления. Замкнутый и угрюмый, уже остриженный под машинку, он, несмотря на все старания Антона, ничего не хотел говорить. Полностью отрицал знакомство с Остроумовым, Айрапетовым и электромехаником с подстанции Лаптевым, признав лишь одного монтера Валерку Шумилкина. Когда же Антон заикнулся о загадочных письмах, вообще превратился в истукана и перестал разговаривать. Мохов, как и прошлый раз, заявился на допрос с видом бывалого уголовника, словно роль подследственного доставляла ему большое удовольствие. Не дожидаясь, когда Антон заговорит, спросил: -- Раскололся Федька? Обвиниловку подписывать, начальничек, да? -- До обвинительного заключения еще далеко, -- спокойно сказал Антон и положил на стол часы. -- Узнаете? Всего на секунду растерялся Мохов. Скорее даже -- удивился. Но ответил равнодушно: -- Нет, не узнаю. -- Эти часики принес в уголовный розыск Остроумов Владимир Андреевич, -- Антон сделал паузу. -- Кудрявого помните? Мохова будто по лбу ударили. Ошарашенно заморгав, он несколько раз проглотил слюну и вдруг закричал: -- Опять путаешь, гражданин начальник! Никаких ни кудрявых, ни лысых не знаю! -- А Игоря Владимировича Айрапетова? -- Никого не знаю! Не возьму на себя мокруху! Не возьму!... Чужое дело шьешь? Хочешь, чтобы Пашка Мохов заложил?... Не выйдет! -- Ну, что вы кричите, Мохов? С Остроумовым срок вместе отбывали, попали в пьяную драку. Айрапетов оказывал вам медицинскую помощь. В кафе "Космос" с ним шампанское пили, московского инженера ездили встречать на вокзал. Мохов судорожно глотнул: -- Так, а часы при чем? Антон улыбнулся: -- Вот и я думаю: чего вы раскричались? -- На барахолке я толкнул часики! По дешевке на барахолке! -- опять почти завизжал Мохов. -- Кто сейчас туда за часами ходит? -- с усмешкой спросил Антон. -- А ты попробуй золотые купи в магазине. Попробуй... Не густо их в магазине. Это в сельмагах они лежат, а в городе мигом раскупаются. -- Как часы попали к Остроумову? -- Антон нахмурился. -- Хватит, Мохов, врать. Мохов ударил кулаком по тощей груди. -- Никого не заложу! Не знаю. Пусть Федька Костырев раскалывается, его дело. Антон внимательно смотрел на Мохова и понимал, что вся моховская бравада от трусости. Но почему он не боится Костырева? Почему все сваливает на него? В уголовный розыск Антон вернулся только к концу рабочего дня. Степан Степанович был на каком-то совещании. На его столе лежала записка: "Антоша! Звонил Голубев. Самолет намного опаздывает. Игорь ведет себя хорошо. Контактов -- никаких. Ждет. Ночевать приходи ко мне. Слава тоже будет. Домочадцы на даче. Потолкуем мужской компанией", -- прочитал Антон и, сев за стол, устало подпер руками подбородок. Телефон зазвонил внезапно. Незнакомый мужской голос спросил Степана Степановича. -- Стуков на совещании, -- сказал Антон, -- Извините, с кем я разговариваю? -- С Бирюковым. -- Так это вы ведете следствие по магазину? -- Я, -- подтвердил Антон. -- Это Айрапетов говорит. Мне обязательно надо с вами встретиться. Сегодня же, немедленно. -- Приезжайте. Буду ждать. -- Видите, какое дело... Я только что встретил маму. Не будете возражать, если мы сойдемся через полчаса, что называется, за круглым столом, скажем, в ресторане "Сибирь"? К слову, вы ужинали? Антон вспомнил, что сегодня толком даже не обедал. -- Нет, не ужинал. -- Отлично! Значит, через полчаса -- у входа в "Сибирь"?... -- проговорил Айрапетов таким тоном, как будто разговаривал с давним-предавним знакомым. Антон на какое-то время задумался. Встречаться в такой обстановке с людьми, причастными к проводимому расследованию, он не любил, но память сейчас подсказывала ему, что с рестораном "Сибирь" что-то связано по ходу следствия. Пауза была недолгой, однако Айрапетов поторопил: -- Ну, что вы раздумываете? Соглашайтесь... "Там же Олег работает! -- вспомнив рассказ соседки Айрапетова Веры Павловны об инциденте с Людой Сурковой, вдруг подумал Антон. -- Надо воспользоваться случаем, чтобы понаблюдать за этим Олегом со стороны". -- И ответил: -- Пожалуй, соглашусь. -- Отлично! -- бодро воскликнул Айрапетов, словно обрадовался, и тут же положил трубку. 18. За круглым столом Айрапетов у самого входа в ресторан разговаривал с моложавой, но заметно полнеющей женщиной. Он издали увидел Антона и разулыбался, как желанному другу. -- Знакомься, мама. Это сотрудник уголовного розыска, товарищ Бирюков, -- сказал он женщине) когда Антон подошел к ним. Женщина устало подала темную от загара, с дорогим браслетом руку, вежливо наклонила голову и назвалась; -- Евгения Петровна. Антон тоже сдержанно кивнул, сказал свое имя. Она бесцеремонно оглядела его, спросила: -- А отчество? -- Игнатьевич. -- Вы знаете, Антон Игнатьевич, на юге ужасные грозы. Нас почти полный день мариновали в аэропорту. Самолет не мог вылететь из-за каких-то разрядов... -- Мама, -- перебил Айрапетов. -- Кому это интересно? Евгения Петровна устало отмахнулась. -- Не сердись, Игорек, я так сегодня переволновалась, -- и опять повернулась к Антону. -- Это вы такой молодой работаете в уголовном розыске? И не боитесь преступников? Ведь они бывают вооружены. Знаете, в нашем городе недавно был случай, о нем даже писали в газетах... -- Мы пойдем ужинать или будем разговаривать здесь? -- с улыбкой опять перебил Евгению Петровну Айрапетов. -- Конечно, Игорек, пойдем. Я ужасно проголодалась. Совершенно не могу есть в самолете, хотя там кое-что и подают. Антон сразу приметил, что Айрапетов не то стесняется своей словоохотливой родительницы, не то боится, как бы она не наговорила лишнего. Игорь пытался перехватить инициативу разговора, но удалось это ему только в ресторане, когда Евгения Петровна с видом знатока стала сосредоточенно изучать меню. -- Я разыскал того сапожника, -- полушепотом сказал он Антону. -- Для чего вы это сделали? -- спросил Антон. -- Попав в глупейшую историю, нельзя сидеть сложа руки. -- Остроумов никуда бы не делся. -- Не сомневаюсь. У меня была другая цель, чтобы он пришел к вам с повинной. Согласитесь, это лучший вариант. Ему за чистосердечное раскаяние меньше достанется, а вам работы уменьшится. -- Смотрите-ка, даже шашлык по-кавказски есть! -- удивилась Евгения Петровна, положив на стол меню. -- Интересно, как его здесь готовят? Может быть, одно лишь название, -- она грузно поднялась из-за стола. -- Игорек, ты, пожалуйста, заказывай, а я ненадолго отлучусь. Так сказать, в порядке обмена опытом пойду познакомлюсь с директором этого заведения, Айрапетов, проводив ее взглядом, смущенно проговорил: -- Не удивляйтесь. Мама работает директрисой крупного ресторана. Профессиональная гордость говорит, -- Игорь положил на стол пачку "Нашей марки", закурил и, разглядывая зажигалку, задумчиво сказал: -- Хотел сделать как лучше... -- К сожалению, некоторые свидетели, стараясь оказать пользу делу, забывают, что от них требуется только одно -- говорить правду, но не вмешиваться в следствие. -- Привычка бороться за справедливость. Не могу сидеть сложа руки, когда... -- Игорь глубоко затянулся сигаретой. -- Согласитесь сами: считанные дни до защиты диссертации и вдруг... нелепость с бритвой. -- Вы на самом деле спасли Остроумову жизнь? -- Положение было критическим. Однако большого ума для спасения не требовалось. Нужно было срочно влить кровь. У меня оказалась подходящая группа. Операцию делал другой врач. Антон взял лежавшую перед Игорем пачку "Нашей марки", рассеянно поразглядывал ее и спросил: -- Хорошие сигареты? -- Неплохие. Почти десять лет только их курю. Привык. -- Необычные для Новосибирска какие-то. Первый раз вижу. -- Их здесь не продают. Это мама мне каждый месяц присылает. -- Точно такую же пустую пачку обнаружили у нас в райцентре в обворованном магазине, -- как можно равнодушнее проговорил Антон. -- Откуда она могла там оказаться? -- удивился Айрапетов. -- Это действительно редкие для Новосибирской области сигареты. Антон пожал плечами. Наступило тягостное молчание. Айрапетов, наморщив лоб, сосредоточенно думал. -- А ведь я в прошлую субботу был у вас в райцентре, -- вдруг сказал он. -- Случайно встретил Мохова. У него не было курева... Я отдал ему полпачки. Неужели он заодно с Остроумовым? -- Мохов, когда вы с ним встретились, один был? -- С каким-то здоровым парнем. Я его не знаю. Опять помолчали. Антон спросил: -- У кого вы были в райцентре? -- У Лиды Чурсиной. Знаете такую? Собственно, был поутру, очень недолго. Ездил проветриться от городской суеты. Там великолепная у вас природа. Николай Петрович, дядя мой, готов сутками пропадать у Лидочки. -- Знаете о том, что на днях с ней произошло несчастье? На лице Айрапетова появилось нескрываемое удивление. Так удивиться мог только несведущий человек. -- У Лидочки?... -- недоверчиво переспросил он. -- Путаница какая-то. В воскресенье от нее вернулся дядя. Все было нормально, он ни слова мне не сказал. -- К сожалению, путаницы нет, -- Антон вздохнул. -- Лидия Ивановна приняла большую дозу пахикарпина, и в настоящее время неизвестно, удастся ли врачам спасти ее жизнь. -- Пахикарпина?! -- опять удивился Айрапетов. -- Не могу поверить! Этим лекарством женщины нередко, с позволения сказать, скрытно врачуют себя, чтобы не прибегать к аборту. Как правило, такое самоврачевание кончается весьма печально. Что толкнуло Лидочку?... -- Видимо, причина была. -- Так это ее магазин обворовали? -- Да, в котором она работала. Айрапетов опустил глаза. -- Честное слово, не верится, чтобы Лидочка... Милейшая девчушка, скромница, тихоня... Вот уж поистине вспомнишь народную мудрость: "В тихом омуте черти водятся". -- Когда вы у нее были, она никаких признаков беспокойства не высказывала? -- Абсолютно. Веселая, улыбалась. Радовалась покупке часов. -- Где Чурсина могла достать пахикарпин? -- Затрудняюсь ответить. Хотя... Лидочка ведь продавцом работала, связи у нее, безусловно, были. К столу подошла официантка, чтобы принять заказ. Айрапетов только-только взял меню и посмотрел на Антона, словно спрашивая, что же заказывать, но в это время появилась оживленная Евгения Петровна. -- Голубушка, заказ оставлен у директора. Будьте любезны, пройдите к нему, -- ласково сказала она официантке и, устало откинувшись в кресле, посмотрела на Антона. -- Удалось кое-что организовать, чего в меню нет. И вдруг спросила: -- Вы никогда не были в нашем городе? Непременно должны побывать. Можете остановиться у нас в доме -- комната Игорька пустует. Захотите, устрою в гостиницу, будете жить в отдельном номере. Когда надумаете приехать, дайте телеграмму, мы с мужем встретим. У нас собственная "Волга". -- Спасибо, -- поблагодарил Антон. -- Что "спасибо"? -- Евгения Петровна повернулась к Айрапетову. -- Игорек, что ты как в рот воды набрал? Уговори Антона Игнатьевича побывать у нас, я вполне серьезно приглашаю. -- Да, да, -- рассеянно поддержал Айрапетов. -- Мама у нас славится хлебосольством, умеет организовать отдых. Каких только друзей в нашем доме не бывало! Появившаяся с подносом официантка прервала разговор. По тому, как плотно был загружен поднос судочками, тарелками и запотевшими бутылками с чехословацким пивом "Дипломат", Антон понял: Евгении Петровне удалось "кое-что" организовать недурно. Словно спохватившись, она попросила официантку принести еще и коньяк, но Антон наотрез отказался: -- Таких крепких напитков не употребляю, -- заявил он и для убедительности приврал: -- Спортом занимаюсь. Евгения Петровна засмеялась: -- Коньяк спорту не помеха. Я знаю спортсменов, которые пьют как лошади. -- Каким же видом спорта они занимаются, винболом или спиртболом? -- съязвил Антон. -- И на какие средства? -- Не забывайте, что деньги имеют на юге иную цену. Люди едут к нам отдыхать. Они не трясутся над рублем, а ищут место под солнцем теплее... -- Некоторые настолько увлекаются теплом, что вспоминают об уголовном кодексе только тогда, когда попадают в места, где солнце светит, но не греет, -- перебил Антон Евгению Петровну. -- Совершенно правильно, -- тоже улыбнувшись, неожиданно согласилась она. -- Живя на одну зарплату, швыряться деньгами не будешь. Вот мы, например, с мужем оба неплохо получаем. Однако, чтобы купить "Волгу", нам пришлось копить сбережения около десяти лет. Примерно столько же копили на дом. Зато сейчас живем как в раю. Имеем богатый сад, множество цветов. Мне очень хочется, чтобы вы погостили у нас. Приезжайте, честное слово, не пожалеете. Айрапетов молчал. Он почти не притрагивался к еде, задумчиво тянул пиво и закуривал одну сигарету за другой. -- Игорек, ты много дымишь, -- упрекнула Евгения Петровна. -- Случилось несчастье с очень хорошей девушкой, -- раздавливая в пепельнице окурок, проговорил Игорь. -- Никак не могу представить... -- Ты был с ней в близких отношениях? -- Ну что ты, мама... -- Тогда к чему так сильно переживать? Понимаю, всякое несчастье причиняет боль. Если ты чем-то можешь помочь этой девушке, то помоги. Если нет, то какая польза от твоих переживаний?... Не забывай, что у тебя диссертация на носу. Зал ресторана быстро заполнялся посетителями. Свободных мест почти не оставалось. За соседним столом жгуче-крашеная, похожая на цыганку брюнетка лениво разговаривала с лысеющим мужчиной. Время от времени она откровенно стреляла в Айрапетова черно-сизыми, как переспевшая слива, глазами. Появился сутулящийся косматый парень. Огляделся, торопливо подошел к Айрапетову. -- Привет князю Игорю! -- произнес театрально и покосился на свободное кресло. -- Занято, старик, -- не ответив на приветствие, коротко бросил Айрапетов. Парень хмельно улыбнулся. Как ни в чем не бывало подошел к брюнетке, бесцеремонно обнял ее за плечи, что-то сказал и подался к эстраде, где музыканты уже настраивали инструменты. Вентиляторы вытягивали из зала табачный дым, сизыми лентами поднимающийся над столами, приглушали разнобой голосов. Худенькая миловидная певица, чуть не проглатывая микрофон, запела песенку, которую Антон слышал впервые. На певицу никто не обратил внимания. Казалось, она делает приятное только для самой себя. -- Чувствую, вам надо побыть одним, -- неожиданно сказала Евгения Петровна. -- Пойду хоть из окна ресторана погляжу на ваш город. Айрапетов, не говоря ни слова, кивнул головой, и она грациозно удалилась. Антон разглядывал гомонящую разновозрастную публику, из профессионального интереса пытаясь отличить случайных посетителей от завсегдатаев. Айрапетов, наоборот, сидел с таким задумчиво-равнодушным видом, как будто окружающего не существовало. Певицу на эстраде сменил косматый парень, здоровавшийся с Айрапетовым. Шагнув из стороны в сторону, он поднес к губам микрофон, словно хотел его поцеловать, и тотчас громко заиграл оркестр. Гул в зале заметно стал утихать. Посетители удивленно заводили головами, поворачиваясь к эстраде. Парень выждал, пока музыканты закончили играть вступление, еще больше сгорбился и нетрезвым голосом почти заговорил по слогам: Я сегодня до зари встану, По широкому пройду полю. Что-то с памятью моей стало -- Все, что было не со мной, помню... Айрапетов поморщился, как от зубной боли, и, с усмешкой глянув на певца, сердито бросил: -- Пить меньше надо. Оркестранты не жалели сил. Мелодия металась в тесных стенах ресторана, дребезжала стеклами окон. Казалось, ей до ужаса больно в этом прокуренном зале, и она изо всех сил рвется в широкое поле, где "обещает быть весна долго" и "ждет отборного зерна пашня". А певец, уставившись осоловевшими глазами в пол, не чувствовал этой боли, сутулился старичком и, раскачиваясь с боку на бок, тянул по слогам: Я от тяжести такой горблюсь, Но иначе жить нельзя, если... "Идиот! Такую песню опошляет", -- с внезапной злостью подумал о певце Антон. Айрапетов словно угадал его мысль: -- Сейчас мы сделаем так, что этот соловей замолчит, -- Игорь поднялся в полный рост, оглядел зал и быстро сел. -- Порядок. Ольги нет, -- весело сказал он, щелкнул шариковой авторучкой и на бумажной салфетке написал размашистым почерком: "Старик!", Чуть подумав, густо зачеркнул написанное и, сменив наклон почерка влево, быстро настрочил: "Старик! Пока ты здесь горбишься от тяжести, Ольга в "Космосе" с Юркой Водневым шейк выкручивает. Целую". Сложив салфетку вчетверо, подозвал одну из официанток и, показав на только что кончившего петь парня, с улыбкой попросил: -- Танечка, передай, пожалуйста, вот тому молодому Карузо. Официантка быстро прошла между столиков и выполнила просьбу. Парень осовело уставился в записку, качнулся и вдруг, чуть не запутавшись в микрофонном шнуре, сорвался с эстрады и ринулся к выходу. -- Порядок, -- усмехнулся Айрапетов. -- Максимум через десять минут будет в вытрезвителе. -- О какой Ольге вы писали? -- спросил Антон. -- Сотрудница моя. По молодости, дурочка, выскочила замуж за этого алкоголика, теперь мается. Ревнив по пьянке, как Отелло. Видел, как фамилия Воднева сейчас сыграла? Это отличный парень, бывшая Ольгина любовь. Сменяла, дуреха... -- Они что, правда, в "Космосе"? Айрапетов засмеялся: -- Юрка второй год на Камчатке служит. Не усек подвоха этот "Отелло" с пьяных глаз, -- Игорь вдруг посерьезнел. -- Кстати, это тот самый Олег, с которым у Люды Сурковой произошел конфликт в моей квартире. -- Что ж вы раньше мне не сказали? -- Даже не стукнуло... -- Айрапетов приложил палец к виску. -- Да и выяснять сейчас у него что-либо бесполезно, он же в стельку нализался. "Не умышленно ли ты его отсюда выпроводил?" -- задал себе вопрос Антон и не успел сделать никакого вывода. Айрапетов заговорил снова: -- Если хотите встретиться с Олегом, завтра провожу к нему на квартиру. Или приходите сюда к открытию, утром. Олежка, как пить дать, опохмелиться заявится. Хоть и алкоголик, но мужик он сравнительно искренний, крутить перед вами не станет. Если что-то замнет, могу помочь. Передо мною он как перед богом... К столу вернулась Евгения Петровна. Антон решил, что пришло время закругляться, достал деньги и положил на стол. -- Что за фокусы? -- удивился Айрапетов. -- Я пригласил вас на ужин, я и рассчитаюсь. -- Ну, зачем же вам рассчитываться. Привык платить -- Нельзя быть таким щепетильным, -- обиделась Евгения Петровна. -- Мы ведь вас на сделку не сбиваем, никакой услуги от вас не просим. Просто Игорек хотел с вами переговорить, я поэтому и уходила от стола. -- И она осторожно положила к Антоновой пятерке еще десять рублей. Когда Антон заявился к Стукову на квартиру, Степан Степанович со Славой Голубевым пили чай. -- Полюбуйтесь на него, -- шутливо возмутился Слава. -- Я негласно целый день по аэропорту за Айрапетовым мотаюсь, а товарищ Бирюков в открытую с ним в ресторане пирует. В какую сумму маме Игоря Владимировича обошлось угощение? Антон устало сел. -- Не дури, Славочка. Кровную пятерку заплатил, ради дела старался. -- Ну и как они человеки? -- Похоже, порядочные люди, только не пойму, ради чего меня приглашали в ресторан: то ли для того, чтобы Игорь рассказал, что уговорил Остроумова явиться в уголовный розыск с повинной, то ли, чтобы Евгения Петровна пригласила к себе в гости. -- А вот нас со Степаном Степановичем по гостям не приглашают, -- Слава вздохнул и посмотрел на Антона так, как будто знал что-то интересное. -- Не томи, Славочка, -- попросил Антон. -- Рассказывай, что за день вымотал по аэропорту. -- Игорь Владимирович несколько раз изволил куда-то звонить из автомата, -- прежним тоном продолжал Голубев. -- Заходил в сберегательную кассу, никаких операций там не сделал. Ровно сорок пять минут куда-то катался на такси. Куда, не знаю, потому как догнать не на чем было. Номер такси записал, завтра найду шофера и узнаю. Короче говоря, у меня сведения не густые, а вот у Степана Степановича поинтересней... -- Какие? -- оживился Антон. Стуков отодвинул пустой стакан и закурил сигарету. -- Светлана Березова, Антоша, нам сюрприз преподнесла. Анализ слюны на конверте, который она нашла у Костырева, показал, что заклеивал конверт мужчина, а графическая экспертиза установила -- адрес написан измененным почерком Игоря Владимировича Айрапетова. Антон живо представил, как в ресторане Игорь бойко начал записку горбившемуся певцу, потом зачеркнул написанное и изменил наклон почерка влево. С таким же наклоном был подписан конверт, найденный Светланой Березовой. По необъяснимой аналогии вспомнился томик стихов Петрарки в чемодане Костырева, на нем -- рукой Березовой надпись: "Солнышко! Не сердись на меня". И вдруг совершенно в иной окраске представился случай нападения хулиганов на Березову. Кто-то боялся ее приезда из райцентра. Березову поджидали, вырвали сумочку, чтобы знать, что она в ней везет. И снова вплетался Айрапетов. Игорь дежурил по "Скорой помощи", машина которой увезла Березову. -- Завтра утром делаю очную ставку Костырева со Светланой, -- твердо сказал Антон. -- Заговорит он, Степан Степанович. Честное слово, заговорит! 19. Счет No 8737 в сберкассе Однако утром совершенно неожиданно Антону пришлось изменить свой план. В следственном изоляторе дежурный перехватил записку, которую Остроумов пытался передать Мохову. На измятом клочке бумаги было написано: "Здравствуй, Павлуша. С приветом к тебе Кудрявый. Да, Павлуша, Богу стало угодно, чтобы по магазинному делу прошел я. Завтра первый допрос, а я не знаю, что базарить. Начисто забыл, как все это мы сделали. Буду мазать на себя, а ты с Кирюхой отмазывай. Часики в полности-сохранности пришлось вернуть. Получилось худо -- шел каяться, а лягавый застукал. Тянуть будем по второй части восемьдесят девятой. Там хоть и есть до шести пасок, но Бог не выдаст -- свинья не съест. Кудрявый не подведет. Ты его знаешь". -- Не пойму цель Остроумова, -- задумчиво сказал Антон. -- Передать записку в следственном изоляторе можно только по редкой случайности. -- Случайность -- одна из форм проявления необходимости. Так, кажется, учит философия? Давай думать, какая необходимость толкнула Остроумова рисковать в расчете на случайность, -- отозвался Степан Степанович. -- По-моему, причин может быть две. Во-первых, Остроумов хотел предупредить соучастников, что попался с поличным, и договориться с ними давать одинаковые показания. Во-вторых, фраза "Шел каяться", а лягавый застукал" рассчитана на простака, который, перехватив записку, поверит, что Остроумов на самом деле шел с повинной. Антон еще раз внимательно прочитал записку и спросил: -- Почему он слово "Бог" пишет с заглавной буквы? И почему этому "Богу" стало угодно, чтобы по магазинному делу прошел Остроумов? Кто этот Бог? Не состоит ли он из крови и плоти? -- Возможно так, но, возможно, и по религиозным соображениям. Случается, рецидивисты с удовольствием изображают религиозных фанатиков. -- Вот что, Степан Степанович... -- Антон задумчиво прошелся по кабинету. -- Вместо следственного изолятора съезжу-ка я вначале на обувной комбинат. Как-никак Остроумов там работал. -- А я поеду искать того таксиста, с которым Айрапетов на сорок пять минут уезжал из аэропорта, -- сказал присутствующий здесь же Слава Голубев. Вопреки ожиданию, характеристика на Остроумова по месту работы была самая что ни на есть хорошая. За год Остроумов не допустил ни одного нарушения трудовой дисциплины, не совершил ни одного прогула. За перевыполнение плана почти каждый месяц получал солидные премии. Здесь же, на обувном комбинате, работала его жена -- невысокая худенькая женщина. Разговаривая с Антоном, она то и дело поправляла на шее светленькую косынку и тревожно взглядывала печальными глазами. По ее рассказу выходило, что и дома на протяжении последнего года -- сколько они жили вместе -- Остроумов никаких вывихов не допускал, был примерным семьянином. -- Чем он в свободное время занимался? -- спросил Антон. -- Больше все на рыбалку мы вместе ездили, по ягоды, по грибы. У нас мотоцикл с люлькой. Почти каждую субботу и воскресенье дома не сидели. -- А где были в прошлую субботу? -- Ездили до станции Кувшинка, это недалеко от Буготака. Рыбачили на Ине. Правда, клев плохой был, но хоть отдохнули. -- Когда домой вернулись? -- В тот же день засветло. -- Ночью Владимир Андреевич никуда не отлучался? -- Никуда, -- Остроумова приложила к глазам уголок косынки. -- Сколько живем вместе, первый раз такое случилось. Говорят, отпросился встречать какого-то брата, а у него нет братьев. Это, наверное, прежние дружки. Когда освободился последний раз, его ведь чуть не убили. Хорошо, врач добросердечный попался. Спас, -- всхлипнула, помолчала и подняла на Антона глаза. -- В милицию заявить, что ли? На розыск? -- Пока не надо, -- сказал Антон и тут же спросил: -- Ну, а в воскресенье чем занимались? -- Днем по хозяйству. Ремонт дому кой-какой делали. Вечером в кафе "Космос" сходили, поужинали там, а заодно Владимир врача, о котором я говорила, что спас его, с днем рождения поздравил. Тот с большой компанией там был, -- Он приглашал вас? -- Нет. Владимир от какого-то парня узнал, что врач будет в кафе отмечать свой юбилей, ну и предложил мне сходить. -- От какого парня? -- Не знаю его. Первый раз видела. Заявился к нам домой в воскресенье утром. Говорили они недолго, о чем -- не слышала. Заметила только, что Владимир его грубо выпроводил и сам после этого долго нервничал. Сейчас вот думаю, не из дружков ли его бывших кто заявлялся. Из уголовного мира не так-то просто вырваться. А приходивший здорово на уголовника похож. -- Попробуйте хотя бы внешность его вспомнить. -- Да я его мельком видела. Заметила только, что невысокого роста, волосатый. Так сейчас молодые все волосатые. -- В кафе тому врачу ничего не дарили? -- Владимир большой букет цветов купил, рублей за десять, и шампанского бутылку. Вот и весь наш подарок. -- Может быть, Владимир Андреевич еще что-нибудь дарил? Остроумова печально поежилась: -- Не знаю. Может, и дарил... -- Владимир Андреевич трезвым был? -- Не больше полстакана шампанского выпил. За здоровье того врача. Он непьющий, хоть и в тюрьме долго сидел. На работе женщины шутят: "Твой и на сапожника не похож". На комбинате в общей сложности Антон провел больше часа. Ожидая трамвая, строил различные предположения, стараясь установить причину, впутавшую Остроумова в дело. Если жена говорила правду, то непосредственного участия в краже Остроумов принимать не мог. Как же к нему попали краденые часы? Кто приходил к Остроумову домой в воскресенье утром? С какой целью? Чтобы сообщить, что Айрапетов будет в кафе отмечать свой день рождения или... Почему после разговора с приходившим Остроумов стал нервничать? И опять возникал вопрос: кто же это был? Мохов?... Трамвая не было долго. К остановке медленно подкатывалось свободное такси. Молодой чубатый шофер присматривался, не кончилось ли у кого терпение. Антон встретился с ним взглядом и в какую-то секунду принял решение. -- В аэропорт, -- подбежав к такси, торопливо сказал он шоферу и, захлопнув за собою дверцу, попросил: -- Только как можно скорее. -- На самолет опаздываем? -- участливо поинтересовался шофер. -- Хуже, друг. Гони вовсю. Таксист понимающе кивнул и, отпустив тормоза, переключил скорость. Машина рывком взяла с места. Стрелка спидометра мигом проскочила начальные деления шкалы и перевалила за "50". Антон неотрывно смотрел на часы. Минут через десять попросил еще прибавить скорость. Стрелка переползла деление "60". Вырвавшись на Красный проспект, машина понеслась отсчитывать зеленые огоньки светофоров. Только у одного из них пришлось задержаться. Неопытный любитель, подставив зад своего "Запорожца" чуть не вплотную к радиатору "Волги", прозевал предупредительный свет и никак не мог взять с места. -- Козел, какой козел... -- цедил сквозь зубы вошедший в азарт таксист; вывернув машину, он объехал "Запорожца" и рванулся вперед, успев все-таки показать любителю кулак и зло крикнуть: -- Трижды козел! Выскочив из городской сутолоки на загородное шоссе, шофер еще прибавил скорость, и стрелка спидометра теперь уже задрожала за "90". Лихо затормозив перед аэропортовским вокзалом, он устало откинулся к спинке сиденья и спросил: -- Успели? Антон посмотрел последний раз на часы и отрицательно покрутил головой. -- Из-за того запорожского козла у светофора с минуту потеряли, -- шофер сердито сплюнул в открытое окно машины. -- Быстрее гнать нельзя было. И так на пределе жал. Антон расплатился с таксистом и невесело вошел в здание аэровокзала. Появившееся на трамвайной остановке предположение не подтвердилось -- даже гоня такси на пределе, Айрапетов за сорок пять минут не мог успеть съездить из аэропорта до обувного комбината, чтобы встретиться с Остроумовым и вернуться обратно. На это ему потребовалось бы, в лучшем случае, не меньше полутора часов. Вокзал был полон пассажиров. Динамики, перекликаясь металлическим эхом, то и дело неразборчиво и хрипло выкрикивали номера рейсов отлетающих и прилетающих самолетов. На взлетном поле гудели турбины. Сновали носильщики. Задумчиво Антон прошелся по залу. На глаза попалась вывеска "Сберкасса". Постояв перед нею, он решительно вошел в кабинет управляющего и, предъявив удостоверение, объяснил суть дела. -- О том, что тайна вкладов охраняется законом, вы, как сотрудник уголовного розыска, безусловно, знаете? -- осторожно спросил управляющий. -- Безусловно, знаю, -- подтвердил Антон. -- В таком случае придется подождать одну-единственную минуту. Оставив дверь открытой, управляющий вышел из кабинета и зашептался с женщиной, сидящей за стеклянной перегородкой с табличкой "Контролер". Женщина, кивнув головой, полистала картотеку и одну из карточек подала управляющему. Тот внимательно ее разглядел, возбужденно вернулся к Антону, закрыл за собою дверь и заговорил почти шепотом: -- Смею заметить, Айрапетова Игоря Владимировича в числе наших вкладчиков нет, а Владимир Андреевич Остроумов вчера сделал первый вклад, -- управляющий показал в карточку пальцем. -- Обратите внимание -- счет номер восемьдесят семь тридцать семь. Вклад составляет пять тысяч рублей -- сумма немалая. Сюрприз, как сказал бы Степан Степанович, был налицо. Но еще более интересное приготовил Слава Голубев, сравнительно легко отыскавший таксиста, с которым Айрапетов уезжал из аэропорта. В одной из сберкасс города Игорь Владимирович снял со своего счета ровно пять тысяч рублей. -- Что будем делать? -- спросил Степана Степановича Антон. -- Допрашивать Остроумова, -- ответил Стуков. Остроумов явился на допрос, понуро опустив лысую голову и по привычке держа руки за спиной. Увидев его, Голубев быстро написал Антону: "Этот человек вчера был в аэропорту после приезда Айрапетова из сберкассы". Антон понимающе кивнул. Показания Остроумов давал по существу, без излишних отступлений. Чувствовалось, что он приучен на допросах говорить под запись. -- Давайте уточним, -- сказал Антон и вспомнил, что точно так же обращается к допрашиваемым подполковник Гладышев. -- Значит, вы утверждаете, что сами в магазине не были, а только показали Мохову магазин и отключили сигнализацию. В качестве доли за это взяли от Мохова часы... -- Бритовку тоже взял, -- угодливо сказал Остроумов. -- Еще одно уточнение. Как вы могли отключить сигнализацию, если сами в райцентре не были? Остроумов вытер вспотевшую лысину, заискивающе улыбнулся: -- Вы еще очень молоды, потому так легко поверили моему алиби. Когда шел на дело, я не собирался приходить в уголовный розыск с повинной. Съездил на рыбалочку с женой, перед соседями покрутился. В таком деле все надо предусмотреть. На след угрозыск нападет, а моя хата с краю: "Извините, дорогие сотруднички милиции, днем культурненько отдыхал, вечером с соседками семечки лузгал, чаек допоздна с соседом швыркал". Я, гражданин инспектор, стреляный воробей. Меня куда уж только жареный петух не клевал... -- Продолжаете утверждать свое? -- Бог не даст соврать, -- Остроумов показал пальцем в потолок, -- всевышний все видит, -- и заторопился. -- Да вы, гражданин инспектор, не сомневайтесь. На суде темнить не буду, повторю слово в слово свои показания. Пройду с ребятками по второй части восемьдесят девятой -- кража по предварительному сговору. Там до шести лет, но, учитывая мое чистосердечное раскаяние, прокурор попросит года два, а судьи и того меньше присудят. Обвинительное хоть сей миг готов подписать. -- В статье восемьдесят девятой есть и третья часть, -- Антон открыл "Уголовный кодекс" и прочитал вслух: -- "Кража, совершенная особо опасным рецидивистом или в крупных размерах, наказывается лишением свободы на срок от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества или без таковой". Как видите, прокурор может попросить самое малое шесть лет. По вискам Остроумова поползли струйки пота. -- Зачем так жестоко?... Я ж... Я ж с повинной пришел, часики вернул, а из тряпок ребятки взяли всего-ничего, кот наплакал. -- Мы не на базаре, где можно рядиться, -- строго сказал Антон. -- Рецидивист вы особо опасный -- судимостей у вас не перечесть, убыток, причиненный магазину, является крупным. Поэтому следственные органы обязаны обвинить вас по третьей части, и судьи могут вынести постановление конфисковать не только те пять тысяч рублей, которые вы вчера положили в сберкассу аэровокзала, но и домашнее имущество. Хотя допрос Остроумова Антоном был продуман заранее, но такого эффекта он не ожидал. Остроумов буквально разинул рот, словно ему мертвой хваткой сдавили горло, и уткнулся лицом в ладони. Больше минуты он приходил в себя и еле-еле выдавил поникшим голосом: -- Пять тысяч -- мои сбережения. -- Не узнаю Кудрявого, -- вмешался Степан Степанович. -- Так по-детски вы, Остроумов, никогда на прежних допросах не лепетали. Плечи Остроумова затряслись, будто он заплакал. -- Не надо истерик, -- строго сказал Антон. -- Говорите начистоту, на суде это зачтется. Будете запираться, придется напомнить еще одну статью из уголовного кодекса. Сто семьдесят четвертую. Знаете такую? Там за получение взятки тоже до восьми лет лишения свободы полагается. Остроумов поднял голову и уставился на Антона остекленевшими круглыми глазами. По впалым щекам катились частые слезы, но взгляд был решительным, злым. Проглотив слюну и глубоко втянув воздух носом, он заторопился: -- Деньги дал мне врач Айрапетов, чтобы магазинчик от себя отмести. Чувствую, Игорь Владимирович сблатовал на него ребяток и попался с бритовкой. Ради всевышнего, не пишите мне сто семьдесят четвертую, расскажу все как на исповеди у батюшки. -- Вы знаете, чем оговор наказывается? -- Кудрявый никогда свою вину не клеил другим! Чужую на себя брал, бывало такое, но чтобы свою на кого... -- Остроумов вытер лицо, заискивающе повернулся к Стукову. -- Степан Степанович, разве я когда был сявкой? -- Вы рассказывайте, рассказывайте, -- хмуро посоветовал ему Стуков. -- Все расскажу, все! -- Остроумов, как заводной, повернулся к Антону. -- Игорь Владимирович вчера утром попросил срочно приехать в аэропорт. Встретились в сберкассе. "Выручай", -- говорит и пять косых наличными предложил. Прикинул: "Пять тысяч -- не пять рубликов. За пять тысяч горбушку надо погнуть! Пристрою на книжечку и пойду с повинной. На худой конец больше трех лет не отвалят". Для храбрости выпил коньячку, а поскольку я этой гадостью не злоупотребляю, раскис хуже бабы. Игорь Владимирович на всякий случай таблеточку дал. Прозевал я с ней, на постового нарвался, -- Остроумов опять уткнулся в ладони: -- Как в воду Степан Степанович глядел -- неудачник я самый распоследний. Блатной куш подворачивался, и на том сгорел. Ой, как мне больно сейчас... Антон быстро написал Голубеву, молча слушавшему допрос: "Славочка! Срочно привези сюда Березову. Надо, чтобы заговорил Костырев". Голубев, прочитав записку, понимающе кивнул и вышел. Остроумов сидел все в той же позе, уткнувшись в ладони и раскачиваясь из стороны в сторону. -- Как Айрапетов оказался соучастником? -- спросил его Антон. -- У нас не было времени долго базарить. Игорь Владимирович очень спешил. -- Зачем писали записку Мохову? -- Надо ж было предупредить ребяток. Втемную шел на шубу с клином. Думал, хоть раз в жизни повезет. -- Откуда вам стало известно, что магазин обворовал Мохов? -- В воскресенье утречком Павлуша ко мне приходил, предлагал за пятьдесят процентов стоимости новенькое шмутье. Клянусь, я послал его к... куда следует. Он стал оправдываться, сказал, что даже Игорь Владимирович купил у него на таких условиях золотые часики и что, если я не верю, то вечером в кафе "Космос" могу встретиться с Айрапетовым, который будет там справлять день рождения. Я, конечно же, пошел. Только не затем, чтобы посоветоваться, покупать или не покупать ворованное шмутье, а предупредить Игоря Владимировича, чтобы он не связывался с Моховым. Когда намекнул ему о часиках, он засмеялся и сказал, что это всего-навсего фантазия Мохова. А вчера вот телефонный звоночек Айрапетова ко мне подтвердил Павлушины слова. Ой, влипли ребятки, ой, влипли... -- Жить только по-человечески начали... -- Не надо об моей жизни говорить! -- почти выкрикнул Остроумов и так стиснул зубы, что на скулах вздулись крупные желваки. Оформив протокол допроса, Антон вызвал конвойного. Остроумов ушел, низко опустив голову и заложив за спину руки. Антон прошелся по кабинету, снова сел на свое место и проговорил: -- Вот вам и Айрапетов... -- Не спеши с выводами, -- спокойно сказал Стуков. -- Считаете, невиновный выложит ни за что, ни про что такую сумму денег? -- Это, Антоша, еще надо доказать, что Айрапетов давал Остроумову деньги. Не забывай, что этому рецидивисту-неудачнику безоговорочно верить нельзя... 20. Очная ставка Светлана Березова вошла в кабинет решительно. Лоб ее был забинтован, и повязка насколько возможно прикрывалась волосами. -- Не досмотрели, Света, мы за вами, -- словно извиняясь, сказал Антон, показывая на повязку. -- Ничего страшного не произошло, -- отмахнулась Березова. -- Сама виновата: слишком задумалась и очнулась только тогда, когда сумочку из рук рванули. Кстати, один из хулиганов вместе со мной лбом по асфальту проехал. -- Не запомнили его в лицо? -- В лицо нет. Длинный, возраст -- лет тринадцать. По всей вероятности, Генкой звать. Когда я за ним бросилась вдогонку, один из мальчишек крикнул: "Рви, Генка!" Вспомнив разговорчивую соседку Айрапетова Веру Павловну и ее "неизвестно в кого уродившегося" внука, Антон переглянулся со Степаном Степановичем и опять спросил Березову: -- Как себя чувствуете? Голова сильно болит? -- Ни капельки! И вообще, наделали много шума из ничего, -- с обычным своим темпераментом заговорила Светлана. -- Это все тот врач из "Скорой помощи"! То ему показалось, что у меня ушиб мозга, то сотрясение... Как будто мой мозг на честном слове держится. Чуть в психобольницу не упек. Идиотизм какой-то... Вы тоже решили проверить, не рехнулась ли я? -- У нас, Света, другие заботы, нежели у врачей, -- Антон заботливо усадил Березову возле стола. -- Помогите нам уговорить Костырева, чтобы он рассказал содержание того письма, конверт которого вы нашли у него дома. Федора сейчас приведут. -- Я увижу Федю? Прямо сейчас? Антон кивнул головой, сказал: -- Надо убедить его, чтобы не брал на себя чужую вину. Согласны помочь нам в этом? -- Вы еще спрашиваете! Антон поглядел на Голубева. Слава вышел из кабинета. Поднялся и Степан Степанович. -- Проведаю Веру Павловну, -- намекнул он Антону. Через несколько минут после его ухода в сопровождении Голубева появился Федор Костырев. Упрямо набычив стриженую голову, исподлобья взглянул на Антона и неожиданно увидел Березову. Равнодушие на его лице сменилось растерянностью, похожей на испуг. Он было шагнул к Светлане, но тут же остановился, не зная, что делать. -- Здравствуй, Федя, -- дрогнувшим голосом проговорила Березова. Не дождавшись ответа, дотронулась До забинтованного лба и смущенно добавила: -- Вот видишь... -- Кто тебя обидел?! -- тревожно спросил Костырев и резко повернулся к Антону. -- Я же вас просил, чтобы не вмешивали Светланку в дело, так вы... -- Мы здесь ни при чем, -- прервал его Антон. -- А кто при чем? Кому Светланка поперек дороги стала? -- Федя! -- строго оборвала Березова. -- Мне с тобой поговорить надо. Ты слышишь, Федя?! Костырев недоуменно повернулся к ней. Голубев подмигнул Антону и кивнул на дверь. Антон спрятал в стол бумаги и сказал, обращаясь к Березовой: -- Поговорите одни. Мы ненадолго отлучимся. Дежурный следственного изолятора, увидев Антона и Голубева вдвоем, без Костырева, обеспокоенно спросил: -- Задержанного куда девали? -- Оставили с девушкой побеседовать, -- намеренно равнодушно ответил Голубев. Дежурный нахмурился: -- Предупреждаю официально: тягу даст, с вас спрос будет. -- Мы тебе другого взамен словим, -- шутливо проговорил Антон. -- Шутки шутками, а у нас был фокус, -- и дежурный стал рассказывать, как один "чокнутый" следователь перепутал обвиняемого со свидетелем и чуть было не выпустил из изолятора не того, кого следовало. Минут через пятнадцать в коридор вышла Березова и позвала Антона. Костырев сидел в кабинете с сосредоточенным выражением лица, крепко сцепив крупные загорелые руки. На его щеке алел след губной помады. Березова, запоздало увидев это, торопливо достала из сумочки носовой платок и, не стесняясь Антона, заботливо вытерла щеку покрасневшего от смущения Костырева. -- Рассказывай, Федя, всю правду рассказывай, -- будто ребенка, подбодрила она. Костырев разжал ладони, уперся ими в коленки и виновато посмотрел на Антона, словно хотел о чем-то попросить. Антон встретился взглядом с Березовой, осторожно сказал: -- Света, у нас с Федором сейчас состоится официальный разговор... -- Хорошо, я подожду в коридоре, -- ничуть не обидевшись, поняла она. -- Можно? Антон кивнул и, едва только за Березовой захлопнулась дверь кабинета, включил микрофон -- техника заработала. -- Собственно, что вас интересует в полученных мною письмах? -- первым задал вопрос Костырев. -- От кого они были и что в них содержалось? Костырев какое-то время молчал, прикусывая нижнюю губу, думал. Затем заговорил спокойно, рассудительно: -- От кого -- не знаю... Получил их враз оба. Первым распечатал то, у которого конверт был подписан Светланкиной рукой. Стал читать и чуть не очумел -- это было письмо к московскому инженеру. Сразу стукнуло в голову, что Светланка перепутала письма и отправила не тому, кому надо. -- Вы разве не заметили, что адрес на конверте надписан поддельным почерком? -- спросил Антон. -- Ничего не заметил... Да такое мне и в голову даже не могло прийти... -- Ну, а второе письмо? -- Оно было написано незнакомым почерком, наклоненным влево. С первых строчек понял, что пишет Нина Михайловна -- Светланкина мама. Разделала она меня, как бог черепаху, а в конце письма просила оставить ее дочь в покое. Дескать, Светланка любит образованного красивого парня, а со мной, с недоучкой, встречается только из жалости, -- Костырев посмотрел на Антона, виновато усмехнулся. -- Вы можете подумать: "Вот, мол, такой здоровый парень, а раскис, как кисейная барышня". Смешно, конечно... Сейчас сам понимаю, а тогда... все вверх тормашками перевернулось. У нас со Светланкой были самые чистые отношения, я на нее молиться был готов, и вдруг такая грязь... Короче говоря, чтобы понять мое состояние в то время, надо самому пережить подобное, -- уставившись взглядом в пол, усмехнулся. -- Не поверите, больше двух суток глаз сомкнуть не мог, думал, сумасшествие начинается. -- С Моховым когда встретились? -- Сейчас расскажу все по порядку... С Моховым, значит, так... Пашка давно меня уговаривал завербоваться на север, дескать, там заработки хорошие, отпуска по два месяца за год и все такое. Не знаю, что он там хотел делать -- специальности-то у него никакой нет. Наверное, рассчитывал, что там люди денежные, украсть можно больше. Ну, а меня при себе вроде телохранителя хотел иметь. Силенки у него, как у мышонке, а задиристый, как мартовский кот... Я ж не круглый дурак, понимал, что дружбы у нас не получится. Последнее время даже не встречался с ним, а тут, когда получил эти письма, Пашка зачастил ко мне -- в день по три раза прибегал. И все с разговорчиками насчет севера, как будто знал, что я в чумном состоянии нахожусь. Словом, уговорил. В пятницу я уволился с работы, написал Светланке и Нине Михайловне письма, в Светланкин конверт вложил ее письмо к московскому инженеру и отправил. После этого собрал чемодан, взял у матери триста рублей денег и пошел к Мохову. Пашка обрадовался, заегозил: "Едем, Федя! Едем!", а у самого за душой -- ни рублевки. На что билет покупать?... Триста рублей моих для двух человек -- это же крохи. Пошли по его дружкам, надеясь у кого-нибудь занять, а дружки сами девятый день без соли сидят... В одном месте попали на выпивку. Пашка изрядно нахлебался, я в рот не взял. Вернулись к Мохову. Дело -- к ночи, а спать не могу. В субботу с утра Мохов стал клянчить на похмелье. Дал ему пятерку. Он мне стакан водки налил, стал убеждать, что от бессонницы -- самое лучшее средство. Ну я сдуру весь стакан и выпил. Мозги, конечно, сразу отключились, потому что таким делом, -- Костырев щелкнул себя по горлу, -- раньше не увлекался. Пашка опять к дружкам потянул. Помню, в пивной бар "Волна" заходили. Мохов там, кажется, с кем-то пиво пил, а у меня все, как в тумане... Почти четверо суток перед этим глаз не сомкнул. Когда вернулись к Мохову, заснул, словно убитый. Утром в воскресенье Пашка разбудил ни свет ни заря, потянул на вокзал, чтобы уехать с самой первой электричкой в Новосибирск. Спрашиваю: "Где ты денег взял?" "Да тут, -- говорит, -- старый друг один подвернулся", а сам из какого-то рюкзака вещи в чемодан перекладывает, торопится. Смотрю: вещи новенькие, даже с магазинными этикетками. Я его за грудки: "Ты что сочинил, Пашка?! Тебя ж в милицию сейчас надо сдать!" Мохов трухнул, залопотал: "Сам со мною сядешь. Между прочим, в сельхозтехниковском магазине твою кепочку видел. Думаешь, поверят, что раньше ее там оставил?... Дудки! Уголовному розыску только попадись на крючок! По себе знаю... Да ты не волнуйся. Часа через три-четыре упорхнем на самолете из Новосибирска, и пусть ищут ветра в поле. Только смотри, Федя... Кепка твоя в магазине осталась, если что -- бери магазин на себя. Первый раз больше года не дадут. Будешь на меня переть -- групповую примажут. Тогда по шесть лет, как медным котелкам, свободы не видеть". -- О Гоге-Самолете Мохов ничего не рассказывал? -- спросил Антон Костырев, когда тот замолчал. -- Нет, ничего не говорил. -- Кто помог Мохову отключить охранную сигнализацию в магазине? -- Не знаю, -- понуро глядя в пол, ответил Костырев. -- Я с ним, со скотиной, после этого принципиально не разговаривал. В Новосибирске, когда приехали на электричке сюда, он куда-то бегал, с кем-то встречался, а я сразу уехал в Толмачево и с вокзала не выходил, -- поднял на Антона глаза. -- Да вы допрашивайте Мохова. При мне он как миленький, все расскажет. Антон позвонил дежурному следственного изолятора и попросил, чтобы Голубев доставил на допрос Мохова. После этого показал Костыреву заранее приготовленную фотографию Игоря Айрапетова и спросил: -- Узнаете? Костырев внимательно посмотрел на снимок. -- Где-то видел, а где... Не могу вспомнить. -- Не в баре "Волна"? -- Может быть... -- он еще внимательнее вгляделся в фотографию. -- Нет, не в баре. Кажется, в "Космосе"... Точно, в "Космосе". Изрядно уж с тех пор времени прошло, но помню. Мохов еще за одним столом с этим парнем сидел и к сестре Светланкиной вязался, пока я его не пугнул... А в баре, я же сказал, для меня все, как в тумане, было. Посидели молча, думая каждый о своем. В коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, и Голубев впустил в нее Мохова. При виде Костырева с Моховым произошло почти то же, что и с Костыревым, когда тот неожиданно увидел в кабинете Светлану Березову. -- Ну, что уставился, как баран на новые ворота? -- взглянув на него, усмехнулся Костырев. -- Не узнал? -- Федя!... -- неестественно изобразил радость Мохов. -- Ты что такой сердитый? Тебя пытают? Крест во все пузо -- не закладывал! Костырев поднялся во весь свой могучий рост, угрожающе сжал кулаки, прищурился: -- Эх, Паша, заложил бы я тебе сейчас... Мохов шарахнулся к двери. Натолкнувшись у порога на Славу Голубева, повернулся к Антону и закричал: -- Громилу на помощь призвали! Запугать хотите, да? -- А ну, друзья, по местам! -- строго приказал Антон; дождавшись, когда Костырев и Мохов -- один с усмешкой, другой тревожно, -- глядя друг на друга, сели, спросил: -- Надеюсь, отрицать знакомство не будете? -- Чего тут отрицать, -- сказал Костырев. -- Нет! -- с вызовом крикнул Мохов. -- В таком случае -- рассказывайте, как дело было. Без вранья, по-честному. -- Я все по-честному сказал, -- Костырев посмотрел на Антона и кивнул в сторону Мохова. -- Теперь пусть он выступает. -- Запугиваешь? -- окрысился Мохов. -- Чего тебя запугивать? -- с прежней усмешкой спросил Костырев. -- Ты и так, будто осиновый листок на ветру, дрожишь. -- Сам струсил, думаешь и другим страшно?! Лицо Костырева стало строгим. -- Не кричи, Паша. С детства знаешь, что меня запугать не так-то просто. Прошу тебя: расскажи все честно следователю, а он пусть решает, вместе нас в тюрьму садить или поврозь. -- Ты о чем, Федя?... -- словно не понял Мохов. -- Не прикидывайся, Паша, -- Костырев опять уставился взглядом в пол. -- Я все откровенно рассказал, теперь -- твоя очередь. Врать начнешь, сильней запутаешься и срок больше получишь, как говорят твои блатные дружки. Мохов втянул голову в плечи, будто бы съежился, взглянул на Антона, и Антон заметил, что он рад бы говорить все откровенно, но боится. Очень сильно боится. Кого?... Айрапетова или Остроумова? -- Паш, рассказывай, не тяни время, -- спокойно, но требовательно проговорил Костырев. -- Ты ведь знаешь, Паш, что я не люблю кривить душой. -- А чего рассказывать, один я управился с магазином, -- Мохов еще больше съежился, посмотрел на Антона и перекрестил живот. -- Во, крест даю -- один. Антон встретился с ним взглядом, включил микрофон: -- Начните по порядку. Как узнали, что в магазин поступили золотые часы? Мохов болезненно поморщился, передернул плечами и заговорил, поминутно взглядывая на Костырева, словно опасаясь, что Федор вот-вот его прервет: -- Если по порядку, то значит... В субботу утречком кирнули с Федей, ну и поволокло нас на подвиги. К некоторым корешкам моим зашли, побазарили об том, об сем, хотел деньжонками у них поживиться. Не вышло. С тоски зашли в пивбар "Волна". Гляжу, Игорь Владимирович Айрапетов -- он меня когда-то лечил -- с Иваном Лаптевым пиво тянут, а перед ними на столике -- целая гора вяленой рыбы. Подошел, чтобы пару рыбешек стрельнуть. Разговорились. Попросил у Айрапетова денег в долг, сказал, на Север еду, заработаю -- рассчитаюсь. Мужик он всегда денежный, а тут зажался. Показывает золотые часики и говорит, что в сельхозтехниковском магазине купил. Спрашиваю: "Еще там остались?" Говорит: "Навалом". Тут у меня и мелькнуло, толкую: "Дай хоть пару червонцев, завтра тебе этих часиков полный карман привезу". Поломался, но пятнадцать рублей все-таки дал, выручил... -- Костырев присутствовал при вашем разговоре с Айрапетовым? -- Не, он на улице с монтером знакомым базарил. -- Это Валерка Шумилкин был, на подстанции работает, -- вставил Костырев. -- Сейчас вот только вспомнил. Антон повернулся к Мохову: -- Рассказывайте дальше. -- А чего рассказывать... -- Мохов покривился. -- Федя забалдел капитально, еле-еле дохилял ко мне домой, утыркался спать. Я тоже малость прикимарил. Проснулся -- темно. Думаю, пора за часиками топать. Рюкзачок с собой прихватил, выхожу на улицу -- хоть глаз выколи. Чернота, гроза собирается. Соображаю: на меня работает -- следы замоет. Подхожу к магазину -- еще темней стало. Сразу не сообразил, после догадался, что погасли уличные фонари. Замок свернуть было парой пустяков -- инструментик с собой прихватил. Часы отыскал мигом, но их только шесть штук оказалось. Перерыл в прилавке все ящики, аж стекло раздавил, а часиков больше тю-тю... Стал шерстить все подряд, втихаря фонариком посвечиваю. Гляжу -- старая кепка. Читаю -- на подкладке Федина фамилия написана. Сразу хотел в рюкзак сунуть, но смикитил: если кепка исчезнет из магазина, продавец сразу наведет угрозыск на Федин след, а нам такая самодеятельность вовсе без надобностей. Решил оставить кепочку. Специально на видное место положил. Дальше шарю. В пустой из-под одеколона коробочке выручку нашел, а часов -- как не было. Со зла аж курить захотелось. Достаю пачку "Нашей марки", которую в пивбаре у Айрапетова стрельнул, а в ней ни единой сигаретки не осталось. Швырнул сдуру за прилавок... Смотрю, на витрине красивые бритовки лежат. На всякий случай в карман три штучки сунул и давай рюкзак набивать одежонкой, которая получше. Только управился, рюкзак за плечи надел, слышу: оконное стекло хрустнуло. Я мигом -- за вешалки, где пальто висят, для смелости железяку схватил, которой замку голову отвернул. Выглядываю оттуда одним глазом, вижу -- мужик по магазину мелькнул. Подскочил к стене, вроде электрическим выключателем щелкнул и сразу к прилавку затопал. Одеколонные флаконы звякнули, похоже, забулькало что-то... В этот миг молния как полоснет! В магазине стало светло, как будто лампочки включили. Смотрю, Гога-Самолет с перепугу за прилавок присел. Я из своего укрытия -- к дверям. Зацепился, вешалки повалились, ящики какие-то загремели... Гога как заорет!... Я кое-как выпутался из-под вешалок, только на крыльцо вываливаюсь -- опять молния! Вижу, что-то лохматое к крыльцу прет: не то баба, не то привидение... -- Мохов перекрестил живот. -- Во крест даю, чуть от страха коньки не отбросил. Ладно, железяка в руках была. Я этой железякой ее и шарахнул, а сам, дай бог ноги, рвать от магазина... -- Как Гога-Самолет в магазин попал? -- Уже говорил, через окно залез, -- Мохов опять закрестился. -- Только крест даю, он без сговора со мной лез. Богом клянусь, без сговора! Групповой не было, начальник... -- Кто отключил сигнализацию? -- Уже говорил, электричество было выключено. -- Кто выключил? С электромехаником Лаптевым договорились? Мохов ударил себя кулаком в грудь: -- Начальник, гад буду, не договаривался" Может, Гога-Самолет договорился, а я, под шумок, вперед его успел. -- Вы Айрапетову полный карман часов обещали, Как намеревались их взять? -- Да я ж для понта ему загнул, чтобы денег взаймы -- А ночью в магазин пошли, рюкзак с собою взяли. Как это понимать? -- Чутьем чувствовал, что энергии не будет. -- Наивно, Мохов, очень наивно, -- Антон нахмурился, помолчал. -- Куда дели украденные часы? -- Загнал Айрапетову по дешевке, а одни совсем бесплатно отдал за то, что билеты нам с Федей на самолет добыл. Народу на аэровокзале было битком, без блата к кассе не пробиться. -- Как часы попали к Остроумову? -- Не было в деле Остроумова! -- испуганно закричал Мохов. -- Но ведь он принес нам часы. -- Крест... Не знаю! -- Кто писал Костыреву письма? С какой целью? -- Никаких писем не знаю. Никаких! -- Кроме тебя, некому... -- хмуро сказал Костырев. -- Федя, крест... -- начал Мохов, но, столкнувшись с презрительным взглядом Костырева, осекся. Больше, сколько Антон ни старался, ничего вразумительного Мохов не показал. Создавалось впечатление, что из какого-то безотчетного страха он всеми силами, порою до наивности, скрывает истину. Категорически отрицал Мохов участие в деле Остроумова и связь с Гогой-Самолетом. Антон был вынужден прекратить допрос. Когда Мохова и Костырева увезли в изолятор, в кабинет вошли Березова и Голубев. Светлана смотрела на Антона настороженно-вопросительным взглядом. -- Вы оправдаете Федю? -- спросила она. -- Его может оправдать только суд, -- ответил Антон. -- Я лишь вправе изменить так называемую меру пресечения, то есть освободить из-под стражи. Но пока это не в интересах самого Федора. -- Когда же этот интерес наступит? -- Не будем спешить, Света. Поспешность, как правило, к добру не приводит. Березова, соглашаясь, наклонила голову и попрощалась. Едва она вышла, Слава Голубев возбужденно прошелся по кабинету и заговорил: -- Только что звонил Степан Степанович. За сумочку Березовой Айрапетов пообещал соседскому Генке купить абонемент на все хоккейные игры сезона. Предстояло самое трудное -- допрос Айрапетова. Прежде, чем начинать его, Антон решил встретиться с Игорем Владимировичем, так сказать, неофициально. 21. "Солист" из ресторана Айрапетов сам назначил Антону место встречи в сквере, против ТЮЗа. То ли оттого, что рабочий день еще не кончился, то ли от сгрудившихся на небе предгрозовых облаков скамейки в сквере пустовали. Антон выбрал одну из них, с которой лучше просматривались асфальтированные аллейки, и, развернув газету, сделал вид, что увлечен чтением. Игорь появился минута в минуту, как обещал по телефону. Легкой, энергичной походкой он подошел к Антону, крепко пожал руку и, садясь рядом, весело проговорил: -- Точность -- вежливость королей. -- Я королем не был, поэтому притопал раньше, -- пошутил Антон и насторожился -- в конце аллеи, откуда только что пришел Айрапетов, замаячила сутулая фигура "солиста" из ресторана. Похоже, он догонял Игоря и еще издали замахал ему рукой. Айрапетов демонстративно отвернулся, с усмешкой проговорил: -- Для полного счастья этого черта нам только и не хватало. Сейчас на похмелье просить будет. "Солист", не обратив внимания на Антона, плюхнулся на скамейку рядом с Игорем, поморщившись, прижал ладонь к груди и, тяжело передохнув, сказал: -- Фу-у... Чуть сердце не выскочило, думал, упущу тебя. -- Соскучился? -- опять с усмешкой спросил Айрапетов" -- В вытрезвителе сегодня ночевал. -- Поздравляю. -- Смеешься, а тут хоть плачь. -- "Солист" вытер вспотевший лоб. -- Вчера какой-то "юморист" записку подсунул, насчет Ольги и Юрки. Я рога в землю и попер. Только из ресторана на проспект вываливаюсь и с ходу -- в объятия к милицейскому. Чуть с копытков его, родимого, не снес. Голову надо отворачивать за такие шутки. Встретился бы мне сейчас тот остряк!... -- И что бы произошло? -- Как гусю, шею бы свернул. Айрапетов засмеялся: -- Давай, Олежек, сворачивай. -- Чего? -- не понял "солист". -- Шею. Я тебе вчера записку написал. "Солист" какое-то время обалдело смотрел на Игоря и вдруг расхохотался до слез, будто ему только что рассказали очень смешной анекдот. -- Ну, князь... ты даешь, -- вытирая глаза, проговорил он. -- Ну, даешь! С тебя причитается. -- Сколько? -- Пару червонцев до завтра, -- выпалил "солист" и, видимо, не надеясь на успех, торопливо заговорил: -- Понимаешь, завтра в церковном хоре обещают триста целковых отвалить, платят там железно... -- Зачем тебе сегодня двадцатка понадобилась? -- перебил Айрапетов. -- Ты с похмелья после двух стопок уже занавески жевать готов. -- Понимаешь... С Цыганкой этой, которая вчера в ресторане за соседним столом с тобою сидела, договорился. Сейчас ждет в "Сибири" меня -- как бога, а я, как нищий, за тобою по следу таскаюсь. Князь Игорь, не унижай Олега. Клянусь совестью, рассчитаюсь. -- На том свете угольками, -- Айрапетов стал серьезным. -- Попрут тебя из церковного хора, как из ансамбля выперли. Будешь ты от тяжести горбиться по ресторанным подмосткам... -- Игорь! К чему такие мрачные краски? Надо мужественно идти по кругу жизни. Одолжи два червонца, и на мало оборудованной для веселья планете одним счастливым человеком станет больше. Неужели тебе этого не хочется? Неужели две каких-нибудь рваных десятки для тебя сделают погоду? Не веришь, что сам отдам, Ольга рассчитается. Ты же знаешь, у нее завтра получка. Айрапетов внимательно посмотрел на "солиста", подумал и вдруг решительно, вполне серьезно сказал: -- Я одолжу тебе, Олег, деньги. Могу даже дать без отдачи, но... Ты должен откровенно рассказать, что у тебя произошло с Людой, когда она стала вырываться из моей квартиры. С той девушкой, из кафе "Космос"... в прошлое воскресенье. Помнишь? -- Такой пустяк?! -- удивился "солист" и посмотрел на Антона, словно только сейчас его увидел. -- Это свой человек, -- заметив взгляд, сказал Айрапетов. -- Можешь говорить при нем. "Солист" невинно улыбнулся: -- А что у меня с Людой произошло? Ровным счетом -- ничего. Прилег к ней на диванчик, а она бузу подняла. -- Ты ей бритвой угрожал? -- Какая угроза?! Для хохмы взял бритву, хотел разыграть. Она подумала, что по правде, вцепилась зубами в руку. Во... -- приподнял рукав, -- до сих пор след имеется. Вижу, дело керосином пахнет. Швырнул бритву в окно. И вся любовь. Это ж я рассказывал раньше. Достаточно тебе? -- Почему она так сильно опьянела от стакана шампанского? -- снова спросил Айрапетов. -- Откуда мне знать, -- удивленно пожал плечами "солист". -- Не хочешь говорить? Ни копейки не получишь. -- Вот привязался, как вчерашний милиционер из вытрезвителя... -- лицо "солиста" стало виноватым. -- Я ж не думал, что ты ее к себе поведешь... -- Рассказывай, Олег, о том, что ты сделал Люде, а не о том, что думал, -- недовольно оборвал Айрапетов. -- Ничего серьезного я не сделал... Подумаешь, снотворного в шампанское сыпанул. Что, она умрет от этого? Ольга перед каждой ночью это зелье глотает и хоть бы что. Храпит, как лошадь. Айрапетов смотрел на "солиста" уничтожающим взглядом. -- Клянусь, Игорь, никогда не думал, что Люда так сильно захмелеет, -- испугался тот. -- Клянусь! Хотел похохмить... -- Знаешь, что за такие хохмы бывает? -- Айрапетов резко показал на Антона. -- Это сотрудник уголовного розыска, твоя хохма уже до них докатилась. "Солист" побледнел, на лице его появилась растерянность. Он, видимо, решил, что его разыгрывают, но, не будучи в этом твердо уверенным, засмеялся неестественным, вымученным смехом. -- Рассчитываться?... -- посмотрев на Антона, спросил Айрапетов. -- Или вы еще с этим "хохмачом" побеседуете? -- Если потребуется, я его приглашу, -- ответил Антон. Игорь достал из кармана две десятки. Глаза "солиста" блеснули бесшабашно-радостно. Он почти вырвал из рук Айрапетова деньги, сунул их в свой карман и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Айрапетов бесцеремонно оборвал: -- Иди, иди к Цыганке, а то не поспеешь. Ничуть не обидевшись, "солист" бодро вскочил со скамейки, шутливо козыряя, поднес к виску два пальца. -- Иди, Олег... -- Айрапетов поморщился. -- Иди, золотце, молча по своему кругу жизни. -- Честь имею, -- "солист" еще раз козырнул и, вихляясь, как на шарнирах, развязно зашагал к ресторану. Сутулость его поубавилась, словно он почувствовал себя окрыленным. -- Оказывается, с Людой Сурковой не все так безобидно было, как этот пошляк раньше мне рассказывал, -- задумчиво глядя ему вслед, проговорил Айрапетов. -- Почему вы его тут же не арестовали? -- Арест -- крайняя мера пресечения, с ним спешить нельзя, -- ответил Антон, про себя раздумывая: "Не специально ли эта встреча с "солистом" разыграна?" -- В отношении типов, подобных Олегу, юридическая щепетильность излишня, -- убежденно заявил Игорь. -- Таких дураков надо учить сразу. -- Ну, это еще как сказать... -- Антон помолчал и, меняя тему разговора, спросил; -- Чем занимается Евгения Петровна? -- Она в своей стихии. Банкет проворачивает. Защита уже на носу. -- Вам работать надо? -- Пустяки! -- Айрапетов небрежно махнул рукой. -- Кандидатская сделана без сучка, без задоринки. Оппоненты и те поют дифирамбы, так что защита будет носить чисто формальный характер, -- он без всякого предупреждения поднялся со скамейки. -- Встаем? Соловья баснями не кормят. Надо бы подзаправиться... -- Давайте п